Одурманенная (ЛП)

Я смотрю ему в глаза.

— Безупречно.

Улыбка не отображается в его глазах. Я перевожу взгляд на Блейка, который улыбается над своим сыром. Я подношу ложку малинового суфле ко рту, точно зная, что выиграла этот раунд.

Блейк заказывает коробку с шоколадными конфетами ручной работы.

Я смотрю на него вопросительно.

— Для Билли, — говорит он и подмигивает мне, и я ощущаю прилив радости. Он не такой, как его брат. Это ужасное испытание с Маркусом почти закончено, и мы опять останемся вдвоем.

Мы прощаемся с Маркусом у Bugatti Black Bess. Он пожимает руку брату и дотрагивается ему до плеча, пытаясь завоевать доверие Блейка. Я стою в стороне, и он не пытается поцеловать или прикоснуться ко мне, просто сдержанно киваю ему, теперь попробуй победи меня. Наши руки сплетаются вместе, пока мы смотрим, как его машина исчезает в темноте.

— Я горжусь тобой сегодня.

— Ты специально ушел из-за стола, не так ли?

— Да.

— Почему?

— Потому что ты должны привыкнуть к этому. Неодобрение Маркуса едва различимое и неострое. Если ты не сможешь сохранить себя, противостоя ему, то моя мать уничтожит тебя.

— Ты пугаешь меня.

Он переводит глаза от темноты и фокусируется на мне. Они наполнены таким количеством эмоций, которые я не могу определить. Возможно из-за того, что я люблю его каждой клеточкой своего тела, но все равно не знаю его достаточно хорошо. А может потому, что я влюбилась в мужчину, которого до конца так и не могу понять.

Единственное, что я знаю, что люблю его несмотря ни на что.

— Я подготавливаю тебя. Я хотел бы всегда быть рядом с тобой, чтобы защищать, но я не могу. Ты должна научиться постоять за себя сама. Ты точно должна понимать, что они ничто, ты лучше их, всех вместе взятых.

Я разрываю наш зрительный контакт и смотрю вниз, на свои руки. Я девушка из неблагополучной окраины, муниципального жилья, и я выиграла сегодня, но, правда, с большим трудом.

— Будь уверенной в себе, моя любовь. Никогда не напрашивайся на их одобрение и не стремись к нему. Они будут уважать тебя еще больше, если ты не будешь этого делать. Ты никогда не будешь одной из них, и это нормально. Я бы не хотел, чтобы ты была ими.

— Но все будут ненавидеть меня, тогда?

— Они никогда не осмелятся сказать что-либо подобное, когда я рядом, но тебе придется научиться управляться с нечастыми злобными замечаниями в мое отсутствие.

— Правильно.

— Маркус выглядел, как побитая собака, когда я вернулся к столу.

— Он был похож?

Он широко хищнически усмехнулся.

— Абсолютно.

Я улыбаюсь, но я вспоминаю женщину в черном, которая стояла рядом с Блейка на похоронах. Я тогда уже поняла, что он ее любимый сын, поэтому она будет меня ненавидеть со страстью.

— Когда я увижусь с твоей мамой?

Он смеется.

— Мы попробуем избежать этой пытки, как можно дольше.

— Она возненавидит меня, правда?

— Да. Но так как друг с другом вы вряд ли будете когда-либо встречать, поэтому думаю вам не следует беспокоить обеим.

Я громко вздыхаю.

— Они все хотят, чтобы ты вернулся к Виктории.

— Это никогда не случится, и им нужно время, чтобы свыкнуться с этим.

Я сую коробку шоколадных конфет прямо в руку Билли, которая тут же открывает их. Блэйк направляется в комнату Сораба, а я остаюсь с ней поговорить, пока она ест конфеты и проницательно смотрит мне в глаза.

— Ничего не хочешь мне рассказать? – шепотом спрашивает она, как только Блейк становится за пределами слышимости.

— Расскажу завтра.

Она кивает.

— Ммммм... очень вкусно.

Я удаляю крошку шоколада с уголка ее губы.

— Боже, Билли, как я люблю тебя.

— Ты должна чаще ходить на ужин с Маркусом, — говорит она.

И впервые за этот вечер я смеюсь.

12.

Я смотрю на моего спящего сына с примесью восхитительно удовольствия от его теплого тела, расположившегося у меня на коленях. Я глажу его по мягким волосам, он такой беззащитный, такой уязвимый. Я чувствую, как Блейк наблюдает за мной и поднимаю глаза вверх. Он смотрит на нас обоих с выражением, которое я могу охарактеризовать, как непомерная гордость, смешанная с чувством собственности. И в блеске его глаз я вижу защиту, пока он рядом с нами, мы оба будем в безопасности.

Блейк кладет Сораба в кроватку, пока я снимаю платье и аккуратно вещаю его, смываю макияж. Я не снимаю новые ювелирные изделия, потому что Блейк любит, когда на мне ничего не одето, кроме ювелирных украшений. Я расчесываю волосы, чищу зубы, закутываюсь в пушистый теплый халат и выхожу в спальню. Он расстегивает пуговицы на рубашке, снимает брюки.

— Иди сюда, — говорит он.

Я подхожу к нему.

— Я говорил тебе, какой красивой ты была сегодня вечером?

Я киваю.

— Я говорил тебе, насколько горд я был тобой сегодня вечером?

Я киваю.

— Хммммм... мне кажется я уже приближаюсь, чтобы быть скучным.

— Я люблю скучных мужчин.

Его губы чуть-чуть кривятся в усмешке.

— Ого!... повышенная боевая готовность... возбуждающе пригодно для дальнейшего употребления, — шепчу я.

— Подаются горячим и заглатывается целиком, — говорит он, и его руки движутся к поясу моего халата. Он ловко развязывает его и медленно раскрывает полы халата, чтобы поцеловать мой правый сосок. Мое сердце, затаив дыхание, замирает, чтобы потом пуститься в голоп. Его большие руки исчезают под складками материала и чувственно скользят вниз по моим бедрам. Они останавливаются на моих ягодицах, лаская и сжимая их.

— Удивительно, но я никогда не устаю смотреть на твое тело, — бормочет он у моей шеи, в то время как его пальцы ласкают мое горло и голубы сапфиры.

Халат падает, моя голова запрокидывается назад, предоставляя ему больший доступ, к дорожке из поцелуев вниз по моему горлу. То ли стон, то ли хрип слетает с моих губ. Мое тело вибрирует, словно желе, от любого его прикосновения ко мне. Его рука крепко сжимает мои запястья и тянет их вверх, удерживая высоко над головой.

Он смотрит вниз на меня, по-прежнему не опуская мои руки, его вторая рука свободно собственнически бродит по моему телу. Как будто я рабыня на аукционе, и он оценивает меня, стоит ли покупать. Я прямо смотрю ему в глаза, дерзкие и доминирующим. Я чуть-чуть приоткрываю губы, приглашая.

— Моя Иезавель, — говорит он сипло, и захватывает зубами мою нижнюю губу. Он сосет ее, потом опять прихватывает зубами и тянет, я вынуждена тянуться вместе с ним. Я поднимаюсь на цыпочки, все мое тело напряжено и кожа покалывает, между ног чувствуется влага. Он отпускает мои губы и отстраняется, оглядывая изогнувшееся тело, стоящее перед ним. На его лице отражается огромное удовлетворение. (Иезавель (ивр. ‏איזבל‏‎‎‎) — жена израильского царя Ахава, дочь сидонского царя Ефваала, или Этбаала, который достиг престола через убийство брата.)

Он разворачивает меня кругом.

— Руки на кровать.

Я широко расставляю ноги, наклоняюсь и упираюсь ладонями на одеяло, моя голова опускается вниз, задница находится высоко в воздухе. Я знаю, что он делает, заставляет меня ждать.

Предвкушать.

Я поворачиваю голову и наблюдаю, как он неторопливо снимает рубашку, очень сознательно медленно вытаскивает ремень из брюк, расстегивает пуговицу, тянет молнию вниз. Опускает пальцами в свои трусы. Потяни вниз. Он стоит позади меня, горячий, твердый, готовый. Я с нетерпением пожираю глазами потрясающее тело.

— Кому ты принадлежишь? – урчит он.

— Тебе, — мой голос хрипит.

— Какие части принадлежат мне?

— Все.

— Все?

— Все.

Он опускается на колени позади меня, его лицо в дюйме от моей киски.

— Я чувствую запах твоего возбуждения, — говорит он.

Я закрываю глаза, потому что настолько открыта и такая беззащитная. Секунды текут. Я жду, зная, что все это игра в терпение и ожидание. По моей коже пробегают мурашки. Я чувствую его горячее дыхание на моей влажной открытой плоти. Шок от его шелковистого языка, дотронувшегося до моих набухших складок, заставляет мою голову рвануться назад. Инстинктивно мои бедра двигаются ближе к нему, как попрошайничестве. Я хочу почувствовать его внутри себя. Сейчас.

— Пожалуйста, Блейк. Пожалуйста. Войди в меня.

— Это мое? — спрашивает он, и впивается в киску.

— Арггггг...

— Прости, — приветливо говорит он. — Я не могу этого не делать, — он покусывает мои складки снова.

— Да, — кричу я.

— Могу делать все, что захочу?

— Да, да.

Его дыхание на мою промежность заставляет покраснеть и сделать мое кожу более чувствительной. Пальцами он раздвигает складочки и вставляет язык. Я задыхаюсь и начинаю дрожать. Он раздвигает мои бедра и сосет клитор.

— О Боже!

Восхитительные волны начинает распространяться по моему телу, но он вдруг убирает свой рот. Пытка, это настоящая пытка. Он поднимается. Не будет никакого наполнения, растяжения или толчков? Внутри меня поднимается раздражение, потому что у меня яростная потребность в нем, в нем находящемся глубоко внутри меня, в принадлежности ему. Расстроенная и взглядом полным тоски я смотрю на него. Он прикован взглядом к моей открытой жаждущей киске.

— Стой так, — говорит он и садится на кровать напротив меня. Я смотрю на его огромный член. Мой рот открывается сам собой, дыхание становится учащенным. Он представляет собой прекрасный образец мужчины. У меня появляется сильное желание лизнуть эрекцию, но я беру его в рот, и сосу так сильно, что он беспомощно стонет.

Вероятно, у него появляется идея получше.

— Подойди и сядь на него, — командует он.

Я тут же выпрямляюсь, мне не нужно второе приглашение. По-кошачьи подползаю к нему и сажусь на жесткий ствол. Наслаждение. Ох! Удовольствие.

— Сядь как лягушка.

Я развожу широко колени, притягивая ступки ближе к его бедрам и упираюсь ладонями в его живот, выпрямляя корпус. Проникновение слишком глубокое. С тихим криком я отталкиваю ладони и чуть-чуть приподнимаюсь, но он отрицательно медленно качает головой.

— Сделай так, как я попрошу.

Прикусив губу, я расслабляюсь и опять опускаюсь полностью на его член, и задыхаюсь от внезапной боли. Несколько секунд он заставляет меня терпеть, потому что я испытываю ощущение чрезмерного наполнения, смешанное с острой болью, от того, что он находится очень глубоко внутри меня.

— Твоя киска ощущается настолько чертовски хорошо, что могу не выходить из тебя всю ночь.

Мы в упор пристально смотрим друг на друга. Должно быть мои глаза выражают полное удивление. Его взгляд горит возбуждением от доминирования надо мной, и то, что он видит меня в таком положении с широко разведенными коленями и свой член, похороненный слишком глубоко внутри моего тела, я с трудом переношу это положение, и начинаю хныкать, он жалеет меня.

— Наклонись вперед, — тихим голосом рычит он.

Я сразу же повинуюсь, и боль уходит. Остается только несказанное удовольствие от растянутости и наполненности. Он сжимает мою грудь и притягивает к себе, сосет жесткий мой сосок, сначала один, потом другую. Я начинаю двигаться на его эрекции, и мы стонем в унисон. Мой клитор трется о его лобковую кость. Назад вперед. Назад и вперед, насколько позволяет его жадный рот, не отпускающий мой сосок. Мы тремся друг о друга. Тремся. Восхитительное трение. Наши тела стали мокрыми и скользкими. Это прекрасно.

Он ждет меня, прежде чем позволяет себе взорваться внутри меня. Я падаю на него, прижимаясь щекой к груди, и слышу быстрые, гулкие удары его сердца и ощущаю сильные подергивания его члена внутри себя. Когда он затихает, я приподнимаю голову. Его глаза закрыты, лицо совершенно спокойно.

— Ты спишь? – спрашиваю я.

— Нет.

Кончиками своих волос я начинаю щекотать его подбородок.

— Какое твое любимое слово?

Он открывает глаза.

— Яйцо.

— Почему?

— Мне просто нравится, как оно звучит.

— Ты странный человек.

Он хихикает.

— А твое?

— Леденец.

— Я хотел бы изменить свое слово.

— На какое?

— Лана.

Я смеюсь.

— Это, мистер Баррингтон, самая избитая (старомодная) вещь, которую ты мне когда-либо говорил.

— Нет, правда. Каждый раз, когда я произношу его, или слышу, как его кто-то произносит, оно вызывает во мне трепет.

Я чувствую себя ленивой и расслабленной, лежа на него сверху.

— Мы так мало знаем друг о друге, правда?

— Я знаю все, что мне нужно знать о тебе. Все остальное я узнаю потом.

— Мне интересно, что ты знаешь обо мне?

— Ну, для начала я знаю, что ты храбрая.

Я хмурюсь.

— Храбрая? Я не храбрая.

— Ты одна из самых мужественных людей, которых я знаю.

— Какая же я храбрая?

— Ты ушла от меня. Это своего рода храбрость.

— Если бы ты знал, как мне было страшно, и я полностью запуталась, когда уходила.

— Вот, это и называется храбрость, Лана. Делать что-то, даже если тебя ожидают ужасные последствия. И я очень горд, что ты справилась с моим братом сегодня.

— Ты? – чуть ли не пищу я, непомерно довольная его комплиментом.

— Когда я был в туалете, так нервничал, из-за того, что оставил тебя с ним наедине, я вцепился в края раковины, пытаясь удержать себя, чтобы не броситься назад в ресторан спасать тебя. Но я знал, что должен предоставить тебе шанс, чтобы в дальнейшем ты могла справляться с этим, и я рад теперь, что так сделал. Если ты смогла справиться с ним, ты сможешь справиться со всеми остальными в свое время.

— Я надеюсь, что ты прав.

— Если я не прав, то мы поработаем над этим вместе.

13.

Виктория Монтгомери

Если бы у меня был цветок каждый раз, когда я думал о тебе...

Я мог ходить по моему саду вечно,

Альфред Теннисон

Сегодня утром он мне звонит и сообщает, что хочет со мной встретиться. Его голос звучит, как-то загадочно отстраненным, но по-прежнему я чувствую, что он ужасно хочет видеть меня снова. Наконец-то. Я, конечно, ни разу, ну, может, раз или два, усомнилась устанет ли он от своей вороватой суки. Я всегда знала — он вернется.

Я смотрю на часы. Он будет здесь меньше чем через час! Чувствую почти головокружение от волнения и триумфа, одеваю белое нижнее белье. Шелк восхитительно скользит по моей пытающей жаром коже. Блейк любит женщин в белом. Шлюха это тоже знала. Ее бельевые ящики были полны белых кусочков. Мои губы сжимаются от собственной значимости. Я не буду думать о ней сейчас. С какой стати я думаю о ней? Я выиграла.

Я тоже, могу скакать на нем, как сумасшедшая, от возбуждения. Я тоже могу медленно раздеваться и ползти по полу к нему. Я буду открывать молнию на его брюках и брать толстый мужественный, пульсирующий силой и власть член глубоко в свое горло. Я проглочу все, что он мне даст. Он мой мужчина. Я буду миссис Блейк Лоу Баррингтон и буду ходить в рестораны и вечеринки, и люди будут видеть, что представляю из себя определенную власть, стоящую рядом с троном.

Я смотрю на себя в длинное зеркало до пола и не просто чувствую себя уверенной и довольной, но испытываю высшее удовольствие от образа, который вижу. Есть ли женщина более желанная, чем я, то я ее еще не встречала. Я – первоклассная во всем. Эта женщина, я даже не хочу произносить ее имя, дешевка. Даже лучшие дизайнерские одежды не могут скрыть этот факт. Это таится в ее глазах, пухлые губах, ее влюбленная лесть не растопит меня.

Я одеваю простое мятно-зеленое платье, его подол безупречно доходит до верха моих коленей, две нити кремового жемчуга. Ничего тщательно не подбирая из нарядов. Это и соответствует демонстрации моего триумфа. Нужно иметь определенную воспитанность и утонченность. И ко всему прочему это платье прекрасно задирается кверху на моих бедрах, когда я сажусь. Возможно... он скользнет рукой вверх по внутренней стороне моего бедра и, направится в сторону моих трусиков, вставит свои сильные пальцы в меня, один, два, может даже три... продвигая их все глубже и глубже, жестко двигая ими, пока я не закричу. Пока я не кончу, оросив его руку своими соками.

Я представляю, как он поднимает мою одежду, собрав ее вокруг талии. Он грубо сорвет мои трусики, широко разведет мои длинные, стройные ноги, я выгнусь перед ним от неудержимой похоти, и он съест меня, как дикий зверь. Я схвачу его за волосы, пока я... не кончу снова.

«Твой вкус гораздо лучше, чем ее», вот, что он мне скажет.

Мои ноги дрожат и трусики стали мокрые. Я вставляю палец в свое влажное отверстие, вытаскиваю его и кладу в рот. Это мой вкус. Именно он придется ему по вкусу. Потом приходит мысль: «У тебя не так много времени». Я отцепляюсь от моей фантазии. Я должна выглядеть полностью спокойной лояльностью.

Быстро, я двигаюсь к моему туалетному столику.

Немного черной туши, дымчато-коричневые тени и губная помада цвета сочной ягоды. Я сжимаю губы вместе, чтобы помада полностью распространилась по губам. Красиво. Очень красиво. Я буду мягкой и невинной, это всегда срабатывает. Я делаю мазок духов, впечатляющий запах и специально создан для меня, за ушами, на тыльной стороне запястья, и провожу по внутренней стороне бедра. Я не меняю мокрые трусики, меня на самом деле радует, что я буду сидеть рядом с ним влажной. Может быть, он будет пахнуть мной.

Мгновение я рассматриваю возможность, стоит ли мне предстать более откровенной, снять их вообще.

Мягкий звон дверного звонка, заставляет меня замереть на секунду. Слишком поздно. Придется остаться в платье цвета зеленой мяты. Кладу ладонь на живот, потому что нервничаю, словно я собираюсь на наше первое свидание. Вот это ночка была. Мы шикарно поужинали в «Nobu» и отправились на вечеринку. Я была так счастлива тогда. Везде, где мы проходили, люди смотрели на нас с завистью, потому что мы были золотой парой.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться и направиться к двери. Мои шаги легкие и бесшумные по толстому ковру. С каждым шагом я становлюсь более спокойной, четко приближаясь к своей цели. Я открываю дверь мягко улыбаясь, зная, что я встречу мое будущее, и мое лицо сияет чистой любовью к нему.

— Здравствуй Виктория, — вежливо говорит он.

Его глаза. Его глаза такие безжизненные и холодные. Он изменился. Он изменился поспешно с головокружением упав с небес в ад. Я подавлена горем, так же, как и он, потому что, наверное, он до сих пор в трауре. Я беру руку Блейка и, опускаюсь на одно колено в знак уважения, так приветствуют только самых высокопоставленных лидеров, целую ее.

— Нет, — резко одергивает он, вырывая руку. – Я — не мой отец.

Смущенная и слегка пошатываясь, я поднимаюсь. Насколько сильно он стал другим.

— Пожалуйста, входи, — я шире открываю дверь и входит во внутрь. Я могу это сделать. Он неловко стоит в моем холле. Я отворачиваюсь от него и закрываю дверь. Мое сердце разрывается на части. Эта сраная сучка настроила его против меня?

— Может выпьем чаю, — говорю я, поворачиваясь к нему лицом. Мои глаза вышколены, невинны, казалось бы, совершенно не понимающие, что он делает со шлюхой.

Он, кажется, собирается что-то сказать, но передумывает и кивает. Я подняла свой флаг победы слишком рано, я еще не победила. Он не хочет быть здесь и не хочет меня. Я сохраняю нейтральное доброжелательное выражение лица. Заходим в гостиную, где нас ждет роскошный чай. Как только мы появляемся, я вижу, как Мария, моя экономка, выскальзывает в входную дверь.

Я указывают на диван, мы садимся рядом друг с другом. «Тиа», мой твердый персидский шоколад, располагается на стуле напротив нас. Мои глаза не могут оторваться от его бедра, которое находится рядом с моим, под тонкой шерстяной ткань просматривается вылепленные крепкие мышцы. Я видела фотографии. Я хватаю чайник и разливаю чай в две чашки, точно зная, что он любит черный с двумя кусочками сахара.

— Молоко? – спрашиваю я.

— Черный.

— Сахар?

— Два, пожалуйста.

Он наблюдает за мной, пока я бросаю два кусочка сахара в чай. Я протягиваю ему чашку, умирая от желания, чтобы он прикоснулся своими тонкими мужскими пальцами, но я не показываю вида. Он берет блюдце за край далеко от моих пальцев. Я поднимаю на него глаза и делаю небольшой глоток чая с молоком, без сахара.

— Я сожалею о твоем отце. Он был хорошим человеком, — я с грустью улыбаюсь. Мне не нужно показывать печаль. Смерть его отца большой колоссальный удар для меня. Он был моим союзником, влиятельным союзником. Друг, которому я могла доверить свою спину. Он был тем, кто разделял мою цель. Но теперь он ушел.

— Спасибо, — его голос далекий.

— Теперь ты являешься главой состояния Баррингтонов.

Он хмурится, и от этого выглядит еще более внушительно.

Я тянусь за золотисто-желтой тарелкой с кексами с цукатами и орехами. С тех пор, как он был мальчиком, он никогда не мог устоять перед ними. Я специально заказала их у шеф-повара моего отца.

— Хочешь кусочек?

— Спасибо.

Я смотрю, как он откусывает кусок. Он — идеальный. От уверенного жесткого разреза рта, к выделяющимся скулам естественного бронзового цвета, к темным волосам, он идеально подходит мне. Он — мое сердце. Он мой. Мысль яростно собственническая и греет душу. Я должна заполучить его, или я умру.

Я тянусь под белую кисею за булочкой, она еще теплая. Я мажу ее маслом, кладу тонкий слой джема, подношу к моему рту, и понимаю, что я заболею, если не съем. Но он наблюдает за мной прищуренными глазами хищника. Прищурившись и оценивая. О чем он думает? У меня есть его фотографии, когда он с этой возмутительной женщиной, и он смотрит на нее ласково и бесконечно нежно. Я откусываю маленький кусочек, жую, пока уже больше не могу держать его во рту, и глотаю, глоток чая заставляет его опуститься вниз.

— Послушай, я пришел, чтобы сделать признание прямо сейчас. Я влюбился в Лану, — объявляет он резко.

14.

Я думаю, что мои глаза выражали полное удивление. С того момента, как я увидела его холодные, мертвые глаза у входной двери, я ожидала такого заявления, но моя реакция стала полностью непроизвольной. Просто ничего не могу с собой поделать. Услышав сухость его слов. Не «Прости, что я потратил твое гребаное время. Прости, что завлекал замужеством тебя все эти годы. Прости, что я непоправимо разрушил твое сердце на тысячи острых осколков». Ничего. Просто пустил эту стрелу мне прямо в сердце. Болезненная ярость поднимается внутри меня. Ярость, отвергающая нищенку. Когда мне было два года, я не бросалась на землю в истерике, я неслась к слугам и ударяла и била их жестоко. И от этого ярость была утолена и стихла. Я не могу показать ему, что я пребываю в ярости, поэтому быстро опускаю глаза.

— Я сожалею, — говорит он.

Его голос нежен, но, когда я смотрю на него снизу-вверх, то вижу его наблюдательные, совершенно до смерти не раскаивающиеся глаза, в которых читается полное осознание того, насколько глупа была идея жениться на мне. Как он мог думать, что мог жениться на мне и играть дома?

— Она не понимает наш путь. Ей не хватит смелости сделать необходимые вещи.

На его глазах как бы появляется завеса, по ним ничего невозможно прочитать.

— Я не хочу, чтобы она делала все эти вещи. Я хочу оградить ее от всего этого. Мы будем жить нормальной семьей.

— Но ты дал клятву.

— Единственная клятва, которую я дал — это молчание. И я не собираюсь ее нарушать.

— Не отклонись с пути (Не отбейся от стада).

— У меня уже есть путь.

Я хмурюсь.

— Ты бы отказался от абсолютной власти из-за нее?

Он грустно улыбается.

— Ох, Виктория. Как мало ты меня знаешь. Я даже не собирался просить тебя делать эти вещи. Я не хочу власти, я не переношу то, что мы делаем. Я продолжаю этот путь, поскольку не знаю ничего лучше. Пусть другие сражаются за абсолютную власть. Единственная причина, по которой я остаюсь – уход — это не вариант.

Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до его рука и... он отшатывается. Чуть-чуть, но я это замечаю. Безжалостная когтистая лапа в груди сжимает мое сердце все крепче и крепче, пока я чувствую, что не могу дышать. Так это и есть любовь, удивленно размышляю я. Ни один не может даже себе вообразить, насколько ядовита ненависть, поселившаяся в моем сердце к этой проклятой женщине, которая украла моего мужчину.

Лана чертова Блум.

Она не имела права. Я застываю от неимоверной боли.

Мгновенно он тянется к моей руке, она такая атласно мягкая, но ледяная и совершенно безжизненна.

— Ты в порядке? — его голос слышится каким-то приглушенным, как будто я нахожусь под водой, а он разговаривает со мной.

Я киваю, заставляя себя собраться, потому знаю, что еще смогу все изменить. Я делаю глубокий вдох, перестаю сидеть, как застывшая статуя, и поворачиваюсь к нему с сухими глазами.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? – повторяет он.

Изображаю светлую улыбку на моих губах.

— Конечно.

— Ты заслуживаешь найти того, кто будет любить тебя. Мы не любим друг друга. Мы собирались пожениться по совершенно неправильным причинам. И я понимаю это сейчас, — говорит он с захватывающим мужской эгоизм.

Да, ты нашел свою шлюху и теперь просто хочешь оттолкнуть меня. Я вспоминаю снова тот момент, когда решила предложить ему себя после его утреннего звонка, чтобы показать насколько хорошо нам будем вместе.

Я киваю.

— Ты прав, наверное, это к лучшему. Вероятно, все бы закончилось судом по бракоразводным процессам, — я снова улыбаюсь, на этот раз примирительно.

Он отвечает такой же улыбкой, похоже он думает, что все закончено. Мне просто нравится, что он может вот так, вытереть об меня ноги.

— У тебя есть сын?

Его глаза ярко вспыхивают, и он достает бумажник и показывает мне фотографию своего проклятого ребенка, я клянусь, я сейчас буду визжать, но он похоже ничего не замечает.

— Он радость всей моей жизни, — просто говорит он.

В этих немногих словах я вижу то, что никогда не смогу получить. В моей голове звучит голос: «Чувство обид, сродни тому, что выпиваешь яд и ожидаешь другую особу, чтобы умереть». Сами собой мои нежные пальцы начинают барабанить с усилием по стеклянному журнальному столику. Я вижу, как его взгляд метнулся к моей руке. Я рывком убираю ее и кладу в другую руку. Мне нужно что-то предпринять, причем быстро. Он собирается уйти от меня. Я с трудом сглатываю комок в горле и ничего не видя смотрю на стеклянную поверхность столика. Почему его поверхность такая коварно гладкая и неподатливая? Мой взгляд цепляется за край тарелки с недоеденной булочкой и ножом для масла... Это чистое безумие, в другой ситуации я бы даже не остановила глаз, но за какие-то доли секунды я принимаю решение.

Я позволяю своему телу наклониться вперед, как будто мои кости внезапно растаяли. Мелькают перед глазами гладкой край жесткого стекла, блеск заостренного лезвия и острый край столика встречается с моим лицом. Возможно кто-нибудь другой, поддался бы инстинктам и сохранил себя, увернувшись от падения, но я нет.

Хорошо, что я храбрая.

Я рисковала выбить себе глаз и выиграла, всего в паре дюймов от заостренного конца ножа, меня поймали крепкие руки. Я поднимаю свое тело и прижимаюсь к нему, его запах атаковывает мои чувства. Боже, я люблю этого мужчину уже так давно. Я продолжаю держать мои глаза закрыты, и мое тело двигается с трудом и полностью прилипло к нему, мое платье задралось на бедрах.

— Виктория, — быстро окликает меня Блейк, но я позволяю своей шеи наклониться к его рукам, так что мое оголенное горло предоставляет ему возможность, почувствовать уязвимость данного положения. Я хочу, чтобы он почувствовал себя мужественным, сильным и свою способность защитить меня. Положение настолько неуклюжее, и он поднимает меня. Это настолько неожиданно и восхитительно романтично, что я чувствую себя одной из тех женщин на обложке, которые в захлеб читает моя мама сладострастные романы.

Я хочу, чтобы он держал меня так вечно, но он укладывает меня на диван. Тем не менее, он настолько нежено забиться о моем «обмороке», что я вдруг понимаю, что он должно быть любит меня. Скорее всего он не знает об этом, но я именно та, которую он по-настоящему любит. Возможно ее ему необходимо использовать для секса, но меня он любит. Только меня и всегда любил. Он опускает платье вниз по моим бедрам. Какой джентльмен. Он мог воспользоваться мной, заглянуть в мою киску или иметь секс с моим инертным телом.

У меня появляется великолепная моя собственная фантазия.

Как я лежу на столе в обмороке и совершенно незнакомый мужчина, похожий на Блэйка, темный и опасный, приходит и грубо разводит широко мои бедра и входит в меня, заставляя мою киску набухать и безжалостно начинает двигаться до боли. Я все чувствую, но я не в состоянии произнести ни единого звука протеста, в тот момент, когда его огромный член безжалостно меня расширяет.

Но как только мужчина понимает, насколько голодная и мокрая я предстала перед ним, он понимает, что необходимо использоваться мое тело по полной, и он становится невероятно жестоким. Мое собственное молчание оглушает меня. Я молча плачу, пока он делает со мной ужасные вещи, пока я с трудом ощущаю себе еще человеком. Потом он уходит, даже раньше, чем я просыпаюсь.

Иногда я даже фантазирую о том, что ко мне приходит группа мужчин, разномастные и обладающие разными запахами для того, чтобы воспользоваться моим телом, пока я лежу здесь. Никто из них не использует презервативы, но при этом они используют все мои отверстия и говорят мне, что я ничто, всего лишь кускок мяса.

Руки Блейка скользят под мои колени и шею, и я чувствую, как он встает, через несколько секунд моя голова поднимается на подушку. Я слышу, как его шаги в сторону ванной. Он возвращается с холодным полотенцем, которое кладет на мой лоб. У меня вырывается негромкий стон, и я разрешаю своим векам немного подвигаться, Блэйк зовет меня. Я медленно открываю глаза и немного закатываю их.

— Что случилось? – еле слышно спрашиваю я.

— Ты упала в обморок.

Я пытаюсь подняться на локтях, затем притворяюсь, что от такого усилия у меня кружится голова, моя голова покачивается.

— Успокойся. Лег на спину.

Я позволяю себе упасть на спину со вздохом облегчения, и смотрю на него снизу-вверх, он хмурится.

— Такое часто случается? – спрашивает он.

Я качаю головой.

— Я буду в порядке через минуту.

— Могу я тебе что-нибудь принести?

— Мне холодно.

Он оглядывается и, не найдя ничего, чем бы можно было укрыть меня, снимает пиджак и накрывает им меня. Сохранившиеся тепло его тела, которое я просто хочу закрыть глаза, и смаковать его. Ах, почему, ах, почему же она пришла и украла его у меня? Все шло прекрасно, пока она не вторглась в наши отношения. Он любит меня по-настоящему, мы не чужие люди, мы вместе росли.

— Прости, — тихо говорит он.

Я знаю, что он сожалеет. Это грязная сука, с которой у него всего лишь секс. Мне следовало переспать с ним, но я могу довольствоваться тем, что вижу сейчас. Мое сердце переполняет горьким сожалением, что я никогда так и не спала с ним.

— Это не твоя вина, — шепчу я. Слезы текут из моих глаз.

Он опускается на колени рядом со мной.

— Ты знаешь, о чем я жалею больше всего?

— Нет.

— Я сожалею, что мы никогда не занимались любовью, ни одного раза. Можем мы? Просто один раз, вспомнив старые добрые времена?

Мои слезы высохли так же внезапно, как начались. Я смотрю на него снизу-вверх сквозь влажные ресницы. Он во все глаза смотрит на меня, не выражая никаких эмоций, но мое сердце и глаза переполнены горячим голодным желанием его. Все мое существо горит от желания получить его. Единственное, что я хочу почувствовать это его горячие губы на своих губах, лице, горле, груди, между ног...те видения, которые я на время выкинула из своего сознания. Мой вероломный язык облизывает мою нижнюю губу.

— Только в этот раз, — мой голос хриплый и густой, глаза полуприкрыты.

Он все еще смотрит на меня в упор ничего не выражающим взглядом, поэтому я наклоняю голову так, чтобы обнажить изгиб своей шеи. Блейк не делает никакого движения и просто молчит, пока неожиданно полуприкрытыми глазами, я не вижу его кожаные ботинки, спокойно направляющиеся в противоположную сторону от меня. Он явно идет к входной двери, он собирается уйти, и он на самом деле уходит.

Ублюдок!

Несколько драгоценных секунд я лежу в полном шоке, не в состоянии сказать ни слова, словно парализованная, кровь леденеет в моих венах. Даже мой мозг отказывается что-либо придумать и предпринять, ему никогда, никогда не приходило на ум, что он может просто вот взять и уйти от меня. Что теперь?

Я поднимаюсь и зову его имени.

Он не останавливается.

Мой желудок сжимается с такой силой.

— Ты не можешь оставить меня.

Он останавливается и поворачивается ко мне лицом, смеясь, его смех звучит пусто, грубое и лишен всякого юмора.

— Когда ты видишь что-то, что тебе хочется, ты считаешь, что можешь просто протянуть руку и взять это, не так ли?

— Кто бы говорил! – тут же отвечаю я. Черт, я зря это сказала. Я смотрю на него в панике, потому что все пошло совсем ни так, как я планировала.

— Ты чертовски избалована, — то, что он говорит не отражается в его глазах, в них видится усталость – усталость мужчины, который сыт этим всем по горло. Он отрицательно качает головой и начинает уходить от меня. Он уже у двери, его рука тянется к ручке. И вдруг я понимаю. Я точно понимаю, как остановить его от выбранного курса и точно его убедить. Я глубоко вздыхаю и говорю:

— Я знаю на что это похоже. Я принимала участие, — кричу я. Мой голос, словно колокол в тишине комнаты.

Его рука замирает, он медленно поворачивается ко мне.

— Что?

15.

Выражение его лицо говорит о большом потрясение. Получается, что мой отец, занимающий не низкое положение в «соответствующем обществе» предложил свою дочь таким вот образом. В его глазах читаются искры недоверия, и еще сострадание и мягкость. Она изменила его, я никогда не видела, чтобы он так смотрел на кого-то.

— Я была ребенком. Я не издал ни единого звука. Я не видела их лиц, они менялись. Я никогда не смогу этого забыть, — шепчу я. Я однозначно очень убедительная актриса.

Он направляется ко мне и обнимает.

— Прости, Виктория. Очень жаль, я не знал. Отец должен был защитить тебя.

— Сейчас уже это не имеет значения. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я очень много страдала.

— Я не планировал, что все произойдет таким образом, — тихо говорит он. – Но так произошло, я влюбился в нее.

Я смотрю на него большими-при большими глазами.

— Я не виню тебя за то, что ты влюбился в другую женщину. Я даже не злюсь на тебя или нее. Но я страдаю очень сильно. Но для тебя это просто. «Давай дружить», скажешь ты, но для меня это не так-то легко. Я люблю тебя и всегда буду любить. Это внутри меня, как день и ночь, и мучает меня неустанно. Мое сердце кровоточит, Блейк. Я не могу есть, не могу спать. Я знаю, ты не просил мое сердце, но я отдала его тебе так или иначе, — я горько улыбаюсь. — Ты был бы шокирован, если бы узнал, как мне больно. Я словно схожу с ума.

Он с печалью смотрит в мои глаза, и это настолько невероятно.

— Ох, Виктория.

— «Сердце и предназначено, чтобы разбиваться», — говорю я, цитируя Оскара Уайльда, и вижу, как еле заметная улыбка появляется на его губах.

Она становится немного шире.

— Я не думал, что ты способна на такое. Я не знаю, что думать. Те взаимоотношения между нами, — он беспомощно раскрывает ладони, — не подразумевали такого. — он останавливается на мгновение. — Я не думал об этом так, поэтому не заботился о тебе для себя, или о ком-то еще в этом случае. Я был жесток.

— Добро пожаловать в мой мир, — говорю я.

Я вижу, что он жалеет меня.

— Мне нужно ехать, — бормочет он.

— Береги мое сердце, ты держишь его в руках.

Он целует меня в макушку и уходит, тихо закрыв за собой дверь.

— Я молюсь за тебя, — шепчу я в закрытую дверь.

Я не знаю сколько я так стою, глядя на эту дверь, совершенно опустошенная и непонимающая, потому что все мои мечты и надежды разрушены и лежат осколками вокруг меня. Наверное, я думаю, что он еще вернется. Позвонит в звонок и скажет, что мне все это ужасная ошибка. Я даже ждала больше обязательных ста восьмидесяти секунд, пока мой мозг прокручивал унижение моего полного поражения. Я прихожу в себя только, когда чувствую шелковистую шерсть, трущуюся о мои голые ноги, опускаю глаза вниз. Тиа нежно мурлычет.

Я нагибаюсь и подбираю ее теплое, мягкое тело, располагаю напротив своей груди и смотрю на ее красивую морду. Она внимательно глядит на меня одним синим и другим медно-красным глазом, моргает, пытаясь прижаться к моей груди. Даже кошка нашла удовлетворенность в своей жизни.

Вдруг совершенно неожиданно горячее волнение яда, которое всегда скрывалось в самой глубине моего нутра, тошнотворно поднимается к голове, заставляя появиться в моих глазах раскаленные красные искры, от которых я сотрясаюсь, словно от удара молнии. Я полностью теряю контроль, позволяя себе выйти из себя, поддавшись своей ненависти, словно буйно помешанная. С диким яростным воплем и со всей развращенной злобой очковой змеи, высиживающей свои невылупившиеся яйца, я с силой швыряю ничего не подозревающую кошку об стену, которая расплющивается с растерянным воплем о поверхность, выпустив когти и взъерошив мех. Животное похоже проклинает, плюется и шипит на меня, а затем его тело в шоколадную полоску, испуганное бешенством и болью, скрывается от меня.

Мои ногти впиваются глубоко в ладони, но я не чувствую боли, только необходимость разрушать. Я поворачиваюсь и смотрюсь в зеркальную стену, лицо покраснело, и глаза горят диким лихорадочным огнем, рот приоткрыт, дыхание тяжелое, как будто я долго бежала и запыхалась, и от этого моя грудь вздымается.

Низ живота сжимается от боли, сердце пускается вскачь, голова начинает гудеть, во рту появляется привкус металла. Я чувствую начавшуюся дрожь в моих пальцах, это случилось. Сначала незначительно, легкое подрагивание пальцев, как при тряске у алкоголика, которому необходимо опохмелиться утром, но оно становится сильнее, более настойчивее. И я отпускаю эти прекрасные ощущения, которые подчиняют мое тело, выплескиваясь из него и превращаясь в пылающий шар чистой энергии.

Я вижу комнату, как в тумане. Первый же предмет, который попадает в поле моего зрения, теряет свои очертания и превращаясь в ничто. Мое вибрирующее тело начинает трястись от ярости. Вдруг я чувствую вихрь энергии, пронзившую меня, и начинаю метаться по комнате. Я хватаю сделанный на заказ стул, как будто он весит не больше спички, поднимаю его высоко над головой, подскакиваю к зеркальной стене и со всего маха ударяю по ней. Раздается громкий звук взрывающегося и осыпающегося стекла. Я бью снова и снова. Стул ломается. Я смотрю на себя в разбитые осколки зеркала. Возбужденная с развевающимися волосами, с оскалом на лице, я действительно внушаю ужас.

Я уничтожу все!

В итоге, когда я падаю на пол полностью обессиленная на кучу хлама, комната представляется собой руины. Дорогие парчовые шторы валяются разорванные в клочья, каждая вещь, которую можно было разбить, разбита в дребезги, и мой красивый маникюр теперь с поломанными ногтями и кровоточит. Глаза путешествуют по всему, что я уничтожила, но в своем сердце я не чувствую никакого раскаяния. Я полна полным пренебрежением.

Собственно говоря, я чувствую себя намного лучше сейчас. Тот огульный ущерб, который я нанесла, подействовал на меня освежающее и глубоко очищающе. Завтра я отправлюсь по магазинам, покупки всегда фантастически меня воодушевляют. Я куплю что-нибудь приятное для Тиа (мне не следовало швырять ее об стену) и что-то потрясающе дорогое и красивое для себя для того момента, когда Блейк вернется ко мне. Это всего лишь небольшая неудача. Скорее всего, он устанет от нее.

Я встаю и чувствую резкую боль в колене, опускаю глаза вниз.

Огромный синяк тянется вверх через порванную юбку моего платья. Я, пошатываясь, бреди в ванную, останавливаюсь перед зеркалом и гляжу на себя глазами, наполненными слезами на бледном лице, я смотрю на себя и понимаю, что на самом деле, я необычайно красива. Я фыркаю на свое отражение, внимательно рассматривая себя, и наблюдаю за тем, как мои губы, покрашенные ягодным цветом помадой, приходят в движение. Сами по себе они произносят:

— Я верну его обратно. Конечно, я смогу.

16.

Лана Блум

Я провела большую часть дня беседуя по телефону с адвокатами и консультантами, обсуждая лучший способ, как мне настроить и начать благотворительность. Сейчас я в кухне готовлю простой ужин, пока Сораб дремлет в манеже. Я слышу, как открывается входная дверь и видимо приходит Блэйк, но я не бегу его встречать, потому что не хочу, чтобы переварилась спаржа, которая будет готова через минуту.

— Мы на кухне, — понизив голос мягко говорю я, чтобы не разбудить Сораба.

Я слышу, как Блейк закрывает входную дверь и появляется в дверях, прислонившись к косяку, и просто смотрит на меня.

— Что?

Он качает головой и продолжает смотреть на меня, не отрывая глаз.

— Блейк?

К моему ужасу, его глаза наполняются слезами.

Я тут же кладу дуршлаг со спаржой и подбегаю к нему, взяв лицо в ладони, всматриваюсь в его лицо.

— Ах, мой дорогой, что случилось?

Он ловит мои пальцы и прижимает их к своим губам.

— Ничего. Я просто пьянею, когда смотрю на тебя.

Его губы мягко целуют мои руки, отнимая их от своего лица.

— Это ведь неплохо, верно? – подтруниваю я.

— Я люблю тебя, Лана, я постоянно думаю о тебе. Постоянно. Единственное, чего я боюсь в жизни — потерять тебя. Ты знаешь, я готов рисковать всем ради тебя?

От его слов теплое чувство распространяется по всему моему телу.

— Я здесь, Блейк с тобой, и принадлежу тебе и всегда буду.

— Я встречался с Викторией сегодня.

— Да.

— Я сказал ей, что люблю тебя.

— Как она отреагировала?

— Она утратила самообладание, честно говоря, я не ожидал это от нее. Она была такой несчастной.

Я отстраняюсь немного назад.

— Мне заплатил не твой отец, чтобы я исчезла, а она.

— Я знаю. Когда я обнаружил, что Сораб мой ребенок, я проследил движение денег, которые упали тебе нас счет, они привели меня к ее трастовому фонду. Я был в ярости, потому что именно из-за нее я получил год мучительной боли, однако борьба с ней не входила в первоочередные приоритеты. Информация — это власть, и мне было необходимо, что мой оппонент думал, что я не в курсе, только тогда у меня могло быть преимущество, поэтому я так и не раскрыл свои карты, но действовал в соответствии с тем, что знал.

— Когда я направился сегодня к ней, был полон желания просто холодно с ней распрощаться, убрав ее из нашей жизни, но потом она кое-что сказала, и я испытал к ней жалость. По правде говоря, я причастен к этому. Я нарушил обещание жениться на ней, поэтому у нее, естественно, есть все причины для гнева и страдания. Я никогда не хотел ей мстить, и теперь мне на самом деле даже жалко ее. У меня есть все, а у нее ничего, но я надеюсь, что у нее все будет хорошо. Когда-нибудь, я думаю, мы даже можем стать друзьями.

— Ей, похоже, не жалко меня.

— Она избалованная дочь очень богатого человека, которая привыкла получать все, что хочет, но даже она была сломана любовью. Думаю, она больше не будет нас беспокоить.

Я молчу.

В тот вечер Сораб засыпает прямо на груди своего отца, который устроился в гостиной. Я следую за Блейком, который относит Сораба на ночь в его комнату. Сначала Блейк, а потом и я наклоняемся, чтобы поцеловать нашего ребенка в гладкую щечку, пока он спит на боку. Подняв глаза, ловлю взгляд Блейка, который в упор смотрит на меня. В тени полумрака спальни он выглядит таким гордым от переполнявшего его чувства собственности. Мы — его семья.

Он берет меня за руку и ведет в нашу спальню...и занимается со мной любовью так, как он никогда не делал раньше. С бесконечной нежностью, как будто я — хрупкая бабочка и мои крылышки могут исчезнуть, как пыльца на его пальцах, если он не проявит большую осторожность, дотрагиваясь до меня руками. Он делает это долго, медленно и глубоко, и когда он достигает кульминации, хрипит мое имя с такой силой, как будто падает с обрыва и я – последнее лицо, которое он видит. Страстное желание, звучащее в его голосе — это бальзам для моего сердца.

Я вытягиваюсь на животе на роскошных простынях.

Его пальцы легко передвигаются вверх и вниз по моей спине.

— Мне нравится чувствовать твой позвоночник, изящные маленькие косточки твоего тела. Они похожи на обтянутый кожей зубки, но не острые. Когда ты двигаешься они передвигаются у меня под пальцами.

У меня вырывается смешок.

— Боже мой! Ты оказывается стал поэтом.

— Это любовь. Сама любовь разрушает того, кто любит.

Нахмурив лоб я поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты говоришь, что твоя любовь ко мне разрушает тебя?

Он собственнически приподнимает мою голую грудь.

— Чем больше я тебя люблю, тем более незнакомым, я становлюсь для себя. Сейчас я делаю и говорю такие вещи, которые я никогда даже не мечтал и не думал делать или говорить. Мне с трудом верить, что все эти годы я жил без тебя.

Я провожу пальцем вниз по его щеке.

— Иногда мне становится страшно. Все, что я когда-либо любила у меня отняли, — я опускаю глаза вниз, потому что мой голос начинает дрожать и пытаюсь остановить внезапно появившиеся слезы, которые портят такой прекрасный момент.

Он наклоняется и целует мое левое плечо.

— Любовь моя, моя любовь, если ты еще жива, а я нет, тогда я буду преследовать тебя до тех пор, пока не настанет твой день смерти.

Я смотрю на него с болью в глазах.

— Это не смешно, Баррингтон.

— Я знаю, мое дорогое сердце. Это смешно только в том гребанном мире, в котором существую я. По правде говоря, я хочу, чтобы мы вместе состарились и никогда не были в разлуке ни одного дня в своей жизни и умерли в один день и час.

— Я тоже. Я даже не хочу говорить тебе спокойной ночи, потому что потеряю тебя на несколько часов.

Он дотрагивается пальцем до моего виска.

— Иногда я просыпаюсь и наблюдаю за тобой, когда ты спишь.

— Да.

— Ты знаешь, что иногда ты улыбаешься во сне?

— Я?

— Ты всегда выглядишь такой беззащитной и ангельской, как одна из тех сказочных принцесс из моего детства.

— Сказочная принцесса? — мне явно нравится эта идея.

— Да, и часто мне хочется запереть тебя подальше в заколдованной башне, чтобы никто не мог добраться до тебя, кроме меня.

— Ты не должен запирать меня в башню, потому что я всегда здесь с тобой.

— Если принцесса не заперта, значит она плохая. Принцесса взаперти, потому что она бесценна настолько, что не передать словами, поэтому каждый хочет дотронуться до нее, — его голос меняется, становится серьезным. — Я должен доставить тебя туда, где тебе никто не сможет причинить боль.

— Я и нахожусь уже там. Прямо здесь, рядом с тобой.

Он хмурится.

— Но когда меня нет рядом…

— Брайан и его свора победят всех.

— Я все же предпочел бы запереть тебя в заколдованной башне.

— Это звучит не совсем справедливо. Я получается уду сидеть взаперти, пока ты будешь передвигаться по миру и делать, что тебе нравится.

— Мне не нравится то, что я делаю, Лана. Я делаю это потому, что мне необходимо это делать.

— Почему ты не уйдешь? У тебя всего очень много, чем мы можем потратить.

— Иногда нам дают иллюзию выбора. Предложи человеку, умирающему в пустыне от жажды, стакан воды и скажи ему, что это его выбор — пить или оставить его. Это действительно выбор, Лана?

Я молчу, потому что прекрасно помню, что, когда моя мать была больна, тогда выбор стал иллюзией.

— Я похож на этого человека, — продолжает он. — Если я напьюсь, то это будет означать опасность для тебя и Сораба. Я знаю слишком много о них, поэтому они не позволят мне уйти. У меня есть определенные обязанности, которые я должен выполнять.

— Обязанности предполагают беспокойство об уничтожении мира?

Он грустно улыбается и кладет свой палец на мои губы.

— Не слова больше. Это произойдет со мной или без меня.

— Тогда зачем тебе это делать?

— Что происходит с разоблачителями, Лана?

— Они попадают в тюрьму, или с их близкими и с ними тоже может произойти «несчастный случай», они могут совершить «самоубийство» и на повестку дня выходит сплошная череда странностей.

Я хмурюсь и отодвигаю рот от его пальцев.

— Почему?

Его пальцы опять останавливаются на моих губах, давая понять, чтобы я прекратила все дальнейшие расспросы. Его глаза выглядят такими грустными, я сожалею, что начала этот разговор, придвигаюсь к нему поближе и обнимаю крепко-крепко. Он испытывает внутри себя настоящую боль. Я чувствую, что эта боль ужасна, но он не может мне ничего сказать. Он тот человек в пустыне со стаканом, полный прохладной, живительной влаги. Я прошу его выпить, но он отказывается из-за меня и Сораба. Я понимаю, что у него есть серьезные основания хранить тайну, потому что тогда, от этого будет действительно польза нам всем, иначе может что-то случиться со мной и с Сорабом. Я просто должна принять это. Я потом решу отстать от него или нет, в конце концов, я сама проведу свои собственные исследования.

— Я иду завтра в церковь.

— Окэй, в какое время ты бы хотела, чтобы мы пошли?

Я смотрю на него удивленно.

— Ты собираешься пойти со мной в церковь?

Он пожимает плечами.

— Почему бы нет?

— А как насчет братства?

— Плащ респектабельности братства подразумевает организованную религию.

И я вспоминаю, что похороны его отца происходили в церкви.

— Но если ты пойдешь со мной, разве это не обман?

Он смотрит мне в глаза.

— Нет.

— Я буду любить тебя, даже если ты не будешь ходить в церковь.

Он кладет свою голову на подушку рядом со мной и смотрит в глубину моих глаз.

— Часто я смотрю на тебя и не могу поверить своему счастью, — шепчет он.

Спустя два дня я толкаю коляску с Сорабом по Кенсингтон-хай-Стрит, когда вдруг замираю на пол пути. Кровь застывает в моих венах. В какое-то мгновение, мне кажется, что я вижу себя со стороны, как в фильме, который вдруг замирает.

Всего в нескольких ярдах от меня стоит Виктория. Мы молча разглядываем друг друга. Ее ослепительно яркие глаза горят чем-то странным, какой-то смесью недоумения и ненависти. Она напоминает мне дикого зверя, который попал под дробилку, поэтому очень опасен из-за своего отчаяния. Я знаю, что я в безопасности, Брайан громко позвал меня, но я все еще чувствую ледяную когтистую лапу страха, сковавшую мое сердце.

Она делает шаг ко мне и мои внутренности получают такую встряску, как будто я нахожусь в быстро движущийся лифт, который внезапно останавливается. Мой ум немедленно начинает работать как бы защитить Сораба, хотя голос в моей голове говорит, что она не осмелится, но я все равно готова ко всему.

Она движется ко мне с гордо поднятой головой, с немигающим и убийственным взглядом, изучая меня, я тоже не отрываю от нее глаз, пока она не проходит мимо, так близко, что ее плечо чуть ли не задевает мое. Ту злобу и безумие, которые я вижу в ее глазах, окатывает меня словно холодом до самых костей. И все же, она ничего не сделала. Я оборачиваюсь и смотрю ей вслед, она удаляется, даже не повернувшись.

Я зажимаю свой рот рукой, пытаясь закрыть мимолетный вскрик, от ужаса осознания того, что она обманула Блейка. Она не остановится, создаст проблемы. Но как мне убедить его по поводу нее? Она ничего не сделала мне.

В этот вечер губа Блейка накидываются на мои, и он сообщает, что мы собираемся в Дубай на романтический уик-энд. Я так растерялась в этот момент, что забыла маниакальную ненависть в глазах Виктории... на мгновение.

17.

Когда мы приезжаем в аэропорт, я с удивлением отмечаю, что мы идем не в частный самолет Блейка, а в Боинг 767. Мы поднимаемся на борт, я смотрю в благоговейной тишине широко открытыми глазами. Этот самолет не похож ни на один, который я когда-либо видела. Совершенно новый внутренний дизайн выглядит, как интерьер апартаментов по размеру, так же и по содержимому — роскошной и потрясающе элегантный.

Я обращаюсь к Блейку.

— Ты владеешь всем этим?

— Он зарегистрирован на банк штата Юта.

— Но на самом деле он твой?

Он пожимает плечами.

— Собственность ничто, контроль — все.

Улыбчивый персонал предлагает обустраиваться и горячие полотенца.

После взлета я обращаюсь к Блейку.

— Я могу все посмотреть?

— Хочешь, чтобы я показал тебе?

— Неа. Хочешь взять все это в свою собственность.

Он улыбается и тянется за своим портфелем.

— Дерзай!

Я прикасаюсь губами к его губам.

— Я пойду.

Я забираю Сораба у Джерри, и мы начинаем исследовать три этажа. Это поистине ошеломляюще. Во всех помещениях обтекаемые формы, нет никаких углов и и линии настолько плавно переходят в окружающую обстановку, что не понятно, где что кончается. Есть обеденный стол, рассчитанный на двадцать персон, три гостевые спальни с ванными комнатами, лифты, кухня, офис, зал заседаний, две роскошные гостиные с диванами кремового цвета, концертный зал, ТВ-зал, тренажерный зал и сауна.

В конце мы оказываемся в главной спальне, которая является двухуровневой. Я игриво бросаю Сораба на массивную белую кровать, и он подпрыгивает, пружиня, и визжит испуганно, потом начинает смеяться, тянет ко мне ручки. Я беру его на руки и подбрасываю опять на кровати, он счастливо заливается и поднимает ручки снова.

— Последний раз, — говорю я, подбрасывая его, он отскакивает, потом садится и ползет ко мне, я ложусь на кровать.

Он вскарабкивается на меня, я поднимаю его на вытянутых руках в воздух, он смеется.

— Мама и папа скоро окрестят эту кровать, — говорю я ему.

Он хохочет и пускает слюни.

— Я знаю. Было бы здорово, да?

Звонит мой мобильник.

— Ты где?

— В спальне.

— Оставайся там!

Мы час играем все вместе, просто как обычная семья. Когда Сораб засыпает, мы кладем его между нами и просто смотрим друг на друга.

— Нам так повезло, правда? – шепотом спрашиваю я.

— Я верю, что да, когда у меня есть вы оба.

Я широко улыбаюсь.

— Хочешь заняться сексом?

Его ответная улыбка напоминает волчью.

— Конечно.

— А что с его Высочеством? — я киваю головой в сторону спящего ребенка.

— Он может остаться на кровати, — отвечает Блэйк и хватает меня за руку, тянет вниз, чтобы я спустилась с кровати. И на мягком белом ковре мы тихо занимаемся сексом. Это какое-то незнакомое и радостное действие, которое невероятно возбуждающее.

Когда мы заканчиваем, я выдыхаю и стону:

— Мои колени.

— На пути обратно домой мы воспользуемся кроватью, — обещает Блейк.

Я смотрю на него с удивлением, прядь волос спадает на лоб, глаза сверкают, он выглядит помолодевшим и беззаботным.

Дальше нас ждет полет на вертолете, который доставляет прямо на крышу легендарного и фантастически прекрасного «Бурдж Аль-араб», считающимся самым лучшим из трех семи-звездочных отелей в мире. Как только мы ступаем на зеленое покрытие посадочной площадки, официанты во фраках и белых перчатках, выстроившиеся в линию, приветствуют нас с шампанским и цветами.

Без всякой регистрации нас сразу же провожают в королевский люкс, внутри которого встречает шокирующее великолепие. Роскошь и богатство этого необъятного номера почти пугает. За дверью все время присутствует дворецкий, который знает нас всех по именам, и откровенно говоря, меня немного нервирует! Я чувствую себя в какой-то степени чуть-чуть обманщицей. Естественно, только короли и императоры могут жить в такой изысканной роскоши, с позолотой почти на любой поверхности, с императорскими креслами, застланными шкурами леопарда.

Стены в королевском люксе из красного шелка, из холла поднимается парадная лестница, с искусными вырезанными узорами, черными перилами с золотом, ковровые дорожки сделаны из искусственных шкур леопарда. Даже Джерри удивленно таращит глаза и молча двигается за мной. Когда она скрывается в своей спальне с Сорабом, я поворачиваюсь к Блейку.

— Ну, что ты думаешь? — спрашивает он.

— Ну, это все...несколько высокопарно.

Он усмехается.

— Я рад, что ты это сказала, а не я.

Мы смеемся, и в этот момент я чувствую себя самым счастливым человеком на земле.

— Может нас следует проверить спальню?

— Может нас следует дождаться темноты?

— Трусиха, — дразнит он, взяв меня за руку, тянет в сторону спальни.

Мы останавливаемся в дверях.

Комната огромная, с ярким, украшенным узором, ковром, позолоченной мебелью, красными атласными обоими с золотым рисунком и зеркалами в золотых рамах. Кровать с балдахином на четырех столбах отполированных из черного дерева, установленная на массивном фиолетовом постаменте, с золотисто-красными занавесками по бокам, верх сделан в виде куполообразного балдахина из плиссированной шелковой ткани. Создается такое впечатление, лежа на этой кровати, что ты находишься в шатре, выполненным необузданным Версаче.

Мы поворачиваемся друг к другу.

— Смело, — одновременно говорим мы и смеемся.

— Сколько это стоит?

— Больше, чем смелость героя.

У меня вырывается смешок.

— Ну, давай посмотрим ванную.

Темно-золотистые мраморные стены, кремовые колонны, мраморные полы шоколадного цвета с синими прожилками, золоченые зеркала, ниши, куда можно присесть на скамейку, покрыты бронзовой мелкой плиткой, золотые краны и всевозможные приспособления, на мраморной столешнице стоят туалетно-косметические принадлежности от Hermes.

— Похоже впереди нас ждет неплохое времяпрепровождение, — говорит Блейк, многозначительно глядя на круглое джакузи в центре.

Я широко улыбаюсь.

— Полночная ванна?

— Разве я смогу отказать такой красивой женщине?

— Я никогда не была в джакузи.

— Глаза никогда не лгут. Твои говорят мне раздвинуть твои ноги и поглотить тебя, — его голос становится низким и с нотками страсти.

Я с теплотой смотрю в его глаза, которые темные от голода, и мой живот скручивает от возбуждения.

— Мне нравится слово избыточная роскошь, оно несет с собой какую-то сексуальность, — шепчу я.

Мы берем красное Ferrari, предоставляемое отелем, которое несется с таким ревом, словно какой-то зверь, когда Блэйк переключает скорость. Дубай, оказывается, усеян камерами контроля скорости, и фактически каждая из них мигает, когда Блейк проносится мимо.

Мы едим в Ат.мосфере, самым высоком ресторане в мире, сто двадцать три этажа от земли. Вид захватывают дух.

— Я чувствую себя опьяненной, — объявляю я.

Блейк поднимает брови, но ничего не говорит, я ставлю коктейль назад.

— Ты, похоже, не возражаешь, не так ли? – спрашиваю я, весело.

— Нет, совсем нет. На самом деле, мне даже довольно любопытно, потому что я никогда не видел тебя пьяной.

Я хихикаю, словно школьница, и смотрю на него сквозь опущенные ресницы.

— Что? – спрашивает он.

— У меня такое ощущение, будто я всегда тебя знала, возможно, даже в других жизнях.

— Знаешь, на что ты похожа? – шепчет он.

Я наклоняюсь вперед.

— Скажи мне.

— На силу, ворвавшуюся в мою жизнь, бросившую меня против ветра, и потом водрузила меня в огонь. Потом заставила восстать меня из пепла, возродиться, словно Фениксу.

— Вау! Это глубоко, — я машу рукой в сторону стеклянной стены, через которую видно небо. — И ты летаешь там, в небесах.

— Я, похоже, опьянен Ланой.

— Ооо... уже время десерта?

Официант приносит десерт — шоколадный шарик на тарелке, я поднимаю глаза на Блейка.

— Хочешь попробовать?

Он качает головой.

— Наслаждайся.

Я пробую. Великолепно.

Бесконечно счастливая и опьяненная спускаясь вниз по лестнице, я вдруг начинаю нервничать. Блейк становится на колени и снимает с меня туфли, поддерживая меня за талию мы идем вперед. В скоростном лифте я чувствую себя немного нехорошо, но снаружи обдувает прохладный бриз от фонтанов, я очень быстро прихожу в себя, в предвкушении ожидая джакузи.

Блейк бросает взгляд на часы.

— Пойдем, — говорит он и подводит меня к воде, бьющей из фонтанов. Внезапно начинает звучать музыка, я с удивлением оглядываюсь вокруг, потому что это Pink и Nat Ruess.

— Они играют нашу песню, Лана.

Я смотрю на него снизу вверх.

— Ты помнишь.

— Как я могу забыть? Это ночь навсегда отпечаталась в моем сознании. Ты была такой… такой невинной и такой прекрасной, — он берет мое лицо в ладони и поворачивает его в сторону фонтанов. — Смотри на танцующие фонтаны, — говорит он, стоит вплотную позади меня.

Я прислоняюсь к нему спиной и посмотрю на все с полным изумлением. Люди вокруг меня снимают на камеры телефоном это грандиозное зрелище. Действительно, фонтаны танцуют. Парят вверх, наклоняются, изгибаются, бегут всполохами по поверхности воды, и все это происходит в одном темпе с музыкой. Это зрелище настолько прекрасное, что меня переполняет такая радость, что непроизвольные слезы текут у меня по щекам.

Когда последний фонтан затихает, он разворачивает меня назад к себе лицом.

— Почему ты плачешь?

Я громко всхлипываю.

— От счастья, просто не обращай на меня внимание.

— Пока я не встретил тебя, я никогда не хотел слез женщины, но твои хочу. Я хочу твои вздохи, хочу твой смех, твою радость, твой запах, твою улыбку. Я хочу всю тебя.

За своей спиной я слышу звуки фейерверка, взглянув на небо, разноцветные каскады огней парят в темноте. Их там много и они постоянно взрываются и высвечиваются по всему небосклону яркими вспышками, Блейк, достает кольцо из кармана пиджака и надевает его мне на палец.

Я смотрю на самый крупный розовый бриллиант, который я когда-либо могла видеть. Он казался бы безвкусным, если бы не простая огранка и потрясающее глубина цвета. В падающем отсвете от салюта его блеск похож на розовый огонь. Кольцо идеально село на палец и бриллиант такой большой и красивый, чтобы не быть... неужели это и есть такое кольцо? Возможно ли такое? Я потрясенно смотрю в глаза Блэйка, вспышки от фейерверка озаряют его лицо.

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж?

— Неа.

— Ох, — появляется легкий ветерок, который кидает на нас пыль брызг из фонтана, освещающая мою кожу, это очень хорошо подходит для моей разгоряченной кожи.

— Если я спрошу тебя, то могу получить «нет», а я не приму ответа «нет». Поэтому я сообщаю тебе, что мы собираемся пожениться.

Мгновение я смотрю в эти красивые прекрасные глаза, на этот жесткий непреклонную челюсть с прямой линией рта, аристократический нос, а потом обвиваю его за шею, и наши губы встречаются в самом красивом поцелуе, глубоком, соблазнительном и романтическом, и таком прекрасным, что я совсем забываю о фейерверке, людях и фонтане.

Я знаю, что, когда он впервые поцеловал меня, тогда целую вечность назад, он целовал не мои губы, а мою душу.