Оглянись, незнакомый прохожий,
мне твой взгляд неподкупный знаком.
Может я это, только моложе,
Не всегда мы себя узнаем…
Ну что же, друзья мои, следует отметить, что если будет хоть один благодарный слушатель, то, я думаю, историю эту стоит рассказать. В данном случае описать – ну, скажем, так, как получится.
Случилась эта история очень давно, ровно сорок лет назад, летом 1972 года… в те времена укромные, теперь почти былинные, когда срока огромные, брели в этапы длинные… (Невольно как-то вспомнились строчки из песни В. С. Высоцкого.)
Так вот, лето 1972 года выдалось неимоверно жаркое и, как сейчас бы обозначили борзописцы-газетчики, весьма аномальное. Кругом горели леса и торфяники. Дымный смог стоял такой, что за сто метров не видно было ничего. Трава и растения маялись от отсутствия влаги и были какого-то неестественно бурого или вообще желтого цвета. Животные попрятались кто куда и изнывали от жары. Людей на улицах не было и создавалось впечатление конца света. Речка обмелела настолько, что перейти ее вброд не составляло труда даже в самом когда-то глубоком месте.
Мне тогда было семнадцать лет и все эти погодные катаклизмы казались чем-то таким… ну, скажем, как первые шторма для юнги, открывающего только-только для себя море.
Окончив училище механизаторов, работал я тогда в механизированном отряде Сельхозхимии. Трактор мне дали добитый настолько, что легче было бы изготовить новый, нежели собрать этот из груды металлолома. Так вот однажды, во второй половине дня, когда я в очередной раз убивал время на ремонт трактора, ко мне из конторы прибежала запыхавшаяся от дыма и быстрой ходьбы секретарша Галка.
– Тебя вызывают в горком комсомола, – проговорила она охрипшим от жары голосом.
– А когда, Галь, туда надо явиться? И зачем?
– Мне ничего не объясняли. Да и связь плохая, ничего не слышно. Сказали, что чем скорее, тем лучше.
– Ну, тогда я погнал. Ты, Галка, только начальство тут предупреди, а я помчался. Лады?
– Лады. – Галка закашлялась от дыма и пошла обратно на свой пост секретарский.
Помыв руки в солярке и потом с мылом в мутной водице, тонкой струйкой бежавшей из-под крана, я вышел на улицу и, как лихой наездник, вскочил на своего верного коня-мопед «Верховина» и помчался в район.
Ехать надо было двадцать километров, и все бы ничего, но дорога была старинной, выстланной камнем дикарем. Поэтому трясучка была ужасной. Я ехал и думал – зачем я им понадобился там, в горкоме ВЛКСМ? Может, хотят послать с отрядом таких же молодых комсомольцев тушить лесные пожары? Мысленно я уже представлял себе, как это все происходит, и как я совершаю подвиг (только еще не придумал, какой) и как лежу на траве среди деревьев, перемазанный сажей и кровью. Пью жадно спекшимися губами теплую воду, заботливо мне кем-то поданную, и вокруг меня хлопочут девушки, непременно красавицы, и парни завистливо смотрят на меня, совершившего подвиг, и жалеют, что это я, а не они…
– А ну стоять! – визгливо грозный окрик вернул меня к реальности.
– Ты че тута ездиишь, а? Леса поджигашь? Я вот тя щаса арестую.
В дыму на обочине дороги я разглядел женщину, н-н-ет, скорее бабу или даже бабищу угрожающего вида. Она стояла, уткнув руки в боки, с папиросой во рту.
– Папиросу погаси. Пожарница хренова! – огрызнулся я и погнал дальше.
…Ну так вот – красивые девушки, парни завистливо смотрят…
Вот, зараза, от таких мыслей приятных отвлекла, чтоб ей…
Наконец я дотрясся до райцентра и, бросив мопед у здания горкома, вошел внутрь. На мое удивление в коридорах горкома было как-то так свежо и прохладно, что даже уходить не хотелось.