Огненная избранница Альфы (СИ)

И всё равно сама Агнешка напасть на врага не решилась бы, ведь даже зверь заслуживал жить. Она муху боялась невзначай погубить, а тут перед нею стояло подобие человека.

Волколак схватил Агнешку за волосы, притянул к себе, навис, глядя в глаза и довольно скалясь.

Страх волной прошёл от макушки до пят, вернулся наверх и сгорел под рёбрами, где все силы сходились в единый пульсирующий комок её духовных энергий. Агнешка смотрела в глаза волколака и видела все те мерзости, которые он хотел с ней сотворить, а затем отдать истерзанное тело другим волкам и медведю.

Он что-то ей говорил, его губы медленно шевелились. Но слова до неё не доходили, застревали где-то вдали. Каждый удар сердца сотрясал её тело, будто землетрясение, а внутри, как в раскалённой печи, становилось всё жарче.

Агнешка уже думала, что сгорит, не зная, что делать с этим жгучим огнём, текущим по венам, но волколак её спас. Он решил свою судьбу сам — схватив её за платье, разорвал его от горла до талии.

Под треск ткани её тело пришло в движение само, без вмешательства разума. Мороз укусил голую грудь, и стыд направил свободную от захвата руку. Агнешка ударила рвущего с неё одежду мужчину по лицу, оттолкнула его, упершись ладонями, куда пришлось, и отшатнулась от яростно взвывшего, оглушительно закричавшего зверя. Там, где она прикоснулась к нему, его тело загорелось ярко-рыжим огнём.

Больше её никто не удерживал, и она попятилась, не отводя глаз от горящего волколака.

Он схватился за мгновенно покрасневшую, пошедшую волдырями и чёрной копотью грудь рукой, и его ладонь тоже тотчас запылала. Крича от терзающей тело боли, он упал в снег, но огонь и там не погас. Мужчина извивался и брыкался, размахивал руками, ногами, катаясь по земле, но пламя вопреки всем законам лишь разгоралось. Искры огня сыпались от него во все стороны — и продолжали гореть, будто кто-то закопал в снегу свечи и теперь зажёг, творя невероятную красоту.

Агнешка опустила взгляд на собственные руки — огонь горел и на них, но не жёг, она чувствовала лишь тепло.

То, что видели её глаза — это же настоящее чудо. Она зря укоряла Творца за то, что Он оставил её беззащитной перед врагом. Вот Его дар, слегка потрескивает, но не жжёт, освещает всё кругом и защищает. О такой милости она не смела даже мечтать, и в душе поднялась волна благодарности.

Звуки то прорывались к ней, то будто совсем исчезали. Она видела, как катается в снегу волколак, как всё больше горит его тело, теперь уже и ноги, и спина, и голова, но не испытывала ни капли жалости, только бесконечный восторг перед промыслом Божьим.

Толчок в спину сбил её с ног. Падая, Агнешка выставила вперёд руки, и те вошли в рыхлый снег. Зашипело, как когда костёр заливают водой. Она сжала кулаки, пытаясь сохранить остатки огня. Напавший на неё зверь рвал с неё шубу, злобно рыча, пытался добраться до шеи. Агнешка не знала, каким чудом смогла извернуться, но всё-таки ей удалось, и она схватилась за шерсть, рассыпая по ней жгучие искры. Волк испуганно взвыл, отшатнулся — и она ударила снова, куда пришлось.

Запахло палёным, и волк отступил, подвывая, к другим — собравшимся совсем близко, стоящим плотной стеной. Огненные искры скатились с его тлеющей шерсти и цепочкой остались гореть на снегу.

Не меньше десятка волков смотрело на Агнешку. Тишину разбивали лишь мучительные стоны и крики обожжённого человека. Над поднятой вверх правой ладонью шипело пламя, ставшее не больше огонька зажжённой свечи.

Не отводя глаз от стаи, Агнешка спиной вперёд поползла по сугробам под укрытие кареты. Она помогала себе только левой рукой, боясь потерять остатки единственной защиты.

Один из волков зарычал, и все зарычали. Их жёлтые и красные глаза сверкали всё ярче, а её пламя, кажется, становилось всё меньше, и только искры под левой рукой плавили снег.

Она прижалась к днищу кареты, потёрла мокрую и замёрзшую левую руку о шубу, взмолилась: «Гори!» — и не увидела даже искр.

Один из красноглазых волков поднял морду и завыл угрожающе, страшно. Стая ответила рычанием и воем. А затем к ним присоединился медведь и рыкнул так страшно, что сами закрылись глаза.

За тонкой деревянной преградой тихо плакала Фица.

Агнешка дала себе всего мгновение на страх, попросила ангела позаботиться о них двоих, а когда открыла глаза — стая волков уже к ней направлялась. Впереди шёл медведь.

Её не хватит на всех, Агнешка это знала — и они это знали. Она поднялась на ноги, сжала кулаки и начала в голос читать отходную молитву. Жар вновь разгорался в груди, и она понадеялась, что как минимум одного с собой заберёт. Из всех самого чёрного и безумного, а значит — медведя.

Глава 14. Хольгер. Благие намерения

Охота на людей началась, и волчий вой преследовал Хольгера на всём пути к вершине гряды. Спиной чувствовалось недовольство идущей позади стаи, обида сестры, собственные ноги тоже не шли. Хотелось бежать вниз, искать Маркуса. Найти и впиться в его горло зубами, разорвать поганое брюхо.

Зудящее под кожей желание повернуть назад стихло, когда из-за изменившегося рельефа стихли все звуки погони. Преодолев перевал, стая начала спуск с горы, и Хольгер вынужденно сосредоточился на другом. Идти стало намного трудней, приходилось сражаться со снегом и льдом, буйно заросшим склоном, уходящими из-под ног то острыми, то скользкими камнями.

Лишние мысли развеялись вместе с убыстрившимся током крови и потяжелевшим дыханием. Теперь, если Хольгер и думал о Маркусе, то лишь проклиная за то, что пришлось уйти с удобного во всех отношениях пути. С этой стороны горы они продвигались вперёд раза в полтора медленней.

Другие давно успокоились, но Изи всё недовольно порыкивала, никак не желала принять его решение оставить людей промыслу их богов. Хольгер пустил её вперёд, чтобы в сражении со снегом об ином позабыла.

Увы, это оказалась не самая мудрая его мысль.

Сестра оставалась рассеянной и потому чуть не угодила в расщелину. Пришлось вытаскивать её за шкирку, будто щенка, проверять ногу — нет, не повредила, но могла и сломать. Изи понимала, чего чудом избежала — поджала хвост, опустила голову, прижала уши — по-настоящему испугалась. Хольгер не стал её бранить, только рыкнул, чтобы всё были внимательны и шли за ним след в след.

Спуск оказался настолько сложным, что Хольгер за собственным тяжёлым дыханием даже не сразу понял, что за звуки тревожат его чуткий слух. Он остановился, и сестра тявкнула, призывая прислушаться, будто он не знал, что в таких случаях делать.

Дорога, по всей видимости, шла вокруг горы, и преследователи вместе с жертвами успели обогнать прошедшую по вершине горы стаю Хольгера. Судя по крикам людей, ржанию лошадей, торжествующему волчьему вою теперь находились внизу, прямо под ними.

Хольгер честно пытался, но полностью разминуться с Маркусом не удалось. Должен ли он признать в этом знак судьбы и вмешаться?

Порыв ветра донёс медвежий рык, и Хольгер, больше не раздумывая, повернул влево, выбирая более сложный путь для тела, но для духа — простой. Цель требовала вести стаю своим путём — подальше от празднующих скорую победу охотников.

Альфа упорно шёл по выбранному пути, продирался через бурелом, оставлял на колючих кустах обрывки шерсти. Никто с ним больше не спорил, все подавленно молчали, прислушивались к звукам внизу. И Хольгер не хотел, но тоже внимательно слушал.

Вопль боли и ужаса раздался уже после того, как стихли звуки погони. Кричал человек, раздирал горло так, будто его поджаривали на костре. Попадись он в лапы безумцу-медведю, быстро бы смолк. Значит, виноват кто-то другой, совсем не имеющий жалости.

Человеческим воплям вторили волки, но в их вое не слышалось привычного торжества победителей. Такая сильная стая — и проиграла? Как и кому?

Хольгер, пойманный на приманку из любопытства, совсем остановился и повернул голову в сторону, откуда доносились ужасные крики. Сестра тотчас одобрительно рыкнула, и не только она — другие тоже надеялись повоевать и заулыбались, завиляли хвостами.

Он сжал зубы — решение принято, менять его нет причин. Но как же хотелось спуститься вниз и всё разузнать, и, если повезёт, поучаствовать.

В голосах собравшихся внизу волков звучал откровенный испуг, они подбадривали друг друга, но, похоже, не решались напасть на неведомого противника. Человеческие крики не затихали, наоборот, превращались в подобие звериного воя, и Хольгер подумал: надо хотя бы узнать, с каким противником столкнулся враг, что или кто его так напугало.

Мысль ему настолько понравилась, что он не смог от неё отказаться. Хольгер заведомо знал, что лукавит — ну не умел он прятаться по кустам. А значит, добравшись туда, почти наверняка не ограничится только разведкой. Знал, но всё равно поддался соблазну. Тем более сестра и остальные смотрели на него с такой надеждой в глазах.

«Вниз», — скомандовал он, обещая себе, что для начала только посмотрит, а уж потом… Что потом, и так было ясно.

Теперь спускаться с горы им ничто не мешало, даже проклятый шиповник, ежевика, малина и заросли хмеля. Они молча бежали на горящие внизу огни и, чем ближе подбирались, тем сильней в нос било палёным. И свежей кровью, как без неё.

С ветром им повезло, чужая стая не могла их учуять, а увидеть приближение мешали деревья, густой кустарник и то, что, загнав жертву, охотники себя жертвой не чувствуют и редко оглядываются по сторонам.

До места стычки оставалось около трети пути, когда внизу завыл альфа — громко и мощно. Ему дружно ответили, но Хольгера удивило другое: выл не Маркус. Уж голос Маркуса он бы узнал.

На призыв альфы ответил медведь, перекрыв мощнейшим рыком и злобное волчье рычание, и затихающие крики мучительной боли.

Далеко. Хольгер пытался хоть что-то разглядеть сквозь частокол деревьев, но увидел лишь огни и движение неясных теней.

Новый призыв вожака словно за поводок потянул: быстрей! И Хольгер постарался быстрей, ещё быстрей, так быстро, как только возможно.

Прыгая через поваленное дерево, он нашёл медведя взглядом — тот стоял на задних ногах, драл глотку рыком. Выстроившиеся полукругом волки вторили ему. Перед ними лежала перевёрнутая карета, вокруг неё горели огни.

Сколько их там? Хольгер никак не мог сосчитать, деревья мешали. Медведь-то точно один, а бродящих кругом кареты волков — неизвестно. Но что противников в разы больше — так точно.

С таким раскладом не победить, и Хольгер должен был бежать не сюда, а отсюда, но ноги будто сами несли и его, и всю его стаю с горящими от возбуждения глазами и шерстью, поднятой на загривках.

На что они надеялись? Отсидеться в кустах и всё разузнать — точно нет. Все они, даже Изи — безумцы, любящие хорошие битвы. Берсерки по духу, как и он, Хольгер-берсерк, альфа-властитель Соколиных утёсов.

Медведь мощно зарычал, предупреждая, что готов убивать. Его рык становился всё громче. Бьёрн-людоед надрывал горло так, будто шёл против равного или целой стаи. Он, несомненно, боялся. Но кого мог испугаться чудовищно сильный огромный медведь?

До дороги оставалось всего ничего — преодолеть с десяток деревьев по склону, когда рык медведя оборвался изумлённым, испуганным визгом, а огромная тёмная фигура запылала огнём. Волки отпрянули врассыпную, и Хольгер выбрал минуту чужого смятения, чтобы остановиться, поднять голову и завыть — яростно, дико, как всегда в битвах, возвещая, что на поле боя выходит берсерк.

Одного его страшного воя хватило, чтобы ряды противника смешались, а самые трусливые поджали хвосты. Несколько серых теней бросилось под прикрытие кустов на той стороне дороге, остальные сбились в кучу, не зная, что делать, и мешая друг другу. Медведь рычал и катался по снегу, безуспешно пытаясь сбить пламя, рассыпая вокруг себя яркие искры, крохотными язычками остающимися гореть на снегу.

И в эту смятенную толпу ворвался скалящий острые клыки Хольгер и его беты. А уж они точно знали, что делать там, где каждый, кроме них — враг.

Под рёв медведя, визг и клацанье челюстей Хольгер провёл свою самую быструю победоносную битву. Ему хватило нескольких минут и десятка людей, чтобы обратить в бегство стаю втрое-вчетверо больше.

Он рычал, рвал зубами, сбивал с ног всех, кто не свой, и вскоре на дороге, кроме катающегося по снегу, пылающего, словно хорошо промасленный факел, медведя и перевёрнутой кареты, в тени которой прятался кто-то в белых мехах, никого не осталось.

Хольгер обежал поле боя по кругу, но никого не нашёл, кроме трупов. Из четвёрки павших лошадей на одну даже ему было страшно смотреть — видно, бедняга пришлась медведю по вкусу.

Из двух мёртвых людей только один был человеком — тот, чьё тело оказалось в сугробе, оставив снаружи лишь сапоги. Вторым мертвецом оказался обгорелый волк в человеческой форме. Его Хольгер сразу узнал, и, пусть и воняло ужасно, не отказал себе в удовольствии помочиться.

Крысе — крысиная смерть. И даже приятно, что не нужно мараться о такое ничтожество.

Хольгер вернулся к своим, поглядывая то на катающегося по снегу медведя, то на прячущегося под прикрытием кареты человека. Внутри неё тоже кто-то был, но угрозы собой не представлял. А вот снаружи находилась женщина, судя по запаху — молодая, испуганная, вкусная, а если вспомнить о незавидной судьбе Маркуса — крайне опасная.

Тут и гадать нечего, кто она — ведьма. Об их племени Хольгер всё знал, потому и собирался держаться подальше.

«Ей достаточно в глаза заглянуть, чтобы волк лишился души и стал привязчивым, будто собака, — вспомнился бабушкин голос, треск огня и завывания зимнего ветра в камине. — Если встретится тебе такая на жизненном пути, Хогги, беги от неё, чтобы аж пятки сверкали. Обещай, что исполнишь».

Маленький Хогги, разумеется, дал слово избегать коварных обольстительных ведьм, взрослый Хольгер собирался последовать совету бабушки в точности — убежать и поскорей, тем более дела не ждали.

Хольгер помог ведьме, чем мог и хотел, и она ему помогла, так что они были квиты. А лезть к ведьмам — себе дороже, да и опасно. Все они такие или только одна, но пахла молодая ведьма прекрасно, даже вонь горящей плоти и шерсти не могла перебить чарующий аромат.

Медведь всё ещё катался по снегу, но волшебное пламя не гасло, разгоралось сильней, оставляло на белом пылающие капли и лужи. Изи подобралась к ближайшему огоньку, потянулась к нему любопытным носом. Хольгер зарычал, впервые за день всерьёз осаживая сестру — испугался.

«Мы уходим», — рыкнул он, созывая своих, исследующих всё вокруг и отдыхающих.

Изи попятилась и села на снег, наклонила голову на бок. Ей не потребовалось обращаться и говорить человеческим языком, он и так её понял: «Как уходить, когда здесь столько нового и интересного? Разве мы со спасёнными людьми даже не познакомимся?»

«Нет», — ответил Хольгер и вновь рыкнул, созывая других любопытных и своевольных.

Двух из десяти бет не хватило — видимо, всё ещё рыскали по кустам и не слышали зова. Хольгер поднял голову и громко завыл.

Вой резко оборвался, когда пришла острая боль — ударила в левый бок, обожгла всё нутро, сбила с ног. Перед глазами вдруг стало темно, и он лишь успел удивиться. Как же так? Его победили?

Глава 15. Агнешка. Спасители

Нападавшие скрылись в лесу, прогнавшие их волки близко к карете не подходили, и Агнешка со слезами на глазах принялась за молитву. Её всё ещё трясло из-за пережитого ужаса, но милостью Творца она была спасена. Обе они спасены: с другой стороны днища кареты доносилось бормотание Фицы. Та молилась истово, с искренностью грешника, раскаявшегося в последние мгновения перед неминуемой смертью.

Агнешка на краткий миг даже позавидовала ей, ведь сама впервые за годы не смогла сосредоточиться, и молитва превратилась в пустые слова. Все попытки дотянуться до неба не удались.

Сдавшись овладевшей и телом, и сердцем усталости, Агнешка принялась мысленно вторить Фице, хотя та взывала к распятому богу и его матери, а последовательницы архангела Люциана обыкновенно обращались напрямую к Творцу. Но лучше уж помолиться так, чем никак, решила Агнешка. Происходящее вокруг сильно тревожило и пригибало к земле.

Волколаки отошли дальше, к середине дороги, переговаривались там по-своему, тихими рыками. Горящий медведь продолжал кататься по снегу, выл и рыдал от терзающей тело боли.

Агнешка закрыла бы уши ладонями, лишь бы не слышать свидетельств его муки, но побоялась пропустить что-то важное. Слёзы катились из глаз, так больно и обидно ей было.

Пусть и лишённый разума и всякого сострадания к другим, но всё же живой человек страдал по её вине. Другой уже отмучился и неподвижно лежал чёрным обугленным поленом на белом, как саван, снегу. Огоньки, горящие вокруг него, походили на пламя зажжённых свечей.

Огромный серебристо-белый волк обежал карету по кругу. Его глаза горели алым огнём. Агнешка с ужасом следила за каждым движением альфы, заметила и как человек в обличии зверя задрал ногу и помочился на лежащее на снегу обгорелое тело. Агнешка отвернулась, когда поняла, что волк собирается делать, но от журчания — и понимания происходящего — спрятаться не смогла.

В этих наполовину людях, наполовину зверях крылось слишком много дикого, необъяснимо жестокого, бесчеловечного. Как можно так поступать? Даже если это поверженный враг — разве он не заслуживает хоть толики уважения?

О том, какую черноту она сама увидела в волколаке, собравшемся её обесчестить, а затем убить, Агнешка быстро забыла. Но если бы её спросили, то ответила бы: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего».

Он погиб, и больше она на него не злилась. Теперь он ничем никому не грозил, а его бесславная смерть и последующее унижение вызывали только сочувствие. Живой всё-таки был человек, мог раскаяться, исправиться, но уже не судьба. Жаль, что её руками она оборвалась.

Его смерть — её вина. Это правда, её нельзя отрицать. Но даже на миг Агнешка не могла допустить мысль, что ей следовало поступить иначе: сдаться, самой умереть. Нет! Огненные силы в минуту наивысшей опасности ей дал сам Творец. А значит, ей следовало их применить, а не ждать схождения на землю ангелов с пылающими мечами.

Помощь к ней и правда спустилась. Только не с небес, а с горы, и не небесным воинством, а ватагой волков, возглавляемых серебристым вожаком с сияющими алым глазами.

Агнешка всем телом вздрогнула, когда красавец-волк поднял голову к небу и завыл — чудовищно громко и страшно.

Хоть она и смотрела в ту сторону, не отводя взгляда и даже, кажется, не мигая, не сразу поняла, почему вой оборвался коротким жалобным скулежом. Волк дёрнулся всем телом, но устоял. Пошатнулся, и ноги его подогнулись, а на землю упал уже человек — совершенно нагой. Из его бока торчала стрела, длинные серебристые волосы рассыпались по широким плечам, и всё — ни движения, кроме текущей на снег алой крови.

Волки бросились врассыпную, уходя от стрел, входящих в снег с пугающим свистом.

Казалось, сейчас все они разбегутся поодиночке, но нет. Потерявшая вожака стая снова собралась. Они как будто ругались — грызлись, повизгивали, рычали. А затем над всем этим шумом раздался крик — человеческий, женский.

Обнажённая девушка с серебристыми волосами пыталась вырваться из круга рычащих волков, но её не пускали. А она всё рвалась и кричала, и смотрела только туда, где лежал неподвижный альфа. И такая тоска, страх и любовь чуялись в её крике, что Агнешка вскочила на ноги и, забыв об опасности, бросилась вперёд — к альфе, стае рычащих волков, кричащей девушке и тем, кто с оружием в руках прятался за деревьями.

— Не стреляйте, — на бегу кричала Агнешка, путаясь в полах шубы и цепляясь носками сапог за комья сбитого снега. — Пожалуйста, не стреляйте. Это хорошие волки, они нас спасли!

Казалось, прошли часы, пока она добралась до лежащего ничком на снегу альфы. Но, конечно, минули лишь считанные мгновения. Она рухнула рядом с ним в снег и подняла вверх руку с горящим на ладони огнём.

— Я, Агния Сташевская, дочь герцога Григораша и целительницы Василики, приказываю вам, добрые люди, опустить оружие. Здесь не с кем сражаться. Тут только наши спасители. Верьте мне!

Пока она кричала, сражение девушки с волками завершилось её полной победой. Прикрытая лишь упавшими на грудь серебристыми волосами, она упала на колени рядом с Агнешкой. Глаза волчицы горели золотистым огнём, удлинившиеся клыки мешали говорить, а слова оказались незнакомыми, но смысл её речи Агнешка поняла. Волчица требовала спасти альфу.

Больше из леса никто не стрелял, и вскоре к обнажённой волчице присоединился с десяток голых мужчин со свирепыми лицами. Они говорили по-своему, все одновременно, рычаще, для Агнешки совсем непонятно. Одно слово повторялось чаще всего, и Агнешка неуверенно повторила его:

— Хольгер?

— Хогги! — повторила золотоглазая волчица и схватила Агнешку за руку, потянула её к лежащему без чувств мужчине. — Хольгер.

Кроме имени прозвучало что-то ещё, но перевод Агнешке не требовался. Как и просьбы, походящей на требование. Она бы не отказала в спасении даже безумцу-полумедведю, а здесь перед ней лежал человек. Кровь пропитала снег, её вытекло немало даже для такого крупного мужчины. И терять время было нельзя.

Закрыв глаза, Агнешка провела руками над грудью мужчины, не касаясь его. Постаралась отрешиться от всего и внутренним зрением увидеть всё то, что требовалось исцелить. Она боялась, что дар её подведёт, но всё получилось.

Сердце альфы билось. Стрела вошла глубоко, по пути раздробив ребро и разорвав ткани тела, сосуды. Кровь вытекала наружу и скапливалась внутри, и это было опасно. Ещё Агнешке не понравился вид старой раны на том же левом боку. За нею чувствовалась чернота, и её требовалось вычистить с той же тщательностью, как и избавить от стрелы, осколков ребра и сгустков крови.

Но начать следовало со стрелы. Уж слишком близко к сердцу остановился металлический наконечник.

— Прошу, отодвиньтесь, дайте мне место, а ещё вам нужно одеться, — сказала Агнешка, но сидящая рядом девушка даже не шелохнулась.

Они не понимали друг друга. Тогда Агнешка стянула с себя шубу и отдала ей. Собственное разорванное до талии платье смущало, но чужая нагота тревожила больше.

Затем Агнешка повернулась к раненому и закрыла глаза, хотя бы так отгораживаясь от собравшихся.

Молодой дуб, из которого сделали стрелу, откликнулся почти сразу, и Агнешка заставила его удлиниться, сделаться тоньше, выкинуть возле оперения зелёный листок. Сложность заключалась не в том, чтобы вытянуть стрелу. Трудно было не потерять по пути наконечник, а вытягивая его из тела — ещё больше не навредить.

Она так сосредоточилась, что вздрогнула всем телом, когда кто-то сказал:

— Вам помочь, госпожа? В лечении таких ран я кое-что понимаю.

Агнешка открыла глаза. Напротив неё на корточках сидел молодой мужчина в охотничьей одежде. За ним топтался и беспокойно поглядывал по сторонам один из сопровождавших карету людей — сбежавший, но вернувшийся с подмогой.

— Так что же, вы примете помощь? — Охотник кивнул на лежащего между ними мужчину. — Это я его чуть не убил. Мне сказали, на вас напали оборотни. Простите. Я не сразу понял, что эти — другие.

Часть 2. Истинная пара. Глава 16. Агнешка. Жених

Агнешке молодой охотник, назвавший себя Миланом, понравился с первого взгляда. И не только опрятностью в одежде и приятным лицом, но и честностью сердца. Милан сокрушался, что выстрелил в невиновного, говорил смело, не юлил, смотрел в глаза прямым взглядом. Предлагал помощь не в шутку. Возьмись за дело — наверняка бы альфу убил.

Его помощь Агнешке не требовалась, но за само благое намерение — честь ему и хвала. Так она и сказала, а ещё попросила быть наготове, чтобы, когда альфа очнётся, при необходимости его усмирить.

Стрела в бок вряд ли порадовала вожака волколаков. Не разобравшись, терзаемый болью, он мог броситься на любого, приняв его за врага. А любой в их случае — она сама. Агнешка нуждалась в защите.

— Когда я закончу с лечением, приготовьтесь держать его, — сказала она, и Милан тотчас согласился. Затем попросила, хотя никак не могла рассчитывать на такую удачу, но что-то толкнуло сказать: — Если сумеете как-то объяснить его людям, чтобы отошли в сторону, дали мне сосредоточиться — буду вам крайне признательна. Помощь с ними сейчас мне нужнее всего.

То ли ей несказанно повезло, то ли божественное провидение посылало ей в помощь только нужных людей, но Милан, как выяснилось, знал язык волколаков.

— Будет сделано, — просто ответил он и, поднявшись на ноги, разразился целой речью на чужом языке.

Волкалаки, судя по лицам, хорошо его понимали. Вскоре начали обращаться в волков и расходиться. Правда, далеко не уходили, но это так, ничего. Главное, в спину Агнешке больше никто не дышал и не нависал над нею, смущая близостью нагих тел, не знающих хоть какой-то стыдливости.

Девушка с волосами как чистое серебро оказалась самой упрямой. Милан уговаривал её дольше всего — спорил, а та ему отвечала с не меньшей страстью. Наконец и она встала. Отошла в сторону на несколько шагов и вновь села. Шла босиком по хрустящему снегу, и это её не смущало, как и сидение в сугробе лишь в одной шубе на голое тело.

Человек бы уже простудился, а волчица сияла золотыми глазами и выглядела лучше прежнего. Здоровый румянец раскрасил её щёки, придав лицу ещё большей прелести.

— Это его сестра, — объяснил вернувшийся Милан. — Сказала, убьёт всех нас, если с Хольгером, — он указал пальцем на бесчувственного волколака, — что-то плохое случится. Назвала вас ведьмой. Сказала, что знает: вы из тех, кто умеют лечить. Приказала вам поторапливаться, поскорей его исцелить. Грозила убить по-всякому — раз пять, наверное, я не считал. И горло вырвать, и прочее. — Он вздохнул, бросив украдкой взгляд в сторону девушки на снегу. — А с виду — ну прямо ангел.

Агнешка тоже взглянула на девушку и получила в ответ напряженный взгляд. Волчица что-то резко сказала.

— Потребовала, чтобы вы лечили скорей, — перевёл Милан.

— Если б это было так легко, как она думает, — пробормотала Агнешка, разглядывая мускулистую грудь волколака. — Помогите мне перевернуть его на бок. Надо сделать это так, чтобы не сдвинуть в его теле стрелу.

Милан помог, а затем предложил собственноручно вырезать из тела альфы наконечник стрелы. Объяснил, как бы это сделал (наверняка бы убил), так что утверждение, что он что-то понимает в лечении ран, не стоило принимать на веру. В их нанесении, несомненно, Милан разбирался в разы лучше.

Хорошо хоть сразу признался, что выстрелил в оборотня не простой, а посеребренной стрелой. Не той, с которой охотятся на обычного зверя, а настоящим оружием — боевой.

Теперь Агнешка точно знала, что мешает альфе исцелиться: самый большой враг волколаков — серебро. Она именно это и предположила, осматривая его, но подтверждение от охотника было не лишним. Значит, вытаскивая наконечник, ей следует быть особенно осторожной — или альфа умрёт.

— Та стрела точь-в-точь как эта, смотрите.

Милан достал стрелу из колчана и протянул её Агнешке. Та оказалась длинной, дубовой, с потемневшим от времени наконечником.

— Это из старых запасов, ещё с прошлой войны. От отца мне досталась. Когда отправляюсь охотиться в эти края, всегда беру их с собой. Мало ли — тут к землям нелюдей ближе всего. Опасные здесь места, но и ценного зверя много. Без защиты соваться сюда — нет, ни ногой.

Агнешка внимательно рассмотрела стрелу и вернула её охотнику. Хорошо, что Милан её показал. На стреле имелись зазубрины и крючки, сделанные не от неумения, а наоборот — чтобы вытащить её из тела двуногого волка было особенно трудно.

— Слухи этой зимой ходят плохие, — сказал Милан, убирая колчан за спину. — Замечали уже не раз волколаков, а теперь и сам вижу: ходят здесь, будто у себя дома. И даже между собою дерутся. Плохо дело. Значит, тесно им в своём доме, вновь расплодились, почуяли силу. Значит, скоро захотят прийти в наши дома. Разведают тут всё и приведут тысячи за собой. А мы ещё и лечим их, верим на слово. А это могут оказаться враги. Как думаете, госпожа?

Рассуждения Милана походили на правду, но Агнешка помнила: напавший на карету знал, кто в ней едет, ждал именно её, чтобы убить. Увидев впервые, назвал ведьмой, целительницей. Так что в нападении стаи случайности не было.

Но, может, у вожака и другие цели имелись. А у тех, кто пришёл на помощь, прогнав первых — вероятней всего, ещё какие-нибудь. Брать сестру, да ещё и такую юную с собой на разведку — странно это. Пусть Агнешка Хольгера и не знала, но сомневалась, что он бы так поступил.

— А они вам сказали: зачем они здесь?

— Идут в столицу. Этому Хольгеру, говорят, обязательно надо быть там как можно скорей. Дело как-то связано со свадьбой. — Милан покачал головой. — Чтобы хорошую девушку из знатного рода за нелюдя отдавали — никогда не слышал такого. Вот же бедная, это ж надо, как не повезло. Родители, видно, совсем не имеют к ней жалости.

С замиранием сердца Агнешка опустила взгляд вниз — на безвольное тело, стрелу, торчащую из раны, кровь на снегу.

«Будет к тебе свататься молодой волколак…» — сказала Брындуша. И вот он, напророченный, уже появился, до отчего дома ещё не добрались. Кто ж знал, что всё сбудется так?

— Он жениться едет в столицу? — спросила Агнешка голосом, слабым, как огонёк свечи на ветру.

— Свататься вроде. Я не понял. Верней, сестра его, похоже, и сама не знает всего, — ответил Милан.

Глава 17. Хольгер. Жар

Хольгера мотало между миром духов и явью. Сквозь мутный неприятный сон пробивались скрипы, гул голосов, но проснуться всё не получалось. Вязкая духота не хотела отступать, держала его, будто оковы, но он всё явственней чувствовал дёргающую левый бок боль, обливший тело пот и удушающий смрад старой овчины. Последний тревожил сильнее всего, забивал нос, лишая дыхания, и стал нитью, потянув за которую, Хольгер смог-таки сбросить с себя дурноту — вместе с накрывающим тело тулупом.

— Осторожней, не делайте резких движений, рана может открыться, — сказала незнакомая женщина.

Южный акцент в её речи напомнил, что Хольгер находится вдали от дома, но не объяснил, как он оказался в покачивающейся при движении карете. Непонятно было всё, кроме очевидного: он лежит, только проснувшись, голова у него страшно болит, а ещё сильней — бок, всё тело ломит и горит в лихорадке, глаза слезятся от кажущегося ярким света.

Нюх не отшибло — уже хорошо. Первое, что он почувствовал: Изи рядом, и, судя по запаху, с ней всё хорошо. Так что всё остальное могло потерпеть до того, как ему станет хоть чуточку лучше.

Не успел он об этом подумать, как сестра схватила его за руку.

— Ты проснулся! Как ты себя чувствуешь? С тобой всё хорошо? Рана болит? Ты можешь двигаться?

Хольгер сделал над собой усилие и сел, придерживая вонючий тулуп, которым накрыли его обнажённое тело. Свет резал глаза, и он дал себе время привыкнуть, глядя только вниз. Но даже отсюда заметил, что напротив сидят три женщины в длинных платьях и шубах, и средняя из них — его Изи.

Сестра надела непривычный наряд — слишком тёмный и длинный. Брошенный вверх взгляд подсказал, что Хольгер не ошибся: в этом платье Изи выглядела точь-в-точь как монашка, только с распущенными волосами. Заметив его взгляд, она улыбнулась и вновь принялась щебетать, спрашивая то и это.

— Говори тише, — хриплым шёпотом попросил он, и Изи тотчас протянула ему фляжку.

— Вот вода, выпей немного.

Хольгер выпил всё до самого дна. Часть воды потекла по подбородку, груди — освежая. Он потряс головой, пытаясь избавиться от остатков мутного сна, откинул спутавшиеся волосы со лба, и тут Изи сказала:

— Хогги, прикройся, пожалуйста. Эти женщины всё время смущаются и стараются нас одеть. Будто у них не те же две руки и ноги. Такие странные, но неплохие. Не надо их пугать лишний раз. Они и так боятся, что ты на них бросишься. Даже попросили меня ехать с ними, чтобы я могла тебя успокоить, когда ты очнёшься.

Он хмыкнул и подтянул овчину повыше, понадёжней прикрыв ноги и нижнюю часть живота. На этом своё одевание он закончил. Было страшно жарко, он весь горел, когда остальные кутались в шубы. Если б не жар в крови, он бы оделся: в карете было так же холодно, как и вне её — изо рта при дыхании шёл пар.

— Всё хорошо, — ответил он сестре. — Я тебя понял. Мне не настолько плохо, чтобы нападать на всех без разбора.

Изи тепло улыбнулась, вновь касаясь его руки.

— Как хорошо, что с тобой всё хорошо. Я так за тебя волновалась.

Хольгер сжал руку сестры и откинулся на спинку сиденья, чтобы внимательней разглядеть её соседок.

— Простите нас, господин, и спасибо. Мы зря волновались, что ранение не позволит вам сразу разобраться, кто друг, а кто враг, — сказала ему старшая из них и продолжила говорить на другом языке, обращаясь уже не к нему.

В детстве по настоянию отца Хольгер учил язык южных соседей. Отец всегда говорил: «Они наши враги. Нам придётся либо воевать с ними, либо ими повелевать. В любом случае, в жизни этот язык тебе когда-нибудь пригодится». И вот, пришло это время.

Хольгер не показал, что понимает разговор двух женщин, убедился лишь, что его слова перевели верно.

Вторая женщина — ещё девушка, совсем молодая — сидела у окна и напряжённо смотрела сквозь покрывшееся морозными узорами стекло, словно ничего интересней в жизни не видела. На слова первой она ответила всего лишь кратким «спасибо», голову так и не повернула, а румянец на её щеках стал ещё заметней и ярче.

Именно она Хольгера и интересовала. Именно от неё пахло свежо и сладко, маняще. Именно она, судя по всему, исцелила его, и он был должен ей как минимум благодарность.

Даже если бы Хольгер не чувствовал её запах, она привлекла бы его своей красотой, безыскусной прелестью и чистотой. Он смотрел на неё, скользя взглядом по нежным губам и порозовевшим щекам, по рассыпавшимся поверх белой шубы волосам и не находил в ней ничего, что бы его от неё оттолкнуло.

«Все ведьмы опасны. Если встретишь такую — сразу беги. Обещай, Хогги…»

Хольгер помнил и предостережения бабушки, и обгорелого Маркуса, лежащего в снегу, но власть этой девушки над огнём его не пугала. Ведьмарка не походила на создание из детских сказок. Она выглядела уязвимой и хрупкой, напуганной и смущённой. Какой угодно, но не опасной.

«Ей достаточно заглянуть в глаза, чтобы волк лишился души и стал привязчивым, как собака…»

Она ещё ни разу не посмотрела на него, и Хольгер всё ждал, с почти болезненным любопытством хотел испытать силу её взгляда. Не верил, что она сможет его подчинить. Если б могла — его бы так не боялась.

— Разрешите вам представиться, — сказала женщина, которую Хольгер мысленно записал в служанки или помощницы молодой ведьмы. Не в матери точно. — Это леди Агния Сташевская, старшая дочь Его Светлости герцога Григораша Сташевского. Она возвращается в отчий дом на каникулы в честь праздника Рождества. Меня зовут Фица Быстрицкая, мне выпала честь сопровождать дочь герцога в её путешествии.

Хольгер кивнул.

— Меня зовут Хольгер, сын Рафаэля, внук Мсцишека Золотого Клыка. Я истинный волк по праву рождения и альфа в десятом поколении, властитель Соколиных утёсов, на равных с другими вхожу в ближний круг альфы альф Фридриха. — Указав рукой на Изи, он сказал: — А это моя сестра Изольда, слава того рода, в который она войдёт как супруга альфы и будущая мать.

Изи, услышав о детях, вздёрнула нос, фыркнула и махнула рукой. Покраснела, как и всегда, когда заходила речь о её грядущем замужестве.

— Как нам лучше к вам обращаться? — спросила женщина.

Люди придумали себе множество титулов. Кичились ими. Передавали от отца к сыну, будто силу духа, храбрость и умение стоять во главе стаи можно вот так просто отдать.

— Господин, — ответил Хольгер, бросив на женщину острый взгляд, а затем вновь взглянул на молчаливую девушку, смотрящую в окно. — Передайте вашей госпоже, что я искренне благодарен ей за спасение. А также что она может уже на меня наконец посмотреть.

— Вы не одеты должным образом, — негромко возразила женщина. — Простите нас. Вы должны понять: леди Агния получила строгое воспитание. Она не привыкла к общению с мужчинами, тем более когда они выглядят так.

Как «так» она не уточнила, но Хольгер её прекрасно понял.

— У меня жар, — сказал он недовольным тоном. — Кутаться в овечью шкуру я не буду. Она жаркая, и от неё ужасно смердит. Если есть другая одежда — предложите её.

К сожалению, им нечего было ему предложить, кроме девичьих юбок и платьев.

— Доберемся до ближайшей деревни или городка, и там решим этот вопрос, — сказал Хольгер и сжал висящий на шее шнурок с золотыми монетами. Их было достаточно, чтобы купить всю деревню, не то что штаны. — А пока вам придётся потерпеть моё нахождение здесь в том виде, в каком каждый приходит в этот мир.

После недолгих переговоров со служанкой девушка повернулась к нему. Её прямой взгляд ожёг будто огнём. Хольгер забыл как дышать, глядя в её глаза и лицо. Она же привстала с места и протянула руку к нему. Положила теплую и нежную ладонь на его лоб.

Карету трясло, и в любой миг девушка могла упасть к Хольгеру на колени.

Они смотрели друг другу в глаза, и жар в его крови разгорался всё сильней и сильней. Но уже не от раны, а от близости той, кто всего за мгновение стала желанней всех женщин на свете.

Глава 18. Хольгер. Судьба

Хольгер весь горел, словно кровь в венах решила превратиться в лаву и сжечь его, оставив после себя только пепел. Именно так и бывает, когда человолк встречает свою единственную, судьбой предназначенную пару. Жар в крови — первый признак того, что две души срастаются в одно целое, разделённое лишь телами. Он знал это, всю жизнь готовился встретить ту самую, истинную, и стать истинным для неё. Думал, тот день окажется для него самым прекрасным и удивительным днём во всей жизни, а его счастье и радость невозможно будет измерить.

Получил — боль, смятение чувств и сомнения.

«Она не волчица, она не такая, как ты», — говорил его разум.

«Ведьма, крадущая твою душу. Взамен она не даст тебе ничего», — предупреждала память тёплым голосом бабушки.

«Она будет моей, — спорил он с взывающими к его благоразумию голосами. — Она должна быть моей. Она станет той силой, которая поднимет меня и сделает лучше».

«Люди чувствуют иначе, чем мы. Их головы забиты мыслями о деньгах и власти, они не видят смысла жизни в любви. Нет большего несчастья для истинного волка, чем найти пару в человеке. Даже принявшие укус и прошедшие сквозь второе рождение, душой они всё равно остаются слишком людьми», — так говорила его покойная мать.

Прошло столько лет, что он забыл её лицо, но эти слова и даже её голос вспомнил так ясно, будто услышал их минуту назад.

«Пообещай, что, встретив ведьму, ты убежишь от неё со всех ног», — просила бабушка под гул огня в очаге.

Она считалась сильной пророчицей. Гадала по рунам и внутренностям убитых животных. Однажды по секрету призналась ему, что так подолгу сидит у очага, вороша угли, потому что в языках пламени видит будущее. По её щеке катилась слеза, когда она это говорила. Именно в тот вечер она попросила, чтобы, встретив ведьму, Хольгер от неё убежал.

Все эти воспоминания и мысли пронеслись в его голове шквалистым ветром, срывающим с мест привычное и изменяющим всё.

«Она знала, что это случится. Потому просила меня поберечься. Таково полотно моей жизни, вытканное лунными волчицами ещё до начала времён. Это девушка не из наших — моя судьба. Всё шло к тому, чтобы я её встретил», — Хольгер думал об этом, когда Агнешка держала ладонь на его лбу. По катящейся с головы до пят волне восторга и обожания со всей ясностью и неотвратимостью понимал, почему его тело горит, будто огнём. И ничего не мог с этим сделать. Его пара — ведьма, так суждено.

«Мне уже не сбежать. Наши души познакомились и начали срастаться друг с другом. Она уже коснулась меня».

Истинная сказала, обращаясь к служанке:

— Он и правда весь горит. Наверное, моё лечение не помогло, или воспалилась рана, или его тело отвергает новую плоть.

— Да, у вас жар, — перевела женщина её слова. — Позвольте, леди Агния ещё раз осмотрит вашу рану.

Хольгер, конечно, позволил. И да, это означало, что он уже зависел от неё, будто привязчивый пёс. В этот миг он бы позволил ей всё, даже убить себя, если бы она того пожелала. Но она хотела лишь, чтобы он поднял левую руку — и он сделал это.

Агния провела руками над раной, затем сказала:

— Мне кажется, тут всё хорошо. Плоть нарастает так, как и должна.

Хольгер смотрел ей в лицо. Его интересовала только она. И только затем, когда девушка отстранилась, взглянул вниз — на свой бок, где дёргало, ныло, откуда шёл жар.

Ему бы давно посмотреть, что так болит, а он терпел, даже не зная, что сделали с ним. Смотрел сейчас, и его глаза видели то, чего быть не могло. Из его раны рос мох, крохотные белые цветы, торчали ветки с зелёными почками. Его собственное тело выглядело страннее всего, что он видел за всю свою жизнь. Из-за этого мха, веток, цветов мысли о паре выветрились у него из головы.

Он не верил своим глазам, хотел коснуться, но Агния схватила его за руку.

— Фица, миленькая, скажите скорей, чтобы он не трогал себя, — быстро проговорила она, обращаясь к служанке. — Пусть ещё немного потерпит, боль скоро уйдёт.

Хольгер переменил положение их рук и сжал тонкое запястье.

— Что это? — спросил он на её языке.

— О, вы говорите по-нашему, — сказала служанка без удивления. Глазастая, всё подмечала и схватывала на лету. — Это всего лишь лечение, оно выглядит очень странно, но поможет вам быстро встать на ноги и не оставит от раны даже следа.

Хольгер не ответил, разглядывая вырывающуюся ведьмарку.

— Что это? — повторил он грубее и строже. — Почему из меня растёт мох и торчат какие-то палки?

Вмешалась Изи. Пусть она и не понимала ни слова из ведущегося разговора, но ума и внимательности ей было не занимать.

— Не сердись, Хогги. Я видела, как она лечила тебя. Ей пришлось раскрыть рану, нанесённую проклятым Маркусом. Помнишь, как долго заживал его укус и так и не зажил до конца? Я видела своими глазами, внутри твоего тела была чернота. Пришлось вырезать из тебя ту страшную гниль. Теперь всё будет хорошо, только дай закончить лечение, не разрушь всё, что создавалось так долго. Эта девушка старалась спасти тебя.

— Почему ты веришь ей? — спросил Хольгер, не позволяя ведьмарке сбежать.

— Потому что она вытащила из тебя стрелу с серебряным наконечником. Я держала его в руках и видела вытекающую из тебя чёрную кровь. Если бы не она, ты бы умер.

Изи достала из складок одежды обломок стрелы.

— Я специально взяла его с собой, чтобы тебе показать. Вся эта часть находилась внутри твоего тела. До сердца серебру оставалось чуть-чуть.

Она показала крохотное расстояние между пальцами.

— Ты мог умереть. Только её искусство спасло тебе жизнь. Не обижай её, Хогги. Ты на коленях должен её благодарить, что не оставил меня совсем одну в этом мире.

Отпустив руку спасительницы, Хольгер взял у сестры обломок стрелы. Заметил зазубрины и крючки, которые не позволили бы вырвать стрелу из тела без хорошего куска мяса. Сжал серебряный наконечник в ладони, и боль ожога его отрезвила.

Она спасла его. Сделала это странно, по-своему, он никогда такого не только не видел, но и не слышал. А он, вместо благодарности, её напугал. Как же глупо всё получилось.

— Прости, — сказал он забившейся в угол девушке, смотрящей на него, будто на дикого волка. — Не каждый день просыпаешься с тем, что из тебя растёт мох. Не бойся меня. Я искренне благодарен тебе и докажу это делом.

— Не трогайте меня больше, — сказала она, потирая кожу на запястья. — Я приму от вас лишь такую благодарность. Да и не должны вы мне ничего. Вы пришли нас спасти, и я вернула вам долг. Спасибо, что не прошли мимо, что сжалились над нашей судьбой.

Хольгер улыбнулся, хотя её слова, в том числе, означали: «Ты не нравишься мне. Я не чувствую тебя своей парой».

— А вот этого я обещать тебе не могу.

Он мог бы ждать, окружить её заботой, попытаться приручить лаской. Он поступил бы так, будь она из волчьего рода, любого, даже самого слабого. Но в ней текла чужая кровь, и ждать, что он понравится ей как человек — нет, такого не будет.

Ведьмам не нравятся волколаки, они боятся волков. Она примет его как пару только после укуса. Укус — его единственный шанс приручить её и сделать своей.

— Почему? — Она смотрела на него с опаской.

— Потому что ты предназначена мне судьбой. Ты моя пара. — Он решил быть с ней честным.

— Что?.. — Она поняла его, но притворилась глупышкой. Испугалась, а не обрадовалась.

Он знал, что так будет. И всё равно её ответ причинил сердцу боль.

— Ты моя пара, — повторил он спокойно. — Такова наша судьба. Ты можешь спорить с нею, но она тебе это докажет. С этого дня наши души связаны, и никто не сможет разорвать эту связь.

Глава 19. Агнешка. Сомнения и страхи

Волколак говорил спокойно, уверенно, и тем страшней казались его слова. Агнешка молилась, чтобы случилось иначе, чтобы она неправильно его поняла, но увы. Он узнал в ней свою пару, а значит, как Душенька и предрекала, на жизненном пути, да ещё и так скоро, ей встретился тот, кого сами боги предназначили ей в мужья. А с богами, как известно, не спорят.

Закрыв ладонями лицо, Агнешка тихо дышала и старалась не плакать.

Всё в её жизни уже решено, значит, так надо. Такова воля богов. Да и разве плохой человек этот мужчина? Не прошёл мимо — спас её и Фицу. Обращённый в зверя, ведомый не только разумом, но и инстинктами, на слабые, загнанные в угол жертвы так и не напал. И это говорило о многом, ведь будь сердце Хольгера злым, то вёл бы себя, как другие — разбойники по виду, и душами чисто дикие звери.

Хольгер сильно отличался от них. В его разуме Агнешка даже сейчас, когда жар обуял его тело, не прочитала непристойных желаний, ни одного. А ведь могло случиться так, что страстями он оказался бы подобен вожаку напавшей на карету стаи — чёрному насквозь. Так что, если уж предназначен ей в мужья волколак, то за такой добрый выбор следовало не гневить слезами, а славить богов. Сестрица Эля непременно бы так сказала и попеняла бы на её своеволие и неблагодарность.

А Агнешка и хотела бы искренне благодарить и за спасение, и за доброго человека в мужья, а не могла. Как, когда он и не человек вовсе? Как, когда она никогда и не думала даже становиться чьей-то женой? Её сердце принадлежало тихим молитвам богам, служению людям, а не всего одному человеку, пусть и такому как Хольгер.

Он красив, силён, настоящий мужчина, но Агнешка даже не знала, как к нему подступиться. И не хотела ничего из того, что представлялось ей обязательной частью семейной жизни. А ещё её сильно страшило, что он волколак. Таких, как он, её приучили бояться с самых малых лет. Они столетиями нападали на монастыри, и она привыкла думать, что душой все они звери.

Хольгер не походил на опасного зверя. Больше напоминал расстроенного и немного раздражённого мужчину. Из дикого — не стыдился демонстрировать всем полуобнажённое тело. Он огорчился, что она не бросилась к нему в объятия с криками радости и улыбками. В остальном вёл себя хорошо. Только в одном выказал грубость — за руку схватил, но не со зла, а испугавшись непривычного вида лечения.

Агнешка, наверное, тоже бы испугалась, если бы, не ожидая того, увидела растущий из её тела мох и прочее, с живой плотью несовместимое. Так что за синяки на запястье она Хольгера сразу простила. Но благодарить судьбу и богов за его вхождение в свою жизнь не смогла.

Волколак ей чужой, и как увидеть в нём мужа? Что означает его полюбить? А без любви согласиться на брак — стать клятвопреступницей. Разве она посмеет оскорбить богов обещанием любить, когда не чувствует ничего по отношению к тому, кого видит впервые? Душенька приказала сказать «да» жениху, но в церкви нельзя врать. И что делать тогда? Нет ответа.

Одно хорошо — как она не знала имени жениха, так и он, видно, не знал имя невесты. Значит, есть ещё время разобраться в себе и всё понять.

В столицу они спешили в одно время и по одному поводу — такие совпадения случаются лишь по воле богов. В их встрече не могло быть ошибки. А вот любви ей не дали. Зачем-то же сделали так? Или всё это испытание её веры?

Агнешка не привыкла терзаться сомнениями. До сих пор в её жизни всё было просто, она всегда знала, как поступать. И сейчас спешила найти решение.

«Объяснится, прикажет что-то, тогда ему и отвечу, а до того — ничего», — наконец решила она и, вздохнув, открыла лицо. Всё, она успокоилась, знала теперь, что дальше делать. Пусть и её решение — не делать самой ничего.

Сидящая рядом с ней молодая волчица взяла её за руку, чуть сжала пальцы.

Фица перевела её речь:

— Леди Изольда говорит, что понимает ваше смущение. Не каждый день мужчина объявляет женщину своей парой. Она извиняется за своего брата, прямоту и поспешность его объяснений и просит вас отнестись к нему с пониманием. Ранение повлияло на него, а так бы он, прежде чем признаваться, позаботился бы о том, чтобы произвести лучшее впечатление о себе, и уж точно надел бы штаны.

Хольгер, несомненно, понял, что сказала его сестра, задолго до того, как Фица закончила перевод, и начал спорить с сестрой. Потому Агнешка услышала продолжение:

— Господин Хольгер попросил леди Изольду не вмешиваться, но та с ним не согласилась. Она говорит, что не позволит обижать вас, леди Агния, предлагает вам свою дружбу, защиту и покровительство.

Агнешка повернулась к Изольде и поблагодарила её, назвав полным именем. Та улыбнулась, что-то сказала, и Фица перевела:

— Леди Изольда просит вас называть себя без «леди» и по-простому.

— Изи, — сказала волчица, сверкнув глазами, в которых Агнешка разглядела золотистые искры. Изольда несколько раз коснулась указательным пальцем лифа своего платья и повторила: — Изи.

Видимо, она очень любила короткие имена, так как вскоре Агнешка услышала в свою сторону «Агни».

— Агния, — поправила она девушку несколько раз, но пришлось смириться с новым вариантом звучания своего имени. Обаянию и настойчивости сестры Хольгера не получалось противостоять.

Агнешка перехватила взгляд Хольгера, направленный на сестру — удивительно тёплый, с настоящей улыбкой, прячущейся в уголках губ. В нём с лёгкостью читались любовь и нежность — больше, чем Агнешка видела в ком-либо до сих пор. Этот взгляд доказывал, что Хольгер умеет любить.

Так Агнешка нашла в нём ещё одно качество, за которое следовало благодарить тех, кто усадил их вместе в одну карету. Она смотрела на него, улыбающегося сестре, и думала о том, что замужество — это шанс приобрести в супруге особенного человека. Если когда-нибудь он захочет с такой же нежностью и любовью посмотреть на неё, то, возможно, она перестанет сожалеть об их встрече.

Когда он так тепло улыбался, то всё её страхи чудесным образом превращались в ничто.

Глава 20. Хольгер. Рождённые любить

Самый счастливый день в жизни Хольгера — обретения пары — на деле выдался тяжёлым и утомительным. Жаловаться, конечно, не стоило — этот день мог и вовсе не наступить. Если бы не Агния и её ведьмовской дар, Хольгер остался бы лежать на снегу, как не к ночи помянутый Маркус. Девушка спасла его жизнь и подарила надежду на счастье. Но по всем признакам выходило: их дорога к совместному счастью будет не из простых и приятных.

Во время кратких остановок в пути Хольгер выходил из кареты, но обращаться ему запретили, так что измаялся он изрядно. Беты бежали за каретой на своих четверых, и он бы непременно сделал так же, как они, а не мучился бы от бесконечной, чудовищно раздражающей тряски и духоты.

В карете укачивало, он много спал. Его то трясло от холода, и он с головой укрывался, то охватывал жар, но приходилось прикрываться вонючей овчиной, чтобы не смутить женщин видом обнажённого тела.

Редкий случай, наверное, первый после далёкого детства, когда ему пришлось провести целый день в исключительно женском обществе. И пусть одной из трёх дам была его Изи, он всё равно чувствовал растущее напряжение. Чужие взгляды смущали, хотя служанка всегда скромно опускала глаза, когда он смотрел в её сторону, а Агния так старательно глядела в окно, что, сколько бы он ни поворачивался к ней, их взгляды ни разу не встретились.

Она не хотела с ним говорить, даже смотреть на него, притворялась равнодушной и отстранённой. Чем сильней она отгораживалась от него, тем менее вероятным представлялось ему их совместное счастье.

Это следовало поскорее исправить — прояснить всё и убрать все препятствия. Хольгер не любил ждать, терпеть не мог сомнения, неясности и беспорядок. Им следовало поговорить откровенно и честно, вот только Хольгер не знал, что и как сказать, чтобы вывести девушку на искренний разговор, узнать и развеять все страхи. Да и не место такой беседе при сестре и служанке.

Разум советовал подождать, но раздражение-то никуда не девалось. Терпение не было сильной стороной Хольгера. Он любил чёткость и ясность во всём, а уж тем более в таком важном деле, как отношения с истинной парой.

Заметив его растущее беспокойство, Изи сказала:

— Дай этой милой девушке время. Ты испугал её своими признаниями, брат. Дай ей привыкнуть к мысли, что она — твоя женщина, и другого жениха судьба ей не даст.

Женщины! Хольгер не мог понять ход их мыслей, даже сестра, говорящая на его языке, выражалась для него непонятно. Ему не нужно было привыкать к мысли, что Агния его пара. Он всю жизнь её ждал, и вот она появилась. Ведьмарка она или волчица — это имело не столь уж большое значение. Гораздо важнее, что она наконец-то нашлась.

Ещё Изи не преминула сказать, что и сама бы испугалась, если бы едва не умерший, только-только пришедший в себя голый мужчина бросился бы признаваться в том, что он её пара.

— Ты поспешил. — Изи кивнула несколько раз и улыбнулась — И всё равно я счастлива, что ты нашёл пару. Тебе уже двадцать семь, пора создавать собственную семью, а не нянчиться со мной.

Тут Изи, видно, задумалась, чем женитьба старшего брата обернётся для неё самой, и её лицо погрустнело. О своём замужестве она не мечтала. Даже не думала пока в эту сторону — Хольгер бы знал. Ей не нравился никто в том самом смысле.

Пару раз она говорила, какой Вольфганг мощный волк и сильный альфа, но её словах не чувствовалось затаённого восхищения. Хотя… Хольгер впервые задумался: а понял бы он, что его сестра неровно дышит к кому-то?

Он встряхнул головой. Разумеется, всё бы он понял. Они никогда не скрывали друг от друга ничего важного. Если бы Изи влюбилась, она бы прямо сказала, кто ей нравится, и дело с концом.

Сестра только-только вошла в возраст. С Агнией они, наверное, ровесницы. Но Изи волчица, и ждать тут нечего — ей нужен муж. Среди истинных волчиц ни монашек, ни старых дев не бывает. Придут жаркие ночи, и с кем их проведёт Изи? Правильный ответ — с мужем. И другого не будет. Ещё зима не закончится, как Изи войдёт хозяйкой в дом хорошего волка.

Если Вольфганг откажется назвать Изи своей королевой, то на следующем же круге Хольгер объявит, что готов рассмотреть брачные предложения для своей любимой сестры. За неё — родовитую, здоровую, сильную — будут драться до крови десятки альф. Он выберет лучших претендентов из всех, но право решать отдаст Изи — он же не варвар, чтобы отдавать её за того, кто ей совсем не понравится. Если среди них не будет истинного, то полюбить с первого взгляда она не полюбит, но это не страшно. Молодых свяжет природа. Первая вязка, и пара обретёт неразрывную связь.

Да, решено. Обретение пары — ещё одна причина поскорей искать мужа сестре. Изи — умная девочка, она должна такие вещи и сама понимать, даже без его объяснений.

— Ты смотришь на меня как-то странно, — сказала Изи. Остроглазая, замечала всё.

— Думаю о женихе для тебя, — не стал скрывать Хольгер, и Изи сникла.

— Так и знала, что ты об этом заговоришь.

— Я горжусь тем, что у меня такая умная сестра.

— Не подлизывайся. Нашёл пару и уже думаешь, как избавиться от меня.

Хольгер наклонился вперёд, взял руку Изи в свои ладони.

— Посмотри, — сказал он, обводя пальцем ладонь сестры, лежащую на своей. — Помнишь, какая маленькая была у тебя ладошка в тот год, когда мы потеряли родителей? Всего-то досюда. Прошло много лет. Наша боль утихла, и мы стали взрослей. Ты выросла, Изи. Пришло время тебе войти в дом супруга и там зваться хозяйкой Изольдой, растить собственных детей.

Агния не понимала ни слова из того, что он говорил, а служанка казалась такой тихой и незаметной, что Хольгер решил: пусть слушает, для неё это не имеет значения.

Изи судорожно вздохнула.

— Но я не хочу расставаться с тобой, идти в чужой дом, к чужим людям. А муж? Он ведь захочет коснуться меня. А если мне не понравится? И ты это позволишь?

Хольгер наклонил голову, пряча улыбку.

Он тоже не хотел расставаться с сестрой. Но такова их природа. Больше она не ребёнок. Ещё немного, и будет носить собственных детей, и смеяться над сегодняшними опасениями.

— Я дам тебе выбрать самой, — сказал Хольгер. — Мы вместе выберем для тебя человолка, который будет любить тебя так сильно, заботливо, нежно, как я не смогу. Давай лучше подумаем о том, как найти для тебя самого лучшего мужа.

— Стерпится — слюбится? — уныло спросила она.

Хольгер покачал головой.

— Мы волки. Мы рождены, чтобы любить. Ещё луна не пройдёт весь свой путь, как муж потеснит меня в твоём сердце и станет твоей истинной путеводной звездой.

Глава 21. Хольгер. Приглашение

На ночлег они остановились в городке, расположенном у подножия гор. Позади остались виды зимнего леса, кажущийся бесконечным серпантин горной дороги, напряжённое молчание и не менее напряжённые разговоры. Может, полученная рана, может, серебро, попавшее в кровь, а может, кислый вид его истинной, но когда карета остановилась у придорожной гостиницы, Хольгер, кутаясь в овчину, первым вышёл на утоптанный снег и глубоко шумно вдохнул.

Скрипучий снег обжёг босые ступни холодом, и Хольгер с наслаждением потоптался на месте. Ух, хорошо. Ещё лучше — пытка дорогой на сегодня закончилась.

Жар в крови от близости истинной унимать было сложно. Он весь этот утомительный, тягучий, как смола, день потратил на то, чтобы не замечать ни соблазнительной красоты его Агнии, ни вызывающего, раззадоривающего равнодушия. И первое, и второе вынуждало слишком много думать о ней, чего делать не следовало — не то время, не то место, не то состояние тела и духа.

Изи права: ухаживая за молодой женщиной, следовало хотя бы штаны надеть. Невинная девушка, Агния боялась даже смотреть в его сторону, а он не мог заставить себя надеть тулуп. Душа волка категорически отказывалась рядиться в овечью шкуру — вонючую, душную, тем более неприятную, когда тело пылало внутренним жаром и покрывалось испариной. Хм, да, ему б помыться ещё, прежде чем с ней говорить. Смыть этот чудовищный запах.

А ещё следовало хорошенько проветрить голову и составить какой-никакой план по скорейшему завоеванию девушки, раз судьба, наградив парой, отказалась помогать в получении от истинной простого и естественного «да, я твоя».

Здесь, под открытым небом, сладкий аромат его Агнии меньше дурманил голову. Боль из раны почти совсем ушла, и он — наконец-то — почувствовал себя почти здоровым, похожим на себя прежнего, способного здраво судить и отвечать за свои поступки и выборы (даже те, которые за него решала судьба).

Хольгер глубоко дышал, поглядывая по сторонам. Пахло лошадьми, курами, прочей живностью, мерзко — тушёной кислой капустой, вкусно — жареным мясом, а ещё людьми. Их говор доносился из гостиницы — небольшой, но выглядящей уютным оплотом человеческого тепла.

Во всех окнах первого этажа, и кое-где на втором, горел тёплый жёлтый свет. Крышу накрывали толстые сугробы белого снега, из трёх дымоходов шёл сизый дым, уходя прямо в небо. Час уже настал поздний, и звёзды с луной ярко сверкали на небе.

Дверь отворилась — хозяева и их помощники спешили встречать новоприбывших. Тотчас поднялся шум — больший прежнего, и так раздражавшего.

Местные собаки выли и поджимали хвосты. То, что некоторые волки обратились в людей, их тоже не успокоило. Хольгер зло рыкнул в ответ и услышал тихий скулёж. Хорошо. Стало тише в разы.

К нему на своих четверых подбежал доверенный Лайош, встал на две ноги, и Хольгер отдал ему указания, выделив достаточное число снятых со шнурка золотых. Следовало поскорее приобрести одежду и обувь для всех, решить с ужином и ночлегом — и поговорить с Агнией наедине, что Лайоша, разумеется, уже не касалось.

Хольгер остановил девушку, спешащую прошмыгнуть мимо него, не поднимая глаз от снега. Она надеялась, что занятый разговором он её не заметит? Наивная. Он почувствовал не только её запах, но и каждое её движение, шелест платья, слышный для его чуткого уха звук шагов. На всём белом свете не было никого, кто бы интересовал его больше. В таких обстоятельствах — среди всех этих запахов, шума и суеты — сестра смогла бы пройти мимо него незамеченной, но не пара.

Хольгер перегородил ей дорогу. Мягко улыбнулся, избегая показывать зубы, когда она подняла на него встревоженный взгляд.

С давних пор он знал за собой, что хитрости не для него. Его метод — честность и простота. Он хотел говорить с ней прямо, открыто, добиться её, ведь не зря именно её судьба предназначила ему в пару. А значит, согласие будет. И добиваться его следует, оставаясь собой, Хольгером, признанным альфой Соколиного клана, хозяином замка на Соколиных утёсах и земель, где жило пять десятков тысяч семей, занятых земледелием, охотой, выращиванием скота.

По меркам и людей, и человолков Хольгер считался богатым, знатным и облечённым всей полнотой власти над своими соклановцами. Он входил в круг совета альфы альф Фридриха, но это не означало, что он слуга Фридриха или Вольфганга, когда тот займёт место деда. Он не вассал, а равный другим главам волчьих кланов. Волкам хватало звания альфы, это люди придумали титулы, да ещё и передавали их от отца к сыну, не глядя на заслуги и силу потомков, разум и честь.

Хольгеру было что предложить своей женщине. Любая бы пошла за него, но он, следуя традициям предков, ждал истинную, не соглашался на брачные предложения, которые получал от соседних кланов, не собирался усиливать своё влияние через выгодный брак. Соколы всегда выбирали любовь, их кровь прирастала силой из поколения в поколение, ведь они следовали знакам судьбы, брали истинных невест в свой дом, а не выгодных.

Они выбирали любовь, потому у каждого сына в Соколином роду краснели глаза. В их клане ни разу альфой не становился кто-то другой — только сын альфы. Так будет и сейчас, когда Агния примет его, и у них появятся дети. С огнём, над которым она имеет власть, с её силой целительницы, их сын родится сильным. И возможно, впервые глава Соколиного клана станет главой совета — альфой над альфами. Почему нет? Это возможно.

С такой женой — волчицей, обращённой из ведьмы — это может произойти уже в следующем поколении. Судьба послала ему такую пару не зря.

— Нам нужно поговорить наедине, дорогая Агния, — сказал Хольгер, глядя в её стремительно розовеющее лицо.

Сказать по чести, он предпочёл бы увидеть в ней более дерзкую девушку, а она робела и смущалась, хотя его тело с головы до пят скрывал овечий тулуп, и разговаривал он с ней вежливо и церемонно, за руки и прочее не хватал.

Да уж, воспитание в монастыре не пошло ей на пользу. Но внутри неё жил огонь, он это помнил. И в другом она станет огнём. О ней хотелось думать именно как о красавице, как в старой сказке ждущей первый поцелуй принца, чтобы очнуться от вечного сна и запылать истинными страстями.

В некотором смысле он и был её принцем, и поцеловать её тоже очень хотел.

— Вам не стоит бояться меня. Со мной вам ничего не грозит, — сказал Хольгер, противореча собственным мыслям о том, что Агнию надо поскорей разбудить. — Нам нужно поговорить, всё обсудить. Я прошу у вас встречи, на которой будем только мы с вами.

Агния попыталась что-то сказать про служанку, и Хольгер покачал головой.

— Нам нужно обсудить вещи, которые касаются исключительно вас и меня. Присутствие третьих не нужно. Вы можете мне доверять. Я не обижу вас. Вы — моя пара.

Девушка шумно вздохнула, отвернула лицо, и Хольгер взял её за руку. Она не вырывалась, и он счёл это добрым знаком.

— Это уже случилось с нами, нити наших судеб переплелись. Лунные волчицы непременно соткут для нас прекрасный узор будущей жизни. Нам всего лишь нужно лучше узнать друг друга, определиться, что мы ждём от дальнейшего общения. Делать маленькие шаги на этом пути самостоятельно, чтобы судьба не решила подтолкнуть нас в спину. Такое не нужно ни вам, ни мне, леди Агния.

Хольгер взял девушку за руку, поцеловал её пальцы, как, знал, делали люди, ухаживая за своими женщинами.

Его губы всего на миг коснулись её нежной кожи, и он замер, сдерживая себя. Не удалось, и он поддался порыву попробовать её вкус кончиком языка. Агния шумно выдохнула, и он с сожалением отпустил её руку.

«Нельзя спешить, — сказал он себе. — Нельзя её пугать».

— Так мы встретимся сегодня?

— Путь был утомительный, я думала пораньше лечь спать, — сказала она, пряча глаза. Не умела врать совершенно — и это тоже понравилось Хольгеру в ней.

— Вы боитесь меня, — перевёл он её ответ во всем понятный. — Но не стоит этого делать. Смущение и страх неизвестности не дадут вам толком заснуть. А я не хочу лишать вас отдыха перед завтрашней долгой дорогой, потому ещё раз прошу нашей встречи сегодня.

Она потёрла шею над пушистым белым воротником. Кончики её ушей порозовели, как и щёки. Агния — Агнешка, ей так шло её милое детское имя — и выглядела до невозможности мило.

Хольгер изменил мнение: робость тоже прекрасна. Такую её ещё сильнее хотелось обнять и прижать к себе, чем глядящую в глаза с вызовом опытной женщины.

— С вашего позволения я попрошу у хозяина отдельный кабинет для нашей встречи. Думаю, он найдёт такое место. И там, за ужином, мы всё обсудим.

— Меня предупреждали не оставаться с мужчинами наедине, — растерянно сказала она и нахмурилась. — Меня предупреждали бежать от волколаков и поскорей прятаться, если я на своё несчастье когда-то таких встречу.

Хольгер взял её за руку, согрел замёрзшие пальцы. Она отвергала его, но делала это так, что он не мог не улыбаться.

— Нашу встречу выткали на небесах. Или вы не верите в судьбу, моя леди?

Она приоткрыла рот в изумлении. Нежные губы так и манили к себе, но Хольгер сдержался.

Похоже, с такой невестой ему придётся сдерживаться непрестанно, но ему и это в ней нравилось. Задумавшись на миг, он признал, что в ней ему нравится всё.

— Вы верите в промысел Божий? — спросил он, вспомнив, как люди называют судьбу.

— Конечно, господин Хольгер.

— Значит, скажите «да» нашей скорой встрече. Ведь вы здесь и я здесь лишь по той причине, что свести нас вместе оказалось угодно богам.

Хольгер добился её согласия. Она ушла в гостиницу вместе со служанкой, а он ещё немного прогулялся по снегу, уговаривая себя охладиться, не спешить так, не давить на Агнию. В его руках будто оказалась птичка, и грубое обращение могло ей навредить.

Удивительны пути судьбы. Если б не настойчивость отца, Хольгер ни за что бы не взялся изучать язык и культуру южных соседей. И как бы тогда убедил свою пару принять себя? Ему бы пришлось действовать силой, а это не принесло бы мир и согласие в их семью. Потом бы нашли общий язык, но сколько боли причинили бы друг другу на пути к пониманию.

— Спасибо, отец, за науку, — сказал он, глядя в чистое тёмное небо.

На душе стало спокойно и хорошо. Нити его жизни пряли знающие пути к счастью и благоденствию. Всё складывалось одно к одному, а значит, и беспокоиться об отказе не стоило.

«Она твоя пара, будет твоей, и другого пути для вас нет и не будет».

Глава 22. Агнешка. Не её монастырь

Один большой зал с тесно стоящими столами и лавками. Тёмные закопчённые стены, горящий очаг, клубы сизого дыма, люстры на цепях, чадящие свечи. Толчея и сутолока, сидящие, стоящие, ходящие туда-сюда люди, снующие везде слуги и служанки с подносами. Заставленные питьём и едой столы. Мужчины всех возрастов и сословий с раскрасневшимися лицами, с весёлым гиканьем соединяющие кружки, расплёскивая то, что в них налито. Сидящие побоку и пьющие наравне с мужчинами женщины в излишне откровенных нарядах, почти оголяющих грудь. Смех и крики. Музицирование, если эти не попадающие в ноты пиликающие звуки достойны такого названия. Угол с иконой, потемневшей так, что святой лик не узнать. Вонь и смрад, вид и запахи жареного на вертеле мяса — и всё это она, таверна при придорожной гостинице.

Агнешке увиденное показалось одним из самых ужасных мест на земле. Она остановилась у входа в наполненный людьми зал. Взглянула на всё это непотребство, вдохнула вдвойне острый после свежего морозного воздуха дух обжорства, пьянства и человеческого тепла — и наотрез отказалась переступать порог шумного душного зала. Как бы её ни соблазняли вкусным ужином и приятной компанией, на все предложения разделить трапезу ответила «нет».

Милан, охотник, присоединившийся к ним в путешествии, сказал:

— Очень жаль, госпожа. Мясо в горшочках в этой таверне подают отменное. Пальчики оближешь. И свежий кабанчик тут есть, жарится на огне, и постная оленина.

Собравшиеся кругом охранники глотали слюнки от этих рассказов. Агнешка не стала говорить, что в жизни не ела ни куска мяса. Улыбнулась и сослалась на усталость с дороги. Сестрица Эля, будь на её месте, наверняка бы напомнила приглашавшим, что сейчас время поста и молитв, и установлено оно для всех, а не только живущих при монастырях.

Агнешка не чувствовала в себе столько сил, чтобы спорить о том, что сейчас можно вкушать, а что — нет. Ни слова не сказала о том, что мяса и в непостные дни есть не стоит — если, конечно, ставить целью сохранить храм души в чистоте. Её наверняка бы не поняли. Нет смысла спорить с охотником, живущим добычей зверья. Как и с волколаками, которые тоже наверняка не травами и плодами питаются.

«У каждого свой путь к небесам. Без благословения и просьбы о помощи учить никого не позволено», — напомнила она себе и улыбнулась Милану.

— И всё же я воздержусь от столь плотного ужина. А вы, конечно, идите, подкрепите силы, чем боги послали.

Слушать её, увы, не стали. Собравшиеся рядом мужчины — и Милан среди них — топтались на месте, к столам не спешили. Они ждали позволения от Фицы, как раз сейчас говорящей с хозяином.

Агнешка тоже ждала. Неприятно признавать, но титул леди, звание старшей дочери герцога ни в чём не помогло бы ей всё организовать так, как должно. Фица, наказавшая не звать себя госпожой, оказалась счастливой находкой. Она точно знала, что нужно делать и как, и попросила у Агнешки лишь немного терпения в помощь.

В дороге они потеряли двоих. Окончательно и безвозвратно — несчастного кучера, да будет Творец милосерден к его грешной душе. Второй безвозвратной потерей стал один из нанятых для охраны защитников. Сбежав от нападения волков, он, увы, так и не вернулся назад. Так что рядом с Агнешкой стояли шестеро крупных мужчин, включая и Милана. А на дворе осталась Изольда, поджидающая брата, и десяток сопровождающих их волколаков. Они пока тут не появились, но когда подойдут — боги дадут, что уже в одежде — получится небольшая армия проголодавшихся за день мужчин и женщин.

Вернувшись от хозяина гостиницы, Фица отдала распоряжения охранникам:

— Принимайтесь за трапезу. За всё щедро уплачено Его Светлостью герцогом Григорашем. Не стесняйтесь просить лучших блюд и добавки. Наш хозяин всегда щедр к тем, кто ему верно служит. Так что прошу к столам.

Мужчины, повеселев, отправились в зал, и Фица предложила Агнешке следовать за нею наверх.

— Благодарю, дорогая Фица, — сказала Агнешка. — После такого дня мне не до увеселений. И обед не так важен, как возможность хоть чуть-чуть отдохнуть в тишине и уединении.

— Я так и подумала, молодая госпожа, что вы не захотите здесь оставаться. День выдался необыкновенно тяжёлый, хорошо бы сейчас отдохнуть.

Вздохнув, Фица оттянула ниже воротник собольей шубы, которую с себя нигде не снимала. Её круглое лицо раскраснелось с мороза, на лбу выступил пот.

Агнешка и сама чувствовала, как маленькие иголочки колют ладони, и щёки жарко горят. Раздеваться здесь, у всех на глазах, она не посмела, хотя и очень хотелось — в гостинице стояла жуткая духота.

Фица забрала у расторопной служанки ключ и канделябр с тремя зажжёнными свечами. Сказала:

— Наши вещи сейчас принесут, но мы можем сразу отправиться в комнаты. Так, госпожа?

— Разумеется, нам лучше сразу подняться.

Деревянная лестница тяжело стонала под ногами Фицы, да и Агнешка, уж как старалась вспомнить Творца, а слышала скрип под своими ступнями, когда они поднимались наверх, и стук каблуков, когда пошли по длинному полутёмному коридору.

Да уж, тяжёлый выдался день. Даже молитва не удавалась. Уж как Агнешка старалась, а всё равно отвлекалась на всё непривычное и незнакомое, и её молитва становилась не сердечной, пустой. В монастыре за столь явный звук шагов по полу — свидетельство пустых и суетных мыслей — любая насельница непременно получила бы нагоняй. Но, увы, здесь некому было пенять на Агнешкино невнимание.

Проходя мимо одной из закрытых дверей, Агнешка сбавила шаг, а затем и вовсе остановилась.

Фица, идущая первой, тоже встала.

— Что-то случилось, молодая госпожа?

Агнешка неотрывно смотрела на закрытую дверь, из-за которой доносились тревожные звуки.

— Боюсь, там кто-то страдает, — сказала она неуверенно. То, что она слышала, было ни на что не похоже. — Кажется, кого-то там убивают. Или душат. Или… не пойму, что там творится.

Фица подошла ближе, недолго послушала те странные звуки, среди которых звучали стоны и как будто кто-то кому-то зажимал рот, а ещё шуршание и скрипы, и ритмичный стук.

— Не бойтесь, милая. — Фица взяла Агнешку за руку. — Женщина, которая стонет там, вне опасности. Я бы даже сказала, что чувствует она сейчас себя весьма хорошо.

— Хорошо? — переспросила Агнешка. — Но она кричит и стонет от боли.

— Не от боли. — Фица решительно потянула Агнешку за собой.

— Но как же? Я ведь слышу…

Фица кашлянула.

— Так стонут от удовольствия, леди Агния. Та женщина сейчас в одной постели с мужчиной, и он делает ей и себе хорошо.

Агнешка, разумеется, поняла, о чём толковала ей Фица, тотчас вспомнила, как прислушивалась и что слышала, и её лицо вспыхнуло с новой силой.

— Они занимаются зачатием детей, — сказала Агнешка, торопливо шагая за Фицей. — Простите меня. Я, конечно, всё знаю об этом. Просто никогда не думала, что это выглядит… то есть на слух звучит так.

— Где бы вам об этом узнать, госпожа, — ответила Фица и раскрыла перед Агнешкой дверь двадцать пятого номера. — Вы выросли в монастыре, куда мужчин даже на порог не пускают. Когда вы последний раз оттуда выезжали в столицу?

— Когда мой брат Антонаш родился.

— Так это когда уже было. Вы тогда были ещё совсем девочкой. Да и сейчас ещё сущий ребёнок.

— Мне восемнадцать, — сказала Агнешка, — исполнилось этим летом.

— Да, госпожа, вы уже совсем взрослая леди, — миролюбиво поддакнула Фица. — А что ошиблись там, в коридоре, так не стоит смущаться. Такая ошибка делает вам комплимент. Будущий супруг, я уверена, по достоинству оценит вашу чистоту и невинность.

Агнешка только вздохнула. После встречи с Хольгером о надежде избегнуть замужества ей следовало позабыть. В памяти как назло всплыли недавно услышанные стоны и всхлипы. Ужасно смутившись, она с трудом отогнала мысль: «Это что же, так будет и с ним, и со мной?»

Глава 23. Агнешка. Добрый совет

От представившихся картин семейной жизни с волколаком Агнешке стало как будто бы ещё жарче, и она принялась возиться с застёжками шубы. Всё её лицо словно горело огнём. Она думала о Хольгере, почему-то представляя его таким, каким видела без единого клочка одежды на теле. О его мужской стати: широких плечах, мускулистой груди и прочем твёрдом, сильном и ладном, включая то, что располагалось ниже пупка.

Вот куда завели её глупые мысли! И не хотела думать об этом, а думала всё равно. Она бы ударила себя по лбу, если бы это помогло справиться с обуявшим сердце смятением.

Так вот она какая, жизнь вне стен монастыря. Вот почему в обитель мужчин не пускают.

Всего миг Агнешка представляла себе, что происходит между мужем и женой в спальне, видела в роли мужа Хольгера, а себя в роли жены. Прошёл всего миг, но как липкой смолой её испачкало изнутри. И чем больше она ругала себя за недостойную тему для размышлений, тем более измазавшейся себя чувствовала и неспособной толком остановиться, увы.

Так вот о каких падениях из-за грязных мыслей предупреждали их сёстры. Душенька часто повторяла на службах, обращаясь ко всем внимательно её слушавшим: «Лучше даже не начинать дуть на искры, чтобы после не бороться с разгоревшимся в сердце пожаром».

«Сосредоточиться и забыть, помолиться Творцу, попросить у ангела помощи в очищении», — повторила себе Агнешка несколько раз и безмолвно принялась за работу.

Тем временем Фица прошлась по комнате, где уже везде горели огни, и камин был растоплен.

— Хозяин сказал, что это лучший номер в гостинице. Нижайше прошу простить за скромность обстановки и соседство с весьма простыми людьми. Городок совсем маленький, ничего лучшего тут не найти. Либо эта крыша над головой, либо нас ждёт ночь в карете.

Агнешка огляделась по сторонам и нашла обстановку здесь куда как роскошней той, к которой привыкла.

— Здесь хорошо, — сказала она. — Милая Фица, благодарю, что побеспокоились обо мне.

— Госпожа, я делаю лишь то, что должна, — сказала Фица с поклоном и явным смущением.

Несомненно, она не привыкла, что её за что-то благодарят. И Агнешке стало за эту милую кругленькую женщину больно в душе. Словно это её несправедливо лишили любви и благодарности за добрые дела и верную службу.

— Право слово, это такая мелочь, а вы всё хвалите меня за то, что я и так должна делать, — Фица ещё и оправдывалась. Чувствовалось, как ей неудобно.

Агнешка постаралась её успокоить и достигла успеха и в том, чтобы Фица забыла об излишнем смущении, и сама смогла позабыть о нескромных мыслях, встревоживших её сердце так сильно.

— Сейчас служанки принесут лохань и горячую воду, госпожа, — сказала Фица. — И ужин я попросила сюда принести. Как мне приказала ваша драгоценная тётушка, нам подадут лишь тушёные овощи, простой хлеб, отвар ромашки и мёд.

Агнешка с облегчением кивнула.

— Большое спасибо. А я уже думала, что хорошей еды тут не подают.

Фица отвела в сторону взгляд. Похоже, насчёт хорошей еды у неё имелось своё — отличное — мнение.

Опустив голову, Агнешка задумалась об обещании, которое дала волколаку. А также о том, что не вправе навязывать соблюдение поста этой милой женщине, если та сама не желает небольшим воздержанием принести большую пользу своей грешной душе и заодно и излишне пышному телу.

— Себе на ужин вы можете заказать и мясо, и рыбу, милая Фица. Не смотрите на то, что я буду есть. Ешьте так, как привыкли.

Фица поклонилась, обойдясь без возражений, и Агнешка продолжила:

— Я с удовольствием помоюсь и переоденусь, но ужинать, наверное, буду не здесь. Господин Хольгер пригласил меня разделить с ним трапезу. Он очень настаивал, и я не смогла ему отказать.

Фица кивнула несколько раз, как будто в задумчивости, затем спохватилась и принялась качать головой.

— Госпожа, а вы никак не могли отказаться?

— Не могла. — Агнешка тяжко вздохнула. — Разве я вправе ему отказать? Ведь он мой будущий муж. Хочу я этого или нет, но вы сами слышали — Всеблагая Брындуша благословила меня сказать «да», если волколак будет ко мне свататься. А кажется, именно о сватовстве шла речь, когда он объявил меня истинной парой.

— Но, — начала Фица и примолкла.

— Что такое?

— Вдруг он не тот, кто должен к вам свататься?

Агнешка крайне удивилась услышанному.

— Но как же не он? Что, есть ещё один волколак, который захочет объявить меня своей парой?

Агнешка подошла к окну, и сквозь стекло увидела двор и прохаживающегося туда-сюда Хольгера.

Укутанный в овечью шубу, он шагал по снегу босиком, и, казалось, не видел в холоде неудобства. Высокий, широкоплечий и очень сильный, а ещё и очень красивый — Агнешка не могла не признать, что внешность Хольгера пришлась ей по душе. Как и поступки — не все, разумеется, но назвать его пугающим или всецело ужасным она не могла, не покривив сердцем.

«Он твой будущий муж».

Мысль с трудом укладывалось в голове. Ещё вчера Агнешка не мыслила жизни вне стен монастыря, а сегодня уже стала волчьей невестой.

К Хольгеру подошёл незнакомый мужчина, что-то сказал, и они вместе отправились к входу в гостиницу. Шагая босыми ногами по снегу, Хольгер поднял голову вверх, и Агнешка отпрянула от окна, чувствуя себя преступницей, хотя, кажется, ничего предосудительного не делала.

— Моя жизнь изменилась так, что я её уже совсем не узнаю. Но боги не могут быть ко мне столь немилосердными. Мне и одного волколака достаточно. Не нужно двоих.

Фица сказала:

— Должна предупредить вас, что имя вашего предполагаемого жениха, как мне кажется, в письме вашего батюшки звучало иначе.

— И как же?

— Вольфганг. Не Хольгер.

Агнешка сначала растерялась, но затем в её душе вспыхнула искра надежды, что всё ещё обойдётся, и замуж ей выходить не придётся. Пусть и Хольгер весьма отличался от других мужчин и обходительностью, и красотой, Агнешка не чувствовала в себе готовности стать чьей-то супругой, а затем и матерью, разумеется, что и являлось главной целью заключения брака и тесного общения между мужем и женой.

Выносить для супруга дитя в собственном теле — последнее она и вовсе не могла представить себе, хотя таким способом появлялся каждый человек на земле. И она сама, разумеется.

— Вы уверены?

Фица ей ободряюще улыбнулась.

— Да, я уверена. Но со времени написания письма вашим драгоценным отцом, леди Агния, что-то могло измениться. Суть предложения заключалась в том, чтобы узами брака укрепить мирный союз между важным представителем волколаков и знатной девушкой из наших. Возможно, представитель с их стороны изменился. Судя по разговорам, этот Хольгер не простой волколак. Он приказал называть себя господином, но что-то мне подсказывает, что «Ваша Светлость» или «Ваше Высочество», или даже «Ваше Величество» подходит ему несколько больше. Потому я не могу утверждать, что это не тот, о ком шла речь в письме. Но и молчать о возможной путанице не вправе.

Агнешка смотрела на Фицу, хмурилась.

— И что же мне делать? Он хочет со мной всё обсудить. Всё — это, видно, и брак, и семейную жизнь.

— Потяните немного время. Мы скоро уже вернёмся домой. Истинная вы для него или нет, свататься он к вам должен по нашим обычаям. Не отказав ему, вы не оскорбите его. Не приняв предложение, каким бы оно ни было — не оттолкнёте, а лишь привлёчете к себе своим благоразумием, послушанием заветам отца и предусмотрительностью. Он не разозлится на вас, если вы скажете, что без благословения батюшки не вправе давать ему слово. В остальном же будем уповать на благородство его души.

— Будем надеяться на благородство волколака, — тихо произнесла Агнешка и вздохнула.

— Да, именно так, — ответила Фица. — Я встречала в жизни немало и хороших, и плохих людей. Сердце подсказывает мне, что господин Хольгер, пусть он и волколак, человек благородного происхождения и воспитания. Он не обидит вас. Но вольности позволять ему всё же не стоит.

— Вы о чём сейчас говорите? — спросила Агнешка, невольно краснея.

— Не позволяйте ему себя целовать, обнимать и снимать с себя одежду.

Агнешка посмотрела в лицо Фице прямым честным взглядом.

— Вы считаете, что я настолько наивна, чтобы давать мне подобный совет?

— Я считаю, что вы чисты, будто снег, и не знаете мира, его подлости и черноты. И лучше я вызову на себя ваш гнев, госпожа, чем вы упадёте созревшим плодом, не знавшим опасности, в руки мужчины. Прошу меня простить, если обидела вас.

Глава 24. Хольгер. Луна и все звёзды

Хольгер со всем старанием собирался на свидание с будущей женой. Одежда и обувь, которые Лайошу удалось добыть для него, выглядели не так, как хотелось бы, но за неимением лучшего Хольгер согласился нацепить на себя и щедро украшенную кружевами рубашку, и расшитый золотыми нитями и жемчугом светлый сюртук. Сидели вещи неплохо, лишь брюки светлого тона оказались впритык.

Лайош признался, что принёс ему свадебный наряд местного лорда — самую богатую одежду, какую только смог достать в этой глуши. Хольгер просил именно такую, так что пенять оставалось лишь на себя — и безропотно надевать вышивку и кружева, потому что искать что-то другое было уже поздно.

Сюртук надевали всего раз, так что казалось, будто его сшили вот только что. Сидел он отлично, нигде не жал, не висел, как мешок. Хольгер признал, что выглядит в нём хорошо, пусть и до комичного непривычно.

Помимо излишней роскоши и смущающей женственности наряда — шелка! вышивка! кружева! — Хольгер думал о том, что, скорее всего, в столице сейчас носят что-то другое. Всё же со времени свадьбы местного лорда прошло немало лет. Молодые женщины, как Агнешка, должны разбираться в моде. Хольгера беспокоило, что разряженный во всю эту кружевную роскошь, он покажется ей павлином, верней, покрытым пылью и паутиной чучелом заморской птицы. Он как-то видел такое в Лунном замке — вотчине старого Фридриха. Хвост у той птички был и правда хорош.

С другой стороны, иного выбора у него не осталось. В повседневной тёмной одежде, принесённой ему Лайошем, он будет выглядеть излишне мрачно для первого свидания с девушкой. Уж лучше вырядиться павлином, чем лишний раз её испугать. Уж лучше рассмешить её, чем заставить плакать.

Глядя на себя в зеркало, он уговаривал себя не паниковать. В привычной одежде он будет выглядеть собой, а в этом — принцем, что не так и плохо. Если забыть о том, что наряд не слишком удобен и странен, он в нём блистал — прям как луна. Если Агнешка не рассмеётся, увидев его, то в этом павлиньем виде он имел неплохой шанс ей понравиться.

— Если ты не будешь расстёгивать сюртук, брат, никто не заметит, что брюки тебе маловаты, — сказала Изи. Дурачилась и смеялась над ним, прекрасно проводила время. Даже волосы ему причесала и уложила, завязала в хвост шёлковой лентой.

— Брюки не малы. — Хольгер уже проверил их, пару раз присев на корточки. — Ткань мягкая и удобная, тянется. Мне в них хорошо.

— Они малы по человеческой моде, — хихикнула сестра. — Чрезмерно подчёркивают твоё мужское достоинство. Так что сюртук лучше застегнуть и не расстёгивать, даже если тебе станет жарко.

Хольгер взглянул на себя в зеркало. Говоря о выдающемся мужском достоинстве, сестра не ошиблась, хотя сам он такой вид не посчитал бы недостатком. Дома он обычно носил штаны из оленьей кожи. Они облегали ноги и пах даже плотней. И никому и в голову не приходило сделать ему подобное замечание.

Хотя, если хорошо вспомнить, возбуждённый смех и блестящие глаза девушек, взгляды из-под ресниц, направленные на себя, он замечал. И не раз удостаивался комплиментов от самых смелых и дерзких.

Но это у себя дома. А здесь ему предстояла встреча с девушкой робкой, крайне строгого воспитания. Он мог бы поклясться, что Агнешка, даже приди он на встречу голым, не посмела бы опустить взгляд ниже его груди.

Он повернулся к Изи, покачал головой.

— Ты бесстыдница, раз заметила это. И бесстыдница вдвойне, раз об этом заговорила.

— Ну, брат! Не будь занудой. Я же только хотела помочь!

— Выдам тебя замуж, как только вернёмся домой, — сказал Хольгер, поворачиваясь к своему зеркальному отражению.

— Но, Хогги! Не шути так!

Пусть Изи это и совершенно не нравилось — время пришло. Сестра быстро взрослела, и он вроде бы и замечал это, но сейчас, глядя в отражении зеркала на сидящую на краю кровати красавицу в изящном платье и с распущенными серебристыми волосами, видел уже не девочку, а невесту. Её грудь налилась, губы стали пухлыми, а вот с лица детская округлость ушла. Изи, как созревший бутон, открывалась. Даже он, её брат, чувствовал дивный аромат её чистоты и невинности.

Он бросил последний взгляд на себя в зеркале — хорош, хоть сейчас веди девушку под венец — и вздохнул.

— Я не шучу. — Хольгер подошёл к сестре, присел рядом, взял её за руку. — Твоё время пришло. Скажу честно, я надеюсь, что Вольфганг сделает тебе предложение, но если этого не случится, то найду тебе лучшего мужа. Самого лучшего, самого достойного для тебя.

Изи повела плечами, отняла руку.

— Но не Вольфганга, да? Выберешь из тех, кто остался, не таких родовитых и сильных? — Она опустила голову и пробормотала уныло: — Он уже вечность не появлялся в нашем доме. Я почти забыла его лицо.

— А зачем бы тебе его помнить? — Хольгер нахмурился, глядя на сестру, прячущую глаза.

— А почему бы мне и не помнить его? Он ведь будущий альфа над всеми.

— Тебе он нравится?

Изи усмехнулась, встряхнула волосами. В её глазах мелькнули золотистые искры.

— Вольфганг всем девушкам нравится.

— Ты не ответила. — Хольгеру не понравилось её странное настроение. — Он что же, нравится тебе всерьёз?

Изи взяла Хольгера за руку, сжала его ладонь своими двумя.

— Не надо, брат, не начинай. Он нравится мне ничуть не больше, чем другим девушкам. И шансов стать его королевой у меня ничуть не больше, чем у других. Хотя, если бы он предложил мне стать его невестой, я бы не отказала.

— И как бы выглядело твоё «не отказала»? Ты бы кивнула ему, улыбнулась, сказала бы «да»?

— Прыгнула бы к нему на шею и завизжала от счастья, — быстро ответила Изи, и лишь когда у Хольгера похолодело в груди, расплылась в широкой улыбке и весело рассмеялась. — Хогги, успокойся уже. Луну с неба я тебя достать не попрошу.

— А Вольфганг — это луна?

— Ну разумеется, да. Вольфганг — это луна и все звёзды.

Глава 25. Хольгер. Будущие супруги

Хозяин гостиницы не поленился самолично подняться на второй этаж и сообщить, что всё заказанное готово: и свежие вкусные блюда, и уютный кабинет в другой части здания, где никто «Его Светлость» и его спутницу не побеспокоит. Там дорогих гостей ждут и лучшая прислуга, и музыканты. Последние готовы сидеть в соседней комнате и играть романтические мелодии хоть всю ночь напролёт.

Хольгер поблагодарил толстяка за старательность и от представительно выглядящего лакея в сопровождающих тоже не отказался. Лайош уже побеспокоился о щедрой оплате услужливости людей — вот и результат.

Лучшие комнаты и обслуживание, и исполнение любого каприза обеспечили золотые монеты с дыркой посередине, которые так удобно носить на шее в дальних путешествиях на четырёх лапах. Чистый металл, в избытке добывающийся на исконных землях Соколиного клана, ценился и по эту сторону Стеклянных гор, хотя тут монеты ходили другие — с чеканным профилем короля Драгоша и его предков, щедро разбавленные серебром.

Тянуть время и дальше не следовало. Хольгер знал это, но всё равно ещё раз взглянул на себя в зеркало. Как и ожидал, увидел в отражении распушившего хвост альбиноса-павлина — нелепейший вид для того, кого и за глаза и в глаза назвали Берсерком.

Хольгер повёл плечами, покрутил шеей. Заметил, как щёки «павлина» наливаются краской в зеркальном отражении. Подавил вздох. Ну не нравился он себе в этой чрезмерно роскошной одежде. Казался смешным.

Бросил взгляд на кровать, где лежала одежда обычного вида. Но Изи заметила и покачала головой. О том, что он выглядит нелепо в шелках с кружевами, они уже говорили, и сестра его убедила в сражении за сердце избранницы использовать все средства, даже такие сомнительные.

Хольгер постарался взять себя в руки, сказал себе, что если Агния рассмеётся, увидев его, то это не так уж и плохо. Пока что ему не доводилось слышать её смех. Так что пусть смеётся погромче, неловкость он как-нибудь переживёт. А лучше всё же пусть любуется им, а не смеётся. Пусть это лишь ему от вида Берсерка в кружевах хочется фыркать, а ей он вот такой, приглаженный и надушенный волк, придётся по сердцу.

— Хогги, ты выглядишь превосходно, — поддержала его решение Изи. — Не волнуйся так, она оценит твои старания ей угодить.

Он кивнул. Улыбнулся отражению в зеркале во все зубы. Уже собирался отправиться за Агнией, как Изи больно дёрнула его за связанные лентой волосы и шепнула на ухо:

— Удачи, брат.

Проделка из-за терзающего его смятения сошла сестре с рук.

Хольгер волновался, будто готовился к первому свиданию с девушкой. Не думал даже, что встреча с истинной парой вернёт его чувства в вихрастые годы, когда ладони потели, сжимая сорванные на поле цветы. Сейчас он держал всего одну розу в руке. Зима всё же. Она была единственным цветком, который хозяин гостиницы как-то сумел найти для богатого гостя.

Хольгер надеялся удивить свою Агнию — и нарядом, и розой, и вечером, который для них старались сделать приятным немало людей. Всё было готово. Тут главное самому не оплошать — не испугать её, не разрушить впечатление случайным словом, не спешить, не давить чрезмерно.

«Она как бабочка. Её крылья нежны и сломаются, если относиться небрежно».

Говорить-то он всё это себе говорил, но всё равно стук в её дверь оказался излишне требовательным и торопливым. Он постарался умерить пыл и опустил сжатую в кулак руку.

Дверь открылась, и полная служанка склонилась перед ним в низком поклоне.

На миг Хольгеру показалось, что сейчас он услышит отказ, а затем он увидел её, стоящую в центре комнаты. Агния встречала его с поднятыми вверх волосами, хитро заплетёнными в косы, в платье из светлого шёлка, без единого украшения, которое могло бы скрыть молочную белизну её кожи. Выглядела так, что сдержаться, не показать вспышки вызванного ею желания стало настоящим вызовом для него.

Её скромное платье без немыслимого числа кружев, шитья, драгоценных камней и прочих привлекающих взгляд украшений, как футляр, подчёркивало содержание — красоту его владелицы. Шёлковая ткань льнула к коже, тени и мерцающий свет горящих свечей и камина откровенно рисовали каждый изгиб юного тела. Хольгер на миг прикрыл глаза, но всё равно видел перед собой высокую грудь, прикрытую полупрозрачной косынкой.

Он настолько старался скрыть охвативший тело и душу восторг, что ничего не сказал о её красоте. Не смог найти слов и просто стоял, разглядывая её, смущающуюся всё больше.

Наконец Хольгер прокашлялся, низко поклонился и попросил позволения сопроводить леди к ужину. Так же он пробормотал пару слов о том, что леди Агния блистательно хороша, абсолютно прекрасна и ослепляет, как солнце, взошедшее ночью. Никакие слова не могли передать то, что он чувствовал. Всё, что он говорил, казалось пустым и неискренним. И он сдался, замолк.

Девушка ответила очень тихо. Её волнение смущало и соблазняло не менее сильно, чем её якобы скромное платье. Хольгер поцеловал воздух у её руки, предложил локоть, чтобы она могла взяться за него и последовать за ним к ужину.

Она приняла его помощь без возражений.

— Я так волнуюсь, — призналась она, часто дыша, — что вряд ли смогу что-то съесть.

— Многие старались сделать этот вечер приятным для вас, — сказал Хольгер, неторопливо шагая с Агнией под руку вслед за освещающим путь лакеем. — Давайте всё же попробуем сделать так, чтобы их усилия не пропали даром.

Она посмотрела на него, приподняв брови, в безмолвном вопросе.

— Ваша улыбка станет наградой для всех нас и для меня в первую очередь.

Агния послушно улыбнулась, но волнение осталось жить в выражении её глаз, в сбитом ритме дыхания.

Хольгер подумал повторить своё обещание, что не обидит её, но делать это не стал. Её рука, касающаяся его рукава, шелест её платья, запах волос и кожи смущали и волновали больше, чем другие женщины, полностью лишённые стыда и одежды. Теперь он не был уверен, что сумеет долго сдерживать свою страсть. Агния влекла его, как свет ночного мотылька, обжигала своей красотой и нетронутостью.

Как хозяин гостиницы и обещал, отдельный кабинет оказался располагающим к интимной беседе. В углу комнаты находился камин, огонь облизывал сухие брёвна, угли уютно потрескивали. На каминной полке, в центре стола, на специальной подставке стояли канделябры с зажжёнными свечами. Стол накрывала белая скатерть, посуда поблескивала, искрились бокалы. Мясо и овощи пахли так, что слюнки текли.

Хольгер подвёл девушку к столу, отодвинул стул для неё, будто лакей. Он собирался ухаживать за ней сам. Не нуждался в лишних свидетелях их беседы.

Она села, растеряно оглянулась по сторонам. Затем посмотрела на Хольгера прямым честным взглядом.

— Мы здесь будем совсем одни? Ваша милая сестра к нам не присоединится?

Хольгер завёл руки за спину и сцепил их в замок.

— Да, мы проведём это время наедине. Я хочу говорить с вами честно и откровенно. И присутствие сестры меня бы в этом стесняло.

— Но она не знает языка и не поняла бы того, что вы захотели бы мне сказать.

— Это не важно. При Изольде я бы не смог вести с вами такой разговор.

— И какой же? — Агния облизнула губы, глубоко вдохнула, и Хольгер крепче сжал руки за спиной.

— Какой ведут между собой будущие супруги, которыми мы непременно станем в самом скором времени.

Глава 26. Агнешка. Выбери меня

Собираясь на ужин, Агнешка строго-настрого наказывала себе вспоминать имя Творца и в молитве искать убежище от мирской суеты. Не удавалось, она разгромно проигрывала битву соблазну: любовалась на волколака, слушала его чудесный голос, думала о нём — чисто земном — в разы больше, чем о небесном.

Хольгер говорил, что скоро они уже станут супругами, и Агнешка не могла найти в себе силы для возражений.

Как мужчина он был очень красив. А сейчас ещё и позаботился о том, чтобы его красота тронула её сердце. Хольгер убрал серебристые волосы назад, связал их светлой шёлковой лентой под цвет сюртука. Его наряд, расшитый золотыми нитями, щедро украшенный кружевами, роскошный от шейного платка до сапог, необыкновенно шёл ему, превращал в настоящего принца. И хотелось совсем позабыть, что Хольгер — человек лишь наполовину и в любой миг может обратиться в опасного зверя.

В его ясных синих глазах Агнешка видела восхищение, волнение, заботу. И даже не его очевидная, как свет в ночи, мужская красота смущала её бедное сердце, а чувства, делающие ему честь. Хольгер если и стремился ею обладать как женщиной, то осаживал свои желания, держал на коротком поводке. В разы больше он хотел ей угодить. Даже она, с её слабым даром, несравнимым с даром милой Брындуши, могла читать в его душе все эти искренние, сильные, настоящие чувства.

Не поддаться его обаянию ни одной женщине бы не удалось. И Агнешка вдруг обнаружила себя совершенно зачарованной, заворожённой его обходительностью. Она словно попала в сказку, какие обыкновенно рассказывают долгими зимними вечерами у горящего камина — про прекрасных принцев, наивных простушек и истинную любовь.

Даже обстановка вокруг казалась волшебной (за исключением блюд из мяса, конечно). Еда была свежей и вкусной. Из-за стены доносились чудесные звуки. Кто-то наигрывал нежные мелодии, слышать которые до сих пор Агнешке не доводилось. На столе стояла ваза с живым цветком — белой розой, каким-то чудом расцветшим в середине зимы.

Хольгер никак не мог знать, что Агнешка не любила сорванные цветы. Хотел порадовать необычным для зимы подарком, что очевидно. Чтобы не огорчить его, она ни слова не сказала, как печально ей видеть цветок сломанным, готовым уснуть навсегда.

Роза оказалась настолько красивой, так сладко пахла, что Агнешка не пожалела капельки силы, чтобы спасти её. Первым делом поставила цветок в воду, и теперь из его стебля уже должны были появиться первые корешки.

Зачарованная и околдованная и обстановкой, и компанией, она наблюдала за в волнении ходящим взад-вперёд Хольгером, внимала каждому его слову.

А он уже всё-всё за неё расписал: и как они станут жить в его замке, и как он представит её ко двору. Вернее, он сказал: введёт в круг равных как свою истинную и жену. Пообещал, что она никогда не узнает ни в чём недостатка. Что он будет её крепко любить и всегда будет ей верен.

Он так спешил, что заговорил и о детях. И только тогда Агнешка опомнилась настолько, чтобы сказать:

— Прошу вас простить меня. Погодите всё это обсуждать. Нам нельзя даже говорить о таком.

— Вы хотите мне отказать? — Он остановился возле неё, и она тоже встала из-за стола.

Съела как птичка, но не была голодна. Волновалась и соблазнялась ужасно.

— Нет… Верней, да, но…

Она подняла голову, встретилась с ним взглядом.

— Говорите честно, как есть, — предложил Хольгер.

Агнешка в волнении облизнула губы. Они неприятно сохли, а дыхание стало частым.

— В наших краях, — начала она по наущению Фицы, — знатная девушка не вправе сама дать согласие на брак. Только если у неё нет семьи, да и то, тогда её судьбу решит местный герцог или даже король. Мой отец — Его Светлость герцог Григораш Сташевский — вот тот, кому вам следует всё это говорить. Не мне. Я ничего не решаю. Я обязана быть послушной воле богов и отца.

Лицо Хольгера посуровело.

— В том, что люблю вас, мне тоже ему признаваться?

Он так сказал это, будто обиделся на неё, оскорбился до глубины души, и Агнешка совершенно разволновалась и растерялась под его строгим взглядом.

— Я думаю, что нам в любом случае пока рано говорить о любви, ведь мы знаем друг друга так мало.

Хольгер покачал головой.

— И всё же ответьте, для вас мои чувства имеют значение?

— Разумеется, да, — с горячностью сказала Агнешка.

— Но в любви к вам мне признаваться вашему отцу?

Он так смело говорил о любви, что она ещё больше смутилась.

— Только если он спросит. — Агнешка опустила глаза, её руки мяли край платья. — Насколько я знаю, о чувствах при заключении брака обычно речь не идёт. Но в церкви, конечно, требуют давать клятву верности и любви. Однако, даже я знаю, что заключение брака — это не только и не столько любовь. В первую очередь это сделка между семьями вступающих в брак, а уж потом создание новой семьи.

— Вот как.

Хольгер смотрел на неё с таким разочарованием на красивом лице, что в груди Агнешки вдруг ощутила острый укол боли. Ещё час назад она не хотела ухаживаний волколака, боялась его — и вдруг поняла, что всё это в прошлом. Один разговор с ним, вернее, одна возможность слушать его — и всё изменилось в её отношении к нему. Чёрное стало белым, и наоборот.

Боги, какой же запутавшейся она вдруг себя ощутила.

— Не судите меня строго. Вы не знаете моих обстоятельств. — Она судорожно вздохнула, и продолжила говорить, глядя Хольгеру в глаза: — Когда отец объявил свою волю, чтобы мне из монастыря вернуться домой ради заключения брака, я никак не могла отказать. Хотя мечтала навсегда остаться с сёстрами, пойти их путём. Но герцог — мой отец, и я не вправе ничего без его одобрения выбирать, я должна покориться…

— …чужой воле.

— Воле отца и воле богов, о которой мне сообщила настоятельница монастыря, моя тётя.

Хольгер вздохнул, покачал головой.

— Бедная девочка. Вы свободны не более чем последний раб на моих землях.

Агнешка не могла не спросить:

— А что, у вас есть рабы?

— Пленники, которых мы привели с ваших земель и поселили у нас. Они живут у нас ещё с прошлой войны и не хотят возвращаться сюда. И теперь я понимаю, почему так, если даже вы, с вашим происхождением, лишены всякой свободы.

Агнешка отвела взгляд.

— Не нам спорить с порядками, установленными богами.

— А кому тогда, если не нам? — Хольгер взял её за руку, ласково погладил озябшие из-за волнения пальцы. — Мы должны уважать наших предков, но как они жили свою жизнь, так и мы живём свою. И слушаться надо в первую очередь себя самого, действовать согласно собственной воле. Так устроена наша жизнь, человолков. Мы свободны во всём.

Агнешка нахмурилась. Он ведь лгал!

— Фица сказала, что вы пообещали выдать замуж свою сестру, а Изольда этим совсем недовольна. Так чем же она отличается от меня, по вашим словам, несвободной, будто раба, раз покоряется вашей воле?

— Тем, что она волчица, входящая в возраст. Ей без пары нельзя, иначе кончится это плохо.

Хольгер слегка наклонился и поцеловал руку Агнешке.

— Человек может ждать и даже отказываться от любви, прячась от жизни в монастыре, но человолки живут иначе. Приходит время, и наши тела созревают к любви. К этому часу нам нужно сделать окончательный выбор и провести дни страсти с супругом, а не с кем-то случайным.

— Это касается и мужчин, и женщин? — спросила Агнешка, пусть её лицо и пылало от испытываемого смущения.

— Больше женщин. Это они выбирают, кого любить. А мы, мужчины, покоряемся их воле. Изольда сама выберет себе мужа, я лишь помогу соблюсти её интересы. Позабочусь о ней, пока она не станет законной женой хорошего человолка. Ей нужен супруг, в этом у неё выбора нет, но кто он — она решит сама, с моей помощью.

Агнешка судорожно вздохнула. Хольгер так и не отпустил её руку.

— Вам же, дорогая Агния, я предлагаю сделать то же самое, что и сестре. Выбрать мужа самой. Выбрать меня.

— Но мы знакомы лишь день!

Он придвинулся ближе, скользнул тёплой ладонью по её спине. Прикосновение его руки обожгло через ткань. Его голос стал тише, он почти шептал:

— Мне хватило мгновения, чтобы узнать в вас ту, кого я буду любить всю свою жизнь. И мне не нужно благословение вашего родителя. Для меня уже всё решено. И для вас тоже, даже если сейчас вы этого не чувствуете так сильно, как чувствую я.

Агнешка подняла голову, и Хольгер к ней наклонился. Их лица разделало расстояние не больше ладони. Она смотрела в его глаза, а в них всё сильней разгоралось алое пламя.

Глава 27. Агнешка. Совет

— …А потом он меня поцеловал, — призналась Агнешка.

На внимательно слушающую Фицу она не смотрела — стояла у окна, отвернувшись к улице, скользила взглядом по искрящемуся в лунном свете снегу. Стекло покрывали морозные узоры, к ночи ещё похолодало. По двору пробежал весьма крупный пёс, размером с телёнка.

Он сделал так на её глазах уже в третий раз, и Агнешка вдруг поняла: никакая это не собака, а волколак, обходящий гостиницу зорким дозором. Не Хольгер, его серебристую шерсть она бы сразу узнала. Несомненно, это его человек, верней, человолк, как они себя называли. Не доверив охрану гостиницы даже её хозяину, Хольгер позаботился о безопасности всех.

Агнешка опустила ресницы, вздохнула. И как же ей уговорить сердце, чтобы такой заботливый, предусмотрительный и во всём достойный мужчина нравился ей хоть чуточку меньше? Честность требовала замечать заслуги, справедливость — благодарить и в глаза, и за глаза.

Её неудержимо влекло к нему, между ними будто образовалась особая связь. Агнешка считала, это от того, какой он замечательный человек, а не потому, что она — его пара. Всего лишь за вечер её мнение о нём совершенно переменилось. Она не знала его, но, с другой стороны, как будто знала уже давным-давно. И тот поцелуй — нет, это не он так на неё повлиял.

— Вам не следовало этого допускать, милая, — сказала Фица.

Агнешка снова вздохнула. Если б она могла.

— Знаю. Но остановить его я не смогла.

— Он поцеловал вас против вашей воли?

Агнешка опустила голову.

— Нет. Я этого захотела. Сама бы на такое никогда не осмелилась, он же будто прочитал всё в моём сердце. Как сильно моё восхищение им, как меня тянет к нему. Он подарил мне желаемое, был со мной очень нежным.

Она прикрыла рот ладонью. Ей бы промолчать, а она не могла остановиться, пока всё-всё ни рассказала. Словно на исповеди — выложила всё как на духу.

А стоило ли? Могла ли она доверять Фице?

«Только время рассудит добрый она человек или нет».

Лицо наверняка выдаст испытываемое смущение, но Агнешка заставила себя повернуться. Не дело говорить вот так, спиной к собеседнице. Если уж начала такой разговор — смотри в глаза, слушай стук сердца, читай по всем знакам: искренний ли услышишь ответ или коварный и злой.

— Мне нужен совет знающего и разумного человека, — сказала она, глядя Фице в глаза. — Хольгер зовёт меня с собой прямо сейчас. Говорит сказать ему «да» без благословения родителя. Утром он захочет услышать ответ.

— Это совершенно исключено. — Фица даже с кресла привстала. — Госпожа, побег вас обесславит. Ваш батюшка будет крайне вами разочарован. О вашей истории узнают в свете, вас будут осуждать, а злые языки — полоскать и сочинять небылицы. В вашей судьбе участвовал сам король. Вас уже просватали за другого. Если вы сбежите перед обручением — разразится ужасный скандал.

— Это ещё неизвестно.

— Известно, насколько мне это известно. Вы сказали господину, что вашего жениха зовут Вольфганг?

— Я не успела. Сначала хотела, а затем это совершенно вылетело у меня из головы. Он рассказывал мне о нашей будущей жизни, и что-то во мне, — Агнешка прижала руку к груди, — всё сильнее тянуло к нему.