Огненные сердца

ГЛАВА 1

Проникновение цивилизации в горы вполне возможно, но человеку никогда не удастся полностью покорить их. В горах появляются поселки рудокопов, люди проводят дороги через густые леса, но следы их труда в горах остаются такими же незначительными, какими были бы следы труда муравьев в царстве великанов до сих пор.

Полуденное солнце осветило огромный мост через каньон Росомахи — широкий, с крутыми склонами, почти недоступный для строительства. Подобно искусной и хитроумной паутине, деревянные конструкции поднимались вверх на сотню футов и протягивались на восемьсот футов в длину.

В почтительном молчании Ченс, Дженна и горстка рабочих стояли на холме неподалеку и восхищались великолепием творения человеческих рук. Внезапно кто-то испустил пронзительный крик, за ним последовал взрыв общей радости: люди с силой хлопали друг друга по плечам, бросали в воздух шляпы, свистели и гоготали.

Ченс обхватил Дженну за талию и закружил, подняв над землей.

— Ваше мнение, партнер? — Его улыбка соперничала с шириной моста. — Как думаете, выдержит ли он поезд?

Дженна рассмеялась, и Ченс поставил ее на землю.

— Ради вас, мистер инженер, я надеюсь на это.

Ченс запрокинул голову и рассмеялся, а затем взобрался на ступеньку фургона. Приставив ладони рупором ко рту, он прокричал:

— Всем рабочим отдыхать до завтра! После этого будут отпущены на отдых охранники! А теперь вернемся в город и отпразднуем победу!

Еще одна волна криков прокатилась по каньону. На несколько секунд земля задрожала под ногами — рабочие забирались в фургоны и вскакивали в седла, чтобы мчаться в город.

По-прежнему смеясь, Ченс спрыгнул на землю. Дженна еще никогда не видела его таким довольным и воодушевленным. Схватив ее за руку, Ченс бросился бежать к палаткам. Смеясь, Дженна старалась не отставать от него.

— Что стряслось, Ченс Кайлин?

— Сегодня было бы позором жевать стряпню нашего повара! Этот мост надо отметить по-настоящему. Ступайте к себе в палатку и переоденьтесь в самое лучшее из платьев — мы едем в Уоллас!

Со смехом и шутками час спустя они подъехали к гостинице «Блэкшир», и Ченс бросил несколько монет какому-то мальчишке, приказав ему присмотреть за двумя лошадьми. Ченс и Дженна направились в гостиницу, отряхиваясь от пыли и переводя дыхание.

Великолепие «Блэкшира» покорило их. Пока Ченс беседовал с клерком, Дженна огляделась, ибо много слышала об этом месте, но никогда здесь не бывала.

«Блэкшир» в полной мере отражал все богатства Кердалена — вероятно, гораздо лучше, чем все заведения, виденные Дженной до сих пор. Стены в вестибюле были обшиты ореховыми панелями и обоями в тонах монет и купюр — золотистыми, зелеными и серебряными. Плюшевые ковры устилали ступени витой лестницы, ведущей на второй этаж. Широкая балюстрада красного дерева была с искусной резьбой и отполирована до зеркального блеска. Огромные зеркала усиливали впечатление роскоши. Через высокую дверь в виде арки было видно, как стеклянные абажуры отбрасывают золотистые тени на столики ресторана, покрытые белоснежными скатертями. На столиках сотнями искр сияли серебро и китайский фарфор.

Ченсу и Дженне отвели комнаты напротив, разделенные коридором, и два часа спустя, после купания, Дженна принялась за сложную процедуру укладки волос.

Горничная принесла наутюженное темно-синее платье Дженны. Из двух платьев, привезенных в Кердален, это было любимым нарядом Дженны. Платье имело неглубокий вырез, отделанный кружевом и бархатным галстучком, рукава в три четверти длины украшали кружева и банты чуть пониже локтя. Платье тесно облегало грудь и талию. Полосы белого кружева тянулись по юбке от талии до подола. Светло-голубые ленты в сочетании с кружевами дополняли впечатление. Подхватив волосы инкрустированными гребнями и повесив на запястье сумочку в тон платью, Дженна была готова.

— Вы чудесно выглядите, мисс Ли, — заметила горничная. — Пока вы ужинаете, я уберу ванну и полотенца. Если вам что-нибудь понадобится позднее, вызовите меня.

Дженна поблагодарила девушку, наградила ее щедрыми чаевыми и вышла из комнаты. Несмотря на воодушевление, по мере приближения к ресторану она все больше робела. В лагере было легко играть роль партнера Ченса, но сегодня, здесь, эта роль была неуместна. Однако Дженна должна делать вид, что ничего не происходит. Она не станет унижаться, сообщая о своих чувствах и желаниях мужчине, которому она не нужна.

Между ними постепенно установились товарищеские отношения, но за несколько недель Ченс не сделал никаких попыток повторить то, что случилось ночью у реки. Он вел себя вежливо, но деловито. По-видимому, он предпочел забыть об этой ночи, отодвинуть воспоминания о ней на задний план, считать ее ошибкой, следствием телесной и душевной слабости. Казалось, Ченс с легкостью поклялся никогда больше не поддаваться этому искушению. Дженне же было совсем нелегко забыть о случившемся.

Несмотря на то, что физически они не были близки в прошедшие два месяца, они привязались друг к другу совсем иначе. Они постепенно научились оказывать друг другу уважение и доверие. Каждый день им приходилось выезжать на строительство вместе, обсуждать деловые вопросы, наблюдать, как продвигается работа. Они беседовали с членами огромной армии рабочих, рассеянной по всей длине дороги, убеждаясь, что строительство идет так, как полагается. Ченс объяснял Дженне детали, и каждый вечер, возвращаясь в палатку, она записывала в дневник все, что узнала от него.

Но именно эта близость вызывала новую, острую боль в ее сердце. Добившись дружбы с Ченсом, Дженна понимала, что никогда не заслужит его любовь по одной и той же неустранимой причине: она была внучкой Соломона Ли, и Ченс отказывался забыть об этом.

Дженна увидела, что Ченс сидит за столиком в углу, ожидая ее. Его еще влажные черные волосы поблескивали. Похоже, он недолюбливал пиджаки и никогда их не носил, но его плечи казались еще шире под туго накрахмаленной белой рубашкой, черный шелковый жилет облегал грудь. Черные брюки подчеркивали силу длинных ног, на шее красовался узкий черный галстук. Подобно большинству мужчин с Запада, Ченс никогда не расставался с оружием, и сейчас кобура на его бедре представляла дикий контраст с убранством ресторана.

Завидев Дженну, он поднялся и пробрался к ней между столиками. Радость все еще светилась в его глазах, но когда Ченс одобрительно посмотрел на Дженну, к этой радости добавился странный блеск.

— Сегодня ты прелестно выглядишь, Дженна, — заметил он, предлагая ей руку.

Дженна просунула ладонь под его согнутый локоть. Под многочисленными взглядами посетителей ресторана Ченс отвел ее к столику. Немедленно рядом с ними появился метрдотель с картой вин и меню. Ченс заказал запеченное филе цыпленка и белое вино. Приняв заказ, метрдотель ушел.

Торжествующий блеск в глазах Ченса не угасал. Он расстелил на коленях салфетку.

— Жаль, что твоего дедушки сегодня нет с нами, чтобы отпраздновать успешное завершение моста. Ты не знаешь, когда врач разрешит ему вернуться к работе?

Каждую пятницу, днем, Дженна отправлялась на пароходе в Кердален с новостями о строительстве. Вечером в воскресенье она возвращалась в лагерь с распоряжениями от дедушки для Генри, Айвса, Лимана и Ченса. Она искренне удивилась сожалению Ченса о том, что дедушка не может разделить их радость. Такое внимание к Соломону Ли было для Ченса необычным.

— Боюсь, не скоро, — ответила Дженна. — Пока он сидит в номере гостиницы и смотрит в окно, на озеро, с нетерпением желая поскорее поправиться. Он не может дождаться момента, когда вновь приступит к работе. Безделье способно убить его.

— А что он говорит о нас? Как относится к тому, что мы отстаем от плана?

— Это его тревожит. Именно потому он хочет поскорее выбраться из Кердалена.

— Знаешь, мне кажется, мы могли бы опередить Дерфи, если бы Генри и Айвс не тянули нас назад. Можно подумать, что им не терпится услышать, как Дерфи первым достиг Силвер-Бенд.

Эти затруднения не прошли незамеченными для Дженны. Еще никогда она не видела Генри в таком благодушном настроении — до сих пор, начиная строить дорогу, он словно загорался, и казалось, что у него есть единственная цель — завершить работу как можно быстрее.

— Генри был против этой дороги с самого начала. — Дженна отпила вина. — По-моему, потому, что он беспокоился о нашей с дедушкой безопасности, но это не должно было помешать ему делать свое дело.

— Он злопамятный человек, Дженна. — Ченс вновь наполнил ее бокал. — Он затаил злобу на меня, на тебя… и твоего дедушку. На всех нас.

— Можно представить, как он должен чувствовать себя после того, как упустил должность старшего инженера! Думаю, он обвиняет в этом и тебя, и дедушку, но при чем тут я?

Ченс пожал плечами.

— Ты целые дни проводишь со мной, а он так ревнив, что зеленеет, видя нас вдвоем.

У Дженны напряглась спина.

— У Генри нет причин ревновать к тебе, по крайней мере… — слова застряли у нее в горле.

Обжигающий огонь вспыхнул в глазах Ченса. Такой же огонь Дженна видела в них в ту ночь у реки, прежде чем он прижал ее к себе.

— По крайней мере, впредь? — закончил за нее Ченс.

Дженна поднесла бокал к губам, надеясь, что сможет сделать глоток.

— Да, — почти с вызовом ответила она. — Все, что было, закончилось два месяца назад. И, судя по всему, ты считаешь этот случай ошибкой.

— А чем считаешь его ты? — негромко осведомился Ченс.

Как бы ни была рассержена Дженна, она уже разобралась в своих чувствах к Ченсу.

— Должно быть, это и вправду ошибка. Во всяком случае, из этого не получилось продолжения.

Ченс допил вино, вновь наполнил бокал и осушил его одним глотком. Внезапно его лицо ожесточилось.

— Пей, Дженна, — указал он на ее бокал. — По-моему, мы приехали сюда, чтобы отметить победу.

Дженна не знала, что случилось с ней, но боль в сердце внезапно стала слишком острой, почти невыносимой. Она склонилась над столом, с трудом сдерживая голос:

— Я не знаю, чего вы хотите от меня, Ченс Кайлин, не знаю, зачем вы пригласили меня поужинать. Странно, почему вы не отправились сюда с кем-нибудь из мужчин? Уверена, вы отлично проведете время, а теперь прошу меня простить…

Дженна бросила салфетку на стол и отодвинула стул. Еле сдерживая слезы, она подобрала юбки и почти выбежала из зала.

Ченс выругался и бросился за ней. Будь проклята эта женщина! Рядом с ней он постоянно испытывал боль. Еще ни одной женщине не удавалось держать его в таком возбуждении, и Ченс понятия не имел, что теперь делать.

Дженна уже достигла верха лестницы, когда Ченс появился внизу, перепрыгивая через три ступеньки. Дженна бросилась бежать по коридору, но Ченс нагнал ее в тот момент, когда она дрожащими руками пыталась вставить ключ в замок. Увидев Ченса, она попыталась захлопнуть за собой дверь, но Ченс просунул между дверью и косяком ногу и легко открыл дверь, надавив на нее ладонью.

Он остановился на пороге, глядя, как зло и торопливо Дженна вытирает слезы. Ченс тяжело дышал — но не от усталости, а от раздражения. Он провел ладонью по волосам, не зная, что делать, и в этот миг помня только о собственных желаниях.

— Черт побери, Дженна, что стряслось? Я хотел всего лишь поужинать вместе с вами, отпраздновать завершение строительства моста. Как положено партнерам и друзьям.

— Друзьям! Что за нелепость! Почему бы вам не оставить меня в покое? — Дженна попыталась закрыть дверь, но Ченс решительно шагнул в комнату.

Неизвестно почему, но он не мог уйти. Казалось, его ноги приросли к полу, а в глазах появился блеск, едва Дженна направилась к нему. Она была королевой своего рода, наследницей одного из самых огромных состояний страны, но никогда не относилась к нему с пренебрежением. Ченс почти хотел этого — так ему было бы гораздо легче общаться с Дженной. Несколько недель он пытался найти в ней какой-нибудь совершенно неприемлемый недостаток, но безуспешно. Он ничего не обнаружил.

— Сегодня я не хочу никуда уходить, Дженна. — Эти слова удивили самого Ченса, но он продолжал говорить, словно слова срывались с его языка неудержимым потоком. — Уже два месяца я хочу только одного — оставаться в твоей палатке каждую ночь.

Ченс тонул в бездонных глубинах ее глаз, которые потемнели от гнева и теперь стали почти такими же синими, как ее платье. Движимый безудержным желанием, он заключил ее в объятия. У Ченса мелькнула мысль, что кто-нибудь может увидеть их в открытую дверь из коридора, но едва его губы коснулись губ Дженны, как весь реальный мир показался слишком непрочным, чтобы соперничать с силой желания, от которого горело все его тело. Казалось, какой-то демон манит его по великолепному, но опасному пути любви к Дженне.

Ченс слегка отстранился, переводя дыхание и прижимаясь щекой к ее голове.

— Дженна, я хочу тебя. Без тебя мне хуже, чем в адском пламени. Я…

Ее поцелуй помешал Ченсу продолжить. Он прижался к ней ближе, и это усилило желание.

Ченс не понимал, как это случилось, но в следующий момент он закрыл дверь и запер ее. Не медля ни секунды, он обнял Дженну, донес ее до кровати, осторожно уложил и удержал в плену весом своего тела.

Казалось, ему снится чудесный сон — такой, какие преследовали Ченса уже несколько недель. Может, ему показалось, но в глубинах глаз Дженны вспыхнул огонь, словно она с нетерпением ждала его любви.

Неожиданно он опомнился.

— Я должен уйти, Дженна. Заставь меня уйти! Я ничего не могу предложить тебе, даже уверенности в завтрашнем дне. Ты сама это понимаешь. Нельзя допустить, чтобы все повторилось.

Дженна нежно притянула к себе его голову и молча поцеловала в губы, не желая слушать. Она не хотела вспоминать, что ждет ее на рассвете.

— Завтра все пойдет, как прежде, Ченс, а эта ночь принадлежит нам.

Она осторожно провела пальцем по его щеке, и ее нежность вместе с выражением ее глаз переполнили чашу терпения Ченса. С хриплым стоном он впился в ее губы. Он желал ее всю, сразу — настолько сильной была страсть, — но вовремя вспомнил об ее желаниях.

Ченс провел ладонью по ее груди, защищенной множеством слоев ткани и кружев. Бесконечные ярды ее юбок, раскинувшихся по постели, мешали ему скользнуть между ее ногами, препятствовали близости, которой он вожделел так сильно, как умирающий от жажды вожделеет воды.

Покрывая поцелуями ее лицо и шею, Ченс яростно боролся с крохотными пуговками спереди на ее платье, пока наконец препятствием на его пути не остался один корсет. Последовала очередь еще одних застежек и шнурков. Наконец полная, округлая грудь Дженны оказалась освобожденной от корсета и легла в его ладони, соблазняя попробовать ее вкус.

Но прежде требовалось покончить с одеждой.

Тяжело дыша, Ченс сел и помог сесть Дженне. Нетерпеливое рычание вырвалось у него из горла вместе со словами:

— Твою одежду шил явно не мужчина или мужчина, лишенный здравого смысла.

Смех Дженны успокоил и утешил его. Ченс спустил ткань платья с ее плеч, касаясь губами обнаженного тела, снял рукава, и платье повисло складками вокруг ее талии. Он целовал ее шею и золотистые пряди, свободные от шпилек, разметавшиеся по бархатистой коже плеч.

Продолжать ему мешал теперь только корсет.

— Сними эту чертову штуку, — прошептал Ченс Дженне, проводя пальцами по твердым пластинкам корсета. — Я хочу видеть тебя.

Вскоре предметы туалета Дженны в беспорядке попадали на пол рядом с одеждой Ченса, а сами Дженна и Ченс оказались на подушках. Теперь он мог ощутить в ладонях сливочно-белые холмы ее грудей, целовать соски, приводя в возбуждение Дженну и себя.

— Боже, ты сама не знаешь, что творишь со мной, — пробормотал он глухим и хриплым голосом, не отрываясь от ее тела.

Его слова прозвучали так страстно, прикосновения были такими нежными, что Дженна не удержалась и произнесла:

— Но я знаю, что ты чувствуешь, Ченс, и это прекрасно.

Ей хотелось, чтобы эти волшебные минуты тянулись как можно дольше. Повернувшись на бок над телом Ченса, Дженна покрыла его легкими поцелуями от лба до кончиков пальцев.

Наконец он не выдержал, потянулся и заключил ее в кольцо рук, притягивая к себе. Когда поцелуи Ченса и ласки его рук заставили Дженну задвигаться всем телом в соблазнительном танце страсти, он поднялся над ней, глубоко погружая свою плоть в ее лоно.

Вместе они достигли пика страсти — такого же высокого, как Биттеррутский хребет, вместе преодолели его, и когда Дженна вскрикнула от наслаждения, Ченс излился в нее.

После этого они лежали, задыхаясь, в переплетении рук. Ночной ветер врывался через открытое окно, охлаждая их разгоряченные, влажные тела. В теплых объятиях к ним обоим вскоре пришел сон. Связь между ними окрепла, и на этот раз Ченс никуда не хотел уходить.

ГЛАВА 2

Стены комнаты стали границами мира, за которыми ничто не существовало в последующие часы, кроме чуда их близости. Темнота казалась им раем, в котором они могли укрыться от реальности хотя бы до рассвета.

Дженна ждала, что Ченс покинет ее, как прежде, но он только крепче прижал ее к себе. Их любовь чередовалась с дремотой, и даже в моменты умиротворения он не выпускал ее из рук. Они почти не говорили, словно слова могли разрушить иллюзию их блаженства.

Дженне был не нужен свет, чтобы видеть Ченса. Она видела кончиками пальцев, изучая и запоминая его тело, улавливала его прикосновение всей кожей. Она ощущала его горячими поцелуями, слышала частое биение сердца. Дженна старалась запомнить прикосновение шелковистых черных волос на голове и жестких волос на груди, чувствовала, с какой неизмеримой нежностью ласкают ее тело мозолистые руки Ченса. Время пролетает, воспоминания остаются навсегда, и этим воспоминаниям предстояло остаться с ней вечно, даже тогда, когда отпущенное им время истечет.

Дженна чувствовала, как что-то в душе Ченса изменилось: теперь близость казалась им обоим естественной. Вероятно, с рассветом тени прошлого Ченса вновь воскреснут, и он опомнится. Но пока Ченс оставался с нею, и в эти моменты Дженна предпочитала не думать о будущем.

Взрыв потряс Уоллас, пробудив его жителей. Ченс отбросил одеяла и вскочил, разыскивая спички. От второго взрыва затряслась земля и задрожали стены гостиницы.

Дженна села, прикрывая одеялом обнаженную грудь. В слабом свете керосиновой лампы она увидела, как Ченс торопливо одевается.

— Что такое? — спросила она. — Что-нибудь случилось?

Ченс расслышал испуг в ее голосе и на минуту забыл, как колотится его сердце, предчувствуя недоброе.

— Только несколько взрывов — больше я ничего не знаю.

— Я поеду с тобой.

Еще два взрыва сотрясли предрассветную темноту. Ченс натянул сапоги, схватил кобуру и проверил пистолет. Тем временем Дженна торопливо натягивала дорожную одежду.

Ченс открыл дверь.

— Черт побери, подожди меня! — Она натянула жакет поверх расстегнутой блузки. Ее золотистые волосы разметались по плечам, под блузкой виднелась грудь.

Ченс моментально забыл о взрывах, вспомнив о прошедших часах любви — такой любви, какой он еще не испытывал ни к одной женщине. Дженна была прекрасна, как всегда. И значила для него слишком много.

— Оставайся здесь — так будет безопаснее, Дженна, — ответил Ченс, внезапно опасаясь, что с Дженной в дороге что-нибудь случится.

Дженна выхватила кобуру из ящика стола и закрепила ремень на бедрах, направляясь к двери.

— Что-то случилось. Я не могу сидеть здесь и надеяться на чудо.

Ченс знал, что нет смысла спорить с Дженной, если она уже приняла решение. Они бегом спустились по лестницам, расталкивая встревоженных постояльцев гостиницы, пытающихся узнать, что произошло. На улице Ченс увидел нескольких рабочих, оставшихся ночевать в городе. Его моментально окружила толпа.

Ченс вскочил в ближайший фургон. На востоке от города ночное небо заливал багровый отблеск. Дурное предчувствие сдавило Ченсу живот.

— Огонь вблизи нового моста! Немедленно выезжаем туда!

Вскоре они бросились по тропе на Муллан к новому мосту, окруженные грохотом копыт лошадей и колес фургонов, и прибыли на место уже через час.

Худшие опасения Ченса оправдались. Все охранники погибли, а сложная конструкция превратилась в груду пылающих обломков дерева и металла на дне каньона. Только один пролет моста остался неповрежденным, но тут же, как по команде, прогремел пятый взрыв, и последний пролет обрушился в каньон. Люди беспомощно наблюдали, как огонь пожирает остатки моста с такой же легкостью, как спички. Вокруг них загорелась сухая трава на дне каньона.

Послышались взрывы с запада, но издалека эти взрывы напоминали треск фейерверка на празднике Четвертого июля.

Ченс опасался, что взорваны все остальные мосты. Рабочие потрясенно наблюдали за происходящим, не зная, что делать. По щекам Дженны текли слезы, отражая пламя.

— Джекобсон! — позвал Ченс мастера бригады, которая строила мост. — Отправь половину своих людей на другую сторону каньона. Я останусь здесь. Попытайтесь удержать огонь, чтобы он не перекинулся в лес. Муди! — Он оглядел толпу и заметил в ней машущего рукой повара. — Муди, оставайся в лагере и приготовь еду и кофе. Вскоре они нам понадобятся.

— А остальные взрывы? — прокричал кто-то из толпы.

— Будем надеяться, что о них позаботятся другие.

— Взорвем мосты Дерфи так, как взорвались наши! — предложил кто-то.

— Да, наверняка тут поработал этот ублюдок Дерфи! — поддержал целый хор голосов.

Ченс почувствовал, как возбуждена толпа. Выхватив кольт, он выстрелил в воздух, чтобы восстановить тишину.

— Если виноват Дерфи, мы разберемся с ним позднее. А теперь — за работу, пока не загорелся лес!

Рабочие бросились за лопатами и топорами. Ченс повернулся к Дженне, и его лицо смягчилось. Он провел ладонью по ее щеке, тронул кончиками пальцев нежную кожу подбородка. В этом прикосновении они разделили все тревоги ночи; все чувства, что они испытали за последние несколько месяцев, многократно усилились. Они действительно стали партнерами и в радости, и в беде.

— Может, останешься здесь, с Муди, и поможешь ему? — мягко спросил Ченс. — Борьба с пожаром — не женское дело. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

Дженна взяла его за руку, нахмурившись.

— Ты и вправду думаешь, что это сделал Дерфи?

На его лице резче обозначились скулы, Огонь плясал в глазах Ченса и был не просто отражением пламени, бушевавшего перед ними.

— По-моему, надо быть полным идиотом, чтобы совершить преступление, зная, что первым будут подозревать его.

— Кто бы это ни сделал, он не мог уйти далеко.

— Да, но вряд ли мы сумеем найти его или предъявить ему обвинения. Полагаю, этот мерзавец достаточно умен, чтобы замести следы. Я погружу в фургон трупы охранников и присоединюсь к остальным на пожаре.

Дженна смотрела ему вслед, пока Ченс не скрылся в темноте, а затем перевела взгляд на догорающие остатки моста. На дне каньона копошились люди, словно муравьи, отчаянно пытаясь сдержать огонь. Вся работа пропала даром. И деньги и время. Дженна по опыту знала, что все это можно преодолеть. Но можно ли пересилить отчаяние?

Когда рабочие сделали все, что могли, и огонь был укрощен, солнце поднялось уже высоко и все случившееся казалось просто ночным кошмаром. Единственным напоминанием о реальности были обугленные и дымящиеся бревна на дне каньона Росомахи. Утомленные люди дотащились до лагеря и выстроились в очередь за кофе и завтраком, приготовленным Муди с помощью Дженны.

Пока они ели, из города стали прибывать любопытные, желая узнать, что их разбудило. Вскоре появился журналист и долго беседовал с Ченсом, а затем помчался в Уоллас готовить сообщение. Пару часов спустя появились посыльные от бригады Айвса с сообщением, что еще три небольших моста сгорели дотла.

Рабочие лежали на траве или сидели, привалившись к деревьям, в утомленном и тягостном молчании. Эти мосты были построены в прямом смысле слова кровью и потом, а погибли за считанные часы. И в голове каждого крутился мучительный вопрос: «Если мы восстановим их, как знать, не повторится ли все снова?»

Днем в лагере появились Патерсон, Айвс и Лиман, подтверждая слова посыльных. Ченс пришел в ярость, видя, с каким спокойствием они оглядели дымящиеся развалины самого крупного из мостов, словно его уничтожению не следовало придавать значения.

— Тут уже ничего не спасти, — невозмутимо заметил Айвс.

Генри кивнул и повернулся к Лиману.

— Во сколько нам обошелся этот мост?

Лиман обладал потрясающей памятью и потому ответил мгновенно:

— На этот мост ушло шестьсот тысяч погонных футов древесины стоимостью тридцать тысяч долларов.

Генри повернулся к Ченсу, пронизывая его взглядом. Рабочие замолчали, прислушиваясь к разговору.

— Полагаю, ты понимаешь, что все это — только твоя вина, Кайлин. Тебе следовало оставить у моста не менее десяти охранников. Я предвидел, что такое может случиться, но распоряжаешься здесь ты вместе с Дженной. У меня нет желания подсказывать тебе, как вести дела.

Ченс спокойно выслушал колкости Генри и вновь сдержал желание заехать кулаком в его надменное лицо. Айвс и Лиман стояли рядом, всем своим видом выражая согласие с Патерсоном.

Когда все трое отправились пить кофе, Дженна положила ладонь на руку Ченса, чувствуя под пальцами напряженно перекатывающиеся мускулы.

— Что с ним стряслось? — спросила она, глядя вслед Генри. — Я его не узнаю.

— Бессильные жаждут власти, Дженна, вот и все. Генри поджидает удобного случая, чтобы вновь стать старшим инженером, и если такой случай представится, он его не упустит.

Плотно набитые животы и несколько часов сна под жарким июльским солнцем принесли усталым людям не отдых, а раздражение. Вскоре поползли слухи, что появилось много недовольных случившимся, и каждый считал своим долгом высказать свое мнение о виновниках.

Услышав шум, Ченс и Дженна вышли из палаток, за ними последовали Генри и два его приятеля. Рабочие собрались в круг, их лица были безобразно искажены гневом, покрыты копотью и пылью.

— Пора кончать с Дерфи! — выкрикивал Блейк Барлоу. — Будем играть по его правилам, взорвем его мосты и туннели!

Ченс прошел к рабочим. Как никем не замеченная тень, Дженна проскользнула к его палатке, взяла винчестер и вновь встала рядом с Ченсом. Едва заметным движением оружие перешло в его руки.

Ченс остро ощущал, что недовольство толпы угрожает взрывом. Он радовался преданности Дженны, но предпочел бы, чтобы она осталась в палатке. Одно неверное движение, и малейшее проявление страха или неуверенности могло стать последней каплей. Счастье еще, что ни у кого из рабочих не было оружия. Все оружие хранилось запертым в безопасном месте, ибо мужчины с сомнительным прошлым часто считали стрельбу единственным аргументом в спорах. Однако драку можно было затеять и с дубинами, и с камнями. Ченс тревожился не за себя, а за Дженну, и все же лучше всего было вести себя так, словно ничего не произошло.

В стороне расположились Айвс, Патерсон и Лиман, выжидающие, что будет дальше.

— Что станем делать, Кайлин? — насмешливо крикнул Барлоу. Его крик эхом повторило несколько голосов. — Мы не желаем строить эти чертовы мосты только для того, чтобы они снова сгорели! Дерфи должен поплатиться за это, и немедленно!

Неторопливым движением Ченс вогнал пулю в винчестер. Его зеленые глаза угрожающе потемнели, и в лагере внезапно воцарилась тишина.

— Мы не будем играть по таким правилам, Барлоу. Это дело закона, а не строителей. Все, что пострадало сегодня ночью, будет отстроено вновь. Если ты не желаешь участвовать в этом, можешь получить расчет.

Барлоу скрестил руки на впалой груди. Тощий низкорослый человек, он вряд ли представлял реальную угрозу, но славился на весь лагерь непоколебимым самомнением.

— Если хочешь, чтобы мы вновь строили все эти мосты и рисковали собственной шкурой, охраняя их, тебе придется повысить нам жалованье или найти себе других рабочих.

Толпа разразилась согласными криками, но Ченс заметил, что повышения платы требовали не все рабочие. Некоторые молчали, тревожно ожидая, кто выиграет борьбу. Большинству из них была нужна работа, им не хотелось уходить отсюда. Некоторые отошли от толпы и образовали группы в стороне, не желая связываться с бунтарями.

— Ты согласился работать за установленную плату, Барлоу. На прибавку можешь не рассчитывать.

Генри Патерсон выступил вперед.

— Знаешь, Кайлин, по-моему, Барлоу прав. Учитывая случившееся, мы должны предложить рабочим прибавку и серьезно обдумать возможность того, что завтра Дерфи может вновь взорвать мосты. Как мы можем спать спокойно, если Дерфи способен пристрелить любого из нас во сне? Эти люди рискуют жизнью и должны быть вознаграждены за это.

Сторонники Барлоу разразились криками. Те же, кто еще колебался, согласно кивали, надеясь, что им удастся отвоевать прибавку.

Патерсон повернулся к Лиману.

— Ты отвечаешь за кассу, Джеймс. Как думаешь, можно будет дать рабочим прибавку, учитывая, конечно, что недальновидность Кайлина обошлась компании во много тысяч долларов?

Взгляд Лимана стал непривычно твердым.

— Я должен поговорить с Соломоном, чтобы убедиться, желает ли он и теперь продолжать строительство, но, по-моему, мы можем повысить плату рабочим.

Удовлетворение промелькнуло на лицах Генри и его сторонников. Ченс знал, что Генри пытается поссорить его с рабочими и выбрал для этого лучший способ — подкуп, зная человеческую слабость.

— Мы должны принять решение. — Генри повернулся к Дженне: — Мы не можем ждать, пока это сделает Соломон, иначе потеряем рабочих. Тебе придется решать за своего деда, Дженна.

— Ты сукин сын, Патерсон, — вмешался Ченс. — Не смей запугивать ее!

— Почему бы и нет, Кайлин? Ведь она действует как доверенное лицо Соломона. Она знает, чего хочет Соломон, лучше, чем кто-либо другой. К тому же решения не имеет права принимать только один партнер.

По уверенности в глазах Генри Дженна поняла, что он твердо надеется на ее поддержку, и разозлилась, видя, как пользуется Генри ее дружбой. Она была совершенно не согласна с ним, но если бы попыталась спасти дружбу с Генри, то Ченс лишился бы уважения рабочих, Его положение сейчас было важнее всего.

Она взглянула на Ченса, который ждал, сжав челюсти. Такое сравнение не понравилось бы Ченсу, но в этот момент он напомнил Дженне дедушку, человека, который не отступит ни перед чем.

— Ты прав, Генри, — спокойно произнесла она, — я доверенное лицо дедушки и потому присоединяюсь к решению, принятому человеком, которому дедушка доверил строительство дороги. Я согласна с Ченсом Кайлином.

Генри был вначале только изумлен, а затем похолодел от такого предательства. Печально взглянув на него, Дженна объяснила:

— Стоит повысить плату сейчас, и нас начнут шантажировать ею в будущем. Ты и сам это знаешь.

— Нам нужны деньги! — завопил Барлоу, пытаясь вновь завести толпу. — Эта женщина ничего не смыслит!

С лица Ченса не сходило угрожающее выражение, но втайне он был благодарен и даже тронут поддержкой Дженны.

— Плата не будет повышена только потому, что кому-то взбрело в голову взорвать мосты, Барлоу, — твердо ответил он. — Ты согласился выполнять свою работу, что бы ни случилось. Ты получаешь на пятьдесят центов в день больше, чем рабочие Дерфи, а он платит так, как любая компания. Хочешь получать больше — обратись к «Центральной Биттеррутской компании». Как я уже говорил, право решать остается за тобой.

Ченс стоял, сжимая в руке винчестер, и Дженна держалась рядом с ним, готовая пустить в ход свой кольт. Но мятежную толпу успокоил не просто вид оружия: по решительным выражениям на лицах этих двоих было ясно, что они не отступят даже перед целой толпой, каковы бы ни были последствия.

Наконец выступил вперед один из противников Барлоу.

— Далеко не всем нам хочется спорить, мистер Кайлин и мисс Ли. Скажу от имени большинства: нас устраивает и работа и плата за нее. Нам надо кормить свои семьи. Мы не виним вас в том, что случилось прошлой ночью. Сам я считаю, что, если у мисс Ли хватает смелости продолжать строительство даже после такой беды, всем нам надо последовать ее примеру.

Согласный ропот прокатился по толпе. Сторонники Барлоу принялись вновь разжигать недовольство толпы, но рабочие понемногу стали расходиться. Барлоу и его пятьдесят сторонников демонстративно собрали пожитки и потребовали у Лимана расчета. Они забрали оружие со склада и направились к реке, чтобы успеть на следующий пароход до Кердалена.

Ченс ушел в свою палатку, Дженна — в свою.

Спустя несколько минут к ней вошел Генри, глаза которого метали искры. Дженна еще не оправилась от волнения, и предстоящий разговор с Генри не обещал быть легким. Она чувствовала, что нити их дружбы рвутся на глазах, но надеялась, что это ненадолго.

— Ты чуть не поднял здесь бунт, Генри. — Дженна старалась держаться спокойно, но в душе она негодовала на его беспечность. — Могли погибнуть люди. Если бы я знала тебя меньше, то могла бы подумать, что ты был бы рад смерти Ченса.

— Клянусь, я пытался удержать их от бунта, помешать убийствам, защитить Кайлина, поскольку он препятствовал рабочим получить то, что им хотелось. Все они словно обезумели и могли натворить что угодно. Но я никогда не предполагал, что ты выступишь против меня.

Внезапно негодование Дженны вырвалось наружу:

— Если бы ты не поддержал Барлоу, ничего бы не случилось! Твои слова только подлили масла в огонь. Больше никогда не смей ставить ни меня, ни Ченса в такое положение!

— А если я не послушаюсь? — усмехнулся Патерсон. — Неужели ты потребуешь, чтобы Соломон уволил меня? Мне казалось, друзья должны заступаться друг за друга.

В глазах Дженны промелькнула печаль.

— Ты прав, Генри, — они должны заступаться, когда это возможно. Но не надейся сбить меня с толку. Я буду поступать так, как поступил бы на моем месте дедушка.

— Я просто пытался разрешить недоразумение, и мне казалось, что ты поможешь сдвинуться делу с мертвой точки.

— Ты сам создал это недоразумение, Генри. Ты пытался унизить Ченса перед рабочими.

— А ты унизила меня! Ты влюблена в этого Кайлина. Боже мой, Дженна, разве ты не видишь, что это настоящий ублюдок? Еще один охотник за состоянием?

— У тебя любой человек — охотник за состоянием!

— Ты будешь разочарована, — предупредил Генри, — поверь мне.

— Мы всего лишь партнеры по строительству, Генри, и ничего больше.

— Этому я не верю. Я видел, как вы смотрите друг на друга. Он встал между нами, Дженна. Неужели ты хочешь этого?

Прежде чем Дженна успела ответить, парусина у входа в палатку откинулась, и внутрь с угрожающим видом шагнул Ченс. Но Дженна с облегчением вздохнула, увидев его. Она уже поняла, что в споре с Генри ничего не добьется, и ей не нравилось, как он относится к Ченсу.

Генри бросил на Ченса полный ненависти взгляд.

— Твоя привычка вмешиваться в чужие разговоры отвратительна, Кайлин.

— Не пытайся ни в чем обвинять Дженну, Патерсон, — отозвался Ченс. — В конце концов, это ты вынудил ее принять такое решение.

Генри встревожился. Если Дженна и Кайлин серьезно увлечены друг другом, то его шансы на брак невелики.

— Это не твое дело, — ответил он. — Твое дело — найти замену пятидесяти рабочим, и я предлагаю тебе начать поиски немедленно.

Ченс положил руку на рукоятку кольта.

— Ты не имеешь права приказывать мне, Патерсон. Запомни это раз и навсегда.

— Сегодня ты совершил большую ошибку, отказав рабочим в прибавке. Если ты не поумнеешь, заканчивать постройку тебе придется в одиночестве. Я поговорю об этом с Соломоном, Уверен, он будет рад узнать, как его новый партнер справляется со своим делом.

Ченс возразил угрожающе спокойным тоном:

— Сегодня я не совершил никаких ошибок, Патерсон, — разве что не удосужился всадить пулю тебе в лоб. Дженна была права, и ты сам это понимаешь. Стоит пойти на поводу у таких людей, как Барлоу, и они начнут шантажировать нас, вытягивая прибавку каждый раз, по любому поводу, скажем, если им не понравится стряпня Муди. По-моему, ты пытался устроить саботаж. А что касается Соломона, можешь немедленно отправляться к нему, только подумай, что ты ему скажешь. Заодно забери отсюда свое барахло.

Генри прошел мимо Ченса со своим обычным надменным видом.

— Посмотрим, кто посмеется последним, Кайлин.

Дженна была сильнее потрясена спором с Генри, чем ссорой обоих мужчин. После того как Генри ушел, она обернулась к Ченсу.

— Не понимаю, что происходит, — сказала Дженна. — Мы с Генри никогда прежде не ссорились.

Печаль и смущение в ее глазах вызвали сочувствие Ченса. Он обнял Дженну.

— Не тревожься об этом — Генри просто вспылил. Надеюсь, у Соломона найдется ведро воды, чтобы охладить его пыл.

ГЛАВА 3

Дженна вышла из палатки и поплотнее закуталась в шаль, поеживаясь от вечернего ветра. Здесь, в горах, какими бы жаркими ни были дни, каким бы душным ни был воздух, стоило солнцу исчезнуть за пиками на западе, мгновенно становилось прохладно. Это приносило облегчение в зной, установившийся с середины весны.

Было уже поздно, но большинство рабочих еще не спали. Они сидели на разобранных постелях, курили, болтали или просто глазели на звездное небо.

У небольших лагерных костров Дженна не нашла Ченса. Должно быть, он уже ушел к холму, где они сговорились встретиться.

Дженна обогнула свою палатку и направилась к холму, откуда открывался вид на каньон Росомахи — то место, где во всем великолепии был виден мост. Среди деревьев темнота казалась еще непрогляднее. Шум лагеря затихал вдалеке, слышались шорохи лесных зверьков и насекомых, но Дженна уже привыкла к горам и почти не боялась.

Близ холма она заметила маленький красноватый огонек. Вскоре от лиственницы отделилась фигура человека — он курил, глядя на место, где недавно был мост. Несмотря на темноту, Дженна безошибочно узнала Ченса.

Под ее ногой хрустнула ветка. Ченс не оглянулся, но глухо произнес:

— Я уже думал, что ты не придешь.

Дженна приблизилась и обняла его, прижимаясь всем телом к его мускулистой спине, Ченс улыбнулся, оглянувшись через плечо, но не сумел прогнать разочарованный взгляд.

— Тебе не в чем упрекать себя, Ченс, — произнесла она. — Это событие никто не смог бы предвидеть.

— Патерсон был прав: мне следовало оставить у моста надежную охрану, да и самому быть неподалеку.

— Мы построим его заново — ведь мы уже решили это.

Он испустил глубокий вздох и прищурился так, что вокруг его глаз собрались морщины.

— У твоего деда на это хватит денег, Дженна. Но это досадная потеря, даже для богача. Ничего не могу поделать, я чувствую себя виноватым.

В каньоне Росомахи было темно. Дженна не могла разглядеть его дно, но еще ощущала запах гари. Мост был поистине удивительным сооружением, строители гордились им. Оправиться от удара в этом случае было тяжелее, чем выдержать сам удар.

— Нельзя ли как-нибудь отомстить Дерфи?

Ченс обернулся, и Дженна положила голову ему на грудь. Она слышала, как бьется его сердце, и когда Ченс заговорил, его голос дрогнул от сдержанного гнева.

— Больше всего мне сейчас хочется перебраться через реку, найти Дерфи, собственными руками разорвать его на куски и взорвать всю его дорогу. Но невозможно доказать, что именно он взорвал мосты, к тому же в открытой вражде нам ничего не добиться. Эта дорога не стоит человеческой жизни.

— Кто-то считает иначе.

— Да, но нам потребуется неопровержимое доказательство прежде, чем мы выдвинем обвинения. Нам уже известно, что представители закона в Кердалене не очень-то расположены в нашу пользу, да и что они могут поделать? Нам нужен шпион.

Зло блеснув глазами, Дженна откинула голову, вглядываясь ему в лицо.

— Я знаю, какой человек нам нужен, Ченс. Его зовут Джетро Ритчи, он сопровождал меня до рудника. Он грубоват, но предан тому, кто ему платит.

Ченс слышал о Ритчи, частном сыщике и шпионе времен войны.

— Тогда я поговорю с ним. Только… Дженна, не рассказывай об этом Генри и всем остальным. Я не хочу вдаваться в объяснения и не хочу, чтобы кто-нибудь предупредил виновных. Чем меньше людей знает о нашем решении, тем лучше.

— Хорошо, но тебе незачем самому говорить с Ритчи. В конце недели я собираюсь в Кердален проведать дедушку. Я разыщу Ритчи и надеюсь, что он мне не откажет.

Ченс крепче обнял ее и хриплым голосом произнес:

— Только безумец способен в чем-нибудь отказать тебе.

Его поцелуй прервал радостное восклицание Дженны, и в ней мгновенно разгорелось пламя страсти. Револьвер Ченса упирался ей в живот — причем не только он. Дженна нашла пряжку пояса и расстегнула ее. Ремень с кобурой почти беззвучно упал в траву.

— Ты обезоружила меня, — прошептал Ченс, перебирая длинные светлые пряди ее волос.

— Этого я и добивалась, — ответила Дженна.

Она медленно сняла с Ченса жилет и рубашку, покрывая поцелуями его волосатую грудь, в то время как его губы скользили по ее шее, вызывая в ней вспышки возбуждения.

Пуговицы на блузке Дженны поддались рукам Ченса легче, чем застежки на платье прошлой ночью. Вскоре он справился с ними, и блузка вместе с нижней рубашкой свободно повисли над поясом ее юбки. На этот раз Дженна не надела корсета.

— Тебе следует одеваться вот так почаще, — заметил Ченс, сверкнув в темноте белозубой усмешкой.

Он глубоко вздохнул, когда ловкие пальцы Дженны нашли и расстегнули пояс его брюк. Прежде чем она успела пробраться дальше, Ченс обнял ее и повел подальше к деревьям, к уединенной поляне, окруженной лиственницами и соснами, которые скрыли их от чужих глаз и приглушили голоса. Поляну освещали звезды, и казалось, что она создана для любви.

Не медля, влюбленные избавились от остатков одежды и сложили ее на траве. Ченс привлек к себе Дженну. Его руки, грубые, но чуткие, прошлись по ее телу, вновь вызывая пламя страсти, которую Дженна еще никогда не испытывала. Его руки двигались все свободнее и увереннее, как и губы.

Дженна попыталась остановить его, когда губы Ченса спустились от груди к животу, прошлись по его гладкой коже и достигли самого потайного и чувствительного местечка ее тела. Дженна обняла Ченса за плечи, прижимаясь к нему, думая, что она умрет от полноты ощущений, если он не остановится, и вместе с тем понимая, что умрет еще быстрее, если он прекратит поцелуи.

— Ченс, не надо… перестань…

Но Ченс, должно быть, понял, что эти слова были проявлением стыдливости. Вскоре она была готова упрашивать его продолжать и откинулась на спину, утопая в сладостных ощущениях.

Дженна не знала, какое из наслаждений ей нравится больше — новое, в котором Ченс был настолько самоотверженным, или прежнее, которое они делили вместе. Но Ченс, казалось, прочитал ее мысли, и на мгновение Дженне показалось, что она взрывается изнутри. Он поднялся над ней, и их тела соединились. Его движения были порывистыми и сильными, но Дженна только радовалась этому и крепче сжимала ладонями его ягодицы, умоляя его продолжать. Вместе они пережили бурю эмоций, творцами которой были они сами. У Дженны вырвался крик, но опасаясь, что его услышат в лагере, она прикусила губу, приглушая голос. Одновременно она почувствовала, как Ченс вздрогнул и излился в глубину ее тела.

Удовлетворенные, они легли рядом на темной поляне, позабыв о смятой одежде. Ченс не переставал ласкать ее. С бывшим мужем Дженна никогда не испытывала такого наслаждения и вновь прогнала от себя мысль, что будет дальше, не желая даже знать, что готовит им завтрашний день.

Дженна лежала рядом с Ченсом, целуя его и шепча:

— Надо остаться здесь на всю ночь. Будь у нас одеяла…

Ченс не знал, откуда у него взялась эта уверенность — но не любовь этой женщины, которую он ни с кем не смог бы сравнить, а искренность ее слов заставила его поверить, что завтра между ними ничего не изменится. Неизвестно откуда ошеломляющее чувство вины накатило на него с такой силой, что Ченс замер. Его тело охватил жар, но быстро сменился холодным потом; Ченс расслабил руки, предаваясь тревожным мыслям.

Почему она доверяет ему так, словно вручила ему не только свое тело, но и душу? Разве Дженна не понимает, что в конце концов ему придется просто распрощаться с ней? Или она знает об этом, но все равно не тревожится? Может, длительные связи не привлекают эту женщину?

В таком случае он может не чувствовать себя виноватым. Но связь с Дженной была настолько сильна, что Ченс одновременно радовался и пугался. Будущее было неразрывно связано для нее с этим чудовищем Соломоном Ли. Если бы Ченсу удалось отделить Дженну от ее деда, ему было бы легче, но она была слишком предана старику. Она никогда не расстанется с ним, никогда не сможет поверить, что Соломон совершил преступление. Кроме того, Ченс чувствовал, что было бы жестоко разлучать Дженну с ее единственным родственником — это не принесло бы им счастья.

В полном замешательстве он отпустил Дженну.

— Тебе будет лучше вернуться в лагерь одной, Дженна, — предложил Ченс. — Я приду позднее.

Минуты полной душевной и физической гармонии истекли. Ченс и Дженна поднялись, разыскивая разбросанную вокруг них и под ними одежду.

Застегивая блузку и заправляя ее под юбку, Дженна неправильно истолковала внезапную отчужденность Ченса.

— Не тревожься о мосте, Ченс, и о разговоре с дедушкой тоже. Я знаю, он не станет обвинять тебя.

В нем вспыхнуло упрямство.

— Мне все равно, что он сделает. Я не собираюсь отчитываться перед ним. Вам обоим надо как следует это запомнить.

Едва эти слова сорвались с его губ, Ченс пожалел об ударе, который нанес Дженне, но вместе с тем понял, какой станет его жизнь, если он женится на ней. Им никогда не удается жить в мире. Соломон Ли всегда будет стоять между ними, пока не умрет, а такой крепкий старик, вероятно, дотянет и до ста лет. Но даже после смерти его тень будет преследовать их, а состояние ляжет на плечи Ченса ярмом, которое невозможно сбросить или забыть.

Дженна набросила на плечи шаль. Ее движения утратили привычную грациозность. Ченс подошел поближе и в лунном свете увидел слезы на ее щеках.

Чувство вины вновь охватило его, грозя задушить. Дженна прошла мимо, но Ченс остановил ее.

— Дженна… прости меня. Ты должна понять, что я ничего не могу с собой поделать. Я не позволю ему приказывать мне, я не стану ждать его похвалы так, как делаешь ты. Между нами никогда не будет примирения. Раны слишком глубоки, ты понимаешь?

Дженна с вызовом вскинула голову. Она слишком горда, и горе тому, кто сочтет ее слабой.

— Дедушка не такой, каким кажется тебе.

— Черт побери, чего ты хочешь от меня, Дженна? Я не могу забыть о том, что было.

— Да, но ты можешь попытаться понять, почему дедушка сделал это, и простить его.

— Пусть его простит Бог. Боюсь, мне это не под силу.

— А кто простит тебя, Ченс Кайлин? Не уверена, что ты виновен меньше его.

Ченс отпустил ее и долго смотрел, как торопливо Дженна удаляется к лагерю, пока ее фигурка не скрылась в темноте.

Что можно поделать с ненавистью и горечью, копившимися шестнадцать лет? Они слишком глубоко проникли в душу Ченса, они удерживали видения прошлого, раня не только его самого, но и других — так, как ранили Дженну. Жениться на ней было бы легко, но невозможно остаться в стороне от Соломона Ли. Стоит ему, Ченсу, войти в ненавистную семью, и он навсегда будет считать себя предателем.

ГЛАВА 4

Словно муравей, карабкающийся по склону горы, китайский кули по имени Шань повис над пропастью на веревке, удерживаемый людьми и мулами. На его широком поясе висели заряды динамита, ручной бур и кирка, необходимые, чтобы расширить трещины в камне.

Ченс сидел верхом на своем жеребце, наблюдая эту картину со дна каньона. Весь сегодняшний день он провел в одиночестве. Дженна осталась в Кердалене: посыльный сообщил, что она намерена провести там пару недель. Ченс подозревал, что причиной ее внезапного решения были его суровые слова. Откровенно говоря, он сильно скучал по ней. Он уже давно привык видеть Дженну рядом и теперь слишком остро осознавал пустоту, которую прежде заполняла она.

Визит Патерсона к Соломону Ли ничего не дал, попытка Генри представить Ченса некомпетентным инженером с треском провалилась, Соломон согласился с действиями Ченса и Дженны и с их решением перестроить мост, по-видимому, не считая Ченса виновным в случившемся.

Ченс без труда нашел замену рабочим, которые ушли вместе с Барлоу. Он оставил объявления о вакансиях на рабочие места во всех окрестных салунах, и теперь время от времени в лагере появлялись несколько новых людей. Еще две дюжины человек были наняты для охраны дороги — в отряд охранников отбирали людей, управляющихся с ружьем лучше, чем с лопатой. Вопреки словам Генри, в горах не переводился поток людей, ищущих работу неважно где, на золотых или серебряных рудниках или на строительстве железной дороги.

Ченсу так и не удалось выяснить, кто платил Весталу Уитмену. Этот человек жил отшельником, у него не было близких друзей, он постоянно опасался, что кто-нибудь отберет у него участок. Уитмен унес свою тайну в могилу, и узнать ее было невозможно — до того времени, пока Джетро Ритчи не обнаружит, кто приказал взорвать мосты.

До лагеря дошел слух, что тело Барлоу обнаружили на берегу озера Кердален. Поскольку тело было изуродовано почти до неузнаваемости, все решили, что он упал за борт и попал в колесо парохода. Ченсу почему-то казалось, что между гибелью Барлоу и бунтом в лагере есть какая-то связь.

Шань продвигался вниз по стене каньона спокойно и уверенно. Ченс наблюдал, как его крошечная фигурка болтается на скале. Шань был одним из лучших взрывников. Никто не знал, где он научился этому ремеслу, но Шань пользовался уважением многих рабочих, кроме тех, кто слишком хорошо помнил о его национальности.

Работа заставляла его подолгу висеть на скалах — до тех пор, пока Шань не пробуривал несколько отверстий и не закладывал динамит. Ченс решил, что беспокоиться ему не о чем и чашка кофе не помешает, поэтому пришпорил коня и поехал по каньону к главному лагерю. По всей длине трассы были рассеяны бригады рабочих, возводящих насыпи и мосты, — они разбивали собственные лагеря, это позволяло им не тратить силы и время на долгое возвращение в главный лагерь.

В лагере было тихо — слышался только шум из кухни, где Муди готовил ужин. Айвс и Патерсон уехали, а Лиман был еще в Спокане, где закупал древесину для мостов и шпал. Заказ был настолько большим, что Луису Вуду потребовалось дополнительное время, чтобы выполнить его.

Ченс спешился и прошел на кухню, решив попросить у Муди чашку кофе. Едва они успели обменяться парой фраз о погоде, как раздался грохот фургона.

Через несколько минут в лагерь въехал тяжело груженный фургон.

— Похоже, это Бейкер из города, — заметил Муди, отставляя кружку. — Должно быть, привез что-то от Лимана.

Отставив недопитую чашку, Ченс вышел к фургону и поприветствовал возницу.

Бейкер вылез из фургона и сплюнул на землю густой комок жевательного табака.

— Привет, Кайлин. Я привез вам динамит.

— Лиман в Спокане, я распишусь за него.

Возница протянул ему счет на гладкой доске.

— Распишись вот здесь, в нижней строчке, Кайлин, да нажимай посильнее. У меня теперь есть эта новая копировальная бумага, так что тебе останется копия счета. И не говори мне потом, что ничего не получал. Знаешь, Кайлин, — продолжал Бейкер, — не могу понять, зачем тебе понадобилась такая уйма динамита, если только ты не собираешься взорвать к чертовой матери все мосты, — он рассмеялся над собственной остротой. — Но ведь ты этого не сделаешь, верно? Слышал я о таких штучках — кое-кто умеет здорово доить хозяев, выкачивая из них денежки.

Несмотря на июльскую жару, Ченса прошиб холодный пот. Он не проверял заказы Лимана, но знал наверняка, что только последний заказ на динамит должен быть крупным. Об этом следовало поразмыслить.

Ченс взял тупой карандаш и нацарапал свою подпись в указанном месте.

— Да, — продолжал возница, оглядывая лагерь и виднеющуюся вдалеке насыпь, — похоже, здесь, в Кердалене, мое время кончилось. Хотя мне нравится здесь. Я исколесил весь Запад, возил грузы из Калифорнии в Монтану, из Техаса в Вашингтон. Я всегда промышлял там, где есть поселенцы или рудокопы, но как только в тех местах появлялись железные дороги, я оставался не у дел. Так всегда бывало и, должно быть, всегда будет до тех пор, пока фургоны вообще никому не будут нужны.

Ченс протянул ему доску и счет. У него промелькнула мысль, что возница мог быть одним из тех людей, которые способны в досаде взорвать мосты, но в таком случае он с таким же успехом мог бы взорвать дорогу Дерфи. Нет, видимо, виноват был все-таки Дерфи. Если Дженна успела поговорить с Ритчи, как обещала, тогда он уже начал поиски виновного.

Бейкер взял счет, аккуратно вытащил из-под первого листка драгоценную копирку и протянул копию счета Ченсу. Пока Ченс сворачивал ее и засовывал в карман жилета, Бейкер уложил свою копию в металлическую коробку под козлами.

Ченс помог выгрузить динамит и сложить его, молча выслушивая бесконечную болтовню Бейкера.

— Да, сэр, рудокопы — хороший народ, они принесли мне немало прибыли, но ручаюсь, если бы я запросил с вас за перевозку груза плату повыше, компания подняла бы крик. Нет, нанимать возить грузы лучше всего меня. Пусть вы скоро лишите меня прибыльного дела, поднимать плату я не стану.

Вскоре возница забрался на козлы фургона и подобрал поводья.

— Ну, удачи тебе, Кайлин. Когда-нибудь увидимся. — Он хлестнул мулов и направился по тропе на Муллан развозить остатки груза.

Ченс дождался, пока фургон скроется из виду, убедился, что в лагере нет никого, кроме повара, и решительно направился в палатку Патерсона. Положив счет на стол, он еще раз пристально вгляделся в цифры — количество, цену… В его голове вертелось выражение возницы «доить компанию»…

Ченс огляделся. В палатке все было разложено по местам, но не благодаря Айвсу или Патерсону: только дотошный Джеймс Лиман мог укладывать вещи так аккуратно, как вел свои расходные книги. Ченсу вспомнилось, как Айвс и Патерсон поддержали требование Барлоу повысить жалованье рабочим, что чуть не вызвало бунт. До сих пор Ченсу казалось, что это была всего лишь попытка унизить его, но, возможно, Айвс и Патерсон преследовали другие цели. А теперь погиб Барлоу…

Строительная компания Патерсона получала почти все подряды от Соломона долгие годы, на бесчисленных железных дорогах. Неужели Патерсон выкачивал из старика деньги, набивая карман? Но это предположение бессмысленно: по словам Дженны, Патерсон решительно противился строительству дороги в этих горах, особенно после того, как чуть не погиб Соломон.

Ченс прислушался, не возвращается ли в лагерь кто-нибудь из обитателей палатки, но услышал только, как громыхает котлами и сковородами Муди.

Он быстро прошел к койке Лимана и вытащил из-под нее жестяной ящик, в котором Лиман хранил книги и бумаги.

Содержание расходных книг было обычным — цены, даты, количества. Лиман вел записи аккуратно, у него ничего не пропадало, а тем более копии счетов. Но счетов в жестяном ящике не оказалось, и Ченс задумался, где Лиман мог хранить их. Последний груз динамита им доставили незадолго до взрыва мостов. Ченс был согласен с возницей: судя по тому, сколько динамита они заказывают, каждый день они должны производить десятки взрывов. Ченс отметил, что записанная в книге цена на динамит оказалась выше, чем в полученном сегодня счете, — причем динамит поступил от того же торговца. Странно, ведь возница сказал, что не станет повышать плату за перевозку… даже если дорога лишит его прибыли.

Ченс просмотрел еще несколько цифр, проверяя цену на древесину, оборудование, даже плату рабочим. Кое-что он записал в свой блокнот, который носил в кармане рубашки. Он решил проверить, сколько денег выкачивает Патерсон из компании Соломона. Наконец Ченс сложил книги в коробку в том же порядке, в каком они лежали прежде. Сунув коробку под койку, он огляделся, проверяя, все ли в порядке. Аккуратный Джеймс Лиман неминуемо должен был бы заметить каждую мелочь.

Удовлетворенный тем, как хорошо ему удалось замести следы, Ченс вышел из палатки и нос к носу столкнулся с Джеймсом Лиманом.

Лиман прищурился, и Ченс мысленно проклял Муди за шум, из-за которого он не услышал приближение Лимана. Еще несколько секунд — и его поймали бы на месте преступления.

— Привезли динамит, — небрежно бросил Ченс, направляясь к своему коню. — Счет на столе. — Вскочив в седло и делая вид, что не замечает холодного взгляда Лимана, он спросил: — Как дела в Спокане? Получили древесину?

— Да, вскоре ее привезут.

— Отлично. — Ченс повернул коня и шагом двинулся по тропе к мосту. Оглянувшись, он заметил, что Лиман поспешно юркнул в палатку.

Шум в лагере стих, когда фургон, в котором приехали Соломон Ли и Дженна, остановился перед ее палаткой.

Ченса не радовал приезд Соломона. Он приготовился защищаться, размышляя, чем вызван этот визит. Он не сдвинулся с места, доедая остатки ужина и хладнокровно наблюдая, как Генри помогает Дженне спуститься на землю.

С холодным раздражением Ченс отметил, что старик еще не оправился после болезни, но больше всего внимание Ченса привлекала спутница Соломона рядом с ним. Их взгляды встретились, и Ченс испытал чувство радости и муки. Он с трудом удержался, чтобы не броситься к Дженне.

Но Соломон не терял времени на приветствия: заметив Ченса, он решительно направился к нему. Ченс спокойно допивал кофе.

— Нам надо поговорить, Ченс, — заявил Соломон. — Пойдем в палатку Дженны. — Не дожидаясь ответа, он отошел.

Ченсу отчаянно хотелось пренебречь этим приказом: ему не нравилось, что старик обращается с ним, как с мальчишкой. Но он поднялся и последовал за Соломоном. Ченс приготовился к битве, впрочем, в присутствии Соломона это состояние было у него обычным.

В палатке Ченс сел на стул напротив Дженны. Их взгляды на мгновение встретились, и Ченс подумал, обижена ли Дженна после их последней встречи в лесу. Тонкий цветочный аромат, присущий только Дженне, возбуждал в нем знакомое желание заключить ее в объятия и поцеловать. Но старик пристально следил за ним выцветшими голубыми глазами, словно знал мысли Ченса.

Соломон устроился во главе стола и вытащил из кармана сигару, но Дженна тут же взяла его за руку.

— Врач запретил тебе курить, дедушка.

Соломон вздохнул и протянул сигару Ченсу.

— Заберите ее себе, Кайлин. — Он достал из кармана еще пять штук. — И эти тоже. Должен сказать, вы помогли мне, взяв Дженну в лагерь. Когда я предоставлен самому себе, я могу позволить себе все, что захочу.

— Я ничего не запрещаю тебе, дедушка, — возразила Дженна, — просто забочусь о твоем здоровье.

Соломон покорно кивнул.

— Да, дорогая, знаю, и я рад этому. — Потрепав Дженну по руке, он добавил: — Ты права, конечно, но если мне чего-нибудь хочется, удержаться бывает почти невозможно.

Это верно, горько подумал Ченс, слушая, как болтают Соломон и Дженна. Возможно, Дженна не осознавала этого, но, очевидно, она обладала некоторой властью над Соломоном, как и он над ней. Их преданность друг другу заставила Ченса подумать, что разлучить этих людей будет невозможно.

Ченс сунул сигары в карман, решив кому-нибудь их отдать. От Соломона ему ничего не нужно, но Ченс скрывал свои чувства перед Дженной. Вместо этого он заметил:

— Надеюсь, вы приехали сюда не для того, чтобы расторгнуть наше соглашение. Несмотря на то что вы здесь, я работаю только с вашей внучкой.

— Да, я не стану вам мешать. Я приехал только потому, что мне надоело торчать в Кердалене. А что касается моста, мы его, конечно, перестроим, что бы там ни говорил Генри. — Соломон помолчал и добавил: — Дженна сказала мне, что наняла частного сыщика расследовать, кто взорвал мосты. Я просто хотел сказать вам, что одобряю такое решение.

Ченс размышлял, сообщить ли Соломону о поставках динамита и подозрении, что Лиман что-то замышляет, и решил подождать, пока не получит настоящие доказательства. Надо связаться с Ритчи или отправить к нему посыльного, попросив последить за Лиманом.

Соломон встал, вместе с ним поднялись Ченс и Дженна.

— Утром я хочу осмотреть дорогу, Ченс. Дженна поедет со мной, так что вам придется обходиться без нее пару дней. Она боится, что я стану курить или приволокнусь за какой-нибудь красоткой, — пошутил Соломон, подмигивая внучке.

Получив разрешение, Ченс покинул палатку, но не мог избавиться от беспокойства: Байярд находился неподалеку от дороги, а в Байярде осталась его мать.

Через несколько минут из палатки вышел Соломон и направился к кухне. Он сам налил себе чашку кофе и с ней расположился в тени дерева. Никто не подходил к нему, но Соломон не обращал на это никакого внимания. Он смотрел на горы, подобно всем, удивляясь их высоте.

Ченс подошел к Соломону, ведя на поводу коня и решив сейчас же высказаться. Дженна находилась далеко от них, как и все остальные.

Дружеское выражение в старых мудрых глазах Соломона подчеркивали мелькающие в голубой глубине искры. Он был всегда готов к битве — это вошло у него в привычку. В каждом человеке Соломон видел противника, но в данном случае был недалек от истины.

— Уверен, ты подошел не для того, чтобы пожелать мне всего хорошего, Ченс. О чем ты хочешь поговорить?

— О твоей поездке в Байярд. Я не настолько наивен, Соломон. Ты причинил моей матери достаточно бед и потому лучше держись от нее подальше.

Соломон отпил кофе, не обращая внимания на гневный румянец Ченса.

— Я не лезу в твои дела, Ченс, и потому предлагаю тебе быть джентльменом и не лезть в мои. Кроме того, твоя мать уже давно взрослая, и ее сыну незачем решать за нее.

— Она не желает больше встречаться с тобой.

— Вот в этом я не уверен — она приходила проведать меня во время болезни. Может, она беспокоилась обо мне. Так или иначе вежливость обязывает меня нанести ответный визит.

Ченс испытал ощущение, словно его сердце сдавила безжалостная рука. Боже, зачем матери понадобилось встречаться с Соломоном после того, как она решила навсегда расстаться с ним? К чему тогда вся борьба, долгие годы в попытках защитить ее, облегчить ей жизнь? Все, что сделал в жизни Ченс, он делал ради матери. Он даже решил отомстить за нее. А теперь он задумался над тем, надо ли было мстить, и почувствовал, что его предали.

Ченс скрыл потрясение от Соломона и вскочил в седло.

— Я скажу тебе только одно, Соломон: если ты вновь попытаешься причинить ей боль, ты об этом пожалеешь.

Множество разных эмоций отразилось на лице Соломона, но на его лице не отразилась тревога перед угрозой Ченса. Наконец он снова обратил взор на горы, и на его лице появилась усталость. Печальным шепотом Соломон проговорил, не заботясь о том, услышит ли его Ченс:

— Я уже жалею об этом, Ченс, — жалею каждый день, все шестнадцать лет жизни.

ГЛАВА 5

По Кердалену распространился слух о пожаре в лесу по другую сторону гор и о том, что уже сотни человек отправились на борьбу с ним. Если засушливая погода затянется, могут оказаться в опасности все горы. Но пожар не вызывал беспокойства у рабочих с Биттеррутской дороги. Даже облако сероватого дыма, вздымающееся над горами на юге, не портило настроение перед получкой. Большинство рабочих собирались сразу же отправиться в Кердален или близлежащий Уоллас и потратить на женщин и виски столько денег, сколько позволит им кошелек.

Грохот приближающегося фургона привлек внимание людей в лагере. Через несколько мгновений на тропе на Муллан появился фургон Лимана, несущийся во весь опор.

Люди засуетились, готовясь остановить взбесившегося коня, если потребуется, но едва достигнув лагеря, Лиман встал на козлах и потянул поводья изо всех сил, заставляя коня остановиться перед одной из палаток.

Лиман потерял шляпу, его седые волосы были растрепаны, и он казался сумасшедшим. Он снова рухнул на козлы и затрясся, озираясь перепуганными глазами.

Фургон окружили рабочие, Лимана засыпали вопросами, но он никому не отвечал. Все заметили, что его одежда испачкана, на лице виднеется несколько царапин, а борода, обычно тщательно расчесанная, лежит на груди спутанной кучей. Рукав пиджака Лимана болтался на нескольких нитках.

Рабочие еще пытались хоть что-нибудь выяснить у Лимана, когда через толпу пробились Ченс, Дженна и Соломон.

— Ради Бога, Лиман, что случилось? — спросил Соломон, встревоженный не менее, чем остальные.

— Я… меня ограбили… — с трудом выговорил Лиман, еле переводя дыхание и хватаясь за грудь. — Какие-то люди остановили меня… несколько миль отсюда. Я думал… меня убьют. Я вез деньги… жалованье рабочим… и они забрали их…

Вокруг поднялся рев гнева и досады. Все немедленно пожелали узнать, почему Лиман вез деньги сам, когда обычно их доставляли на фургоне с многочисленной охраной.

Вопросы сыпались со всех сторон, толпа понемногу заводилась. Ченс, Дженна и Соломон удивлялись, зачем Лиман изменил порядок доставки, не посоветовавшись с ними.

Ченс пробился к фургону и забрался на козлы.

— Незачем тревожиться: вы получите свои деньги, как только мы доставим их сюда.

— Это снова проклятый Дерфи! — завопил кто-то.

— Доказать это мы не сможем. Почему бы нам не послушать, что скажет Лиман?

Под многочисленными взглядами Лиман начал рассказ:

— Грабителей было четверо. На лицах у них были платки, и потому я никого не узнал. До нас с Генри дошли слухи о том, что готовится ограбление. Мы не знали, какой из фургонов хотят ограбить, но не могли пропустить слухи мимо ушей. Мы поговорили с охранниками, которые обычно сопровождали фургон, и решили, что будет лучше оставить фургон без охраны, чтобы не вызвать подозрений. Охранники согласились. О наших планах знали только они, и, должно быть, один из охранников сообщил обо всем грабителям.

Разъяренная толпа была готова броситься по дороге, разыскать охранников и угрозами вырвать у них признание, но Ченс заставил всех замолчать.

— Всем вернуться к работе! Вы получите лишний день отпуска, когда все разрешится.

Рабочие протестующе забормотали — многие из них душой уже были в городе — но выполнили приказ Ченса. Когда все разошлись, разобрав инструменты, Ченс спрыгнул с козел.

Лиману едва хватило сил, чтобы выбраться из фургона. Цепляясь за борт, он повернулся к Соломону:

— Мы с Генри ошиблись. В Кердалене мы хотели посоветоваться с вами о том, что творится здесь, но в гостинице нам сказали, что вы уехали. По-видимому, мы разминулись по дороге.

— Где Генри? — свирепо спросил Соломон. — Только не говори, что эти ублюдки убили его!

— Нет. Поскольку вначале пути нам никто не помешал, он оставил меня и отправился к Айвсу — тот находится возле одного из мостов.

Соломон кивнул, лихорадочно размышляя. Случившееся его совсем не радовало, но с этим приходилось мириться.

— Иди выпей виски, Лиман. И не тревожься — мы справимся с этой неудачей.

После того как Лиман ушел, Соломон повернулся к Дженне и Ченсу.

— Если этот чертов Дерфи или кто-то другой думает, что способен разорить меня, он ошибается! Но нам нужно предвидеть подобные случаи, если мы не хотим, чтобы они повторились. Нашему сопернику ничего не светит.

Соломон взглянул на Ченса, который распрягал коня.

— Я хочу, чтобы ты и Дженна отправились в Кердален и получили деньги вторично. Для этого понадобятся две подписи, но я не собираюсь возвращаться в Кердален, а затем вновь тащиться сюда. Кроме того, я хочу осмотреть дорогу.

— Дедушка, тебе нельзя ехать одному, — возразила Дженна. — Врач сказал…

— Со мной все в порядке, Дженна. В полном порядке.

— Зато для Дженны поездка может быть небезопасной, Соломон, — вмешался Ченс. — Особенно после того, что случилось с Лиманом.

— Она может только поставить подпись и сразу вернуться сюда, а ты с охранниками привезешь деньги позднее. Отбери шесть или восемь лучших охранников у моста. Мост пока покараулят рабочие. Когда вернутся охранники, которые должны были сопровождать фургон, их надо как следует расспросить. Не могу поверить, что Генри и Лиман решились на такую глупость, но денег уже не вернуть, и потому нет смысла горевать о них.

Распрягая коня, Ченс постепенно переставал прислушиваться к словам Соломона. Проведя рукой по шее животного, Ченс заметил, что на ней почти нет пены. Даже такой сильный и привычный к длинным переходам конь должен был выглядеть более усталым, если бы его прогнали галопом две мили. Однако дышал он ровно. Казалось, что галопом его пустили только тогда, когда впереди показался лагерь.

Ченс взглянул в сторону палатки, где скрылся Лиман. Он прибыл в лагерь испуганным, он задыхался. Но если бы коня пришлось гнать галопом целых две мили, сейчас Лиман не мог бы сделать ни шагу.

Для работы Джетро Ритчи прибавлялось еще несколько улик.

— Я возьму с собой людей, чтобы привезти деньги, Соломон, — произнес Ченс и сардонически добавил: — Но что-то подсказывает мне, что молния не ударяет в одно место дважды.

Дженна по-прежнему возражала против всего плана. Она беспокоилась за дедушку, но также понимала, что раньше или позже им с Ченсом придется вернуться к последней размолвке, и, вероятнее всего, это случится по дороге в Кердален. Дженне больше не хотелось обсуждать дедушку — ее слишком больно ранили жестокие слова Ченса. Может, Соломон Ли не идеален, но он единственный близкий человек для Дженны. Ей не хотелось ни менять свое мнение о дедушке, ни терзаться в сомнениях. Соломон был ее силой, ее опорой, и Дженна не хотела лишаться его поддержки.

Она разрывалась между Соломоном и Ченсом, причем последний твердо дал ей понять, что она должна сделать выбор. Но Дженна не могла и не хотела отворачиваться от деда даже ради любви.

— Врач запретил тебе путешествовать в одиночку, дедушка.

— Ерунда, — фыркнул Соломон. — Я знаю, что со мной ничего не случится. И потом, ты поможешь мне, если отправишься с Ченсом и поставишь свою подпись. Возвращение в Кердален может быть для меня более утомительным, чем прогулка вдоль дороги.

— По крайней мере побудь в лагере и отдохни, дедушка. Мы отправим кого-нибудь вверх по реке, чтобы проверить, все ли там безопасно.

— Пусть уезжает, Дженна, — спокойно возразил Ченс. — Может, именно этого ему не хватает, чтобы одуматься.

Оба мужчины обменялись понимающими взглядами, но Дженна осталась в недоумении. Что было между ними, чем они не хотели делиться с ней? Как странно, что эти двое вообще хоть в чем-нибудь договорились, — это Дженна чувствовала безошибочно.

Соломон прямо-таки рвался в путь. Он нетерпеливо переминался на месте, дожидаясь, пока Дженна выразит согласие отправиться в Кердален и освободит его от этой обязанности. Разве она не всегда выполняла его просьбы? Сможет ли она отказать сейчас?

— Хорошо, — наконец кивнула Дженна. — Только не кури, дедушка, ладно?

Солнце уже садилось за горный хребет, когда несколько часов спустя Соломон оставил лошадь в конюшне Байярда. Наскоро умывшись в гостинице «Галена», он переоделся в свежий костюм, который привез с собой, и направился по улице к пансиону Лили.

Байярд со всех сторон окружали горы — этот город расположился на дне маленькой долины. Город простирался двумя длинными узкими улицами по берегу реки. Ветер приносил с гор запах гари, и этот запах жег чувствительные после болезни легкие Соломона, мешая ему дышать.

Шагая по деревянному тротуару, Соломон прислушивался к внутреннему голосу: он шептал, что разумнее было бы не вмешиваться в жизнь Лили. Но несмотря ни на что, ноги несли Соломона к ней, а сердце билось так стремительно, как у юноши.

В пансионе было многолюдно и шумно. В столовой за ужином сидели рудокопы, болтая во весь голос и громыхая приборами. Соломон уловил соблазнительные ароматы свежеиспеченного хлеба, жаркого и, если он не ошибся, вишневого пирога. Он вспомнил, что весь день не ел.

Никто не замечал, что он стоит на пороге со шляпой в руке, и Соломон радовался этому, ибо ощущал себя одновременно трусливым мальчишкой и глупым стариком, а худшего сочетания он не мог себе представить.

В доме было уютно — Лили умела создавать вокруг себя уют. В столовой преобладали модные пастельные цвета — бледно-зеленый и бежевый. Пол большой гостиной и столовой блестел. Ковры ручной работы пестрели на его блестящей поверхности. Стены украшали дубовые панели и обои с мелкими цветами и птицами. Обеденный стол, за которым сейчас сидели рудокопы перед блюдами дымящейся еды, был длинным, широким, устланным белой кружевной скатертью. Посредине стоял букет свежих цветов. Четыре кресла с набитыми конским волосом сиденьями и два дивана были, очевидно, лучшей мебелью в гостиной. Их вишневое дерево удачно сочеталось с цветом китайского шкафчика, стоящего в углу. За его стеклянными дверцами были любовно расставлены статуэтки и безделушки.

Значит, Лили устроилась неплохо, и Соломон был рад ее успеху. Она всегда была трудолюбивой, гордой женщиной. Если бы только она поступилась своей гордостью, то могла бы стать женой самого Соломона Ли.

Дверь кухни открылась, и Лили прошла в столовую с большим блюдом картофельного пюре. Она была одета в простое ситцевое платье и передник, но выглядела прелестно, как весенний день. От ее улыбки в комнате словно засияло солнце, и глаза всех мужчин обратились на нее.

— Кто-нибудь хочет еще пюре? — спросила Лили.

Почти все захотели добавки и немедленно начали спорить, к кому из них Лили должна подойти в первую очередь. Каждый из них желал насладиться несколькими секундами женского внимания. Лили обошла весь стол, невинно подшучивая над каждым из рудокопов, и эти шутки они принимали с неменьшим удовольствием, чем приготовленную Лили еду.

Когда Лили положила пюре на тарелку совсем молодого парня, не старше девятнадцати лет, он восхищенно взглянул на нее:

— Вы готовите, как моя мама, — сказал он. — Ручаюсь, сегодня вы превзошли себя, мисс Лили.

Лили весело рассмеялась и взъерошила ему волосы, как собственному сыну.

— Ты просто голоден, Сэм, а когда человек голоден, ему все кажется вкусным. Даже картошка.

— Да, Сэм всегда голоден, — подхватил сосед парня. — Он прямо как наш старый пес, у которого выпали все зубы — оттого, что он привык глотать куски целиком.

Сэм недовольно взглянул на соседа, но вновь улыбнулся, обернувшись к Лили. Ее улыбка помогала вынести любые насмешки.

— Не обращай внимание на Зика, Сэм, — успокоила парня Лили, обходя стол. Она остановилась рядом с пожилым рудокопом и прежде, чем подложить ему пюре, спросила, коснувшись рукой плеча: — Есть какие-нибудь вести от твоей жены, Рили? Ей лучше?

Рудокоп торопливо проглотил еду и с уважением и благодарностью взглянул на Лили.

— Да, мэм. Теперь ей получше. Но уговорить ее приехать сюда я так и не смог.

Вновь вмешался Зик:

— Скажи честно, что не очень-то старался. Тебе хватает общества миссис Лили.

Комнату наполнил смех, рудокоп покраснел, но Лили только улыбнулась, по-видимому, подобные замечания она слышала уже не раз.

Соломон понял, что Лили поддерживает добрые отношения со всеми постояльцами, но эта сцена вызвала у него в памяти другую — когда Соломон впервые увидел Лили.

Это случилось на вечере, устроенном для служащих железнодорожной компании. Прежде Лили никогда не появлялась на подобных вечерах, и тогда все мужчины выстроились в очередь, чтобы потанцевать с ней. Никто даже не вспоминал, что она замужем. Танцуя, она слегка флиртовала со своими поклонниками, но глаза постоянно выдавали ее. Должно быть, только Соломон заметил, как Лили смотрит на своего мужа.

Дьюк Кайлин не замечал, какой фурор производит его жена. Он был настолько погружен в размышления о новой компании, что почти полностью забыл о ней. Может, Дьюк считал, что его жене полезно развлечься, но Соломон подметил тревогу и разочарование в ее глазах. Сам Соломон воспользовался преимуществом, еще не зная, что вскоре влюбится в Лили.

— Ладно, миссис Лили, скоро из Томпсон-Фоллс вернется Делани. Не волнуйтесь за него. У вас не найдется еще горячего хлеба?

Эти слова вернули Соломона в настоящее.

Лили снова засмеялась и повернулась, чтобы уйти на кухню. Только в этот момент она заметила Соломона и не сдержала удивленное восклицание. Все обернулись к ней.

Соломону хотелось сказать ей слишком многое, но не в комнате, полной незнакомых людей. Если бы его не заметили, может, он предпочел бы потихоньку уйти. Видя, как счастлива Лили, он погрустнел.

— Соломон… — недоверчиво произнесла Лили, и внезапно в ее глазах появился страх: — Что-нибудь с Ченсом?..

— Нет, нет, — поспешил успокоить ее Соломон. — Я просто приехал осмотреть боковую ветку, решил заночевать и заодно навестить тебя.

Лили облегченно вздохнула, но ее руки, перебирающие оборки передника, по-прежнему тряслись. Она представила гостя остальным, и узнав, кто он такой, рудокопы заметно притихли. Чувствуя, что Соломон желает поговорить с ней наедине, Лили предложила:

— Мне надо вернуться на кухню. Если хочешь, пойдем со мной.

На кухне было жарко.

Лили открыла плиту, и из нее вырвались клубы пара. Она выложила горячий хлеб на стол. Неловко стоя на пороге, Соломон наблюдал, как Лили намазывает маслом золотистые ломти, а ее руки движутся легко и грациозно. Он помнил эти руки… их прикосновение…

— По-моему, весь Байярд принюхивается к запахам твоей стряпни. Вишневый пирог я унюхал еще на улице. — Эти слова вызвали смех Лили.

— Значит, ты не откажешься его попробовать? — В зеленых глазах Лили промелькнули искры озорства. С таким же добродушием она беседовала с рудокопами.

Соломон действительно проголодался и воспользовался этим предлогом.

— Не могу поверить, что мне наконец-то доведется попробовать твою стряпню, Лили. — Он отодвинул стул от стола и сел.

Лили подала Соломону пирог и села рядом, наполнив две чашки кофе.

Соломон не переставал хвалить пирог. Смеясь, Лили отрезала ему еще.

— Можно подумать, что ты не ел целый день.

— Так оно и было. Этим утром нас ограбили, и я решил добраться сюда до темноты и гнал лошадей во весь опор. Очутившись здесь, я повалился в постель, как дряхлый старик, и заснул.

У Лили непривычно забилось сердце. Она слишком хорошо помнила, как завораживали ее взгляды Соломона. Неизвестно почему, она радовалась, что Бард еще не вернулся из Томпсон-Фоллс. Лили не хотела, чтобы Бард стал свидетелем этой встречи, хотя услышать о ней ему все равно придется.

— Должно быть, ты слишком жесток к самому себе, Сол, — заботливо проговорила она. — Ты постоянно устраиваешь себе испытания.

Соломон пожал плечами, уплетая пирог.

— Мои дни сочтены, Лили, и потому я не намерен их терять. А теперь скажи, как идут твои дела?

Лили любила поговорить о своем деле, к которому она прилагала столько сил.

— Сейчас у меня нет ни одной свободной комнаты, их занимают рудокопы. У меня есть помощница, только сегодня у нее выходной.

Соломон наслаждался ее воодушевлением. Даже в простом платье и переднике Лили оставалась прекрасной богиней его грез — богиней, на милость которой он вряд ли мог надеяться.

— Я рад слышать, что у тебя все хорошо, Лили, — искренне ответил Соломон. — И я тебе кое-что привез. — Он полез в карман и протянул ей пакетик, обернутый в белую бумагу и перевязанный лентой. Лили смутилась.

— Тебе незачем покупать мне подарки, Сол. Это совсем ни к чему.

— Я редко совершаю никчемные поступки. Я просто делаю то, что доставляет мне удовольствие.

Лили вновь вспомнила о Барде и задумалась, будет ли удобно принять подарок от прежнего поклонника теперь, когда она помолвлена. Но Соломон с нетерпением ждал ее ответа, и Лили поняла, что не решится огорчить его. Пусть Соломон был бессердечным с другими, но к ней всегда относился с любовью и вниманием.

Она развязала ленту, развернула обертку, а затем приподняла крышку коробочки, оказавшейся внутри. Под ней на подушечке из синего бархата лежал золотой медальон в форме сердечка на крученой золотой цепочке. В левом углу сердечко украшали два сапфира и три бриллианта.

Ошеломленная подарком, Лили взяла цепочку с бархатной подушечки и положила медальон на ладонь. На обратной стороне медальона было выгравировано: «Лили от Сола с любовью». У Лили подошел ком к горлу, и на глаза навернулись слезы.

Соломон подошел и взял из ее рук цепочку.

— Позволь помочь тебе.

— Какая прелесть, Сол! Такое украшение надо носить только по праздникам.

Соломон усмехнулся, застегивая цепочку у нее на шее.

— Носи его всегда, Лили. Незачем хранить его, чтобы надеть всего несколько раз в жизни. Я хочу, чтобы ты радовалась подарку.

— И помнила?

Ее лицо стало задумчивым. Соломон застегнул цепочку и с трудом поборол желание прижаться губами к изящному изгибу ее шеи. Он не замечал, что пряди черных волос Лили выбились из узла, что ее передник запачкан мукой и вишневым соком. Соломон был готов схватить ее в объятия немедленно, но что-то подсказывало ему, что невозможно так легко избавиться от долгих лет мучительных воспоминаний и вернуться к кратким, краденным минутам их любви. Пусть такая возможность больше никогда ему не представится, спешить сейчас не следовало. В спешке можно натворить немало ошибок, которые потом не поправишь.

Лили подняла медальон на ладони, а Соломон взял ее за другую руку.

— Я дарю тебе этот медальон, чтобы ты помнила меня, Лили. И еще потому, что прежде от меня тебе доставались одни горести. Это мое сердце. Оно принадлежит тебе, как принадлежало с нашей первой встречи, и будет твоим до самой моей смерти.

Соломон галантным жестом поднес руку Лили к губам, нехотя выпустил ее и взял со стола шляпу.

— А теперь мне пора.

Лили проводила его до двери. На пороге он обернулся — его глаза светились любовью. Подняв лицо Лили за подбородок мягкой, но немало повидавшей на своем веку рукой, Соломон поцеловал ее в щеку.

— Еще увидимся, Лили.

Лили смотрела ему вслед, желая окликнуть и в то же время понимая, что это ни к чему. Когда Соломон скрылся в двери гостиницы «Галена», Лили крепко сжала в ладони золотое сердечко. Она не знала, по кому плачет — по Дьюку или по Солу. Нельзя возродить прошлое, сохранив от него только хорошее и отбросив плохое. Прошлое можно только помнить.

И ей придется помнить об этом.

ГЛАВА 6

На пути в Кердален Ченс и Дженна почти не разговаривали. Дженна радовалась присутствию рядом охранников — это помогало смягчить напряжение между ней и Ченсом. Она удивлялась, как могут люди, еще вчера бывшие любовниками, сегодня стать совершенно чужими друг для друга.

Когда пароход причалил к пристани, солнце уже спускалось за горы.

— Встретимся завтра ровно в девять часов возле банка, — сообщил Ченс охранникам. — И держитесь сегодня подальше от салунов — завтра утром вы должны быть в полном порядке.

Пока он распоряжался, Дженна воспользовалась возможностью и улизнула. Она отправилась прямо в гостиницу, где снимал номера ее дедушка. Оказавшись в номере, Дженна попросила принести ей горячей воды.

Она едва успела погрузиться в ванну, когда в коридоре послышались шаги — даже по ковру они звучали слишком знакомо, и сердце Дженны стремительно забилось. Вскоре в дверь постучали, послышался приглушенный голос Ченса:

— Нам надо поговорить, Дженна. Можно войти?

Несколько секунд Дженна терялась в сомнениях: она и хотела, и не хотела его видеть.

— Сейчас я не могу, — ответила она, надеясь, что ее голос прозвучал твердо. — Я купаюсь.

— И собираешься купаться всю ночь? — насмешливо осведомился Ченс.

— Может быть.

За дверью послышался скрип досок пола. Дженна представила себе, как Ченс нетерпеливо переминается с ноги на ногу, как на его лице прорезаются морщины. После долгой паузы он отошел прочь. Дженна испытала легкое разочарование — он сдался слишком быстро. Но чего она ожидала? Что Ченс станет ломать дверь?

Вымывшись, Дженна положила голову на высокий край ванны и прикрыла глаза, решив полежать, пока вода не остынет. Мимо двери кто-то проходил, но тишину в комнате нарушало только приглушенное тиканье часов, и этот негромкий, размеренный звук убаюкивал Дженну.

— Вы великолепно выглядите, Дженна Ли.

Она в испуге открыла глаза, схватила со стула полотенце и попыталась прикрыть им грудь, погружаясь поглубже в воду.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

Ченс небрежно прислонился к косяку двери, отделяющей комнату Дженны от комнат ее деда. Он поигрывал ключом, расплывшись в мальчишеской усмешке.

— Просто сообщил, что мне надо кое-что взять из комнаты Соломона. Всем известно, что я его партнер. Клерк ни о чем не стал спрашивать.

— Ты должен был постучаться!

— Дверь была открыта. А ты выглядела так, что я решил помедлить с докладом.

Эта лесть смягчила Дженну, как и знакомый огонек в зеленых глазах Ченса.

— Терпеть не могу, когда за мной шпионят, — сказала она. — Но что тебе надо в комнате Соломона?

Ченс шагнул в комнату, по пути положив ключ на столик.

— Забыл. Только помню, что я хотел поговорить с тобой и ты меня не впустила.

Он прошелся по комнате и встал за спиной Дженны. Она напряглась и задрожала, когда сильные руки прикоснулись к ее плечам. Ченс склонился и покрыл страстными поцелуями изгиб ее шеи.

Дженна хотела что-то сказать, остановить его, но руки Ченса скользнули вниз, в воду, осторожно прошлись по ее груди, и Дженне расхотелось сопротивляться. В его руках она моментально становилась податливой.

— Убирайся, — неуверенно приказала она, пока прикосновения Ченса воспламеняли в ней страсть, о которой Дженна старалась забыть. — Я не желаю слышать, как ты оскорбляешь дедушку.

— Я не хочу больше говорить о нем, — проговорил Ченс в краткий промежуток между поцелуями, а затем прошептал, касаясь губами ее щеки: — Я соскучился по тебе, Дженна. Почему ты избегаешь меня?

В душе Дженны началась яростная борьба. Она знала, что не должна поддаваться своему желанию, что это не принесет ей ничего, кроме боли. Но, в конце концов, первый шаг в их связи сделала она сама, а Ченс всеми силами сопротивлялся ей. Дженна вспомнила собственные слова: «Не тревожься о завтрашнем дне». Какая глупость! Однако она говорила так в надежде, что любовь Ченса к ней окажется сильнее, чем ненависть к ее дедушке. Втайне ей хотелось, чтобы любовь лишила Ченса рассудка, несмотря на то, что это казалось почти невозможным.

— Я не собираюсь отрекаться от дедушки ради тебя, — заявила Дженна.

— А я и не прошу об этом.

Ченс отстранился. Без его тепла Дженна сразу ощутила озноб, странную пустоту в душе. Она оглянулась через плечо, опасаясь, что он уйдет. Но Ченс только снял жилет и теперь расстегивал влажную рубашку. Через минуту он снова вернулся к ней и погрузил в воду руку с зажатым куском ароматного мыла.

— Убирайся отсюда, Ченс Кайлин! Я не нуждаюсь в твоей помощи! — Дженна попыталась встать, но Ченс удержал ее.

— Успокойся, Дженна, я просто потру тебе спину. Ты ведь знаешь, грязи на ней собирается не меньше, чем в других местах, а дотянуться туда трудно.

— Нельзя иметь все сразу, Ченс.

Последовала долгая пауза, во время которой мыльная рука Ченса скользила по ее спине.

— Ты права, Дженна, — тихо подтвердил он. — Так что же выберешь ты?

— Нам не на что надеяться, Ченс, ты не желаешь забывать о прошлом. А я не могу продолжать… я хочу сказать, что будет лучше, если мы… или нет, нам лучше не…

— Что «не»? Не заниматься любовью?

Дженна кивнула, пытаясь справиться с комом в горле — расстаться навсегда с Ченсом ей хотелось меньше всего на свете. Но нельзя было продолжать связь без каких-либо надежд на будущее или хотя бы признания в любви. Дженна пыталась добиться этого, надеялась на лучшее, но с каждым днем все больше чувствовала себя словно вещь, которой пользуются, не спрашивая ее согласия.

— Хорошо, — согласился Ченс. — Пожалуй, это верное решение. А теперь помолчи и не мешай мне.

— Я могу сама потереть себе спину! Я уже вымылась! Отдай мыло! — Разозленная быстрым согласием Ченса, она схватила его за руку, но Ченс высвободился.

— Будь послушной девочкой хотя бы раз в жизни.

Что-то во взгляде Ченса подсказало ей: у него нет ни малейшего намерения прекращать их связь. Напротив, он решил тут же попытаться вновь соблазнить ее.

Дженна повернулась к нему спиной, чувствуя нарастающий гнев. Похоже, над этим человеком ей никогда не одержать верх. Выйдя из ванной, она наверняка окажется более уязвимой, чем сейчас.

С упрямой решимостью Дженна скрестила руки на груди и решила, что не будет обращать ни малейшего внимания на его прикосновения — этому ей следовало научиться еще раньше. Если Ченс считает, что он способен вновь завлечь ее в постель и заставить обо всем забыть, то он ошибается.

Он намыливал ее спину и плечи размеренными движениями, которые успокаивали Дженну, заставляя ее расслабиться. Вскоре она прикрыла глаза и отдалась его ласкам. Воспоминания о спорах исчезли, словно их и не было. Дженна немедленно забыла о своем решении.

Руки Ченса скользнули вниз по ее груди и животу. Дженна забыла обо всем на свете, словно его ласки и поцелуи были колдовством. Время тянулось, как во сне, пока Ченс не поставил ее на ноги. Ошеломленная, покорная, Дженна позволила вытереть ее. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ченс взял ее на руки, заставляя задуматься, сможет ли она когда-нибудь устоять перед ним. Рядом с Ченсом Дженна впервые чувствовала себя женщиной.

Позабыв о своих обещаниях, она обвила длинными, стройными ногами его сильные бедра, приподнимаясь навстречу ему. Она вся отдалась ему, как и он ей — не только телом, но и душой. Сейчас между ними существовало только неукротимое желание. Помимо его ничего не изменилось, но этого было достаточно. Желание говорило в них, когда слов оказывалось недостаточно. Оно выстроило мост над бурными водами. И когда желание вновь сломало преграду, разделяющую их, они затихли в объятиях — в этот момент им хватало просто прикосновений друг к другу.

Некоторое время спустя Дженна прислушивалась к ровному, спокойному дыханию Ченса и поняла, что он заснул. Она закрыла глаза и стала думать только о его близости, о тепле и силе его тела, одновременно вспоминая прежние встречи и впитывая каждое ощущение так, чтобы никогда не забыть его. Только время могло сказать, к чему приведет их обоюдная страсть, а пока бороться с нею было бесполезно. Так девушка не может расстаться с любимым платьем до тех пор, пока на нем не поползут нитки и надеть его будет уже невозможно.

«Там не за что было удержаться, я едва стоял на ногах, чувствуя, как руки и ноги замерзают все сильнее. Хотел бы я знать, как это удается ему! Он прохаживался с невозмутимым видом, словно в жаркий июльский день. Откуда в нем эта сила?»

«Сынок, этой работе научиться легко, если, конечно, ты хочешь выжить и закончить учебу. Большинство аварий происходят при сцеплении грузовых вагонов. Ночная работа на станции особенно опасна».

«Я сцеплю этот буфер, папа. Дай мне попробовать самому — я хочу научиться…»

«Нет, в другой раз, Ченс. Здесь скользко и темно, как в преисподней. Я справлюсь с этим сам. Стой рядом и будь готов подать сигнал машинисту».

«Черт, какой холод! Ледяной дождь пробирается под куртку, морозит плечи… Лучше бы мама не дожидалась Рождества, чтобы подарить мне тот вязаный свитер. А папа работает так, словно не замечает холода, — хотел бы я быть таким, как он!

Что? Что такое?!

Папа, тормоза ослабли! Выходи оттуда! Папа!»

Ченс проснулся: только что он с поразительной ясностью увидел, как его отца раздавило между двумя грузовыми вагонами — увидел выступающее сломанное ребро, кровь, последний проблеск жизни в его глазах. Он вновь пережил ужас, увидев умирающего отца, — так, словно все случилось только что.

Медленно, как из паутины, он выбрался из сна и обнаружил, что находится в темной комнате.

Дженна села рядом с ним и положила руку на его плечо, сонно спросив:

— Ченс, что случилось?

— Ничего… просто сон.

Ченс чувствовал смертельную усталость, как всегда бывало после этого сна-воспоминания. Отстранившись от Дженны, он зажег лампу. Тусклый желтый свет не смог прогнать кошмарное видение, но слегка приглушил его.

Дженна встала рядом, обнимая Ченса.

— Ты не хочешь рассказать мне о нем?

Ченс чувствовал себя так же, как ребенок, которому приснились чудовища, но в голосе Дженны звучали сочувствие и понимание. Казалось, Дженна готова принять на себя его боль. Ченс обнял ее, чувствуя, как крепнет между ними связь. Они легли, не разжимая объятий.

— Мне снилась ночь, когда погиб мой отец. Кажется, в последнее время я слишком часто вспоминал о нем.

Дженна положила голову ему на грудь, перебирая жесткие черные волосы.

— Расскажи мне о нем, Ченс, — шепотом попросила она. — Вы с ним были похожи?

Ченс устремил взгляд в потолок.

— Мне говорили, что я очень похож на него, но самому мне судить трудно. Если хочешь, спроси у моей матери.

— Где она?

— Здесь, в Кердалене. Содержит пансион в Байярде.

Дженна еле заметно вздрогнула и напряглась.

— В Байярде?

— Да.

Долгое время тишину в комнате нарушало только тиканье часов.

— Теперь понятно, зачем дедушка отправился туда. И ты знал об этом.

— Он надеялся найти то, что когда-то потерял. Мне не захотелось говорить тебе об этом.

— Но что все это значит? — спросила Дженна. — Они любили друг друга? Расскажи мне обо всем, Ченс. Я знаю, как погиб твой отец, но что было с тобой? Почему ты оказался рядом?

Ченс никогда не доверял подробности смерти отца никому, кроме матери и Делани, главным образом потому, что эти подробности были слишком страшными. Но теперь все случившееся настолько живо воскресло в его памяти, что он чувствовал необходимость поделиться с Дженной, и наконец поддался ее уговорам и рассказал, что произошло на станции той трагической ночью… как он работал на путях вместе с отцом и как в одну секунду изменилась вся жизнь их семьи.

— Я всегда считал себя виновным в смерти отца, — тихо закончил Ченс. — Может, если бы я был повнимательнее, я заметил бы, что вагон отцепился…

— По-моему, тебе не в чем винить себя. Но Ченс, почему ты обвиняешь в этом дедушку? Ведь его там не было!

— Да, но отцу пришлось работать на станции из-за твоего деда. Может, надо было рассказать обо всем с самого начала…

— Видишь ли, вскоре после свадьбы мои родители покинули Ирландию, — начал он рассказ. — Как многих других людей, их гнали оттуда угнетение и голод, а Америка манила возможностью начать жизнь заново. Отец был независимым человеком, обладал твердыми жизненными принципами. Его мечтой было стать хозяином самому себе и обеспечить достаток в семье. Он начал работать на железных дорогах и благодаря нескольким полезным изобретениям наконец собрал достаточно средств, чтобы основать собственную железнодорожную компанию. В нее входила всего пара коротких дорог, но они приносили неплохую прибыль.

Помню наш первый собственный дом — конечно, это был далеко не дворец, но нам он казался роскошным.

— Значит, твой отец познакомился с дедушкой еще в то время?

Ченс кивнул.

— У Соломона никогда не было никаких дел с отцом, но когда мои родители начали посещать общественные собрания, догадываюсь, что внимание Соломона привлекла моя мать. Помню один из вечеров, куда были приглашены родители. Мама прекрасно шила, и потому наряд приготовила себе сама. Это было самое красивое платье, какое мы когда-либо видели, — из блестящего зеленого атласа, низко вырезанное на груди. Когда мама надела его, мы просто застыли от изумления. — Ченс грустно улыбнулся, припоминая. — Мы смотрели на нее во все глаза. Отец тоже выглядел красавцем в черном фраке — он казался очень высоким и стройным. Мы любовались родителями, гордились ими и не могли поверить, что это наши мама и папа разодеты в атлас, кружево и тонкую шерсть. Мама опасалась, что будет выглядеть слишком жалко среди нарядной толпы, но папе это было все равно. Правда, он чувствовал себя неловко затянутым во фрак — не могу себе представить, как он ухитрился провести в нем весь вечер… — Ченс помолчал, с грустью вспоминая счастливые моменты прошлого, затем продолжал: — Несколько лет компания отца процветала. Отец подарил маме украшения, о которых она давно мечтала, а мне купил лошадь — старую, которой уже было пора на бойню, но мне казалось, что ни у кого в мире нет такой великолепной лошади.

А затем в один страшный день мы разорились. Внезапно. Все, что я понял — что какой-то богач провел удачную махинацию с акциями на бирже. И отцу вновь пришлось вернуться к работе тормозного кондуктора, для которой он был уже слишком стар. Это опасная работа, даже для молодых и проворных парней. Мало-помалу мы распродали все, что имели, — надо было платить за жилье, покупать еду и одежду…

Нищета была нам привычна, думаю, мы так и не смогли забыть о прежних временах… — Ченс взглянул на Дженну, и его лицо внезапно прояснилось, а глаза блеснули: — За свою жизнь я съел уйму картофеля: мама готовила его всевозможными способами — жарила, пекла, варила, тушила. Когда надо приготовить картофель, с ней не сравнится ни один шеф-повар!

Ченс и Дженна засмеялись, но смех быстро затих, сменившись грустью. Дженна решила, что воспоминания стали слишком тягостными для Ченса, но после нескольких минут молчания он заговорил вновь:

— Все это случилось за пару лет до того, как я подрос и начал работать на станции. Мне досталось место ученика тормозного кондуктора — их всегда не хватает, каждую неделю кто-нибудь да погибает… Отец боялся за меня, но я настоял на своем желании работать с ним. «Если ты это умеешь, то и я смогу», — заявил ему я. Отец не стал спорить: в то время я был уже достаточно взрослым, мне исполнилось шестнадцать лет. Семье нужны были деньги.

Отцу хотелось снова открыть собственное дело, и я мечтал помочь ему — после разорения отец совсем пал духом. Казалось, вместе с компанией он потерял все свои мечты и надежды. Я догадывался, что больше всего он стыдится перед матерью. Он сильно изменился, а мне хотелось, чтобы он стал таким, как прежде. Я так надеялся когда-нибудь увидеть, что они с мамой счастливы! Но теперь я знаю, что дело тут было не только в разорении…

Ченс неожиданно замолчал и потушил лампу. В комнате вновь стало темно.

Дженну подмывало спросить: «Неужели твоя мать любила моего дедушку?», — но она сдерживалась, чувствуя, как в душе Ченса вновь закипает гнев. Ченс выпустил ее из объятий — Дженна ждала этого, поскольку рассказ подходил к концу, к неизбежному упоминанию о Соломоне.

Теперь она понимала, что почувствовал Ченс, увидев, как его отца разорили и погубили, оставив мать с детьми и без какой-либо надежной опоры в жизни. Ченс считал, что он сам виноват в смерти отца, и потому попытался заменить его. Ему пришлось быстро привыкать к самостоятельности. При этом он не мог не ожесточиться, и избавиться от этого ожесточения ему будет нелегко.

Дженна поняла, что, возможно, вызвала своим присутствием гнев Ченса, стала невольным напоминанием о прошлом. Она задумалась о возвращении в Нью-Йорк, возможно, это будет наилучший выход. Но завтра она должна поставить свою подпись в банке, и потом нельзя забывать о контракте — Ченс согласился работать с ней, а не с ее дедушкой. Если она уедет, Ченс перестанет доверять ей. Это только укрепит его во мнении, что ни Соломон Ли, ни кто-либо из его родственников не заслуживают доверия.

Его горечь и боль пустили корни слишком глубоко — только сейчас Дженна поняла это. Ей нечего надеяться на продолжение их отношений. Но разве сможет она винить Ченса за то, что он не желает связываться с семьей, которая была причиной трагедии всей его жизни?

Дженна взглянула на Ченса — он закрыл глаза, но явно не спал. Дженна задумалась над тем, чем он не желает делиться с ней.

Внезапно из ее глаз беззвучно и неудержимо хлынули слезы. Неужели она настолько эгоистична, что способна удерживать его? Не лучше ли будет оставить его в покое? Но разве они смогут расстаться? После двенадцати лет пустоты Ченс вошел в ее жизнь. Пожертвовать им Дженна не могла.

«Дедушка, ну зачем тебе понадобилось то, что тебе не принадлежало? Я не виню тебя — ты хотел любви, но за твою любовь поплатилась я…»

Делани вошел в гостиную пансиона. Очередная поездка в Томпсон-Фоллс завершилась, он вернулся домой. Лили хлопотала на кухне, и по запаху, наполняющему дом, Делани понял, что она готовит его любимое имбирное печенье. Несомненно, она хотела преподнести ему сюрприз.

У Делани вошло в привычку каждый раз, возвращаясь с работы, снимать пробу со стряпни Лили. Иногда Лили сердилась, но Делани быстро добивался ее прощения объятиями и поцелуями, а затем спешил к себе в комнату — мыться и переодеваться к ужину.

Теперь ему стоило огромных усилий проскользнуть мимо кухни, где ждало двойное искушение. Легко поднявшись по лестнице в свою комнату, он вытащил из ящика шкафа пакет и достал оттуда французские духи в затейливой коробке.

Делани не знал, что означает их название, но надеялся, что Лили будет довольна, не говоря уже о нем самом, — у духов был легкий, чарующий запах, подобный запаху кожи Лили.

В комнате Лили он уже собрался положить коробку на видное место, когда его внимание привлек блеск маленькой вещицы — медальона-сердечка с камешками. Этого медальона Делани еще не видел, но, видимо, Лили надевала его совсем недавно, а затем впопыхах положила на стол.

Должно быть, в этот миг Делани завладел дьявол. Он знал, что не следует рыться в вещах Лили, ненавидел себя за это, но все же не удержался и взял медальон. Бриллианты искрились, переливаясь радужными цветами, и по сравнению с ними подарок самого Делани выглядел жалким и дешевым. Он повернул медальон и увидел какую-то надпись. Подойдя поближе к окну, Делани прочел: «Лили от Сола с любовью».

Будь он послабее, он бы лишился чувств от боли. Он уронил медальон на прежнее место так, словно он был раскаленным, и тут же спрятал коробку с духами в карман.

Делани вышел из комнаты, вернулся к себе, сел на кровать и сжал коробку в кулаке.

Что означает этот медальон? Неужели она встречалась с Соломоном Ли?

«Боже мой, Лили, ведь ты для меня — все…»

Конечно, ведь если он потеряет Лили, ему незачем жить. Делани не представлял своей жизни без нее.

Он закрыл лицо ладонями.

— Соломон Ли, ты сам дьявол. Клянусь всеми святыми, ты умрешь, если похитишь мою Лили!

Ченс повернулся на бок и потянулся к Дженне, но обнаружил, что рядом пусто. В тревоге он открыл глаза, думая, что прошлая ночь ему приснилась. Но этого не могло быть: запах духов Дженны витал над постелью. Откинувшись на спину, Ченс внезапно почувствовал себя совершенно одиноким.

За окном было совсем светло, значит, он проспал дольше, чем рассчитывал. Снаружи доносились крики возницы дилижанса — он поторапливал ранних пассажиров, выезжающих из Кердалена в Рэтдрам.

Ченс заставил себя встать и одеться, решив, что Дженна проснулась пораньше и пошла в соседнюю комнату выпить кофе или почитать. К его радости, Дженна и в самом деле стояла в другой комнате у окна. В это утро она показалась Ченсу особенно прелестной и желанной в своем дорожном платье из голубовато-серой ткани. Как жаль, что она не сможет вернуться с ним в лагерь…

— Вот ты где! — произнес Ченс. — Напрасно ты не разбудила меня.

Он обнял Дженну, но она легко высвободилась из его рук и подошла к зеркалу, поправляя шляпку. Ченс встревожился, видя, что она настроена холодно и отчужденно.

— Что-нибудь случилось, Дженна?

Она отвела взгляд.

— Нет. Просто я беспокоилась, сумеешь ли ты довезти в лагерь деньги.

— Все будет хорошо, — попытался заверить ее Ченс.

— Надеюсь, — отозвалась Дженна. — Давай позавтракаем и пойдем в банк.

К десяти часам утра охранники вынесли из задней двери банка дорожный сейф и погрузили его в фургон. Один из охранников правил фургоном, остальные должны были ехать за ним верхом.

Ченс и Дженна вышли на улицу. В ясном утреннем свете все вокруг казалось мирным, но даже если кто-нибудь знал о грузе, то опасности следовало ожидать только где-нибудь по дороге на Муллан.

Ченс отвязал своего жеребца. Дженна наблюдала, как он садится в седло. В глазах Дженны мелькала тревога, и Ченс решил, что она опасается за груз.

Он склонился к ней с седла и прикоснулся к щеке кончиками пальцев.

— Не тревожься. Компания не потеряет эти деньги. Пообещай мне только, что ты вернешься в лагерь послезавтра.

— Меньше всего я беспокоюсь о деньгах компании, Ченс. Позаботься о себе, а теперь поезжай — тебя ждут.

Дженна повернулась и поспешила прочь, быстро смешавшись с толпой на улице. Она исчезла за углом, и Ченс нехотя направил жеребца к фургону. По-видимому, Дженна беспокоилась за него, но сегодня утром в ее поведении было нечто странное. Ченс не мог понять, что именно, но с беспокойством чувствовал, что теперь их разделяет не только расстояние.

ГЛАВА 7

— Напрасно ты это сделал, Дерфи. — Генри спешился. — Опасно встречаться так близко от лагеря.

Вдалеке слышался перестук молотков, пару раз прогремели взрывы, доносился грохот повозок с землей и щебнем.

Дерфи снял шляпу, обнажив безобразный длинный шрам на виске.

— Кто-то пробрался ко мне в палатку вчера ночью и рылся в моих бумагах. Я проснулся, но он успел чем-то ударить меня по голове. Ручаюсь, это был Кайлин. Похоже, он с самого начала знал, что все дело во мне.

Остальные обменялись взглядами, размышляя, прав ли Дерфи. Кайлин побывал и в палатке Лимана — хотя в оправдание он сказал, что отнес туда счет, но Лиман заметил беспорядок в вещах.

— Может, кто-нибудь следит за тобой, — заметил Айвс, небрежно прислонившись к дереву.

— Ты ведешь книги так, как научил тебя Лиман? — спросил Генри. Происходящее совсем не радовало его. Если в их цепи и было слабое звено, то это звено — Дерфи.

— Все равно никто ничего не докажет, даже насчет ограбления фургона.

Трое мужчин промолчали, но Дерфи заметил, какое сомнение отразилось на их лицах. В гневе и страхе он повысил голос:

— Говорю вам, кто-то следит за нами! Меня чуть не убили. По-моему, все ваши планы ни к черту не годятся.

Генри не нравилось, когда кто-нибудь выражал сомнение в надежности его планов, а тем более — этот болван Дерфи, которому была отведена роль козла отпущения. Как только Дерфи окажется бесполезным, они избавятся от него, как от Барлоу, но пока дорога не достроена, Дерфи нужен им живым.

Дерфи продолжал:

— Может, напрасно мы взорвали все эти мосты? Одного бы вполне хватило. Теперь во всем обвиняют меня. Надо было взорвать и один из моих мостов.

Айвс усмехнулся.

— Зачем тогда мы вообще выкачиваем у Соломона деньги? Дерфи, почему бы тебе не замолкнуть и не приложить все силы к постройке дороги?

Лиман, который удобно расположился на плоском камне, откашлялся.

— Возможно, пора избавиться от Кайлина и покончить со всеми затруднениями, — заметил он полушепотом. — Если это он начинает что-то разнюхивать, медлить опасно. Сейчас почти вся работа сделана, осталось проложить рельсы. Может, Соломон не захочет искать другого инженера вместо Кайлина.

Айвс подобрал поводья своего коня и небрежно вскочил в седло.

— Если это и вправду был Кайлин, он начинает нам мешать. Дождемся первого же удобного случая и покончим с ним.

— Только осторожно, — предупредил Дерфи, пока остальные садились на лошадей. — Не хочу, чтобы меня обвинили в очередном убийстве.

Дерфи направился к ущелью, а Генри с остальными — в противоположную сторону. Генри тревожило то, какой оборот принимало все дело. Кайлин не только представлял угрозу для их общих планов, но и для планов Генри, связанных с Дженной.

Кайлину удалось сбить с толку даже Соломона. Как только Генри заговорил с Соломоном о Кайлине, старик железными пальцами схватил его за запястье.

— Кайлину кажется, что ты охотишься за Дженной ради моих денег, — сообщил Соломон. — Послушай внимательно, Генри: моей компании тебе не видать, как своих ушей.

— Кайлин несет чепуху, — ответил Генри. — Он сам охотится за твоими деньгами — я видел, как он смотрит на Дженну.

— Кайлина я хорошо знаю, Генри. Не стану ручаться, что он равнодушен к Дженне, но уверен: мое состояние ему нужно не больше, чем пуля в голове. И еще я знаю, что ты уже много лет назад задумал завладеть моей компанией — ты считаешь, что я разорил тебя. Но у тебя ничего не выйдет, потому что ты жаден и глуп, Генри. Вспомни, я вытащил тебя с самого дна… и не забывай, что очутиться снова в грязи ты можешь в любой момент. Если у тебя хоть раз возникала мысль о женитьбе на Дженне ради моих денег, лучше навсегда забудь о ней.

Слова Соломона оказались слишком близки к истине, и это не понравилось Генри. Ему было легче сваливать свои неудачи на махинации Соломона. Соломон действительно вытащил Генри со дна, но Генри был уверен, что больше никогда там не окажется.

Генри ясно сознавал, что между Дженной и Кайлином что-то есть. Медлить с предложением нельзя. Он уже рискнул ее дружбой, и это было все равно, что рисковать навсегда лишиться компании — если он вообще ее получит, поскольку после смерти Соломона ему не на что надеяться. Если же Дженна станет его женой, компания неизбежно достанется Генри.

Кайлин представлял собой самое значительное затруднение, и Генри намеревался устранить его как можно скорее.

Три недели спустя в лагерь прибыл первый груз шпал, вызвав общее ликование. Вместе с ними на пароходе привезли стальные рельсы, костыли и молоты. На следующий день в лагерь прибыли несколько сотен опытных укладчиков, готовых к работе.

Их не ждали ни зрители, ни аплодисменты — кроме одобрения рабочих, которые возводили насыпи и мосты. Этап начала укладки рельсов Биттеррутская компания проиграла: Дерфи проложил первую милю еще неделю назад, и на церемонию первого стыка рельсов к его дороге собралось множество любопытных. Там установили флаги, звучала музыка, приехали важные гости, произносились речи, было много угощения, приготовленного местным дамским комитетом, фотографы запечатлевали торжественный момент. Дерфи восхваляли как строителя первой железкой дороги в Кердалене, которая достигла Силвер-Бенд; предполагалось, что вскоре в его руках будут контракты на перевозку тысяч тонн руды из каждого рудника от самого Банкер-Хилла.

Когда Генри поинтересовался у Соломона, будет ли он устраивать подобное празднество, Соломон только фыркнул и заметил:

— Займись делами, Генри, и если мы когда-нибудь доберемся до Силвер-Бенд, это будет самым лучшим праздником.

И укладка рельсов началась в будничной, рабочей обстановке. Пароход доставил платформы, которые по вновь уложенным рельсам должны были тащить лошади. На платформах перевозили шпалы, черные от креозота, рельсы, костыли и множество других материалов.

На каждые двадцать восемь футов рельсов приходилось по пять шпал. Вскоре рабочие втянулись в ритм. Пятеро разгружали стальные рельсы, по команде укладывали их в нужном порядке — четыре фута в длину, с расстоянием в несколько дюймов и на ширину стандартной колеи. Затем за дело принимались укладчики, уверенными ударами загоняя костыли.

Вид блестящих рельсов наполнял рабочих гордостью. От тяжелой физической работы пот струился по их мускулистым телам под горячим солнцем. Они размеренными движениями поднимали и опускали молоты: по три удара на каждый костыль, десять костылей на рельс, четыреста рельсов на милю.

Рабочие тяжело дышали, аккомпанируя стуку молотков. Ближе к концу работы они начали петь, словно пение помогало им отвлечься от работы и позволяло поднимать тяжелые молоты до самого конца рабочего дня. Вдоль всей реки слышалась знакомая песня:

На закате работа была закончена, и тогда выяснилось, что за первый день сделано немало. К концу недели укладчики Соломона нагнали укладчиков Дерфи. Чем меньше миль оставалось до реки, тем быстрее они работали, решив между собой, что перегонят соперников, несмотря на то, что приступили к работе позже их. По всему Кердалену разнеслась весть о начале настоящего состязания.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Дерфи узнал об успехах Биттеррутской компании. В конце третьей недели укладочных работ оказалось, что у старого миссионерского поселения рельсы взорваны.

Ченс отправился на место происшествия в сопровождении Соломона. Дженна отказалась поехать с ними, как часто делала в последние две недели. С тех пор как в лагере появился ее дедушка, она предпочла удалиться на второй план и у лагерных костров появлялась только по вечерам, да и то в обществе Соломона. Когда она оставалась наедине с Ченсом, то держалась отчужденно, как в Кердалене, и Ченс не мог понять, что случилось в ту последнюю ночь, что заставило Дженну так измениться.

Несмотря на то что она не нарушила соглашения работать с Ченсом, она вынуждала его постоянно обращаться к Соломону. Ченс размышлял, не делает ли она это намеренно, заставляя его изменить свое отношение к старику. Действительно, Соломон оказался совсем не таким, каким Ченс считал его прежде, но это не помогало Ченсу забыть или простить.

Вместе с Соломоном они достигли того места, где рельсы были повреждены. Охранники были найдены связанными, с кляпами во рту и повязками на глазах. Они охотно рассказывали о случившемся, но не успели заметить никого из виновных в происшествии.

Ченс и Соломон направились к лагерю. Ченс хмуро заметил:

— Меня так и тянет отправить рабочих на другую сторону реки, чтобы отплатить Дерфи мерой за меру. Не могу доказать, что это дело его рук, но готов заложить Вапити, что так оно и есть.

— Да, — кивнул Соломон, — но если окажется, что мы ошиблись, в тюрьму попадем мы, а не он. Лучше дождись, когда Ритчи найдет надежные улики. Последний раз во время нашей встречи ему было нечего сказать.

— Эта дорога обошлась тебе недешево, — заметил Ченс. — Неужели ты считаешь, что она стоит таких затрат?

Соломон пожал плечами.

— Это мое последнее дело. — Он устремил взгляд на тропу, вьющуюся впереди, словно видя на ней, за деревьями, конец собственной жизни. — И потом, от моего состояния все равно не откажется ни один ловец удачи. После разговора с Генри я готов с тобой согласиться: он действительно хочет жениться на Дженне. Я надеюсь только, что он не станет мстить ей за меня. Знаю, Дженна ему нравится, но как можно предвидеть, на что он способен?

Ченс не был уверен в порядочности Генри — слишком многое в этом человеке ему не нравилось. Ему не по душе были и Айвс и Лиман, но подозрения о последнем Ченс предпочитал держать при себе: Соломон был очень высокого мнения об этом человеке. Ченсу было необходимо подкрепить свои подозрения доказательствами — он надеялся, что Ритчи их найдет.

— Мне все равно, получит Патерсон твои деньги или нет, — отозвался Ченс. — Хотя, конечно, будет неплохо, если до конца жизни он взвалит на себя такую обузу.

Соломон усмехнулся.

— Это для тебя мое состояние — только обуза. Ну, поезжай вперед — я знаю, ты торопишься. Я поеду следом, только помедленнее.

Ченс не стал спорить и ударил своего жеребца хлыстом. Он был не прочь увидеться с Дженной, пока старик не приехал в лагерь.

В лагере было тихо — только Муди гремел посудой, готовя ужин. От запаха еды Дженну выворачивало наизнанку. Решив, что ей поможет свежий воздух, она вышла из палатки и устроилась в тени под огромным деревом.

Подтянув колени к груди, она обняла их руками, но почти сразу же вытянула ноги, опасаясь, что такая поза повредит ребенку.

Дженна положила ладонь на свой плоский живот. Внешне она осталась прежней, но обычное женское недомогание не началось в срок, а недавно ее стала мучать тошнота. Дженна повидала достаточно беременных женщин, чтобы распознать эти признаки.

Она представила себе, как берет на руки завернутого в одеяльце ребенка. Дженна будет заботиться о нем, кто бы ни родился — девочка или мальчик. Должно быть, он унаследует смуглоту Ченса, его черные волосы и зеленые блестящие глаза.

Но что теперь делать ей самой? Дженна долгие годы мечтала о ребенке, но не меньше мечтала о любви и браке, о муже, который будет хотеть ребенка так же, как она сама. Она надеялась, что прежде всего муж будет любить ее, и сомневалась, что такого можно ожидать от Ченса. Его нельзя заставить жениться, он никогда не простит Дженну, если она силой вынудит его войти в ненавистную семью. Дженна хотела его, но только в том случае, если ее желание не будет безответным.

Раньше или позже ей придется обо всем рассказать дедушке. Дедушка уже давно возвел ее на пьедестал — свою малышку, которая не имеет права ошибаться. Он не считал ее ошибкой даже Филиппа, только винил себя в том, что не смог вовремя раскусить этого человека. Но что Соломон подумает о ней сейчас?

Вероятно, лучше всего будет спасти Соломона от позора, уехать в Европу или в Калифорнию, или еще куда-нибудь — подальше от Нью-Йорка. Родить там ребенка, вырастить его и начать новую жизнь под вымышленным именем. Если Дженне не суждено быть любимой, по крайней мере у нее будет ребенок.

Стук копыт со стороны тропы отвлек ее от раздумий. В приближающемся всаднике Дженна узнала Генри и тут же испытала разочарование. Несмотря на то что она опасалась оставаться наедине с Ченсом, ей по-прежнему хотелось быть с ним рядом, видеть его по вечерам, после рабочего дня, ужинать с ним и с дедушкой. Дженна еще надеялась, что Ченс решит забыть о прошлом и встретит будущее… вместе с ней.

Генри увидел ее и потянул поводья. Скрестив руки на луке седла, он улыбнулся.

— Как прекрасно ты выглядишь!

Дженна ответила ему улыбкой.

— Благодарю за комплимент. Как идет работа?

Генри спешился и сел рядом с ней, не отпуская поводья. Его жеребец принялся пощипывать траву.

— Работа становится приятной, если я знаю, что, вернувшись в лагерь, увижу твою улыбку. — Он галантно поцеловал Дженне руку.

— Сегодня ты решил льстить напропалую?

Генри неловко опустил глаза и уставился на носок своего сапога. Его улыбка сменилась серьезностью.

— Это не лесть, Дженна. Я действительно отношусь к тебе по-особому. Откровенно говоря… я люблю тебя.

Дженна дружески положила руку ему на плечо.

— И я люблю тебя, Генри. Но к чему такая мрачность?

На мгновение в его глазах промелькнула боль. Генри пытался заговорить, но, по-видимому, не мог подобрать слова. Держа Дженну за руку, он наконец продолжил:

— Да, Дженна, ты меня любишь как друга. Боже мой, разве можно терпеть это дольше! Это настоящая мука…

— Генри, о чем ты говоришь?

— О любви, Дженна, — он заглянул ей в глаза. — Не о дружбе, а о настоящей любви мужчины к женщине. Я хочу жениться на тебе, Дженна, уже несколько лет, только прежде я боялся, что ты отвергнешь меня. Но теперь я решил, что хватит быть трусом, решил открыть тебе душу. Правда, я не думал, что все произойдет именно так, но…

Судя по выражению лица Генри, нельзя было и предположить, что он шутит. Должно быть, он почувствовал, что Дженна хочет отстраниться, и крепче сжал ей руку.

— Выслушай меня, Дженна. Скажи честно, что мешает нашей дружбе перейти в любовь?

Прежде всего Дженна вспомнила о Ченсе — она любила его так, как не любила и не могла любить Генри. Вместе с Ченсом она испытала страсть, которую вряд ли могла ощутить с другим человеком.

Дженна поймала себя на мысли, что с трудом, почти со смущением смотрит в глаза Генри. Должно быть, она ослепла, если не замечала его любви. Даже Ченс это заметил. Неужели Ченс и все остальные знали, что чувствует Генри? Но что ответить ему сейчас, как признаться, что она носит ребенка Ченса?

Внезапно к ее горлу вновь подкатила тошнота — в последнее время это случалось нередко.

— Все это так неожиданно, Генри…

— Для тебя, но не для меня. Подумай как следует, Дженна. Может, ты изменишь отношение ко мне. Я буду ждать, сколько понадобится, пока ты не забудешь о Кайлине — да, я знаю, что ты привязана к нему. Но оба мы хорошо знаем, что он уедет, едва дорога будет построена, и тебе не на что рассчитывать.

Его слова были слишком близки к истине. Дженна могла бы согласиться с Генри, могла бы поверить ему, но единственной мыслью, оставшейся сейчас у нее в голове, была мысль о том, что, может быть, Ченс изменится.

Генри положил ладонь ей на щеку.

— Тебе придется забыть о нем так, как о Дрездене, иначе ты испытаешь мучительную боль.

— Ченс… ты же его совсем не знаешь, Генри. Он не такой, как Филипп. Он порядочный человек.

Но в эту минуту у Дженны мелькнула мысль: если она примет предложение Генри, это спасет от позора и ее и дедушку. Однако Генри должен узнать всю правду, и Дженна сомневалась, что даже в этом случае его чувства не изменятся. Генри ненавидел Ченса — она видела, как эта ненависть горит у него в глазах, — и вряд ли он захочет иметь какое-либо отношение к ребенку Ченса, а тем более усыновлять его.

— Генри, я хочу уйти. Мне надо подумать.

Генри поднялся вместе с ней, и прежде, чем Дженна успела отвернуться, схватил ее в объятия. Смущенная и растерянная, она не смогла вырваться.

— Подумай о моих словах, Дженна. Поверь, Кайлин — всего лишь краткий миг твоей жизни, а я останусь с тобой навсегда.

Он приподнял ее за подбородок и поцеловал в губы — нежно, так, как прежде целовал ее в щеку или в лоб. Но Дженна восприняла этот поцелуй совсем иначе — теперь она знала, что чувствует Генри. Однако в ней самой так и не вспыхнуло желание. О, если бы услышать эти слова любви от Ченса!

Дженна услышала, как по дороге к ним приближается всадник, и попыталась вырваться, но Генри сжал ее крепче. Наконец высвободившись, она обнаружила, что смотрит прямо в ненавидящие глаза Ченса, который с трудом сдерживает резвого жеребца.

Дженне хотелось объяснить ему, в чем дело, но прежде, чем она успела открыть рот, Ченс помчался прочь по лагерю, обдав их пылью. Что-то подсказывало Дженне: если между ними и были какие-то чувства, теперь они навсегда исчезли. Она может попытаться объяснить Ченсу, почему оказалась в объятиях Генри, но Ченс ей никогда не поверит.

Дженна пошла прочь от Генри, мысленно благодаря его за то, что он не последовал за ней.

ГЛАВА 8

По дороге мчались двое всадников на мулах. Ремни, волочащиеся за ними по пыли, свидетельствовали о том, что мулов в спешке выпрягли из фургона. Разглядев тревогу на лицах всадников, Ченс насторожился.

— Мистер Кайлин! — закричал один из них. — Шаня завалило в туннеле! Там был сильный взрыв! Едем скорее!

Услышав неожиданную новость, укладчики приостановили работу. Соломон Ли был неподалеку в своей повозке, с ним верхом на Десперадо ехала Дженна.

Ченс крикнул управляющему:

— Продолжайте работу, О’Каллэхэн!

Повернувшись к Соломону, Ченс увидел, что тот уже подхватил поводья.

— Поезжайте с Дженной вперед! — приказал Соломон. — Я догоню вас.

Двадцать минут спустя Ченс и Дженна достигли туннеля. Ченс спрыгнул с седла на ходу и бросился к Генри, который стоял у туннеля, сунув руки в карманы.

— Что случилось, Патерсон? Шань мертв?

— Да. Единственное, что могло случиться — он пробурил отверстие не в том месте и неправильно заложил заряд.

К ним присоединился Айвс.

— Там, в потолке туннеля, есть ненадежное место, примерно в двухстах футах от входа. При последнем взрыве оттуда вывалилась глыба и превратила Шаня в лепешку. Что прикажете теперь с ним делать?

Ченс мысленно выругался. Шань был отличным работником. Он посылал деньги своей семье, в Китай.

— Все, что нам остается, — попрощаться с ним и отправить труп в Китай.

Прибыл Соломон, и все собрались вокруг фургона, которому предстояло увезти в Кердален останки погибшего. В этот сентябрьский полдень солнце пекло, как летом, воздух казался еще удушливее от дыма далеких пожарищ.

Дженна вновь ощутила приступ тошноты. Она избегала смотреть на Ченса, но видела, что он неотступно следит за ней.

В тот день, когда Ченс застал ее вдвоем с Генри, он поджидал ее в палатке.

— Значит, вот чем ты занималась в последнее время, — насмешливо заметил он. — А я еще удивлялся, почему ты больше не выезжаешь со мной к дороге!

— Это совсем не то, что ты думаешь, Ченс.

— Может, ты еще станешь утверждать, что не занималась с ним любовью?

Дженна дала ему пощечину — такую сильную, что на щеке Ченса остался красный отпечаток ее ладони.

— Думай как хочешь, Ченс Кайлин! Ты не имеешь никакого права вмешиваться в мою жизнь. Ты ясно дал мне понять, что твоя ненависть перевешивает всю любовь ко мне.

С тех пор прошла неделя, и все это время они не перемолвились ни словом. Они работали как ни в чем не бывало, словно забыли, что когда-то проводили ночи в объятиях.

Все вокруг Дженны запели, но она слышала только голос Ченса: «Пройдя через долину смерти, я перестану ведать страх».

Когда псалом был закончен, все пробормотали «аминь» и отошли, перешептываясь между собой.

Дженна направилась туда, где оставила своего Десперадо, но почувствовала, как кто-то взял ее за локоть. Рядом с ней шел Ченс. Не желая скандалить на глазах у всех, Дженна приняла его помощь, и Ченс подсадил ее в седло. Казалось, он хотел что-то сказать, но люди были слишком близко, а вскоре к Дженне приблизились Соломон и Генри. Соломон забрался в повозку, а Генри прислонился к ее колесу.

— Ну, Кайлин, — произнес он, — где же ты будешь искать замену китайцу? В этой бригаде у нас нет взрывников, которые умели бы закладывать динамит, не подрываясь при этом сами. А брать взрывников из других бригад не стоит.

Ченса встревожила гибель Шаня и затруднение, которое вызывала эта гибель, но ему было трудно отвлечься от мыслей о Дженне. А Патерсон обращался с ним так, словно в случившемся был повинен только Ченс.

— Мы попробуем кого-нибудь найти, — ответил он. — Даже если это займет несколько дней.

— Это наш последний туннель, — продолжал Патерсон, — а укладчики работают быстро. Вскоре они придут сюда. Но на поиски опытного взрывника понадобится немало времени.

— У нас нет выбора.

— Ты же работал на руднике, — с вызовом заметил Генри. — Почему бы тебе самому не поработать в туннеле?

— Потому, что я не взрывник, Патерсон. Я только помогал моему напарнику бурить отверстия и закладывать динамит, но делал это под его надзором.

— Этот напарник — твой друг-ирландец, вместе с которым вы вытащили меня из реки? — спросил Соломон и после утвердительного кивка Ченса добавил: — Разве он не согласится поработать здесь?

— Не знаю, сможет ли он оставить рудник.

Соломон подобрал поводья.

— Предложи ему хорошую плату, Ченс, и что-нибудь вроде премии. — Он слегка стегнул лошадь вожжами и направился к главному лагерю.

Дженне пришлось пришпорить Десперадо, чтобы догнать дедушку. Ченс был бы рад, если бы Дженна отправилась с ним в Байярд — может, они сумели бы выяснить недоразумение по дороге, а Дженна заодно познакомилась бы с его матерью. Ченсу давно этого хотелось.

Он проводил глазами удаляющуюся фигуру Дженны и повернулся к ждущим рабочим, читая на их лицах надежду. Им хотелось быстрее покончить с опасным туннелем — так же, как и ему.

— Продолжайте расчищать завал, ребята. Я привезу Делани.

Дневная жара спала, едва вечерние тени легли над Байярдом. Отблески заката представляли собой мещанину золотистых, аметистовых и оранжевых тонов, они веером распускались над вершинами гор и отбрасывали свет на облака, плывущие в небе, подобно полосам радуги.

Ченс спешился перед пансионом матери. Не услышав из столовой звона посуды и голосов, он понял, что на ужин не успел.

Привязав жеребца к коновязи, он вошел в дом. И в гостиной, и в кухне было пусто. Вероятно, жильцы пансиона уже разбрелись по салунам и борделям. Ченс решил поискать мать в саду.

Она действительно пропалывала там клумбы и обернулась, услышав стук каблуков Ченса по садовой дорожке.

— Ченс! — На ее лице вспыхнула улыбка. — А я уже думала, что ты заедешь домой только после того, как достроишь дорогу!

Они обнялись, и Ченс поцеловал мать в щеку.

— Прости, мама. Сейчас нам приходится тяжело, так что мне некогда даже как следует напиться или пофлиртовать с какой-нибудь красоткой.

Лили рассмеялась и вновь наклонилась рядом с клумбой.

— Что касается выпивки, то ты до нее не охотник, верно? А с девушками, должно быть, ты не ограничиваешься флиртом.

Если бы много лет назад его мать не связалась с Соломоном, сейчас он мог бы жениться на Дженне. Но Ченс считал, что он не вправе судить мать. Бог свидетель, теперь он знал, что такое страсть. Как знать, может, его страсть чем-нибудь повредит его будущему ребенку?

— Тебе лучше знать, мама, — усмехнулся он. — Ты флиртуешь с каждым рудокопом в городе, не оставляя им никаких надежд.

— Нет, что ты! — со смехом возразила Лили.

— Да, и можешь прибрать к рукам любого, стоит тебе только захотеть. Папа наверняка не надеялся, что ты надолго останешься вдовой!

Лили стащила перчатки. Ее улыбка погасла, несмотря на все усилия. Теперь ей было незачем рассказывать Ченсу, что они с Бардом решили пожениться. Лили уже потеряла всякую надежду. В последнее время Бард почти не появлялся у нее и разговаривал с ней нехотя и скованно.

— Кстати, о мужчинах, мама, — улыбнулся Ченс, — зачем сюда приезжал Соломон?

Ченс вновь почувствовал боль предательства, но терпеливо ждал ответа, которого не смог бы добиться у Соломона.

— Он просто навещал меня, чтобы узнать, как я живу.

— Ты хочешь, чтобы я простил его, не так ли, мама? Наверное, это помогло бы вам начать все заново. — Ченс тут же пожалел, что слова его прозвучали слишком колко.

— О чем ты? — удивленно спросила Лили.

В намерения Ченса не входило поссориться с матерью, едва успев переступить порог, но ходить вокруг да около было бесполезно.

— Послушай, я знаю, что вы с Соломоном были любовниками, — почти виновато объяснил он, — и не осуждаю тебя. Но я не понимаю, как ты смогла простить его за то, что он сделал с нами, и как могла отправиться к нему в Кердален, похоже, ты по-прежнему любишь его.

Лили вздохнула и провела ладонью по лбу.

— Пожалуй, пришло время объясниться — мне следовало сделать это много лет назад. Прежде всего, Ченс, я хочу, чтобы ты знал: я любила твоего отца. Но почти каждому в жизни встречаются люди, в которых есть нечто особенное… они притягивают, как пламя притягивает мотылька. Не могу избавиться от ощущения, что к Соломону меня тянет, как магнитом. Но это не умаляло моих чувств к твоему отцу — я просто поняла, как сильно люблю его. Вероятно, ты даже не понимаешь, как много времени твой отец уделял работе, — задумчиво продолжала Лили. — Соломон подарил мне внимание, в котором я нуждалась, — то внимание, которое отец отдавал своему делу. Но если тебе непременно надо кого-нибудь обвинить, обвиняй не Соломона, не отца, а меня. За годы одиночества я о многом успела передумать…

— Но зачем ты снова отправилась к Соломону в Кердален?

— Потому что я боялась. Он мог умереть, а я хотела перед смертью повидаться с ним. Ладно, скажу тебе: я боялась, что он поступит с тобой так, как с Дьюком. Я не могла этого допустить.

Если Ченс надеялся, что этот разговор только распалит его гнев, он глубоко ошибался.

— Мама, прости. Я понятия не имел, что ты сделала это ради меня. Но что в нем такое, почему его любят женщины и ненавидят мужчины?

Лили пожала плечами.

— Полагаю, каждой женщине хочется видеть рядом сильного мужчину. А мужчины опасаются и завидуют тем людям, которые всего добились своим трудом. Соломон никогда не поступится своими принципами, неважно, каковы они. Он добивается всего, чего хочет, даже в тех случаях, где остальные предпочитают отступать. Кому же захочется восхищаться его упорством, когда гораздо проще презирать и ненавидеть его за жадность?

Лили повернулась и пошла к дому. Ченс нагнал ее у двери.

— Спасибо тебе, мама. Я хотел узнать, должен ли я помнить о том, что теперь не имеет никакого значения. Ты помогла мне найти ответ.

Он поцеловал Лили в щеку и направился к коновязи.

— Я рада хоть чем-нибудь помочь тебе, — сказала ему на прощание Лили. — Но ты ведь почти не побыл дома… Куда ты уезжаешь?

Ченс оглянулся с почти мальчишеской усмешкой, надеясь, что шутка прогонит напряжение, возникшее между ними.

— Напиваться и флиртовать. Куда же еще?

Лили помахала ему вслед с понимающей улыбкой.

— Ладно, поезжай и отдохни.

Ченс отправился в салун Видоумейкера. К собственному удивлению, он обнаружил там Делани, сидящего в полном одиночестве за угловым столиком, — ирландец выглядел помятым, как рубаха, в которой недели две проработали на руднике. Держа в одной руке бутылку, а в другой — стакан, он наливал себе виски и пил, и вновь наливал и пил. Он приканчивал бутылку, и Ченс удивился, как его друг еще держится на стуле.

Делани даже не поднял голову, когда Ченс остановился у стола. Глядя в ноги Ченсу, он пробормотал заплетающимся языком:

— Убирайся к черту, ублюдок. Сегодня я ни с кем не делюсь выпивкой.

Ченс отодвинул стул и сел. Делани поднял голову, но сразу же бессильно опустил ее. Ирландец сжал бутылку в кулаке, его лицо исказила гримаса. Наконец-то он узнал лицо Ченса в дыму — таком густом, что в нем можно было вешать топор.

— А, это ты, дружище Кили… — Делани нетвердой рукой налил себе еще один стакан. — Каким ветром тебя сюда занесло? Ты ведь должен быть у дороги…

Ченс выхватил у Делани бутылку.

— Я приехал проверить, как идут дела на руднике. — Он глотнул прямо из бутылки.

Делани потянулся за ней, но Ченс сделал еще глоток, и ирландец качнулся на стуле.

— Рудник? С ним все в порядке. Только с ним я еще справляюсь…

— Делани, что с тобой стряслось? Может, мул лягнул в голову? Ты ведь никогда не пил.

Делани взглянул на него мутными глазами.

— Я приехал в эту страну, чтобы отыскать золото — мне говорили, что тут его полным-полно. Вот так-то. Никогда еще не встречал ирландца, который не мечтал бы найти золото. Но удача подвела меня, Кили. А жаль…

— Не понимаю, что ты несешь, Делани. Мы с тобой нашли Вапити, добываем серебро — это ничуть не хуже, чем золото.

— Еще бы, но я всю жизнь мечтал о золоте, а надо было мечтать о любви. — Делани схватил стакан и откинул голову, допивая из него последние капли янтарной жидкости. — Это было чертовски здорово, словно меня задел крылом эльф, Кили. Но кто способен соперничать с дьяволом? Может, ты знаешь?

Ченс не знал, что ответить на болтовню Делани, но уже понимал, что завтра ирландец будет не в состоянии проводить взрывы в туннеле.

— Старый грешник, вот кто он, — продолжал Делани.

— Кто, Делани? О ком ты говоришь?

Делани поднял голову и прищурился.

— Об этом мерзавце Соломоне, конечно. Он ухлестывает за твоей матерью, Кили. Говорю тебе, во всем виноват он. Клянусь семисвечником, если он обидит Лили, я его в порошок сотру!

Ченс понял, что Делани был влюблен в его мать и знал, что Соломон — его соперник.

Ченс схватил упирающегося ирландца за воротник и поволок его прочь из салуна. У дверей он отвязал коня, взял Делани за руку и направился к пансиону. Увидев, куда они идут, Делани начал вырываться, но сил у него едва хватало, чтобы не упасть. Его ноги подгибались. Делани чуть не падал.

— Сейчас будем отпаивать тебя кофе, Делани.

— Ты предатель, Кили, не даешь другу даже напиться.

— Ты уже напился. Теперь пора протрезветь.

— Боже упаси! Ты что, хочешь моей смерти?

Ченс усмехнулся и потащил Делани вверх по крыльцу, досадуя на внушительный вес друга. По пути до кухни они несколько раз спотыкались и падали. Лили, видимо, уже ушла к себе. Отдышавшись, Ченс разжег плиту и приготовил кофе.

Когда он обернулся к Делани, оказалось, что ирландец лежит на столе, обхватив ладонями голову. Через пару секунд кухню огласил звучный храп. Ченс снял с плиты кофейник и поставил рядом с Делани на стол.

Рухнув на стул, он просидел неподвижно несколько часов, постепенно прозревая.

Что будет, если его мать выйдет за Соломона Ли? Это звучало бы забавно, если не вспоминать о последствиях такого события. Что будет с Делани, который нашел свою любовь только в пятьдесят лет? Сам Ченс был готов пожертвовать своим будущим и любовью ради прошлого, ради своей матери, ради памяти погибшего отца. Но теперь они с Дженной останутся только сторонними наблюдателями.

Настоящее — дело рук Соломона Ли и Лили Кайлин, как и будущее. Эти двое добьются всего, что захотят, что только смогут пожелать. Им нет дела до того, что думает или чувствует Ченс. В сущности, они и не обязаны заботиться о нем. У них своя жизнь, свои мечты и желания.

Шестнадцать лет он оставался непримиримым врагом той семьи, которая была виновна в смерти его отца. Теперь Ченс подозревал, что на самом деле не питал ненависти к Соломону Ли. Эта ненависть была ему просто нужна, чтобы продолжить дело отца. Она придавала смысл его жизни. Каждым человеком движет какое-нибудь чувство — если не любовь, то ненависть. Но теперь у него была любовь.

Да, теперь он все понимал. Верность памяти не приведет ни к чему, кроме одиночества. Может, Генри Патерсон прав, претендуя на состояние Соломона — по крайней мере, частично оно принадлежит Генри.

Пришло время усвоить уроки Соломона Ли. Он, Ченс, получит то, что пожелает, и пошлет ко всем чертям состояние Соломона!

ГЛАВА 9

Огромный корабль непрестанно покачивался, и Делани одолевала тошнота. С каким блаженством он сойдет на твердую землю! Если плавание будет продолжаться и дальше, отцу придется сбросить его в море — так, как их умершую мать.

— Просыпайся, Делани. Вставай и приведи себя в порядок.

Делани попытался разлепить веки, но они были словно склеены. В тумане перед собой он различил стоящего Ченса. За окном разгорался рассвет. Сам Делани сидел у стола в кухне Лили, смутно припоминая, что сюда его прошлой ночью притащил Ченс. Затем он почувствовал запах кофе.

Вскочив, он бросился к двери, зажимая рот ладонью. Он едва успел выскочить на крыльцо прежде, чем содержимое его желудка вырвалось наружу.

Ченс вышел за ним следом и протянул полотенце.

— Ну, теперь ты готов пить кофе?

Желудок Делани вывернулся второй раз, и этим все кончилось, а Делани возблагодарил всех святых.

— Черт бы тебя побрал, Кили, — пробормотал он, вытирая лицо. — Нет, кофе я не хочу.

Перекинув полотенце через перила крыльца, он сошел по ступеням и направился вперед, сам не зная куда. Он понимал, что вскоре Лили появится на кухне и начнет готовить завтрак. Сейчас Делани был не в состоянии встретиться с ней.

Он остановился, заметив у коновязи оседланного жеребца Ченса.

— Знаешь, Кили, я окончательно разуверился в тебе — особенно после того, как ты оставил бедную животину здесь на целую ночь.

Ченс подошел к нему, усмехаясь.

— Нет, я успел вывести из конюшни и оседлать его пораньше утром. Мне пора, — ответил он.

Делани окинул его подозрительным взглядом.

— Ты становишься редким гостем на собственном руднике, Кили. Похоже, старый Соломон совсем закабалил тебя.

Ченс вновь издал краткий смешок.

— Нет, ошибаешься. Но сюда я приехал, чтобы найти взрывника. Наш взрывник погиб.

Делани подошел поближе, сунул руки в карманы и уставился на друга с внезапным любопытством.

— Как это он погиб? Заблудился в лесу или подорвался в туннеле?

— К сожалению, подорвался. — Ченс проверял седельные сумки. — Причем в нашем последнем туннеле. Мы уже почти заканчиваем дорогу.

— Жаль, что ты не останешься даже позавтракать.

— Пора ехать. Незачем терять время.

Делани облизнул губы — его язык казался распухшим, сухим, как деревяшка, и имел привкус горелого хлеба.

— Я могу помочь тебе, Кили, по крайней мере до тех пор, пока ты не найдешь другого взрывника. Ты мог бы просто попросить меня об этом.

— Ты уверен, что справишься? Тебе придется на время оставить рудник. Рабочие обойдутся без тебя?

— Мы готовим руду для отправки в Томпсон-Фоллс — это уже новая партия, добытая без тебя. Но я хочу сказать тебе еще кое-что, Кили. Жила в руднике становится все шире и богаче — такой я еще никогда не видел. Скоро мы разбогатеем!

На лице Ченса появилась широкая, от уха до уха, улыбка — новость была действительно хороша.

— Значит, госпожа удача наконец-то повернулась к нам лицом?

— Похоже, да.

— Если так, тебе следует остаться здесь, — предложил Ченс. — Я найду кого-нибудь другого.

Делани оглянулся на дом. Он так отчаялся после того, как нашел медальон, что теперь едва мог рассуждать здраво. В тот день Делани подарил Лили духи, и она обрадовалась. Он ждал, надеясь, что она расскажет о приезде Соломона, но Лили промолчала. Делани понимал, что Лили будет лучше с Соломоном. Старику осталось жить недолго, но за жизнь человека, который каждый день работает с динамитом, не способен поручиться никто.

Делани решил, что Соломон позаботится о Лили и после смерти Соломона Лили хватит денег на всю оставшуюся жизнь. Делани не хотелось расставаться с ней, но соперничать с таким человеком, как Соломон, он просто не мог. Он был всего лишь простодушным вспыльчивым ирландцем, обреченным кончить свои дни в бедности. Даже разбогатев перед смертью, он останется простым и бесхитростным работягой. Для Лили будет лучше, если Делани уступит свое место Соломону.

— Я еду с тобой, Кили, — упрямо сказал Делани. — Подожди, я быстро.

Делани бросился в дом, а Ченс вернулся на кухню, решив перед отъездом выпить еще чашку кофе. Мать уже встала и теперь подвязывала передник.

— Ты встал ни свет ни заря, — удивленно заметила Лили.

Привалившись к стене, Ченс наблюдал, как мать готовит завтрак. Ему хотелось рассказать о Дженне и о своем желании жениться на ней, но он тут же решил дождаться, пока Дженна ответит ему согласием.

— Боюсь, мне уже пора.

— Это из-за вчерашнего разговора, Ченс?

— Нет, мама, — перебил он. — Не будем о прошлом, оставим его в покое. Прости меня за все. Я тебя ни в чем не упрекаю.

Лили окинула его взглядом.

— А Соломона? Ты по-прежнему винишь его?

Ченс смутился.

— Я пытаюсь забыть о нем, мама, на большее я пока не способен. — Ченс достал из буфета чашку. В гостиной послышались шаги Делани. — Делани на несколько дней уедет со мной.

Лили насторожилась.

— Зачем он тебе понадобился?

— У меня погиб взрывник. Делани сможет заменить его.

Делани шагнул в кухню и застыл, заметив Лили. Ченс увидел, как в его глазах появились испуг и нерешительность. Он был слишком сильно влюблен, он был необуздан в любви. На лице Лили сохранилось непроницаемое выражение, и Ченс задумался, кому из них — Делани или Соломону — принадлежит ее сердце.

Ченс направился к двери, внезапно чувствуя, как возвращаются к нему размышления прошлой ночи. Все повторялось, и он сдерживался с трудом. Только на этот раз страдать приходилось не Дьюку Кайлину, а Барду Делани.

Ченс вывел из конюшни жеребца Делани и уже привязывал его у крыльца рядом со своим, когда из дома вышел ирландец в сопровождении Лили. Делани был необычно молчаливым. Он уселся в седло, на прощание взглянул на Лили и пришпорил коня. Ченс удивился: что могло произойти между ними? Он подозревал, что какое-то отношение к их ссоре могло иметь желание Делани отправиться на стройку.

Лили протянула ему пакет.

— Вы не успели позавтракать, может, перекусите где-нибудь в пути… — Она беспокойно взглянула на удаляющегося Делани. — Сынок… будьте осторожны.

Когда Ченс и Делани прибыли к туннелю, Соломон сидел в тени высокой сосны, а рабочие заканчивали разбирать завал, оставшийся от последнего взрыва.

Соломон пожал Делани руку, хотя это, по-видимому, не особенно обрадовало ирландца. Начались бурные споры, что делать дальше. Генри и Айвс подошли, чтобы познакомиться с Делани.

Ченс взглянул в сторону палатки Дженны, и Генри проследил направление его взгляда.

— Она спит, Кайлин. — Генри презрительно скривил губы. — Дженну измучили жара и дым. Она попросила не беспокоить ее.

Ченсу не понравился собственнический тол Патерсона. Он направился к палатке, желая поговорить с Дженной, пока не стало слишком поздно.

— Говорю тебе, она спит! — Генри схватил его за руку.

Ченс высвободил руку, и его ненависть к Патерсону вспыхнула так, что он еле сдержал ее. Остальные, наблюдая эту сцену, ждали, как поступит Ченс дальше. Он разрывался между долгом и желанием, и победил долг.

— Все готовы к работе?

Айвс повернулся к Делани.

— У нас есть пара подручных рабочих — они помогали взрывнику бурить отверстия, так что можешь взять их с собой. Ночью проведем взрывы, а утром начнем расчищать завал, когда осядет пыль.

— Я слышал, ты работал вместе с Кайлином, — перебил Генри. — Может, ты хочешь, чтобы он помогал тебе? Вдвоем вы управитесь быстрее.

— Так мы и собирались сделать, Патерсон, — кивнул Ченс.

— Хорошо. Идем, Делани. Мы покажем тебе, где хранится динамит. Пара отверстий уже пробурена, но мы остановили рабочих, может, мы начали бурить не в том месте.

Мужчины вошли в длинный туннель. После завершения его длина должна была составить семьсот футов — этот туннель был самым длинным на трассе. Ченс и Делани шли бок о бок, неся в одной руке сумки с инструментами, а в другой — фонари. Свет из входа в туннель был слабым. Вход напоминал огромный открытый глаз, от которого они постепенно удалялись.

Делани остановился, осматривая стену туннеля.

— Здесь слабые породы залегают только в одном месте, — заметил Генри, — но они не настолько слабы. Мы укрепили стену туннеля в этом месте.

Они прошли еще пятьдесят футов, и Генри указал им место со слабыми породами. Делани поднял лампу и огляделся. Туннель был достаточно высоким, и свет не достигал потолка. Делани хотел было повнимательнее рассмотреть крепления, но на первый взгляд они казались надежными — настолько надежными, что почти полностью скрывали камень.

Делани решил, что здесь неплохо поработали, и одобрительно кивнул. Вскоре они приблизились к месту последнего взрыва — там еще возились рабочие, убирая обломки. Им осталось убрать совсем немного.

Делани встал на колено и начал вынимать инструменты из сумки.

— Здесь все в порядке, мистер Патерсон, — сказал он. — Можете уходить, а мы приступим к работе.

По команде Патерсона все работающие в туннеле собрали инструменты и направились к полукруглому светящемуся выходу. Патерсон и Айвс подождали, пока туннель опустел, и ушли, оставив Ченса вдвоем с Делани.

Они приготовили буры, Делани рассмотрел два отверстия, пробуренные заранее в стене туннеля, на расстоянии двух футов друг от друга. Место для отверстий было выбрано вполне правильно. Если добавить еще одно, отверстия образуют треугольник, а вся сила взрыва будет направлена в глубь скалы.

— Надо немного расширить их, — предложил Делани.

Они одновременно вскинули буры и принялись расширять приготовленные отверстия, но вскоре Делани остановился.

— Кили, здесь чертовски темно. Никогда еще не видел такого длинного туннеля. Может, возьмем еще несколько фонарей и расставим их вокруг? Сходи за ними, а я пока продолжу работу.

Ченс кивнул, отложил бур и направился к выходу из туннеля, бормоча:

— Должно быть, тебя подводят глаза, Делани. Здесь светлее, чем…

Внезапно взрыв расколол скалу там, где стоял Делани. Волной Ченса швырнуло на землю, на него посыпались осколки камня, и он машинально закрыл голову руками.

Едва пыль улеглась, еще один взрыв потряс туннель ближе к выходу. Ченс услышал ужасающий треск подпорок и понял, что новые крепления сломаны. С трудом выбравшись из-под обломков, он сел, откашливаясь и отплевываясь. Пыль душила его, лезла в глаза. Ченс не понимал, то ли он ослеп, то ли взрывом погасило все лампы. Он повернул голову в сторону выхода из туннеля — там тоже было темно. Его окружала кромешная тьма. Туннель превратился в преисподнюю.

— Делани!

Ченс бросился вперед, оступаясь и падая на острых обломках, не замечая, что они до крови ранят его. Встав на четвереньки, он принялся искать. Дым по-прежнему душил его, и Ченс натянул на лицо платок.

— Делани, отзовись! Здесь ни черта не видно!

Вскоре послышался шорох, затем сдавленный стон, переходящий в кашель. Ченс дюйм за дюймом продвигался на звук, чувствуя, как дым и пыль обжигают ему легкие. Наконец он прикоснулся к пальцам Делани, в отчаянном порыве отодвинул в сторону упавшую глыбу и ощупью нашел лицо друга.

— Делани, держись, я вытащу тебя.

Ченс принялся оттаскивать в сторону обломки, напрягаясь изо всех сил, и наконец опустился на колени рядом с ирландцем.

— Кили? — Делани вздохнул и закашлялся. — Это ты?

— Я здесь, Делани, рядом с тобой.

— Мне трудно дышать, Кили.

Ченс стащил платок через голову и закрыл им нос и рот Делани.

— Так тебе будет легче.

Пальцы Делани прикоснулись к его руке.

— Здесь темно, как в могиле, Кили. Может, я ослеп?

— Тогда и я ослеп. Не знаю, что случилось.

Я слышал два взрыва — один здесь, а другой — ближе к выходу. Взрывами погасило фонари.

— Но отчего произошли эти взрывы? — слабо спросил Делани.

— Все, что я знаю — ты начал бурить отверстие, и после этого послышался взрыв. Должно быть, туда уже положили заряд.

— Значит, мы попались в ловушку.

— Похоже, ты прав.

Пыль и дым начали рассеиваться по всему туннелю. Друзья надеялись, что где-нибудь в скале есть щель, через которую уйдет удушливый дым. Ченс закрывал нос и рот руками. Оба понимали, что при таком завале понадобится несколько дней, чтобы их нашли.

Вокруг воцарилась полная темнота и тишина. Минуты казались бесконечными. Внезапно Ченс пожалел о том, что не успел признаться Дженне в любви.

— У меня болит все тело, — слабо произнес Делани. — И рука кровоточит.

Ченс ощупал лицо Делани и почувствовал на нем липкую влагу, затем провел ладонями по массивным плечам и груди и наконец вдоль рук.

Внутри у него все перевернулось от ужаса. Рука Делани была залита кровью, выше кисти Ченс ощутил рваную рану.

Встряхнувшись, он решил действовать — расстегнул пояс, снял рубашку и принялся рвать ее на полосы.

— Кили, что случилось? Что ты делаешь?

— У тебя кровь, Делани, я хочу остановить ее.

Ченс вытащил из револьвера патроны и отбросил их. Он осторожно ощупал обрубок руки — она заканчивалась пониже локтя. Все его чувства словно обострились, пальцы заменили зрение. Ченс торопливо забинтовал обрубок, пользуясь барабаном револьвера вместо шины. Он волновался и молился одновременно: волновался потому, что Делани мог истечь кровью до смерти, и молился, чтобы их откопали прежде, чем это произойдет. Еще никогда в жизни Ченс не испытывал такого ужаса. Если Делани погибнет…

— Что ты делаешь? — слабым голосом спросил Делани.

— Бинтую твою руку. Лежи тихо.

Делани поднял правую руку и осторожно прикоснулся — там, где полагалось быть кисти левой. Поняв, что случилось, он испустил вопль ужаса.

— Моя рука, Кили! Боже мой, она пропала!

Делани попытался подняться, но Ченс удержал его.

— Все будет хорошо, Делани. Чем меньше ты двигаешься, тем слабее течет кровь.

— Черт бы тебя побрал, ублюдок! Ты что, не понимаешь — я потерял руку! И ты еще говоришь, что «все будет хорошо»? Найди руку немедленно!

— Нет, — Ченс придавил его к земле. — Какого черта теперь она тебе сдалась? Ее уже не пришьешь!

Делани разразился целым потоком ругательств, а потом затих. Ченс по-прежнему удерживал его, не уверенный, что сумел успокоить друга.

В туннеле повисло тяжелое, гнетущее молчание. Время от времени слышался только угрожающий треск уцелевших подпорок. Делани лежал неподвижно, как мертвый, но Ченс понимал, что он прислушивается, оцепенев от потрясения и глядя в темноту широко раскрытыми глазами. Ченс боялся, что потрясения хватит, чтобы убить Делани.

— Давай выбираться отсюда, Делани. Пойдем. Ты сможешь идти сам?

Ответа не последовало.

Чувствуя, что Делани теряет сознание, а может, и умирает, Ченс поднял его и взвалил на спину. Пробравшись между камнями, он нашел место, где на полу туннеля почти не было обломков. Ченс сел, привалившись к стене, и уложил голову Делани к себе на колени. Внезапно ирландец затрясся всем телом. Ченс прижал его к себе, согревая своим телом, — в туннеле постепенно становилось все холоднее.

— Им ничего не стоит разобрать этот завал, — произнес он ободряющим тоном. — Скоро мы покажем тебя врачу.

Делани издал странный звук. Ченс проклял темноту, которая мешала ему разглядеть друга, понять, что с ним случилось. Он обнял ирландца крепче, словно пытаясь удержать в нем жизнь.

— В чем дело, Делани? Что с тобой?

Странные звуки продолжались. Наконец Ченс понял, что его друг теряет сознание, ослабил объятия и перестал сдерживаться. Его грудь сотрясли рыдания — Ченс не старался их подавить. Делани забился в судорогах, и Ченс вновь приподнял ему голову.

— Все будет хорошо, Делани. Я здесь, с тобой. Мы выберемся.

Делани отрицательно замотал головой. Туннель огласили вопли его агонии.

ГЛАВА 10

Дженну разбудили взрывы. Она вскочила, поняв, что работа в туннеле продолжается — это означало, что Ченс уже вернулся вместе с Делани. Сев, она попыталась прогнать сон. В последнее время Дженна очень много спала, но постоянно чувствовала усталость. Однако во сне ее, по крайней мере, не мучила тошнота.

Поднявшись, она налила в таз теплой воды и умылась, одновременно прислушиваясь к необычно возбужденным голосам снаружи. Дженна понесла таз из палатки, чтобы вылить воду. Со всего лагеря к туннелю сбегались рабочие с лопатами, кирками и тачками. К туннелю подкатывали повозки, предназначенные для вывоза камня. Дженна еще никогда не видела, чтобы рабочие действовали с такой поспешностью. После обычных взрывов они, как правило, ждали до утра, пока рассеются пыль и дым.

Соломон стоял на козлах фургона в центре этой суматохи, выкрикивая приказы. Неподалеку от него Генри и Айвс раздавали рабочим кирки и лопаты. Ни Ченса, ни Делани нигде не было видно. Внезапно Дженна поняла: что-то случилось.

Волна ужаса ошеломила ее. Подхватив юбки, Дженна бросилась к фургону.

— Дедушка, что случилось? Где Ченс и Делани?

Соломон поспешно спустился и обнял внучку, словно желая поддержать ее.

— Дженна, Ченс и Делани остались в туннеле во время неожиданных взрывов. То место, где были слабые породы, обвалилось, и теперь они замурованы.

Дженна ощутила слабость и подумала, что сейчас лишится чувств. Она крепче прижалась к деду.

— Но если взрывы были неожиданными, это значит…

— Возможно, они еще живы, Дженна, — заметил Соломон. — Надейся на лучшее.

Дженна крепилась изо всех сил. Надо действовать — действия избавят ее от ошеломляющего ужаса. Прежде чем Соломон успел что-нибудь сказать, она выхватила из рук Айвса лопату. Не обращая внимания на изумленные взгляды мужчин, Дженна бросилась к туннелю. Если Ченс еще жив, все решит время.

Среди ночи Лили разбудило известие о взрывах. Верхом, в сопровождении рудокопов из Вапити, она отправилась к туннелю и оказалась там на рассвете. Рудокопы немедленно приступили к работе.

Соломон встретил Лили. Увидев ее перепуганное лицо, он привлек Лили к себе.

— С Ченсом будет все хорошо, Лили.

Лили не знала, стоит ли сказать Соломону о Делани, но время было неподходящим, чтобы признаваться в любви к другому. Она вытерла залитое слезами лицо. Лили уже потеряла мужа и теперь молилась, чтобы Бог сохранил жизнь двум ее самым близким людям.

В сопровождении Соломона Лили отправилась к туннелю и при свете фонаря заметила среди работающих белокурую женщину. Она работала наравне с мужчинами, бросая в вагонетки и тачки полные лопаты земли и камня. Ее движения были равномерными и механическими. По-видимому, женщина пребывала в шоке. Пыль покрывала ее с головы до ног, на лицо падали спутанные волосы.

Лили повернулась к Соломону.

— Неужели это твоя внучка?

На лице Соломона глубже проступили морщины.

— Да, это Дженна. Она почти не отдыхала с того момента, как все это случилось. Я не могу уговорить ее уйти отсюда.

— Но почему? — изумленно спросила Лили.

Соломон вздохнул.

— Если я не ошибаюсь, она влюблена в твоего сына. И, похоже, Ченс тоже любит ее.

Лили была удивлена, но только теперь поняла, почему Ченс был таким взволнованным во время приезда в Байярд. Ей казалось, что он просто беспокоится о своей работе, но теперь она поняла: причина его тревог была гораздо глубже.

Лили хватило всего минуты, чтобы понять, что делать дальше. Шагнув в сторону, она взяла лопату одного из рабочих, который в это время отдыхал. С решимостью, на которую способна только отчаявшаяся женщина, она пробралась между рабочими и принялась рыть завалы земли и щебня бок о бок с Дженной.

При виде женщины Дженна приостановилась — в первый раз за несколько часов. Лили взглянула на нее, и Дженна внезапно поняла, что эта черноволосая зеленоглазая женщина — мать Ченса. Сходство было поразительным, но если Ченс был просто привлекательным, его мать оказалась красавицей. Неудивительно, что дедушка любил ее все эти годы.

— Кажется, с ними все хорошо, — произнесла Дженна, отказываясь поверить в другое.

Лили решительно кивнула.

— Конечно, Дженна. Мы вытащим их оттуда вовремя.

Они заработали с удвоенной силой. Соломон присоединился к ним. Медленно, словно муравьи, утаскивающие со скатерти крошки пирога, люди вывозили из туннеля землю и камень. Когда новость об обвале достигла города, оттуда прибыла подмога. Рабочие разделились на бригады, чтобы работать поочередно.

Наступил полдень, солнце поднялось высоко над вершинами гор. С момента взрыва прошли сутки. Дженна не помнила о времени, не замечала усталости, не видела ничего вокруг, думая только о своей единственной цели. Так ей удавалось работать целыми часами, не чувствуя боли. Отключаясь от всего вокруг, она словно впадала в транс.

По настоянию Лили Дженна передохнула несколько часов, но не смогла заснуть. Три часа спустя она уже вновь грузила в фургон обломки камня. В это время рядом с ней появился Генри.

— Дженна, ты должна уйти из туннеля.

Дженна отмахнулась от него, слегка пошатнувшись от тяжести лопаты, и высыпала камень в фургон.

— Я не могу сидеть сложа руки и ждать, Генри. Из этого ничего не выйдет. Оставь меня в покое.

Генри решительно привлек ее к себе. Она утомленно зашаталась и чуть не упала.

— Дженна, Ченса уже нет в живых. Пойми это. Если его не убило взрывом, то это сделал ядовитый дым.

— Оставь меня в покое, Генри.

Вмешался один из рабочих:

— Мисс Ли просто хочет быть рядом, когда его найдут, мистер Патерсон. Он ее партнер, и она в своем праве.

Генри собрался высказать свое мнение по этому поводу, когда из глубины туннеля послышался крик:

— Мы пробились! Принесите носилки!

Усталость рабочих улетучилась, едва по туннелю разнеслось известие, что им удалось пробиться через завал. Кто-то побежал за врачом, который ждал у палатки с тех пор, как разошлись слухи о взрыве. Дженну и Лили оттеснили к стене туннеля. Через какое-то время отверстие удалось расширить настолько, чтобы через него могли протиснуться люди. Бригада спасателей с носилками и фонарями направилась на поиски Ченса и Делани, а следом двинулись Айвс, Генри и Соломон.

Дженна поспешила было за ними, но Соломон остановил ее.

— Нет, Дженна. Туннель может вновь обвалиться. Оставайся здесь.

Теперь Дженна ждала, считая томительные минуты. Она боялась, что вскоре не сможет сдерживать слезы.

Словно прочитав ее мысли, Лили обняла ее за талию, и обе женщины застыли в скорбном молчании, крепко сжимая руки друг друга. У Дженны сердце колотилось так часто, что она едва дышала. Острая боль пронзала ее живот, но Дженна заставляла себя не обращать на нее внимание.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем спасатели вернулись к завалу с другой стороны. Они молчали, в туннеле не слышалось голосов спасенных и их благодарностей. Тяжело ступая, рабочие несли носилки.

В туннеле появился Генри.

— Всем разойтись! Пропустите нас!

Дженна попыталась пробиться вперед, но толпа рабочих вновь оттеснила ее и Лили. Дженна взглянула в лицо Генри, пытаясь хоть что-нибудь понять, но заметила лишь, с какой злобой он сжимает челюсти.

Через отверстие в завале вытащили первые носилки. С диким криком Лили пробилась сквозь толпу, бросилась к окровавленному телу ирландца и упала на колени. При виде его неподвижного тела, обрубка руки и рыдающей Лили Дженна ощутила новый прилив страха.

Дженна ошеломленно смотрела, как Лили прикасается к запыленному лицу Делани — так, словно к хрупкой вещи, которая способна разбиться, как чашка китайского фарфора. В этот момент Дженна поняла, что Лили тревожилась за обоих мужчин, а не только за сына.

Кто-то из спасателей безуспешно пытался оттащить Лили от носилок.

— Надо отнести его к врачу, мэм. Пропустите нас.

Рыдания Лили затихли, она недоверчиво взглянула на него, а затем на Делани.

— Боже, неужели он жив?

— Да, мэм, он просто без сознания.

— О Бард! — Лили упала на грудь Делани, рыдая с облегчением и радостью.

Ее голос словно пробудил Делани — у него затрепетали и слегка приоткрылись веки.

— Лили? — Он прикоснулся к ее руке.

Вмешался Генри.

— Разойдитесь немедленно! Отойдите! Ступайте в лагерь!

Он сердито последовал за носилками с Делани.

Казалось, в душе Дженны все перевернулось. Она смотрела вслед Генри, чувствуя себя совершенно беспомощной.

Значит, это все? Где же Ченс?

Ее силы иссякли, колени подогнулись. Вокруг сгущался удушливый туман — странный, белый, непроглядный. Боль во всем теле стала почти невыносимой. Дженна слишком устала, чтобы бороться с ней. Что-то горячее пролилось ей на ноги, но Дженна почти не заметила этого.

Ощупью пытаясь схватиться за что-нибудь, она нашла руку Лили. Дженна не хотела падать в обморок на виду у всех, выдавая свою слабость. Надо вернуться к палатке вместе с остальными, вместе с Лили и Делани. Все кончено. Хорошо еще, что Делани жив.

— Дженна!

Голос прозвучал странно, устало и напряженно, но Дженне показалось, что этот голос охватил ее целиком. Она подняла залитые слезами глаза и увидела, что Ченс стоит рядом с ее дедушкой. Это наверняка был не сон — ни в одном сне Ченс не мог привидеться ей настолько перепачканным кровью и грязью. Он стоял сам, без поддержки, у него сохранились обе руки…

Страх сменился волной ошеломляющего облегчения, и вместе с ним ушли последние силы Дженны.

— Ченс! Слава Богу, ты…

— Дженна!

Он бросился вперед и успел подхватить Дженну, которая начала падать. Опустившись на колени, Ченс обнял ее и в этот миг заметил кровь.

ГЛАВА 11

Ченс пробился через толпу, не слыша вопросы, не замечая любопытных взглядов, и понес Дженну к палатке. Лили и Соломон поспешили вперед, чтобы позвать врача.

Уложив Дженну на койку, Ченс укрыл ее одеялом. Крови на ее юбке было слишком много для обычных месячных недомоганий, она была бледна как смерть. Ченс знал, как помочь Делани, но что делать теперь, просто не представлял. Он понимал только, что случилось нечто страшное. И если он боялся за жизнь Делани, то страх за Дженну достиг в его душе такой силы, о существовании которой Ченс даже не подозревал.

Он присел рядом и взял ее за руку.

— Дженна, очнись! Прошу тебя, дорогая, приди в себя!

От его голоса Дженна пошевелилась, но, по-видимому, была слишком далеко, чтобы вернуться к нему.

В палатку вошел врач Урия Драммонд в сопровождении Соломона. Едва увидев кровь, врач приказал:

— Всем выйти. Если понадобится, я вас позову.

— Но что случилось? — спросил Ченс. — Она поправится?

— Пока не знаю.

Ошеломленный этой новостью, Ченс застыл на месте, но Соломон взял его под руку и повел из палатки.

— Кстати, Кайлин, — заметил Драммонд, споласкивая руки, — вы вовремя успели перевязать Делани. Ваша мать сейчас там, умывает его. Вам тоже не мешает умыться, чтобы я попозже осмотрел вас.

Ченс вышел из палатки. Позабыв о словах врача, он оставил Соломона и направился разыскивать Делани. Лили сидела с ним рядом, разбинтовывая руку и, по-видимому, не испытывая отвращения при виде окровавленной культи. Теперь Ченс порадовался, что в туннеле было темно — он не смог бы смотреть на Делани все эти часы, не давая ему переступить грань между жизнью и смертью.

— Как он, мама?

Лили не слышала, как в палатку вошел Ченс, и теперь удивленно оглянулась.

— О, Ченс! Как ты меня напугал! — Лили вскочила и крепко обняла его. — Я боялась за вас обоих!

— Знаю, мама. Я тоже перепугался — думал, что нам уже не выбраться оттуда.

Они подошли к койке, и Лили вновь начала хлопотать над Делани.

— Он то приходит в себя, то вновь теряет сознание. Как Дженна?

— Пока не знаю, — с трудом выговорил Ченс.

— Возвращайся и побудь с ней, — предложила Лили. — Я позабочусь о Делани, а тебе надо быть там.

— Ты в порядке, мама?

Она попыталась улыбнуться, но усталость и тревога не исчезли с ее лица. У Лили задрожали губы.

— Слава Богу, да. Но надо, чтобы кто-нибудь осмотрел рану у тебя на голове.

Ченс прикоснулся к ссадине, покрытой коркой запекшейся крови.

— Пустяки.

— Хотя бы промой ее! Ты ведь не хочешь до смерти напугать Дженну, когда она очнется?

Ченс неохотно вышел, чувствуя, что мать хочет побыть наедине с Делани.

В своей палатке он наскоро вымылся, побрился и сменил одежду. Вскоре к нему зашел Соломон с двумя чашками кофе.

— Выпей, Ченс, — предложил он, протягивая чашку. — Кофе подбодрит тебя.

Ченс слишком устал и тревожился за Дженну и Делани, чтобы вступать в споры с Соломоном и утверждать, что кофе ему ни к чему. Взяв чашку, он устроился под деревом. Соломон сел рядом.

Вокруг стояла тишина. Солнце садилось за горы, отбрасывая длинные тени. Усталые рабочие ложились вокруг прямо на траву и засыпали, но напряжение еще чувствовалось в дымном воздухе, к которому уже все привыкли.

Соломон и Ченс молчали, прислушиваясь к разговорам рабочих — в основном все строили догадки, почему произошел взрыв.

Выйдя из своей палатки, Генри чуть не столкнулся с доктором Драммондом. При виде врача все, кто еще не успел уснуть, насторожились, желая услышать, что стряслось с Дженной, — из любопытства или испытывая тревогу за нее. Генри шагнул вперед, удивленный, что врач осматривает Дженну, а не Делани — он ушел из туннеля прежде, чем Дженна, и ничего не видел.

— Что случилось с Дженной, доктор? — спросил он. — Переутомление? Я говорил ей, что нельзя так перетруждаться.

Драммонд оглядел любопытные лица, но прежде, чем он успел что-либо сказать, Соломон взял его за руку и отвел в сторону, к палатке. Генри и Ченс последовали за ними, и Соломон приказал:

— Генри, подожди нас снаружи.

— Хорошо, а Кайлин?

— Я хочу, чтобы он остался здесь.

В глазах Генри вспыхнуло подозрение.

— Что происходит, Соломон? Что ты скрываешь от меня?

Соломон понял, что произошло, едва увидел на одежде Дженны кровь. У его жены, Мариетты, несколько раз бывали выкидыши — она сумела выносить только одного ребенка. Теперь Соломон хотел только одного: чтобы не пошли слухи и не погубили репутацию его внучки. Хотя, вероятно, у многих мужчин могли возникнуть подозрения при виде крови.

Соломон без объяснений знал, что отцом ребенка был Ченс. Дженна работала слишком упорно, чтобы спасти его, — значит, она была влюблена. Разумеется, новость об их связи удивила Соломона, но он не собирался упрекать Дженну за ее чувственную натуру. Если бы сейчас рядом с ним была Лили, он не смог бы сдержать желание. Но Соломон видел, как плакала Лили, когда из туннеля выносили ирландца; видел, как она спешила к его палатке. В ее тревоге было нечто большее, чем просто сочувствие и желание помочь. Да, его Лили вновь была влюблена в другого.

— Я тоже хочу узнать, что случилось с Дженной, Соломон, — потребовал Генри.

Соломон нахмурился.

— Хорошо, Генри, но ради самой Дженны не передавай слова Драммонда никому другому. Доктор, мы вас слушаем.

— Боюсь, что у мисс Ли выкидыш, — спокойно произнес Драммонд.

Ченс не был готов к тому, что Генри ударит его в скулу, опрокидывая на землю.

— Сукин сын! — выпалил Генри. — Так я и знал — ты спал с ней! Я убью тебя!

Ченс с трудом поднялся, пригнулся и бросился на Генри, словно разъяренный бык. Одним ударом повалив Генри на землю, Ченс насел на него. Драка разгорелась прямо посреди лагеря. Отовсюду сходились рабочие, и вскоре дерущихся уже подбадривали громкими криками и свистом.

Генри удалось вскочить на ноги и пнуть Ченса в живот, но при втором замахе Ченс успел схватить его за ногу. Сильного рывка ему хватило, чтобы сбить Генри с ног. Поднявшись, Ченс дождался, пока поднимется и его противник.

Словно волки в смертельном поединке, они ходили лицом к лицу по кругу, выжидая момент для атаки. Генри замахнулся правой, но Ченс опередил его, нанеся удар Генри в нос, а спустя секунду — в живот. Генри согнулся пополам, из его носа хлынула кровь, но Ченс приготовился к очередному удару.

Внезапно кто-то из рабочих схватил его сзади за пояс. Генри оттащили подальше таким же способом. Ченс безуспешно пытался вырваться из кольца крепких рук.

— Это он подстроил взрывы в туннеле! — выкрикнул Ченс.

Генри пытался высвободить руку, чтобы утереть кровь, но его держали крепко, не давая пошевелиться.

— Ты спятил, Кайлин, — усмехнулся он. — Я тут ни при чем. Ты ничего не сможешь доказать.

Соломон пробрался сквозь толпу, поднимая руки жестом судьи, разнимающего борцов.

— Довольно! Время покажет, кто виноват. Карсон, Байерс, Смит, — вызвал он из толпы, — отправляйтесь в Кердален и привезите сюда шерифа. Передайте ему, что в противном случае мы примемся за дело сами. Остальные расходитесь по палаткам!

Генри и Ченса осторожно развели, опасаясь, что они вновь кинутся в драку. Зрители были возбуждены не меньше самих драчунов. Они подозрительно поглядывали на Генри, размышляя, правду ли сказал Ченс.

Соломон отвел Ченса в сторону.

— Бог мой, с чего тебе взбрело в голову, что взрыв подстроил Генри? Конечно, он не прочь завладеть компанией, но он не из тех, кто решается на убийства!

Тяжело дыша, Ченс утирал кровь, текущую из разбитой губы.

— Я и не надеялся, что ты мне поверишь.

— Конечно, ты для него соперник в борьбе за Дженну, но чтобы он решился на такое… ладно, остынь. Ритчи вскоре привезет доказательства, что во всем виноват Дерфи.

— Боже мой, Соломон! Не кажется ли тебе, что уже слишком поздно? Делани потерял руку, а Дженна — ребенка. — Ченс выдернул руку из пальцев Соломона и направился к палатке Дженны.

Соломон пошел за ним вслед, втайне надеясь, что обвинения против Генри не подтвердятся.

Ченс обнаружил, что Дженна мирно спит, а Урия Драммонд укладывает саквояж.

— Я дал ей успокоительное, — объяснил врач, — чтобы она как следует отдохнула. Вернусь проведать ее после того, как осмотрю Делани.

Ченс придвинул стул поближе к койке и осторожно взял Дженну за руку.

— На каком месяце она была, доктор?

— На третьем. Если бы я раньше знал об этом, опасности можно было бы избежать. Она просто не выдержала тяжелой работы, недосыпания и переживаний. Но есть вероятность, что она подвержена выкидышам. Несколько дней я пробуду здесь, чтобы присмотреть за ней и Делани. Ей надо побольше отдыхать — вы сможете проследить за этим?

Ченс склонился над Дженной.

— Вы не знаете, кто должен был родиться — мальчик или девочка?

— Нет. Так рано это невозможно определить.

Ченс испустил прерывистый вздох, ощущая страшную пустоту внутри.

— У нее еще могут быть дети?

— Да. Дженна — здоровая женщина, но ей уже тридцать лет, и, если она хочет иметь детей, я посоветовал бы ей не терять времени. Вы позволите дать вам один совет, Кайлин?

Ченс молча ждал.

— Не знаю, что было между вами, но если вы любите ее — а в этом я уверен, — вам лучше остаться здесь и провести с ней несколько дней. Пусть вашей работой займется кто-нибудь другой. После выкидышей женщины обычно чувствуют подавленность. Сейчас ваша любовь и понимание нужны ей, как никогда.

Ченс сжал в ладонях руку Дженны.

— Не беспокойтесь, я не собирался ее бросать.

Драммонд поспешил к Делани, чтобы обработать культю. Снаружи постепенно темнело. Ченс зажег фонарь и поставил его рядом с койкой. Подогрев воду, он осторожно смыл пыль и грязь с лица и рук Дженны, затем приподнял ей голову и расправил по подушке спутанные золотистые волосы. На следующий день он решил найти для нее более удобное ложе — до тех пор, пока Дженна не переедет в гостиницу.

Ченс вновь устроился на жестком стуле возле постели. Тонкие пальцы и ладони Дженны покрывали мозоли и ссадины от недавней работы. Ченс целовал их, словно верил в исцеляющую силу своей любви.

Господи, ведь она чуть не погибла, работая, чтобы вытащить его из туннеля! Дженна потеряла ребенка — его ребенка.

Внезапно грудь Ченса сжалась от боли. Слезы жгли ему глаза, и он время от времени сердито смахивал их, не желая выдавать свою слабость. Но в конце концов слезы потекли неудержимым потоком, и прошло немало времени, прежде чем Ченс сумел успокоиться.

К удивлению самого Ченса, ему за несколько минут удалось найти для Дженны пару мягких матрасов. Несколько рабочих посовещались между собой и с помощью досок, гвоздей, пил и веревок смастерили грубоватую кровать, на которую можно было уложить матрасы. Ченс перенес Дженну на новое ложе, и она слегка пошевелилась, но тут же заснула вновь.

Рабочих не стали оповещать о случившемся, им просто сообщили, что Дженна переутомилась и теперь нуждается в отдыхе.

На следующий вечер, в десятом часу Лили вошла в палатку со свернутой постелью и едой для Ченса.

— Как Делани? — спросил он.

Лили поставила тарелку на стол и отложила постель. Она заметила, какими красными от усталости и слез стали глаза Ченса.

— Доктор дал ему снотворное, и пока он спит.

— Боюсь, потеря руки будет для него тяжелым ударом. Пока мы были заперты в туннеле, я старался отвлечь его. Он боится, что ты разлюбишь его. — Ченс смотрел, как его мать приложила руку ко лбу Дженны, проверяя температуру. — Мне казалось, тебе нужен только Соломон, мама.

— Я уже давно люблю Делани, — ответила Лили, — и ничто не изменит мои чувства к нему.

— Я тоже говорил ему об этом.

— Ченс… — Лили положила руку на плечо сыну и сочувственно пожала его. — Не вини себя. Я знаю, сейчас тебе тяжело. Если кого и надо винить, так это человека, который пытался убить тебя.

Ченс не ожидал от матери таких слов.

— Почему ты считаешь, что кто-то пытался меня убить?

— Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, что произошло. В самом ли деле взорвался заряд, который не сработал в прошлый раз? Так говорят в лагере. Возможен ли такой случайный взрыв?

Ченс был слишком усталым, чтобы думать, но момент взрыва он запомнил отчетливо.

— Такое случается, мама. Ты ведь знаешь, Делани после каждого взрыва проверяет, все ли заряды сработали.

— Да, знаю, но как думаешь ты сам?

— Прежде всего, в туннеле мы увидели заранее пробуренные отверстия. Стоило Делани расширить одно из них, как заряд взорвался. Через несколько секунд взорвался еще один заряд, ближе к входу в туннель.

— И что же это значит, Ченс?

— По-видимому, в отверстие заранее заложили порох и прикрыли его тонким слоем камня. Стоило Делани коснуться этого слоя буром, и порох взорвался.

— А второй заряд?

— Это объяснить труднее. Но после первого взрыва мог сработать какой-нибудь заряд, оставшийся в туннеле от предыдущих работ.

— Мне что-то не верится, что в туннеле мог остаться невзорванный заряд и что два взрыва могли случиться почти одновременно.

— Да, но есть и другое объяснение — кто-то вывел запалы из туннеля и поджег их. Должно быть, этот человек рассчитал время между первым и вторым взрывами и соответственно подрезал шнуры. Тут был необходим очень точный расчет.

— Но, должно быть, сделать его нетрудно тому, кто знает, сколько времени горит шнур. Кроме того, после первого взрыва этому человеку понадобилось подождать, убедиться, что вы ранены взрывом, — разве нет? Прошло несколько минут, и вторым взрывом завалило выход. Кто последним выходил из туннеля?

Ченс уже не раз думал об этом за долгие часы, проведенные в туннеле. Именно потому он так открыто обвинил Патерсона.

— Последними выходили Айвс и Патерсон, мама. Они ждали, пока не уйдут рабочие, а затем Делани сказал, что больше их помощь не нужна.

Лили немного подумала над объяснениями сына, вздохнула и поцеловала его в щеку.

— Я пойду. Скажу тебе только одно — с этими людьми будь начеку. Лучше бы ты никому не доверял.

— Не буду. Мама, я пойду с тобой — хочу проведать Делани.

— С ним все в порядке. Лучше отдохни.

Когда Лили ушла, Ченс понял, что тревожные мысли теперь не дадут ему покоя. Он подозревал, что Лиман выкачивает из компании деньги, а теперь был уверен, что Патерсон заодно с ним, а где Патерсон, там и Айвс. Если так, то взрыв должен был не только убить его, но и обойтись Биттеррутской компании в кругленькую сумму.

Именно Патерсон предложил, чтобы взрывы проводил Делани, а затем почти настоял, чтобы ему помогал Ченс, зная наверняка, что им понадобится расширить оба отверстия. Делани тут был ни при чем, но злоумышленники решили заодно избавиться и от него. Второй взрыв, очевидно, был мерой предосторожности: если бы первый взрыв не убил Ченса, это сделали бы удушливый дым и обломки. Патерсон хотел, чтобы его смерть выглядела случайностью и не вызвала вопросов, и его план почти сработал. Если бы только Ченсу удалось доказать вину Патерсона!

Он заставил себя поесть, но не ощущал вкуса. Как лунатик, Ченс запихивал еду в рот, жевал и глотал. Закончив, он отставил жестяную миску и вернулся к своему посту у кровати, пренебрегая принесенной постелью.

Устроившись на жестком стуле, он долго смотрел на Дженну, пока его мысли не затуманились. Вскоре после полуночи он задремал.

Сознание вернулось к нему внезапно. Во сне Ченс вновь оказался в мрачном туннеле, в море крови, оторванных рук и ног, откуда-то издалека доносился жалобный плач ребенка — Ченс пытался найти его, но не мог. Внезапно он выпрямился на стуле.

В тусклом свете лампы он заметил, что Дженна поворачивает голову из стороны в сторону на подушке и что-то шепчет. Может, ее тоже мучают кошмары? И она стремится туда, в туннель, где плачет ребенок?

Ченс отвел волосы с ее щеки, и его прикосновение разбудило Дженну. Открыв глаза, она непонимающе огляделась.

— Ченс… — слабо проговорила она. — Ты жив! Мне снилось…

Прежде чем она договорила, Ченс упал на колени возле кровати и обнял Дженну. Он крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в волосы. Дженна ответила ему слабым объятием, но Ченсу хватило сознания, что она жива. Он хрипло забормотал ей на ухо:

— Я так тревожился за тебя, Дженна. Слава Богу, с тобой все хорошо…

Наконец уложив ее на подушки, Ченс внимательно вгляделся ей в лицо, убеждаясь, что с ней действительно все хорошо. Под глазами у Дженны появились круги, лицо было бледным, глаза утратили блеск.

Ченс поднес ее ладонь к губам. Вновь остро ощущая пустоту в душе, он тихо произнес:

— Как жаль, что ребенок погиб…

Ее глаза потемнели. Дженна отвернулась и уставилась в потолок, ушла в себя, выдернув ладонь из пальцев Ченса. Ченсу вновь показалось, что он потерял ее, что их связь исчезла, как дым, развеянный ветром. В палатке наступило тягостное молчание.

— Мне надо побыть одной, Ченс, — пробормотала она.

Врач предупреждал его об этом — отчужденность Дженны Ченсу следовало перенести с пониманием и терпением.

Ченс нехотя поднялся.

— Хорошо, Дженна, но я буду рядом. Если захочешь, позови меня.

Ему хотелось так много сказать ей, но теперь разговор приходилось отложить — неизвестно, надолго ли. Ченс должен выждать, пока затянутся ее раны — физические и душевные, и только потом признаться ей в любви.

ГЛАВА 12

Неделю спустя Дженна сидела у окна в гостинице «Силвер-Бенд». Гостиница была не так роскошна, как «Блэкшир» в Уолласе, но Дженна этого не замечала. Перед ней стоял накрытый стол. Дженна не ела — после гибели ребенка еда потеряла для нее всякий вкус. Врач сказал, что теперь всему ее организму придется приспособиться к резкому переходу от беременности к нормальному состоянию.

Рядом с Дженной за столом сидели ее дедушка и Генри. Мужчины говорили о железной дороге, но Дженна слушала их вполуха, наблюдая, как по тротуару напротив гостиницы шагает белокурый мальчуган, торопливо переставляя ножки, — это выглядело очень потешно, так как рядом с ним грациозной походкой шла его мать. Башмачки с широкими подошвами были предназначены, чтобы помочь ему привыкнуть к ходьбе, но Дженна решила, что ребенку было бы гораздо удобнее идти босиком.

— Скорее, Эдвард, иди ко мне, — донесся через открытое окно голос матери. Ребенок остановился, но тут же затопал к ней, неуверенно покачнулся, и женщина рассмеялась, подхватывая его за руки. — Нет, лучше держись покрепче.

— Сам! — заявил малыш и решительно зашагал вперед.

— Дженна, ты не хочешь чаю?

Вопрос Генри отвлек ее от малыша и его матери. Дженна уставилась на чашку, собираясь с мыслями.

— Нет, спасибо, — наконец ответила она.

— Но ты ни до чего не дотронулась.

— Я не хочу есть.

Генри взял ее за руку.

— Забудь о прошлом, Дженна. Не вспоминай про Кайлина. Зачем любить человека, который причиняет тебе боль?

Соломон нахмурился.

— Зачем настаивать, Генри? Она поест, когда проголодается. А что касается Ченса, пусть решает сама.

— Да, дедушка, — кивнула. Дженна. — Хватит говорить обо мне. Кто-нибудь знает, как чувствует себя Делани? Я еще не виделась с ним, а Лили говорит только, что рука заживает.

При упоминании Лили в глазах Соломона погас блеск. Дженна знала, что Соломон по-прежнему любит Лили и что ему трудно смириться с ее любовью к ирландцу.

— Ченс говорит, что он еще никак не может оправиться от удара — и действительно, потеря руки для него настоящий удар, — ответил Соломон. — Без руки он считает себя инвалидом и не желает никого видеть — особенно Лили. Ченс говорит, что он отворачивается от нее.

— Жаль, — искренне отозвалась Дженна. — Пожалуй, я навещу его.

— Тебе надо провести дома хотя бы еще одну неделю, — возразил Генри.

Дженна вздохнула. Генри был особенно внимателен с ней в последние дни, но ей надоели его хлопоты. Дженна чувствовала, что Генри оскорблен ее связью с Ченсом, но все еще не прочь жениться на ней. Это особенно раздражало Дженну: ведь Генри знал, что она его не любит.

Она вновь отвлеклась, вернувшись к собственному миру мыслей, грез и печалей. Ей с трудом удалось выйти из оцепенения.

— Дерфи уже допрашивали?

Генри откинулся на стуле, пожевывая зубочистку.

— Да, но его не в чем обвинить. Взрыв был всего лишь случайностью.

Соломон пренебрежительно фыркнул.

— Этот шериф не способен найти без карты даже главную улицу города! Взрыв — совсем не случайность, и я этого так не оставлю.

Соломон много размышлял о том, как уверенно Ченс обвинил Генри. Дженне он об этом не говорил, а втайне наблюдал, как ведет себя Генри, но пока ничего не замечал. Соломон не мог дождаться, когда в руках Джетро Ритчи окажутся существенные улики.

— Рабочие встревожились, когда Дерфи отпустили «за недостатком улик», — продолжал Соломон. — Надо поскорее обратить их энергию на пользу, пока они не устроили самосуд и не вздернули Дерфи на ближайшем дереве.

— Кто-нибудь закончил проводить взрывы в туннеле? — спросила Дженна, которая еще слишком хорошо помнила о случившемся и впервые задумалась над тем, нужна ли вообще железная дорога — слишком уж много страданий она причинила людям.

— Опять-таки по случайности в лагерь забрел рудокоп и сказал, что он знаком с Делани. Он пожелал помочь нам закончить работу.

— А где Ченс? — спросила Дженна. — Сегодня я его еще не видела.

— По-видимому, он предпочитает строительство работе сиделки, — язвительно заметил Генри. — Он вернулся на трассу, несмотря на советы Драммонда.

Дженна нахмурилась.

— Какие советы? Зачем Драммонду давать советы Ченсу?

— Когда я беседовал с Драммондом, он сказал, что тебе нужна поддержка отца ребенка, пока ты не оправишься. Врач посоветовал Кайлину побыть с тобой и помочь тебе перенести потерю.

Соломон снова фыркнул и подошел к Дженне.

— Я отведу тебя в комнату, детка. Похоже, наш разговор стал настолько скучным, что Генри пустился рассказывать басни.

Если бы Дженна могла убежать из гостиной, она так и сделала бы. Но, торопливо поднявшись, она покачнулась от внезапного головокружения и благодарно приняла руку Соломона, замечая, что Генри воспользовался предлогом, чтобы уйти. Дженне надоело выслушивать его язвительные замечания в адрес Ченса.

В своей комнате она удобно устроилась в зеленом шезлонге, который дедушка купил ей в Уолласе. Соломон подложил ей под голову подушку.

— Драммонд, правда, посоветовал Ченсу побыть рядом со мной, дедушка?

— Дженна, если бы глупость была в цене, Генри давно бы стал миллионером. Конечно, это неправда! Ченс был с тобой потому, что беспокоился о тебе. А теперь отдохни. Напрасно ты стала спускаться в гостиную.

Дженна взяла дедушку за руку и удержала его рядом, вглядываясь ему в глаза так пристально, словно надеялась прочитать мысли.

— Тебе стыдно за меня? — тихо спросила она. — Скажи правду, дедушка.

Соломон погладил ее руку, словно Дженна вновь превратилась в ребенка, испуганного тенями огромного дома — в детстве Соломону часто приходилось убеждать ее, что призраков просто не бывает.

— Дженна, что за глупости! — В его глазах появилась печаль. — Позволь ответить на вопрос вопросом. Ты перестала бы любить меня, зная, что я любил другую женщину, не только твою бабушку?

— Разумеется, нет. Я стала бы только считать тебя более…

— Каким? — Соломон в притворном гневе нахмурил брови. — Нет, будь честной до конца и не щади меня! Что ты хотела сказать?

— Ну ладно, — с проказливой улыбкой согласилась Дженна. — Если бы я знала о твоей любви к Лили, я стала бы считать тебя более простым, человечным.

Соломон усмехнулся.

— Любовь обретают немногие, лучшие из людей. Как же я могу стыдиться твоей любви? А что касается имени Ли, то наша репутация настолько крепка, что позволит пережить любой скандал. Вопрос в том, выдержишь ли это ты?

Дженна отвела глаза.

— Газеты приписывают мне столько любовных похождений, что, думаю, еще одно никого не удивит. Разница только в том, что эта связь — не мнимая, а реальная.

Соломон печально взглянул на внучку, слишком хорошо зная, что такое муки любви, и понимая, что помочь ей ничем не может. Точно так же, как Дженна ничем не могла помочь ему.

В дверь постучали. Соломон погладил Дженну по щеке и встал.

— К тебе гости, а мне пора. Попозже я зайду к тебе.

Соломон вышел, пропустив в комнату Ченса. Дженна мгновенно вспомнила, что сказал о нем сегодня за обедом Генри, но, увидев в руках Ченса букет горных цветов в стеклянной вазе, мгновенно забыла обо всем.

— О Ченс, какая прелесть!

Ченс шагнул к ней и с насмешливой галантностью поклонился. Вода из вазы пролилась на шезлонг, и Дженна рассмеялась. Ченс принялся вытирать ее, но преуспел только в том, что пятно стало еще больше.

Наконец он прекратил бесполезное занятие и протянул вазу Дженне.

— Осторожнее, из нее льется.

По-прежнему смеясь, Дженна рассматривала бутоны шиповника, штокроз и лилий, и только спустя некоторое время поняла, что Ченс еще стоит перед ней, неловко держа в руках шляпу. Дженна подняла голову, и ее улыбка исчезла, едва она увидела серьезное выражение на его лице. Он придумал весь фокус с цветами, чтобы сломать между ними лед. Ченс явно был готов к серьезному разговору. Дженна уже целую неделю чувствовала, что когда-нибудь этот разговор состоится.

Ченс придвинул стул поближе.

— Нам надо поговорить, Дженна, — мягко произнес он. — Ты же понимаешь, дальше откладывать этот разговор нельзя.

За прошедшую неделю Дженна слегка привыкла к тянущей пустоте внутри, но при этих словах ощущение одиночества и боли вновь усилилось. Дженна решила, что его уже не забыть и ничем не заполнить.

Она отставила цветы на столик рядом с шезлонгом и опустила голову, чтобы не видеть тревожные зеленые глаза Ченса.

— О чем ты хочешь поговорить?

Ченс с сожалением отметил, что ее голос вновь стал безучастным. Он уже и так слишком долго медлил — считая, что Дженне сейчас опасно волноваться. Теперь Ченс чувствовал, что она погружается в собственные мысли, которыми отказывается делиться. Может, он и вправду поспешил, но боль в душе не давала ему покоя.

— Ты могла бы сказать мне про ребенка, Дженна, — начал Ченс. — Я имел право знать… как-никак, ребенок был моим.

— Теперь это неважно, — голос Дженны стал ровным и холодным.

— Нет, важно, черт возьми! — взорвался Ченс. — Почему ты молчала? Может, ты вообще не хотела говорить мне о ребенке?

Ему показалось, что в глазах Дженны промелькнула жалость к нему. Надежда перейти самый трудный мост исчезла на глазах. Дженна уставилась в окно, словно смотреть туда было легче, чем на Ченса.

— Может, я действительно сделала ошибку, не признавшись тебе, — отчужденно проговорила она. — Но я боялась, что ты примешь мои слова за попытку заставить тебя жениться. — Ее голос постепенно звучал громче. — Я не хочу заставлять жениться ни тебя, ни любого другого мужчину. Ребенок погиб. Все кончено. Тебе незачем оставаться со мной — ты свободен.

Ченс пересел со стула на шезлонг и осторожно повернул голову Дженны за подбородок.

— Я не верю тебе, Дженна Ли. Если бы ты хотела прогнать меня, ты и пальцем не пошевелила бы, чтобы вытащить меня из туннеля, не стала бы работать до изнеможения. И если ты считаешь, что я пришел сюда только по велению долга, ты ошибаешься. Я здесь потому, что люблю тебя… и хочу, чтобы ты стала моей женой.

Дженна не смогла ответить, застыв в оцепенении. Какими бы удивительными ни были его слова, они прозвучали слишком поздно, чтобы исцелить рану. Дженна вспомнила о том, что сказал за обедом Генри, и в ее душе вспыхнули все сомнения и опасения, обиды и тревоги.

— Трудно поверить, Ченс. Прежде мне казалось, что ты готов послать меня ко всем чертям, едва дорога будет закончена. Только не говори, что дедушка подкупом или угрозами заставил тебя пойти на это!

Ченс был ошеломлен ее ответом на признание в любви. Он поднялся, внезапно желая оказаться подальше от нее. Что сделала с ним эта женщина? Все эти месяцы он в муках пытался примириться с любовью, но когда решился сделать признание, Дженна ответила так, словно ненавидела его.

— Твой дедушка ни к чему меня не принуждал, — выпалил Ченс. — Еще возвращаясь из Байярда вместе с Делани, я собирался просить твоей руки. Но ты спала, а Патерсон запретил тебя будить. Потому я отправился прямо в туннель и начал взрывы.

— Генри всегда был прав, — равнодушно отозвалась Дженна.

— О чем ты говоришь?

— Он сказал, что ты бываешь у меня только потому, что тебе посоветовал Драммонд. А жениться на мне ты хочешь, чтобы загладить чувство вины.

Эти обвинения оскорбили Ченса — особенно потому, что он не чувствовал за собой никакой вины.

— Значит, ты веришь Патерсону, а не мне?

— Но ведь Драммонд действительно советовал тебе побыть со мной?

— Да, но я обошелся бы и без его советов.

Дженна обдумала его ответ.

— Я могла бы тебе поверить, но зачем? Ты с самого начала дал мне понять, как ты ко мне относишься, а я имела глупость поверить, что смогу переубедить тебя. После первой нашей ночи в Кердалене я поняла: то, что сделал для твоей семьи дедушка, всегда будет самым важным для тебя, этого ты никогда не забудешь и не простишь. Соломон Ли останется между нами навсегда, Ченс. Даже после его смерти ты ненавидел бы его компанию и меня. Почему же ты так неожиданно изменился? Только не говори, что ты чувствуешь вину перед ребенком.

Ченс раздраженно провел ладонью по волосам.

— Это изменение не было неожиданным, Дженна. И вина здесь ни при чем. Ты даже не представляешь себе, как я мучился с тех пор, когда узнал, кто ты. Я хотел тебя с самого начала, но мне мешали твой дедушка и воспоминания.

— Ничего не изменилось — и тем более прошлое.

— Это для тебя ничего не изменилось, Дженна, но не для меня. Я выяснил, что твой дедушка — не святой, но и не грешник. В шестнадцать лет я считал его негодяем, который берет себе все, что захочет, и отшвыривает с пути тех, кто попадется ему под ноги. Но сейчас я вижу, что он всего-навсего усталый старик, который способен вселить страх в тех, кто позволяет ему это. Люди меняются, — добавил Ченс. — И я изменился, и Соломон. Может, я никогда не сумею полностью простить его, но теперь я понимаю, почему он так поступил. Он прибег к помощи своей власти, чтобы добиться любви моей матери. Но завоевать ее Соломону так и не удалось. В этой борьбе моя семья потеряла все, но сам Соломон потерял еще больше.

Ченс пытался успокоиться.

— Прошлого не изменить. Называй это как хочешь — мудростью, истиной, проявлением слабости — но мне все равно, кто твой дедушка и что он сделал. У меня есть собственная жизнь.

Пристальный взгляд Дженны дал ему понять, что эти слова оказали на нее воздействие, но в его благих намерениях она по-прежнему не была уверена. На глаза Дженны навернулись слезы.

— И ты хочешь, чтобы я сразу тебе поверила? Неужели ты считаешь, что не будет никакой расплаты, особенно после того, как я лишилась ребенка? Подумай хорошенько. И мне не помешает подумать. Может, тебе будет лучше остаться свободным.

Ченс чувствовал себя так, словно из-под ног у него выбили скамью. Это было невыносимо. Он открыл ей свою душу и сердце, и сделать это было нелегко. Но Дженна отвергла его дар, словно он ничего не значил. «Подумай хорошенько»… Как будто он мало думал!

Ченс решительно прошел к столу и взял шляпу.

— Ты сомневаешься в моих чувствах, Дженна, и теперь я начинаю сомневаться в твоих. Догадываюсь, ты никогда меня не хотела. Должно быть, все это время ты мечтала вернуться домой, считала нашу связь всего лишь приятным летним развлечением. Наверное, и в туннеле ты работала только затем, чтобы потерять ребенка и избавиться от позора!

— Неправда! Этот ребенок для меня значил все!

Но уязвленная гордость преодолела сочувствие.

— Обидно, когда тебе не верят, да? Я не стану умолять тебя стать моей женой, Дженна, не буду добиваться твоей любви. У тебя нет выхода, кроме как поверить мне. И если ты этого не можешь, значит, между нами ничего не было. А теперь, если позволишь, мне пора — у меня еще осталась дорога.

ГЛАВА 13

В последующие дни жара заставила строителей почти полностью прекратить работу на дороге. На деревьях сохли листья, трава осталась зеленой только на дне каньонов, куда не проникали солнечные лучи. Река обмелела, а многие ручьи пересохли еще в июле. Дождь в такую пору не смог бы оживить листву, но если бы он был достаточно сильным и продолжительным, он помог бы затушить лесные пожары.

Когда по озеру привезли локомотив и поставили на рельсы, Ченс впервые увидел Дженну после их ссоры. Она приехала вместе с Соломоном в блестящем удобном экипаже — легкий, устойчивый, он был куплен специально для Дженны. Издалека она выглядела так, словно полностью оправилась после выкидыша.

На Дженну была возложена почетная обязанность окрестить новый паровоз. Стоя среди толпы, Ченс наблюдал, как она искренне радуется этому, ее глаза блестят. Толпа разразилась радостными криками, когда огромная машина поползла по недавно проложенным рельсам, волоча за собой пассажирские вагоны.

Ченс испытывал смешанные чувства: ему и хотелось, и не хотелось подойти к Дженне. В конце концов он незаметно ушел с праздника и отправился прочь по тропе на Муллан.

По мере того как ложились вперед рельсы, локомотив перевозил по ним материалы и инструменты, таким образом облегчая труд рабочих. Журналисты ежедневно следили за тем, как идет строительство, особенно перед самым завершением, когда всеми овладело лихорадочное возбуждение. Жители Силвер-Бенд с нетерпением ждали возможности повеселиться на празднике в честь завершения дороги. В город прибывало немало гостей, не желающих упустить такой случай. Близ Силвер-Бенд пассажиры поезда пересаживались в фургоны, чтобы преодолеть оставшееся до города расстояние — там, где еще не были проложены рельсы.

Накануне праздника Ченс распорядился, чтобы работа начиналась в шесть утра.

— Дерфи не теряет ни единой минуты, — говорил он. — И если сейчас он идет почти вровень с нами, то в Силвер-Бенд мы можем прийти вторыми. Так что не будем упускать времени.

Ченс побывал в городе, пытаясь выяснить, что случилось с Джетро Ритчи. В последний месяц он не только не отчитался о своей работе, но и не показывался в Кердалене. Ченс уже опасался, что Ритчи что-нибудь узнал, но попался в ловушку и его убили. Ченсу не было дела до того, как относятся к Генри Соломон и Дженна — он уже давно держал Патерсона под подозрением и теперь хотел только доказать его вину.

В гостинице «Силвер-Бенд» Ченс поспешил на второй этаж, шагая через две ступеньки. Пройдя по устланному ковром коридору, он остановился у двери комнаты Дженны. Он уже сотню раз собирался поговорить с ней, и каждый раз его что-то удерживало. Завтра ожидались танцы, и Ченсу хотелось пригласить Дженну. Может быть, оказавшись вместе, они смогут выяснить недоразумение. Ченс уже о многом жалел и считал, что Дженна тоже ждет удобного случая, чтобы исправить ошибку.

Ченс уже поднял руку, чтобы постучать, но его остановили донесшиеся из-за двери голоса. Слов он разобрать не мог, но по тону понял, что Дженна беседует с Патерсоном.

Опять Патерсон! Вечно он крутится вокруг Дженны — с самого начала. Ченс подозревал, что отцом ребенка Дженны вполне мог быть другой человек, и, вероятно, Генри бросился на него только затем, чтобы отвести от себя подозрения.

Ченс чувствовал себя так, словно время на мгновение остановилось, а затем вновь вернулось к начальной точке. Но сможет ли он забыть обо всем, что случилось в этот промежуток времени? Сможет ли забыть, что он по-прежнему любит и всегда будет любить Дженну?

Ченс был достаточно зол, чтобы ворваться в комнату и выложить Генри все, что думает о нем, но вместе с тем боялся открыть дверь и увидеть Дженну в объятиях Патерсона. Это убило бы Ченса и сыграло бы на руку Патерсону. Если они и вправду любовники, лучше об этом не знать. С подозрением справиться еще можно, но вынести истину гораздо тяжелее.

Он заставил себя пройти по коридору к комнате, которую они занимали вместе с Делани. Ее дверь была заперта. Чертов Делани, он сидел взаперти целыми днями! Он запирался даже от матери Ченса, и Ченс знал, как обижена на это Лили. Но ирландцу еще придется за это ответить. Ченс с трудом выудил из жилетного кармана ключ.

Услышав звук открывающегося замка, Делани заплетающимся языком выкрикнул:

— Убирайся, ты! Мне не нужна компания.

Ченс шагнул в полутемную комнату. Делани вытянулся на постели в обнимку с бутылкой виски. Его одежда была измята и порвана, подвернутый рукав небрежно подколот. Делани приветственно замахал культей и пробормотал:

— А, так это дружище Кили! Чего тебе надо? Надеюсь, не виски? Сегодня в мои планы не входит великодушие.

Лили предупреждала Ченса, что Делани все сильнее впадает в отчаяние, несмотря на все усилия вернуть его к жизни, но в прошлый раз при встрече с Ченсом Делани еще держался. Ченс задумался, где может быть Лили. Может, Делани застал ее в объятиях Соломона Ли? Ченс был не в силах упрекать мать.

— И на том спасибо, ирландец. Я ищу напарника, чтобы хорошенько выпить, но тебе, вижу, напарник уже ни к чему.

Делани окинул его подозрительным взглядом, но Ченс этого не заметил. Даже если Делани заинтересовало, почему Ченс хочет напиться, он изобразил на лице полное равнодушие и приставил горлышко бутылки к губам.

— Ну, и где же твоя бутылка, Кили? Вижу, ты пришел с пустыми руками. Я был бы весьма обязан, если бы ты принес мне еще одну бутылку вместе с новой рукой, чтобы удержать ее. Я не отказался бы даже от старой — той, что потерял в твоем проклятом туннеле.

Ченс выхватил из рук Делани бутылку и протянул ему руку.

— Возьми, сукин ты сын! Отрежь мою, если это тебе поможет!

Делани бросился на него всем грузным телом, и оба мужчины покатились по полу. Бутылка выскользнула из пальцев Ченса, заливая янтарной жидкостью половицы. Увидев это, Делани взревел как бык и ударил Ченса культей. Он замахнулся здоровой рукой, но был слишком пьян, и Ченс уклонился от удара, а кулак Делани угодил в пол. Ирландец взвыл от боли.

Ченс перекатился и пригвоздил его к полу.

— Какой дьявол вселился в тебя, ублюдок?

Делани сопротивлялся, но опьянение лишало его сил. Наконец он сдался и перевел дыхание.

— Значит, теперь я ублюдок? И ты не лучше! Клянусь, тебе придется заплатить за эту бутылку!

Ченс взглянул в знакомое, заросшее щетиной лицо, искаженное от ярости, и понял, что главная причина злости Делани — вовсе не пролитое виски. Агония самого Ченса была еще глубже и мучительнее. В этот момент они были готовы прикончить друг друга, и причиной всему были любимые, но уже потерянные женщины.

Ченс сел на широкую грудь Делани.

— Боже, что с нами стало, Делани? Знаешь, похоже, мы были бы сейчас совсем в другом месте, если бы не прыгнули в тот поезд.

Делани попытался пошевельнуться.

— Что за дьявольщину ты несешь, Кили? И убери с меня свою жирную задницу — ты меня раздавишь.

Ченс поднялся и помог встать Делани.

— Пойдем, Делани, сходим в салун. Вспомни, ты всегда запрещал мне пить в одиночку.

Делани повернулся, силясь удержать равновесие. Он непонимающе уставился на Ченса, словно в его словах не было и капли смысла.

— Что ты говорил о поезде, Кили? Надеюсь, ты не заставишь меня снова прыгать — с одной рукой это будет потруднее, чем в прошлый раз.

Ченс потащил Делани к двери.

— Нет, в поезда мы больше прыгать не станем. Мы купим тебе бутылку виски — хорошего виски, а не дряни, которой ты только что травился.

— Слава всем святым, Кили! Ты великодушен, как никто другой, но если хочешь знать, я и без того пьян.

Ченс закрыл за ним дверь, мрачно взглянув в сторону комнаты Дженны.

— Да, знаю… но я еще слишком трезв.

— Нет, Генри. Эта дорога отняла у меня слишком много сил, и я не намерена покидать Силвер-Бенд — до тех пор, пока она не будет построена. Пусть мы проиграем, но я достаточно здорова, чтобы остаться здесь и принять поражение, если такое случится.

— Дженна, в последнее время тебе и так хватает разочарований.

— Но почему ты считаешь, что мы проиграем? У нас немало шансов опередить Дерфи.

Генри призвал на помощь все свое терпение и выглянул в окно, откуда были видны столбы дыма, поднимающиеся над горами, как гигантские белые грибы в лазурном небе. На его лбу прорезались морщины.

— Ходят слухи, что пожары вскоре дойдут до нас, — произнес он. — Всего два дня назад Дерфи пришлось бросить работу, чтобы тушить пожар совсем неподалеку отсюда. После этого от нас стали уходить рабочие. Возможно, мы окажемся в кольце пожаров.

— Все это я уже слышала. Но крупных пожаров поблизости не было, а если бы они были, уверена, Ченс и дедушка позаботились бы о рабочих.

— Кайлин не станет этого делать. Он пожертвует всем, лишь бы выиграть в этой гонке.

Дженна почти не верила Генри — особенно тому, что он говорил о Ченсе. Она уже поняла, какую досадную ошибку совершила, поверив ему. Недавно она беседовала с Драммондом, желая удостовериться, действительно ли врач попросил Ченса побыть с ней, но врач улыбнулся и сказал:

— Конечно, но уговаривать его мне не пришлось. Вам повезло, что он так заботится о вас.

Дженна понимала, что напрасно слишком внимательно прислушивается к словам Генри. Эти слова вместе с собственными сомнениями и подавленностью отдалили ее от Ченса в тот момент, когда оба они нуждались в поддержке. Дженна обвинила Ченса во лжи и этим глубоко уязвила его. Сможет ли она теперь попросить у Ченса прощения?

Генри уже не раз тревожился за нее — особенно часто намекая, что Дерфи может опередить их. Но теперь Дженна держала себя в руках, постепенно избавляясь от депрессии.

— Боюсь, я не согласна с тобой, Генри. Ченс беспокоится о рабочих. Только на прошлой неделе дедушка рассказывал: Ченс предложил рабочим уехать, и они единодушно согласились остаться. Они хотят победить, и все препятствия только придают им решительности.

— После всего, что сделал с тобой Кайлин, ты еще по-прежнему считаешь его рыцарем в сияющих доспехах? — пренебрежительно осведомился Генри.

Дженна молча отвернулась.

Генри вздохнул и взял ее за руку.

— Дженна, давай снова станем друзьями. Я подожду, пока ты не охладеешь к Кайлину. Только не отворачивайся от меня. Почему бы тебе сегодня не уехать в Кердален? Мне было бы спокойнее знать, что ты там. Пусть ты не думаешь, что наш проигрыш будет сильным ударом для тебя, но я боюсь этого. А что касается пожара… знаешь, я действительно беспокоюсь.

— Не могу поверить этому, Генри, — с улыбкой ответила Дженна. — Ты просто хочешь, чтобы я была подальше от Ченса, верно?

— И ты осуждаешь меня за это? — ответил Генри.

— Я просто остаюсь здесь, Генри. Только и всего.

Генри понимал, что Дженна стала упряма, как никогда прежде, но, по крайней мере, он попытался образумить ее.

— Хорошо, Дженна. Поступай, как знаешь, Бог свидетель, ты делала так всегда.

Он вышел из комнаты. Глядя на закрывшуюся дверь, Дженна еще долго и печально размышляла, неужели Генри прав, и удивлялась, могут ли надежда и глупость идти рука об руку.

Шум с улицы не давал ей уснуть. Взглянув на часы, Дженна заметила, что время близится к полуночи. Сбросив одеяло, она подошла к окну. Главная улица была ярко освещена фонарями, и посреди нее танцевали пары. Завтра предстоял настоящий праздник, но, по-видимому, гости города не захотели ждать.

Чуть поодаль временный отряд полиции, собранный по случаю праздника, разнимал драчунов. Вероятно, рабочие двух железнодорожных компаний наконец решили выяснить отношения.

Мужчин растащили, и троих из них повели в участок.

Еще один странный звук привлек внимание Дженны. Она прислушалась и наконец различила слова песни:

Это пение, больше напоминающее рев, приближалось. Дженна слышала стук каблуков по лестнице, ведущей на второй этаж гостиницы. На втором куплете песня оборвалась, послышался грохот, очевидно, оба исполнителя рухнули на ступеньки.

— Эй, я еще хочу жить, предатель!

Дженна сразу узнала акцент ирландца и звучный смех его спутника. Это были не кто иные, как упившиеся до полусмерти Ченс и Делани.

Они вновь принялись с пьяной старательностью выводить песню — от этого пения у Дженны по коже прошли мурашки. Она опасалась, что кто-нибудь пожалуется на беспорядки шерифу — это грозило тюремным заключением для Ченса и Делани. Решив, что тюрьма — не самое подходящее место для старшего инженера Биттеррутской компании, Дженна набросила шаль и вышла в освещенный коридор.

Одновременно в коридоре открылась еще одна дверь, и из нее высунулась Лили.

— Боже, что это за шум? — спросила она, увидев Дженну.

— Неприятно говорить, но это Ченс и Делани.

Вскоре оба мужчины одолели лестницу и повалились на пол коридора, запутавшись в ногах.

— Вечно ты падаешь, Кили. Ноги не держат, что ли?

— Кто бы говорил! Кто упал на этот раз — ты или я?

Делани повертел головой.

— Похоже, мы оба.

Ченсу наконец удалось встать, но ему стоило еще немалых усилий удержать равновесие. Он протянул руку Делани. Ирландец подал ему изуродованную руку, тут же отдернул ее, внимательно оглядел и подал другую.

— Вот моя рука, Кили. Забыл, с какой она стороны. Держись крепче, иначе свалишься.

Делани поднялся, мужчины обнялись, поддерживая друг друга, и побрели по коридору.

— Замечательная пара, — громко объявила Дженна.

Ченс и Делани остановились, подняли головы и уставились на Дженну и Лили.

— Чтоб я провалился, если это не наши цыпочки, — заметил Делани, и его голова вновь бессильно повисла. — В одних ночных рубашках. Поджидаете нас, красотки?

Лили взяла Делани за руку, пытаясь оттащить его от Ченса, и обнаружила, что не в состоянии удержать грузного ирландца. Она зашаталась, но сумела довести его до комнаты.

— Ложись спать, Бард. Поговорим, когда ты придешь в себя.

Делани не сопротивлялся. Когда дверь за ними закрылась, Дженна оказалась наедине с Ченсом. Он уставился на нее остекленевшими, налитыми кровью глазами. Казалось, им нечего сказать друг другу, но внезапно Ченс пробормотал:

— Кажется, они… в моей комнате. Наверное… она там останется, а я пойду в ее комнату…

Пол качался под ним, словно корабельная палуба в шторм, и Ченсу пришлось прижаться к стене. Он взялся за голову.

— Черт, сколько же я выпил… кажется, многовато…

— Зачем, Ченс? Ты ведь никогда не пил.

— Патерсон… и ты. Ты… была с ним. Я слышал, как вы говорили…

Дженна сжала губы.

— Вот именно — мы всего-навсего разговаривали. Он хотел, чтобы я уехала из Силвер-Бенд.

Значит, Ченс услышал голос Генри из ее комнаты и решил, что они занимаются любовью! Дженна улыбнулась. Ревность Ченса подняла ей настроение.

— Пойдем, я уложу тебя.

Обняв Ченса за пояс, Дженна повела его за собой — он, похоже, даже не заметил, что оказался в ее комнате. Он рухнул на постель, и Дженна стащила с него сапоги. Ченс заснул, не прошло и минуты.

Дженна сидела рядом, убирая со лба кольца черных волос. Глядя в лицо Ченсу, Дженна постепенно понимала, что значила для Ченса любовь к ней. Любовь к нему обошлась ей дороже, чем она рассчитывала, но вместе с тем принесла невыразимое наслаждение. Сблизившись с Ченсом, Дженна стала надеяться на лучшее в будущем, которое прежде представлялось ей унылым и однообразным.

Она хотела поверить его словам о любви, если бы Ченс решился повторить их вновь.

ГЛАВА 14

Соломон смотрел из окна, как танцуют на улицах люди. Их освещали фонари, над городом плыл дым пожара, напоминая туман. Играл наскоро собранный оркестр, но в музыку вплетались звуки из многочисленных салунов, создавая какофонию, на которую, по-видимому, не обращал внимания никто, кроме Соломона. Мужчины пировали в салунах, и женщины не отставали от них, наполняя стаканы пуншем.

Соломон вглядывался, надеясь заметить среди танцующих Лили, но не видел ее. Он уже не раз подумывал, может быть, все кончено между Лили и ирландцем. Соломон решил не вмешиваться в жизнь Лили, но, стоило ей лишь захотеть, он с радостью принял бы ее в объятия.

Вытащив из кармана платок, он вытер пот со лба. Жара не спадала даже после захода солнца. Для веселья было чересчур душно. Кроме того, старикам уже пора в постель.

В дверь постучали.

«Кого там принесло? Я не нуждаюсь в обществе — если, конечно, это не Лили».

Последнее предположение заставило Соломона воспрянуть духом, и он поспешил распахнуть дверь. Вместо Лили на порог шагнул Оуэн Айвс, положив руку на кобуру.

Разочарованный Соломон отвернулся и налил себе виски.

— Чего тебе, Айвс? Уже поздно, я хочу спать.

Айвс проследовал за ним в комнату и прикрыл за собой дверь. Соломон услышал скрежет металла по коже и с тревогой обернулся. Револьвер сорок пятого калибра был нацелен ему в грудь. В круглых черных глазах Айвса появился блеск — уверенный блеск человека, который не побоится выстрелить.

— Если ты хочешь спать, Соломон, я охотно помогу тебе.

Жара была удушающей. Дженна проснулась и обнаружила, что лежит в объятиях Ченса, от которого несло жаром, как от печки. Дженна высвободилась из его рук и отбросила простыню. Она попыталась снова заснуть, но на улице еще шумели, а в открытое окно тянуло дымом. За несколько недель все жители города уже привыкли к дыму пожаров, но на этот раз дым был каким-то другим. Он напомнил Дженне дым смолистых сосновых веток по утрам, когда кто-нибудь в лагере первым разводил костер.

Она выбралась из постели, решив, что лучше закрыть окно и страдать только от жары, а не от шума и вони. Внезапно где-то недалеко прозвучали два выстрела. Дженна мгновенно очнулась от вялого полусна. Музыка оборвалась. Пение и смех сменились воплями и выстрелами.

Дженна всмотрелась в темноту. На улице в панике разбегались люди. Склон горы, стеной возвышающийся над городом, был охвачен пламенем, которое с ужасающей быстротой пожирало на своем пути сухую траву и кусты. Дженна видела, как из города к склону бегут люди с лопатами.

Бросившись к кровати, она принялась трясти Ченса.

— Ченс, проснись! Пожар!

Он вскочил, быстро трезвея.

— Где?

— У самого города, на северном склоне каньона.

Дженна зажгла свет, и они начали поспешно одеваться. Подхватив фонарь, Дженна поспешила вслед за Ченсом в коридор.

— Буди Соломона, — приказал он. — Я разбужу маму и Делани.

Дженна постучала в дверь комнаты Соломона, но ей никто не ответил. Она заколотила по двери сильнее. Дверь напротив распахнулась, оттуда высунулась женщина.

— Это место начинает напоминать мне центральный вокзал, — фыркнула она. — Отовсюду шум! Скажите, ради Бога, что вам здесь понадобилось посреди ночи?

— Помогите разбудить жильцов, — спокойно попросила Дженна. — Огонь подходит к городу. Нам надо…

Женщина мгновенно ударилась в истерику и завопила, обернувшись в комнату:

— Лютер! Пожар! Мы все погибнем! Пожар!

Ее визг огласил всю гостиницу. В комнатах послышались торопливые шаги и голоса.

Дверь в комнату Соломона оказалась незапертой, но войдя, Дженна обнаружила, что там пусто. Она подняла лампу повыше, осветила темные углы, но Соломона нигде не было.

В коридоре Дженна столкнулась с Ченсом.

— Дедушки в комнате нет, — с тревогой сказала она. — Странно, куда он мог уйти в такой час?

Ченс попытался успокоить ее.

— Не волнуйся. Может, он просто вышел узнать, что случилось.

Лили и Делани выбежали из комнаты, торопливо одеваясь. Все четверо стали пробираться к лестнице, расталкивая постояльцев в ночных рубашках, вышедших в коридор с лампами и саквояжами в руках. Среди них Соломона тоже не оказалось.

— Должно быть, он помогает тушить пожар, — сказала Дженна.

Они спустились с лестницы. Новость о пожаре уже разнеслась по первому этажу. Одни постояльцы торопливо выбегали из гостиницы, другие наоборот, спешили в свои комнаты за вещами.

На улице перед входом Соломона тоже не оказалось. Весь город, освещенный ало-оранжевым пламенем пожара, представлял собой фантастическое зрелище, поднявшийся ветер только раздувал огонь, и он взметнулся огромными языками вверх.

Изо всех домов выбегали люди. За считанные минуты до реки протянулись цепочки с ведрами. Мужчины вооружались лопатами и топорами и бежали к северной окраине города, чтобы рыть траншеи — об этом следовало бы позаботиться заранее. Те, кто не знал, что делать, метались в растерянности, высматривая своих близких в толпе мечущихся людей, увертываясь от лошадей и фургонов.

На склоне горы огонь добрался до деревьев и принялся пожирать их сухие ветки с молниеносной быстротой, поднимаясь высоко в небо. Огонь захватывал кустарники и траву, торопливо расправлялся с ними, оставляя после себя целые акры опустошенной земли и постепенно подбираясь к первым рядам домов города. Пламя распространялось во все стороны, где только находило себе пищу. Силвер-Бенд составляли строения из бревен, и потому город был совершенно беззащитен перед огнем.

По улице промчался всадник, крича:

— Женщины и дети, спасайтесь! Бегите к поезду!

Ченс быстро принял решение.

— Надо забрать из конюшни лошадей и поскорее выбираться отсюда.

Дженна умоляющим жестом схватила его за руку.

— Я не могу уехать без дедушки! Разреши, я поищу его!

— Я никуда без него не уеду, Дженна, но хочу, чтобы вы с мамой поскорее оказались в безопасности.

— А что будет с тобой? Мы не можем оставить тебя здесь одного.

Ченс забыл про опасность, видя тревогу в глубине глаз Дженны. Она крепко сжала ему руку. Неужели она любила его?

Сейчас Ченс был способен только привлечь ее к себе и поцеловать, пытаясь прочесть ответ в ее губах и объятиях. Но рядом ждали Делани и Лили, беспокойно оглядываясь. А бушующий огонь вовсе не желал ждать.

— Со мной все будет в порядке. А теперь вместе с мамой отправляйся к поезду.

Они вытянулись цепочкой — Ченс возглавлял ее, а Делани замыкал, — и пробились по тротуару, крепко держась за руки, чтобы не потеряться в перепуганной толпе.

До конюшни было недалеко, но вся четверка устала пробираться сквозь бушующую толпу. В конюшне царила суматоха. Встревоженные лошади бились в денниках, обрывая привязи. Некоторые сумели вырваться из конюшни и галопом помчались по улицам, не разбирая дороги. В коррале лошади сбились вместе и пытались прорваться через изгородь.

Владелец конюшни был напуган не меньше, чем лошади. Он суетился, не зная, что будет лучше — освободить животных или дождаться, пока за ними придут хозяева.

Наконец он узнал Ченса.

— Лучше уходите отсюда, Кайлин. Говорят, еще один пожар вспыхнул между Силвер-Бенд и Мулланом. Никто не знает, правда ли это, но мы попадем в ловушку, если не прорвемся к перевалу — вы же знаете, по южной дороге ночью ездить опасно.

— Сможет ли поезд пробиться к озеру?

— Не знаю, скажу только, что здесь больше народу, чем сможет увезти ваш состав и поезд Дерфи.

— Соломон Ли не приходил за лошадью и повозкой?

— Нет, я его не видел.

Ченс вывел лошадей из конюшни и торопливо оседлал их. Дрожащие оранжевые языки пламени вздымались над городом, как чудовищные руки, распространяя жар, по сравнению с которым жар в кузнечном горниле показался бы прохладой.

— Делани, — позвал Ченс, отворачиваясь от этого страшного зрелища, — поезжай с женщинами. Если вы прорветесь к дороге и увидите, что поезду там не пройти, найдите себе безопасное место. Я догоню вас позднее.

Делани кивнул, подсадил Лили в седло и подобрал поводья.

Ченс повернулся к Дженне. У нее от страха округлились глаза, в них отражалось пламя пожара. Недосказанные слова повисли между ними, и теперь, перед расставанием, оба понимали, что им может больше никогда не представится случая признаться во всем.

Внезапно Дженна бросилась в объятия Ченса.

— Ченс, я люблю тебя! Раньше мне мешали сказать об этом смущение и боль. После того, как я потеряла ребенка… о, зачем я слушала Генри!

Если бы Ченс мог, он привлек бы ее к себе поближе и спрятал у самого сердца. Он прошептал ей на ухо:

— Боже, Дженна, и я люблю тебя. Скажи, что ты согласна стать моей женой, когда кончится весь этот кошмар.

Она откинула голову, чтобы взглянуть ему в глаза, и успела прошептать «да!», прежде чем Ченс приник к ее губам в страстном поцелуе. Сразу же вспомнив об опасности, он с трудом отстранился и помог Дженне сесть верхом на Десперадо.

— Уезжайте поскорее, — приказал Ченс, не отпуская ее руку. — Не тревожься, я найду Соломона. Только не задерживайтесь в каньоне — если огонь перегородит выход, вам придется мчаться в объезд, через южный перевал, а там слишком много камней.

Дженна дотронулась до его подбородка, словно хотела запомнить это ощущение.

— Будь осторожен, Ченс.

— Обязательно, Дженна. Я вернусь к тебе, обещаю.

Смахнув слезы, Дженна пошла вслед за Лили и Делани. Ченс наблюдал, как они пробираются через густую толпу, и молился, чтобы все обошлось. Затем он повернулся к владельцу конюшни.

— Мне нужна еще одна лошадь — для Соломона.

Владелец кинулся к корралю.

— Сию минуту!

Немного погодя, Ченс выехал на улицу, ведя на поводу второго жеребца. Толпа уже бросилась бежать из города, и Ченсу пришлось двигаться словно против течения. Он видел, что команды пожарников пытаются потушить огонь, охвативший крайние дома улицы. Пламя быстро распространялось по городу. Оно было слишком сильным и неумолимо двигалось вперед.

Ченс тщетно оглядывал толпу, надеясь заметить в ней Соломона. Он вернулся к гостинице, думая, что старик ищет их там. Приблизившись к большому двухэтажному зданию, он заметил, что дом за гостиницей уже охватило пламя. Искры летели во все стороны, прожигая одежду, опускаясь на крышу гостиницы. Ченс понимал, что бревенчатые стены строения могут вспыхнуть в любую секунду.

Он спешился и привязал лошадей у крыльца, надеясь, что они в панике не оборвут поводья и их никто не уведет. Никто не остановил Ченса на крыльце, ни в коридорах — гостиницу давно покинули люди.

Ченс ворвался в комнату Соломона. Отблеск пламени от горящего здания освещал комнату, и Ченс сразу заметил, что старика здесь нет.

— Черт побери, Соломон, где ты?

В полном отчаянии он стал рыться в вещах, надеясь понять, куда мог подеваться Соломон, но так и не напал на след.

Он выбежал в коридор.

— Соломон! Соломон, отзовись!

Ченс бежал по коридору и кричал, прислушиваясь, не послышится ли ответный крик.

Ему никто не отвечал.

Ченс направился к выходу, но дверной проем внезапно загородила массивная фигура — Ченс безошибочно узнал в ней Оуэна Айвса. Этот человек всегда был невозмутимым, возможно, даже слишком. Даже сейчас, когда кругом бушевало пламя, он держался так, словно видел перед собой горящую спичку.

— Ищешь Соломона? — небрежно спросил он.

Внезапно Ченс почувствовал себя оленем, которого уже много миль преследовала пума, а он заметил это только сейчас.

— Ты и сам это знаешь, ублюдок.

Губы Айвса раздвинулись в злобной улыбке.

Что-то твердое уперлось в спину Ченса — дуло, в этом он не сомневался ни секунды. Одновременно чужая рука выдернула кольт из его кобуры.

— Так мы и думали, что ты станешь искать его, — раздался позади голос Патерсона. — Будем рады показать тебе дорогу.

ГЛАВА 15

Шериф повернул ключ в замке и распахнул дверь камеры.

— Вы, трое, убирайтесь отсюда, пока не изжарились живьем!

Торопливо поблагодарив его, бывшие заключенные присоединились к удирающим жителям города и пробежали всю улицу за рекордное время. Шериф повернулся к лошади, и тут выстрел опрокинул его на землю. Звук выстрела заглушили треск и рев пламени.

Айвс, Патерсон, Лиман и Дерфи вынырнули из-за угла, таща за собой связанных Ченса и Соломона.

Айвс равнодушно взглянул на мертвого шерифа и сунул револьвер в кобуру.

— Дерфи, возьми ключи и запри его вместе с этими двумя.

Под дулами револьверов Ченс и Соломон вошли в городскую тюрьму. Это здание напоминало крепость с тяжелой деревянной дверью и единственным окном, забранным железной решеткой. О побеге оттуда не могло быть и речи, и их крики о помощи вряд ли кто-нибудь услышал бы в опустевшем городе.

Соломон уже догадался о планах Генри — планах, которым предстояло помочь ему разбогатеть за счет Соломона. Выкачивание денег из компании было удачным ходом. Еще сильнее Соломона потрясло предательство Лимана. Все эти годы Соломон считал его самым верным из служащих. И, разумеется, его совершенно ошеломила готовность этих людей совершить убийство. Они уже убили Бартлета, Уэстбрука, охранников, Барлоу, даже Шаня так, что это выглядело трагической случайностью. Как сказал Ченс, злоумышленники надеялись, что он тоже погибнет во время взрыва в туннеле.

Теперь им была обеспечена победа. Если Генри убедит Дженну выйти за него замуж — а он непременно попытается, — то получит и компанию Соломона. Если бы только Соломону удалось предупредить ее, каковы намерения Генри! Но впервые в жизни Соломон оказался совершенно беспомощным.

— Почему бы тебе не пристрелить нас, Генри? — заметил он. — Зачем затевать всю эту ерунду?

Генри подошел к открытой двери тюрьмы, равнодушно наблюдая, как Айвс развязывает пленников.

— Соломон, ты прожил славную жизнь и, по-моему, заслужил особенной смерти. Пули для тебя будет маловато. О твоей смерти будут писать на первых страницах газет — заманчиво, верно? А тебе, Кайлин, просто не повезло — напрасно ты встал у меня на пути. Жаль, что ты не сдох в туннеле.

— И ты думаешь, что после всего этого Дженна выйдет за тебя замуж?

— Да, в этом я уверен. Она никогда не узнает, что я прикончил тебя. Нас ни в чем не обвинят — как видишь, свидетелей здесь нет. — Патерсон отошел. — Запри их, Айвс, и поедем. Двинем к южному перевалу, чтобы ни с кем не встретиться по дороге, и еще поспеем на поезд.

Дженна и Джетро Ритчи гнали упирающихся коней к городу, охваченному пламенем. Пламя уже приближалось к выходу из каньона, в любой момент рискуя перекрыть его. Все горожане покинули город. Мимо всадников во весь опор промчались последние мужчины, которые до последней минуты пытались потушить пожар.

Ритчи встретился с Дженной на полпути к железной дороге — оказалось, что он только что собрал улики, которых хватило бы, чтобы Генри и его приятелей приговорили к пожизненному заключению. Ритчи удалось подслушать их разговор об убийстве Ченса и Соломона. Дженна не могла поверить этому, но если душой она сопротивлялась, то рассудок убеждал ее в обратном. Теперь она понимала: Генри пытался увезти ее из города не зря — он рассчитывал, что пожар поможет ему замести следы.

Сейчас, глубокой ночью, вокруг было светло, как днем. Весь северный склон горы над городом объяло пламя. Ревел ветер, вздымались огненные языки, дым плыл над деревьями, поднимаясь на сотню футов в небо. Деревья трещали и гнулись от невыносимого жара. Искры затмевали звезды. Если бы не Ченс и дедушка, Дженна ни за что не решилась бы вернуться сейчас в город.

На окраинной улице уже не осталось ни единого уцелевшего строения — здесь дома стояли, тесно прижавшись друг к другу, и потому огонь беспрепятственно перекидывался с одного дома на другой.

Очевидно, это зрелище потрясло Ритчи и заставило его отказаться от своих намерений.

— Должно быть, их уже убили, мисс. Жаль, конечно, но нам надо удирать отсюда самим, пока не поздно. Рисковать своей жизнью я не нанимался.

Дженна схватила поводья, боясь, что Ритчи оставит ее одну.

— Мы должны их найти! Прошу вас, останьтесь и помогите мне.

— Мисс, какого черта им здесь делать, если только их не убили или не связали? Может, они успели уехать.

— Но тогда мы бы встретились с ними по дороге.

— А если они отправились к южному перевалу?

Дженна сердито вонзила каблуки в бока Десперадо.

— Я никуда отсюда не поеду. Если хотите, уезжайте, но если они здесь, я не дам им погибнуть.

Джетро Ритчи не мог уронить свое достоинство перед женщиной. Мысленно проклиная Дженну, он последовал за ней.

В начале главной улицы кони заупрямились — огненная стена подходила сюда слишком близко. Рев пламени оглушал их, жар становился невыносимым, вокруг рушились горящие дома. Если Ченс и Соломон находились в одном из них, спасать их было уже слишком поздно.

Дженна ухватилась за последнюю надежду — ближайшая к реке улица была еще цела. Они просмотрели каждый дом — в большинстве из них двери были распахнуты, и комнаты были хорошо видны с улицы. Другие же дома требовали внимательного поиска, и Дженна с Ритчи обходили их по очереди.

После того как был обыскан последний дом, Дженна повернулась в седле и печально взглянула на полыхающие дома по другую сторону улицы.

Ритчи сочувственно произнес:

— Сожалею, мисс, но их здесь нет, и если они в каком-нибудь из тех домов, они уже мертвы.

Надежда Дженны таяла с каждой секундой, но она не собиралась прекращать поиски. Она не могла уехать. Ченс и дедушка были ее единственными близкими. Однако Ритчи был прав — все уцелевшие в городе дома они уже осмотрели.

Жгучие слезы покатились по лицу Дженны, пока она оглядывала горящий город.

— Ритчи, тюрьма! Мы еще не искали их в тюрьме!

Галопом они добрались до строения, стоящего поодаль от остальных и почти незаметного под прикрытием кустарника. Дженна осадила Десперадо перед дверью тюрьмы и спрыгнула с седла. Внезапно она услышала от реки конское ржание — из кустов выбежал жеребец Ченса вместе со вторым, незнакомым Дженне конем.

— Это их лошади! — Она бросилась к двери тюрьмы и забарабанила по ней кулаками. — Ченс! Дедушка! Вы здесь?

— Дженна! — послышался изнутри радостный голос Ченса. — Как хорошо, что ты здесь! Но нам не выбраться отсюда — дверь слишком прочная. Надо попробовать выломать решетку на окне.

— Хорошо! Со мной Ритчи. Сейчас мы вас выпустим!

— Поскорее, — послышался нетерпеливый голос Соломона. — Мы чуть было не изжарились здесь.

Неловкими пальцами, одеревеневшими еще сильнее от испуга и близости огня, Ритчи привязал веревку к решеткам на окне и протянул ее Дженне.

— Мисс, обмотайте ее вокруг седла, да покрепче, и по моей команде хлещите коня как можно сильнее.

Дженна наблюдала, как Ритчи привязал к решетке вторую веревку и привязал ее свободный конец к луке своего седла. По команде они хлестнули лошадей. Дженне казалось, что седло вот-вот свалится со спины лошади вместе с ней. Оба коня напряглись, круто выгнув шеи. К радости Дженны, железная решетка начала поддаваться.

— Давайте, мисс, поднажмите! Еще немного!

Из окна полетели щепки, решетка рухнула, потащив за собой оконную раму. Теперь отверстие было достаточно большим для Ченса и Соломона. Ритчи отвязал веревки, тревожно поглядывая на приближающуюся стену огня.

— Придется уезжать через южный перевал.

Ченс вскочил в седло своего коня, а Соломон взял коня шерифа — на нем было седло. Ченс первым поехал по извилистой тропе к южному перевалу. Вскоре им пришлось замедлить шаг — тропа круто поднималась в гору. Лес возле города был замусорен валежником, а пеньки представляли еще большую опасность, чем деревья. Первый рассветный луч солнца помогал им найти дорогу, но, перевалив через гребень и оказавшись в следующем каньоне, путники вновь попали в темноту и видели только алый отблеск за спиной. Издалека донеслись два длинных гудка одного из поездов — сигнал к отправлению.

Путники пытались придержать лошадей на южном склоне, но даже крутой подъем не останавливал животных. Они с силой упирались в землю ногами, иногда камни вылетали из-под копыт, и лошади скользили вниз. Дженна отпустила поводья, зная, что инстинкт Десперадо подскажет ему, как найти самый лучший путь. Дженна ничего не видела в полутьме, среди черных теней. Ветки хлестали ее по лицу, норовя выбить из седла, но вороной твердо стоял на ногах, и Дженне удавалось усидеть на нем.

Наконец они добрались до дна каньона и нашли дорогу, по которой фургоны возили лес. Все потянули поводья, давая коням отдых.

— Теперь мы в безопасности, — объявил Ритчи. — Правда, неподалеку от Муллана вспыхнул еще один пожар и подбирается к железной дороге. Не удивлюсь, если поезду придется повернуть обратно.

— Им некуда поворачивать, кроме как в Силвер-Бенд, — ответил Ченс. — Они окажутся между двух огней.

— Может быть. Предлагаю проехать до Дорси или даже до перевала и взглянуть, что случилось.

Конь шерифа выглядел совершенно обессиленным, по его шее струился пот. Ченс подумал, одолеет ли животное путь до поезда.

— В этом поезде моя мать и мой лучший друг, — ответил он. — Я должен быть там, чтобы помочь им. Кроме того, шайка Патерсона тоже спешила на поезд. Пора посчитаться с ними — я не намерен ждать.

— Тогда тебе надо мчаться во весь дух, Кайлин. Я не смогу поспеть за тобой, — ответил Ритчи. — Я гнал коня до Силвер-Бенд — он уже еле дышит.

— Ладно, я поеду один. Поезд находится отсюда в какой-нибудь миле.

— Тебе понадобится оружие. — Ритчи отстегнул кобуру и протянул ее Ченсу. — Эта шайка опасна.

Вмешался Соломон:

— Я бы поехал с тобой, но боюсь, только задержу тебя.

Ченс понимал, что стремительная скачка будет слишком тяжелым испытанием для старика, и потому согласно кивнул.

Дженна повернула Десперадо и подъехала поближе.

— Я поеду с тобой, я смогу помочь, — решительно произнесла она, но ее взгляд говорил: «Я не хочу, чтобы нас снова разлучили».

Ченс понял ее чувства так отчетливо, словно собственные, но заметил:

— Это слишком опасно, Дженна. Ты ведь знаешь, Айвс не остановится ни перед чем.

Дженна выпрямилась в седле и с вызовом подняла подбородок.

— У меня ничуть не меньше шансов уцелеть, чем у тебя.

Ченс обратился за поддержкой к Соломону, но старик промолчал. Оба знали, что спорить с Дженной Ли, когда она уже приняла решение, — бесполезное занятие, напрасная трата времени.

Вдалеке вновь загудел поезд.

— Хорошо, — сдался Ченс. — Едем!

ГЛАВА 16

Небо посветлело, когда им удалось нагнать «Силверадо» — тот уже был довольно далеко от центральной станции Кердалена.

— Там Генри и остальные! — крикнула Дженна, указывая вперед. — Они прыгают в поезд!

Ченс и Дженна наблюдали, как четверо мужчин по очереди прыгают с седел, хватаются за лестницу служебного вагона и быстро забираются на крышу. Последним в поезд прыгал Генри. Обернувшись, он увидел Ченса и Дженну и поспешил к остальным.

— Черт побери, они нас увидели! — крикнул Ченс. — Теперь, должно быть, они спрыгнут при первом удобном случае. Если они доберутся до Канады, мы их потеряем. Надо скорее забираться в поезд — лошади еле дышат, мы не сможем нагнать поезд, когда он наберет скорость.

Пока поезд шел небыстро, к тому же был перегружен. Три пассажирских вагона были переполнены плачущими женщинами и детьми, в двух грузовых вагонах и служебном теснились мужчины. Многим пришлось разместиться на крышах.

Делани и Лили стояли на площадке служебного вагона и напряженно наблюдали за всадниками. Поравнявшись с поездом, Ченс легко перепрыгнул с седла на платформу.

Он вцепился в поручень и протянул руку Дженне.

— Скорее! Хватайся за руку и прыгай!

Беспокойство в его глазах не помогло Дженне избавиться от страха. Она пришпорила Десперадо, заставляя его набрать головокружительную скорость, и пригнулась к его шее, чувствуя под щекой жесткую гриву. Сначала ей удалось нагнать служебный вагон, но внезапно он начал убегать.

Охваченная паникой, Дженна погнала коня быстрее, и тот помчался размашистым галопом. Дженна потянулась к перилам и наконец уцепилась за них. Чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из ее груди, она высвободила ноги из стремян, схватилась за перила обеими руками и прыгнула из седла. В это время поезд тряхнуло, ее бросило вперед, оттолкнуло назад, но подоспел Ченс. Вскоре Дженна почувствовала под ногами твердую платформу.

Переводя дыхание, оба смотрели, как кони удаляются от железной дороги — вместе с остальными, сбежавшими из Силвер-Бенд, они должны были спастись от пожара.

— Машинист задерживал поезд до последней минуты, — крикнул Делани под стук колес, — но пассажиры чуть не взбунтовались.

Нахмурившись, к ним подошла Лили.

— Что с Соломоном? Он…

— Он жив, — с трудом выговорила Дженна. — Они с Ритчи отправились в Дорси.

Лили облегченно вздохнула и уткнулась в грудь Делани.

Ченс надвинул шляпу на лоб и оглядел лестницу, ведущую на крышу служебного вагона.

— Полагаю, Ритчи рассказал вам, что Патерсон, Айвс и Лиман объединились с Дерфи и пытались устроить саботаж в Биттеррутской компании?

— Да, — ответил Делани. — Значит, взрыв в туннеле подстроили тоже они?

Ченс кивнул.

— Тогда идем, дружище, я помогу тебе. У меня свои счеты с этой шайкой.

Ченс опасался, что с одной рукой Делани не одолеть лестницу, но не хотел говорить об этом.

— Мне понадобится твоя помощь в другом месте, Делани.

— Что за помощь?

— Я хочу, чтобы ты разыскал в вагонах полицейских — надо остановить этих бандитов, прежде чем они доберутся до первой станции.

Делани кивнул. Ченс стал подниматься по лестнице, Лили бросилась за Делани в вагон, и Дженне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за Ченсом.

Дрожа всем телом, она взбиралась по лестнице, как это делал Ченс. Поезд уже набрал большую скорость, к тому же двигался под откос. Где-то впереди их ждал пожар, о котором предупреждал Ритчи, но сейчас Дженна предпочитала не вспоминать об этом. Она старалась не смотреть на несущуюся под ногами землю. У нее скользили ноги, юбка путалась на каждой ступеньке.

Взяв себя в руки, Дженна добралась до верхней ступеньки. Крышу вагона заняли пассажиры, и Дженна узнала среди них нескольких рабочих. Ей немедленно помогли подняться на крышу.

— Мисс Ли! В чем дело? Кайлин пробежал мимо и ничего не объяснил.

Дженна быстро объяснила им, что случилось. Рабочие не могли поверить, что управляющие компании оказались способны на такую подлость. Охваченные желанием совершить правосудие, они последовали за Ченсом. Раскинув руки и с трудом удерживая равновесие, Дженна шла по крыше вагона между двумя мужчинами.

Ветер трепал ее волосы, бросал их в лицо, мешал смотреть, но, когда поезд стал поворачивать, Дженна разглядела Ченса на крыше переднего вагона. Патерсон и остальные спешили к паровозу, с трудом пробираясь между пассажирами.

Спутники Дженны легко преодолели расстояние между служебным и последним пассажирским вагонами, но для самой Дженны это расстояние показалось бесконечным.

— Прыгайте, мисс Ли! — звали ее. — Мы вам поможем!

Оба рабочих протягивали руки. Дженна разбежалась и прыгнула, легко преодолев пропасть между вагонами и с благодарностью хватаясь за ждущие ее руки.

— Смотрите! — крикнул кто-то. — Это пожар, о котором нам говорили!

Впереди них пламя взметнулось футов на тридцать вверх, охватывая стены узкого ущелья и напоминая Дженне горящий обруч в цирке, через который укротитель львов заставляет прыгать своих питомцев.

Машинист дал гудок — ряд отрывистых звуков, предупреждение об опасности. По-видимому, он собирался проскочить через огонь. Огненная полоса была не очень широкой, и пассажиры могли остаться невредимыми — все, кроме тех, кто сидел на крышах вагонов.

Ченс видел, что за ним следуют рабочие и среди них Дженна. Он уже собрался остановить их, когда поезд неожиданно тряхнуло и Ченс упал на колени. Машинист прибавил скорость, и теперь поезд мчался все быстрее к огненному ущелью. Из вагонов слышались крики и плач детей. Кто-то отчаянно визжал.

Айвс и Дерфи были уже почти у передней платформы. Генри и Лиман торопились за ними, но Лиман с трудом удерживал равновесие. Дженна и мужчины рядом с ней опустились на колени и прикрыли головы руками. Дженна закрыла глаза, чувствуя жар со всех сторон. Если загорится одежда, это будет ужаснее всего.

Секунды тянулись, как вечность. Наконец поезд проскользнул между горящими стенами и оказался по другую сторону от них. Люди вскочили, но были слишком потрясены и подавлены, чтобы благодарить за спасение или кричать от радости.

Из первого пассажирского вагона выбрались полицейские, преграждая путь Айвсу и Дерфи. Обернувшись, они увидели, что и обратный путь для них закрыт. Всем четверым было некуда бежать.

Ченс подошел к Генри, подняв револьвер.

— На этот раз тебе не уйти, Патерсон. Бросай оружие.

Патерсон ненадолго задумался и наконец вытащил из кобуры револьвер. На его лице промелькнула злоба, выдавая мысли. Ченс успел упасть за мгновение до выстрела. Пуля Генри ударилась в стену вагона в нескольких дюймах от ноги Ченса, но выстрел Кайлина оказался верным. Револьвер Генри вывалился у него из рук за борт платформы, а сам Генри схватился за окровавленную руку, скривившись от боли.

Направив револьвер Патерсону в голову, Ченс остановился в нескольких футах от противника, обнаруживая, что с трудом сдерживает желание выстрелить второй раз. Перед ним стоял человек, из-за которого Делани лишился руки, а Дженна потеряла ребенка… человек, который чуть не убил самого Ченса и Соломона. Вероятно, самым хладнокровным убийцей из всей шайки был Айвс, но в глазах Ченса вина его сообщника была столь же велика.

— Давай, пристрели меня, Кайлин. — У Патерсона презрительно скривились губы. — Так и быть, разрешаю.

— Нет, Патерсон. Я хочу видеть, как ты будешь смотреть в лицо людям — и особенно Дженне — после того, что натворил.

— Я всего лишь заботился о Дженне.

— Нет, ты пытался использовать ее. Но эта железная дорога стала для тебя последней. Жаль, что мне пришлось работать с тобой.

— Ублюдок! Ну ладно, мы еще рассчитаемся!

Патерсон вскочил, ударив Ченса головой в грудь. Оба повалились на платформу. Схватив Ченса за руку, Патерсон пытался вырвать револьвер. Даже раненый, он был чудовищно силен и теперь медленно поворачивал револьвер, направляя его в голову Ченса. Отчаянным усилием Ченс вывернулся из его рук, бросив Патерсона на спину. Боль отразилась на лице Патерсона, но окровавленной рукой он по-прежнему тянулся к отброшенному револьверу. Ченс пригвоздил его руку к доскам платформы — так, что Патерсон вскрикнул от боли и сжался.

Ченс приставил револьвер к пульсирующей вене на горле Патерсона.

— Лучше не испытывай мое терпение, — с холодной решимостью пригрозил он.

Тут вмешались рабочие, что пришли вместе с Дженной. Генри подняли и подвели его к Лиману, который до сих пор дрожал, упав на колени. Дженна подбежала к Ченсу. Полицейские с оружием наготове приказали Айвсу и Дерфи сдаться, и они выполнили этот приказ.

Неожиданно поезд вновь замедлил ход — от толчка все качнулись вперед. Лиман покатился кубарем, остальные упали на колени. Из всех людей на платформе на ногах устояли только Айвс и Дерфи.

Все принялись оглядываться, недоумевая, почему машинист сбавил скорость. Дерфи схватил Айвса за плечо, вытянул руку и закричал:

— Нет, только не на этот мост! Остановите же его кто-нибудь!

Когда первые вагоны поезда выехали из ущелья, пассажиры с ужасом увидели, что до соседнего каньона тоже добрался огонь и теперь пожирает сухую листву вместе с множеством деревянных конструкций снизу моста.

И впереди, и сзади них бушевал огонь. Только на другой стороне ущелья лес остался нетронутым. Стоит поезду добраться туда, и все будут спасены. Но для этого требовалось преодолеть горящий мост.

Поезд все больше замедлял ход, видимо, машинист решал, что делать. Повернув назад, они неминуемо столкнутся с пламенем в узком каньоне, через который едва пробрались несколько минут назад. А если вспомнить о пожаре в Силвер-Бенд, то в горах им больше было незачем надеяться на спасение.

Ченс оглядел мост, нижнюю часть которого лизали длинные языки пламени. На его взгляд, выход был только один.

Словно прочитав его мысли, машинист прибавил ходу.

— Он прорвется через мост! — крикнул Ченс.

Дерфи вновь закричал, вцепившись в Айвса, словно безумец:

— Нет! Он обвалится! Не смейте! Остановите его!

Поезд уже грохотал по мосту. Пассажиры замерли в напряженном молчании. Вопли сменились мысленными лихорадочными молитвами. Массивная конструкция моста выдержала — пока поезд не добрался до середины. Затем снизу рев пламени усилился, послышался треск брусьев. Мост дрожал и стонал под тяжелой ношей. Пассажиры издавали сдавленные крики, рыдания, проклятия, затем все вновь стихло. Оцепенев от ужаса, затаив дыхание, все следили, как «Силверадо» приближается к противоположной стороне каньона. Черный дым окутывал вагоны. Колеса цеплялись за рельсы, словно звериные когти, — казалось, ничто не могло быть более надежным, чем прикосновение металла к металлу.

Наконец паровоз выкатился на твердую землю на другой стороне каньона, за ним последовали три первых вагона. Но в это время с середины моста послышался оглушительный треск и мост начал оседать под тремя последними вагонами, увлекая их за собой. Крики пассажиров заглушили грохот «Силверадо».

Ченс и Дженна лежали бок о бок, уткнувшись в платформу, цепляясь за почти незаметные выступы. В эти мучительные, бесконечно долгие секунды они всем телом ощущали, как проседает мост. Их взгляды встретились — любое мгновение могло оказаться последним в их жизни. Протянув друг другу руки, они крепко переплели пальцы.

Машинист вновь пустил паровоз на полную скорость, выжимая из него все оставшиеся силы. Дерфи, словно завороженный страшным зрелищем, вцепился в Айвса, стоящего на четвереньках. Айвс пытался высвободиться, но Дерфи прижимался к нему, как плачущий ребенок.

— Пусти! Пусти же меня! — в отчаянии требовал Айвс, но Дерфи вцепился в него мертвой хваткой. От толчка их обоих бросило к краю платформы, и, не удержавшись, они рухнули в горящий каньон, а их крики смешались с треском брусьев.

Мост вновь содрогнулся. Едва последний служебный вагон достиг твердой земли, как центральная часть моста провалилась и обрушилась на сотню футов вниз, на дно каньона.

Наконец «Силверадо» сбавил ход, словно загнанный конь. Единственным звуком вокруг, среди горной тишины, был отдаленный рев огня и всхлипы пассажиров.

Прошло еще немало времени, прежде чем кто-либо решился сдвинуться с места, но постепенно пассажиры начали подниматься, садиться и оглядываться, почти не веря тому, что остались в живых. Ченс привлек к себе Дженну, чуть не задушив ее в объятиях.

Генри сел, прижимая к себе окровавленную руку, и с нескрываемой горечью наблюдал за парой.

Дженна устремила на него заплаканные глаза.

— Никогда не думала, что ты способен предать меня, Генри… Никогда…

— Я должен был расплатиться с Соломоном за то, что он сделал со мной, когда ты была еще ребенком. Но, похоже, с этим стариком не справиться никому.

Дженна отвернулась и спрятала лицо на груди Ченса. Если бы только она могла скрыть боль!

Машинист дал несколько длинных гудков, празднуя победу. Казалось, эти гудки вывели пассажиров из шока, и они подняли крики радости и облегчения.

Полицейские увели Генри и Лимана в вагон. Поезд медленно набирал скорость.

Ченс и Дженна устроились рядом на крыше пассажирского вагона. Дженна смотрела, как восходящее солнце заливает рельсы, вьющиеся между зелеными горами. Если бы не дым над их вершинами, все вокруг выглядело бы мирным и спокойным, манящим к себе, как греза после ночного кошмара, воспоминания о котором постепенно затуманиваются в памяти.

Ченс видел, как Дженна смотрела вслед Генри, а затем перевела взгляд на дорогу, едва ее давний приятель скрылся из виду.

— Ему уже ничем не помочь, Дженна, — сказал Ченс. — Его можно только забыть.

Дженна взглянула ему в глаза, стремясь к утешению и уверенности после разочарований последних месяцев, которые все еще причиняли ей боль.

— Гораздо сильнее меня тревожит то, что нам предстоит, Ченс. Надеюсь, больше не будет пожаров… бедствий — хотя бы для нас. Для тебя и для меня.

У Ченса учащенно забилось сердце, когда он понял, что душа Дженны принадлежит ему, и только ему. Значит, она его любит и любила раньше. Просто он был слишком гордым, чтобы забыть прошлое и принять то, что Дженна предложила ему с такой готовностью.

Ченс крепче прижал ее к себе.

— Все будет в порядке, Дженна, — хрипло прошептал он. — Обещаю тебе. Теперь все худшее осталось позади.