Может быть, сейчас, когда войска противовоздушной обороны оснащены совершенной техникой, все эти детали покажутся мелкими, не заслуживающими внимания. Однако в дни войны они имели большое значение, помогали нам обеспечивать командные пункты достоверными и свежими данными о воздушной обстановке. Успех нашей боевой деятельности во многом обеспечивался борьбой за экономию каждой секунды во всех звеньях сложной системы ПВО. И пожалуй, особенно дороги были для нас секунды, сбереженные при передаче данных о противнике.
Накапливая боевой опыт, мы внесли значительные усовершенствования и в работу оперативной группы главного поста ВНОС. Чтобы разгрузить ее от гигантского потока информации, поступавшей от постов, и дать возможность дежурным лучше анализировать изменения воздушной обстановки, пришлось установить ограничения в передаче данных из вносовских рот. При массированных налетах на главном посту фиксировалось лишь достижение воздушным противником определенных рубежей. Данные о целях, уходящих от объекта, не передавались. Это несколько обедняло воспроизведение общей картины воздушной обстановки, но зато позволяло четче выделить главное.
В ходе войны пришлось в значительной мере пересмотреть организацию работы на главном посту ВНОС, усовершенствовать его техническое оснащение и штатное расписание. Постепенно оперативная группа главного поста увеличилась. Она была в состоянии справляться со своими обязанностями в условиях самой напряженной боевой обстановки. Конечно, огромную роль играло и т" обстоятельство, что служба воздушного наблюдения, оповещения и связи была укомплектована знающими специалистами, работавшими с полной отдачей сил. От них требовалось огромное постоянное напряжение не только потому, что сложны были обязанности, но и потому, что служба ВНОС обеспечивала все рода войск.
Посты воздушного наблюдения, оповещения и связи, безусловно, относятся к пассивным категориям ПВО. Обнаружив воздушного противника, они лишь передают данные о его полете, а помешать лететь к цели не могут. И тем не менее на боевом счету наших вносовских подразделений шесть вражеских самолетов, сбитых винтовочным и пулеметным огнем, который воины вели в целях самообороны.
Конечно, стрельба из обычных пулеметов, противотанковых ружей и винтовок не могла дать больших результатов. И все же она помогла сбить спесь с немецких летчиков.
Мне вспоминается эпизод, происшедший на наблюдательном посту ВНОС, которым командовал красноармеец П. Максенков. В дни оборонительных боев под Москвой расчет оказался в непосредственной близости от линии фронта. Один из вражеских бомбардировщиков, рыскавших в ближнем тылу, атаковал землянку вносовцев, видимо приняв ее за какой-нибудь командный пункт. Максенков сразу же поднял всех наблюдателей в ружье. Воины быстро изготовились и дали ружейный залп по "хейнкелю". Он вышел из пике и попытался уйти в облака. Однако второй залп догнал фашиста. Бомбардировщик упал недалеко от наблюдательной площадки вносовцев.
Пилотировал "Хейнкель-111" обер-лейтенант, награжденный Железным крестом. Винтовочная пуля попала ему в шею. В самолете воины насчитали пять пулевых пробоин. Стало быть, половина всех пуль, выпущенных ими, угодила в цель!
В дни напряженных боев на многих наблюдательных постах, особенно прифронтовых, появились пулеметы, в основном трофейные, и самодельные установки для стрельбы по воздушным целям. Словом, средства противовоздушной обороны на постах были. И я не знаю случая, когда вражеской авиации удавалось бы безнаказанно нападать на наших наблюдателей.
Посты ВНОС, расположенные как в прифронтовых районах, так и в глубоком тылу наших войск, нередко успешно боролись со шпионами и диверсантами.
Однажды ночью в районе поста, где начальником был рядовой И. М. Прыгин, появился вражеский бомбардировщик. Покружив над лесом, он уменьшил обороты моторов и спланировал до небольшой высоты. Вскоре, резко развернувшись, самолет ушел на запад. Все говорило о том, что произведена выброска парашютистов.
Как только рассвело, Прыгин вместе с двумя красноармейцами отправился в лес. Им удалось обнаружить и захватить двух немецких лазутчиков, засланных в наш тыл с диверсионными целями.
Прифронтовой тыл - это не спокойная территория. Нередко войска первого оперативного эшелона не могли выделять достаточно сил и средств для несения комендантской службы за пределами боевых порядков своих соединений. И в этом большую помощь им оказывали подразделения вносовцев, хотя официально таких обязанностей у них не было.
А сколько раз часовые воздушных просторов помогали нашим летчикам, которые после жаркого боя, перетянув линию фронта, шли на вынужденную посадку. Вносовцы выносили авиаторов из горящих самолетов, оказывали первую медицинскую помощь, доставляли в полевые госпитали.
В районе одного наблюдательного поста потерпел аварию наш штурмовик. При жесткой посадке самолет загорелся, а члены экипажа получили тяжелые ранения. Им грозила неминуемая гибель, если бы на помощь не пришли девушки-воины - Пшава и Пименова. Пшава вынесла из огня раненых летчиков и укрыла их в канаве буквально за несколько секунд до взрыва самолета. По ходатайству авиаторов отважная девушка была представлена к награде.
Невозможно перечислить все подобные случаи. За время войны их было 539. Немало писем приходило к нам от летчиков. С большой теплотой и благодарностью отзывались они о тех, кто спас им жизнь.
Летние и осенние месяцы 1941 года оказались очень нелегкими для службы ВНОС. Но вот началось контрнаступление советских войск. Под их ударами противник стремительно откатывался на запад, бросая технику, не успевая эвакуировать раненых и обмороженных. Для воинов, оборонявших небо столицы, наступила передышка. Люфтваффе уже не могли организовывать налеты на Москву. Они с трудом справлялись с прикрытием своих войск и коммуникаций.
Однако и в этих условиях служба ВНОС продолжала выполнять свои обязанности: неусыпно следила за небом, не оставляла неопознанным ни одного самолета. Ведь враг мог появиться в любую минуту, и к этому нужно было быть готовым.
Перед вносовцами в период нашего контрнаступления встала еще одна очень сложная задача - восстановление наблюдательных постов на освобожденной от врага территории. Нельзя было мириться с тем, что первая линия предупреждения проходила в двух десятках километров от московских застав.
Уже на второй день контрнаступления в путь двинулись восстановительные команды, расчеты наблюдательных постов. Нелегко было в те дни командирам и политработникам остановить людей, рвавшихся в бой, на линию фронта, которая проходила всего в нескольких километрах и напоминала о себе грохотом артиллерийской канонады и всполохами пожарищ. Приходилось переключать боевой порыв воинов на дела прозаические. Нужно было браться за лопаты и топоры, восстанавливать разрушенные землянки, тянуть линии связи, вновь налаживать войсковое хозяйство.
Требовалось много строительных и горюче-смазочных материалов, транспортных средств. Нужного количества всего этого у нас, конечно, не было. И тем не менее вносовцы продвигались за наступавшими войсками, и каждый день на наших картах появлялись новые отметки о введенных в строй наблюдательных, взводных и ротных постах. А это означало, что все дальше и дальше отодвигался от стен Москвы передовой рубеж предупреждения, что мы снова получали возможность в случае налета воздушного противника заранее оповещать об этом население города.
Конечно, продвигаясь вперед в тылу наступавших войск, вносовцам не приходилось взламывать вражескую оборону, но и их работа была не безопасной. На каждом шагу бойцов подстерегала притаившаяся мина, шальной снаряд, автоматная очередь неприятельского диверсанта.
В суровые дни зимы 1942 года мне и многим моим товарищам из управления корпуса ПВО довелось поколесить по заснеженным прифронтовым дорогам. Мы видели труд воинов-вносовцев, стойко и самоотверженно выполнявших свою нелегкую задачу. Мы видели их промокшие от пота гимнастерки, когда они долбили ломами мерзлую землю, видели, как мгновенно превращался этот пот в корку льда в минуты передышки. Людям приходилось ночевать у костра, пока не были оборудованы землянки, грызть окаменевшие на морозе консервы и хлеб: о горячих щах тогда приходилось только мечтать. Но никаких жалоб мы не слышали.
Наибольшие трудности при восстановлении сети наблюдательных постов вызывало наведение линий связи. Не сохранилось ни одного столба, не хватало проводов, изоляторов. Как всегда, на помощь пришла московская партийная организация, жители столицы. Помог нам и Наркомат связи. Очень отзывчиво к нашим просьбам относился Нарком связи И. Т. Пересыпкин, хорошо знавший условия нашей работы.
Несмотря на суровые морозы и пургу, взрывы мин, восстановительные команды тянули вперед провода, которые нередко становились единственным оперативным средством связи не только для наблюдательных постов, но и для командования общевойсковых армий.
Радиостанций у нас было немного. Мы не могли обеспечить ими и половину вновь развернутых постов. Нужно было маневрировать. По мере продвижения линии фронта на запад, вперед шли и расчеты радиостанций. Они обеспечивали связью вновь создаваемые посты, а те, что оставались в "глубоком" тылу, пользовались проводной связью. Для большей маневренности радисты устанавливали станции на лыжные санки и от рубежа к рубежу двигались с ними вперед.
Вот несколько цифр, характеризующих темпы восстановления сети наблюдательных постов в дни нашего контрнаступления. К 31 декабря 1941 года мы уже нанесли на карту 107 новых точек. За январь 1942 года число их увеличилось на 103 единицы. В феврале было восстановлено еще 54 наблюдательных поста. Каждый новый пост - это усиление системы оповещения, это повышение надежности противовоздушной обороны столицы.
В ходе этой большой работы не все было гладко. Случалось иногда, что место для развертывания поста выбиралось неудачно, и вскоре приходилось менять его дислокацию, оставлять уже оборудованную точку.
Наши воины всегда готовы преодолеть любые трудности, выполняя свой долг. Поэтому особенно обидно, если чье-то непродуманное решение сводит на нет их усилия. Конечно, нелегко было в той сложной обстановке, требовавшей высокой оперативности, все предусмотреть и избежать ошибок. Но допускать их все же было нельзя.
Эту мысль мы постоянно внушали командирам всех рангов, особенно молодым. В наших Вооруженных Силах командиру дана большая власть. Она направлена на решение задач, смысл которых близок подчиненным, ибо они, как и их командир, - члены одной семьи советских людей. Следуя приказу, воины сознательно идут на преодоление тягот боевой обстановки, подвергают себя смертельной опасности, жертвуют жизнью. Как же должен быть глубоко продуман каждый приказ начальника, как отчетливо он обязан сознавать свою ответственность за целесообразность отданного распоряжения, свою ответственность перед подчиненными, перед Родиной.
Война сурова, и в ней неизбежны жертвы. Однако от командира во многом зависело уменьшить их.
Иногда нам, правда, приходилось отдавать приказания, выполнение которых заведомо ставило под угрозу жизнь людей. Например, при развертывании постов воины зачастую действовали на местности, еще не освобожденной от мин. Оправдан ли был такой риск? Пожалуй, да. Он вызывался суровой необходимостью, так как для разминирования у нас не было ни оборудования, ни времени. Развертывая посты, мы создавали лучшие условия для защиты Москвы и окрестных населенных пунктов от угрозы нападения с воздуха. Защищая свою Родину, воины умирали ради того, чтобы сохранить жизнь другим. Такова диалектика войны.
Мне хочется назвать здесь имя старшего сержанта Николая Михайловича Иванчина, командира отделения из 1-го полка ВНОС. С небольшой группой солдат он за два дня навел 45 километров телефонной кабельной линии и обеспечил связью несколько вновь развернутых постов. По нормам учебного времени такая работа - далеко не предел возможностей. Но если учесть, что связисты ежеминутно рисковали наступить на мину, что каждый их шаг мог стать для них последним, то нельзя не оценить мужества этих людей, их самоотверженности и высокого сознания своего долга.
Столь же отважно действовал и младший сержант С. Г. Солодуха - воин того же полка. Он нес службу на одном из прифронтовых наблюдательных постов. Во время налета вражеской авиации взрывами бомб была нарушена связь. Солодуха понимал, как важно именно в это время поддерживать бесперебойную связь и доносить о действиях воздушного противника. Несмотря на непрекращающуюся бомбежку, младший сержант вышел на линию. Он был ранен, но продолжал устранять один обрыв за другим, пока не закончился налет.
В трудных прифронтовых условиях под непрерывным артиллерийским и минометным обстрелом сержант Булаев и три бойца из его отделения восстановили 50 километров постоянной линии связи и устранили при этом свыше ста повреждений.
Расчет наблюдательного поста под командованием "старшего сержанта Жданова в течение года нес службу в непосредственной близости от линии фронта. Его наблюдательная площадка много раз подвергалась обстрелу, но ни на одну минуту вносовцы не прекращали наблюдения за воздухом. После продвижения наших войск на запад они за три часа вместо пяти по плану передислоцировали свой пост вновь к линии фронта, бесстрашно действуя на заминированной местности.
Мужеством и умением отличались воины 10-й роты 1-го полка ВНОС, которой руководил лейтенант Адаменко. Когда наши войска освободили Вязьму, вносовцы за четверо суток развернули в ее районе шесть наблюдательных постов, установили две радиостанции и навели 60 километров кабельной линии.
Большую помощь вносовцам оказали воины инженерного батальона из 1-й гвардейской инженерной бригады.
Конечно, полностью разминировать всю территорию, на которой действовали наши наблюдатели, саперы не могли. Их было слишком мало для этого, да и выделены они были в помощь нам на ограниченное время. Мы составили для них так называемую программу-минимум. Вокруг наблюдательных постов первой линии требовалось освободить от мин участки местности радиусом 100-150 метров, а вдоль линий связи - полосы шириной 15 метров. И даже на такой сравнительно небольшой территории саперы обезвредили 40 тыс. мин. А сколько их еще осталось вокруг! Вносовцам приходилось быть очень осторожными, чтобы случайно не оказаться за пределами непротраленной территории. Особенно большая опасность подстерегала связистов, выходивших на линию ночью. В темноте нелегко было придерживаться границ узкой полосы, очищенной от мин, а потеря ориентировки могла стоить воину жизни.
Но, несмотря на все трудности, вносовцы продвигались на запад следом за нашими войсками. После освобождения от врага ржевского выступа в марте 1943 года мы завершили восстановление сети наблюдательных постов. Пояс оповещения вновь стал проходить по линии Ржев, Вязьма, Милятинский завод, то есть там же, где он проходил в начале осени 1941 года. Однако Верховное Главнокомандование дало указание расширить сеть постов. Нам был передан отдельный батальон ВНОС, посты которого разместились в юго-западном и северо-западном направлении от Москвы. Это позволило на 7-10 минут раньше, чем прежде, оповещать передовые аэродромы истребительной авиации о появлении вражеских самолетов.
Я уже отмечал, что наблюдатели наших постов ВНОС довольно быстро овладели искусством разведки воздушного противника. Многие из них стали подлинными мастерами своего дела. И все же несовершенство человеческого слуха и зрения сказывалось. Стремительное развитие авиационной техники в ходе войны настоятельно требовало оснащения Войск ПВО техническими средствами.
Советские ученые еще задолго до войны начали изыскивать способы радиообнаружения воздушного противника. Уже в период военных действий с финнами в наших войсках появились первые советские станции радиообнаружения, носившие наименование РУС-1 - радиоулавливатель самолетов. Однако они были еще далеко не совершенны. В предвоенные годы велись интенсивные работы по совершенствованию этой аппаратуры. Но к сожалению, в начале 1941 года в Войсках ПВО еще не было других станций, кроме РУС-1. И только к концу второго месяца войны мы получили новую станцию - РУС-2. Она представляла собой уже достаточно удачный образец аппаратуры для радиообнаружения воздушных целей.
Понятно, что эксплуатация новой техники требовала квалифицированных кадров, и их пришлось срочно готовить. В научно-исследовательский институт, создавший РУС-2, была послана группа командиров из числа наиболее подготовленных в техническом отношении и получивших практику в работе на станциях радиообнаружения старого типа. В их лице конструкторы нашли не только способных учеников, но и деятельных помощников.
В дальнейшем в наших мастерских в аппаратуру станции РУС-2 было внесено немало изменений, что позволило повысить ее тактико-технические и эксплуатационные качества. В отдельных случаях станция могла получать данные о воздушных целях на расстоянии до 175 километров. Следя за экраном индикатора, операторы имели возможность определять курс цели и ее скорость, но не могли еще установить, чьи это самолеты и на какой высоте они идут.
Приходилось данные, полученные станцией радиообнаружения, с главного поста ВНОС передавать в соответствующие роты и там уточнять путем визуального наблюдения. Метод этот выглядел парадоксально. Недостатки электронной техники восполняли люди. По существу, станция радиообнаружения выполняла лишь вспомогательную роль. Но и это было немало. Сведения, выдаваемые установкой РУС-2, позволяли нацеливать наблюдательные посты в нужном направлении, в какой-то мере контролировать их работу. Поэтому мы настойчиво просили побыстрее наладить промышленный выпуск станций радиообнаружения.
К началу второго года войны в наших войсках было уже 10 станций, а к его исходу - 12. Мы внимательно изучали опыт работы расчетов, тщательно продумывали, где целесообразнее установить каждую из вновь полученных установок. В этом были заинтересованы не только руководители службы ВНОС, но и командиры частей истребительной авиации. Ведь успех боевой деятельности истребителей во многом зависел от своевременного оповещения аэродромов о появлении воздушного противника, от точности наведения на него наших самолетов.
Нужно, однако, признаться, что далеко не все авиаторы поначалу должным образом оценили значение новой техники. Иные командиры частей не доверяли данным, полученным станцией радиообнаружения, предпочитали дожидаться подтверждения их визуальными постами. Что ж, в какой-то мере это было объяснимо. Не всегда в первый период использования локаторов их данные были точны. Непривычным казался тогда новый способ разведки воздушных целей, и в силу этого радиолокационные станции довольно медленно входили в повседневную боевую практику наших войск, явившихся, по существу, пионерами их применения в Советских Вооруженных Силах.
Следует сказать, что наряду с сомневающимися у нас сразу же появились подлинные энтузиасты и знатоки новой техники. К ним в первую очередь можно отнести специалистов из 18-го радиополка, призванных обслуживать радиолокационные станции. В деле подготовки этих специалистов и воспитания у них любви к своей профессии большую роль сыграли командир части майор М. М. Меркулов, командиры и политработники подразделений.
Именно в этом полку группа военных инженеров и техников изыскала возможность значительно улучшить тактико-технические свойства радиолокаторов, сконструировав специальную приставку для определения высоты целей. Теперь операторы могли выдавать на командные пункты авиаторов все необходимые данные для наведения истребителей на воздушного противника. При этом определение координат целей с одинаковым успехом могло вестись и ночью, и в условиях плохой видимости, и тогда, когда неприятель скрывался в облаках.
Командование Московской зоны противовоздушной обороны высоко оценило заслуги военных инженеров Н. И. Кабанова, Е. И. Алейникова, Я. Н. Немченко и Б. И. Молодова - авторов высотной приставки. В совершенствовании аппаратуры радиообнаружения принимали активное участие и многие другие товарищи. Благодаря их усилиям возможности станции непрерывно повышались; Нашим радиоспециалистам оказалось по плечу решение ряда весьма важных военно-технических проблем. Назову, в частности, имена воентехника 1 ранга Д. А. Борисова и старшего техник-лейтенанта И. И. Вольмана, которые за усовершенствование средств связи были удостоены Государственной премии.
Повышение качества работы радиолокационных станций, возросшее мастерство расчетов помогли локаторам занять свое место в войсках столичной противовоздушной обороны. Средства радиолокационного обнаружения постепенно завоевывали признание. Мы стали настолько верить им, что со временем отказались от проверки их данных визуальным наблюдением, и локаторы нас не подводили.
В июне 1942 года мы уже располагали достаточным количеством станций, чтобы обеспечить непрерывное радионаблюдение за воздушным пространством на наиболее угрожаемых направлениях. Если в небе было спокойно, то дежурство несли три станции, работавшие непрерывно в течение двенадцати часов. Потом их сменяли другие. Но стоило в зону нашей противовоздушной обороны вторгнуться противнику, наблюдение за воздухом начинали вести все имеющиеся станции. И тогда можно было не сомневаться, что ни один вражеский самолет не пройдет незамеченным. Наши операторы к этому времени научились достаточно успешно взаимодействовать с истребительной авиацией. Их совместная дружная работа дала неплохие результаты. По данным радиолокационных станций, в течение второго года войны было осуществлено около полутораста наведений наших истребителей на самолеты противника. При этом в воздушных боях было уничтожено 75 вражеских машин.
Эти победы по праву делили с летчиками и наши локаторщики. А сколько усилий приходилось затрачивать расчетам станций, чтобы обеспечить постоянную готовность аппаратуры. К тому же надо учесть, что промышленность, только осваивавшая производство новой техники, не успевала полностью удовлетворять все потребности локаторщиков в деталях к станциям. Особенно трудно было с генераторными лампами. Нам даже пришлось пойти на крайнюю меру: в целях сохранения ресурса этих ламп число дежурных станций сократить с трех до двух.
Но и в этих сложных условиях расчеты локаторов выполнили большую работу. За первые 18 месяцев войны они зафиксировали 41465 целей (сюда входили данные и о наших самолетах), передали на главный пост ВНОС 185 000 донесений, что составляло 15 процентов всех донесений, поступивших от системы ВНОС за этот период.
Наши операторы научились проводить одновременно четыре-пять воздушных целей, следить за курсом противника в течение всего времени его пребывания в зоне досягаемости станции. Благодаря тщательному уходу за техникой локаторщики добивались весьма продолжительной непрерывной работы станций. В случае необходимости аппаратура действовала в течение десяти суток почти без выключения. Приходилось и операторам вести очень интенсивную работу. Так, расчет станции, установленной в Наро-Фоминске, 6 ноября 1941 года за сутки произвел 231 засечку и провел 101 цель.
Наведение истребительной авиации на самолеты противника являлось одной из важнейших обязанностей службы ВНОС. Мало было сообщить на командный пункт истребительной авиационной части о появлении в воздухе вражеского самолета, о его курсе, скорости и высоте полета. В бескрайнем воздушном пространстве найти цель не так просто. Летчики нуждались в помощи с земли. И оказывать ее были призваны специальные посты наведения.
В первые месяцы войны, когда большинство наших самолетов не имело радиостанций, осуществлять наведение истребителей на противника было весьма сложно. Разработанные еще до войны методы не выдержали проверки боевой практикой. Они были весьма примитивны. На посту наведения устанавливалась большая стрела, острие которой направлялось в ту сторону, где в данное время находился неприятель. Ночью стрела освещалась. Нелегко было летчику-истребителю ориентироваться но этой "указке". Стоило ему ошибиться в определении курса на несколько градусов, и он мог пройти в стороне от воздушного противника, не заметив его. К сожалению, иных возможностей для информации пилотов о местонахождении цели у нас тогда не было.
Положение заметно улучшилось, когда в наших частях расширился парк самолетов, оснащенных радиостанциями. Радио позволило командиру части со своего командного пункта руководить экипажами, находившимися в воздухе. Получили возможность оперативно нацеливать летчиков и посты наведения, располагавшиеся в зонах ожидания истребительной авиации.
Правда, таких постов ВНОС у нас было еще немного. Но и те немногочисленные операторы наведения, которые появились в подразделениях ВНОС, сумели оказать авиаторам немалую помощь. Среди них вскоре выросли подлинные мастера своего дела.
Одним из таких умелых специалистов был старшина И. З. Васильев. Приходилось удивляться, с каким искусством и уверенностью молодой паренек, бывший ветеринарный фельдшер, помогал истребителям отыскивать воздушного противника.
Летчики полка, в зоне действия которого находился пост наведения Ивана Захаровича Васильева, хорошо знали голос своего верного помощника, безоговорочно выполняли его советы и, как правило, быстро находили врага. Достаточно сказать, что с помощью Васильева летчики полка сбили 14 фашистских самолетов и 7 подбили.
Старшина Васильев нередко бывал на аэродроме у своих друзей, договаривался с ними о деталях взаимодействия, знакомился с авиационной техникой и тактикой истребительной авиации. Это помогало ему правильно и расчетливо ставить летчикам задачи на встречу с противником.
Немало успешных наведений осуществили и другие операторы постов ВНОС, заслужив горячую благодарность летчиков. Подчас помощь нашим летчикам-истребителям в поиске воздушного противника оказывали воины вносовских подразделений, не имевшие специального задания. Например, в ноябре 1942 года командир роты ВНОС старший лейтенант А. В. Хромов, следивший со своего наблюдательного пункта за воздушной обстановкой, заметил, что вражескому бомбардировщику удалось ускользнуть от наших истребителей. Видимо ощущая недостаток горючего, они прекратили поиск и пошли на свой аэродром. Но в это время Хромов узнал, что в воздухе находится еще один советский истребитель. Командир роты ВНОС взял на себя инициативу и, связавшись с нашим летчиком, навел его на врага. Немецкий бомбардировщик, пытавшийся бомбить город Малоярославец, был сбит.
Я преувеличил бы наши успехи, если бы представил дело так, будто задача наведения истребителей на воздушные цели была нами полностью решена. Для этого мы не имели еще достаточно совершенных технических средств, нужного количества радиостанций, чтобы организовать связь всех постов с истребителями. Не хватало нам и опыта в организации взаимодействия между истребительной авиацией и службой ВНОС, особенно в первый год войны, когда воздушный противник пытался совершать массированные налеты на Москву. Были здесь и другие причины.
К сожалению, далеко не все наши авиационные командиры считали необходимым обращаться за помощью к подразделениям ВНОС, а некоторые из них делали это без особого энтузиазма, по предписанию свыше. Конечно, это не было явлением массовым. Как я уже говорил, у нас имелись примеры плодотворного сотрудничества между авиаторами и службой ВНОС. Однако и отдельные проявления ведомственной разобщенности серьезно мешали успешному решению боевых задач. На мой взгляд, основной причиной этого было неоправданное разделение командования наземными и авиационными средствами противовоздушной обороны, отсутствие необходимого взаимодействия между руководителями родов войск не только на уровне старших командиров, но и в низших звеньях.
В ряде авиационных частей практиковалось выделение специальных офицеров наведения для работы непосредственно в подразделениях ВНОС. Но этот опыт долго не получал широкого распространения. Только после того как части истребительной авиации органически вошли в состав объединения ПВО и стали подчиняться единому командованию пункта противовоздушной обороны, удалось полностью устранить барьеры, мешавшие дружной совместной боевой работе всех родов войск.
Сейчас, когда со дня победы прошло уже много лет и события минувшей войны стали достоянием истории, методы организации воздушного наблюдения, оповещения и связи тех лет выглядят, безусловно, архаичными. Современный локатор, позволяющий просматривать небосвод на сотни километров вокруг в любое время дня и ночи, при любых метеорологических условиях, - неизмеримо более действенное средство, чем все наблюдательные посты, вместе взятые. Но тем не менее в грозные годы войны служба ВНОС с честью выполнила свою задачу.
Глава 6.
На позициях - девушки
Проблема новая, трудная. Они заняли место в строго. Если бы в Москве был воздвигнут монумент... В историческом Берлинском сражении.
Как-то в начале 1942 года меня пригласил к себе Александр Сергеевич Щербаков. После обычных вопросов о состоянии наших дел, о воздушной обстановке он вдруг задал вопрос, который поставил меня в тупик:
- Скажите, товарищ Журавлев, как вы посмотрите на то, что в ваши войска мы пошлем служить женщин? Учтите, что речь идет не об отдельных добровольцах, а о тысячах людей.
Подумав немного, я ответил, что у нас нет никакого опыта привлечения женщин к обслуживанию боевой техники, но, по-видимому, они вполне смогут справиться с обязанностями номеров приборных и дальномерных расчетов в зенитной артиллерии, сумеют работать у прожекторов, на постах ВНОС и командных пунктах.
- Этот вопрос уже предварительно обсуждался в Центральном Комитете партии и в принципе получил одобрение, - сказал Александр Сергеевич. - Ведь это позволит нам высвободить значительное число мужчин для пополнения фронтов. Ну и к тому же мы дадим возможность нашим девушкам-патриоткам осуществить их законное стремление - принять личное участие в обороне Родины. Сейчас от них в партийные, комсомольские организации и непосредственно на имя товарища Сталина поступает множество заявлений.
Мы долго беседовали тогда. Меня поразило, с какой мудростью и присущей ему широтой государственного кругозора, с подлинно партийной принципиальностью Александр Сергеевич вникал во все детали дела. Он подчеркнул, что весьма важно с особенной заботой встретить девушек, помочь им акклиматизироваться в повой, необычной обстановке. Несколько раз повторил, что нужно очень тщательно продумать вопросы организации политического и воинского воспитания девушек-бойцов, их бытового устройства.
Позже А. С. Щербаков беседовал на эту тему с Н. Ф. Гритчиным и другими политическими работниками. Словом, было ясно, что Центральный Комитет ВКП(б) и Советское правительство придают очень большое значение данной проблеме и, несмотря на напряженность военной обстановки, стремятся сделать все, чтобы девушки-добровольцы почувствовали себя полноправными воинами.
В этом меня убедил и разговор с И. В. Сталиным, происшедший в его кремлевском кабинете позже, когда девушки уже прибыли к нам и заняли свое место в боевом строю. Сталин интересовался, как в войсках восприняли приход женского пополнения, как девушки чувствуют себя в новой обстановке. Я уже располагал тогда данными, что они очень быстро освоились в армейской среде, с большим желанием начали изучать военные специальности, что воины-мужчины относятся к ним с заботой и уважением.
Верховный Главнокомандующий остался очень доволен этим сообщением. Слушая мой рассказ, он, по своему обыкновению, прохаживался по кабинету, мягко ступая по полу, попыхивая неизменной трубкой, и удовлетворенно кивал головой.
Но это было позже... Вначале весть о том, что в войска придут служить девушки, нужно прямо сказать, все восприняли несколько настороженно. Безусловно, командиры и политработники с чувством признательности отзывались о патриотическом почине наших женщин, выразивших готовность в трудные для Родины дни взять в руки оружие и вместе с мужчинами отстаивать от врага свою землю. Но как практически будет выглядеть присутствие "слабого пола" на огневых позициях, в суровых условиях боевой обстановки? Справятся ли девушки с военной "премудростью", которая испокон веков была уделом мужчин?
Больше всех эти сомнения мучили старых, кадровых командиров. Ведь никогда еще так много женщин не привлекалось к выполнению ратных обязанностей. Ну, скажем, медицинские сестры. Это куда ни шло. В такой роли женщины отлично зарекомендовали себя еще в первую мировую войну, затем в гражданскую. Участвовали женщины в боях и в качестве кавалеристов, пехотинцев, летчиков. Но это были лишь единичные случаи. И они воспринимались как исключение. Чего, мол, на свете не бывает...
Много проблем возникало у командиров, политработников, военных хозяйственников, когда они готовились к приему нового, необычного пополнения. Решать приходилось самые различные, неожиданно возникавшие вопросы. Например, как разместить девушек на зенитной батарее, на постах ВНОС, у аэростатчиков, пулеметчиков, где всего одна жилая землянка, а в состав расчетов входят и мужчины? Как организовать стирку белья, глажение его на каждой позиции? Как создать девушкам возможность помыть и посушить волосы?
Обо всем этом мы думали еще до того, как начали прибывать эшелоны с новым пополнением. На служебных совещаниях командиров, политработников, офицеров тыла всесторонне обсуждались вопросы бытового и культурного обеспечения девушек-воинов. И сделано было многое.
Но думали над этим не только мы. Правительству пришлось срочно давать заказ промышленности на изготовление обмундирования и обуви соответствующих ростовок и, конечно, иной номенклатуры. Видимо, легкой промышленности не просто было в условиях войны быстро освоить новые модели военной одежды. Однако вскоре в наши каптерки стали поступать шинели и сапоги непривычных доселе ростовок.
Для того чтобы наладить производство и правильное снабжение обмундированием женщин, в Наркомате обороны была учреждена должность помощника главного интенданта Красной Армии по женскому обмундированию. На этот пост по рекомендации А. И. Микояна назначили директора одной из крупнейших фабрик Москвы А. К. Осину.
Комсомольские организации и военкоматы, отбиравшие добровольцев, постарались послать в наши войска наиболее грамотных девушек. Больше четверти всех прибывших - 25,7 процента - имели законченное среднее или высшее образование, и менее 10 процентов девушек окончили пять-шесть классов. Этому пополнению оказались по плечу поставленные перед ним задачи.
Очень скоро мы убедились - подавляющее большинство девушек стали замечательными воинами. Исполнительность, дисциплинированность, аккуратность им были присущи не в меньшей степени (если не в большей), чем мужчинам.
Приятно было смотреть, как где-нибудь на батарейном командирском пункте златокудрый сержант вычисляет поправки для стрельбы. Проверишь правильность - все точно, будто выполнял эту задачу бывалый артиллерист, окончивший военное училище.
Поправки, о которых я упомянул, зенитчикам-артиллеристам приходилось вычислять через каждые четыре часа на протяжении всех суток. Дело в том, что на точность стрельбы оказывают влияние многие факторы: температура, плотность и влажность воздуха, направление и скорость ветра на различных высотах, техническое состояние орудий и некоторые другие моменты. Соответствующие поправки вводились в приборы управления зенитным артиллерийским огнем заблаговременно, так как в случае внезапного нападения воздушного противника сделать это не удалось бы.
Обычно поправки после получения по телефону очередного зенитного артиллерийского метеорологического бюллетеня вычислял офицер, оперативный дежурный батареи. Но вскоре после прихода девушек эту обязанность стали выполнять они.
В зенитной артиллерии среднего калибра стали "традиционно женскими" должности номеров дальномерного расчета и приборного отделения, телефонистов, радистов и разведчиков. Замена девушками мужчин на этих должностях ничуть не снизила боеспособности подразделений. А ведь это позволило нам высвободить для фронтов более 10 тыс. мужчин.
Уже спустя несколько месяцев наиболее успешно освоившие военную специальность девушки получили звания ефрейторов, сержантов и старшин. Во многих батареях девушки стали командирами отделений и расчетов. А через год только в десяти наших дивизиях 2000 девушек было присвоено звание ефрейтора, 1134 из них стали командирами расчетов, начальниками аэростатных и вносовских постов, 368 человек заслужили знаки отличников.
Известный авиационный конструктор А. С. Яковлев в своих мемуарах "Цель жизни" высказал, на мой взгляд, очень правильную мысль: "Если бы когда-нибудь решено было поставить памятник героям, защищавшим столицу от воздушных налетов, я предложил бы воздвигнуть на высоком постаменте бронзовую фигуру молодой москвички-зенитчицы в пилотке..."{15}
Пожалуй, к этому предложению стоило бы только -добавить, что на высокий постамент вполне достойны подняться и представительницы наших славных прожектористок, наблюдателей, телефонисток с вносовских постов, аэростатчиц. И если уж не в бронзе, то в щедрой памяти народной их образ, их имена должны запечатлеться навсегда.
Мне хочется рассказать о нашей отважной пулеметчице Марии Грудистовой. Вспоминаю ее, и передо мной возникает молоденькая девушка с нежным, несколько наивным взглядом. Она не была хрупкой, но угадать в ней недюжинную волю, смелость и силу при первом взгляде было трудно: светлые кудряшки, по-детски припухлые губы, маленькие руки.
Расчет зенитного пулемета, в составе которого служила Мария Грудистова, охранял важный военный объект. Девушки, пришедшие на смену мужчинам, быстро освоили искусство стрельбы из крупнокалиберного зенитного пулемета. Командир стал поручать им самостоятельное дежурство. Так было и в тот день. Все отправились на обед, а Грудистова получила задание наблюдать за воздухом и в случае необходимости самостоятельно выполнять боевую задачу.
Надо же было так случиться, что именно в это время немецкий бомбардировщик внезапно появился из-за ближнего перелеска и устремился на охраняемый объект. Девушка не растерялась. Уверенными движениями она дослала в патронник патрон и, упершись в наплечники, поймала самолет в перекрестье прицела.
Бомбардировщик шел. прямо к позиции. Еще мгновение - и фашистский летчик пошлет очередь по пулеметчице. Но Грудистова опередила его. Сверкающая трасса прошила вражеский самолет. Он, неуклюже накренившись, резко пошел вниз и врезался в землю.
Отважная пулеметчица была награждена орденом Красной Звезды. На ее примере смелости и мастерству учились не только девушки, но и наши воины-мужчины.
Ефрейтор Анна Курбатова, стоя на наблюдательной вышке, обнаружила далеко в небе армаду неприятельских самолетов. Она насчитала 69 машин - все "Хейнкели-111". Не опоздала Курбатова заметить и момент разделения группы. Она немедленно сообщила командованию, что десять бомбардировщиков повернули на юго-восток, еще десять развернулись над селом. Девушка не прервала ни на минуту своих докладов даже тогда, когда одна из групп самолетов стала бомбить район, где находился пост. "Хейнкели" сбросили там до сотни бомб.
Скромную, но ответственную должность наблюдателя занимала ефрейтор Анна Курбатова. Она сумела проявить на своем посту подлинное мастерство, выдержку, стойкость. За время службы Курбатова безошибочно опознала около 500 воздушных целей и была удостоена медали "За отвагу".
Вот еще один пример. Красноармейца Александру Рябцеву послали доставить пакет с донесением в штаб части. В пути она попала под бомбежку. Осколок фугасной бомбы вонзился девушке в грудь. Она упала, но, истекая кровью, теряя силы, продолжала ползти, не выпуская из рук сумки с пакетом и винтовки. Когда Александру Рябцеву доставили в ближайший госпиталь, она отказывалась от операции до тех пор, пока не вручила пакет прибывшему из штаба офицеру. Выполнив поручение, девушка потеряла сознание. Вот оно высокое чувство долга, рождающее истинное мужество и силу духа!
Довелось мне как-то побывать на огневой позиции зенитной батареи старшего лейтенанта Власова. В строю одного из орудийных расчетов я увидел девушку. Обычно орудийными номерами у нас были мужчины, и я, естественно, заинтересовался, почему "мужскую должность" занимает девушка. Командир батареи рассказал мне такую историю.
Во время отражения налета вражеской авиации в орудийном расчете выбыл из строя считывающий взрывателя. Казалось, слаженная работа расчета должна нарушиться. Но в эту минуту зенитчики услышали девичий голос, уверенно называющий деления взрывателя. До конца боя Лена Гольнева умело выполняла обязанности орудийного номера.
На следующий день она попросила оставить ее в расчете. Просьба девушки была удовлетворена. Ей объявили благодарность и вручили именные часы.
Мы привыкли не удивляться тому, что девушки охотно брались за выполнение любых самых сложных обязанностей. А ведь бывшая смоленская колхозница Елена Гольнева никогда раньше не имела дела с техникой.
Во время войны мне нередко приходилось встречаться по делам службы с главным интендантом Красной Армии генералом П. И. Драчевым. Однажды он спросил меня:
- Вам, товарищ Журавлев, вероятно, приходится поощрять девушек за успехи?
- А как же, и очень часто. Они заслуживают этого.
- Наверное, вам пригодились бы женские часики?
- Еще бы! Это было бы замечательно!
И тогда Павел Иванович Драчев показал мне механизмы часов, полученные из Швейцарии.
- Вот если бы организовать для них изготовление корпусов, - мечтательно сказал он.
В наших войсках были мастера на все руки. "Вероятно, найдутся умельцы, которые и корпуса для часов смастерят", - подумал я. Взяв у Павла Ивановича несколько механизмов, обещал ему через некоторое время сообщить о результатах.
И вот спустя несколько дней на моем столе появились женские часики. Одни из них имели металлические штампованные корпуса, другие - прозрачные, из плексигласа, третьи - даже серебряные. Я показал эти образцы генералу Драчеву. Они ему понравились. Часть изготовленных таким образом часов стала поступать в наше распоряжение.
С тех пор мы получили возможность отмечать наших девушек ценными подарками. Именные часики, наверное, и сейчас хранятся у многих бывших зенитчиц, связисток, аэростатчиц, прожектористок как память о трудных, но славных днях.
Кто из старых москвичей не помнит, как в первые годы войны девушки-аэростатчицы водили по улицам столицы огромные зеленые баллоны, наполненные гелием, держа в руках веревочные поводки. При малейшем дуновении ветра газгольдер метался из стороны в сторону, увлекая за собой своих поводырей. И хотя он для устойчивости загружался мешками с балластом, управляться с ним бывало довольно трудно.
Нужно еще иметь в виду, что газовый завод, где аэростатчики получали гелий, находился от позиций некоторых аэростатных постов на расстоянии 15-20 километров. Нелегко было проделать этот путь пешком, поминутно удерживая рвущуюся из рук веревку. Газ же в аэростаты, особенно летом, приходилось "доливать" довольно часто.
Однажды во время такого путешествия внезапный сильный порыв ветра бросил газгольдер через парапет набережной, но ни одна из девушек не выпустила поясных веревок. Все аэростатчицы оказались в Москве-реке. С большим трудом прибуксировав огромную оболочку к берегу, они вытащили ее из воды и доставили на пост.
К концу 1942 года нам удалось освободить своих аэростатчиц (в составе аэростатных постов в основном были девушки) от утомительных путешествий с газгольдерами. Наши рационализаторы инженер-капитан Немцев и сержант Мещеряков сконструировали удобные металлические повозки на автомобильных колесах. Поезд из двух таких повозок с газгольдерами буксировался грузовой автомашиной.
Однако и после этого аэростатчикам хватало дел. Нужно было защищать баллоны от лучей солнца, чтобы сохранить стяжную резиновую систему, не допустить соприкосновения оболочки с землей и окружающими предметами: тонкая шелковая материя портилась от трения, боялась острых предметов. Но особенно трудно приходилось бойцам, когда поднимался сильный ветер.
В городе, где в основном и находились посты аэростатчиков, потоки воздуха изменяют свое направление самым причудливым и неожиданным образом. И когда аэростаты, имеющие большую поверхность, оказывались на пути этих потоков, удержать их было неимоверно трудно. Легко вырывались из земли металлические "штопоры", рвался бивачный такелаж, и, случись недосмотр, аэростат могло понести ветром. Вот почему, получив штормовое предупреждение, аэростатчики спешили на биваки, усиливали крепления, удерживали оболочки дополнительными поясами.
Ночью 21 апреля 1943 года разразилась буря. Аэростаты оставались на биваках. Сдавать их в воздух было невозможно, но и на земле удержать трудно. Особенно напряженная ситуация сложилась на посту, которым командовала ефрейтор Анастасия Васильева. Порывом ураганного ветра вырвало несколько "штопоров", и аэростат стало трепать по земле. По команде Васильевой девушки ухватились за поясные веревки, пытаясь удержать аэростат. Новым порывом ветра его вдруг бросило к груде камней. Поясные вырвались из рук аэростатчиц. Только Васильева удержала веревку. Это стоило ей жизни. Мужественную девушку ударило о камни. Когда подруги подбежали к ней, она смогла только прошептать: "Улетит, улетит". И в последний миг своей жизни Настя Васильева думала о воинском долге. Похоронили ее недалеко от поста, под огромными вековыми соснами. На могиле установили памятник. Военный совет округа издал специальный приказ, посвященный подвигу ефрейтора А. М. Васильевой. Отважная девушка посмертно была награждена орденом Отечественной войны.
При аналогичных обстоятельствах погибли Зоя Евдокимова и Саша Окорочкова. Посмертно они были также награждены орденом Отечественной войны.
В аэростатных подразделениях служило немало девушек - командиров расчетов. Они отлично зарекомендовали себя. Например, пост, возглавляемый А. Чохниной, по всем показателям обгонял отделения, которыми командовали бывалые воины-мужчины.
Не могу не рассказать о высоком патриотизме трех молодых женщин Антонины, Анны и Александры Шлыковых, которые пришли служить в наши войска при необычных обстоятельствах.
20 марта 1942 года во время массированного налета вражеской авиации на один из подмосковных аэродромов был тяжело ранен наводчик орудия Василий Шлыков. Он категорически отказался от помощи товарищей, зная, что им нужно вести огонь по врагу. "Юнкерсы" были отогнаны, а один из них сбит. Но Шлыков вскоре умер от потери крови. Его мужество и стойкость помогли зенитчикам выполнить боевую задачу. Героя похоронили с почестями. А через некоторое время на батарее получили письмо от родителей Василия Шлыкова. Они писали, что преклонный возраст не позволяет им встать в ряды защитников Родины, но очень просят командование разрешить сестрам Василия и его жене занять место сына в боевом строю.
Командование удовлетворило просьбу Антонины Шлыковой - жены Василия и его сестры Анны. Они стали воинами батареи, в которой служил Василий. Александре, младшей из сестер, предложили подождать совершеннолетия.
Очень скоро Антонина и Анна овладели военной специальностью. Они стали связистками и в бою показали себя смелыми воинами.
Мне вспоминаются слова немецкого аса Нирмана, приведенные в свое время в английской печати. Известному фашистскому летчику довелось воевать и на Африканском театре военных действий, и в Западной Европе, и на Восточном фронте. Во время одного из полетов он был сбит и попал в плен. На допросе Нирмана спросили:
- Насколько эффективен был огонь английской зенитной артиллерии над Тобруком?
И фашистский ас откровенно ответил:
- Лучше было десять раз пролететь над Тобруком, чем один раз в районе действия русских зенитных батарей, укомплектованных бойцами-девушками...
Среди наших добровольцев было много женщин-офицеров. Большинство из них - политработники. Они выполняли обязанности секретарей бюро партийных и комсомольских организаций частей, политруков рот, начальников клубов, агитаторов.
Нужно сказать, что все женщины-офицеры зарекомендовали себя хорошими организаторами, вдумчивыми воспитателями, требовательными начальниками. Военнослужащие-мужчины безоговорочно признавали их право учить и приказывать. Правда, на первых порах кое-кто из наиболее ретивых сторонников полного приоритета мужчин в военном деле пытался не принимать всерьез женщин как начальников. Некоторые из них и сами довольно робко осуществляли свои права. Но это было только первое время.
С приходом в войска добровольцев появились женщины-офицеры и в нашем политическом управлении.
Большой похвалы заслуживала работа лекторов Лидии Васильевны Завадской, Веры Ивановны Владимирской и других товарищей. Они неутомимо ездили по частям, добирались до самых отдаленных вносовских и прожекторных позиций.
Лекции и беседы обычно проводились в землянках или прямо на позициях, рядом с боевой техникой. Наши лекторы умели обстоятельно и просто ответить на все вопросы, возникавшие у воинов.
Женщины-офицеры не ограничивались лишь лекционной работой. Они глубоко вникали в боевую деятельность, жизнь и быт людей, а потом ставили перед командованием большие и важные вопросы.
Командование высоко оценивало деятельность женщин-политработников. Их самоотверженный труд отмечался правительственными наградами. Так, например, Л. В. Завадская и В. И. Владимирская за время службы были удостоены нескольких орденов и медалей.
Впоследствии Лидия Васильевна Завадская ушла от нас на преподавательскую работу в одну из военных академий и зарекомендовала себя там с самой лучшей стороны.
Вера Ивановна Владимирская после увольнения из армии стала кандидатом исторических наук. Она ведет большую научную и преподавательскую работу в Московском государственном университете.
В частях у нас было также немало деятельных и умелых женщин-политработников. Среди них политрук Е. Глазатова - пропагандист вносовской части, лейтенант С. Позолотина и многие другие.
Софья Ефимовна Позолотина прибыла в наши войска с Урала, из города Кизела, где преподавала в средней школе физику. Желая попасть на фронт, она обратилась в военкомат. Вместе с ней туда пришла и группа выпускниц школы, у которых Позолотина была классным руководителем.
Учительницу и ее воспитанниц направили в одну из вносовских рот. Вскоре Софья Ефимовна стала лейтенантом, политруком роты, а потом комсоргом полка. Педагогические способности, знание комсомольской работы помогали ей умело организовать деятельность полковой комсомольской организации. С. Е. Позолотина показывала молодежи личный пример, настойчиво овладевая военной специальностью.
В свое время мы по приказу Наркома обороны организовали военную подготовку политработников, так как многие из них не имели военного образования. Офицеров-политработников привлекали на учебные сборы, а потом принимали у них экзамены по пройденному курсу. Помнится, требования предъявлялись высокие, и потому отличные оценки по всем дисциплинам получили не многие. Среди отличников оказалась лейтенант Позолотина.
Девушки-добровольцы, быстро освоившись в новой для них обстановке, стали активными участниками общественной жизни подразделений. Например, только в 1-й гвардейской зенитной артиллерийской дивизии 310 девушек были назначены взводными агитаторами. Влившись в комсомольские организации эскадрилий, батарей, рот, отрядов, они заметно оживили их деятельность. Коммунистов среди девушек поначалу оказалось немного: возраст был еще не тот. Зато в армии, проявив себя в боевой работе, многие из них сердцем потянулись к партии. И коммунисты охотно давали девушкам рекомендации.
Появление девушек в войсках облагораживающе подействовало на мужчин. Девушки были нетерпимы к любым проявлениям грубости и цинизма, но в то же время они умели правильно реагировать на справедливые замечания, сделанные порой даже в резкой форме. Если кто-нибудь из мужчин позволял себе грубость, то его поведение становилось предметом разговора на партийном или комсомольском собрании. Таким товарищам девушки не давали пощады.
Много сделали девчата для благоустройства быта, организации питания личного состава.
И все же командиры признавались, что появление девушек-добровольцев вызвало в их деятельности и некоторые трудности. Не такими уж большими психологами были наши командиры-фронтовики. Не всегда они могли понять движение душ подчиненных им девушек, их запросы, чаяния, иногда бывали чрезмерно суровы, резки. Кое-кто из командиров, наоборот, считал, что девушкам нужно создать какие-то особенные, тепличные условия. Они не привлекали девчат к выполнению трудных работ, старались не поручать им несение караульной службы, делали попущения, если те нарушали дисциплину. Ясно, что все это отрицательно сказывалось на деле.
Некоторым девушкам казалось, что служба в противовоздушной обороне не так ответственна и значительна, как в передовых частях. Но большинство из них правильно понимали свой долг.
"...Москва! Как я люблю тебя! - писала младший сержант Ю. Волкова. - В начале войны я жила в городе, над которым почти каждую ночь пролетали эшелоны вражеских бомбардировщиков, шедших к Москве. Я прислушивалась к их злобному гулу, растерянная и беспомощная, и в груди была боль за нашу столицу. А теперь я сильна. В моих руках оружие, и я умею постоять за безопасность любимого города".
В наших войсках было немало девушек с Урала. Мы решили послать туда делегацию лучших воинов, чтобы рассказать родителям о службе их дочерей, завязать с ними тесное знакомство. Возглавила делегацию комсомольский работник старший лейтенант К. Князева. Посланцы фронта, вернувшись с Урала, привезли с собой наказ матерей девушкам-воинам противовоздушной обороны Москвы.
Волнующие патриотические слова письма доходили до глубины сердец наших зенитчиц, прожектористок, аэростатчиц, мобилизовывали их на преодоление трудностей воинской службы.
"Дочери наши любимые! Ваши посланцы девушки-бойцы рассказали нам о вашей суровой боевой жизни, - говорилось в письме. - Мы гордимся тем, что вы бдительно несете вахту на защите нашей великой Москвы. Вы поставлены на большой и почетный пост. Ваши дела будут записаны в летописи Отечественной войны. Народ сложит о вас песни, напишет стихи.
Родные дочери! Мы находимся в тылу. Но все наши мысли, все дела направлены к одной цели - помочь фронту. И мы не покладая рук помогаем доблестной Красной Армии приблизить час окончательной победы над врагом... Будьте дисциплинированными, аккуратными. Очень неприятно нам видеть девушку-бойца, которая неопрятно одета, курит, грубит. Высоко несите имя советской девушки, ее честь. Помните, счастье ваше, любовь - впереди. Они придут вместе с разгромом врага. А пока стойко переносите все трудности, выпавшие на вашу долю. Хочется вас, родные дочери, прижать к сердцу, согреть своей лаской. И это желание скоро исполнится. Час победы над врагом близок. Вы вернетесь в отчий дом, в родную, любящую вас семью".
Члены делегации, побывав после возвращения в частях, рассказали своим подругам о трудовом подвиге Урала, о том, как напряженно трудятся во имя победы их матери, сестры, младшие братья. И эти сообщения были особенно впечатляющими. Могла ли, например, без волнения слышать красноармеец Полыганова о том, что ее мать-пенсионерка вернулась на завод и перевыполняет нормы выработки наравне с молодежью, а ефрейтор Вотина - о том, что ее младший брат Александр, комсомолец-подросток, освоил специальность слесаря и работает по-стахановски.
Суровая солдатская служба со всеми ее трудностями и тяготами, как признавали сами девушки, физически и нравственно закаляла их, приносила глубокое удовлетворение, сознание честно выполненного долга. Вот что писала в письме домой пулеметчица Т. Селезнева: "Мамочка, когда отбушует пламя войны, когда враг будет уничтожен, жди меня домой уже по такой робкой, боявшейся физического труда и напряжения девушкой, а закаленным, возмужавшим в трудностях армейской жизни человеком, которому любое умственное и физическое напряжение по плечу".
Эту физическую и моральную закалку, приобретенную в армии, девушки продемонстрировали очень ярко в боевой обстановке.
В 1945 году, командуя Западным фронтом ПВО, я неоднократно бывал на позициях наших зенитчиков, охранявших железнодорожные узлы, переправы через реки. Вспоминаю, как на кюстринском плацдарме, около переправы через Одер, меня застала ожесточенная бомбежка. Особенно яростно немецкие бомбардировщики атаковали огневую позицию зенитной малокалиберной батареи, прикрывавшей переправу. В числе зенитчиков было немало девушек. И все они в этой сложной обстановке действовали спокойно, уверенно, пренебрегая опасностью. Батарея с честью выдержала суровое испытание, нанеся противнику чувствительные потери. Среди героев этого и других боев были многие женщины-воины.
Пожалуй, особо следует сказать о подвиге прожектористок, участвовавших в историческом Берлинском сражении. Помню, накануне этого сражения меня пригласил к себе маршал Г. К. Жуков, командовавший тогда 1-м Белорусским фронтом. Он рассказал, что по замыслу командования фронта, утвержденному Ставкой, предполагается использовать зенитные прожекторы для ослепления противника при проведении ночной атаки.
Нелегко было вывозить громоздкие прожекторные агрегаты на передний край, закапывать их в землю. Делалось это под огнем противника, и, естественно, мы имели потери в людях и технике. Но задача была выполнена своевременно. К назначенному сроку всю технику изготовили к боевой работе.
Наши прожектористы, среди которых добрую половину составляли девушки, действовали с огромным энтузиазмом. В полосах 3-й и 5-й ударных, 8-й гвардейской и 69-й армий, изготовившихся к прорыву вражеской обороны, разместились 143 зенитные прожекторные установки. Незадолго до рассвета, за три минуты до окончания короткой, но мощной артиллерийской подготовки, в зенит был дан вертикальный луч, и на всех прожекторных станциях включили рубильники.
Атака выглядела весьма эффектно. Ничего подобного мне до этого видеть не приходилось. Находясь на наблюдательном пункте 8-й гвардейской армии вместе с маршалом Г. К. Жуковым, я был свидетелем стремительной атаки наших войск, успешно прорвавших долговременную оборону противника.
Проведя позже разбор действий наших прожектористов, мы отметили, что в ту волнующую ночь решающего штурма они мужественно и умело выполняли своп трудные обязанности. Высокую похвалу заслужили многие девушки-воины.
Служба девушек в войсках противовоздушной обороны - это большой и славный этап в их боевой истории. Родина высоко оценила ратный труд своих дочерей. Очень многие из добровольцев были награждены орденами и медалями. Но, конечно, главной наградой для них стало сознание честно выполненного долга перед Отчизной в трудный час испытаний.
В 1945 году мы тепло проводили славных патриоток, пожелав им от души большого заслуженного счастья. Мне и сейчас приходится встречаться с некоторыми из них. Многие уже стали бабушками. Не узнаешь в них прежних красноармейцев и сержантов, но в каждой что-то осталось от воинской службы этой суровой школы мужества и гражданственности.
Глава 7.
Война продолжается
Красноречивое признание врага. Большие дела в маленькой Уваровке. История первой СОН. Трудности с авиационной техникой. Мы зарываемся в землю. Сталин просит "взаймы" истребители. Шестью снарядами. Уроки налетов на Горький и Саратов.
Новый, 1942 год мы встречали в обстановке подъема, вызванного победой, одержанной под Москвой. Она была радостна для всего советского народа, а мы испытывали особое чувство: ведь и нами внесен немалый вклад в эту победу.
Успехи воинов противовоздушной обороны столицы признавал и противник. 13 ноября 1941 года начальник генерального штаба немецких сухопутных сил генерал-полковник Гальдер проводил в Орше совещание командующих группами армий и их начальников штабов. На этом совещании было сделано такое заключение: "Сильная противовоздушная оборона делает Москву почти неуязвимой с воздуха"{16}.
Руководители немецко-фашистских войск на Восточном фронте имели все основания для подобного утверждения уже в ноябре 1941 года. Еще больше оснований для такого вывода было у них в 1942 и последующих годах войны. Этим объяснялся резкий спад активности люфтваффе в границах зоны Московской ПВО зимой 1941/1942 года.
В начале 1942 года немецко-фашистские ВВС, по существу, лишь обозначали попытки нанести бомбовые удары по Москве. Достаточных средств для этого противник уже не имел, но хотел все же держать ПВО нашей столицы в напряжении. В январе нам четыре раза приходилось объявлять своим войскам "положение № 1". Налеты проводились в ночное время, и участвовало в них в общей сложности 13 бомбардировщиков.
Зима прошла для москвичей спокойно. Мы ни разу не объявляли городу воздушной тревоги. В этом просто не было необходимости. Люфтваффе два месяца залечивали раны и не пытались подходить к зоне зенитного огня. А в марте, с наступлением весны, посты ВНОС вновь стали доносить о продвижении отдельных мелких групп вражеских самолетов к границам города.
"Весна, грачи прилетели", - шутили солдаты. Но шутки шутками, а хлопот эти "грачи" доставляли нам немало. Бывало, в темном весеннем небе чуть ли не всю ночь гудят один-два самолета. В зону зенитного огня они не входят, а вся система ПВО вынуждена находиться в готовности. В иные ночи довольно значительные группы неприятельских бомбардировщиков пробовали пробиться и в воздушное пространство Москвы. Так, например, было в марте 1942 года. Четыре группы, в общей сложности 36 самолетов, пытались протаранить зенитный заслон. В конце этого же месяца вражеская авиация пробовала совершить на Москву еще несколько мелких налетов.
Довольно энергичную попытку прорваться к нашей столице люфтваффе предприняли в июне 1942 года. Но это была их лебединая песня. С тех пор командование немецко-фашистских военно-воздушных сил отказалось от мысли бомбить Москву.
Однако это не означало, что мы могли почивать на лаврах. Во-первых, никто не мог дать гарантии, что противник не попытается еще раз проверить прочность обороны города, а во-вторых, мы отвечали за безопасность не только самой Москвы. В зоне действия Московской противовоздушной обороны было немало объектов, привлекавших постоянное внимание люфтваффе. И в небе Подмосковья еще не раз завязывались ожесточенные воздушные бои. Не один бой провели и зенитчики, обеспечивавшие противовоздушную оборону важных объектов.
Газета "Красная звезда" 12 февраля 1942 года, обращаясь к нам, воинам ПВО, писала: "Миф о непобедимости немцев в воздухе давно развеян. Провалился план людоеда Гитлера уничтожить Москву с воздуха - чудовищный и бредовый замысел, о котором фашисты в свое время трубили на весь мир... Мы не переоцениваем опасности, угрожающей нам с воздуха, но и не должны преуменьшать ее, даже в малейшей мере. Какая бы то ни было самоуспокоенность в этом отношении преступна. До той поры, пока противник имеет боевые самолеты, у нас нет и быть не может абсолютной, полной гарантии от воздушного нападения. Поэтому призыв "Помни воздух!" должен звучать в наших рядах непрерывно, с неослабной силой".
Мы помнили этот призыв и в дни боев, и в период временного затишья в воздухе. Кстати сказать, эта формула бдительности воинов ПВО родилась в войсках Московской противовоздушной обороны. Партия, правительство и народ призывали нас быть всегда настороже, не дать застать себя врасплох.
К тому времени в наших войсках появилась новая техника - станции орудийной наводки, или, как их сокращенно называли, СОН. Они во многом способствовали повышению меткости огня зенитной артиллерии. Следует сказать, что первую такую станцию мы получили еще в 1941 году. Ее история любопытна, и я расскажу об этом.
Еще задолго до начала войны зенитчики были обеспокоены тем, что проблема стрельбы по невидимым воздушным целям оставалась нерешенной. На вооружении войск ПВО состояли прожекторы со звукоулавливателями. Они были способны поймать воздушную цель, но не могли определить высоту ее полета. Звукоулавливателя предполагалось использовать и для наведения зенитных орудий при ночной стрельбе. Однако уже тогда стало ясно, что определение координат (местоположения) самолетов по звуку не может обеспечить достаточной меткости стрельбы.
Ученые немало трудились над совершенствованием звукоулавливателей. Однако они столкнулись с непреодолимыми препятствиями: малая скорость распространения звука в воздухе не давала возможности получать точные данные о скоростных целях. В связи с неуклонным ростом скоростей в авиации этот недостаток звукоулавливателей сказывался все больше.
В научно-исследовательских институтах до войны велись интенсивные работы по применению инфракрасной техники для определения координат целей в воздухе. Однако инфракрасный локатор создать не удалось.
И тогда ученые пришли к выводу: единственно перспективный метод использование радиоволн. Первые опыты в этом направлении были проведены в Центральной радиолаборатории инженером Ю. К. Коровиным еще в 1933 году. Они дали обнадеживающие результаты. Правда, до создания промышленного образца радиолокатора было еще очень далеко.
В дальнейшем в различных исследовательских институтах и конструкторских бюро проводилась большая и напряженная работа по созданию аппаратуры для радиообнаружения воздушных целей и определения их координат. Ученым и конструкторам удалось решить много серьезных проблем на пути создания станций радиообнаружения (РУС) и станций орудийной наводки (СОН). К началу войны научные сотрудники одного из НИИ изготовили несколько опытных образцов СОН. Однако в связи с эвакуацией промышленности на восток освоить в то время их серийный выпуск не удалось.
И все же одну станцию орудийной наводки мы получили в свое распоряжение в первый год войны. Это был зенитный артиллерийский радиолокатор, которому мы дали наименование СОН-2. Станция проходила испытания на одном из зенитных артиллерийских полигонов. Председателем комиссии по ее приемке назначили полковника С. И. Макеева. Работа СОН получила положительную оценку. Однако дальнейшему ее освоению помешала война. НИИ, изучавший эту аппаратуру, был эвакуирован, а сама станция осталась на испытательном полигоне.
Семен Ильич Макеев, ставший заместителем командира корпуса, предложил мне:
- Давайте попросим передать эту станцию нам. Мы сумеем ее освоить.
Наше ходатайство удовлетворили. Вместе с локатором мы получили батарею 105-мм немецких зенитных орудий. Так в октябре 1941 года у нас появилась зарубежная боевая техника. Попала она в умелые руки советских специалистов, которые в напряженнейшей боевой обстановке за четыре дня сумели ввести ее в строй.
Немецкие зенитные орудия оказались у нас при следующих обстоятельствах. В августе 1939 года Советский Союз заключил с фашистской Германией пакт о ненападении. Одновременно было заключено и торговое соглашение. Для его реализации в Германию выехала торговая делегация во главе с И. Ф. Тевосяном. В числе членов делегации находились специалисты в области военной техники, в частности известный авиаконструктор А. С. Яковлев, артиллерист Г. К. Савченко и другие.
Уже тогда вынашивая планы нападения на Советский Союз, фашистское руководство Германии тем не менее довольно подробно знакомило наших представителей с новейшей боевой техникой. Больше того, советская комиссия закупила образцы некоторых немецких самолетов, орудий и другого оружия. Фашисты были уверены, что мы не сумеем использовать их опыт, что наша промышленность и конструкторская мысль не в состоянии даже копировать столь сложную военную продукцию. Демонстрацией образцов оружия они рассчитывали вызвать у нас страх перед военной мощью гитлеровской Германии.
Так и появились тогда на нашем полигоне четыре немецкие пушки с боеприпасами, зенитные прожекторы и другая техника. Нужно сказать, она не вызвала у нас ни особого удивления, ни тем более страха. Громоздкие, сложные в эксплуатации и очень тяжелые зенитные орудия не было необходимости копировать нашим конструкторам. Отечественные зенитные орудия соответствующих калибров не уступали немецким, а по ряду показателей превосходили их.
На полигоне с локатором познакомилась группа наших специалистов военные инженеры Е. А. Панченко, П. А. Курочкин и В. А. Калачев. Они с большим энтузиазмом взялись за внедрение станции орудийной наводки в боевую практику. Вскоре к ним присоединились К. Н. Томилин и М. Л. Слиозберг, только что вернувшиеся из Лондона, где они знакомились с производством зенитных артиллерийских радиолокаторов. Уже 18 октября станция была готова выдавать данные для стрельбы по воздушным целям.
Батарею немецких орудий вместе с СОН мы установили в боевых порядках 329-го зенитного артиллерийского полка. Он нес оборону в южном секторе, где вражеская авиация действовала обычно весьма активно.
С 18 по 29 октября батарея вела сопроводительный огонь ночью по 50 целям. Правда, ни одна из них уничтожена не была, однако в 35 случаях сразу же после открытия огня вражеские бомбардировщики резко меняли курс и стремительно уходили из зоны обстрела. Значит, разрывы ложились достаточно близко к цели. Конечно, это был еще далеко не тот результат, которого мы ожидали, но, несомненно, - некоторый успех. Теперь с помощью локатора мы могли получать довольно точные данные о высоте полета целей в этом секторе и, следовательно, более эффективно вести заградительный огонь.
С 3 ноября к станции орудийной паводки подключили три батареи отечественных 85-мм зенитных орудий с приборами управления артиллерийским зенитным огнем. За двенадцать дней (вернее, ночей) они обстреляли 77 целей. Из них 63 бомбардировщика (более 80 процентов) под воздействием огня отказались от попыток прорваться к Москве. Четыре из этих самолетов после обстрела резко развернулись и со снижением до 2-3 тыс. метров вышли из зоны сопровождения станции. Нельзя утверждать, что они были сбиты, но явно получили повреждения.
Характерно, что на отражение одной цели при стрельбе с СОН в среднем расходовалось 96 снарядов. Если бы на пути этих самолетов мы ставили заградительный огонь, то снарядов пришлось бы израсходовать во много раз больше. Словом, первый опыт убедил нас, что СОН дает возможность вести прицельный огонь целым дивизионом ночью, а также в условиях облачности и в тумане, заградительный же - всеми батареями полка.
Специалисты подсчитали, что при ведении заградительного огня по докладам наблюдательных пунктов, которые, как известно, ночью определяли данные о целях только на слух и, естественно, допускали значительные неточности, нам приходилось обстреливать воздушное пространство на пути вражеских самолетов, равное 3-4 тыс. кубических гектометров. Располагая же данными станции орудийной наводки, зенитчики могли ограничиться обстрелом воздушного пространства в 60-70 кубических гектометров. Нетрудно понять, насколько меньше боеприпасов при этом приходилось расходовать.
Однако первая ласточка не делает весны. Единственная станция удовлетворить нас, конечно, не могла. Да и работала она еще далеко не с такой точностью, как бы нам хотелось. Наши специалисты немало потрудились над ее освоением. Особенно много для повышения эффективности работы новой техники сделал инженер-полковник Евстигней Андреевич Панченко. Высокообразованный специалист, он глубоко вникал во все тонкости устройства станции. Вместе с ним не покладая рук трудился и расчет СОН, состоявший из подлинных энтузиастов этой новой тогда отрасли техники. Они без устали занимались калибровкой и настройкой аппаратуры, несмотря на то что сложная боевая обстановка требовала от них в ту пору, как и от всех наших воинов, полного напряжения сил. Постоянно бывал на позиции СОН Семен Ильич Макеев, нередко и я выбирал время, чтобы познакомиться с деятельностью локаторщиков.
Результатами работы первой станции орудийной наводки интересовались и члены правительства. Однажды заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров В. А. Малышев выразил желание познакомиться со станцией. Он подробно расспрашивал о ее возможностях, достоинствах и недостатках. Мы поняли, что решается вопрос об обеспечении войск ПВО такой техникой.
В боевом отношении первая станция орудийной наводки, конечно, не сыграла сколько-нибудь заметной роли в обороне Москвы. Однако благодаря ей сложилось ядро специалистов, которые сумели быстро подготовить кадры локаторщиков для обслуживания СОН. А локаторов впоследствии мы стали получать все больше. За второй год войны в наши части поступило уже 29 станций. Специалисты Московской противовоздушной обороны стали пионерами освоения зенитной артиллерийской радиолокационной техники. Их опыт затем широко распространялся во всех соединениях и частях Войск ПВО страны.
Следует сказать, что наши воины-умельцы внесли много нового в конструкцию и методы боевого применения станций орудийной наводки. Они, например, добились, чтобы СОН могла пеленговать целя по углу места до 72 градусов вместо максимального в 48 градусов, как это предусматривалось заводом-изготовителем. Калибруя аппаратуру по аэростату, локаторщики достигали весьма высокой точности и стабильности ее работы.
Однажды Панченко пригласил меня познакомиться с результатом работы СОН после калибровки. Мы поехали в окрестности деревни Черемушки, где ныне вырос огромный новый район Москвы. Был поднят аэростат. Аппаратуру настроили и по ее данным дали залп среднекалиберной зенитной батареей. Аэростат был изрешечен осколками снарядов.
Особенно ценным оказалось предложение группы специалистов-практиков. Лейтенант Шилов, техник-лейтенант Розенштейн, старшие сержанты Астахов и Гамрад-Курек предложили внести некоторые изменения в конструкцию прибора управления артиллерийским зенитным огнем. Это позволило подключать к СОН батареи, расположенные на расстоянии до шести километров от станции, иначе говоря - втрое увеличить базу батарея - СОН. Новшество имело большое значение. Ведь прежняя конструкция прибора предусматривала использование данных локатора батареями, удаленными от него не более чем на два километра. Изменять же сложившуюся дислокацию батарей было сложно. Вскоре многие из них стали получать данные станций орудийной наводки, и точность их стрельбы заметно повысилась.
Так в дни войны мы впервые в истории отечественной противовоздушной обороны осваивали радиолокационные методы обнаружения воздушных целей и определения их координат.
* * *
Каждый вечер, как только начинало темнеть, с командного пункта отдавалось распоряжение:
- Поднять в воздух аэростаты заграждения!
За период налетов вражеской авиации на Москву эта команда подавалась 268 раз. Иногда я поднимался на наблюдательную вышку и проверял, как аэростатчики выполняют свою задачу. Работали они отлично. Уже через несколько минут там и тут над крышами домов показывались огромные серебристые баллоны. Словно какие-то фантастические рыбы, они всплывали все выше и выше, вытягивая за собой в поднебесье сотни метров тонкого, но крепчайшего стального троса. На высоте 4,5-5 километров над городом всю ночь плавали аэростаты, тросы которых создавали непроходимую для самолетов сеть.
Части аэростатов воздушного заграждения не относятся к категории активных родов войск противовоздушной обороны. Но при взаимодействии с другими средствами ПВО они сыграли свою роль в обороне столицы, препятствуя снижению вражеских самолетов над городом для прицельного бомбометания точечных целей. И если фашистские летчики вначале пытались летать над Москвой на сравнительно малых высотах, то очень скоро они отказались от этой затеи.
За время войны мы зарегистрировали семь аварий неприятельских самолетов, столкнувшихся с тросами аэростатов воздушного заграждения. В семнадцати случаях бомбардировщики, получив повреждения при встрече с тросами, отказывались от попытки продолжать полет на малых высотах.
В августе 1941 года один из "хейнкелей", прорвавшись через зону зенитного огня, пошел вдоль Москвы-реки к центру города. Его экипаж, видимо, считал, что добьется успеха, если будет вести машину на бреющем полете. Но тут на пути "хейнкеля" встретился трос аэростата, расчетом которого командовал сержант И. С. Губа. Трос срезал крыло бомбардировщика, и он камнем рухнул в реку. Водолазы достали из-под воды обломки машины и останки летчиков. Оказалось, что экипаж состоял из гитлеровских асов.
Для того чтобы создать над Москвой непроходимую для вражеских самолетов сеть тросов, необходимо было развернуть большое количество постов. На 1 июля 1943 года их было 440. Организационно все они входили в три полка аэростатов воздушного заграждения - 1, 9 и 13-й. Первым полком командовал полковник П. И. Иванов - один из ветеранов этого рода войск, большой энтузиаст и знаток своего дела.
Во главе 9-го полка стоял полковник Э. К. Бирнбаум - человек, известный в воздухоплавании и стратонавтике не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами. Это он 30 сентября 1933 года вместе со стратонавтами Г. А. Прокофьевым и К. Д. Годуновым поднялся на стратостате "СССР-1" на высоту 19 километров, установив тем самым мировой рекорд. Война оторвала его от научной работы, и он стал заниматься аэростатами заграждения. Но и на этом поприще Э. К. Бирнбаум умело применил свои знания и организаторские способности.
13-й полк аэростатов заграждения, созданный уже в 1942 году, возглавил подполковник В. М. Шевченко. Он также был большим специалистом и опытным командиром.
Казалось бы, несложная техника - аэростат. Но его эксплуатация доставляла воинам немало хлопот. Нужно было сберегать довольно нежную перкалевую оболочку от жары, сырости и механических повреждений, следить, чтобы в ней поддерживалось необходимое давление газа. Больших забот требовал и уход за тросом, лебедкой, газгольдерами.
Но конечно, сложнее всего у аэростатчиков была боевая работа. Подняв аэростат на высоту, они непрерывно следили за отклонениями его троса. В штормовую погоду было особенно трудно. Немалую опасность создавали и атмосферные электрические заряды, которые электризовали тросы. Нередко расчетам приходилось держать аэростаты на тросе до четырнадцати часов в сутки. Только за второй год войны аэростаты "дежурили" над Москвой в общей сложности 1044 часа.
В боевой практике аэростатчиков было два случая, когда воинам приходилось, спасая материальную часть, отправляться на аэростате в свободный полет. Однажды такой полет совершил сержант Дмитрий Велигура. Во время приземления аэростата внезапно оборвался трос. Никто из воинов, кроме начальника поста, не сумел удержать в руках поясную веревку, и аэростат взмыл вверх вместе с Велигурой.
Сержант не растерялся. Подтянувшись на руках, он добрался до предохранительного клапана и, стравив часть газа, приземлил аэростат в 110 километрах от своей позиции. За мужество и находчивость коммунист Д. Ф. Велигура был награжден орденом Красного Знамени.
В другой раз, 10 сентября 1942 года, в подобном положении оказались сразу два аэростатчика - начальник поста сержант К. Г. Беляков и красноармеец В. П. Козорез. Они также были унесены аэростатом в свободный полет. Для Константина Белякова этот полет закончился трагически. Не выдержав напряжения, сержант сорвался и разбился. А Василий Козорез остался жив. Он держался за носовую поясную веревку и поэтому не мог добраться до предохранительного клапана. Пришлось солдату положиться на волю случая. Это тоже требовало немалого мужества и физической силы.
Полет Василия Козореза закончился в районе города Ногинска. Проносясь над мачтами радиостанции, он сумел схватиться за антенну и, не отпуская оболочки, спустился по мачте на землю. Комсомолец Козорез спас оболочку, и аэростат на следующую ночь вновь нес вахту над Москвой.
Эксплуатация аэростатов в городских условиях была делом сложным. Иногда трос обрывался, и аэростат, гонимый ветром, задевал за крыши домов, антенны. Особенно опасными были встречи тросов с линиями электропередач. Начальник Мосэнерго Уфаев не раз жаловался мне:
- Вы столько хлопот нам доставляете своими аэростатами. - А потом, помолчав, обычно добавлял: - Ну ничего, только защищайте Москву лучше.
Для нас подобные случаи были также событием крайне неприятным. Коснувшись проводов высоковольтной линии, тросы перегорали, и аэростат улетал в свободный полет. В результате мы теряли дорогостоящую оболочку. К тому же контакт металлических тросов с высоковольтной линией создавал большую опасность для жизни воинов.
Потери, понесенные немецко-фашистской авиацией при массированных налетах на Москву летом и осенью 1941 года, заставили командование люфтваффе серьезно пересмотреть свои взгляды на возможности нашей противовоздушной обороны. Мы не без удовольствия познакомились с признанием, которое достаточно откровенно сделала фашистская газета "Берлинер берзенцайтунг" в номере от 20 мая 1942 года. "В районах действия советской зенитной артиллерии, - писала она, - многочисленные потери свидетельствуют о том, что она стреляет метко".
Весной и детом 1942 года фашистская авиация, действовавшая в районе Московской противовоздушной обороны, сосредоточила свое внимание на небольших, но важных объектах, удаленных от нашей столицы на сто в более километров. На обороне этих объектов мы использовали главным образом малокалиберную зенитную артиллерию и зенитные пулеметы. Их расчеты с честью выполняли поставленные перед ними задачи.
Один из объектов охранял взвод 37-мм орудий, возглавляемый лейтенантом И. М. Скалинским. Самолеты противника неоднократно пытались обрушить бомбовый удар на этот объект, но каждый раз их встречал меткий, хорошо организованный огонь артиллеристов. Семь бомбардировщиков потеряли здесь гитлеровцы, так и не сумев нанести объекту сколько-нибудь существенных повреждений. Командование высоко оценило мужество и мастерство зенитчиков. Многие из них были награждены орденами и педалями. Мне было приятно вручить боевой орден Ивану Михайловичу Скалинскому - отличному командиру, умелому воспитателю. Нужно сказать также, что, когда в Вооруженных Силах были введены нагрудные знаки отличников для поощрения лучших воинов-специалистов, первыми среди артиллеристов-зенитчиков ими были награждены передовые воины из взвода И. М. Скалинского.
В марте 1942 года была замечена повышенная активность немецкой воздушной разведки в районе железно-дорожной станции Уваровка. Нам было понятно, чем вызван столь пристальный интерес вражеских летчиков к этой небольшой подмосковной станции на Белорусской железной дороге. В ту пору линия фронта проходила около Гжатска, и Уваровка оказалась конечным пунктом железной дороги, по которой шло снабжение войск Западного фронта. Таким образом, она служила весьма важным перевалочным пунктом, и нам поручили обеспечить ее оборону от нападения воздушного противника.
- Знаешь, Николай Федорович, - обратился я к Гритчину, когда стала ясно вырисовываться направленность полетов разведывательной авиации противника, давай-ка съездим в Уваровку, сами посмотрим, как там обстоит дело с организацией противовоздушной обороны станции.
Гритчин сразу же согласился: он был, как говорится, легок на подъем, любил бывать в войсках. Да и ему, безусловно, было понятно, какое значение для нас имеет этот маленький пункт, на обороне которого стояла небольшая частичка наших средств, выполнявших, однако, весьма ответственную задачу.
И вот мы поехали. Сразу же за городом, при выезде на Минское шоссе, почувствовали, что дорога ведет к фронту. То и дело наша легковая машина обгоняла колонны грузовиков с боеприпасами и продовольствием, цистерны с горючим. Они непрерывным потоком двигались к передовой, которая проходила уже где-то у границ Московской области.
Проехали опаленный огнем боев, израненный Можайск, ненадолго остановились на Бородинском поле, где до войны мне не пришлось побывать. С интересом и волнением осматривал я исторические места. Николай Федорович, старый москвич, не раз бывавший здесь, обратил мое внимание на один из многочисленных памятников: на вершине высокой гранитной колонны расправил крылья бронзовый орел. Потом мы подошли к холму, на котором сто тридцать лет назад отбивали яростные атаки наполеоновских войск прославленные пушкари Раевского. Курган, как и в грозную пору 1812 года, был использован для обороны. На его склоне притаился мощный железобетонный дот, кругом были противотанковые надолбы, окопы для тяжелой артиллерии. Историческая позиция бывшей "курганной батареи" вновь, через тринадцать десятилетий, оказалась важнейшим опорным пунктом наших войск на пути к Москве.
Пять суток сдерживала здесь атаки врага дивизия полковника В. И. Полосухина. И казалось, будто к воинам этой дивизии относятся слова М. И. Кутузова, высеченные на постаменте памятника с орлом: "Неприятель отражен на всех пунктах".
Полные нахлынувших мыслей и воспоминаний, подъехали мы к Уваровке, вернее, к месту, где она раньше находилась. Земля здесь была вся перепахана бомбами и снарядами, построек почти не осталось. Только около железнодорожного полотна уцелели какие-то бараки. Они-то и привлекали столь пристальное внимание вражеской авиации.
В этом мы убедились вскоре после приезда. Едва только познакомились с командиром взвода зенитных пулеметов лейтенантом Афанасием Ивановичем Бондарем, как ему сообщили: "Курсом на Уваровку идут три Ю-88".
Эти данные поступили от постов воздушного наблюдения взвода лейтенанта Воронина, располагавшихся в непосредственной близости от линии фронта. И хотя до Уваровки бомбардировщики обычно летели не более восьми минут, своевременное оповещение об опасности имело для пулеметчиков большое значение. Точно зная, откуда появится противник, они успевали изготовиться к бою.
Так было и в этот раз. Едва фашистские самолеты вынырнули из-за ближнего леса, они сразу же оказались в перекрестье прицелов. И вот уже огненные трассы скрестились около головной машины. "Юнкерс" как-то неуклюже развернулся и скрылся за верхушками деревьев. А через мгновение мы услышали гул взрыва и увидели густое облако дыма, поднявшееся над лесом. Ведомые неудачливого лидера поспешили уйти из зоны обстрела.
Пулеметчики действовали четко, быстро и очень спокойно. Мы горячо поблагодарили их за смелость и мастерство, выразили уверенность, что они и впредь будут столь же успешно выполнять свой долг. С особым чувством мы пожали руки главным героям этого боя: наводчикам Антону Гаранже, Дмитрию Курочкину и командиру отделения старшему сержанту Федору Осетрову. Это они сбили вражеский бомбардировщик. Мы тут же, на огневой позиции, наградили их часами.
В последующих боях воины этого отделения уничтожили еще четыре неприятельских самолета и один подбили. Но однажды обстоятельства сложились для них неудачно.
Налет был групповой. Пока зенитчики вели огонь по одному из бомбардировщиков, другой зашел с тыла и сбросил тяжелую бомбу. Ее осколки ранили Осетрова в лицо, Курочкина - в руку, а Гаранжу - в грудь. Но и раненные, они продолжали биться с врагом, пока не отогнали его от охраняемого объекта. Когда налет был отражен, Курочкин потерял сознание.
После боя Федора Осетрова и Дмитрия Курочкина доставили в медсанбат. Вместе с ними пришел туда и Антон Гаранжа. Пока товарищам оказывали помощь, он молча стоял в стороне. Закончив операцию, врач обратился к Гаранже:
- А вы чего ждете?
- Да вроде бы и меня ранило...
В груди Антона торчал осколок. После извлечения его он снова поспешил на огневую позицию. Правда, к пулемету Гаранжа встать еще не мог, но в боевой обстановке помогал товарищам, работая за телефониста.
Одна из особенностей войск противовоздушной обороны состояла в том, что в них было много мелких самостоятельных подразделений. Расчет зенитного пулемета, прожекторного и аэростатного отделений, поста ВНОС - все это самостоятельные боевые единицы. Можно без преувеличения сказать, что от умения, опыта и личного мужества их командиров во многом зависела высокая боеготовность и боеспособность наших частей. Одним из таких замечательных младших командиров - прекрасных организаторов боя и. умелых воспитателей был коммунист старший сержант Федор Степанович Осетров. Он подготовил немало прекрасных солдат-специалистов, стойких и мужественных воинов. Вот отрывки из писем его бывших воспитанников, попавших впоследствии на другие фронты.
"Переправлялись мы через Ладогу на пароходе. Налетел на нас немец. Но твоя наука, Федор Степанович, не прошла даром. Пошел фашист в подводное царство..." - это из письма ефрейтора Деревянко с Ленинградского фронта. А вот весточка из-под Сталинграда от красноармейца Федора Сиротина. "Я сейчас командую зенитно-пулеметным расчетом. Воюем вроде ничего. На днях меня наградили орденом".
Сообщение Сиротина особенно порадовало Осетрова. Он помнил, как этот солдат твердил: "Не выйдет из меня пулеметчик. Я для этого мало жизнью приспособлен. Буду проситься в пехоту". Не пришлось Сиротину проситься в пехоту. Воспитал его Осетров, да и других солдат тоже. Отлично воевали они в Уваровке, сделали неприступной для вражеской авиации эту маленькую станцию. Я с большим удовольствием вручал потом Федору Степановичу Осетрову орден Красного Знамени - высокую награду за его мужество и воинское мастерство.
Орденом Красной Звезды были отмечены боевые заслуги наводчиков Антона Ивановича Гаранжи и Дмитрия Ивановича Курочкина. Правительственные награды вручили мы и другим героям боев в Уваровке, в том числе командиру отделения старшему сержанту Ф. Ревенко, наводчикам Ф. Зиненко, Н. Мироненко и другим. Их крупнокалиберные пулеметы метко разили воздушного противника. 19 марта наводчик Курочкин сбил Ме-110, 21 марта расчет старшего сержанта Ревенко уничтожил Ю-88, 28 марта два "юнкерса" нашли себе могилу от метких очередей наводчиков Мироненко и Ефимова, 29 марта наводчик Рыбачек сбил истребитель Ме-109, 6 апреля такой же самолет уничтожил наводчик Зипенко. За двадцать дней боев эти воины сбили шесть вражеских самолетов и один подбили.
Большие потери заставили противника заметно увеличить потолок полетов и отказаться от прицельного бомбометания станции. К тому же в апреле небо зачастую было затянуто плотной облачностью. Но и в этих условиях пулеметчикам лейтенанта А. И. Бондаря удалось сбить один из "юнкерсов", появившихся на какое-то мгновение в разрыве облаков.
Тогда же отличились пулеметчики, оборонявшие другой объект. Расчеты, подчиненные лейтенанту Андреенко и младшему лейтенанту Романову, сбили Ю-88 и Me-110, проявив при этом высокое мастерство и мужество. Ведя огонь по вражеским самолетам под разрывами бомб, воины расчетов одновременно обезвредили несколько десятков зажигалок, сброшенных противником на охраняемый объект и огневую позицию.
Эти боевые эпизоды свидетельствуют о том, что к всходу первого года войны мастерство наших воинов заметно возросло. Не прошли даром месяцы напряженной боевой работы и не менее напряженной учебы. Накопился опыт, возросла уверенность в своих силах, уверенность в своем оружии, что имело огромное значение для достижения победы над сильным противником в быстротечном бою.
Велика заслуга в этом не только командиров и политработников, но и наших партийных организаций.
Мне запомнилось выступление М. И. Калинина перед агитаторами Западного фронта, частей ПВО и Московского гарнизона 22 толя 1942 года. "В ходе войны армейские партийные организации непрерывно пополняются, растут, - сказал Михаил Иванович. - И чем острее положение на фронте, чем сильнее и ожесточеннее борьба, тем больше красноармейцев и командиров вливается в ряды партии. Уже один этот факт, что наш народ - а каждый красноармеец - это сын народа, а вся красноармейская масса - это теперь самая жизнедеятельная часть населения, - уже один этот факт, что наш народ, чувствуя опасность, нависшую над страной, в самые напряженные моменты борьбы теснее сплачивается вокруг партии, пополняет ее ряды, говорит об огромном авторитете нашей партии"{17}.
За первое полугодие войны в частях 1-го корпуса ПВО было принято в партию 1728 человек. Общее число коммунистов корпуса возросло в три с лишним раза{18}.
Большую роль в этом сыграла наша партийная комиссия и ее бессменный председатель батальонный комиссар И. И. Коровкин. Иногда прямо на огневых позициях члены парткомиссии принимали воинов в партию. Немало сделали они и для воспитания коммунистов в духе безупречного выполнения ленинских партийных норм.
Огромную силу в войсках Московской ПВО представляли и комсомольские организации. Они мобилизовали молодых воинов на отличное овладение боевой техникой, на бдительное несение службы. Комсомольцы были верной опорой командиров в борьбе за постоянную и высокую боевую готовность. Особенно большую роль сыграли организации ВЛКСМ в подразделениях ВНОС.
Наша комсомольская организация, возглавляемая батальонным комиссаром И. В. Стрелковым, в 1942-1943 годах насчитывала более 33 тыс. человек. Она непрерывно росла, пополняясь передовыми представителями воинской молодежи.
Коммунисты и комсомольцы всегда показывали пример самоотверженного выполнения воинского долга, безукоризненного несения службы.
На одном из партийных собраний своей части выступил старший лейтенант Н. А. Семенов. Он дал слово добиваться победы в каждой встрече с врагом в воздухе. И вскоре доказал, что его слово не расходится с делом.
Весной 1942 года во время боевых вылетов Семенов четыре раза вступал в схватку с воздушным противником. И каждый раз добивался победы. За короткое время он уничтожил два Ю-88, один Хе-111 и один Ме-110.
29 сентября 1942 года летчики 28-го истребительного авиационного полка в районе Ржева провели бой с семнадцатью вражескими бомбардировщиками и истребителями и уничтожили десять из них. В этой схватке А. Я. Федоров сбил три самолета противника, Г. С. Богомолов и Е. Е. Лозовой - по два.
Алексей Яковлевич Федоров пришел в войска противовоздушной обороны Москвы в первые месяцы войны. Он был молодым, но уже обстрелянным летчиком. В воздушных боях над Днепром Федоров сбил два неприятельских самолета, а у нас успешно продолжил счет побед. Его боевой почерк постоянно совершенствовался, он стал зрелым воздушным бойцом, способным находить и уничтожать врага в любой обстановке - ночью и за облаками, на малых и больших высотах. Эти качества были характерны для подлинных асов, которых в тот период в частях становилось все больше.
Во время Великой Отечественной войны более двухсот советских летчиков применили воздушный таран. Среди них более двадцати - летчики Московской противовоздушной обороны. И мне кажется это весьма характерным. Ведь таран самое решительное, крайнее средство, к которому прибегали авиаторы, чтобы пресечь полет вражеского самолета. Особенно остро эта необходимость возникала перед летчиками ПВО, несшими ответственность за оборону столицы нашего государства.
Вот почему во многих случаях, не имея возможности поразить противника огнем бортового оружия, истребители устремлялись на таранный удар. Летчики выполняли этот сложный и опасный тактический прием мастерски. Я уже упоминал о первом в мире ночном таране, совершенном в московском небе Героем Советского Союза младшим лейтенантом В. В. Талалихиным. Великолепно выполнили таранные удары на большой для того времени высоте - свыше 9 тыс. метров - лейтенант А. Н. Катрич и сержант К. М. Белоусов.
11 августа 1941 года лейтенант Катрич поднялся в воздух на перехват неприятельского разведчика. Стрелка альтиметра была уже за отметкой 9 тыс. метров, когда он обнаружил "Дорнье-217", шедший к Москве. Летчику удалось вывести из строя один из моторов бомбардировщика, но тот продолжал лететь. Боеприпасы кончились. Тогда Катрич приблизил свою машину к самолету врага и винтом отрубил ему часть стабилизатора. "Дорнье" рассыпался в воздухе. Лейтенант Катрич сумел посадить истребитель на своем аэродроме. Оказалось, что в уничтоженном им самолете находился командир 165-й разведывательной группы люфтваффе.
На такой же высоте удалось таранить фашистский самолет и одному из самых молодых наших летчиков - сержанту К. М. Белоусову.
В своем первом бою 17 октября 1941 года совершил таран сержант Сергей Ачкасов, ставший впоследствии Героем Советского Союза. 13 августа 1942 года, воюя уже под Воронежем, в одном бою он сбил два Ме-109, причем одного из них - также таранным ударом.
Героический подвиг совершил командир звена 562-го истребительного авиационного полка комсомолец младший лейтенант Михаил Родионов. Он дважды в одном бою таранил самолет противника, причем на высоте всего 50 метров над землей. Это, вероятно, единственный в истории авиации случай.
3 июля 1942 года, вылетев на перехват 10-88, шедшего к Москве, Родионов обнаружил врага на высоте 3 тыс. метров. Он немедленно устремился в атаку и вскоре заставил замолчать неприятельского стрелка.
Фашистский летчик понимал, чем грозит ему дальнейшее единоборство с истребителем. Он прибегнул к обычному в то время приему: спикировал до самой земли и повел машину на бреющем полете. Родионов повторил его маневр. Но преследование на такой высоте чрезвычайно затруднительно: маневр истребителя ограничен. Летчику приходилось следить не только за противником, но и выдерживать предельно малую высоту.
Несмотря на свою молодость, Михаил Родионов был испытанным воздушным бойцом. Он одержал уже четыре победы в воздухе, провел несколько успешных штурмовок наземных войск гитлеровцев, был награжден орденом Красного Знамени. Но и противник ему достался опытный. Расстреляв весь боекомплект, Родионов пошел на таран. Консолью крыла своего истребителя он ударил по плоскости вражеского самолета. Однако и после этого бомбардировщик продолжал держаться в воздухе. Наш летчик сделал второй заход и вновь нанес удар по машине противника. "Юнкерс" был уничтожен.
Младший лейтенант, с трудом удерживая самолет, пошел на посадку. Но площадка, куда вынужден был приземлиться Родионов, оказалась ограниченной по длине, и истребитель врезался в земляную насыпь. Летчик-герой погиб. Михаилу Александровичу Родионову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Да, воздушный таран - это оружие смелых. Но для его осуществления недостаточно одной только смелости. Нужны огромная выдержка, мастерство, величайшая сила духа, сознание своего долга, огромная любовь к Родине.
Немецкие летчики почти никогда не шли в лобовую атаку. Если в ходе воздушного боя случалась такая ситуация, нервы у гитлеровцев не выдерживали, они отворачивали в сторону. И уж, конечно, ни один из них не отваживался на столь решительный и рискованный боевой прием, как воздушный таран. Сбитые фашистские асы неоднократно признавали, что слышали о таране, но не верили в его осуществление. Если в первые месяцы войны немецкие летчики еще вступали в бой на равных, то в дальнейшем атаковали лишь в случае численного превосходства или используя фактор внезапности. Атак "мессершмиттов" летчики ПВО могли ожидать, как правило, только со стороны солнца, из-за облаков или с большой высоты.
Воздавая должное мужеству и самоотверженности героев таранных ударов, мы в то же время настойчиво требовали от летчиков совершенствования огневой и летной подготовки, умения правильно использовать возможности бортового оружия, безукоризненной подготовки вооружения самолета к каждому вылету.
Весной 1942 года противник имел достаточно большое количество самолетов, в том числе и бомбардировщиков, на аэродромах Белоруссии, Прибалтики и в других районах, откуда в 1941 году люфтваффе совершали свои налеты на Москву. Однако активность вражеских ВВС довольно быстро снижалась. Если в марте 1942 года в зоне противовоздушной обороны Москвы появилось 660 самолетов противника, то в апреле - лишь 410, а в мае - 243. Командованию люфтваффе все больше самолетов приходилось направлять на поддержку своих наземных войск. Да и слишком уж высок был процент потерь при полетах в зоне мощной противовоздушной обороны нашей столицы.
И тем не менее мы не обольщались успехами. Постоянно поддерживали в войсках высокую боевую готовность. Ни один полет вражеского самолета в зоне Московского фронта ПВО, созданного в апреле 1942 года, не оставался незамеченным. Это требовало от воинов огромного напряжения сил. Особенно большая роль в борьбе с воздушными разведчиками противника отводилась в этот период истребительной авиации.
Нужно сказать, что после напряженных боев 1941 года, когда истребители 6-го истребительного авиационною корпуса работали буквально на износ, у многих машин был почти полностью выработан ресурс моторов, да и сами самолеты, латаные-перелатаные, требовали замены. Были периоды, когда из 480 самолетов, состоявших на вооружении в наших частях, около одной трети машин не могли взлететь.
В особенно трудных условиях оказались летчики истребительных авиационных полков, на вооружении которых находились английские и американские самолеты, переданные нам по ленд-лизу. Союзники весьма скупо снабжали нас запасными частями и агрегатами, а качество их самолетов оставляло желать много лучшего.
Наиболее плачевное положение с материальной частью сложилось в 488 иап. Весь его самолетный парк в то время состоял из 18 машин типа "Харрикейн", и только 2 из них были исправны.
Всего в тот период мы имели около 70 истребителей иностранных марок, но лишь 20 из них могли подниматься в воздух. Да и ресурс их был на исходе. Весьма характерны и цифры боевых потерь. За второй год войны мы потеряли в боях всего 26 самолетов, из них 10 - иностранных марок (восемь "киттихауков", один "Харрикейн" и одну "аэрокобру").
Следует сказать, что помощь по ленд-лизу, которой в какой-то степени пользовались и мы, не оказала существенного влияния на прочность противовоздушной обороны Москвы. И напрасно буржуазные историки сейчас пытаются утверждать, будто их техника спасла нашу страну.
Состояние самолетного парка 6-го истребительного авиационного корпуса явилось предметом пристального изучения и обсуждения только что созданного в ту пору Военного совета Московского фронта ПВО. И тут, как всегда, на помощь защитникам столицы пришли партийные и советские организации Москвы. Председатель Моссовета В. П. Пронин, ставший членом Военного сонета Московского фронта ПВО, мобилизовал на выполнение наших заказов предприятия столичной промышленности и этим во многом помог нам. Заказы наших авиаторов выполнялись всегда безоговорочно и быстро.
Многое мы делали силами своего технического персонала. Сколько самоотверженности, трудолюбия, инициативы и мастерства проявляли механики, мотористы, оружейники, чтобы ввести в строй истребители, изрешеченные в воздушных боях пулями и осколками вражеских зенитных снарядов, пострадавшие при жестких посадках на грунтовые аэродромы! Они творили поистине чудеса, восстанавливая потрепанные машины. С большой благодарностью отзывались летчики о своих "технарях", обеспечивающих им безаварийную работу материальной части и в морозы, и в жару, и в дождь.
Одним из самых умелых "лекарей" авиационной техники считался старший техник-лейтенант Василий Иванович Морев. Он ведал вооружением самолетов и выполнял свои обязанности отлично. Тринадцать вражеских машин сбили летчики части оружием, подготовленным к бою Мореным. Василий Иванович первым освоил новые виды вооружения, и не только освоил, но и внес шесть ценных рационализаторских предложений, обеспечивших его лучшую эксплуатацию.
Немалые заслуги имел и другой оружейник - коммунист старший сержант Д. С. Сивоконь. Обслуживая самолеты летчиков Л. Г. Рыбкина, Н. А. Александрова, В. А. Киселева и К. П. Букварева, он помог им уничтожить в боях десятки неприятельских машин.
Тринадцать рационализаторских предложений внес авиационный ремонтник старший сержант Т. И. Пшеничников. Одно из них - новый способ замены шпаклевки на обшивке самолета - позволило сберечь сотни рабочих часов, а главное - значительно ускорить ввод в строй боевых машин.
Самоотверженно трудились моторист красноармеец П. Ф. Евтушенко, техник-лейтенанты А. В. Василенко, А. Т. Водолажский и многие другие воины, работавшие на земле, но обеспечивавшие победы в воздушных боях.
Я уже говорил, что инженерное оборудование боевых порядков зенитчиков, прожектористов, вносовцев потребовало от нас немало сил и средств в первые месяцы войны. Но то, что мы сделали тогда, было лишь началом. Увеличение количества войск и боевой техники столичной противовоздушной обороны требовало постоянного внимания к строительству и оборудованию позиций.
Особенно большие инженерные работы были проведены в течение второго года войны. За это время мы построили 6500 различных сооружений общим объемом в полмиллиона кубометров. Мы почти не обращались к государственным органам за помощью. Строительные материалы заготавливали на месте: рубили лес, добывали песок, глину, щебень. Ну, а в рабочих руках у нас недостатка не имелось. Как ни трудно было совмещать боевую работу со строительством, наши воины не жаловались: знали, что всем тяжело приходится.
За год в наших войсках было построено 9 полковых командных пунктов, 122 командных пункта для батальонов прожектористов, вносовцев, пулеметчиков. Зенитчики оборудовали 477 основных огневых позиций и 137 запасных, 878 позиций создали прожектористы и аэростатчики. В Подмосковье было сооружено 2087 жилых землянок, на 10-15 человек каждая, отрыто 30 тыс. погонных метров ходов сообщения, возведено много других инженерных сооружений.
Огромную работу пришлось проделать по маскировке позиций. Все земляные сооружения обкладывались дерном, обсаживались растительностью, закрывались маскировочными сетями. Специальная аэрофотосъемка, проведенная нами, показала, что элементы боевых порядков почти не заметны с воздуха.
В то же время было создано много объектов, обнаружение которых противником входило в наши расчеты. Это ложные зенитные батареи (их число довели до 74), прожекторные позиции, предприятия. Вражеские воздушные разведчики могли увидеть на этих объектах вспышки выстрелов, лучи прожекторов, а в ряде мест взрывы фугасных бомб, имитируемые термитными зажигательными шашками. Словом, изобретательности для обмана противника было проявлено немало, и он нередко клевал на эту приманку. Не случайно в течение второго года войны на территории, обороняемой нашими войсками, почти не было случаев разрушения предприятий, сооружений, жилых домов от бомбовых ударов вражеской авиации.
Успехи наших войск в области инженерного оборудования связаны с именем генерал-лейтенанта А. С. Гундорова - начальника инженерной службы Московского фронта ПВО. Во многом это результат его неутомимой энергии, инициативы и мастерства.
Генерал Гундоров пришел к нам из Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева, которую он возглавлял. Высокообразованный специалист, человек большой культуры и обаяния, он пользовался огромным авторитетом и уважением. Новый начальник инженерной службы сразу же энергично взялся за дело.
Однажды А. С. Гундоров обратился ко мне с предложением:
- Давайте, товарищ командующий, съездим посмотрим, как оборудована в инженерном отношении одна из огневых позиций зенитчиков.
Выезжаем за город. Гундоров останавливает машину на поле, и мы идем в сторону невысоких бугров. Оказывается, там стоит батарея, но обнаружить ее не мог даже мой наметанный глаз. А затем по сигналу бойцы мгновенно откинули на брустверы окопов большие щиты, и орудия вскинули стволы в зенит.
Я как-то сам высказал А. С. Гундорову идею оборудования огневых позиций зенитных орудий ограждениями, которые могли бы защищать расчеты и технику от наземного огня. Но я не думал, что это предложение найдет столь быстрое и эффективное воплощение в жизнь. Впоследствии многие батареи были оборудованы такими щитами. Кое-где их сделали стальными, а на ряде позиций деревянными, с земляной засыпкой.
Генерал Гундоров был известен не только как большой специалист в области фортификации, но и как крупный общественный деятель, активный участник антифашистского движения. Когда был создан Всеславянский антифашистский комитет, А. С. Гундоров стал его председателем. Эту обязанность он выполнял до конца войны, совмещая ее с деятельностью в штабе нашего фронта.
Понятно, что это было нелегко. Но генерал Гундоров никогда не жаловался на трудности. Он постоянно находил применение своей кипучей энергии. А. С. Гундоров вел большую и очень нужную работу в комитете. Его выступления на митингах, в печати имели огромное значение, способствуя сплочению славянских народов на отпор врагу.
25-ю годовщину Октября защитники Москвы встречали в спокойной обстановке. Уже давно вражеская авиация не пыталась совершать налеты на город.
7 ноября 1942 года наш 193-й зенитный артиллерийский полк был преобразован в 72-й гвардейский. Зенитчики полка заслужили почетное звание гвардейцев. Они бессменно стояли на одном из самых ответственных участков обороны Москвы, встречая самолеты противника, шедшие с юго-запада и запада. Сорок из них было уничтожено метким огнем батарей полка.
Выступая на митинге в честь вручения полку гвардейского Знамени, я отметил большие заслуги командования части - командира полка подполковника Михаила Геронтьевича Кикнадзе, его заместителя по политической части батальонного комиссара Федора Михайловича Греся, начальника штаба майора Петра Ефимовича Фролова. Под их руководством зенитчики стойко, мужественно и умело выполняли свои боевые задачи по обороне столицы.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги