Золотой век предательства. Огни Хякки Яко

Глава 6. Тот, кто снова обрёл своё имя

За почти двое суток, которые минули с той поры, как его схватила тайная полиция, Рюити так и не удалось толком сомкнуть глаз. Стоило ему погрузиться в тяжёлую дремоту, как перед внутренним взором тут же возникала ненавистная маска патронессы. В тот же миг больное сердце будто бы разом пронзало сотней раскалённых игл. Рюити задыхался. Почти ослепший от боли, он сжимался в углу камеры, где его заперли совсем одного, и долго глубоко дышал, пытаясь прийти в себя.

Ещё день такой жизни, и он точно сойдёт с ума…

После допроса, который однорукий Ооно устроил ему сразу же после ареста, никто из тайной полиции в тюрьме больше не показывался. Цепь у него отобрали, а самого Рюити напоили каким-то мерзким острым отваром, от которого горело всё нутро и магия перестала отвечать на его зов. До того дня Рюити и помыслить не мог, что в арсенале тайной полиции есть такое подлое оружие. Он утешал себя лишь тем, что действие отвара не должно было продлиться долго.

Сразу же после допроса его заставили выпить это тошнотворное пойло ещё раз. А когда Рюити ожидаемо стал сопротивляться, помощник Ооно влил в него отвар силой.

– Я тебя запомнил, сволочь, – рычал Рюити прямо в испещрённое шрамами лицо полицейского. – Ты ещё пожалеешь!

– Очень сильно в этом сомневаюсь, – на лице негодяя не отразилось ни насмешки, ни угрозы. Лишь в глазах мелькнул и тут же погас синеватый огонёк.

Неужели на тайную полицию работает колдун? Да как такое вообще возможно?

– Что, продался этим тварям со всеми потрохами? – выплюнул Рюити в спину уходившему полицейскому. Но тот даже не обернулся, будто не слышал брошенного вслед оскорбления. Тюремщик запер дверь, и Рюити кинулся на отделявшие его от коридора частые плотные брусья.

Но стоило ему высунуть руку, чтобы ухватить удалявшегося полицейского за рукав мундира, как второй тюремщик со всей дури треснул Рюити увесистой дубинкой прямо по тыльной стороне ладони.

– Ты совсем сбрендил? – от боли на глазах Рюити выступили слёзы. Он прижал ушибленную кисть к груди. В скором времени там обещал налиться громадный синяк.

– Держи руки при себе, – бросил ему тюремщик и неприятно ухмыльнулся. – Если хочешь, конечно, чтобы они у тебя остались.

Рюити по привычке потянулся к поясу – парочка ударов цепью научила бы этого грубияна хорошим манерам, – но он вовремя одёрнул себя. Он больше не был всеми уважаемым хозяином балагана – только не после того, что случилось той ночью…

Да и что он мог сейчас противопоставить этому громиле? Его посадили в отгороженную толстыми деревянными брусьями камеру, пол которой был устлан соломой. Никакой мебели, ничего металлического, что он смог бы использовать как оружие – не иначе как Ооно подсуетился. Днём и ночью его караулили по меньшей мере трое тюремщиков, которые менялись раза по четыре в день и ни на минуту не спускали с него глаз. Пока один из них заносил ему еду и питьё, остальные двое маячили сзади с дубинками наготове. В соседних камерах, насколько мог судить Рюити, было пусто: за всё время его заключения оттуда не доносилось ни звука.

После достопамятного удара дубинкой Рюити старался вести себя покладисто, чтобы не вызывать у тюремщиков лишних подозрений. Он терпеливо выжидал, пока ему выпадет удобный случай бежать. На допросе Ооно ясно дал понять, что рассчитывать на снисхождение правосудия Рюити не стоит. Кровь каннуси и послушника и впрямь была на его руках, этого он отрицать не стал. Но вот то, что на него собирались повесить убийство горожан в балагане, которых Рюити и пальцем не трогал… С этим он примириться не мог.

Как и с тем, что госпожа Тё всё-таки оказалась ему не по зубам. Вспоминая все подробности своего нападения на патронессу – и постигшее следом сокрушительное поражение, – Рюити скрипел зубами от досады. Он и помыслить не мог, что госпожа Тё решится бежать и бросить свой любимый балаган на произвол судьбы.

Ведьма провела его, как распоследнего дурака! Всё это время она и не думала выпускать настоящей власти над балаганом из своих цепких пальцев. Артисты по первому же её зову отправились на смерть, лишь бы не дать якудза и тайной полиции добраться до своей госпожи.

А теперь ведьма наверняка рыщет по всему Ганрю в поисках Глаза Дракона. Меч Фусецу далеко, до него пока не добраться, да и Чешуя наверняка была утрачена в пожаре, отчего-то вспыхнувшем в шатре Рюити. Поэтому Глаз оставался единственной связующей ниточкой с силой Владыки Восточных Земель – с силой, которой так жаждала завладеть госпожа Тё.

Но и Рюити не собирался сдаваться. Слишком многим он рисковал, чтобы добраться до Глаза, слишком многого лишился, чтобы теперь позволить ведьме беспрепятственно завладеть силой, способной изменить его судьбу.

Долгие часы бесцельного сидения в камере он посвящал тому, чтобы вспомнить, по каким коридорам его сюда вели. Однажды ему уже доводилось бывать в тюрьме – только в другом городе и при совершенно иных обстоятельствах. Тогда он договаривался с тамошним начальником тюрьмы, чтобы тот в последний момент заменил приговорённого к казни Нобору другим человеком.

Пережил ли его юркий помощник бойню, которую устроила госпожа Тё? Среди тех артистов, кто по её приказу защищал балаган, щуплой фигуры Нобору Рюити так и не увидел.

Но особых надежд он всё же не питал. Даже если Нобору сумеет отыскать его, сбежать от тайной полиции будет не так просто. Тут требовался план куда более серьёзный и продуманный, чем грабёж усадьбы какого-нибудь зажиточного фабриканта.

Время тянулось так же долго, как вязкая вонючая бобовая паста. Но после тюремной пищи, совершенно безвкусной и пресной, Рюити был бы рад даже ненавистным бобам. Последние крохи сил забирал и поганый отвар, который не давал дотянуться до собственной магии. Понуро забившись в угол, Рюити клевал носом, но усилием воли старался сосредоточиться то на том, как где-то под полом шуршали мыши, то на тихой беседе тюремщиков. Словно тонущий в болоте, он готов был хвататься за всё что угодно, лишь бы, смежив веки, снова не видеть бледной маски патронессы…

Когда в тюремном коридоре раздались чьи-то шаги, Рюити поначалу не придал этому значения. Он уже запомнил походку всех своих тюремщиков, и потому даже не поворачивал головы в их сторону. Но шаги приближались, и теперь Рюити явственно слышал, что они не были похожи на тяжёлую или шаркающую поступь его молчаливых стражей.

Лёгкие и частые, они принадлежали женщине.

Рюити замер – напряжённый, словно струна, с которой вот-вот сорвётся фальшивый звук. Он не так давно пришёл в себя после очередной короткой дремоты, не оставившей после себя ничего, кроме боли. И потому боялся, что кошмары, не дававшие ему покоя во снах, обернутся явью.

Кто ещё мог прийти за ним, как не патронесса, которая жаждала мести? Рюити слишком хорошо знал: госпожа Тё не прощала предательства никому. Особенно тем, с кем она когда-то была по одну сторону.

Шаги затихли прямо у его камеры. Бежать ему некуда, защитить себя он не мог. В последнем отчаянном порыве Рюити задержал дыхание и попытался нащупать малейший отголосок колдовства – хоть что-то, что могло бы стать преградой между ним и мстительной ведьмой.

Но он был пуст, словно старое дырявое и ржавое ведро, которое за ненадобностью выкинули в гору мусора. Рюити рвано выдохнул и взмолился: «Пускай мне всё это померещится, пускай…»

Но голос, донёсшийся от двери, был слишком юным, слишком… человеческим, чтобы принадлежать ведьме:

– Дзёя?

Он вздрогнул, словно его окатили ледяной водой, и повернул голову так резко, что заныла шея. Сквозь просвет между толстыми брусьями камеры на него смотрело знакомое бледное лицо.

Уми Хаяси.

– Как ты… только что назвала меня? – после долгого молчания Рюити не узнал в хриплом карканье собственный голос и потому тут же осёкся. Имя, произнесённое его нежданной гостьей, подняло в душе такую бурю, что он спрятал дрожащие ладони подмышками, будто пытался согреть самого себя.

– Неужели ты и правда совсем ничего не помнишь? – Уми прищурилась, подходя ближе. Тень упала на её лицо – лишь глаза теперь ярко блестели из полумрака, живые и пронзительные.

Его снова охватило смутное и тревожное чувство, что откуда-то он знает эту девушку. Как и в тот день, когда они с Нобору только начали следить за ней. Тогда Рюити просто отмахнулся от этого настойчивого ощущения, как от нелепицы, не стоившей его внимания.

Но теперь, когда она произнесла это имя…

Рюити вдруг встрепенулся, опомнившись. Не стоило ему так явно выказывать свою заинтересованность её словами.

Глупец, какой же он всё-таки глупец!

– Если ты пришла поглумиться надо мной, то выбрала подходящий момент. – Губы сами собой сложились в кривую усмешку.

Уми Хаяси нахмурилась и отвернулась. Она что-то тихонько сказала стоявшему рядом тюремщику, и тот пробасил:

– Не велено.

– У меня есть разрешение от отца.

– А у меня – прямой приказ от начальника тюрьмы и заместителя главы тайной полиции.

Она тяжело вздохнула и достала что-то из-за пояса. Заслышав тихий звон, который ни с чем не спутаешь, Рюити догадался, что то был кошель.

– Получишь ещё столько же, если дашь нам спокойно переговорить хотя бы двадцать минут.

– Десять.

– Да какого…

– Десять, или вернутся мои сослуживцы, и наша сделка не состоится.

– Да демоны с тобой, десять так десять! А теперь катись!

Тюремщик хмыкнул и, пряча кошель с деньгами за пояс, зашагал прочь. Похоже, грубость Уми Хаяси ничуть его не задела.

Когда за ним захлопнулась ведущая в коридор дверь, Уми снова прильнула к решётке:

– Ты слышал, времени у нас нет. Так что постарайся не перебивать.

Голос её был столь взволнованным, что Рюити невольно подался вперёд. Зачем она пришла сюда, о чём таком важном хотела поведать, что даже решилась подкупить тюремщика?

– Я понятия не имею, через что тебе пришлось пройти, раз ты позабыл даже своё имя, но… когда-то мы с тобой были большими друзьями, Дзёя Окумура.

Рюити уставился на неё во все глаза. Или эта девица окончательно сошла с ума, или…

– Ах ты ж, разорви меня демоны Хякки Яко! – Уми всплеснула руками и зло пнула основание толстого бруса, который отделял её от Рюити. На миг ему показалось, что её глаза заблестели чуть ярче и злее прежнего. И, когда она снова подняла на него взгляд, он увидел мерцавшие в его глубине отблески гнева:

– Я и подумать не могла, что это окажется настолько тяжело…

Но, собравшись с силами, Уми снова заговорила. Она поведала о том, кем были его родители и почему он оказался у госпожи Тё. Рассказала о сделке, которую их отцы заключили с ведьмой и из-за которой все эти годы она вертела ими как хотела.

Чем дольше Рюити вслушивался в торопливую речь Уми, тем большее смятение охватывало его. Выходит, каждое слово патронессы было ложью. Все эти годы она твердила, что облагодетельствовала всеми брошенного сироту, но на деле отняла его у семьи. Украла время, которое теперь не вернуть…

Как и родной матери, лица и имени которой он даже не помнил – она умерла много лет назад, так и не сумев оправиться от потери сына.

А Уми всё говорила и говорила: про письма и заложников, про клан якудза, который был связан с этим делом столь же крепко, как и его отец.

Он ни на миг не усомнился, что каждое её слово было правдой. Голос Уми то и дело дрожал и срывался, словно она едва сдерживала слёзы. Но ей всё же удавалось справляться с волнением и продолжать свой рассказ, заламывая тонкие изящные руки. На предплечье одной из них он увидел тёмный узор иредзуми, который извивался вместе с каждым движением Уми, словно чешуйчатый хвост какого-то змея.

Он всё смотрел и смотрел на этот узор, словно заворожённый, а в мыслях было пусто. Слова Уми помогли многое сопоставить и осмыслить: например, то, какими знакомыми показались ему окрестности Ганрю и сам город.

Но он не мог понять лишь одного. Почему за все эти годы отец даже не попытался вытащить его? Почему бросил, оставил у ведьмы?