Огни на равнине

Глава 5 Лиловые тени

Столице медленно садилось, сея над горизонтом пурпурно-малиновый свет и четко обрисовывая контуры горного кряжа. Земля тонула в густеющем сумраке. Между длинными стебельками травы скользили лиловые тени. Воздух сочился пряным ароматом тропической ночи.

За рекой волнистой грядой темнели холмы. Над ними вереницей медленно ползли, словно гусеницы, облака. Они тоже сияли ярко-алым цветом.

Огни на пустоши погасли. От них не осталось и следа, лишь от земли поднимались струйки дыма. Ветер стих.

Мы лежали примерно в двадцати метрах от госпиталя и видели все, что происходило внутри зданий. Судя по всеобщей суете, там наступило время ужина. Санитары деловито сновали туда и обратно с солдатскими котелками. Врач, мужчина лет сорока, мало похожий на кадрового офицера, вышел во двор и устремил глаза в небо. Тяжело вздохнув, он искоса посмотрел на нас и поспешил внутрь здания.

Из домиков доносился шум, оживленный говор, но здесь, на краю леса, стояла гробовая тишина.

– Ну, пора нам тоже закусить, – пробормотал Ясуда. Он встал и подошел к Малярику. – Послушай, парень, если у тебя еще есть картофель, я могу его для тебя сварить вместе со своим.

Солдатик, больной малярией, слегка приоткрыл глаза, покачал головой и повернулся на бок. Либо он не хотел есть, либо у него кончились запасы, подумал я.

Ясуда, опираясь на толстую кривую палку, заковылял в глубь леса. Всем своим видом он будто хотел сказать: «А остальные могут пойти и сами сварить себе еду».

Картофляй, солдат с одной картошкой, проводил Ясуду взглядом. В его глазах полыхала ненависть.

– Грязная вонючая свинья! – с угрозой в голосе произнес он. – Готовит, понимаешь ли, картошку только для себя… в таких диких условиях! Ладно-ладно… Он, конечно, знает, как о себе позаботиться. Где-то в лесу у него тайник с табаком. Только что он таскался в госпиталь и обменивал свой табак на картошку. Мерзавец! Он, если захочет, может в любую минуту вернуться в свою часть. Но ему это даром не нужно. Он торчит здесь и проворачивает свои гнусные делишки!

– Какая муха тебя укусила, а? – задал вопрос солдат, служивший с Ясудой в одной роте. – Ты что, завидуешь, что ли?

– Как бы не так! – рявкнул Картофляй. – Меня от вас тошнит! Отвратительно, когда вы все дружно встаете на защиту этого старого негодяя. Он вам что, ломтик картошки подкидывает время от времени? Всегда-то вы на его стороне!

В ответ никто не проронил ни звука. Солдаты, опустив головы, принялись что-то жевать. Вся их еда обычно состояла из нескольких кусочков сырого картофеля. Но иногда они доставали из карманов комочки бумаги, служившей некогда оберткой для рисовых колобков, бережно разворачивали, выбирали из складок белые зернышки и отправляли их в рот. В больничный рацион ежедневно входил один колобок риса, его выдавали больным каждый вечер, на закате. По каким-то странным причинам вечерняя трапеза нашего лесного братства начиналась в полном соответствии с больничным расписанием.

Я открыл свой ранец и извлек оттуда немного кукурузы, позаимствованной мною у филиппинца. Потом зачерпнул еще одну пригоршню желто-оранжевых зерен и протянул их Картофляю.

– О, спасибо, большое спасибо! Не волнуйтесь, я завтра же с вами рассчитаюсь. – Он собрал зерна в кучку и стал их по одному закидывать в рот.

Молодой солдат, который несколько минут назад выяснял отношения с Картофляем, тихо уселся рядом с нами. Его глаза жадно блестели.

– Проваливай! – крикнул Картофляй, грубо отпихивая незваного гостя.

А тот все не уходил, медлил, посматривая на меня с тайной надеждой. Но моя спонтанная альтруистическая щедрость внезапно испарилась. Солдатик, тяжело вздохнув, в конце концов медленно поднялся на ноги и поплелся прочь.

Я долго всматривался в изможденное лицо парня и понял, как тяжело ему далось кажущееся спокойствие. По-видимому, у бедняги не осталось ни крошки еды. Я вдруг понял, что облагодетельствовал не того человека. Но исправить ситуацию уже было невозможно. В любом случае, успокаивал я сам себя, если бы я случайно не разжился кукурузой, никому вообще ничего не досталось бы.

Картофляй вытер губы.

– Благодарю, – сказал он мне. – Никогда не забуду вашей доброты, до самой смерти буду помнить.

– Боюсь, нам недолго ждать осталось, и вам, и мне, и всем остальным, – горько усмехнулся я.

– Точно, – поддакнул он. – Ну вот, подкрепился, пора делать запасы на будущее. Как только стемнеет, я проберусь в госпиталь и сопру там, что плохо лежит.

– Я бы на вашем месте не стал этого делать, – тихо произнес я. Мне хотелось напомнить ему, что, обчистив госпиталь, он лишит еды пациентов. Но собственные доводы внезапно показались мне совершенно неубедительными.

Тут я заметил, что Малярик поднялся с земли и прислонился к дереву. Его трясло в лихорадке. Не замечая нас, он с тоской всматривался в голубевшую даль. Я проследил за его взглядом, но ничего интересного не обнаружил.

– Что с тобой? – удивился Картофляй. – Любуешься природой или что-то случилось?

Малярик обернулся, пытаясь определить, кто с ним разговаривает, но не смог сфокусировать взгляд ни на ком из нас. На его штанах проступило и расплылось большое темное пятно. На почве малярии у больного развилось недержание мочи.

Вместе с каким-то солдатом мы подошли к Малярику и обхватили его руками. Ладонями я чувствовал жар, исходивший от его тела.

– Проклятье! – пробормотал мой напарник. – Мы даже не можем поменять ему штаны.

– С этим нельзя ничего поделать, – равнодушно бросил другой солдат. – Эй ты, захочешь помочиться – дай знать. Мы поможем тебе.

Осторожно уложив больного на траву, мы с напарником вернулись на свои места.

– Бесполезно, – мрачно произнес кто-то. – Он все равно долго не протянет.

Наступила короткая пауза.

– Послушайте! – неестественно громким голосом воскликнул один из солдат. – Вы понимаете, что все мы – жалкая кучка дезертиров? – Он единственный в нашей компании до сих пор еще не прошел процедуру изгнания из родной части.

Никто не проронил ни звука.

Я встал и побрел к ручью, который серебрился в сотне метров от меня у подножия горы. Я решил набрать воды во фляжку, пока окончательно не стемнело. Догадавшись о моих намерениях, несколько солдат окликнули меня и попросили заодно наполнить и их фляжки. В результате у меня в руках оказалась целая связка сосудов.

Я плелся по тропе и размышлял. Выходило, что даже обреченные люди пытаются как-то облегчить свое существование и перекладывают часть личных проблем и забот на чужие плечи, эксплуатируют посторонних людей, таких же бедолаг, как они.

Шагая обратно по окутанному ночным мраком лесу, я увидел среди деревьев Ясуду. Он что-то варил в котелке над костром. Вспышки огня освещали его лицо, и я заметил, что оно все изрезано, словно шрамами, бесчисленными морщинами.