ЗНАКОМЬТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!

Гремячий яр никак не оправдывает своего названия. Глубокий овраг с крутыми глинистыми откосами глух и истомлен зноем. На дне змеятся трещины, по откосам только сверху растет редкая трава, а ниже ступеньками падают обрывистые подмывы.

— Во, смотри! — кричит Нюра, сбегая на дно оврага и поднимая вверх руки. — Тут, когда вода бежит, так мне с ручками!

— Это вы тогда как на острове. Ни вы никуда, ни к вам никто.

— Ага! Нет, можно на Лодке, по Днепру, только очень далеко. Или там, выше километров восемь, через яр мост есть, где грейдерная дорога… Полезли? Вот ты сейчас увидишь, — говорит она, карабкаясь на высокий обрыв яра.

Пыхтя и задыхаясь, Костя лезет следом. Он взбирается наверх и замирает.

По косогору сбегают в долину буйные вишняки, лишь кое-где среди них белеют стены хат да высятся темные свечи пирамидальных тополей. Далеко внизу приткнулся к берегу игрушечный домик бакенщика. Желтыми косами, густой тальниковой гривой врезался остров в реку. Над Старицей наклонились, задумались плакучие ивы, бессильно свесили свои косы до земли, а по ней бегут и бегут до самого горизонта зеленые волны хлебов и тают в побледневшем от зноя небе. Струится, дрожит нагретый воздух, и кажется — не кузнечики и сверчки, а самый воздух звенит и поет.

— Ну? Что ж ты молчишь? — нетерпеливо дергает Нюра Костю за руку и заглядывает ему в лицо. — Хорошо, да? Тебе не хочется говорить? Мне тоже… Я как приду сюда, так смотрела бы и смотрела и ничего не говорила…

Но долго молчать она не может и показывает, объясняет Косте все, что видится с крутого обрыва. Делает это Нюра с таким видом, словно всю красоту вокруг создала она сама и теперь с полным правом гордится своей работой.

Из недальней лощинки доносится протяжный свист. Нюра оборачивается и прислушивается.

— Это меня зовут. Ребята. Миша Цыганенок. Он еще и не так может — с переливами!

Она засовывает в рот пальцы и пронзительно свистит.

— А ты умеешь? А ну?.. Ничего! — со знанием дела одобрительно говорит она. — Свистишь доходчиво. Я знаю, девочкам свистеть нехорошо. А если нужно? Для пользы дела? Надо уметь, правда? По-моему, надо все уметь! Да?

Из лощинки появляются и быстро приближаются два подростка, но, увидев рядом с Нюрой незнакомого паренька, замедляют шаги.

— Ну, чего же вы? — кричит им Нюра. — Идите сюда! Вот, знакомьтесь, пожалуйста! — чинно сложив руки, говорит она. — Это наши ребята. Это вот, показывает она на плотного мальчугана с коротко остриженной круглой головой и полным добродушным лицом, — это Тимка-Тимофей. Он толстый и потому ленивый. А еще он — "Нукало".

Ленивый Тимофей нисколько не обижается, а с любопытством смотрит на Нюру, ожидая, что она еще скажет. Но она поворачивается к другому мальчику, небольшого роста, черноглазому и черноволосому. В отличие от своего медлительного товарища, он все время в движении. Даже когда он стоит, кажется, что он страшно торопится.

— Это Миша Цыганенок. Он вовсе не цыганенок, а просто, видишь, черный, мы и зовем его Цыганенком. А это, ребята, — Костя. Мой родной двоюродный брат. Его мама родная сестра…

— Твоего родного папы, — лукаво подсказывает Миша.

— Ну да! — простодушно соглашается Нюра. — Что же вы не знакомитесь?

Ей очень хочется, чтобы они познакомились так, как это делают взрослые: подали руки и сказали: "Очень приятно" или что-нибудь в этом роде, но ребята не собираются подавать руки, а исподлобья молча и внимательно оглядывают друг друга.

— Да ну тебя! Еще знакомиться… — неторопливо тянет Тимофей. — Пошли, Мишка.

— Куда вы идете?

— Ну, купаться… А что?

— Мы тоже пойдем! Да, Костя?

— Ну, идемте, — говорит Тимофей.

— Кто скорее! — кричит Нюра и стремглав бежит по откосу вниз, к реке.

Миша и Костя устремляются за ней. Костя сразу же отстает: он еще не привык бегать босиком, и кожа на ногах слишком чувствительна. А Тимофей и не думает торопиться. Он осторожно и увесисто переставляет ноги и говорит Косте, не то утешая его, не то оправдываясь:

— Ну, за Ракетой разве угонишься! Она всегда так, будто ее во что зарядили и выстрелили. Нам не к спеху, мы поспеем.

На берегу Миша и Нюра уже яростно спорят, кто первый добежал до воды, но первенство явно за Нюрой. Это признают и Костя и Тимофей.

— Ладно, — сердито блестя глазами, говорит Миша, — посмотрим, кто кого переплавает!..

— Ну что ж? Меня переплаваешь, а Костя…

— Твой родной двоюродный брат? — насмешливо спрашивает Миша. — Ладно, мы и не таких братьев видали…

Он с разбегу бросается в воду, раззадорившийся Костя прыгает следом.

Тимофей пробует ногой — не холодна ли вода, потом забредает по колени и, черпая ладошкой, осторожно смачивает себя водой.

Нюра уже успела сбросить платье, окунуться и окатывает его фонтаном брызг.

— Да ну, да ну… — отмахивается Тимофей. — Не над… Не надо!

Нюра дергает его за руку, и он плюхается в воду.

— Ну что ты за чумовая какая! — говорит он отфыркиваясь. — Прямо хоть связывай…

— Попробуй свяжи! — хохочет Нюра.

Миша и Костя плывут рядом. Сначала Костя вырывается вперед, но скоро Миша его нагоняет, и они идут голова в голову. Нет, саженками далеко не уплывешь, Костя поворачивается на бок. Миша делает то же самое. Тогда Костя поворачивается лицом в воду и бешено работает руками и ногами. Однако, приподняв на секунду голову, он видит, что Миша тоже плывет кролем и опередил его не меньше чем на метр.

Костя вылезает из воды и молча ложится на песок. Нюра садится рядом. Она огорчена не меньше Кости.

— Это все Семен Семеныч, — со вздохом говорит она, — физкульт наш! Это он его научил!

А Миша хвастает перед Тимофеем своей победой,

— Тренировочка! — горделиво говорит он. — Я, может, через тренировочку в чемпионы выйду!

— А чего ж? — рассудительно говорит Тимофей. — Может, и выйдешь. Ну, пойду и я поплаваю.

Однако и плавает он по-своему, так, чтобы поменьше затрачивать усилий: идет по берегу навстречу течению, забредает в реку и ложится на спину, предоставляя воде нести его неподвижное тело.

— Тимофей, не засни! Раки утащат! — кричит ему Нюра.

— Ну, не утащат, — спокойно отзывается он и поворачивает к берегу.

— Ох, и лодырь же ты, Тимка! — ругает его Миша. — Разве так плавают? Как полено…

— Ну нет, — после некоторого раздумья отвечает Тимофей, — полену лучше — оно легче… — и удивленно смотрит на хохочущих товарищей.

Костя не смеется. Самолюбие его задето, и он думает только о том, как бы доказать свое превосходство над вертлявым Цыганенком.

— Пошли поныряем, — небрежно говорит он.

Неподалеку покачивается на приколе дуб — большая валкая лодка с высоким носом и кормой. Ребята забираются в лодку. Первой шумно ныряет Нюра, потом плашмя, животом, падает в воду Тимофей. Он даже не уходит под воду, а так и остается на поверхности и сейчас же подплывает к лодке. Миша презрительно кривит губы, оттолкнувшись, прыгает ногами вперед и свечкой уходит в воду. Костя, переждав, пока он выплывет, приседает и, как пружина развернувшись в воздухе, без единого всплеска погружается в воду. Кажется, что и там он продолжает свой полет — так плавно его тело выскальзывает на поверхность.

Ребята молчат, и молчание Миши говорит Косте больше, чем открытое восхищение, написанное на лице Тимофея. Но Косте этого мало, он жаждет полного торжества.

— А ну, давайте раскачаем, — говорит он.

Ребята становятся на носу, Костя лицом к ним, на корме, и они начинают раскачивать лодку, как качели. Корма взлетает все выше и выше. Улучив момент, Костя спиной к реке взвивается в воздух, описывает большой полукруг и, нырнув, показывается на поверхности возле самой кормы.

— А что? Я говорила, я говорила! — радостно тараторит Нюра и смотрит на всех так, словно не Костя, а она сама сделала этот необыкновенный прыжок.

— Здорово! — вздыхает Миша Цыганенок и протягивает Косте руку, чтобы помочь взобраться в лодку. — Научишь, а?

— Пожалуйста! — великодушно говорит Костя. — Это очень просто. — И он рассказывает, а потом показывает, как нужно нырять.

Миша старательно повторяет его движения, но получается у него плоховато.

— Научусь! — упрямо говорит он.

— Конечно, научишься! — соглашается Костя.

Превосходство Кости доказано, превзойти его не так просто, и настроение у него веселое и доброжелательное.

Они ложатся на песок, чтобы отогреться и отдышаться.

— Ты в Киеве все время живешь? — спрашивает Тимофей.

— Все время. А что?

— Ничего. Мы еще не были…

— Так что? — прерывает Миша. — На будущий год с экскурсией поедем.

— Ну, так то на будущий! Здорово там красиво?

— Ага.

Костя описывает Киев, его крутые улицы, обсаженные каштанами, залитый огнями простор Крещатика, сады над Днепром, стадион, футбольные состязания, из которых Костя не пропустил ни одного, как сплошной людской поток заливает после матчей Красноармейскую и Саксаганскую, так что останавливаются все трамваи, троллейбусы и пережидают, пока он схлынет…

Ребята не сводят с него глаз, и Костя старается еще больше. Он рассказывает о Владимирской горке и Зеленом театре; о памятнике Шевченко и о здании Верховного Совета, в котором Костя не был, но видел снаружи, а как там, внутри, — знает по описаниям; об оперном театре, где Костя вам видел балет "Золушка". Балет ему не очень понравился: ходят под музыку на цыпочках или прыгают — прыгают, правда, здорово! — разводят руками и молчат. Но в общем ничего: напридумано всяких чудес и красивые декорации. А вот опера "Иван Сусанин" — это да! У него даже мороз по коже ходил, когда он слушал… Вот пусть они приезжают, он им покажет больше, чем на любой экскурсии, они весь Киев обойдут…

Постреливая дымком из тонкой трубы на корме, сверху идет тяжело груженное судно.

— Что это за пароход? — спрашивает Костя.

— Это не пароход, а самоходная баржа. Дизельная, — отвечает Миша.

— Ага. Это "Киргизия", — подтверждает Нюра. — Покачаемся?

Ребята бросаются в воду и плывут наперерез барже. Костя плывет следом. "Вот если бы мама увидела", — мелькает у него в голове, но он сейчас же жмурится и даже встряхивает головой, отгоняя эту мысль: если бы мама увидела, ничего веселого Косте это бы не принесло….

Фарватер идет почти у берега, и баржа сама поворачивает навстречу ребятам.

— Куда вы лезете, бисовы диты? — кричат им с "Киргизии". — Потонете, як кутята!

— Не! — кричит в ответ Нюра. — "И в воде мы не утонем…"

— "И в огне мы не сгорим!" — подхватывает Миша, плывущий рядом с ней.

От носа "Киргизии" к берегу бежит волна и мягко подбрасывает ребят. Тимофей заранее лег на спину и подставил солнцу живот. Остальные тоже ложатся на спину и, плавно покачиваясь на волнах, плывут по течению.

— В Каховку пошла, — говорит Миша, когда они, снова улегшись на песок, смотрят вслед удаляющейся "Киргизии".

— А ты почему знаешь? Может, вовсе и не в Каховку, а так куда-нибудь! — оспаривает Нюра.

— В Каховку! — упрямо повторяет Миша.

Сверху медленно ползет большой дымчато-серый буксир. Он с натугой тащит две баржи, почти до самых палуб осевшие в воду. "Кремль", — читают ребята название, написанное красными буквами на кожухе, когда буксир равняется с ними.

— Сейчас все в Каховку идут, — авторитетно говорит Миша. — Туда знаешь сколько всего нужно!..

— Вот бы туда, ребята, а? — мечтательно говорит Нюра.

— Нужны там такие! — хмыкает Миша. — Там специалисты требуются.

— А я не смогу? Да? Вот возьму выучусь и стану специалистом! Каким захочу, таким и стану!

— Ну, станешь. Только когда это будет? Тогда и коммунизм построят. Очень интересно прийти на готовое!

— Ну, это уж ты того… — поворачивается к нему молчавший до сих пор Тимофей. — Что же, если коммунизм, так и делать нечего будет? И нам дела хватит…

— Так то — потом… Сейчас бы поехать!..

— А моя мама поехала в Каховку, — сообщает Костя.

— Ну? Зачем? — поднимают голову ребята.

— На обследование. Она — санитарный врач и будет обследовать, чтобы рабочим было хорошо жить.

— А-а… — разочарованно тянет Миша. — Это что! Строить же она не будет? Самое главное — строить бы…

— Может, чего-нибудь и будет строить… — неуверенно предполагает Костя.

— У меня скоро батько в Каховку поедут, — говорит Тимофей. — Они тракторист. А сейчас выписали книжку про экскаваторы. Как выучат, так и поедут.

— А тебя возьмет?

— Ну, навряд. Да я и не поеду. Я же опыты не кончил.

— Вот, видал? — смеется Миша, оборачиваясь к Косте. — Кому великие стройки, а кому — арбузы.

— Какие арбузы?

— Вот этот мичуринец растит. Думает своими арбузами мир удивить!

Тимофей упрямо наклоняет голову и, глядя исподлобья, как бычок, внушительно говорит:

— Ну, арбуз и при коммунизме нужен.

— А как же! Без твоих арбузов разве коммунизм построишь?

— Построишь. А с ними же лучше! Вот у нас южные сорта не вызревают, а я добьюсь, чтобы вызревали. И не брошу, пока не добьюсь. А ты свое радио бросишь?

— Сравнял! То ж техника!

Видно по всему, что спор этот возник давно и конца ему не предвидится. Миша взглядывает на солнце и поднимается.

— Я пошел: скоро на дежурство, — деловито говорит он. — Ты, арбузятник, пойдешь или останешься?

— Ну чего же я останусь? Я тоже пойду… Ты его не слушай, — говорит он Косте. — Приходи ко мне, сам увидишь…

— Ага! — подхватывает Нюра — Мы вместе придем! Да, Костя? Конечно, придем!

Тимофей и Миша делают несколько шагов и останавливаются.

— Нюрк, а Нюрк! — окликает Миша. — Попроси у батьки лодку, а? На ночь бы… Вот бы рыбы наловили!

— Не даст, — трясет головой Нюра. — Знаете что? Давайте вместе попросим! Я подготовлю почву — да? — а вы приходите, и попросим. Если вместе, может, даст…

— Ладно.

Ребята уходят в село, Костя и Нюра бегут домой.

Загрузка...