Марк Ариевич Тарловский
Огонь

Мы честно не веруем в бога-

Откуда берется тревога?

Друзья, почему вы скорбите

На звонкой планете своей?…

Мы плавно летим по орбите,

Одни мы над миром владыки,-

Нам зверь подчиняется дикий

И травы зеленых полей.

Верблюды танцуют под нами,

Погонщики правят слонами,

И тигров сечет укротитель,

И змей усыпляет колдун.

Весь мир — поглядеть не хотите ль?-

Весь мир заключился в зверинцы,

А вы — недовольные принцы,

И я — ваш придворный болтун…

Но ближе, товарищи, к делу,

К тому голубому пробелу

В истории малой вселенной,

Где боги рассеяли тьму

И плетью, доныне нетленной,

Одетые в шкуры оленьи,

Поставили мир на колени

И властно сказали ему:

«Носи господину поклажу,

Расти ему волос на пряжу,

Предсказывай криком погоду

И брызгай в него молоком,

И бегай за ним на охоту,

Хвостом дружелюбно виляя,

И, хрипло и радостно лая,

В добычу вонзая клыком».

Под череп, отлогий и плоский,

Уже проползли отголоски

Змеиных и жадных суждений,

Скупых и пророческих снов.

От долгих пещерных радений

Дрожала растущая челюсть,

И слышался почковый шелест

Готовых к открытию слов.

И твари еще не хотели

В косматом и бронзовом теле

Признать своего господина,

Склониться пред ним головой;

Но бьющая камнем скотина

Зажгла прошлогоднюю хвою,

И огненно-скорбному вою

Победный ответствовал вой!

В наполненном дымом пещере,

Чихая и зубы ощеря,

Хозяин пылающих палок

Сидел перед кругом гостей.

И круг был беспомощно-жалок,

Он ляскал зубами в испуге,

А тот прижимался к подруге

И гладил шершавых детей.

В ту ночь под шипенье поленьев

Властительнейшее из звеньев

Ушло из цепи мирозданья

За грань родового костра.

В ту ночь под глухие рыданья,

Как младший из братьев над старшим,

Природа напутственным маршем

Томилась над ним до утра…

Ясна и поныне дорога-

Откуда же наша тревога?

Друзья, почему вы скорбите,

О чем сожалеете вы?…

Ах, понял: о тягостном быте,

Где люди — рабы иль торговцы,

Где мелкие особи-овцы,

А крупные хищники — львы!…

Рыкающий вызов пустыни

Дрожит на таблицах латыни,

В презрительном посвисте янки,

В мелодии галльских речей.

На козлах махновской тачанки

Война, триумфатор усталый,

Вошла в городские кварталы

Под варварский рев трубачей,-

И ходит, хватая за ляжки,

Наглея от каждой поблажки,

И рвет благородные шкуры,

Слепой тупоножий мясник.

Но в диких пустынях культуры,

Я вижу, собрат обезьяны

Духовные лижет изъяны

Над грудой спасительных книг…

Я знаю — наступит минута,

Когда остановится смута,

Когда, как покорные звери,

Мы сядем у дома того,

Кто в новой поднимется вере,

Кто, в знак небывалой затеи,

Пылающий факел идеи

Над голой взовьет мостовой.

Еще не означенный точно

В своей колыбели восточной,

Но жаркий, глухой и победный,

Не он ли в Кремле воспален,-

И ночью к пещере заветной

Не крадутся ль дикие звери

Отвесить у яростной двери

Глубокий и мрачный поклон?

1927 г.

Загрузка...