Огромный бриллиант

Глава 23

Требуется некоторое время, чтобы стереть образ обнимающихся моей сестры и Ника, даже если это и был просто розыгрыш, но я справляюсь.

Благодаря новой навязчивой идее.

Эта фотография. Я не могу перестать думать о том, что Харпер сказала о Шарлотте, и не могу перестать смотреть на фотографию в «Шестой Странице», будто в ней разгадка всех тайн мира.

Я смотрю на нее, пока иду к остановке Columbus Circle, оставив перчатки и биту в квартире Ника недалеко от парка. Уткнувшись носом в телефон, я спускаюсь по лестнице и запрыгиваю в поезд. Хватаюсь рукой за поручень, и в это время девушка-хипстер в зеленых обтягивающих брюках проталкивается к поезду, втискиваясь между закрывающимися дверями. В обеих руках у нее сумки.

— Уф, — успев, говорит она с облегчением. Но край одной из сумок зажимает между дверей, и она выдергивает его на свободу, превратив во вращающийся вокруг своей оси клубок.

Что-то ударяется о мой локоть, и я вздрагиваю.

— Оу.

Она прижимает ко рту ладонь.

— Ты в порядке? Это мой майонез?

— Майонез? — спрашиваю я, потирая локоть, в то время как поезд несется по туннелю. Что такого в локтевых костях, что они болят так сильно?

— В этой сумке у меня банки с майонезным песто. Я делаю его сама. И угощаю друзей. Все в порядке? — с полными ужаса глазами она роется в своей соломенной сумке на плече.

Боль распространяется по всему предплечью, пока она проверяет, в порядке ли ее соусы. — Не волнуйся обо мне. Твой Майонез только что напал на меня, но я не буду выдвигать обвинения, — бормочу я себе под нос и вздрагиваю.

Она смотрит на меня, медленно приходя в себя.

— Ты в порядке?

Я киваю.

— Да. Сейчас мой локоть и палец на ноге сравнялись по состоянию.

— Майонез упал тебе на ногу?

— Нет. Чуть раньше мою ногу атаковала бейсбольная бита. По-видимому, неодушевленные предметы сегодня охотятся на меня, — говорю я, и боль стихает. — Твой майонез с ними заодно?

Она кивает и держится за поручень, пока мы пыхтим до следующей остановки.

— Он выживет. Извини, что ударила тебя.

— Все нормально. Издержки опасной городской жизни.

Она всматривается в экран зажатого в моей руке телефона. На нем фотография.

— Милая пара.

— А, да, — говорю я, переводя взгляд на телефон.

— Они выглядят очень счастливыми вместе, — добавляет Майо-Девушка.

— Да?

Она кивает.

— Определенно.

— Как ты думаешь, что он должен ей сказать?

Она наклоняет голову.

— Что ты имеешь в виду?

— Чтобы она узнала о его чувствах к ней?

Она пожимает плечами и широко улыбается.

— Он должен просто рассказать ей то, что чувствует. Если им вместе хорошо так же, как майонезу и песто, то он должен дать ей знать об этом.

— Так ему и передам, — говорю я, когда поезд останавливается.

Когда поднимаюсь вверх по лестнице и выхожу на улицу, понимаю, что в ситуации с Шарлоттой не так все просто, как с майонезом, и не только потому, что майонез — моя самая нелюбимая пища.

«Лаки Спот» — это зоопарк. Там нет времени поразмыслить. Нет времени для планирования. И, конечно, нет времени разобраться со странными новыми идеями, которые сами собой зародились у меня в голове.

Мне нужно выработать стратегию, но я понятия не имею, в чем.

Быть больше, чем друзьями?

Испытывать настоящие чувства?

Выяснить, чувствует ли она то же самое?

Какими словами описать это чувство? Словно в груди находится батут, на котором мое сердце постоянно делает сальто назад. Только я никогда не практиковался в этом, и, если сделаю так снова, то есть шанс приземлиться на голову.

Или на задницу.

Возможно, даже на лицо.

Так что вот. Пятничным вечером в переполненном баре я вряд ли пойму, что делать с песто-майонезными чувствами.

В вечерний час пик я разрываюсь между оформлением заказов на ноутбуке, рассказом Шарлотте о приключении в поезде и помощью за барной стойкой, пока сама Шарлотта в подсобке работает над идеей новой маркетинговой кампании.

— Закончился «Бельведер», — замечает Дженни из-за стойки и трясет пустой бутылкой.

— Я принесу одну, — говорю я и направляюсь в подсобку, где откинувшись на спинку стула сидит Шарлотта, одетая в джинсы и белый топ на бретелях. Едва увидев ее, я замираю, и в голове проносятся образы: наше фото, тот момент на углу Сорок Третьей, майонезный песто, зубная паста, ее слова, сказанные Эйбу прошлым вечером. Сердце вырывается из груди, и мне интересно — неужели это то самое, о чем повествуют фильмы, пишут в книгах и стихах о влюбленных.

— Эй, привет, — произносит она, и сладкий звук ее голоса обволакивает меня. Эта сладость приводит в ступор, потому что ощущается очень личной и только для меня.

Да.

Именно это описывают в книгах, фильмах, песнях и стихах о влюбленных. Я чувствую это, когда смотрю на нее. И хотя мы еще не пометили своей близостью ни офис, ни бар — а я очень этого хочу — мои мысли вовсе не о сексе. Они о ней и о той каше из слов, роящихся в моей голове.

— И тебе привет, — говорю я мягко и указываю на шкаф позади нее. — Мне нужен «Бельведер».

— Сейчас достану, — она кладет свой IPad на стул, встает и тянется к ручке шкафа. От этого движения ее топ слегка задирается, обнажая небольшую полоску спины.

— Ты великолепно выглядишь, — говорю я.

Она смотрит на меня и улыбается.

— Ты тоже. Вечером у тебя? Или у меня?

Возможно, для нее это просто секс. Возможно, это все, чего она хочет. Но даже если так, мне нужно знать.

— Эм. Да где угодно, — говорю я, и пока она открывает шкаф, подхожу ближе, собираясь поцеловать ее в шею.

А затем резкая боль — словно удар топором по башке — и дверца шкафа встречается с моим черепом. Боль распространяется по всей голове, проникая в каждую клеточку тела.

Я выкрикиваю проклятья, потому что это адски больно.

— Господи, Боже мой. Ты в порядке? — говорит она в панике, обнимая меня рукой за плечи.

Правой ладонью я прикрываю глаза, в голове гул от удара, эхом отдающийся в висках.

— Кажется, ты ударила меня по голове, — говорю я. Похоже, сильный удар превратил меня в Капитана Очевидность.

— О, Боже, — произносит она — на этот раз шепотом — и смотрит на меня так, будто я потерял глаз.

— Что? — спрашиваю я, абсолютно уверенный, что не одноглазый, потому что все еще могу ясно видеть, но подозреваю, что мое лицо выглядит не очень.

— Это самая огромная шишка из всех, что я видела.