Адрес к Луи-Филиппу. – Отказ от поступления в национальную гвардию. – Трехдневный арест. – Бесплатные лекции по астрономии. – Защита Армана Марраста. – Конт и Февральская революция. – Свободная ассоциация для распространения позитивных знаний. – Примирение с Араго. – Позитивистское общество. – Три комиссии: труда, образования, правительства. – Общество принимает религиозный характер. – Публичные лекции по всеобщей истории человечества. – «Позитивный катехизис». – Позитивная библиотека. – Отношение к декабрьскому перевороту. – Письмо к Николаю I. – Письмо к Решид-паше. – Сношения с генералом иезуитов. – Конт в качестве жреца человечества. – Позитивистский календарь.
Конт не был философом-отшельником, разрабатывающим в тиши кабинета философские схемы и принципы. Уже по самому характеру своей положительной философии, в которой первенствующее значение отводится социологии, он должен был чутко относиться к различным общественным движениям своего времени. Кроме того, юность, проведенная в революционных кружках и в обществе Сен-Симона, была закваской на всю жизнь. С течением времени мог измениться взгляд на тот или другой вопрос, могло измениться даже само мировоззрение, но не могло пропасть тяготение к общественной жизни и деятельности. Конт не только признавал, но и на собственном примере показал, что действительная философия не замыкается в схоластических выкладках и метафизических отвлеченностях, а, напротив, отвечает на все запросы жизни и руководит человеком. Остановимся на более крупных фактах.
На глазах Конта разыгрались две революции: 1830-го и 1848 годов. И в том, и в другом случае он не оставался посторонним зрителем, хотя и не кидался в самый разгар политических страстей, вообще чуждых ему. Июльскую революцию он приветствовал как желательное явление. Когда же надежды, возлагаемые на нее, не оправдались и недовольство против правительства Луи-Филиппа начало принимать острый и опасный характер, тогда Конт во главе постоянного комитета политехнической ассоциации выступил с адресом к королю. В этом адресе, редактированном философом, указывается на всеобщее недовольство массы населения, ожидавшей от «великой Июльской революции» какого-либо положительного улучшения в своем политическом и социальном положении, между тем как все дело свелось к простой перемене власти. Причины тому: легкомысленное самохвальство законодателей, пожелавших присвоить себе славу и выгоды общественного обновления, по отношению к которому они были, собственно, совершенно посторонними лицами; чрезвычайно небрежное отношение палат и министров ко всему тому, что касается народного образования; их презрение к желаниям народа принимать участие в общественных выгодах в меру своих трудов на общую пользу; наконец, признанная несостоятельность в умственном и нравственном отношении тщеславной аристократии, которая не имеет никаких других прав на руководящую роль в обществе, кроме своего рождения и богатства. Таковы, по мнению адресатов, коренные – явные и скрытые – причины обнаружившегося недовольства народа. Подавленное в данный момент недовольство это неизбежно проявится вновь при всяком удобном случае. Поэтому, считая, что палаты по своей политической неспособности и нравственной дряблости не доведут до сведения его величества истинного положения вещей и не укажут средств, могущих поправить дело, комитет политехнической ассоциации считает себя вправе обратиться прямо к нему и предложить его величеству свое содействие против всяких анархических попыток, но вместе с тем просит его вступить на путь самых широких прогрессивных реформ – единственный путь, согласный с истинным духом современного общества. В этом адресе высказывается уже, хотя еще нерешительно, основная мысль Конта: борьба с анархией при помощи самых широких общественных реформ, и, в частности, указывается три области, где необходимость таких реформ чувствуется всего сильнее, именно: народное образование, экономическое положение трудящихся классов и отжившие свой век привилегии аристократии. Адрес остался без последствий.
Вскоре после этого Конт попал в переделку, которая могла плохо кончиться для него. Он уклонился от зачисления в национальную гвардию, когда того потребовали власти. Призванный к ответу перед дисциплинарным судом, он заявил среди прочего, что национальная гвардия, по мысли закона, учреждается для того, чтобы защищать правительство, устанавливаемое Францией для себя. «Если бы, – продолжал он, – дело шло единственно о поддержании порядка, я не уклонялся бы от тягостей, налагаемых этим законом; но я отказываюсь принимать участие в исключительно политической борьбе. Я никогда не брошусь на правительство с оружием в руках. Но, будучи республиканцем по сердцу и мыслям, я не могу присягнуть, что буду защищать, с опасностью для своей жизни и жизни других людей, правительство, с которым я вступил бы в бой, если бы был человеком действия». За уклонение от поступления в национальную гвардию суд приговорил его к аресту на три дня. Только какая-то случайность спасла философа от более жестокого наказания за такое бесстрашное объяснение. Под арестом Конту сиделось, по-видимому, недурно: он захватил с собою много книг, бумаги, чернил и т. д.; ученики, которым он давал уроки, приходили к нему в камеру, и он продолжал там заниматься с ними. Жена тотчас же навестила его; одним словом, Конт сразу же устроился в тюрьме, как дома, – словно рассчитывая пробыть в ней целые месяцы.
В 1831 году Конт начал читать свои общедоступные бесплатные лекции по астрономии в здании мэрии, продолжавшиеся до 1848 года. Чтения происходили по воскресеньям. Они предназначались для публики, не обладавшей математическими познаниями, и посещались даже рабочими. Последних, да и вообще всю собиравшуюся на лекции публику привлекала не столько астрономия, сколько те общие идеи, которые излагал попутно философ: значение астрономии, связь ее с другими позитивными науками, наконец, основные идеи позитивизма вообще. Конт невольно стремился превратить свои лекции по астрономии в философские чтения, в курс позитивизма. От отвлеченной науки он переходил к социальным вопросам времени и, ввиду бесконтрольного и безграничного господства капитализма, говорил о необходимости вмешательства государства в отношения между предпринимателями и рабочими. Само собою понятно, что такие речи нравились и вызывали одобрение публики, собиравшейся слушать их. Два раза философ заходил так далеко в «ненадлежащие сферы», что вызвал вмешательство администрации. Однажды он позволил себе сделать несколько иронических замечаний по поводу того лицемерия, которое так часто выдается за религиозное чувство. Духовные журналы забили тревогу. Министр народного просвещения послал на лекцию инспектора послушать, что говорит философ. Это был Жоффруа Сент-Илэр. Он дал заключение в пользу Конта, и тот мог беспрепятственно продолжать чтения. Но в другой раз ему сделали замечание, чтобы он не выходил за пределы своего предмета, и в ответ на его стремление превратить лекции по астрономии в лекции по позитивной философии власти пригрозили прекратить их совсем. С течением времени Конт обработал свои лекции в общедоступный курс по философии астрономии, изданный им в 1845 году.
В 1835 году мирные занятия философа снова были нарушены политическими событиями. В Лионе вспыхнуло восстание, которое привело многих людей на скамью подсудимых. Между последними находился Арман Марраст, редактор революционной газеты, а впоследствии президент Учредительного собрания. Он выбрал себе в защитники Конта. Философ не отказался от такой чести, хотя и рисковал потерять место репетитора в Политехнической школе.
Наиболее деятельное участие в политической жизни своего времени Конт принял в бурные дни революции 1848 года. Он не сражался на баррикадах и не призывал народ к оружию. Он всегда был далек от каких бы то ни было насильственных действий, а в 1848 году более, быть может, чем когда-либо раньше. К этому времени у него уже было совершенно определенное воззрение и на устройство будущего общества, и на те пути, которыми человечество вернее всего может достигнуть его. Но вместе с тем мыслитель-реформатор не мог молчать, когда все общество, казалось, было потрясено до самых основ своих и готово было обратиться от политических реформ, перемещавших власть из одних рук в другие, к социальным, обеспечивавшим за трудящейся массой участие в благах цивилизации. Насколько Конт чувствовал себя одиноким среди политических партий того времени, боровшихся за власть, показывает его письмо к Миллю, написанное еще в 1845 году. Существующий порядок, говорит он, не отличается ни малейшей устойчивостью; он неизбежно рухнет со смертью Луи Филиппа, и две партии, вступят в борьбу за власть. Одна из них – ретроградная, слишком непопулярная, чтобы иметь какой-либо серьезный успех; другая – революционная, воодушевленная не столько принципами, сколько страстями и имеющая много реальных шансов на временный успех. Обращаясь к своему положению среди этих партий, он замечает, что от ретроградной он может ожидать если не признания, то, по крайней мере, терпимости, тогда как среди торжествующих революционеров, в особенности тех из них, которые воодушевляются учением Руссо, он встретил много противников, и притом противников, «привыкших не останавливаться ни перед какой жестокостью и прибегающих систематически к гильотине как к средству единообразного разрешения всех социальных несогласий».
«Помимо сильной личной ненависти, какую питают ко мне коноводы, – пишет философ, – нетрудно понять, что предрассудки, свойственные массе этих буянов, легко могут побудить их освободиться насильственным образом от человека, философские взгляды которого прямо противоречат их гибельным утопиям. Наиболее благоразумные из деловых людей начинают понимать, что позитивизм представляет у нас единственную умственную преграду, которую они могут с надеждой на успех противопоставить в настоящее время анархическому разливу коммунизма…»
Ввиду всего этого Конт думает, что в случае торжества революционной партии ему придется искать убежища в Англии.
Расхождение между Контом и французскими революционерами 40-х годов было одним из тех общественных противоречий, какими движется человеческий прогресс. Конт, будучи, можно сказать, основателем социологии, не мог, конечно, отрицать всей силы и важности внешних условий человеческой деятельности; но центр тяжести для него все же лежал во внутренней природе человека. Он призывал людей первым делом к духовному перевороту; он требовал, чтобы они решительно и последовательно отказались от старого мистического и метафизического мировоззрения и усвоили новое позитивное учение. Только личность, возродившаяся умственно и нравственно из анархии разлагающегося общества, только личность, восстановившая гармонию между своей личной и общественной жизнью, только личность, воодушевленная любовью к другим, является истинным деятелем на пользу общественного порядка и прогресса. Так думал Конт и полагал, что с революционерами, выдвигавшими на первый план общественный или даже просто политический переворот и не придававшими особенного значения тому умственному и нравственному сумбуру, который царил повсюду вокруг них, – у него не может быть ничего общего. Мало того, зная, что в пылу страстей простое несогласие представляется противодействием, припоминая исторические параллели и придавая своей проповеди позитивизма непомерное, не соответствовавшее действительности значение, – он опасался всяческих бед для себя лично в случае торжества революционеров. Однако дальнейшие события нисколько не оправдали его опасений. Переворот совершился. Национальное собрание обсуждало вопрос об организации труда и, хотя обнаружило при этом крайнюю несостоятельность, однако не отказалось проделать некоторый опыт. Что же наш философ, проповедник антианархического, антиреволюционного, антиполитического учения? Он не только не собирается бежать в Англию, но выступает со своей программой общественных преобразований. Оказалось, что те, кого он называл революционерами, нисколько не помешали ему говорить печатно со всеми, желавшими слушать его, собирать приверженцев, проектировать упразднение существовавших властей, ставить на их место другие и так далее.
В то время, как на улицах Парижа раздавалась пальба, Конт обдумывает свою прокламацию ко всему европейскому Западу, в которой он предлагает организовать свободную ассоциацию для распространения позитивного образования среди народа под девизом «Порядок и прогресс».
«Предварительная переработка убеждений и нравов, – говорит Конт, – составляет единственно прочное основание для постепенного преобразования учреждений; преобразование это будет совершаться по мере того, как общество будет свободно усваивать основные принципы того окончательного устройства, к которому всегда стремились лучшие силы человечества. Таким образом, разумное народное образование становится теперь главной, действительно необходимой мерой для естественного завершения великой революции. Эта необходимость хорошо понимается самими пролетариями, которые, несмотря на все удивительное благородство своих непосредственных инстинктов, сознают, как необходимо для них систематическое развитие».
Ассоциация «Порядок и прогресс» ставила своей целью знакомить народ путем даровых лекций, доступ на которые должен быть свободным и неограниченным; с одной стороны – с науками математическими, физическими, химическими, биологическими, а с другой – с историей, составляющей необходимое преддверие истинной науке об обществе. Не предрешая частностей и предоставляя их на усмотрение лекторов, прокламация устанавливала лишь общий характер чтений: все они должны быть проникнуты социальным чувством, и ум должен рассматриваться как первый министр сердца, так как в сущности есть одна только наука, именно наука о человечестве, которой подчинены все прочие. Деятельность ассоциации не ограничивается Парижем, даже Францией, она распространяется на пять передовых народов, «составляющих со времен Карла Великого великую западную республику, в недрах которой, несмотря на национальные раздоры и религиозные распри, совершается умственное и социальное развитие, не имеющее ничего себе подобного в остальной Европе». Народы эти, кроме французов, – немцы, англичане, итальянцы и испанцы. Ввиду своего международного характера, позитивная ассоциация всегда должна держаться независимо от правительств упомянутых стран.
Конт призывал людей Запада подчинить индивидуалистический ум социальному сердцу и дружно приняться за общую работу. Желая дать пример другим и быть последовательным, он первым обратился со словом примирения к своему злейшему врагу, Араго, игравшему тогда большую политическую роль. Последовательность Конта всегда была больше умозрительной. Проповедуя подчинение ума сердцу, он, однако, всецело и всегда находился во власти своих отвлеченных философствований; голова у него всегда господствовала над сердцем. Едва ли можно указать в его жизни поступки, проистекающие непосредственно из сердечных влечений. Он полюбил Каролину потому, что ему нужно было полюбить женщину. Он полюбил Клотильду и дал волю своей сентиментальности, потому что того требовали его окончательно сложившиеся социально-философские взгляды.
Так во всем. Так и теперь. Головой он решил, что необходимо заявить во всеуслышание о примирении с Араго, и он заявляет, не спрашиваясь у сердца. Конечно, тут не было никакого корыстного в политическом смысле расчета, так как Конт прямо заявляет, что он уже давно решил не вступать на политическое поприще и что всякий философ-позитивист должен поступить таким же образом, посвятить себя исключительно жречеству пред алтарем человечества. Он просто считал нужным показать свое беспристрастие и подать пример другим для солидарной деятельности в решительные февральские дни 1848 года. Примирение это не имело, по-видимому, никакого влияния на дальнейшую деятельность Конта в качестве проповедника нового учения.
В марте того же 1848 года Конт выпускает новую прокламацию, написанную чрезвычайно растянуто, тяжело, вообще слишком уже философски для прокламации. Но она интересна не только как ответ философа на текущие вопросы жизни, но также как предложение организовать позитивистское сообщество. В этой прокламации Конт выступает перед всей западноевропейской публикой в качестве социального реформатора, берущего на себя смелость завершить бурный революционный период в истории развития человечества, поставить своего рода точку над i в разрушительной работе целых веков. «Я основал, – говорит он, – под девизом „Порядок и прогресс“ политическое общество, преследующее в этот второй период великой революции, по преимуществу органический, те же задачи, какие общество якобинцев так плодотворно выполняло в первую эпоху революции, по необходимости критическую». Позитивным обществом в этой прокламации называется та свободная ассоциация для распространения позитивного образования в народе, о которой говорилось выше. Оно должно воздерживаться от всякого активного, непосредственного вмешательства в общественные дела уже по одному тому, что число членов его крайне ограничено. Но, кроме того, Конт настаивает и здесь на строгом разграничении власти умственной, духовной, направляющей от власти исполняющей, осуществляющей, действующей. Подобно якобинскому клубу, позитивное общество будет обсуждать политические вопросы текущей жизни и своими решениями, прениями и так далее влиять на общий ход дел; оно будет иметь, следовательно, совещательный характер. Обсуждая факты и принимаемые меры с точки зрения новой позитивной науки, выясняя действительные тенденции и указывая наилучшие средства достижения общеполезных целей, оно будет содействовать постепенному торжеству своих основных принципов и окончательной организации человечества. Революционные программы, построенные на метафизических началах, несостоятельны. Они не соответствуют стремлениям и потребностям переживаемого момента. Вот хотя бы взять сферу экономическую. Здесь стремятся, следуя метафизическим принципам, разрешать законодательным путем те затруднения, которые могут быть устранены только посредством глубокой переработки воззрений и нравов. Некоторый успех революционных учений в переживаемое время Конт считает делом преходящим и непрочным; само же провозглашение республики – фактом в высшей степени важным. Республика – это окончательное и бесповоротное отрицание всяких ретроградных надежд и чаяний, раздиравших Францию в течение столь продолжительного времени; и вместе с тем это – универсальная программа истинного социального устройства человечества. Республика, по мнению Конта, провозгласила подчинение политики морали; а только в этом направлении он видел единственный выход из переживаемого человечеством критического во всех отношениях состояния. Итак, Конт проектирует общество, которое должно создавать общественное мнение, содействовать переработке верований и убеждений, а следовательно, и нравов, направлять общественные дела, но не делать непосредственно этих самых дел; оно может обращаться с петициями в народное собрание или к центральной власти, но должно отказаться от всякого практического вмешательства в общественные распорядки. Для того чтобы обеспечить полную солидарность между членами общества, Конт как основатель сохраняет за собою исключительное право судить об умственной и нравственной пригодности желающих поступить в него, хотя выбор его должен всякий раз подвергаться общему одобрению старых членов. От вновь поступающего обязательно требовалось, чтобы он разделял основные воззрения позитивизма, то есть признавал, во-первых, закон трех состояний (переход общества от теологического состояния к метафизическому и затем позитивному); во-вторых – относительность человеческих знаний; в-третьих – метод, идущий от мира к человеку, а не от человека к миру; в-четвертых – иерархическую классификацию наук и в-пятых – философию, построенную на научных основаниях и устанавливаемую таким образом однородность всех наших понятий. Кто не мог проштудировать шеститомный «Курс позитивной философии», тому предлагались сочинения менее обременительные. Неприемлющий приведенных пяти положений не мог попасть в члены общества. Хотя от позитивиста-философа, желающего посвятить всю свою жизнь человечеству, требовалось решительное отречение от всякой политической деятельности, однако простой позитивист, член общества, мог занимать какое угодно положение. Особенные надежды Конт возлагал на пролетариев, которые, по его мнению, и в умственном, и в нравственном отношении обнаруживали большую склонность к позитивизму. Собрания позитивных якобинцев, впредь до увеличения числа членов общества, должны были происходить у Конта каждое воскресенье.
Таким образом, в более чем скромной квартире философа-отшельника, на улице Принца, открыл свои заседания небольшой кружок лиц, поставивших себе целью радикально реформировать современное общество, не прибегая ни к каким насильственным действиям, а пользуясь исключительно силой убеждения и слова. Известный Литтре, тогда еще слепо следовавший во всем за своим учителем, с удовольствием вспоминает об этих заседаниях. «Всякие события, – говорит он, – находили себе отголосок и не раз вызывали со стороны Конта блестящие замечания, смелые философские обобщения, оригинальные исторические сближения». Но жизнь ли была иная, люди иные или задачи, только позитивистское общество не имело и тени того влияния, каким пользовался в свое время знаменитый клуб якобинцев.
Принимаясь за разработку текущих вопросов, оно выделило три комиссии; одна занялась вопросом о труде, другая – выработкой плана позитивистской школы, третья – вопросом о сущности и организации нового революционного правительства. В последней принимали участие наиболее известные позитивисты того времени: Литтре, Лаффит, Магнин. По вопросу о труде комиссия высказала довольно скромные пожелания. Конт и вообще позитивисты относились пренебрежительно к политической экономии, и едва ли от них можно было ожидать каких-либо радикальных проектов по части реорганизации труда. А между тем этот-то именно вопрос и был поставлен на очередь революцией 1848 года. Комиссия рекомендовала устройство в разных местах общественных работ. Инициативу должно было взять на себя правительство; оно же должно доставить и средства; в качестве совещательного органа предлагались местные собрания граждан. Еще более скромным оказался проект по части позитивистской школы. Казалось бы, что в этом именно случае позитивное общество, задавшееся целью преобразовать человечество путем влияния на его верования и убеждения, выступит с планами широких и глубоких изменений в школьном деле. Вовсе нет. Комиссия предлагала лишь прибавить к программам существовавшей уже Политехнической школы биологию и социологию, а к программам Медицинской школы – физико-математические науки и надеялась, что из таких школ выйдут люди с новыми воззрениями на жизнь, – люди, способные отдать свои силы служению человечеству. Странное заблуждение. Мы знаем, что самые точные познания в биологии и социологии могут свободно уживаться с совершенно нечеловеколюбивыми, антисоциальными стремлениями. Что касается третьей комиссии, то, удивительное дело, она-то и представила самый радикальный, самый крайний проект. Философы, отказавшиеся, по крайней мере за свой личный счет, от всякой политической деятельности, потребовали весьма и весьма существенных преобразований. Во-первых, говорили они, исполнительная власть должна состоять из триумвирата, избираемого исключительно Парижем; во-вторых – триумвиры должны избираться из среды пролетариев; в-третьих – полномочия их не должны ограничиваться никаким сроком, но наряду с этим признавалось достаточным заявления нескольких десятков граждан, чтобы подвергнуть их новой перебаллотировке; в-четвертых – палата депутатов должна избираться всеобщим голосованием, а деятельность ее – ограничиваться вотированием налогов и контролем над употреблением этих налогов. Такая организация признавалась временной, пригодной лишь для переходной революционной эпохи. Полную несостоятельность ее признает сам Литтре; рассказывая обо всем этом, он говорит, что находился тогда всецело под влиянием Конта, увлекавшегося, в свою очередь, некоторыми мыслями, высказанными Конвентом Великой французской революции. Громадную исполнительную власть в лице триумвира философ соглашался предоставить лишь пролетариям, считая их наиболее свободными от всяких сословных и классовых пристрастий; людям же богатым, капиталистам и так далее он предоставлял решение финансовых вопросов, признавая за ними надлежащую компетентность в этой сфере. Итак, неимущие распоряжаются и управляют, а имущие дают средства и подчиняются! Слишком уж фантастичный это был проект, чтобы он мог иметь малейшее практическое значение. Любопытно, что в нем уже сказалось предпочтение Контом диктатуры самоуправлению. Он не разделял радужных надежд, возлагавшихся в то время на представительное правление, и считал, по крайней мере несколько позже, что единоличный правитель может сделать больше для распространения позитивизма, чем любое представительное собрание.
Созданное Контом общество не имело никакого влияния на дальнейший ход французской революции и на политические и общественные события того времени вообще. Позитивные якобинцы не удались. Но общество не распалось. Напротив, число приверженцев нового учения росло. С течением времени образовались отдельные центры в Голландии, Америке и других странах. По мере того как Конт разрабатывал и уяснял себе культ человечества, собрания позитивистов принимали все более религиозный характер: здесь совершались разные обряды и обсуждались вопросы, относящиеся к делу служения человечеству. Таким образом, позитивистское сообщество как бы последовательно осуществляло свой принцип воздержания от политических дел. Тем не менее, глава их не упускал случая обращаться к лицам, обладавшим политической властью, со словом увещевания и предложения содействовать распространению нового мировоззрения. Со времени возникновения сообщества Конт сознательно и открыто выступает в качестве первосвященника позитивизма и духовного руководителя всего человечества. Он не только пишет книги, но говорит поучения и мечтает о том времени, когда он будет произносить проповеди в одной из первостепенных церквей Парижа. Он берется наставлять как простых смертных, приходящих на его скромную квартиру за советом, так и могущественных властителей Востока. Он принимает новорожденных и произносит именем человечества суд над умершими. Отрешившись от сферы материальной, он присваивает себе сферу духовной жизни всего человечества и считает себя призванным «вязать и разрешать». Взглянем поближе на дела Конта – первосвященника, жреца возрождающегося человечества.
В 1849 году он открыл даровые публичные лекции во Дворце кардиналов по всеобщей истории человечества. Теперь он мог высказывать вполне и до конца свои заветные убеждения. Лекции распадались на две части. В первой философ развивал свои теории социального развития, касался прошедшего и настоящего положения человечества; во второй он обращался к будущему, рисовал картину окончательного, завершенного состояния человечества, а также той переходной стадии, которую ему необходимо будет пройти, чтобы достичь идеала. Лекции длились по три, по четыре часа с небольшим перерывом. Конт не знал утомления. На публику, предрасположенную к его учению, он производил сильное впечатление. Так, один из его последователей говорит: «Впечатление от этих лекций не могло сгладиться с течением времени, и до сих пор еще, то есть по прошествии сорока лет, воспоминание о них глубоко трогает наше сердце… Да, в эти исключительные часы, когда возвещались столь великие судьбы, мы чувствовали дыхание человечества, мы предвосхищали его реальность, его величие, мы убеждались в нем, и священный энтузиазм доказательной веры навеки возгорался в наших сердцах». Лекции эти не были напечатаны; но вышедший в 1852 году «Позитивный катехизис», представляющий резюме их положительной части, может дать о них некоторое понятие. Свободная речь проповедника новой социальной религии не могла нравиться политиканам, пробравшимся к власти и замышлявшим новый переворот. Лекции запрещались, затем возобновлялись, и наконец переворот 2 декабря сделал их совершенно невозможными.
С теми же пропагандистскими целями Конт составил в 1854 году под заглавием «Позитивная библиотека» список книг для чтения. Сначала библиотека эта предназначалась преимущественно для пролетариев, из среды которых вербовались, главным образом, последователи нового учения, но затем получила общее значение. Список состоит из ста пятидесяти томов, разделенных на четыре отдела. Первый заключает в себе поэзию; второй – науку; третий – историю; четвертый – синтез (философию и религию). Наряду с первоклассными произведениями тут встречаются и потерявшие ныне всякое значение. Из Байрона предполагаются только избранные произведения, но отнюдь не «Дон Жуан»; наряду с Боссюэ рекомендуется кое-что из Вольтера; из Адама Смита предлагается лишь «Опыт по истории астрономии»; настойчиво рекомендуется чтение книги «Подражание Иисусу Христу» в подлиннике и переводе, но тут же указываются «Философские опыты» Юма и так далее. Одним словом, основатель позитивизма, по-видимому, не стеснялся сводить лицом к лицу религиозных реформаторов со скептиками, полагая, что всякие недоразумения и сомнения, могущие возникнуть при этом у читателя, легко разрешаются рекомендуемым им тут же «Курсом положительной философии», «Системой позитивной политики», «Позитивным катехизисом» и так далее.
Когда проект триумвирата из пролетариев не удался и сама революция 1848 года не оправдала возлагавшихся на нее надежд, Конт обращает свои взоры к консервативному лагерю и пытается привлечь честных консерваторов на сторону нового учения. Он начинает с того, что открыто высказывается в пользу единоличной диктатуры и одобряет события 2 декабря 1851 года. По этому поводу в позитивистском обществе происходят бурные прения, оканчивающиеся выходом из состава общества Литтре и еще нескольких членов. В письме к сенатору Вьельярду, бывшему воспитателю Наполеона, тогда уже подготовлявшего свой переворот, философ пишет:
«Наш последний кризис сделал, мне кажется, необходимым переход французской республики из фазы парламентской, которая приличествует лишь отрицательной революции, в фазу диктаторскую, единственно соответствующую видам положительной революции, которая, примирив порядок с прогрессом, положит конец ненормальному состоянию современного Запада… Позитивизм, разлагая различные партии, с тем чтобы поставить на их место истинную созидающую партию, должен одинаково объединять как достойных консерваторов, которые, по существу, не бывают ретроградами, так и честных революционеров, которые не бывают в действительности анархистами».
Наполеон не оправдал, однако, надежд Конта и вместо распространения позитивизма стал домогаться императорской короны. Как бы раскаиваясь в своей опрометчивости, философ начинает теперь усовещивать того же сенатора Вьельярда, который должен, во имя своих позитивистских воззрений, противодействовать проискам претендента и в случае надобности потребовать в сенате предания суду узурпатора.
Несмотря на то, что Конт всю свою социальную организацию строил на разделении власти духовной (умственной и нравственной) от власти светской (правительства) и ратовал за полную независимость первой, он постоянно искал случая поставить позитивизм под защиту могущественных властителей, старался убедить их и превратить в орудие распространения нового учения, как бы следуя и в этом случае примеру католицизма. Разочаровавшись в диктатуре Наполеона, он переносит свои надежды на императора Николая I. Востока не коснулась еще тлетворная зараза скептицизма, критицизма, анархизма с их конституционизмом, парламентаризмом и «диким коммунизмом», угрожающим Западу. Поэтому там, на Востоке, позитивизм может найти себе истинного защитника и покровителя, достаточно могущественного, чтоб обеспечить многочисленным массам народа мирный переход от древних, отживших понятий к новым положительным воззрениям. Не имея никакого представления о России, Конт останавливает свое внимание сначала на Николае I.
«Государь, – так начинает он свое письмо (1852), — философ, неизменно придерживающийся своих республиканских убеждений, посылает одному из неограниченнейших в настоящее время правителей систематическое изложение плана человеческого возрождения, как социального, так и умственного. Но такое обращение нетрудно понять, если принять во внимание некоторые особенные обстоятельства: этот философ, начиная с первых решительных шагов, с 1822 года, постоянно боролся против верховенства народа и равенства, боролся, во имя прогресса, более решительно, чем любая ретроградная школа. С другой стороны, этот самодержец, со времени восшествия на престол в 1825 году, никогда не переставал стоять во главе гуманного движения в своих обширных владениях, предохраняя их с мудрой твердостью от западноевропейских волнений».
Затем Конт довольно пространно излагает сущность своего учения, хвалит русское правительство за то, что оно не допускает, со своей стороны, свободного обращения заграничных книг, проникнутых анархическим духом, и указывает, между прочим, что его капитальный труд «Курс положительной философии» пропущен и разрешен для всеобщего чтения (это было в 1852 году). Любопытны еще для нас некоторые суждения Конта о русских делах.
По отношению к крепостному праву позитивизм присоветовал бы не следовать слепо примеру Западной Европы и не уничтожать крупной земельной собственности, так как повсюду теперь в Западной Европе, и в особенности во Франции, сознается, какую помеху для практической реорганизации общества и даже социальную опасность представляет недостаточная концентрация богатств; позитивизм советовал бы царю уважать накопленные богатства и лишь стараться превратить собственников в промышленных вождей и преимущественно в вождей земледельческих… В отношении развития мысли и литературы, в частности, позитивизм посоветовал бы русскому правительству еще более усилить опеку и требовать от писателей известной гарантии их способности и честности, что значительно подвинуло бы вперед дело окончательного торжества позитивной религии… Всякого же рода академические труды он предлагает просто уничтожить как «пустые и даже вредные»… Такие советы давал нам, русским, философ-позитивист из своего прекрасного далека.
Едва ли их можно объяснить незнанием русской жизни: он не входит в частности, а высказывает общие соображения, которые вытекали из его мыслей. Скорее, тут следует видеть страстное желание человека, взобравшегося на первосвященнический трон, священнодействовать во что бы то ни стало. Какое уж при этом изучение потребностей народа и сообразование с ними данных советов! Fiat justicia, pereat mundus! Да царствует позитивизм на варварском Востоке, с какими бы нелепостями ни было это сопряжено! К счастью, само письмо философа осталось неуслышанным среди снежных равнин России…
Не дождавшись ничего от русского царя, Конт пишет в 1858 году письмо к Решид-паше, в котором развивает мысль о возможности прямого перехода от ислама к позитивизму. Но Восток и в этом случае не оправдал надежд первосвященника позитивизма. Тогда он снова обращается к Западу и пытается завязать сношения с иезуитами. Известно, что чем дальше Конт уходил в своем новом учении, тем он больше и больше заимствовал от католической церкви. Он пересаживал на почву новейшего позитивизма догматы, обряды, культ. Все это, естественно, должно было в конце концов сблизить его, по крайней мере в области мысли, с современными представителями католицизма. Могущественная иезуитская организация, поддерживавшая свой авторитет при самых неблагоприятных условиях и умевшая обходиться без светских властей, представляла для него заманчивую перспективу. Генералу иезуитов он предлагал добиваться общими силами отмены церковного бюджета, так как только при таком условии и старая, и новая вера будут поставлены в надлежащие отношения друг к другу и получат возможность свободно утверждаться в сердцах людей. Беспристрастие Конта было так велико, что он выразил желание вносить ежегодно по 100 франков на нужды католического духовенства и даже в своем «Завещании» не забыл упомянуть об этом обязательстве.
Все эти попытки Конта привлечь на свою сторону людей властных не удались. Но в качестве первосвященника вновь возникающего учения ему постоянно приходилось иметь дело и с простыми смертными. Он поучает, наставляет, руководит, разъясняет сомнения, укрепляет. У него были определенные часы, в которые он принимал желающих. И люди, склонные к новому учению, находили много утешительного и бодрящего в его личных наставлениях.
«Немало было таких, – говорит один из последователей философа, – которых слова его в эти священные часы избавили навсегда от сомнения, тоски, нерешительности, от мучений и опасностей революционной болезни, от нравственного самоубийства, от этой всепожирающей язвы эгоизма, губящей в наши дни такую массу заблудших! И многие могли бы засвидетельствовать, что они никогда не приближались к этому великому человеку без того, чтобы не становились сами лучше, чище, убежденнее…»
Конечно, это слова преданного прозелита; но ведь мы и говорим теперь о значении Конта для его правоверных последователей. Быть может, для человека стороннего, смотрящего на жизнь открытыми глазами и знающего, как легко морализировать и как трудно осуществлять на деле личный идеал, все эти наставительные собеседования показались бы немного педантичными, немного суховатыми и бледноватыми, лишенными даже обыденной прелести горячей, живой проповеди, к которой вовсе не был способен наш философ.
Установив не только догму, но и культ нового учения, Конт, естественно, должен был взять на себя и обязанности по исполнению обрядов, что доставляло ему громадное удовлетворение. В своих ежегодных исповедях и циркулярах он с особенной любовью рассказывает, как воспринимал новорожденных и посвящал их на служение Великому Существу, как венчал желающих вступить в брак и соединял их на неразрывную совместную жизнь, как совершал поминовение усопших и т. д. Он устанавливает девять таинств, восемьдесят четыре праздника для отправления общественного культа, составляет молитвы, указывает самым точным образом, в какое время какие молитвы следует произносить, сколько времени проводить в молитве, какую позу принимать, и т. д. На моление он тратил ежедневно целых два часа. Его молитвы – это надуманное излияние чувств, посредством которого он старается настроить себя на возвышенный лад. Он обращается в них к матери, супруге, дочери, человечеству. Вот примеры:
«Любовь как принцип и порядок как основа; прогресс как долг. Любовь ищет порядка и толкает к прогрессу. Порядок укрепляет любовь и направляет прогресс. Прогресс развивает порядок и приводит к любви… Один, соединение, единство, беспрерывность; два, упорядочение, соединение; и три, эволюция, последовательность… Всемирная Любовь поддерживается доказуемой верой, направляет мирную деятельность. Человек становится более и более религиозным… Среди самых тяжелых мучений, какие только могут проистекать из любви, я не переставал чувствовать, что существенное для счастья состоит в том, чтобы всегда иметь сердце, достойно исполненное… даже скорби, да, даже скорби, а также истинный долг… Любить еще лучше, чем быть любимым. Нет ничего реального в мире, кроме любви… Люди устают мыслить и даже действовать, но они никогда не устают любить, даже говорить о любви…»
В таком роде все молитвы Конта. Это – набор отдельных мыслей, в которых постоянно звучат слова: любовь, жизнь для других, прогресс, порядок. Хорошие слова звучат, но человеческое сердце едва ли отзовется на них, так как не имеет обыкновения отзываться на все деланное, надуманное, лишенное непосредственного чувства.
Особенно большое значение в новом учении получает поминовение. Мир управляется мертвецами, говорит Конт. В качестве первосвященника он считает своею обязанностью произносить окончательный суд над усопшими и с этой мыслью выступает с надгробным словом на могиле известного ученого Бленвиля, дружившего когда-то с философом, но впоследствии разошедшегося с ним. Он признает за покойным научные заслуги, но вместе с тем открыто и прямо заявляет, что главным его пороком, вредившим и его научной деятельности, был эгоизм. Как первосвященник Конт должен был, естественно, заботиться не столько о поминовении отдельных усопших, сколько о создании всеобщего культа коммеморации. С этою мыслью им был составлен еще в 1849 году «Позитивистический календарь», посвященный прославлению выдающихся мыслителей и деятелей человечества. В этом календаре в строго иерархическом порядке он распределяет по месяцам, неделям и дням свыше пятисот имен.
Все наши теперешние названия дней и месяцев упразднялись и заменялись именами тех передовых борцов человечества, воспоминаниям о которых они посвящались. Так, месяцы в их обычном порядке, с прибавкой 13-го, у позитивистов носят следующие имена: Моисей, Гомер, Аристотель, Архимед, Цезарь, Св. Павел, Карл Великий, Данте, Гуттенберг, Шекспир, Декарт, Фридрих и Биша. Затем каждая неделя посвящалась, в свою очередь, какому-либо выдающемуся представителю человечества, и его имя присваивалось воскресенью; наконец, каждый день в неделе имел своих великих мертвецов, а в иных случаях даже несколько. Таким образом, перед взором позитивиста выступает все человечество в лице лучших представителей, взятых из всевозможных сфер: тут и властители, тут и завоеватели, тут и религиозные первоучители, и философы, и астрономы, и естествоиспытатели, и изобретатели, и поэты, и мыслители и так далее; тут и евреи, и римляне, и греки, и французы, и немцы, и англичане и так далее.
Календарь должен служить ежедневным напоминанием того, что сделало человечество для живущих поколений, связывать прошедшее с настоящим и в конце концов возбуждать отвращение к анархии, которая не признает ничего заветного и святого в достоянии, завещанном предками, и все здание долголетней человеческой культуры стремится превратить в руину. Вводя в повседневный обиход имена великих людей, Конт надеялся тем сильнее закрепить в сердцах людей положительный культ человечества.
Два капитальных произведения Конта: «Курс положительной философии» и «Система положительной политики» – также относятся к его общественным деяниям. Но они заслуживают более обстоятельного изложения, которое читатель и найдет в последующих главах.