Ох, охота!

Птицы водоплавающие

Если бы весной подняться над землей и одним взглядом узреть всю массу пернатых, которые перемещаются в течение двух-трех недель с юга на север, пожалуй, не нашлось бы на свете зрелища, сравнимого с этим. А если еще посчитать и сложить затрачиваемую на это кинетическую энергию всех птиц, от легкой ласточки и соловья до гусей-лебедей, то я уверен, цифра получится гораздо выше, чем производимая на Земле вся электороэнергия за эти две-три недели перелета. Для того чтобы оконченному пессимисту вернуть радость жизни и веру в чудо, творящееся ежесекундно над нашими головами, следует посмотреть в весеннее небо и включить хотя бы самое примитивное воображение. Какая же сверхъестественная, неуправляемая сила каждый год гонит птиц на север? Неужели только потому, что на юге в это время не хватает корма и слишком сильно печет солнце? Как-то не верится. Не верится только потому, что энергетических затрат на перелет, того накопленного для дальней дороги жира с лихвой бы хватило худо-бедно пересидеть неблагоприятный период где-нибудь на Амазонке, в Индии или в не таких уж горячих камышах Каспийского побережья. Но нет, едва теплые ветры повернут на север, как вслед за ними поднимаются на крыло несметные полчища пернатых и через моря, океаны, жаркие пустыни и влажные тропики летят в холодную сторону, где еще снег, сыро и промозгло, где с трудом можно отыскать корм и тем паче свить гнездо. Однако неумолимая, космическая по силе страсть гонит птиц именно сюда и с единственной целью — вывести потомство. Пустынные арктические острова, побережья всех северных морей и океанов от Чукотки до Кольского полустрова, от Скандинавии до Канады и Аляски вместе с весной превращаются в птичьи базары, массовое гнездовье всех видов гусей, лебедей, уток, гагарок, гагар, гаг и прочих птиц, которых мы считаем обитателями северных морей, хотя они живут там всего два-три месяца…

И каждую осень, чаще всего с первым зазимком, вдвое или даже втрое увеличившаяся масса пернатых путешественников встает на крыло и уходит в обратный путь, на чужбину, чтобы переждать лютые морозы. Но прежде, чем покинуть родную холодную землю, птицы устраивают слет, действо, увидеть которое достаточно трудно и по образу и подобию напоминающее вече. Однажды я проснулся в охотничьей избушке, стоящей в лесу достаточно далеко от обжитых мест, от громкого многолюдного разговора. Было полное ощущение, что собравшаяся толпа что-то неторопко обсуждает, вот только слов не разобрать. Когда же осторожно вышел на улицу, то увидел зрелище невиданное: весь довольно широкий пойменный луг с перезревшей и полегшей осенней травой шевелился от журавлей. В этих местах прежде я довольно часто видел этих птиц, но малыми стаями или вовсе парами, а тут же головки на длинных шеях покрывали луг от речки до высокой террасы, задымленной утренним туманом, словно колышащаяся под ветром трава. Их было тысячи! И журавли не просто ночевали здесь, а о чем-то очень серьезно разговаривали, и речь их напоминала человеческую, даже по интонациям — в какой-то миг показалось, спорят. Отчетливо слышалось лишь короткое и грубоватое созвучие двух звуков — кр, кр, кр, причем на разные лады. Стояли они, повернувшись головами в сторону середины луга, совершенно пустого пятачка диаметром метров тридцать, как будто это вечевой круг. Потом речь их ненадолго изменилась, из неразборчивого многоголосья превратилась в своеобразный хор, поющий одно протяжное слово — кур. И мне показалось, птицы молятся перед дорогой, тем более после этого согласного пения они начали взлетать, причем от перефирии к середине. Взлетали уже с полновесным журавлиным криком, привычным уху и печальным — курлы, курлы, и разбирались, выстраивались в клинья, выписывая круги над лугом, должно быть, прощались. Через несколько минут предрассветное небо стало черным от стай, и только когда все журавли были в воздухе, начался отлет. С невероятным чувством порядка и непонятных закономерностей очередности косяки срывались с круга и уходили на юг. А последняя стая с криком кружила над лугом еще около часа, пока не взошло солнце, затем тоже легла на курс.

После этого утра я уже больше не видел ни единого журавля до самой весны.

Ни у каких более живых существ на Земле нет такого страстного чувства родины, как у перелетных птиц. Они не вьют гнезд и не размножаются там, где зимуют: даже самый благодатный край для них — чужбина. Их любовь к северным широтам существует на генном уровне, поскольку это явное свидетельство, что перелетными птицы стали во время Валдайского оледенения континента, когда все живое, в том числе и люди, вынуждены были покинуть скованные холодом и покрытые льдом родные земли. Но едва потеплело, едва сквозь толщи ледяных торосов, как птенцы из яиц, проклюнулись первые крупицы земли, как все вынужденные переселенцы стали возвращаться домой, пусть не на весь год, а чтобы продлить свой род на родине, чтобы дети научились летать над родными просторами и знали к ним дорогу.

Даже тугой на ухо, не обладающий музыкальным слухом человек способен услышать чувства птицы, например журавля, весной, когда он возвращается домой, и осенью в пору отлёта — нет печальнее птичьей песни!

Когда в августе летишь над севером Томской или Тюменской области, над землей хан-тов и манси, то кажется, на синих озерах лежат белые сугробы снега. А если лебединые стаи взлетают с воды, то иногда распластанными крыльями накрывают значительную часть озера. Коли эти царские и царственные птицы поселились на водоеме, то в свою вотчину уже никого не пустят. И если по недомыслию это же место облюбовали, например, утки или гуси, то будут непременно изгнаны, а гнезда разорены — гордая и величественная эта птица не терпит соседства инородцев. Однако на перелете с юга на север и обратно, то есть в дороге, вполне мирно уживается со всеми, и иногда, застигнутые туманом, на одно и то же озеро падают стаи лебедей, гусей, уток, и весьма любопытно наблюдать, как на фоне белых, мраморных изваяний суетятся чирки. Точно так же ведут себя лебеди и в местах зимовок на чужбине, и только на родине становятся сами собой и показывают свой царский нетерпимый характер.

Несмотря на стремление к уединенной жизни, лебеди довольно терпимо относятся к человеку, возможно, испытывают к нему доверие, поскольку иногда селятся на совсем не больших водоемах поблизости от сел и деревень. В Зырянском районе Томской области пара шипунов несколько лет жила возле асфальтовой дороги на затопленном карьере, всего в полутора километрах от деревни Богословка, хотя вокруг было много пойменных стариц и озер, куда более уединенных и просторных. Когда проезжающие люди останавливались, чтобы полюбоваться, лебеди всем семейством выплывали на чистое и показывались во всей красе. Не знаю, как объясняют такое поведение орнитологи, но у местных жителей сложилось впечатление, что птицам было необходимо некое общение с человеком, поскольку они будто бы оживали при его появлении.

С юга на север лебеди летят постепенно, вслед за уходящей зимой, поэтому весной мы часто видим их стаи в небе и на земле, поскольку птицы останавливаются на кормежку, а заодно переждать непогоду. Но осенью увидеть их трудно, ибо, нагуляв жиру на северных, богатых кормом, пресноводных озерах, лебедь первую часть обратного пути преодолевает за короткое время, останавливаясь лишь на ночевки, и летит на высоте до пяти километров, где температура воздуха уже минус двадцать, и где лететь птицам легче, чем над самой землей. Лебединые трассы проложены с древнейших времен и до сей норы практически не меняются. По рассказам стариков, на Урале когда-то на птичьих путях, а они проходят всегда вдоль магнитных силовых линий Земли, жили драги — люди, охраняющие эти пути. Они встречали и провожали лебединые стаи как с юга на север, так и обратно, и тогда существовала гармония земных и небесных путей, которой владел известный всем путешественник Афанасий Никитин…

В былые времена лебедь был объектом для соколиной охоты, считался украшением царского стола, но не более того. Славяне почитали эту птицу и более ценили не вкус мяса, а природное совершенство и сравнивали красоту женщины с лебедушкой. Однако, судя по легендам, сказкам и фольклорному материалу, лебедь одновременно асоциировался и с чужеземной, восточной красотой и пособником злых сил — налетели гуси-лебеди и унесли братца Иванушку… Кроме всего, у славянских народов существует легенда о супружеской верности этих птиц, де мол, любовь и привязанность их друг к другу священна, и если погибает один, то второй заканчивает жизнь самоубийством. И в самом деле, у лебедей пары складываются еще до половозрелого возраста, и бывает, они живут вместе продолжительное время, но жизнь у птиц, как и у людей, многообразна и не однозначна. Лебедь — самая воспетая птица, от древнего эпоса до современных литературных поэтических и прозаических произведений.

На территории России известны три вида лебедей — шипуны, кликуны и малый лебедь, занесенный в Красную книгу. Первые отличаются красно-черным клювом, изогнутой, словно всегда кланяется, шеей и крупными размерами. Гнездится в основном в южной части России, на степных, иногда слабосоленых озерах, заросших камышом. Зимуют на Черном и Каспийском морях, а также на Средиземном и в некоторых теплых районах Дальнего Востока. Кликуны распространены севернее, на лесных водоемах Сибири, иногда вместе с шипунами, а зимуют также на Черном, Азовском и Каспийском морях и в Средней Азии. Малый лебедь гнездится в тундре и отличается меньшими, чем кликун, размерами, долгое время был объектом охоты северных народов, поэтому численность его сократилась, занесен в Красную книгу. В настоящее время охота запрещена на всех, но на малолюдном Севере процветает браконьерство, лебедей бьют нефтяники, газовики вертолетчики, в общем пришлый народ, не ведая того, что обрекает свое потомство на вырождение: существует старое поверье — у того, кто убьет лебедя, дети будут рождаться уродами.

Это самый распространенный на всей территории России объект весенне-осенней охоты. Еще не сойдет снег, а в небе уже слышен призывный гогот, и если ласточки несут на крыльях лето, то гуси — весну, оживление природы, ожидание чего-то необычного, что должно непременно свершиться. Одолевшие уже не одну тысячу верст, гуси своим гортанным криком словно будят еще дремлющий север, и вот уже над влажными полями заливаются жаворонки, поют скворцы и первая трава вдруг зазеленеет свежо и ярко.

Гуси летят теми же путями, что и лебеди, вслед за отступающей зимой, наступая ей на пятки, ибо средняя полоса России — это всего лишь полпути, а до островов в арктических морях еще столько же. А уже томится у правого крыла гусыня, гогочет ласково, поторапливает: перелет — пора любви птиц. Обычно это происходит на ночевках, в родной водной стихии, еще насыщенной битым льдом и холодной, но страстные чувства горячее. Гуси предпочитают моногамный брак, и избирают спутника жизни еще до половой зрелости, и все время потом держатся парой. Если смотреть на них с земли, они все кажутся одинаковыми, словно вышедшими из-под одного штампа, однако при этом они такие же разные, как и люди, ибо природа не терпит однообразия и потому суща.

Официальная наука лишает птиц и животных способности любить, объясняя привязанность инстинктами размножения. Но почему же тогда самки и самцы выбирают друг друга? Если это инстинкт, он может быть реализован с любой особью противоположного пола, ан нет! Молодой гусак так ласково ухаживает за приглянувшейся ему гусыней, что нам и поучиться не грех. Но самое главное, после «свадьбы» он становится еще нежнее и внимательнее, а уж когда подруга сидит в гнезде на яйцах, становится истовым рыцарем, готовым схватиться с любым зверем. Поэтому лисы, песцы, еноты в это время держатся подальше и охотиться начинают, когда птенцы покидают гнезда.

Ночевки на перелетах обычно большие, и еще покрытые льдом озера и дневные кормежки у гусей всегда одни и те же, поэтому охотятся на них в одном и том же месте, так что засидками и окопами охотники пользуются по несколько лет. С раннего утра начинается канонада, потом передых, и вечером все повторяется. Однажды я провел опыт: взял грунт с одного квадратного метра на глубину пять сантиметров и отмыл его в плоской тарелке, как моют золото. Только там было не золото, а свинцовая дробь самых разных размеров в количестве 22 штуки. Наверное, были места и более результативные, но и этого достаточно, чтобы лет через сто, когда иссякнут рудники, добывать свинец на гусинных маршрутах. Поэтому мой совет — на утреннюю и вечернюю зорьку всегда надевать меховую шапку, дабы по голове не настучало падающей на излете дробью.

На территории России гнездятся несколько видов гусей, из которых самый крупный серый гусь. Гнездится по всему северу от Мурманской области до Тихого океана, а также и южных областях от Амура до Кавказа. Зимует на Черном и Каспийском морях, в незамерзающей дельте Волги, а также в Индии. Гуменник чуть меньше серого, кроме того клюв у него черный с желтой кромкой, гнездится в северных областях России, Сибири от тундровых районов до Монголии. На зиму улетает в Малую Азию, Индию и на юг Европы. Казарки — белолобая, черная, краснозобая, гнездятся в тундре, на побережьях северных морей, а также в долинах рек. Зимуют в Южной Европе, Китае и даже в Америке. Основной вид корма — водоросли, молодая трава, а на полях собирают необмолоченное зерно, гнилую картошку, кукурузу, а также мелких насекомых и личинок.

Они тоже относятся к отряду гусеобразных и являются основным объектом охоты в летне-осенний и весенний сезоны. В некоторых районах лесостепного юга Сибири, где множество огромных солоноватых озер, утка вообще единственная дичь, добываемая сельскими охотниками-любителями, если не считать зайцев. Например, в южном Ишимском районе Тюменской области неподалеку от границы с Казахстаном есть два огромных, до 25 км в диаметре, мелководных озера, сильно заросших камышом, где гнездится самая разная утка и где на охоту за ними выезжают только раз, с открытием сезона. После канонады, длящейся дня два, утка забивается в камыши и сидит там до отлета, не высовывая носа, а проплыть по озеру можно только узкими ходами на плоскодонке, толкаясь шестом. Однако при этом местные охотники еще месяца за два до открытия только и говорят, что о грядущем празднике, льют и катают дробь, заряжают патроны, а потом весь год вспоминают, как постреляли, поскольку утиная охота, пожалуй, самая увлекательная из всех спортивных охот. С нее начинается юный охотник, ею же заканчивается в глубокой старости, когда уже другая дичь не по плечу.

На первый взгляд эта травоядная птица не очень-то высокой организации, однако обладает потрясающим, жертвенным инстинктом материнства. Утка не может защитить птенцов, поскольку не обладает нужной для этого силой и оружием; она даже пощипать обидчика не может, как это делает гусь. Поэтому она отвлекает опасность на себя и, притворясь слабым подранком, обычно демонстративно бежит по воде, а утята тем временем исчезают под водой и выныривают где-нибудь в осоке. Лишь убедившись, что птенцы в безопасности, утка взмывает в воздух и не прячется, а начинает летать кругами, подставляясь под выстрел или под когти хищной птицы.

Самая крупная и распространенная утка — это конечно же, кряква. Хороший старый селезень иногда бывает до полутора килограммов, причем, как и у многих птиц, он пестро и ярко раскрашен, тогда как утица выглядит серой и невзрачной, но это все для маскировки, для того, чтобы, сидя в гнезде, устроенном в камышах или траве, слиться с красками окружающего пространства. Однако летом селезень линяет и сбрасывает свадебный наряд, который потом вновь приобретается лишь осенью. Гнездится кряква по всей территории России вплоть до тундры, избирая мелкие, заросшие озера, староречье и даже травянистые берега рек. Утка откладывает до 15 яиц и насиживает их 26–28 дней, после этого выводок, как и у гусей, уходит из гнезда на воду и утята сразу же начинают кормиться самостоятельно. Зимуют кряквы в Средней Азии, Южной Европе и Закавказье.

Е. Тихменев. Охота на диких уток

Но могут остаться на зиму и в северных районах на не замерзающих водоемах, и в связи с потеплением климата за последние годы кряквы все больше остаются в городах на малых речках, которые не покрываются льдом из-за промышленных и канализационных сбросов. Такая утка вряд ли пригодна в пищу, тем паче существует реальная угроза заражения ее птичьим гриппом, но весной городские стаи разлетаются по местам гнездовий, и признать в ней вчерашнюю попрошайку из фекального водоема невозможно.

Шилохвость или, как ее называют, острохвостая более теплолюбивая, поэтому не остается на севере и улетает на зиму в Средиземное море, на Каспий, в Африку и Крым. А гнездится хоть и возле рек, озер и стариц, однако иногда на значительном расстоянии от них, и часто можно увидеть на асфальте утку с выводком, спешащую к водоему Шилохвость меньше размерами, чем кряква, отличается заостренным хвостом, от которого и получила свое название. Серая утка также меньше кряквы, селезень ярко раскрашен, только голова у него не сизая, а темно-бурая, хвост и часть спины почти черные, а самка серая в крапинку и тоже невзрачная. В основном места гнездовий — средняя полоса России, но иногда встречается и в более северных районах, зимует в Африке, Средней Азии, на юге Казахстана и Закавказье. Широконоска еще мельче, название ее произошло от расширенного и удлиненного конца плоского клюва, который помогает ей перелопачивать десятки пудов донного ила, дабы выловить водных насекомых и семена растений. И самые маленькие утки — чирки, причем их несколько видов: свистунок, трескунок, клоктунок. Свое название они получили по издаваемому ими голосу. Селятся они повсюду, и не только у водоемов, но и в болотах, придорожных канавах, карьерах и бочажинах. Зимуют там же, где и шилохвость, прилетают вместе с другими утками, иногда пристраиваясь к стаям других уток.

Кроме этих весьма распространенных уток есть множество нырковых, из которых можно выделить гоголя, широко распространенного в местах гнездовий прочих уток. Он резко отличается от них как по образу жизни, так и расцветке — «фрачная» окраска: спина и голова черные (у самцов с зеленоватым отливом живот и щеки белые, отчего и возникло выражение «ходить гоголем», то есть разнаряженным не к месту и с горделиво-надутым видом). Питается он, как и многие нырковые, улитками, насекомыми, рачками, мотылем и реже травой и мелкой рыбой, гнезда устраивает в дуплах деревьев, поэтому гоголям устанавливают дуплянки, напоминающие скворечник. Это утка, которую следует стрелять только влет, поскольку, сидящая дробь долетит от среза ствола до цели.

Боровая дичь

Это, прежде всего, оседлые птицы, пережившие в родных краях не одно оледенение. Окрас самцов, их ни на что не похожие токовые песни и сам свадебный обряд поединков, более напоминающий звериный, нежели птичий, говорит о древности этих обитателей боров. Не знаю, какими соображениями руководствовались ученые, когда относили, например, глухаря и тетерева к отряду куриных, невзирая на них, как-то противится душа ставить их рядом с куропаткой, вальдшнепом или курицей. Должно быть, здесь мало только физиологических сходств. Есть еще что-то, сокрытое от нашего разума, некое отражение далекого прошлого, когда на Земле жили динозавры и петродактили — именно такие мысли приходят, когда слушаешь голоса этих птиц.

Боровая дичь во все времена была объектом охоты, считалась деликатесом и непременно поставлялась царскому двору. А все дело в специфическом свойстве мяса птиц не портиться продолжительное время без всякой или минимальной консервации. Например, рябчик в пере, с удаленными внутренностями находящийся в продуваемом помещении, может храниться неделю при плюсовой температуре. Вероятно, это обусловлено стерильными свойствами организма птицы, основная пища которой — хвоя и березовые почки, содержащие смолистые, а значит, и эфирные вещества.

То есть боровая дичь способна в какой-то степени бальзамировать свое тело, при жизни насыщая его антисептиком. То же самое делают и пчелы, собирая смолу с почек, перерабатывая ее в прополис и покрывая внутреннюю часть улья, а потом можно там хранить хирургические инструменты. Иные качества мяса боровой дичи, особенно вкусовые, мягко скажем, сильно преувеличены. Каким бы образом вы ни тушили и жарили рябчиков, какими бы специями ни заправляли и каким бы вином ни запивали и ни заедали ананасами, все равно это будет кусок сухого, отдающего пихтовым маслом, хоть и белого мяса. То же самое с глухарем. В детстве, когда я слышал от несведущих людей похвалы и восторг в отношении боровой дичи, все время думал, что мама и бабушка не умеют ее готовить. Но потом, возмужавши и все еще слушая небылицы о деликатесе, взялся произвести из глухаря кулинарное чудо. И что только ни делал: по четыре часа тушил в русской печи, нашпиговывал свиным салом, обкладывал пластинками картошки, морквы и запекал в фольге, нафаршировывал фруктами, обливал маслом, вином, соком и жарил в микроволновке, все равно получалось, как у мамы с бабушкой, — нечто похожее на кусок старой, залежалой лосятины.

Поэтому пришел к определенному убеждению, что боровые птицы, глухари, косачи, рябчики и еже с ними существуют на свете не для того, чтобы мы их ели, а для чего-то другого. Возможно, чтобы мы ранним весенним утром, по крепкому насту, бежали на подслух — послушать, как они поют гимн солнцу. Ведь когда-то мы должны очнуться от голодного обморока, взглянуть на природу другими глазами и на ток ходить не с ружьем, а, к примеру, по недорогой турпутевке, дабы вживую послушать древние песни.

И когда мы это поймем, охота на глухаря, например, закроется сама по себе. Сейчас меня сильно смущает развитие иностранной охоты в России, причем конкретно на эту, скажем, редкостную птицу, обитающую практически только у нас. Мы можем уподобиться американцам, истребившим свою фауну ради временных экономических интересов, и растратить тот самый стратегический запас, принадлежащий нации.

За последнее столетие воспет ничуть не меньше лебедя. Поэтическая мысль наконец-то проникла в таинство этой птицы: петь и не слышать собственной песни. Глухота у него наступает во время исполнения второго колена, точения или скирканья, когда глухарь, в определенном положении раскрыв клюв и извлекая гортанью звук, концами нижней челюсти перекрывает слуховые каналы. Это стало известно не так давно, может, полсотни лет назад, но меня с детства волнует вопрос: каким образом люди в древности догадались об этом и дали соответствующее имя? Путем проб и ошибок, подкрадываясь к поющему глухарю на току? Вряд ли, поскольку человек прошлого гармонично вписывался в природное пространство, то имел и соответствующее мышление, а познание мира по принципу «холодно — горячо» принадлежит нашему оторванному от природы современнику. Был совершенно иной путь познания, связанный с особым мироощущением, и глухаря, священную птицу, в момент его глухоты слышали боги. Возможно…

Глухари

Реликтовость этой птицы подчеркивает и то, что существует всего два вида глухарей — обыкновенный и каменный, — немного отличающихся друг от друга лишь размерами и некоторой разностью в окрасе оперения самцов. Эти отличия незначительны и могли произойти от климатических условий существования, специфики кормовой базы. Если говорить о названии «боровая дичь», то из всех ее представителей только глухарь обитает в высокоствольных, боровых, хвойных лесах, перелетая в лиственные либо в хвойное мелколесье и верховые болота только для кормежки. Основная его пища — брусника, клюква, черника, листья кустарников, молодая хвоя. Летом у глухарей начинается линька, и они две-три недели не могут летать, но поскольку отличные бегуны, то догнать их в лесу невозможно. Самка глухаря, часто называемая «глухая тетеря» (отсюда и выражение) или «копалуха», серо-коричневого рябого окраса, опять же в целях маскировки. Однажды я валил мотопилой сосны и срезал дерево в трех шагах от гнезда, на котором сидела тетерка, — она даже не пошевелилась, когда упало дерево, а на треск «Дружбы» и выхлопной дым не обращала внимания. Гнездо было устроено на земле в кроне давно упавшей березы, и птица сливалась с мешаниной гнилых сучьев; надо было присесть и вглядеться, чтобы увидеть ее. Потом я еще раза четыре приходил, чтобы застать время, когда копалухи не будет на гнезде, но она все время сидела на яйцах, пока однажды не обнаружил гнездо пустым. Как-то раз отец стащил из гнезда глухарки два яйца и подложил под курицу. Глухарята вывелись скорее, чем цыплята, но рассмотреть их толком никто не успел, думаю, что и наседка, — тотчас сбежали в лес.

Птенцы, как и у всех тетеревиных, едва появившись на свет, уходят за матерью, долгое время живут выводком и почти сразу же начинают кормиться самостоятельно. От врагов спасаются бегством, но когда сделать этого нельзя, потрясающе маскируются. Несколько раз я пытался поймать птенца, чтоб принести домой и выкормить, но никак не получалось. Глухарята исчезали мгновенно, а матка взлетала на дерево и начинала тревожно кудахтать. И вот однажды наконец узрел, куда деваются птенцы, отчаявшиеся убежать: они в единый миг захватывают в лапы лесной подстил — в основном, листья, мох, переворачиваются на спину и закрываются ими, как камуфляжной сетью. И затаиваются — рядом наступишь, не шелохнется!

Кстати, точно так же маскируются птенцы рябчика.

Как и все тетеревиные, в морозные ночи глухарь спит под снегом, чем, собственно, и пользуется соболь, да и все другие охотники тоже. Закопавшись в рыхлый сугроб, птица прорывает ход около метра, делает гнездо и засыпает. Утром он выкапывается и улетает на кормежку, но если вспугнуть, то вылетает сразу и с большой силой, вздымая снежный шлейф. Были случаи, когда ранним холодным утром охотники наезжали лыжами на глухариную ночевку и брали его голыми руками. Зимуют птицы чаще небольшими стаями, но не выводками, объединяясь скорее всего с целью общения друг с другом. Весной, с началом токового периода, эти содружества распадаются.

Еще совсем недавно, в пятидесятых годах прошлого века, тетерев принадлежал к основному виду промысловых птиц. Охотники добывали его десятками и сотнями, в том числе и любители, чаще всего используя для этого профиля, установленные в кронах берез, или еще проще, опорок от валенка. Тетерев по характеру птица общительная, завидев нечто похожее на себя, непременно прилетит и, усевшись, будет с любопытством рассматривать крашеную фанерку. Мы с отцом так и профиля даже не вешали, просто косачи прилетали и сами садились на березу возле бани. Если стрелять из мелкокалиберки через окно и очень аккуратно, начиная с нижнего, то за раз можно взять двух-трех, пока слетят. А весной, как только птицы спускались с деревьев на тока и принимались «чувыкать», строили засидки из ивняка, травы и ходили на охоту по утрам, как на работу. Бывало, на одном току собиралось более сотни косачей, драки устраивали массовые, классические, иногда в азарте чуть в скрадок не заскакивали — не знаешь, которого и стрелять. И казалось, конца этому никогда не будет, ибо зимой, по смешанным лесам вдоль колхозных полей летали такие стаи, что не сосчитать, березы были черные от птиц.

В самом деле, истребить тетеревов было не реально, пока не появилась сельхозхимия. Конечно, такое обилие птицы было обусловлено посевами зерновых на колхозных полях и дикими ягодами, но когда начали уничтожать сорняки, рассыпая с самолетов пестециды и гербециды, а потом и леса опылять дустом от сибирского шелкопряда, в течение трех лет тетерев исчез. Дошло до того, что весной, в ясное, с морозцем, утро даже их бормотания не услышишь! И начал снова появляться лишь в наши дни, спустя сорок лет, когда после перестройки развалились колхозы, а оставшиеся сельхозпроизводители из-за дороговизны химудобрений снова стали использовать на полях навоз. Однако теперь вряд ли когда-нибудь восстановится его прежняя численность, поскольку в местах обитания тетерева почти не сеют нолей, а на одной ягоде, без белкового корма, его всегда будет весьма умеренное количество.

Эта небольшая серо-пестрая, рябая птица когда-то тоже относилась к основной промысловой и густо населяла лесную и лесостепную зону России. Рябчик не кормится возле человека, поэтому не так пострадал от сельхозхимии, но зато досыта вкусил прочей заразы, которую сыпали с самолетов на лес (в шестидесятых таким образом пытались избавляться от лиственного молодняка, дабы росли хвойные породы). И все-таки выжил, хотя его численность упала втрое, и сейчас добывается промысловым образом весьма редко и мало, по крайней мере, того обилия рябчика, что было в специализированных магазинах «Дары природы», уже нет и не будет. Да и сети самих магазинов нет… Оперение у них таково, что отличить самца от самки можно лишь по красным, выразителным бровям, однако добычу его можно вести без ущерба поголовью самочек. В октябре, когда выводки распадаются и рябчики разбираются по парам (ложный гон), на манок, настроенный под свист самки, летят (и бегут по земле) только самцы. Зимой птицы сбиваются в стаи, иногда в огромные, до нескольких сот особей. Однажды я наблюдал ложный гон, а точнее, некое массовое свадебное действо птицы даже в начале декабря, когда весь обозримый с одной точки смешанный лес вдоль речки буквально свистел и после выстрелов рябчики всего лишь перелетали с дерева на дерево. Это было в Первомайском районе Томской области, и местные промысловые охотники не могли объяснить, почему это происходит. Из-за всплеска численности и легкости добычи они никак не могли заняться пушным промыслом, до нового, 1977 года стреляли рябчика, когда уже манок к губам примерзал.

Гнезда рябчик, как и все тетеревиные, устраивает на земле, самка откладывает до 12–15 яиц, и через три недели крохотные цыплята уже удирают из гнезда вслед за маткой и начинают питаться самостоятельно, в основном комарами, личинками и прочими насекомыми. Основная пища взрослой птицы — брусника, рябина, а когда ягод нет или мало, молодая хвоя и березовые почки. Зимой ночует в снегу и становится легкой добычей пушного зверька, особенно соболя, который съедает рябчика там же, под снегом.

Промысловики даже придумали своеобразный его учет: весной, когда тает снег, по количеству лунок с перьями можно определить примерную численность соболя и ареал рассеивания. Говорят, таким образом прикормленный зверек не уходит из этого района и на следующую зиму.

По образу жизни и поведению белая и тундровая куропатка отличаются от прочей боровой дичи тем, что пары образуют устойчивые семьи и держатся вместе до тех пор, пока не подрастет потомство. Когда самка сидит на яйцах, самец охраняет территорию, а во время кормежки непосредственно гнездо. На лето белая куропатка меняет окрас оперения и становится рыжевато-серой с белыми пятнами, а тундровая — серой. И хотя распространена она от арктики до лесостепной полосы, ее основное место жительства — север, где этой птицы бывает в изобилии и где до сей поры ведут промысел.

Зимой куропатка собирается в стаи и обитает в основном вдоль речек и ручьев, где есть кустарники и растительность, поскольку основная пища — почки ивняка, тундровой березки и ягоды, которые приходится отрывать из-под снега. И все равно для сознания человека, выросшего в природе средней полосы, остается загадкой, как куропатки могут прокормиться долгую, в девять месяцев, зиму среди бедной тундровой растительности, да еще и засыпанной сугробами. Как эта птица выживает в пятидесятиградусный мороз при столь скудном, низкокалорийном питании? Да, откопать ягоду можно, но после таймырской пурги ветер спрессовывает снег так, что лопатой не возьмешь, вездеход держит. Казалось бы, стайка из десятка птиц за зиму должна объесть все почки с жидких кустов вдоль речки, а еще к тому же есть главный конкурент — полярный заяц, который отстригает все, что торчит из снега, и тоже роет его, чтобы добраться до веток. Казалось бы, весной листья уже не распустятся — ан нет! Не объедают и зелень распускается. Удивительно!