Ох уж, эти детки!

Похрюкивая, здоровенный кабан с наслаждением возился в прибрежной грязи. Было ранее прохладное утро, над водой и метёлками осоки плавал туман, смешанный с комарами. Первые птицы ещё только-только пробовали свои голоса — то тут, то там. Равнодушный к красотам природы кабан урчал и булькал, потом, поднявшись, тяжело, но с определённой грациозностью затрусил в чащу.

Часть береговых кустов пришла в движение — и стало ясно, что это человек. Одетый в мохнатый камуфляж, он стоял по колено в жиже, держа на сгибе руки ствол полуавтоматического дробовика. Чуть-чуть колыхалась от дыхания сетка на лице, движение было беззвучным и плавным, но очень быстрым. Человек замер, повернул голову влево-вправо и поднял руку. Тут же метрах в десяти выше по ленивому течению протоки появился второй человек, следом — третий. Они пересекли воду и исчезли в кустах, а через несколько секунд те же кусты поглотили и первого..

…Полуденная дневка ничем не напоминала туристский бивак. Все трое только что поели (сухари и остатки подбитого вчера вечером зайца, поджаренного в костровой яме) и теперь сидели «звездой», ногами друг к другу, в гуще кустарника, куда пробрались ползком.

Саша и Федька спали, Макс тоже казался спящим, но на самом деле прислушивался и всматривался. По маске и лохмотьям «кикиморы» вовсю ползали комары, тщетно отыскивая слабое место в обороне.

По всем расчётам сегодня к вечеру группа должна была выйти к брошенной деревне. Макс неспешно обдумывал маршрут, представляя себе карту и не переставая следить за окружающим. Лес не замечал троих подростков, потому что они ничем не нарушали его обычаев — разве что несколькими выстрелами, но и эти выстрелы звучали не для развлечения. Баклашовские леса жили той же жизнью, какой они жили последние сто двадцать тысяч лет, с тех пор, как ушел отсюда ледник. Эта жизнь не предусматривала современного человека с его заботами, хлопотами и устремлениями. Нет, не была ему враждебна, а просто — не предусматривала. В этих местах не было ничего странного в том, что Федька в первый день пути оставил часть колбасы на пеньке и естественно сказал: "Это тебе, хозяин. Пропусти, не балуй… " — имея в виду лешего.

Макс ощутил взгляд — и лениво повернул голову. На него смотрел через сетку Фёдор. Макс показал часы, покачал головой, поднял растопыренную пятерню: раз, другой, третий, четвертый… Глаза Федьки закрылись, он снова спал. Максиму оставалось двадцать минут дежурства. Потом — полчаса Федьки и полчаса Саши. Федька, конечно же, взял себе самое трудное — отдых с разрывом, у них с Сашей есть по полному часу. Ну что ж — он командир. Макс признавал это про себя легко и без напряжения. Он умел делать некоторые вещи лучше Федьки — разбираться в компьютерах, например, — он лучше учился. Но Федька всё равно был командиром. Так же естественно и не обидно, как мать была матерью. Нет. Естественней. Свою мать Макс часто не понимал.

Максим прислушался. Неподалёку проходили олени — наверное, их кто-то спугнул, олени предпочитают перемещаться ночью. Кто? Животные не спешили. А ничего страшного…

Мысли Макса переключились на клад. Найдут ли они его? Макс, если честно не был уверен до конца… вот Юрка обидится, когда выяснится, что обошлись без него! Интересно, а правда — хватит ли стоимости клада, чтобы разбить парк на месте вырубки? Хотелось бы…

Ему почудилось какое-то движение — в левом углу глаза. Макс напрягся. Почудилось? Или?.. Он хорошо знал, что Баклашовские леса не так-то безобидны. Нет, в них не водятся вампиры и оборотни, которыми Сашу пугали в области. Но в области КОЕ-ЧТО тут водилось несомненно. ОНО было если и не опасным, то во всяком случае — ЧУЖИМ человеку, а это иной раз похуже, чем прямо опасное. Макс не стал вертеть головой — он просто присматривался, стараясь не трудить глаза. Движение повторилось. Кто-то наблюдал за ними — хорошо, если леший(1.). Он любопытен, но не опасен, если его не обижать. Хуже, если ЭТО могло следить за людьми двое суток просто из того же любопытства — или чтобы удостовериться в том, что они убрались с его охотничьей территории. А могло — готовясь напасть. На троих, с оружием — не нападёт, не должно. Но нервы помогает…

— Что?

Время Макса кончилось, а он и не заметил. Федька проснулся сам… Стараясь оставаться спокойным, Макс сказал:

— Дон' т ворри, бат, мэй би со, ин вис плейс ИТ.(2.)

— Вэр из? — Федька не двинулся.

— Он зе лефт энд э литтл бихайнд май бек. Спай. Ю си энизинг?

— Ноу, — Федька по-прежнему не шевелился. Насинг… Вэлл, слип, Макс. ИТ би кэрфулл. Фри хьюмэнс, випонс… Энд ю нау… — Федька повысил голос: — Мы знаем, что ты тут. Не стоит нападать. Мы скоро уйдём. Может ты нас и убьешь, но само будешь покалечено, это точно. Ну так как?

1. Ниже приведенные рассуждения прошу не воспринимать, как бред или фантазии. Подробно его героям я — автор — убежден, что лес — совершенно особый мир, населённый в реальности теми существами, которых мы привыкли считать персонажи фольклора. Кстати — тому есть масса доказательств, в том числе довольно жутковатых. УВАЖАЙТЕ ЛЕС. И не только потому, что он "наш зелёный друг" — нет…

2.(и ниже) — Не волнуйся, но, по-моему, здесь ОНО. — Где? — Слева и немного у меня за спиной. Следит. Видишь что-нибудь? — Нет. Ничего… Ну, спи, Макс. ОНО осторожно. Три человека, оружие… И ты сейчас… (англ.)

Макс уловил движение в углу глаза — дрожь пробрала, на миг он отчетливо увидел НЕЧТО… и перевёл дух:

— Ушло.

— Они умные, — спокойно сказал Фёдор. — Спи.

— Сплю, — сказал Макс — и правда вырубился.

Федька остался в полуденной тишине. Он смотрел на Сашу и грустно думал, что Макс умный и целеустремленный, хотя по моему и не скажешь. И ничего удивительного, если Саша рано или поздно выберет его… Мысли были печальными, Федька заставил себя отмести их и перескочил на то, не знаю что… Но есть же такая вещь, как hagr (1.) — а значит, можно рассчитывать на удачу. Нужно на неё рассчитывать. Отец говорил, что «удача» — это вовсе не «авось», в надеждах на который так любят обвинять русских. «Удача» — это неистовая уверенность в том, что делаешь, зачастую — вопреки жизненным реалиям, настолько всеобъемлющая и безоглядная, что реальность ей подчиняется. Вот почему так часто у русских получается то, что другие признают «невозможным». Федька вспомнил потрясший его случай, о котором читал года полтора назад в одной книге, как зимой 1941 года под Москвой на позиции, занятые частями СС (теми ещё бойцами, свирепыми и беспощадными), сбросили десант воинов-сибиряков — с высоты пятидесяти метров… БЕЗ ПАРАШЮТОВ. Парашютов просто не было, а брать позиции — необходимо. Вызывали добровольцев — и те прыгали с бреющего… Двенадцать из ста разбивались насмерть. Остальные падали в сугробы. Эта выброска и последующая за ней атака заставили эсэсовцев ВПЕРВЫЕ бежать с позиции; их охватил мистический ужас при виде происходящего… Когда Федька читал об этом, он то и дело глотал тугой комок гордости. Конечно, он не претендовал на ТАКОЕ, но ему были знакомы те золотые и стальные крылья, что приподнимают человека и несут его вперед, когда он решил для себя нечто важное и великое — в таких случаях натиск неостановим, горе тому, кто встанет против…

Правы ли они? Правы ли они, сидя в лесу с незаконно приобретённым оружием, правы ли они, идя на совершенно незаконное дело просто потому что закон — на стороне подонка и вора?

Да, правы. И этим всё сказано.

"Любой частью тела — удар. Из любого положения — удар. Твоё тело — волна. Ты — пень; глаз видит, рука не берёт…" — вспомнились слова отца на одной из тренировок. Отец говорил, что, если бы в нашем государстве с детства воспитывали бы касту-элиту бойцов, мы были бы непобедимы. И дело не только в умении драться. Само по себе оно пусто и НИКАКОВО, словно нож или автомат. Ими может воспользоваться бандит. Тому кто не готов сражаться, они не помогут. Дело ещё и в том, что вложено в души бойцов. Нельзя просто быть "крепким профессионалом", на которых так уповает власть, говорил отец. Этого очень мало. Но власть боится людей, которые не просто умеют драться, но ещё и не знают, почему должны делать это. Они неудобны и неподатливы. "У тебя будет тяжёлая жизнь, — говорил отец Федьке. — может быть, даже тяжелей, чем у меня… Но от неё всегда можно отказаться, сын. Так что думай и решай. Каждую секунду… И не жалуйся, когда тебе больно — это ТЫ выбрал…"

Федька бесшумно вздохнул. И улыбнулся под маскировочной сеткой. Прошептал:

— Бог мой — это не ропот, кто вправе роптать?!

Слабой гордости ли праха рядиться с ТОБОЙ…

Я хочу просто страшно, неслышно сказать:

"ТЫ не дал — я б не принял дороги иной…"

1. В скандинавской традиции — способность к познанию, часть личности человека, отвечающая за осмысление мира

Около восьми вечера, когда в лесу уже сгущался сумрак, а на прогалинах ещё горело солнце, группа вышла к борту. Оно начиналось сразу — невысокий глинистый обрыв, внизу — сразу болотина с мрачными безлиственными деревьями, оставшимися тут от когда-то росшего леса. За болотом виднелась полоса и — отчетливо — остаток заросшей дороги.

— Там километра полтора да Лядского Побоища, Макс бросил в рот большую таблетку глюкозы, покатал её языком, сказал невнятно: — Пайоом? Ии ноуэм?

— Саш, ты как? — повернулся к девчонке Федька. За прошедшие трое суток это был первый случай, когда ей дали понять, что она девчонка.

— Лучше с утра, — сказала девчонка, не поднимая сетки. — Не думайте, я не от усталости… Просто мы же тропы не знаем, а стемнеет — и сядем.

— Логично, заметил Макс, сглотнув остатки глюкозы. — Но решать тебе.

Федька прошелся вдоль обрыва, подобрал несколько галек, черт его знает когда занесённых сюда ледником. Не выходя в кусты, покидал их в болотину, и кивнул:

— Ночуем… Я пойду вон там уток подстрелю, а вы займитесь лагерем.

— Осторожней, — сказал Макс. — Вдруг…

— Никаких "вдруг", — отмахнулся Федька. — Я быстро…

…Он в самом деле обернулся быстро — прямо у края топи подбил вскидку трех селезней, достал их палкой. Отрывистые выстрелы некрупного калибра тем не менее далеко разносились над болотом, и Федька подосадовал на себя, что не взял складной лук. Но из лука он, если по правде, стрелял плоховато. Оставалось утешать тем, что тут пусто, да и запутается выстрел в лесу, исказится, а там и вообще заглохнет… Повесив на ремень селезней, мальчишка уже развернулся — и зацепил взглядом что-то тако… Он повернулся. Шагнул. Носком кроссовки поддел и выбросил из прибрежной грязи металлическую гильзу.

Федька, присев, поднял гильзу двумя пальцами и закусил губу. Старая, выдержавшая множество выстрелов и неоднократно переснаряжавшаяся, со следами оправки, но ухоженная. Тяжелая, а не утонула — значит, стреляли совсем недавно. Федька нюхнул — ударило в ноздри несомненным запахом дымного пороха. Двенадцатый калибр… Люди Большого Ха? Эту мысль Федька отмёл сразу. Во-первых, как и зачем они сюда забрались? Но это ещё ничего, а вот сама гильза… У них наверняка будут навороченные «ремингтоны» и «моссберги» с пластиковыми гильзами западного производства…

Местные охотники? Да, конечно, Баклашовские леса — охотничий рай. Но в округе настоящих промыслов нет — не Сибирь, а из остальных охотников едва четверть осмелится забраться на самом деле глубоко в лес. Но и им нечего делать ТАК глубоко.

Вывод? Федька внимательно огляделся и прислушался. Большинство жителей городов не представляют себе, кто и зачем может жить в лесу. Скорее всего, это какой-то отшельник-человеконенавистник. Вопрос в том, как далеко простирается человеконенавистничество?

Спрятав гильзу в карман, Федька при последнем вечернем свете начал обшаривать берег. Если это и в самом деле житель леса, то выследить его у Федьки шансов столько же, сколько самого Федьку — у ребят с Железнодорожного. Конечно, может быть, он уверен, что тут нет никого, тогда может и подрастерять осторожность… но такие люди за осторожным поведением не следят. Просто это часть их жизни.

После получаса рысканья мальчишка признался себе — ничего похожего на следы нет. Можно даже подумать, что гильза подброшена специально… да нет, зачем? С этими мыслями Федька вернулся к ожидавшим его друзьям, которых нашел только после того, как Макс негромко свистнул — лагерь был отлично замаскирован, костер не дымил и не пах в специальной яме.

— Ты где ходил? — поинтересовалась Саша. Вместо ответа Федька предъявил гильзу и занялся селезнями…

…- Даже если кто-то и явится, — сказала Саша, усаживаясь в корнях большого дуба и кладя полуавтомат поперёк колен, — ну и фик ли? Их один, я трое. Прибьём и похороним.

— Один с топором и двое с носилками ждут его, — дополнил Макс. — Ну, я думаю, сразу конфликтовать мы не станем. Но и он едва ли полезет на троих вот так сразу. А если прячется, так и вообще постарается нам на глаза не попадаться.

Федька сидел со скрещенными ногами, прикрыв глаза. Какое-то время он молчал, словно заснул сидя. Он почти испугал друзей, сказав: — Да, наверное.

Когда Полярная Звезда заглянула в глаза Федьке, он не сразу понял, спит или нет. Взгляд звезды был колок и внимателен. Проследив направление " медвежьего хвоста", Федька определил — третий час ночи.

Послышавшийся ему звук заставил мальчишку вздрогнуть… а потом — похолодеть. Совсем неподалёку поскрипывали колёса, пофыркивала лошадь, и мягко постукивали копыта. Звуки приближались. И он ПОНЯЛ, что это такое.

"Я сплю, — подумал Федька. — Я сплю, ничего этого нет. Мне это снится. Главное — лежать и не двигаться. Не слушать. Сейчас ОН проедет… сейчас…" Но вместо этого мальчишка поднялся и пошёл на звук. Сон, это сон наяву он бы ни за что не оставил товарищей… А так — шёл, отводя рукой от лица ветви, пока не вышел на тропку, залитую пронзительным лунным светом.

Подвода стояла в каком-то шаге — Федька видел конский бок, трещины на коже, затягивавшей груз. Молодой парень — да нет, мальчишка чуть старше Федьки — стоя у конской морды, поглаживал её и чутко прислушивался. Федька видел заломленную шапку, блеск луны на сабельной рукояти, грязные пятна на сапогах и на полах кафтана, то, как Кузьма покусывает губу. Он не выглядел ни вообще страшным. Вот он вздохнул, погладил коня ещё раз и, подойдя к повозке, начал поправлять кожу. Сказал, не поворачиваясь:

— Вижу я тебя… Не бойся, худа не сделаю.

— Ты… — Федька вышел из кустов, — ты Кузьма? Стрелец Кузьма?

Парень кивнул, повернул к Федьке лицо — печальное, строгое:

— Грех на мне, — тихо сказал он. — Не довез я казну… Поди, ради Христа, сыщи казну-то, да отдай на доброе дело. Тягостно так-то скитаться. Христом-богом прошу, сделай-то….

— Где она — отчаянно спросил Федька. — По карте непонятно ничего, все поменялось. Слышишь?! Где она?!

— Ради Христа… — прошептал стрелец, гладя конскую гриву. — Ради Христа — на доброе дело… а то так и истлеет душа моя без вины… поди, сыщи казну… сыщи…

… Федька проснулся, хватая широко открытым ртом воздух. Сердце колотилось в висках, всё тело покрывал пот.

Было ранее утро, ещё серо и туманно. Лес молчал. Но Федьке всё ещё слышался скрип телеги и голос — явственный, не из сна, звонкий голос мальчишки: "…ради Христа… на доброе дело…"