Охладите! Глобальное потепление: скептическое руководство

Глобальное потепление приводит к повышению уровня воды в океанах, таянию ледников, появлению более свирепых ураганов. Для начала рассмотрим один фактор — температуру.

Глобальное потепление, разумеется, связано с температурой, поэтому мы и обратились к ней в первую очередь. Сначала нужно задать ключевые вопросы: что происходит, когда повышается температура, как с этим быть и сколько понадобится денежных средств?

Причина, по которой нас беспокоит глобальное потепление, — так называемый парниковый эффект, основной принцип которого прост. Несколько видов газов, прежде всего водяной пар и углекислый газ (CO₂), могут отражать или удерживать тепло. Они улавливают некоторое количество тепла, испускаемое Землей, как некий покров, укутывающий земной шар. Парниковый эффект действует благоприятно на окружающую среду: если бы в атмосфере не было никаких парниковых газов, средняя температура на Земле была бы ниже приблизительно на 33°C, и, скорее всего, на планете не существовало бы жизни в том виде, к которому мы привыкли.

Проблема в том, что люди существенно увеличили количество CO₂, в атмосфере, в основном за счет сжигания природного топлива — угля, нефти и газа. Поскольку природные процессы очень медленно выводят CO₂ из атмосферы, то наши ежегодные выбросы увеличили его концентрацию в атмосфере до уровня, на 36% превышающего уровень доиндустриальной эпохи.

Если ситуация не изменится в лучшую сторону, наша цивилизация в этом веке будет продолжать по-прежнему сжигать все больше и больше природного топлива. Это особенно характерно для быстро развивающихся стран, таких как Китай или Индия. Если сейчас на развивающиеся страны приходится около 40% ежегодных выбросов углекислого газа, то к концу века эта доля увеличится приблизительно до 75%. Большее количество СО₂, будет удерживать больше тепла и тем самым вызовет повышение температуры. Таким образом создается искусственный парниковый эффект.

А теперь рассмотрим, что произойдет, когда мы повысим температуру.

Говоря о климате в будущем, мы, очевидно, не можем рассматривать его напрямую. Вместо этого исследователи прогнозируют изменение главных факторов, воздействующих на климат, например, количества нефти и угля, использованного каждой нацией в наступившем веке, затем используют полученные значения выбросов CO₂, в сложных моделях, которые покажут нам, как эти новые уровни парниковых газов повлияют на температуру. уровень Мирового океана и т. д.

Самую достоверную информацию можно получить от Межправительственной комиссии ООН по вопросам изменения климата (United Nations’ Intergovernmental Panel on Climate Change, IPCC). Приблизительно каждые шесть лет комиссия собирает точные сведения о климатических моделях и климатических воздействиях. В своем «стандартном» прогнозе эта организация предсказывает, что в 2100 году глобальная температура повысится в среднем на 2,6°C по сравнению с сегодняшним значением. Но никто в действительности не живет по среднему уровню. Начнем с того, что температура суши повысится быстрее, нежели температура воды. (Значительно легче согреть несколько метров земли, чем три километра океана.) Более того, глобальное потепление в большей степени вызывает рост отрицательных температур, чем положительных, таким образом, оно повышает ночные и зимние температуры больше, чем дневные и летние температуры. Климатические изменения — это не обязательно тяжело переносимая летняя жара. Вероятнее всего, мы просто заметим, что люди зимними вечерами будут легче одеваться. Аналогично, температура быстрее увеличивается в умеренных и арктических поясах, чем в тропических.

В XX веке мы уже испытали на себе подобное потепление. Зимние температуры на планете повысились намного больше, чем летние, а ночные температуры — намного больше, чем дневные. Более того, зимние температуры существеннее всего повышаются в более холодных районах: доля зимнего потепления в северном полушарии в областях высокого атмосферного давления Сибири и северо-запада Северной Америки составляет более трех четвертей.

Неудивительно, что в Соединенных Штатах Америки, в Северной и Центральной Европе, Китае, Австралии и Новой Зеландии становится все меньше морозных дней. Однако учитывая, что больше всего теплеют ночи и зимы, существенно повысились дневные и летние температуры лишь в Австралии и Новой Зеландии. Дневные и летние температуры в США не повышаются, а в Китае даже падают. Центральная Англия — единственное место на земле, где регистрация среднесуточных значений температуры ведется с 1659 года, и в этих записях отмечено отчетливое снижение количества холодных дней без увеличения числа жарких дней.

Но что произойдет в наступившем веке, когда температура повысится на 2,6°C? Принято считать, что наш мир станет очень неприятным местом. Каждый раз, когда наступает жара, журналисты пишут, что это лишь намек на еще более страшное будущее. Как сказал один из экологов: «Если вам не нравится жара сегодня, в будущем вы не сможете ее переносить вовсе». Еще более известно высказывание главного научного советника правительства Британии сэра Дэвида Кинга, которое заключается в том, что «освободившаяся ото льда Антарктика к концу этого столетия останется, вероятно, единственным обитаемым местом на планете, если не сдерживать процесс глобального потепления».

Почти все дискуссии о будущем влиянии глобального потепления используют в качестве примера жару в Европе в 2003 году. Вот высказывание Альберта Гора по этому поводу: «Мы уже начали понимать, какая ожидается жара по прогнозам ученых, если процесс глобального потепления оставить без внимания. И летом 2003 года в Европе от страшной жары погибло 35 тысяч человек».

И все-таки, если мы наблюдаем только за волнами жары и обсуждаем только эти волны, мы упускаем что-то более важное.

Смерть от жары — наше будущее?

Комиссия по вопросам изменения климата (IPCC) отмечает, что тенденции, наблюдавшиеся в XX веке, будут продолжаться, повышение температуры будет больше всего ощущаться на суше, в основном зимой и особенно в северных широтах: в Сибири, Канаде и Арктике. В зимние периоды температура может подниматься на 5°С в Сибири по сравнению, например, с 2,8°C в Африке. Жаркие периоды будут более жаркими, а холодные — менее холодными. Почти повсюду в средних и высоких широтах мы ощутим заметное сокращение количества морозных дней, и это приведет к увеличению вегетационного периода.

Модели показывают, что жара, которую мы испытываем каждые двадцать лет, станет более частым явлением. К концу нашего столетия жаркое лето будет случаться каждые три года. Возрастет и количество смертей, связанных с жарой, и эта трагедия в действительности будет вызвана глобальным потеплением.

Но холодные периоды сократятся во столько же раз, во сколько увеличатся жаркие. В районах, где сейчас холодная зима случается раз в три года, к концу нашего столетия она будет случаться раз в двадцать лет. Это означает меньше смертей от холода — но об этом мы слышим гораздо реже.

В американском докладе 2005 года по вопросам воздействия климатических изменений на здоровье человека жара упоминается пятьдесят четыре раза, а холод лишь один раз. Может это жестоко — бросать на чашу весов спасенные и потерянные жизни, но если наша цель заключается в том, чтобы улучшить участь человечества, то важно знать, сколько еще жизней может унести жара и сколько-холод.

Почти в каждом месте на планете существует «оптимальная» температура, при которой смертность минимальна. При повышении или понижении этой температуры уровень смертности растет. Однако что такое оптимальная температура — это совсем другой вопрос. Для жителя Хельсинки оптимальная температура составит около 15°C, в то время как в Афинах лучше всего при температуре 24°C. Важно отметить, что оптимальная температура обычно очень близка к средней летней температуре. Таким образом, фактическая температура редко превысит оптимальную температуру, но очень часто будет ниже ее. В Хельсинки температура выше оптимальной только 18 дней в году, и целых 312 дней — ниже. Исследования показывают, что в Хельсинки ежегодно умирает 298 человек от жары и 1655 — от холода.

Неудивительно, что холод губителен в Финляндии, но то же самое справедливо и для Афин. И хотя в Афинах абсолютная температура, конечно, выше, чем в Хельсинки, она превышает оптимальную только 63 дня в году, и 251 день в году абсолютная температура ниже оптимальной. Ежегодно там оплакивают 1376 человек, умерших от жары, а от сильного холода умирает 7852 человека.

Такая точная статистика подводит нас к двум выводам. Во-первых, как живые существа, мы умеем приспосабливаться. Мы хорошо себя чувствуем и при 15°C, и при 24°C. Мы можем приспособиться как к жаре, так и к холоду. Дальнейшая адаптация, вызванная глобальным потеплением, не будет легкой, потому что мы уже много средств вложили в жилые дома и инфраструктуру, в том числе отопление и кондиционирование воздуха, рассчитанные на наш нынешний климат. Именно поэтому так важен второй вывод. Исходя из имеющихся сведений, логично сделать вывод, что в разумных пределах глобальное потепление фактически приведет к снижению уровня смертности.

Смертность в Европе

Жара в Европе в начале августа 2003 года имела огромное значение во многих отношениях. По своему проявлению она стала для многих катастрофой. В одном только Париже скончалось 3500 человек, а во всей Франции — почти 15 тысяч. Еще 7 тысяч умерли в Германии, 8 тысяч — в Испании и Италии и 2000 — в Великобритании: в итоге общее количество составило более 35 тысяч. Вполне понятно, что такое событие превратилось в мощную психологическую метафору для создания ужасающего образа теплеющего будущего и немедленной необходимости предотвратить подобное будущее.

Экологи Earth Policy Institute первыми подсчитали число жертв от жары, и заявили, что, поскольку «количество осознавших масштабы этой трагедии растет, это, вероятно, натолкнет общество на понимание того, что сокращение выбросов углерода необходимо. Для многих миллионов пострадавших от этой рекордной жары и родственников десятков тысяч погибших сокращение углеродных выбросов становится личным делом огромной важности».

Благодаря таким сообщениям жара стала безусловным индикатором глобального потепления в общественном сознании. Но мнение общественности может быть и неверным. В недавно опубликованной научной статье рассказывается, что ученые проверили эту теорию на практике, и хотя обстоятельства были необычными, подобные или еще более серьезные аномалии периодически происходят с 1979 года.

Казалось бы, несмотря на то, что тридцать пять тысяч жертв — это огромная цифра, любая смерть должна вызывать одинаковый страх и беспокойство у общественности. Однако этого не происходит. Когда в Британии от жары умерло 2000 человек, вся страна рыдала, и эти слезы помнят до сих пор. Однако недавно на ВВС был очень спокойный репортаж о том, что количество смертей в Англии и Уэльсе, вызванных холодной погодой, за последние годы составляет около 25 тысяч человек каждую зиму, добавив, что в зимний период 1998–2000 годов от холода погибало около 47 тысяч в год. Репортаж плавно перешел в обсуждение того, что правительство должно больше заготавливать на зиму топлива и что большинство смертей вызвано сердечными приступами и инфарктами.

Примечательно, как отдельный эпизод со смертельной жарой, приведшей к смерти 35 тысяч человек во многих странах, может всколыхнуть всех и настроить на боевой лад, в то время как смерть от 25 до 50 тысяч человек в год только в одной стране остается почему-то почти незамеченной. Конечно, нам хочется помочь Англии предотвратить смерть еще 2000 человек от жары. Но, разумеется, мы также хотим не допустить значительно большего количества смертей от холода.

В целом в Европе от чрезмерной жары ежегодно умирают около 200 тысяч человек. Однако ежегодно от сильного холода умирают около 1.5 миллионов европейцев. Это более чем в семь раз превышает общее число смертей, вызванных жарой. Только за последнее десятилетие Европа потеряла из-за холода около 15 миллионов человек — это более чем в 400 раз больше всем известной цифры 2003 года. То, что мы с такой легкостью игнорируем эти смерти и так пугаемся, когда слышим о смертях, вызванных глобальным потеплением, говорит о нарушении нашего чувства соразмерности.

Что будет происходить со смертностью, вызванной жарой и холодом, в XXI веке? Давайте на мгновение представим, что мы совсем не приспособлены к грядущей жаре — хоть это и далеко от истины. Согласно выводам самого глубокого исследования жары и холода в Европе, при повышении температуры на 2°C «любой рост смертности вследствие повышенной температуры будет компенсироваться значительно большим кратковременным понижением смертности, вызванной холодом». Для Британии это означает, что повышение температуры на 2°C приведет к смерти еще 2000 человек, но спасет 20 тысяч, которые могли бы погибнуть от холода. В самом деле, доклад, авторы которого пытаются собрать все научные исследования по этой проблеме и приложить их к очень разнообразным ситуациям, имевшим место и складывающимся сейчас во всем мире, открывает нам глаза на тот факт, что «глобальное потепление может вызвать понижение уровня смертности, особенно от сердечных заболеваний».

Но, конечно, предположение о том, что человечество не адаптируется к погодным изменениям в наступившем веке, очень далеко от реальности. В двадцати восьми самых больших городах Соединенных Штатов проводились наблюдения за адаптацией людей. К примеру, возьмем Филадельфию. Оптимальная температура воздуха там около 27°C. В 1960-х годах прошлого века в результате наступления жары (около 38°C) уровень смертности резко повысился. Так же резко он повысился и при резком понижении температуры воздуха ниже 0°C — как в Афинах.

И все-таки что-то важное произошло в последующие десятилетия. Уровень смертности упал, в основном, благодаря росту заботы населения о своем здоровье. И сейчас уровень смертности не возрастет резко и при температуре выше 38°С. Однако люди все еще умирают от холодной погоды. Вероятно, одной из глазных причин понижения чувствительности человеческого организма к высокой температуре является все более широкое использование кондиционеров в помещениях. Исследования показали, что со временем и при наличии значительных ресурсов мы фактически научимся адаптироваться к высоким температурам. Следовательно, люди будут реже умирать от жары даже при повышении температуры.

Более того, мы уже испытали температурные взлеты масштаба тех, которые ожидаются в этом веке, — во многих городах мира. К концу нашего века подавляющее большинство населения будет, но всей видимости, проживать в городах. В городах уже были сильные подъемы температуры, и, следовательно, мы заглянули в будущее и получили представление о том, чем нам грозит повышение температуры на 2,6°C.

В городах такие материалы, как кирпич, бетон и асфальт, поглощают больше тепла, чем растительность за городом. В результате создается так называемый эффект «городского острова тепла». В начале. XIX века британский метеоролог Люк Говард первым открыл этот эффект в Лондоне, но с ростом городов и вытеснением растительности высотками и асфальтом мы наблюдаем аналогичное явление во многих городах мира, от Тель-Авива, Балтимора и Феникса до Гвадалахары в Мексике, Бэрроу на Аляске, Шанхая, Сеула, Милана, Вены и Стокгольма. В центре Лос-Анджелеса максимальные температуры за последние сто лет повысились примерно на 2,5°C, а минимальные примерно на 4°C. Так, ночная температура Нью-Йорка повысилась на 4°C.

Недавно появилась возможность измерить температуру всех поверхностей города с помощью спутника. В таком быстро растущем городе, как Хьюстон, население с 1990 по 2000 год увеличилось на 300 тысяч жителей, то есть на целых 20% — исследователи получили поразительные результаты. За короткий промежуток времени в двенадцать лет ночная температура поверхности города увеличилась примерно на 0,8°C. За сто лет эта температура вырастет более чем на 6,7°C.

И в самом деле, подобные перепады температуры найдены во многих больших городах мира. Азиатские города являются сегодня самыми быстро растущими регионами мира. Токио со своим двадцатимиллионным населением испытал на себе некоторые из самых драматических последствий эффекта «городского острова тепла». В августе дневная температура региона, окружающего Токио, составила 28°С, а в центре города она превышала 40°C. И эта высокая температура воздействует не только на небольшую центральную область города, она охватывает около трех тысяч квадратных миль, что примерно в 140 раз больше территории Манхэттена. Такие повышения температуры во многих городах мира говорят по крайней мере о двух фактах.

Во-первых, многие из подобных подъемов температуры за последнюю половину столетия сравнимы (или даже превышают) с величиной 2,6°C, которую мы связываем с грядущим веком. Похоже, что для многих городов повышение температуры, связанное с эффектом «городского острова тепла», происходившее в XX веке, более опасно, чем предстоящее в XXI в результате глобального потепления. И все же эти повышения температуры до сих пор не разрушили города.

Правда, это не означает, что такие подъемы температуры безобидны для многих городов. Хотя в основном уровень смертности падает (как в Филадельфии), он падал бы гораздо быстрее, если бы подобных температурных скачков не было. Но это означает, что предсказания конца света, не учитывающие возможность адаптации, которая может сильно смягчить температурные воздействия, необъективны. Поскольку наши предки смогли адаптироваться, вполне можно допустить, что, будучи значительно богаче и обладая значительно более высоким техническим мастерством, мы сможем повторить их подвиг.

Также нельзя отрицать тот факт, что при глобальном потеплении воздействие на города будет гораздо более серьезным, так как на них обрушатся сразу две проблемы — подъемы температуры, вызванные с одной стороны, и СO₂, а с другой — постоянно растущими городскими тепловыми островами. Но в отличие от предыдущих поколений, которые почти не имели дела с городскими тепловыми островами, мы можем скомпенсировать большинство негативных последствий. Разумеется, наша цель — предотвратить часть проблем, вызываемых повышающимися температурами наступившего столетия.

Исследования показывают, что очень простые действия могут привести к очень существенным результатам. Одна из двух причин, по которым в городах стало значительно жарче, заключается в том, что у них сухой микроклимат. Городам не хватает влажных зеленых пространств, и у них имеются огромные водонепроницаемые поверхности, оснащенные дренажными системами, которые быстро отводят влагу. Таким образом, вся солнечная энергия уходит на нагревание атмосферы, вместо того чтобы испарять воду, создавая прохладу. Если мы посадим в городах деревья и кустарники и обеспечим их водой, то мы не только сделаем наши города более красивыми, но и значительно охладим окружающее пространство. Например, в Лондоне подобные меры могли бы понизить температуру более чем на 8°C.

Другая причина, по которой в городах очень жарко, кроется в черном асфальте и темных теплопоглощающих сооружениях. Это может показаться до комичности прямолинейным, но одно из главных решений очень простое — покрасить асфальт и здания. Таким образом мы увеличим общее отражение и естественное затенение, создаваемое зданиями, и сможем существенно снизить нагрев зданий. Например, в Лондоне подобные меры помогли бы понизить температуру на 10°C.

Политики всего мира вносят предложения по созданию «прохладных районов» путем перекрашивания крыш и дорог в более светлые тона, а также высаживания деревьев. Для Лос-Анджелеса такая программа, включающая посадку 11 миллионов деревьев, окраску крыш с целью осветления большинства из пяти миллионов домов и окраску одной четверти дорог, потребовала бы единовременных затрат в один миллиард долларов. Однако ежегодно это приносило бы дополнительный доход за счет сокращения гигантских расходов на кондиционеры (около 170 миллионов долларов) и сэкономило бы еще 360 миллионов долларов за счет снижения загазованности, к тому же город стал бы более зеленым. Но, пожалуй, самым впечатляющим был бы тот факт, что все эти меры понизили уровень температуры в городе более чем на 2,8°C, что примерно равно количеству градусов, на которое, как прогнозируют, повысится температура в наступившем столетии.

Киотский протокол: покупка семи дней

Даже если рост температуры окажется не столь разрушительным, как считают люди, и даже если имеются другие, более экономичные способы бороться с температурными повышениями, разве не очевидно, что мы также, хотим сократить выбросы СO₂?

Возможно, это и так. Все, зависит от того, какую пользу мы получим и какой ценой. Рассмотрим проблему детально.

В настоящее время единственной политической инициативой, призывающей к сокращению выбросов CO₂, является так называемый Киотский протокол, подписанный в 1997 году. На его стороне многие экологи мира, включая Альберта Гора, который в качестве вице-президента США вел переговоры по этому вопросу. Тогда было принято решение, что индустриальные страны должны сократить свой общий выброс углекислого газа за период 2008–2012 годов приблизительно на 20%.

И все-таки значение Киотского протокола для климата невелико. Даже если бы все страны, включая США и Австралию, ратифицировали его (а они этого не сделали), и все страны выполнили бы свои обязательства (что для многих представляется очень трудной задачей) и не нарушали бы их в течение всего нашего столетия (что будет еще труднее сделать), перемена была бы очень незначительной. К 2050 году температура стала бы ниже на едва поддающиеся измерению 0,06°C и даже к 2100 году — всего лишь на 0,17°C. Это означает, что предполагаемое повышение температуры на 2,6°C можно было бы отложить всего на пять лет — с 2100 по 2105 год.

При том что Киотскому протоколу отводится центральное место в общественных дискуссиях, большинство людей с удивлением узнают, как в действительности мало изменила бы наше будущее его реализация. Стоит подчеркнуть, что эти научные данные не являются полностью бесспорными. Пятилетняя отсрочка в течение ста лет — выводы, сделанные на основе работ одного из ведущих разработчиков IРСС. Вот почему The Washington Post называет Киотский протокол «самым символическим договором». Даже его самые решительные сторонники согласны с тем, что Киотский протокол — лишь первый маленький шаг, и нам постоянно повторяют, что у нас должны быть более значительные цели.

Соединенные Штаты и Австралия вышли из этого договора в 1997 году. Такие страны, как Канада, Италия, Португалия и Испания, не стремятся соблюдать свои обязательства, В то же время России и другим странам со слабо развитой переходной экономикой разрешен значительно больший выброс CO₂, чем он реально происходит в данный момент. Это означает, что эти страны могут продать права на дополнительный выброс газов. Получается, что Киотский протокол в действительности больше не ограничивает выброс CO₂. На практике результат этого договора сведется к крошечному однопроцентному сокращению выбросов индустриальными странами по сравнению с текущим моментом.

Если после 2012 года Киотский протокол не будет заменен каким-либо другим договором, его общий результат сведется к тому, что повышение глобальной температуры будет отодвинуто в 2100 году на семь дней.

Почему сокращение выбросов так неэффективно? Все дело в том, что вклад выбросов стран с развитой экономикой не имеет такого серьезного значения, как раньше, поскольку экономика Китая, Индии и других развивающихся стран мощно растет. Но ни Китай, ни Индия не собираются, по всей видимости, устанавливать какие-либо ограничения на выбросы в ближайшем будущем, потому что у них свои, более важные приоритеты, такие как продовольствие и улучшение жилищных условий. Лю Ксуду, заместитель директора Министерства по делам окружающей среды Китая, отметил: «Вы не можете говорить людям, которые с трудом зарабатывают себе на жизнь, что им необходимо сократить выбросы СO₂». И мы снова возвращаемся к тому, с чего начали.

Не будет ли лучше для всего мира хотя бы немного понизить температуру, чем вообще, ничего не делать? Скорее всего так и есть, но прежде чем решать эту проблему, нужно посчитать, во сколько это может обойтись.

Стоимость сокращения углеродных выбросов

Оценивая стоимость соблюдения Киотского соглашения с помощью самого внушительного набора макроэкономических моделей, специалисты увидели, что, в среднем, начиная с 2008 года, ежегодно будет тратиться 180 миллиардов долларов. Хотя такие расходы не привели бы индустриально развитые страны к банкротству, они все-таки весьма значительны — около 0,5% общего национального дохода. Учитывая, что США не входят в число стран, присоединившихся к этому соглашению, расходы получаются меньше, а эффективность ниже. В зависимости от поведения России и результатов будущих переговоров эти модели оценивают затраты в диапазоне от 5-10 до 180 миллиардов долларов.

Очень часто многих интересует, почему сокращение выбросов стоит так дорого. Есть много различных объяснений этих цифр.

На мировом рынке нефть является самым значимым и самым ценным товаром. При мировом ВВП более 1,5 триллионов долларов, вклад нефти составляет более 3%. Вместе с газом и углем природные источники энергии дают более 2,5 триллионов долларов США в год или 5,5% от мирового ВВП. Следовательно, в результате экономии энергии высвободится огромный поток денежных средств, и все более широкое использование необычных идей в крупных компаниях и организациях каждый год снижает потребление энергии примерно на 1%. Получается, что с тех пор как стала вестись статистика, мы научились производить все больше товаров, не увеличивая расхода энергии. В 1800 году Соединенные Штаты производили на единицу затраченной энергии продукции стоимостью только 1 доллар (по нынешнему курсу), а сегодня они производят продукции на 5 долларов.

Хотя повышение эффективности энергозатрат происходит в основном в промышленности и организациях, мы как потребители тоже ощущаем положительные результаты. С 1973 года средний пробег автомобиля в США увеличился на 67%. Аналогично, эффективность отопления домов в Европе и США выросла на 24–43%. За последние десятилетия потребление энергии многими видами домашней техники — посудомоечными машинами, стиральными машинами и кондиционерами — снизилось примерно на 50%.

Это само по себе наталкивает на мысль, что мы будем потреблять все меньше и меньше энергии. По несмотря на то что двигатель автомобиля становится все более экономичным, появились новые модели — с кондиционерами. И хотя стиральные машины потребляют все меньше энергии, мы покупаем посудомоечную машину. Меньше электроэнергии стало уходить на прогревание каждой комнаты, по площадь новых домов становится все больше и больше. В то время как мы производим больше продукции на каждый доллар, мы получаем ее еще больше. Смекалка и изобретательность помогают людям постоянно находить способы уменьшения расхода энергии, в противном случае в последующие 50 лет расход энергии увеличился бы еще на 75%. Но общее количество потребляемой нами энергии растет, так же как и выбросы CO₂.

Таким образом, если мы хотим снизить уровень выбросов существеннее, чем нам позволяет сообразительность, следует мотивировать людей на уменьшение выбросов. В этом случае экономисты предлагают ввести налог на углерод. Поскольку никто не любит налоги (за исключением, пожалуй, министра финансов), это неплохой способ, по крайней мере, снизить углеродные выбросы. Если вам придется платить больше, вы, вероятно, сократите потребление энергии, может быть, отключите кондиционер в своей машине или даже пересядете на велосипед.

Более важно то, что происходит в промышленности, на тепло- и электростанциях, которые ответственны за большую часть выбросов. Уголь дешев, но его сжигание дает очень много CO₂, в то время как газ более дорог, но он меньше отравляет окружающую среду, а возобновляемые источники энергии, такие как биомассы или солнечная энергия, еще дороже, но вообще не дают выбросов CO₂. С введением налога на углерод производители будут стремиться к использованию более чистых, но более дорогостоящих источников энергии, или переходить к более сложным механизмам, требующим меньше топлива.

Теперь понятно, почему снижение уровня CO₂, так дорого обходится. Это не налог по своей сути — в конце концов, все деньги, полученные в виде налогов, пойдут на общественное благо, способствуя, может быть, сокращению других налогов. Но то, что производителям придется использовать более дорогие виды топлива или искать более дорогие обходные пути, означает, что те же самые товары и услуги будут стоить теперь еще дороже, и это, в конечном счете, скажется на нас — потребителях. Но все это закономерно. Так как CO₂, действительно приносит вред, можно сделать вывод что цены, не включающие подобный налог, не вносят вклада в борьбу с этим вредом. Или, иначе говоря, дополнительные расходы, которые мы оплачиваем, надо сопоставлять с той пользой для окружающей среды, которую мы приносим, препятствуя глобальному потеплению. Над такой перспективой стоит задуматься.

Затраты и выгода — стоимость тонны CO₂

Ученые, лоббисты и политики говорят, что мы должны попытаться решить все проблемы мирового значения, касающиеся не только изменения климата, но и всего остального. Тем не менее мы этого не делаем. Аналогично, часто отмечают, что «мы обладаем технологией», способной во многом повлиять на глобальное потепление. Это правда. Но у нас также есть технологии, позволяющие летать на Луну, однако мы редко ими пользуемся. Это слишком дорого.

Поэтому если у нас нет ресурсов для решения всех наших проблем (или мы их не используем), мы должны задуматься о приоритетах. Совершенно ясно, что проблему выбросов CO₂ надо как-то решить, и очевидно, что сократить их количество до нуля нереально, потому что это может привести цивилизацию к вымиранию.

Один из способов решить эту проблему — рассмотреть следующую тонну CO₂, которую мы собираемся выбросить в атмосферу. Сколько вреда она принесет? И как избежать этого с наименьшими затратами?

Допустим, что в следующем году две женщины будут отвозить своих детей в школу и забирать их оттуда на автомобилях, производя тонну CO₂. А 125 человек оставят на всю ночь включенными зарядные устройства своих мобильных телефонов (в отличие от Дэвида Аттенборо), и за год эти устройства произведут еще одну тонну CO₂. Три человека будут ежедневно в течение четырех минут принимать горячий душ и добавят в атмосферу еще одну тонну CO₂. Кроме того, многие промышленные и коммерческие процессы, о которых большинство из нас ничего не знает, также добавят свои тонны.

Тогда встает вопрос — которую из этих тонн мы должны исключить в первую очередь? На этот вопрос сразу не ответить. Может быть, родителям школьников следует ходить пешком? Может нам надо запретить 125 людям заряжать свои мобильные телефоны? Но как это осуществить? Это та самая неясная сторона налога на углерод — получается, что мы не должны выяснять, кому первому следует сокращать свои выбросы. Первыми обязаны сделать это те, кто меньше всего пострадает.

Если ввести налог в 1 доллар на выброс 1 тонны CO₂, бензин подскочит в цене на 1 цент за галлон. Каждая женщина, отвозящая в школу своего ребенка, должна будет платить на 50 центов больше в год. Счета за электричество начнут расти, и те 125 человек все вместе заплатят на 1 доллар больше — каждый будет переплачивать менее 1 цента. А за душ вам придется платить дополнительно 33 цента. И мы не знаем, кто первый слегка изменит свои привычки, и изменит ли их вообще. Но мы знаем, что есть люди, которые это сделают. Возможно, они заняты в промышленности, потому что повышение цены на цент за галлон скорее привлечет ваше внимание, если вы потребляете тонны бензина.

Налог на выброс CO₂ в 1 доллар за тонну приведет к общему сокращению выбросов приблизительно на 2%. Не стоит забывать, что это превышает повышение эффективности на 1%, которое получается при более разумном использовании энергии («свободное» сокращение). Получается, что у нас есть очень простой и полезный рычаг для сокращения выбросов. И хочется узнать — почему нам не использовать этот рычаг постоянно? При налоге в 30 долларов на тонну CO₂ мы сможем сократить выбросы почти на 40%!

Но сокращение выбросов тоже стоит денег. Как уже было сказано ранее, промышленным предприятиям придется переходить на более дорогое топливо или более дорогие технологии. В каком-то смысле уменьшение времени, проведенного в душе, тоже что-то стоит. Если горячий душ стоит 10 центов в минуту, то после подсчета ваших финансов и недолгих размышлений вы выбрали бы четырехминутное пользование душем ежедневно. Если налог на углерод превысит эту стоимость, вы решите, что будет достаточно трехминутного душа. Мы добьемся сокращения выбросов CO₂, но вы также останетесь недовольны потерей минуты под душем, которая ранее стоила 10 центов.

В макроэкономической модели общий налог на CO₂, равный в настоящее время 1 доллару, составляет более 11 миллиардов долларов. Так что стоит дважды подумать. прежде чем повысить этот налог до 30 долларов, что даст в результате общую сумму почти в 7 триллионов долларов.

В сущности, стоимость увеличения налога надо сопоставить с пользой от понижения глобальной температуры. К такой мысли можно прийти двумя путями.

Двигаясь только в одном направлении, мы могли бы считать СО₂, загрязнением атмосферы. Этот газ является побочным продуктом многих видов человеческой деятельности. Деятельность сама но себе важна для нас, но загрязнение представляет проблемы для других. Трудность заключается в том, что мы не учитываем эти проблемы при выборе технологий, так как проблемы нас не касаются. Но если бы нам пришлось оплачивать нанесенный ущерб, тогда эти проблемы вдруг стали бы нашими. Вот что скрывается за принципом «платит тот, кто загрязняет окружающую среду». Если мы должны оплатить причиненный ущерб, то это необязательно означает, что мы прекратим свою деятельность — в конце концов, мы в ней нуждаемся, но придется сопоставить ее результаты с наносимым ущербом, и делать только то, в чем больше пользы, чем вреда.

Следовательно, нам надо рассчитать стоимость CO₂: какой ущерб нанесет еще одна тонна CO₂, которую вы выпускаете в атмосферу? Естественно, этот вопрос пугает, а определенного ответа на него нет. Но за последние десять лет некоторые из наиболее авторитетных ученых-естественников и экономистов представили целый ряд суждений, которые представляются вполне здравыми.

В самой большой из 103 обзорных статей экономист-климатолог Ричард Тол указывает на два важных момента. Во-первых, действительно пугающе резкие оценки обычно не подвергались критическому рассмотрению. По его словам, «исследования, проводимые на более высоком уровне, дают более низкие оценки с меньшими погрешностями». Во-вторых, он утверждает, что при разумных допущениях величина налога вряд ли превысит 14 долларов за тонну CO₂ и, вероятно, будет значительно ниже. Когда я намеренно спросил его о самом оптимистичном прогнозе, он осторожно, с большим количеством оговорок, как и положено исследователю, ответил, что наилучшая величина налога составит 2 доллара за тонну.

Это означает, что ущерб, наносимый 1 тонной CO₂, возможно, будет составлять 2 доллара и вряд ли будет выше 14 долларов. Следовательно, постараемся установить двухдолларовый налог на CO₂, чтобы быть уверенными в том, что мы правильно рассчитали величину ущерба от применения природного топлива. Если этот налог не введут, мы будем свободно загрязнять атмосферу CO₂, не представляя себе размеров ущерба, хотя каждая тонна этого газа наносит ущерб в два и более доллара. Но завышать налог на CO₂, также не следует. Если мы оценим его в 85 долларов, как предлагается одном докладе, в то время как реальный ущерб составляет 2 доллара, мы потеряем до 83 долларов общественной выгоды. Довольно серьезные потери — множество упущенных возможностей с общей суммой оптимальных затрат, достигающей 38 триллионов долларов. Это в три раза превышает общий ВВП США.

Поэтому важно правильно установить величину налога. Если мы сделаем его слишком низким, выбросы CO₂, будут слишком большими, если налог будет слишком высоким, мы станем значительно беднее, а толку от этого будет немного. Очень важно ответить на следующий вопрос: соответствует ли стоимость сокращения выбросов CO₂, условиям Киотского соглашения. Для Великобритании предельной ценой является 23 доллара за тонну CO₂, — в 2-11 раз выше, чем предполагаемая стоимость климатических изменений.

Киотский протокол оказывается сравнительно дорогим, а пользы от него мало. Мы придем к тому, что, затрачивая колоссальные ресурсы (до 23 долларов за тонну невыброшенного CO₂), получим совсем не много пользы. Могли бы мы принести больше пользы для нашего мира, используя эти 23 доллара где-нибудь еще? Конечно.

Затраты и выгоды действий, направленных против климатических изменений

Никто никогда не покупал тонну CO₂, поэтому нам несколько затруднительно представить, много это или мало — 2 или 23 доллара. Более того, если мы собираемся уменьшить выбросы всего на пару тонн, цена, вероятно, не будет играть большой роли. Но поскольку мы говорим о многих миллионах и даже миллиардах тонн, резоннее подумать об общих затратах и общей пользе. Это упростило бы для пас выбор конкретного варианта действий. Как участники демократического процесса мы в установленном порядке коллективно решаем, как потратить миллиарды долларов на многие общественные блага, включая образование, здравоохранение, дорожные коммуникации и иностранную помощь.

Модели, позволяющие подсчитать общие затраты и пользу глобального потепления, появились еще в начале 1990-х, и в соответствии с IРСС все они дают более или менее похожие убедительные результаты. Их уникальность заключается в том, что они рассматривают и климатическую систему, и экономическую, приводя расчеты экономических затрат, возникающих вследствие ограничений, связанных с климатическими изменениями и выбросами парниковых газов.

Эти интегрированные модели учитывают расходы, являющиеся следствием климатических изменений, включая расходы на сельское хозяйство, восстановление лесов, рыбоводство, энергетику, водоснабжение, инфраструктуру. К ним относят стоимость ущерба, нанесенного ураганами и засухой, расходы на защиту побережий и затраты, связанные с потерей суши (вызванной повышением уровня моря, как, например, в Голландии), а также расходы на затапливаемые земли. Также сюда относят затраты на помощь в выживании человека и животных, на очищение загрязненной окружающей среды и на миграцию. Расходы можно разделить на две группы: стоимость адаптации (строительство дамб, переход на другие сельскохозяйственные культуры и т. д.) и издержки, возникающие, когда невозможно устранить последствия климатических изменений (не всю землю удается спасти от затопления с помощью дамб; производство может упасть даже с введением новых сельскохозяйственных культур и т. д.). Эти расходы мы также должны брать на себя.

Таким образом, существует модель, которая учитывает любую политику в отношении CO₂ и показывает нам и стоимость уменьшения выбросов, и преимущества (предотвращенный ущерб) более низких температур для сельского хозяйства, на затопляемых землях, для жизни человека и т. д. Это означает, что мы увидим затраты и преимущества как Киотского протокола, так и более жестких соглашений. И тогда напрашивается вопрос: какая стратегия является лучшей для борьбы с глобальным потеплением?

Если бы США были участником Киотского протокола, общая стоимость расходов в этом веке оказалась бы более 5 триллионов долларов. Польза для окружающей среды к концу века заключалась бы в незначительном понижении температуры примерно на 0,17°С. Общемировая прибыль составила бы почти 2 триллиона долларов. И в целом это показывает, что Киотский протокол — неудачная затея: на каждый затраченный доллар эти меры принесут миру пользу в размере примерно 35 центов.

Пожалуй, будет понятно, почему США были самой незаинтересованной стороной: им пришлось бы понести самые большие расходы в размере 6 триллионов долларов, получая почти незаметную пользу. То же самое можно сказать в отношении Канады и Австралии — огромные затраты взамен небольшой пользы.

Напротив, богатые страны Европы извлекают из этого изрядную выгоду: их расходы составляют 1,5 триллиона долларов, и почти половину этой суммы они получают обратно в виде благ.

Для России и других стран с переходной экономикой Киотское соглашение было бы весьма выгодным, потому что они могли бы продать квоты на выброс CO₂, по высокой цене на сумму, достигающую 3 триллиона долларов. Конечно, когда для западных стран придет время расплачиваться, с политической точки зрения кажется маловероятным, что общественность Европы или Соединенных Штатов согласилась бы на ежегодные переводы денежных средств в размере более 50 миллиардов долларов за то, что, в сущности, является лишь словами.

Наконец, благодаря получению чистой прибыли на сумму в 1,4 триллиона долларов большая часть мира богатеет, и странам с самым низким доходом достается чуть менее половины. Но подобную выгоду надо рассматривать в контексте того, что богатым странам придется раскошелиться почти на 3 триллиона долларов. На каждый израсходованный доллар они тратят около 16 центов на улучшение мира.

Модели показывают, что без участия Соединенных Штатов в Киотском соглашении денежных средств остается совсем немного. В итоге Европа, Япония и Новая Зеландия выплачивают 1,5 триллиона долларов, большая часть из которых идет на пустое сотрясение воздуха, а оставшаяся часть уйдет на крайне незначительное изменение температуры в 0,04°C к 2100 году.

Все затраты и выгоды, перечисленные выше, предполагают глобальное и эффективное выполнение принятых соглашений — использование наиболее подходящих методик, общее координирование и достижение запланированных результатов. Если бы богатые страны не использовали дополнительные квоты, которые имеет Россия, расходы возросли бы почти вдвое, практически не принося дополнительной пользы. Резонно сокращать выбросы в той местности, где это дешевле всего, иначе общие расходы станут практически бесконечными. В Великобритании, после того как США вышли из соглашения, налог на выброс CO₂ составляет около 5 долларов за тонну. Однако Великобритании нужны электрогенераторы, чтобы поставлять 10% своего электричества из возобновляемых источников, согласно так называемым Обязательствам по использованию возобновляемых источников энергии. В настоящее время соответствующие издержки составляют 169 долларов — более чем в 30 раз дороже. И не забывайте, что налог, установленный Киотским соглашением, слишком высок по сравнению с ущербом, причиняемым CO₂, который равен 2 долларам за тонну. Таким образом, на каждый потраченный в соответствии с Обязательствами по использованию возобновляемых источников энергии доллар Великобритания возвращает себе 3 цента, а ее добрые дела оцениваются примерно в 1 пенни.

Многие все-таки не соглашаются с тем, что Киотское соглашение обходится миру очень дорого, не принося положительных результатов, и требуют продолжить начатое. Но продолжение бессмысленного дела нельзя назвать разумным поступком, как раз об этом и говорят наши модели. Дальнейшее сокращение выбросов будет, вероятно, стоить еще дороже, принося все меньше пользы. Также не стоит забывать, что эти расходы предполагают использование самых эффективных методов.

Все большее сокращение выбросов становится все более дорогостоящим — эта тенденция также легко объяснима. Если мы немного сокращаем выбросы CO₂, это сделать легко, так как придется потратить только небольшую сумму. Образно это можно представить так: первыми мы срываем те плоды, которые висят низко, — к ним легко дотянуться. Однако когда мы пытаемся еще больше сократить выбросы, это становится все дороже, — нам приходится тянуться за плодами, которые висят высоко. При этом, когда мы осуществляем первые сокращения выбросов, мы уменьшаем верхнюю, самую серьезную часть температурного повышения. Далее мы приближаемся к более привычным температурам. Получается, что при более значительном сокращении выбросов расходы растут, а выгода уменьшается.

Это становится очевидным, когда вместо программы Киотского соглашения мы предполагаем более радикальные решения. Можно стабилизировать температурное повышение на уровне 2,5°C, это принесет много пользы — понижение температуры на 0,48°C, но увеличит расходы до 15,8 триллионов. Поучительно сравнить эту цифру с общими расходами, связанными с глобальным потеплением. Модели демонстрируют, что если бы глобальное потепление не происходило, мир стал бы богаче на 14,5 триллионов долларов. Таким образом, общую сумму расходов, вызванных глобальным потеплением, можно оценить в 14,5 триллионов долларов. Стабилизация температурного повышения на уровне 2,5°C фактически означает, что мы будем больше платить за частичное решение, чем за всю проблему целиком. Это невыгодная сделка.

Самый многообещающий план заключается в том, чтобы стабилизировать повышение температуры на уровне 1,5°C. Эта задача признана значимой для Европейского Союза, и важность её подтверждается ежегодно. Одна из основных моделей демонстрирует возможность реализации столь низкого температурного роста, но только ценой колоссальных расходов в 84 триллиона долларов. Каждый затраченный доллар принесет пользы на 8 центов.

На самом деле модели также указывают на снижение, которое принесет больше пользы, чем потребует на это расходов. Это решение устанавливает всеобщий налог на углерод, уравновешивающий будущие преимущества, которые получит окружающая среда от сокращения выбросов CO₂. Величина налога на углерод стартует с 2 долларов за тонну, повышаясь примерно до 27 долларов к концу столетия. Этот рост отражает рост ущерба по мере увеличения количества CO₂, в атмосфере. Общее воздействие на климат довольно незначительно, к концу столетия повышение температуры уменьшается только на 0,1°C. Удивительно, но то, что обходится в 600 миллиардов долларов, приносит в два раза больше пользы, то есть на каждый затраченный доллар приходится на 2 доллара общественных благ.

Такой результат ошеломляет и расходится с большинством предложений, направленных на борьбу с изменением климата. Мы стараемся сократить выбросы CO₂, с помощью Киотского соглашения, но в действительности это ничего не дает. Многие, в том числе Европейский Союз, считают, что мы должны идти дальше, но экономические модели показывают нам, что это приведет, вероятно, к еще более незначительному использованию возможностей. В основном это говорит о том, что мы должны быть очень осторожными в нашей готовности влиять на глобальное потепление. Очень далеко выходить за рамки скромных оптимальных инициатив экономически неоправданно. Этот вывод напрашивается в результате изучения большого числа отдельных моделей.

Все основные экономические модели одинаково указывают на то, что незначительное сокращение выбросов оправдано. На встрече разработчиков всех экономических моделей был сформулирован основной вывод: «Текущие расчеты указывают, что «оптимальная» политика требует относительно незначительного уровня контроля за выбросом CO₂». В научном журнале 2006 года были обобщены предыдущие исследования: «В результате проведенного изучения рекомендуется сократить выбросы парниковых газов до уровня ниже обычных прогнозов, но предложенные сокращения весьма умеренны».

Это понятный результат, потому что на переднем плане стоят экономические затраты, а получение выгоды отложено на столетия вперед. Если мы попытаемся стабилизировать выбросы, получится, что первые 170 лет потраченные средства во много раз превысят выгоду от результата этой программы. Они сравняются к концу XXII века, где-то в 2250 году, но все равно надо будет ждать, когда общая польза превысит общие затраты. В соответствии с этим одна научная статья подводит к тому, что «расходы, связанные с осуществлением программы, направленной на стабилизацию уровня выбросов, относительно велики для современных поколений и будут расти в течение следующих 100 лет. Польза от программы будет только в XXIV веке». Если наша задача — помочь многим поколениям, которые будут жить до наступления XXIV века, в том числе обездоленным людям, то уменьшение выбросов не является наилучшим решением, и нам следует направить свою энергию на решение многих других проблем, которые сделали бы будущий мир процветающим.

Нам, очевидно, нужны более разумные способы решения проблемы изменения климата.

Жизнь в очень жарком мире

Понятно, что все эти экономические теории уже не сыграют никакой роли, если мир полностью погибнет. Если большая часть населения умрет от жары, какое будут иметь значение более низкие налоги?

Как оказалось, многие понимают проблему именно так, но угроза смерти от жары сильно преувеличена. И не только для Великобритании, как мы рассматривали выше. В 2006 году был опубликован первый полный мировой обзор, из которого видно, что климатические изменения не вызовут всеобщего краха или колоссального количества смертей. Фактически непосредственное воздействие изменения климата в 2050 году приведет к незначительному числу жертв. В основном ежегодно около 1,4 миллиона человек будут спасены от смерти благодаря тому, что на 1,7 миллиона человек меньше будут умирать от сердечных заболеваний и на 365 тысяч меньше — от респираторных заболеваний. Это справедливо для Соединенных Штатов и Европы (примерно по 175 тысяч избежавших смерти) и для других стран с высоким уровнем развития экономики. Но даже в таких странах, как Китай и Индия, число умерших будет ежегодно сокращаться на 720 тысяч человек, и соотношение числа спасенных и умерших составит 1:9. Единственный регион, где число жертв будет превышать число спасенных, — слаборазвитые страны, в особенности Африка. Там будет спасено почти 200 тысяч человек, но более 250 тысяч человек погибнут.

После прочтения этой главы у моего редактора и моих друзей была одинаковая реакция (возможно, схожая с вашей): «Что может произойти после 2050 года? Не превысит ли смертность от жары смертность от холода?» Это интересный вопрос. Но обзор показывает, что в 2050 году все будет по-другому: по средним расчетам соотношение числа спасенных жизней (учитывая сердечно-сосудистые и респираторные заболевания) по сравнению с числом жертв будет продолжать расти в пользу первых, по крайней мере, до 2200 года. Поэтому на этот вопрос можно дать простой ответ: «Нет, смертность от жары не будет превышать число жертв холода ни в 2050, ни в 2100, ни даже в 2200 году».

Но важно также, чтобы у вас (а также у моего редактора и моих друзей) возникло желание узнать, будет ли глобальное потепление иметь положительное воздействие. Однако у многих любознательность подавляется постоянно поступающей информацией об отрицательном влиянии. Мы вернемся к этому вопросу, когда будем обсуждать заболеваемость малярией.

Теперь мы также можем сказать, что можно сделать и что нужно делать. Многие критики акцентируют свое внимание на том, что глобальное потепление сильнее всего ударит по развивающимся странам. С ними можно согласиться в отношении смертности от жары и холода. Но большинство критиков в этом случае считают, что мы должны, по возможности, максимально резко сократить выбросы углерода, чтобы помочь третьему миру. Это утверждение оказывается весьма спорным.

Если бы Киотское соглашение подписали все страны, включая Соединенные Штаты, мы бы получили в 2050 году температуру, сниженную примерно на 0,06°C или отсрочку повышения температуры менее чем на 3 года. Таким образом, развивающийся мир к 2050 году почувствовал бы незначительное уменьшение потепления. Не беря в счет Китай и Индию, мы бы получили в результате уменьшение смертей от респираторных заболеваний примерно на 6%, то есть более 15 тысяч спасенных жизней. Казалось бы, это подтверждает, что сокращение выбросов СО, оправданно.

Но во-первых, мы должны помнить, что прежде чем мы получим положительный результат, мир будет платить около 180 миллиардов долларов ежегодно в течение 50 лет. Грубо говоря, это означает, что каждая спасенная жизнь обходится почти в 100 миллионов долларов, что значительно больше, чем мы вкладываем в спасение жизни людей в развитых странах, — менее 200 тысяч долларов.

Во-вторых, необходимо помнить, что сокращение выбросов СО, и понижение температуры означает, что в развивающихся странах очень много людей будет умирать от холода — более 11 тысяч ежегодно. Так что в реальности мы спасем менее 4000 человек (заплатив 300 миллионов долларов за каждую жизнь).

В-третьих, мы не можем просто переключить термостат там, где температурное воздействие негативное. Это приведет к изменению температуры во всех других местах — Соединенных Штатах, Европе, России, Китае и Индии. Здесь влияние Киотского соглашения на смертность людей непосредственно от температурных воздействий означало бы увеличение числа умерших примерно на 88 тысяч. Получается, чтобы спасти 4000 человек в развивающихся странах, нам придется приносить в жертву более 1 триллиона долларов и 80 тысяч человек ежегодно. Плохая сделка.

Глобальное потепление — не единственная проблема

Это не означает, что все должны смириться с глобальным потеплением и ничего не должны предпринимать. Мы подробно рассмотрели только один аспект — прямое воздействие температуры. Но имеются и другие, которые мы рассмотрим позже, и тогда станет совершенно понятно, что общие и долговременные последствия будут более негативными.

Но этот аспект четко и ясно говорит нам о трех вещах. Во-первых, наше представление о глобальном потеплении, сформированное средствами массовой информации и учеными мужами, сильно искажено. Всеми уважаемый ученый Джеймс Лавлок убеждает нас в том, что от начавшегося климатического изменения в 2003 году в Европе умерло 35 000 человек, и это только прелюдия к новому каменному веку: «До наступления следующего века свыше миллиарда человек погибнут, а те немногие, которые выживут, окажутся в Арктике, где климат останется переносимым». Это выходит далеко за пределы нашего представления о климатическом изменении. И недостоверная информация означает, что мы можем прийти к поразительно неверным решениям.

Во-вторых, когда мы говорим о глобальном потеплении, мы имеем в виду только один параметр — CO₂. Но в то время как снижение выброса CO₂, частично помогает решить проблему, наша главная цель — максимальное улучшение качества жизни людей и состояния окружающей среды, и на этом пути есть много других важных моментов. Сокращение выбросов CO₂, спасет несколько человек от смерти в результате жары, но оно же вызовет холод, в результате которого погибнет большее число людей. Этот пример показывает, что уменьшение выбросов CO₂, приведет к снижению как отрицательных, так и положительных последствий глобального потепления. Поэтому в первую очередь следует рассматривать стратегии адаптации, которые позволили бы нам сохранять положительные эффекты изменения климата, одновременно уменьшая или исключая отрицательные эффекты.

В-третьих, глобальное потепление — не единственный спорный вопрос, который нам надо решить. Это особенно важно для стран третьего мира. Изучим оценки грядущей смертности Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ). ВОЗ считает, что изменение климата убьет в странах третьего мира около 150 тысяч человек, но как мы далее увидим в разделе, посвященном малярии, из этой цифры не исключили смертельные исходы, вызванные холодом, так что оценки сильно преувеличены.

Тем не менее в странах третьего мира существует целый ряд других более насущных вопросов. Это и голод, от которого умирают почти 4 миллиона людей; и ВИЧ — инфекция, унесшая жизни 3 миллионов населения, и загрязнение воздуха на улице и внутри помещений, жертвами которого стали 2,5 миллиона людей, и недостаток микроэлементов (железа, цинка и витамина А) (более 2 миллионов погибших), отсутствие чистой питьевой воды (2 миллиона жертв).

Даже если глобальное потепление обострит некоторые из этих общих проблем (мы поговорим об этом позже), важно понимать, что они намного серьезнее дополнительных проблем, вызванных изменением климата. Таким образом, политика, направленная на избавление от общих проблем, принесет людям намного больше пользы, чем та политика, которая решает только дополнительные проблемы, вызванные глобальным потеплением. И снова мы возвращаемся к вопросу — существует ли более эффективный выход из этой ситуации, чем сокращение выбросов CO₂?

Для этого нужно понять, что потребуется сделать в первую очередь. Я участвовал в поисках решения этого вопроса на конференции Copenhagen Consensus. Мы спросили нескольких самых лучших в мире экономистов, где дополнительные возможности принесут наибольшую пользу. По каждой проблеме мы попросили экспертов дать самые оптимальные решения. Для проблемы глобального потепления такими решениями могут стать налоги на CO₂ или условия Киотского соглашения, тогда как для борьбы с голодом — исследования в области сельского хозяйства, а для борьбы с малярией — противомоскитные сетки. Но специалисты не просто утверждали, что эти решения подходят, они показали, какая от них будет польза и во сколько это обойдется.

В сущности, эксперты определили стоимость различных решений в долларах, так же как они это сделали для проблемы изменения климата. В этом случае они рассчитали выгоду и затраты, связанные с Киотским соглашением, для сельского и лесного хозяйств, рыбоводства, водных ресурсов и т. д. В случае борьбы с малярией положительный эффект заключался бы в меньшем количестве умерших, больных, меньшей потере рабочего времени, в более крепком и здоровом населении, а также в увеличении производства. Расходы исчислялись бы количеством долларов, затраченных на покупку, распределение и использование москитных сеток.

Группа самых авторитетных экспертов, включая четырех Нобелевских лауреатов, впервые представила тогда подробный перечень глобальных приоритетов, отраженный в табл. 1. Он разделен на благоприятные возможности, которые есть у мирового сообщества в соответствии с тем, насколько эффективно оно использует каждый затраченный доллар: на очень хорошие, хорошие и самые лучшие. Плохими являются те возможности, где каждый затраченный доллар стал бы убыточным (принес бы пользы на сумму меньше одного затраченного доллара).

Некоторые из основных приоритетов также соответствуют факторам крайнего риска, определенным ВОЗ. Предотвращение распространения ВИЧ-инфекции оказывается самым хорошим вкладом, который может сделать человечество: каждый затраченный на презервативы и информацию доллар принесет общественных благ на сумму около 40 долларов (ценность сохраненных жизней, меньшее количество больных, ослабление общественного распада и т. д.). Затратив 27 миллиардов долларов, мы можем спасти в этом столетии 28 миллионов жизней.

Недоедание каждый год уносит жизни почти 4 миллионов человек. Важнее даже то, что оно влияет на более чем половину мирового населения: ослабляет зрение, понижает уровень интеллекта, репродуктивные способности и ограничивает продуктивность. Чтобы в 2 раза сократить количество ослабленных голодом людей и понизить уровень смертности, понадобится 12 миллиардов долларов, причем каждый затраченный доллар принесет более чем на 30 долларов общественных благ.

Прекращение выплаты субсидий для поддержания сельского хозяйства в развитых странах и развитие свободной торговли сделает обеспеченным все население. Модели показывают, что ежегодно можно получать общественных благ на сумму до 2,4 триллиона долларов, причем половина этой суммы достанется странам третьего мира. При этом придется расплатиться с фермерами развитых стран, которые привыкли к преимуществам закрытого рынка, но каждый доллар принес бы на 15 долларов общественных благ.

Наконец, малярия каждый год уносит более миллиона человеческих жизней. Ею заражаются ежегодно около 2 миллиардов человек (многие по несколько раз), эта болезнь вызывает повсеместное истощение. Однако вложение 13 миллиардов долларов могло бы наполовину снизить число заболевших, защитить 90% новорожденных и снизить смертность детей в возрасте до пяти лет на 72%. Один потраченный доллар мог бы принести общественной пользы на 10 долларов — неплохие инвестиции, тем более что это убережет множество людей от смерти в наиболее проблемных странах.

С другой стороны, авторитетные эксперты, включая четырех Нобелевских лауреатов, отнесли решения климатических проблем, включая Киотский протокол, к плохим возможностям, подчеркивая вышесказанное — каждый израсходованный доллар принесет общественных благ менее чем на 1 доллар.

Но на конференции Copenhagen Consensus интересовались мнением не только высококвалифицированных экономистов. В конце концов (и слава богу!), миром управляют не экономисты. Мы узнали мнение будущих лидеров — 80 студентов со всего мира, изучающих искусство, точные и общественные науки, причем 70% из них были из развивающихся стран. Через 5 дней общения с мировыми экспертами по каждому из наболевших вопросов эти яркие молодые умы пришли к удивительно похожим ответам. Они поместили недоедание и инфекционные заболевания в самую верхнюю строчку таблицы, а изменение климата — на предпоследнее место.

В 2006 году мы снова попросили самых разных представителей ООН составить свой перечень приоритетов. Помимо трех самых больших стран — Китая, Индии и Соединенных Штатов — в проекте участвовали самые разные страны, такие как Ангола, Австралия, Азербайджан, Вьетнам, Египет, Зимбабве, Ирак, Канада, Мексика, Нигерия, Польша, Сомали, Танзания, Южная Корея и многие другие.

Политики не любят выбирать, они предпочитают притворяться, что могут сделать все. После короткой встречи с представителями ООН некоторые из них взглянули на список главных бедствий, грозящих планете, и сказали: «Я считаю, что каждый из этих проектов — наиболее важный». Тем не менее они все-таки расставили свои приоритеты. Они, как и экономисты, поместили инфекционные заболевания, нехватку чистой питьевой воды и недоедание на первое место, а изменение климата ближе к концу списка.

Это должно заставить нас задуматься. Ни на одной из этих встреч не было объявлено, что изменение климата не является важной проблемой. Но нас попросили принять во внимание, что надо обратиться к реальным и наиболее острым проблемам современного поколения, которые решаются быстрее и с меньшими затратами, прежде чем браться за долговременные проблемы изменения климата, требующие огромных капиталовложений.

Конечно, нам кажется, что мы можем сделать все. С точки зрения нравственности это желание абсолютно логично. Но на самом деле это нереально. У мира не хватает ресурсов и энергии, чтобы решить все основные проблемы. Сосредоточившись на одних вопросах, мы откладываем другие на потом.

На этих встречах также указывалось, что, обращаясь к этим безотлагательным задачам, мы не просто решаем проблемы сегодняшнего дня — мы делаем больше. Представьте себе резкое сокращение распространения СПИДа и малярии. Вообразите мир, где больше половины населения уже не страдает от последствий недоедания. Хочется представить себе время, когда сельское хозяйство развитых стран не будет получать высоких субсидий, фактически позволяя странам третьего мира продавать свою продукцию на рынках развитых стран мира. Я хочу жить в таком мире. Это не только оказало бы немедленную поддержку странам третьего мира, но усилило бы их и ускорило экономическое развитие, то есть сделало бы их к 2100 году сильнее и богаче. Это позволит странам с развивающейся экономикой легче справляться с будущими проблемами, как естественного происхождения, так и появившимися вследствие глобального потепления. Вложения, сделанные сегодня, не только смягчат остроту сегодняшних проблем, но и облегчат их решение в будущем.

Глядя в будущее, ООН предполагает, что население и развитых, и развивающихся стран станет богаче. В индустриальном мире доход увеличится в 6 раз, как это произошло в течение прошлого века. Предположительно доход населения в развивающихся странах вырастет в 12 раз.

Это важно, когда мы ведем разговор об изменении климата. По самым близким к реальности прогнозам ООН на 2100 год, когда большинство проблем, связанных с потеплением, станут наиболее ощутимы, среднестатистический житель развивающейся страны будет зарабатывать около 100 тысяч долларов в год (по сегодняшнему курсу). Даже самый пессимистичный прогноз предусматривает, что средний житель будет зарабатывать свыше 27 тысяч долларов. Даже в таком маловероятном случае среднестатистический житель третьего мира будет так же обеспечен, как сегодняшний житель Греции или Португалии, и будет богаче, чем житель Западной Европы в 1980 году. Вероятнее всего, он будет богаче современного среднего американца, датчанина или австрийца. И развивающимся странам будет легче переносить потрясения, связанные как с изменением климата, так и с любыми другими серьезными проблемами, которые, несомненно, ожидают нас в будущем.

А вот последняя причина, по которой и Нобелевские лауреаты, и представители ООН, и молодежь считают болезни и недоедание более опасными для человечества, а изменения климата менее опасными. Пытаясь помочь развивающимся странам, сокращая наши выбросы углерода, мы пытаемся помочь людям далекого будущего, которые будут значительно богаче. Мы помогаем не бедному жителю Бангладеш 2100 года, а скорее очень богатому датчанину. А если вам интересно, не окажется ли Бангладеш под водой в 2100 году, мы скоро увидим, что Бангладеш потеряет только 0,000034% своей суши.

Тогда возникает вопрос — не лучше ли нам сегодня помочь бедному жителю Бангладеш? Он гораздо больше нуждается в нашей помощи, и мы гораздо больше можем для него сделать. Сегодня жители Бангладеш должны быть здоровыми, сытыми и способными участвовать в мировых торговых отношениях. Это улучшит их жизнь, поднимет экономику страны и сделает ее богаче и крепче для будущих поколений, которые будут значительно лучше подготовлены к встрече с глобальным потеплением. Для меня все это звучит как призыв к действию.

Миссия наших поколений

И все-таки многие люди развитых стран придерживаются различных точек зрения. В недавнем обзоре, опубликованном в Австралии, забота об окружающей среде, с точки зрения мировых лидеров, выступает в роли самого главного приоритета, опережая борьбу с бедностью или терроризмом, вопросы прав человека и борьбу со СПИДом. В другом документе представители Соединенных Штатов, Китая, Южной Кореи и Австралии заявили, что улучшение окружающей среды во всем мире является более важной целью международной политики, чем борьба с недоеданием. Южная Корея поставила улучшение окружающей среды первым пунктом в списке из 16 проблем, представляющих самую серьезную опасность для планеты.

Почему мы так сосредоточились исключительно на проблеме изменения климата, когда существуют многие другие задачи, и мы могли бы гораздо эффективнее помочь в решении этих проблем?

Альберт Гор говорит о двух причинах. Во-первых, это неотложная проблема планетарного масштаба: «На карту поставлено выживание нашей цивилизации и спасение жизни на Земле». Но в действительности это не так. Как мы видели выше, наука не говорит нам о повышении температуры в этом веке. Во всяком случае, наука говорит нам о том, что при незначительном повышении температуры будет умирать меньше людей. Конечно, у Гора есть несколько других доказательств, которые будут проанализированы далее.

Второй довод, который приводит Гор, пожалуй, более убедителен и близок к истине. Он объясняет нам, как глобальное потепление может сделать нашу жизнь более осмысленной.

Он объясняет, как глобальное потепление может стать нашим моральным долгом, подобно тому долгу, который побудил Линкольна бороться с рабством, Рузвельта — с фашизмом, а Джонсона — за права меньшинств.

Нереально было бы ожидать, что климатические изменения станут единственной целью Во всяком случае, затянувшаяся на 10 лет борьба с незначительными ограничениями, предусмотренными Киотским соглашением, демонстрирует нам, что все, что обходится отдельным странам в триллионы долларов, будет яростно оспариваться и приведет к конфликту, а не к спокойствию.

Но стоит ли опьяняться миссией поколений просто потому, что мы хорошо чувствуем себя от этого? Не происходит ли это на самом деле потому, что наше поколение делает все, на что оно способно? И тогда приходится задумываться, нет ли у нас более важных задач, которыми надо заняться в первую очередь?

Честно говоря, Гор указывает, что поколение возлагает на себя многие другие миссии:

Но просматривая весь перечень проблем, мы убеждаемся в необходимости расстановки приоритетов. Гор сообщает, что мы должны решить все задачи, начиная с изменения климата и заканчивая демократией. Замечательно, если действительно можно совершить такое чудо. Но до сих пор мы не справились до конца ни с одной из этих задач. Может быть, было бы разумнее подумать о том, с чего начать?

По мнению Гора, нам надо слышать голоса будущего, говорящие с нами сейчас. Нам надо представить, как они спрашивают нас: «О чем вы думали? Разве вы не заботились о нашем будущем?» Он абсолютно прав.

Разве мы хотим, чтобы будущие поколения сказали, что мы за 100 лет потратили триллионы долларов и немного улучшили жизнь богатых? Или мы хотим, чтобы будущие поколения поблагодарили нас за то, что мы дали миллиардам бедняков новые возможности и лучшую жизнь, чтобы им легче было справляться с трудностями будущего?

Другими словами, хотим ли мы просто чувствовать себя хорошо или мы хотим в действительности делать что-то хорошее?

Верные стратегии

Это не означает, что мы вообще ничего не должны делать с изменением климата. Просто нам необходимо быть более разумными, когда мы что-то делаем. Вместо дорогих и неэффективных стратегий, подобных Киотскому соглашению, следует использовать другие, о которых будет рассказано далее.

Сначала надо продумать, как в конце концов минимизировать затраты на решение проблемы изменения климата. Проблема, связанная с сокращением выброса углерода в духе Киотского соглашения, состоит в том, что это стоит очень много, а дает очень мало и сейчас, и в будущем. И пока сокращение выбросов углерода является столь дорогостоящим, такие страны, как Китай и Индия, никогда не присоединятся к этому соглашению.

Лучше позаботиться об уменьшении стоимости сокращения выбросов CO₂. Хотя это не столь романтично, как «глобальная миссия», это значительно более эффективно, скорее станет реальностью и действительно поможет человечеству.