Охота Бешеного

XI. Проверка «кровью»

В отличие от группы Савелия, Воронов с ребятами устроился с меньшим комфортом — в старом полуразрушенном доме. Заметно было, что хозяева покидали свое жилище в спешке: осталась мебель, хоть и старая, но довольно крепкая, матрасы, посуда, повсюду были разбросаны книги и фотографии. Судя по фотографиям, хозяева были русскими.

Ближайшее жилье находилось в паре километров: дом стоял на отшибе. Наткнувшись на него, ребята долго прислушивались, пытаясь определить, есть ли в нем кто-то, потом решили подождать, пока не развиднеется. Когда забрезжил рассвет, они увидели, что в окнах нет стекол, часть крыши обвалилась, кое-где были отметины, какие остаются после обстрела. На всякий случай Воронов приказал Трегубенкову сходить на разведку.

— Будь осторожен: могли заминировать перед уходом, — сказал Андрей.

Отсутствовал Трегубенков довольно долго, а когда вернулся, поднял вверх большой палец.

— Почему так долго? — спросил Андрей.

Трегубенков показал ему гранату Ф-1.

— Они, сволочи, так хитро ее укрепили, что я минут двадцать с ней возился. И подход к колодцу заминировали, гады!

— Больше ничего?

— Были и еще, но с теми я быстро управился.

Они зашли в дом. Найдя кусок фанеры, заложили окно. В сарае обнаружили печку-«буржуйку», но решили топить только по ночам, чтобы дым не привлекал внимания.

После разговора с Савелием Андрей понял, что им придется провести в этом доме два-три дня. Продуктов им хватит, с водой, благодаря Владимиру, тоже будет нормально. Воронова беспокоило другое. Он с ребятами никак пока не мог помочь Савелию.

На следующий день Трегубенков, не выдержав бездействия, предложил отправить его в разведку. Чеченский язык он знает, а потому опасности никакой, зато, возможно, появятся какиенибудь новости. Поразмыслив, Воронов категорически запретил. Он понимал, что любое вмешательство с их стороны может поставить Савелия и его группу в опасное положение.

Чем дольше Людмила Караваева сидела в подвале, куда лишь сквозь небольшую щель в люке проникал свет, а в углах раздавалось мерзкое крысиное попискивание, тем яснее она понимала, что Мушмакаев, несмотря на ее послушание, не собирается держать слово. С каждой минутой надежда ее таяла все больше, но неожиданно люк открылся, и свет хлынул в подвал.

Людмила подняла голову и увидела Удди и какого-то незнакомого парня.

— Я могу спросить… — дрожащим голосом начала Людмила, но Удди оборвал ее:

— Пленным нельзя разговаривать!

— Ей уже все можно, — сказал второй парень по-чеченски.

Пока они шли за пленницей, Удди объяснил Михаилу, что бабу и ее приятелей завтра пустят в расход.

— Ей еще повезло, — добавил он. — Хозяин ее напоил, накормил и трахнул от души. — Он осклабился, но в голосе его слышалась зависть.

— Чего ж повезло, если завтра — в расход? — спросил Михаил.

— Не скажи! С ней еще две бабы было, так по ним сначала все бригадиры прошлись, потом рядовые, а потом их Харону отдали. — Он вдруг поморщился.

— А Харону зачем?

— Так он опыты над неверными ставит! Отрежет им чего-нибудь и время засекает — сколько они потом проживут? А то крови отцедит… Или подвесит бабу за ноги, из вены кровь пустит и ждет, пока та не откинется… Бр-р! — И Удци передернул плечами.

Теперь, вспомнив, что бабу завтра все равно отправят на тот свет, Удди ощерился и крикнул Людмиле:

— Давай вылезай, милая, поговорим!

Людмила выбралась из подвала.

— Куда меня теперь?

— Поедем в Хасавюрт, — сказал незнакомый парень.

— Зачем?

— Там узнаешь.

— А где мои коллеги?

— По пути захватим.

Неожиданно Людмила все поняла.

— Господи! — воскликнула она. — Мушмакаев же обещал, что отпустит меня! — Людмила постаралась взять себя в руки. — Меня убьют?

— Да не дергайся ты, — сказал незнакомый парень, и Людмиле почему-то послышалось в его голосе сочувствие.

— А ты мастак с бабами общаться, — с завистью произнес Удди по-чеченски. — Сразу успокоилась, а то я уже подумывал кляп ей в рот засунуть… кожаный… — Он заржал, довольный своей шуткой. — Ты-то будешь ее трахать?

— Я трахаюсь только по обоюдному согласию, понял?

— Как хочешь. — Удди пожал плечами. — А я лично немного побалуюсь в дороге.

— А кто машину поведет?

— Ты.

— А я не умею, — сказал незнакомец.

— Как это? — Удди даже остановился и чуть не налетел на Людмилу, идущую впереди со связанными за спиной руками. — Ты же в ВДВ служил!

— Служил. БТР могу водить, а машину — нет.

— А какая разница?

— Машина — это машина, а БТР — трактор.

Удди сплюнул от досады.

— Ладно, доедем до места, тогда отведу душу. Правда, девушка? — сказал он по-русски и ущипнул ее за задницу.

— Убери руки, шакал! — брезгливо бросила Людмила.

— Я не шакал, девушка, я волк из отряда «Горные волки». — Удди вновь заржал.

Они вышли к машине.

— Погоди минуту, я тебе стволы принесу.

В этот момент Михаил понял, что Удди «на взводе» — слишком странно блестели у него глаза.

— Ты журналистка? — спросил Гадаев у Людмилы.

Она с некоторым удивлением посмотрела на него и кивнула.

— Не смотри на меня, — тихо сказал Михаил, едва шевеля губами. — Как в плен попала?

— Нас подставили. Вы… поможете мне?

— Постараюсь. Только сама не проявляй никакой инициативы.

— Кто вы?

— Какая разница? Человек.

— Человек здесь — большая редкость. Здесь были еще две девушки. Вы не знаете, что с ними?

— Убиты, — коротко ответил Михаил.

— Какие звери! — простонала Людмила. — А вы почему с ними оказались?

— Молчите!

В дверях дома показался Удди. Он подошел и отдал Михаилу автомат с двумя рожками и пистолет. Гадаев понял, что не ошибся насчет наркотиков: глаза у Удди совсем остекленели.

— Ты не слишком дурью-то увлекайся, — почеченски сказал Михаил. — Не хватало еще в аварию попасть! Так, бабе в сортир нужно.

— Потерпит.

— Я не хочу, чтобы в машине мочой воняло.

— Не поведу же я ее в дом! По дороге остановимся.

Они сели в военный УАЗик: Удди — за руль, а Михаил и Людмила — на заднее сиденье.

— Сколько нам ехать до того места, где остальные? — спросил Гадаев.

— Час с небольшим. — Удди обернулся и осклабился. — Ты уж не обижай парня-то! — бросил он Людмиле, по-своему поняв вопрос Михаила, и рванул с места.

Отъехав немного от поселка, Удци притормозил возле одиноко стоявшего дерева.

— Со всеми удобствами, — хмыкнул он. — Давай ссы быстрее!

Людмила посмотрела на Михаила, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Может, руки мне развяжешь? — спросила она.

— Я готов с тебя сам штаны снять, — услужливо сказал Удди и заржал.

— Хватит, парень! — разозлился Михаил. — Дай бабе спокойно оправиться.

— Шуток не понимаешь? Просто не хочу, чтобы она сбежала. — Он вытащил из-за пояса пистолет Макарова.

Михаил развязал девушке руки, и она вышла из машины.

Людмила ждала, что сейчас что-то должно произойти — недаром же незнакомец придумал, будто ей надо помочиться. Однако он продолжал сидеть, и девушке ничего не оставалось, как бесстыдно снять рейтузы и трусики, оголить зад и помочиться.

— Ты посмотри, какая жопа! — воскликнул Удди.

Людмила вернулась в машину и протянула Михаилу руки, вопросительно глядя на него.

— Ладно, так обойдемся. Только не вздумай шутить! — угрюмо предупредил Михаил.

Вскоре они въехали в небольшой городок и остановились у здания больницы.

— Посиди с ней, я тех двоих притащу. — Удди выскочил из машины и скрылся за дверью больницы.

— Я думала… — начала девушка, но Михаил резко оборвал ее:

— А о своих друзьях ты подумала?

— Нет, — смутилась Людмила. — Слушайте, как вас зовут?

— Михаил.

— А меня Людмила. Вы не сердитесь… — Она умолкла, взглянув на здание больницы. — Странно! Второго я не знаю.

— Разберемся, — шепнул Михаил, присматриваясь к двум мужчинам, которых вел Удди.

Одному из них, с измученным бледным лицом, было лет сорок. Другому, светловолосому, лет тридцать. Правая рука его вместе с плечом была закована в гипс.

Удди открыл УАЗик. Тот, что с гипсом, сел назад, к Михаилу и Людмиле, а второй — рядом с Удди.

— Это что, ее приятели? — по-чеченски спросил Михаил, когда машина рванула с места.

— Только дохляк. — Удди кивком показал соседнее сиденье. — А безрукого наши вчера прихватили. Он тоже оператор, только питерский.

Михаилу вдруг показалось, что Людмила внимательно прислушивается к разговору, и у него мелькнула мысль, что она понимает по-чеченски.

Ехали долго. Сослуживец Людмилы был очень слаб и, когда машину подбрасывало на ухабах, тихо постанывал. Питерскому, очевидно, хорошо досталось: глаз заплыл, брови рассечены, сломан нос. Дышал он со свистом и хрипом — наверное, отбиты легкие или переломаны ребра. Он тоже стонал, когда УАЗик трясло на ухабах.

— Ты что, земляк, нарочно ни одной ямы не пропускаешь? — не выдержав, рявкнул Михаил по-чеченски.

— А тебе что, жалко ублюдков?

— Придурок! Мне себя жалко, ты мне поспать не даешь!

— Так бы сказал сразу, — протянул Удди и повел аккуратнее.

Людмила легким прикосновением поблагодарила Гадаева.

Они ехали всю ночь.

— Сколько нам еще трястись? — спросил Михаил.

— Часа через два-три прибудем. Можешь дальше дрыхнуть. Только смотри, чтобы они тебя во сне не придушили! — хохотнул Удди.

— Думаешь, могут? — насмешливо спросил Михаил и посмотрел на часы. Было девять утра.

— Ты бы видел, что этот однорукий вытворял, когда его брали! — продолжал Удди. — Троих наших ребят в больницу отправил с переломанными руками и пробитой башкой. Каратист сраный!

— А чего не добили? — спросил Михаил.

— Думали выкуп за него потребовать, но Хозяин чего-то передумал и сунул к этим, до кучи. Как говорят у русских: «Бог троицу любит».

— Для того он и Хозяин, чтобы приказывать.

— А я что говорю? — спохватился Удди. — Наш командир — умная голова! Знаешь, сколько на него покушений было?

— Читал в газетах.

— Врут твои газеты. На Хозяине места здорового нет. Вот у бабы спроси: она, небось, разглядела. — Он хихикнул. — Шрам у него на лице видел? Это осенью его какая-то сволочь подкараулила. Я гада на куски порубал! Но нашему хозяину все хоть бы хны!

— Аллах его хранит, — как можно серьезней сказал Михаил.

Он все время следил за Людмилой и убедился окончательно, что она понимает по-чеченски.

Наконец машина остановилась на каком-то пустыре.

— Хозяин говорил, что мы должны доставить их к его приятелю, — заметил Михаил.

— Мы и доставили. Лом сам сюда подъедет.

— Почему сюда?

— Тебе Хозяин что велел?

— Проследить, чтобы все было как надо, и доложить ему.

— Вот и выполняй.

Вскоре на пустыре показались белые «жигули». За рулем сидел какой-то мужик — очевидно, Лом. Михаил с удивлением увидел, что в машине находятся Савелий, Матросов и Кораблев.

— Это он? — спокойно спросил Гадаев.

— А кто же еще? — Удди вышел из машины. — Салам аллейкам. Лом!

— Аллейкам салам, Удди! Давно ждете? — Лом не вышел из машины и разговаривал через открытое окно.

— Только что подъехали. Где будем дело делать? — Удди подмигнул. — До города близко, вдруг услышит кто-нибудь?

— А что за парень с тобой? — настороженно спросил Лом.

— Это Михаил Гадаев, новый личный порученец Хозяина, — скривившись, пояснил Удди. — Он должен будет обо всем доложить командиру.

— А ты для чего? Для мебели, что ли?

— У меня своя работа есть. А если тебя чтото не устраивает, так позвони Хозяину и скажи ему об этом.

— Ладно, поехали. Километрах в двух отсюда есть одно хорошее местечко. — Лом дал по газам.

— Шайтан! При Хозяине как овца, а здесь гонор показывает! — Удди сплюнул сквозь зубы.

— Волка нет, вот овцы и гуляют, — усмехнулся Михаил. — Не обращай внимания. Поехали!

Удди вернулся к УАЗику, сел за руль, и они поехали следом за «Жигулями». «Жигули» остановились возле какого-то полуразрушенного дома.

— Отличное место, — сказал Лом. — Здесь участковый наш жил. — Он злобно ухмыльнулся. — Попортил, сука, мне кровушку! Ну, и я в долгу не остался: сделал ему операцию на сердце без наркоза. Прямо тут, в доме. Сперва-то он сбежать хотел, семью спрятал, но за барахлом вернулся. А я как чувствовал — трое суток его дожидался. Слышал бы ты, как он верещал под «перышком»! Приятно вспомнить…

— Хватит воспоминаний! — оборвал его Удди. — Зови своих, дело надо делать.

— А куда ты торопишься? — хмыкнул Лом.

— Куда-куда? Жопой резать провода! — порусски заорал Удди. — Миша, иди познакомься с Ломом, а я пленными займусь. — Он направился к УАЗику.

Михаил вышел из машины, но не успел он подойти к Лому, как из УАЗика раздался крик.

— Помогите! — кричала Людмила.

— Опять бабу лапает, — усмехнулся Лом.

Михаил быстро переглянулся с Савелием и подал знак: «Идем на помощь!». Савелий мгновенно оценил ситуацию. До УАЗика было метров десять-двенадцать, и, если Удди заметит, что Лома «успокоили», то сразу же откроет огонь. Неожиданно Говорков заметил, как из-за угла дома высунулась чья-то рука, и пальцы сделали знак: «Помощь идет!».

— Что, завидуешь? — спросил Савелий Лома, чтобы отвлечь его.

Лом обернулся и, видно, что-то почувствовав, выхватил пистолет, но выстрелить не успел: нож, метко брошенный Денисом, вонзился в его прыгающий кадык. Лом рухнул на землю и захрипел. В голове у него промелькнуло: «Проклятые деньги…» Дернувшись, он затих.

В УАЗике, похоже, никто ничего не заметил. Удди срывал с Людмилы рейтузы и пытался засунуть ей в промежность свои грязные пальцы, одновременно расстегивая ширинку и вытаскивая член.

— Ну что, развлечемся напоследок?

— Иди подрочи, ублюдок!

— Ах ты, сука! — Удди изо всех сил ударил ее кулаком в лицо.

Людмила опять закричала.

Неожиданно питерский оператор изловчился и саданул загипсованной рукой Удди в лицо.

— Ах ты, шакал! — выплевывая зубы вместе с кровью, заорал Удди и схватился за автомат, но подоспевший Воронов обрушил на его затылок приклад. Удди дернулся, машинально нажал на спусковой крючок, и из ствола вылетели две пули. Одна из них разнесла голову питерскому парню, а другая ударила в грудь Людмилу. В ту же секунду его самого прошила автоматная очередь. Удди сполз на землю и увидел свой член, из которого пролилось несколько капель. Удди стукнулся головой о дверцу машины, и в глазах его навечно застыло удивление.

К УАЗику подбежал Михаил. Он открыл дверь с другой стороны, и на землю вывалился питерский оператор. Гадаев осторожно перевернул его и понял, что тому уже ничем не поможешь. Он заглянул в кабину. Второй оператор тоже никаких признаков жизни не подавал.

— Люда, вы живы?

Девушка слабо улыбнулась, взяла его за руку и неожиданно поднесла к губам.

— Спасибо вам, Миша… — Она закашлялась, и в уголке ее губ показалась кровь. — И простите…

— За что?

— В какой-то момент я плохо подумала о вас.

— Имели право.

Михаил наконец увидел рану у нее на груди.

— Аптечку сюда, быстро! — крикнул он ребятам.

— Кто вы? — прерывисто дыша, спросила девушка.

— Русские солдаты.

— Старший у вас кто?

— Позвать?

К машине подошел Воронов.

— Врач нужен? — Он имел в виду Савелия.

— Вряд ли, — попыталась улыбнуться Людмила. — Мне надо кое-что вам рассказать… Оставьте нас, Миша, — виновато попросила она.

Гадаев с ненавистью пнул мертвое тело Удди — из кармана брюк у того выпал полиэтиленовый пакет с чем-то белым. Подобрав его, Михаил ушел.

Людмила говорила с трудом, часто останавливаясь, один раз замолчала надолго, и Воронову показалось, что она умерла. Но девушка пришла в себя и продолжала говорить, потом умолкла на полуслове.

— Капитан! — позвал Воронов Савелия.

Говорков подбежал, увидел рану на груди девушки, приложил руку и покачал головой.

— Все! Что ж ты раньше не позвал?

— Она запретила. Слушай, она такое рассказала… Ты знаешь, что Велихов финансирует Мушмакаева? Собирай ребят, надо, чтобы все слышали!

К ним подошел Михаил.

— Кто эти парни? — спросил у него Савелий.

— Операторы. Один с ней работал, другой из Питера.

— В одного вроде не попало, — заметил Савелий.

— В дороге умер. Эта сволочь так вела машину — ни одной ямы не пропускала! А парень только что после операции…

— А ты почему сам за руль не сел? — спросил Воронов.

— Девчонку хотел защитить от этой мрази. Он всю дорогу мечтал до нее добраться… Нужно было его прямо по дороге кончить! — сжав кулаки, сказал Михаил.

— Ты же не мог знать, кто вас встречать будет, — возразил Савелий.

— А если бы не мы, да Лом со своей кодлой?

— Вы-то как здесь оказались? — спросил Савелий Воронова.

— Надо же было где-то ночевать.

— Ладно, пошли в дом, поговорим, — сказал Савелий.

Они вошли в дом, и Савелий огляделся.

— А вы тут неплохо устроились! Так, разбор делать будем?

— Зачем? — буркнул Михаил. — И так все ясно.

Савелий повернулся к Денису.

— Спасибо, братишка, что спас меня!

Кораблев пожал плечами.

— Ладно. Рассказывай, Михаил!

— Мне удалось втереться в доверие к Мушмакаеву. Он даже произвел меня в лейтенанты. — Гадаев усмехнулся. — Назначил своим личным порученцем.

— Отличная новость, — похвалил Савелий. — А как ты здесь оказался?

— Мушмакаев направил меня проследить, как будут расстреливать журналистов. Прямо он не сказал, но я догадался.

— А Удди?

— С ним не все ясно. Я пытался его разговорить, чтобы выяснить, что он будет дальше делать, но он не раскололся.

— Меня настораживает, что Мушмакаев так быстро принял тебя в свою команду, — задумчиво сказал Савелий.

— Меня это тоже настораживает, если честно, — признался Михаил.

Савелий молчал.

— Есть идея! — вдруг сказал Роман. — Я взял с собой поляроид.

— И что?

— Надо снять трупы и показать карточки Мушмакаеву, — Роман с жалостью посмотрел на убитых. — Им уже все равно…

— Согласен, — вздохнул Савелий. — Сделаем снимки, потом похороним, как полагается. — Он опять вздохнул. — Ладно, майор, рассказывай!

— Девушка сказала, что ей удалось подслушать разговор чеченцев — она по-чеченски понимает… Понимала, — поправился Воронов. — Так вот, Мушмакаев планирует организовать серию взрывов в Москве во время празднования юбилея.

— Объекты известны?

— Она видела карту на столе у Мушмакаева, но успела разглядеть только два: мэрию и Манежную площадь.

— Сволочь! — стиснув зубы, процедил Савелий. — Надо карту достать. Когда ты должен вернуться к Мушмакаеву? — спросил он Михаила.

— Немедленно.

— Если он поверит тебе, то скорее всего пришлет к нам, чтобы договориться о встрече.

— Согласен.

— Будем исходить из худшего. Допустим, не поверит. Что тогда? От денег ему отказываться не резон, значит, он пошлет другого человека и попытается все проверить через Лома и, в зависимости от результата, либо согласится на встречу, либо прикажет пустить нас в расход. Как думаешь?

— Ты прав, — кивнул Михаил.

— В таком случае, остается одно: быть начеку, перехватить посыльного и заставить привести прямо к Мушмакаеву.

— Может, мне вас сразу привести?

— А ты уверен, что он не подстраховался и не сменил место стоянки?

— спросил Воронов.

— Об этом я не подумал.

— Ладно, — закончил обсуждение Савелий. — Надо идти делать снимки.

Они вышли из дома и направились к распростертым на земле телам. Первым подошел Трегубенков. Он склонился над московским оператором и вдруг воскликнул:

— Капитан, сюда, быстрее!

— Что случилось?

— Парень-то жив!

Савелий подбежал, приложил руку к груди оператора, потом сделал несколько пассов над его головой.

Оператор открыл глаза.

— Где я? — спросил он слабым голосом.

— У своих, братишка, у своих, — успокоил его Савелий.

— Родненькие… — прошептал оператор. — А где Люда?

— Погибла, — хмуро ответил Михаил.

— Господи… А парень из Питера?

— Тоже.

— Господи… А где мы?

— Недалеко от Хасавъюрта. Не помнишь?

— Я помню только, как ехали… вот с ним… — Он едва заметно кивнул на Михаила. — Значит, Люда правду сказала, что ты наш?

— Правду.

Тут оператор заметил в руках у Трегубенкова поляроид.

— Хотели последний снимок для родных сделать?

Трегубенков отвел глаза.

— Тебя как зовут? — спросил Савелий.

— Никита. Цыплаков моя фамилия.

— Так вот, Никита, скажу тебе честно: мы хотели снять ваши тела, чтобы предъявить доказательства тому, кто заказал ваше убийство. Тогда мы сможем отомстить за всех.

— Подкачал я, значит… — попытался пошутить Никита.

— Ты не возражаешь, если мы тебя измажем кровью? А ты постарайся изобразить мертвого.

— Мне для этого больших усилий не потребуется… А что потом со мной будет?

— В Москву как-нибудь переправим.

— Может, с собой возьмете?

— Это может спутать нам все планы, — признался Савелий.

— Понял. А кто гримировать меня будет?

— Вот что: не надо тебя гримировать. Скажем, что двоих кокнули, а один сам умер по дороге, — сказал Савелий, вспомнив слова Михаила о том, что Удди нарочно вел машину по ухабам, — это придаст правдоподобия.

Сделав снимки, ребята вырыли две отдельные могилы для своих и одну большую — для чеченцев. Похоронив тела, вернулись в дом.

— Ну что, ребята, — сказал Савелий, — операция продолжается. Однако, думаю, надо внести кое-какие коррективы. Я уверен, что для завершения операции достаточно одной группы — той, которая уже вошла в контакт с противником.

— Ты хочешь сказать, что вы можете обойтись без прикрытия? — нахмурился Воронов.

— Стопроцентно уверен. Более — того, считаю, что вторая группа только помешает. Мы убрали двух приближенных Мушмакаева, поэтому время сокращается до минимума. В любой момент он может хватиться своих людей, поднять тревогу и скрыться. Ищи тогда ветра в поле! Здесь, в Дагестане, вы еще могли прикрывать нас, а в Чечне будете только зря рисковать.

— И что ты предлагаешь? — спросил Воронов, насторожившись: он понял, куда клонит Савелий.

— Вы берете с собой Никиту, садитесь в «жигули». Машина местная, Трегубенков говорит по-чеченски, так что осложнений быть не должно. И вы возвращаетесь в Москву.

— Я возражаю, — сказал Воронов. — А как же вы без нас?

— Во-первых, нас меньше, во-вторых, у нас есть Михаил. — Савелий положил руку Воронову на плечо. — Не волнуйся, Андрюша, все будет хоккей…

— Как говаривал ваш боцман, большой его любитель, — с грустной усмешкой закончил Воронов. — Ноет у меня здесь почему-то… — Он потер ладонью левую половину груди.

— Думаешь, мне легко с вами расставаться? Но ты же понимаешь, что дело важнее!

— Понимаю. А то оставил бы я тебя, как же! Ладно, что вам оставить?

— Оружие мы возьмем свое, один спецфонарь нужен, приборы ночного видения, спутниковый телефон…

— И мои ножи, — добавил Денис.

— И самое меткое оружие на свете — «Денисовы ножи»! — усмехнулся Савелий.

Они с Вороновым крепко обнялись.

— Счастливой тебе охоты, братишка, — прошептал ему на ухо Андрей.

— Живи долго!