Глава третья

Разве ты их не слышишь? – прошептал больной.

– Не слышу кого? – спросила Ренн.

Этих злых духов…

Ренн вытащила из костра горящую ветку и старательно осветила каждый угол жилища племени Кабана.

– Посмотри, Аки. Тут нет никаких злых духов.

– Их эти бабочки сюда привели, – словно не слыша ее, пробормотал Аки, раскачиваясь взад-вперед. – Теперь они от меня не отстанут.

– Но здесь нет никаких…

Схватив Ренн за руку, Аки выдохнул ей в самое ухо:

Ты их просто не видишь! Потому что они в моей тени прячутся!

Ренн невольно от него отшатнулась.

А больной, озираясь с затравленным видом, продолжал:

– Я все время их слышу, этих духов! Слышу клацанье их зубов. И сердитое сопение. А утром, когда моя тень особенно длинна, я их вижу. В полдень же, когда моя тень становится совсем короткой и подползает к самым ногам, они прячутся в меня. Мне под кожу. А потом вгрызаются прямо в мои души. Ай! Ай! Убирайтесь! – И он сердито замахнулся на свою тень.

Ренн просто не знала, что делать. Она страшно устала и прямо-таки валилась с ног. Вот уже несколько дней она тщетно пыталась отогнать серых бабочек от стойбища племени Кабана, поскольку их колдун свалился в лихорадке. И теперь еще это…

Из-под ногтей у Аки уже текла кровь, но он упорно продолжал царапать циновку. Ренн пробовала его удерживать, но он был гораздо сильнее и все время вырывался. Пришлось позвать на помощь. В жилище вбежал отец Аки и схватил сына в охапку, прижимая к груди. Следом за ним вошел и колдун племени, пошатываясь от изнуряющей лихорадки. Колдун поднял племенной оберег в виде спирали и быстро начертал в воздухе знак Руки.

– Аки утверждает, что в его тени прячутся злые духи, – сказала ему Ренн.

Колдун кивнул:

– Я только что видел еще двоих людей, пораженных тем же недугом. Ренн, если так пойдет и дальше, то скоро эта болезнь доберется и до племени Ворона. Я уже неплохо себя чувствую. Возвращайся к своим, девочка.

Племя Кабана разбило стоянку на реке Большого Буруна, меньше чем в дне ходьбы к северу от стоянки племени Ворона, однако из-за тумана Ренн была вынуждена идти гораздо медленнее. Пока она, спотыкаясь, брела сквозь туман, в голове у нее роились мысли о серых бабочках и колдунье Эостре, скрывающей свой лик под маской филина. Каждый с шорохом упавший на землю листок заставлял Ренн вздрагивать от страха. И она очень жалела, что отказалась от предложения вождя, отца Аки, проводить ее.

Мысли ее устало бродили по кругу. Как остановить нашествие серых бабочек? Как бороться с этим странным недугом? Как быть, если Саеунн, которая стала совсем стара и слаба, ничем не сможет помочь ей и она будет вынуждена все делать сама?

И точно темное подводное течение, подо всеми этими мыслями то и дело возникал один и тот же мучительный, тревожный вопрос: что с Тораком?

Несколько дней подряд Ренн пыталась гадать по золе, а прошлой ночью поместила себе под спальный мешок сонник – кусочек рябиновой древесины, обмотанный прядью волос Торака. И теперь очень жалела об этом, ибо все ее гадания дали один и тот же результат. Так что оставалось лишь молиться, чтобы эти предсказания оказались ошибочными.

К середине дня туман рассеялся; Ренн остановилась, чтобы немного передохнуть под большим буком и съесть лепешку из лосося. Она как раз развязывала свой мешочек с провизией, когда зигзаг молнии, вытатуированный у нее на запястье, вдруг стало подозрительно покалывать. Она снова завязала мешочек и осторожно осмотрела дерево.

Странный остроконечный знак на другой стороне ствола, явно кем-то недавно вырубленный, она заметила почти сразу. Шириной примерно с ладонь, он был именно вырублен топором, а не вырезан в мягкой серебристой коре бука.

Ренн никогда ничего подобного не видела. Знак был похож на огромную птицу с распростертыми крыльями. Или на гору с предгорьями.

И вырубили его совсем недавно. Из свежих порезов еще сочился древесный сок. Похоже, тот, кто это сделал, был очень зол и хотел причинить дереву боль.

Вытащив нож, Ренн внимательно осмотрелась. В Лесу уже начинало темнеть. Под деревьями сгущались тени.

Ренн понимала: на свете есть только одно существо, способное причинить другому живому существу такую адскую боль. Токорот. Злой дух в теле ребенка.

Она коснулась шрама на тыльной стороне своей руки – туда два года назад вонзил свои ядовитые зубы один такой токорот – и сразу вспомнила эти мерзкие, грязные, спутанные волосы, эти острые, опасные клыки и когти. И вдруг ей показалось, что ветви дерева над ней шевельнулись, послышался знакомый гортанный смех, и мерзкая тварь ловко перепрыгнула с одного дерева на другое…

«Никого здесь нет!» – сказала Ренн себе.

И тут же стремглав ринулась вверх по склону.

«Ничего, стоянка уже недалеко, – уговаривала она себя. – Вот переберусь через эту гору и снова окажусь в долине реки Пепельная Вода, а дальше идти совсем легко, все время под гору…»

К ночи стало здорово подмораживать. До стойбища племени Ворона Ренн добралась уже в полной темноте. Но соплеменники, сгрудившись возле долгого костра, приветствовали ее лишь сдержанными кивками, и никто не спросил, отчего она выглядит такой испуганной. Страх так и висел в воздухе. Прав оказался колдун племени Кабана: беда пришла и в племя Ренн.

Двое молодых охотников, Сиалот и Пои, были сражены тем же недугом и тоже утверждали, что в их тенях таятся злые духи. Целый день они бродили по стоянке и оставляли повсюду какие-то странные остроконечные отметины: на земле, на деревьях и даже на собственном теле. Ренн сказали, что Фин-Кединн сейчас у реки, совершает жертвоприношение, а Торак ушел еще утром и направился куда-то в Горы.

Услышав об этом, Ренн как-то придушенно вскрикнула и ринулась в свое жилище.

Там у костра сидела Саеунн, колдунья племени Ворона, и гадала по золе.

– Почему ты его не остановила? – крикнула Ренн.

Саеунн даже глаз на нее не подняла. Она сидела, нахохлившись под своей накидкой из шкуры лося, и неторопливо «кормила» огонь, бросая в него кусочки ольховой коры и внимательно следя за тем, как они скручиваются и шипят, и надеясь в этом шипении услышать голоса духов.

– Гора Духов, – еле слышно выдохнула Саеунн. – Ах… да…

Ренн швырнула на пол оружие и на четвереньках подползла к колдунье.

«Гора Духов? Неужели и та метка, которую я нашла на дереве, свидетельствовала об этом?»

– Там она устроила свое логово. Жаждет властвовать над мертвыми. Да… Впрочем, она всегда именно этого и хотела, – продолжала колдунья.

Ренн думала о том, как Торак идет по Лесу к этой Горе, даже не предполагая, что может там ему угрожать. Вскочив, она принялась набивать свой мешочек для провизии лепешками из лосося.

– Что, так прямо ночью за ним и побежишь? – насмешливо спросила Саеунн. – Когда вокруг полно серых бабочек и люди больны страхом перед собственной тенью, а в Лесу тебя поджидают токороты Эостры?

Ренн перестала лихорадочно метаться по жилищу, но все же решительно заявила:

– Тогда как только рассветет!

– Ты не можешь просто так уйти. Ты – колдунья. Ты должна остаться и помочь своему племени.

– Им поможешь ты, – возразила Ренн.

– Я слишком стара, – сказала Саеунн. – И скоро пойду навстречу своей смерти.

Ренн с тревогой глянула на нее и натолкнулась на ее ледяной, твердый, как кремень, взгляд. Только сейчас она заметила, как сильно сдала Саеунн даже за то недолгое время, что сама Ренн провела в племени Кабана. Череп старой колдуньи, обтянутый сухой, покрытой веснушками кожей, выглядел хрупким и желтым, как перезрелый гриб-дождевик: одно прикосновение – и от него останется лишь облачко пыли.

Однако ум Саеунн был по-прежнему острым, как когти ворона.

– Когда я умру, – непререкаемым тоном заявила она, – колдуньей племени станешь ты.

– Нет, – сказала Ренн.

– Выбора у тебя нет.

– Можно найти и кого-то другого. Бывает ведь, и не так уж редко, что люди выбирают себе колдуна вообще из другого племени.

– Глупая девчонка! – рассердилась Саеунн. – Я знаю, почему ты пренебрегаешь своим долгом! Но неужели ты думаешь, что он – даже если ему удастся выжить после сражения с Пожирательницей Душ, даже если ему удастся ее уничтожить, а потом хватит сил, чтобы рассказать об этом, – останется вместе с нами? Он же скиталец, это у него в крови! Ты останешься, а он уйдет. Вот как все будет!

В эти мгновения Ренн действительно ненавидела Саеунн. Ей хотелось схватить старуху за хрупкие костлявые плечи и изо всех сил встряхнуть.

Саеунн прочла ее мысли и коротко рассмеялась – точно пролаяла.

– Ты сейчас ненавидишь меня только за то, что я сказала чистую правду! Но ты и сама прекрасно все понимаешь. Ты же прочла знаки.

– Нет, – прошептала Ренн.

Саеунн крепко стиснула ее запястье:

– Расскажи Саеунн, что ты видела.

Острые ногти колдуньи, такие же бесцветные и холодные, как когти птицы, впились Ренн в кожу, но вырваться она не могла.

– Дрожит… дрожит и ломается хрустальный Лес… – запинаясь, пробормотала она.

– Тень возвращается, – продолжила за нее Саеунн.

– Белый страж спешит меж звезд…

– Но не может спасти Слушающего.

Ренн судорожно сглотнула и еле слышно промолвила:

– А Слушающий лежит, холодный и неподвижный, на вершине Горы.

– Ах… – вздохнула колдунья. – Огонь и зола никогда не лгут.

– Но на этот раз они, должно быть, ошибаются! – выкрикнула в отчаянии Ренн. – И я это докажу!

– Огонь и зола никогда не лгут, – повторила Саеунн. – Эостра застигнет его врасплох, одного. И ни тебя, ни его Волка с ним рядом не будет.

Не застигнет! – вскричала Ренн. – Ей нас не разлучить! И он не предстанет пред ней в одиночестве!

– Увы, предстанет. Я сама это видела, гадая по золе и бросая гадальные кости; и каждый раз они твердо говорили мне одно и то же – то, что ты сама в глубине души прекрасно понимаешь: человеку с блуждающей душой суждено умереть!



Лишь под конец этой кошмарной ночи Ренн все-таки удалось ненадолго уснуть, но ей ничего не приснилось. А когда она проснулась, то с ужасом обнаружила, что давно уже утро.

Выпал первый снег, и его белое сияние на мгновение ослепило Ренн, когда она с тяжелой головой и негнущимися конечностями выползла из жилища. Вокруг царила суматоха. Племя готовилось к отъезду; люди разбирали жилища, делали салазки из стволов молодых деревьев и оленьих шкур; а собаки – уж они-то сразу поняли, чем дело пахнет, – носились вокруг, готовые с радостью встать в упряжки.

Ренн отыскала Фин-Кединна, который, как и все остальные, снимал шкуры со своего жилища.

– Куда теперь? – спросила она. – И почему сейчас?

– На восток, в холмы. Там соберутся все племена. Ближе к Сердцу Леса людям будет безопаснее. – Вождь взглянул на нее. – Ты собралась вдогонку за Тораком?

– Да.

Она ожидала, что он попытается ее остановить, станет отговаривать, но он продолжал работать. Лицо у него было серым. Он явно не спал всю ночь.

– Почему ты снимаешься с места прямо сейчас?

– Я же сказал: ближе к Сердцу Леса людям будет безопаснее.

– Людям? А ты… разве не пойдешь вместе со всеми?

– Нет. Мне нужно отлучиться. А вместо меня пока будет Тхулл. Саеунн сумеет дать ему дельный совет, когда племена соберутся вместе.

Что? – Ренн в изумлении уставилась на него. – Но ведь… ты сейчас им нужен куда больше, чем когда-либо! Ты не можешь просто так уйти и оставить их!

Фин-Кединн повернулся к ней лицом:

– Неужели ты думаешь, что я оставил бы свое племя, если бы не был убежден, что это единственно возможный выход? Да я много дней только об этом и думал. И теперь совершенно уверен, что поступаю правильно.

– Но почему? И куда ты собираешься идти?

Вождь племени колебался. Потом все же сказал:

– Мне нужно найти того единственного, кто может помочь Тораку. И всем нам.

– Кто же это?

– Я не могу тебе этого сказать, Ренн.

Она так и вскинулась:

– Не можешь? Или не хочешь?

Он не ответил.

Ренн тихо вскрикнула и отвернулась от него. Все вдруг стало происходить как-то слишком быстро. Сперва Торак. Теперь Фин-Кединн.

Она почувствовала, как дядя взял ее за плечи и мягко повернул к себе. Она видела, как поблескивают снежинки на белом мехе его парки, видела серебристые нити в его темно-рыжей бороде.

– Ренн. Посмотри на меня. Посмотри на меня! Я действительно не могу тебе этого сказать. Потому что поклялся своими душами. Я поклялся, что никогда и никому этого не скажу.



Ледяные цветы расцвели на берегах реки Прыжок Лошади. На деревьях сверкал иней. Было, пожалуй, чересчур холодно для месяца Терна. И Ренн чувствовала, что это как-то неправильно.

Она догадывалась, что Торак, решив, что ей слишком опасно идти с ним, попытается отделаться и от Волка; а значит, сперва он непременно сходит попрощаться с Волком и его семейством. Чтобы сэкономить время, Ренн перешла речку вброд и стала быстро подниматься по более пологому южному берегу.

«Вряд ли, – думала она, – Торак шел тем же путем».

Во всяком случае, никаких его следов она пока не обнаружила.

Она была слишком встревожена, чтобы на него сердиться. Он уже целых три зимы прожил под бременем того, что предвещала ему судьба, и все последнее лето она сама видела и чувствовала, как нарастает в его душе ужас перед грядущим. Сам Торак никогда об этом не говорил, но порой, когда они сидели у огня или играли с волчатами, Ренн замечала, как напряженно смотрят его глаза, как он сурово стискивает зубы, и понимала: он думает о том, что ждет его впереди.

Ах, если б только он не был так уверен, что обязан непременно со всем справиться в одиночку!

Она так поздно покинула стоянку племени Ворона, что до логова Волка было еще далеко, когда ей уже пришлось задуматься о ночлеге. Сердясь на себя, она от отчаяния даже зубами скрипнула. Теперь Торак опережал ее уже на целый день пути, а по Лесу он ходил очень быстро.

И чтобы добраться туда, ему наверняка хватит и одного дня.

Загрузка...