Охота на императора

Глава IX Приговор

Подняв воротник, он вынужден был опустить голову, спасаясь от хлесткого ветра. Казалось, что резкие порывы, несущие с собой заряды колючего снега, пытались сбить с ног и повалить на мостовую, чтобы потом окончательно засыпать с головой.

Такая погода, однако, Михеева не печалила. Напротив, сопротивляясь напору снежной бури, он двигался мелкими шагами, почти не отрывая ног от покрывшегося тонкой коркой льда тротуара, имел возможность обернуться, не вызывая подозрений. К десяти часам вечера прохожих на Ямской можно было по пальцам пересчитать. Редкие силуэты с трудом различались в снежной туче, которая, казалось, полностью опустилась на землю.

Добравшись до Кузнечного переулка, Михеев неслучайно поскользнулся, после чего, кинув назад взгляд, удовлетворенно осмотрел пустую улицу.

Последние месяцы, в те редкие разы, когда он выбирался из своего убежища на воздух, приходилось часто хитрить, меняя одежду, а в ясные дни Михеев заставлял себя клеить накладную бороду, нафталиновый запах которой раздражал его больше, чем самодеятельность некоторых его единомышленников.

Высокая дубовая дверь с массивными чугунными ручками в виде колонн, через большие стекла которой лился теплый свет, подалась на удивление легко, не издав ни звука. Михеев, используя шапку, в парадном с усердием сбил с пальто весь снег и несколько раз громко топнул сапогами, чтобы не оставлять на чистом полу мокрых следов, но не из уважения к прислуге, а исключительно из соображений безопасности. Меньше всего он сейчас хотел, чтобы в конце его маршрута, какой-то любопытный и наблюдательный персонаж определил ту дверь, за которой его ждали.

Два коротких стука, после паузы – еще два. В квартире под номером восемнадцать послышалось некоторое оживление, после чего изнутри сняли цепочку, ключом провернули замок, и створка двери открылась, издав неприятный, немного свистящий звук.

Михеев, сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь, испытав крайнюю степень раздражения:

– А ведь смазать петли – минутное дело!

Двое мужчин и женщина, уже который час ожидавшие своего товарища, несмотря на этот его укор, вздохнули с облегчением. Любое опоздание напрягало нервную систему и заставляло гнать от себя тревожные мысли.

– Дай, я сам! – Михеев отстранил юношу с пышной прической от ящика специального стола, к которому намертво была прикручена швейная машина «Wheeler & Wilson», после чего, что-то там обнаружив, вернулся ко входу.

Довольный результатом, Михеев несколько раз пошевелил дверь, которая теперь открывалась бесшумно, и вернул на место маленькую маслёнку с длинным носиком.

– Доброй ночи, господа кружковцы… – Михеев подошел к аккуратно сложено стопе наволочек и пощупал материал. – И что, берут?

Вопрос был адресован миниатюрной, миловидной барышне с высоким лбом и ясным взором, одетой в передник и длинное синее платье до щиколоток.

Настоящей ее фамилии никто из присутствующих не знал. В этом кругу подобное любопытство не приветствовалось – каждый выбирал себе имя и фамилию по вкусу и в зависимости от обстоятельств. Достаточно было того, что их объединяла общая идея и стремления. Остальное считалось условностями – тем полезней были эти псевдонимы на случай провала. Даже имея желание, любой их соратник, попавшийся в руки чиновников Третьего отделения, мог назвать исключительно вымышленные имена.

Пару месяцев назад, представившись женой мелкого польского коммерсанта, Льва Выговского и назвавшись Софьей, миловидная барышня пожаловалась владелице доходного дома, жене купца второй гильдии, прусской подданной Розалии-Анне Густавовне Клинкострем, что дела у супруга идут не слишком бойко и ей придется подшивать постельное белье, чтобы гарантировано иметь деньги на квартирную плату. Розалия Густавовна против того не возражала, тем более, что американская швейная машина новой постоялицы работала совершенно бесшумно, а редкие гости Софьи и ее мужа беспокойства соседям не доставляли.

– Не так уж… – ответила хозяйка квартиры Михееву, вытащив из камина несколько угольков, чтобы раздуть самовар. – Но, на варенье хватит!

Софья подошла к серванту, откуда достала вазочку с малиновым вареньем, запах которого мгновенно окутал зал её квартиры.

– Следует иногда позволять себе отойти от аскетичного образа жизни, тем более – в таком близком обществе, – Выговская пригласила всех к столу, расставив предварительно чашки с блюдцами.

Любому, случайно появившемуся в дверях свидетелю этой встречи можно было бы подумать, что здесь происходит заседание какого-то благотворительного общества. Разговор шел о сборе средств, о новых подписках на благое дело и источниках финансирования. Иллюзия благотворительности сохранялась до тех пор, пока слово не взял Михеев.

Встав, и по привычке, заложив руки за спину, он принялся ходить по комнате, глядя то в пол, то на своих единомышленников:

– Необходимо резюмировать итоги нашей работы за последнее время…

Присутствующие на тайном собрании заговорщики поставили чашки в блюдца и сосредоточились, на время забыв о вкуснейшем малиновом варенье.

– В исполнении приговора, вынесенного нашим обществом деспоту и угнетателю, самодержцу всея Руси Александру Второму, мы не продвинулись ни на шаг. Как вы все знаете, подрыв поезда оказался неудачным – мы подняли на воздух лишь два вагона с фруктами. Потому как поезд доехал до Москвы, вы тоже понимаете, что наша засада в Александровске так же не увенчалась успехом. Взрывное устройство, заложенное под полотном, не сработало. Случайность это, или кто-то из наших преднамеренно повредил провода, или что-то ещё, мне также не понятно, как и вам.[21]

– Как же это тошно, даже в мыслях допускать, что рядом с тобой притаился предатель… – Софья поправила передник, и Михеев очередной раз восхитился её способностями к перевоплощению – перед ним сидела настоящая белошвейка.

– Я не утверждаю. В этом предстоит разобраться. Кстати, Софья… Примите наше восхищение. Вы так искусно улизнули от облавы на вокзале, как вам это удалось?

– То была не я. То была студентка Смольного, пребывавшая в гостях у тетушки и уставшая от московской суеты. Барышня от тоски нестерпимо захотела домой, в Петербург, – ответила Выговская, скромно улыбнувшись.

Человек, которого Розалия Густавовна знала, как супруга Софьи, тут же восхищенно вскинул руки и не постеснялся отдать должное своей «жене»:

– Мастерская работа… Каждый раз поражаюсь её хладнокровию… Многим из нас следует брать пример с Софьи!

– Оставьте, Лев! – железным тоном, не терпящим пререканий, парировала белошвейка. – Мы здесь собрались не для этого. У каждого свои способности. Именно из-за вашей повышенной чувствительности и экстраординарной нервозности Комитет не доверил вам эпизод в Александровске.

– И что же? Где результат? – с некоторой нотой злости огрызнулся мелкий коммерсант Лев Выговский.

– Прекратить склоки! Немедленно! – голос Михеева приобрел тот металлический оттенок, который незамедлительно ставил на место любую пылкую натуру из числа членов их тайной организации.

– Я продолжу… – сказал Михеев, после чего Выговский успокоился. Выговская предпочла направить взгляд в окно, уже почти полностью облепленное снегом, а пылкий юноша с пышной прической позволил себе сделать вид, что к этому взрыву эмоций отношения не имеет, для чего он без всякого стеснения подвинул к себе вазочку с вареньем и принялся обмакивать туда баранку.

На самом деле, визит Михеева имел для Комитета, представленного здесь полностью, значение ключевое. Неудача на московской железной дороге настолько больно ударила по оптимизму и уверенности в своих силах, что теперь только он, Александр Михеев, руководитель и вдохновитель всего движения заговорщиков мог вернуть их в чувство и направить в продуктивное русло все их мысли и действия.

– Первым делом требую от всех присутствующих вернуться к самообладанию, – из общего числа кружковцев Михеев обладал тем самым даром, который присущ совершенно немногим людям, способным вести за собой других. Как только он начинал говорить (а делал это он совершенно не громко) остальные замолкали и не смели вставить ни слова до окончания его речи.

Михеев сейчас тщательно взвешивал каждое слово. Напряжение, связанное с их нелегальным положением и неопределенностью планов вносило ненужную нервозность.

– Второе… – Михеев достал папиросу и чиркнул спичкой. – У нас появился достойный соперник.

Три пары глаз впились в него вопросительным взглядом.

– Некто Лузгин. Капитан второго ранга. Прикомандирован к третьему отделению по приказу Великого князя Константина.

– С какой целью? – Софья поднялась со своего места, взяла из комода пачку папирос, одну из них вставила в длинный мундштук и демонстративно подошла к Михееву.

– С целью расследования взрыва свитского поезда, – Михеев, похлопав себя по карманам, нашел спички и поднес огонь белошвейке.

– Всего-то? – проронила Софья, глядя на горящую спичку. – Что же он там найдет? Подкоп?

Спичка в крупных пальцах Михеева горела все ярче, но Софья не торопилась подносить папиросу.

– Пусть ищет. Почему ты считаешь его опасным?

Михеев продолжал держать спичку, и лишь тогда, когда пламя уже вплотную подобралось к его пальцам, Софья неспешно наклонила мундштук и остатки огонька перекочевали на кончик ее папиросы. Такие эксперименты с председателем Комитета доставляли ей удовольствие. Это все, что она могла позволить себе, страдая от любви к «каменному эгоисту», которым она его считала. Без малейшей надежды на взаимность, она все же, иногда, проверяла его способность жертвовать собой ради неё. Пусть даже, в таких пустяках.

– Ко всему, этот капитан, еще и адъютант Великого князя. Очень похоже, что младший Романов всерьез встревожен, раз подослал в отделение своего человека.

– Ну что ж… Опасения его не напрасны. Мы не остановимся. Кстати, Саша… – Выговская редко называла Михеева по имени, только тогда, когда ей нужно было подчеркнуть свою особую, как она считала, приближенность. – Могу я поинтересоваться, откуда у нас такие подробные сведения?

Михеев, недовольно поморщившись, выбросил остаток спички в пепельницу, стоявшую на столе.

– Ответа не будет. Это совершенно не нужная вам информация. Давайте исходить из того, что каждый из нас будет знать только то, что необходимо для выполнения задачи. Вам самим так будет легче, поверьте. Источник достоверный.

Никто, кроме Софьи не мог пререкаться с Михеевым, а она, понимая, что в некоторой степени владеет его умом, будто пыталась каждый раз довести его до срыва. Влюбленная женщина мыслит категориями, ей самой не всегда понятными – один взгляд в ее сторону может превратиться в логическую цепочку, финалом которой должно стать какое-либо испытание для ее рыцаря.

– Конечно, мы тебе верим, дорогой Саша… – Софья, обойдя стул, манерно затянулась. – Что прикажешь? Для нас этот капитан стал непреодолимым препятствием? На этот случай у нас есть бесстрашный Гера… – белошвейка указала взглядом на щуплого студента. – Гера владеет холодным оружием в совершенстве…

– Не о том я. – Михеев, раздраженный своей минутной слабостью и тем, что позволил Софье пустить в ход свои женские уловки и перехватить инициативу, затушил свою папиросу.

– Готовим следующую акцию. В этот раз мне будет нужно минимум вашей помощи. Софья, Гера… Изучите пути передвижения царя по Петербургу. Это на случай, если у меня что-то сорвется. Тогда ваше выступление будет следующим.

– Не понимаю, для чего мы здесь нужны, если знать нам ничего не следует, вопросов задавать нельзя… – Софья вспылила, не совладав с эмоциями.

Михеев, неторопливо опустив руку во внутренний карман, извлек из него толстую пачку банкнот разного достоинства, перевязанную бечевкой, и положил ее на стол рядом с вареньем:

– Финансовый вопрос я решил. Это на первое время. Ищите место, из которого можно подложить бомбу под мостовую. Где он ездит, каким маршрутом, в какое время, на чем… Когда определимся с адресом, проработаем легенду. Лев, тебе на улице особо не мелькать. Арендовать будешь ты. Гера. Готовь взрывчатку и запалы. Софья. Прошу тебя, будь осторожней. Ты слишком красива, на тебя часто обращают внимание. Жандармы из поезда описали тебя детально, но твоя идеальная дворянская речь совершенно сбила их с толку.

– А ты, Саша, в это время будешь сам приводить приговор Комитета в исполнение? – после слов Михеева в свой адрес она была готова взлететь от счастья, но чувство это было моментально и безнадежно потушено тревогой за любимого человека.

– Если мне удастся, тебе не придется рисковать собой. Для меня это важно. Всё. Расходимся. Я первый.

Только Михеев ступил в сторону двери, как её сильно дернули со стороны коридора, да так, что захрустели петли.

– Хозяйка, откройте! – басовитый голос с той стороны не предвещал ничего хорошего.

Гера тут же продемонстрировал чудеса ловкости. Он совершенно бесшумно ретировался с кожаного дивана в соседнюю комнату, ступая на цыпочках, будто крадущийся кот. Лев поправил шелковый нашейный платок, закрывавший его шрамы на шее, возникшие от детской болезни, тронул рукой сеточку на волосах, запахнул шелковый халат и уселся возле самовара, взяв в правую руку блюдце с чаем, а в левую кусочек сахара. Михеев снял шапку, резким движением бросил ее на полку при входе и в два шага оказался возле швейной машины.

– Откройте, любезная! – бас звучал настойчиво и громко.

Софья, нисколько не выдав волнения, взяла в руку заварник для чая и, держа его в левой руке, направилась отпирать дверь.

Тень громадного гостя в овчинном тулупе легла в зал, не оставив места на полу.

– Что ж вы, Софья Никаноровна, так медлите? – мужик ввалился внутрь, издавая специфический запах самогона, который тут же заместил собой малиновый аромат варенья. За плечами у него висела вязанка дубовых дров высшего качества, аккуратно перевязанная толстой веревкой. – Чай, не молод я уже!

Мужик, не снимая сапог, прошел к камину и аккуратно положил перед камином вязанку:

– Отборные! Как заказывали! Трещать в камине будут – гарантию даю!

Белошвейка не повела и бровью.

– Апполинарий Герасимович! Премного благодарна за дрова, желаете чайку?

– Что вы, любезная, Софья Никаноровна! Мне бы чарочку… Ну, и как договаривались…

Выговская, достав из кармана передника медяк, вручила его истопнику, после чего направилась к серванту, из которого достала графинчик и рюмочку.

– Сонечка, и мне бы на ночь не повредило… – Лев, отвлекшись от утренней газеты, посмотрел на истопника поверх очков, и отвесил декоративную улыбку.

– А я на работе не принимаю… – Михеев что-то усердно прикручивал, не отрывая взгляда от швейной машины.

Истопник погладил седую бороду, грубыми пальцами аккуратно взял за ножку рюмочку, наполненную наливочкой, и вопросительно взглянул на хозяина, перед которым Софья, демонстративно стукнув о стол, поставила хрустальный графинчик.

– Не серчайте, Софья Никаноровна… – здоровяк производил впечатление виноватого школяра. – Одному пить – прямой путь в могилу, а на дворе такое творится! Пурга метет…

– Давайте, Апполинарий Герасимович… – Лев подошел к истопнику, чтобы чокнуться согласно традиции. – Ваше здоровье…

Оба опрокинули ореховую настоечку, после чего хозяин, удовлетворенный благополучным поворотом дел, вернулся к прочтению газеты; истопник, удовлетворенно крякнув, пробормотал: «Хороша, чертовка… Премного благодарствую»; Софья, как положено хозяйке, сразу же навела порядок и поставила графин на место, а Гера, стоявший за занавеской с револьвером наготове, опять заткнул его за пояс.

– А что ж за машина невиданная такая? – истопник уж было попытался поучаствовать в ремонте, но Михеев безапелляционно отшил его:

– Эка невидаль! Полный Питер ужо этих механизмов. Ишь, по ночам шастаю, в любую погоду! От, такое…

– Ааа… ну ладно, хозяева… премного благодарствую. Ежели чаво, так у меня в сухом месте запас еще имеется. Токмо свисните…

– Дык на вас и надёжа, Апполинарий Герасимович… Совершенно на вас… Как эту спалим, сразу к вам, – благодарно отвечала белошвейка.

Откланявшись несколько раз, истопник покинул квартиру, после чего Лев глубоко выдохнул, а Гера предпочел до полного разрешения ситуации оставаться в соседней комнате – он не услышал последних слов гостя и стука закрывающейся двери.

– Саша… – Софья, позволив себе дать волю чувствам, прильнула к нему, откинув всякие условности. Казалось, вот-вот ее громадные, серо-голубые глаза наполнятся слезами. – Не делай так больше… тебе нужно было вместе со Львом… Туда…

Впервые за время их общения Михеев позволил себе прикоснуться к Софье, обняв ее за плечи:

– Сонечка… – Михеев говорил тихо, так, чтобы слушала только она. – Если бы это были жандармы, я бы знал. Говорю же, источник есть… Надежный. Агент. Ну, до встречи…

Михеев приветственным жестом попрощался со Львом и накинул на голову промокшую от снега шапку, направившись к выходу:

– Апполинарий… Надо же…