Охота на Князя Тьмы

Глава 6, Где легко подавиться эклером

На пороге, прикрываясь от холодного ветра дверью, застыла Глаша. Волосы растрепанные. Глаза красные, испуганные. Губы дрожат. Кутается в теплую шаль и не может поверить увиденному.

— Барышня! Нашлась! — после секундной паузы воскликнула она. Рванула, чтобы сжать меня в крепких объятиях, но быстро вспомнив то ли о манерах, то ли о еще каких-то местных заморочках, выдохнула и неловко отступила.

Из-за ее спины тут же выглянула не менее встревоженная Инесса Ивановна. Седая голова тетушки была густо усыпана папильотками. Что вкупе с безразмерным домашним халатом, накинутым поверх плотной ночной рубашки, смотрелось очень забавно.

— Сонечка, деточка моя, явилась! — хватаясь за сердце, заголосила старушка. — Да как же это? Да что же это? Кинулись спозаранку, а тебя и след простыл. Полушубок с сапожками пропали. Не знали, что и думать. Тишку на улицы отправили.

Она принялась ощупывать меня, гладить лицо, плечи. Будто пытаясь убедиться, что перед ней действительно живой человек. И мне вдруг так совестно на душе стало, что опустила взгляд.

За всеми этими разговорами с Дарьей, я совсем забыла придумать правдоподобную легенду для домашних. А потому усиленно прокручивала в голове варианты, давая тетушке больше времени, чтобы выговориться.

— Живая! Слав-те господи! Ручки, ножки на месте.

— Да что мне сделается, Инесса Ивановна? — попыталась успокоить я ее. — Проснулась засветло и решила по Перемейскому парку прогуляться. Погода хорошая. Свежо. Вас с Глашей не стала тревожить. Думала, раньше вернусь, но совсем забыла о времени. Извините меня, пожалуйста.

— Да будет тебе, Сонечка, — видимо, успокоившись, махнула рукой тетушка и выдавила улыбку. — Но ты в другой раз не мешкай. Меня буди или Глашку. Не дело это, одной по паркам гулять.

Упомянутая Глаша успела собрать волосы в толстую косу, скинуть шаль, надеть белый передник и накрыть стол в гостиной. Куда и позвала нас с Инессой Ивановной, как только я клятвенно заверила тетушку, что больше без предупреждения из дома ни на шаг.

Переодевшись в заранее подготовленное для меня горничной домашнее платье, я умылась, оставила печальное привидение в своей комнате, и села за стол.

За всей сегодняшней беготней мне было не до еды. Думала и сейчас отказаться. Сославшись на усталость отделаться чашкой чая. Но стоило уловить запах свежеиспеченных блинов и топленого масла, как рот наполнился слюной, а желудок едва не прилип к позвоночнику.

К огромному блюду прилагались поменьше. С красной икрой, солеными грибами, тертым сыром, жареным до золотистого цвета луком и густой, так что аж ложка деревянная стояла, сметаной.

В голове всплыло приглашение Дарьи в кофейню при гостинице. Я усмехнулась. Променять это пиршество на кофе с пирожным? Нет уж, увольте!

Не успела я прожевать первый кусок, наслаждаясь сочетанием вкусов, и запить это дело жасминовым чаем, как где-то в отдалении раздался звон колокольчика. Бросившаяся к входной двери Глаша, вернулась уже через минуту.

— Посыльный от вдовой графини Бабишевой-Бортниковой, — доложила она, передавая тетушке большой белый конверт.

Та раскрыла его столовым ножиком, достала исписанный черными чернилами лист и вчиталась.

— Сонечка, какая приятная неожиданность. Акулина Никитишна приглашает нас на семейный обед.

— Семейный? — нахмурилась я, совсем не считая эту неожиданность «приятной». Во-первых, мы с ними еще не породнились, а во-вторых, у меня на сегодня уже имелись определенные планы. — А не рановато? Как-то я не сильно горю желаем влиться в эту семью.

Приглашение, вместе с конвертом полетели на пол. Инесса Ивановна тихонько ахнула, побледнела и подняла на меня удивленный взгляд.

— Сердешная ты моя, но это же граф…

— Я так-то тоже не перстом деланная, — слегка обидевшись, пробубнила я себе под нос. И уже громче добавила. — Я его совсем не помню. Воспринимаю, как постороннего человека. И пусть Сергей Данилович — мужчина видный. Но, простите, тетушка, совершенно не в моем вкусе.

— Вкусе? — переспросила старушка, не выходя из ступора и таким замогильным голосом, будто я сообщила, что вместо графа выхожу за каторжника.

— Мне нравятся мужчины… менее лощеные, что ли? — как-то вот совсем некстати в мыслях всплыло лицо, узнав которое, я усиленно затрясла головой. — Я не могу это объяснить. Но знаю точно, мы с графом… не уживемся.

— Глаша, где мой пустырниковый настой? — снова заголосила пришедшая в себя старушка, а пока горничная бегала в поисках, пронзила меня умоляющим взглядом. — Сонечка, я понимаю, тебе нынче сложно. Но дай Сергею Даниловичу крохотный шанс? Соглашайся на обед. Присмотритесь друг к дружке. Авось мнение и переменишь?

Не переменю, это я знала наверняка. Но согласиться стоило. Хотя бы затем, чтобы предупредить графа о скором визите пристава. Да и убийцу своего двойника я все еще не вычислила. А семейство Бабишевых, в тот роковой день, присутствовало в нашем доме всем составом.

Рушить сейчас мосты ни к чему. Иначе, к этим графьям и на кривой козе не подъедешь.

А на Поткинскую я еще успею. Никуда она от меня не убежит.

— Хорошо, Инесса Ивановна. Я согласна, — стараясь не замечать заискривших от радости глаз тетушки, я затолкала в рот остатки блина, с трудом пережевала и поднялась. — Прошу простить, голова что-то побаливает. Прилягу ненадолго, отдохну.

— Конечно, милая, — закивала старушка, провожая меня участливым взглядом. — Я чем-то могу тебе помочь?

Я остановилась.

— На самом деле, да. Инесса Ивановна, вы случаем не храните старые газетные вырезки?

— Да почто они мне? Прочла и в печь, — пожала она плечами.

— Очень зря, — покачала я головой. — Ну да ладно, это не к спеху. Лучше помогите мне выписать пару-тройку книг по судебной медицине. Буду премного благодарна.

Тётушка, видно расслабившись и не ожидая больше потрясений, от неожиданности громко закашлялась.

Платье для званого обеда у Бабишевых я выбрала… говорящее. Но не банальности, вроде — «глядите, какая я красавица», а вполне себе осмысленные вещи. Красный цвет — «я девушка самодостаточная». Закрытые руки и плечи, высокий воротник — «за вниманием не гонюсь». Черный кушак и черные же перчатки — «радость не излучаю».

Тетушка, верно уловив сообщения, печально поджала губы, но спорить не стала. Видимо взгляд у меня лучился упрямством. Либо решила, лишний раз себя сегодня не волновать.

Уже на пороге я вспомнила, что собиралась попросить преследующего меня призрака остаться дома. Не хотелось отвлекаться по пустякам. Но дух Алевтины куда-то запропастился, а на поиски не осталось времени.

Пролетка нам не понадобилась. Выйдя из дома, мы с Инессой Ивановной пересекли широкую улицу, прошли через калитку и оказались на парадном крыльце роскошного трехэтажного особняка.

Дернули шнурок колокольчика. И уже через минуту дверь открыл прямой, как палка и невозмутимый, точно статуя слуга.

Узнав нас, поклонился, пригласил войти, проводил в пустующую гостиную, половину вещей в которой можно было смело выставлять в любом историческом музее.

Затем громко объявил о прибытии госпожи Замировской с племянницей и исчез. Как раз перед тем, как в комнату поспешно ворвалась пожилая дама.

Лицо ее показалось мне знакомым. Оно и не удивительно. Несмотря на то, что, впервые очнувшись в этом времени, я пребывала в шоковом состоянии, профессиональная память запечатлела всех присутствующих.

Дородная. В обхвате как старейший баобаб. Она, тем не менее, выглядела недурно. Молодящаяся женщина, с ухоженным лицом, выпавшими из аккуратной прически кудряшками, маленьким курносым носом и красными, припудренными щеками. Нарядное платье — женщина явно готовилась — в меру пышное, с кружевом. И цепкий взгляд, что, пройдясь по мне, от сапожек до макушки, вдруг сделался удивленным, а следом — насмешливо-снисходительным.

Расцеловав воздух у наших с тетушкой щек, она отошла к столу.

— Инессушка, Софьюшка, великая радость принимать вас у себя в доме. Я боялась, вы откажите. Сошлетесь на неотложные дела или плохое самочувствие. И мы, с Ефим Ефимычем так и не узнаем, как поживает наша любимая невестушка.

Не успела она закончить, как за ее спиной материализовался седой мужчина, который, в отличие от жены, отделался легкой улыбкой и кратким кивком.

— Акулина Никитишна, да как же это можно — вам отказать? — запричитала тетушка. Несмотря на то, что была значительно старше вдовой графини, уважение к титулу она имела безграничное и излишней фамильярностью не страдала. — Сонечке пока еще нездоровится, память так и не вернулась. Предобрейший Модест Давидыч настоятельно велел поберечься, но не ограничивал в прогулках и общении.

Графиня тяжело вздохнула и покачала головой.

— Сереженька весь извелся, испереживался. Чуть свет — готов был снова к вам на порог, но я остановила. Дело-то молодое, понятное. Нравы нонеча меж сговоренных вольные. Да негоже это, барышню в эдакий мороз по парку катать. Прием обеденный придумала устроить. Но пустое это. Разве ж будущим сродственникам повод свидеться нужен? Вот и я полагаю, что нет.

За дверью раздались шаги. Распахнулись створки. И нашим глазам, блестя своей великолепной улыбкой, предстал упомянутый Сереженька.

Мужчина при парадном костюме, сияющий, как начищенный пятак, судя по брошенному на меня взгляду, был настроен серьезней некуда. А значит барышне — то есть, мне — явно несдобровать.

— Маменька, что ж вы гостей к столу не приглашаете? — шутливо попенял он родительнице, прежде чем склониться над нашими с тетушкой ручками. — Инесса Ивановна, Софья Алексеевна, безмерно счастлив видеть вас в добром здравии.

Мою, поцеловав, не отпустил, придержал. Определенно, намеренно. Пришлось, как бы невзначай, споткнуться на ровном месте, чтобы вырваться из мужской хватки. Впрочем, маневр не остался незамеченным.

Сергей удивленно приподнял бровь. Акулина Никитишна нахмурилась. Но внимание на моем тихом протесте решили не заострять.

— И вправду, что это я? Инессушка, присаживайся рядом. Дадим молодым посекретничать. Вдоволь друг на дружку насмотреться.

Бабишева махнула рукой на стол, который еще несколько минут назад был пуст, а сейчас ломился от угощений. Невероятная скорость, без единого шума. Оставалось лишь удивляться расторопности графских слуг.

Ефим Ефимыч занял место во главе. Но не сразу, а после того, как, бросив на жену вопросительный взгляд, получил в ответ утвердительный кивок.

Ясно-понятно, кто в этом доме хозяин.

Акулина Никитишна села по его правую руку. Инесса Ивановна заняла место рядом с ней. Жених мой устроился слева от отчима. И как бы мне не хотелось занять место рядом с тетушкой, пришлось подчиниться вынужденным обстоятельствам.

Передо мной появилась тарелка с ухой, что пахла так — рука сама к ложке потянулась. Моему примеру последовали все, кроме хозяйки дома. К еде она не прикоснулась, ограничилась чашкой чая с эклером. И выдержав небольшую, приличествующую паузу, заняла Инессу Ивановну рассказом о выписанной из самой столицы картине молодого художественного дарования по фамилии Бакст.

— Извольте простить мою дерзость, Софья Алексеевна. Но вы, в эдаком невероятном платье, до великолепия прекрасны, — продышал мне в ухо Сергей.

— Изволю, — шутливо согласилась я, стараясь отстраниться от мужчины. — Но впредь будьте аккуратнее, Сергей Данилович, иначе решу полностью сменить гардероб. А все тяготы лягут на ваш кошелек.

Запрокинув голову, он несколько наигранно рассмеялся.

— Изумительное чувство юмора.

Услышав его, графиня отвлеклась от разговора с тетушкой и расплылась в любезной улыбке.

— Вся в батюшку, я погляжу. Алексей тоже был не прочь ввернуть острое словцо.

Ухватившись за возможность узнать побольше о родителе моего двойника, я отложила ложку, отодвинула от себя тарелку с супом и подалась вперед.

— Простите, вы были знакомы с моим отцом?

— Разумеется, милая. Разве ты не знаешь? — она выпучила на меня свои кошачьи глаза, но быстро опомнилась. — Ох, что ж это я? Совсем запамятовала о твоей напасти… Мой покойный муж Данил Максимович и Алексей Макарович приятельствовали еще со времен Императорского лицея. Мы часто гостили друг у друга. Посещали одни и те же приемы. Прекрасный был человек. Вот только жену себе выбрал…

Женщина резко изменилась в лице. Из улыбчивой и простодушной, превратившись в настоящую мегеру. Глубокая морщина рассекла идеальный лоб. Губы поджались до тонюсенькой, почти невидимой линии. А в глазах сверкнула самая что ни на есть лютая ненависть. А вот это уже интересно. Даже необычно. Чтобы такая важная дама, будучи окруженной людьми, не смогла сдержать эмоции? Попахивало тайной…

Или нет?

Тетушка несмотря на то, что речь шла о ее сестре, удивленной не выглядела. Тяжело вздохнув, она лишь смущенно отвела взгляд. Ефим Ефимыч поспешно закашлялся, сжал руками виски.

И только Сергей, грозно нахмурившись, бахнул по столу кулаком. Да так смачно, что посуда задрожала, а одна из служанок чуть не уронила поднос.

— Маменька, вы забываетесь!

Графиня, судя по резко выдвинувшейся челюсти, разозлилась еще сильней, но быстро взяла себя в руки и выдавила кислую улыбку.

— Не держи на меня зла, Инессушка, — извинилась она почему-то только перед тетушкой. — Ты знаешь, как я любила Алексея. Желала ему только счастья и радости. Даже сватала за него Кларочку, мою двоюродную сестрицу. А он выбрал… ее. И ладно, что мещанка без достойного приданного. Состоятельные мужчины испокон веков ведутся на женскую красоту. Но актриска провинциального театра? Как низко он пал. Бросил столицу. Поселился у черта на куличках. Да еще и сманил сюда моего несчастного мужа. Никогда не прощу! Ей-богу, Инессушка, лучше бы это была ты. Выпускница института Благородных девиц, в отличие от взбалмошной сестрицы, не потащила бы Лешеньку на край света, дабы сгубить во цвете лет.

Ну вот тайна и открылась. Даже гадать не пришлось. Акулина Никитишна, обожавшая столицу, но вынужденная коротать свои дни в небольшом уездном городке, жутко ненавидела женщину, которую считала причиной всех своих несчастий. И пусть чувства ее были объяснимы, а обозначенную особу я даже не знала, с чего-то ощутила обиду.

Оставался вопрос — что мешало ей после смерти мужа, сменить место жительства? Вот только задавать его сейчас в лоб как-то… неприлично.

— Сгубить? — переспросила я. — Разве на них в лесу не напали разбойники? При чем здесь моя матушка?

Продолжавшая хранить молчание Инесса Ивановна, всем своим видом показывающая, что хотела бы замять неприятную тему, лишь недовольно покачала головой.

— Напали, — скрипнув зубами, согласилась графиня. — Да только не было бы той треклятой поездки, ежели б не Александра. У меня глаз наметан, сразу вижу, когда у барышни вольные взгляды. Платья ей побогаче подавай. Украшения. Поездки на воды. А муж во всем потакал. Как пить дать, она его на свадьбу к Куприным ехать уговорила. А ведь даже в газетах писали, что неспокойны дороги. Душегубы, зимой, за кажным деревом. Не послушался Алексей. Вот и вышло… что вышло. Данил Максимович мой, как узнал, что с приятелем приключились, сам не свой сделался. Похудел, осунулся. Доктора лишь руками разводили. И полугода не прожил. Преставился.

— Маменька, — снова вмешался Серей. — Все это явно лишнее. И Софье Алексеевне слушать ни к чему.

— И вправду, что это я? — тряхнула головой Акулина Никитишна. И атмосфера в комнате из напряженной, удушливой, вдруг разрядилась, сделавшись непринужденной. — Ты тоже прости меня Софьюшка. И не подумай, что мои чувства к твоей маменьке, могут как-то тебя задеть. Ты пусть и пошла в нее внешностью, характер имеешь скромный, почтительный. Сказывается воспитание тетушки. Да и сын мой души в тебе не чает. Как же материнскому сердцу супротив идти?

И вправду, как же? Сын-то не тряпка. Свое мнение имеет. Вот и приходится привечать в доме дитя той, что даже после смерти вызывает отвращение.

Но зачем я сдалась целому графу? Неужто в столице достойной девицы не нашлось. С титулом и при деньгах? Или здесь, в Китеже? Ведь не в любви же дело?

На зло маменьке отморожу уши? Уже теплей…

И все же, так много вопросов… И так мало пока ответов…

Аппетит был испорчен безвозвратно.

Уха больше не вызывала слюноотделение. К поданной позднее запеченной в ягодах утке никто даже не притронулся. Пышущий жаром пирог со стерлядью остыл и перестал издавать волнующий запах.

Воцарившаяся в зале гробовая тишина, казалось, угнетала всех, кроме хозяйки дома. Пока мы вчетвером — я, Ефим Ефимыч, тетушка и Сергей — делали вид, что цедим чай, она один за другим прикончила четыре эклера. А когда потянулась за пятым и обнаружила пустую тарелку, недовольно нахмурилась и отставила в сторону недопитую чашку.

— Софьюшка, Инессушка, а не пройти ли нам во вторую гостиную? Посплетничать, обсудить приготовления к свадьбе? Мужчин, разумеется, не приглашаю. Им о наших женских делах знать ни к чему.

Закончив кокетливо хлопать глазами, Акулина Никитишна, слишком живо для тучной комплекции, подскочила со стула. Ее супруг, больше напоминавший непримечательную деталь интерьера, и сын, во взгляде которого бушевали направленные в мамашу молнии, поднялись и застыли в поклоне. Инесса Ивановна, бросив на меня обреченный взгляд, последовала их примеру. А я… мысленно искала самую вескую из тысячи причин, покинуть этот дом.

Все, что могла сейчас узнать, я узнала. Снова заводить разговор о родителях — только нагнетать и без того непростую ситуацию. Спрашивать в лоб, кто из них пустил в меня пулю — решат, что рехнулась. Лучше брошу силы на поиск женщины из Сониного дневника. Авось улыбнется удача.

— Прошу прощения, — привлекла я к себе всеобщее внимание. — Но я вынуждена откланяться. У меня назначена встреча с… модисткой. Знала бы заранее о вашем приглашении, я бы, конечно, ее перенесла. Право, так неловко.

Лучшим вариантом было бы сослаться на головную боль. Причина весомая, себя зарекомендовавшая, уже не раз выручавшая. Но… тетушка.

Вдруг увяжется за мной? Опять доктора позовет? Тогда из дома не выйти. А встреча с модисткой, если верить историческим романам, то же, что современный «шоппинг» — самое «женское» занятие на свете.

Вот и графиня Бабишева так считала. Расплылась в понимающей улыбке и небрежно махнула рукой.

— Ну что ты, Софьюшка, бог с тобой. К чему эти прощения? Отпускаю со спокойным сердцем. Даже бриллиантам нужна огранка, что уж говорить о красивых барышнях. Ох, эта молодость! Инессушка, ну хоть ты останься, составь мне компанию.

Тетушка, может и рада была бы откланяться, но тяжкое бремя приличий и манер не давало извернуться. А потому изобразила вежливую улыбку и кивнула.

— С превеликой радостью, Акулина Никитишна.

Медленно переведя дыхание, которое, оказывается, успела затаить, я поднялась, изобразила что-то вроде реверанса и стала задом отступать к двери.

С головой затопило облегчение — легко отделалась. Но не тут-то было. Меня вдруг резко остановил оклик жениха.

— Софья Алексеевна, прошу, окажите мне честь, разрешите сопроводить вас хотя бы до дома?

Ну, до дома, это не до вымышленной модистки. Можно и согласиться. Что я и сделала, подав подоспевшему мужчине обтянутую черной перчаткой руку.

Как только за нами закрылась дверь особняка, Сергей помог мне сойти с крыльца. Не дал упасть, когда я неловко поскользнулась. И, взяв под руку, повел сторону нашего с тетушкой дома.

— Софья Алексеевна, молю, не серчайте на матушку. Люди в возрасте зачастую излишне в эмоциях и не сдержаны на язык. Говорят первое, что приходит на ум. А нам, молодым, красней и прощения проси.

— Ничего страшного, Серей Данилович, — вежливо подбодрила я мужчину. — Проблемы родителей, детей не касаются. Мы с вами всего лишь жертвы их недопонимания.

— Поверьте, дорогая, не было меж родителями вражды. Мой покойный отец почитал вашего батеньку за родного брата, которого не имел. И Алексей Макарович платил ему взаимностью. Дружба длинною в жизнь… не шутки. А маменька… — он махнул рукой в сторону. — Пустое это. Знает она, что отец в Китеж не вслед за приятелем подался, а по велению самого императора. Родня наша из этих мест, вот его на должность градоначальника и назначили. Акулина Никитишна всю жизнь в столице прожила. Подруги, театры, приемы. Ехать больно не хотела. Был страшный скандал. Она, разумеется, вскоре отошла, смирилась. Но прежней теплоты меж ними больше не ощущалось.

Последние слова Сергей буквально выдохнул, невольно выдавая живущую в его душе печаль. То ли по отсутствию идиллии в благополучной, вроде бы, семье. То ли по слишком рано ушедшему отцу. А может и то, и другое.

Мне даже стало его жаль. Захотелось подбодрить, утешить. Но что я могла сказать? Мы ведь даже не друзья. И станем ли ими? Не знаю…

Наверное, лучше просто сменить тему.

— Сергей Данилович, а вы помните мою маму? Она действительно была такой… беспечной, какой ее описывала Акулина Никитишна?

Он тяжело вздохнул.

— Александра Ивановна была молода и прекрасна. И как все молодые и прекрасные барышни — независимо от обстоятельств, умела радоваться жизни. А чужая радость, когда внутри тебя кипит пожар негодования, вызывает неприятие и отторжение. Вот и весь секрет.

Действительно, все очень просто и объяснимо.

— Кажется, мы уже пришли, — заметила я, останавливаясь у калитки. — Спасибо, что проводили.

— Всегда к вашим услугам, — он поклонился, поцеловал мне руку, но отпускать снова не торопился. — Позвольте навестить вас в ближайшее время? Или, может, вы предпочли бы прокатиться в парк?

Черт, парк! Как же я могла о нем забыть?

Едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу, я резко облизала пересохшие на морозе губы.

— Сергей Данилович, совсем запамятовала. Я же к вам за помощью обратиться хотела. Миллион извинений за беспокойство, но иначе — никак.

— Ради вас, Софья Алексеевна, хоть в огонь, хоть в воду. Я весь внимание!

Кажется, он слегка опешил от моего напора и горячности, но вида не подал.

— Дело в том, что вчера, находясь с вами на прогулке в парке, я обронила дорогую моему сердцу вещицу. Она затерялась в снегу, но пропажу я обнаружила довольно поздно, находясь дома. Перенервничав, вернулась в парк, чтобы начать поиски и наткнулась на мертвую женщину, — я подняла голову, пытаясь понять его реакцию на мои слова, но ее будто и не было. Лицо гладкое. Взгляд сосредоточен, не читаем. — Пришлось вызвать полицию. Пристав, естественно, потребовал объяснений. Но вы же понимаете, алиби… кхм… невиновность еще поди докажи. Пришлось сослаться на вас. Он обещал навестить…

— За час до вашего с Инессой Ивановной прихода, — кивнул Сергей. — Господин Ермаков был в моем доме и все мне рассказал. Я сообщил ему о том, кем вы мне приходитесь и подтвердил ваш рассказ о нашей прогулке. Он принес извинения за беспокойство, так что можете больше не переживать. Отдыхайте, милая барышня. Я заеду за вами к завтрему.

Я замешкалась, не зная, что сказать. Кивнула. Открыла рот. Но мужчина не стал дожидаться. Еще раз склонился в поклоне, развернулся и направился к себе.

Что-то странное было в его походке. Мысль вертелось на задворках сознания. Чего-то не хватало…

Точно, его трости!