Охота на крутых

Глава I Обида ценою в жизнь...

... Гребов родился на Кубани в 1939 году, после коллективизации, которая, благодаря «волшебной палочке» большевиков, смешала в Кучу богатых и бедных, получив гибрид – нищие колхозы, которые и до сей поры остались козлами отпущения у нашей, столь богатой на дураков‑министров, страны. А что, скажете – не так? Попробуем заглянуть в историю, но не ту, из «совковых» учебников, где вовсю расхваливалась привольная, сытая и веселая жизнь колхозника, а в жизненную, отмеченную до 1953 года палочками вместо трудодней, когда последняя копейка выгребалась на оплату внутренних займов страны – коричневых, зеленых и розовых бумажек с водяными разводами, которыми до 1975 года можно было смело подтирать, извините, задницу. А за каждую горсть найденной в кармане пшеницы давалось соответственно год «курорта» в местах столь отдаленных, что иная семья так и не могла дождаться возвращения оттуда кормильца по прошествии отмеренного законом срока. Великого Отца Всех Народов сменил через некоторое время Великий Экспериментатор, до самозабвения возлюбивший кукурузу, который чуть было не въехал на початке в коммунизм... И колхозники вновь стали жертвами эксперимента, вынужденные сеять вместо первосортной элитной пшеницы «американку» трехметрового роста с двумя початками на стебле. И давиться кукурузным хлебом пополам с горохом... Кто знает, до какого коммунизма доехала бы страна, не произойди однажды мини‑переворот в правительстве – тихий, почти незаметный, если не считать небольшой статейки в тогдашней «Правде». И пришел к власти Великий Коллекционер автомобилей, загрантурне, золотых звездочек и поцелуев «взасос». Увеличивший со временем внешний долг государства Российского на несколько десятков миллиардов долларов, человек, о котором народ сложил загадку: «На «б» называется, по свету мотается», и еще едва ли не самое рекордное количество анекдотов. Но добил колхозы все же не он. Эта честь выпала на долю Великого Перестройщика, который, начав перекраивать существующий строй с вырубки виноградных плантаций и введения «сухого закона», решил заодно перекроить и страну, оставив от нее одну пятнадцатую часть. А заканчивает эту эстафету Великий Экономист, приведший и колхозы, и страну к великой... пропасти, с черной повязкой на глазах. Резко разделивший современное общество на «новых русских» и «новых нищих». К последней категории в первую очередь относятся бывшие колхозники – нынешние члены АО, суть жизни которых не изменилась с вывеской на здании правления: и народной, и рабочей формой одежды одновременно колхозникам тридцатых годов служили телогрейка, резиновые сапоги и штаны х/б. Изменилась ли эта форма в девяностые?

...Отец Ивана трудился на кузне – махал полупудовым «ударником» до самой пенсии. А вот сам Иван в начале своей рабочей карьеры изменил колхозным традициям – «сорвался» на шахты Донбасса, отпахал там срок, положенный для солидной пенсии шахтера, и вернулся вновь на Кубань уже с деньгами для приобретения кирпичного дома и... женитьбы. С последующей, конечно, работой в колхозе, где он неожиданно для себя вскоре увлекся селекцией... картофеля на своем приусадебном участке. Благо, для этого были подходящие условия – полгектара плодороднейшего кубанского чернозема. Селекция, однако, не помешала еще одному жизненному «хобби»: воспроизводству детей – через год после свадьбы жена подарила ему дочь.

Но основным увлечением с малых лет для Ивана были книги. Приключения, интриги, аферы, детективы тянули его к себе мощным магнитом почище водки и наркотика – страстей, унесших безвременно немало шахтерской братии в мир иной. Сладостно‑призрачная книжная жизнь манила к себе вновь и вновь, требуя дополнительной «подкормки», и к 1990 году домашняя библиотека Ивана Федоровича насчитывала несколько тысяч экземпляров – от захудалых уличных брошюр до первоклассных изданий в тисненых переплетах. И почти все они предлагали шикарную жизнь, так несовместимую с настоящей: уборка дерьма из‑под свиней и птицы, посадка, окучивание, сбор картофеля с последующей его реализацией за тридевять земель (кубанские рынки осенью переполнены этой культурой) да скучное, опостылевшее за два с лишним десятка лет супружеской жизни траханье с замученной колхозной жизнью женой. Нет, в книжной жизни Иван Федорович выполнял совершенно противоположные функции: жил в шикарных отелях, развлекался с чернокожими мулатками и просаживал в казино за ночь целые состояния. Но существовать грезами, невыносимо страдая затем от похмелья реальностью, – разве это нормальная жизнь? Так бы, наверное, и прожил до скончания века пенсионер в пятьдесят лет, листая книжные страницы, если бы... Ограбили его еще в 1983 году, в одной из коммерческих поездок – подчистую выгребли деньги за проданную на таганрогском рынке картошку. Вернее, не только у него...

«Гамбалил» на нее в том году Иван Федорович яростно, до самозабвения. Посадил «рябуху» ранней весной – лишь только сошел снег. А затем полол, окучивал, снова полол... Не отставал от него и кум, крестивший Славку. Как будто знали, что Бог вознаградит за все. И он вознаградил... В конце июня сняли урожай сами‑десять – по полведра крупных, с яблоко, клубней с каждого куста. Радовались огромному урожаю, как дети, в мечтах уже распределив дни недели – кому в будущем водить «Москвич», купленный в складчину на деньги, вырученные от продажи картофеля. ЗИЛ бортовой наняли в колхозе. Загрузили полным мешком, «под завязку», и рванули в Таганрог – на рынок, еще затемно.

То ли день был удачным, то ли Бог продолжал им покровительствовать, но покупатели атаковали единственную машину со свежим ранним картофелем, словно батальон смертников вставший на их пути дот. Видимо, изголодались люди по свежим витаминам, поэтому, не торгуясь, совали измятые деньги и рвали, рвали из рук кумовьев наполненные отборными клубнями ведра. Кубанский картофель ценился на любом рынке, но такого ажиотажа они не видели давненько.

В полдень, забросив в кузов грузовика последний пустой мешок, Иван Федорович взглянул на кума, водителя и... заразительно расхохотался – до того чумазыми и потными были приятели. Впрочем, как и он сам. Зато деньгами была набита кирзовая хозяйственная сумка. Уже по первому прикиду было ясно, что хватит на «Москвич», еще и кое на что из мебели останется...

Ехали назад весело, в дороге обсуждали все достоинства будущей четырехколесной мечты. И приехали... На шестьдесят третьем километре, в распадке, по узкой, в выбоинах, трассе их обшарпанный ЗИЛ обошла новенькая белая «семерка» с голубыми полосами по бокам и магнитной «мигалкой» на крыше, из бокового окошка которой полосатая палочка недвусмысленно указала на обочину. Притормозили. Остановилась впереди «семерка» и сразу же сдала назад, под правую дверцу грузовика. Сердце Ивана Федоровича тревожно екнуло, когда в салоне он не увидел милицейской формы. Рука его помимо воли нырнула в открытую кирзовую сумку, захватила денег, сколько влезло в пятерню, и сунула их... под задницу. Затем еще раз... Кум, сидевший с краю, изумленно вскинул брови, хотел спросить и не успел – резко рванули снаружи дверцу, в открывшийся проем влетел свежий предвечерний ветерок и заглянул... ствол «калаша». А над ним смеющаяся, заросшая рыжей щетиной рожа.

– Эй, папаши, за превышение скорости знаете, что бывает?

А сзади рыжего подпирали еще трое – с пистолетами в лапах.

Их старенький ЗИЛок еле выжимал восемьдесят, но водила заполошно ухватился за документы, путевку, все еще надеясь, что это – родное, сто раз проклятое им ГАИ.

– Да мы ничего такого... сейчас... штраф!

– Сумку! – потребовал рыжий, тьма стволом в живот кума. – Ту, в которую на базаре бабки скирдовали!

Ясно – пасли от самого рынка, с места торговли. Кум начал заливаться пунцовой краской, затем побледнел лицом, а натруженные пальцы намертво сжали заскорузлую кирзу, в которой ютилась такая теперь хрупкая и наивная мечта о минимальных жизненных удобствах... Рыжий повел стволом...

– Мне ведь один хрен – из‑под живых ее вытянуть или из‑под жмуриков!

– Отдай! – Иван Федорович глядел вбок, на трассу, по которой проносились равнодушные к их проблемам автомобили. Кум затрясшимися вдруг руками отдал сумку рыжему. Тот передал автомат за спину, заглянул в нее, встряхнул содержимое.

– Это все? – взглянул на лицо кума, по которому скатывались одна за другой крупные мужские слезы, и засмеялся:

– Не плачь, дядя, еще наторгуешь!

Затем задернул «молнию» и небрежно швырнул сумку в раскрытую дверцу «семерки». Шутливо погрозил пальцем водителю:

– Не превышай, друг, сотни кэмэ!

А Иван Федорович уставился на «семерку», с боков которой уже сдирали липкие синие полоски, а с крыши снимали «мигалку». Спектакль окончился...

Деньги из‑под его задницы забрал кум сразу же по приезде домой. А через три дня ввалился в дом Ивана Федоровича с мешком за плечами и вывалил из него на обеденный стол две вещи: автомат Калашникова унифицированный и странно‑красивую винтовку, каких пенсионер на своем веку еще не видывал.

– Выбирай!

Иван Федорович не стал задавать идиотских вопросов, а молча потянул к себе красавицу‑винтовку...

Последним из мешка выкатилась пара рубчатых кругляшей.

– Ф‑1, – лаконично объяснил кум, – на сдачу дали!

И на следующий год вновь поехали с картошкой на тот же рынок. Гребли крахмальный продукт не так активно, как в прошлый раз, но после обеда подвалил хороший перекупщик и оптом забрал остаток у них, не обращая внимания на торгашей из Курска, заваливших рынок дешевым кормовым картофелем. Кубанский ценился особо.

Иван Федорович деликатно намекнул куму: дело, мол, к вечеру, можно переночевать и на рынке. Но тот как с цепи сорвался:

– Домой, кумэло, только домой! Да не боись ты – снаряд два раза в одну воронку не попадет – по теории вероятности!

Хреновая у него была теория вероятности – их грузовик догнали через полета километров. Та же белая «семерка», закамуфлированная под ГАИ, прижала к обочине и голос из динамика приказал остановиться. А сзади подперла вишневая «шестерка»...

У кумовьев был целый год, чтобы не за одной бутылкой «обсосать» детали предстоящей операции. Долгими зимними вечерами прорабатывалось бесчисленное множество вариантов. В том числе и этот. И когда их бортовой КамАЗ остановился, за руль сел Иван Федорович, оттеснил водителя в середину, а кум сам любезно отворил дверцу подсунувшейся прямо под ступеньку «семерке», за рулем которой был их старый прошлогодний знакомый, только рыжая морда его стала за это время раза в полтора пошире. Кума он, видимо, угадал еще на рынке, поэтому даже выходить не стал из салона – просто опустил боковое стекло.

– Привет, землячок! Узнал «крестного»? Делиться будете, или как?

– Делиться‑то зачем? – весело ответил кум. – Забирай все! – И в салон «семерки» вкатился один из рубчатых кругляшей, полученных им «на сдачу» в прошлом году. Естественно, граната была без предохранительной чеки.

Иван Федорович тоже не терял времени даром – врубил двигатель, заднюю скорость, до полика вдавил газовую педаль... Из «шестерки» в живых остался один; он как раз вышел на обочину – отлить, а когда увидел, как махина КамАЗа наползает на хрупкий «жигуленок», делая фарш из живой плоти, металла и пластмассы, сиганул в придорожный чахлый лесок, забыв застегнуть ширинку. Догнать его сейчас, пожалуй, не смогла бы и пуля – ввиду отсутствия сектора обзора.

«Семерке» повезло меньше – чего не сделал взрыв, то довершило пламя. Удивительно быстро горят эти столь дорогие модели!

– А теперь, дорогой, твой черед! – уступил водителю баранку Иван Федорович. – Давай, разворачивайся и дуй обратно в Таганрог на всех парах!

– Это еще зачем? – удивился тот.

– Это чтобы за нами не гнались разные любопытные, а просто встречались в пути! – доходчиво пояснил ему кум, пряча замасленный мешок с не пригодившимся оружием в приваренное дополнительное дно – под «бардачком» с инструментами, между кабиной и передним бортом. Мазутом оно было заляпано под один колер с остальным металлом.

Перед постом ГАИ, чтобы не испытывать судьбу, свернули на Азов, проселочными дорогами нащупали трассу и, оставив сбоку Таганрогский залив, вернулись домой.

Происшествие, на удивление, осталось без последствий. Кумовья в этом убедились, переворошив кипу прессы, местной и центральной – везде было тихо – ни заметки, ни строки. Иван Федорович даже слегка огорчился:

– Вот дают, писаки‑журналисты! Такая бойня на трассе, а им хоть бы хны!

– Ты вон про Афганистан лучше прочти! – прервал его нытье кум. – Там целая армия ни хрена не может сделать, а тут – каких‑то две легковушки раздолбанных. Если уж там смогли журналистам лапши на уши навешать, то местной печати варежку заткнуть – раз плюнуть! Молчат, значит, кому‑то огласка невыгодна. Ну, нам‑то это на руку! Поехали еще разок смотаемся, Вань! Тогда не одного, а двух «Москвичей» возьмем, каждому по четыре колеса!

– Ты что! – замахал руками Иван Федорович. – И думать не моги, пока все не утрясется! Печать‑то молчит, да слухи идут!

– Да плевать нам на слухи! – расходился упоенный победой кум. – Тех гадов мы подавили, а на случай чего – с нами Бог и наша артиллерия! – намекнул на припрятанное оружие.

– Нет, кум, не уговаривай! – упрямо гнул свое Иван Федорович. – Чует мое сердце – неладно что‑то, раз не кричат повсюду о тех трупах на дороге. Змея жалит исподтишка и насмерть! Не езди, пусть утрясется – на следующий год рванем вместе. В другое место – на Шахты!

– Ну и сиди на печи, дурень! – плюнул в сердцах кум. – Так и скажи, что мандраж бьет! Без риска в этой жизни хорошо не проживешь, запомни!

Оформил в колхозе грузовик‑двухтонник по доверенности, загрузил его остатками картофеля, сунул под сиденье «Калаш» с двумя обоймами и погнал машину по проторенной дороге – на рынок Таганрога. И... сгинул. Вместе с грузовиком. Лишь по весне вытаял из‑подо льда на Азовских лиманах. Видать, угадал‑таки на рынке его тот единственный, сбежавший от возмездия на трассе.

Иван Гребов был по натуре человек не злой. Но в этой ситуации психанул настолько, что в следующем сезоне погнал нанятую машину с выращенным картофелем именно туда, в Таганрог, на тот же рынок и на то же место. Голос рассудка и крестьянскую осторожность затмили в этот раз проснувшиеся шахтерская удаль и наплевательское отношение к опасности, с которой горняки заходят в стволовую клеть, с бешеной скоростью проваливающуюся в недра земли на километровую глубину. И еще – ненависть к трутням, пожирающим месячный взяток пчел. Поэтому винтовку особо и не маскировал, чтобы была все время под рукой. А гранату просто сунул в «бардачок» кабины «ГАЗона». Искал он на рынке того, сбежавшего из раздавленной КамАЗом «шестерки», хотя запомнил его довольно смутно. А напоролся на Борьку Савелюка и Игоря Веснина, которые по‑тихому конфисковали у него оружие...

Домой, в станицу, он вернулся раздавленный и униженный беспределом, творящимся там, за пределами его колхозного мирка. Как же так? Что же это за перестройка и демократия такие, если те, кто кормится, богатеют и жиреют, а те, кто их кормит, год от года нищают и со временем превращаются в рабов? А если попробуют, не дай Бог, выбиться «в люди», их тут же ограбят или государство, или порожденное им зло – рэкетиры и всякие другие «крутые», которые руки приложить к труду брезгуют, а вот голова у них насчет афер и прочих пакостей против работяги соображает великолепно! А простому, значит, колхознику думать не дано, его можно запросто «мочить», как обыкновенного племенного бычка? Ну уж, хрен вам!

Долгие шесть лет –до пенсии – таил зло и вынашивал планы мести Иван Федорович...

И он придумал, как отомстить всем этим «крутым». То, что поставило с ног на голову относительно спокойную жизнь уголовников «в законе» и создало немало проблем правоохранительным органам – на довольно долгий для следственной практики период...

Если бы бывший шахтер, а ныне пенсионер‑колхозник поменьше читал детективов и боевиков, он вряд ли решился на этот шаг – уйти в киллеры‑«заказники». То есть затронуть раздел криминалистики, именуемой «заказное убийство». Раздел новый для нашего общества, ибо года три назад киллеры представали перед нами лишь с экранов телевизоров зарубежных передач, и то с замотанными в тряпку мордами. Да и сейчас еще житель каких‑нибудь «Нью‑Васюков» произносит это слово с улыбкой, потому что современного члена акционерного какого‑нибудь общества убивать не за что – ему зарплату по семь‑восемь месяцев не выдают. Разве что межу сосед с соседом не поделит и тоща наймет местного алкаша за бутылку паточной сивухи подпалить у недруга сарай...

Совсем другое значение слово «киллер» приобретает в городе, особенно крупном, где эта профессия стала почитаемым и... ненавидимым ремеслом в среде «новых русских» при особо «крутых разборках», когда на противника по бизнесу уже не действуют ни шантаж, ни угрозы. Киллеров боятся, ненавидят и стараются ухлопать. Поэтому идут в их ряды те, кто надеется прожить подольше, – профессионалы. Дилетанты составляют исключение. Исключением являлся и Иван Федорович. В том случае, что прочитанный криминал просеивался в его мозгу, и наиболее удачные аферы, приемы, правила конспирации оседали в памяти, наподобие крупинок золота в решете‑грохоте...

Оружия он лишился, но у него оставались деньги от продажи урожая, а за деньги на краснодарском и ростовском «толчках» можно в пост‑перестроечное время купить все – от комплекта милицейской формы до пульта управления баллистической ракетой. А Гребову нужна была самая малость – малокалиберная винтовка «ТОЗ», которую он благополучно «выудил» за довольно сходную цену. «Мелкашка» в простонародье. Зять его – прекрасный токарь, через неделю выдал ему образец высококачественного мастерства: с глушителем собственной конструкции, приспособлением под оптику, и притом великолепной портативности – винтовка разбиралась и собиралась в течение нескольких минут. Зять получил в качестве вознаграждения за работу трехмесячного кабанчика, а Иван Федорович – классное бесшумное орудие убийства. Принеся винтовку домой, он разобрал ее, протер части, залил их солидолом, упаковал в бумагу, целлофан и... утопил до поры до времени в зарослях камыша, благо огороды почти всех жителей станицы выходят задами к реке. После этого сел продумывать план действий: индивидуальность работы, расчет с клиентом без риска быть «прокинутым», переноска оружия, его доставка к месту «работы»...

Через некоторое время бандероли с частями винтовки были отправлены в Волгоград, до востребования. В тот же вечер Гребов заявил родственникам, что уезжает в Краснодар хлопотать насчет увеличения пенсии. Жить будет на квартире у земляка. Супруга, зная покладистый характер Ивана Федоровича, тем не менее была приятно удивлена его желанием «выбить» лишнюю копейку и проводила его на рейсовый автобус. Вечером семья собралась у телевизора смотреть «Поле чудес», а Гребов в это время спокойно спал в самолете рейсом Краснодар‑Адлер...

Глава II Если сможешь - живи!

Вообще‑то в Сочи хоть и «темные ночи», как поется в небезызвестной песенке, январь там – мертвый сезон. Но эта скучная и серая пора как нельзя более подходит для «сходняков» и разборок преуспевающих дельцов различного пошиба. И среди уголовных элементов и «новых русских», заполняющих дорогие отели, гостиницы и рестораны, бытует твердое мнение, что зря наше «совковое» правительство в доперестроечное время разменивалось на пятилетки ударного труда: если бы министры разрабатывали планы подъема СССР каждый год или, скажем, полугодие, мы бы с вами, уважаемые, давно спали под одним общим большим одеялом при наступившем коммунизме. Но каждый народ, говорят, заслуживает царя по своему образу и подобию, поэтому оставим эту тему для историков – те любят копаться в «грязном белье». Но что зима на побережье‑курорте – лучшее время для философского мышления и разработки планов на будущий сезон признавали все «авторитеты» и охотно использовали для этих целей полупустую сейчас элитарную квадратуру...

Кстати, далеко не все «собрания» в ресторанах проходят тихо‑мирно. В один из вечеров разгорелся небольшой конфликт между двумя коммерсантами – прямо за столиком, во время отдыха после «трудовых будней».

– Я же тебе сказал – она пойдет со мной! А ты себе еще зацепишь! – слегка изменившимся под давлением «Посольской» голосом выговаривал один из них своему напарнику, шея и пальцы которого были перегружены золотом.

– Ну ты оборзел, Рафик! На мои бабки жрешь, кайфуешь, да еще и телку норовишь увести! А мне что – и рот нельзя уже открыть? – ответствовал его коллега.

– Володя, не зарывайся! Телка – не твоя жена покуда, хотя, видимо, тебе на роду написано иметь супругу‑шлюху. А насчет бабок – Мы их вкладывали в дело фифти‑фйфти, и если еще ты раз откроешь хлебало насчет иждивенства – подавишся свинцом! Гляди, я два раза не предупреждаю! – Рафик был резок.

В таком вот темпе разговор продолжался еще минут пять, ни у кого из окружающих не вызывая, казалось, особого внимания – здесь привыкли к разборкам покруче. И тем не менее сидящий за соседним столиком мужик до шевеления ушей вслушивался в их «душевную» беседу. Коша психованный Рафик наконец отвалил от стола победителем, держа руку на заднице своей размалеванной добычи, за стол к коммерсанту подсел пожилой с проседью в волосах мужичок:

– Что, есть проблема, сынок?

Обалдевший уже от водки Володя разоткровенничался:

– Да охамел этот мудило нерусское – ни хрена толкового не делает, а вот бабки прожигать да моих телок трахать – на это у него талант неописуемый! Век бы его, суку, больше не видеть!

– А хочешь – заплати, и будешь тогда вспоминать о нем в прошедшем времени! Насколько я расслышал – его деньги уже в деле, а дело ваше – «на мази».

– Ты че, папаша? – отшатнулся вмиг протрезвевший ревнивец. – На «мокруху» тянешь? За такие вещи быстро лоб зеленкой мажут!

– Да ты ни сном ни духом ведать об этом деле не будешь! – успокоил его Федорович. – И оплату я беру в конце...

«Хоть и круто чешет старик, но, судя по всему, лох натуральный! – мелькнуло в голове у Володи. –Такого не грех и «кинуть» после всего...»

Торговались по жизни Рафика недолго – «всего‑то» две тысячи баксов... Договор был тут же обмыт шампанским, а к концу вечера Гребов имел подробную информацию о своей первой жертве, местом проживания которой был город Белгород – также Володина родина. Все старался Иван Федорович запомнить, отложить в памяти, данные и адреса не записывая.

Через пару дней на глав почтамте Волгограда были получены три бандероли и тут же переправлены в Белгород. А сам Иван Федорович согласно инструкции супербоевика проводил предварительную работу: отслеживание режима дня будущей жертвы, выбор позиции для выстрела. Вскоре таковая нашлась – окошко подвала здания напротив. И результат не замедлил сказаться: ранним морозным февральским утром Рафик Алимжанов был обнаружен на выходе из своего подъезда с простреленной головой. Выстрела никто не слышал. Предполагаемую позицию киллера вычислили, но гильзы в подвале так и не нашли – на выбрасыватель Гребов надел специально сшитый холщовый мешок. В Белгородском ГУВД, в отделе расследования убийств, был зарегистрирован очередной «висяк» – нераскрытое депо...

А три посылки с «запчастями» были отправлены в Ростов‑на‑Дону – поближе к дому Ивана Федоровича. Заказчик Володя после смерти компаньона чувствовал какую‑то неуютность – на душе кошки скребли. Ему было бы радоваться: избавился от недруга, фирма процветает, больше никто не посягнет на его любовниц, ан нет!.. Дурное предчувствие не отпускало его. И не напрасно. Поздно вечером в его роскошных апартаментах прозвучал телефонный звонок. По «междугородке» звонил «дядя Леша», как он представился в сочинском ресторане.

– Ну как, племянничек, доволен? Еще бы – я и мои мальчики работаем только качественно! Теперь об оплате. За разговор я, так и быть, заплачу, но и ты не мешкай! У тебя есть всего пару часов, в течение которых ты должен отправить в Киев до востребования на фамилию Петренко валютный перевод. На шесть тысяч баксов!

У коммерсанта Володи отвисла челюсть, а в горле что‑то пересохло.

– Но... мы ведь на две договорились! – попробовал пискнуть он.

– Инфляция, брат, ничего не поделаешь! Ну, если ты не хочешь платить, я возьму эти деньги с родственников твоего компаньона. Они ведь «кровники», люди горячие, за наводку на того, кто принес горе в их семью, любые проценты отвалят. А может быть, еще и «работу» закажут по тебе и твоим родственникам. Ну а что заказ у нас выполняется своевременно и со стопроцентной гарантией, тебе уже хорошо известно. В общем, думай, у тебя еще масса времени – час пятьдесят минут!

... Деньги пришли полностью в назначенный срок.

Приехав домой, Иван Федорович прежде всего закупил в местном сельпо ящик водки и устроил дома небольшой сабантуй, на который пригласил самых языкатых родственников и одностаничников. Повод для пьянки он объяснил под большим, разумеется, секретом где‑то после четвертой или пятой стопки: нашел, мол, в Краснодаре отличную работу за доллары – агентом по распространению компьютерной техники. Уловка сработала без промаха – наутро его «секрет» знала уже вся станина. Алиби на будущее он себе обеспечил, причем подкрепленное купленными на ростовском толчке сертификатами, накладными, командировочными и прочим бюрократическим бумажным хламом. В семье особых проблем по частым отлучкам не возникало – жене он отдавал «много» – до двадцати процентов с очередного заказа. А заказы поищи. Искал их Гребов сам, сам же и выполнял, не допуская никого к своей «святая святых». В деловые контакты ни с кем не вступал. Отработав заказ и получив с клиентов по счету, никогда больше не появлялся в этом месте...

Вторая жизнь, богатая – та, из прочитанных книжек, возникла как бы сама собой, с появлением больших денег: шикарная квартира в Ростове, красивые любовницы, годящиеся порой во внучки, презентабельные рестораны и казино... Одного лишь не позволял себе Иван Федорович – автомобиля, ибо страх как боялся влипнуть в какую‑нибудь аварию: лишние разборки, а там чего‑нибудь не то вякнешь...

К концу 1994 года по мелким заказам он уже не работал. Так, иногда, скуки ради, выполнял роль «дворника».

Директору одного из совместных предприятий, например, который не поделил с администрацией доходы «на благотворительность» (в нужных пропорциях), был устроен «маленький сюрприз» на базе «Ф‑1»: граната – в распорку под колесо автомобиля с внутренней стороны, а кольцо – осторожно вытащено. Сработало от легкого дрожания запущенного двигателя – непонятливый директор скончался на месте взрыва, схлопотав четыре осколка... Иногда хотелось острых ощущений грубого убийства, и «дядя Леша» не отказывал себе. Так погибла «крутая» валютная проститутка в Питере, надумавшая вместе с «быками» – своим прикрытием, – фотографиями и негативами с постельными сценами прошантажировать скандинавского дипломата. Несмотря на то, что красавица очень плотно опекалась своими парнями, в один из теплых майских дней она была найдена в своей квартире с проломленным черепом. Кому могло прийти в голову, что орудием убийства явилась обыкновенная бутылка из‑под шампанского, плотно набитая песком? Нелепо было и с убийцей. Единственным человеком, которого «быки» пропустили в квартиру путаны, был старик‑электрик, пришедший починить как‑то вдруг вышедшую из строя электропроводку. Этого «электрика» охрана больше так и не встретила, хоть ребята на совесть перетрясли весь Питер... Из квартиры несостоявшейся шантажистки исчезли негативы и фотографии неприличных похождений иностранца. А заодно – изрядная сумма денег в конвертируемой валюте и большая шкатулка с «бирюльками» – драгоценными украшениями, которые «валютная мадам» любила и коллекционировала с самозабвением, ложась под консулов, дипломатов и прочих иностранных деятелей, находящихся с «дружеским визитом» в России. Этот‑то «клад» и искали ее телохранители...

По всем заказам Гребов работал четко, расчетливо и хладнокровно. Да, это была именно та жизнь, о которой он долго мечтал: интересная в плане новых острых ощущений и оплачиваемая так, что вскоре он не знал, куда девать заработанное. «Светиться» слишком часто – себе дороже выйдет... И он начал потихоньку переводить баксы в золото, постепенно превращаясь в того, против кого выступил с самого начала.

С женой прекрасно отметили серебряную свадьбу: неделю станица «стояла на ушах», а брачную ночь Иван Федорович «отработал» так, что наутро жена, пунцовая от счастья и смущения, призналась:

– Ну ты, отец, и дал жару! За все четверть века оправдался!

Еще бы! У супруга в Ростове уже давно был прикуплен свой частный врач – светило медицинской науки какой‑то там кафедры. Один укол в задницу – и три года можешь трахаться направо и налево, как молодой жеребчик‑производитель. На трехлетний юбилей внучки Инночки дед облагодетельствовал ее мамочку золотым «Картье» – точнейшим женским хронометром, а затем, растроганный счастьем, светившимся в тазах дочки и зятя, махнул на все рукой и подарил им в «нагрузку» пятидверную «Таврию» – на большее не рисковал...

Легенда о помощнике поддерживалась благодаря четкому выполнению, качеству работы и держала многих авторитетов «в стойле». Да и случай время от времени... Однажды один из них, законник преступного мира России, так наотдыхался с друзьями, что наутро был найден в своей комнате мертвым, а рядом с кроватью на полу валялся шприц с остатками морфина. Заключение по вскрытию было однозначным: «смерть наступила в результате попадания воздуха в вену». «Свои» приняли версию как должное – покойник иногда баловался этим делом. Правда, в ту ночь на даче кайфовали не только хозяин с гостями – в конце застолья «долбилась» уже и охрана, в результате прозевавшая визит старика, пришедшего из близлежащего соснового бора где‑то под утро. Уходил Гребов с той дачи улыбаясь – до чего же все просто: посидел с вечера в кустах с биноклем, померз, естественно, а затем – десять минут работы. Клиент будет доволен, ну и... слегка огорчен – в плане финансовом. Пока все шло хорошо.

«Разве за тот уголь, что я выдавал на‑гора в течение двенадцати с лишним лет, за все завалы, переломы, ковыряние в дерьме колхозном до самой пенсии я у тебя, Родина‑мать, не заработал хотя бы такой жизни, как, допустим, у двадцатипятилетнего директора какого‑нибудь кооператива «Шило‑мыло» Шкета Засрачникова? Что ж ты молчишь, старуха гнилая? Наплодила, зараза, министров‑капиталистов, которые сорок процентов сырьевых запасов твоих уже перегнали за «бугор» и живут на дивиденды припеваючи, как хотят! Вот и я буду жить, как могу и хочу, а свою сраную мораль можешь засунуть себе в одно место!» – со злорадством размышлял иногда Гребов. Он стал частым гостем – на пару деньков – то в Дагомысе, то в Москве. В ресторанах «Космос» и «Прага» двери для него были всегда открыты. Но в тех местах, где отдыхал, на заказ не шел никогда. Там его уважали, а многие холуи и «шестерки» с подобострастием ждали подачки в виде десятидолларовой купюры, которую он всегда, как бы мимоходом, совал на «чай». Если бы в то время какой‑нибудь оперативник‑«профи» угро захотел проанализировать методы устранения, находившиеся на вооружении Гребова, вывод был бы однозначным – нестандартно, нетрадиционно, иногда и нелогично, а то и парадоксально, да еще с применением недюжинных актерских способностей. В доказательство – еще один эпизод его работы.

Киев. Одна из многочисленных девятиэтажек района. Оболонь. Здесь проживал бывший офицер КГБ, оперативник Александр Петрович Лисовцев, оказавшийся во времена перестройки «не ко двору». В свое время работал в региональном управлении. Так вот, жил он – не тужил и потихоньку подрабатывал – собирал информацию о махинациях с углем на Украине одного из московских коммерческих банков. Ну и, естественно, – о криминальном происхождении

капитала этого банка. Зачем собирал? Александр Петрович был человеком дальновидным, ему очень хотелось безбедной старости, да и деткам в наследство неплохо бы оставить кое‑чего. Для этого и пригодятся документики – компроматы на новоявленных финансовых магнатов. Шантаж, угрозы? А как же сейчас иначе, если хочет жить «по‑новому»?

Не спешил Лисовцев, тщательно обдумывая и планируя каждый ход будущей операции. Но где‑то «прокололся» – о его «трудах» узнали – Иван Федорович получил заказ...

Лисовцев к этому времени имел два кооператива, специализировавшихся на туризме, и жил безбедно, имея на всякий случай крутосуточную охрану из «подкачанных» мальчиков.

И вот на крыше десятиподъездного дома, в котором он обитал, в одной из лифтерских, поселился бомж, замерзающий по ночам от холода. Грязный, вшивый, в лохмотьях, с таким смрадным запахом немытого тела, что прохожие обычно отворачивались и спешили проскочить мимо, само собой, не стараясь запомнить его приметы... Через несколько недель опера угрозыска не смогли даже приблизительно составить его словесный портрет. Нищий, грязный, вонючий, в общем – обычный алкаш! – описывали его опрашиваемые люди.

Во время его проживания на крыше никто, естественно, не обратил внимания на то, что старик наблюдает за Лисовцевым, иногда сбрасывает мелкие камешки с крыши и... расшатывает бетонный блок ограждения.

В одно прекрасное утро будущий шантажист вышел на прогулку в сопровождении своей любимой таксы и двух амбалов‑охранников. Отправился в парк, как всегда – короткой дорожкой вдоль стены дома... И здесь «случайно» сорвавшийся с крыши бетонный блок накрыл его вместе с таксой, пощадив охранников, шествующих чуть сзади. Тело было изуродовано до неузнаваемости.

«Несчастный случай в связи с аварийным состоянием ограждения» – с этой версией чуть позже согласились все. А что было делать? Преступника‑то не было! А очередной заказчик «дяди Леши» через некоторое время «осчастливился» резким возрастанием цены заказа – в два с половиной раза...

Глава III Концы в воду!

В одну из рождественских ночей 95‑го года отдыхавшему в семейной обстановке Ивану Федоровичу приснился сон: лежит он на пляже, загорает... И вдруг гаснет солнце, и наступившая темнота давит на него – на каждый миллиметр тела, как обвалившаяся неожиданно порода в лаве. Страшно давит – трещат кости, лопаются вены и сухожилия... Очнулся он на кровати в холодном поту.Фу ты, и приснится же гадость такая! Сны его никогда не сбывались, да и не верил он во всю эту ерундистику. Но в новом 1995 году Провидение уже готовило «презент» бывшему шахтеру.

До апреля он развлекался,. как мог – денег было валом, а работать в морозном и слякотном климате – лень. Поэтому смотался «в командировку» на Гавайи, погрел кости на солнечном пляже, да заодно спустил в казино несколько тысяч баксов, благо там не спрашивают, откуда они берутся. Но, прибыв домой ко дню рождения «всесоюзного деда» В. И. Ленина, вскоре заскучал и стал собираться в очередную поездку – манила острота ощущений. Позже в его бумагах был найден очередной заказ с выездом в Москву. 25 апреля Гребов, отправляя винтовку, упаковал затвор и оптику в фанерный ящик, даже не вспомнив, что такого никогда себе не позволял – раньше были только мягкие бандероли. Но то ли европейское солнце подплавило мозги, то ли права народная мудрость, что «и на старуху бывает проруха», – как бы там ни было – посылка ушла. А на следующий день и сам Иван Федорович преспокойно уехал в первопрестольную, на предварительную работу.

Первого мая на территории Лубянки отрабатывали свои оперативные задачи с помощью скрытой камеры и при выгрузке багажа в случайно разбитой фанерной посылке зафиксировали факт нахождения оптики и затвора от огнестрельного оружия. Этот груз сотрудниками КГБ был немедленно взят под контроль. А второго мая в дневное время эту уже отремонтированную посылку и еще две бандероли получил на глав почтамте один из солнцевских алкашей – Николай Пронин и отвез груз к себе домой. Когда же вечером был задержан за хранение огнестрельного оружия, возмущению его не было предела.

– Да откуда же я знал, что там? Подошел мужик, сунул «полтинник», попросил получить на мой паспорт, так как свой – утерял... Сегодня в десять вечера придет забирать свое барахло. Обещал еще столько же дать. Сто тысяч – за такие бабки я на пузе станцую, начальник!

В назначенное время в дверь позвонили... Это была первая и... последняя встреча Ивана Федоровича с сотрудниками КГБ. Следователю попался крепкий орешек. С Гребовым они были почти одногодки. Только вот старый гэбэшник оттачивал свое мастерство не методом изучения опыта боевиков и детективов, а на практике – в свое время небезрезультатно поработал над переправкой «тупых идиотов – диссидентов» из нормального состояния в психиатрические лечебницы. И еще одна характерная черта служебной деятельности следователя Трунова – беспредел в отношении подследственных. Но тут уж ничего не поделаешь – старая школа кадров. Да и с «талантливой» нынешней «зеленью» опытом нужно делиться – не уносить же с собой в могилу такой «бесценный» груз!

На изъятой винтовке – ни одного отпечатка пальцев, но «аппарат» наследил по девяти убийствам, причем в двух случаях убийца «перебежал дорожку» органам: в первом случае валютная проститутка, устраненная бутылкой с песком, работала на нашу доблестную контрразведку, а во втором – одним из заказчиков по Киеву прошел сыночек бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, начальник одного из отделов в конторе на Лубянке...

Свою защиту Гребов выстроил четко, осмысленно, буквально издеваясь над следствием:

– Винтовка? Первый раз слышу! Какой‑то незнакомец попросил провернуть дело с посылками за триста штук «деревянных»! Его словесный портрет? Да хоть сто порций! (Описал Наполеона, еще и с веселыми прибаутками). Что делал в Москве? А что делают еще полтора миллиона приезжих? Обыск дома? Со всем нашим удовольствием! Убийства? Какие? Доказательства пожалуйте, господин следователь!

Все эти выходки пенсионера в конце концов «достали» Трунова. Оперативник, разозленный «следак» и арестованный вылетели сперва в Краснодар, затем в Донецк – на место прежней работы пенсионера... А пятого мая к детскому садику станицы Российской, в который родители водили внучку Инночку, подкатила «Волга» и два молодых человека интеллигентного вида отправились на беседу с заведующей учреждением. Через шесть часов донецкие «опера» доставили ребенка в СИЗО...

В кабинете находились трое: Трунов, Гребов и еще один оперативник.

– Колись, Ваня, хорош тюльку травить! Пиши, предупреждаю, а то будешь после на нас обижаться и... на том свете! – урезонивал подследственного Трунов.

– Да о чем вы?! – изумился Гребов. – И, кстати – не пора ли нам душевно распрощаться – время нашего общения истекает! – улыбаясь, продолжил он.

– Ну что ж! – Трунов тяжело вздохнул. – Ты сам на это напросился ! Я передаю тебя моему донецкому коллеге! – указал он на напарника.

Второй опер без разговоров снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер. Послушал ответ и коротко приказал:

– Веди! И «психа» не забудь!

Улыбка сразу сползла с лица Гребова, когда в кабинете появилась его внучка, которая с криком «Де‑да!» бросилась к нему. Лицо пожилого человека посерело. Зато веселым голосом заговорил тот, второй:

– Целуйся с Внучкой, ты, козел! От души целуй ее, а то, может, в последний раз видишь нормальной! Сейчас наш медик введет в вену препарат, и через полчаса она навсегда станет законченной шизофреничкой. Потом ребята отвезут ее домой, а воспитатель и заведующая ничего не видели и не знают. Бывает такое в детстве, ха‑ха... Ходит, ходит ребенок, а потом – бац, и дура на всю оставшуюся жизнь! На раздумье тебе, старик, – две минуты!

«Следак» шел на беспредел, но его почти собачье чутье на преступника не подвело и в этот раз. Не прошло и минуты, как раздался хриплый, вмиг постаревший голос Гребова:

– Убери отсюда ребенка, гад!

Затем он попросил сигарету и впервые в жизни закурил. Рассказывал свои истории он почти двенадцать часов. Менялись печатающие на машинке сотрудники, а Иван Федорович все говорил...

Обалдевший Трунов взял несколько отпечатанных листов еще не законченного повествования и вышел позвонить по прямому проводу в Москву. В разговоре с Лубянкой процитировал некоторые абзацы признания и вернулся в свой кабинет с категоричным приказом: задержанного устранить без суда и следствия, а само «дело» запрятать в такое место, где его вряд ли найдут любопытные... Слишком много наговорил кубанский гений криминалистики Иван Федорович Гребов... Восемнадцать человек за три года...

Многие из нас увлекаются рыбалкой. Природа Северского Донца способствует этому увлечению – речка не очень широкая, с многочисленными заводями и заросшими берегами. И поэтому посидеть на утренней зорьке с удочкой в руках – класс! Да здесь миллион долларов за один воздух отдать не жалко!

В предрассветных сумерках из рыбацкой плоскодонки на середине реки булькнув, ушел в воду огромный целлофановый мешок с привязанными к нему стальной проволокой железобетонными столбиками. Груз был тяжелый, но, покоряясь течению, ушел не вертикально вниз, а чуть наискось. На двух «рыбаков», опустивших груз в реку, никто не обратил внимания. В наше время лучше ничего не видеть и не слышать.

Бели бы Иван Федорович Гребов не был мертв уже до того, как его упаковали, он бы наверняка успел удивиться схожести их с кумом судеб. За исключением того, что он прожил больше его на несколько лет шикарной и страшной жизни... Но о ней, как и о конце «дяди Леши», мало кто знал. Пропал человек без вести. А на деле – в прямом смысле – в воду канул...

Глава IV Последствия «ломки»

– Налей винца, а то в горле пересохло от твоих повествований ! – Гек протянул руку к графину и чуть было не опрокинул его, услышав за спиной голос:

– Енто што ж, едрит твой ангидрид, получается – я из своего Ваньки самолично убивца сотворил?

– Дед Федя! – рванулся из‑за стола Славка к вышедшему из темноты старику в белоснежном костюме и в пробковом головном шлеме. – Ты откуда?

– Со Швеции, эсэсвенно,– ответствовал дед, обнимаясь с ребятами, затем с достоинством пожал руку Игорю. – Не знаю пока, шо ты за птица, но упреждаю на всякий‑який: ежели свяжешься с ентими орлами, тебе быстренько перья обскубут! Раз они собрались до кучи – значит, затевают какую‑нито ахверу! Так шо там с Ванькой? – обернулся он вновь к Борису. – Ежели я правильно тебя понял – он кучу народу перестрелял – за шо его утопили. Все верно?

– Почти, – ответил Борька. – Только не ты, дед Федь, сделал из него убийцу, а вся наша общественно‑политическая система. И еще: те, которых ваш сын отстреливал, – не народ, а его нахлебники. Ну, а что его в конце концов достали – тут видно влияние закона физики: «на каждое действие существует противодействие». И как принять надлежит сей факт, это уже ваши со Славкой личные отношения...

– Лады! – прервал его дед Федя. – Что было – того не вернешь! А тебе, Славка, я скажу: какой‑никакой, а Ванька был отцом. Но с другой стороны – тебе ишо тут долго околачиваться, а разные ненужные факты в биографии – на кой хрен они? Значить, решим так: ежели пропал он без вести – нехай таковым и числится в истории нашей станицы. Потому как определять вину и правоту предоставлено не нам, а Богу, поскольку душа его уже там, наверху!

– Значит, просто забудем Борькин рассказ? – серьезно спросил Гек.

– Значит, так! – согласился с ним дед и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу – будто комара надоедливого сгонял: – Едрит твой ангидрид, вот склероз долбаный, про дочку‑то я забыл совсем!

– Ка‑какую еще дочку? –еле выговорил обалдевший от неожиданности Славка. – Ты что, деда, хочешь сказать, что у вас с этой шведкой?..

– От дурень! – с сожалением глянул на него дед. – Ты хучь бы подумал, откель у нас возьмется младенец за полтора месяца! Не, мы с Эльзой получше придумали – взяли на воспитание готовую уже – семнадцатилетнюю... Ну – удочерили, чи как оно там называется ! – смущенно признался он и заорал на улицу: – Гретка, ты иде там, давай сюды!

– Сейчас! – и в калитку скакнуло стройное создание с гривой распушенных льняных волос, одетое в майку и короткую плиссированную юбку. Разглядев ее как следует, под электрическим светом от лампы, все дружно ахнули, поняв смущение деда Феди: девчонка была не то что красива – она была миловидна до ужаса: большие голубые глаза, маленький курносый носик, чуть великоватый рот с четко выписанными губами и симпатичные ямочки на щеках.

– Дед?! – укоризненно повернулся Славка.

– Ну, не удочерили, так увнучили! – попробовал защититься дед Федя. – Моя Лизавета и Грета сразу до души друг другу припали там, в детдоме для особо одаренных. А вы ж знаете – ежели ей чего глянется – она енто быстро к рукам приберет. Как меня, к примеру! – прибеднился он.

– Да ладно, дед, не юли! – великодушно махнул рукой Гек.

– Там еще неизвестно, кто кого захомутал! Геннадий! – взял он в руку хрупкую на вид ладонь девушки и удивленно вскинул брови, ощутив жесткое, цепкое ответное пожатие.

– Я не все шло досказал! – влез дед в церемонию знакомства. – Гретка воспитывалась в спецшколе ентих... как их?

– Амазонок! – подсказала девушка.

– Во, точно! Дык она русский наш знает, как я «Отче наш». И енто ишо не все – кидает ножи на сколько хошь метров, шпарит из автомата и пистолета, умеет ездить на машине, и черт‑те что еще! Да – и классно дерется, кстати! – дед представлял Гретку с такой горячностью, словно не знакомил ее, а собирался замуж выдавать. Та лишь мило улыбалась, не переставая знакомиться с присутствующими. Дед Федор, видимо, устав молоть языком, подтянул ближе к лавке одну из принесенных сумок, порылся в ней, звякнул и вынул на свет плоскую четырехугольную бутылку.

– «Амаретто»! – невольно вырвалось у тех, кто его хорошо знал.

– А как же! – гордо подбоченился дед. – Мы ежели чего хлебаем – то на постоянку! Расселись за столом, разлили по чайным чашкам.

– Так на чем мы остановились? – обратился Борис к Геку.

– Кто кому и в чем будет помогать!

– Один момент? – Игорь придвинулся ближе к Борису. – Ответь мне еще на такой вопрос: как фамилия второго «опера» на допросе Славкиного отца, ну того, который внучку хотел психичкой сделать?

– А зачем тебе? – враз потух Борька, затем махнул рукой. – Да что там, все равно узнаешь! Вольвак его фамилия.

– Как я и предполагал. – Гекова улыбка не предвещала ничего хорошего. – Знаете, какое у меня предложение? Поспать сегодня, а с утра разобраться, что к чему!

На том и порешили...

Расходясь по комнатам, не заметили вокруг ничего подозрительного. Да и не могли заметить: постоялец тетки Катерины в доме напротив, квартирующий у нее третью неделю, наблюдал за ними в бинокль с инфракрасной оптикой, лежа на самом верху высоченного сеновала. Дождавшись, пока в доме напротив погаснут огни, взял в руки трубку радиотелефона с подсветкой.

– Алло, шеф, птички в гнездышке! Повторяю – птички...

– Пошел на хрен! – перебил его грубый голос. – Говори по русски – все собрались?

– Даже с избытком! Пара незнакомых – девка и мужик!

– Ну и ладно, фиг с ними! С утра начинайте операцию. Только дайте им хорошо выспаться, а то припрете с петухами... Бабу обработали?

– Еще неделю назад! Согласилась на все сто – ей теперь боязно одной ночевать!

– За ценой не стойте! Знаю я вас, живоглотов – за копейку удавиться готовы! Если не выгорит дело – лучше на глаза мне не показывайтесь – шкуры на барабан посдираю! Все!

Жорик Чичев, по кличке Чич, со вздохом сложил трубку, засунул ее в пластиковый пакет рядом с биноклем и затолкал пакет поглубже в сено. Везет же некоторым – у кого бабок валом! Этот вот, с которым только что базарил, заведет сейчас тачку свою и рванет в город – по хорям. А завтра днем отсыпаться будет в теплой постельке с гидроматрацем. Ему же с корешками предстоит завтра занудная и нервная работа – отчаянно торговаться с хозяйкой дома напротив за право его обладания. Шеф выделил сто «лимонов». И на покупку усадьбы и на все прочие расходы, включая и накладные. Но столько харь напоить и прокормить... Дело в том, что, кроме Чича, в станице «работали» по этому варианту еще шесть человек, по предварительной версии – бригада «шабашников», прибывшая в бывший колхоз, а ныне акционерное общество, якобы для строительства корпуса нового телятника. В действительности же все семеро любыми путями должны были уговорить тетю Дуню, супружницу пропавшего без вести Ивана Федоровича Гребова, поскорее продать участок с домом, садом и виноградником. На кой хрен шефу эта хаза, когда у него своих две дачи, никто из них спросить не отважился. Надо – значит, надо!

Почву для более гладкого урегулирования вопроса купли‑продажи Жорик стал подготавливать уже через два дня по прибытии в станицу, не дожидаясь основной бригады. Суеверных на Кубани, надо сказать, еще полным‑полно, и тетка Дуня не была исключением из их числа. После трех месяцев бесплодных хождений по различным инстанциям в поисках пропавшего мужа она стала плохо спать: по ночам в пустом огромном доме слышались подозрительные охи, вздохи, различные шорохи и стуки... А однажды, дрожа под одеялом, она расслышала в соседней комнате шарканье и старческое покашливание... Объяснение, конечно, существует для любых мистических проявлений: если долго прислушиваться в темноте, чего‑то страшась и ожидая увидеть, то в результате притока адреналина в кору головного мозга эта чертовщина обязательно примерещится. Так было и в этом случае: потрескивание обоев на стене в совокупности с едва уловимыми шорохами, производимыми по дому котом Васькой, были приняты тетей Дуней заявление покойного мужа (что Гребов мертв – подсказывала ее душа). Так что к приезду Чича она была уже наполовину готова продать усадьбу и перебраться жить к сестре, которую ее благоверный сделал вдовой через десяток лет после свадьбы, сгорев от страстной любви к «зеленому змию». Вдовам, конечно, веселее было коротать жизнь вдвоем. Беспокоили до поры до времени тетю Дуню лишь Неустроенные дед Федя и Славка, которые в это время были заняты какими‑то делами на побережье Черного моря.

В конце концов, она решилась – отправила им письмо с подробным описанием того, что случилось, и просьбой посоветовать – как поступить с домом. Подтолкнула ее к письму вовсе не жажда денег, хотя деньги для потомков казаков никогда лишними не бывают по причине их постоянной нехватки. Дело в том, что последние две недели кошмары по ночам стали являться с завидным постоянством: сперва что‑то скрипело и постукивало в окна, затем однажды, уже под утро, во входную дверь забарабанили.

Тетя Дуня спросонья бросилась к ней, откинула крюк и... в открывшийся проем вместе с серым утренним светом ввалился замшелый почерневший кладбищенский крест. Хозяйка с воплем скаканула через него и как была – в одной рубашке – понеслась по улице к сестре, распугивая идущих к пастбищу коров. Когда сестра Маня, отпоив прибежавшую валерьянкой, потребовала объяснений ее неглиже – выложила все, как есть – про полтергейст. Маня, конечно, мало поверила ее объяснению, потому как третий год жила без мужа и ничего такого ей не являлось, так она и сказала единокровной родственнице. Оскорбленная таким недоверием тетя Дуня сразу пришла в себя и заявила сестре, что если бы у нее, как у некоторых, было на каждую ночь по станичному хахалю‑кобелю, ей некогда было бы следить за разными там явлениями. Но так как она, опять же не в пример некоторым, верна навеки памяти своего Вани, то... Короче, помирившись, сестрички сошлись на том, что пару ночей Маня проведет у Дуни и если рассказы той не подтвердятся, будет хлопотать о переводе ее в стардом – благо переводиться недалеко – здесь же, в станице. Однако уже на следующую ночь от идеи стардома пришлось отказаться: в открывшуюся внезапно дверь спальни важно вошел... светящийся человеческий череп, с жужжанием пробежался под кровать, на которой тряслись от страха обе сестры, затем вернулся к порогу и исчез за ним. Дверь захлопнулась, зато раздался стук в окно. Тетя Дуня и Маня перевели квадратные глаза туда и, заорав от ужаса, стали рвать другу друга одеяло: в ярком лунном свете снаружи стоял Иван Федорович и приветственно делал им ручкой. На этом кошмар закончился, но перебраться сестрам пришлось в другую комнату: спать на мокрой перине не очень‑то приятно...

Как только чуть разъяснилось на дворе, они дружно перетащили вещи Дуни к Мане, которая жертвовала в этом случае личной жизнью – мужиков она любила поболе, чем ее покойный супруг первак из патоки. Но в сарае было полно сена, и эта проблема отпала как‑то сама собой. А зимой... впрочем, Маня была оптимисткой...

Жорик от удовольствия чуть не запил – ведь он на девяносто процентов сделал работу всей «бригады» – значит, бабки остальные – его. Ну, поставит ящика три‑четыре «Российской». Ну, закусь там, то‑се! Опять же бабцы! Но если он договорится по дешевке с этой долбаной вдовой, на которую потратил столько сил и энергии... Ха, фокус с ниткой, иголкой и канифолью, конечно, известен любому дурню: воткнул иглу в переплет окна поближе к стеклу, к игле – длинную нитку в ушко привязал... И сиди себе за углом, води по нитке канифолью. Душу выматывает, между прочим!

Зато потом, когда крест с кладбища пер, намаялся! Хорошо, всего один мужик по дороге встретился, да и тот – в стельку. Заматерился, попробовал перекреститься – рукой мимо рожи промахивается. Плюнул и пошел дальше – как бык... это... отлил, одним словом! Проспится – забудет!

Сложнее всего было на завершающей стадии: череп выпросил у кладбищенского сторожа – он в нем «бычки» гасил недокуренные, фосфору – у местной «химички» – мазать якобы поплавки для ночной рыбалки, а вот за детской радиоуправляемой моделью автомобиля пришлось аж в Краснодар сбегать! Зато какой эффект?! Ну, а с образом покойного Гребова – проще простого! Фотографией шеф снабдил каждого – чтобы хозяйке его представиться вроде друга по бывшей работе в забое. Остальное – дело техники: немного грима, парик и – никакой одежды! Не привык, правда, перед двумя бабами – нагишом да без продолжения... Ну да ничего – для пользы дела можно и потерпеть! А сейчас терпеть не хотелось. Две недели полового воздержания давали о себе знать: Жорику уже минуло двадцать семь – мужик в соку, «качок» – в городской местности он себе не позволял и трех дней пропускать «вхолостую». И если бы не приказ шефа – вплотную заняться «делом», забыв обо всем остальном, да не маячившие в перспективе крупные, очень крупные бабки, – он бы уже семенил не одну станичную «телку». А сегодня можно. Дело, считай, сделано, клиент морально подготовлен... Правда, старик этот – свекор да пацан‑сынок приплелись... Так у них свое жилье – у одного в Швеции, у другого – где‑то в Грузии или Абхазии. На хрен им квартира в какой‑то станице, пусть даже родимой?!

С такими мыслями Чич топал по ночной улице, все более приближаясь к колхозной овчарне на ее окраине, которая находилась по соседству с СТФ – свинофермой. На территории овчарни был выстроен большой кирпичный дом для обслуживающего персонала, в который администрация акционерного общества

временно поместила бригаду «шабашников». Подход к этому дому со стороны станицы был один – по неширокой, метра в три, перемычке между двумя отстойниками – жижесборниками, то бишь глубоким вонючим котлованом правильной четырехугольной формы, в который стекала жижа с очистных фермерских транспортеров. Там она годами и отстаивалась, постепенно испаряясь и высыхая. Чич, зажав нос, галопом перелетел плотину, и вскоре стоял у дверей дома. Сразу было ясно – идет большой «гудеж»: во всех комнатах – яркий свет из‑за занавесок, вовсю наяривает кассетник, а песни перемежаются плотным матом... Жорик распахнул дверь и... еле устоял на ногах: клубы табачного дыма, перемешанного с кислым тяжелым запахом застолья и вонью нестираных носков швырнули его назад. Но сзади напирал «духан» отстойников, а из двух зол выбирают меньшее – он решительно шагнул внутрь, профессиональным «зэковским» взглядом охватывая сразу все: простой дощатый стол, уставленный бутылками и закусью, кодляк шабашников за ним, их бригадира Хачика, почему‑то стоящего и отчаянно жестикулирующего и... девчонку лет тринадцати в голубых джинсах, шикарной замшевой укороченной курточке – неподалеку от него.

При виде Жорика спор будто обрезало. Он был среди них «авторитетом» – у него «казна», за ним – полномочия шефа.

– Ба, какие люди – и без наручников! – раскинув радушно грабли, Хачик шел обниматься.

– Ша! – отстранил его Чич. – Сначала объясни, что это за элемент? – указал взглядом на девчонку.

– Падлой буду – не знаю! – Хачик смущенно отступил. – Две минуты перед тобой зашла! И с порога – базар за «травку»! Еще даже не познакомились!

– Ты кто такая, откуда? – Чич шагнул к девчонке и едва взглянул на нее, сразу все понял. Круги под глазами очень симпатичного личика, трясущиеся пальцы, нервное подергивание плеч... Ее «ломало» самым натуральным образом.

– Зойка я! Здесь в турлагере живем, из Тулы приехали на уборку яблок. Дайте, дайте, хоть «окосячок» курнуть?!! Я знаю, у вас есть, ребята в лагере говорили!

– Прокололся, сука! – Чич резанул Хачика взглядом.– Размениваться начал, дешевка поганая?! Из‑за мелочевки дело сыплешь?!

– Да я, Жора! – начал отступать тот под давлением взгляда. – Всего одному хмырю».. пару «пяточек»... – В дверь вдруг постучали снаружи.

– Ждешь кого?! – враз остыл Чич.

– Наши все домаI – Хачик метнул глазами по углам.

– Сидеть! – Жорик посадил взглядом вскочивших из‑за стола.

– Ой, мамочки! – Зойка вдруг вцепилась в рукав его куртки» – Спрячьте меня куда‑нибудь!

Хачик скользнул к соседней комнате, сделал пригласительный жест... Чич толкнул туда Зойку, подумал и... шагнул следом, щелкнул выключателем. Свет погас.

– Эй, ребята, откройте. Это я, Денис! – донесся голос с улицы. Хачик с улыбкой распахнул дверь.

– А‑а‑а, дарагой, пачему кричишь? Маг поет – не слышно ничего. Дверь открыта – зачем стучать? Захади, гостем будешь!

В щель неплотно прикрытой двери Жорик наблюдал: в комнату с улицы шагнул парень лет семнадцати, за ним еще один. Как видно, их знали – рожи всех сидящих за столом расплылись в притворно‑радостных ухмылках.

– В чем дело, дарагой? – переспросил Хачик. – Снова проблемы?

– Да ну, Хачик. нам того «пластилина», что вы вчера подкинули, на всех желающих хватает. Когда закончится – еще скинемся, я приду. А проблема есть – Зойка наша пропала. Прямо с дискотеки куда‑то смылась. И Алика бросила! – показал он на соседа.

– Невеста, э?! – хитро прищурился Хачик, остальные за столом насмешливо заржали.

– Может, и невеста, – запальчиво выкрикнул покрасневший Алик. – Только наркоманка она! Мы просто так – балуемся, а ее брат давно на иглу посадил...Но я ее вылечу! Вылечу... и женюсь,– проговорил он уже тихо.

– Любишь? – вновь прищурился Хачик, и сам же ответил: – Конечно, любишь! Наверное, ха‑а‑рошая и красивая девчонка твоя Зоя – жаль, не видел, оценить не могу!

– А... у вас ее не было? – обвел комнату настороженным взглядом Алик, задержав его на чуть открытой двери в темноту соседней.

– Не веришь? – прижал обе руки к груди Хачик. – Мне не веришь? Вчера доверял, когда брал кайф, – сегодня предаешь веру! Смотри, пожалуйста, сколько хочешь смотри! – шагнул к двери.

– Что вы, что вы! – Алик смущенно потянул приятеля к выходу, – Верим! Просто зашли спросить – мы‑то обыскали уже и лагерь, и дискотеку. Она ведь такая – пока не уколется или не напьется вдрызг...

– Ну и пьет, наверное, твоя невеста возле какого‑нибудь «комка» – вон их сколько развелось вокруг, и половина – ночные! – успокоил их Хачик, а закрывая дверь, добавил: – Не беспокойся, друг, если придет – прогоню в лагерь!

– Ой, а я сам тебя хотел об этом попросить! – обрадовался Алик.

– Что же я – законов дружбы не почитаю?! – искренне обиделся бригадир...

Чич вывел Зойку спустя минут десять после ухода ребят – ее уже начало трясти, а зубы не попадали один на один. Она ничего не могла сказать и только тазами, полными мольбы и боли, обводила каждого по очереди. Вдруг протянула дрожащую руку к мочке уха, рванула – на маленькой ладони, протянутой к ним, тускло блестела сережка с блестящим камешком.

– Мамин... подарок... золотая, – только и смогла выговорить прыгающими губами.

Хачик тут же подскочил, выхватил. Взамен положил на ладошку маленькую ампулку и шприц.

– Молодец, ченч мы уважаем!

– Что же ты делаешь, паскуда?! – тихо спросил его Чич. – Ты понимаешь, что ты сейчас утворил? Она же завтра половину лагеря сюда за морфином пришлет! И сама придет! А если ты не дашь, они тебя со всеми потрохами в ближайшую ментовку сдадут!

Зойка между тем перестала обращать на них внимание. Мир ее замкнулся на ампуле с наркотиком и шприце. Отломив стеклянную головку, она последним, видимо, усилием воли уняла дрожь в руках и, высосав морфин из сосудика в шприц, судорожным движением дернула «молнию» на джинсах и спустила их до колен, не сознавая уже, что стоит не среди своих друзей и подруг по лагерю, но среди волков, готовых в любой момент растерзать любого, кто заблудится и забредет в чащу леса – их владения...

Обнажились великолепные, упругие, смуглые еще после летнего загара бедра и ягодицы, слегка прикрытые ажурными черными трусиками. В бедро и всадила шприц Зойка. Медленно, сдерживаясь, вдавила поршень до упора и закрыла глаза – в ожидании «прихода»...

Жорик почувствовал, как сразу вдруг запершило и пересохло в горле. Он кашлянул:

– Тебе лет... сколько?

– Пятнадцать! – с облегчением выдохнула Зойка, не открывая глаз, и добавила, немного погодя, мечтательно и замедленно: – С по... ло... виной!

Чич уже принял решение, твердое, окончательное, не подлежащее обжалованию. И его понял и «бригадир», и вся остальная «бригада» – напружинились, приготовились к прыжку...

– Стоять! – тихо приказал Чич, раздергивая молнию на своей куртке и отводя ее левую полу, чтобы всем было видно высветившуюся из‑за пояса брюк рукоять «ТТ». – Стоять, гниды, и ждать своего часа!

Затем осторожно положил ладонь на Зойкину теплую ягодицу.

– Хочешь, маленькая, я тебе сказку расскажу?

– Хочу, – томно улыбнулась Зойка и слабеющими руками попыталась потянуть джинсы кверху.

– Не стоит, – мягко отвел ее руки Жорик. – Я сам отнесу тебя в кроватку.

Он подхватил Зойку на руки. Взгляды присутствующих жгли их, сжигали!

– Отнеси... папа! – она мягко охватила руками шею. – И, пожалуйста, раздень! Мне сейчас... так... хорошо!

С доброй отеческой улыбкой на лице Жорик Чич толкнул ногой дверь в соседнюю комнату. Ногой же и захлопнул ее...

«Шабашники», тяжело выдохнув, опустились на лавки – кто где стоял. Хачик обвел всех прищуренным оценивающим взглядом, затем подошел к стоящему в углу магнитофону, врубил его на полную мощность.

– Наливай, братва! Сегодня отвязываемся!

Пили стаканами, прислушиваясь к доносящимся из спальни девичьим вскрикам, стонам и утробному рычанию Жорика.

Примерно через полчаса он появился, наконец, из черноты дверного проема, на ходу застегивая брюки. Присев к столу, махом выцедил услужливо поднесенный стакан водяры, затянулся сигаретой, негромко обронил:

– Хороша конфетка! Следующий!

Хачик козлом скаканул к двери, ощерился.

– По старшинству, мальчики!

В темноте смутно угадывалось девичье тело, раскинувшееся поперек двух составленных вместе кроватей. На ходу стаскивая штаны, Хачик ринулся на него, с маху вошел и завыл, дергаясь, кончая после долгого воздержания в возбужденном состоянии. Затем замер, отходя, и вдруг ощутил – что‑то не то в этом неподвижно лежащем под ним теле. Одновременно почувствовав под руками влажное, липкое, рывком вскочил, ударил кулаком по выключателю на стене и... отшатнулся от увиденного. Кровь была повсюду – на теле Зойки, во всех мыслимых и немыслимых местах, на простынях, наволочке, даже на спинках кроватей остались кровавые отпечатки ладоней. А само ее тело было изгрызано и исцарапано, словно изорвано собачьими клыками, тем более страшной казалась застывшая на лице блаженная улыбка удовлетворения. Застывшая уже навечно...

Как был, в трусах – рванулся на свет и... наткнулся на жесткий металл ствола – «ТТ» уперся ему под ребро. Чич щелкнул взводимым курком.

– Ты что, гад? – заколотился Хачик. – Она же мертвая!

– А ты думал, козел, я вам ее отдам?! – издевательски ухмыльнулся ему в лицо Жорик. – Хрен вам, что мое – то мое насовсем! Я не хотел, видит Бог, устраивать весь этот спектакль – его затеял ты, когда сунул «морфин». После этого ее нельзя было уже упускать! Ты подписал ей смертный приговор! А я просто сделал Зойкину смерть более легкой и приятной – двойная доза и перепихон напоследок. Так что душа ее отошла в мир иной, кайфуя в пути. А ты что, хочешь догнать ее? – невинно поинтересовался Чич, вдавив ствол посильнее и кладя палец на спусковую скобу.

– Нет!! – заорал Хачик. – Но... труп... что с ним делать?

– А это уже ваши проблемы! Меня здесь никогда не видели и даже не знают, что я с вами знаком... Moгу только подсказать, если у тебя котелок не варит, – проектная глубина жижесборника возле вашей хазы – восемь метров... Плюс‑минус пару метров на таких «шабашников»‑долбуев, как вы! И вот еще один бесплатный сорвет: не дожидаясь утра, дергайте отсюда по всем углам России, а лучше СНГ. Документов вы еще в правление не сдавали... Да вас и искать не станут – доказательств нет... то есть не будет, я надеюсь. Засим – чао, мальчики! – Жорик спиной пошел к двери, проводя стволом из стороны в сторону.

– Хряй, падла! – Хачик упал на лавку и присосался к горлышку наполовину опорожненной бутылки.

...Мягкое урчание двигателя арендованного МАЗа не потревожило даже собак в крайних домах станицы. Многометровый вылет стрелы автокрана позволил опустить упакованное в два пластиковых мешка тело Зойки с привязанными железобетонными перемычками точно в середину вонючей лагуны. Жижа сытно чавкнула, поглотив жертву. Хачику пришлось лезть по стреле – обрезать веревку...

У него еще хватило ума создать некое подобие алиби – поднять среди ночи заместителя председателя и сообщить ему, что они уезжают по телеграмме на срочный объект под Москвой и сюда вернутся через пару месяцев. Зампред не очень уважал нацменов, тем более, что из «навара» при расчетах с ним ему ничего не перепадало, поэтому, зевнув, от всей души послал на... к черту и Хачика, и весь его кодляк...

А Зойку так и не искали. Правда, участковый для очистки совести потыкал шестом у края обеих лагун... То ли друзья и родители посчитали, что она сбежала в конце концов в Лиепаю, как постоянно обещала всем, «поймав кайф», то ли... В общем – в станице Российской после отъезда тургруппы так больше никто из Тулы и не появился.

Зато Жорик в ту ночь чуть не плясал от радости. Если у этих козлов еще осталось масло в голове, они‑таки свалят из станицы не мешкая. А это означает, что, провернув операцию с куплей‑продажей до конца в одиночку, он отхватывает солидный навар... Чич с детства не приучен был расставаться с понравившейся ему вещью – так уж воспитал его папа‑фарцовщик. Вскоре папа ушел в тюрьму на неопределенное количество лет, ибо, освобожденный по амнистии, взялся за старое и снова влип, а дурная привычка у Жорика осталась. Только теперь он для достижения желаемого за неимением денег использовал силу, ум и хитрость. И всегда достигал положительного результата – сказывался, вероятно, какой‑то процент наследственности...

Глава V Драма в российской глубинке

Яша Тимкин на ощупь пробрался в сарай, отсыпал из закрома полмешка комбикорма и, шикнув на кобеля, прокрался на улицу, где его поджидал кум Гришка, пританцовывающий от желания опохмелиться. Время было позднее, ночное, все «комки» позакрывались до десяти утра, и заветное «лекарство» найти можно было только у Алки‑вдовушки – самогон у нее не переводился. Денег Алка не признавала, только бартер – мешок корма на четверть зелья. Кумовьям и полмешка за глаза хватало на опохмелку до самого утра. А там – будет день – будет пища! Зятья Яша и Гришка были никчемными – запойными, а потому и перепадало им частенько – и от жен, и от тещ. Зато ночь была их! Операцию «комбикорм» они проводили не в первый раз – и пока благополучно. Все дело в конспирации. Кумовья не перли, как другие дурни, мешок по улице: ночь ночью, а вдруг кто встретится из одностаничников – тогда завтра каюк. По станице новости разносятся со скоростью прямо‑таки космической... Так было и в этот раз.

– Ну что, задами вдоль речки? – предложил Гришка. Яшка одобрительно гмыкнул и передал ему мешок. Таков неписаный закон: если один набирает корм у себя дома – другой обязан тащить мешок до пункта назначения. И приготовить закусь соответственно: пару Головок лука, кусок сала и хлеб. Взамен мешка Яшка и принял от кума завернутый в газету «тормозок». Пошли они вдоль речки, заросшей камышом, – самый безопасный путь к любой станичной хате. И идти‑то было – каких‑то четыре огорода, пятый – Алкин. В предчувствии скорой выпивки Гришка разговорился.

– А помнишь, Яш, каких мы здесь сазанов по весне острогой долбили?,

– Еще бы! – откликнулся кум, поправляя сунутый за пазуху сверток – сырая газета разлезлась и что‑то мокрое норовило проскользнуть в спортивное трико. – Да шо ж ты там за еду набрал, шо она разбегается из пакета?

– Ты че, это ж огурцы соленые – с перчиком,укропом... Я там еще и две перчины положил.

– Одна из них уже у меня под резинкой трусов! – мрачно сообщил ему кум.

– Так выкинь ее!

– Раздавилась, падлюка! – через несколько шагов вновь послышался Яшкин голос, а затем: – Ой, ой‑ей‑ей! Мамочки, не могу уже!

– Ты чего?! – встревожился Гришка. Мешок за плечами не давал ему повернуться.

– Сок с этого перцу попал...ох!...на... – окончания фразы не последовало.

Гришка отмерил еще шагов пять и, не слыша кума, забеспокоился. Наконец, опустив мешок на землю, оглянулся. Кума сзади не было.

– Яша, ты где?

В темноте недалеко от него забурлило и, наконец, послышался голос кума:

– Где, где, в копанке, твою мать. Гребовы, гады, вырыли прям на дороге.

– Ну так вылазь, какого ты там застрял?

– Да к штанине какая‑то хреновина прицепилась! – Яшка уже вылез из ямы с водой и теперь распутывал проволоку, вцепившуюся в трико.– Гришка, ты гля, тут шо‑то в мешок замотано!

Кума взорвало.

– Да брось ты его к едреной матери – мероприятие на фиг загубишь! Тут полтора литра водки прокисает, голова трещит, а он тряпки всякие разглядывает!

– И то правда! – Яшка шваркнул перевязанный проволокой мешок на середину огорода Гребовых. – Пусть сами свое дерьмо убирают! Но закусь, Гриша, я утопил‑таки. Ничо, была бы водка, а к водке глотка...

До двора Алки‑вдовушки оставался переход в один огород, и они, сообща выкрутив Яшкины штаны, потопали к намеченной цели. Но знай кумовья, что находится внутри пакета, обмотанного старым мешком, послали бы подальше и Алку, и комбикорм, который перли на горбу... Так иногда Провидение‑Судьба подсовывает труженику‑пахарю добрячий груз золота килограммов эдак на пять, а он, повертев его в руках и не найдя другого применения, использует под гнет в бочке с квашеной капустой, не разглядев в куске грязного металла его благородного внутреннего содержания...

...Тетка Дуня спозаранку летела к своему двору – деревенское «Би‑Би‑Си» – баба бабе сказала – сработало безотказно. Открыв калитку, она сразу увидела деда Федора, склонившегося над столом, и, раскинув руки, посеменила к нему:

– Папа‑а‑а!!!

– Цыц!! Замри!! – дед Федор осторожно добулькал в чайную чашку «Амаретто», затем подтянул расписные штаны, такую же пижаму и только Потом шагнул к дочери, крепко обнял ее и расцеловал в обе щеки.

– Вот теперь гутен морген, Дуняха!

– Чего?! – тетя Дуня прервала лобызание и подозрительно уставилась на стол с бутылкой. – Никак допился, папаня?

– Да енто Лизуха моя так меня будит по утрам, когда кохве в кровать приносит! – объяснил дед и, проследив за ее взглядом, добавил: – А енто с утреца – для бодрости духу, так сказать. Омерзение у меня с утра от... ну... – он сделал в воздухе широкий круг рукой.

– Ага! – догадалась тетя Дуня. – Значит, наша Кубань после твоей занюханной Швеции тебе уже не нравится? Родину продал, старый кобель? – грозно рявкнула она.

– Дура ты, што ли, Дунька? Да омерзение – в смысле замерз я – с утреца‑то прохладно уже, вот и решил для сугреву... – Дед, вспомнив, видимо, что в чашку уже налито, переполовинил ее, и, враз повеселев, продолжал: – А ты игде его такой патриоткой стала? Не на хверме своей, случаем, митинги с бугаями проводишь?

– Та ну тебя! – тетке надоело пререкаться с ним, и она махнула рукой. – Пойду огурчиков свежих выберу гостям, а то покупатель на дом скоро заявится.

– Не хочешь, значит, здесь жить? – дед Федор задумчиво доцедил из чашки.

– Не хочу, пап! – тетка Дуня пошла на огород. Грязный ком, опутанный проволокой, она углядела сразу – он валялся как раз посреди ее любимой грядки с поздними огурчиками.

– Ироды! – всплеснула она руками. – Опять, небось, дохлого поросенка подбросили! – Все это могло относиться как к близ живущим соседям, так и ко всей станице в целом. Была у некоторых станичан дурная привычка – издохшую дворовую живность подбросить в огород соседа – до скотомогильника долго везти.

Проворно ухватившись за проволоку, она живо огляделась – не видит ли кто, и уже намеревалась залупить комок грязной мешковины в соседние камыши, когда та развернулась и изнутри выскользнул и шлепнулся вновь на грядки увесистый пластиковый пакет, крест‑накрест обмотанный «скотчем». Тут уже сыграло роль любопытство. Зашвырнув в камыши проволоку и тряпку, тетка ухватила яркий пакет и побежала во двор к деду, который уплетал виноград прямо с лозы над столом, перемежая его «Амаретто».

– Папань, гля, шо я в огороде нашла! – шлепнула она сверток на стол. – Вчера не было, а седни появился.

– А вдруг это бомба? – пугнул ее дед. – Видела по телеку чеченские... это... террористы везде их подсовывают?

– Тер‑ро...ристы? – тетка Дуня села мимо лавки.

– Они самые! – подтвердил дед, ощупывая пластик. – А ну, дай нож! – Ликер уже сделал свое дело, ему сейчас было по фиг, что там заклеено.

– Ой, папа, не надо! – тетке было уже страшно. – Я побегу лучше участкового подыму!

– Это Вовку, что ли? – дед Федор пренебрежительно махнул рукой. – Да я ентого засранца ишо в детсаде за таблицу умножения гонял, куды ему!..

– Этот засранец майор уже! – оскорбилась за местную власть дочка.

– Тем более, – неопределенно изрек дед. – Ты мне ножик дашь, или рвать его вставными зубами? – прикрикнул он на дочку.

Получив желаемое, пошел все же на огород, сел на размежевке, закурил «Пьер Карден» и решительно вспорол пластик.

– Твою маму мерин нюхал! – дед еще не привык к шведскому этикету.

На сыроватый кубанский чернозем из распоротого чрева свертка поползли змеи. Но не живые – натуральные: по пластику скользили бусы и ожерелья из жемчуга, аметиста и теплого янтаря, браслеты из благородного металла, украшенные сверкающими камешками, и из камней, скрепленных между собой таким же металлом... Дед Федор ошарашенно затряс головой, затем торопливо снял пижаму, простелил, потряс над ней разрезанным пакетом. Изнутри теперь посыпалась разная мелочь, серьги, кольца, подвески, кулончики и медальоны с цепочками... И что‑то оставалось еще внутри – зацепилось, не хотело выходить на свет. Дед запустил руку нащупал, потянул..«и зажмурился от яростного, слепящего разноцветного блеска – утреннее солнце отразилось в бесчисленных мелких камешках...

Это была камея – огромная золотая раковина. Вделанные в нее драгоценные мелкие камешки образовывали панно: два бутона розы, а между ними – пышно распустившийся цветок. На зеленых изумрудных листьях и на алых лепестках роз сияли капельки росы – бриллианты. Алмазной пылью осыпаны и края раковины. Вся композиция была настолько яркой и живой, что массивная золотая цепь из крупных колец как бы терялась на ее фоне, делалась воздушной...

– Закрой хлебало, старый пердун, и собери цацки вот сюда! – на кучу драгоценностей шлепнулась мягкая охотничья сумка из выделанной кожи на длинном ремешке, а к затылку деда прилип противно‑прохладный металл...

Жорик Чич с раннего утра занял удобную позицию на самом верху сеновала и в бинокль наблюдал за соседним двором – оценивал силы противника. Огород Гребовых отсюда был тоже как на ладони, так что манипуляции деда Федора с предполагаемой «бомбой» Жорик видел отлично. А когда увидел то, из‑за чего, собственно, и была затеяна вся эта катавасия с куплей‑продажей дома, не выдержал и вмешался в ход событий, насадив предварительно на свой «ТТ» глушитель. Убивать – оно, конечно, нежелательно, но если что‑то или кто‑то вздумает помешать – пусть обижается на себя в связи с вынужденными обстоятельствами. Чич уже предвкушал победу, полную и окончательную: бабки, предназначенные для покупки дома, он, конечно, возьмет себе – в виде премии за отлично выполненную работу. «Ну и в виде компенсации за потраченные нервы прихватит‑перепрячет что‑нибудь из этих игрушек – шеф знает только про камею, а точного количества драгоценностей, так же, как и их списка – нет. Теперь осталось совсем немного – пока те, в доме, еще не проснулись – оглушить эту старую развалину и смотаться втихую из станицы...

Планы его, однако, нарушила тетка Дуня. Выждав некоторое время в деревянной будке туалета, куда спряталась на случай взрыва, и не слыша оного, она несмело высунула голову из прикрытой двери и», увидела отца, стоящего на коленях, а над ним – соседского квартиранта Жору с длинным пистолетом. Не раздумывая и минуты, она ухватила грабли, прислоненные к летнему туалету, и, размахивая ими, понеслась к «убивце».

Жорик, как и дед, завороженный видом сокровищ, увидел тетку Дуню уже метрах в пяти. На раздумье ему было отпущено еще меньше, чем ей перед этим, поэтому он просто вскинул «ТТ» и дважды нажал на спуск. Два мягких хлопка решили исход так и не начавшегося сражения в его пользу: тетка Дуня словно споткнулась на бегу и мягко завалилась набок, так и не выпустив из рук свое оружие. Не мешкая ни секунды, Жорик с маху приложился рукояткой пистолета к затылку деда. Тот охнул и осел на землю, а Чич, отбросив пистолет, стал лихорадочно запихивать в охотничью сумку скользкие украшения.

– Браво, браво, бис! – послышалось рядом, и он мгновенно протянул руку к лежащему на земле «ТТ».

– Не стоит! – нога в замшевом ботинке отбросила «ствол» в сторону. – У меня реакция быстрее. К тому же я подготовлен, а ты вот забыл об осторожности.

Жорик наконец поднял голову. Фотографии Славки, деда Федора, даже Гека у него были – снабдил шеф перед началом операции. Этот, стоящий возле него, был один из незнакомцев, как он доложил вчера. Второй была девчонка.

Незнакомый мужик был без оружия, и это в корне меняло ситуацию. Жорик мгновенно сгруппировался, перекатился вбок, через секунду вскочил уже с готовым к бою пистолетом в руках и... полетел на землю от резкого, с разворота, удара ногой. Оружие порхнуло в другую сторону. Незнакомец весело оскалился:

– Я же предупреждал! Знакомиться будем?

– На улице с первым встречным не знакомлюсь! – буркнул Чич, не рискуя подняться.

– Савелюк, Борис! А ты Чич – клевый чувак! – Жорик насторожился: «Клевый чувак» – поговорка шефа.

– Да от него я! – понял его состояние Борис. – Просто тебя заслал снаружи, а меня изнутри – для стопроцентного успеха. – Он протянул руку, помог Жорику подняться и протянул ему тонкий нейлоновый шнур: – На, вяжи старика!

Жорик поднял пистолет, снял набалдашник глушителя и сунул «ствол» в кобуру под мышку. Затем озадаченно завертел в руках шнур.

– Не могешь? – пренебрежительно ухмыльнулся Борис. – Гляди и учись!

Он в три секунды связал большие пальцы рук деда Федора у него за спиной, затем достал из кармана рулон скотча, оторвал кусок и залепил его рот.

– А теперь пошли в дом! – бросил на плечо ремешок охотничьей сумки, словно расстался с ней всего минуту назад. И Жорик понял – Борис плавней!

Проходя по размежевке, Савелюк словно бы не заметил лежавшую возле дорожки тетю Дуню, лишь проходя бросил Жорику через плечо:

– Эту... в холодок, чтоб не видно было!

Чич ухватил женщину за ноги, поволок за летний туалет, стоящий под майскими вишнями. Юбка на ней бесстыдно задралась, обнажив крепкие полные ноги. Но не это сейчас волновало Жорика – в доме оставались трое врагов и девчонка, которых как можно быстрее нужно нейтрализовать, пока они не проснулись. Девчонку можно...

...Окна и двери дома были распахнуты, в комнатах витал сладковатый, щекочущий ноздри запах, а в углу большой прихожей – сваленные в кучу, словно кули камыша, тела Игоря, Славки и Гека, обмотанные кусками бельевой веревки.

– Как же ты их – сам? – удивился Жорик. Борис самодовольно ухмыльнулся, подбросил на руке картонный цилиндрик, похожий на большую новогоднюю хлопушку.

– Усыпляющий газ – дернул за шнурочек, вышел покурить и через десять минут проветривай помещение! Мыши, между прочим, не выдерживают – дохнут.

– А эта... девчонка где? – осторожно поинтересовался Жорик.

– Смылась, сикушка! Она ведь в другой комнате спала. Пока я то да се – в окно и сиганула. Как ты думаешь, побежит она к участковому?

– А что она ему может напеть? У нее пока только догадки, и она их обязательно проверит. Значит, околачивается где‑то поблизости.

– Примерно так и я подумал! – признался Борис. – А ну, веди сюда эту старую кочерыжку, будем решать – что с ним делать!

Вскоре Чич ввел в комнату очухавшегося деда Федора, толкнул его на стул. Борька между тем сунул каждому из лежащих в ушу под нос какую‑то ампулку, затем похлопал по щекам... Первым подал голос Игорь:

– Ну и сука же ты, Савелюк! Догадывался я, кое‑что подозревал...

– А я тебя опередил, – довольно засмеялся Борька. – Кстати, не промажь я еще там, в Балатоне, сегодня одной проблемой было бы меньше.

– Так это ты из легковушки стрелял? – понял Игорь. – А я‑то все голову ломаю – откуда у тебя мой номер телефона и кого послал тогда на опознание Вольвак!

– Ну, кто еще тебя знает лучше, чем я? Эх, жаль – эта шалава вперед тебя в салон нырнула, да и с зарядом промахнулся я – нужно было пластикат с дистанционкой!

– Значит, и Юдит подорвалась с твоей помощью! – горько уточнил Игорь – Когда же ты, гад, из закадычного друга врагом стал?

– Я тебе, в трикопыта мамочку, никогда другом и не был! – криво ухмыльнулся Савелюк. – Притворяться другом и быть им – две совершенно противоположные вещи. Сперва я ненавидел тебя за то, что ты был техничнее меня в рукопашном бое, а затем – за твой успех в коммерции, в делах любви... Да‑да, и любви тоже! Поэтому и пакостил тебе, где только мог. Сперва подсунул «мертвое дело», «висяк», помнишь, – про братца некоего Агафонова? Затем без моей «помощи» ты отправлялся два раза туда, откуда не каждый возвращается. Но ты вернулся – живой и даже не искалеченный. Ты думаешь – я терял тебя? Нет, я тебя пас, вел до самого Будапешта и дальше! Я знаю о твоей коммерции и интимной жизни больше, чем ты сам, – мое звание и место службы позволяют мне знать... Кстати, это по моей подсказухе Хайрулла – полевой командир «духов», – вышел на твоего компаньона Костю Думенко и зарезал его. Не допытал ты тогда в ванне Хайруллу, ой не допытал! Хотя, что со старлея возьмешь?!

– А мне теперь ясно, как ты свои майорские погоны заработал! Жопы лизал вышестоящему начальству!

– Что поделаешь, – шутливо поклонился сидящему на полу Игорю Борька, – се ля ви такая – не лизну я, лизнет другой, а я останусь в стороне! Зато у меня есть теперь почти все, а выгорит наше дело – буду иметь столько, что на три жизни хватит, да еще и с присыпкой!

– Все ясно! – скривился от ненависти Игорь. – Связался с Вольваком и Гальчевским, и думаете втроем весь мир перевернуть, супермены сраные? Есть у меня отличное досье по этому делу! На тебя, правда, нет, но хватит и того, что есть на тех двух полудурков, чтобы понять вашу затею!

– И в чем же, по‑твоему, она состоит? – прищурился Борис.

– Переворот хотите устроить, вроде августовского путча трехлетней давности! Но только там спектакль Горбачев себе устроил, а здесь вы хотите все провернуть по‑серьезному. Для того и понаделали из молодых парней безмозглых болванов, подчиняющихся заложенному в их памяти коду. Знаем, читали об этом! Гитлер, кстати, тоже пытался создать армию психов, каким был сам, для захвата в сорок третьем Тегеранской конференции. Но кто‑то из его приближенных вовремя сообщил о готовящейся акции – десант расстреляли в воздухе, не дав ему приземлиться. Любой мало‑мальски думающий мужик не потерпит, чтобы им всю жизнь командовали шизофреники... Думаете, вы свой план удержите в секрете, империалисты недоделанные?

– Ну ты, гений, говори да не заговаривайся! – шагнул к нему Савелюк, с яростью замахиваясь, и, внезапно остыв, засмеялся: – Хотя что это я спорю с покойником? Да‑да, с тех пор, как к тебе в руки попали документы нашей организации «Перекресток молний», тебе следовало самому, не дожидаясь помощи от нас, покончить жизнь самоубийством! Почему, спросишь, я тебя не убил сегодня сразу? Не могу, дорогой бывший корефан, потому что вынесенный тебе приговор, который, кстати, привести в исполнение должен я, утвердил казнь в другом исполнении: четвертование. Но перед этим – обрезать с тела все выступающие части... Ну, ты меня понял, надеюсь? Рот мы тебе, конечно, заклеим... А что касается сохранения тайны архивов – об этом можешь не беспокоиться! Правда, маленькую промашку мы допустили – позволили старому еврею кое‑что передать тебе. Ну кто же думал, что ему, кроме зарплаты, захочется еще и «шабашку» сбить? Но мы быстро исправили ошибку – зарыли его вместе с внуком на кладбище в чужой могиле – поверх старого гроба. Живьем, кстати, зарыли – пусть Родину не продают! Не расскажет уже ничего и твой друг шахтер.

– Что вы, сволочи, с Иваном сделали? – рванулся к Борьке Игорь.

– А тебе не все равно? – усмехнулся Савелюк, отфутболив его ногой на прежнее место. – Встретитесь на том свете – он тебе все подробно и опишет... Ох, чуть не забыл! – повернулся он к Славке. – Огромнейшее спасибо твоему папаньке за «мелкашку» с оптикой и глушителем, на расстоянии до двухсот пятидесяти метров – незаменимое оружие.

– Спасибо не булькает! – буркнул еще плохо пришедший в себя Славка.

– Что ты сказал?

– Я говорю – лучше маленький червонец, чем большое спасибо!

– Юморист, значит? – недобро усмехнулся Борька. – Помню, помню вас с дедом еще по школе рукопашного боя! Что ж, вы умрете смертью полегче – мы вам на головы пакеты натянем.

– А мне ты что уготовил? – подал голос очухавшийся Гек.

– А‑а‑а, герой сухумского периода! Тебе самое почетное – пуля в лоб!

– Спасибо за мягкую затычку! – попытался Генка поклониться.

– Ладно, ладно, спасибо будешь говорить, когда посмотришь спектакль. Стрелять мы тебя будем последним. А ты, дед, чего молчишь? Выбирай сам себе кончину, какая по душе, старикам везде у нас почет, – раздобрился Борька.

– Я вот прежде спросить тебя хочу, – обратился к нему дед Федя, – вы зачем мою дочку Дуняху убили?

– В пределах самообороны, дед, только в пределах самообороны! – заерничал перед ним Жорик. – В грабле той двенадцать зубьев – никакой бы индпошив меня не залатал после ее обработки!

– Ну что ж, что сделано – того не воротишь! – пожевал губами дед. –Тапереча ишо вопрос: куды вы Гретку дели?

– Кого?! – не понял Жорик.

– Убежала она, старик! В окно успела выпрыгнуть твоя увнученная! – пояснил Борька. – Как думаешь, не побежит стучать участковому? – задал он деду вопрос, который до этого задавал уже Чичу.

– Не, не побегить! – качнул дед Федя головой.

– Струсит! – торжествующе объяснил Жорик Савелюку.

– Гретка не из таковых, – спокойным голосом опроверг дед его теорию. – Она вас просто убьет!

– Что?! Что ты сказал, старый пидор? – Чич зашелся в истерическом хохоте. – Нет, ты слышал, Борь, эта шмакодявка нас... Из чего? – обернулся он к деду. – Из двухстволки своей? – намекнул на принадлежность Греты к женскому полу. – И то, небось, один ствол еще не прочищен! Ну ничего, поймаю ее, – он насадил глушитель на вытянутый из наплечной кобуры «ТТ», – у меня шомпол для нее есть – спецкалибра! – и оглушительно захохотал своей шутке.

– Ш‑ш‑ша! – прошептало в комнате и пистолет из его руки полетел на пол, а правую ладонь пробила стрела с ярким оперением.

– Я же говорил – Гретка убьет! – спокойно констатировал дед Федя. – У ей – межнародный класс по стрельбе из лука, а лук – завсегда с собой! Для тренировки. Ишо забыл добавить– она мое тело охраняеть, ну ета... как его?

– Телохранитель?! – веря и не веря, воскликнул Гек. – Эта девчонка?!

– Ента девчонка натворила шухеру в Боснии, пока мы ее с Эльзой не вытянули оттель. У ей спецподготовка с двенадцати лет, есть такая секретная школа – набирают детдомовских сызмалу. Кого – в телохранители готовят, а кого – прямиком в наемники! Вот она и пощипала миротворцев из ООН! Шустрая, в обчем, девка! – объяснил Геку дед.

Дед Федя заговаривал зубы – это Гек понял, когда Славка, каким‑то образом распутавший на себе узлы, внезапно прыгнул к Савелюку и, набросив ему на шею обрывок веревки, с остервенением стал затягивать удавку.

– Пакет, говоришь? Я тебе прежде хрен на задницу натяну! Борька захрипел и ухватился обеими руками за веревку, выгнувшись вперед – Славка коленом уперся в его поясницу. Гек и Игорь одновременно катнулись по полу к пистолету, один – что бы отбросить его подальше, а Игорь с маху подсек ноги Жорика. Гек опоздал на чуть‑чуть, какую‑то долю секунды. Чич упал, конечно, но упал на «ТТ». И с пола, навскидку, засадил в напряженную Славину спину пол‑обоймы. Тело того враз обмякло, и он отвалился от Борьки, оставив веревку на его шее.

– Ну, паскуды! – Чич вскочил на ноги, водя стволом с Гека на Игоря – выбирал, в кого первого выстрелить, с левой руки он стрелял так же, как и с правой, – отлично. Но упустил Жорик в горячке одну маленькую деталь – он стоял посередине комнаты, на фоне открытого окна...

– Ш‑ш‑ша! – вновь прошептал воздух, и вторая стрела вошла ему точно в ямку между ключицами. Захрипев и забулькав горлом, Чич вскинул к нему руки. Третий смертоносный наконечник попал в грудную клетку. Он так и рухнул на пол – лицом к окну, словно пытаясь в последний раз взглянуть на ту, для которой уже подготовили «достойный шомпол».

Все застыли в секундном шоке при виде двух таких быстрых смертей. Все, кроме Савелюка. Выхватив из «дипломата», стоящего в углу комнаты, две дымовые шашки, он чиркнул зажигалкой и выбросил их – одну в окно, через которое влетели жалящие насмерть стрелы, другую – за порог входной двери. Затем подхватил с пола пистолет Жорика, расстрелял остаток обоймы по едва видневшейся в дыму девичьей фигурке на копне сена во дворе напротив и, подхватив по пути лежащую на столе охотничью сумку, побежал к стоящей у калитки «Волге». Под прикрытием дымовой завесы план его удался на все сто процентов – он, целый и невредимый, влетел в салон автомобиля. Задыхаясь, нашарил в кармане запасные ключи и, врубив зажигание, рванул с места так, что в стороны полетели ошметки травы, растущей тут же, за двором. Удивительно, но за все это время по нему так никто и не выстрелил...

Некому было стрелять. Две пули из остатков обоймы «ТТ» достались Грете – за годы нахождения в спецшколе контрразведки Савелюк научился поражать цель по малейшему шороху, а не то что ростовую мишень... Она скатилась с копны – недавнего наблюдательного поста покойного теперь Жоры Чича – и попыталась подняться. Это удалось с неимоверным трудом, две пули – в животе и груди – давали о себе знать, с каждой секундой Грета слабела все больше и больше. Поэтому, определив в густом дыму входную дверь в доме напротив, просто упала на пол и поползла с десантным ножом в руке к деду Федору, оставляя на дощатом крашеном полу широкую кровавую полосу. У нее еще хватило сил перерезать острым лезвием опутывающие деда веревки. Все, ее миссия была окончена! Она спасла от смерти, охранила то тело, которое ей довелось охранять! Человека, которого она за столь короткое время пребывания в их доме в Швеции, а затем здесь, в России, успела полюбить как отца, дедушку, как человека, наконец, за его неиссякаемый юмор и ласково‑насмешливое отношение к окружающим. А дед Федор, выхватив из ее ослабевших рук нож, перерезал путы на Геке и Игоре, затем бросился к внуку, но, поняв, что Славке уже ничем не помочь, сел возле него на пол и тихо, по‑старчески, заплакал. Много смертей перевидал дед за свою семидесятилетнюю жизнь: и в голодные годы, и в разведке во время войны, да и в последнее время их было.немало. Но то были чужие смерти, как бы не коснувшиеся его сердца, души... А здесь в течение нескольких часов он воочию видел гибель двух ближайших родственников – дочери и внука. А тот, кто прямо и косвенно виноват в их гибели...

– Ушел все же, волчара! – дед не заметил, что мыслит уже вслух.

Умирающая Грета правильно поняла его слова. Торжествующая улыбка появилась на ее побелевших от потери крови губах:

– Далеко не уйдет!

– Как не уйдет? – не поверил дед. – Уже ушел!

Грета слабым шевелением пальцев указала на карман джинсовой куртки. Гек понял, пошарил в нем и вытащил... обыкновенный презерватив, набитый каким‑то темным порошком.

– Я ему в бак... – прошептала Грета.

– Вот теперь все ясно! – вмешался Игорь. – Это марганцовокислый калий. При соединении с бензином дает сильнейшую взрывную смесь... А тонкую резину бензин разъедает за...

...Выехав за станицу, Борька прибавил газу и наконец‑таки отдышался. «Да‑а, здорово эта сикушка уделала Жорика! Даже попрощаться не смог по‑человечески – глотка‑то продырявлена! Но и я ее, кажется, зацепил – вверх тормашками полетела с копны... А вот на тех двоих – дед не в счет – снова зарядов не хватило... Надо же, в третий раз Веснин от явной смерти уходит! Ничего, теперь мы рисковать не будем – пошлем пару наших обалдуев, они его и дружка быстренько приговорят, вякнуть не успеют. А у меня есть более приятная работа – перевести в доллары побрякушки из охотничьей сумки. Выплыли, наконец‑таки, бриллиантики и золото той валютной проститутки из Питера, которую ныне покойный Иван Федорович Гребов «благословил» в ее же квартире бутылкой из‑под шампанского, наполненной песком. И, уходя, прихватил эти «бирюльки». Многие точили зубы на них, потому что знали об их существовании – путана не делала из этого секрета, уверенная на все сто в своих «быках»‑телохранителях. Часто цепляла «цацки», собираясь на какой‑нибудь светский раут с очередным поклонником из дипломатического корпуса. Ну и доцеплялась... Однако, каков пенсионер‑снайпер! Даже под последней пыткой, когда из его внучки чуть дурочку не сделали, не указал точное местонахождение тайника. Сказал, что под полом в большой комнате. Из‑за этого и пришлось разыграть весь этот спектакль с покупкой дома. Эх, пропали, однако, сто «лимонов» – Жорику они теперь ни к чему, а мне бы очень пригодились! – размышлял Борька Савелюк, все более удаляясь от станицы.

– Ничего! С этим сокровищем... – Он хлопнул по кожаной охотничьей сумке, лежащей на соседнем сиденье и... сразу почувствовал – что‑то не так! Не было в сумке той округлости, приятной сытости туго набитого за обедом желудка – она топорщилась мелкими острыми гранями... Рывком остановил «Волгу». Сзади раздался возмущенный сигнал, и водитель «Жигулей», обогнавших его машину, отчаянно завертел пальцем у виска – что ж ты делаешь, придурок? Однако Борьке на эту мелочь некогда было обращать внимание. Рванув молнию застежки, он перевернул сумку. На соседнее сиденье с шорохом и стуком высыпалась кучка... гравия, которым была посыпана дорожка во дворе Гребовых.

Это она! Та сучка белявая! Пока он распинался там, в доме, упиваясь своей властью над беззащитными, связанными по рукам и ногам пленниками, пока придумывал способы их казни, она подменила драгоценности на это вот дерьмо. «Ну погодите, суки, еще не вечер! – пообещал Савелюк и, лихорадочно открыв багажник «Волги», перетащил из него в салон «АКСУ» с четырьмя запасными магазинами и подсумок с гранатами. – Ну, падаль! Я вам сейчас устрою Мамаево побоище! Не то что от дома – от вашей вонючей станицы камня на камне не оставлю!» По части терактов Борис читал на курсах цикл лекций, поэтому угроза не была пустой. Круто развернувшись, он с яростью рванул назад, в то место, откуда двадцать минут назад убегал с позором, но богатый – как он думал. Попадись сейчас Савелюку гаишники или пэпээсники – расстрелял бы, не задумываясь, походя, как будто устраняя с дороги досадное препятствие...

Не дал Бог свинье рог. Уже на въезде в станицу бензин в баке сделал свое дело, «докушав» тонкую резиновую пленку, отделяющую Жизнь от Смерти... Перепуганные мощным взрывом на пролегающей рядом трассе, коровы фермы, задрав хвосты, проломили хилую изгородь выгульного база и ломанулись в близлежащую посадку. А выскочившие из корпуса скотники, разинув рты, смотрели на ярко пылающую, разорванную пополам «Волгу». Из которой так никто и не выскочил. Не успел, видимо...

– Сейчас, Грета, сейчас! – бормотал Игорь. Он стянул с нее куртку, разорвал цветастую рубашку и теперь пытался наложить повязку из куска простыни, которая постоянно сползала с высокой, упругой девичьей груди.

– Не суетись, Игорь, не стоит! – девушка положила свою ладонь поверх его, и он с ужасом почувствовал, как уходит тепло из молодого красивого тела. – Эта болезнь неизлечима, я много видела таких там, в Боснии... Послушай, золото и бусы из сумки того... который уехал, – в помойном ведре, под вишней. Там же и... – Грета запнулась и внезапно глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, ласково провела холодной уже ладонью по его руке, – а знаешь, я бы тебя полюбила... такого! Я ведь еще никого... – голова откинулась на подложенную под нее джинсовую куртку...

Игорь прикрыл остановившиеся глаза Греты, набросил на тело остатки лежащей рядом простыни... Все, пора возвращаться к прозе жизни! Он взглянул на часы – половина шестого. Сейчас станица начнет просыпаться.

Где‑то ахнул мощный взрыв и высоко в небо вознесся клуб черного дыма пополам с пылью.

– Поминальный салют в честь погибших! – Гек, слышавший предпоследнюю фразу Греты, уже входил в дом с пластмассовым зеленым ведром, накрытым крышкой. Откинул крышку и... остолбенел. Ведро доверху было заполнено пачками купюр стотысячного достоинства.

– Одна, две, три, десять! – пересчитал. – Ровно сто миллионов! А под ними – драгоценности! Так что Боря Савелюк улетел на небо порожняком!

– Ой, лышенько, да что это делается?! – в дом влетела сестра тети Дуни. – Не иначе, дудаевцы на нас напали!... – она враз осеклась и закрыла рот ладошками, увидя на полу трупы.

– Замолчь, Манька, и слухай сюды! – цыкнул на меньшую дочь дед Федор. Затем вкратце обрисовал ей положение вещей. Когда рассказывал про смерть тетки Дуни, сам чуть не заплакал, однако усилием воли сдержался. Окончив рассказ, обернулся к Геку и Игорю.

– Что делать будем? Поплакать еще успеем, сейчас нужно что‑то конкретное!

– С милицией нам встречаться никак нельзя, – первым отреагировал Игорь. – Если ситуация в Российской находится под контролем у кого‑то из высших чиновников, а это скорее всего так и есть, через час‑два жди гостей на вертолете. И в случае нашего задержания из камеры нам один выход – на тот свет. Такие свидетели, как мы с вами, нежелательны для любой структуры. Да еще с таким багажом... – кивнул он на ведро.

– Что ж ты предлагаешь? – не выдержал дед Федор.

– Я высказал причины, теперь ваш ход, – Игорь взглянул на Гека.

– Нужно уходить! – твердо выговорил тот. – Дед Федя прав – поплакать мы еще успеем, сначала нужно отомстить за них. Наступать нам сейчас не с руки – значит, нужно пока отступить – разведать, что к чему, и подготовиться. Эх, машину бы нам сейчас! – протянул он мечтательно.

Дед Федор отсчитал из ведра три пачки стотысячных, остальные протянул дочери:

– На, Манька! Это на похороны... – он смахнул непрошеную слезу.

Дочь с ужасом глядела на руки деда – такие деньги она видела впервые в жизни.

– Это много, папа!

– Они вам понадобятся еще и на покупку другой машины. А «Таврию», ту, что Ванька зятю купил, отдадите нам. И чем быстрее, тем лучше!– крикнул он вслед выбегающей из калитки дочери.

...Через полчаса они проселочными дорогами уехали из станицы. А через час с небольшим на околице ее приземлился темно‑зеленый вертолет...

Глава VI Воссоединение

Таможни, и российскую, и украинскую, проскочили быстро – помог английский паспорт Игоря, и в Николаевку въезжали после полудня. Игорь подрулил прямо к зданию городской больницы. Владислав был на месте. Увидев входящего в кабинет Игоря в сопровождении Гека и деда, горестно развел руками.

– Когда и как это случилось? – Веснин опустился на кушетку у стены.

– Сразу же вечером, как только ты уехал. Он сидел в постели – мерял температуру, рядом была медсестра... Выстрела никто не слышал. А пуля маленькая такая, мягкая, прошла в висок навылет.

– Опять мелкашка! – Игорь закрыл лицо руками, затих.

– А знаешь, я вот тут думал, – Владислав прикоснулся к его руке, – может, Ивану легче... – Я это к чему: СПИД у него все же был – анализы его дали положительные результаты. Но тогда я просто не мог ему сказать правду, да и тебе тоже...

– Наврал, значит! – горько усмехнулся Игорь. – Ну, и кому от этого легче?

– Ему легче, Ивану! Умер‑то он с сознанием своей полноценности в нашем обществе...

– А‑а‑а, теперь все равно, с какой стороны ни подходи – смерть всегда остается смертью. Когда похоронили?

– Сегодня утром. Родственников у него нет, а высокие чины из милиции приказали: хоронить немедленно после вскрытия.

– А они чего‑нибудь искали, чины эти высокие?

– Да вроде бы ничего. Тобой вот только интересовались усиленно: что да как, да куда уехал? Я им сказал, что на какое‑то предприятие областное, для заключения договора на поставку какого‑то там оборудования.

– Ну, и что?

– Ну, и уехали! А мне было приказано: как только приедешь – позвонить на 02.

– Позвонил?

– Да иди ты знаешь куда?! – разозлился Владислав. – Пошли лучше помянем Ивана.

– Поехали сначала в «Гастроном», а затем к Ивану на квартиру! – распорядился Игорь.

– А ключи?

– Вот они, – тряхнул связкой Игорь. – Когда я уезжал, он мне их отдал вместе с доверенностью на квартиру. Пока он, дескать, в больнице... – Веснин осекся.

– Ладно, поехали, – решительно мотнул головой Владислав. Поднялись на третий этаж, Игорь протянул руку с ключом к замочной скважине.

– Стой! – перехватил ее Гек. – Погоди! А вдруг там «гости» побывали?!

– Слухай, Генка, сызнова ты со своими штучками‑дрючками?! – закипятился дед Федя. – Скоро хвамилии своей пужаться будешь!

– И все же – проверить не мешает! – Игорь убрал руку от замка. – Здесь внизу как раз баба Зина живет... Пошли! – махнул он Геку. – Ты помоложе.

Вскоре вернулся и подмигнул успокаивающе – ждите, мол!

Минут через десять по ту сторону двери послышался щелчок отпираемого замка и дверь распахнулась. Гек приглашающе поманил изнутри. Дед Федор первым шагнул в квартиру, тут же ойкнули взлетел по лестничному маршу на пролет выше, побив все рекорды скорости.

Игорь заглянул в открывшийся проем двери... почувствовал, как на голове шевелятся волосы. Все аммонитные шашки с антресоли были аккуратно сложены на кухонном табурете сразу за дверью, в каждую шашку всажен детонатор, а проводки разделены по контактам на два жгута. Здесь же, к ножке табуретки, лейкопластырем была прикреплена обыкновенная плоская батарейка. Один жгут прикручен к минусовой клемме, второй чуть‑чуть не касался плюсовой – ему не давала этого сделать тонкая капроновая нить, пропущенная через колечко из скрепки, прибитой к стене маленьким гвоздиком, и натянутая между клеммой и дверной ручкой. Стоило чуть‑чуть приоткрыть дверь – нить через кольцо натянется, жгутик из проводов коснется плюсовой клеммы...

– Да здесь на весь дом с избытком хватило бы! – ахнул Владислав.

– Заходите, я уже провода от батарейки убрал! – пригласил вновь Гек. – А без электричества аммонит не опасен. По крайней мере, в комнатных условиях.

– А ежели все жахнет? – дед на сей раз переступил порог последним, с опаской косясь на страшный заряд.

– Тогда ты и «мама» сказать не успеешь! – «успокоил» его Гек, выдергивая детонаторы из круглых пакетиков.

Вошли в квартиру, огляделись. Посетителям, собственно, не нужно было устраивать особого бардака при обыске: все материалы по делу организации «Перекресток молний» лежали на виду – в единственной на всю квартиру тумбочке. Что поделаешь – не думали Игорь с Иваном, не гадали, что их так быстро вычислят...

Тумбочка так и осталась раскрытой, ни бумаг, ни кассет в ней не было. Интересно... он подошел к книжной полке, снял с нее «Робинзона Крузо», открыл – пластикат был на месте. Значит, больше нигде ничего не искали. А что им искать – получили все, за чем приходили.

Он поставил «книгу» на место и пошел на кухню. На столе уже стояли бутылки и закуска. Молча разлил, молча выпили, молча посидели. Наконец, дед Федор обратился к Геку:

– Геш, ты помнишь, мне на курорте читал стихи, про Расею.

Тот кивнул утвердительно.

– А ишо могешь такое... для души?

Вместо ответа Гек начал:

– Классные стихи! – Игорь схватил Гека за руку. – Твои?

– А то чьи же?! – возмутился за Генку дед. – Он их на раз клепает! Сядем, бывалыча, с им на пару вечерком, дербалызнем по «Амаретту», а утром, глядишь, – уже стих волокеть!

– Ты никак, дед, в соавторы набиваешься? – прищурился Гек.

– Та ты шо, Господь с тобой! – замахал на него руками дед Федя. – Я ж слова его... склишать не умею. Да и с памятью шо‑то не то стало. Крутится в башке уже третий год один и тот же стишок, а более – ничего. Хотите, прочитаю! Вот стою на асфальте я, в лыжи обутый. То ли лыжи – не те, то ли я?..

– Да, поздновато ты в поэты ударился! – посочувствовал ему Владислав. – Лет эдак бы на полета раньше...

– Ладно, давай ближе к делу! – прервал их Гек и, расстегнув спортивную сумку, скомандовал. – А ну, освободите стол!

На освободившееся пространство он высыпал драгоценности.

– Сперва объясните, откуда они взялись в станице?

– Ну, рассказ про мого сынка ты слыхал от того бандюги, шо Игорехиным другом прикидывался, – начал объяснять дед Федя. – По моему разумению, енти цацки он прихватил, когда одну проститутку по заказу пришил...

– Ты где, дед, блатных слов таких успел нахвататься? – изумился Генка.

– С кем поведесси... – намекнул дед и продолжил: –Так вот, скорее всего, Ванька мой их где‑то в камышах затырил, а моя дочка Манька нашла... или хто‑нибудь...

– Ну, продолжай! – поощрили его.

– А хто‑то из следователей или, не дай бог, бандюков пронюхал про его хованку и вот тут‑то все и началось... – дед посмурнел лицом. – Господи, сколь хороших людей из‑за ентих побрякушек жизни наклали!

– Версия принимается. – Гек задумчиво уставился на Игоря. – Ну, а ты как в нашу компанию влип?

– Долго рассказывать, – замялся тот.

– Давай решим так: если ты едешь, куда собирался, один – на этом закончим разговор и дальнейшее знакомство! Но если решишь остаться с нами – рассказывай о себе все! О нас ты знаешь, а нам в компании темные лошадки не нужны! – жестко закончил Гек и добавил: – Подумай хорошо, прежде чем решиться!

Веснин думал не более пары минут – пока докуривал «Данхилл».

– Вы мне частично уже помогли: выявить и уничтожить одного из «стукачей» шестого отдела моего бывшего ЮВД. Да и дальше без посторонней помощи я вряд ли обойдусь. Поэтому слушайте... – и он пересказал новым друзьям автобиографию из общей тетради. Окончив исповедь, обратился к ним:

– А теперь вам решать – стоит ли связываться со мной! Дело, за которое я взялся, может закончиться в любую минуту по причине внезапной смерти – моей и вашей, если вы влезете в него. Я ведь не только хочу покарать Вольвака и Гальчевского – ублюдков, искалечивших не одну человеческую судьбу. Я также хочу узнать что‑нибудь о Максиме – сыне Анжелы, убитой Вольваком в гостиничном номере. За несколько дней мы с ним привязались друг к другу... Его отец – зверь и наркоман – убит, а я, думаю, смогу заменить ребенку родителей. В память о Юдит, которая все‑таки была, к убийству которой приложил руки и Вольвак. Но вновь предостерегаю вас: я замахнулся на очень хорошо подкованного и грамотного во всех отношениях противника, к тому же имеющего на руках главный козырь – Власть. Надежды на успех мало, очень мало...

– Но она все же есть? – невинно поинтересовался Гек. Игорь взглянул в его лицо, затем лицо деда Федора, Владислава и, все поняв, облегченно засмеялся.

– С такой‑то подмогой?! Больше, чем наполовину!

Гек обернулся к Владиславу:

– Ну, тебе‑то с твоей мирной профессией сам Бог велел держаться от нас подальше.

– Обижаешь, начальник, – запротестовал тот. – С вами мне как раз по пути. Хватит того, что мои обожаемые предки до двадцати двух лет делали из меня мимозу в вазочке. Вы вон сколько объездили, повидали, а я... Окончил лишь медицинский да курсы электроники при вузе. Сейчас мне двадцать пять, из них три года занимаюсь культуризмом. И до сих пор не женат. И не женюсь, пока не рассмотрю этот паскудный мир во всех его тонах: цветных и черно‑белых. Короче – я с вами! – закончил решительно Владислав.

– Да Господи, хто ж тебя не пущаить? – засмеялся дед Федор. – Пожить всегда успеешь, а вот помереть красиво – ето да, его не каждый смогеть!

– Ты что городишь, дед? Кто туг помирать собирается, да еще красиво? – постучал по столу Гек.

– Да енто я так! – смутился тот. – Выразиться захотелось... по‑душевному!

– Вот и выражайся сейчас! – Игорь разлил по рюмкам коньяк. – Давай, говори тост!

– Убиенных мы помянули, – дед Федя кашлянул, убрав хрипотцу из горла, – сейчас давайте думать о живых. Я вот во время войны, кады служил в разведке... – глянул на Гека, показывающего кулак, и, поперхнувшись, скомкал окончание тоста, – общем, я хотел сказать – за дружбу, ето... как его... ага – единство...

– В общем – вперед, к победе коммунизма! – съехидничал Гек, видя замешательство деда. – Слазь с трибуны, дед Федь! Рассказы о рыбалке у тебя, конечно, бесподобны, а вот с тостами – напряженка. Ну, ты, да самогон. Какие уж тут тосты!

– Ах, так! – рассвирепел дед. – Ну, тады слухай, молокосос! В шестнадцать лет ума нет – не будет его в двадцать. В двадцать лет здоровья нет – не будет его и в тридцать. В тридцать лет жены нет – не будет ее и в сорок. В сорок лет счастья нет – не будет и дальше. Давайте ж выпьем за то, шо б все к нам приходило вовремя! – он хитро взглянул на Гека.

– Ну, дед Федь, что я могу сказать, – рассмеялся тот. – Одним словом – могешь!

– То‑то же! – дед победоносно хлопнул рюмку и сел на место.

– Так что же будем делать с этим добром? – Игорь, запустив пальцы в груду драгоценностей, рассеянно перебирал их. – Сдать государству – а где оно, государство? Дойдут эти цацки до первой инстанции и начнут рассасываться, распыляться – к каждому современному чиновнику чего‑нибудь прилипнет. Так что в конечном итоге – не видать нам ни этой красоты, ни причитающегося вознаграждения . И потом – на них же кровь! Ну, может, и не на всех, но на некоторых – точно. Особенно на этой штуке, – он выгреб из кучки раковину с розами, и все вновь залюбовались игрой света в драгоценном рисунке на камее. – Эх, черт, даже подарить некому!

– У меня есть предложение! – подал голос Влад. – Но оно... как это, не коммерческое, вот!

– Ты давай, подбрасывай идею, а мы вместе подумаем! – поощрил его Гек.

– Ну, у нашего городка давно уже нет родильного отделения! Нужно красивое, светлое здание с современным оборудованием, реанимационным отделением для недоношенных младенцев, отделением искусственного вскармливания и... ну много чего еще надо! Прибыли, конечно, оно в будущем не принесет...

– Кто тебе сказал, что не принесет? – загорелся идеей Гек. – А прибыль России в населении – это ты не считаешь? Да ведь каждая спасенная маленькая жизнь – это, может быть, Чайковский или Кулибин в будущем!

– Или алкаш какой‑нибудь, а то и маньяк, навроде Чикатило! – добавил дед Федя.

– Не надо утрировать, – обернулся к нему Гек, – нужно надеяться на лучшее! Ну что, строим детский реанимационный центр? – обратился он ко всем.

– А при нем – музыкальную школу, – добавил Игорь.

– А еще – театральную студию, – внес предложение Влад.

– И хвизкультурный комплекс – ну, школу рукопашного бою, помнишь, как там, на побережье? – поставил точку дед.

Таким образом – негласно все сказали «да».

– Ну ладно, это все еще нужно продать, – Гек сгреб сокровища в спортивную сумку, – а пока найти гараж – побеспокоиться о нашей «Таврии» не мешало бы.

– Кажется, о ней кое‑кто побеспокоился, – подошедший к окну Влад заинтересованно глядел вниз, на угол дома, возле которого они оставили машину. Игорь с Геком бросились к нему, выглянули. Возле их малолитражки суетились две мужские фигуры. Вот одна из них нырнула в салон. Минута – и двигатель завелся. Второй, обежав машину, полез на второе сиденье. Но взглядом мазнул сразу по всем этажам.

– Федя! – узнал его Игорь. – Ну погоди, змеюка подколодная!

– А ты что, знаком с ним? – спросил Гек. Пришлось рассказывать про этих двух ребят, а заодно о банде Узбека...

– И они, сволочи, отблагодарили меня за то, что я их из такого дерьма вытащил! – воскликнул Игорь.

– Ну, они же не знали, чью машину угоняют! – успокоил его Гек. – К тому же ты знаешь, где их искать.

– Конечно, знаю! В баре «Найт Катиш!»

Глава VII Конец "Таврии", или воскресшие из мертвых

А Федя Змей и Сашка Козырь сегодня шиковали. Давненько у них не было классного «навара». Да можно сказать, с той ночи, когда их чуть не угробили в складе за угнанный «мерседес»... После этого оба кореша жестко сели на «мель». Как‑то разом перестали приносить «стволы» на переделку, а авторучки с голыми бабами и мундштуки им было лень уже «ставить на поток». Денег было очень мало – сами по себе отпали собутыльники в ночном баре, а дальше – и само посещение бара. Дошло до того, что накануне вечером Змей, лазивший по карманам своих шмоток в поисках завалявшейся купюры любого достоинства, наткнулся на трудовую книжку и, ностальгически вздыхая, принялся оплакивать горючими слезами место последней работы – ремонтно‑механический завод.

– Помнишь, Санек, какой там коллектив дружный?

– Алкашня такая же, как и везде! – Козырь был злой с очередного похмелья и поэтому сейчас был похож на включенный в сеть утюг – с виду холодный, а плюнь – зашипит. – Пока бабки у тебя есть – ты им друг, товарищ и брат, а если ходишь голый, как бубен, оббегают десятой дорогой, чтобы за руку не подержаться – вроде как от чесоточного.

– Тем не менее, с похмелья пропасть не давали! – не унимался Федюня.

– И только‑то! Кто мне больше всех нравился на РМЗ, так это крановщицы наши, две сестрички‑близняшки – Анька и Янка, помнишь? – впал, наконец, в ностальгию и Козырь. – Бывало завалишь в обеденный перерыв одну из них где‑нибудь в уголке потемнее...

– И трахнешь, не зная кого – то ли Аньку, то ли Янку! – ввернул Змей.

– Зато безотказные, как... как наш телефон, – кивнул Санька на единственную ценную вещь, оставшуюся в квартире. Как в прямом, так и в переносном смысле: продавать на «барахолке» больше было нечего – из обстановки оставили минимум необходимого, а по телефону поступали заказы.

– А может, вернемся на завод, Сань? – робко намекнул Змей, Робко, потому что они, уйдя с предприятия, поклялись: больше туда ни ногой.

– Еще чего?! – взорвался Козырь, затем махнул безнадежно рукой. – А может, и вернемся! Ладно, давай спать пораньше ляжем, завтра решим, как быть!

Нет, все же правильно они решили, не пропив свою последнюю надежду – телефон. Он‑то и спае их, веселой заливистой трелью подняв с постелей в девять часов утра. Вначале Санька хотел запустить в аппарат подушкой без наволочки, но затем вспомнил, что женщины им не звонили уже давно, потому как их не было – постоянных, а у временных они даже имени не спрашивали. За полбутылки «червивки» отработал – и ладушки, гуляй: ты налево, я направо!.. И не подцепил ни один пока ничего дурного на конец, потому что от прежней, сытой жизни у них осталось несметное количество презервативов всех мастей и фирм, которые удавалось достать Змею – он их в свое время коллекционировал. И, конечно жег испытывал на очередной «невесте», завербованной по пьяни на квартиру. А Козырь, по мере трезвости, помогал ему в «испытаниях». Они бы, может быть, давно позагоняли и это, сейчас дорогостоящее средство предохранения, но дело в том, что чувство аккуратности у них потихоньку атрофировалось в связи с повышенными запоями, и, использовав «предохранитель», они остальное швыряли куда попало – на кухонный стол, за тумбочку, в пепельницу... А покупать надорванные кое‑как в пьяной спешке пакетики, да со следами томата из‑под килек, согласитесь сами, отважится не каждый, если он не самоубийца, конечно... Вот они, скрепя сердце, и использовали поневоле старые запасы.

Сейчас телефонный звонок мог обозначать только одно: заказ. Или звонок из домоуправления о внесении платы за квартиру. Но Змею не хотелось в это солнечное утро забивать себе голову кошмарами, поэтому он весело и нежно подхватил трубку. И не ошибся в предположениях.

– Нужно угнать машину! – сказали без предисловий и обиняков на другом конце провода. Голос был мужской, грубый, привыкший повелевать.

Федя был готов к любым заказам: сконструировать разборной автомат, сделать пулю «дум‑дум», даже переделать баллистическую ракету в гранатомет... Но угон? Еще свежи были воспоминания того, складского кошмара. Он тут же попробовал вильнуть в сторону:

– Знаете, мы с корешком не сильны в иномарках! Если бы «Запорожец» там или «Москвич», – он бил наверняка, зная, что такие модели не угоняются. И промахнулся.

– Это «Таврия»! – голос в трубке был спокоен и невозмутим. – Пятидверная. Выпуска этого года. Для вас с корешком это пустяк. Для вас и «мерседес» пустяк!

Федя похолодел: все знает, скотина! Он еще раз попробовал уйти в сторону:

– А откуда вы наш телефончик...

– Брось! – сказал голос в трубке. – Все ты знаешь и все понимаешь прекрасно! Да, я не назвал цену заказа! Пять «лимонов». Плата вперед.

– Деревянных? – вякнул на всякий случай в трубку Федя. Козырь поставил уши топориком.

– А ты что, баксы хочешь? – впервые хохотнули на противоположном конце. – Так пойди в Сбербанк и переведи по курсу! Все! – Змей нутром чувствовал – тем «Таврия» очень нужна. Именно эта, которую они заказывают!

– Десять! – сказал он в трубку твердо и однозначно.

– Ну, ты даешь! – удивилась трубка. – Это же половина ее цены! Впрочем – хрен с тобой! Но – пять сейчас, остальные – после дела!

– Добро! – согласился Федя в свою очередь. – Где тачка?

– Она будет через пару часов стоять или у городской больницы, или в новом микрорайоне возле одиннадцатого дома. Пригоните ее на заброшенную шахту. Знаешь, где это?

– Я здесь родился! – с оскорбленным достоинством ответил Федя. – Лучше скажи, когда бабки будут? – Санька Козырь прилип ухом к трубке с другой стороны.

– А они уже лежат в вашем почтовом ящике! Но смотри – мы платим не за туфту! – голос из веселого враз превратился в угрожающий.

– А мы, если беремся, туфту не гоним! – с достоинством ответил Федя, но, видимо, зря изображал достоинство – в трубке пульсировали гудки отбоя. Он положил трубку на аппарат и обернулся, чтобы поделиться радостной вестью с другом, но его уже не было в квартире. Ворвался Козырь через три минуты и метнул в потолок запечатанную пачку пятидесятитысячных.

– Ур‑р‑ра‑а!!! – завопил он. – Гип‑гип калифам из Багдада!!!

– Ну, ты не очень‑то! – попробовал осадить его Змей. – Эти бабки еще отработать надо!

– Говори, чего надо! Снести наш дом, убить соседа, продать душу дьяволу?

– Угнать «Таврию»! – Федя уже улыбался – от уха до уха.

– Всего‑то? Да за такие я ее по запчастям перенесу! По болтику, по гаечке...

– Не требуется, им нужна целая! – и Змей досказал Саньке то, что тот не слышал.

– Но это же чепуха! Такие деньги палить из‑за консервной банки, хоть и модернизированной? Да это дилетанты какие‑то!

– Дилетанты не разбрасываются миллионами, да будет тебе известно! Значит, нужна им эта машина! А нам нужны деньги! И опохмелиться, кстати, тоже нужно! – Федя на правах договаривающейся стороны поднял с пола пачку, выдернул из нее один хрусткий листочек и потопал к двери, швырнув остальные деньги на диван‑кровать.

– Ты куда это намылился? – заступил ему дорогу Козырь.

– В «Гастроном», куда же еще?!

– А потом сивухой провонять салон машины?! Нет уж, дружище, теперь потерпи.

– Ты же сам страдаешь со вчерашнего вечера!

– Ничего, перестрадаю, больше терпел. Но из‑за какого‑то молокососа‑пэпээсника завалить всю операцию – ты представляешь последствия?

– Нет, – честно признался Змей.

– Ну и я пока не представляю. Так что подвяжи хлебало на время.

Операция прошла так легко, что даже оптимиста Змея насторожила: во‑первых, дверцы «Таврии» были не замкнуты, во‑вторых, ключи зажигания торчали в замке, а в третьих, автомобиль стоял на углу здания почти с тыльной стороны дома. И все‑таки Санька на всякий случай оставил Змея снаружи: а вдруг в салоне что‑нибудь непредвиденное типа «кочерги», медвежьего капкана или, не дай Бог, разрядника какого. Однако все обошлось, двигатель завелся с пол‑оборота, и Федя с легкой душой, оглядевшись на всякий случай, сиганул в салон с другой стороны. Тогда‑то его и заметил Игорь. Случайность? Но вся наша жизнь состоит из случайностей... До старого заброшенного поселка они доехали за каких‑то полчаса. Подкатили к истощившейся шахте – никого. Подождали минут десять – еще меньше гостей!

– Да что ж это такое? – выматерился Козырь в сердцах. – Заказывают, заказ...

Федя Змей дернул его за рукав и повел глазами вправо. Из‑за отвалов пустой породы показался роскошный черный «вольво» последней модели с затонированными стеклами.

– Вот тебе и дилетанты! – ахнул Козырь. Не доезжая до них метров пяти, черная махина тормознула. В приоткрывшейся дверце показалась рука в белой перчатке, поманила.

– Иди ты! – подтолкнул Козырь приятеля. Федя пошел. Та же рука в перчатке нырнула обратно в салон и тут же появилась обратно с «дипломатом».

– Положи его в «Таврию»! А машину столкните в шурф!

Эта ямина глубиной метров в восемьдесят служила некогда запасным выходом из шахты. Теперь ее края обвалились и получилась воронка огромного диаметра.

– А потом ты нас пристрелишь? – криво усмехнулся Змей непослушными губами.

– Нет, – прозвучало из салона. – Вы нам еще будете нужны. – Сказано было твердо, безо всяких эмоций. И Федя почему‑то поверил. Зашвырнул «дипломат» на переднее сиденье «Таврии», захлопнул дверцы и подмигнул Козырю.

– Пособляй!

Вдвоем они без особого труда подопхнули малолитражку к воронке, затем, поднатужившись, изо всех сил толкнули ее вниз, в бездну и... Змей почувствовал шевеление почвы под ногами. В долю секунды он понял, что будет дальше.

– Беги! – Федя на последнем рывке мощным толчком отправил тщедушного Козыря метра на два‑три вперед, за зону обвала. А сам поехал вместе с осыпающимся грунтом вслед за «Таврией», медленно, но уверенно сползающей к черной страшной дыре... Все они были детьми Донбасса – Санька сразу допер, что угрожает компаньону и другу по застольям. Понять‑то понял, а что делать?.. И тут взгляд его споткнулся о кусок троса – обрывка тяги к вагонетке. Трос был диаметром миллиметров пятнадцати в поперечнике и длины достаточной, но чтобы его метнуть, нужна была сила Феди Змея. Санька же был слабее его где‑то вполовину. Это понял и Змей, голова которого уже скрывалась за краем воронки. Он улыбнулся напоследок Козырю побледневшими губами!

– Что ж, прощай, кореш!

– Я тебе дам – прощай! – заорал в бешенстве Санька. – А где я жить буду, ты подумал, твою в бога душу мать! А женить меня кто обещал? – он с остервенением ухватил кусок троса, подбежал к краю ямы и, не обращая внимания на оползень, метнул его, целясь ниже Феди. Попал. И дружок, проползая, ухватился в него мертвой хваткой и... пополз ниже, увлекая за собой Козыря.

– Говорил дурню – беги, а теперь вот вместе!... вниз! – с усилием выговорил он.

– А на хера мне жить, если ты на моих глазах скопытнешься?!

Падение вдруг замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Все кончилось, что ли? Федя глянул вниз и вздрогнул от радости: дойдя до отверстия‑провала, «Таврия» на несколько мгновений перекрыла его своим корпусом...

– Беги, Феденька! – отчаянно заорал Козырь, поняв тоже, что Судьба дает им один‑единственный шанс. Тот, которого иные ждут всю жизнь и умирают, так и не дождавшись... Увидев, что Змей, перехватываясь по тросу руками, оказался рядом, он вместе с ним одним броском вырвался из зоны обвала и покатился по земле дальше, дальше от этой черной дыры в никуда, хохоча истерично, обращаясь неизвестно к кому:

– Что, лидеры, взяли?! Нас просто так не поджаришь!

Рядом молча, переживая недавний шок, лежал Федя Змей... Полежав, огляделись – иномарка будто бы и не стояла всего пять минут назад рядом с ними.

– Смылись, курвы! А платить кто будет?! – заорал Козырь дрожащим голосом. Он вскочил, подбежал к тому месту, где недавно разговаривал с «белыми перчатками» и... поперхнулся последним матюком – на месте машины лежала пачка пятидесятитысячных – точный близнец той – на диван‑кровати. Позади них глухо ухнуло. Они обернулись – «Таврии» не было, а земля пополам с породой медленно успокаивалась, застывая в неподвижности. И лишь прожорливая черная пасть шурфа напоминала о том, что могло произойти!

– Пошли отсюда! – Козырь, подобрав деньги, тянул Федю к трассе, проходящей километрах в двух от старого поселка. Вышли на нее и стали, поджидая рейсовый автобус. Федя еще трясущимися руками выудил из кармана пачку «Кэмела», чиркнул зажигалкой и... выронил и то и другое – так ахнуло за спиной. Вздрогнув, оба оглянулись: над шурфом стоял огромный черный столб, образуя вверху грибообразное облако. Они переглянулись.

– «Дипломат?» – спросил Санька.

– И «Таврия»! – уточнил Федя, все же прикуривая... В высоком голубом небе пробивалась уже кое‑где седина – признак осени. Но жаворонки над покрытой ковылем, полынью и бессмертником степью заливались еще по‑летнему радостно и беззаботно.

– Хорошо жить! – толкнул Змей в бок напарника.

– А хорошо жить, как говаривал Никулин в известной комедии, еще лучше! – Козырь, засмеявшись облегченно, подбросил на руке пачку денег и вдруг ринулся к другу, повалил его на траву, растущую у обочины, и принялся тыкать в нее носом Федину физиономию.

– Вот тебе, вот тебе! Бросить меня, гад, захотел?!

Змей не сопротивлялся – сегодня сила была на стороне тщедушного Козыря.

Глава VIII Салон "Интим" - предоплата

Приехав домой, Федя первым делом послал Саньку в близлежащий «Гастроном» за покупками согласно составленному ими в автобусе списку, а сам метнулся к участковому, управдому, в паспортный стол – благо все было рядом, под рукой. И когда Козырь вполз в квартиру, до отказа загруженный пакетами, свертками и позвякивающей стеклотарой сумкой, он торжественно сунул ему под нос картонную книжицу.

– Вот!!

Санька, угадав свой паспорт, враз забеспокоился.

– Участковый навещал?!

– Я сам к нему ходил! – засмеялся Федя. – Прописал тебя в этой квартире! Да еще задним числом, четырехгодичной давности. Оказывается, никаких проблем – сунул двести тысяч – и ты, Сань, живешь со мной четыре года. Ну, врубился?!

Санька Козырь никогда в жизни не имел собственного жилища. Даже женившись, три года прожил в примаках у тещи, откуда его благополучно и спровадили после очередного запоя. И поэтому в вопросах жилплощади разбирался, как кот в апельсинах.

– Ну, живу – спасибо, что не гонишь! – поблагодарил он Федю, раскладывая на кухне принесенную снедь.

– Дурень! После четырех лет совместного проживания на одной площади ты имеешь полное право на часть ее. Родственников у меня не осталось, так что в случае моей смерти ты можешь спокойно пользоваться жилплощадью. На всякий пожарный я тебе и дарственную составил. Во, гляди!

– А ты что, помирать собрался? – покосился на него Санька, разглядывая подсунутую бумажку.

– Да нет... – смутился Федя. – Это я так... вдруг...

– Никакого «вдруг» не будет! – твердо заявил Козырь. – Если загнемся от водки, то разом – потому как потребляем ее в равных дозах. А за прописку спасибо, если честно – надоело уже бомжевать, – признался он.

– Да ладно! – махнул Федя на недогадливого друга. – Объясню как‑нибудь потом, более доходчиво. А сейчас давай хоть по‑людски пожрем за столько дней поста!

Сели, выпили, заново попереживали случай на старой шахте... Феде не сиделось на месте. Он с тоской оглядел опустевшую квартиру, расшатанный кухонный стол в грязных пятнах прошедших застолий и внезапно стукнул по нему кулаком.

– Что же это мы с тобой, Санек, живем, как в пещере? Сами хрен знает на кого похожи, и в комнату стыдно женщину пригласить!

– Ты на что это намекаешь? – насторожился Козырь, вспоминая последнюю «свадьбу», стоившую им куртки, часов и денег.

– Да ни на что я не намекаю! – заорал Федя. – Одевайся и пошли по магазинам!

Шахтерские микрорайоны удобны тем, что существуют как государство в государстве: магазинов, магазинчиков и простых закусочных здесь столько же, сколько и в центре города. Если не больше.

Первым делом они приобрели набор мялкой мебели за миллион триста, которую грузчики сразу же затащили в их квартиру на втором этаже. Затем обновили кухонный стол, прикупили четыре полированных табурета и большой палас в зал. Видеодвойка отняла у них еще два «лимона», взяли, что подешевле, – «Фунай». Федя остановился было в задумчивости возле двухкамерного холодильника, но Санька решительно потянул его дальше.

– Пошли, пошли! Из шести не вылазить – нам еще одеться надо и жить на что‑то!

На оставшиеся два миллиона из шести, определенных Козырем к затратам, приоделись сами. Затем по молчаливому обоюдному согласию выдраили квартиру до зеркального блеска, постелили палас, расставили новую мебель, выбросив в подвал старый стол и переставив диван‑кровать в мастерскую, и присели в кресла, отдыхая. Квартира приняла вполне божеский вид. Они взглянули друг на друга и... расхохотались.

– Ты о чем думал? – сквозь смех спросил Змей.

– О том же, о чем и ты, – больше из этой квартиры ничего не пропивается! Так?!

– Точно! – подтвердил Федя. – Очень жутко на душе от голых стен... Поставь там чего‑нибудь! – Санька сунул кассету в приемник магнитофона. На экране высветилась такая порнуха, что Федя ойкнул и заерзал в кресле. Потом не выдержал:

– Ты что, онаниста из меня хочешь сотворить? Где этой мути набрал?

– Да там же, в магазине. Попросил у пацана что‑нибудь эротическое, ну, он мне и сунул из‑под прилавка, – оправдывался Козырь.

– «Школьницы без комплексов», – прочел на кассете Змей название фильма, а ниже – более мелко: – «Суперэротика». – Г‑м‑м, нет чтобы по‑русски написать «траханье», так они разные красивые слова понапридумывали! А хочешь, – обратился он к Козырю, – мы себе настоящую суперэротику устроим?

– Как это? – не понял тот.

– Погоди, я сейчас! – Федя мотнулся на кухню и сразу же вышел оттуда с газетой в руке. – Смотри сюда, в отдел рекламы и объявлений. Видишь, пишут – «Салон «Интим» «Отдыхайте с нами!» Факс, телефон, все, как полагается... Ну, позвоним?!

– А что там, в этом «Интиме»?

– Девочки на заказ, балда! Чистенькие, подмытые, красивые, пахнущие духами, а не «Анапой», – доходчиво объяснил другу Федя.

– Можно подумать – ты уже не с одной переспал оттуда! – съехидничал Козырь.

– Да нет... – смутился Федя, – я в кино видел как‑то. Но страшно хотелось попробовать хоть раз в жизни!

– А что?! – загорелся Козырь. – Деньги у нас есть, одеты мы вполне прилично, пойла и закуски – полный стол... Звони! – наконец решился он.

Федя подсунул новое кресло к телефону и набрал указанный в газете номер.

– Салон «Интим». Услуги на дому! – музыкой прозвучал в мембране чарующий девичий голосок. И замолчал выжидающе.

– Мне бы... это... девочку на дом! – осмелев, Федя добавил: – А можно расценки узнать?!

– Тридцать долларов в час! – прошептала собеседница. – Какую желаете: блондинку, шатенку, брюнетку?.,. Полную, стройную, среднюю? Бюст, цвет глаз, рост, манеру поведения?..

– Подождите! – взмолился Федя. – Я... мне... – не знаю! – признался наконец он.

– В первый раз заказываете? – догадался «Интим». – Но это вас не оправдывает – надо было заранее представить себе девушку своей мечты!

– А вот вы какая? – ринулся, как в омут головой, Федя.

– Блондинка, глаза зеленые, рост сто шестьдесят два, бюст девяносто, – автоматически отбарабанила собеседница и тут же добавила, – но я не обслуживаю клиентов!

– Тогда мне – такую же! – выдал Федя.

– Принято! – на том конце линии – никакого смущения необычностью заказа. – Сообщите, пожалуйста, ваш адрес и продолжительность услуг?

– Часа хватит вполне! – Федя вдруг увидел, что Санька показывает ему кулак, и поспешно добавил в трубку: – Погодите... я тут с другом...

– Принято! – вновь прощебетало в трубке. – Сто двадцать долларов!

– Но я ведь сказал – нас двое, а не четверо! – изумился Федя.

– А что вы думали – вдвоем целый час «работать» с одной девушкой, а платить обыкновенно? – голос стал сердитым. – Или заказывайте двух, или доплачивайте за извращения!

– Что?! – Федя даже поперхнулся от обиды. – А... просто поговорить с ней можно? В кино пригласить или в ресторан?

– В кино или в ресторан можете пригласить любую шлюху с панели! – «птичка» на том конце провода превращалась в зверя. – А у нас обслуживание на дому! Доходчиво я объясняю?

– Вполне! – буркнул Федя в трубку.

– Заказ принимать или вы отменяете его?

– Принимайте! – Федя продиктовал адрес. – Хоть погляжу, что там у вас за шлюхи особенные... Это вам за извращение! – добавил он на прощание и бросил трубку.

– А обо мне ты подумал? – с обидой бросился к нему Козырь. – Тоже мне, друг называется! Я его, считай, от смерти спас, а он проститутку не может лишнюю заказать!

– Ну‑ка прикинь, почем курс доллара сегодня? – вместо ответа попросил Федя и достал карманный калькулятор. Подсчитав, присвистнул.

– Ого! Почти сто пятьдесят «тонн» за одно‑единственное мгновение кайфа... Знаешь что? Уступаю ее тебе! А я, – он выгреб из тумбочки пару замусоленных пакетиков с презервативами, – пойду лучше на вокзал схожу. Там отношение все же попроще, пару бутылок «бормотухи», пара червонцев – и она твоя! – он вышел в прихожую, подержал в руках новую кожанку, повесил ее и решительно нацепил старую джинсовую куртку...

– Ты куда? – вцепился в него Санька. – Это что же получается – сам договорился, а меня подставляешь?

– Ну ты же хотел получить импозантную деваху? Вот и наслаждайся экзотикой... и эротикой заодно! – Федя шагнул к двери.

– Нет! – заорал Сашка. – Я не знаю, о чем с ней разговаривать!

– Да не надо с ней разговаривать! – разозлился Федя. – Берешь... – Его прервал звонок во входную дверь.

– Эх, ни на хрена ты не годен как самостоятельная личность! – вздохнул Змей, щелкая замком. В проеме нарисовался прототип, знакомый Феде по не столь отдаленным встречам – прическа «бобрик», плотная фигура...

– Куда?! – он загородил дорогу. – Кто такой?

– Салон «Интим»! Заказывали? – парень легко, словно переносную вешалку, отодвинул массивного Змея и шагнул в прихожую. За ним появился второй – точная копия. Они молча обошли квартиру, заглядывая во все углы. Первый остановился в спальне у миниатюрного токарно‑фрезерного комплекса.

– А это что?

– Трахательный станок, не видишь, что ли? Как у Екатерины Второй! – съязвил Федя.

– Между прочим, мы девочку вызывали!.. – прорвало наконец и Козыря.

– Будет вам и девочка! – второй «качок» вынул из кармана радиотелефон, набрал номер.

– Жека, поднимайся наверх! Все чисто! – И вскоре в сопровождении третьего телохранителя через порог переступило создание, при виде которого у Змея дух перехватило. Именно о таких говорят поэты «девушка моей мечты»: густые пышные светлые волосы с бронзовым отливом, серо‑зеленые глаза, губки, носик, бедра, бюст – все в полнейшем ажуре... Как у Венеры Милосской. Даже руки были на месте. Феерия, сказка!

– Добрый вечер! – поздоровалась «сказка». – Я Евгения!

У Козыря и красноречие откуда‑то появилось.

– Господи! – вдыхая запах «Кристиан Диор», он не сводил влюбленного взгляда с прелестной родинки над ее верхней губкой, почти у самого носика. – Неужели в нашей занюханной России остались еще такие экземпляры?! Да с Вашими данными я уже за «бугор» укатил бы с каким‑нибудь шейхом в качестве его самой любимой жены!

– Не дал Бог свинье рог! – хмыкнул один из охранников, но настолько тихо, что его услыхал лишь Федя, да и то потому, что стоял почти впритык к нему. Ну, может, еще Женя.

– Что ты сказал? – развернулся к охраннику Змей.

– Он сказал, что таких, как я, в России много, а шейхов единицы, – успокоила его девушка по вызову. – Кстати, знакомиться будем? – она протянула надушенную ладошку.

– Обязательно, – успокоил ее Змей, галантно целуя запястье и, переглянувшись с Козырем, решительно добавил: – Но не здесь, а в ресторане!

– Это что еще за фокусы? – запротестовал один из охранников. – Такого договора не было!

– А мы его пересмотрим – договор, – Козырь умоляюще посмотрел на «качков». – Ребята, у нас с другом сегодня... ну что‑то вроде дня рождения. А я лично ни разу за всю свою сознательную жизнь не появлялся в приличном обществе с такой... – он влюбленно взглянул на очаровательный «заказ», – с такой обалденной женщиной! Ну, отступите хоть раз от инструкции – сделайте людям приятное! А мы постараемся сделать приятным ваш вечер! – он перевел взгляд на Федю.

Тот утвердительно кивнул и, вынув из кармана чуть потощавшую пачку пятидесятитысячных, похлопал ею о ладонь.

– Здесь хватит и на учетверенный тариф, и на оплату вашего и нашего стола по полному пансиону! Ну как, идет?

– Не положено по инструкции во избежание всяческих непредвиденных конфликтных ситуаций, – не унимался тот же парень, видимо, старший «звена». Двое тактично молчали, глядя на деньга в руке Змея.

– Лесик, – разрядила напряженную обстановку Женя, взяв старшего под руку, – можно тебя на секундочку? – и потянула его за собой на лестничную площадку.

– Ну что ты к ребятам прилип со своей инструкцией? Видишь, закомплексованы они, хотят расслабиться.

– Во‑первых, у них на кухонном столе коньяка столько, что им можно роту солдат раскомплексовать! А во‑вторых, Женька, ты лезешь не в свои дела: всего неделю, как поступила в фирму, еще не была в настоящей «работе», а уже начинаешь свои права качать! Гляди, это может не понравиться Эльдару.

– Плевать мне на вашего Эльдара! У меня месячный испытательный срок – я еще никакого контракта не подписывала... Пойми, Лесик, каждой женщине приятно внимание мужчин, банальное ухаживание, если хочешь, а не сам процесс, как выражается ваш уважаемый шеф. И потом, – добавила Женька, хитро глядя на старшего «звена», – о цене с ребятами можешь договариваться сам, тет‑а‑тет, так сказать!

Глава IX Когда плачет женщина...

– Слухай, Генка, а на кой хрен сдалась ента машинка?! – дед Федор намекал на угнанную «Таврию». – Дошкандыбали на ей сюды – и ладно. Теперча за ее, едрит твой ангидрид, ишо и свару устраивать? А я так скажу – не приносит она счастья никому, та железяка. От глянь, к примеру, на меня – до семьдесят годков пехом проходил – и хучь бы хны! – Дед действительно выглядел много моложе своих годков. Виной ли тому работа кузнеца, которой он посвятил почти всю свою колхозную жизнь, или щедрая на здоровье кубанская природа – но тянул он от силы на пятьдесят с гаком.

– Да не в машине дело, дед Федь! – доказывал ему Гек. – Ну, может, приложусь я пару раз к шеям этих Игоревых друзей, чтоб не брали без спросу чужую вещь! А в остальном ты прав – автомобиль «засвечен» и дальнейшей эксплуатации нами не подлежит. Да и гаража, чтобы спрятать его, у нас Нет. Здесь дело в другом: если эти два друга родились здесь и знают вся и всех, как говорит Игорь...

– С полным на то основанием! – подтвердил Веснин.

– ...То получается – лучших проводников по Донбассу нам не найти.

– Эх, Ивана бы сейчас, – посмурнел лицом Игорь. Влад согласно кивнул.

– За Ивана мы еще кое с кем сочтемся, – твердо пообещал Гек. – А сейчас нам нужна кое‑какая информация местного значения. И дать ее могут только эти двое...

– Еще тетя Зина, – намекнул Игорь.

– Информация твоей тети Зины – это сборник анекдотов из жизни шахтеров. А нам нужны достоверные сведения. Итак, мы с тобой идем в «Найт Катиш». Дед Федя и Влад остаются дома...

– Вон они! – через огромное стекло бара Игорь показывал на устроившихся за угловым столиком Саньку Козыря и Федю Змея в компании с шикарной рыжеволосой женщиной, при виде которой Игоря Веснина что‑то слабо толкнуло изнутри – он ее уже где‑то видел. Но черты лица сквозь толстое стекло прорисовывались неотчетливо, и он решил попристальней разглядеть ее там, внутри. А вот троих «мальчиков» за соседним столиком он разглядел хорошо. Угадал их и Гек – точно такие же телохранители сидели в ресторане равнинного городка, они с Володькой тогда здорово им накостыляли!

– Они что, с охранниками сидят? – спросил он у Игоря. – Такие неприкосновенные личности?

– Да ты что? – воскликнул Игорь. – По рассказам – у них сегодня густо, а завтра – пусто! Но, судя по их поведению, они являются непременным приложением к угловому столику. Значит, со Змеем, по всей вероятности, сегодня густо! – Игорь кивнул на столики, сервированные отнюдь не кабачковой икрой.

– Пропили машину, заразы! – догадался Гек.

– Вполне вероятно. – Они сели за свободный столик в противоположном углу – прямо напротив витража. Генка пошел к стойке бара, а Игорь принялся разглядывать рыжеволосую. Нет, далековато, да и полумрак... Но что‑то знакомо‑тревожащее было в ее облике. На него пахнуло прошлым.

– Ну и Катюха! – Гек со стуком припечатал к поверхности стола бутылку «Блэк Хос», поставил два салата и две коробки «Оранжа» с торчащими из них соломинками. – Ты знаешь, она одна управляет этим заведением! Вот это бой‑деваха!

– Знаю, – не поворачивая головы, ответил Игорь. – Не одна она здесь управляется. Ее папаша – прокурор этого города. А если понадобится кого выбросить на улицу – пяток ребят в запасе, всегда под рукой. – Он вдруг заметил, что на него уставился во все глаза Федя Змей, и приветственно помахал ему рукой.

– Санек, кого я вижу! – Федя расцвел в улыбке. – Ведь это же тот парень, который месяц назад со своим другом раздолбал к едрене‑фене банду Узбека, помнишь?

– А как же – Михай! Здорово они выручили нас тогда! Слушай, пойди поставь ему чего‑нибудь выпить, а?! – Федя видел, что Козырю ой как хочется остаться наедине с Женей. Ну и ладно. Он метнулся к Кате, стоящей за стойкой, и вскоре уже направлялся к столику Гека и Игоря, таща в обеих руках дюжину шампанского. Присел на свободный стул.

– Привет, Михаил! – поставив бутылки на стол, он облапил Игоря, как близкого друга, и протянул руку для знакомства Геку. – Федя! Друг моего друга – мой друг! Угощайтесь!

– Шикуешь, Федя, – Игорь, прищурясь, глянул на него в упор. – По дешевке, небось, «Таврию» толкнул?

– Ка‑какую «Таврию»? – Змей чуть со стула не свалился.

– Ту, что ты у меня в обед угнал. – И Федя понял – Игорь знает все. Он чуть не заплакал:

– Да откуда же мы знали, что это твоя черепаха? Нам позвонили, заказали ее, даже указали, где стоять будет...

– Кто звонил? – Гек подвинулся ближе к Феде.

– А хрен их знает! По телефону рожу не показывают.

– Ну, когда передавали, рассчитывались, – наседал Гек. – Не невидимки же ее забирали.

– А ее и не забирали, – признался Федя. – Ее уничтожили.

– Как уничтожили?

– Да еще нашими руками, – продолжал Змей. – Мы ее столкнули в старую выработку в заброшенном поселке. Еще и мину с часовым механизмом в «дипломат» положили на сиденье...

– Расскажи! – потребовал Игорь. Змей в красках расписал уничтожение «Таврии». Особенно сгустил их при описании того, как они с Козырем чуть не нырнули в шурф следом за автомобилем. И про иномарку не забыл.

– Черная «вольво», говоришь? – Игорь задумался. – А ведь это уже кое‑что. Их в области, наверное, – раз‑два и обчелся. – Вот что! – обратился он к Феде. – Ты прошлый раз намекал, что у тебя хороший знакомый сидит в ГАИ на компьютере?

– Не один «пузырек» с ним уговорили, а что? – Федя понял: гроза проходит стороной.

– Я тебе и дружку, наверное, прощу эту несчастную «Таврию», если ты... Номера «вольво», конечно, не помните?

– Обижаешь, начальник! РДР 17‑53!

– Во! Если твой дружок определит, кому принадлежит эта «вольво»!

– И все? – обрадованный донельзя Змей подхватился со стула.

– Какой ты шустрый! – притормозил его Игорь. – Еще одно условие: эта женщина, которая с вами сидит... Кстати, три амбала за соседним столиком – ее охрана?

– Евгении? Да. «Крутые» ребята, между прочим.

– Ну, если между прочим... Так вот, мне они вряд ли дадут с ней потанцевать, а ты, небось, уже достаточно заплатил за это право...

– Откуда тебе... – запротестовал Федя.

– Цыц! – перебил его Игорь. – Пригласи ее просто потанцевать и проведи как можно ближе у нашего столика. – Добро? И мы в расчете за «Таврию»!

– Сделаем, не сомневайся! – Федя с легким сердцем вернулся за свой столик.

– Знакомых встретил? – спросила Женя, прервав оживленную беседу с Козырем.

– Еще каких! – откликнулся Федя. – Санька их знает тоже. Между прочим, Игорь давно в тебя влюблен без памяти, а признаться боится! – трепанулся Змей. Он без промаха бил по женскому самолюбию. Сейчас должен был последовать вопрос, которого он ждал. И вопрос последовал.

– Какой Игорь? – живо заинтересовалась Женя.

– Вот тот, с краю, симпатичный, с голубыми глазами. – Змей был отличным психологом.

– Да как же я на таком расстоянии разгляжу его глаза? – рассердилась она. – И потом, они оба с краю сидят.

– Пошли потанцуем? – предложил Федя. – Подойдем поближе – я покажу. – Музыка в баре играла беспрерывно, парочки танцевали тоже постоянно, так что с этим проблем не было. Они были в другом...

Когда Федя и Женя встали из‑за столика, охранники тоже привскочили.

– Ку‑у‑да?!

– Потанцевать! – Женя безмятежно улыбнулась Лесику.

– Сидите! Осталось двадцать минут, а там – все свободны!

– Ты, что, живоглот! – напустился на него Змей. – За такие бабки мне с ней и потанцевать нельзя?

– Договаривались за столиком посидеть! – Лесик был неумолим.

– За какие ‑ такие бабки, Федя? – невинно пропела Женя. – Что, много там было?

Лесик поспешно махнул рукой.

– Идите! Но это – первый и последний танец! Ваше время, сэр, истекло! – издевательски ухмыльнулся он Змею в лицо – ты, мол, даже не представляешь, что ты потерял, выбрав этот бар вместо постели. Лох, натуральный лох.

Ха! Знал бы он! Они в этом баре нашли гораздо больше – утерянное ‑ было доверие! О деньгах – такой мелочи в сравнении с человеческими чувствами – Змей давно позабыл.

Плавные волны блюза несли их между столиками. Проводя эту восхитительную женщину мимо Игоря, Федя повел на него глазами.

– Вот он!

И Женька подарила симпатичному мужчине одну из своих очаровательных улыбок. А Игорь... Теперь пришел его черед вцепиться в края стула, чтобы не упасть. Он узнал эту дамочку. Правда, прошел десяток лет, и она из растрепанной девчонки превратилась в стройную красивую женщину. Но родинка у самой ноздри – маленькая симпатичная черная точка... Десять, нет, одиннадцать лет назад он искал ее по всему Донецку, до боли в глазах вглядываясь в проплывающие мимо окошек патрульной машины женские лица. Это она – та сучка, которая во время последнего дежурства возле ресторана «Турист» навела их на автоматные стволы бандитской «малины» в недостроенном общежитии! Для Ивана Николаевича, старлея, первого преподавателя школы жизни, эта ночь стала последней... А для Игоря обернулась двухнедельным постельным режимом. Иван Николаевич уже сшил, наверное, а эта... Решение пришло внезапно.

– Разрешите! – он отодвинул плечом опешившего Федю и заглянул в лицо Жени.

– Разрешаю! – улыбнувшись еще раз, она смело положила руки ему на плечи.

Змею ничего не оставалось, как поплестись за свой столик. Вот теперь уже охранники всполошились всерьез. И бросились спасать собственность «Интима». Проходя мимо Змея, Лесик нехорошо оскалился:

– Ты знаешь, как это называется? Непредвиденными обстоятельствами! – он похлопал по левой стороне груди.

– Эй, чувак, отвали от нее! – двое амбалов уже топтались возле танцующей пары.

– Почему? – искренне удивился Игорь. – Я спросил разрешения у дамы, она дала согласие...

– Короче так, мужик! – подскочивший Лесик с ходу влез в «базар». – Дама пойдет с нами, а ты делаешь ноги отсюда...

– Не‑а! – обворожительно улыбнулся ему Игорь.

– А у меня ты согласие спросил? – вмешалась Женя, гневно глядя на Лесика. – Я ведь пока еще не ваша собственность.

– Ты собственность «Интима», – гнул свое Лесик.

– Я сама себе собственность, понял, ты, ублюдок? – психанула женщина. – Поделили, твари, Россию на собственность, а теперь уже людей делить начали? Вот вам, выкусите! – она скрутила маленький изящный кукиш и сунула его под нос охраннику. Этого Лесик вынести не мог.

– Ах ты, шалава! – взревел он, выхватывая из‑за пазухи револьвер. И тут случилось невероятное – из‑за спины его высунулась рука, легонько стукнула под кисть... Мгновение – и Лесик уже судорожно сжимал и разжимал пальцы, хватая ими воздух. А за его спиной Гек вертел в руках оружие, разглядывая его.

– Интересная модель! Испанская «Астра» с укороченным стволом, калибр тридцать восемь. Где достал?

Лесик угрожающе рванулся...

– И стреляет, наверное? – Гек как бы случайно щелкнул курком, направив ствол в грудь охранника. Тот замер на месте.

– Это еще что такое? Вы почему пристаете к ним? – за спинами охранников стояла владелица бара – Катя. Вся злость, накопившаяся к этому времени у Лесика, вылилась на нее.

– Сучка! Торгашка сраная! Да ты знаешь, что с тобой было бы, если бы ты не сидела под нашей «крышей»? Тебя бы давно уже трахали во все дырки за неуплату по «счетчику»! Не помог бы и папашка‑прокурор! – распалясь, он орал на все помещение.

Катя стояла перед ним спокойно, только гневно раздувались побелевшие ноздри.

– За мои деньги, в моем заведении меня же оскорблять! – она повернулась, зашла за стойку бара и, нажав кнопку, произнесла в решеточку микрофона:

– Мальчики, меня оскорбляют!

Спустя пять секунд входные двери пропустили в зал ребят в спортивных костюмах, рельефно обрисовывающих грудные мышцы. В руках у каждого – городошная бита.

– А мы идем мимо с тренировки – говорят, Катю обижают! – один из парней подошел к стойке. – И кто же это, Катюш?

Та молча указала на троих, стоявших посреди бара в напряженном ожидании. Гек с Игорем и Женей уже смирно сидели за столиком.

– Лесик?! – ласково улыбнулся парень. – Мы же договорились, что за «месячными» ты будешь заходить с черного хода. И только! А ты набрался наглости впереться со своими вонючими «шестерками», да еще вдобавок оскорбить очаровательную хозяйку?! Нехорошо, Лесик, очень нехорошо. Придется извиниться.

– Не нужны мне извинения этого подонка! – выкрикнула Катя сквозь слезы. – А завтра он снова придет и будет обливать меня грязью!

– Извинения не принимаются! – констатировал парень. – Ну что ж, тогда извините вы нас!

Биты в руках парней замелькали с такой быстротой, что посетители не успевали следить за точкой удара. Лесик и его напарники пробовали сначала отчаянно отбивать палки, но их реакция была слабее раза в три. Некоторое время слышался лишь глухой стук, как будто выбивали большой палас. Затем один из телохранителей, не выдержав, закричал от боли в сломанной переносице и ломанулся к выходу. За ним бежать уже было не позорно, и двое оставшихся бросились следом. Лесик, стараясь сохранить престиж, уносил ноги последним и это его подвело: один из нападавших сунул биту в его ходули и он грохнулся об пол лицом. К нему подскочил тот, первый парень и, подняв за волосы голову Лесика, приставил к его разбитому носу неизвестно откуда появившийся в его руке пистолет.

– Жаль, что ты не вытащил из кармана ничего огнестрельного при моих ребятах! Я бы с удовольствием потратился на патроны ! Ну, ничего – это не уйдет, если тебя вдруг снова занесет не с той стороны. Тебе разрешено заходить только с черного хода. Повтори!

– Только с черного... – послушно повторил Лесик.

– И напоследок совет: не пытайся сдать нас ментам за оружие. Разрешение на него у ребят имеется. Кстати, подписанное самим прокурором города – Катиным отцом. А теперь – убирайся, гнида! Нет, сперва все же извинись перед хозяйкой!

Лесик встал, деревянным шагом подошел к стойке бара и, косо поглядывая на Катю одним глазом (другой заплыл огромным фингалом), просипел:

– Извините, пожалуйста, Екатерина Витальевна! – затем развернулся и потопал к выходу. Теперь его никто не удерживал, лишь Катя хохотала в спину – зло, издевательски! Игорь обернулся к столу в противоположном углу – Козыря и Змея там давно и след простыл.

– Вот заразы! – не удержался он. – Опять сбежали!

– Да я вам их адрес могу назвать, – засмеялась Женя, – запросто найдете. – Она, по всей вероятности, нисколько не жалела о потере телохранителей из «Интима».

– Ты мне лучше вот что скажи! – тяжело глядя на нее, Игорь цедил слова, из последних сил сдерживаясь, чтобы не вцепиться руками в хрупкую лебединую шею и рывком не свернуть ее. – Тебя кошмары по ночам не мучают?

– А почему вдруг на «ты»? – оскорбилась Женя. Мы что, знакомы близко?

– И давно уже, почти одиннадцать лет! Вспомни восемьдесят четвертый год, ресторан «Турист» и двух облапошенных твоей молодостью милиционеров, которых ты заманила на автоматные стволы. Вот этот кошмар не должен тебе давать спать по ночам все последующие годы. Может, поэтому ты и не спишь, а «работаешь»? – безжалостно спросил Игорь.

По мере его обвинения лицо молодой женщины белело, а к концу речи она закрыла его руками.

– Не нужно, пожалуйста, не нужно! – умоляюще прошептала она из‑под ладоней. – Я не хотела, не знала! Это все он, проклятый, подстроил!

– Кто – он? – жестко спросил Игорь.

– Гальчевский Костя! Он сказал, что попугать вас хочет, наденет маску и выскочит из темноты, а когда я ему про пятнадцать суток напомнила – только рассмеялся и сказал, что ему не привыкать.

– И ты поверила ему? – ужаснулся Игорь.

– А что мне оставалось делать? Мне было пятнадцать лет и я... я ждала от него ребенка. Да, я любила его! Его многие дурочки тогда любили: красивого, умного, талантливого и... богатого. А я, чтобы заработать себе на школьную форму к осени, подрабатывала летом пионервожатой в лагере. А он привез какую‑то делегацию из горкома партии. Там меня и подцепил. Я ему отдалась в первый же вечер. Он же, сволочь, начитанный, стихов уйму про любовь знает, ну, и все такое прочее – как заморочить голову глупой еще девчонке! Так что уговорить меня, что в случае с вами – просто глупая шутка, ему ничего не стоило – я в рот ему заглядывала, ловила каждое слово.

– И когда же похмелье наступило? – помолчав, обронил Игорь.

– Когда он Настю оставил на растерзание этим... партработникам, а сам приехал в пионерлагерь – уговаривать меня и еще нескольких таких же куриц поучаствовать в веселой вечеринке, где жратвы навалом. А у нас на ужин были – чай и овсяная каша с молоком! Только поэтому мы и поехали... – Женя всхлипнула, затем зарыдала в полный голос, не стесняясь посетителей. Немного успокоившись, продолжала:

– Настя своей смертью, не зная того, многих из нас тогда спасла от бесчестья, а мне лично открыла глаза на этого подонка. Ведь он же просто использовал девчонку, которая его любила, для своей карьеры – подсунул почти силой под первого секретаря обкома партии, от подписи которого зависело: быть ему замдиректора коксохимического завода или оставаться «шестеркой» на всю жизнь. Это я уже потом разузнала. А тогда... был бы у меня пистолет – клянусь, я не пожалела бы на него всех патронов!

– И что потом?

– Через два дня после того случая у общежития я сделала аборт. А через две недели он пришел валяться у меня в ногах, клялся в вечной любви и упрашивал никому не говорить о случившемся. Я изодрала ему ногтями лицо и выгнала вон.

– Он и Насте клялся в любви до гроба, даже обещал жениться, когда понял, что ему светит за изнасилование несовершеннолетней! Кстати, Настя и была этой самой несовершеннолетней! – рассказал ей Игорь. – Она же его и спасла от тюрьмы, а то и чего покруче.

– Что уж теперь? – вздохнула Женя, пряча в сумочку платочек. – Но кошмары этих двух вечеров, вы правы, преследуют меня постоянно. Я уже и к психотерапевту ходила, и к бабкам‑знахаркам, даже к экстрасенсу одному... Вроде бы на время прекратится, а затем – вновь...

– Замужем была? – спросил Игорь.

– Была, – вновь тяжело вздохнула Женя. – Восемь лет промучилась, алкаш достался такой же, как и мои покойные родители. Те допились до того, что продали дом, а на вырученные деньги продолжали пить, пока не сгорели, а этого белая горячка в дурдом загнала. А жили мы у его родителей...

– Так тебе, получается, и жить негде? А дети?

– Какие дети с таким пропойцей – себя бы прокормить! А жить действительно негде – разве иначе я пошла бы в этот придурастый салон?– Женя вновь закрылась ладонями.

– Да ладно, брось ты, не реви, – попытался утешить ее Игорь, – придумаем чего‑нибудь, правда, Гек? – обратился он за поддержкой к Геку.

Тот вроде бы не слышал его, уставя глаза в пространство и шевеля губами.

Игорь пожал плечами, налил шампанского и подал его Жене.

– На вот, выпей и успокойся! С твоей внешностью да не устроиться ! Тебе в актрисы прямая дорога или в манекенщицы!

– Пробовала в актрисы! – всхлипнула Женя, беря бокал. – В первый же вечер режиссер одной самодеятельной киностудии завалил меня на диван еще до подписания контракта. Пообещал, что я в новом фильме буду играть главную героиню. А наутро оказалось, что на эту роль уже назначена его жена. И в салонах моды точно также – если не трахнешься с режиссером, продюсером... Противно, так противно, что повеситься хочется! – Она залпом выпила шампанское.

– А деньги хоть есть у тебя?

– Есть, – Женя невесело улыбнулась, открывая сумочку. – Около миллиона.

– Ого! – воскликнул Игорь, но, увидев деньги, которые она достала, поправился: – Да это же хохлобаксы!

– Да, это карбованцы, – подтвердила Женя. – Их хватит, чтобы только за одну из этих бутылок расплатиться, – кивнула она на шампанское.

– Вспомнил ! – крикнул вдруг Гек. – Хотите стихотворение послушать? – И, не дожидаясь ответа, начал:

– Хорошие стихи! – Женя улыбнулась Геку. – Это твои, я знаю. Но почему – грустные?

– Далеко любимая! – вздохнул Гек тяжко. – А я ведь тоже пишу! – объявила она. – И тоже – почему‑то грустные. Может, любовь такая есть? А может, потому что в стихах – зима, она замораживает любовь. До весны... Потому и грустно.

– Пошли домой, а то я сейчас заплачу! – Игорь сгреб со стола неоткрытые бутылки с шампанским и виски и торжественно заявил: – Я знаю, где ты будешь жить. У бабы Зины!

Глава Х Казнить нельзя помиловать

Но так просто уйти им не удалось. К столику подошел один из музыкантов и обратился к Геку:

– Там парень один на улице хочет потолковать с тобой! – Сейчас подойду! – Гек поднялся из‑за стола. – Я с тобой! – Игорь рванулся следом. Когда проходили мимо стойки, Катя подмигнула им:

– Не бойтесь, у моих мальчиков все схвачено! У входных дверей бара стояла знакомая фигура – Лесик. Игорь подошел к нему.

– Вы что‑то забыли, синьор?

– Я насчет Женьки... – начал было Лесик, но Гек перебил его: – Об этом не может быть и речи! Она не ваша игрушка!

– Да не о том я! – поморщился охранник. – Ей лицо или фигуру могут испортить!

– Как это? – не врубился Игорь.

– А вот так это: или бритвой по лицу писанут, или мотоцикл «случайно» собьет! – объяснил Лесик. – В первом случае – красоты как не бывало, во втором – в лучшем случае – хромота...

– Ты что, гад, опять со своими угрозами? – схватил его за грудки Гек. Из темноты тотчас же, пошлепывая о ладони увесистыми битами, выступили фигуры.

– Да нет, ребята, что вы, не угрожаю я! – боясь повторения пройденного, Лесик заговорил быстрее: – Просто так ее из «Интима» уже не отпустят, раз она влезла туда. Откупные нужны – неустойкой называются...

– Сколько? – перебил его Игорь.

– Лимон! – выдохнул Лесик.

– Хохлобаксами? – попытался уточнить Гек, но охранник презрительно скривился:

– Их уже и за семечки не берут!

– На! – Игорь совал ему в руку горсть бумажек. – Остальное – вам на семечки. Теперь‑то, надеюсь, вопрос исчерпан?

– Отдай, пожалуйста, револьвер! – тихо попросил Гека Лесик. – Он... газовый, зарегистрирован...

Гек выхватил оружие, вгляделся пристальнее.

– Как же я мог так облажаться? Ну выпитая «Астра»! Держи, – он сунул револьвер Лесику, – да больше не махай им почем зря.

– Нервы, – вздохнул тог, пряча оружие. – А вы ништяк ребята! – уронил, отходя.

– Ладно‑ладно, проваливай! – засмеялся Игорь. – Все мы хорошие...

У бабы Зины свет не горел – спала, значит.

– А‑а‑а, до утра как‑нибудь перекантуемся! – беспечно махнул рукой Игорь. – Ты, Жень, на кровати, дед Федя – на диване, а мы втроем– на ковре. Вообще‑то... если ты боишься...

– Запомни, Игорь! – наставительно перебила его Женя. – Четверо нормальных мужчин никогда не изнасилуют спящую среди них женщину.

– Почему? – в один голос изумились приятели.

– Да потому что всю ночь будут подглядывать друг за другом, притворяясь спящими, – Женя засмеялась и вошла в открытую Игорем дверь.

Дед Федя, сидящий за кухонным столом напротив Влада, чуть не подавился очередным глотком «Амаретто».

– Едрит твой ангидрид! Енто што же, в баре там всем по такой красавице выдают? – он юлой завертелся вокруг нее, оглядывая со всех сторон и не переставая цокать от восхищения языком. Вошедший вслед за Женей Гек прыснул, глядя на него.

– Недаром ты, Жень, включила нашего деда в список настоящих мужчин, – пояснил он всем причину своего веселья.

– А ты што, не веришь? – подскочил к нему дед. – Дак спроси мою Лизуху... – тут уже грохнул общий хохот. Поняв, что сболтнул лишнее, дед подумал и... треснул Гека по шее.

– Не провоцируй другой раз!

– Да он мусульманин, ваш дед! – заорал от стола уже порядком захмелевший Влад. – Свинину не ест, – показал он на банку тушенки, – а закусывать больше нечем. Значит, мусульманин!

– Да я ее, энту свинину, принципиально потреблять перестал после одного антиресного случая! – попытался реабилитировать себя дед Федя. Тут же все насели:

– Расскажи!

– Ладно! – махнул рукой. – Специально для вас, – поклонился Жене. – Было енто зимой, как раз под Новый год... – Здесь обычно при каждом новом изложении этого замечательного случая дед Федор обязательно вставляет новое начало, а то и вовсе ставит всю историю с ног наголову. Так что позвольте, уважаемый Читатель, самому Автору рассказать, что вышло у двух кумовьев из попытки зарезать к новогоднему стопу свинью Машку, ибо кому же еще знать более достоверно то, что написал сам...

Дед Федор сидел на табурете у печи и пыхтел в поддувало «Примой». Стекла окошка семиградусный морозец покрыл замысловатыми виньетками, но в печи озорно потрескивали дрова. Несмотря на теплый дух в хате, никакого предновогоднего настроения у деда не было и в помине, хоть и оставалось до праздника всего ничего – два дня. Объяснялась его хандра просто – вечор с кумом Василием, корешом его годов, выкушали литр отменного «первака», который добыли самым что ни на есть незаконным способом – вскрыв сундук бабы Фроси – дедовой супружницы, и долив тут же десятилитровую бутыль чистейшей «артезианской». Бабка Фрося, вернувшись с посиделок, поймала обоих на месте преступления, когда от «доказательств» оставалось едва граммов сто, а кумовья, обнявшись, в два голоса вовсю орали песню «Ой ты, Галю...» С порога оценив обстановку, она засветила любезного супруга сброшенным с ноги валенком, а деда Васю просто вышвырнула за дверь, благо, жил он через дорогу.

К чувству обиды за довесок валенком примешивалась еще и частица вины за вчерашнее – самогон все‑таки бабка для новогоднего стола запаривала.

– Эх, рановато мы с кумом начали отмечать праздник! – терзался дед Федя.

Хлопнула входная дверь и в хату вкатилась дородная баба Фрося, потирая озябшие на морозе руки.

– Сидишь тут! – с ходу накинулась она на деда. – А свинью кто резать будет? А ну, бегом за тем храпоидолом Васькой, а то мы с евонной Анькой колбасы к празднику начинить не успеем!

Это означало прощение за вчерашний налет на сундук, ибо что‑что, а не разговаривать с супругом после ссоры бабка могла неделями. Синдром вины сразу же улетучился, и дед Федя, натянув кожух и нахлобучив шапку, заспешил к куму через дорогу.

– Я к свахе за машинкой для колбас! – вдогонку ему закричала половина. – Глядите мне тут!

А навстречу деду из калитки напротив уже спешил кум, как‑то странно и часто моргая правым глазом. За его спиной грозной тенью возвышалась Анюта – деда Василия жена.

– Ты, Васька, гляделку часом не вывихнул? – поинтересовался, подходя, дед Федор.

– Федька, ты скажи, нет – ты скажи – говорила вчера твоя, что сегодня надо свинью резать? Или не говорила?

– Та вроде говорила, – ошарашенно ответил дед, – только не вчера, а седни...

– Енто у него похмельный синдром еще действует, – туманно, по‑научному, объяснил бабе Ане ее супруг. – Да какая разница – вчера, сегодня? Главное – надо сполнять работу. Так, Федя?

Обалдевший от этого напора кум неопределенно мотнул головой.

– А где Фрося? – спросила баба Анюта.

– За ентой... хреновиной пошла, ну, которой начинять...

– А га, ясно, пойду столы под мясо готовить, – она сразу успокоилась.

– Так ты, Анют, плеснула бы нам чего‑нибудь? – засуетился дед Василь. – Для сугреву, так сказать...

– Цыц! – шикнула на него жена. – Вчера нагрелись до чертиков. Под свежину и налью. А пока – быстро за дело!

А дело, надо сказать, было сложноватым, ибо свинье шел уже второй год, кормили ее на совесть, так что вымахала она под три увесистых центнера. Сажок, где она содержалась, был явно маловат, и потому кумовья решили просто выпереть Машку оттуда и ужена воле, во дворе, произвести экзекуцию.

– Давай, Федька, залазь и вышибай ее оттель! – безапелляционно заявил Василь.

– А чего это я, с какой такой стати? – сразу же встал на дыбы кум. – У тебя вон рожа пошире моей раза в полтора, да и в плечах опять же.

– Хто в ентом дворе хозяин? – заорал дед Василь. – Свинья твоя, ты и доставай ее оттель! А я пойду пока ножик принесу, – и он поспешно скрылся за калиткой. Крякнув с досады, дед Федя согнулся вдвое и с трудом втиснулся в противоположный угол.

– А ну, пошла отсель, квартирантка недорезанная! – прохрипел согнутый вдвое дед, пихая Машку обеими руками в направлении дверцы, а затем, обозлившись, ухитрился двинуть ее ногой в зад. Это было его ошибкой. Свинья, утробно взвыв свинячьим фальцетом, заметалась в тесном и темном пространстве сажка, прижав, наконец, деда Федора своей тушей так, что у того в глазах помутилось. Очухавшись, он почувствовал, что сидит... в корытце со свинячьей похлебкой, а самой Машки и след простыл: она уже весело носилась по двору, забыв обиду, нанесенную его ногой в валенке. Зато теперь обиделся дед.

– Ах ты, полуфабрикат ходячий! Меня, кавалера двух орденов Славы и медали «За отвагу» – задницей в грязь?! Да я из тебя безо всякой машинки счас колбасу наделаю!

Подобрав валявшийся здесь же здоровенный кол, он решительно двинулся в атаку. Машка, углядев грозный заряд, поняла, видимо, что шутки кончились, едва начавшись. Поэтому, всхрапнув как‑то по‑лошадиному, понеслась по периметру хоздвора, отгороженного глухим забором. Как раз в это время в приоткрывшуюся калитку занесло деда Василия, весело помахивающего огромным немецким тесаком времен давно прошедшей войны. В другой руке была зажата поллитровка, заткнутая кукурузной кочерыжкой. Трехсоткилограммовый таран со вздыбленной щетиной подсек его как раз под коленки. Тесак полетел в одну сторону, поллитровка, блеснув на солнышке, – через забор, а сам кум, проехав на Машкиной спине пару метров, благополучно зарылся носом в кучу навоза, оставленную до весны посреди двора. На пару минут замерли все трое: свинья – в углу, а деды – кто где. Вытряхнувшись наконец из кучи, дед Васька взвыл:

– Федька, ты знаешь, какую свинью подсунула нам ента тварь? Я ведь бутылку на коленях у невестки выклянчивал! Ну, хвашистка проклятая, счас я тебя успокою!

Скрывшись на минуту в сарае, он появился оттуда, пряча за спиной киянку – трехкилограммовый деревянный молоток для жестяных работ.

– А ну, лови ее за ухи, я ей в лоб закатаю! Оглушим, а потом спокойно дорежем!

– Ну уж нет, я раз попробовал в сажке! – ответствовал дед Федя, забирая у него молоток. – Лови теперь ты, ты поздоровее...

Зажав Машку в углу двора, дед Василь молодецки ухватил ее за уши‑лопухи:

– Лупи!!!

Кум отчаянно взмахнул деревянной кувалдой, свинья дернулась в сторону... Раздался истошный вопль деда Василя: – Шо ш ты, гад, по рукам! – и он, подвывая от боли, рванул к калитке, впопыхах дернув ее на себя непослушной рукой. Она, конечно, захлопнулась, а с той стороны раздался веселый щелчок – задвижка упала в паз. Кумовья остались взаперти в обществе очумевшей хавроньи.

Дед Федор подхватил с земли отлетевший немецкий тесак:

– Не боись, Василь, я в войну в разведке метров на двадцать в живую мишень – хвашистов – такие ножички кидал!

Просвистев в воздухе, грозное оружие отсекло у Машки кончик уха и мягко вошло в стену саманного сарая.

– Промазал, надо же! – возбужденно заорал дед Федя и... осекся.

Взбесившаяся свинья уже не убегала от них. Опустив голову к земле, она рыла передним копьггцем землю. Налитые кровью и ненавистью глаза были устремлены на кумовьев... Первым оценил надвигающуюся опасность дед Василь: метнувшись к сажку, он взлетел на его крышу как Валерий Брумель – только без шеста.

А дед Федор не успел. Поэтому пришлось ему поменяться ролями с бывшей жертвой, и теперь уже он молодецкими прыжками измерял хоздвор, спасаясь от свинского возмездия. Наконец, улучив момент, кузнечиком скакнул через забор... Когда баба Фрося с машинкой для выделки колбас вошла в хату, кумовья приканчивали чудом не разбившуюся бутылку. Она открыла рот, но Федя опередил ее совершенно трезвым голосом:

–Ты знаешь, Фрось, я тебя давно уже не просил о чем‑то важном. А теперича вот просю: давай оставим Машку на приплод. А на Новый год свари холодца – вон сколько глупых утей и кур по двору шастают.

И дед Василь в знак согласия проголосовал «за» незабинтованной рукой...

– А я с тех пор в рот не беру свинины! – торжественно заявил дед Федя, когда унялся за столом хохот. – Понял, шо иная хрюшка по уму иногда могеть обойти какого‑нибудь современного начальника!

– Так, сазанятину ты не ешь, – констатировал Гек, намекая на рассказ деда о рыбалке все с тем же кумом, – свинину тоже не потребляешь... Чем же ты живешь?

– Геночка, на свете, да будет тебе известно, ще много витамину «це»: яйце, маслице, говяжье мясце и колбаски кильце. Так шо я з голодухи не пропаду!

Посидели еще чуть‑чуть и Влад, решительно поднявшись, покачнулся – выпитое с дедом не прошло бесследно.

– Мне пора! Еще нужно позвонить кое‑кому из знакомых зубных техников. Они передадут по цепочке дальше. Так что золото я беру на себя. Ну, и кое‑что из украшений, – у всех коллег, в отличие от меня, есть жены, и почти у всех – любовницы. Так что...

– Остальное реализую я, – перебил Игорь, – у меня достаточно каналов по коммерции. Кроме того, – он усмехнулся, вспомнив «абрека» с «толчка», продававшего им оружие, – есть еще кое‑кто, покруче! Да, кстати, – обернулся он к надевающему плащ хирургу, – ты не подскажешь, где хранишь то, что мы с Иваном тебе передали?

– В морге! – ответил Влад и, увидев изумление на лице Игоря, добавил со смехом: – А что, ты против? Мертвые хранят тайну куда дольше живых. Итак, крайний ящик справа в среднем ряду. Запомнил?

– Сам достанешь, – брезгливо скривился Игорь.

– Ладно. Утром я вас разбужу, чтобы сообщить результаты сделок. Думаю, они будут утешительными – я все силы приложу, чтобы женщины нашего города были спокойны за свое будущее потомство. Чао! – он помахал всем рукой и шагнул к двери.

– Эй, постой! – Игорь взглянул на часы. – Последний автобус ушел полчаса назад.

– А я на такси, – Влад беспечно взмахнул рукой. – Или на частнике. Их сейчас как грибов после дождя.

– Хочешь совет? – Гек подошел к нему вплотную. – Не садись в первую машину.

– А брось ты свои гангстерские наблюдения! Кому нужен хирург какой‑то задрипанной больницы? – Влад опять рассмеялся и пошел, чуть качаясь, вниз по лестнице... Женя робко огляделась в однокомнатной квартире:

– А... как жея? В смысле...

– Пару пустяков! – успокоил ее Гек. – Игорь, давай кухонный стол сюда, в комнату. А кресло‑кровать – на кухню. Вот так! Спокойной ночи!

Глава XI Смерть по прозвищу "базука"

Выйдя из подъезда, Владислав полной грудью втянул в себя прохладный ночной воздух и поморщился. Атмосфера Донбасса, конечно, не райские сады, но отрезвила немного – и ладно. Из‑за угла ближайшего дома вывернула машина с зеленым фонариком над ветровым стеклом.

В сторону трассы – то, что надо! Влад поднял руку и, вспомнив предостережения Генки, тут же опустил ее, потом поднял снова.

Какого черта? Такси – не частник! И притом – спать зверски хочется, а не в детективы играть. Такси, по инерции проскочив пару метров, остановилось.

– Что, дядя, боишься? – в приоткрытое боковое окошко виднелась смеющаяся рожа молодого водителя – совсем парнишки.

– Боюсь! – не стал бравировать Влад, тяжело плюхаясь на сиденье рядом с ним.

– И правильно делаешь! – к его затылку с заднего сиденья прислонили металлическое, жесткое и холодное. – Поехали, Вист! А ты не дергайся, фраер!

Сердце хирурга враз покатилось куда‑то далеко‑далеко, а рубашка ознобно прилипла к спине. Он сызмальства не был храбрецом, но и на трусость жизнь его не проверяла – наверное, некогда было: в школу и из нее возили в папиной машине, занятия музыкой проводил вызванный на дом преподаватель, а в общежитии медицинского института у него полно было телохранителей, охочих до той обильной и вкусной жратвы, которой снабжали чадолюбивые предки. На три последних года оторвался он всего от них, занявшись культуризмом, да и оторвался – понятие относительное: квартира в центре была куплена на деньги родителей, деньги ему постоянно «подсыпали», зарплата хирурга уходила на ресторан и «девочек», до которых Владик был большой охотник. Так что в разговоре с Геком и Игорем он рисанулся и немного приукрасил свое нежелание жениться. Но к приключениям его тянуло – а кого не тянет! Только не к таким вот – с пистолетом у затылка.

– Что вам нужно? – вспомнил он первое правило прочитанных и просмотренных на видео боевиков – торговаться за жизнь.

– Пока что – адрес твоей квартиры, – процедили сзади. Он назвал его. И замолчал. Молчал всю дорогу до подъезда, а дальше – по принуждению, пока поднимались на второй этаж – пистолет уперся в ребро. Молча своим ключом открыл дверь. А потом ему связали руки за спиной и бросили в польское кресло – тоже подарок родителей. Теперь‑то он разглядел похитителей. Их было трое, включая водителя такси. Двое молодых, третьему лет тридцать. Он‑то и был старшим! И вопросы задавал только он.

– Сколько их?

– Кого? – не понял Владислав. Пощечина, вторая...

– Это для непонятливых! Повторяю – сколько их?

– Четверо, – признался Влад. А почему он, собственно, должен делать из этого тайну?

– Как попали в квартиру? Она же была заминирована?

– Гек снял заряд. Через лоджию.

Старший молчал, а затем разразился матом.

– Как фамилия этого Гека?

– Геннадий... Рищенко, – вспомнил церемонию знакомства Влад.

– сволочь! – выругался вновь старший. – И здесь вынырнул! Брюлики у них?

– Что? – прикинулся непонятливым хирург.

– Драгоценности, мудак! Ожерелья, браслеты, бусы: жемчуг и камешки!

– Н‑н‑не знаю! – выдавил из себя Влад.

– Сейчас узнаешь! Вист, принеси плоскогубцы и паяльник! – Они ходили на «работу» со своим инструментом. И пока водитель спускался за ним, Влад принял твердое решение – будет молчать. Он был медиком и, когда требовалось, научился отключать в себе сознание и рефлексы. Его молчание хоть как‑то поможет новым друзьям выжить в этом подлом мире. Пока враги будут в неведении...

Его пытали. Очень долго и мучительно – сорвали ногти на всех пальцах, выдернули плоскогубцами все зубы, включив магнитофон на полную мощность; заклеив рот пластырем, рвали волосы. Влад только мычал – боль доходила даже в подсознание. Когда же, очнувшись от очередного обморока, увидел, что они сделали посредством раскаленного паяльника с его гениталиями, перестал даже мычать... Но человеческое терпение не беспредельно, под утро, когда паяльник медленно стали загонять в задний проход, он заговорил. Выложил все о новых друзьях: их пол и возраст, ближайшие планы на будущее. Рассказывал об украшениях со всеми подробностями и о золоте. О золоте его похитители раньше не знали – он это понял по удивленным взглядам, которыми они обменялись... Если бы его спросили о спрятанном в морге оружии, Влад рассказал бы и это – он уже себя не контролировал...

Выйдя во двор, налетчики сели в стоящее возле детской игровой площадки такси и, отъехав метров сто от дома, остановились, вышли из машины, отмыли грязь с номеров, сняли с крыши магнитный зеленый фонарик, а с боков отодрали липкую ленту с шашечками. Из‑под нее проявились красные полосы и надпись «Скорая помощь на дому». Вот и все! Фыркнув выхлопом, машина умчалась в неизвестность...

...Игорь стоял над мертвым телом Влада и не знал, что сказать: волосы шевелились на голове от увиденного. В этом истерзанном, окровавленном, голом куске мяса человеческое угадывалось с трудом. И лишь разбросанная по всей комнате знакомая одежда подтверждала – да, в комнате его бывший друг‑хирург!

– Ну что они такого могли у него выпытывать? – скрежетнул за спиной Игоря зубами Гек. – Чего они еще не знали, паскуды! И что это должно обозначать?

– А ты не догадался? – жестко ответил Игорь. – Почему они не спрятали тело и не уничтожили следы? И позвонили нам?

...Звонок раздался в полпятого утра. Мужской голос лишь назвал адрес: Ленина 12, квартира 23. И сразу трубку положили. Но Игорь‑то знал адрес Влада!

– Обложили, сволочи! – отозвался Гек. – Документы, взрывчатка в доме, «Таврия», теперь Влад! Пугают. Хотят, чтобы мы отдали те побрякушки и свалили по‑хорошему из города. Так?

– Так! Но уйти нам уже не дадут. По крайней мере – нам двоим. Дед Федя и Женя им не помеха.

– Значит, будут еще звонить.

– И назначат встречу. А мы на нее согласимся. Ладно, пошли отсюда! Своего они добились – мы посмотрели. И сделали свои выводы! Теперь лишь бы не наследить здесь. А о теле Влада позаботятся, мы же им пока не нужны!

Игорь ошибся. Едва они вышли, как из‑за угла вывернула «Скорая помощь на дому» и на бешеной скорости понеслась к ним.

– Назад! – Гек потянул Игоря в подъезд. Они прыгнули в него и сразу же упали на метлахскую плитку пола, ожидая выстрелов. Их не последовало.

– Психотерапия, – горько усмехнулся Игорь, поднимаясь.

– Пошли, я уже знаю, что нужно делать.

Женя и дед нетерпеливо поджидали их.

– Ну что, как там Влад?

– Уехал Влад! – сообщил им Гек... – Кто‑то позвонил ему и сказал, что если он через час не уберется из города – зарежут родителей.

– Первым же поездом и укатил, – подтвердил Игорь. – Кстати, Женя, ты говорила, что знаешь адрес Козыря и Змея. А телефон их, случайно, не знаешь?

– Случайно знаю! – засмеялась Женя. – «Интим» все фиксирует.

... Санька и Федя сразу поняли, когда Лесик начал угрожать, – сейчас будет шухер. И вовремя смыться – самое здравое решение. Так они и поступили, прихватив с собой выпивку и закуску, за которую было заплачено. Когда Змей рассказал Козырю, на каких условиях им прощают загубленную «Таврию», Санька аж подпрыгнул от восхищения.

– И деньги оставил? – подозрительно покосился он на Федю.

– А что туг оставлять? – приуныл Федя. – Три «лимона» каких‑то и осталось!

– Вы посмотрите на этого полоумного! – воскликнул Козырь, обращаясь к звездам, усеявшим небо. – Еще вчера вечером он искал в квартире завалившуюся где‑нибудь тысячу, а сегодня – три миллиона для него – «каких‑то»! – передразнил он Федю.

– Что поделаешь, – невесело ответил тот, вспоминая роскошную Евгению, которую у них буквально отняли, – что поделаешь – сегодня наши запросы побольше!

– А ты сможешь добыть им информацию о «вольво»? – снова затормошил его Саня.

– Без проблем. У меня в ГАИ бывший одноклассник работает, как раз с компьютером, в который данные заносятся.

– Так иди звони ему! – хлопнул его Козырь по плечу. – А с этими данными бабки хорошие раздобыть – раз плюнуть!

– Сейчас рано еще – он в час ночи заступает.

– Что же до часу делать? – Санька вдруг остановился и, вкрадчиво заглядывая в Федины глаза, сказал:

– А знаешь, пошли они на хрен – все эти расфуфыренные мадам из всяких «Интимов», «Кретинов»... Я так думаю – это не для простого советского человека, а для разных там извращенцев. Пошли‑ка на вокзал, а? Закуси и пойла у нас навалом...

– Только домой не вести, – предупредил Федя, вспоминая, с каким трудом приводилась в нормальный вид квартира.

– Та ни Боже ж мой! И не подумаю! – обрадованный Козырь тут же вынул из сумки початую бутылку коньяка, потянул из нее и передал Феде – причащаться.

– И презервативы повыбрасывали, – побрыкался для приличия Змей.

–Тогда – минет, и никаких гвоздей! – торжественно провозгласил Козырь и, подумав, добавил: – А там посмотрим, в какой из вагонов на запасных путях нас пригласят – плацкартный, общий или мягкий. Элита – она всегда, брат, на высоте!

И они, обнявшись, потопали к вагонам, стоящим в тупике железнодорожного вокзала.

...После, ночью уже, когда они ввалились в квартиру, вымазанные дешевой губной помадой, Федя Змей куда‑то кому‑то звонил, обещая пол‑ящика водки, что‑то корябал на листке из тетрадки... Козырь же видел все это в тумане, поэтому, кое‑как раздевшись, брякнулся на новый диван‑кровать и сразу же отключился.

Разбудил их рано утром телефонный звонок. Звенел долго и настойчиво, потому что Федя упорно не желал подыматься в такую рань. А Козырь вообще игнорировал телефон. Наконец, Федя дотянулся до трубки.

– Алле, – буркнул хриплым голосом.

– Уговор помнишь? – на том конце провода выжидающе замолчали.

Федя начал усиленно вентилировать мозга: с кем уговор, о чем? Голос вроде бы знакомый... Бля‑а‑а, это же он, Михай! Взгляд Змея начал метаться из стороны в сторону, как у загнанной курицы и вдруг... споткнулся о бумажку с нацарапанными на ней каракулями. Он вчитался, и лицо его постепенно просветлело. Есть!

– Конечно, помню, Михай! Почти всю ночь не спал! (И он не врал.)

– Сделал?

– Ты понимаешь!.. – Федя замялся. – Короче, оказывается – это секретные сведения!

– И что – твой друг не дает их?

– Да нет... дает, но...

– Сколько? – перебил его голос в трубке.

– Пять лимонов! – постарался твердо выговорить Змей.

– Дай ему три и пусть заткнется!

– Я сейчас ему перезвоню! Но дело в том, что... у нас нет лишних денег! Понимаешь, мы еще вчера... мебель, телевизор... то‑се...

– Вот от этого «то‑се» ты в конце концов и загнешься! – снова перебил его Игорь. – Ладно, звони и быстрее гони сведения!

– А деньги?

– Ну что ты, как попка? Пообещай, а я подвезу.

Федя положил трубку осторожно, словно боясь, что она рассыплется, и с влюбленностью поглядел на телефон. Родненький ты наш! И что бы без тебя делали, как бы жили!

Через сорок минут Игорь давил на кнопку звонка, а Гек стоял сбоку двери с его «Лама Омни» в руке. Так что вместо «здрасьте» открывшему дверь Феде прямо в нос уперлось дуло автоматического пистолета.Он туг же механически вскинул руки кверху.

– Одни? «Гостей» нет? – быстро спросил Игорь.

Федя помотал головой – ответ отрицательный. Прошли в квартиру, обошли ее – Саня Козырь лишь очумело пялился с диван‑кровати.

– За сколько договорился? – спросил Игорь.

– Окончательно – четыре, Михай! И то – как другу!

– Держи! – Игорь сунул ему надорванную пачку стотысячных. – Как я и рассчитывал! Давай данные!

Федя передал ему аккуратно переписанные – насколько позволяли дрожащие с похмелья руки – ночные каракули. Игорь тут же развернул бумажку, прочел и передал Геку.

Автомобиль «вольво», черного цвета, госномер «17‑53 РДР», владелец – Гальчевский Константин Степанович, 1961 г. р., место работы – ОКХЗ г. Николаевки, должность – зам. директора. Домашний адрес: г. Донецк, ул. Дмитрова, телефон... дача на 30‑м километре, адрес дачи...»

– Благодарю, ты заработал эти деньга! – хлопнул Федора по плечу Игорь. – Впрочем, не отработав еще те... – он испытующе взглянул в глаза бывшего слесаря. Тот мужественно выдержал его взгляд.

– Хапуга! Дерут, понимаешь, с простого работяга! – выразился он по поводу приятеля из ГАИ.

– Да! – Гек вернулся от двери, куда пошел вслед за Игорем. – Вы, кажется, опохмеляться собрались?

– Да! – непроизвольно вырвалось у Феди, но он тут же спохватился. – А с чего ты взял?

– Так, сорока на хвосте принесла! – усмехнулся Гек, воротя нос от «аромата» перегара. – Хотите совет? Похмельем займитесь на свежем воздухе – здесь у вас душно. Очень душно! – подчеркнул, выходя из квартиры.

Федя недоуменно пожал плечами, но решил последовать совету – квартиру необходимо проветрить. Войдя в комнату, он стал тормошить кореша, хлопая его по щеке переполовиненной пачкой стотысячных.

– Вставай, ишак карабахский! Пока ты здесь дрых, я деньги зарабатывал.

Козырь с недоумением взглянул на деньги в его руках.

– Ты что, в «голубые» записался?

– Дурак! – Федя жалеюще поглядел на него.

– Ну, просто я не представляю, где еще можно отлохматить столько бабок за ночь, нет, даже за полночи? – вспомнил он их ночные похождения.

– Я же сказал – идиот! Эти деньги я заработал одним телефонным звонком. – Что было бы, если бы он не позвонил: об этом Федя старался не думать, с содроганием в душе вспоминая прилипший к его носу длиннющий ствол «Лама Омни»...

– Пошли скорее, «обмоем» этот счастливый звонок!

Такой командой Козыря можно поднять, пожалуй, даже из могилы. И через десять минут он, побритый, причесанный и умытый стоял в прихожей.

– Куда пойдем?

Федя неопределенно махнул рукой.

– Пошли к ближайшему «Гастроному», а там – смотря по обстоятельствам...

Они были уже на полпути к цели, когда Змей остановился и хлопнул себя по лбу.

– Черт, деньги забыл выложить дома! И вчерашние, и сегодняшние – все при мне.

Санька встал, как вкопанный. Кому‑кому, а ему‑то отлично было известно, куда могут деться «лишние» бабки во время опохмелки! Наконец, он просиял.

– Паспорта наши еще при тебе?

– Ну! – буркнул Змей.

– Оставим сотню тысяч – на сегодня хватит, а остальные – в Сбербанк, под проценты! А то возвращаться – дурная примета!

– Гений! – хлопнул его по спине Федя. – И что бы я без тебя делал?

Через час они, уже в компании новых «друзей», сидели в детском скверике, закусывая «Столичную» жирной копченой скумбрией. Спешащие на утренний автобус жильцы соседних домов невольно задерживали взгляд на этой компании: одни с неодобрением, другие – с явной завистью.

А в небольшой рощице, метрах в ста пятидесяти от их дома, у «кобры» – высокого фонарного столба, остановился грузовик с телескопической вышкой. В корзинку вышки влез рабочий с какой‑то зачехленной штукой, инструментальной сумкой и матовой сливообразной лампой в руках. Штоки телевышки начали выдвигаться, корзинка поехала вверх и вскоре остановилась перед корпусом «кобры» метрах в семи над землей. Рабочий огляделся. Людей вокруг не было. Он снял чехол со «штуки», выдвинул и повернул сзади, щелкнул чем‑то спереди и получилась труба диаметром с бутылку, с прицельной планкой. Рабочий положил трубку на правое плечо, посмотрел в прицел, подвинтил что‑то, снова посмотрел.... Раздался хлопок, шипение, и кумулятивный заряд, одолев сто пятьдесят метров за какую‑нибудь секунду, врезался в кухонное окно Фединой квартиры – как раз туда, где они с Козырем утром намеревались опрокинуть по стопарю...

– Майна! – рабочий помахал водителю, и корзинка поехала вниз. Затем он перелез в кабинку для перевозки электриков здесь же, в кузове, и грузовик, выскочив на трассу, влился в поток таких же машин‑работяг. Начинался обычный рабочий день...

Взрыв жахнул после второго стакана «Столичной», да такой, что Козырь чуть не подавился самым лакомым кусочком копченой рыбины – из середины тушки. Они с Федей переглянулись и, поняв друг друга, бросились к своему дому. Там уже собралась толпа, метался управдом. Взрывом разворотило газовую печку, начисто снесло подвесные шкафы, а кухонный стол превратился в куски прессованной плитки. Волной же вынесло две двери – кухонную и входную.

Федя крякнул и, почесав затылок, глянул на приятеля. Оба они были оптимистами, иначе не жили бы холостяцкой жизнью, а посему, сопоставив произошедший случай с предупреждением Гека, поняли, как крупно им повезло, причем дважды за один раз: во‑первых – остались живы, а во‑вторых, у обоих была дурная привычка хранить «свободные» деньги в правом ящике кухонного стола...

После небольшого объяснения с прибывшей милицией, управдомом, страховой комиссией и репортером местной газеты «Труд горняка» они с легкой душой отправились продолжать похмелье, отдав новую видеодвойку на временное хранение соседу, сын которого пришел в неописуемый восторг. Остальное вроде бы не должно было пропасть – милиция сразу же поставила караул в подъезде и площадкой выше, опасаясь повторения теракта – такова была первая версия.

Глава ХII Случай в морге

– Надо уходить, уезжать к чертям собачьим, пока нас не уничтожили здесь, в Николаевке! – Гек сидел на диван‑кровати, а Игорь, дед Федя и Женя – кто где в Ивановой квартире. – Вы же видите – они обложили нас со всех сторон, а мы не знаем даже – кто!

– Ну, допустим, кто – это мы почти выяснили! – Игорь поднялся из кресла и теперь задумчиво бродил по комнате. – Если здесь замешан Гальчевский – без Вольвака уж точно не обошлось! А может, наоборот, но это сути дела не меняет. Знаем мы и за что – сумка с драгоценностями у нас, а архив организации «Перекресток молний» – у них, но уже рассекреченный нами. Значит, не будет никакого звонка с предложением встречи, никаких других предложений. Ты прав, Гек, нас постараются ликвидировать. И как можно скорее, чтобы мы не успели натравить на них журналистов. Поэтому мое предложение такое: не медля и дня, переехать в Донецк. Почему? Да потому что в городе, где проживают Гальчевский и, судя по всему, Вольвак, нас постараются уничтожить тихо и незаметно, а это намного сложнее, чем грубая работа, которую они пытаются осуществить здесь. Кроме того, там у меня уже есть кое‑какие связи. И, наконец, оттуда ходит рейсовый автобус до логова этой банды – озера Беляевского. Ну, не до самого озера, но там уже рукой подать. А прежде чем переехать в Донецк, нужно здесь сделать две вещи: во‑первых, посетить морг местной больницы и забрать оттуда то, что я некогда отдал Владиславу.

– Поконкретней, – заинтересовался Гек.

– Два компактных автомата, пара облегченных «броников» со спецворотничками, отличная винтовка и боеприпасы к ней и еще кое‑что. И второе, нужно убрать подальше от нас Женю и деда Федора...

– Т‑ты што ж ета, – подскочил на стуле доселе внимательно слушавший его дед, – никак, в утиль меня списать вздумал? Не пойдеть! – помахал он пальцем у носа оторопевшего Игоря. – Я усю войну в разведке кантовался, да и на побережье, в горах, не так давно чтобы, с хлопцами ентими, – он ткнул на Гека, – шандарахали бандюгов – токи тырса сыпалась! Да ежли б не я, – расходился дед, – там бы уже весь Кавказский хребет давно махвия захватила бы! Я их лично, вот ентими руками изничтожал десятками на закусон...

– И «Амаретто» запивал! – прервал не в меру разгорячившегося деда Федора Гек. – Хорошо, хорошо, Россия не забудет твоих подвигов, и, может быть, где‑нибудь под Сухуми или в Теберде одну из скал назовут твоим именем! А почему бы тебе, правда, не рвануть пока в Швецию, проведать Эльзу, а через месячишко‑другой, по снежку, вновь нагрянуть сюда? К тому времени, надеюсь, все утрясется!

Дед Федя укоризненно тянул на него.

– И ты в ту дудку? Ты хоть знаешь, кем для нас Гретка была? Дороже иной внучки! И шо я теперь Лизавете скажу по приезду туды? Шо внучку убили, а я до конца не отомстил гадам? Не, Генка, ты как знаешь, а я еду в ентот Донецк – хучь с вами, хучь без вас! Знаю я уже достаточно, так шо не пропаду!

– Да кто ж тебя гонит, дед Федя! – Игорь уже и сам не рад был, что затеял отвадить деда от участия в предстоящих событиях. – Это я так, в целях твоей же безопасности... Но вот Женю...

– А мне вообще некуда идти! – ее серо‑зеленые глаза были полны слез. – И, кроме того – Иван Николаевич... Настя...

– Сдаюсь! – Игорь поднял руки вверх...

Сторож местного морга Илья Семеныч был сегодня вечером «не в духах», как говорят, ему не принесли очередного «калыма». Захлестнувшая Россию волна повсеместной приватизации и коммерциализации никак не могла обойти стороной и Украину, а мелкие брызги этой волны попали и на Илью Семеновича – он тоже заболел возможностью заработать легкие и притом немалые «деревянные» вместо положенных на зарплату нищенских «хохлобаксов». Вы спросите – что может иметь здравомыслящий человек с такого неперспективного заведения, как обыкновенный морг городской больницы? Ну, с какой стороны подойти к этому вопросу! Илья Семенович, например, подошел с коммерческой. В голодающий по нынешним временам Донбасс со всех сторон перли мясо ищущие рынки сбыта бывшие колхозы, а ныне акционерные общества Кубани. На родине их продукция мало кого интересовала – рынки и многочисленные базарчики Краснодарского края, Ростова и Ставрополья были завалены дешевыми куриными окорочками, индюшиными ножками, печенью и фаршем – шло планомерное уничтожение сельского хозяйства. Свежее забойное мясо не брали на местах, и приходилось переть его за полтысячи километров, чтобы хоть затраты на кормежку оправдать. А мясо, как известно, – скоропортящийся продукт! Вот тут‑то оптовым торгашам и приходилось поневоле обращаться к Илье Семенычу, в полном распоряжении которого находилось восемьдесят холодильно‑морозильных камер, расположенных в три ряда, по два яруса в каждом. Причем каждая камера – из классной нержавейки, и в нее можно – если хорошо постараться – уложить две коровьих туши зараз. Кусками, конечно. Ну, а свинина там, баранина – мелочь. И в иную особо удачную неделю выручку свою Иван Семеныч подсчитывал с помощью калькулятора... Трупы? А что трупы? В довольно большом подвальном помещении всегда держалась минусовая температура, а самый дальний угол подвала по бетонному полу был застелен красивой финской клеенкой, затрат на которую не пожалел простой сторож. Были у него уже и свои мастера по ремонту холодильной аппаратуры, работающие по вызову на договорной основе. Были и санитары – для выдачи трупов – чтобы родственникам или знакомым не носить. Организовал предприимчивый сторож и кабинет макияжа при своем заведении с двумя высокооплачиваемыми специалистами, перекупленными в гримерной городского театра. Так что любого вида покойник выходил из их рук писаным красавцем. Стоило это, конечно, денег, но родственники обычно не торговались, потому как не хотелось лишних хлопот дома – здесь, у Ильи Семеныча, все было под рукой: дешевые костюмы и обувь для усопших, цветы, венки, гробы, гипюр, ленты и даже мелкие гвозди для обивки. Он уже давно приватизировал этот морг, завалив подачками местное начальство, он был директором похоронного комплекса, но по‑прежнему оставался по ночам, отсыпаясь днем, за сторожа, коим и числился в отделе кадров больницы. Потому что была у Ильи Семеныча еще одна «левая» работенка, о которой знали лишь избранные люди городка. Знали и молчали, ибо вякнешь – себе дороже выйдет... Иногда ночью к моргу подъезжал маленький черный «ниссан» – фургон, или «Волга», «Нива», «Жигули»... Из них дюжими ребятами вынимался большой пластиковый мешок или два, а то и три. Ребята раскладывали их по ячейкам, а уходя, говорили одну из фраз: «На пару дней», или «...три дня», или «...неделю» – больше недели мешки не лежали. Забирали точно в срок. Оставляя на столе в конторке плотный пакет. А в нем – хрусткие купюры...

Илья Семеныч никогда не заглядывал в пластиковые мешки – можно было самому попасть в один из таких. Не спрашивал он и откуда их привозят, и куда увозят, но подозревал, что его услугами пользуется как местная мафия, так и милиция. Впрочем, ребята и тех и этих были одинаково крепкими, в одинаковых кожанках...

Огорчало только Илью Семеныча одно: надо было делиться барышами с хирургом местной больницы – Владиславом, который, собственно, и подсказал ему идею о создании этого комплекса, и даже помог протолкнуть ее в верхах. Но огорчало недолго –поразмыслив, Илья Семеныч понял, что в мире есть люди, которые придумывают идеи, и люди, которые их осуществляют. И те и другие работают друг на друга, а значит, – одинаково. Поэтому и получать они должны соответственно. И он покорно отстегивал хирургу каждый месяц, изредка выполняя его мелкие поручения, вроде того, недельной давности: Владислав тогда с каким‑то мужиком заволокли в подвал пластиковый мешок, сунули его в крайний правый ящик и удалились. Срок назван почему‑то не был. Когда же Илья Семеныч попробовал заикнуться о нем, Владислав резко оборвал его:

– Не твое дело! Сообщу дополнительно!

Пока не сообщил. Ну и ладно, лишь бы эти козлы пришли!.. Была одна маленькая слабость у сторожа – обожал коньяк «Наполеон». Но сам не платил за него – Боже упаси! Каждую ночь бутылку этого великолепного напитка обязан был доставлять ему очередной клиент, мясо которого в этот раз лежало в холодильных ячейках. Сегодня это был житель из Ставрополья – привез баранину. Мясо заложил в камеры, а «калыма» до сих пор нет! Сволочь! Ничего, на этот случай у Ильи Семеныча тоже есть кое‑что – завтра же утром несчастного заставят забрать весь товар. А рыночные морозильники «забиты» на полгода вперед...

Его мысли перебило какое‑то шуршание возле конторки, расположенной метрах в двадцати от лавочки у входа в морг, на которой он сидел сейчас. Там что‑то звякнуло. Илья Семеныч насторожился и, щелкнув курком новенькой пятизарядной «бельгийки», мелким шагом двинулся туда. Мало ли что – всякого хулиганья сейчас на улицах полно, а в конторке у него – моноблок «Шарп», да и магазин «готового платья» рядом. Поэтому он, держа ружье наизготове, добросовестно обошел и конторку, и магазин, не заметив, как в приоткрытые ворота прошмыгнули три тени, скрывшиеся затем в дверях морга...

От угла конторки шмыгнул в темноту какой‑то заблудший кот. Сторож, выругавшись; закинул ружье за спину и вновь направился к лавочке. Но не дошел. Послышался мягкий рокот работающего двигателя, и у ворот тормознула белая «ауди», а затем перед Ильей Семенычем предстал ее хозяин – с пакетом в руке.

– Извини, дорогой! Дела с документами, только сейчас из ресторана – еле все уладил с начальством! – это был клиент из Ставрополя.

– Они, значит, для тебя начальство, а я нет? Меня вот с покойничками никто по ресторанам не водит! – развернув пакет, Илья Семеныч увидел не одну, а две бутылки «Наполеона», зажаренную до румяной корочки, еще горячую курицу и несколько смягчился. – Ладно, ладно, езжай, трахай свое «начальство». Все вы, чебуреки, такие, чуть что – на Украину и стараетесь как можно больше наших баб использовать!– Илья Семеныч не страдал недостатком зрения, поэтому успел заметить в боковом окошке «ауди» любопытствующее женское личико украинской национальности.

Обидевшись на «чебурека», сын степей Ставрополья попрощался и уехал, так ничего и не сказав сторожу о тачке на резиновом ходу, стоящей сбоку ворот, на которую он чуть было не наехал. Да и было ли вообще ему дело до какой‑то прозаической тачки, когда под боком сидела красавица Яринка, уже пообещавшая «роскошную ночь»? Разумеется, тоже не за «хохлобаксы»...

А скуповатый и расчетливый Илья Семеныч, замкнув в сейфе конторки две дорогие бутылки, вновь уселся на лавочку, предавшись безрадостным мыслям о том, что завтра явится за очередной «зарплатой» хирург Владислав нему придется скрепя сердце отдать «Наполеон» с тем, чтобы тот «продвинул» в верхах проект еще одного магазина.

Может быть, его настроение изменилось бы, знай он, что не придет его «коллега по бизнесу» ни завтра, ни послезавтра – вообще не появится больше в его жизни, – содержимое большого пластикового мешка в одной из ячеек, привезенного сегодня рано поутру маленьким черным «ниссаном», было тому надежной гарантией...

В подвале что‑то щелкнуло, затем раздался скрежет. Да что это с ним сегодня – разная чертовщина мерещиться начинает? Покойники – вообще‑то жмурики порядочные, не гулящие, и все же... Холодок легко прошелся по спине сторожа. Это в России только сегодня возобновился бум на христовую веру – больше и верить‑то не в кого. А на Украине от Бога отступали редко даже в самые тяжелые времена перекройки старых учебников и существующей религии. Панас Мирный, Шевченко и Гоголь как были, так и остались здесь классиками навечно. Илья Семеныч был набожным человеком. Библию всегда держал при себе – а как же?! – дежурил, считай, у врат небесных, там, где душа расстается с телом. Но наравне с Библией обожал Гоголя и проштудировал его, считай, от корки до корки, особенно произведения избранные. Это не могло пройти бесследно, и хоть считал он себя не трусом, все же иногда вздрагивал от подозрительного стука или бряка – таковы уж человеческие рефлексы. Ему, конечно, не очень‑то светило лезть среди ночи к мертвецам, но должность не позволила расслабиться, и он, войдя в подвал, щелкнул выключателем. Тусклый свет двух неонок (больше Илья Семеныч не позволял ставить – по причине экономии электроэнергии) выхватил из темноты три ряда холодильников – как в автоматических камерах хранения. Мерно, убаюкивающе гудел холодильный агрегат, крылья которого раскинулись сразу же у входа, по обе стороны ступенек. Все было спокойно, но долг обязывал проверить до конца, поэтому Илья Семеныч, прислонив ружье к перилам, сошел вниз по лестнице и прошвырнулся аж до дальнего закутка – нигде ничего не нарушало сонного царства мертвых. С облегчением вздохнув, он вернулся на лавочку и, прислонив к ней «бельгийку», задумался. С чего бы это ему мерещится? И решил – с устатку. Вон, глаза помимо воли прикрываются и сладко так дремлется!.. Надо бы, надо «Наполеончику»...

Его легонько тронули за плечо. Очередной клиент, что ли? Илья Семеныч открыл глаза и увидел у лавки старика, босого, в длинной белой рубахе и белых штанах. Старик держал в руке бутылку темного стекла и жалобно‑умоляюще глядел на сторожа:

– Пить хочется, сынок! Стаканчика не найдется?

В кармане запасливого сторожа всегда находился складной дорожный стаканчик с зеркальцем на дне, но первому встречному... Он прикинул возраст старика к своему, пятидесятилетнему, и вычислил – да, в отцы годится! Поэтому не заорал, а вполне миролюбиво заговорил:

– Слушай, папаша, шел бы ты домой опохмеляться! Ночь на дворе, а ты шляешься тут, как... как привидение, – нашел наконец подходящее слово. – Учти, белая горячка еще никого до добра не доводила, быстро окажешься тут – в моем заведении! Так что шлепай, откуда... – он глянул на ворота, в которые, как подозревал, старик забрел по неведению, и... чуть язык себе не откусил – на них висел огромный амбарный замок с цепью – сам же замкнул, когда шел проверять подвал.

Откуда же этого занесло? Илья Семеныч провел взглядом по железобетонным плитам забора, огораживающего территорию морга – через него можно было лишь перелететь, и перевел его на старика.

– А я уже вторую неделю, как у тебя здесь, внизу квартирую! – пояснил тот, поняв его немой вопрос и снова попросил: – Дай стаканчик – жажда замучила!

«Бомж! – понял сторож. – Обыкновенный бомжака, каких везде сейчас не счесть!» Он машинально вынул стаканчик, брякнув лежащими там же ключами, а сам продолжал думать, наблюдая, как старик, свинтив пробку, наливает из бутылки в стакан темную густую жидкость.

Сторожа вдруг словно толкнуло изнутри. Живет в подвале... Это при минусовой‑то температуре? Почти что голый? Его начало трясти мелкой дрожью, он уже с ужасом глядел на неизвестно откуда взявшегося дедка, припоминая невольно сюжеты из «Вия» и «Майской ночи»... Тихонько потянул к себе пятизарядку... А старик, с удовольствием выпив из стакана, утерся рукавом длинной рубахи и, налив снова, протянул его Илье Семенычу. Тот машинально взял, а старик продолжал:

– Да ты пей, пей – вкуснятина, какую не везде найдешь! Дык о чем бишь я? Ага, о квартире. Две недели, почитай, валяюсь в ентом ящике, а родственнички не едуть забирать. А седни решил – все, баста! Пойду сам поезд встречать. Ты мне скажи, сколь времени, только выпей сперва? Получше твово «Наполеона» будет!

Илья Семеныч машинально отхлебнул и взглянул на часы – десять минут первого... Старик, между тем, забрал у него стакан, с видимым удовольствием допил остатки и вновь утерся рукавом рубахи. Только теперь Илья Семеныч заметил на рукаве кровавые полосы, остающиеся после каждой такой процедуры и ощутил терпкий солоноватый привкус, как после... Он вскочил с лавки, чувствуя, как леденеет сердце, схватил «бельгийку», клацнул взводимым курком...

– Ты что мне дал выпить, образина проклятая?

– Кровь! – Старик улыбнулся, обнажив вдруг длинные клыки по краям белых, сверкающих в лунном свете зубов – вовсе не старческих.

– Обыкновенная человеческая кровь! Из свежины, что утром привезли... – Он шел, оскалившись, к Илье Семенычу, протягивая ему бутылку вполне нормальной рукой, тогда как на другой, свободной, неизвестно когда успели вырасти длинные, острые когти‑ножи... «Картечь, конечно, не серебряная пуля, но на время успокоит этого...» – остатками мужества успел подумать сторож, давя на спусковой крючок. Щелчок! – осечка. Он снова взвел, даванул, потом снова... наконец, выщелкнул магазин – пустое нутро его оскалилось пружинами. А вампир был уже совсем рядом – у самого лица щелкали когти‑лезвия, белый смеющийся оскал все ближе... ближе... остатки храбрости покинули Илью Семеныча – в его крови остался лишь адреналин. К тому же ему изменил самый близкий в эту ночь друг –оружие. В данной ситуации у Ильи Семеныча было только два выхода: либо умереть от разрыва сердца, либо потерять сознание. Сердце у него было еще о‑го‑го, поэтому он избрал второй вариант...

Дед Федор наклонился над упавшим, убедился, что тот жив, достал из его кармана ключи и отпер ворота. После этого подошел к двери морга.

– Эй, иде вы там, вылазьте!

Из дверей показались Игорь и Гек – они тащили большой пластиковый мешок.

– Быстрее, быстрее, покаместь не очухался! – торопил их дед, склоняясь над «бельгийкой». – Генка, тебе замыкать! – Тоненько пискнули рессоры тележки на резиновом ходу, звякнула цепь с замком, все стихло.

Илья Семеныч очнулся минут через пять. Обвел полубезумным взглядом вверенное ему пространство – везде порядок, все на местах. На слабых ногах бросился к воротам, ощупал замок, подергал цепь, затем метнулся к ружью, выдрал магазин... Тускло блеснула латунь тупорылых зарядов. С облегчением вытер рукавом холодный пот со лба, затем перекрестился трижды и прочел про себя «Отче наш...» На душе стало легко и умиротворенно. Прошел к лавочке, сел с краешку – поджатая нога толкнула что‑то пяткой. Сторож заглянул подлавку... из перевернутой бутылки на желтеющую траву выбулькивалось темное, густое пойло... Рядом стоял налитый до краев дорожный стакан...

Он тонко, по‑заячьи вскрикнул и, подхватив ружье, метнулся в конторку, захлопнув за собой крепкую дверь...

В эту ночь проходящих мимо, наверное, неприятно поразило бы неприличное поведение доселе спокойных обитателей морга: до самого утра с его территории доносились интимные стоны и возгласы включенной на всю мощь видеодвойки, перемежаемые иногда песнями «По Муромской дорожке» и «Выхожу один я на дорогу» в пьяном исполнении. Да изредка звучали выстрелы из «бельгийки» – Илья Семеныч, опорожнив полторы бутылки «Наполеона», стрелял по входной двери конторки на любой шорох за ней... Некому было оценить боевое искусство сторожа, так же, как и некому разделить с ним компанию – покойники мирно покоились в целлофановых мешках и на финской клеенке, а люди ночью предпочитали не ходить мимо территории морга – боялись...

Глава ХIII Про жизнь-жестянку

В эту ночь Федя Змей и Санька Козырь спали плохо – по комнатам гуляли сквозняки. Они успели купить у пронырливого управдома две новых двери: кухонную и входную – с глазком, за которые тот содрал с них ровно миллион. Двери вставил сосед‑плотник за ящик водки. Назавтра он же пообещал сварганить на работе оконный блок и тут же установить его. Еще восемьсот тысяч. А новая плита, кухонный гарнитур, плиточка, обои, услуги... Ойкнув, Федя решительно поднялся – все равно от этих мыслей не уснуть, прошел в зал, щелкнул выключателем и... увидел Саньку, который сидел на новой тахте, выковыривая «Кэмел» из пачки.

– Тоже не спится?

– Да какой тут к хренам сон?! Того и гляди – гранату запустят в окно или еще какую‑нибудь фиговину! И дернул же нас черт связаться с этими двумя! За один звонок – четыре миллиона! – передразнил он вчерашний голос друга. – Вот и приклей теперь их себе на задницу – эти лимоны! Затрат‑то на десять, как минимум!

– Ты забыл – сперва была «Таврия»! – напомнил ему Федя. – А Михай – уже следствие!

– А‑а‑а! – махнул рукой Козырь. – Какая, к долбаной матери, разница: следствие, причина... Главное – влипли мы с тобой меж двух огней. Пока дают деньги и те, и эти, а чуть что – и от тех, и от этих по пуле схлопочем. Или чего существенней, навроде этого, – он мотнул головой в сторону развороченный кухни. – Пока они, возможно, просто попугать решили – отвалите, мол, от этих ребят – они смертники! А после и нас в тот же списочек внесут – не успеем и лапками дрыгнуть! Так что, Федя, сейчас мы с тобой по лезвию бритвы ходим, и, по‑моему, пока не поздно, пришло время выбирать, куда падать – влево или вправо.

– Ну что ж, ты меня почти убедил, – вздохнул Змей. – Доставай заначку, сейчас и устроим производственное совещание.

Опохмелившись, они приняли твердое решение: выходить из запоев! А чтобы этот процесс прошел гладко и безболезненно, набрали лучшего, по их мнению, «лекарства» – водки «Абсолют» с лимонником. Ну и к ней, естественно, соответствующей закуски: грибной паштет, голландское сливочное масло и нежнейшую бастурму – копченую вырезку со специями. Козырь прихватил еще и сыр «Камамбер», завернутый в серебристую фольгу с яркой нашлепкой‑этикеткой.

– Его все рекламы расхваливают.

Сейчас Федя подозрительно принюхивался, пока Саня сдирал фольгу с куска этого сыра.

– Это что еще за дерьмо?

Действительно – то, что Козырь выложил на тарелку, сыром можно было назвать с большой натяжкой. Ноздреватый – да, но весь покрыт серо‑зелеными пятнами плесени. Вдобавок от него шел резкий, неприятный запах.

– Как от протухшей рыбы воняет! – дал более точное определение Федя, демонстративно зажимая ноздри.

– Что ты понимаешь в деликатесах? – возмутился Санька, отрезав себе кусочек и храбро поднося его ко рту – попробовать. – Его все высшее общество Франции и Англии потребляет на дипломатических приемах!

– Может, оно и так, но ты на всякий случай уйди на кухню – хоть не на моих глазах помирать будешь. Опять же – сквознячок там, а от него духан, как от... неподмывшейся бабы! – выразился, наконец, Змей. Козырь, совсем было грызнувший, икнул, услыхав его последнее определение, и сквозанул в туалет. Вернулся, вытирая рот.

– Вечно ты испортишь людям аппетит своим хамским юмором ! За что же я сорок тысяч вылупил?

– За то, что я тебя от верной смерти спас! И дам урок на будущее: никогда не жрать разное дерьмо в заграничной упаковке, если рядом есть свое, крестьянское сырье! – захохотал Федя и принес с подоконника завернутый в бумагу кусок ноздреватого янтарно‑белого «Российского» сыра. – А эту гадость выбрось! Им вон, – кивнул в сторону окна, за которым раздавалось голодное мяуканье бродячих котов. Козырь последовал его совету – перегнувшись через подоконник, метнул кусок невостребованного «Камамбера» на кучу отбросов возле мусорного контейнера. К нему тотчас метнулись три облезлых кота. Но дальше произошло невероятное: унюхав запах сыра, производители семейства кошачьих вякнули в унисон, подняли дыбом шерсть на холке и сквозанули от контейнера в разные стороны.

– Понял теперь? – спросил примостившийся рядом Змей.

– Да это вон парочка по дороге прошла, – попробовал реабилитироваться Козырь, – потому коты и напугались.

– Напуганное голодное животное, убегая, все равно утащит с собой аппетитный кусок, – авторитетно заявил Змей.

– Ладно, твоя взяла! – сдался Сашка. – Что я – не патриот своей Родины?

В это время стоящий на подоконнике телефон залился веселой трелью, заставившей от неожиданности вздрогнуть обоих.

– Федя, не подходи! – Козырь умоляюще глядел на Змея. – У нас своих проблем по горло.

– А может, этот звонок поможет хоть частично их разрешить? – он снял трубку и сразу же угадал голос Михая.

– Есть предложение – денежное!

– Огромное мерси! – Федя поклонился трубке. – Знаешь, где они у нас сидят, твои предложения? – он вкратце рассказал звонившему о последствиях утреннего визита.

Тот помолчал минуту, затем тихо посовещался с кем‑то рядом стоящим, прикрыв мембрану ладонью.

– Все будет компенсировано, Федя. Без проблем! А сейчас нужна машина.

– Снова угонять? – ужаснулся Козырь.

– Ну, мы же не такие кровожадные, как некоторые ваши заказчики. Нам просто нужен транспорт – мы уезжаем отсюда. Насовсем!

– Ф‑фу‑у! – одна проблема, кажется, отпадает. – Какой марки и куда ехать? – Федя уже начал прикидывать.

– Нужен «рафик» – микроавтобус. И водитель, который умеет держать язык за зубами. А ехать километров двести отсюда. Ну как, есть такое дело?

– Да есть «рафик» на примете! Но, во‑первых, ночь на дворе, во‑вторых – хозяин скуповат. И еще не знаю – поедет ли он!

– За соответствующее вознаграждение, плюс ночной тариф, плюс компенсация за срочность?! Цену пусть назовет сам.

– Когда нужна машина? – решился, наконец, Козырь.

– Через час. А как водила – не болтлив?

– Ты знаешь, – осторожно начал Змей, – мы с Саней пока не «приняли»...

– Чудесно! – прервал его Игорь. – Лучших водителей мы не могли бы пожелать! Ждем через час... – он продиктовал адрес. – Найдете?

– Спрашиваешь! – обиделся Змей. – «Таврию» же вашу нашли?

– Тьфу ты! – Игорь засмеялся. – Ну, тогда до встречи!..

– Что – опять? – Козырь глядел на Змея с тревогой.

– Ты помнишь начало нашего разговора, ну там, где ты про лезвие бритвы распространялся? Ну так вот, я принял решение – на какую сторону упасть! А ты? – в упор спросил его Федя. Козырь помедлил мгновение.

– Кто звонил?

– Михай, помнишь, чью «Таврию» мы... Ну, так как, куда падаешь?

– Ну, я думаю – вместе подниматься легче.

– Правильно думаешь! – легко засмеявшись, Федя обнял его. – Давай собираться в дорогу.

Был у них микроавтобус. И ключи от гаража были. Этот «рафик» соседа‑кооператора они с Козырем «лизали» уже месяц – в перерывах между пьянками. И, надо сказать, из развалюхи, которую сосед купил по цене утиля, создали замечательную вещь: полностью перебрали двигатель, расточив цилиндры, заменили карбюратор, стартер, радиатор – все, что на их взгляд могло когда‑нибудь забарахлить в пути. Затем взялись за корпус: подварили днище, выправили все вмятины, затонировали половину стекол и, наконец, выменяв на ящик водки в своем родном РМЗ четыре банки австрийской эмалевой краски разного колера, разделали корпус «рафика» так, что один из членов «приемной комиссии» – любопытных соседей, пришедших поглазеть на окончание работ, – тут же, не сходя с места, предложил бартер: «Форд» выпуска 1986 года с кондиционером. На что заказчик, стоявший здесь же с отвисшей от изумления челюстью, весело послал его... в общем, далеко‑далеко. Осталось всего‑ничего – натянуть На сиденья заказанные в индпошиве велюровые чехлы и обкатать движок. И – вот она – обкатка!

Так что Федя, говоря о хозяине, слегка покривил душой. Но на то и кличка Змей была ему дана – за ум, хитрость и изворотливость. Он умел думать на пару ходов вперед. Бросить бы ему водку и заняться коммерцией – давно бы или в тюрьме сидел, или выбился в «новые русские»! Скорее всего – второе. Но – каждый хозяин своей судьбы! Взять хотя бы того же Козыря – по‑своему интересна его судьба, которой он сам же и распорядился: со школьной скамьи пристрастился к картам. Не то чтобы они его интересовали как средство наживы – пленили разнообразием комбинаций, возможностью аналитического расклада и неизбежностью выигрыша при трезвом, холодном уме и определенной ловкости рук. С таким подходом он также мог приобрести вполне мирную гражданскую специальность – фокусника в цирке, например. А вместо этого, закончив кое‑как школу, пошел по притонам, игорным домам, хазам и «малинам», выигрывая и просаживая целые состояния, но – никогда не влезал в долг.

Женившись, Санька продолжал играть, объяснив жене, что по роду своей работы в одном из главных учреждений города ему приходится часто бывать в командировках. А так как «зарплату» он всегда приносил бешеную, откладывая из каждого выигрыша на «получку», то жену вообще не интересовали тонкости его «работы».

Козырь не боялся тюрьмы – умел выходить из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Но в тюрьму он все же попал, за... выигрыш.

Как‑то раз, находясь во вполне респектабельной компании, где играли после застолья лишь в покер и преферанс, ну, может, изредка – во французскую «баккара», один из чиновников, лаканув чуть больше меры, принялся расписывать свое пролетарское прошлое, затем – развлечения простых рабочих, исподволь переходя к картам. И здесь во всеуслышание объявил, что ему нет равных на Украине, а может быть, и в России в «секу» – простую распространенную карточную игру. А надо сказать – «сека» была если не самой любимой, то уж наверняка глубокоуважаемой игрой Саньки – именно в ней оттачивались его выдержка, глазомер и ловкость рук. В нее он еще никогда не проигрывал, по крайней мере – по‑крупному. В другое время – по трезвянке, Сашка, может быть, и не полез бы на рожон. Но, будучи также подшофе, обиделся за свой престиж и предложил сыграть с капиталистом тет‑а‑тет.

– Что же вы, пролетарий, можете поставить? – оценил чиновник презрительным взглядом его костюм – явно не от Славы Зайцева.

– Свой имидж! – прозвучал ответ. – И еще вот это! – на сукно стола шлепнулся кошелек с крупной суммой – очередной «получкой» для жены.

Развлечение было из ряда вон выходящим, и многие потянулись к карточному столу, забросив скучные светские разговоры.

Раздали карты. Санька, посмотрев свои, сбросил их – играли без прикупа. Чиновник снял первый банк. Перетасовал, раздал. Козырь, просмотрев, прошел. Противник добавил. Санька перекрыл последними деньгами из кошелька, открылся: тридцать одно. А у противника – три валета.

– Заберите свое лицо, хвастун, и отдайте мне ваши деньги! – чиновник презрительно сгреб со стола бумажки, бросив в лицо Сашки ненужный пустой кошелек. Сашка побелел и скрипнул зубами.

– Сыграем еще?

– У вас есть еще один имидж? – чиновник просто издевался над ним. Козырь снял с запястья золотые часы с браслетом – единственная прихоть, которую он позволил себе однажды с очень крупного «навара».

– На три предыдущих ставки?

Это означало – ему можно поставить в банк, один раз пройти и следующим ходом перекрыть.

– Принимается... – чиновник взглядом уже примерял часы к своей руке.

– Разрешите перетасовать? – Сашка протянул руку к колоде.

– Не доверяете? – противник уже откровенно насмешливо разглядывал «дилетанта». – Ну что ж. Бог в помощь!

Но когда увидел, как профессионально быстро зафыркала колода в его руке, слегка встревожился. Поздно! Сашке всего лишь раз нужно было подержаться за нее... Чиновник срезал, раздал. Сашка объявил.

– Прошел, не глядя!

Это означало – если противник глянет свои карты – он должен удвоить ставку. Глянул и удвоил.

– Второй раз – не глядя!

Лицо чиновника слегка покраснело. Но он так же молча поставил вдвойне и торжествующе улыбнулся – у него на руках туз, десятка и джокер – итого тридцать два. А этому дилетанту нельзя даже посмотреть свои карты, денег осталось – только чтобы открыться.

– Перекрываю остатком! Можете открыть свои карты! – предложил, улыбаясь, Козырь.

– Сопляк! Ты даже правил игры толком не знаешь! – вспыхнул «мастер». – Ну что ж, любуйся! – и с торжеством выложил свой набор.

– Еще не вечер! – Санька спокойно разложил на сукне три дамы.

– Повезло дураку! – фыркнул насмешливо чиновник... Больше он ни разу не выиграл. Проиграл все имеющиеся в наличии деньги, затем то, что лежало у него в сейфе – доверенное лицо смоталось домой, а под конец поставил на кон... свою жену.

– Вы соображаете, на ком хотите меня женить? – теперь уже пришел черед Сашки улыбнуться издевательски, смерив взглядом пятидесятишестилетнюю тушу чиновника. – Я ведь еще мальчик!

Трясущейся от бешенства и азарта рукой тот буквально вырвал из опустевшего бумажника фотографию и швырнул ее в банк. Козырь поднял, вгляделся и вздрогнул: с цветного фото на него смотрело юное, до жути красивое создание.

– Это ваша... внучка?

– Это моя жена, черт тебя побери, а она всегда, всю жизнь приносит мне счастье! – заорал, брызжа слюной, чиновник. – Я выиграю!

– Ты проиграешь, старый козел! – спокойно ответил Сашка, тасуя карты. – Хоть я и ставлю против нее все, что имею – весь выигрыш плюс свои деньги и часы! Оставляю себе только свой имидж – свое лицо, потому что я, в конце концов, его и не проигрывал. Но ты – все равно проиграешь. Бог не допустит, чтобы того, кто приносит счастье, ставили на карту!

И он, конечно же, проиграл, ибо Сашка не постеснялся подмастить себе три чистых туза – для полной гарантии. Он знал, что это его ошибка – власть предержащие не прощают публичных оскорблений. Но ничего не мог с собой поделать – он уже до глубины души ненавидел этого жирного игрока человеческими телами и душами, ему хотелось наказать его. И наказал... Едва успел дома отдать жене «получку», как дверь вышибли дюжие омоновцы, и через пару часов по наспех состряпанному обвинению в ограблении всеми уважаемого человека он уже сидел в СИЗО. Затем режим – особый. Освободился по амнистии через три года уже с кличкой Козырь, некоей выигранной на зоне суммой и шикарным костюмом. Все быстро спустил после того, как его выперли супруга с тещей, заявив, что если он выиграл чужую жену – с таким же успехом может проиграть свою. Что же, она по‑своему была права. Не будет же Козырь ей доказывать, что еще в лагере решил по выходе на волю окончательно «завязать» с картами. Бесполезно... В одной из попоек он познакомился со Змеем. И стал тем, кем стал...

Федя и Санька открыли гараж, выкатили из него сияющий свежей краской микроавтобус и принялись дозаправлять бак горючим из стоявших в углу канистр. Внезапно Федя, бросив Козырю «я сейчас», скрылся в доме. У него всегда имелось в запасе несколько незаполненных бланков доверенностей на передачу автомобиля другому лицу – с соответствующими печатями и подписями. При их нынешней профессии они были необходимы, как воздух, поэтому и купил он их, не постоял за ценой. Заполнив один из бланков на свое имя, а второй на Козыря, Федя пояснил ему:

– Будем гнать по очереди!

Они были готовы в дорогу.

А в это время в квартире Ивана шли свои приготовления. Вернувшись из похода в морг, Игорь, дед Федя и Гек постучали в квартиру этажом ниже – к бабе Зине. Та открыла, молча впустила их, но, закрыв дверь, затараторила:

– Были, были ироды, те, что давеча приходили! – она имела в виду тот день, когда квартира оказалась заминированной.

– Да, шлялись вечером двое в кожанках, обнюхивали! – подтвердила сидевшая здесь же Женя. – И, знаете, мне кажется, они снова придут.

– Несомненно! – подтвердил Гек. – А мы подготовимся! Игорь, ты в квартире, а я снаружи!..

Вскоре Игорь вернулся в квартиру бабы Зины через лоджию, разматывая за собой тонкий капроновый шнурок.

– Теть Зин, вы знаете, кто эти двое, что приходили тогда и сегодня? – спросил он.

– Ворюги какие‑нито, их же теперь везде полно.

– Убийцы это, теть Зин! Это они убили Ивана. И Владислава тоже, – безжалостно добавил он.

– Ой! – обе женщины вскрикнули, затем Женя вгляделась в лицо Игоря. – Ты же говорил – он уехал!

– Не уехал он – не успел, – коротко вздохнул Игорь. – Вам, тетя Зина, легкое задание: как только услышите, что они вошли в Иванову квартиру, потяните за шнурок, а когда он ослабнет – смотайте! И все – можете ложиться спать. Сделаете?

– Да я им за Ивана!.. – баба Зина сжала сухонькие кулачки, затем внезапно попросила. – Слышь, Игорь, дай мне ентот... трахтомат!

– Не нужен вам автомат, теть Зин! Вы их и так накажете! Только очень прошу – не забудьте смотать шнур.

– Да как же я могу забыть такую нужную в хозяйстве вещь! – бабка намотала шнурок на ручку окна.

Игорь огляделся, будто впервые увидел бабкину квартиру. Голые побеленные стены, старенькая кровать и такой же комод, этажерка с журналами и газетами... Сердце сжималось от жалости при виде этой убогой обстановки. А сколько их сейчас, не имеющих жилья вообще: выгнанных бессердечными родственниками, обманутых аферистами‑«кормильцами» и облапошенных приватсистемой? Вклады, которые они копили десятилетиями, в один день обратились в ничто, и теперь им, чтобы помереть по‑человечески, надо искать богатого спонсора.

– Бабушка, – он взял ее за сухонькие, костлявые пальчики и чуть сжал их, глядя прямо в старческие выцветшие глаза, – у нас сейчас есть деньги, которые мы должны отдать. Но поверьте мне – пройдет совсем немного времени – у вас будет все для обеспеченной сытой старости... – он махнул рукой, отвернулся.

– Да я ж разве за деньги, сынок! – тихо проговорила баба Зина, и мутные слезинки покатились из ее глаз, застревая на морщинках. – Ивана жалко мне – такой хороший, работящий мужик, а вот гляди ж ты, не повезло ни в жизни, ни в смерти.

Глава XIV Наказанное зло

– Поехали! – Гек вошел в прихожую. – Машина у подъезда. Снаружи все в порядке, – успокоил он Игоря, – у меня тоже все готово!

Быстро упаковали вещи, сумку, оружие в мешке – загрузили в «рафик». Дед Федор подошел к бабке Зине.

– Ну, Зинуля, прощевай! Не болей и жди перевода! А может, еще в гости наведаемся!..

Баба Зина перекрестила удаляющиеся к трассе красные огоньки стоп‑сигналов...

«Гости» появились под самое утро. Двое вошли в подъезд, а третий, с «дипломатом» в руке, обошел дом и двинулся к стоящему метрах в двухстах цоколю строящегося дома. Возле него на временных путях стоял башенный кран, кабинку которого и наметил для себя третий «гость». Вскарабкавшись по лесенке на пятнадцатиметровую высоту, он вошел в будку управления, уселся на широкое дерматиновое сиденье и первым делом высадил локтем боковое окошко. Затем пристроил в углу кабины ручной фонарик и открыл «дипломат». Тускло блеснули части какого‑то механизма. «Гость» наклонился над «дипломатом», раздалось три щелчка, и в руках у него появилась маленькая винтовка с оптикой. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и, выставив ствол в боковое окошко, приник глазом к окуляру. Ночь сразу же превратилась в оранжево‑красные сумерки, но два окна на третьем этаже дома напротив прорисовались в перекрестке прицела резко и отчетливо. «Гость» замер в ожидании. Он мог выдержать в таком положении несколько часов подряд: не двигаясь, даже, кажется, не дыша. Ему за это платили. Очень хорошо платили – долларами. И в Афгане, и в Карабахе, даже в Чечне успел побывать... Чудом уцелев, этот «дикий гусь» скопил немало баксов для будущего отъезда за рубеж. У него не было Родины – хоть родился в России. Он был наемником‑профессионалом, классным снайпером. И для него было все равно, кого убить: азербайджанца, армянина, чеченца, русского... Лишь бы платили. Сейчас платили за русских – двоих он уже убрал, и обоих в больнице: красивую бабу и мужика. Завтра ему обещали заплатить за четверых. Авансом. Неважно, за сколько времени он их убьет. А что убьет – это однозначно – задание он привык выполнять безукоризненно...

Если бы он догадался заглянуть под сиденье – в инструментальный ящик – постарался бы, пожалуй, как можно быстрее оказаться отсюда подальше. Не заметил «гость» и еще одного: тонкого капронового шнурочка, натянутого поперек входа в кабину крана. Гек допустил ошибку – слишком низко натянул его, и наемник, входя, просто перешагнул через него – ему повезло еще раз в жизни. И теперь он ждал...

Те двое, что вошли в подъезд, бесшумно поднялись на третий этаж и встали по обе стороны двери. Но это им казалось, что они ступали бесшумно – баба Зина была начеку, хоть и не спала всю ночь. Она подошла к окну и, смотав шнур с ручки, крепко зажала его в ладони...

Висту и тому, второму, тоже была обещана плата за этих четверых. Те, кто их посылал, перестраховались – лучше заплатить вдвойне, зато быть полностью уверенными в успехе. Эти были вооружены пистолетами с глушителями – оружием ночных убийц. Вист прошептал напарнику:

– Как только откроем – ты на кухню, я – в комнату!

Тот молча кивнул, вставляя отмычку в‑дверной замок. И, как только он клацнул, с Маху, плечом открыл дверь и ломанулся в прихожую. Вист за ним – след в след.

Услыхав грохот открываемой двери наверху, баба Зина потянула за шнур... Вист с напарником успели еще удивиться тому, что вход на кухню оказался перегороженным шкафом. Но отпрянуть от дула штурмовой винтовки АР‑15, закрепленной Игорем в одной из ячеек на уровне живота, они не сумели – шнур был натянут, регулятор винтовки стоял в положении «непрерывная стрельба», а 900 выстрелов в минуту – это не шуточки! Винтовка загрохотала, начиняя свинцом живот напарника. Последним импульсивным движением он рванулся в сторону, и это погубило Виста. Он успел лишь развернуться к выходу – пули перебили позвоночник, застряв внутри. Из горла хлынула кровь, помешав заорать от ужаса.

Из 20 имеющихся в магазине патронов по налетчикам успело вылететь больше половины, прежде чем со смазанной салом спусковой скобы от сотрясения при отдаче не соскользнула петелька наброшенного на нее капронового шнурка. Баба Зина, почувствовав слабину, быстренько смотала его и, сунув в карман старого байкового халатика, приоткрыла дверь на лестничную площадку.

Подъезд уже гудел. Тогда она, осмелев, поднялась на этаж выше...

Напарник Виста умер сразу, Вист же еще некоторое время жил, пытаясь зачем‑то дотянуться до вылетевшего из руки пистолета. Старушка подошла, посмотрела на убийцу и плюнула ему в лицо. Удивленные соседи, повыскакивавшие из квартир, глядели на нее во все глаза.

– Собаке и смерть собачья! – пояснила им баба Зина. Худших ругательных слов она не знала, поэтому молча повернулась и спустилась по ступенькам лестницы к своей квартире.

Услыхав выстрелы в квартире, да еще очередью, наемник в кабине крана переполошился – так быть не должно! У Виста с напарником оружие – значит... Значит, надо дергать отсюда и как можно быстрее! Профессиональным движением он разобрал винтовку, сложил в «дипломат» и, открыв дверцу, шагнул на ступеньку металлической лестницы. За порог второй ногой он, конечно, не зацепился бы, но вот каблук... Видимо, закончились отмеренные жизнью счастливые шансы в его судьбе...

Взрыв был страшным – чтобы не выбрасывать лишнее, Гек не поленился затащить на такую высоту весь заряд, оставленный недавно для них в квартире. Так что до земли не долетело даже намека на останки от «гостя» и мелкокалиберной винтовки ТОЗ – той самой, из которой когда‑то бывший шахтер Иван Федорович «выполнял заказы»...

В Донецк приехали ранним утром. В городе Игорь сразу же подсказал направление – на «толчок». Подъехали и остановились на платной стоянке невдалеке от средних ворот высокого забора из железобетонных плит, огораживающего центральный оплот рыночной экономики города на данный отрезок времени. Несмотря на ранний час, здесь уже кипел людской муравейник: одни туда, другие – с приобретенной «вещью» и облегченными карманами – назад. Здесь же, в самой толчее, сновали вездесущие «щипачи», «антенщики», «резчики» сумок и прочая шушера, организующая игры в мгновенную рулетку, «три листика», «наперстки», «лото», «угадай шарик», которые кричали в гудящую толпу: «Дядя‑тетя, брось кубики, просто подойди и брось – больше ничего!» Иногда попадался очередной лопушистый, бросал кубики, ему орали: «Ты выиграл!» и совали насильно пачку денег, а через полчаса игры он уже плелся на выход к воротам без выигранных бабок и без своих, кляня громогласно свою беспросветную дурь и тот миг, когда поддался на уговоры – взял в руки эти треклятые кубики. Или карты, фишки, костяшки домино, карточки – не важно что – все это направлено на одно: избавить покупателя от бремени «лишних денег».

Сразу же за воротами, у стены, завешанной коврами всех мастей, стояли в ряд женщины – малолетки и зрелые, усиленно демонстрируя проходящим мимо мужикам соблазнительно голые части своего тела – вымытые, чистенькие, только что из‑под утреннего душа. И иному мужу ох как хотелось потеряться от сопровождающей его жены в этом людском водовороте... И терялись, освобождаясь заодно от припрятанных «на черный день» заначек в поясах брюк. Тем более, что «бюро услуг» располагалось прямо за этими коврами, за фанерно‑реечным пространством, разделенным фанерными же перегородками на «сферы обслуги». И клиент, спешивший облегчить десятиминутную страсть – пока на него не успела объявить местный розыск якобы потерянная в давке супруга – слышал через тонкую перегородку: слева от себя – сладострастное причмокивание, а справа – такие интимные вздохи и стоны, которым позавидовала бы не одна актриса из «порнухи»... Если же кабинки справа и слева пустовали временно – в них включались магнитофоны с ранее записанными этими же звуками... Больше десяти минут бешеной гонки в таком вот сопровождении ни один «клиент» еще не выдерживал – к обоюдному удовольствию – время ценили на одном уровне с деньгами. Были здесь и милиционеры с дубинками и рациями – как положено; ходили, проверяли, иногда ловили не в меру зарвавшегося «щипача», получали с него за углом «откупные» и, наподдав ногой в зад, снова отпускали на «промысел» с наказом – больше не попадаться. Если попадался вновь – давали пару тумаков, но сумма «откупного» оставалась прежней – закон есть закон! Бывало, скуки ради – брали приглянувшуюся проститутку и шли за ней «проверять порядок» в «бюро обслуги». Возвращались оттуда возбужденные и похорошевшие, чтобы с новыми силами «следить за соблюдением порядка на вверенной им территории». И следили – драк почти не наблюдалось. Ну, иногда, хапнет какой сучонок у зазевавшейся бабы сумку, а озверевшая толпа его поймает – нужно идти вызволять сучонка – за это тоже заплачено, еще с самого утра «на всякий случай». Вообще‑то, все места давно уже арендованы и раскуплены постоянными «барыгами», но иногда случается – путают ряды и места, а потом с помощью кулака или кастета стараются доказать свои полномочия. Для того и нужна милиция – расставить всех по своим местам. И слупить «штраф» с заблудшей овцы. А как же – на «толчке» платится за все!.. И все это – на одних воротах. А их в бетонном заборе – шесть...

– Мы сейчас! – Игорь потащил Гека прямиком к «игрушечным» рядам, пренебрегая другими соблазнами. Что он будет делать, если на месте не окажется знакомого «абрека», об этом сейчас не хотелось думать!

...Все было так же, как и полмесяца назад, те же игрушечные ножи, пистолеты, воинское снаряжение, но теперь‑то Игорь был в курсе, что скрывается за этими образцами! И «абрек» на месте – солидные предприниматели не бывают «случайными» на таких больших и выгодных аренах сделок. И глаз у него был зоркий, наметанный – враз угадал Игоря – по морде стало видно. Но Гек ему был незнаком, поэтому обросшая физиономия «абрека» вновь приняла скучающее выражение. Только рука беспокойно скользнула в карман дубленки.

– Привет! – Игорь протянул ему руку.

– Здравствуйте! – «абрек» осторожно пожал ее.

– Дело есть!

– Какие дела, дорогой? Вот все мои дела, выбирай! – он широким жестом обвел игрушки, разложенные на складном столике.

– А это? – Игорь, усмехнувшись, показал на табличку «Куплю $ и золото».

– Ну, это так, жене, чтоб часто не ругалась! – «абрек» тоже улыбнулся. Он упорно не желал узнавать Игоря – косился глазом на стоящего рядом Гека.

– Да свой это! – успокоил его Игорь. – Слушай, нужно нам‑таки познакомиться и хорошо поговорить.

– Хорошо поговорить? В такой обстановке? – «абрек» указал на галдящих вокруг людей...

– Брось пока свой бизнес, есть дело поважнее! – не унимался Игорь.

– Слушай, что может быть важнее денег в наше время? А мне этот бизнес деньги дает! – обиделся за свой товар «абрек».

– Мы тебе больше дадим! – обнадежил его Игорь. «Абрек» сразу посерьезнел и что‑то проджеркотал рядом стоящему товарищу. Лицо того не изменилось – он лишь согласно кивнул бритой головой.

– Ну пошли...

Вскоре все, включая Женю, деда Федю, Козыря и Змея, сидели за столиком в уютном кафе «Фанта» недалеко от рынка. Посреди стола на блюде паровала Гора шашлыков, перед мужчинами стояло баночное пиво, а перед Женей – вазочка с мороженым и бокал напитка, который значился на вывеске кафе.

Познакомились. Умар, так звали «абрека», сразу перешел к делу.

– Что есть? То, что приносил прошлый раз, есть?

– А кроме него, тебя что, ничего больше не интересует? – ухмыльнулся Игорь.

– Иконы и картины не берем! – запротестовал Умар. – Национальное достояние...

– Ну уж, да уж! – жестко ухмыльнулся Гек. – Просто ужасно нетранспортабельные вещи?

– Можно сказать и так! – цепко глянул на него Умар.

– Но об этом – позже! – перевел разговор Игорь. – Нам сейчас квартира нужна. Хорошая квартира.

– А как же та, на которой вы раньше с другом жили? – хитро прищурился Умар. – Кстати, почему его с вами нет?

– Убили Ивана, – жестко ответил Игорь. – Система наша современная угробила. А квартира наша «засвечена». Я тебе очень много сказал. Вынужден был сказать, чтобы ты поверил нам, – признался он Умару.

– Я умею ценить доверие, – спокойно и просто сказал тот.

– Когда вам нужна квартира?

– Сейчас.

– Тогда покушайте спокойно минут двадцать, мне нужно поговорить по телефону.

Вернулся он быстрее.

– Вам очень нужен центр города для проживания?

– Нет, не очень, – признался ему Гек. – Даже, скорее, наоборот.

– Так я и думал! – удовлетворенно кивнул Умар. – Сейчас поедем смотреть – вам подойдет. Еще чего‑нибудь нужно?

– Оценщик драгоценностей, но не твой – независимый нужен.

– Ого! – глаза Умара хищно блеснули. – Много их у тебя?

– Хватит, – успокоил его Игорь. – И вот еще что: те чехословацкие «Скорпионы», которые ты продал нам прошлый раз, как думаешь, действующие?

– Обижаешь, брат! Дерьмо не продаем! Классный автомат!

– Ну и я так думаю! Так вот, я хотел тебя обрадовать – они все еще у нас!

– Зачем такие нескромные намеки? – обиделся Умар. – Познакомился со мной, дружбу предлагаешь, а сам оружием грозишь.

– Да это я так... к слову пришлось! – смутился Игорь. – Ну что, поехали квартиру смотреть?

«Квартира» оказалась домом из шести комнат, расположенным на окраине города, в частном секторе. Три спальни, совмещенный санузел, кухня с польской газовой плитой. Светло, красиво, уютно. Цветы на окнах, аквариум, правда, пустой...

– А хозяева где?

– В Израиле хозяева, – Умар улыбнулся и добавил. – Пока. А дом охранять надо, за цветами следить надо... Сто тысяч в месяц! – сказал он вдруг.

– Нормально! – Гек достал две пятидесятитысячные. – Получите!

– С каждого сто тысяч. Итого, пятьсот!

Дед Федя, который затеял уже с Женей шутливую перебранку из‑за одной спальни, насторожил уши.

– Слушай, сынок, можа счас и новая арихметика пошла, но нас же четверо, а наскольки нас кадысь учили в ЦПШ – центрально‑приходской школе – четыре по сто будеть...

– Плюс сто за коммунальные услуги, – объяснил ему Умар. – Раз вы живете – не должен же я платить за газ, свет, воду и электричество.

– Ну, енто дело другое! – смирился дед. – Ты мне вот что скажи, Умар, «Амаретто» у вас здесь имеется?

– И даже дешевле, чем где‑либо, дарагой! Здесь находится завод по его разливу, – попытался обрадовать его Умар. – Ближайший киоск – через два двора.

– Вот едрит твой ангидрид! – зачесал дед затылок. – И чевой‑то мне всю дорогу казалось, что его производють в Италии?!

– Ну, у нас сейчас все производят где‑то, а разливать везут в Россию и на Украину! – разъяснил ему Гек.

– Тады я пошел – прогуляться! – засобирался дед Федя.

– Подождите, я с вами! – Женя, смущаясь, объяснила: – Купить на себя что‑нибудь надо!

Только теперь все уставились на нее, словно увидев в другом свете. Она была в одном платье. В том, в котором ее доставила машина из «Интима». В нем же она была и в баре, и в квартирах, и в машине по дороге сюда. И дед Федор был одет не по сезону: на дворе октябрь, а он – в белом полотняном костюме (пробковый шлем дед посеял еще на Кубани).

– Да‑а‑а! – протянул Игорь. – Дела наши, заботы!.. И в гору некогда глянуть, как говорила моя мама. Вот что, посидите, пожалуйста, десять минут – не разбегайтесь.

– Слушай, Игорь, пора отпускать «рафик», – напомнил ему Гек. Козырь и Змей как вошли, так и сидели сейчас на стульях у окна – тихо, спокойно. А что? Будешь рыпаться, лезть на рожон – можешь остаться без обещанной платы – дело ведь уже сделано.

– Так, и о вас забыли! – обернулся к ним Игорь. – Гек, пошарь в сумке, сколько там бумажек осталось. – Тот прошел в другую комнату, куда выгрузили вещи из «рафика». Вернувшись, бросил на стол остатки денег.

– Вот!

– Женя, ты у нас отныне будешь за бухгалтера и секретаря, – распорядился Игорь. – Согласна? Считай тогда, сколько там?

– Восемнадцать миллионов четыреста шестьдесят две тысячи! – через две минуты доложила Женя. Бумажки порхали в ее руках изумительно быстро.

– Ребята, – обратился Игорь к Саньке и Феде, – больше пятнадцати лимонов мы вам выделить не можем! Это вместе с компенсацией за квартиру, – намекнул он на теракт.

Козырь чуть не свалился со стула. Федя тоже впал в шоковое состояние.

– Конечно, понимаем – маловато! – по‑своему оценил их состояние Гек (в телефонном ночном разговоре с Игорем Федя так приукрасил картину разрушения, что выходило – квартира полностью в руинах, а они с Козырем живут в чужом гараже, изредка позволяя себе зайти и позвонить по чудом уцелевшему телефону), – но...

– Да Боже мой! – перебил его Федя, чуть дрожащими руками принимая отсчитанную Женей сумму. – Неужели мы не понимаем, как тяжело сейчас народу в непрекращающейся инфляции.

– Ничего, он по дороге на сквознячке отойдет! – успокоил всех Козырь, волоча Федю к выходу. – Это у него от паров бензина иногда короткое замыкание бывает. Телефончик не забыли? – крикнул он на прощанье. – Если что – названивайте.

– А с этим что делать? – Женя собрала остальные купюры в целлофановый пакет.

– А это тебе. Пойди, приоденься. Или нет, стой! Сто‑о‑ой! – заорал он, выбегая на крыльцо. Федя, увидев его, обомлел.

– Поняли, паразиты, что лишку переплатили! Хиряем, Саня!

Он повернул ключ, даванул педаль газа... мотор заворочал тяжело, надсадно. Но вхолостую, первый раз в жизни подвела его техника. И в такой момент!

– Подсос убери, ишак! – заорал Козырь. – Залил свечи...

Поздно. Игорь был уже у кабины... улыбался.

– Чуть не забыл, ребята! – он протянул Феде в окошко пакет с остатками денег.

– Не откажите еще в одной просьбе – передайте эти деньги бабе Зине – ну, той, что нас ночью провожала. Ее квартира – прямо под Ивановой. И еще – вот это, – он разжал кулак и на Федину подставленную ладонь скользнул изумительной работы золотой крестик с цепочкой. – Сделаете? – он улыбнулся.

– Да я ей самолично его на грудь повешу! – поклялся просиявший Федя. Когда отъехали немного, Козырь незлобно пихнул его локтем в бок:

– Паразиты, паразиты... Не суди по себе обо всех!

Глава XV Вселенские торги

Игорь вернулся в комнату. Умар терпеливо ждал его. У калитки скрипнули тормоза подъехавшей машины.

– Вернулись? – Игорь рванулся с места. – Какого черта...

– Не суетись! – придержал его Умар. – Оценщик приехал!

За окнами хлопнула дверца и в дом вошел осанистый мужчина с солидным брюшком и высокомерным взглядом.

– Здравствуйте! – поздоровался он со всеми, кроме Умара, и представился: – Леонид Григорьевич, эксперт‑ювелир, – и поставил у стола пузатый портфель.

– Здравствуйте! – ответствовал Игорь. – Надеюсь, вы предупреждены о конфиденциальности нашей сделки?

– Он предупрежден! – усмехнулся Умар. – Давно предупрежден – за то и платим!

Взгляд ювелира сразу из высокомерного сменился на испуганный. Игорь переглянулся с Геком. Тот вышел в другую комнату, затем вернулся со спортивной сумкой.

– Ну, оценяйте! – и вывалил ее содержимое на стол. У ювелира туда же упали с носа только что надетые очки. Умар подался вперед... и сел под тяжелым взглядом Гека. Женя ойкнула, затем завизжала от восхищения. А дед Федя остался невозмутим – чего‑чего, а на сокровища он нагляделся!

Леонид Григорьевич задрожавшими вдруг руками осторожно потрогал лежавшую с краю длинную нитку жемчужных бус и повернул растерянное лицо к Игорю:

– Я... я не знаю!

– Что вы не знаете? – прищурился Игорь.

– Н‑не знаю, как оценять.

– А чего здесь не знать? – влез Гек в разговор. – Бери каждую вещь и разглядывай.

– Молодой человек, не учите меня работать, – повернулся к нему уже пришедший в себя эксперт. – Я просто хотел сказать, что здесь работы – не на один час, а возможно – и день! А неоценимых вещей нет, это только в книгах об этом сюсюкают! Ну так что, приступим? – Леонид Григорьевич смотрел уже на Умара. Тот закрыл глаза, снова открыл, затем ошалело помотал головой.

– Лично у меня таких денег нет и не будет никогда! Но спонсоров я найти могу. У меня есть двое знакомых, которые по мелочам не размениваются. И я думаю, вам лучше поговорить с ними без посредников.

– Слушай, Умар, – обратился к нему Гек, – а как ты себе представляешь оплату комиссионных? – Теперь уже черед Умара пришел выдавить из себя «н‑не знаю...»

– А давай сделаем так! – продолжил Гек. Он сгреб со стола золотую мелочь: кольца, броши» серый, цепочки – сколько захватил в руке, и придвинул эту кучку к нему. – Это тебе за то, что ты нашел нам ювелира и сведешь с покупателями! Эксперта ты, надеюсь, тоже не забудешь! – Умар согласно кивнул головой, не сводя глаз с уже принадлежавшего ему золота.

– И еще одно условие: твои люди оденут, как положено, Женю и деда Федю...

– Это мелочи, – отмахнулся тот.

– Ну и ладненько, – удовлетворенно закончил Гак. – А остальное пусть покупают твои клиенты.

– Вы хоть представляете себе, какие это деньги? – выдохнул Умар. – Да на них можно выстроить государство в государстве!

– Именно это мы и собираемся сделать, – подтвердил Игорь. – Ну, звони своим миллиардерам!

– И вы мне доверяете? – воскликнул Умар. – А вдруг я позвоню...

– Никаких «вдруг» не будет! – перебил его Игорь. – Во‑первых, под столом в пакете – полкило пластиката, так что пока твои нукеры доберутся до этого, – кивнул он на стол, – ты уже будешь разговаривать с Аллахом, а мы, естественно, – с Богом! А во‑вторых, – он сходил в спальню и вернулся оттуда с автоматом «Скорпион», – пусть еще попробуют добраться до цацек! – И он подбросил на ладони ключ от входных дверей. – Уразумел?

– Хорошо, я звоню! – Умар направился к телефону.

– Один момент! – остановил его Игорь. – Эти... твои крезы, они не знают в лицо Леонида Григорьевича? – указал он на ювелира.

– Это наш эксперт! – просто сказал Умар.

– Великолепно! Тогда не говори им, пожалуйста, что он ювелир. А вы, Леонид Григорьевич, быстренько прикиньте на глазок хоть приблизительную стоимость этих вещиц и сумму напишите вот здесь, – он подал ему ручку и блокнотик.

– Но это будет эфемерная оценка, – запротестовал было тот, затем согласился, – ну хорошо... я попробую.

Взяв блокнотик и ручку, ювелир углубился в подсчеты, время от времени откладывая ту или иную вещь в другую кучку. Когда он окончил, первая исчезла. Начеркав на другой страничке окончательный итог, он протянул блокнот Игорю и Геку.

– Повторяю – сумма очень и очень приблизительная!

Гек изумленно свистнул и поинтересовался:

– Это в рублях столько‑то?

– Нет, в копейках! – съязвил Игорь. Ювелир с достоинством поднялся.

– Молодые люди, во всем мире ювелирные изделия оцениваются только в валюте! В данном случае это – доллары!

– Ух ты! – теперь изумился Игорь. Умар из прихожей звонил минут пятнадцать.

– Самолет прилетит через полтора часа, – объявил он, возвратившись.

– Енто што ж, получается, твои покупатели живуть хрен знает где? – спросил дед Федор и виновато Поглядел на Женю – извини, мол, ежели что.

– А давайте попробуем угадать, – предложила та. – Если они из России, – Умар кивнул согласно, – то, значит, где у нас сейчас самое большое количество «новых русских» проживает?

– В Израиле! – брякнул Гек. Все рассмеялись, а он покраснел.

– Ну что смеетесь?! Я, конечно, мог сказать – в Москве, в Питере и других крупных городах России... Но, если по правде, то остается все‑таки Израиль, потому что порожняком туда не принимают. Помните, сколько ученых туда сбежало за время перестройки? У меня даже стихотворение есть про это время:

– Да оно у тебя не только про то время, оно актуально и сейчас! – Игорь вдруг занервничал: – Эй, Умар, ты что это там Жене нашептываешь? Тебе что – своих трех жен мало?

– Ну, допустим, жена у меня одна, но я с удовольствием взял бы Евгению к ней в напарницы, – ответил шуткой на шутку Умар, – но знаю – она не согласится, ибо, как сказано в одной рекламе, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет, – он указал на деда Федю, Игоря и Гека, затем засмеявшись, добавил: – А ты прав, я действительно хочу украсть у вас ее и почтенного уважаемого человека, – он поклонился деду, – на то время, пока мы будем ждать самолет. Люди прибудут респектабельные, и вам, я уверен, не захочется ударить перед ними в грязь лицом. А если короче – попробую подобрать для них что‑нибудь из одежды.

– Ой, Умар, – погрозил ему пальцем Игорь, – я почти уверен – не тот ты человек, за которого себя выдаешь, но если что... – продолжил он жестко.

– Только не надо мне угрожать, ты, надеюсь, уже понял, что это бесполезно. Один умный человек придумал пословицу, – продолжал Умар, сгребая в карман долю, выделенную ему Геком, – которая гласит: «Лучше довольствоваться частью, чем потерять все!» Я всю жизнь следую этой пословице и пока что больше приобрел, чем потерял. Выводы сделай сам! – закончил он, протягивая ладонь. Игорь бросил в нее ключи от входных дверей и развел руками.

– Мне остается только довериться тебе!

– И ты не прогадаешь. – Умар повел за собой Женю и деда Федора.

Вскоре от дома отъехала «девятка», на которой прибыл ювелир. Игорь с Геком остались в обществе Леонида Григорьевича.

– Вы что‑то определенно скрываете от нас, уважаемый, – обратился вдруг Игорь к нему. Ювелир, вздрогнув, отлучился от своих мыслей и испуганно взглянул на них.

– Нет‑нет, что вы! Меня пригласили оценить вещи, я их оценил, вот и все!

– Вы знаете про Умара больше, чем мы. Говорите! – жестко потребовал Игорь. Они уже давно заметили, каким взглядом хозяина глядел на ювелира Умар и с каким подобострастием отвечал ему Леонид Григорьевич.

– А вам это надо? – со злостью вдруг огрызнулся ювелир. – Получите свои деньги и тут же забудете о моем существовании! Все вы такие, «новые русские!» – Вдруг он упал лицом в скрещенные на столе руки и... зарыдал.

Гек бросился к стоящему у стены холодильнику, открыл его. Тот был до отказа забит холодными закусками и напитками. Нет, не в Израиле хозяева этого дома, а где‑то рядом! И вдруг похолодело сердце. Дед Федор, Женя... Ведь их можно запросто взять как заложников, а потом требовать выкуп. И они отдадут за них любую, даже... Он наугад выхватил из холодильника водку – «Абсолют‑Курант», бегом вернулся к столу, своротил пробку и разлил в три стакана, найденные на кухне.

– Пей, дядя! – он подсунул стакан почти под нос ювелира и добавил к нему яблоко из того же холодильника. – Пей и рассказывай, ибо если с дедом и Женей что‑нибудь случится, ты отсюда живым не выйдешь, это я тебе говорю!

Видимо, Игорь был того же мнения – он чокнулся с Геком, выпил и стал грызть яблоко, не сводя пристального взгляда с эксперта. Тот не стал отказываться от предложенного угощения, залпом выцедил стакан благородного, с фруктовым привкусом напитка, и уставился в стену дома, переваривая то ли водку, то ли недвусмысленную угрозу Гека. Наконец, шумно вздохнув, перевел взгляд на них.

– Ничего они не сделают вашим друзьям. И вам ничего не сделают, в смысле – плохого. Деньги вы получите сполна – им очень нужны драгоценности.

– А кому это – им? И зачем? – почти в один голос поинтересовались приятели. Игорь поднялся от стола и закрыл входную дверь.

– Сквозняком по ногам тянет, – объяснил. – Давайте выкладывайте! – Это уже ювелиру.

– Ну, не могу сказать точно – кому, но это очень мощная организация. А закупают и продают они оружие. Драгоценности и золото нужны для наращивания и отмывания капитала, ну, денег, которые свозятся сюда отовсюду. Эта группа в Донецке – лишь филиал, которых по странам СНГ разбросано... я даже не знаю – сколько, – признался ювелир.

– С одним из них я сталкивался уже – недалеко от Сухуми, – подтвердил Гек. – Но там, кроме оружия, чего только не было наворочано: и порнофильмы, и наркота, и даже шашлыки из человечины!

– Это уже местных «крутых» дополнения, которые эта организация старается сурово пресекать! – возразил ювелир, и Геку тотчас же вспомнилось ночное нападение на игорный салон «Бирюзы». Неудачное, надо сказать, нападение – три трупа и покореженный о прибрежные камни «Форд».

– А вообще‑то им нужно только оружие, медикаменты и продовольствие, – продолжал Леонид Григорьевич. – Для этого они скупают золото, бриллианты, затем перепродают их, а на навар заказывают стволы здесь же, в России и на Украине. Не брезгуют и фальшивыми авизо... Так что за деньги и друзей можете не волноваться – получите и то и другое в целости и сохранности – им огласка не нужна, – усмехнулся ювелир.

– А как же вы‑то попали к ним?

– Им нужен был оценщик, классный специалист, и они его, то есть меня, заполучили довольно просто: одна из вполне официальных фирм по изготовлению ювелирных изделий для индивидуальных заказчиков сдала мне на комиссию крупную партию бриллиантов, пообещав забрать их после оценки. Работал я в «Ювелирторге» и, естественно, подлинность камней определял на работе – там для этого имеются все условия и приборы, кстати. Да и брать что‑либо домой я опасался; правды и легенды о грандиозных «наездах», грабежах ювелиров ходит немало. Носил с собой я лишь документы – дома, на досуге, их легче заполнять. Так было и в этот раз: не дождавшись приезда клиентов до конца рабочего дня, я взял документы, чтобы дома подбить итоговый баланс стоимости. И вдруг вечером звонят мне из этой фирмы и просят отдать им оцененные бриллианты и документы к ним. Пришли, мол, сразу четыре заказа на очень крупную сумму. Я им вежливо отвечаю – у меня, мол, только документы, за бриллиантами приходите завтра, так как наша контора, в отличие от вашей, работает не в три смены, а лишь до шести вечера. Они, естественно, настаивают. Но что я могу сделать – сигнализация включена, все двери опечатаны...

Конечно, я мог бы туг же позвонить директору нашей фирмы, посоветоваться с ним, но я не стал этого делать. Потому что эти парни попросили у меня хотя бы документы, характеризующие бриллианты, с тем, чтобы оформить эти четыре заказа, пока их не перехватили другие.

– И вы им отдали документы? – спросил Гек.

– Они предложили мне сумму, в пять раз превышающую оговоренную в документах, – развел руками ювелир.

– У вас что, денег мало? – презрительно спросил Игорь.

– Не то чтобы, но я не привык от них отказываться, – со вздохом признался Леонид Григорьевич.

– Хотите, я расскажу, что произошло дальше? Вы утром спокойненько притопали на работу, спустя некоторое время пришли они и потребовали бриллианты. А когца вы их достали из сейфа, это оказались...

– Отлично сделанные стразы, – согласился ювелир. – До сих пор я не понимаю, как они ночью отсоединили сигнализацию, вскрыли сейф, подменили камни, а потом все снова привели в порядок?

– И понимать нечего, – объяснил ему Гек. – Им не нужно было ничего отсоединять или вскрывать. Тем более – ночью лезть в вашу дурацкую фирму, чтобы ненароком хватануть пулю охранника. У них там был свой человек. Или они просто подкупили кого‑нибудь, кто, кроме вас, знал шифр сейфа. Ну, например...

– Светочка, секретарша нашего директора! – воскликнул Леонид Григорьевич. – Она постоянно терлась возле меня, просила показать вновь поступившие вещи, подолгу любовалась ими... Сучка! – вдруг выругался ювелир.

– А сами, небось, ее?.. – подковырнул его Игорь.

– Ни‑ни, что вы! – замахал руками Леонид Григорьевич, затем все же признался: – Ну, давала она пощупать там... за разные места, поцеловать иногда... Но больше ничего между нами не было, клянусь!

– А вам и этого хватало – дома, небось, на жене отыгрывались. Ну, а дальше что? – спросил Игорь.

– Фирма выставила мне счет на сто пятьдесят тысяч долларов. Так как у меня таких денег не было, они дали мне сбежать и, сразу же отловив, заперли в подвал. Потом принесли мне туда газету с объявленным всероссийским розыском и предложили отработать эти денежки у них под крылышком, пока все не утрясется. И второй годя уже на них работаю, – снова вздохнул ювелир.

– Вам что, плохо живется? – Гек иронически поглядывал на его живот.

– Да нет! – поняв его, Леонид Григорьевич порозовел. – У меня есть все: еда и выпивка – какая пожелается, девочек – пожалуйста, видео, телевизор и газеты – сколько душе угодно! Но дети, понимаете? У меня двое мальчуганов и девочка, взрослые уже... Я их честности учил всю жизнь, а тут об отце такое... А теперь еще и Светка, паскуда!

– Реабилитации хочется, а теперь еще и чувство мести затрахает! – догадался Гек. – А вы бы...

К дому подъехала машина. Гек подскочил к окну, выглянул.

– Да, вот это картинка! – в комнату вошли Умар, дед Федя и Женя. На ней был легкий кожаный плащ, из‑под распахнутых пол которого высвечивался шикарный вязаный костюм, а на ногах – немецкие сапоги «Маршалл». Ансамбль дополнялся длинным белым шелковым шарфом. Деда тоже было не угадать: серые шерстяные брюки, того же цвета жакет с белоснежной рубашкой, а сверху накинута ковбойская замшевая куртка с бахромой. Обут он был в легкие, на микропорке, замшевые туфли.

– Вот, чем богаты... – пошутил Умар.

– Ну что, спрыснем обновку? – увидел он на столе водку. Уверенно подошел к холодильнику, открыл его, задержался на мгновение и вернулся к столу с точно такой же водкой, плюс бутылкой шампанского «Мадам Клико». «Девятка» Умара отъехала от дома.

– Гостей встречать поехал, – объяснил он. – Давайте на стол накрывать. Женя, помогай!

– Одну минутку! – Игорь сбегал в комнату с вещами и, вернувшись, протянул Жене меховой комок.

– Ну‑ка, примерь! – Это была норковая шубка из чемодана Олеси.

Женя восхищенно взвизгнула, сбросила плащ и, встряхнув шубу, надела ее. Дорогой мех заискрился, переливаясь в дневном свете.

– Королева! – восхищенно зацокал языком Умар. – Слушай, у тебя муж есть?! – А Игорь глядел на безмятежно порхавшую у зеркала Женю. Тоска и грусть по ушедшей и раздавленной бестолковым временем молодости охватывали душу, а вместе с ними накатывала волна злости на тех, кто из него – мечтателя и честного служаки – сделал убийцу и авантюриста, из Олеси – испытательный сексодром, а из Женьки – невольную пособницу убийц и чуть ли не панельную девку. «Есть ли здесь личная вина каждого из нас? – думал он. – А хрен его знает: человек предполагает, а жизнь – располагает!»

Глава XVI Амазонки

Вскоре стол был накрыт по всем правилам этикета. Из двухкамерного холодильника, оказывается, много чего можно извлечь, да и Умар с дедом вошли в дом не с пустыми руками. А вскоре подъехали и гости: два представительных нацмена.

– Сархан и Джафар! – представил их Умар и пошел на улицу отпустить «погулять водителя» – как он объяснил. Гек это понял так – «левые» деньги еще никому не мешали. Только перезнакомились и уселись за стол переговоров, как на улице послышался сплошной треск выхлопов и крики. Умар подбежал к окну – на лице его выразились досада и тревога. Дальше он действовал вообще непонятно: поднял голову к небольшой люстре.

– Паша, нам нужно укрытие!

Все, кроме гостей, смотрели на него с изумлением.

– Быстро под стол! – скомандовал вдруг Умар.

Гек покрутил пальцем у виска.

– Ты что, опупел?! – Но Игорь был догадливей. Затянув под стол, он увидел черную дыру прямоугольного люка, ступеньки, уходящие вниз, а внизу свет. Тогда он тоже подошел к окну: по улице взад‑вперед метались двухцветные «Явы», распугивая и давя зазевавшихся кур, а на мотоциклах девахи лет по двадцать пять, в кожаных штанах и куртках. Все мотоциклы были черного цвета – в тон одеянию «амазонок», оборудованных «елочками», противотуманками, фарами‑искателями на рулях и еще черт знает чем, отчего выглядели внушительно и интригующе одновременно. Рокеры! Вернее – рокерши, ибо ни одного лица мужского пола среди шестерки бестолково носящихся по улице наездниц он так и не увидел. «Нет, семи мотоциклов», – поправил он себя: седьмой, «Харлей Дэвидсон», стоял в проулке. На сиденье, поджав колено к подбородку, сидела красивая девушка. Распущенные темно‑каштановые волосы свободными волнами ниспадали на голубую джинсовую куртку с нашитыми на ней кожаными подлокотниками. Сбоку на сиденье лежал «глухой» шлем «Меркурий». И еще одну особенность успел приметить Игорь: с правой стороны у заднего сиденья каждого мотоцикла была приторочена в вертикальном положении длинная кобура. И из каждой торчал полированный приклад.

– Ой, Кирка! – восторженно послышалось под ухом у Игоря. Он обернулся резко – губы оказавшейся тут же Жени невольно соприкоснулись с его губами – настолько близко она стояла за его спиной. Оба на секунду оторопели.

– Это подружка моя, Кирка Агафонова, мы с ней вместе на актрис пробовались, – торопливо объясняла Женя, тут же отпрянув от него. – Вот девка боевая, никого и ничего не боится! Тот режиссер пробовал ее после меня на следующий день завалить в том же кабинете – чуть без наследства не остался – так она въехала ему коленом между ног! А потом добавила по голове какой‑то лампой для подсветки, подожгла шторы на окнах, спокойно закрыла дверь и ушла. Представляешь – еле потушили!

– Постой, постой – как, ты сказала, ее фамилия?

– Агафонова, Кира Агафонова! А что, ты ее знаешь? – удивилась Женя.

Так – все дороги ведут в Рим...

– Ну, может, не ее... – неуверенно начал Игорь. Между тем кутерьма на улице стала затихать. Мотоциклы, глухо урча, выстраивались в одну шеренгу по обе стороны от «Харлея». Почти к каждому седлу шнуром за лапы была подвязана курица, а то и две. «Амазонки» слезали со своих «коней»...

– Под стол, я сказал! – глухо прорычал Умар. В руке его был пистолет. Гости и Леонид Григорьевич были уже там, внизу. За ними полез дед Федор. Гек, ухватив сумку с драгоценностями, еще раз поболтал пальцами у виска, показывая свою независимость, и нырнул следом. Игорю ничего не оставалось, как последовать его примеру. А Женя в упор глянула в насмешливые глаза Умара и... повернулась к выходу.

– Я пойду поздороваюсь с подругой! А ты можешь стрелять. В спину! – она вышла из комнаты.

Умар еще раз восхищенно качнул головой и спрятал пистолет.

– Только о нас ни слова, пожалуйста! – сказал он вслед Жене. – Хозяйка здесь ты, а нас вообще не существует. Поняла?

Она ничего не ответила, лишь на секунду замедлила шаг. Этого Умару было достаточно – он шагнул в отверстие. Через три секунды створки сошлись – под столом снова был пол, покрытый утепленным линолеумом.

– Кирка‑а! – Женя понеслась с крыльца, широко раскинув руки. Девушка на «Харлее» вздрогнула, вгляделась в бегущую и прыгнула с сиденья. Шлем, кувыркаясь, полетел в сторону.

– Женька! – подруги сплелись в объятии, будто сто лет не виделись. Хотя прошло с их последней встречи всего‑то чуть больше полугода. Но Кира за эти полгода изменилась, наверное, куда как больше Жени: красивое загорелое лицо было жестким, властным и уверенным. Такие же манеры поведения – отстранившись от подруги, она скомандовала своим «амазонкам»:

– А ну, давайте сюда! Жень, ты еще помнишь пионерлагеря?

Да, это были они, те самые пионервожатые, которых когда‑то младший Гальчевский заманил сладкими обещаниями в «Турист» для развлечения партийной братии. И которых спасла от позора Настя своим самоубийством. Они с веселым визгом окружили Женю.

– Помнишь?.. А помнишь?

Наконец, навспоминались.

– А куры‑то вам зачем? – кивнула Женя на привязанные тушки.

– Как зачем? Из них шашлык куриный над костром получится – закачаешься! – объяснила Кира, будто бы Женька только вчера его ела.

– Так вы голодные? – догадалась она.

– Не без этого! – согласилась Кира. – Но ты знаешь, как выходим из этой проблемы? Заходим в любой дом побогаче и нас там кормят до отвала. Ну, не сразу! – Кира подошла к «Харлею», ловко выхватила из кобуры обрез «вертикали» и щелкнула сдвоенным курком. – Зато после вот этого – точно. Помнишь соревнования по стрельбе среди пионервожатых? – она вскинула обрез и нажала на скобу – телевизионную антенну соседнего дома словно корова языком слизнула.

– Да, ты всегда была в числе лучших. – Женя взяла в руки теплый лакированный приклад. – А если милиция?

– У всех у нас – удостоверения охотсоюза. Кроме того – разрешение охоты во всех заповедниках. Ты же знаешь, кто мой папашка? – прищурилась Кира.

– Только догадываюсь! – вздохнул а Женя. – А у них? – указала на подруг.

– Поменьше рангом, но покруче прокурора! Так что нам – все по фиг.

– Ну тогда пошли обедать! – решилась Женя...

– Да, если тебя так кормит твой спонсор, то ты через год на дойную корову начнешь смахивать! – Кира перемалывала белоснежными зубами индюшиную ногу, запивая ее шампанским. «Амазонки» не отставали – этикет стола давно был нарушен.

А Женя продолжала им «вешать на уши лапшу» о богатом и красивом спонсоре, которого нашла, срисовывая в уме черты его лица с физиономии Игоря и чувствуя тоску, которая все больше наполняла ее – вот уедут сейчас ее взбалмошные неуязвимые для Закона подружки... а кто она тому же Игорю, Геку, дедушке? У них – свои проблемы, а она повисла у них «на хвосте», как... как...

– Жень, поехали с нами?! – угадала Кира ее настроение. – На «лошадку» мы тебе наскребем через неделю, а то хочешь, завтра своему предку дам телеграмму – и через три дня выбирай в любом мотомагазине? Свободная любовь, свободные поступки... Поехали?! – она уже наелась и ходила по дому, оглядывая комнаты.

– Нет, Кирочка ты моя – молоточек! – Женя поймала ее в объятия, расцеловала и грустно поглядела в глаза. – Ты знаешь, я тебя очень люблю и буду скучать без тебя. Но у меня, наверное, чего‑то не хватает в организме или в натуре – искорки, что ли, без которой не заработает мотор твоего мотоцикла. Ну, ты меня поймешь! – улыбнулась она. – Каждому свое: тебе – мотоцикл и вопя, мне – спонсор и такой вот дом...

– Я тебя тоже люблю! – ворчливо проговорила Кира, вырываясь из ее объятий и протирая глаза. – Но облизываться вовсе не обязательно! Ладно, не хочешь – как желаешь! Тогда вот, держи! – она порылась в боковом кармане и сунула Жене плотный скользкий кусочек мелованного картона – визитную карточку. – В случае, если у твоего спонсора не хватит вдруг на тебя денег или срочно понадобится чего‑нибудь... звони по этому номеру и через сутки я тебя найду, о'кей? – улыбнулась она в свою очередь.

– О'кей, – вновь вздохнула Женя, – но боюсь, Кир, надолго и тебя не хватит. Четверть века разменяли как‑никак!

– Ну‑ну, я же сказала – найду тебя в любом случае! Даже если помощь понадобится мне моральная! – она скрылась в спальне и выскочила из нее с автоматом «Скорпион» в руке. – Ух ты! – Кира и так, и этак пристраивала микрооружие то к поясу, то под мышку, наконец подняла умоляющие глаза на подругу.

– Это твоего спонсора? Крутой он, видимо, у тебя! Слушай, Жень, подари, а?! Или продай! Мне такой вот маленький позарез необходим! А у него их целых два!.. Ну Жень, ну Женечка, а? – она терлась о Женю как кошка, выпрашивающая кусочек пахучей сардельки.

– Ну что ты, как кутенок? – Женя беспечно махнула рукой. – А‑а, забирай, как‑нибудь оправдаюсь!

– Ой, Женька! – Кира звонко чмокнула ее и объявила своим «амазонкам». – Бабоньки, по коням! Ну, давай, не болей! – это Жене.

Долго прощаться она не умела. Через минуту‑две треск мотоциклетных моторов перекрыл тявканье соседских собак, а еще через две затих вдали. После этого все, включая и Пашу‑охранника, вылезли из подвала. Женя посмотрела на них и фыркнула.

– А я думала – вы там позамерзали насмерть!

– Пойди взгляни! – Умар приглашающе повел рукой. Она спустилась по ступенькам, огляделась; никакого намека на сырость в этой большой комнате подо всем домом: палас на полу, ковры на стене, современная мебель, телевизор... Как наверху, даже еще лучше! Она вернулась в комнату.

Квадратный Паша‑охранник прибрал уже со стола и сервировал по‑новой. Женя бросилась ему помогать. Все почему‑то молчали. Заговорили, когда вновь уселись за стол и разлили выпивку: Жене – в фужер, остальным – в маленькие хрустальные рюмки. Умар встал и поднял свою.

– Давайте начну я, потому что остальные пока не знают, с чего начать и о чем спросить! Да, это дом нашей организации, какой – не скажу, да и не нужно вам ее название – оно популярно там, на нашей родине, а здесь для вас пустой звук! Задачи нашей миссии вам уже объяснил Леонид Григорьевич, которого специально оставили с вами для того, чтобы он «раскололся», так сказать. Вы, надеюсь, с интересом проглядели это интервью в видеозаписи? – обратился он к Игорю и Геку. Тем ничего не оставалось, как кивнуть утвердительно качество пленки и звук были действительно идеальными.

– Ну, что еще сказать – нам нужно оружие, и мы его покупаем, где только можно. В основном, в России, где полным ходом идет конверсия. А насчет Леонида Григорьевича, – Умар повернулся к перепуганному ювелиру, – можете не беспокоиться: никто ему никакого криминала не шил, газета с объявленным всероссийским розыском поддельная – сейчас ее свободно можно состряпать за час – при соответствующем, разумеется, вознаграждении. А семье вашей мы сообщили, что вы уехали отрабатывать долг фирмы за границу на год. На очень засекреченный объект по производству нового типа алмазных резцов. Каждый месяц им переводится определенная сумма, конечно, в валюте – из Швеции. Сколько? Ну, примерно раз в десять больше вашего оклада. Вас устраивает такой расклад?

– Вполне! – согласился окрыленный ювелир. – Но эту Светку‑секретутку...

– Ах, оставьте! – махнул рукой Умар. – Что куплено, то куплено. Вы‑то сами вспомните, за что к нам попали? – хитро спросил он.

– За жадность мою дурацкую! А когда мне можно... это... ну – домой?

– Через неделю. Наша миссия здесь заканчивается, а смены не предвидится – на родине конфликт, похоже, идет на убыль. Но не советовал бы там, дома, особо распускать язык – у вас, оказывается, богатая фантазия в общении с секс‑девочками, которых вам предоставляли время от времени для разгрузки, так сказать, а видеокассет мы на такое дело не жалеем. Так что понимаете: язык ваш – враг ваш. Что касается вас, – обернулся он к Игорю и остальным, – я думаю, не в ваших интересах особо распространяться о сумме, которую тебе, Игорь, Леонид Григорьевич нарисовал в блокнотике и которую вы сейчас получите: за что и от кого вручены эти деньги. Я правильно мыслю?

– Давайте уж быстрей покончим с этим делом! – высказался за всех Гек.

– Я считаю это согласием со мной. А посему... – Умар кивнул Джафару и Сархану. Те переглянулись, и Сархан спросил у Игоря: – Сколько?

Тот молча протянул им блокнотик. Прочтя сумму, Джафар вынул из кармана маленький ключ и отпер им наручник, которым рука Сархана была прикована к черному пузатому чемоданчику средних размеров. Тот, проведя рукой по ребру чемоданчика, с силой нажал на небольшой выступ и только потом набрал шифр на комбинированном замке. Затем откинул крышку и глазам присутствующих предстало зрелище, при виде которого по всем канонам детективного жанра положено ахнуть: ровные стопки стодолларовых банкнот заполняли почти все его пространство. К боковой стенке чемоданчика изнутри была прикреплена продолговатая коробка с зеленоватым табло и крохотной пульсирующей красной индикаторной лампочкой. Сархан молча отсчитал из чемоданчика тридцать пачек, сложил их в «дипломат» Джафара, остальное пододвинул к Игорю, Геку, деду Феде и Жене, сгрудившимся на другом краю стола.

– Миллион семьсот! – подытожил Умар. – Пересчитывать будете?

– Послушайте, так не бывает! – воскликнула очнувшаяся от шока Женя. – Это же фантастическая, нереальная сумма!

– С чево ето ты взяла, шо нереальна? – тут же откликнулся дед Федя. – У моей Лизаветы в Швеции их двести с лишком, ентих лимонов! В наследство хапнула, – пояснил он. – Однако же до седнишнего дня я и представить не мог, как ето они выглядають. Да у меня у самого лимон есть, – похвастался он, порылся в кармане и бросил на стол блеснувший металлический желтый прямоугольник.

– Золотая кредитная карточка! – с уважением повертел его в руках Умар. – По этой карточке вам в любом из центральных банков Москвы, введенных в единую банковскую систему, выдадут желаемую сумму в любой конвертируемой валюте.

– Ой, дедушка Федечка, ты у нас завидный жених – миллионер! – засмеялась Женька.

– Значит, и нам в Москве можно получить такую же? – спросил Игорь.

– Отчего же нет? – пожал плечами Джафар. – Там вас с распростертыми объятиями примут. Ну что, мы полетели? – обернулся он к Умару. – Последний вопрос, – попросил Гек, тыча пальцем в коробку с индикатором. – Это что тут такое?

– Это предохранитель! – объяснил Сархан. – На случай нападения с целью захвата чемодана. Вот здесь на ручке – кнопочка. Нажимаешь один раз – включается режим готовности. При повторном нажатии взрыв с сорокасекундным замедлением. Вот этот выступ на ребре – выключатель готовности. Просто и надежно, с гарантией! – засмеялся он. После того как инкассаторы уехали на «девятке» Умара, тот спросил:

– Ну что, остаетесь на неделю?

– Еще как остаемся! – за всех ответил Игорь. – У нас тут дел непочатый край.

Глава ХVII К сожаленью, День рожденья...

Рано утром Игорь скорым поездом уехал в Москву – обменять доллары на карточку. Ребятам он оставил пятьдесят тысяч баксов.

– Это на все расходы, – заявил он деду Федору и Жене, – какие, Гек объяснит.

Разговор у них с Генкой был затяжной – далеко за полночь. Игорь рассказал ему об озере Беляевском, культуристах‑суперменах, пересказал вкратце содержимое досье на Гальчевского и Вольвака.

– Постарайся не влезать сам и не втягивать Женю и деда в это дело, – попросил он. – Лучше всего нанять частных сыскарей, вон сколько объявлений в газетах. Сами до моего приезда оставайтесь в стороне. А я в Москве на месте попробую разобраться с Агафоновым. Есть между ними связь какая‑то: на визитке, которую Жене дала Кира, та же эмблема организации «Перекресток молний». И в досье на этих гадов встречается это название. Так что, давайте, вы раскручивайте потихоньку здесь, а я в Москве. Через неделю встретимся и состыкуем сведения!

С тем Игорь и убыл. А Гек, оставшись с дедом Федей и Женей, задумался. Для поездки на озеро нужна машина. Ну это – на потом.

А пока надо нанимать частных сыщиков. За советом он решил обратиться к негласному хозяину дома – Паше‑охраннику. Повод нашелся быстро. Оказывается, у деда Федора три дня назад был день рожденья. Он и сам как‑то забыл об этом за всеми хлопотами, а теперь вот вспомнил. Отмечать решили вечером, о чем и заявили Паше. Кличка «Квадрат» шла ему как нельзя кстати – низкий, с широченными плечами и полным отсутствием талии. Получив приглашение на торжество, он, ни слова не сказав, исчез из дома после обеда. Женя и Гек также пошли выбирать деду подарок.

– Только ты того, – предостерег старик Гека, – ежели надумаешь чего дарить навроде тех трусов, шо подсунул мне на море, лучче сразу сбегай куда ни то подале – оторву башку и скажу, шо так и было!

Генка по дороге к городу рассказал историю с секс‑шортами Жене – та чуть из рейсового автобуса на остановке не выпала от смеха.

А выбрали они подарок деду – закачаешься! Электроразрядник шоковый – почти такой же, как тот, что остался у Володьки на побережье. Но этот – за четыреста долларов был модернизированный – плевался сгустками энергии на расстояние до четырех метров. Фантастика! Когда Гек усомнился в таких супервозможностях похожей на обыкновенный туристический фонарик штуки, продавец принялся клясться и божиться, а под конец навел ее на Гека и предложил испытать на нем, в случае бездействия обещая выплатить компенсацию. Пришлось поверить на слово. Но дома обрадованный донельзя дед быстро нашел объект для испытаний: он вышел на улицу, прицелился в соседского индюка и нажал кнопку. Из узкого отверстия на конце «фонарика» вылетело маленькое голубоватое облачко – индюк тут же перевернулся лапами кверху. На беду эти «испытания» углядел сосед: взбешенный недавней потерей нескольких кур, которых увезли с собой «амазонки», и антенны, начисто срезанной дуплетом из обреза, он решил отыграться на старике – взял в руки хороший кол и вышел на улицу «побеседовать». Пришлось Геку, осознающему всю правоту соседа, да и во избежание лишних слухов, отваливать за бедную птицу сто пятьдесят тысяч «деревянных» – благо были разменянные баксы. Это, конечно, много, но, по уверениям соседа, – мало, ибо индюк, по его же словам, обещал вырасти до размеров коровы... Этому пришлось поверить на слово, ибо несчастный так больше и не воскрес: то ли заряд был слишком мощный, то ли индюк – немощный. Сосед его дорезал в нагрузку к рублям.

Паша Квадрат заявился к вечеру на собственной «Оке»: привез борщ, гуляш и пирожки – все горячее, только что приготовленное его женой, как он сам похвастался. А сосед Вася, выпытав у Жени, что за праздник они собираются отмечать, заставил жену запечь пострадавшего индюка со сметаной в духовке и пришел с ним вечером мириться – украинцы сами по себе народ добродушный, это им просто президенты никудышные достаются, потому и в неладах до сих пор Украина с Россией. Впрочем, оно и наши – не из лучших.

Вася быстро нализался и все пытался подарить деду Феде сто пятьдесят тысяч – его же деньги за индюка. Если бы жена его быстренько не прибрала вместе с деньгами, непременно подарил бы. После того как они остались в своем «семейном кругу», так сказать, Гек начал подход к делу.

– Паша, нам нужна помощь парочки классных сыщиков!

Паша уже тоже крепко выпил, поэтому долго резину тянуть не стал – тут же, в прихожей, снял трубку и позвонил, как уверял, двум своим лучшим друзьям – бывшим ментам, пригласив их прямо надень рождения. Те приехали. Познакомились, посидели, затем стали говорить о деле, и тогда выяснилось, что два бывших сержанта служили когда‑то в роте ППС по охране порядка в ресторане «Турист» и очень хорошо помнят и самоубийство Насти, и смерть Ивана Николаевича... А ушли они из рядов милиции после беспредела, начавшего там твориться. Ушли, а через несколько лет организовали частное сыскное бюро. Вольвака и Гальчевского они знали, как облупленных, но разговор о них вели осторожно. Один из них, Витя, после четвертой стопки «Абсолют‑Куранта» доказывал Геку:

– Это знаешь, какие люди?! Это очень «крутые» люди! И брать их надо наверняка, и один раз – за жабры!

А когда сыскари услышали о сумме гонорара в тысячу долларов за подробные сведения, которые помогли бы «взять за жабры» этих «крутых» людей, вмиг протрезвели. После обыкновенных обесцененных в сорок раз к рублю карбованцев получить чистоганом тысячу баксов! Они сразу же засобирались домой.

– Нет, нет, никаких «на коня»! Нам завтра с Сеней рано вставать ! В общем, как только что‑нибудь стоящее – так сразу несем! Будет – будет! Готовьте баксы!..

Золотым парнем оказался Паша Квадрат, а еще более ценными – его друзья‑сыскари.

Вскоре Женя пошла спать. А трое мужиков, разом покончив с таким сложным делом, решили «отвязаться». «Отвязывались» до трех часов утра. Гек еще смог кое‑как добраться до кровати, а Паша и именинник уснули прямо за столом: один головой в блюде с недоеденными пирожками, а другой в обнимку с квадратной бутылкой «Амаретто».

Однако, когда утром Женя, умывшись и почистив зубы, пошла их будить, все трое дружно отказались от завтрака, заявив, что лучше компенсируют это время сном. Причем Паша Квадрат спал уже в подвале, а дед Федя – в своей единоличной спальне. Женя пожала плечами, поставила себе фильм по Чейзу «Гриф–птица терпеливая» и вскоре с головой ушла в невероятные приключения четырех наемников‑авантюристов... Первым поднялся Гек – его организм быстрее справился с алкоголем. Поглядел на увлекшуюся фильмом Женю и пошел в ванну – отмокать. Следом к стопу приплелся дед Федя. Плеснув себе в стакан пойла на абрикосовых косточках, он вскоре ожил.

– Слышь, Ген! – окликнул Гека, вышедшего из душа посвежевшим. – А у тебя любовь была? – Гек глянул на уменьшившуюся в бутылке жидкость, затем на деда.

– На любовь потянуло? Понятно!..

– Ничего тебе не понятно! Я вот о самой наипервейшей любви хочу спросить! Писал ты кому‑нибудь в школе стихи?

– Свой первый стих, дед Федь, я сразу после школы написал. Мы тогда в станице у моря на практике были.

– Ну вот и прочти его! – не унимался старик, показывая глазами на Женю: не видишь, мол, что ли – скучно ей одной среди мужиков. Та уже оторвалась от телевизора, с интересом глядя на них – стихи Женька обожала, даже сама пыталась сочинять.

– Пожалуйста! – пожал плечами Гек.

Телевизор давно был выключен – Женя внимала красивым словам.

–Да, мне бы так научиться писать, – с легкой завистью сказала она.

– Научишься! – заверил ее Гек. – Ты уже отличные стихи пишешь. Дед! – неожиданно обернулся он к деду Федору – тот чуть не поперхнулся второй порцией своего любимого напитка. – Рассказал бы что‑нибудь, а?

Дед Федя только этого и ждал – после второго стакана он любил рассказывать.

– Ну, слухайте! – он затянулся «Пьером Карденом» – на меньшее после женитьбы на Эльзе‑миллионерше его теперь нельзя было уговорить – и начал: – Было енто аккурат в разгар лечебной сутолоки, кады одни кинулись вылечивать свои болячки наговорами, колдовством, зачарованной водой, гипнозом и прочей хреновиной, а другие, наоборот, к телевизорам – лечить свои енти самые болячки. И чего тольки люди не понаходили враз у себя – ума не приложишь. Кума, к примеру, моя, – усю жизню на хверме чувалы с комбикормом протаскала, чуть не по пять пудов кажный, а оказалось – с грыжей работала! Как она ей не мешала – до сих пор в толк не возьму! Дак мы с Василем, кумом моим, и порешили – ежели Чумаки там и Кашпировские могут лечить с телевизора, то неужли мы с им напрямую не избавим от хворобы с десяток наших станичан?! Как, зна‑ца, решили, так и сделали!

По‑первах, для ради рекламы, похмелили несколько наших мужиков бальзамом из красивой бутылки, которую у меня в чулане нашли – племяш прошлый год из городу привозил в ей какое‑то пойло – с ног сшибаеть, что трактор без прицепу! – ром называется. Бальзам утворили сами: на бутылку первака – две ложки горчицы, ложку молотого перцу и пакетик ванилину. А Василь для ентой же рекламы вылечил суседку – бабку Степаниду от проносу: набрал дубовой коры на пилораме, потолок, вскипятил и дал выпить – за два часа как рукой сняло.

Слухи по станице ползуть быстро – на другое утро у нашей калитки толпилось десяток мужиков с помятыми рожами и три молодицы. А у нас уже и табличка готова была – мы с Васькой весь вечер малевали: плата по таксе, а такса – бутылка. С самогоном, само собой. Мужики, рассудив, наверно, шо бутылкой любой дурак и сам подлечится, отвалили. Остался один – местный зубной техник, на которого, кстати, у Васьки зуб имелся – он ему коронки такие поставил, шо нижняя челюсть с верхней на полтора сантиметра не сходились. Пустили его первого. Лабораторию мы оборудовали в нашем зимнике – один хрен до осени пустует. Выгребли солому, повесили пару простыней, поставили старое кресло да протерли окно – чем не кабинет? Входит тот техник, жалуется: в голове, дескать, шумит по вечерам и круги цветные перед гляделками. Ну, по гипнозу Васька – ен здорово умел выклянчивать у невестки и тещи сто грамм на опохмелку. Встал он перед техником, руки вытянул – чуть не в морду ему тычет и давай того уговаривать –счас я, мол, до тридцати досчитаю – и ты заснешь, а проснесси – все будет о'кей. Ну и начал считать, а тот техник – бугай здоровый, чтоб его загипнотизировать – и двумя Кашпировскими не обойдесси. Гляжу – кум уже до двадцати пяти дошел, а тот боров и зенки прикрывать не желаить! Надо было спасать престиж хвирмы: достал я из пристройки деревянную киянку, подкрался ззаду и ахнул ту интелипупию по башке. Загипнотизировался, как миленький! Васька кричит на меня – шо ж ты, гад, пациентов гробишь! А я ему в ответ – пошли лучче к нему домой, глянем, можеть, где‑то шо‑то капает, а он человек нервный... Пошли, и вправду – краник газовый пропускает. Замазали быстренько мылом, закрутили и назад. Клиент очухаться уже успел: иде я, спрашивает, И что со мной? Ну, мы ево быстренько домой оттарабанили, пообещав – не будет больше шумов в голове.

Через два дня он нам литру чистейшего спирту приволок – все, говорит, прошло. Шо‑то помогло – то ли киянка, то ли мыло. Молодицы в тот день, услышав вопль техника, – кады я его киянкой благословил – посмывались было от греха, но на следующий день одна все ж насмелилась – пришла. Детей, грит, с мужем у ей нету уже шестой год; безвыходное, грит, положение. Ну, нам‑то с Васькой известно, шо таких положений не бывает – племяш у меня и на ентот год гостил – через неделю уезжать собирался... Короче, в следующем месяце молодичка проверилась в районе – мальчика определили. Приходили с мужем – благодарили. А у ей один вопрос: куды‑то ваш ассистент запропастился?

Дальше дело пошло как по маслу – валом народ повалил. Пришлось нам с кумом книжки разные на рынке прикупить: народную медицину, лечение травами, ну и всякие такие...

– А бросили почему это дело, дед? – на полном серьезе спросил Гек.

– Моя Фрося и Васькина Анюта прикрыли енту лавочку – такса‑то за визит у нас прежняя была – жидкая! Уже от алкоголизму нас лечить собрались. Ну, а какой же уважающий себя экстрасенс позволит, штобы лечили ево? Пришлось бросить.

Поговорили еще о том, о сем, и Женя вновь включила телевизор. А Гек пошел звонить Козырю к Змею – договориться о поездке на Северский Донец. Вернулся недоумевая.

– Не отвечает номер! Что ж они, еще до Николаевки не доехали? Не иначе – в дороге что‑то случилось!

Глава ХVIII Ночь из 1001...

Случилось, конечно... Санька и Федя, проезжая через центр города, не преминули прикупить в дорогу и напитков, и закуски. Много и притом самых дорогих. Запаслись ими на месяц вперед.

– Федюня! – Санька с ужасом глядел на багажник, заваленный свертками и бутылками. – Неужели мы с тобой когда‑то это сожрем и выпьем?

– Не тушуйся, братан! – хлопнул его по плечу Федя. – Было бы что... Гулять так гулять – когда мы еще такую деньгу зашибем?

Купили еще два двуспальных матраца с поролоновой начинкой, два пуховых стеганых одеяла и подушки – на новую мебель и поехали из города. А к вечеру на трассе, среди степи, что‑то скрежетнуло в заднем колесе, и Федя, резко надавив на тормоз, заматерился – как никогда в жизни.

– Ты чего? – Козырь вытаращился на Змея.

– Полуось правая, туды ее мать! На контргайке резьба ржавая была, все заменить собирался...

– Федя, ты что хочешь этим сказать? – переполошился Санька. – А... где запасная?

– В магазине запасная! – буркнул Змей, вытаскивая молоток из ящика с инструментами. – Или на станции техобслуживания. А до ближайшей, кстати, сколько?

– По атласу – двадцать четыре кэмэ! – откликнулся Козырь.

– И пешком, гадство, не дойдешь! – подосадовал Федя. – Ладно, попробуем зачеканить!

Попробовал. Проехали пару километров – снова скрежет.

– Все! – сказал Змей, съезжая с придорожной посадки. – Будем ночевать. Ночью нас никто не остановит. – Он поставил «рафик» на широкой полосе зеленой травы между обочиной трассы и деревьями, вынул из «бардачка» целлофановый пакет с деньгами, большой охотничий нож и направился в посадку.

– Эй, ты куда? – вопросил Козырь.

– Посса... дику погулять! – огрызнулся Федя. – А заодно и бабки закопаю – мало ли какая зараза ночью наскочит.

– Накаркай еще! – засмеялся Санька и добавил: – Копай, копай, да смотри, чтобы посадку не пришлось перекапывать утром ! Тоже мне – пират Кидд!

Зато ужин они устроили себе на славу: постелили новую клеенку, а на нее наставили выпивки и деликатесов. Аккумулятор на «рафике» тоже был новым, поэтому Змей рискнул подвесить на крайнюю ветку из посадки «переноску» – стало относительно светло и уютно.

– Эх, бабцов бы! – вздохнул Санька, разглядывая роскошный «стол».

– Приедем – будут у нас бабы, – пообещал ему Федя. – Нормальные бабы, не из вагонов – пойдем в театр и познакомимся. Сто лет в театре не был! – Козырь выцедил из одноразового стаканчика «Ереванский, пять звездочек» и мечтательно уставился в звездное небо. – С женой когда‑то ходили! Представляешь, Федь: бархатный занавес, ложи, партер...

Мечты его были прерваны самым прозаическим образом – у обочины напротив них тормознули две легковушки. Из них вылезли шестеро парней и не спеша, вразвалочку направились к «столу».

– Ну, вот, я же говорил – накаркаешь! – Козырь подтянул поближе охотничий нож.

– А мы проезжали мимо, глядим – огонек! – заговорил, подходя ближе, высокий широкоплечий с ярко‑рыжей шевелюрой и конопушками вокруг носа. – Пришлось возвращаться – надо ж нанести визит вежливости! А мы вежливые, правильно я говорю, Шутя?

Тот, к которому он обращался – худой, нескладный парень, угодливо заржал.

– Ты, Синьор, как всегда, прав, даже когда УПК против тебя!

– Нет, Шутя, ты вежливый, видишь, люди не понимают твоих зашифрованных выражений. Это он об уголовно‑процессуальном кодексе, – пояснил Синьор, Остальные пассажиры легковушек стали полукольцом вокруг стола.

– Есть проблемы, ребята? – мирно поинтересовался Змей.

– Есть, – согласился с ним Синьор. – В горле пересохло, а колонки поблизости нет! Угостите?

– Пожалуйста! – Федя указал на стол.

– Спасибо! – вежливо поблагодарил Синьор и вдруг без замаха засадил Феде носком тяжелого ботинка в челюсть – тот покатился по траве. Козырь мгновенно вскочил на ноги – в руке блеснуло широкое лезвие.

– Паскуды, крови захотели?

Звякнуло, и блестящая металлическая цепь, обвив его запястье, больно рванула руку в сторону. Нож перехватил один из «пассажиров».

– Мы тебе счас за «паскуду» им же кое‑что вырежем!

Санька, извернувшись, успел все же достать ногой того, с цепью, и тут же рухнул на траву, обливаясь кровью: сдвоенный удар в пах и под ребра послал его в нокаут, а на затылок опустился зажатый в кулаке кастет. Федю вырубили металлической дубинкой, обтянутой резиной... Козырь быстро пришел в себя. Попытался поднять голову – резкая боль пронзила затылок. Скосив глаза, увидел – «пассажиры» вытаскивают из их машины запасы продовольствия, а рыжий роется в бардачке.

– Ребята! – заорал вдруг он. – Гляди, бабульки!

«Откуда деньги, ведь Федя закопал их в посадке?» – успел подумать Санька и вдруг увидел – сбоку набегает Змей с хорошей дубиной из сушняка.

– Отдай старушкины деньги, козел! – Дубина с хряском переломилась о спину рыжего – сухостой, видать, с гнильцой попался. Тем не менее рыжий резко выгнулся назад и стал заваливаться вбок, схватившись за левое плечо и подвывая от боли. Из рук его выпала толстая пачка.

– Шутя! – заорал он, матерясь в бога и креста. – Режь их! Вали обоих!

Все выскочили из «рафика» и стали толпой, заслонив главаря. Из толпы выдвинулся нескладный, худой парень. В вытянутой руке его взблескивало лезвие охотничьего ножа – их ножа. Федя начал медленно отступать к Саньке, тот встал, поджидая его. Внутри было холодно и пусто.

«И убежать некуда! – с тоской оглянулся Козырь. – Степь – машинами размажут! Неужели все?» Ножи блеснули еще у нескольких из толпы – приговор был подписан... Рокот нескольких работающих двигателей заставил оглянуться всех. Но Федя и Санька стояли лицом к дороге – они увидели первыми – с трассы на полянку слетели семь мотоциклов и перегородили пространство до посадки позади «рафика» относительно ровной шеренгой. Слепящие фары осветили место чуть не свершившегося убийства до мельчайших подробностей: Федю и Саньку с окровавленными лицами и толпу ублюдков перед ними – с ножами, цепями и дубинками. Моторы смолкли разом – будто кто рубильник откинул.

– Потушите свет, лидеры! – заорал Синьор, вскакивая из‑под машины. – А то мы вам сейчас эти фары на жопы понатягиваем!

– Слушаем и повинуемся, наш повелитель! – Фары мотоциклов погасли. А в круг света, отбрасываемый «переноской», вышли семь девушек в кожаных костюмах.

«Нашли где свидания устраивать! – подумал Санька, и еще: – Надо же нам было обломаться именно здесь!»

– Ребята, да это же девки! – облегченно и радостно заорал Шутя – видно, драться не входило в его планы. – Обыкновенные мокрощелки!

– Господи! – вздохнула впереди идущая с распущенными каштановыми волосами. – И когда же мы научим этих тварей с уважением относиться к женскому полу? Ну чего ради вы пристали к этим юношам, да еще шестеро на двоих? Привыкли выискивать тех, кто послабее, шакалы? – Правую руку она держала за спиной.

– Шутя, у нас презервативы есть? – обратился Синьор к нескладному. – А то хрен их знает, что у них между ног затаилось? Еще поймаешь на конец то ли два пера, то ли трипера! Счас мы вас трахать будем! – обратился он к Кире (разумеется, это была она), – сперва всех хором, а потом – кому какая понравится! Но сперва разберемся до конца с этими! – он обернулся назад. – Шутя, Атас, я кому сказал – перережьте глотки этим...

– Стоять! – в руке Киры появился двуствольный обрез. И такие же – у остальных «амазонок». «Пассажиров» враз охватил шок. – Сейчас вы, хамы, друг друга в задницу будете трахать! Здесь, при нас! Ну‑ка, начинайте!

«Пассажиры», открыв рты, в немом изумлении глядели на «амазонок».

– Не понимают! – Кира обратилась к рядом стоящей девушке. – Лада, объясни! – Та подошла к ближе всех стоящему «пассажиру» и прикладом заехала ему по зубам.

– А ну, быстро железки на землю! – Пассажиры, взглянув в четырнадцать дырочек‑стволов, послушно выполнили приказ – в траву полетели ножи, цепи, дубинки.

– Ребята, кому сдаетесь, мокрощелкам? – истерично заорал Синьор. – Да они же блефуют. Они стрелять не будут! Зато я буду! – он выхватил из кармана куртки револьвер и вскинул его. Кира небрежно мотнула стволом в его сторону – крупная дробь вынесла револьвер и оторвала два пальца на руке парня.

– Аптечка есть в машине? – спросила Кира у Шутя. – Лада, проводи!

Девушка, уперев стволы обреза в поясницу «шестерки» Синьора, довела его до машины и назад.

– Перевяжи руку своему хозяину! – Шутя исполнил приказ.

– А теперь снимай штаны ему и себе и трахай его! Я буду считать всего до пяти! – Кира перезарядила обрез. – Раз... два... – При счете «пять» Шутя, уперев своего шефа руками в ствол ближайшего дерева, засаживал ему в анус свое мужское достоинство. Тот только скрипел зубами.

– А вы посчитайте для остальных! – повернулась Кира к подругам.

– Надеюсь, нас это не касается? – спросил, подбегая к ней, Санька. И поспешно добавил: – Мадам!

– Нет, конечно! – та пожала плечами. – Вы же пострадавшая сторона? – И, взглянув на его окровавленное лицо, спросила: – Это они тебя так?

– И моего друга тоже! – указал Козырь на Федю, который, невзирая на боль от побоев, давился смехом, наблюдая, как матерятся насилуемые своими же бандиты. К заднице каждого было приставлено по два обреза. Затем по команде Киры они поменялись местами. «Опущенные» со злостью принялись «обрабатывать» своих насильников. Наконец Кира громко кашлянула: – Вы, господа, так увлечены новым для вас занятием, а между тем, я бы хотела задать один вопрос – не ваша ли машина горит на трассе? – И тотчас же вспыхнула от брошенной бутылки с бензином задняя легковушка. А Кира продолжала:

– Я думаю, вам хватит и одной машины. Кто первый в нее заскочит, тот и уедет. Оставшихся придется закопать в этой посадке. Бегом – марш!

«Пассажиры», подхватив штаны, ринулись к уцелевшей легковушке. «Амазонки» же начали изо всех стволов палить по горящей машине, поэтому в переднюю утрамбовались все бежавшие – желающих остаться не нашлось. Легковушка рванула с места и вскоре исчезла из поля зрения. Удивительно, но за время разыгравшейся на полянке драмы по трассе не проскочила ни одна машина – ни туда, ни обратно.

– Вы едете не по главной трассе, хоть и более короткой, до Новоазовска. Здесь нет постов ГАИ и всего две станции техобслуживания с магазинчиками. Поэтому и шалят по этой и подобной им дорогам такие вот «шакалы» – грабят случайные авто, насилуют женщин... Случаются и убийства–в общей неразберихе это сходит с рук, – объяснила приятелям их неожиданная спасительница.

После всего, что произошло, не пригласить «амазонок» к столу приятели посчитали верхом невежества. Была и другая подспудная мысль – о надежности охраны на сегодняшнюю ночь. Но они ее тщательно маскировали, каждый в себе.

– А вы, значит, вроде странствующих рыцарей? Только те защищали дам от разбойников, а вы, наоборот, – от кавалеров? – усмехнулся Козырь, чокнувшись с Кирой. Та внимательно посмотрела на него.

– Вполне возможно, если бы они ответили вежливо – мы поехали бы дальше своей дорогой. А что бы делали вы?

Санька хотел признаться ей, что совсем собрался было читать отходную молитву, но за него сказал Федя:

– Они не ответили бы вежливо – не то воспитание!

– Совершенно согласна с тобой, поэтому давайте сменим тему. Почему вы остановились в поле?

– Да гайка с полуоси слетела, – с досадой ответил Федя. – Малая деталь, а без нее – хана машине, а смотаться до ближайшей СТО не на чем.

– Как это не на чем? – Кира привстала: – Лада, заводи мотор! Мухой туда и обратно! Деньги есть? – обернулась она к Феде. Тот с готовностью ринулся к «рафику» и через некоторое время вернулся с деньгами и бракованной гайкой.

– На! – протянул он девушке деньги. – Здесь с гонораром за ночной визит! – и внезапно застыл, только сейчас разглядев «амазонку». Потом тихо и убежденно произнес: – Ей‑богу, я еще такой красивой в жизни не видел! – Девушка внезапно покраснела так, что это стало видно даже при свете «переноски», выхватила у Феди деньги, гайку и побежала к своему мотоциклу.

– Видишь, ты ей тоже понравился! – констатировала Кира и, засмеявшись, вновь чокнулась с Козырем, подмигнув ему: – А ты тоже парень ничего!

– Мне это говорили, – подтвердил Санька, – еще родители в детстве.

Лада вернулась через полтора часа – когда все уже порядочно «согрелись».

– Перерыла весь поселок, – только и сказала она, передавая Феде новенькую гайку. Ну зачем ему знать, что она вместе с поселком подняла в два часа ночи с постели заодно и завгаражом местного облпотребсоюза?..

Но дефицитную деталь в воздухе перехватила рука Киры. Она шало поглядела на Козыря.

– Утром и отремонтируете. Не будете же вы в темноте ковыряться?

Санька хотел ей резонно заметить, что для этого и существует переноска, но его вновь опередил Федя, уже шепчущийся о чем‑то с Ладой.

– Конечно, Кир, конечно, о чем речь? Утро, как говорят, вечера мудренее!

– А как же спать будем? – вопрос вновь задал Козырь.

– У нас есть палатка, но она четырехместная, ну, от силы пятеро влезут. Значит, двоих вы возьмете к себе на квартиру! – рассудила Кира и, отойдя к группе «амазонок», пошепталась с ними. Тотчас же пятеро из них, отцепив с одного из мотоциклов большой сверток, пошли за посадку, к недалекой скирде соломы на уже вспаханном поле. Такой же сверток Козырь заметил и на «Харлее», но поинтересоваться у Киры, для каких он целей служит, посчитал невежливым. Между тем, Федя уже пооткручивал на полу «рафика» гайки креплений и выбросил на полянку четыре сиденья. Теперь в салоне хватило места, чтобы на клеенку расстелить оба матраца. Одной из простыней перегородили проход. Кира и Лада скользнули за нее, пошуршали одеждой, пошептались и вскоре затихли – по всей вероятности, уснули. А Санька ворочался, ища для сна удобное положение – новый матрац почему‑то казался жарким и каким‑то ребристым, что ли. А может, не матрац тому виной был? В голове Козыря, пока девушки раздевались там, за перегородкой из тонкой материи, мысли скакали, как караси, на раскаленной сковородке, а слух обострился настолько, что он слышал не только свое бухающее в грудную клетку сердце, но даже шум бегущей по венам крови. Ну, а что делалось на той половине – тем паче: вот проскрипела кожа сбрасываемых костюмов, затем протрещали кнопки расстегиваемых пуловеров и зашуршали скатываемые с ног колготки... В заключение, как два выстрела в ухо – два пластиковых щелчка с небольшим интервалом, и воспаленный мозг Козыря настолько ярко и мощно нарисовал в его сознании упругие, аппетитные женские груди, вырывающиеся из тесноты ажурного бюстгальтера, что не выдержал – схватил сигареты, зажигалку и пулей вылетел из салона «рафика». Тотчас же рядом с ним оказался Федя.

– Дай закурить, я что‑то свои сигареты не найду!

– Руки небось дрожат? – с ехидцей подковырнул его Козырь, вышибая щелчком из пачки сигарету. – А мне так... – он внезапно заткнулся, пораженный увиденным – из салона «рафика» ступила на траву полянки женская фигура, закутанная с ног до головы в простыню. В неясном свете луны облепившая ее белая материя четко очертила линию широких бедер, узкой талии и... остальное дорисовала фантазия.

– Ты что, жука глотнул какого ненароком? – забеспокоился Змей и повернул голову туда, куда вытаращился его товарищ. – Ой, Лада! – Федя рванулся к девушке, бережно поддержал ее под локоть и о чем‑то заговорил вполголоса.

«Да ну вас! – решил Козырь. – Пойду‑ка я отолью, да спать завалюсь! А чувства свои надо зажать в кулак!» – вспомнил он вычитанную однажды фразу и неожиданно разозлился – какой идиот так пишет? Попробуй, зажми эти чувства, если на штанах вон спереди молния разъехалась – новую переставлять придется. С этими мыслями он и пошел в посадку – как можно глубже, чтобы ненароком не споткнуться о какую‑нибудь из тех – в палатке.

Когда же вернулся на полянку, покурив и немного успокоившись, никого на ней не увидел.

Разувшись у входа в машину, в полной темноте стал потихоньку продвигаться вперед, и только спустя несколько мгновений сознание подсказало Саньке, что ступает он по скользкой клеенке – матраца на ней не было.

– Что за черт! – он опустился на четвереньки, затем встал на колени, пополз, ощупывая пространство перед собой, и... неожиданно ощутил под ладонями то, что так ярко примерещилось ему двадцать минут назад – тугую, горячую женскую грудь... На секунду его разбил паралич – он не знал, что делать – потихоньку удрать назад, на полянку, извиниться или... Последнюю мысль он не успел додумать – теплые женские руки обвили его шею, пытаясь притянуть, наклонить голову к его же рукам, к этой восхитительно‑волнующей груди с быстро твердеющими сосками. Удивительно – Козырь не испытал даже боли в затылке, куда его не так давно тюкнули кастетом – то ли из‑за мягкости женских рук, то ли оттого, что не особо сопротивлялся их нажиму – дурак он, что ли? Поцелуй губ, встретивших его губы, был затяжным и оглушающе‑сладким. После этого он вообще потерял всякую способность к сопротивлению и отдался на волю рук, которые его раздевали, ласково поворачивая с боку на бок.

– Кирочка!

– Молчи! – она положила свою теплую ладонь на его губы. – Сейчас тебе будет хорошо, – и принялась сантиметр за сантиметром целовать его обнаженное тело, все ближе и ближе опускаясь к низу живота...

– Нет! – Санька перехватил ее у самой цели. – Если ты это сделаешь, я тут же взорвусь, иссякну, а мне бы этого так не хотелось!

Он схватил ее под мышки, рывком завалил на матрац, подмял под себя и впился долгим поцелуем в твердый набухший сосок. Кира отчаянно, хрипло застонала, судорожно вонзив ногти в его спину, а он уже перешел ко второй груди. Она стала извиваться под Козырем, выгибаясь в пояснице, ее выпуклость терлась о его мужское Достоинство – звала, требовала....

– Дай! – хрипло шептала Кира в его ухо, нежно покусывая. – Дай мне его, дай, дай... дай...

– На! – Санька рывком вдвинулся в уже подготовленную, жадно раскрывшуюся навстречу ему раковину.

– О‑о‑о! – сладострастный стон удовлетворения вырвался из Кириной груди и она обхватила его так, словно подозревала – сейчас все кончится – он уйдет! Санька, также все еще боявшийся, что это – продолжение его недавних грез, не выпускал ее из своих объятий, опасаясь поверить так неожиданно привалившему СЧАСТЬЮ! Так они ласкали друг друга, стараясь друг для друга, а вместе – для себя... И в омут вечного наслаждения нырнули вместе, вскрикнув разом – в унисон...

Очнулся Санька от ощущения невозвратной потери и, чтобы вернуть утраченное, потянулся к той, которая дала ему давно забытое чувство облегчения и уверенности в себе.

– Кира, милая! – и наткнулся на пустоту. Тщетно он шарил по матрацу в поисках согревающего душу и тело ласкового и желанного создания, именуемого любимой женщиной – Киры не было.

«Раз она ушла – значит, так надо! Захочет – вернется!» – решил Козырь и неожиданно провалился в глубокий сон.

...Вновь очнулся он, почувствовав кого‑то возле себя – его вновь ласкала женщина.

– Кира? – он обхватил руками горячее, упругое тело и с изумлением понял – это не она! Чуть‑чуть не та фигура, чуть‑чуть не те губы – теперь жестковатые, а главное – язык. Он нахально раздвинул его зубы и ворвался в рот, шустро исследовав нёбо. Но как же приятна была его наглость! Теперь уже Санька расслабился и позволил этим умелым губам и языку делать все, что заблагорассудится. И результат не замедлил сказаться – через десять минут Санька застонал от наслаждения и овладел женским телом, вначале полностью подчинив его себе – чтобы не страдала мужская независимость...

Она исчезла внезапно – так же, как и Кира – лишь слабо колыхнулся воздух под матрацем. «Как рыбка в воду»,– пришло на ум сравнение. Теперь Санька и не помышлял уже о сне – лежал и ждал с открытыми глазами.

И ожидание пришло – счастье повторилось в тройном варианте. Теперь оно воплотилось в худенькое, гибкое тело, обвившее Саньку, словно змея. И тело это вытворяло такое, что покойник не отказался бы вернуться с того света на полчаса уединения с этим существом. А Санька‑то не был покойником...

Проснулся он перед самым рассветом, хотя и спал‑то от силы часа два. Под пуховым одеялом было тепло, даже жарко. Но не только от одеяла шел жар. Рядом с собой в сером утреннем свете он разглядел... Киру, сжавшуюся калачиком и сладко посапывающую во сне. Только теперь он по‑настоящему смог разглядеть и оценить, какое божественное тело Судьба подарила ему ночью! Ну Кто бы мог подумать, что с такой фигурой и нежнейшим выражением красивого лица во сне наяву эта женщина может запросто отстрелить из ружья пару пальцев? Да еще – дуплетом!

Санька залюбовался линиями ее совершенного тела, уже не думая об утренней прохладе, которая, видимо, разбудила Киру. Она сладко потянулась – рука ее наткнулась на Санькин живот, скользнула ниже... Кира засмеялась и, распахнув большие карие глаза, уставилась на него, не убирая своей руки.

– Что ты сейчас чувствуешь?

– Мне очень, очень хорошо, и я пустой до звона в ушах! – признался Сашка.

– Это наш закон – мужчин, которых мы пожелаем, делить поровну между всеми. Но с сегодняшнего дня я в него внесу одно исключение – тебя я делить больше не собираюсь ни с кем! – заявила предводительница «амазонок».

– Я, между прочим, того же мнения насчет тебя, – согласился с ней Санька и вдруг замолчал, усердно шевеля губами и загибая пальцы на руке.

– Ты что? – встревожилась Кира, привстав и заглянув в его лицо.

– Федьке досталось больше, – закончив подсчеты, объявил Санька. – На одну.

– А ты хотел бы его догнать? – она скользнула губами вслед за своей рукой.

– Естественно! – дрогнувшим голосом произнес Козырь. – Иначе какой же я после этого мужик!..

Глава XIX Пробный выстрел

До столицы России Игорь доехал благополучно. Чтобы не заполнять декларацию, попросил впереди стоящего мужчину купить два билета на свой документ вместо одного. Правда, в Харькове молодой Таможенник, проверяя его английский паспорт, спросил как бы вскользь, мимолетом:

– Вот ар ю? (Чем вы занимаетесь?)

На что Игорь, даже не поворачивая головы от окна, легко ответил:

– Ай эм бизнесмен. (Я бизнесмен, коммерсант).

– Ол зе бест. (Всего хорошего), – приложил таможенник руку к пилотке.

– Сэнк ю! (Благодарю вас!), – кивнул Игорь, забирая паспорт. И все – до самой Москвы.

Прямо с Курского он направил свои стопы в ближайший крупный банк, где без проблем получил карточку в обмен на доллары, оставив себе «на мелкие расходы».

Номер снял в гостинице «Россия» – благо под рукой была. Устроившись, приняв душ, поднял трубку телефона и набрал семизначный номер, списанный с визитки, которую Кира Агафонова оставила Жене. После трех гудков вызова в мембране послышался голос:

– Частный клуб‑сервис «Перекресток молний» слушает! – Вот так – вполне открыто и никакой тебе конспирации! Игорь решил идти напролом.

– Мне нужен Эдуард Михайлович Агафонов! – нате вам. В трубке повисла минута молчания. Затем тот же голос спросил:

– Что бы вы хотели ему передать?

– Это я ему скажу, – не очень вежливо ответил Игорь. Снова возникла пауза. Затем:

– Извините, но мы вынуждены спросить вас о степени важности разговора. По пустякам Эдуарда Михайловича приказано не тревожить.

Да, повторяется старая московская история – те же загадки, та же таинственность.

– Передайте Эдуарду Михайловичу, что разговор вплотную касается его приемной дочери Олеси.

– Назовите, пожалуйста, номер вашего телефона, вам перезвонят, – на сей раз ответили почти мгновенно.

– Я звоню из номера гостиницы «Россия», – Игорь продиктовал номер телефона со вставленной в аппарат бумажки.

– Принято! Ждите, пожалуйста, вам обязательно позвонят!

Пожалуйста, дольше ждали! Игорь закурил «Данхилл» и от нечего делать включил телевизор. Перебрал каналы: «НТВ», «2x2», ОРТ, Российский... ничего интересного. Зазвонил телефон. Он выключил телевизор, метнулся к аппарату, схватил трубку.

– Алло! – спокойный, этакий вальяжный голос. – С кем я говорю?

– Вы меня знаете, Эдуард Михайлович, но по телефону вряд ли вспомните. Я не так давно разговаривал с вашей дочерью...

– Где вы с ней разговаривали? – быстро перебил он Игоря.

– Простите, но это не телефонный разговор.

– Тогда вот что: вы местный? Нет? Берите такси, езжайте по шоссе Энтузиастов до улицы Плеханова. Там, возле автозаправки, свернете вправо и подъедете к красному кирпичному зданию старой постройки. Вас встретят. Да, еще: таксисту скажете – оплата на месте – двойная!

Он и здесь остался верен созданному имиджу – добрый старый меценат. Что ж, поехали, посмотрим, куда ты нас заведешь, шоссе Энтузиастов.

Приехали к красному дому, как и было сказано, возле которого переминались с ноги на нoгy пяток «мэнов» образца 1990 года – ни дать ни взять – охрана Агафонова пятилетней давности, во время последней его встречи с Игорем Весниным, тогдашним старлеем угро. Они‑то и расплатились с водителем, а затем, вежливо обстучав Игоревы карманы, бока и грудь, проводили его на второй этаж в не очень роскошную квартиру – явно снятую на время беседы тет‑а‑тет. Агафонов уже был там – сидел в темном вязаном халате перед столиком, ставленным напитками и закуской на любой вкус.

– Проходите, молодой человек, и присаживайтесь! – Эдуард Михайлович указал на кресло напротив. Вежливости в обращении за прошедшие годы он не изменил, как не претерпел изменений и сам: чисто выбритое, без единой морщинки лицо, аккуратная прическа и высокая, подтянутая фигура удивительно сохранившегося для шестидесяти пяти лет мужчины, которого язык не поворачивался назвать стариком. Возраст выдавали лишь поседевшие виски и некрашеные серебристые волосы.

Опускаясь в кресло напротив окна, Игорь мельком взглянул в него и успел заметить за недалекой трубой котельной притаившегося снайпера, разглядывающего его сквозь оптику прицела.

– Ваш? – указал на него Игорь.

– А вы глазасты, молодой человек! – не поворачивая головы к окну, констатировал Агафонов.

– Жизнь пошла такая: хочешь жить – умей вертеться и смотреть! – пошутил в ответ Веснин.

– И где же вы видели мою дочь, позвольте вас спросить?

– Мы были попутчиками в купе поезда «Будапешт‑Москва»... вернее – мне подсадили ее в купе на таможне станции Чоп.

– И вы поехали до... – подсказал ему Эдуард Михайлович.

– Мы собирались ехать до самой Москвы, – невозмутимо продолжал Игорь, – но планы наши, вернее, Олесины планы, были нарушены какими‑то ребятами с не очень приличными манерами поведения, короче – бандитами чистейшей марки. Не знаю, чего уж они хотели от нее, знаю лишь одно – напугали своим преследованием до ужаса. И мне волей‑неволей пришлось спасать ее от их нападок – каким бы я себя джентльменом чувствовал, если бы допустил, чтобы даму, скрасившую мое одиночество в дороге, лапали, извините за грубое выражение, какие‑то вульгарные личности в спортивных костюмах...

– Благородно, оч‑чень благородно, – похлопал в ладоши Агафонов.

– Я обманул их бдительность (о двух трупах, выброшенных из вагона, Игорь, естественно, умолчал), и мы сошли на станции Николаевка Донецкой области. Там я ее устроил в местную гостиницу, затем, убедившись в том, что те подонки потеряли след, я распрощался с ней и поехал дальше по своим коммерческим делам. Да, перед моим отъездом, узнав, что я буду в Москве с неделю, она просила зайти к вам в гости и, если к тому времени она не успеет справиться с какими‑то там срочно появившимися у нее в Донецке делами, передать вам от нее большой привет и небольшой сувенир. Что я и делаю. – Игорь, сунув руку в карман, заметил, как снайпер за трубой котельной нервно потянулся к спуску винтовки, и быстро выдернул руку. Эдуард Михайлович понял его проблему и, засмеявшись, поднял вверх свою ладонь с растопыренными пальцами. Стрелок сразу успокоился.

– Вы только резко не дергайтесь, – объяснил Агафонов, – и все будет в порядке.

– Понимаете, очень неудобно себя чувствовать, зная, что кто‑то издали исследует твою черепную коробку, – признался ему Игорь.

Эдуард Михайлович немного подумал, затем помахал ладонью влево‑вправо.

– Разделяю ваше мнение, молодой человек, – снайпера за трубой уже не было.

– Ну, где же сувенир?

Игорь достал из кармана позолоченную зажигалку «Ронсон» – ту, что нашли в шубке, и передал ее Агафонову. Тот взял блестящую вещицу, оглядел ее с обеих сторон и опустил в карман халата.

– Огромнейшее вам спасибо, вы даже не представляете, как я скучаю без моей Олеси!

– Не стоит благодарности, – ответил Веснин, – я просто ответил любезностью на любезность.

– Что? – изумился Агафонов. – Что вы сказали?

– Я отблагодарил вас за ту услугу, которую вы мне оказали пять лет назад здесь, в Москве, выручив из весьма щекотливого положения, – признался Игорь.

– У меня очень хорошая память на лица, особенно на тех, кому я делаю доброе дело и кто отвечает мне тем же. Отлично запоминаю я и своих врагов, – добавил Эдуард Михайлович с такой сатанинской улыбкой, что у Игоря невольно морозом сыпануло по спине. Однако Агафонов тут же спохватился и злобная усмешка сменилась на отеческую добрую улыбку. – Однако в моей картотеке памяти вас нет ни в том, ни в другом списке.

– Дай Бог подольше числиться в первом, – полушутя воскликнул Веснин.

– Дай Бог, – на полном серьезе согласился с ним Агафонов. – Но кто же вы?

– Вспомните старшего лейтенанта Донецкого уголовного розыска, который вел дело q вашем пропавшем без вести брате, Виталии Михайловиче, историю которого впоследствии нам рассказал старый офицер СИЗО. Убийц тогда так и не нашли.

– Ну, конечно, мне да не помнить родного брата! Жаль Виталия, а еще больше Киру – его дочь! Как она убивалась! Я ее взял на воспитание – заменил отца. Но в последнее время девочка совсем от рук отбилась, – пожаловался Эдуард Михайлович. – Попросила купить ей какой‑то заграничный мотоцикл ценой в новейшую марку «мерседеса»... Да дело не в деньгах, – махнул он рукой, – она сколотила группу таких же отчаянных девчонок, у которых папы, кстати, очень ответственные работники параллельного с моим ведомства, и укатила с ними – куда бы вы думали – в турне по России и Украине... Предлагали мы им путевки в Египет, Рим, Майами, Лос‑Анджелес... да куда только ни предлагали – ни в какую! Независимость им, видите ли, дороже. Вот вам современная молодежь – деньги для них ровным счетом ничего не значат.

«Это когда их девать некуда, – подумал невольно Игорь. – Так вот ты кто – Кира Агафонова!» А он‑то поначалу принял ее за обыкновенную авантюристку, спекулирующую именем‑фамилией знаменитого «крутяка». «А кто же, в конце концов, ты, «крутяк»?» – он с интересом взглянул на него. Агафонов понял этот взгляд по‑своему.

– Вспомнил я вас, молодой человек, конечно, вспомнил! У вас были проблемы с документами и э‑э‑э... некоторой суммой наличности.

– Три тысячи долларов, – Игорь достал из кармана деньги, положил на столик. – Вот они.

– Что вы, что вы? – замахал руками Агафонов. – Я, если уж даю, то без отдачи. А вы, насколько я понял, преуспели в жизни? – хитро взглянул он на Игоря.

– Не без этого, – засмеялся тот. – И вот все хочу у вас спросить – что это за клуб «Перекресток молний»?

– А‑а‑а, так, блажь старческая! – Эдуард Михайлович смущенно улыбнулся. – На склоне лет, знаете ли, тянет к общению с интеллигентными людьми: посидеть в компании, выпить рюмочку хорошего ликера, ну и посмотреть на красивую женскую фигуру, если хотите. В нашей жизни так мало радостей, отпущенных провидением, и создать их для себя искусственно – не вижу в этом ничего плохого. Да вы заходите, если будет время, я и мои коллеги с удовольствием познакомимся с вами поближе.

– Клуб‑то частный, – намекнул Игорь.

– Ах, да! – Эдуард Михайлович сунул руку в нагрудный кармашек вязаного халата и протянул Игорю плотный кусочек картона – визитку, такую же, как та, которую дала Жене Кира.

– По ней и пройдете – без задержки.

– Спасибо большое! – он взял визитку. – А... Олеся не приехала?

– К сожалению, – развел руками Агафонов. – Кстати, она вам ничего больше не передавала для меня? И еще – не говорила, что за срочные дела у нее в Донецке?

– Для вас, кроме сувенира и привета, – больше ничего! А насчет дел – бумаги она какие‑то хотела передать одному ответственному лицу... не бесплатно.

Гнев исказил лицо Агафонова, но он тут же взял себя в руки.

– А фамилию этого ответственного лица она, случайно, не называла?

– Называла вскользь, но у меня... знаете... память на фамилии неважная, – замялся Игорь. – Птичья фамилия: не то Вороний, не то Галкин...

– Не Гальчевский?

– Во, точно – он самый! Я еще вспомнил тогда – начальником областного КГБ у нас полковник Гальчевский работал. Не его ли родственник?

– Возможно, возможно! – забормотал Агафонов. Игорь увидел уже – тот думает о чем‑то своем, ему не до него. Пришла пора сматывать удочки.

– Эдуард Михайлович, мне пора, – Игорь взглянул на часы. – Еще в два банка заскочить сегодня надо.

– Огромное спасибо за весточку от дочери! – Агафонов и не думал задерживать его. – Надеюсь еще сегодня встретиться с вами в нашем клубе. Заходите – с десяти вечера до полуночи приятно проведете время.

– Спасибо, непременно постараюсь! – Игорь пошел к двери.

– Молодой человек! – уже на пороге окликнул его Агафонов и, когда Игорь повернулся, добавил, пристально глядя ему в глаза: – Мне не хотелось бы в вас разочаровываться.

– А я в вас давно влюблен! – Веснин дружелюбно помахал ему на прощанье.

– Вам куда? – у входа в подъезд стояла черная «вольво». Водитель предупредительно придерживал распахнутую дверцу. Снова Агафонов?!

– Гостиница «Россия», – Игорь сел на переднее сиденье – не отказываться же!

Его довезли прямо до кинотеатра, расположенного под пандусом гостиницы.

– Спасибо! – он вышел из машины, хлопнул дверцей, помедлил, закуривая. И увидел то, что ожидал: задний номер «вольво» – РДР 17‑53...

«Та‑а‑к, и этот «крокодил» здесь! – размышлял Игорь в номере гостиницы. – Переполошились, сволочи, к шефу побежали за советом! Однако почему же тогда Агафонов отпустил меня после «встречи»? Следить за мной? К чему? Знают они обо мне больше, чем я сам. Одного, однако, они не знают, – понял Игорь, – куда девался клад пенсионера Гребова! Единственное звено, которое выпало из поля их зрения, – дом Умара. А с ним – и сокровища, которые они «выпасли» в станице Российской. Выпасли, а взять не взяли. Подвел их Боря Савелюк, крепко подвел... Ищите теперь «брюлики» где‑нибудь в ближнем зарубежье! – Игорь злорадно усмехнулся. – Однако теперь самое время брать за жабры эту троицу. С чем брать‑то – документов нет, значит, доказательств – тоже никаких. И в сейф РОВД их больше не положат – рассекречены. А куда же тогда? И кто их взял? Вольвак и Гальчевский? Компромат на себя они давно бы уже уничтожили, если б знали, что он существует. Значит, бумаги нужны Агафонову, чтобы время от времени накидывать уздечку на Гальчевского и Вольвака, если те вдруг «встанут на дыбы». Значит, бумаги – у Агафонова. Но где он их хранит? В клубе? Маловероятно – людей много, опять же – и Гальчевский, и Вольвак туда вхожи. Дома? Такие вещи дома не хранят – на случай обыска дом – оптимальный вариант. На даче? Должна же у него быть дача? Постой, постой...»

Игорь, нажав на выступ ребра в чемоданчике из‑под долларов, открыл его и достал заламинированный в полиэтилен план двухэтажного здания, который они с Иваном нашли завернутым в шубке Олеси после ее смерти. Так – кружочки, черточки, условные обозначения «пот. х» и «зам. с‑ф.». Что могут обозначать эти слова на чертеже, который прячут, а затем воруют? Что‑то тайное, потайное... Стоп‑стоп, нашел! Потайной ход, вот что такое; «пот. х.». Значит, «зам. с‑ф.» – это не что иное, как замаскированный сейф!

Игорь гордился собой – школа утро не прошла бесследно! Теперь бы еще адрес угадать! Что здесь? Ага – С. П., Кленовый пр., д. №7. Ну, это семечки. Куда у нас электрички ходят? Мышастово, Пушкино... так, так – Александрове, Сергиев Посад». Вот! Сергиев Посад, Кленовый проезд, дом № 7. Поехали на разведку!

Однако прежде чем ехать, Игорь сделал несколько дел: в ближайшем офисе снял ксерокопию плана, сунув машинистке пять баксов, а в Китай‑городе сделал дубликаты ключей со связки, найденной там же – среди вещей Олеси. После чего поехал на Ярославский вокзал и положил двойники ключей и плана в камеру хранения, а ключик от нее спрятал в номере – под ванной, в сыром и темном уголке, куда не достает шваброй даже уборщица.

После чего по телефону вызвал такси. За рулем его оказался молодой смышленый парень с хитрым взглядом – себе на уме.

– Куда едем? – деловито спросил он.

– Сергиев Посад!

– Ку‑у‑да? – парень скривился так, будто ему предлагали повеситься. – Сотня кэмэ в одну сторону да столько же – обратно...

– Ну, для тебя, я думаю, важен не так сам процесс, как его конечный результат! – Игорь хлопнул по сгибу кисти пачкой долларов. – И выключи, будь добр, счетчик, лучше включи вместо него магнитофон.

– Понял! – водила весело хлопнул по рычажку счетчика и воткнул кассету... Только тронулись – в «задок» им пристроилась черная «вольво».

– Ты столицу хорошо знаешь? – поинтересовался Игорь у водилы.

– Я ее сперва на мотоцикле всю обнюхал, – похвастал тот.

– Рокер бывший, значит, – догадался Игорь. – Ну, тогда давай с тобой пари заключим, – он положил на приборный щиток перед его носом двадцатидолларовую бумажку. – Видишь черную иномарку сзади? Так вот, если она потеряется вдруг, я о ней скучать не буду – значит, ты выиграл! Идет?

Паренек мельком взглянул в окно, затем перевел взгляд на купюру.

– Нам во время работы запрещают играть в азартные игры! Игорь добавил еще такую же бумажку – водила и глазом не моргнул.

– Ну, у вас и запросы! – Игорь, вздохнув, добавил третью.

– А теперь – держись! – паренек переключил скорость. В глазах Игоря замелькали огоньки светофоров, улочки, закоулки, какие‑то тупики, переходы... и внезапно они вырвались на широкую четырехрядную магистраль. Игорь оглянулся – сзади было чисто. Повернул голову – на приборном щитке тоже.

– Ну ты даешь! – он с уважением поглядел на парня.

– Даешь ты! – возразил тот. – А я всего лишь отрабатываю данное!

Через час с небольшим они вкатывались в бывший Загорск.

– Куда теперь? – спросил парень.

– На железнодорожную станцию! Далеко это?

– Рядом. – Такси, проехав два квартала, вырулило на площадь перед вокзалом.

– А теперь полегонечку к Кленовому проезду! – Игорю надо было запомнить дорогу.

– Знаем и такой! А дом под каким номером?

– Под седьмым. Найдешь?

– Да этот особнячок здесь ориентиром служит! А к кому ты, если не секрет?

– Подруга одна в гости приглашала, если буду в Москве.

– Кирка, что ли? Так она в путешествие укатила – «Харлея» нового обкатывать.

– А ты ее откуда знаешь? – изумился Игорь.

– Ха, да эту потрясную деваху пол‑Москвы знает! Знаешь, какие она вечеринки закатывает на этой даче?! А вот захомутать ее еще никому не удалось, – признался парень.

– Надо же! – казалось, Игорь беспредельно огорчен. – Ну ладно, поехали, хоть посмотрю, где обитает, может, еще разок заскочу перед отъездом!

Подъехали к даче, огороженной трехметровой изгородью из кованых витых прутьев в полруки толщиной. Сквозь густой частокол рисунка проглядывался массивный двухэтажный особняк из розового «итальянского» кирпича. Четыре башни по углам делали его похожим на минарет, а венчали ансамбль различные мансарды, башенки и теремки. Все вместе было очень красиво – особенно выделялась отделка мрамором и цветной черепицей.

– Ну, что я говорил! – парень гордился этим великолепием, будто оно принадлежало ему.

– Позвать бы кого, может, все‑таки приехала Кира? – попросил Игорь.

– Да я же точно знаю – в разъездах она! – вроде бы даже обиделся парень. – Ну, не веришь – спросим сейчас! – он выскочил из машины, подошел к огромным воротам и... грохнул по ним ногой.

Спустя немного отворилась входная дверь, и на пороге нарисовался здоровый бугай, поигрывая милицейской двуручной дубинкой.

– Звонка не видишь, мудозвон! – заорал он от дверей.

– Привет, Коляй, ты что, не узнаешь? – заорал в ответ парень. – Кирка дома?

– А‑а‑а, это ты, Стольник! – Коляй прошел к воротам, пощелкал запорами калитки, вделанной в ворота, и распахнул ее. – Ты что, не знаешь, что она на «Харлее» отвалила?

– Да знаю я! – с досадой ответил Стольник. – Но вот ему край повидать ее надо. Спецом человек из Москвы прикатил!

– Знакомый? – Коляй смерил Игоря подозрительным взглядом.

– Знакомый! – спокойно подтвердил тот.

– Ну, если очень надо – подожди немного. Звонила сегодня, через три дня обещала быть дома.

– Спасибо, я подожду! – Игорь знал теперь почти все, что надо.

– А то зайдите, – добродушно предложил Коляй, – виски имеется, порнушку новую подбросили кассетчики, – поглядим, посидим, побалдеем. Скучно одному!

– А ты телку приведи! – засмеялся Стольник.

– Ты что, офонарел? Кирка узнает, что без ее разрешения приводил, живо вылечу! А где я еще такую клевую работу найду? Нет уж, через недельку Куцый сменит – я на полмесяца отвяжусь! Так что, зайдете? Мужикам можно!

– Спасибо, Кира приедет – тогда, – попрощался Игорь. Теперь он знал все.

– А я за рулем, Коляй! Сменишься – заглядывай! – хлопнул Стольник по плечу бугая. – Ну, бывай!

– Пока! – Коляй запирал калитку с той стороны.

– Домой? – спросил водила, подразумевая гостиницу.

– Домой! – согласился с ним Игорь. – А почему Стольник?

– А ты по трассе у меня на спидометре видел меньше? – вопросом на вопрос ответил водила.

Глава XX Есть еще бог!

Федя закрутил последнюю футорку, двинул для порядка ногой по колесу.

– Все о'кэй! Поехали, что ли?

«Амазонки» укатили час назад.

– Не люблю прощаться! – Кира впрыгнула в седло «Харлея». – Мы еще встретимся, Сашок, и очень скоро!

Она взяла их номер телефона, обещая поделиться им с Ладой, которая сейчас всхлипывала у Змея на груди. Остальные наездницы исподтишка стреляли взглядами – определить, какая из них ночью отдалась ему, а какая – Феде, сейчас не представлялось возможным. Да и надо ли?

– Мы поедем вперед – не выставили, случаем, эти паразиты засаду в дороге? – высказала предположение Кира и скомандовала: – По коням!

Рев моторов на несколько секунд заглушил птичье щебетание в посадке, затем, удаляясь, затих. И вот теперь предстояло ехать им.

– Федя! – Санька вздохнул и словно с обрыва нырнул. – А Кира – мировая девчонка!

– Да‑а, – согласился тот, – но Лада все‑таки женственнее, мягче.

– Что она тебе – подушка, что ли? – огрызнулся, сразу посмурнев, Сашка и добавил язвительно: – А ты вполне уверен, что оцениваешь именно Ладу, а не какую‑нибудь из трех последующих?

– Ну, без продолжения и у тебя не обошлось! – отпарировал Федя. – И вообще – давай не будем перегаживать впечатления от минувшей ночи? Садись, поехали!

– Давай! – миролюбиво согласился Санька, прыгая в салон «рафика». Там он закурил, затянулся и мечтательно поставил точку в беседе.– А Кира все же лучше всех!

Вскоре впереди они заметили облако черного дыма, поднимавшееся к небу в стоячем утреннем воздухе.

– Горит что‑то! – забеспокоился Козырь. Горела станция техобслуживания, вернее, то, что от нее осталось. Разметанные взрывом куски строения валялись тут и там, а чадили остатки скатов и прочих резинотехнических Изделий, продававшихся здесь еще вчера. А рядом догорали остовы трех машин бортового грузовика и двух легковушек. Стоящая неподалеку бензоколонка почему‑то не пострадала. Вокруг горящего строения и машин метались плотные ребята, упакованные в «джинсу» и кожу, среди которых Змей с Козырем угадали нескольких вчерашних «пассажиров», напавших на них возле посадки. Те, видимо, тоже угадали злополучный «рафик», проносившийся мимо, но им теперь оставалось лишь в бессильной злобе размахивать кулаками. Впрочем – хлопнула пара выстрелов – дробь протарахтела по крыше фургона. Тем дело и закончилось.

– Ну и девки! – Змей восхищенно вертел головой. – Нет, ты понял, что они здесь утворили?

– А чего не понять? – Козырь захохотал. – Эти друзья выбросили торгашей из станции и устроили здесь засаду, поджидая нас. А дождались девчат. Те, конечно, не стали с ними долго базарить, и при их состоянии вооружения, я не сомневаюсь, были и гранаты. Ну, они и шандарахнули их в машины, а заодно и зданию перепало. Судя по тому, как распсиховались эти «пассажиры», наши девочки не понесли урона – поэтому их здесь нет. Ну, как тебе моя теория?

– Шерлок Холмс! – воскликнул Федя. – Твой метод дедукции нужно опубликовать в книге Гиннесса! А теперь скажи, что нас ожидает дома?

– Теплый душ, полкило водяры и поролоновый матрац! – отбарабанил Санька. – На женщину меня не потянет как минимум две недели!

– Ну, это смотря на какую! – не согласился с ним Федя, прибавляя газу... Они еще пару раз останавливались – перекусить и заправиться – и в Николаевку приехали после обеда. Сосед встретил их возле гаража.

– Ну как, нормально обкатали?

– Работает, как часики! – успокоил его Козырь. – А к нам гостей не было? – спросил чисто машинально, для порядка.

– Были! – удивил их неожиданно сосед. – Как только ночью вы отъехали, так они аккурат утром и прикатили. На иномарке.

– Много их было?

– Четверо! Здоровые ребята, каждый – как сарай с пристройкой. Долго допытывались, куда вы могли задеваться.

– Ну, и что ты им ответил?

– Сказал, что обкатывать машину пошали. Куда‑то в Россию и обратно.

– Нормалек сказал! – одобрил Козырь. – На какой, говоришь, машине приезжали?

– На «вольво»! Чернющая, как наш котяра.

– Ой‑ой! – сказал Козырь. – Федя, это не заказ!

– Хорошие ребята, – продолжал балагурить между тем сосед, – пятьдесят долларов дали.

– Это за что же? – насторожился Змей.

– Ну, чтобы я за вашей квартирой приглядывал и позвонил им сразу же по номеру, который они мне оставили.

– Ладно, давай телефон, мы им сами позвоним, – Федя протянул руку.

– Будете еще утруждаться, я им позвонил, как только увидел «рафик» во дворе.

– Что ж ты, скотина, раньше молчал? – заорал Козырь, хватая его за глотку.

– Вот я вам и говорю! – сосед отдирал его руки. – А ты драться сразу...

– Федя! – Козырь отпустил соседа и жалобно уставился на Змея. – Нам туг не жить! Эти мастодонты не дадут умереть своей смертью на новых поролоновых матрацах. Надо линять отсюда, Федя! И чем скорее мы уедем – тем дольше проживем!

– Понял я это уже! – Змей почесал затылок и к соседу: – Меняем нашу квартиру на твой шарабан? – указал на «рафик».

Сосед оторопел от неожиданности: то душили, теперь квартиру предлагают... Однако быстро опомнился:

– Ребята, машина новая, лимонов пятьдесят потянет – не меньше...

– Ах ты, рожа твоя неумытая! Да новой‑то мы ее сделали, а не ты!

– А на материалы расходные я давал, – не сдавался сосед.

– Короче, как знаешь! – рубанул Федя ладонью воздух. – Не буду я, пожалуй, с тобой меняться – управдом давно эту квартиру для своего племяша выклянчивает. За десять тысяч баксов! – он решительно двинулся к подъезду. Сосед понял – жадность губит не только фрайера.

– По рукам, Федя, только давай оформлять быстрее! – он уже боялся, что‑то может случиться, помешать сделке. В этом Федя был с ним солидарен.

– Ну, вы пока здесь раскручивайтесь, а я, – Козырь достал из «бардачка» машины малый сверток с деньгами, – смотаюсь в одно место! – И он поехал к бабе Зине, одинокой старой женщине, живущей в новом шахтерском микрорайоне.

Когда он через полтора часа вернулся назад, сделка обмена была завершена к обоюдному согласию обеих сторон – Федя заплатил за переоформление машины, сосед – за спецналог на квартиру. Теперь они сидели в скверике перед бутылкой «настоящего Распутина» и обмывали вторую Федину сделку – он удачно «толкнул» управдому видеодвойку и мягкую мебель – остальное отходило в наследство соседу. Кроме инструмента – Змей аккуратно упаковал его в большой ящик и примостил в задней части «рафика», нашел среди запчастей и пару прежних, сделанных, но невостребованных заказов, которые упаковал туда же.

– Ты что же это водку жрешь? Когда у нас за плечами... – Козырь глянул на соседа, осекся и уже более миролюбиво досказал Феде: – Вот сейчас тебе на закусь пару свинцовых огурчиков подкинут или гарбуз, как намедни в квартиру – живо подавишься!

– Только за руль сядешь ты! – Федя сразу засобирался.

– Ну естественно! – успокоил его Санька. – Я же вижу, сколько в бутылке осталось!

– А вообще‑то, – разглагольствовал Змей, пока Козырь выруливал со двора, – все уважающие себя бандиты ездят к своим жертвам либо ночью, либо под утро, когда... – он вдруг замолчал, а затем тревожно заорал Козырю в затылок: – Жми, Санек, дави на газ!

Тот обернулся и в заднее стекло увидел: в ворота, из которых они только что вырулили, въезжают две иномарки. И хотя «вольво» среди них не было, и так ясно стало, по чью душу завернули в их двор одинаково стриженые мальчики с бычьими шеями, до отказа заполнившие салоны машин.

Козырь насмешливо глянул на Змея:

– По всему видно – нам достались не уважающие себя бандиты...

Погоню они заметили уже на трассе – по прямой видно далеко. И что «рафику» от иномарок не уйти, ясно стало сразу: расстояние между преследователями и преследуемыми сокращалось довольно быстро.

– Санек, нам от них не удрать! – тихо и обреченно сказал Федя.

– Сам знаю! – огрызнулся Козырь. – Так что ж ты теперь посоветуешь – остановиться и поздороваться?

– Нет, но...

– Вот сиди и не гавкай под руку!

Но Федя не хотел сидеть. Через минуту гремел чем‑то железным в углу.

– Ты что там делаешь?

– Сейчас увидишь! – Федя сел на переднее сиденье и положил рядом с собой две коробки из фанеры, похожие на почтовые бандероли. Козырь протяжно свистнул.

– Так ты их не выкинул тогда?

Дело в том, что месяца два назад им сделали необычный заказ: изготовить две компактные мины с часовым механизмом. Два мужичка, заказавшие их, уходя, оставили взрывчатку, капсюли и двое дешевых механических часов с секундными стрелками. Феде заказ показался настолько интересным, что он проковырялся с ним две недели. Но сделал. А заказчики не явились и до сей поры – скорее всего, в какой‑то точке милиция их опередила. Ну, и слава Богу – когда заказ был готов, по телевизору показали последствия одного из терактов в Индии – Козырь навсегда закаялся делать такие вот «игрушки», а Феде посоветовал утопить их в общественном туалете. Ну а потом за всеми делами и заботами забыли об этих минах, и лишь сегодня Федя нашел их в хламе, куда запрятал тоща, пожалев свой труд. Теперь он ковырялся в одной из них, сосредоточенно сопя носом.

– Что ты это хочешь делать? – поинтересовался Козырь.

– Поставлю на пять секунд взрыватель и вышвырну в окно! – просто ответил Федя.

– А если не успеешь выбросить?

Змей пожал плечами – дурацкий, мол, вопрос.

– Это что же, нас прям здесь разнесет на кусочки? – психанул Козырь, кося одним глазом на мину. – А ну, вылазь на дорогу и экспериментируй там, террорист хренов! – заорал он. Затем взглянул назад – передняя иномарка была уже метрах в семидесяти. Боковые стекла в ней опустились и из них высунулись автоматные стволы.

– А впрочем, – резонно рассудил Санька, – один хрен – разорвет нас твоей миной или расстреляют эти вон обезьяны... От руки своего все‑таки смерть не такая противная. Давай, швыряй, только замедлитель поставь на десять секунд, не на пять – у тебя сейчас глаз косой, а механизм у часов нежный... – он увидел иномарку уже метрах в двадцати и заорал: – Да бросай ты быстрее, алкоголик несчастный, а то они из нас дуршлаги начнут делать!

– Сейчас! – Федя пыхтел у задней двери «рафика». – Замок... дверца... не открывается!

– А часы поставил?

– Угу!

– Так какого же ты рассусоливаешь? Выбей заднее стекло и швыряй!

– Жалко! Я за него на «толчке» двести «тонн» отвалил!

– Ах ты!.. – Санька не успел продолжить – плотный автоматный огонь «выдул» заднее стекло. Федя немедля вышвырнул через него мину.

Рвануло так, что подскочил задок «рафика». Иномарка после автоматного залпа приотстала, и это спасло ее. На секунды, не более. Скорость была такой, что водитель не сумел бы избежать вырытой взрывом большой ямы, если бы даже захотел. Машина на скорости нырнула в воронку. Полыхнул яркий факел взрыва. Следующая за ней вторая иномарка резко тормознула, свернула на обочину, чудом не перевернувшись, пронеслась по кювету и вновь выскочила на дорогу. Грохнула очередная мина. Это Федя, дабы не испытывать судьбу, следом за первой выбросил в освободившийся оконный проем и вторую. Иномарка резко замедлила ход и остановилась. Затем... развернувшись, на полных парах понеслась назад, в Николаевку.

– Федя, мы победили! – восторженно заорал Корзырь. – Видишь, они удирают?

– Вижу, не слепой, – Федя на заднем сиденье вытирал пот с лица, подставляя его свежей струе воздуха. – А вдруг они вертолет поехали для подкрепления вызывать? «Базуки» у меня, к сожалению, нет!

Приятели переглянулись и вдруг захохотали весело, облегченно, до колик. Нервы... В Донецк заезжали уже по‑темному. А в Николаевке в это время баба Зина, перепрятав, наверное, в пятнадцатый раз привезенные Козырем три с лишним миллиона рублей – на потом, на похороны себе, – примеряла у мутноватого, треснувшего давно уже зеркала золотую цепочку с крестиком – все, что осталось от сокровищ Ивана Федоровича Гребова. Она улыбалась чему‑то своему, а по щекам катились скупые старческие слезы. Чего – невысказанного счастья, благодарности или ностальгии по давным‑давно прошедшей молодости? Этого никто никогда не узнает – бабушка не скажет.

Услышав звук подъехавшей машины, Гек выскочил на крыльцо.

– Вот это сюрприз! Вы что, ясновидящие? Я ведь только что в тридцатый раз звонил!

– Ну и как – ответили? – поинтересовался Козырь.

– Пока нет.

– Ты лучше вообще выбрось из головы этот номер, – посоветовал Федя, – а то там такие бяки могут ответить... В общем, мы там больше не живем.

– Что‑то случилось? – спросила Женя.

– Не то слово! – Санька и Федя принялись здесь же, у крыльца, рассказывать про свои двухдневные приключения, умолчав, естественно, о ночном эротическом шоу. Но восхищаться «амазонками» никто не мешал, более того – встав в позу, Женя торжественным шепотом заявила, что все они – ее подруги.

– И Кира, и Лада? – принялся уточнять наивный Федя.

– Они – в первую очередь, – подтвердила Женя и спросила с подозрением: – А почему это вы их так выделяете?

Вконец смутившийся Федя начал лепетать что‑то о заржавевшей футорке, но его выручил Козырь.

– Да потому что они там за главных у них – вот почему. Вы лучше скажите: место в этом доме найдется, чтобы выспаться почеловечески, или опять придется в машине кемарить?

– Найдется, – успокоил его Гек, – не наверху, так внизу обоснуетесь, у Паши. Отсыпайтесь, а завтра – снова в дорогу. Поедем в одно место. Красивое, говорят, но гадючье, так что нужно быть готовыми ко всему.

– А нам что, привыкать? – подмигнул ему Федя. – Покурим вот и пойдем в ваш плацкартный.

– Куда? – удивился Гек.

– Ну, верхние и нижние места в плацкарте бывают, не купейный же вагон у вас, тем более – не СВ, – засмеялся Федя. Остальные поддержали шутку.

– Женя, прочти что‑нибудь на сон грядущий, – попросил Гек.

– Это стихотворение я придумала сегодня вечером, – сказала Женя, вглядываясь в ночное звездное небо, и начала декламировать:

– Интересно мне очень, – после некоторого раздумья произнес Санька, – а кому все‑таки предназначено это послание? – он хитро взглянул на Женю.

В падающем из окна свете видно было, как она вспыхнула, хотела что‑то ответить, но не стала – повернулась и влетела в дом.

– Эх ты, деревяшка! – постучал его по голове Федя. – Пора бы тебе знать уже, что стихи не обсуждаются – их душой надо принимать.

– Ну, если она у тебя такая широкая, что принимает и «Распутина», и стихи вперемешку – пожалуйста, принимай, – огрызнулся в ответ Санька, – а я не поэт, мне надо все разложить по полочкам.

– Бросьте цапаться, – вмешался Гек, – нам завтра дальняя дорога предстоит.

– Пошли лучше к Паше Квадрату.

Паша не спал и был мрачнее тучи – он сегодня прозевал, пока дед Федя опохмелялся, а теперь было поздно – тот отключился. Гек отказался «принять по соточке» наотрез, а к Жене Паша и подкатываться не стал. В одиночку он никогда не пил.

– Принимай квартирантов, Паш! – Гек с друзьями спустился в подвал. – Устроишь на ночь?

– Без проблем, – буркнул тот и уже безо всякой надежды спросил: – Примете по соточке?

– А найдется? – в один голос спросили Козырь и Змей. Паша аж прослезился от радости – есть же Бог на белом свете!

Глава XXI Весь мир - дурдом!

Собирался Игорь недолго: надел спортивный костюм, куртку на синтепоне с капюшоном и кроссовки – половина Москвы так ездит. Оставалось одно – незамеченным выйти из гостиницы – наверняка ведь «пасут». Ну, это проблемы не составило – поднялся на четвертый этаж, зашел в ресторан, а там – через служебный ход на другое крыло здания. И вышел совсем в противоположном вестибюле. Он успел на предпоследнюю электричку до Александрово, сел в средний вагон, купил у разносчика «Московские новости» и почти два часа до Сергиева Посада «обрабатывал» сообщаемую в них информацию...

В Кленовом переулке Игорь был уже в десять часов вечера. Стемнело. Он прошелся мимо дачи – свет горел лишь на самом верху здания. Видимо, Коляй, за неимением компании, сам перерабатывал виски. Наконец, он решился – быстро вскарабкался по кованым завитушкам ворот и через две секунды был во дворе. Подошел к двери, прислушался – тишина, только еле слышно доносились звуки очередного шлягера Анжелики Варум.

– Балдеет Коляй, – усмехнулся Игорь, достал связку ключей, найденных в Олесиной шубке, и ощупал скважину замка. По идее, должен был подойти вот этот, самый большой. Он вставил ключ в замок, повернул с чуть слышным щелчком, входная дверь отворилась. Шагнув внутрь, Игорь притворил за собой дверь – замок вновь щелкнув, и огляделся. В слабом сумраке еле угадывались контуры каких‑то массивных предметов близ огромного окна, а дальше все терялось в темноте. Вот когда он пожалел, что не принял днем приглашение Коли. Ну что ж, есть еще один выход. Игорь на ощупь пробрался к окну, присел на корточки, зажал в зубах китайский фонарик‑авторучку и, достав план дачи, свернутый вчетверо, набросил на голову капюшон и завернул полы куртки через голову. Получился этакий темный шалашик, в котором он рискнул зажечь фонарик. Затем принялся водить лучиком‑паутинкой по фойе. Внезапно под курткой посветлело настолько, что план стал различим без фонарика. Игорь похолодел, увидев, что свет пробивается снизу из‑под ног. Он рывком отбросил полы куртки на место, яркие лампы люстры ослепили, заставили зажмурить глаза. А когда открыл их спустя некоторое время, увидел, что в прихожей он не один! Удивленно‑негодующе поглядывал на него Коляй, стоящий у входной двери с револьвером в руке, а в креслах у столика, расположенного возле огромного, в полстены, камина сидели Агафонов и... Костя Гальчевский. Первый смотрел на Игоря с насмешкой и удовлетворением, второй – с откровенной ненавистью и злорадством. Молчание нарушил Эдуард Михайлович:

– Забыли вы, видимо, молодой человек, чему учили в школе милиции, да и практика уголовного розыска у вас не на высоте. А между тем, стоило бы повнимательней приглядеться во время дневного визита – наверняка заметили бы на фасаде дома, над дверью, два маленьких стеклянных окошечка. Это видеокамеры. Видите ли, у нас есть небольшая картотека постоянных посетителей этой дачи – круг хороших знакомых Киры, так сказать. А вы, к сожалению, в их число не входите. Водитель, который вас привез, входит, а вы – увы!

Агафонов комично развел руки в стороны.

– А о новых людях Коляй обязан докладывать мне напрямую, без всяких официозов, так что вашу физиономию на видеопленке я имел счастье лицезреть через полтора часа после появления возле моей дачи. Кстати, во второй раз за один день – это означает, что вы становитесь назойливым. А с назойливой мухой что делают?.. Правильно – прихлопывают! Но прежде чем вас прихлопнут, извините за столь вульгарное выражение, мне бы хотелось кое о чем побеседовать. И беседа должна носить характер открытого честного разговора. В противном случае я вынужден буду передать вас моему компаньону, – Агафонов указал на злобно ощерившегося Костю, – он жаждет встречи с вами целое десятилетие с вполне благородной целью – отдать долг. За что – решать вам с ним наедине. Так как, получится у нас с вами беседа? – задал вопрос Агафонов на вполне дружеской ноте.

– А почему бы и нет? – Игорь уже вполне оправился от шока и даже выругал, конечно, мысленно, себя за головотяпство и непредусмотрительность. Ну кто же вот так, без должной подготовки, прется на красные флажки, которые успел развесить генерал‑кагэбэшник в отставке? Если бы он принял во внимание хотя бы его прежнюю должность! Игорь чуть не взвыл от бессилия и злобы на самого себя. Но что сделано – то сделано, и теперь нужно искать выход из создавшейся, вернее, созданной старым матерым егерем ситуации. Что выход найдется, Игорь не сомневался, безвыходных ситуаций не бывает. Так учили его там, в Афгане.

Значит, надо тянуть время и думать, думать... Живым он уже не выйдет, это однозначно. А если попытаться... Окно – есть выход! Он развернулся и стремительным броском ринулся головой вперед в огромное окно, перед которым стоял, и... наткнулся головой на что‑то тупое, резкое, оглушающее...

Пятый присутствующий, здоровый амбал – личный водитель, а заодно и телохранитель Гальчевского – вышел из‑за большого книжного шкафа, поигрывая тяжелой дубинкой, болтавшейся на ремне, прикрепленном к запястью.

– Молодец, Тоша! – Костя легонько похлопал в ладоши. – Ты его не сильно?

– Три‑пять минут отключки, смотря по организму! – Антон легко поднял тело Игоря, рывком содрал с него куртку и бросил пленника в кресло. Затем взял с каминной полки моток нейлоновой веревки, связал ему руки за спинкой кресла, а ноги – враскорячку к задним ножкам, несколькими витками примотал тело к спинке и отошел, любуясь своей работой.

– О'кей! – пробормотал удовлетворенно.

– Действительно, словно единый комплекс! – одобрил Агафонов и обернулся к Косте. – Ну что, я был не прав?

– Вы, Эдуард Михайлович, как всегда – на высоте, – угодливо заулыбался тот.

– Учись предугадывать действия противника хотя бы на ход вперед! – назидательно проговорил Агафонов. – Кстати, твой папочка в этом был не очень силен, хоть и дослужился до полковника КГБ.

– Поэтому и проиграл, – хихикнул Костя.

Игорь очнулся, мотнул головой, посмотрел на веревки и усмехнулся:

– Боитесь?

– Просто естественная реакция на ваше поведение, – объяснил Эдуард Михайлович. – Что же это вы так невежливо – не побеседовав, даже не попрощавшись – головой в окно?

– Естественная реакция на ваше обещание прихлопнуть меня, как муху, – передразнил его Игорь. – Что же мне – стоять и ждать, пока вы хлопушку найдете?

– Ну, а теперь поговорим?

– В связи с вынужденными обстоятельствами – отчего же...

– Тогда вот вам первый вопрос: где драгоценности?

– Э‑э‑э, нет, так не пойдет, – запротестовал Игорь. – Если я вам скажу, гае они, наша беседа закончится, так и не начавшись. Потому что вам дальше беседовать станет неинтересно.

– Резонно, – немного подумав, отозвался Агафонов. – Ну хорошо, начинайте вы!

– Послушайте, Эдуард Михайлович, – обратился Игорь к хозяину дачи, – мы с вами – два партнера, а находимся в неравных условиях: вы сидите, как барин – в кресле, я же болтаюсь на нем, как бесплатное приложение. Что это за разговор по душам – ни покурить тебе, ни по стопочке опрокинуть с такими приличными собеседниками, – ласково улыбнулся он Гальчевскому.

– Не отвязывайте его, господин Агафонов! – всполошился тот, поняв завуалированную просьбу Игоря. – Этот гад еще не такое может выкинуть! Мы уже десять лет с Вольваком за ним гоняемся...

– Ну, вы с Вольваком – это еще не вся Украина! – презрительно ухмыльнулся Агафонов. – Что уж говорить о России, – и обернулся к Игорю. – А где гарантии, что вы не удерете?

– Какие же вам еще нужны гарантии? – мотнул тот головой в сторону телохранителей: Коляй так и не выпускал из рук револьвера, а в руках Антона вместо дубинки появился автомат «Узи» – маленькая израильская штучка, стреляющая быстро и долго.

– Ну, у меня должны быть и свои, – скромно улыбнулся Агафонов. – Коляй, развяжи его и надень наручники!

Когда тот исполнил приказ, Агафонов налил в стопки коньяк и придвинул Игорю пачку «Кента».

– Это чтоб побыстрее начать и закончить беседу, а то вы тянете время, как институтка, которой хочется, и в то же время она боится потерять девственность.

– Хорошо, – Игорь выпил коньяк, – за что вы убили мать Олеси?

– Гм‑м, а вы не так просты... Что ж, поговорим действительно по душам, когда‑то еще мне представится такая возможность? А вам она уже не представится никогда! Да, я действительно избавился от этой наркоманки и шлюхи: вколол ей наркотик, накормил до отвала успокоительными таблетками... Я и женился на ней, чтобы трахать ее дочь Олесю, которая вытянула из меня все жилы, пока согласилась раздвинуть ноги. Ну, ничего, зато потом я отыгрался на ней, – мстительная улыбка заиграла на устах Агафонова.

– Ну, а Олеся чем вам помешала?

– Я не привык расставаться с тем, что принадлежит мне. Но мало того, что она сбежала, прихватив план расположения замаскированных сейфов и потайных ходов в моей даче. Олеся стала шантажировать меня, угрожая опубликовать в газетах то, что знает. А знала она многое. И что бы вы думали она требовала от меня? Чтобы я покинул Россию, исчез в неизвестном направлении! Я, который одним росчерком пера делал из здравого человека психа и загонял под землю целые семьи партработников с дырой в затылке у каждого! И я ее приговорил! А привели приговор в исполнение вот он, – указал Агафонов на Гальчевского, – и твой любимец Вольвак, причем чужими руками.

– Ну зачем вы, Эдуард Михайлович... – заерзал в кресле Костя.

– Не бойся, он никому ничего не расскажет! – небрежно махнул рукой Агафонов. – Кстати, тогда прозвучали два выстрела – второй предназначался вам, но то ли снайпер попался «гнилой», то ли...

– Я рванулся поддержать Олесю! – объяснил Игорь.

– А‑а‑а, понятно, времени на третий выстрел у него уже не было. Да, мы вас всерьез тогда еще не принимали – так, думали, коммерсантишко очередной. Под новой личиной вас знал только Савелюк...

– Который и покушался на меня в Венгрии. Вы что, не могли убить меня еще там?

– Мне нравилась игра в кошки‑мьппки, пока вы были за границей! – признался Эдуард Михайлович.

– Вернее, пока эта игра не коснулась вас и вашей любовницы Олеси! – уточнил Веснин.

– И пока мои омоновцы не нашли в балке под откосом возле Николаевки трупы двух своих товарищей. Вот тогда мы забеспокоились.

– Эдуард Михайлович, еще один вопрос – почему вы не дали мне раскрутить до конца дело о гибели вашего брата?

– А зачем? Я узнал, что его пытали, а уж кто пытал, я вычислил быстро.

– И поэтому доллары, загранпаспорт...

– Совершенно верно! Я покарал предателей – Саид‑Бека и Тихонова – вашими же руками. Ну что, вопросов больше нет?

– Да это так просто, легкая разминка была, вроде КВНовской. Главные вопросы впереди, уважаемый господин Агафонов. Ну, например, что представляет из себя ваша организация «Перекресток молний»?

– Это вам еще предстоит посмотреть, молодой человек.

– А саму идею ее создания, конечную цель вы можете объяснить?

– Пожалуйста! Начнем с общеизвестного лозунга, что Российское государство – самое гуманное в мире. И поэтому у нас почти не применяется смертная казнь. Но, помимо этого, любое государство сталкивается еще с одной проблемой – рождаемости неполноценных детей, иными словами – детей с недостатками в умственном и физическом развитии. В разных государствах эта проблема решается по‑разному: их возводят в ранг святых, или выбрасывают на прокорм крокодилам, или же делается безобидный на вид укол, после которого ребенок засыпает, чтобы уже никогда не проснуться. В этом случае преследуется двоякая выгода: во‑первых – у государства отпадает необходимость выделять огромнейшие средства для поддержки жизненного уровня этих уродов: строить для них дома‑лечебницы, кормить, поить, обувать, одевать, да еще приобретать игрушки, краски и прочую дребедень. А во‑вторых, родители плачут всего один раз – при погребении ребенка. Теперь же посмотрите, что творится у нас: по всей России настроены тысячи домов, словно в насмешку названных детскими домами‑интернатами. В то время как в иных семьях нормально развитые дети ходят на паперть, чтобы выпросить себе на пропитание, рацион этих домов не изменяем с давних пор: мясо, сливочное масло, печенье, конфеты, молоко – ежедневно. А отдачи от них обществу – ни‑ка‑кой! И скажите мне теперь, это гуманно: наблюдать ежемесячно, а то и еженедельно за родителями, приезжающими проведать своего сына‑паука или сросшихся головами близнецов, у которых головы больше туловища? Смотреть, как эти родители угасают от горя неделя за неделей, месяц за месяцем – всю жизнь, в то время как их дети‑уроды с веселым гугуканьем облизывают их? Таких детских домов только по Краснодарскому краю – тридцать пять. А сколько по всей России, Украине?

Вот мы и организовали центр нетрадиционной медицины, так сказать, в котором наши высокооплачиваемые медики в конце концов создали из концентрата нарковытяжки некую сыворотку, при введении которой в организм потенция человеческих возможностей увеличивается во много раз. Все – реакция, сила и чувства человека. Даже полные идиота развиваются умственно где‑то до уровня начальных классов.

– А что потом? Не верю я, что все это вы мне рассказываете, пропагандируя человеколюбие, – признался Агафонову Игорь.

– И правильно делаете, что не верите – каждый вклад должен приносить отдачу! – провозгласил со страстью Эдуард Михайлович, затем продолжил: – Мы отбираем из этих домов, психбольниц, санаториев для умалишенных восемнадцати‑, девятнадцатилетних особей, привозим их в свой центр и ставим опыты.

– А как же их родители, родственники?

– Для них эти люди, или полулюди – как хотите, просто умирают. Ведь они и до смерти как бы не существуют в государстве – их стараются не замечать, как, например, спидоносцев, гомосеков или прокаженных. Умер – ну что ж, государству будет легче – на одного меньше кормить, а родственникам – на полстолетия меньше слез лить при виде их уродства! Главное – есть справка о смерти и безымянная могилка на местном кладбище, где‑нибудь в уголке под кустом сирени.

А у нас они проходят предварительное лечение сывороткой, а затем – начальную подготовку. Кроме того, в процессе опытов выявились поразительные обстоятельства: у мужчин, обработанных сывороткой, процесс эякуляции воспроизводится в четыре раза быстрее, а у женщин, «обработанных» этими мужчинами, процесс развития ребенка в утробе матери – в три раза!

– То есть вы хотите сказать...

– Да‑да, период беременности этих женщин от зачатия до рождения ребенка – три месяца!

– И они рождаются...

– Пока еще недоразвитые дети, умственно отсталые, – признался Агафонов. – Но это, я надеюсь, временный процесс. Наши медики сейчас работают над этим и уже добились неплохих сдвигов в лучшую сторону.

– А кого же рожала Олеся? – с ехидством осведомился Игорь.

– О‑о‑о, молодой человек, так вы и альбом видели? Тогда вам уж точно – прямая дорога в нашу лабораторию! А что до Олеси – двух мальчиков она родила. Но их пришлось, к сожалению, усыпить, – вздохнул Агафонов.

– Почему?

– А зачем нам здоровые дети – их в любом интернате полно!

– Ах ты ублюдок! – не сдержавшись, заорал Игорь дрожащим от бешенства голосом. – Теперь мне понятно, от чего сбежала Олеся! И идея твоя понятна: наводнить Россию полудурками, способными по приказу выполнять любую работу, не требуя взамен оплаты труда! Ни митингов тебе, ни забастовок, ни демонстраций! Одно удовольствие: трахаться по десятку раз на день! Вот чем будут забиты головы этих рабочих! Ты, гад, представляешь хоть, что хочешь сделать – превратить их в обыкновенных скотов! Ты и тебе подобные давно уже превратили Россию в одну большую пьяную забегаловку, уничтожив культуру и книжные магазины – вместо них понаставив киосков с дешевой дурью и отравой! Вы действуете по принципу Екатерины II: «Пьяный мужик – сговорчивый мужик». Но запомни, моральный урод, так не будет вечно. Бог не потерпит издевательств над личностью, во‑первых, а во‑вторых – мужик, проспавшись однажды, не пойдет опохмеляться, а захочет разобраться в сущности происходящего.

– Ну, а пока водку жрет! – спокойно констатировал Агафонов. – А вот ты, ментенок, подписал себе своими выкриками вечную счастливую жизнь! Не удивляйся, кличку твою бывший вор в законе Костя Холошенко сообщил нам давно – за то, чтобы в его «птичнике» все было спокойно, старый бабник маму родную продаст! А то, что я тебе сказал насчет жизни, правда. Мы тебя не убьем, нет! Но поверь – сделать из умного дурака намного легче, чем из дурака умного.

Игорь через стол рванулся к горлу Агафонова скованными руками. Уже совсем было дотянулся, но мир вдруг вспыхнул ярко и погас – Антон давно уже стоял за его спиной наготове.

Глава ХХII Сам себе фюрер!

Утром все: дед Федя, Гек, Женя, Козырь и Змей переносили в «рафик» поклажу. Паша Квадрат еще отсыпался после ночного возлияния в компании Саныси и Феди.

– Что значит – тепличное воспитание, – подмигнул Санька Феде, – морда здоровая, а скопытился после каких‑то трех стаканов.

– Просто мы похитрее оказались, – засмеялся Федя, – два последних слили в бочку с фикусом.

Генка таскал в машину оружие и боеприпасы. Проходя мимо Жени, не преминул съязвить:

– Вот стоишь тут, красавица писаная, мыслями летаешь не знаю где, а нет чтобы на землю спуститься и подумать о собственной безопасности. Не к теще на блины едем, а ты – как Христос, наделяющий хлебом, – взяла и отдала один из автоматов. И кому – женщине! Да она небось не знает, за что там дергать, чтобы стреляло.

– Не волнуйся, дернет, когда припрет, – усмехнулась Женя. – Много бы «надергали» без ее помощи Федя с Санькой? До сих пор машину ждали бы!

– У них же обрезы есть, а у нас один автомат на всех остался! Эх, да что с вами, эгоистами, разговаривать! – Он со злостью швырнул обе мины‑магнитки в открытую дверцу «рафика», не заметив копошившегося внутри деда Федора. Мины со стуком прилипли к обшивке рядом с дедом. Тот уже видел такие, поэтому ломанулся из салона, сбив по пути Козыря с бронежилетом в руках.

– Ты куда, дед Федь? – заорал тот весело. – Туалет не в той стороне!

– Шо ж ты людей пужаешь, дурында чертова! – напустился тот на Гека. – Ты шо, не докумекал, шо енто мины, а не суповые кастрюли?

– Да они ж без детонаторов, дед, – искренне удивился Гек.

– А у тебя голова без мозгов! – не унимался дед Федя. – Я на войне такие видел – они от удару рвуть! Дал бы мне, я бы их тихонько заташшыл!..

Гек почесал в затылке, подумал.

– А что, может быть, ты и прав! – Полез внутрь, отлепил мины и вышвырнул их из фургона деду под ноги. – На, ташшы!

Тот сиганул в сторону не хуже пятиборца. Все, побросав, кто что нес, попадали на травку под забором – хохотать...

Через пятнадцать минут, попрощавшись с Пашей Квадратом, умостились в «рафик». Вдруг Женя сорвалась с места, подскочила к Козырю.

– Куда мы едем?

– Поселок Красный Лиман, озеро Беляевское! – лихо отбарабанил тот.

Женя выскочила из «рафика», подбежала к Паше и быстро‑быстро зашептала ему что‑то на ухо. Затем чмокнула в щеку.

–Передай, пожалуйста, если приедут. Сделаешь?

– Непременно! – Паша помахал всем рукой.

– Привет Умару!

«Рафик» рванулся от гостеприимного дома. Через три часа они подъезжали к поселку Красный Лиман. Его миновать было нельзя. Как в Италии все дороги ведут в Рим, так в прилежащих к Дону селах – к Красному Лиману, ибо здесь находится паром, перевозящий людей и грузы с правого берега на левый и обратно. Так что нашим друзьям нужно было именно в Красный Лиман. А адресок бабки Ефимовны им подсказал Игорь, предупредив, чтобы они не упоминали ни его, ни Иванова имени.

Поселились мужчины в летней кухне, а Женю Ефимовна забрала на постой в хату. Обедать все вышли на улицу – как в каждом дворе, у бабки стоял под раскидистой грушей грубо сколоченный стол. На него она и поставила чугунок с наваристым украинским борщом, а ребята наперебой принялись угощать ее консервами и колбасой. Вдруг Женя, вскрикнув, указала на небо.

– Красиво‑то как!

Действительно, из брюха большого транспортного самолета посыпались цепочкой черные точки, над каждой из которых через некоторое время распустился бутон парашюта.

– А‑а‑а, это опять учения, – Ефимовна равнодушно махнула рукой – видимо, давно привыкла к этому явлению. – Десантники тренируются, – пояснила она. Купола парашютов были разноцветными и на солнце просвечивались яркими мазками – будто бы в небо выбросили букет полевых цветов.

– И все равно красиво! – не сдавалась Женя.

– Енто глядеть красиво, – отозвался вдруг дед Федя, – а вот кады сверзаесси оттель – такое чувство, будто бы зря штаны нацепил перед ентым прыжком, все одно вымараешь.

Все с изумлением уставились на него. Гек осторожно кашлянул.

– Ты что же, дед, хочешь сказать, что и с парашютом прыгал?

– А как же ж! – с готовностью подтвердил тот. – Шесть раз пикирнул!

Гек постучал пальцем по наполовину порожней бутылке «Амаретто» рядом с дедовым локтем.

– Слушай, дед Федя, ты бы завязывал с этим, а то у меня один знакомый был в Сибири, так до того допился, что из окна шестого этажа с тещиным зонтиком выпрыгнул. И пока летел до земли, был уверен, что над ним парашют.

– А после? – поинтересовался дед.

– Закопали после. Вместе с парашютом. Ни то ни другое не подлежало восстановлению.

– У тебя, Генка, дерьмовая привычка усе хорошее обсмеивать, – обиделся дед. – А я на шо угодно спорить могу – прыгал! Было енто в Швеции, кады мы с Лизаветой уже трохи пожили там. Пошли мы раз с ей гулять у тамошний парк. Енто у нас разные там таблички понавешаны: «По газонам не ходить», «Траву не есть» и все такое прочее. А там ни фига – сидить, к примеру, парочка на травке посеред клумбы и ен ее запросто обслюнявливаеть у всех на виду – целуютца, значить. Идем мы, знаца, людей разглядуем, себя показуем – навроде зоопарка, вдруг глядь я – люди с высокой такой башни вниз головой кидаются. Пошли, говорю, Лизуха, сходим, возле водички постоим, а то солнце пригреваеть. А она смеется – озеро, грит, в другой стороне, а там воды нет. Как, грю, нет – видишь, нырцы с вышки сигають, значить, должна вода быть. Ну, она и потянула меня к ентой башне. А там как раз перерыв на десяток минут по каким‑то ихним причинам. Я гляжу – внизу и впрямь воды нету. А Эльза меня уже к лифту ташшит. Енто, грит, испытание для мужиков и баб на храбрость. Щас испытаем – храбрый муж мне досталси али тряпка. А какой же дурак себя за половик признаеть? Ну, и полез я за ней в той лифт. Знай я, чего там, наверху, – признал бы себя не то шо за половик – за нестираный два месяца носок, не постеснялся бы! Заехали мы на том лифте на самый верх, гляжу – Эльзуха моя отслюнявливаеть из свово ридикуля пять тыщ долларов и дает тому амбалу, шо стоить возле площадки, откуль сигать вниз надо. Тот надевает на меня пояс, широкий такой и еще два ремня через плечи – навроде наших помочей, ну, подтяжек. А к поясу спецрезинка прицеплена в руку толщиной, а другим концом к кольцу на площадке. И показует мне ентот полудурок – давай, мол, сигай. Я подошел к краю площадки, глянул вниз – там до земли не мене часу лететь. Да ишо после об ее хрямснешься ежли – и хоронить нечего будет. Ну, я пояс тот отстегиваю и сую ему – не, мол, сам сигай, ежли такой дурень, може енто у вас один из способов самоубийства? А Лизавета подошла – прыгай, грит, я за тебя пять тыщ баксов выложила, неудобно – люди смеются. Глянул я – и правда, возле площадки толпа уже порядошная собралась, в меня пальцами тычут и по‑своему: «О‑о‑о, русиш гут!» Ну, я Лизухе и сказани – пять тыщ – оно конешно, а вдруг – убьюсь? А она смеется, здесь, грит, при покупке билета автоматицки оформляется страховка на пять миллионов. Спасибочки, грю, так ты специально заплатила битому амбалу, шоб он меня за пять тыщ угрохал, а тебе – навар на пять лимонов? Тут она психанула, подошла и спихнула вниз меня – добро хош пояс успел пристегнуть. Сперва я и сердца свово не учуял – в глотке иде‑то застряло, затем в пятки переехало, а потом резина та тянуться начала... Тянется, тянется, и вдруг – трах!

– Резина не выдержала? – ахнула Женя, закрыв глаза от страха.

– Желудок не выдержал, – смущенно признался дед Федя, – в войну в разведке того страху не было, как там.

– Ну, а потом что? – сквозь смех спросил Гек.

– Поболталси на той резинке, как дерьмо в проруби, потом они меня выташшили, тольки не на верхнюю площадку, а на среднюю – закрытую. Там душ, сменная одежда – все чин по чину – оказуется, в стоимость билета входить. Ну, я и понял, шо не с одним мной такое приключалось.

– И что же? – подначил его Гек.

– Обозлился на Лизуху я – жуть, за то, шо спихнула. Потому поднялси на лихте туды ж, наверх, заставил ее заплатить ишо пять штук и сиганул вниз сам. Поднялси ишо, и снова сиганул... После шестого разу она меня спрашивает – понравилось, што ли, шо распрыгался, как кузнечик? А шо – и понравилось – после кажного нырка такого десяток годков скидаешь. Но хто ж ей признается. Я, грю, буду сигать до тех пор, пока у тебя гроши в ридикули не скончаются. А она, зараза, заливается. Здесь, грит, с каждым дополнительным прыжком тыщу баксов скидають – за смелость, так сказать, так шо последний раз ты бесплатно сиганул. Ну, тут мне сразу неантиресно стало, пошли, грю, домой. Гляжу, а ентот амбал метется и тычет мне в рожу золотые часы и белькочет чегото. Ну, Лизуха перевела: оказуется, енто у них приз специальный был тому, кто больше всех сиганет с ентой башни. Последнее достижение было – четыре прыжка.

– Ох, и врешь ты складно, дед! – не удержался Гек. – Ну, может, и прыгнул где‑то там с водяного трамплинчика, а расписал!...

– Но ведь зато интересно как! – воскликнула Женя. А дед Федор принял еще стопку «Амаретто», затем встал из‑за стола, потянулся и взглянул на часы.

– Пойти, что ли, вздремнуть часок в тенечке?

Все ахнули, не исключая и Гека, – солнце высветило на запястье деда Федора роскошные золотые швейцарские часы...

На озеро Беляевское выехали с рассветом. Ефимовне сказали – в город за продуктами. Подъехав к парому, заплатили гамузом за «рафик» с людьми пятьдесят тысяч и через сорок минут были на левом берегу Северского Донца. Слабо накатанная колея начиналась сразу же от парома. Как и рассказывал Игорь – ехали, ехали, пока не уткнулись в развилку. Напрямую дальше дорожка пошла между кустов. Федя, проехав еще десяток метров, тормознул, заявив, что впереди – просвет. Заглушили двигатель и стали совещаться – кому идти к дачам, а кому – караулить машину. Почему‑то не находилось желающих остаться. Наконец, Гек подвел черту:

– Раз Ивану здесь накостыляли так сильно – пойдут молодые и здоровые. Женя с дедом Федором останутся караулить «рафик». И все, давайте больше не спорить!

Остальные с ним тут же согласились – значит, признали за старшего. Гек первым пошел в разведку. Вернулся минут через двадцать.

– Верно, дорожка выводит к металлической ограде из сетки. Но калитки нет. Видно, заделали после Иванового визита – видны свежие следы сварки на стояках. Внутри – озеро, пристань с четырьмя лодками и две дачи – одна чуть в глубине соснового леса. Вокруг ни души, будто здесь давно уже никто не живет. Но это не так.

– А откуда ты взял, что это не так? – спросил Козырь.

– В глубине леса, за второй дачей, на поляне стоит замаскированный сеткой армейский вертолет, малый. И рядом дымит полевая кухня.

– А может, это те десантники, что с парашютами прыгали? – предположил Федя Змей.

– Вполне возможно, поэтому придется идти без оружия – в крайнем случае, по шее надают за излишнее любопытство, – предложил было Гек.

– Ни в коем случае, – тут же возразил Санька. – Без оружия нельзя! Все слыхали, что, по рассказам Игоря, они сделали с Иваном?

– Генка! – дед Федор тыкал ему что‑то в бок. Гек глянул – продолговатый фонарик... Е‑мое, парализатор, который они подарили деду в день рождения! – Бери, только осторожней там, вешш ценная, – дед был в своем репертуаре.

– А сколько он зарядный, дед Федя?

– А хрен ево знанть! Инструкции нету! Знаю токо, шо там есть такая фиговина – в розетку встремлять – на подзарядку. Но индюка завалила – наглухо! – восхитился он еще раз своей «игрушкой».

– Хорошо, тогда поступим так, – Гек вынул из‑за пазухи пистолет «Лама Омни», оставленный Игорем «в наследство», и сунул его Козырю.

– Пользоваться умеешь?

– Я?... – возмутился Санька дилетантскому вопросу.

– Ну и отлично, – понял его Гек. – Я возьму разрядник, а автомат оставим деду Феде и Жене – будут нас с тыла прикрывать, если что! Дед, объяснишь ей, что с ним делать. Все, пошли. Да, Федя и Санька, наденьте под куртки «броники».

Пробравшись через кусты, Гек встал спиной к изгороди, согнул одну ногу в колене, вынес вперед сцепленные в «замок» руки и подморгнул ребятам – давайте! Козырь, как по ступенькам, проскочил по колену, рукам и плечу Гека, перевалился через верхний уголок ограды и спрыгнул по ту сторону. Под тяжестью Феди Гек охнул, но вытерпел. Затем сам отошел к кустам, разбежался и, всего пару раз коснувшись изгороди, был на той стороне.

– Ну, ты даешь! – восхитился Федя. – Слушай, где ты так...

– Некогда, – оборвал его Гек, – как‑нибудь за столом расскажу. Пошли!

И они осторожно – след в след – направились к крайней даче. Не дошли до нее метров тридцать – с обеих сторон рубленого дома выскочили две цепочки людей в одинаковых спортивных костюмах и стали в две шеренги, отсекая движение влево и вправо. Козырь мгновенно выхватил из‑за пазухи «Лама Омни», щелкнул предохранителем...

– Не стреляй! – отчаянно крикнул Гек. – У них «базуки»! – Действительно, в руках тех, в спортивных костюмах, были уже взведенные, готовые к бою, противотанковые реактивные гранатометы.

Неожиданно ожила казавшаяся вымершей дача. Дверь ее отворилась, и на крыльцо вышли Агафонов, Гальчевский и Вольвак. Перед собой они вытолкнули... Игоря, избитого, окровавленного, со связанными за спиной руками. Агафонов оглядел «поле боя» – удовлетворенная улыбка появилась на его губах.

– Вы правильно поступили, молодой человек, – похвалил он Гека, – один ваш выстрел привел бы к непредсказуемым последствиям. Хотя и стреляют эти болваны только по моей команде – так уж они запрограммированы на сегодня. Ну что ж, подведем итоги, так сказать, общего противоборства. Для вас они неутешительны – вы проиграли! Вперед вас не пустят наши гренадеры, назад бежать тоже не советую – по сетке, окружающей озеро, уже пропущен ток высокого напряжения, – торжествующий голос Эдуарда Михайловича разносился далеко окрест – он победил, наконец, этих доселе «неуловимых мстителей», собрал их в кучу, чтобы затем уничтожить! И он хотел, чтобы эту победу разделили с ним не двадцать тупоголовых парней, стоящих в две шеренги, а кто‑нибудь или хотя бы что‑нибудь из реального окружения – озеро, лес, птицы на деревьях, сама Природа, наконец.

– Так что вы обречены, считайте, что вас уже нет. Но перед финишем вашей жизни мне хотелось показать то, к чему вы стремились, добираясь сюда, к этому озеру – познать непонятное. Эти вот солдатики по обе стороны от вас – наше новое достижение, самое последнее. Это – охотники за танками, самоходками, БМП, даже боевыми вертолетами. Стреляют они моментально и практически без промаха. В этом вы вскоре убедитесь, так как двое из вас вынуждены будут изобразить передвигающиеся танки. Машины, замаскированные фанерой под боевые, находятся вон там, в лесочке справа, а у вас, я слышал, есть два отличных водителя. Посмотрим, сумеют ли они уйти от «базук» на замаскированных «Запорожцах»? Ну, а вам, молодой человек, – указал он на Гека, – придется проявить все свои навыки в умений вести рукопашный бой. Прежние группы снайперов, каратистов и подрывников мы, к сожалению, разослали уже по всем частям и подразделениям СНГ, но троих рукопашников оставили специально для вас. Я вижу, вы в недоумении: как же так – идиотов принимают в ряды вооруженных сил? Деньги, мои дорогие, сейчас делают все. Плюс слабый, очень слабый контроль за здоровьем призывников. В результате чего в армии у нас есть свои резервы, которые мы можем привести в действие в любой год, месяц, неделю и даже день специальными закодированными сигналами, которые у меня из замаскированных на даче сейфов собирался выкрасть ваш товарищ, – он указал на Игоря. – Конечно, этот молодой человек даже не представлял, за чем полез туда, но если бы его план увенчался успехом, пропал бы напряженный девятилетний труд – мой и моих коллег, – снова небрежный кивок Эдуарда Михайловича в сторону Вольвака и Гальчевского.

Итак, вы спросите, каковы наши возможности на сегодняшний день? Ну, во‑первых, – мы можем в любой момент, как я уже сказал, захватить руководящие посты в армии – наши люди легко и быстро устранят неугодных нам командиров и займут их места. А уж командовать этими людьми будем мы. Во‑вторых, много членов нашего общества находятся в рядах депутатов многих фракций. Последствия этого вы легко можете представить. Ну, и в‑третьих, если очень будет нужно – мы в короткие сроки можем поменять существующую власть: легкий переворотах там, ну и все такое...

Впрочем, хватит о политике! Вступительную часть нашего праздника вы прослушали – пора переходить к показательным выступлениям! Итак, готовьтесь, молодой человек, сейчас вы будете драться!

Из дома выскочил «культурист», такой же, каким его по рассказам Игоря представил себе Гек: ловкий, быстрый, мускулистый и с совершенно отсутствующим выражением лица. Если он и дерется так же, как описывал Игорь, через десять минут Геку – крышка...

Глава ХХIII Конец империи пустоголовых

Гек огляделся: Санька Козырь стоял, опустив бесполезный пистолет, Федя рядом с ним сжимал и разжимал кулаки, он тоже не помощник, спереди – Игорь, связанный и избитый, с приставленным к затылку револьвером, который не желал опускать Гальчевский, и сзади – изгородь с пропущенным по ней электрическим током, а за изгородью – мелькающая среди листвы хитрющая физиономия деда Феди. Что еще он задумал? Эх, крикнуть бы ему, чтобы сматывался отсюда и спасал Женьку! Нельзя, во имя их же блага.

Из состояния задумчивости его вывел жестокий удар пяткой в грудь – противник начал атаку.

– Не зевайте, молодой человек, вы лишаете нас захватывающего зрелища, – засмеялся Агафонов. Та еще гнида, хоть и сладко поет. Гек перекатился, вскочил и... едва успел отклонить голову от удара в лоб. Нет, так не выйдет! Этот придурок убьет его через несколько минут. Он ощупал карманы – чем бы треснуть этого суперкаратиста и, почувствовав твердое тело разрядника, чуть не заорал от избытка чувств, в то же время пропустив удар ногой по ребрам, от которого перехватило дыхание. Ну, погоди, козел! Он выхватил из кармана парализатор, спрятав его корпус в рукаве куртки и, уклонившись от летящего в прыжке тела, сымитировал встречный удар, одновременно нажав кнопку. Голубого всплеска не разглядел никто, но «культурист», пролетев по инерции еще пару метров, безвольно грохнулся о землю...

Экспериментаторы на крыльце недоуменно переглянулись: такого еще не бывало – через две минуты их «супермен» получил нокаут:

– Выпускайте второго!

Этого Гек даже не стал допускать до себя, отбежал от крыльца, а когда «культурист» бросился догонять его – неожиданно упал и покатился ему под ноги, давя кнопку парализатора. Со стороны это выглядело так: догоняющий вдруг споткнулся об упавшего, сам упал и больше не поднялся. А Гек поднялся и с достоинством пошел к крыльцу, размышляя по пути: осталось ли в парализаторе еще три заряда и каков интервал его действия?

В это время произошло то, чего меньше всего ожидали: за изгородью послышался мощный рев работающего двигателя. Федя и Санька недоуменно переглянулись – от своего «рафика» они подобного звука не слышали никогда. Но из кустов появился именно «рафик» и, набирая скорость на десятке оставшихся до изгороди метров, решительно пошел на ее таран. Раздался треск разрядов, голубые молнии заметались вокруг корпуса машины и... в изгороди образовалась громадная дыра – пролета на месте бывшей калитки как не бывало! А «рафик», промчавшись до самой дачи, резко, на полном ходу, развернулся в обратную сторону, опять носом к изгороди и... заглох. За рулем его сидела Женька, а дед Федя чем‑то гремел у выхода.

Все это произошло быстро, в какие‑то секунды, поэтому все с раскрытыми ртами, не шевелясь, полностью просмотрели это шоу.

Первым очухался Агафонов. Он резко вытянул вперед правую руку.

– Ты! – указал пальцем на крайнего справа максмэна и, переведя палец на «рафик», скомандовал резко: – Цель!

Максмэн мгновенно обернулся и, не целясь, нажал спуск. Реактивная граната влупила точно в середину машины. Взрыв – и «рафик» ярко запылал... Только Жени с дедом Федором внутри уже не было – лишь мотор машины заглох, они выпрыгнули из нее и покатились в близлежащие кусты....

А в проем разбитой изгороди с диким ревом влетели мотоциклисты: один, два, три... семь стремительно‑ярких машин ворвались на территорию экспериментального центра и начали выписывать круги на огромной поляне, все более приближаясь к двум шеренгам максмэнов.

– Кирка! – угадал Козырь новенький «Харлей Дэвидсон» и сидящую в седле женскую фигуру. – Кирка приехала. Ур‑р‑ра‑а!!!

– Ложись! – внезапно заорали девушки на мотоциклах так отчаянно, что все, кто их слышал, попадали на траву, закрыв голову руками –ожидали, по крайней мере, взрыва маленькой атомной бомбы. Остались истуканами стоять лишь максмэны – им никто не подал команду, да люди на крыльце – этим было высоко падать.

В руках «амазонок», между тем, появились выхваченные из кобур обрезы.

– Тр‑р‑рах! – разрозненный залп выхватил из левого ряда ровно семь человек, видно, девушки распределили жертвы еще до штурма.

– Тр‑р‑рах! – второй залп – еще семеро. «Амазонки» отбросили ненужные теперь двустволки и выхватили гранаты...

– Стой! – не своим голосом заорал Агафонов, когда до него дошло, что он проигрывает, позорно проигрывает так славно начатую партию.

– Стойте! – перекричал он мотоциклетные моторы. Все остановились, когда поняли – Эдуард Михайлович не шутит. Он и Вольвак достали свои пистолеты и приставили их по бокам Игоря.

Теперь он был обречен трижды: Гальчевский и не подумал убирать своего, даже на время.

– Ты проиграл! – сказал Гек, глядя Агафонову в глаза. – Ты понимаешь, что теперь проиграл ты!

– Ну, может это не проигрыш, а всего лишь временный тайм‑аут? – едко усмехнулся Агафонов. – Знаете, что сейчас будет? Мы трое с вашим другом потихонечку пойдем к вертолету, а вы постоите десять минут, пока мы не улетим. Потом мы вернем вашего друга таким, каким вы его видите, в обмен на одну лишь информацию. Всего одну. Вы согласны?

– А как вы нам его вернете? – в напряженном молчании спросил Гек.

– В вертолете два парашюта. Один из них для вашего друга.

– Я уже знаю, чего вы хотите и чего не сказал вам Игорь! – произнес Гек. – Хорошо, скажу вам, где драгоценности, когда Игорь прыгнет из вертолета.

Игорь внезапно замычал, отчаянно задергался и попытался достать Гека ногой – Гальчевский и Вольвак еле удержали.

– Ну‑ну, будь умницей! – похлопал его по щеке Эдуард Михайлович. – Жизнь в обмен на какие‑то цацки – это неизмеримо дешево! – Он достал из кармана переговорное устройство, сунул свой пистолет Вольваку, затем выдвинул антенну и сказал в микрофон: – Внимание! Антон – в машину! Заводи мотор!

Металлический голос эхом разнесся из динамика, устроенного в вертолете. Через несколько минут взревел мотор винтокрылой машины.

Агафонов положил коробочку переговорника на перила крыльца и юркнул за спины стоящих, в дверь. Туда же отступили и Вольвак с Гальчевским, таща за собой Игоря.

Из‑за угла дачи выбежали дед Федор и Женя. Женя подскочила к Геку, что‑то сунула в его руку.

– Это дистанционное управление миной, ну, помнишь, ты объяснял, когда их в машину перед отъездом грузили? Такая – на пластилин похожая...

– Пластикат! – догадался Гек. – А где же сама мина?

– Я ее в вертолете под сиденье засунула. Мы сперва с дедушкой хотели чего‑нибудь в нем испортить, а потом некогда стало.

– Ну, дедушка‑то знает, чего портить, а чего нет! – хитро подмигнул дед Федя. Гек схватил дистанционку, нащупал кнопку «подрыв» и опустил руку:

– Нельзя, – с досадой сказал он. – Игорь с ними.

– Что? – Женя вдруг разрыдалась, бросилась к Геку и стала колотить его кулачками по выпуклой груди. – Мужчины называется, бросили товарища этим...

Вертолет между тем вертикально поднялся над макушками сосен, качнулся и стал уходить вбок, через озеро за изгородь. И вдруг из его открытой двери выкатился человек и полетел вниз. Секунда – и тело с плеском скрылось в воде.

Игорь! Федя и Санька в чем были бросились в воду. Вдруг из кабины донеслись торжествующие вопли, и вслед за Игорем в воду шлепнулась плоская коробка.

– Пластикат! – в отчаянии выкрикнула Женя. – Они нашли и выбросили мину!

А боевая машина уже развернулась носом к даче и на всех находившихся внизу злобно уставились четыре ракеты – по две с каждой стороны. Агафонов, высунувшись из кабины, что‑то орал, размахивая руками.

– Возьми переговорник, – сказала Женя. Гек взял коробочку, нажал кнопку. Эдуард Михайлович вновь скрылся в кабине.

– Ну что, выкусили? – услышал Гек. – Ваш друг успел выпрыгнуть, но вы все у меня на мушке! Я снова выиграл, не так ли? Теперь давай поговорим об условиях, на которых я соглашусь сохранить ваши жизни. Видит Бог, мне не хотелось бы вместе с вами превращать в пепел свои лаборатории – итог девятилетней напряженной работы, но если ты не ответишь мне на один‑единственный вопрос – я это сделаю не колеблясь! Если же ответишь, берите в гараже машину и уезжайте, только далеко, чтобы я не мог вас найти!

– А если я скажу, а ты не поверишь мне?

– А ты скажи так, чтобы я поверил... Итак – где драгоценности?

– Умару отдали на реализацию. Торговцу оружием, знаешь такого?

– Мне ли не знать? – расхохотался Агафонов. – Да я же его и снабжал этим оружием! Хорошо, я вам верю – уезжайте!

– А ты нас по дороге бац‑бац – и в точку, да?

– Ну это уж как придется! – вновь рассмеялся Эдуард Михайлович. – Русская рулетка, так сказать! Езжайте, но помните, что вы у меня постоянно на прицеле – я люблю играть в кошки‑мышки!

– На прицеле, говоришь? – Гек вдруг вырубил переговорное устройство и обернулся к стоящим пустоголовым максмэнам со вскинутыми на плечи «базуками». Их оставалось всего шестеро из двадцати. Гек вытянул руку вперед, как это недавно делал Агафонов.

– Вы! – он указал на оставшихся, затем перевел руку на висевший невдалеке вертолет и резко скомандовал: – Цель!!!

И шесть дымных хвостов понеслись в небо к довольному новой победой, хохочущему Агафонову...