Охота на «Шейха»

Ступников

И вот бал назначен всей группировке, дислоцированной в Чечен-Ауле, в день "М" и в час "Ч".

В пять утра войска двинулись. Задача у военных была:

— Взять деревню Старые Атаги в кольцо. Никого не впускать, не выпускать, отбить попытки прорыва как изнутри кольца, так и извне его.

— В первую очередь проверить те адреса, которые мы им указали, самые перспективные, на наш взгляд, мы проверяли сами.

— Всех подозрительных граждан свозить на двор моторно-тракторной станции — МТС, здесь с ними будут работать, проверять их на причастность к НВФ специально выделенные люди, в том числе: Молодцов, Гаушкин, Разин.

Все, казалось бы просто.

Встали в четыре утра. До этого все вместе еще раз выверяли маршрут движения, как лучше зайти в деревню, как быстрее и безопаснее подойти к намеченным адресам, как лучше их «отработать». Выпросили себе в сопровождение и группы захвата разведчиков.

Наметили адреса, где скрывается Садаев, живет любовница «Шейха», и еще один адрес, где, по словам наших агентов, возможен склад с боеприпасами.

Легли спать в два часа. Дневальный потряс за плечо:

— Товарищ подполковник, пора, время!

Хорошо пишут в книгах и показывают в кино, когда герой вскакивает, ополаскивает лицо и бодрый мчится на выполнение задания Родины.

Я сел на край кровати, растер лицо руками. Хотелось послать все к чертовой матери и завалиться дальше на кровать и спать, спать, спать. Черт, что это за война такая!

То ли дело раньше. Выспались, выехали в чисто поле, договорились, и махай секирой, кто к закату выжил — тот герой, кто нет — тому вечная память. А тут? Ни жрамши, ни спамши! Вся ответственность лежит именно на тебе, именно ты спланировал всю эту операцию, люди идут по твоей информации. И если чего не доглядел, то все — все пойдет кувырком, и, не дай бог, погибнут люди. Как среди наших бойцов, так и среди гражданского населения. «Мирным» назвать у меня язык не поворачивается его назвать. Ну, никак не поворачивается.

Я еще раз растер лицо, сполоснул его холодной водой, собрал все бумаги, записи, что могут понадобиться, пистолет положил в боковой наружный карман бушлата. Мне оттуда его вытаскивать его сподручнее, хотя, с другой стороны, что я мог сделать своим маленьким пистолетом, если, вдруг начнется полноценный бой? Ничего. Но, все равно, когда он греет правую ляжку, как-то спокойнее. Нельзя же на зачистку вообще «голым» ехать.

Вышел на улицу, там уже бойцы подогнали к крыльцу нашу служебную «шестерку». Возле нее топтался Каргатов, отчаянно махая руками, пытаясь согреться. Я же просто поднял воротник у бушлата и спрятал в него лицо. На улице стоял густой туман, мерзкий, холодный, казалось, что холод пробирает до костей.

— Как ты, Серега? — спросил я его.

— Сейчас поесть бы, принять ванну, выпить чашечку кофе и завалиться спать к чертовой матери! — Серега не переставал махать руками, раскачиваясь в такт.

— Не, брат, шалишь. К Чертовой матери — не надо, вот к какой-нибудь красавице, а еще лучше к жене под бок. А вот сейчас приедем в Эти самые Атаги и будет тебе и кофе и какава с чаем! — процитировал я Папанова из «Бриллиантовой руки». — И еще, Сережа, а мы проедем на нашей задрыге вслед за БТРами? Они же дорогу так размесят, что мало не покажется? — я скептически осмотрел нашу машину.

— А, знаешь, Саша, наверное, ты прав. — Каргатов тоже посмотрел на месиво под ногами.

Он даже вытащил ногу из топкой грязи, и полюбовался на черный ком, прилипший к ботинку.

— Ну его на фиг! Военные уедут, а мы за ними приедем только к вечеру. Мячиков будет сидеть за рулем, а мы все втроем будем только и делать, что толкать машину из грязи и ям. Пошли по быстрому к военным, и сядем с ними на БТР.

— А Мячикову скажем?

— Ты иди к Петровичу, а я к военным. Шефа усадим вместе с командирами, а сами с разведчиками двинем, — и я зашагал к Калине, вытаскивая ноги из грязи и поминутно матерясь.

По всей деревне механики уже вовсю прогревали двигатели своих машин.

БТР и огромные КАМАЗы окутывались сизыми, а то и черными выхлопами соляры. ГАЗ-69, в основном машины связи, тихо урчали. Некоторые машины не заводились, и из-под поднятого капота, а у БТРов — моторных отсеков торчало по две, а то и три перепачканных зада. Зампотехи с сорванными глотками носились вокруг этих машин и отчаянно матерились.

Рядом командиры строили подчиненных. Все были не выспавшимися, злыми. Еще раз ставили задачу, сонных бойцов призывали к тому, чтобы ничего не забыли. Проверяли оружие, снаряжение.

У многих смысл сводился к одному: если начнется бой, то бог с ними с этими «чехами» — прикрывать друг друга, уничтожать противника.

Бойцы, в основном уже обстрелянные, лишь сонно кивали. Лишь несколько новичков, их было видно по относительно свежей форме, слушали командиров, глядя на них преданными глазами.

С одной стороны вся эта грозная махина внушала уважение и трепет. С такой силищей, да с такими орлами горы можно свернуть. С другой, я привык работать в тишине, и самое главное, чтобы без шума и пыли. А наши приготовления накануне, приезд комиссий, проверяющих, суета в половину пятого утра, потом потянемся всей этой махиной в сторону Старых Атагов -тут то только ленивый или чрезвычайно тупой боевик или его пособник не сообразит, что началась операция по зачистке села. Хреново все это.

Тут одно из двух, либо засада, либо найдем мы лишь теплые постели и запах от немытых ног ваххабитов. А по-русски — дырку от бублика. Сам «бублик» укатится черт знает куда. И ладно, если просто уйдет из села и не вернется обратно. Выявили бандитов без потерь, как среди своих, так и среди гражданского населения, потом путем оперативной работы выявим оставшихся бандюганов и их пособников. А если они обратно вернутся? Скажем, за своими вещами и к своим любимым женщинам? Вот тогда — хреново.

Я остановился и в полусумраке света фар еще раз оглядел фантасмагорию, что творилась на улицах села. Эх, как бы вся наша подготовительная работа не полетела коту под хвост.

Часовые проинструктированы, чтобы из Чечен Аула мышь не выскочила, в случае чего — стрелять на поражение. Саперы проверили накануне минные заграждения, изменили установку мин. Это на случай, если из села побегут информаторы бандитские, а также, если Шейх попробует нанести упреждающий, как американцы любят говорить — «превентивный» удар. Но кто его знает, как дальше все пойдет? Вся эта шумиха не прибавляет энтузиазма, и не помогает тихой зачистке. Войсковая операция, она и есть войсковая операция. Это спецназ может наносить точечные удары и снова растворяться в темноте, а все остальные могут лишь «лупить по квадратам». Эх, будь, что будет! Я выбросил окурок в чеченскую грязь и махнул рукой!

Вот и домик, в котором базировался Калина со своими гоблинами. Возле него три БТР тоже гремели своими моторами, водители периодически делали перегазовку, заглушая голос командира разведчиков.

Для того чтобы лучше слышать, разведчики стояли кругом, внутри — Калина.

В отличие от тех солдат, что я видел раньше, эти были сосредоточены и ловили каждое слово командира.

Все были одеты в одинаковую форму, офицеры были подпоясаны солдатскими ремнями, то же самое оружие, те же самые шапки из искусственного меха, в армии их называют «пидарками», ни у кого нет кокард, некоторые одеты в черные подшлемники, наподобие спортивных шапочек. Почти у всех автоматы обмотаны тряпками. Надо спросить — зачем.

Калина сам отличался от окружающих лишь ростом, громким, сорванным голосом. Да и, пожалуй, возрастом. Его командиры взводов были не сильно старше своих подчиненных. Но чувствовалось, что дисциплина железная.

Отделения были разбиты на тройки-группы. Во главе каждой группы либо командир взвода, либо прапорщик, либо сержант.

Эх, зачистку надо проводить вот такими ребятами, жаль их мало, а не теми, что привыкли уничтожать противника. Нам живые бандиты нужны, а не трупы.

Кто-то обратил внимание командира, что я подошел. Он обернулся.

— Здорово, -протянул руку.

— Здоровей видали! — отшутился я. — На броню возьмешь нас? Один черт вместе работать.

— Сколько вас там будет?

— Как обычно. Трое. Не знаю, как Молодцов с Гаухом будут добираться. Начальника к командирам посадим. Возьмешь?

— Куда от вас денешься. Не хочешь сказать что-нибудь бойцам? Я мог чего-то упустить. Не знаком с вашей спецификой «молчи-молчи».

— Лишь одно, — я набрал полную грудь воздуха, и перекрывая шум работающих двигателей: — Мужики, запомните, нам нужны живые духи! Живой бандит может многое поведать, рассказать о других своих друзьях. Мертвый ни черта не скажет. Пусть даже раненый, но чтобы говорил. Понятно? Сегодня никаких «контролей». «Живьем брать демонов!» Понятно?

— Так точно! — нестройным хором ответили разведчики.

— Мы подъедем к вашему отделу, и там вас заберем. Минут, — Калина посмотрел на светящийся циферблат «Командирских» часов, — через двадцать пять. Будьте готовы. Ждать некогда.

— Будем, Андрей. Я в штаб пошел, чтобы нашего Петровича они подобрали. Пока.

— Давай!

Я зашагал в сторону штаба. Там уже выстраивалась колонна. Быстро договорился с командиром и начальником штаба, что они повезут нашего начальника. Молодцов и Гаушкин с помятыми лицами, не выспавшиеся, как все вокруг, сказали, что поедут на штабных БТРах.

Адреса, по которым они должны были проверять наличие бандитов, были известны.

Как говорится, задачи поставлены, цели определены, пути намечены, за работу, дорогие товарищи!

Колонна выстраивалась еще минут двадцать. Как сообщила инженерная разведка и дозорная машина, все чисто. Фугасов нет, «бородатых зайцев» — так иногда называли духов разведчики, или Дед Морозов, не видно.

Что они могли увидеть в ночи, да еще в тумане, для меня это было загадкой. Ну, в каждой профессии свои секреты, свои тонкости и нюансы.

Мы с Каргатовым взгромоздились на второй БТР. Я уже научился взбираться на броню без падений, обдирания и отбивания различных частей тела. Но все равно до бойцов, которые просто взлетали на броню, мне еще далеко. Для меня все еще оставалось секретом, как это можно в обуви, облепленной грязью, в бронежилете, с автоматом, по грязному борту бронированной машины взлетать наверх. И это делают вчерашние школьники, которые всего полгода назад жили дома и ничем не отличались от своих сверстников.

Калина хотел подать мне руку, но, увидев, как я вскарабкался на броню, уважительно заметил:

— Прямо на глазах растешь, контрразведка! — заметил он.

— У меня еще масса скрытых талантов, о которых я сам не подозреваю, — буркнул я, усаживаясь на «поджопник».

Каргатов тоже лихо взгромоздился на броню, благо, что моложе меня, и уселся рядом.

Минут через пять колонна тронулась. Приготовился было к сильному рывку, но БТР мягко тронулся и покатил вслед за головной машиной.

Не успели мы отъехать и ста метров, как первая машина остановилась, а вслед за ней и вся колонна. По радио, да и так по всей колонне послышались маты и вопросы. В переводе на гражданский язык это звучало, как «почему остановились?»

Калина быстро отправил разведчика посмотреть вперед. Тот бегом сбегал и доложил, что какая-то баба машет черным платком перед первым БТРом.

— Хреновая примета, — заметил Каргатов.

— Не каркай. Может, у нее что случилось, или ей помощь требуется, а может, путешествует автостопом по Чечне, вот и поймала попутку. — А у самого кошки на душе скребли.

— На Кавказе есть такой обычай — если сходились на битву мужики, а какая-то женщина выходила между ними и срывала с головы черный платок и кидала между ними, то битва не должна была состояться, — пояснил Каргатов.

— Что-то вроде черной кошки? — предположил я.

— Наверное, — пожал плечами Серега. — Только смысл вкладывался иной.

— И что? Всегда помогало?

— Нет. Сам знаешь, женщина должна сидеть в задней комнате, по их обычаям. Иногда и ее «месили». Видимо и эта какая-то полоумная решила нам сорвать зачистку.

— Кол осиновый в сердце этой энтузиастке! Только слепоглухонемой не знает, что мы едем зачищать Старые Атаги! — я плюнул на землю.

Разведчики с первой машины спрыгнули на землю, оттащили женщину в сторону. Она стояла на обочине, с растрепанными полуседыми волосами, что-то кричала в наш адрес, размахивая своим черным платком.

— Видать, сильно нас материт старая ведьма. — Калина тоже сплюнул за борт.

Бойцы показывали ей средний палец и другие международные жесты, посылая ее куда подальше.

При выезде из деревни туман нас окутывал все больше, становился гуще, плотнее, его можно было осязать руками. Видимость становилась все меньше и меньше. С учетом темноты и тумана фары БТРа, скрытые светомаскировочной защитой, выхватывали куски местности на три метра, не больше.

И хоть нервное напряжение росло с каждым метром, эта туманная сырость пробиралась под бушлат, окутывала ноги. Становилось холодно.

Было слышно, как Калина скрипел зубами. Или зубы у него хорошие, или стоматологи в армии стали другими, но его нижняя челюсть ходила вправо-влево. Он ничего не говорил, лишь напряженно всматривался в мутный туман. Жестами показывал своим разведчикам, чтобы они не ослабляли внимание.

С учетом пересеченной местности можно было спокойно подобраться к дороге и открыть огонь.

Мы с Серегой сидели просто как пассажиры, стараясь не мешать бойцам выполнять боевую задачу.

Неожиданно мне в голову пришла мысль: то, что сейчас происходит — осуществление именно наших задумок. Можно даже сказать, воплощение виртуального замысла в реальную действительность, и если мы чего-то недоглядели, то вот эти вот мальчишки попадут под огонь противника.

Я еще раз внимательно вгляделся в лица солдат, что сидели со мной на броне.

Суровые лица, обтянутые кожей. Серый цвет лица, темные круги под глазами. Тонкие, как карандаши в стакане, шеи выглядывали из воротников бушлата.

Только взгляд, жесткий, как лезвие клинка выдает их. Сбитые пальцы цепко держат оружие. Они — солдаты. Они защищают свою Родину, нашу Россию. И они выполняют то, что мы запланировали.

Мы можем фантазировать все, что нашей душе угодно, только вот именно эти солдаты, собранные здесь со всей России, будут выполнять задуманное нами. Будут претворять наши фантазии в жизнь. Именно они будут первыми входить в дома, где их могут ждать пулеметные гнезда, засады, растяжки, мины. Ответственно. И даже очень. И не дай Бог, если кто из них там ляжет. Я мелко перекрестился и потрогал через бушлат пояс, который был подвязан черной тряпочкой с письменами — оберег. Было бы дерево — постучал бы.

Небольшое было расстояние, но мы тянулись как старые клячи. Дозорная машина была уже на окраине села и докладывала, что все в порядке. Тихо. Это хорошо, что тихо.

Чеченские собаки раньше были злыми, но война их тоже научила, и теперь при легком побрякивании антабки о цевье автомата псы стремглав убегали. Не говоря уже про рокот бронетехники. Это наводило на них ужас. Война всех чему-то учит. И не всегда этот опыт бывает позитивным.

На обочине свет фар выхватил бойца, он был регулировщиком, стоял на развилке дорог.

Лицо его было также сурово и сосредоточено. Он стоял в тумане, в темноте один, с ним был лишь автомат с подствольником. Разведчики, казалось, не обращали на него внимания, у каждого своя задача.

Наш БТР обдал его выхлопными газами, но он лишь помахал рукой перед лицом, разгоняя газ, не меняя выражения лица. Вот и окраина деревни.

Мы остановились рядом с дозорным и головным БТРами. Офицеры спрыгнули и остались возле машин. Солдаты, соскользнув, мне даже показалось, что бесшумно, с брони, растворились в тумане, заняли оборону. С Серегой подошли к разведчикам. Поздоровались с теми, кого не видели утром.

— Черт, — Калина сплюнул под ноги, — туман. Ни хрена не видно. Уходи, и никто не заметит!

— Сейчас перекроем деревню, мышь не выскочит, товарищ капитан, — заверил своего командира взводный.

— Боюсь, что мы уже и слонов не найдем в этой дыре, — Каргатов был мрачен.

— Это точно, вон старая ведьма платком махала. Если уже последняя деревенская сумасшедшая сообразила что к чему, то думаю, что духовские наблюдатели и подавно. — Калина тоже прекрасно понимал ситуацию.

— Сейчас подтянутся духовские старейшины с местным мэром, которых хоть «вовчики» и топтали ногами, но они их сдавать не станут. Потому как все они борются за свое великое дело. А то, что здесь было — это их чеченские разборки. В которые неверные не имеют права влазить. — Серега Каргатов смотрел на все вещи более спокойно и философски. Порой даже казалось, что вывести его из душевного равновесия очень сложно.

Тем временем на площадку перед деревней выезжали новые БТРы. Подходили новые офицеры, они также скептически смотрели на перспективу поимки бандитов в деревне.

Подошел Мячиков с начальником штаба.

— Ну что, готовы? -задал шеф идиотский вопрос.

— Всегда готовы, как пионеры. Мог бы и не спрашивать, -буркнул я.

— Обязан спросить, а то вдруг передумали, тогда сейчас свернем операцию, может вас эта баба с платком напугала. — Шутки у Петровича были плоскими, было заметно, что он оценивал ситуацию и нервничал.

— Нервничаешь, начальник?

— Как тут не понервничаешь, столько работы и результат — вонючий «пук». — Начальнику предстояло объясняться на Ханкале, мы останемся в стороне.

— Чего-нибудь, кого-нибудь обязательно найдем. Не могли же они все оружие с собой утащить. Чем отчитаться мы всегда найдем, — успокоил Мячикова Гаух.

— Ну, дай-то бог! — шеф нервно повернулся, оглядывая окрестности. — Чего стоим? Работать надо. Или последним духам даем возможность слинять?

— Да уж хватит совещаться. Насовещались так, что печень чуть не лопнула. — Молодцов покачал головой. — Второй подготовки к зачистке я уже не выдержу — лягу под капельницу.

— Ничего, мы тебе стопки будем, Вадик, внутривенно вливать, в физраствор подмешивать. — Володя Гаушкин был циничен, впрочем, как всегда.

— Не отмажешься, не одним нам страдать, — я поддержал я Володю.

— Хватит трепаться! — Мячиков заметно нервничал. — Все знают свои объекты?

— Все, — почти хором мы ответили.

— Я пошел к командованию, думаю, что пора их поторопить, — и зашагал к командирской машине.

Минут через десять раздалась команда: «По машинам!» Мы снова поднялись на броню. Не надо топтать ноги. Они еще пригодятся.

И началось!

Часть личного состава на максимальной скорости, насколько это возможно в предрассветном тумане, рванули на противоположную окраину села, перекрывая возможные пути отхода. С одной стороны деревню омывала река, взяли под контроль мост — полностью контролировать берег, поросший кустарником и деревьями, весь изрезанный оврагами, невозможно. Также прикрыли и третью сторону села. Все. Древня блокирована.

По крайне мере хотелось в это верить.

Еще группа поехала на моторно-тракторную станцию, там готовился временный пункт, именно туда будут доставляться подозрительные граждане. Именно там предполагалось предварительно отделять зерна от плевел. Гражданских лиц отпускать, а вот «вовчиков» и их пособников задерживать для дальнейшего разбирательства.

Остальные разъехались по адресам. Каргатов пересел на другой БТР разведчиков, у него был «свой» адрес. Я остался на том, на котором приехали.

Часть разведчиков спешилась и шла впереди и по бокам бронемашины. Они высматривали возможную засаду, нет впереди мин, растяжек или еще какой гадости.

Стрелок на БТРе крутил башней, нацеливая свой грозный пулемет на все подозрительное.

Пока все тихо. Из-за занавесок выглядывали лица. Кто именно — не разглядеть. Лишь боковым зрением улавливаешь колебание ткани и инстинктивно поворачиваешь туда голову. Бойцы, что на БТР, поворачивали в эту сторону оружие, шторки тут же задергивались. У всех нервы были на пределе, казалось, что вот-вот кто-то откроет стрельбу.

Я выбрал адрес нашего знакомого Садаева. У Каргатова был адрес, где по сведениям агентуры скрывались боевики — ваххабиты. Молодцов поехал на склад оружия. Гаушкин — к одной из любовниц Шейха, но там он не должен был долго задерживаться, если нет ничего интересного, то у него был другой адрес, там тоже гостевали духи. Но надо постараться вынуть из этой крали адрес ее любимого мужчины. Пусть даже придется ее ради этого изолировать от общества на несколько дней.

Я открыл свою офицерскую сумку, развернул планшет, сверился с картой. Поворот, потом еще один, и искомый домик.

Все было на удивление тихо. Я, конечно, люблю тишину, но сейчас над сонной деревней кроме шума двигателей техники ничего не было слышно.

Вот и «мой» дом. На фоне остальных он ничем не выделялся. Вокруг дома были и побольше, и посимпатичнее.

Теперь понятно, почему Садаев обосновался здесь. Выгнал тех, кто послабее, а сам устроился здесь. Не доезжая метров ста до дома, остановились. В сером предрассветном тумане очертания были его размыты.

— Этот? — Калина внимательно посмотрел на дом и прилегающие окрестности.

— Он самый, — подтвердил я.

— Ну, что, Александр, начнем?

— Ну, не отступать же! — усмехнулся я. — А то получится, что приехали, посмотрели и убрались восвояси. С Богом!

— Пошли! Штурм! — Калина спрыгнул с брони и устремился вперед. — Жди здесь, — бросил он мне на ходу.

— Имей в виду, живьем демонов брать! — вслед крикнул ему.

— Как масть пойдет!

Разведчики быстро окружили дом и, прикрывая друг друга, вошли во двор. Собак не было, бойцы встали под окнами, человек пять — у дверей. Пинком распахнули дверь в дом, двое тут же ворвались внутрь.

Все ждали автоматных очередей. Тихо.

Я спрыгнул с брони и пошел в сторону дома. Тихо. Бойцы лишь исчезли в глубине дома.

Из надворных построек, с чердака раздавались голоса-доклады:

— Тихо!

— Чисто!

— Ни души!

Во двор вышел Калина.

— Чисто. Постели теплые, дом натоплен.

— Ушли. Знали, значит, что мы идем по их души. Давай, осматривать, может, чего интересного оставили нам. — Я шагнул внутрь дома.

Бойцы уже запалили керосиновые лампы и свечи, деловито искали все, что могло представлять интерес для контрразведки и для себя лично.

Из большого, окованного металлической лентой сундука вытащили несколько пачек литературы. Я посмотрел. Ничего интересного. Брошюры, которые мы уже видели неоднократно, типа «Вставай мусульманский мир на священный джихад!», «Смерть врагам ислама» и прочая агитационная мура.

На душе скребли кошки. Хреново все это, хреново.

С чердака притащили РПК, несколько цинков патронов, два гранатомета, несколько индивидуальных аптечек, перевязочные пакеты. Несколько повязок зеленого цвета с арабскими письменами, те, что боевики повязывают поверх спортивных шапочек, бойцы растащили на сувениры.

Стали внимательно осматривать мебель. Кому-то из солдат не понравился стол — вызвал подозрение. Его живо разломали, и оттуда посыпались бумаги. Там было пять фотографий, их я уже видел. Сняты сотрудники отдела. Наши с Каргатовым лица были обведены красным карандашом. Возле каждого стояли восклицательные знаки. Это не интересно.

А вот карта — это уже привлекает внимание. Я пододвинул поближе керосинку и начал рассматривать, Калина пристроился рядом. Первая склейка — Старые Атаги и наш Чечен-Аул. Калина присвистнул от удивления.

— Не свисти — денег не будет.

— Мне они сейчас ни к чему, — парировал Калина. — Ты посмотри, они нанесли изменение обстановки в минных полях, что мы делали неделю назад.

— Оперативно работают сволочи, видимо, не бросили идею нас разбомбить.

— Им за это арабы деньги платят, поэтому для них это работа. Это мы с тобой, Саша, Родину защищаем, а они деньги зарабатывают. Есть такая профессия — террорист. Так, давай посмотрим, чего эти вражьи дети еще нарисовали? — Калина внимательно смотрел карту. — Они не используют красный цвет, как мы с тобой обозначаем свои войска, а рисуют зеленым. Либо принципиально, либо из-за отсутствия красного.

— Скорей всего принципиально. Воины Аллаха, мать их. — Я прикурил от лампы и начал сверять обстановку, нанесенную на своей карте, и на карте боевиков.

— Ты смотри, — Калина указал на сектор, через который мы въезжали, — еще метров десять, и могли нарваться на минное поле. Чудо, что они нам не устроили здесь засаду.

— А задумано хорошо было! — я внимательно рассмотрел тот сектор карты, на который указывал Андрей. — Здесь и здесь они ставят пулеметные гнезда, и народ ломится именно сюда, потому как здесь бугор, на который также можно поставить пулемет.

— А еще лучше снайперскую пару, или тройку. Снайпер, пулеметчик и гранатометчик. Накрошили бы они нас в труху. А у нас с тобой нет этих минных полей, контрразведка. — Андрей был задумчив. — Повезло. Пока.

— Я что думаю, Андрей-Бармалей, надо валить по другому адресу, хотя и чую, что и там мы кроме следов ничего и никого не найдем. Давай-ка соседние дома вежливо, подчеркиваю, очень вежливо посмотрим. Не надо людей против себя настраивать.

— Годится. — Калина кивнул, быстро позвал свой личный состав и поставил задачу. — С которого начнем?

— С самого любопытного, с того, у которого шторки на окнах дергались, а то народ сейчас довольный сидит и смеется над тупыми федералами, надо адреналинчику в кровь-то им плеснуть.

— Согалсен.

— Андрей, только вежливо! — предупредил я.

— Сделаем как в лучших домах Лондона и Парижа!

Бойцы рассыпались и взяли в кольцо дом, что стоял через дорогу. Все так же под окнами, перед дверью, наизготовку оружие.

Андрей сам громко постучал кулаком в дверь.

— Проверка паспортного режима! — заорал он

От такого рева поневоле присядешь, мертвого разбудит.

Дверь мгновенно открывалась, на пороге стоял дед, одетый в поношенный пиджак, из-за его спины выглядывала пожилая женщина, видимо, жена. Дед в руках держал документы. Калина взял документы и прошел в дом, за ним просочились бойцы. Через минут пять бойцы стали выходить наружу и проверять постройки во дворе, двое по приставной лестнице стали подниматься на чердак.

И тут из чердачного окна выпрыгнул человек, при приземлении упал на бок, поднялся и сильно хромая попытался сбежать. Бойцы быстро его догнали и сбили на землю. Он несколько раз пытался приподняться, но его сбивали на землю, потом уперли ствол автомата в спину и начали быстрый обыск.

Я поспешил туда, не хватало еще, чтобы они его грохнули «при попытке к бегству».

— Есть! — один боец задрал руку вверх, там была граната Ф-1, в народе «лимонка», разнесла бы все к чертовой матери.

— Правильно ты говорил, что надо «любопытных» посмотреть. — Калина вышел из дома, за ним шли старик со старухой, что-то говоря, пытались сунуть Калине бумажки, наверное, деньги.

— Слышь, они тебе деньги предлагают! — я усмехнулся.

— Ну так и задержи их за пособничество бандитскому элементу и за попытку дачи взятки. — Андрей усмехнулся. — Поднимите этого орла! -уже к бойцам обратился он.

— Хорош! Красавец! Саша, посмотри!

Это был мужчина лет тридцати, лицо было перепачкано в грязи. Волосы черные, с легкой проседью, борода — тоже черная с проседью — росла почти до самых глаз с паутиной морщин, под курткой видно, что левое плечо было как бы больше правого.

— Снимите куртку, и вообще разденьте его.

Бойцы сноровисто собрали с него одежду. При каждом движении задержанный морщился от боли.

На левом плече у него была наложена повязка, на правом отчетливо был виден след от постоянного ношения оружия, на указательном пальце правой руки — мозоль от спускового крючка. Нательного белья, трусов на мужчине не было. Лодыжка правой ноги у него опухла, видимо повредил при прыжке с чердака.

Ваххабиты не носили трусов и нательного белья, это, мол, против Корана.

— Ты кто? Говори, сука! — Калина вплотную приблизился к задержанному. — Где твои друзья? Говори!

Задержанный молчал, в глазах читался страх, он побледнел. Калина коротким ударом дал ему поддых, тот пошатнулся, но бойцы крепко его держали и даже не дали согнуться.

— Слышь, Саня, дай мне эту красаву на полчаса, он мне все расскажет!

— Нет, не дам, -отрезал я. — Под твою личную ответственность пусть доставят его сборный пункт, а там мы уже сами помотаем ему кишки. — И уже обращаясь к задержанному: — Долго будем вынимать кишки, и мотать на руку, — я показал, как я буду это делать.

Задержанный, не скрывая страха, смотрел на меня.

— Ну, а мы с тобой осмотрим еще пару домов.

— Минус, Враг! Взять этого зайца бородатого и доставить на МТС. Живого, способного говорить! Понятно? Иначе домой сами инвалидами поедете. Понятно? Не слышу?

— Так точно, товарищ капитан. Понятно, — нестройно ответили два бойца с экзотическими кличками.

— И чтобы одна нога здесь, другая там. Не болтать ни с кем, гранату отдайте там тоже, пусть полюбуются. Есть что в доме? — это он уже кричал к бойцам, что возились во дворе.

— Чисто. Нет ничего.

— Все проверили?

— Все.

— Ну, тогда уходим. Работы много. Ну, а ты, дед, считай, что повезло. Будем считать, что денег я не видел, а этот черт, — он кивнул в сторону задержанного, которого уже грузили в БТР, — залез к тебе на чердак без твоего ведома. В доме твои фото висят, с фронта. Воевал?

— Да. — Дед кивнул головой. — Гвардии сержант.

— Ну вот, гвардии сержант, не надо с падалью общаться. Не марай себя. Пошли!

Когда отошли от дома, дед стоял и смотрел нам вслед. Ненавидел он нас или просто смотрел — некогда было разбираться, но было видно, что слова разведчика запали в душу фронтовика.

— Я на фотографии посмотрел, у него две нашивки за тяжелые ранения и две — за легкие. Медаль «За Отвагу», две «Славы». Боевой дед. — Калина покачал головой.

— М-да, такие награды просто так не дают.

— Ладно. С какого начинать?

— Думаю, Андрей, что теперь надо с противоположной стороны от первого дома.

Тут раздался шум двигателя. Показалась «Волга». Бойцы остановили машину.

— Кому не спится в ночь глухую? — задал под нос детскую загадку Андрей.

— По какому праву! Я буду жаловаться в прокуратуру! Я — помощник местного муллы! Уберите руки! Куда вы меня тащите! Я не выйду из машины! Позовите старшего! — донеслось со стороны машины.

— Ну, я старший. — Андрей подошел и как глыба навис над машиной.

Рядом с ним встали бойцы, стволы направлены на водителя, готовые размолотить его при малейшем подозрении.

— Покиньте автомобиль, документы предъявите, машину к досмотру. — Голос зверский у Андрея.

— По какому праву? — мужик вылезал из машины, опасливо косясь на автоматы.

— По праву зачистки. Документы!

— Я — помощник муллы! — с пафосом и гордостью сказал он.

— Документы! — снова потребовал Андрей, в голосе уже клокотал гнев.

— На! — помощник муллы демонстративно бросил к ногам капитана бумажник.

Документы упали в грязь. Я уже напрягся, чтобы оттаскивать Калину. Нам еще не хватало скандала со священнослужителем.

Калина лениво, носком облепленного грязью ботинка поелозил по документам. Ему даже удалось перевернуть несколько целлулоидных страничек: в них были вставлены водительские права, документы на машину, еще какие-то справки. Калина тщательно измазал их грязью.

— Документы в порядке. Можете забрать их. -Калины был готов взорваться.

Помощнику муллы ничего не оставалось делать, как поднять свой бумажник, держа его двумя пальцами.

— В машине чисто! — отрапортовали бойцы.

Чисто, конечно, было в смысле того, что не обнаружено там оружия или еще чего запрещенного. Но бойцы, глядя на конфликт командира с водителем, постарались перепачкать грязью весь салон. Один залез в багажник и, делая вид, что он там что-то ищет, просто вытер внутри ноги. Все пристойно.

— Где ваше командование? — спросил Калину помощник муллы.

— В деревне. Вы покатайтесь, вас к нему отведут, — разведчик уже потерял к нему всякий интерес.

— А где именно? — он настаивал.

— Аллах знает, где находится мой командир, он отведет вас к нему. Спросите у него напрямую, — смиренно, явно издеваясь, сказал Андрей и повернулся к нему спиной.

Захлопнулась дверь машины, и помощник муллы уехал.

— Попортит он нам крови! — Калина плюнул под ноги и закурил.

— Да и хрен с ним! — я махнул рукой. — Давай дома быстро осмотрим, а потом уже по второму адресу поедем.

— Давай.

Бойцы быстро проверили два дома, но ничего не нашли.

На соседней улице раздалась стрельба.

— Радист, быстро узнай, в чем дело! Помощь нужна? — заорал Калина.

— Нет. Не нужна. Предводители местных пришли. Митинг устраивают, — доложил радист через минуту. — Работаем по плану. Приказ командира.

— Ох, уж мне эти старейшины! — покачал я головой.

— Ну, что дальше двинули? — Внезапная автоматная очередь стеганула по нервам.

— Давай, двинем, а то, чувствую, они сейчас вышлют группы баб и ребятишек, чтобы те блокировали все. Они только и умеют, что баб натравить, а потом сделать несколько выстрелов через их головы.

— Они еще горазды своим же женщинам в спины пострелять, а затем списывают все на федералов. Проходили мы это уже. — Я махнул рукой. — Еще Ясир Арафат сказал, что самое страшное и грозное оружие — это рожающая женщина.

— Ну да, мы — русские, вымираем, а они плодятся. Скоро куда не плюнь, так в террориста или боевика попадешь. Куда пойдем?

— А пойдем мы с тобой, — я достал карту, и назвал адрес, — и будем мы с тобой внимательны.

— Шейх там сидит?

— Не думаю, но адресок у нас был и ранее, только вот на духовской карте, что в столе нашли, стоит булавочный накол на этом домике. Может и база, а может и мина. Так что бойцам скажи, чтобы поаккуратнее заходили. Там, может, и пару центнеров взрывчатки заложено. Как ухнет, так костей не соберем. Пошли?

— Пошли! — Андрей внимательно посмотрел на карту. — Радист, сообщи коробочке координаты, и не говори открытым текстом. Дай, я сам.

Андрей взял гарнитуру.

— Семидесятый? Как слышишь меня? Я тоже нормально. Значит так, там, где нас оставил, проедешь два квартала на север, а потом полквартала на восток, а там уже нас увидишь. Понял? Повтори. Все правильно. Нет, адрес и квадрат я тебе сказать не могу. Духи эфир сканируют. Усек? Все, давай, быстро груз скидывай, и к нам дуйте. Вперед, мальчики! — это уже к тем бойцам, что были с нами. По дороге проводил инструктаж. — Веревку взяли?

— Так точно! Взяли. У меня! — боец поднял руку вверх.

— Длинная?

— Метров пятнадцать будет. Капрон.

— Значит, по обстановке. Спокойно подходим. Если тихо, то привязываем веревку к двери и дергаем. Если не поддается, то «саперной отмычкой» открываем двери. Не знаю, что там будет. Разбились по парам и прикрываем спину. Перемещение по одиночке, напарник прикрывает. Вопросы?

У бойцов не было вопросов.

Так перемещаясь, идя за солдатами, мы прошли к адресу. По пути нам никто не встретился. Зато над деревней повис гул. Это были и рев двигателей бронемашин и отдельные автоматные очереди. Редкие, короткие.

На бой не похоже, видимо, стреляли поверх голов местных жителей, когда те подходили слишком близко, мешая зачистке. Радист слушал эфир и докладывал, на каком участке встретили сопротивление. Я бегло посмотрел на карту. Местные отсекали военных от реки. Те группы, что двигались параллельно реке, не трогали.

— Доложили, что наши выгрузили «хомяка» на пункте, отправляются к нам.

— Это хорошо. Под броней спокойнее. — Калина был настороже.

За все время движения нам не попался ни один местный житель.

— Тихо, слишком тихо. — Андрей изжевал уже фильтр сигареты, выплюнул окурок, и тут же прикурил новую. — Не нравится мне это.

— Товарищ капитан! Мы первые духа взяли! — доложил радист.

— Оно-то и плохо, что только одного взяли. Раненого, значит, остальные ушли, или затаились. Не переворачивать же всю деревню! — я сам начал нервничать.

— Если надо — то переверну, — пообещал командир разведчиков.

— Переворачивать тебе никто не позволит. Это не первая война. Теперь прокуратура в затылок дышит, и ты можешь духа «шлепнуть» лишь когда он тебе оказывает вооруженное сопротивление, — менторским тоном я «учил» Калину.

— Ага, ты мне еще скажи, чтобы я предупредительный выстрел сделал и заорал «Стой! Стреляю!» — Андрей язвил.

— Именно. А что ты будешь делать, когда он тебе ответит «Стою»?

— Как в команде. Отвечу «Стреляю!» Сколько в этой деревне всего адресов?

— Двадцать шесть, — я открыл свои записи и сверился с ними. — Но чувствую, что будет больше. «Пустышку» тянем. Нет духов в деревне. По крайней мере, не вижу я, чтобы они были.

— Отсекают нас от реки. Не просто так. Пособники, они же гражданское население, ничего просто так делать не будет. Дают духам уйти. Может, к реке рванем, а? Саня, уйдут ведь демоны, уйдут! Давай задушим, а? — Калина умоляюще смотрел на меня. — Потом все остальное прошмонаем. Успеем. А то все это «битье по хвостам» достало. Онанизм. Бег на месте с препятствием.

— Бег по граблям — национальный вид спорта русских. — Я задумчиво смотрел на список. — Давай вдоль реки рванем. Тихо. Без шума и пыли. Если напрямки, то нас здесь миряне блокируют. Надо быстро выезжать к одной или другой окраине села, и оттуда уже к реке. Поехали? Давай, с моста начнем, а там уже будем двигаться вдоль деревни. Надо руководству доложить.

— Вперед! На машину! — Андрей уже командовал бойцам. — С брони, с ходу доложим. Нас могут и сканировать.

— Поехали! — я уже как заправский ездок на БТРах махнул на броню. — Под задницу дай что-нибудь, — это я уже стрелку, что в башне бронемашины сидел. — Ты еще молодой, можешь и на сырой земле девок любить. А в моем возрасте надо простату беречь.

Положил подушку, что когда-то была сиденьем в импортном автомобиле. Хорошо, наверное, сидеть в иномарке на кожаном сиденье с подогревом! Только вот в утреннем, пусть и рассеивающемся тумане зябко. И поэтому бойцы уже до меня оборвали черную, высококлассной выделки кожу, ее остатки свисали по краям, и я сидел на плотном поролоне. Из-под сиденья высовывалось около двадцати разноцветных проводов.

Не меньше «Мерседеса», усмехнулся про себя. Жив ли хозяин?

Калина по радиостанции иносказательно докладывал о наших перемещениях:

— Отклонились от первоначального маршрута. Есть хорошая «наколка». Кто сказал? Душара, что мы цапанули, и сказал. Нет, не могу сказать, куда едем. И намекнуть не могу. Да ЗАС у меня навернулся еще месяц назад. Не могу сказать. Не могу знать, почему связисты не отремонтировали. Никто на него ноги не ставил! И не пинали его тоже! Все, перехожу на прием. Будет жарко — доложу. Вот тогда и координаты сообщу. Недалеко здесь, все в Старых Атагах. Ну, что, контрразведка, я все правильно доложил?

— Все правильно, разведка! С твоими возможностями и способностями пудрить начальству мозги пора подумать о чекисткой карьере, — потрафил я ему. — Дай прикурить, а то спички отсырели. — Я безуспешно пытался зажечь сигарету.

— На. — Андрей протянул окурок, потом забрал его назад и, не отрываясь от дороги и ее обочин, продолжил. — Не пойду я в контрразведку.

— А чего так? Не нравится?

— Дело не в том, нравится или не нравится. Если бы Родина нас так же любила, как мы ее, то давно бы уже при коммунизме жили. Не в этом дело. Вот вы же всю эту информацию по адресам у духов узнали. Правильно?

— Правильно.

— И ее вы получили не только у тех «чехов», что мы в плен взяли? Так?

— Так. Ты к чему клонишь? Неужели не знаешь, что такое агентура?

— Знаю. В училище изучали. И вербовку на идейно-патриотической основе, и на контрактной основе, и на компромате изучали.

— Вот видишь, ты умный мальчик. Навык, опыт. Чего тебя не устраивает? А?

— Одно дело вербовать агентов среди вражеской армии. Другое дело — среди духов.

— В чем разница? И те другие — враги. Причем наши — российские духи во сто крат опаснее. У него такой же российский паспорт, что у тебя. Он хвостиком махнул, и ищи его от Калининграда до Сахалина. Везде свои люди — прикроют. И там и здесь — есть свои и чужие. Какие проблемы-то? А, Андрюха?

— Понимаешь. — Андрей сделал паузу, с трудом подыскивая слова — Эти же твои агенты, они же.. Это… Наших убивали. Может, и моих бойцов убили. На них крови чуть поменьше, чем на Берии. Как ты с ними говоришь? Думаю, что не смогу я это сделать. Мне проще его порвать голыми руками. На запчасти разобрать, чем вот так, как вы, с ними улыбаетесь, чуть взасос ни целуетесь. Не по чести офицерской это дело, — вырвалось у него. — Они враги, а ты с ними за ручку.

— Значит, ты считаешь, что ни у меня, ни Каргатова, ни у Молодцова, ни у Гауха, и еще у многих нет ни чести офицерской, ни совести? Так? Ты морду-то не вороти. Повернись ко мне и скажи в лицо. Бойцы посмотрят за обстановкой на дороге. Говори! В глаза смотри. Так?

— Ну, так! — Калина с вызовом смотрел мне в глаза.

— И мне, и любому оперу из нашей Конторы точно так же противно возится с этим дерьмом. Точно так же хочется сломать шейку этому духовскому выкормышу. А теперь вспомни, что мы смогли сделать, благодаря информации, добытой оперативным путем? Напомнить? Предотвратили первое нападение на нас. Сколько мы тогда ментов взяли и их пособников? Потом второе нападение тоже. В спину тварей размолотили. Дальше. Здесь. Вот здесь, в этих гребанных Старых Атагах мы по адресам работаем. Адреса нам что, господь бог ниспослал? В глаза смотри. Я не святой, чтобы мне явился во сне ангел и сообщил список боевиков, скрывающихся в Старых Атагах. И не фокусник я. Точно так же, как и любой опер, что здесь пластается. А теперь прикинь хрен к носу, Андрюша, сколько мы жизней солдатских за эти три с небольшим недели сберегли? На твоих глазах. А что ты делал? Ты тоже должен вести оперативную работу. Но ты брезглив. Честь офицерскую не замарать. А у нас, значит, ее нет! Лучше пацанов в цветном металле домой отправлять и, размазывая пьяные сопли, бить себя пяткой в грудь да орать: «Мы отомстим за вас, пацаны!» Зато честь офицерская сохранена. Так? А мы так, погулять вышли. Ходим, бродим. С духами якшаемся. Твою работу делаем. Ты, значит, ждешь, когда же на Россию нападет иностранная держава, и вот тогда полностью раскроются твои оперативные способности. Так? Да? А местные духи, российского разлива — это не враг, а банда пьяных хулиганов? Да? — Я распалился, мне стало жарко, рывком расстегнул бушлат на горле и на груди, прикурил новую сигарету от окурка, «бычок» выбросил за борт. — А то, что эти иностранцы будут так же резать головы как скоту твоим бойцам, ты об этом подумал? И сможешь ты, соблюдая офицерскую честь, вести оперативную работу среди этих выблядков? Чем покойники, убитые духами и вражескими бойцами, отличаются друг от друга? А? Ты — высоко моральный офицер, ответь мне! В глаза мне смотри!

Бойцы, хоть и не показывали вида, но внимательно слушали.

— Ну? — Андрей нехотя посмотрел на меня.

— А ты не «нукай», не запряг. И замучаешься запрягать. Так говори, есть у нас точно такая офицерская честь как у тебя, или нет? Говори. Да или нет? — я хотел порвать его, никто меня так не оскорблял.

— Есть, — невнятно, но с вызовом произнес разведчик.

— Громче!

— Есть!

— Что есть? Есть на заднице шерсть! Я спрашиваю, ты извиняешься за то, что оскорбил меня и всех оперов, что сейчас со мной здесь загибаются? Есть ли у меня честь офицерская или нет? — у меня было настроение сейчас остановить БТР и стреляться, и плевать, что стрелок Калина был лучше.

— Есть у вас офицерская честь. Я не прав. — Андрей протянул руку. — Глупость сморозил. Извини. Нет, действительно, извини. Я не хотел тебя обидеть, думал, что я сам такой весь белый и пушистый, настоящий офицер. Извини.

Он был похож на большого гоблина. Доброго такого.

— Бывает, — я пожал ему руку. — Проехали. — Я снова закурил. Довел он меня.

— Саша, а ты не много куришь?

— О здоровье моем решил позаботиться? Сначала доводишь до белого каления, а потом о здоровье заботишься? Заботливый ты наш!

— Нет, я серьезно. Ты третью сигарету не вынимая изо рта прикуриваешь.

— У нас прапорщик служил в Управлении, Сорокин Сергей, в Афгане на срочной был разведчиком. Так вот и рассказал о пользе курения.

— Расскажи, я жене поведаю, а то тоже все пилит: «Не кури, да не кури!»

— Были они на боевой операции, и зашли в кишлак, там их уже ждали. Засада. Рассредоточились, подмогу вызвали, отстреливаются. Серега в доме засел, в окно стреляет. Ни он никого зацепить не может, ни они его. Такая, беспокоящая стрельба. Приспичило ему покурить, а куртку он в угол комнаты бросил, а там курево и спички. Откатился он к своему бушлату, достает курево. И ровнехонько в то место, где его голова была, снайперская пуля в стену впилась. Он ее ножичком аккуратненько добыл, и как талисман дома хранит. Так что врут все медики, что курить вредно, иногда и жизнь спасает.

— Дела, — разведчик был в задумчивости.

— А ты как думал?

— Ну, вот за тем поворотом и приехали. Судя по карте, плюс туман, скользкие берега, хрен на БТР пройдем. Ножками потопаем. Пойдешь с нами? А то у тебя только «пукалка». Чего автомат не подобрал, что у ментов изъяли? С ПМ на войне далеко не уйдешь.

— Западло как-то брать в руки оружие, когда знаешь, что из него, возможно, наших убивали.

— Понятно. А начальники не дают?

— Начальники могут лишь по шапке дать. У опера самое острое и грозное оружие знаешь какое?

— Язык?

— Язык — у замполитов. А у опера — шило.

— Шило? — не понял Андрей.

— Дела сшивать, чтобы прокурору передавать.

— А, понял. Ну и шутки у вас, подполковник. Ну что, идем? — он спрыгнул с брони и давал наставления экипажу.

Раздалась стрельба в деревне. Стреляли не короткими очередями, что поверх голов, а длинными, причем несколько автоматов.

Мы тревожно посмотрели друг на друга. Такое лишь в ближнем бою бывает. Почти в упор.

Радист уже слушал эфир.

Стрельба прекратилась.

— Ну, что там? — Калина был напряжен.

— Нормально, — радист кивнул головой, — трое было духов, одного на глушняк завалили, а двое «белые трусы» выбросили. Жить хотят.

— Хорошо. Наши целы?

— Все целы.

— Хорошо. Теперь эти двое будут парашу на зоне выносить. Сами сдались. Русские себя последней гранатой взрывают, а эти — лапы в гору. У них только бабы обматываются взрывчаткой и себя подрывают. Не воины они — а так, понты гнутые. Ну, ничего, наши зэки им на зоне вправят «красного коня» куда надо. Тьфу. Ладно, пошли. Стрельбу, да и эфир все слышали. Сейчас зашевелятся.

— Значит, трое есть. Говорящие. Один — труп.

— Итого счет: четыре один! Наши ведут. — Калины улыбался.

Мы спустились по глинистому берегу к воде. Берег порос ивняком и тальником. «Протектор» на ботинках враз забился грязью и глиной. Мокрая глина по мокрой глине хорошо скользит.

Цепляясь за ветки кустарника, мы шли вдоль берега. Разведчики впереди, я — замыкающий. С одной стороны и хорошо, что у меня нет автомата. Я обеими руками держался за кусты, чтобы не свалиться в речку или просто не упасть.

Наше передвижение, казалось, полдеревни должно было услышать, но все было тихо. Река, пусть и не сильно, но шумела. А может, и не ждали нас здесь.

Первый разведчик поднял руку вверх и остановился. Все продублировали его жест.

Хоть и не разведчик я, но знаю, что он означает «Внимание». Что-то или кого-то он заметил.

Все тихо подошли к нему. Он молча, не говоря ни слова, показал на следы.

Было видно, что утром уже кто-то дважды прошел к реке. Следы уводили в заросли прибрежного кустарника вверх по склону.

Калина молча показал парам, что тропинку надо обходить с одной и другой стороны.

Пальцем ткнул в мою сторону и указал мне место там, где я стоял.

Все понятно, стою и жду на месте. Или как военные говорят: "Сижу в кустах и жду «Героя».

Засунул руку в карман, снял пистолет с предохранителя, потом так же, стараясь не шуметь, извлек его.

Разведчики, тихо раздвигая ветки, стали подниматься по склону. В любую секунду могли раздаться выстрелы.

В горле пересохло. Я стянул свою шапочку и оттер ей лоб. Оглянулся. Стоять на самой тропе — нельзя! Она могла быть пристреляна, да и если кто будет ломиться сверху, то просто меня свалит. А это мог быть и свой.

Я отошел пару шагов назад, выбрал площадку поровнее, полуприсел, по очереди вытер руки о штаны. Потеют, заразы! Пистолет взял обеими руками. Левая ладонь снизу охватывает рукоять пистолета. Жду.

Изредка доносится, как камушек скатывается вниз из-под чьей-то ноги.

А потом… А потом донесся шум ломаемых веток и маты. Наши разведчики с кем-то боролись и матерились.

— Стоять, сука!

— Куда! На!

Изредка доносились звонкие и глухие удары.

Сверху послышался шум, и кто-то прыгнул вниз, ломая ветки, за ним еще кто-то.

Я встал и приготовился стрелять.

Шум усиливался. И вот показался клубок тел. То, что наш там есть — это определил по отчаянному мату, что несся оттуда. Раз, два… Двое или трое? Нашим надо помочь. Хрен с этим «языком». Клубок тел катился по склону, сверху как сайгак прыгал Калина, пытаясь его догнать.

— Саня, бери гада, а то уйдет! — орал он.

— Хуль ему в рот! Не уйдет! — доносилось из клубка.

Когда тела докатились до низа, с разгону все упали в воду. И тут я увидел, что это двое разведчиков держат духа. Голова его была под водой, он отчаянно пытался вырваться. Я подбежал.

— Взяли мы его товарищ подполковник, взяли! — произнес солдат, размазывая грязь по лицу и задыхаясь.

— Молодцы, мужики. — Рукой, в которой был пистолет, я оттер лоб. — Утонет же, вытащите.

— Не утонет, воды похлебает, меньше бегать будет, спортсмен хулев. — Калина стоял уже сверху и тяжело дышал. — Там еще одного «хомяка» взяли. По-русски ни бельмеса, араб, наверное. Вытаскивай. Ну что, спортсмен, здоровья много?

Задержанный лишь мотал головой и кашлял, выплевывая воду.

Мы все отдышались. Бойцы распороли брюки задержанному, и тот, чтобы они не свалились на ходу, придерживал их. Белья нательного и трусов он не носил, сквозь прорехи было видно его тело и болтающиеся гениталии.

— Трусы бы носил, так и яйца бы не отморозил, — пошутил один из разведчиков.

— А зачем ему яйца, он «петухом» на зоне будет, — вторил ему второй.

Мы поднялись наверх, там уже связанный лежал второй задержанный. Убежище было временным. Сверху натянута полиэтиленовая пленка. Внизу такая же постелена на ветки кустарника, на пленке — одеяла. Рядом — несколько пустых консервных банок. Фляга с водой. Видимо, духи спускались за водой и напоролись. Два автомата с подствольными гранатометами. Еще какие-то вещи. Добрый улов.

Я наклонился над связанным:

— Ну что, дядя, поговорим?

Тот в ответ лишь пробормотал что-то на неизвестном языке. Похоже, действительно араб.

— Звиздец котенку, больше гадить не будет! — Калина на ходу вытаскивал свой длинный нож.

— Не убивайте его! Он на самом деле по-русски не говорит! — это «спортсмен» впервые подал голос.

— Ну, тогда ты говори. За себя и за него! — Калина несколько раз взмахнул ножом, как бы примериваясь, как половчее снять голову арабу. — А то, значит, вам можно нашим бойцам головы резать, а тут, получается, незнание языка освобождает от отрезания. Саша, я не прав? — это уже ко мне.

— Мучайся, ищи переводчика. Потом переводчика в суд тащи, а этого за бюджет в тюрьме корми. Мне он не нужен. Если этот, — я кивнул на «прыгуна», — будет говорить — пусть живут. А если нет — то этому башку отпилим, — кивок на араба, — а этого кастрируем и яйца в глотку забьем. Как они с нашими. Око за око, зуб за зуб. Голова за голову. Тела в речку сбросим, течение быстрое — рыбам кормежка. Хрен найдут. Стрельбы не было. Никто не видел. Режь, Андрюха! — я подыграл ему.

— Не-е-е-т!!! — «спортсмен» дернулся всем телом, пытаясь спасти товарища, но его крепко держали.

Андрей задержал руку на взмахе. Я посмотрел на араба. Тот закрыл глаза, побледнел и что-то шептал, видать молился.

Калина подскочил к чеченцу.

— Ну, что, хомячина, говори.

— Он — араб, — в голосе ужас.

— Это мы уже поняли. А теперь посмотрим, все ли ты понял или нет. Жить хочешь? Ну!

— Да! — боевик поддернул штаны и смотрел преданно в глаза разведчику.

— Вот и хорошо! — Калина легко пошлепал его по щеке.

Мне вспомнился этот жест. Гитлер любил так детей по щеке похлопывать. Интересно, а откуда Андрей этому научился? Фюрерских замашек не замечал. Но, странно, именно от этого отеческого похлопывания чеченец перестал дрожать.

— Как тебя, сынок, зовут? Куришь?

— Да, — тот кивнул.

— На. — Разведчик достал сигарету, вставил ее в зубы чеченцу, потом себе, прикурили. — Как зовут-то?

— Кюра Вазарханов, — выдавил из себя задержанный.

— Ну, Кюра так Кюра! Ну, давай, говори.

— Что говорить-то?

— А говори, Кюра, все. Как начал бандитствовать, как докатился до жизни такой. Где Садаева взять и этого… «Шейха» — Хачукаева. И что это за бибизьяна валяется? За которого ты так ратуешь. Именно он тебе жизнью обязан. Ну, говори, сынок. Успокоился? — тот кивнул головой. — Вот так, спокойненько, и расскажи нам, как все было. Не бойся. Будешь честен — будешь жить. Говори.

— Я буду жить? — Кюра сглотнул слюну.

— Будешь.

— Дайте слово офицера, что не убьете.

— Слово офицера? — Калина усмехнулся и посмотрел на меня.

Я пожал плечами. Не я же подговорил бандита, чтобы он брал слово с разведчика. Ну вот, давай, продолжи наш разговор, и посмотрим, какой ты офицер. На чаше весов жизнь многих людей и твое слово. Замараешь ты себя этим словом, пообещав жизнь убийце русских солдат или нет. Шевели мозгами, Андрей, а то инициатива уйдет. Пока клиент «плывет» надо дожимать.

— Слово офицера! — твердо сказал Андрей. — Давай.

— Впервые я начал воевать в 2001. Я тогда учился в Ярославле, бросил институт, вот и приехал помочь…

— Дальше, сынок, дальше.

— В октябре 2001 года мы взорвали танк.

— Где?

— В поселке имени Мичурина.

— Понятно. Кто из экипажа выжил? В плен попал?

— Никто не выжил. Мы раненых добили.

— Дальше. — Андрей тяжело сглотнул слюну, вытер пот со лба, руки спрятал за спину, они подрагивали, лицо покрылось красными пятнами, желваки гуляли под кожей.

— Тогда же в октябре подорвали «УАЗ» — «таблетку».

— Крест был на боку?

— Был, он раненых вез.

— Кто выжил?

— Никто.

— Где?

— Возле 15-го молочного совхоза.

— Дальше.

— Ну, подорвали «УРАЛ». Возле Ассиновской. Станица такая. Убили троих, но их там много было, ушли мы.

— Ну, ладно, это дела дней далеких, Кюра. — было видно, что Андрей с трудом себя сдерживает, делал глубокие затяжки, долго держал воздух в груди.

Я про себя думал: «Давай, давай, разведчик, это тебе не выбивать показания, а добывать их!»

Окружающие нас разведчики молчали, но было видно, что им тяжело это дается, костяшки пальцев, сжимающих оружие, побелели, глаза пылали ненавистью, они готовы были разорвать на мелкие кусочки этих духов. И стоит нам с Андреем отвернуться… «При попытке к бегству…» — стандартная формулировка. А лучше — концы в воду, благо, что вон она, рядом течет. Даже и стрелять не надо, просто связанных сбросить в эти быстрые мутные воды…

Не знаю почему, вроде вокруг все свои, но я сделал несколько шагов и перекрыл обзор бойцу, что больше всех потел. Встал на линии огня.

Этого ни в коем случае делать нельзя было, потому как дух мог дернуться и броситься на Андрея, но этот Кюра нужен мне живой. Нам всем он нужен живой… Очень нужен… И этот араб тоже знает много, жаль, что не знает Каргатов арабского.

— А сейчас, дорогой ты мне человек, — продолжил Андрей, «раскачивая» духа — расскажи мне о сегодняшних делах. Например, где сейчас Шейх?

— Он ушел, — просто ответил Кюра.

— Когда ушел, куда ушел, кто с ним ушел, почему вы здесь остались?

— Шейх ушел вчера в обед. С ним основные силы ушли. Когда у него сеанс связи был по спутниковому телефону, ему сказали, что будет облава. Ну, и друзья из Чечен-Аула также сообщили про это. Мы хотели завтра Новые Атаги взять, но ваша зачистка нам помешала.

— Куда ушли?

— Не знаю. Нам сказали, чтобы мы здесь ждали. Я и он, — дух кивнул на лежащего араба.

— Зачем вас здесь оставили? Ты не понимаешь, что вас просто подставили? Сдали как стеклотару.

— Да нет, — голос неуверенный. — Скоро начнется митинг, как только туман рассеется, солнце взойдет, мы должны были сзади сделать несколько выстрелов по вашим, — он сглотнул слюну, бойцы еще больше напряглись.

— А этот гусь на хрена? Он же по-русски ни бельбеса не понимает. Если его схватят, то сразу на кичу кинут. Под местного не канает. Не понял.

— Если толпа назад хлынет, он должен был ударить по толпе. Мне не доверяют… Наверное. Я не знаю, смог бы по своим стрелять.

— Западло, значит, самому по бабам стрелять чеченским? Араба держите для этого! А по русским — нормально? — Андрей взорвался.

Но тут же взял себя в руки.

— Ладно, проехали, ты и сам должен понять, продолжай.

— Как только начнется митинг, мы должны смешаться с толпой и сзади стрелять. Для этого даже специально привезли АКСУ, — он кивнул в сторону сваленного оружия, что изъяли. Там отдельно лежали два укороченных автомата.

Для нормального боя — это не оружие, а вот по бабам в спину стрелять, и из-за живого щита по солдатам — в самый раз.

— Что же вы за люди такие? По своим же лупить? А? Шейх куда ушел? Он с концами ушел или вернется?

— Вернется. Он не далеко сидит.

— Где?

— Не знаю, — я почему-то поверил, что он не знает.

— Кто еще из ваших в деревне остался?

— Человек пять-шесть, все раненные.

— Где они сидят? Быстро говори!

— Не знаю. Они все места лежки поменяли. Те временные стоянки, что были рядом со Старыми Атагами, они покинули.

— Где могут новые быть?

— Садаев с Хизиром сами искали. Никого не брали с собой, даже телохранителей.

— А думаешь — где?

— На высоте. Хизир любит, чтобы все было видно.

— На высоте… — задумчиво протянул Андрей.

Вокруг Старых Атагов этих господствующих высот было до кое-какой матери и больше. Любой холм годился для этих целей.

— Что слышал про архив? — я вступил в разговор.

— Шейх очень гордится, что у него он есть. Но где прячет — не знаю. Есть у него в окрестностях села надежное место. Там он и прячет его. Он знает и его телохранители.

— В какую сторону хоть уходили?

— Вроде к реке. Но там много тропинок — могли и свернуть. Ну, не знаю. Честное слово не знаю.

— А этот откуда? — Калина кивнул на араба.

— Из Афганистана. Он за идею воюет. Паломничество в Мекку совершил. Хадж.

— Божий человек, который наших убивал. Понятно. Тьфу! — Калина с ненавистью посмотрел на афганца.

— Ладно, пошли. Жить будешь, если не побежишь. Понял?

— Понял.

— Поднимайте этого урода и поперли! Новости есть? — это уже к радисту.

— Еще пятерых взяли. У нас без потерь. В селе митинг собирается.

— Все по плану. — Я поднял голову, солнце вышло, и туман начал рассеиваться. — Только не будет этих провокаторов. Пошли, сейчас там жарко будет.

— Где тут «сюрпризы» стоят?

— Какие сюрпризы? — не понял задержанный чеченец.

— Растяжки, мины, фугасы, волчьи ямы, — пояснил боец.

— Нет ничего, мы не успели ничего поставить.

— Пойдешь первым. — Калина подтолкнул чеченца.

Мы выдвинулись. Но пошли уже другим путем — поверху. Среди кустов мелькала еле заметная тропинка. Под ногами трещали ветки. Первым шел чеченец, затем два бойца, потом афганец, я был замыкающим. Вышли к нашему БТРу, загрузили пленных внутрь, сами на броню, и поехали к МТС.

Там уже собиралась небольшая толпа. Но для митинга маловато, человек десять, и то они просто слонялись, без воплей и проклятий в наш адрес.

Все тихо и пристойно, основной митинг, скорее всего, в центре села.

По двору МТС выхаживал Гаух. Увидел меня на броне, помахал здоровой рукой.

— Здорово, пехота!

— Сам такой. Кого взяли? — я спрыгнул с брони.

— Одного моя группа. Молодцов тоже взял. Каргатов Серега стреножил одного козлопана. Военные двоих. А ты?

— А мы — троих. Учись, салага.

— Ну так наливай! Ты у нас сегодня изменником работаешь!

— Дождетесь! Как же! Когда научитесь как старые волки работать, вот тогда и накрою поляну, а сейчас — за застеленным вашими общими усилиями столом дедушка вас будет учить уму разуму.

— Здорово, Володя! — подошел Калина. — Видал, каких орлов захомутали! — кивнул в сторону задержанных, их как раз вынимали из БТРа.

— Солидно. — Вова кивнул.

— Один — афганец. Учись работать! — Калина был доволен.

— Ну, и как разведка, вести допросы без пристрастия? — поинтересовался я.

— Да, ну его на хрен! Проще в речке утопить! Тьфу!

— А ты думал, что нам легко. Зато много полезной информации собрали, сейчас допросим их и еще много полезного узнаем. «Вовчика» тряхнем.

— И что он тебе расскажет?

— Ну, например, Андрей, откуда эта погань явилась, кто документы обеспечивал, канал переброски, состав, численность группы и много еще чего полезного для здоровья.

— Ага, скажет он вам. Держите карман шире.

— Знаешь анекдот про то, как нашли мумию и не могли определить, кто это.

— Их много, напомни. — Калина пожал плесами.

— Все просто. В Египте нашли мумию, но, вот досада, не могут определить ни возраст, ни чья эта мумия. Специалисты многих стран бились, не получается. Вызывают русских. Приехали спецы из ФСБ. Всех выгнали из помещения. Через полчаса выходят, раскатывают рукава рубашек, докладывают, мол, мумия эта — Рамзеса, ну, пусть шестого, возраст пять тысяч лет, был убит во время переворота. Женат, и все анкетные данные. Все в шоке. Откуда, мол, знаете? Да сам сказал. Вот так же и с этим зайцем беседовать будем. Шутка.

— Несколько видоизмененный анекдот, на эту тему рассказывали про ГРУ.

— Каждый кулик свое болото хвалит.

Тут из здания МТС вылетел какой-то офицер и заорал:

— Все срочно в центр деревни! Духи митинг собрали, рассекают наших на группы. Больше двух тысяч. Срочный сбор! Все туда, зачистку приостановить. Там уже какие-то корреспонденты подтянулись и правозащитники!

— Блядь! По коням! — Калина побежал к БТР, на ходу кроя матом подчиненных, загоняя их на броню. — Саня, Вова, едете или остаетесь?

— Ты что, очумел? Я очень даже хочу на корреспондентов, а особенно на корреспонденток посмотреть! — Вова бежал, придерживая раненую руку.

— А мне надо позвонить, а у них спутниковые телефоны. Ну, и узнать, откуда они такой информацией обладают, — я тоже поспешил к машине.

Водитель уже перегазовывал, казалось, что машина, как конь, бьет копытом, в предчувствии хорошей гонки.

Все остальные машины тоже заводились, на них спешно грузились свободные солдаты и офицеры.

Буквально за воротами в нас полетели камни. Так, начало есть! Бойцы дали несколько очередей поверх голов, рассеивая толпу. Только вот бабы, что стояли в передних рядах, откатились, а вот молодые люди с волчьим блеском в глазах остались, но почему-то быстро ушли за спины женщин.

Механик несся как угорелый, мы вцепились в броню, казалось, что на поворотах нас сбросит в грязь. Нескольким заборам пришла хана. На узких деревенских улочках сложно вписаться в поворот под прямым углом. Но многотонная махина даже не заметила такого препятствия.

Высокая скорость — залог выживания. Если где и засада, то духи не успеют очухаться, плюс, есть шанс уцелеть, проскочив фугас или мину.

Не знаю почему, но я испытывал удовольствие от езды на броне БТРа! Сила, мощь стальной машины, придавала уверенность, заряжала энергией! Эх, прикупить его себе домой, да гонять по полям Красноярского края да бескрайним степям Хакасии! Если кратко сформулировать мой восторг, то это можно выразить одним словом, которое рифмуется со словом «холодец».

В принципе, ничего страшного не случилось, митинг, пресса, правозащитники, которые замарали даже само понятие этого слова. Пошумят, и все. Мало ли они уже звиздели?! Одним звиздунком больше, одним меньше — какая разница?

Разведчики по-прежнему всматривались в мелькающий пейзаж, когда вдруг Калина надел шлемофон, который ему протянул стрелок, что в башне сидел. Андрей прижал головные телефоны поплотнее. Потом заорал:

— Блядь! Назад! Срочно! На МТС! — и уже закричал в гарнитуру: — Всем назад — на МТС! Принимаю командование на себя! Нападение. Пытаются освободить духов! — потом повернулся ко мне: — Отвлекающий маневр этот митинг!

Разворачиваться всей колонне из пяти БТРов долгое и бестолковое занятие.

Мы проехали еще квартал и повернули назад. Калина слушал эфир. Не доезжая пары поворотов до МТС внезапно выехала «Волга», встала поперек дороги, заморгала фарами. И никто не выходит, не убегает.

Засада? Смертник? А внизу живота что-то зашевелилось. Я подтянул ноги, готовый спрыгнуть с брони. А ну как рванет!

Механик начал сбрасывать скорость.

— Убью на хрен! — зарычал командир разведчиков. — Вперед! Не успеет отпрыгнуть — да и хрен с ним. Сам виноват!

Водитель «Волги», видя, что головной БТР не сбрасывает скорость, попытался сдать назад.

Хрен! Хрясь! БТР наехал на капот «Волги», ту отбросило на каменный забор, мы помчались дальше.

При подъезде к МТС были слышны отчетливо автоматные очереди, глухие хлопки подствольных гранатометов и взрывы от ручных гранат.

Бой. Обана! А я со своим могучим оружием — «Макаровым»! Бля, Саня, надо было духовский автомат забрать! У них четыре было! Два АКС и два АКСУ. Придурок ты, Саша!

БТР стальной грудью снес ворота станции, наши сидели в основном здании и вели бой с группой, что сидела в каком-то сарае, также расположенным рядом. Метров тридцать. Не больше. Калина заорал:

— Все с брони! Наводчик! Давай!

Дважды нас не надо было просить. Как только БТР резко затормозил, подавшись многотонной тушей вперед, нас по инерции, а также из-за тяги к жизни сдуло с брони. Бойцы с ходу вступили в бой. Кто спрятался за колесом БТР, кто откатился.

Следом ворвался еще один БТР, потом еще один, и так все пять. Наводчики начали молотить из своих крупнокалиберных пулеметов по этому сараю.

Пули проделывали аккуратные круглы дырки в кирпичной кладке. Во дворе стоял дым, смешанный с пылью, мало что было видно.

Калина и с ним трое бойцов подползли к сараю. В двери и окна они побросали несколько гранат. Ухнуло так, что крыша на сарае подпрыгнула и села назад. Ответные выстрелы затихли.

Калина поднял руку вверх! «Внимание!» Потом замахал рукой. Нестройно, не сразу, но стрельба с нашей стороны затихла. Андрей и его ребята вошли в сарай, подтянулись и остальные, готовые в любую секунду прийти на помощь товарищам.

Их не было минуты три. Они тянулись. Казалось, что прошло не меньше часа. Во рту пересохло, с головы катился пот крупным градом. Рядом Гаух менял рожок. Я и не заметил, что он тоже стрелял. Я со своей «пукалкой» был лишь зрителем. Бля, ну, где Калина!

Вот появился в проеме Андрей!

— Все, спеклись! Один живой, вроде не сильно зацепило. Скулит падла, жить хочет. — Андрей кивнул назад. — Менты местные, решили отбить духов. Контрразведка, принимай пополнение! Но допрашивать будешь сам. — Андрей вытер грязное закопченное лицо не менее грязным рукавом бушлата и улыбнулся.

Зубы были белыми. Улыбка грязного негра — шахтера, пахаря войны. Калина подвинулся, и двое бойцов за ворот милицейского бушлата выволокли раненого чеченца в милицейской форме.

Ранен он был в бедро. Что-то кричал про перевязку, но кто его слушал, бойцы полубегом протащили его через двор и затащили в основное здание, там их ждал на пороге конвой, что охранял задержанных.

Радист заорал, чтобы Калина подошел к станции. Андрей пошел, что-то радостно доложил, потом как-то насторожился, начал оправдываться.

Потом швырнул со злостью шлемофон вглубь БТРа.

— Поехали, Саша, Володя, в центр!

— Нахрена? -Незнакомый мне офицер, что спрыгнул из подоспевшего на помощь БТРа, был в недоумении, впрочем, как и я.

— Знаете, кого мы задавили на «Волге»?

— Хачукаева? — с надеждой в голосе спросил я

— Хуль по всей морде! Прокурора, что нам нервы трепал. Как его? Старлей!

— О! Ётать! Тот самый?

— Тот.

— На глушняк?

— Хрен! Только ногу поломал!

— Блядь! Андрюха, твоего водилу надо перевести в конюхи! Не мог сразу давануть его, и пару раз развернуться! Теперь будем мучаться.

— Если бы я знал, что там это дерьмо сидит — сам бы сел за руль. Тьфу. Поехали! — он обречено махнул рукой.

— Меня подождите! — Гаух вышел из сарая, который только что расстреляли. — Новости есть.

Руки у него были испачканы кровью, он вытирал их какой-то ветошью, при этом он обтирая какие-то удостоверения, видимо, милиционеров.

— Саня, помнишь, мы Алима упустили? Когда ментов шерстили? — Володя махал одним из удостоверений, чтобы скорее просохло от крови.

— И что? Один из мужественно погибших чеченских ментов — тот самый преступник, которого мы объявили в федеральный розыск?

— В точку. Вот он! — Вова махал красной книжечкой

— Крупная рыба попалась. — Калина расплылся в улыбке.

— Ни хрена не попалась она. Мы ее на «глушняк». Да и не «крупняк» он. Был координатором в Чечен Ауле, а здесь просто ментом. Вот и кинулся спасать свою шкуру. Знал, что про него тоже расскажут. Был бандитской «шестеркой», и сдох оным. Поехали! — я вскарабкался на броню.

— Ладно, поперли, — разведчик дал команду механику, и мы тронулись в центр села.

Ух ты, казалось, что собралось около пяти тысяч человек. И откуда взялись. Тут же мелькали включенные на видеокамерах портативные прожекторы. Значит, и пресса здесь. Возле командирского БТРа крутились граждане в синих кителях — прокуратура. Снайпера вражеские могли бы их расстрелять в первую очередь, на фоне грязно-серо-коричневой массы военных они выделялись, как синий топаз в грязи. И не надо высматривать, кто там командир, лупи по синим — не ошибешься.

Но не будет бить снайпер по синим мундирам, они сейчас приехали разбираться, и будут на стороне духов и их пособников. Не все, конечно, прокурорские работники такие сволочи, но те, которые мелькают в толпе, относятся к категории местного населения, а мы — федералы, для них — враги своего народа.

Не любят нас. Да и хрен с ними! Они лишь бандитов своих любят! Злость поднялась откуда-то снизу, прилила к голове. Задавил бы гадов! Обернулся на Гауха. Вовка тоже сидел пунцовый как рак, при этом помахивал красным удостоверением покойного бандита. Сушил корки.

Мы медленно подъехали к командирской машине. Местные нехотя расступались. И мы, и разведчики следили, не появится ли у кого ствол, нож, граната. Чую, не будет нам сегодня удачи. Повернулась данная тетя к нам большой, объемистой задницей.

Командир вступил в перепалку с кем-то в штатском. Судя по упитанной ряшке — из правозащитников. Телевизионщики крутятся рядом, снимают командира с разных ракурсов. Потом сделают «нарезку» и покажут по всем каналам «лицо российской военщины». Самые зверские кадры пойдут в эфир.

Мячиков стоял на броне соседнего БТРа. Мы встретились глазами, Петрович лишь качнул головой, показывая, куда мне надо пробраться.

Я дернул за рукав за рукав Калину, тот был на взводе. Резко обернулся.

— Туда, Андрей, поехали, командирскую машину с тыла прикроем, заодно «защитников» духовских пододвинем. — Я указал туда, куда кивнул мой шеф.

— Давай туда! — ошалевший Андрей заорал не менее очумевшему от происходящего механику, тот кивнул и направил БТР в центр толпы.

Медленно мы приблизились к командирской машине, и почти вплотную к той, на которой стоял Мячиков. Я перешел к нему, Гаух следом за мной.

— Видишь, что творится! — Мячиков был хмур, во рту торчал погасший окурок, который он перекидывал из одного угла рта в другой.

— Откуда они здесь взялись?

— Хачукаев, оказывается, ночью обзвонил со своего телефона ряд правозащитных организаций, сказал, что здесь федералы изнасиловали половину женщин детородного возраста, мужчин вывозят пачками и расстреливают, ну и все в таком роде.

— Здесь насиловать некого! — Гаух с видом знатока окинул толпу.

— Тебе, Гаушкин, все шуточки. — Мячиков вздохнул.

— Что дальше?

— Военные нас сдают как стеклотару по три копейки, оптом, и сразу. Говорят, что всю операцию спланировало ФСБ, они, мол, здесь старшие. У них и спрашивайте. Но пока пальцем не показали.

— Только потом не говори, Петрович, что я не требовал «глушилки», тогда бы и звонок перехватили бы. И заглушили. И не было бы этого цирка.

— Вы зачем прокурора задавили?

— Сам стоял на пути, не выходил, «ксиву» и погоны свои не показывал. Думали, что духи. Да жив же он! Медаль дадут.

— Знаешь, какая вонь сейчас поднимется! Уже поднялась.

— Алима-налима, что ушел от нас, на МТС грохнули. — Гаух передал удостоверение.

— А остальные задержанные?

— Не знаю, как все остальные, но троих, что мы взяли — красавцы. В цвет, в масть. Потрошить надо их.

— Смотри, как бы сейчас нас не заставили их отдать. — Мячиков был хмур.

— Где Каргатов, Молодцов, Разин?

— В больницу поехали. Сейчас не хватало, чтобы прокурорский сдох. Тогда на нас таких собак повесят, что по этапу к тебе на родину пойдем. От снега Сибири чистить.

— Ничего, у меня там все схвачено. Отмажемся, — я попытался успокоить начальника.

— Слабое утешение, — за спиной послышался шум — на деревенскую площадь втаскивалась колонна БТРов.

— Ханкала пожаловала. — Гаух сплюнул.

Все обратили свое внимание на колонну. Свежие лица, чистый камуфляж, впереди два генерала. Чуть сбоку — наши начальники. У последних лица чересчур сосредоточены. Думают, сразу нас расстреливать или немного подождать.

— Ну. Пошли. — Мячиков спрыгнул с брони.

— Бог не выдаст — свинья не съест! — Гаух тоже спустился с брони.

— Свинья везде грязь найдет. — Я последовал за своими.

— Здравствуйте! — наши начальники пожали нам руки, что, впрочем, ни о чем не говорит, абсолютно не о чем. — Докладывайте, как вы допустили, что здесь нарушаются права человека! — голос строг и требователен, почти как у Господа Бога.

— Ну что, предводитель? Концессия терпит крах… — не удержался я.

— А вы, Ступников, зря веселитесь! Ваши с Каргатовым фамилии в прокуратуре и правозащитных организациях. Так что вы тоже будете объяснять то, что здесь произошло. Администрация Президента в курсе происходящего. По линии МИДа звонили из ПАСЕ. Требуют объяснений, что за беззаконие творит ФСБ.

— Оперативная группа под моим руководством никакого беззакония не творит. Это первое, — вступил в разговор Мячиков, голос его дрожал от злости. — Второе. В ходе оперативно-поисковых мероприятий задержано девять боевиков. Шестеро раненных, бандгруппа их не взяла с собой, чтобы не обременять себя. Двое, в том числе один афганец, были оставлены здесь, чтобы во время митинга, который сейчас проходит, — шеф махнул рукой по направлению митинга, — устроить кровавую баню. Задание отработано конкретное — устроить стрельбу из-за голов митингующих. Спровоцировать военных на ответный огонь по толпе, а после того, как толпа хлынет назад, стрелять в спины отступающих. После того, как все восемь задержанных были доставлены на сборный пункт, группа местных милиционеров попыталась отбить их. В ходе боестолкновения семь из нападавших уничтожено, один раненным попал к нам. Среди убитых, — Мячиков передал удостоверение, что подобрал Гаух, — опознан милиционер, объявленный нами в федеральный розыск, при зачистке ушел от нас. Был координатором. Если бы не наши оперативные действия, то сейчас бы здесь, на сельской площади, шел бы бой, в присутствии корреспондентов, прокуратуры. Спецоперацию по выявлению в селе бандитов и их пособников считаю верной, и настаиваю не прекращать, а продолжить, для этого привлечь силы и средства из расположенных поблизости гарнизонов.

— Понятно, — протянул один из приезжих. — Значит, вас надо к правительственным наградам представлять, а не возбуждать в отношении вас уголовное дело? Так?

— Наград не надо, обойдемся тем, что нас не накажут, -не выдержал и влез Гаух.

— Кстати, насчет прокуратуры, что там получилось? Кого задавили?

Я вышел вперед и четко доложил, как оно было.

— И что теперь делать?

— Деревню переворачивать! — вырвалось у меня.

— Не получится. Не дадут. Команда сверху, — проверяющий высоко поднял руку вверх с вытянутым указательным пальцем, была б рука подлиннее, поднял бы еще выше, мол, почти от самого Президента, — зачистку немедленно прекратить! Все на исходные позиции.

— Гребнуться можно! Все как в первую войну. — Вова схватился от ужаса за голову. — Я думал, наивный, что что-нибудь изменится! Хуль! Ничего не изменилось!

— Задержанных, надеюсь, не отпускать? — осторожно поинтересовался Петрович.

— По поводу задержанных никакой команды не было. Поэтому их надо срочно эвакуировать, пока прокуратура не очухалась. У вас есть, где их можно надежно и без пыли спрятать?

— Есть. — Мячиков тряхнул головой.

— Потому что если их к нам, на Ханкалу, или в Чернокозово, то прокурорские враз разнюхают и вытащат их. Но учтите, под вашу персональную ответственность, мы ничего не знаем!

— Годится.

— Ну все, давайте, грузите пленных и потихоньку сматывайтесь, а мы тут будем урегулировать ситуацию. Да и фото Ступникова с Каргатовым у правозащитников и, наверняка, у корреспондентов тоже имеется. Не хватало еще, чтобы вас в международные военные преступники записали. Тогда придется вас посмертно награждать. Шутка! Все, сваливайте! Есть на чем ехать?

— Разберемся, — я мрачно кивнул головой и пошел в толпу, к Калине, Гаух за мной.

— Слышь, Андрюха, — я тронул за рукав разведчика, тот нервно обернулся. В глазах затравленный блеск и желание дать очередь по толпе. Достало его все это. Меня тоже.

— Валить надо отсюда, команда сверху все свернуть и валить к себе.

— Они что, гребнулись? — недоумение полное.

— И это ты у меня спрашиваешь? Валить надо в первую очередь нам и тебе, так как ты задавил прокурора. Пленных в брюхо БТРа покидаем и ходу. Сейчас здесь разборки начнутся — жарко будет. Прокурорские могут спокойно повязать, и наши не пикнут. Тем более под видеокамеры правозащитники овацию устроят. Тебе это надо? — я сознательно врал.

Разведчик сейчас был в таком состоянии, что мог поверить любой ахинее. Хотя, с другой стороны, все могло быть.

— Я сейчас! — он перепрыгнул с брони своей машины на командирскую, подошел к начальнику штаба и, жестикулируя, показывая в мою сторону, что-то шептал ему на ухо.

Тот повернулся и посмотрел на меня. Я энергично покивал головой. Мол, именно так, а не иначе. Начштаба тоже покивал, потом показал мне кулак. Я развел руками, пожал плечами и показал наверх. Начштаба лишь огорченно махнул рукой.

— Ходу! -скомандовал Андрей своему водителю.

— Э, нас не забудь! — заорал я, на ходу запрыгивая на броню БТРа, протягивая руку Гауху, тот тоже на ходу заскочил.

— — Вот теперь ходу. Знаешь позывные тех машин, на которых Молодоцв, Разин и Каргатов? — спросил я у Андрея.

— Знаю.

— Вызови их и скажи, чтобы немедленно бросили все, и двигали на окраину. Это приказ, Там их посадим к себе и поедем, а сейчас — на МТС!

— Понял! — Андрей натянул шлемофон, переключился на внешнюю связь и, не стесняясь в выражениях, не соблюдая никаких правил радиообмена, связался с Каргатовым и передал ему все, потом передал мне шлемофон. — На, сам разговаривай, они мне не верят.

— Здорово, Серый!

— Здоровей видали, Саша! — последовал ответ.

— Все, мужики — эвакуация, подробности при встрече. Промедление пахнет парашей. Вопросы есть?

— Вопросы есть, но при встрече! Через пять минут будем на площадке, где останавливались перед входом в село.

— «Коробочки» там отпустите и ждите нас, мы сейчас за «гостинцами» заедем. Все — эска!

— Чего? — не понял Серега.

— Связи конец!

— А-а. А я думал, что это первые буквы наших фамилий! Понял! Конец связи!

— Что он? — полюбопытствовал Гаух.

— Все в порядке. Думал, что «СК» — Это «Ступников и Каргатов».

— Ясно. А звучит неплохо, лучше, чем «сладкая парочка».

— Сами вы «твиксы» с Молодцовым, — отмахнулся я от него, не до шуток.

— Ну что, Андрей, тебя не хотели повязать?

— Хотели! Прокуратура все пытала командование, где тот БТР, что задавил их сотрудника!

— Не сдали?

— Вроде нет. Эх! Если б я «имел» коня, это был бы номер! Если б конь «имел» меня, я б наверно помер! Тоска! Выпить есть что-нибудь на базе?

— Найдется, — кивнул я, у самого было поганое настроение, и просто хотелось напиться до зеленый соплей или чертей, это уже как получится.

Русская безнадега!

— У меня тоже кое-что завалялось! — поддержал «компанию» Гаух.

— Много пить не будем. «Трясти» надо будет «клоунов».

— Так по чуть-чуть.

— Ты вот что еще, Андрей, выцепи «Зверя», пусть он пару фокусов покажет. Чтобы народ посговорчивей стал.

— А он, кажется, на МТС и сидит, сразу и заберем. Может, мне и моим мужикам отдашь? А то так руки чешутся. А?

— О броню почеши! А то у тебя больно много летальных исходов!

Вот и МТС. На входе два БТРа ощетинились стволами. На броне сидят бойцы. Впереди — цепь из солдат, они отсекают митинг от ворот. Толпа, вроде небольшая, вот только мужиков по количественному соотношению в центре побольше. И мужики вылезают вперед, что-то орут на солдат. Кто стоял молча, с каменными лицами, лишь желваками поигрывая, а кто-то вступал в перебранку.

Мы подъехали вовремя. Двое молодых подонков из местных попытались схватить молодого щуплого солдата и затащить в толпу. Не знаю, чего они добивались, чтобы солдаты дали очередь по этой толпе?

Но обманчива внешность. Солдат как-то очень быстро двинул стволом резко вверх в лицо первому, и тут же корпусом и откидным прикладом с разворота заехал в промежность второму. Первый упал со сломанной челюстью, другой, зажимая пах, покатился по земле, голося во весь голос.

Все это произошло буквально за пару секунд, но толпа сдвинулась, и тут мы сзади наехали на нее.

— С дороги, уроды! — заорал Калина, вкладывая столько ненависти в команду, что народ отпрянул.

Казалось, что ненависть его осязаема. Не готов местный народ к такому проявлению. Это во время всех митингов они нас поливают грязью, а солдаты молчат, снося все обиды, командиры что-то пытаются втолковать, а тут… Нет, этот урус может сейчас сделать что-то такое, чего не могут другие военные.

И толпа молча, без криков, без шепота, расступилась. Двое, кого приложил боец, испарились, растворились. Потому как понимали, что сейчас их могут осмотреть, и найти потертости на плечах, а то и мозоли на указательных пальцах. А «фильтр» вот он — за воротами бывшей МТС. Туда дорога широкая, а вот обратно…

БТР, закрывавший въезд в «фильтр», дрогнул и откатился в сторону, мы проехали. Там тоже стоял БТР, «на страховке», он также отъехал в сторону.

Бойцы уже набили мешки с песком, положили в окна, на чердаке — пулеметное гнездо. Смогут мужики продержаться до подхода основных сил.

Из здания вышел немолодой майор.

— Опять кого-то привезли?

— Нет, забираем всех зверей.

— Ты что? Не отдам, приказ давай!

— Сейчас гонцы с Ханкалы приехали, потом сюда с прокурорскими припрутся. Команда «Фу», все назад, в исходную точку! — Калина не говорил, он орал своим сорванным голосом.

— Они что на Ханкале, совсем гребнулись? — майор тоже разозлился.

— Не на Ханкале, а в Москве. Давай, грузи, и запомни, у тебя никого не было!

— А кровь на полу? А, бойцы пару мешков песка опустошат, пусть ищут, ищейки хулевы! — майор сам ответил на свой вопрос.

— Вы их что, уже допрашивали? — я похолодел, после таких допросов могли остаться трупы.

— Да нет. Мент раненый испачкал, пока перевязали. Мы их пальцем не тронули. Ну, все как обычно. Руки-ноги, глаза завязали, лежат себе тихо в подвале, ждут, когда на допрос потащат.

— Быстро давай сюда! Время, мать вашу так! — Калина рассвирепел.

— Сейчас! — майор побежал в здание.

— А ничего, что ты вот так майоров строишь? — Гаух внимательно наблюдал за диалогом.

— Он соображает, что если сейчас сюда толпа правозащитников, прокуроров, корреспондентов ввалится, да плюс местные, то ему мало не покажется. Распустят на полосы. Мы — его единственное спасение.

— А ментовские трупы?

— А что трупы? Они не говорят, попытались напасть на войска, за что и поплатились. — Калина пожал плечами. — А то, что было восемь нападавших, а трупов семь, значит, кто-то ушел под прикрытием огня своих бандитских товарищей. Наверное, главарь, а может, и сам Хачукаев. Все нормально.

— Майор сообразит?

— Этот майор четвертый раз в Чечне. Две «ходки» в первую войну. Не смотри, что простоват, он собаку съел. Знает что к чему.

— -Насчет собаки. — Гаух затянулся. — Объявление на чебуречной: «Тому, кто купит пять чебуреков — шкура собаки бесплатно!»

— Кончай про еду. Жрать охота. Но выпить еще сильнее! — Калина напряженно всматривался и вслушивался, не едет ли делегация.

— Открывай люк, принимай зоопарк! — заорал майор, из дверей бойцы вытаскивали пленных.

Разведчики быстро спрыгнули с брони и открыли десантный отсек.

— Дальше укладывай, плотнее, не влезут на хрен! — майор кряхтел, запихивая очередного пленного в брюхо БТРа.

— Залезут, куда на хрен они денутся! — пыхтя ворчали бойцы. — Кто не влезет, пристрелим на хрен, да в реку концы.

Пленные, слыша такие угрозы, извиваясь как черви ползли вперед. Жить все хотят. Тем более что у нас мораторий. И каждый из них мечтает выжить. Ничего, пусть потрясутся от страха, так быстрее «созреют». Потом будут «вкладывать» своих, выторговывая жизнь.

Я смотрел на эти тела и вспоминал, как в прошлую командировку разведгруппа попала в засаду. Шестеро солдат, всем не больше двадцати, командир — лейтенант, только что из училища. Не намного старше своих подчиненных.

Они три часа отбивались от духов. Станция у них сразу вышла из строя, помощь не позвать, могли сдаться. Попытаться сохранить себе жизнь. Только вот нет у духов моратория на смертную казнь. Им можно убивать пленных, а нам — нельзя. Ни по суду, ни без суда, нельзя, и все тут! Хоть лопни, хоть разорвись! Нельзя!

Так вот эти мальчишки дрались до последнего солдата. А последний солдат, с перебитыми ногами, лежал и ждал, когда подойдут к нему «воины Аллаха». Он подорвал себя и этих «воинов» двумя гранатами.

А вот эти, которых как скотину грузили в БТР, не смогли себя убить. Любят они себя. Так любят, что лучше отсидят срок на зоне гордые парни с гор. Не могут убить себя и пару врагов. А вот мальчишка с перебитыми ногами смог.

Один из бойцов с интересом рассматривал рисунок на подошве пленного. Рисунок «протектора» был красив, глубокий, да и сами ботинки явно не отечественного производства.

Боец вопросительно посмотрел на Калину.

— Размер твой? — Андрей равнодушно смотрел на происходящее.

— Мой! — боец молча приложил облепленный грязью сапог к подошве пленного.

— Меняйся, — кивнул командир разведчиков. — Ты не против? — это уже ко мне.

— Вообще-то мы с Сашей видели, как боец до этого любезно предложил пленному духу переобуться. Так было? — Гаух ответил за меня, и вопрос адресовал задержанному. Тот закивал головой. Боец расшнуровал ботинок, стащил его. Обул, потопал.

— Нормально, как на меня сшили! — снял сапоги и обул духа.

— Ну, хоть что-то приятное сегодня, — вздохнул Калина.

— Все! Считаем, — майор вышел за последним, судя по форме, это был тот самый милиционер. — Раз, два…

Еще, чуть не забыл, — Калина дотронулся своего лба. — Зерщиков у тебя?

— Это животное? У меня. Забирай его на хрен! Эй, Зерщиков! Ко мне!

Боец быстро подбежал, под глазом был свежий фингал.

— А что он натворил?

— Митинг видишь?

— Ну.

— Эта скотина пошла в сарай, где ментов положили, оружие, документы мы вытащили, а Зерщиков нашел оторванную руку, ее разрубило на несколько частей. Оторвал рукав от куртки, вложил туда остатки этой руки, вышел и перед толпой порвал зубами этот рукав, а когда порвал, оттуда вывались остатки руки. Получается, что он ее перегрыз. Две дамочки в обмороке, несколько человек проблевались.

— Ты что, придурок? — Калина внимательно смотрел на солдата.

— Я думал, что они разбегутся, — смущенно пробурчал боец.

— Из-за таких как ты сейчас пойдут слухи по Чечне, что русские питаются мясом убитых чеченцкв. Ты хоть понял, что натворил, скотина?

— А что я? — включил «дурака» Зерщиков. — Тушенка надоела, свежатинки захотелось!

— Такими темпами тебя скоро самого освежуют. Балбес! Все! По коням. Дома разберемся! — Разведчик махнул рукой, мы сели на броню, поехали.

Толпа расступилась под грозным взором Андрея. Я обернулся: толпа начала перебранку с боевым охранением. Ну-ну, ребята, митингуйте, в поле работать надо, а не воевать и не митинговать, тогда б и мы дома сидели, а не шлялись по Северному Кавказу, у меня дома работы невпроворот.

Ехали недолго, как-то незаметно меня потянуло в сон, я тряхнул головой. Закурил. Тоскливо на душе. Может, действительно стоит напиться сегодня? Свои же в Москве предали нас.

Тем временем добрались до окраины. Там стояли войска в оцеплении. Часть бойцов несла охранение, другая трудилась на земляных работах. Ох, и нелегкая эта работа!

Отрывались окопы в полный профиль, тут же землянки, закапывали по самую башню технику в капонирах. Рядом валялись мотки колючей проволоки, пустые консервные банки, привезенные с собой. Их нанижут на проволоку: кто-нибудь попытается перелезть, тронет — баночки пустые консервные зазвенят, загремят. Не мы придумали, еще в годы Великой Отечественной. Здесь же сновали собаки. Многие подбирали кавказских овчарок, тут они были матерые. Собаки, как и люди, обживали новое место службы, место жизни.

День зимний короткий, а к ночи надо много успеть. Только вот не знают мужики, что все это через несколько часов придется бросить и быстро-быстро, поджав хвост ретироваться. А все потому, что в войну вмешалась политика.

И политикам плевать, что здесь бандитское гнездо, кто-то им что-то сказал, и они снова предали своих солдат. И верят политики не своим солдатам и офицерам, что готовятся жить в землянках, и каждую секунду рискуют своими жизнями ради политических амбиций этих самых политиков.

Политики же сидят в больших теплых кабинетах, в удобных креслах, ездят на больших черных машинах, при этом рассуждая после сытного обеда о нарушении прав местного населения в Чечне. От этого у них ухудшается пищеварение, и они едут к своему персональному доктору. Тот, покачивая головой, сообщает, что сей государственный муж себя вообще не бережет, и прописывает дорогую пилюлю. После этого политик едет к себе домой. Все, рабочий день окончен. Жене он расскажет, что «эти военные» опять что-то там напортачили в Чечне. Толком никто не знает, что, но коли звонили из ПАСЕ, значит, что-то такое! И говорить за ужином я про это не хочу.

Вся эта картинка так живо предстала перед глазами, что я даже потряс головой, прогоняя ее.

Я смотрел на поджарых, прокопченных и просто грязных офицеров, прапорщиков, солдат, которые переговаривались сорванными голосами, на их шеи с торчащими кадыками, руки, все в ссадинах, на впавшие от усталости глаза.

И вновь представился политик, такой вальяжный, дорогой костюм за тысячи долларов, такие же туфли, шелковый галстук, белоснежная рубашка, толстая шея переваливается через воротник, золотая заколка. Брюшко свисает через ремень. Пальчики белые, аккуратные, маникюрчик. И ничего этот политик не сделал толкового в жизни, лишь шаркал по паркетам, да «шел по курсу партии», и ему плевать какая партия, главное, чтобы она его кормила. И денег у него хватит его внукам, и похоронят его на престижном кладбище. И вся страна будет умываться слезами, непонятно от радости или от горя.

А за каждым из тех, кто здесь, кроме своей семьи и России за спиной больше никого. И не пустят его в коридоры власти. Потому как допусти, так он все вещи назовет своими именами. А кому это надо? Никому.

Вот и солдаты, и офицеры, ломая лопаты, поминая всуе всех святых и их родителей, перемещают кубы чеченской жирной, липкой и крайне грязной земли. Кто знает, может, вот так же во времена Ермолова предки кого-то из них лопатили эту искалеченную землю.

Раздался шум подъезжающего БТРа. Обернулся, на броне сидели усталые Каргатов, Молодцов, Разин. Подъехали, спрыгнули.

— Что, эвакуация? — Каргатов как и все недоумевал.

— Скажи спасибо, что не ликвидация. — Я был мрачен.

— Спасибо, — буркнул Серега Каргатов.

— Пожалуйста, — ответил я. — Как там адвокат?

— Какой адвокат? — не понял Вадим Молодцов. — Мы у прокурора были.

— Это для нас с тобой — прокурор, а для духов — адвокат, — пояснил я.

— А, ничего особенного. Нога целая. — Каргатов огладил усы и закурил. — Когда его водила дал по газам назад, то инстинктивно вывернул руль и подставил сторону пассажира.

— Не хрен на переднем сиденье сидеть! Все начальники сзади ездят. — Молодцов нервно подернул правой стороной щеки, это у него после контузии.

— Теперь он только в багажнике будет передвигаться. — Разин тоже устал, черные круги залегли под глазами.

— Жить-то будет? — Гаух тер руку.

— Он нас с тобой переживет. Башкой долбанулся то ли о панель, то ли о стекло. Мы водилу, пока тот в шоке от происшедшего был, допросили под протокол. — Каргатов понимал, что это слабое доказательство нашей невиновности, но, тем не менее, надо же чем-то прикрыть свой зад.

— Он потом заявит, что вы ему ствол в ухо вставили и заставили подписать чистую бумагу. Или что в шоке был. Чеченец?

— Он самый.

— Лажа все это. Валим?

— Поехали!

Мы расселись на броне и двинулись в обратный путь. Теоретически не должно быть засады, но кто знает, может, Хачукаев или его люди захотят отбить своих.

Доехали назад без приключений.