Охота на лошадей

Глава 14

Уолт молча выслушал по телефону мой план и промолчал даже более красноречиво, чем если бы разразился истерикой.

– Вы сумасшедший, – сказал он под конец таким тоном, будто собирался вызывать санитаров из психиатрической клиники.

– Придумайте что-нибудь другое, – предложил я.

Он долго молчал, потом ворчливо признался:

– Так быстро не могу.

– Я все сделаю и утром позвоню вам. И будем надеяться, что это сработает.

– А если не сработает?

– Придумаем что-нибудь еще.

Уолт мрачно фыркнул и повесил трубку.

Час я провел в аэропорту, а потом снова вернулся в мотель. Вечер тянулся бесконечно. Я сыграл в рулетку и, поставив на черное, проиграл, съел хороший стейк, послушал певицу, чей голос здорово проигрывал по сравнению с ее фасадом. Потом лежал на кровати, курил и продолжал хандрить, что не мешало мне думать только о предстоящей работе.

В два ночи я надел темно-зеленую рубашку и черные джинсы, спустился вниз, сел в машину и направился к Питтсвилл-бульвару, к дому сорок тысяч сто пятьдесят девять. Город не спал, и машины катили во все стороны. Но дома вдоль Питтсвилл-бульвара стояли темные и молчаливые. С потушенными фарами я подъехал к парадному Клайвов и поставил на крыльцо мешки с мукой. Затем, придерживая дверцу машины, но не закрывая ее, задом выехал на шоссе и оставил «Понтиак» в кустах возле того же пустого дома, что и днем. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из соседей вспомнил, что ночью слышал, как хлопала дверца машины. Поэтому я оставил ее открытой, а сам пошел к Клайвам.

Ночь была теплой и ласковой. Зеленовато-голубое небо было усыпано звездами, будто флюоресцирующим узором в горошек. В двух милях отсюда огни Лас-Вегаса поднимались к небу светящимся оранжевым колоколом, но под пальмами и вдоль кустов стояла густая тень, укрывающая от случайных взглядов.

Дом Клайвов был последним в длинной череде домов, в которые я вламывался. Кибл редко спрашивал, как мне удалось получить информацию. Если бы меня поймали, и пресса, и полиция, и общественное мнение обрушились бы на непрошеного визитера. Но законопослушные граждане никогда не догадывались, что я побывал у них в гостях. Для Клайвов я придумал другой план.

Надев хирургические перчатки, я принялся колдовать над замком черного хода. Вскоре я полностью разобрал его. Двойной механизм замка мягко упал мне в руки, и дом был мой.

Меня обдало душным, застоявшимся воздухом. В слабом свете фонаря мебель в чехлах напоминала бледные валуны. Черный ход открывался прямо в просторный холл, который вел к парадной двери. Я пересек холл, открыл замок, отодвинул засовы и оставил парадную дверь открытой, так же, как и ту, через которую вошел. Ценный совет бывшего взломщика, однажды забывшего о главном правиле – все приготовить для моментального бегства, – барабанным боем стучал у меня в ушах.

Я прошел в спальни – большие комнаты для Йолы, для Матта и для гостей, возле каждой отдельная ванная. Я перевернул мебель и выбросил из шкафов и комодов все, что они оставили. Для довершения беспорядка во всех трех спальнях я высыпал шесть фунтов муки, уже приготовленной для сдобного теста.

В кухне я высыпал на пол коробку мыльного порошка, пакет риса, кукурузные хлопья и четыре фунта темного сахарного песку – все, что нашел в кладовке. Потом отпер окно в кладовке и оставил его открытым, подняв жалюзи и сетку от насекомых, после этого перевернул несколько банок с компотами, стоявших рядами на полке, чтобы создать впечатление, что взломщик вошел через окно в кладовке.

В просторной гостиной я перевернул мебель, сложил на полу в кучу безделушки и мелкие предметы и все щедро посыпал мукой. В маленьком кабинете с окнами, выходившими на шоссе, я нашел стол, полный бумаг, две большие книжные полки и коробку ниток, пуговиц, тесемок и тому подобных мелочей для шитья. Все вместе образовало на полу роскошное покрытие по щиколотку. Фунт муки будто снегом покрыл это великолепие.

В тот момент, когда я разрывал последний пакет муки, чтобы рассыпать его по холлу, вдали раздался вой полицейской сирены. Помертвев, я только секунду сомневался, сюда ли они мчатся. Затем понял: или слишком бдительный сосед заметил через жалюзи мерцание моего фонаря, или Клайвы защищали свое жилище с помощью не только хитроумных замков, но и сигнализации, оповещавшей полицию о грабителях.

Не теряя времени, я закрыл парадную дверь и услышал, как щелкнул замок. Высыпал последний мешок муки на пластмассовые цветы, украшавшие стол в холле, и выскользнул через черный ход, захлопнув за собой дверь. Фонарь в кармане стукнул меня по ноге.

Сирена стихла, и машина остановилась перед парадным входом. Захлопали двери, раздались мужские голоса, застучали тяжелые ботинки. Кто-то с мегафоном требовал, чтобы я выходил, держа руки за головой. Углы дома осветились фарами машин.

На долю секунды опередив первый силуэт в форме, появившийся из-за угла дома, я добежал до кустов, окаймлявших бассейн, и нырнул в их тень. Действовать бесшумно оказалось нетрудно: стражи закона устроили вокруг дома такой шум, что не слышали самих себя. Вот оставаться невидимым – это было проблемой. Полицейские принесли прожектор, поставили его у черного хода и осветили весь дом. Закрытые окна, смотревшие в сторону пустыни, отражая его свет, освещали задний двор почти до моего укрытия.

В соседних домах зажегся свет, в окнах появились головы. Я осторожно прополз поглубже в кусты и подумал, что этот зоопарк еще слишком близко.

Со стороны дома донесся крик: они нашли открытое окно в кладовке. Четверо полицейских, определил я. Все вооружены до зубов. Состроив гримасу ночному небу, я продвинулся еще на несколько ярдов, уже не так осторожничая. Я не собирался дать им возможность поупражнять указательные пальцы на спусковых крючках, но время поджимало.

Очень храбрые ребята – эти полицейские. Вдвоем они вылезли из окна кладовки и зажгли фонари. Я быстро пересек последние ярды сада, перешагнул через окрашенные белым камни и направился в пустыню.

Через пять шагов я убедился, что придется снять ботинки, а через десять обнаружил, что единственное растение, сплошь покрывавшее песок, – какие-то колючки, которые впивались в ноги при каждом шаге.

Позади, в доме Клайвов, полицейские перестали охать и ахать над погромом в доме и отправились искать следы. Свет фонарей переместился к соседним домам. Если они пройдут на пять домов дальше и найдут оставленную там машину, дело станет по-настоящему пахнуть керосином.

Я планировал все несколько по-другому: благополучно вернуться в мотель и утром позвонить в полицию – дескать, я сосед с развитым чувством гражданского долга и только что видел, как из дома Клайвов вышел бродяга.

Когда они решили осветить колючки, по которым я брел, мне пришлось лечь и прижаться к земле, слушая стук собственного сердца. Луч прожектора скользнул по низким кустам и передвинулся на тянувшиеся по песку колючие стебли, отбрасывавшие неровные тени. Я надеялся, что похож на куст колючек. До меня доносились крики полицейских, обсуждавших, следует ли углубляться в пустыню, но, к счастью, дальше пограничных белых камней они не продвинулись. Постепенно крики, бесполезная суматоха и свет стали отдаляться, и наконец все стихло.

Свет в доме Клайвов погас. Полицейская машина отъехала. Соседи легли спать. Я встал и стряхнул сухой песок, налипший на рубашку и джинсы. С такими уликами, как песок и мука на одежде, даже самый слепой полицейский без труда пришьет мне преступление.

Еще более осторожно, чем пробирался к Клайвам, я наискосок возвращался к домам, надеясь выйти к машине. Чем скорее я выберусь из этого района, тем лучше...

Я замер на месте.

Как схватить бродягу? Притвориться, что вы бросили поиски и уехали, а потом ждать где-то на дороге. Когда же он подумает, что опасность миновала, и беззаботно выйдет из убежища, то, будто спелая слива, упадет прямо в ваши расставленные руки.

Из этого спокойного тупика, пожалуй, не стоит ехать прямо в Лас-Вегас. Просто на всякий случай.

В пятом от Клайвов доме на вид все было спокойно. По-кошачьи беззвучно я обошел дом, издали взглянув на машину. Все еще стоит. Рядом никаких полицейских. Я прождал, прячась в тени, наверно, дольше, чем нужно, затем набрал побольше воздуха и рискнул. Сделал несколько шагов к машине и заглянул в окно. Пустая. Быстро отскочил к ряду невысоких пальм, прятавших машину со стороны дороги.

Ничего. Никаких раздраженных криков. Все тихо. Машину полиция не обнаружила. Я с облегчением вздохнул, и воображаемая картина злорадства Клайвов на моем судебном процессе немножко поблекла. Пошире распахнув открытую дверь машины, я плюхнулся на сиденье, как резиновая кукла, из которой выпустили воздух. Пять минут я просто сидел, свободно дышал и радовался – ни на что другое не было сил.

Оставалась еще проблема – позвонить Уолту. Я задумчиво искал решение, рассеянно вытаскивая шипы колючек из ног.

Обычно в таких случаях я посылаю телеграмму, но телеграф остался в Путни. Несомненно, в пустом доме, перед окнами которого я поставил машину, есть телефон. Но я не был убежден, что мне хочется еще раз рисковать – в доме могла быть сигнализация, оповещающая полицию о вторжении, как это случилось у Клайвов. Но, с другой стороны, я пробыл у Клайвов не меньше двадцати минут до того, как появилась полиция. Вряд ли они приедут быстрее по второму сигналу.

Через полчаса я надел резиновые перчатки, вышел из машины и занялся замком парадной двери. Он быстро открылся, но, к несчастью, предусмотрительные хозяева тоже использовали засов. Люди уверены, что они надежно защитили дом, если задвинули засов. Я вошел через черный ход. В холле на столе стоял телефон. Я осторожно вернулся к двери по своим следам, оставил ее открытой, сел в машину, огляделся и отъехал туда, где кончалось шоссе и начиналась дорога, посыпанная гравием. Там выключил фары и закурил.

Прошло еще полчаса. Ни света в окнах, ни полицейских сирен, никакой суеты. Я спокойно вернулся, поставил машину на прежнее место, вошел в дом и позвонил Уолту.

Его вовсе не обрадовал мой звонок в пять утра.

– Небольшое изменение во времени операции, – извиняющимся тоном проговорил я. – Полиция уже обнаружила погром в доме.

– Вас не поймали? – Он шумно вздохнул.

– Нет. – Какой смысл рассказывать ему, что мне чудом удалось остаться незамеченным? Он ведь вообще не одобрял мой план.

– Полагаю, вы хотите, чтобы я сейчас же приехал? – покорно спросил он.

– Да, пожалуйста. Так быстро, как сумеете. Оставьте ключи от машины в справочном бюро аэропорта в Лос-Анджелесе, а я их там возьму. Имя пилота вертолета, с которым я договорился в Лас-Вегасе, Майкл Кинг. Он ждет вас. Только спросите в аэропорту, где он. Приемник вертолета будет принимать сигналы «жучка», который я взял с собой, так что мой транзистор можете оставить на старом месте. Было сегодня что-нибудь интересное?

– Вчера, – поправил Уолт. – Немного. Я прошлым вечером после обеда прослушал запись и снова спрятал его. Оффен принимал приятеля. Два часа обычной трепотни. Я лег спать в час ночи, все слушал пленку.

– Когда дело кончится, вы сможете спать две недели подряд.

– Угу, – саркастически промычал он. – Расскажите это кому-нибудь другому.

Он положил трубку, но не так резко, как обычно. Улыбаясь, я достал пять долларов и положил под телефон. Потом вышел, запер за собой дверь и вернулся в машину.

Прошли три небогатых событиями часа. Ночь перешла в утро. Температура воздуха начала подниматься к дневным отметкам. Запели какие-то бодрые птицы, а я закурил вторую сигарету.

Чуть позже восьми на дороге появилась полицейская машина с сиреной, включенной на полную громкость. Питтсвилл-бульвар проснулся. Я вышел из машины, осторожно приблизился к дороге и, чтобы оставаться невидимым, присел на корточки. Меня укрывали низкие пальмы и кусты, но я видел каждую машину, подъезжавшую к дому Клайвов.

С дороги доносились взволнованные голоса, главным образом детские. Маленькие мальчик и девочка на трехколесных велосипедах со скоростью гонщиков промчались мимо меня.

Из некоторых домов выехали машины с мужчинами за рулем, они направлялись в Лас-Вегас. Потом за ними последовали три энергичные дамы, которые отбыли в противоположном направлении. В девять тридцать со стороны Лас-Вегаса прибыли двое мужчин, у одного из них на плече висел большой фотоаппарат. Местная пресса.

А часом позже в небе проплыл вертолет и, приземлившись за грядой песчаных холмов, скрылся из вида.

В десять пятьдесят ястреб явился к приманке.

Охваченный яростью, Матт мчался по дороге в небесно-голубом «Форде» с опущенным верхом. Весь его вид излучал силу и свирепость. Даже из машины, идущей на полной скорости, это впечатление обдало меня волной. Он остановился возле дома, поздно нажав на тормоза, и «Форд» со страшным скрипом перешел с шестидесяти миль на ноль, спугнув детей, словно голубей.

Удовлетворенный, я поднялся и на затекших ногах доковылял до машины. Там я достал из багажника белый комбинезон, белые хлопчатобумажные перчатки, белую кепку, переоделся и добавил к своему наряду большие темные очки. Отверткой из ящика с инструментами открыл банку с краской и размешал маслянисто-желтое содержимое. Потом вытер отвертку, положил на место и тщательно закрыл крышку банки. Затем, держа в правой руке банку, а в левой – лестницу и кисть, я вышел на дорогу и направился к Клайвам.

«Форд» Матта стоял у дверей под острым углом к патрульной машине. Возле него собралась толпа любопытных. Щурясь от солнца, они тихо обменивались догадками о случившемся ночью. Я проскользнул между ними, чтобы ближе взглянуть на голубую машину, и потом скромно встал с краю.

Вынув из кармана «жучок», я обратился к Уолту, надеясь, что он меня услышит. Он не мог ответить, потому что «жучок» вел только одностороннюю передачу.

– Уолт, слышите меня? Это Джин. Наш молодой друг приехал на собственной машине, а не на такси или на взятой напрокат. Его имя на регистрационной табличке. Бледно-голубой новый «Форд» с откидным верхом, в настоящее время верх опушен. Обивка сидений серая. Номер 3711-42, штат Невада. Если удастся, постараюсь покрасить крышу, хотя он может заметить. И поставлю в машину «жучок». Когда он поедет, вы услышите. Желаю удачи. И ради бога, не потеряйте его.

Не сразу и будто случайно я снова приблизился к «Форду». Никто не обращал на меня внимания. Я был просто одним из любопытных прохожих, привлеченных толпой. Рабочий человек, в данную минуту не работающий. Некоторые дети и их мамы видели состояние щедро осыпанных мукой комнат и считали ночное происшествие ужасным. Я прислонил лестницу к заднему крылу «Форда», поставил банку с краской на плоскую поверхность багажника и вытер рукавом со лба отнюдь не воображаемый пот.

Теперь жалюзи на окнах были подняты, и желающие могли заглянуть, что происходит в доме. Но никто не смотрел из дома на улицу. Я протянул руку вдоль машины и почувствовал сквозь перчатку, как щелкнул магнит.

В окнах по-прежнему не было ни одного лица.

– Мне кто-то сказал, что грабитель влез через окно кладовки с задней стороны дома, – нагнулся я к маленькому мальчику.

– Шутите? – Глаза у него засверкали.

– Точно говорю.

Он сказал матери, и они направились к черному ходу посмотреть. Почти все собравшиеся последовали за ними, особенно после того, как кто-то услышал, что фотограф собирается снимать окно кладовки.

Я бросил еще один изучающий взгляд на окна, повернулся и пошел к дороге, в последний момент быстрым взмахом руки перевернув банку с краской. Крышка отскочила, банка покатилась по плоской поверхности багажника и со звоном упала на землю. В результате на голубой поверхности багажника образовалась широкая ярко-желтая полоса, а на гравии дорожки – желтая лужица.

Я был уже на дороге, когда мальчик лет шести первым заметил разлившуюся краску и догнал меня.

– Мистер, краска вся вылилась.

– Ох, знаю. Не трогай. Никому не позволяй трогать, ладно? Сейчас принесу совок и соберу ее.

Он с важным видом кивнул и побежал сторожить желтую лужицу, а я без происшествий вернулся к машине и спокойно поехал в Лас-Вегас, на ходу снимая кепку и перчатки. Вернувшись в мотель, я принял душ, переоделся, оплатил счет и поехал в аэропорт, где вернул машину в бюро проката. Я внимательно оглядел зал ожиданий на случай, если Матт вздумает путешествовать по воздуху, потом съел сандвич и успел на первый же рейс в Лос-Анджелес.

В Лос-Анджелесе, в справочном бюро, где я забирал ключи от машины, меня ждала еще и записка от Уолта.

"Вы самый бешеный парень, какого я знаю, И не думайте, будто я не понимаю, как Вы рисковали. Если Вы прочтете эти слова, значит, Вы выполнили свой план и не попали за решетку. Мой приятель из ЦРУ рассказывал, что Вам поручают самые безумные акции, и он был прав. Чем Вы пользуетесь, чтобы держать нервы в порядке? Расскажите мне в следующий раз.

Уолт".

Удивленно и не без благодарности – ведь он волновался за меня – я положил записку в карман и поехал в город, чтобы найти бюро проката магнитофонов. Мне удалось взять на неделю усовершенствованный магнитофон со сверхмедленной скоростью записи – меньше дюйма в секунду, то есть с такой же скоростью, как и на записывающем устройстве у меня в приемнике. После этого я поехал в Лос-Кайлос на ферму Орфей. Там я вынул из транзистора пленку и зарядил его новой. Похоже, никто не обнаружил это укромное место в кустах среди скал и никто не заметил, как я пришел и ушел.

Когда я вернулся в мотель, Линни и Юнис только что пришли с прогулки по пляжу и встретили меня весьма прохладно. Они, не останавливаясь, прошли мимо, пробормотав, что увидят меня за обедом.

Слегка изумленный, я пожал плечами и понес багаж и магнитофон к себе в номер. Быстро зарядив вынутую из приемника пленку и включив магнитофон и кондиционер, я начал переодеваться.

Страшно взволнованная, позвонила Йола. К счастью, слуга, переключив разговор на спальню, где был Оффен, не положил трубку в кабинете, где я поставил «жучок», так что записался весь разговор.

– Мне позвонили из полиции Вегаса...

– Не кричи, Йола, я не глухой.

Она ничего не слышала и продолжала кричать:

– Какие-то вандалы разгромили дом в Питтсе! – Она права: дом был в таком же ужасающем состоянии, как и ее голос.

– Что ты имеешь в виду – «разгромили»?

– Полиция говорит, все перевернуто, выброшено на пол и перемешано с мукой, сахаром и всем, что нашли в кладовке. Полиция хочет знать, что украдено, поэтому надо, чтобы я или лучше Матт приехали и посмотрели... Но я же не могу, дядя Бак, я просто не могу. У нас тридцать два человека, у меня нет возможности уехать и бросить ранчо. Пусть едет Матт.

– Но Матт...

– Конечно, – перебила она его. – Думаете, я не знаю? Но он должен поехать. Эти лошади не умрут, если он оставит их на несколько часов. А для меня это слишком далеко, мне понадобится два дня. Это безнадежно. Все пошло наперекосяк с тех пор, как мы взяли этого проклятого Крисэйлиса.

– И если ты помнишь, – уколол ее Кэлхем Джеймс, – это была ваша с Маттом идея. Я сразу говорил, что еще слишком рано. Еще не улеглись страсти с пропажей последнего. Ты и Матт стали слишком жадными, с тех пор как вошли в дело.

– Родственники должны делиться удачей, а не присваивать ее себе.

– Ты всегда так говоришь.

«Ничто так не цементирует семейные связи, как маленький шантаж», – весело подумал я. Похоже, Оффен был вполне доволен своими полмиллиона в год. А Йола и Матт, наткнувшись на золотую жилу, спешили получить побольше. Импульсивные, примитивные, жадные Клайвы: если бы они удовлетворились своей долей от Шоумена и Оликса, Оффена никогда бы не раскрыли.

Йола прекратила бесполезную перебранку о давних событиях и вернулась к сегодняшним бедам:

– У меня нет номера телефона Матта. Как ему позвонить?

– У меня здесь его нет, он внизу в записной книжке.

– Послушайте, дядя Бак, может, вы сами позвоните ему? Скажите, чтобы он немедленно ехал в Вегас, полицейские ждут его. Пусть он позвонит мне оттуда и скажет, что взяли. Я не вынесу, если эти подонки украли мою норковую накидку... И там в сейфе все деньги...

– Привыкни к мысли, что пропало все. – В голосе Оффена прозвучали нотки злорадства.

– Наверно, у них не хватило времени, – возразила Йола. – Сигнализация включается, когда кто-то входит в кабинет. И уже не остается времени открыть сейф до приезда полицейских. Мы много платим за это...

Им не повезло: по чистой случайности я оставил кабинет напоследок.

Йола повесила трубку, и после двадцатисекундного перерыва дядя Бак позвонил Матту по телефону у себя в кабинете. Реакцию Матта я не услышал, хотя трубка клокотала от ярости. Он согласился немедленно выехать в Вегас, но по тому, что говорил Оффен, нельзя было определить, где в данный момент находится Матт. Очевидно, где-то неподалеку от Лас-Вегаса, потому что он собирался осмотреть дом и вернуться к вечернему кормлению лошадей. Это сужало зону поисков до площади в сто – сто пятьдесят квадратных миль. Почти до носового платка.

Последовавший потом телефонный разговор не представлял интереса. Затем, примерно в полдень, Оффен включил телевизор и смотрел передачу о скачках. Вся остальная пленка содержала только текст комментатора скачек.

Вздохнув, я выключил магнитофон и спустился вниз. Линни и Юнис в нарядах ослепительных цветов пили дайкири и любовались, как солнце опускается в Тихий океан. Они опять крайне холодно приветствовали меня и односложно отвечали на вопросы, как они отдыхали сегодня. Наконец Юнис прямо спросила:

– Хорошо провели время в Сан-Франциско?

– Да, благодарю вас. – Я удивленно вытаращил глаза.

Они погрузились в долгое молчание, которое прервал официант, сообщивший, что меня просят к телефону.

Это был Уолт.

– Где вы? – спросил я.

– В аэропорту Лас-Вегаса.

– Как идут дела?

– Успокойтесь, – миролюбиво произнес он. – Лошади на маленькой ферме в долине Аризоны, недалеко от Кингмена. Мы там приземлились, и я расспросил соседей. Вроде бы обычно сидевшая на мели пара, которой принадлежит ферма, на прошлой неделе объявила, что друг устроил им путешествие в Майами, а молодой парень присмотрит за фермой, пока их не будет.

– Великолепно! – оживился я.

– Краска облегчила нам задачу. Увидев желтую полосу, он грозился убить подонка, испортившего машину, но отчистить не смог – по-моему, краска уже высохла. Затем до середины дня звуки пропали. Я уже начал беспокоиться, что он никуда не поедет или что они схватили вас, когда вы ставили «жучок». Короче, мы опять услышали его, когда заработал мотор, а желтую полосу хорошо видно с высоты – все как вы сказали. Он поехал через Лас-Вегас к дороге через Гувердам и потом в Аризону. Я следил за ним в бинокль, и мы ни разу не приближались к машине, так что, скорее всего, он нас не заметил. Я уверен, что не заметил. Потом он свернул на посыпанную гравием дорогу среди холмов и прибыл на место, к юго-западу от Кинг-мена.

– Вы все сделали по высшему классу.

– Это так. Дело оказалось проще, чем мы предполагали. Сигналы «жучка» прекрасно доходили даже сквозь шум моторов вертолета, и можно было лететь на высоте две тысячи футов. Мы могли бы следовать за ним и в темноте, если бы пришлось, потому что у него все время работало радио. Мы без конца слушали музыку и передачи новостей.

– Вы вернетесь сегодня ночью?

– Есть самолет через полчаса. Но лучше рассказать все сейчас, чем в середине ночи, когда я прилечу.

– Я проснусь. И кстати, Уолт, что вы сказали Юнис и Линни, зачем я ездил в Сан-Франциско?

– Я сказал, – он откашлялся, – что у вас там незаконченные дела.

– Какие дела?

– Ну... ну... вроде как с дамой.

– Спасибо, – саркастически поблагодарил я. – Вы настоящий друг.

Что-то похожее на смех донеслось до меня, когда я вешал трубку.