Охотничья луна

III. Марсия

Я была слегка удивлена, что победила так легко, ибо после этого проблем больше не возникало. Девушки были в тех постелях, в каких полагалось, и хотя Шарлотта меня игнорировала, а Юджини была несколько угрюма, остальные были вполне очаровательными, Тереза же ясно показывала, что рабски мне предана.

Я знала, Шарлотта дразнит ее тем, что она пресмыкается предо мной, и Юджини ей ясно показывала, что презирает ее, но как ни странно, Тереза — несомненно оттого, что была уверена в моей поддержке, — выработала в себе несколько больше смелости и казалась способной справляться с их колкостями.

У меня был очень дорогой моему сердцу предмет — английская литература, и мне было очень интересно читать мою любимую Джейн Остин и пьесы Шекспира с большим вниманием, чем раньше, читать их вместе с девушками, анализировать их и искать скрытый смысл. У меня на эту тему было четыре урока в неделю, и таким образом в течение недели я занималась со всеми девушками школы, а это означало, что на двух уроках присутствовали Шарлотта и Юджини. Шарлотта работать отказывалась, и Юджини — она была младше подруги на год или около того и находилась под сильным ее влиянием — тоже попыталась, но мне было забавно обнаружить, что она по-настоящему любила литературу и не могла полностью подавить свой интерес. Тереза же изо всех сил старалась угодить мне. Это действительно доставляло мне удовольствие.

Возможно светские занятия были менее успешны. Мы обсуждали различные темы, и девушки должны были учиться, как ходить и действовать грациозно — точно так же, как нам приходилось в Шаффенбрюккене. Все это было довольно забавно.

Собрания в согревательной мне нравились. Иногда к нам присоединялась Дейзи. Конечно, когда ее не было, мы были свободнее и спокойнее. Я узнала, что Дост-Шарлотта — как ее иронично прозвали — для всех была сущим наказанием.

— «Путы путам», — сказала мисс Паркер, которая гордилась откровенностью своих высказываний. — Я была бы очень рада увидеть Дост-Шарлотту в путах.

Тереза — мышка, говорили они. Глупенькая робкая малышка.

Я защищала ее и отмечала, что это из-за ее семейных обстоятельств.

Юджини — чистый кошмар, таков был комментарий мисс Паркер.

— Она — Веррингер, а это почти худший ярлык, какой только можно кому-либо привесить. Фиона, однако, славная девочка.

Мэтт Гринуэй, учитель верховой езды, который случайно присутствовал при разговоре, добавил, что трудно поверить, что они обе из одной конюшни.

— Совершенно разные по внешности и по характеру, — сказала Эйлин Экклз. — Потрясающе. А еще говорят о наследственности. Думается, большое значение имеет окружение.

— Предполагается, что окружение у них одно, — отметила я. — Очевидно, они обе воспитывались в Холле.

— Ну, говорят, их мать была милой и послушной. Скорее похожа на Фиону, мне кажется. Что же касается Юджини, так в ней сидит дьявол Веррингеров.

Мне нравились эти сборища, приправленные сплетнями, они очень помогали мне лучше узнать девушек, а это было огромным преимуществом при общении с ними. Возможно, Эйлин Экклз люди интересовали больше, чем других, так что она давала много информации.

— На лето, как я понимаю, нам опять оставят Терезу, — сказала она. — Ее родственники написали, что будут отсутствовать несколько месяцев.

— Бедное дитя, — сказала я. — Должно быть, ей одной здесь все лето очень скучно.

— Полагаю, было бы бессмысленным ожидать, что ее родители пришлют за ней из Родезии. Как только она оказалась бы там, ей пришлось бы отправляться обратно. Мне жаль девушку.

О Терезе я думала много. Когда я выходила из класса после урока, она часто предлагала мне помочь нести мои книги. Я видела надменно-презрительные взгляды Шарлотты, но казалось, что Терезу это не трогало, хотя, как я поняла, раньше она ее боялась.

Разговоры о девушках Веррингер продолжались.

— Юджини, — сказала мадмуазель, в ужасе взмахивая руками. — Она очень гадкая маленькая девушка.

Фрейлейн Кутчер выразила мнение, что Веррингерам вообще оказывается слишком много почтения. Это их выделяет.

— Думаю, в этом что-то есть, — сказала Эйлин Экклз. Вмешался Мэтт Гринуэй:

— Юджини будет настоящей наездницей. — Словно это компенсировало все остальные недостатки.

— Они будут очень богаты… эти две девушки, — сказала Эйлин.

— Им не на пользу знать это, — вставила мадмуазель.

— Но они знают, — настаивала Эйлин, — и это, кажется, вскружило голову мисс Юджини.

— Насколько они богаты? — спросила я.

— Бесконечно, — со смехом ответила Эйлин. — Я действительно слышала, что их дядюшке нравится загребать деньги.

— Дядюшке? Вы хотите сказать, сэру Джейсону?

— Разумеется, моя дорогая, если уж вам хочется называть его полагающимся титулом.

— Так значит, он богат?

— Как Мидас… или Крез, если вам так больше нравится. Но вы же знаете, как действуют деньги на некоторых людей: чем больше у них имеется, тем большего они хотят. С тех самых пор, как король оказал им милость и наделил землями Аббатства, они копили деньги. То же самое и с нашими двумя маленькими наследницами. Когда они станут совершеннолетними или выйдут замуж, они разделят состояние своего отца. И мне кажется, что если Фиона умрет, все отойдет к Юджини, а если Юджини посетит ту речушку, откуда ни один путешественник не возвращается, тогда все берет Фиона.

— Да, — сказала я. — Я, право, согласна с тем, что это ошибка, когда молодые люди знают о своем богатстве. Хотя Фиона кажется очень милой и скромной девушкой.

— Это потому что вы сравниваете. В сравнении с Юджини большинство людей покажутся милыми и скромными.

Мы все засмеялись.

— О, я уверена, что Фиона такова.

Да, дни проходили приятно. Я открыла, что могу делать то, чего от меня ожидают, и Дейзи была довольна моим вкладом в школьную жизнь. Она была уверена в том, что мои уроки с каждым днем становились все более похожими на уроки в Шаффенбрюккене.

Мне очень нравились занятия верховой ездой. Энтузиазм Мэтта Гринуэя передался девушкам, и большинство из них обладали природным пониманием лошадей, присущим женщинам.

Когда мы отправлялись на верховую прогулку, я всегда была готова приятно провести время. Даже Дост-Шарлотта на коне казалась сносной; словно она наконец нашла нечто, что уважала больше собственной персоны. Она обожала свою лошадь; и Юджини почти так же фанатично относилась к своей.

— Это интересно, — отметила я в согревательной, — насколько человечнее становится Дост-Шарлотта, когда она верхом.

Две из учительниц частенько сопровождали девушек. Дейзи считала, что это лучше, чем одна, чтобы был кто-то, облеченный властью, в голове и в хвосте группы.

Я выезжала с группой дважды в неделю, поскольку девушки тренировались каждый день. Потом Дейзи позволила брать лошадь, когда мне будет угодно, лишь бы это было не во время занятий, и я оценила это соглашение как счастливое.

Я написала тете Пэтти, что привыкаю, что работа доставляет мне удовольствие и что расскажу ей все подробно, когда приеду домой на летние каникулы.

Когда у меня между уроками выпадал свободный час или около того, у меня вошло в привычку брать лошадь, на которой я обычно ездила, и обследовать окрестности. Я любила ходить пешком, но, естественно, дальше определенного расстояния не уйдешь, а верховая езда давала мне гораздо большие возможности.

В своих пеших прогулках я предпочитала оставаться в пределах Аббатства, и мне никогда не удавалось это сделать без жутковатого чувства, что я вступаю назад в прошлое. Даже при самом ярком солнечном свете атмосфера была подавляющей, и я ловила себя на том, что мне чудятся звуки шагов, следующих за мной по плитам. Однажды мне показалось, что я слышу пение. Но я убедила себя, что это свист ветра. Бывали периоды, когда к чувствовала, что меня непреодолимым порывом тянет в руины; в такие моменты я действительно ожидала увидеть там какие-то проявления прошлого.

Эйлин Экклз, которая сделала много рисунков различных участков развалин, сказала, что ощущает то же самое. На некоторых своих рисунках она поместила наброски одетых в белое фигур.

Я думала, что это довольно странно, поскольку в целом она была довольно прозаической личностью. Однако верно было и то, что ни один человек, будь он сколь угодно прозаичным, не мог жить рядом с такой древностью и не подвергнуться ее влиянию.

Эйлин часто выводила свои классы в разные части Аббатства, и можно было встретить их с этюдниками в руках, устроившимися в каком-нибудь местечке с хорошим видом.

Мисс Хетерингтон хотела, чтобы девушки по-настоящему оценили свое окружение, ибо именно оно выделяло Академию из массы остальных школ.

В этот раз у меня не было уроков до трех тридцати, и поскольку полуденная трапеза заканчивалась, в два часа, оставалось полтора часа для верховой прогулки.

Это был прекрасный день, середина июня, и мне с трудом верилось, что я пробыла в школе так долго. Мне действительно казалось, что я ее давно знаю. Можно было оглянуться на прошедшие недели с удовлетворением. Я достаточно хорошо выполняла свою работу. Уроки английского языка были настолько удачны, насколько я вообще могла надеяться; одна или две девушки проявляли большой интерес к литературе, и к моему изумлению Юджини Веррингер была одной из них. Дост-Шарлотта продолжала быть трудной и досаждать мне сотней способов — перешептывалась во время уроков, подбивала других к неповиновению, мучила Терезу Херст, стараясь всячески навредить; а ведь у нее были подружки и кроме Юджини. Однако это все были досадные мелочи и неизбежная доля любого обучающего. Учителю следует ожидать, что он будет мишенью, особенно когда он не намного старше своих учеников.

Очевидно, я нашла верный способ держать Шарлотту в рамках приличия, и была очень благодарна ее преданности лошадям, которая давала мне оружие против нее. Она не позволяла себе совершить поступок, который лишит ее хоть на короткий срок общения с любимой лошадью.

Таковы были мои мысли, когда я выехала верхом в тот июньский день. Я напомнила себе — как часто это делала — о том, как заблудилась во время своей первой вылазки, и поскольку это больше не должно было повториться, я всегда хорошенько примечала путь, по которому ехала. Может статься, что на сей раз некому будет показать мне дорогу. Хотя нельзя сказать, чтобы сэр Джейсон в тот раз так уж помог. Я утвердилась в своих подозрениях с тех пор, как понемногу стала сама ездить по окрестностям, и знала теперь, что он вел меня в город самым длинным окольным путем.

Зачем? — думала я. Он ведь понимал, что я очень хочу вернуться обратно. Потому что он извращен? Потому что знал, что я беспокоюсь? Потому что он хотел, чтобы я чувствовала себя заблудившейся и зависящей от него? На самом деле он не был приятным мужчиной, и я надеялась, что мне не придется часто видеть его. Какая жалость, что школа так близко от Холла!

Я повернула прочь от города и последовала по дороге, по которой раньше не ездила, запоминая приметы, чтобы знать дорогу обратно. Я проехала мимо дерева с голыми ветвями, которое резко выделялось среди своих покрытых листвой собратьев. Должно быть, в него ударила молния или произошло еще что-то. Оно было мертво. Но как же оно было красиво! Странно, в каком-то отношении оно со своими обнаженными воздетыми к небу ветвями выглядело призрачным, жутковатым, даже угрожающим.

Это был хороший ориентир.

Я поднялась по подъездной аллее и оказалась около дома. Рядом с ним я заметила большие вязы и взглянув наверх, рассмотрела высоко на деревьях гнезда грачей!

В этом было что-то знакомое. Я слышала об этом месте.

И вот я была перед домом — простым, но красивым — явно построенным в те времена, когда архитектура была самой элегантной: незагроможденный, с длинными симметрично расположенными на кирпичных стенах окнами, очень простой, так что дверь с каннелированными дорическими колоннами и стеклянным веерообразным окном казалась особенно красивой. Дом был скрыт сложным переплетением решетки, которая походила на кружево и казалась совершенным обрамлением для этой очаровательной резиденции.

Я не могла не остановиться, чтобы полюбоваться ею, и когда я собралась ехать дальше, дверь открылась и вышла женщина. Она держала за руку ребенка.

— Добрый день, — крикнула она. — Вы не можете ехать дальше. Это тупик.

— О, спасибо, — ответила я. — Я исследовала окрестности и остановилась, чтобы полюбоваться вашим домом.

— Он довольно приятен, не так ли?

— Очень.

Она шла к ограде.

— Вы ведь из школы?

— Да. Как вы догадались?

— Ну, я видела большинство из них, но вы новенькая.

— Я приехала в начале семестра.

— В таком случае вы, должно быть, мисс Грант.

— Верно, это я.

— В таких местечках слышишь многое, — сказала она. — Как вам нравится школа?

Она стояла уже рядом с изгородью. В своем платье из лилового муслина она была поразительно красива. Высокая, тонкая и гибкая, она двигалась с почти заученной грацией. Ее густые рыжеватые волосы были высоко уложены на голове; огромные, светло-карие глаза обрамляли густые ресницы.

Ребенок с интересом рассматривал меня.

— Это Миранда, — сказала женщина.

— Хелло, Миранда, — сказала я.

Миранда продолжала, не мигая, смотреть на меня.

— Не хотите ли войти? Я показала бы вам дом. Он довольно интересен.

— Боюсь, что у меня нет времени. В три тридцать урок.

— Может быть, в другой раз. Я — Марсия Мартиндейл.

Марсия Мартиндейл! Любовница сэра Джейсона. Значит, это его ребенок. Я почувствовала, что немного отпрянула, но понадеялась, что она этого не заметила. Я испытывала к ней огромную жалость. Должно быть, чрезвычайно неприятно быть женщиной в ее положении. Конечно, она сама себя в него поставила, но при каких обстоятельствах? Моя неприязнь к сэру Джейсону Веррингеру в этот момент увеличилась. Что же это за человек, который может поселить любовницу так близко к своей семье, причем в отдельном доме и вместе с их ребенком?

— Спасибо, — услышала я свой голос. — В другой раз…

— Я была бы очень рада видеть вас в Грачином Стане.

Я взглянула на высокие вязы.

— Птицы вас своими криками не беспокоят?

— К ним привыкаешь. Без них чего-то не хватало бы.

— Это красивый дом. Он выглядит невозмутимым… и даже я сказала бы отстраненным… почти современным в сравнении с Аббатством и Холлом.

— Он очень удобен, и я его люблю.

— Я полагаю, вы давно в нем живете?

— Нет. Я приехала сюда как раз перед рождением Миранды. Он принадлежит Веррингерам. Что ж, большинство земель в округе принадлежит им.

— Да, — невозмутимо сказала я.

— Пожалуйста, приходите еще. Я люблю слушать про школу. Приходите, когда будет время. Выпьете чашечку чаю или стаканчик чего-нибудь… что вам понравится. Я слышала, что вы успешно справляетесь в школе.

— О, где вы могли это услышать?

— Разное слышишь…— она повернулась к ребенку. — Не думаю, что нам удастся уговорить даму войти, Миранда, — сказала она.

Миранда продолжала не отрываясь смотреть на меня.

— По крайней мере она кажется заинтересованной мною, — заметила я.

— Миранду интересует все, что ее окружает, и особенно люди. Пожалуйста, обещайте, что придете навестить меня. Я так люблю встречаться с людьми и вижу их так мало.

— Спасибо. Я приду. Придется подождать, когда у меня будет свободный день. Это не часто случается, но все-таки иногда бывает.

— Да, пожалуйста.

— До свидания, — сказала я.

Она стояла и махала мне рукой, подняв другой девочку и побуждая ее делать то же самое.

Я быстро выехала из подъездной аллеи мимо мертвого дерева, которое вздымало свои руки к небу — в отчаянии, как мне теперь казалось.

«Какая дружелюбная женщина! — думала я. — Она по-настоящему красива. Как же могла она так уронить свое достоинство? И любовница… носила его дитя, возможно в надежде, что поскольку для нее доступно такое достижение, он женится на ней, когда будет свободен. Ну что ж, теперь он свободен».

Мое отвращение к нему возрастало с каждой минутой. Я знала, что он высокомерен. Неужели он действительно убийца? Создавалось впечатление, что он считал себя вправе брать то, что хочет, независимо от того, как это подействует на тех, кто будет у него на пути.

Думая об этой женщине, я чувствовала себя очень подавленно. Лучше бы мой дневной отдых не приводил меня к Грачиному Стану.

Июнь почти кончался, а в конце июля должны были начаться каникулы. Я очень ждала возможности увидеть тетю Пэтти в ее новом доме, хотя конечно она писала часто и рассказывала мне подробности о своих новых дружеских связях, шалостях и неудачах, которые для нее превращались в чрезвычайно смешные приключения.

В тот день после полудня у меня не было занятий, и я взяла девушек на верховую прогулку. Вместе со мной должна была ехать мисс Барстон. Я предпочла бы, чтобы меня сопровождала Эйлин Экклз или мисс Паркер, потому что мисс Барстон была не лучшей наездницей и, как мне казалось, верхом на лошади нервничала больше, чем следовало.

В прошлый раз она отпросилась, так что я не была удивлена, когда Дейзи пригласила меня в свой кабинет, как раз когда мы собирались выезжать.

— Мисс Барстон говорит, что у нее много подготовительной работы, она хочет иметь образцы к следующему занятию. Она планировала сделать это сегодня. Ни у кого больше нет свободного времени.

— Ничего, — сказала я. — Я справлюсь. Это старшие девушки, и большинство из них — хорошие наездницы. Дейзи испытывала явное облегчение.

— Я так рада, что вы обладаете и этим достоинством вдобавок ко всем прочим.

— Верховые поездки очень приятны, — сказала я.

Вот так и получилось, что в этот день группа отправилась в путь под присмотром лишь одной учительницы, и это была я.

Всего было десять девушек, и среди них Тереза. Я знала, что она будет держаться поближе ко мне. Она так и не избавилась от своей нервозности, но, казалось, чувствовала, что я — нечто вроде талисмана или приносящего удачу амулета. Здесь же была Шарлотта вместе с обеими сестрами Веррингер.

Мы в полном порядке проехали по аллее, Шарлотта с Фионой и Юджини в арьергарде. Во мне часто возникали опасения, что когда Шарлотта в группе, она попытается как-то продемонстрировать свое превосходство и создаст неприятности. Она была вполне способна подбить некоторых подруг, не обладающих ее умением, пойти на риск. Я предупредила ее об этом с обещанием единственного наказания, которого она опасалась: если ее поведение не будет безупречным, она обнаружит, что ездить приходится не так уж часто.

Тереза ехала рысцой со мной рядом, слегка не в своей тарелке, но улучшение в ее состоянии было поразительным. Я была уверена, что со временем ее нервозность исчезнет. Мы говорили о деревьях и растениях — предмет, которым Тереза очень интересовалась и которым, несомненно, великолепно владела; она была в совершенном восторге, когда могла назвать растения, о которых я никогда не слышала.

Впереди показался Холл — внушительнейшее здание в стиле тюдор, но казавшееся более ранним, поскольку вместо привычных взору красных кирпичей оно было сложено из серого камня, причем большая часть строительного материала была взята из Аббатства, и это придавало зданию исключительность. Широкую низкую въездную арку по обеим сторонам обрамляли высокие восьмиугольные башни. Множество фронтонов и башенок радовали взгляд — и над всем этим возвышалась привратницкая.

Мы подъехали ближе, и вдруг на дороге появился легкий экипаж. Две великолепные серые лошади неслись с опасной скоростью и, казалось, прямо на нас. Я велела девушкам замедлить аллюр и отъехать к обочине. Экипаж был рядом, и вдруг я услышала, как Тереза вскрикнула, и ее лошадь понесла наперерез экипажу и через дорогу к Холлу.

Я пришпорила свою лошадь и галопом кинулась следом за ней.

— Не бойся, Тереза, — крикнула я…

Конечно, она меня не услышала.

Я догнала ее как раз в тот момент, когда ее вышвырнуло из седла на траву перед Холлом. Я спешилась и подбежала к ней. Она лежала неподвижно и была очень бледна.

— Тереза…— воскликнула я. — О Тереза…

К моему огромному облегчению она открыла глаза и посмотрела на меня. Я возблагодарила Бога за то, что она жива. Экипаж остановился рядом, и мужчина, который правил лошадьми, соскочил на землю и подбежал к нам.

Это был Джейсон Веррингер.

Тогда самой сильной моей эмоцией была ярость.

— Так это были вы, — крикнула я. — Сумасшедший… Это дитя…

Он не обратил на меня внимания, но стал на колени и склонился над Терезой.

— Послушайте, — сказал он. — Вы упали с лошади. С нами со всеми это время от времени случается. Ничего не сломали? Давайте посмотрим, можете ли вы встать.

Тереза отшатнулась от него.

— Мисс Грант, — прошептала она. Я сказала:

— Все в порядке, Тереза. Я здесь, и я позабочусь о тебе. Не похоже, чтобы ты серьезно пострадала. Давай посмотрим, можешь ли ты встать.

Джейсон Веррингер помог ей подняться. Было ясно, что она может стоять, не ощущая боли.

— Не думаю, что есть переломы, — сказал он. — Я немедленно приглашу врача взглянуть на вас. А сейчас я отнесу вас в дом, — сказал он Терезе.

Она умоляюще взглянула на меня.

— Я буду с тобой, — сказала я. — Не бойся, Тереза. Я останусь с тобой.

Тут я вспомнила, что отвечаю за группу. Я увидела, что всадницы с ужасом наблюдают за происшедшим.

Моя лошадь спокойно щипала траву, лошадь Терезы ускакала.

Я подошла к девушкам и сказала:

— Вы видели, что произошло с Терезой. Сейчас пошлют за врачом. Не думаю, чтобы она серьезно пострадала. Я хочу, чтобы вы все вернулись в школу и рассказали о случившемся мисс Хетерингтон, — я посмотрела на Шарлотту и продолжала: — Шарлотта, я назначаю вас ответственной.

На ее щеках появился легкий румянец, и я заметила, как гордо вскинулась ее голова и осветилось лицо.

— Вы хорошая наездница и будете во главе. Присмотрите за всеми. Старайтесь, чтобы они поспевали за вами, — я обвела взглядом группу, чтобы убедиться, что все на месте. — Доставьте девушек обратно как можно скорее и скажите мисс Хетерингтон, что Тереза в Холле и что я останусь с ней, пока она не сможет ехать обратно. Вы поняли?

— Да, мисс Грант, — серьезно сказала Шарлотта.

— Теперь отправляйтесь, — сказала я. — Все следуйте за Шарлоттой и делайте, что она скажет. Бояться нечего. С Терезой ничего серьезного.

Я проследила за тем, как они уехали. Потом повернула к Холлу.

Мой испуг быстро превращался в злость. Он сделал это. Это он бездумно мчался таким аллюром. Он испугал лошадей, и Тереза не сумела справиться со своей. А я за них отвечала!

Я поспешно прошла в дом через дверь, над которой в камне был высечен вычурный герб, и оказалась в обширном холле со сводчатым потолком. Стены были украшены оружием, а над камином вырезано генеалогическое дерево. В холле толпилось несколько человек, все они выглядели испуганными.

— Девчушка в Голубой спальне, мисс, — сказал мужчина, который явно был сам по себе важным лицом — дворецкий или мажордом, подумала я. — За врачом уже послали, и сэр Джейсон сказал, не будете ли вы так добры подняться туда как можно скорее. Одна из горничных вас проводит.

Я кивнула и последовала за девушкой вверх по лестнице, столбы которой были украшены розами Тюдоров и лилиями королевского дома Франции. В спальне с голубыми шторами лежала Тереза. Ее облегчение при виде меня было очевидным. Когда я вошла, Джейсон Веррингер обернулся.

— Доктор должен быть здесь в течение получаса. Я сообщил ему, что он требуется срочно. Я уверен, что девочка не получила серьезных повреждений, но в таких случаях лучше проконсультироваться с врачом. Ясно, что кости целы. Может быть небольшой шок, сотрясение…

— Останьтесь здесь, мисс Грант, — сказала Тереза.

— Разумеется.

— Мисс Грант останется здесь столько же, сколько и вы, — сказал Джейсон Веррингер мягким голосом, который каким-то образом показался неуместным в его устах.

Я не могла на него смотреть, в такой я была ярости. Все это случилось по его вине. Он не имеет права с такой скоростью гонять по узким дорогам.

Он принес стул, чтобы я могла сесть около постели.

— Мисс Грант, — прошептала Тереза. — Как же остальные? Где они?

— Они уехали обратно в школу. Я назначила Шарлотту ответственной. Она лучшая наездница. Справится.

— Я больше не хочу ездить верхом… никогда. Никогда не хотела. Всегда боялась.

— Не беспокойся об этом сейчас. Лежи спокойно.

Вошла одна из горничных. Она сказала:

— Это горячий сладкий чай. Миссис Кил говорит, что в таких случаях это самое милое дело.

— Не повредит, — сказал Джейсон Веррингер.

— Ты можешь его выпить, Тереза?

Та заколебалась. Я обняла ее рукой и приподняла. Она отхлебнула, и цвет начал возвращаться к ее щекам. Минуты текли, и казалось, что до прихода доктора прошел целый час.

— Вам лучше оставаться здесь, пока ее осматривают, мисс Грант, — сказал Джейсон Веррингер и вышел, оставив меня с доктором и Терезой.

Осмотр показал, что Тереза сильно ушиблась, но переломов нет. Она легко отделалась, однако была ужасно потрясена. Я заметила, как дрожат ее руки.

Врач сказал:

— Полежите здесь, и скоро все будет в порядке. Вам лучше оставаться в постели.

Я последовала за ним из комнаты. Джейсон Веррингер ждал в коридоре.

— Ну? — сказал он.

— С ней все в порядке, — сказал доктор. — Но она очень потрясена. Она ведь нервная девушка, не так ли?

— Да, — сказала я, — это так.

— Может быть небольшое сотрясение. Мне это представляется вполне вероятным. Ее не следовало бы день или около того трогать с места. Во всяком случае не сегодня.

— Нет проблем, — сказал Джейсон Веррингер. — Она может остаться здесь.

— Это было бы разумнее всего, — сказал доктор, глядя на меня.

— Думаю, ей будет приятнее, если мы перевезем ее обратно в школу, — сказала я. — Это не очень далеко.

— В этом нет никакой необходимости, — вставил Джейсон Веррингер. — Здесь ей будет удобно. Ее не следует перевозить, не так ли, доктор?

Врач заколебался.

— Следует ли? — повторил Джейсон Веррингер.

— Я предпочел бы, чтобы этого не делали, — сказал доктор.

Я нахмурилась.

— Девушка не хочет разлучаться с мисс Грант, — сказал Джейсон Веррингер. Он улыбнулся. — Нет причин для беспокойства. Холл достаточно велик, чтобы разместить и больную, и мисс Грант.

Доктор, как бы извиняясь, улыбнулся мне. Должно быть, я выдала свое отвращение к пребыванию в Холле.

— Мне не хотелось бы, чтобы в теперешнем состоянии больную расстраивали, — сказал он. — Предложение сэра Джейсона в данных обстоятельствах кажется лучшим выходом.

Теперь расстроилась я. Только почувствовала облегчение оттого, что Тереза серьезно не пострадала, как возникла эта проблема. Я знала, что не могу оставить Терезу. С другой стороны, мне была омерзительна мысль о том, чтобы провести ночь под его крышей. Чем меньше я беспокоилась о Терезе, тем сильнее злилась на Джейсона Веррингера. Он был причиной несчастья, а теперь более или менее диктовал доктору, что тот должен говорить.

У меня создалось впечатление, что его забавляла мысль о том, что я вынуждена буду провести ночь в его доме. По-видимому, ему так же сильно хотелось, чтобы это произошло, как мне хотелось избежать этого.

Я услышала свой ответ, произнесенный, надеюсь, без дрожи:

— Придется сообщить мисс Хетерингтон.

— К этому времени она должна знать о несчастном случае. Я немедленно пошлю к ней и сообщу заключение врача. Большое спасибо, доктор. Я полагаю, мы больше ничего сделать не можем?

— Я пришлю мазь, — он взглянул на меня, — Намажьте ею один раз… и только раз. Она слишком сильная, чтобы использовать ее часто. Она должна помочь от ушибов. Потом я пришлю лекарство, чтобы ее успокоить. Если у нее сотрясение мозга, это может не сразу проявиться. Не позволяйте ей волноваться. Она должна стать сама собой через недельку… или меньше, при условии, что не будет непредвиденных последствий.

Джейсон Веррингер ушел с врачом, а я вернулась к Терезе. Увидев меня, она расслабилась, и я уверила ее, что все будет в порядке.

Тереза закрыла глаза и, казалось, заснула; полчаса спустя горничная пришла сообщить мне, что мисс Хетерингтон ждет внизу. Со всей возможной скоростью я спустилась к ней. По пути я выглянула в окно и увидела школьную карету с Эмметом на облучке.

Дейзи Хетерингтон стояла рядом с Джейсоном Веррингером.

— Вот и превосходная мисс Грант, — сказал Джейсон.

— О Корделия, — сказала Дейзи, в такой момент забыв о церемониях. — Я полагаю, детка не пострадала.

— Сейчас она спит. Я думаю, это в основном шок.

— Чтобы такое случилось с одной из наших девушек!

— Такое случается, когда карету гонят по дороге со скоростью, которая пугает всех встречных.

Дейзи выглядела несколько шокированной и немного встревоженной.

— Я понимаю, что бывают несчастные случаи, — пробормотала она.

Мою ярость подавить было нелегко. Поскольку это сделал он, мы должны просто отмахнуться, сделать вид, что это естественное будничное происшествие. Он адресовал мне торжествующую ухмылку.

Дейзи продолжала, словно и не слышала меня.

— Сэр Джейсон говорит, что доктор не рекомендовал ее сегодня перемещать.

— Он сказал это.

— Очень любезно было с вашей стороны, сэр Джейсон, сразу послать за доктором и предложить гостеприимство.

— Наименьшее, что я мог сделать, — ответил Джейсон Веррингер.

— В самом деле… — сердито бросила я, хотя Дейзи своим присутствием напоминала мне, что мы должны быть любезны с нашим богатым и влиятельным землевладельцем.

Дейзи быстро сказала:

— Тереза должна остаться здесь на ночь, и поскольку она такая возбудимая девочка, а вы, моя дорогая, — единственная, кто может ее успокоить… Что ж, сэр Джейсон любезнейше приглашает вас тоже остаться здесь.

Я чувствовала, что попала в ловушку.

— Это было бы… — начала я.

— Идеально, — перебил он. — Я уверен, что Тереза будет вполне счастлива, зная, что вы под рукой.

— Что ж, я так вам благодарна, сэр Джейсон, — Дейзи повернулась ко мне: — Я пришлю кое-какие вещи, которые вам обеим понадобятся. Теперь, полагаю, мне нужно идти. Однако я знаю, что могу спокойно оставить Терезу в ваших руках, Корделия. Я должна вернуться и присмотреть за тем, чтобы все привести в норму. Девушки возбуждены.

— Надеюсь, Шарлотта Маккей с девушками благополучно добрались до школы, — сказала я.

— О да. И насладилась моментом власти. Я никогда раньше не видела Шарлотту столь удовлетворенной. Она была вежливой и очень покорной. В данных обстоятельствах вы поступили наилучшим образом. Теперь я перешлю вещи, а завтра по получении известия Эммет перевезет вас обратно.

Таким образом, все было организовано.

Джейсон Веррингер и я проводили Дейзи к карете.

— Беспокоиться не о чем, — сказал он ей. — Девушка лишь в шоке, и я вижу, что мисс Грант — чрезвычайно здравомыслящая молодая леди.

Я знала, что Дейзи пытается скрыть некоторую неловкость, и догадалась, что ей не больше нравится оставлять меня в Холле, чем мне оставаться. Однако мы оказались в этой неудачной ситуации, и Дейзи не могла найти дипломатичного выхода из нее. Тактичные отношения с сэром Джейсоном были необходимы для благополучия школы, а школа для Дейзи была превыше всего.

— Я пришлю Эммета с тем, что вам может понадобиться, — были ее последние слова, и я осталась стоять, безутешно глядя вслед карете.

Джейсон Веррингер обернулся и улыбнулся мне.

— С нетерпением жду удовольствия отобедать с вами, мисс Грант, — сказал он.

— Нет необходимости церемониться, сэр Джейсон. Если можно что-нибудь прислать в комнату Терезы для нас обеих, мы будем вполне удовлетворены.

— Но я буду совершенно не удовлетворен. Вы почетный гость, и я хочу, чтобы вы это знали.

— Я нисколько не ощущаю почета. Этого не должно было произойти.

— Вы очень ясно показали, что вините меня.

— Как вы могли гнать с такой скоростью? Вам следовало бы знать, что вы можете испугать лошадей. Они всего лишь девчушки… некоторые из них не очень тренированные. Это было неосторожно… даже более того, это… преступно.

— Вы жестоки ко мне. Согласен, я был неосторожен. Я ездил на этих серых несколько раз в неделю и ни разу не встречал на дорогах группу школьниц верхом. Возможно, если бы я хотел ответить на ваши обвинения, я мог бы сказать, что им не следовало быть на этом отрезке дороги. Но я не стану в это вдаваться, поскольку не желаю вызвать ваше неудовольствие.

— Вы можете говорить абсолютно все, что вам угодно. Девушки всегда ездят по дорогам. В чем особенность этой?

— Так случилось, что она ведет к моему дому.

— Вы хотите сказать, это ваша частная собственность.

— Дорогая мисс Грант, вы в Колби недавно, иначе знали бы, что большая часть земель в округе — моя собственность.

— Значит ли это, что никто из нас не имеет права здесь находиться?

— Это значит, что вы находитесь здесь с моего позволения, и если я пожелаю, я могу закрыть любую дорогу.

— Почему же вы этого не делаете? Тогда мы по крайней мере знали бы, где можно безопасно ходить и ездить.

— Давайте войдем в дом. Я велел приготовить для вас комнату. Это одна из наших лучших комнат, и находится довольно близко к Голубой.

Внезапно я ощутила тревогу. В нем было что-то сатанинское. К тому же он выглядел самодовольным, и мне не нравилась дерзость в выражении его лица. Было похоже на то, что он затевает что-то и уверен в успехе своих планов.

— Спасибо, — холодно сказала я, — но я предпочла бы остаться в комнате Терезы.

— Мы не можем этого допустить.

— Боюсь, что я не могу допустить ничего другого.

— В Голубой комнате лишь одна кровать.

— Она очень большая. Я уверена, Терезе будет лучше, если я ее с ней разделю.

— Я попросил приготовить для вас комнату.

— В таком случае она будет готова для ваших следующих гостей.

— Я вижу, — сказал он, — вы решительно настроены, чтобы все было, как хотите вы.

— Я здесь для того, чтобы позаботиться о Терезе, этим я и намерена заниматься. У нее был ужасный шок благодаря… Он с упреком посмотрел на меня, и я продолжала:

— Мне не хотелось бы, чтобы она проснулась среди ночи и гадала, где она оказалась. Она может встревожиться. В конце концов у этого падения могут быть неприятные последствия. Мне следует быть с ней.

— Терезе очень повезло. У нее такой восхитительный и преданный страж.

— Нам будет очень удобно, и спасибо за то, что позволили устроиться в вашей Голубой комнате.

— Наименьшее, что я мог сделать.

— Да, — холодно сказала я.

Когда мы входили в здание, он улыбался.

— Вы, конечно, пообедаете со мной, — сказал он почти смиренно.

— Вы очень добры, но я должна быть с Терезой.

— Терезе требуется отдых. Когда доставят успокаивающее, доктор хочет, чтобы она приняла его сразу.

— Я не оставлю Терезу. Он склонил голову. Я поднялась к Терезе.

— Я так рада, что вы здесь, мисс Грант, — сказала она.

— Я останусь с тобой, Тереза. Места в этой кровати хватит для нас обеих. Она огромная, верно? Слегка отличается от тех, что в школе.

Она легко и довольно улыбнулась. Вскоре Джейсон Веррингер появился в дверях.

— Врач прислал вот это, — сказал он. — Вот мазь. А это лекарство. Он прислал записку, что ей следует дать это после того, как вы используете мазь. Затем она должна проспать всю ночь. Больше всего она нуждается именно в этом.

— Спасибо, — сказал я и прошла с ним к двери.

— Когда она заснет, позвоните в колокольчик, — сказал он. — Я пришлю кого-нибудь проводить вас вниз. Это не будет церемониальный прием пищи, — просто маленький спокойный тет-а-тет.

— Спасибо, но нет. Я не думаю, что Терезу следует оставлять.

Я вернулась к Терезе, чтобы смазать ушибы. Я подумала о том, как ей не повезло, и снова во мне поднялась ярость.

— Вы ведь будете спать здесь, мисс Грант? — взмолилась Тереза.

— Несомненно буду.

— Я не хотела бы оставаться здесь одна. Не могу забыть, как я услышала стук копыт… и поняла, что старушке Черри Райп это не нравится… Я ей тоже не нравилась. Я знала, что она понесет и мне не удастся ее удержать.

— Перестань думать об этом. Все позади.

— Да, и вы здесь, и я никогда, никогда больше не поеду верхом на лошади.

— Посмотрим, что ты будешь думать об этом позже.

— Мне не нужно ждать, что будет потом. Я знаю сейчас.

— Ну-ну, Тереза, ты возбуждаешься. Тебе не полагается. Давай-ка закончим с мазью. Какой запах! Хотя и довольно приятный в сущности. Больно? Что ж, это означает — она действует тебе на пользу. Доктор говорит, мазь очень эффективна. Через денек ты будешь всех цветов радуги.

Я закрыла пузырек пробкой и отставила его.

— Теперь ты примешь это лекарство, уснешь и все забудешь. Все, что тебе следует помнить: я здесь. Поэтому если ты чего-нибудь хочешь, просто скажи мне.

— О, я рада, что вы здесь. Мисс Хетерингтон сердится на меня?

— Конечно нет. Она беспокоится, как и все.

— Теперь Шарлотта будет насмехаться, верно?

— На самом деле Шарлотта очень хорошо держалась. Она отвела девушек обратно. Я уверена, что она не хотела, чтобы ты пострадала.

— Тогда почему она все время пытается меня задеть?

— В сущности она не хочет причинить вред, просто слегка уколоть.

— Теперь я не так сильно из-за нее огорчаюсь, как бывало. Это потому, что вы в Африке тоже были, а потом приехали домой к тете Пэтти. Вот бы у меня тоже была тетя Пэтти!

В дверь осторожно постучали. Это была горничная с чемоданом, который — как она сказала — только что прислали из школы. Я открыла его. В нем была записка от Дейзи, в которой говорилось, что это кое-какие вещи, которые нам по ее мнению могут понадобиться. Там были мои спальные вещи и Терезины, и я была удивлена, увидев, что она прислала одно из моих платьев — мое лучшее синее шелковое платье.

Я хотела дать Терезе успокоительное, поэтому спросила, не хочет ли она, чтобы я помогла ей надеть ночную рубашку, поскольку так ей будет удобнее. Она сняла амазонку, когда ее осматривал врач. Я помогла ей раздеться и надеть ночную рубашку. Потом предложила:

— Выпей это. Я полагаю, ты очень захочешь спать.

Так и вышло. Она некоторое время продолжала бессвязно разговаривать, ее голос становился все более сонным. Лекарство начало действовать.

— Тереза, — тихонько сказала я, но ответа не было.

Она выглядела очень молодой и беззащитной, и я подумала, как это грустно, что ее родители так далеко и что родственники в Англии не хотят обременять себя ею. Интересно, скучают ли по ней и хотят ли ее отец и мать, чтобы она была с ними; и мои мысли снова вернулись к тете Пэтти и всему тому, что мне нужно будет ей рассказать, когда я снова увижусь с ней.

В дверь легонько постучали. Я тихонько подошла и открыла ее. Там стоял Джейсон Веррингер с женщиной средних лет.

— Как Тереза? — спросил он.

— Спит. Лекарство подействовало быстро.

— Доктор сказал, что так и будет. Это миссис Кил, моя очень почтенная экономка. Она посидит с Терезой, пока мы обедаем, и если Тереза проснется, тотчас придет за вами.

Он улыбнулся мне лишь с намеком на торжество в улыбке. Я колебалась. Я не видела повода отказаться. Миссис Кил мне улыбнулась:

— Вы можете мне доверять, — сказала она. — Я привыкла ухаживать за больными.

Я вяло уступила, поскольку не могла отказаться в присутствии экономки. Для нее было бы оскорблением недоверие к ее способности присмотреть за Терезой, которая все равно спала. Так что мне придется с ним обедать. Я была вынуждена втайне признаться, что эта перспектива мне не так уж противна, как я делала вид. Я находила некоторое удовольствие в том, чтобы показывать ему, что он никоим образом меня не привлекает — ибо я была уверена, что он пытается произвести на меня впечатление. Судя по тому, что я слышала о его репутации, его считали — или он сам себя считал — неотразимым для женщин. Было бы забавно и довольно приятно дать ему понять, что вот одна, которая совершенно не поддается его мужским чарам.

— Вы так добры, — сказала я миссис Кил. — Она чувствительная девушка… и если она вдруг проснется…

— Вряд ли, — сказал Джейсон Веррингер. — А если вдруг и проснется, миссис Кил немедленно пригласит вас. Так что с этим договорились. Миссис Кил поднимется за вами через полчаса. Если вы будете к тому времени готовы, мы сможем перейти прямо к обеду.

За исключением возможности поставить всех в неловкое положение, заявив хозяину дома, что мне известна его репутация и я не считаю его подходящей для себя компанией, выхода из этой ситуации я не видела; единственно приемлемым действием было принять любезное приглашение и закончить обед как можно раньше.

Так что я в знак согласия склонила голову, поблагодарила миссис Кил и сказала, что через полчаса буду готова.

Я переоделась в синий шелк и ощутила некоторое удовольствие оттого, что Дейзи прислала именно то платье, которое шло мне больше всего.

Я расчесала волосы щеткой до блеска. На моих щеках появился легкий румянец, от которого глаза казались ярче. Действительно, думала я, мне доставит удовольствие довести до него факт, что не на всех женщин он производит такое впечатление, как ему кажется.

Миссис Кил легонько постучала в дверь. Она вошла и мы стали рядом, глядя на Терезу.

— Она крепко спит, — прошептала я. Миссис Кил кивнула.

— Я сей же час позову вас, если она проснется.

— Спасибо, — сказала я.

Одна из горничных ждала в коридоре, чтобы проводить меня вниз, в маленькую комнату, дверь которой вела во двор. Он уже ждал меня и выглядел очень довольным.

— Я подумал, что лучше нам поесть здесь, — сказал он, — а потом, если вы не возражаете, мы можем выпить кофе и портвейн или бренди во дворе. Летними вечерами там очень приятно. Я частенько сижу там с гостями.

— Звучит заманчиво.

— Вы, должно быть, голодны, мисс Грант.

— Я полагаю, событий этого дня довольно, чтобы кого угодно лишить аппетита.

— Когда вы увидите превосходного утенка, вы измените свое мнение. Я уверен, вы оцените нашего повара. Мне очень повезло. У меня хорошие слуги. Это результат тщательного отбора… и тренировки. Вы хорошо питаетесь в этом вашем заведении для избранных юных леди, я полагаю.

— Да. Мисс Хетерингтон на этом настаивает. Много продуктов поставляют сады Аббатства.

— Продолжение старой монастырской традиции. Ах, традиции, мисс Грант. Как же они управляют судьбами людей вроде нас! Пожалуйста, садитесь. Вот так… напротив меня, чтобы я мог вас видеть. Интимные обеды всегда доставляют мне больше радости, чем те, что протекают в большом зале. Это помещение, разумеется, может вместить четырех человек, но для двоих подходит еще лучше.

Это была очаровательная комната с дубовыми панелями и расписным потолком, на котором толстые купидоны развлекались в кудрявых облаках, а ангел благосклонно взирал на них.

Он заметил, что я разглядываю потолок.

— Вам не кажется, что он обеспечивает вполне небесную атмосферу?

Я взглянула на него, и меня поразила мысль, что он был изгнан с небес словно Люцифер. Это казалось смешным и причудливым и не имеющим отношения к делу. Я была уверена, что он никогда не позволит изгнать себя оттуда, где он хочет пребывать.

— Да, — сказала я. — Обеспечивает. Хотя что делают купидоны в облаках, мне не совсем понятно.

— Выискивают ничего не подозревающее сердце, чтобы пронзить его стрелами любви.

— Им пришлось бы стрелять очень точно, если они хотят поразить кого-нибудь на земле… даже если тучи висят низко.

— У вас практичный склад ума, мисс Грант, и мне это нравится. Ага, вот и суп. Надеюсь, он придется вам по вкусу.

Скромный прислужник внес супницу, из которой налил нам суп. Затем он взял бутылку вина и наполнил бокалы.

— Надеюсь, вы и вино одобрите, — сказал Джейсон Веррингер. — Я специально его выбрал. Марочное… один из лучших урожаев столетия.

— Вам не следовало тратить такие усилия из-за меня, — ответила я. — Я не знаток и не смогу по-настоящему его оценить.

— Неужели в этой весьма элитарной школе в Швейцарии не учили ценить хорошее вино? Я удивлен. Вам следовало лучше поехать в ту, во Франции… забыл название. Я уверен, что знание вин включено в их программу.

Он пригубил вино и с выражением напускного экстаза возвел глаза к потолку.

— Очень тонкое, — сказал он. — Ваше здоровье, мисс Грант, и здоровье девушки наверху.

Я выпила вместе с ним.

— И за нас, — добавил он. — За вас… За меня… И за нашу растущую дружбу, которая началась при довольно необычных обстоятельствах.

Я пригубила еще раз и поставила бокал. Он продолжал:

— Вы должны признать, что все три наших встречи были необычными. Сначала затор в узкой аллее; затем вы заблудились, и я пришел вам на выручку; а теперь эта история с лошадью, которая привела к тому, что мы здесь вместе.

— Возможно, вы такого рода человек, с которым происходят драматические события.

Он задумался над этим.

— Полагаю, что-то яркое, драматическое происходит время от времени с большинством людей в их жизни. А с вами?

Я молчала. Мои мысли вернулись к той встрече в лесу и моему сверхъестественному — как мне теперь казалось — столкновению с мужчиной, который согласно могильному камню в Суффолке уже давно мертв. Как ни странно, мой собеседник, выдающимися свойствами которого были живость и жизненная хватка, напомнил мне о том странном случае ярче, чем мне приходилось о нем вспоминать уже в течение долгого времени.

Он наклонился вперед.

— Кажется, я пробудил воспоминания.

У него была манера проникать в мои мысли, которую я находила обескураживающей.

— Поскольку я была вовлечена в события, которые вы назвали драматическими, полагаю, можно сказать, что я тоже их испытала. Драматичность, как и все прочее, — в уме тех, кто участвует в спектакле. Не думаю, что рассматриваю эти случаи — за исключением того, что случилось с Терезой — как драматические.

— Пожалуйста, отведайте еще супа.

— Нет, спасибо, он восхитителен, но я слишком беспокоюсь о Терезе, чтобы уделить вашему столу внимание, которого он заслуживает.

— Возможно, когда-нибудь позже вы сможете исправить это пренебрежение.

Я засмеялась, и он сделал дворецкому знак внести утку.

Он спрашивал о своих племянницах и том, насколько им, по моему мнению, на пользу Академия. Из лояльности к Дейзи я ответила, что польза велика.

— Фиона — спокойная девушка, — сказал он. — Она пошла в мать. Но спокойствие иногда может быть обманчивым. Из своего обширного опыта вы, конечно, знаете это.

— Я усвоила, что мы очень мало знаем о ком бы то ни было. В человеческом характере всегда есть сюрпризы. Люди говорят, такой-то поступил не в соответствии со своим характером. На самом деле это не так Он поступил в соответствии с той стороной своего характера, которую раньше не показывал миру.

— Это верно. Так что мы можем ожидать, что в один прекрасный день Фиона нас всех удивит.

— Возможно.

— Но не Юджини, поскольку ни один из ее поступков не может меня слишком удивить. А вас, мисс Грант?

— Юджини — девушка с пока еще не сформировавшимся характером. Она готова поддаться влиянию. И сейчас, к большому сожалению, находится под влиянием девушки по имени Шарлотта Маккей.

— Я знаю ее. Она была здесь на каникулах. Я также знаю ее отца.

— Шарлотта очень боится, как бы кто не забыл, что она — достопочтенная, тогда как гораздо больше к лицу было бы, если бы она пыталась скрыть этот факт.

— Вы одобряете сокрытие, мисс Грант?

— В некоторых обстоятельствах.

Он медленно кивнул и попытался наполнить мой бокал. Я накрыла его рукой, чтобы это предотвратить, поскольку была уверена, что он его наполнит, даже если я откажусь.

— Вы очень воздержанны.

— Скажем лучше, не привыкла пить много.

— Слегка опасаетесь, что эти отличные мозги могут немного замутиться?

— Я позабочусь, чтобы этого не произошло. Он наполнил собственный бокал.

— Расскажите мне о своей семье, — сказал он.

— Вам действительно интересно?

— Очень.

— Интересного очень мало. Мои родители умерли. Они были миссионерами в Африке.

— Вы разделяете их благочестие?

— Боюсь, что нет.

— Казалось бы, родители, которые были миссионерами, произведут потомство, жаждущее продолжать благие дела.

— Напротив. Мои родители горячо верили в то, чем занимались. Хотя я была очень маленькой, когда я их покинула, я понимала это. Это была своего рода доброта. Они переносили невзгоды. На самом деле они даже умерли за свою веру в конце концов, можно сказать. Полагаю, это была величайшая жертва. Потом я приехала домой к любимой тетушке и увидела другого рода доброту. Если бы я была способна подражать доброте, я выбрала бы ту, что характеризует мою тетю.

— Когда вы о ней говорите, ваш голос меняется. Вы очень любите эту тетю.

Я кивнула. На глазах у меня стояли слезы, и мне за них было стыдно. Будучи мне столь неприятным, он тем не менее обладал способностью играть моими эмоциями. Я не совсем понимала, что именно это было — слова, которые он использовал, оттенки его голоса, выражение его глаз. Как ни странно, я почувствовала, что в нем есть нечто грустное, что было абсурдно. Он был крайне высокомерен, казался себе самым важным; хозяин многих, он хотел доказать, что хозяин всему.

— Меня отправили жить с ней, — продолжала я. — И это лучшее, что со мной произошло… или когда-нибудь произойдет, я полагаю.

Он поднял свой бокал и сказал:

— Я сделаю пророчество. Столь же хорошее с вами еще произойдет. Расскажите мне о вашей тете побольше.

— У нее была школа. Она не была прибыльной. Я собиралась с ней работать. Однако ей пришлось все продать, так что я приехала сюда.

— Где она теперь?

— В маленьком домике в деревне. У нее есть подруга, которая живет вместе с ней. Я поеду к ней, как только прекратятся занятия.

Он кивнул.

— Мне кажется, мисс Грант, — сказал он, — что вы очень везучая молодая леди. Вы учились в этом заведении в Швейцарии, когда у вашей тети был больший достаток, или ваши родители хорошо вас обеспечили?

— Все, что у них было, пошло на их миссию. Это тетя послала меня в школу. Она не могла себе этого позволить, я уверена, но настояла на том, чтобы я поехала и держала меня там. И это… облегчило мне приезд сюда.

— Мисс Хетерингтон почти ни о чем, кроме ваших талантов и шаффенбрюккенизации своей школы, не говорит.

Я рассмеялась, и он засмеялся вместе со мной.

— Вот и суфле. Вы должны съесть все до крошки, иначе на кухне произойдет восстание.

— Неужто кто-нибудь смеет восставать против вас?

— Нет, — ответил он. — Это будет частное восстание. В любом случае они знают, что я никогда не буду повинен в столь отвратительном оскорблении — отвергнуть великолепное произведение их рук. Это вы будете осуждены.

— В таком случае я сделаю все, что в моих силах, чтобы избежать этого.

— Я уверен, что вы всегда делаете все, что возможно. Суфле и вправду оказалось восхитительным, и мне пришлось признать, что обед у меня вышел превосходный — очень отличающийся от простой, хотя и хорошей еды, которую нам подавали в Аббатстве.

Он говорил о школе, об истории Аббатства и о том, как вскоре после Ликвидации оно попало в руки его семьи.

— Мой предок оказал королю какую-то услугу… по-моему, где-то за границей, и за эту службу ему было позволено купить земли Аббатства и то, что оставалось от самого Аббатства, за ничтожную сумму. Кажется, это было двести фунтов… хотя, возможно, в те дни эта сумма была не так уж ничтожна. Он построил Холл и устроился как полагается вельможе. Он процветал, но люди в окрестностях так и не приняли семью по-доброму. Они смотрели на нас как на узурпаторов. Аббатство всегда так много делало для бедных. Для бродяг всегда была пища и место для сна. Когда аббатства исчезли, дороги заполнили нищие и грабежи участились. Так что видите, Веррингеры были плохой заменой монахам.

— Интересно, почему они не попытались их превзойти.

— Вы хотите сказать: судя по действиям этого отпрыска древнего рода? Что ж, они были заняты тем, что устраивались в качестве местных лордов, а это не обязательно значило становиться благодетелями. Среди нас есть несколько негодяев. Я должен показать вам портретную галерею: наши злодейства написаны на наших лицах и, я думаю, одерживают верх над нашими добродетелями. Но вы увидите и сможете судить сами.

Мы закончили суфле, и я сказала:

— Вероятно, мне следует удостовериться, что с Терезой все в порядке.

— И смертельно обидеть миссис Кил! Она ревностно охраняет девушку. Если вы подниметесь сейчас, она заподозрит, что вы ей не доверяете. Пойдемте во двор. Сейчас на воздухе очень приятно, становится темно и зажигаются свечи. Они расположены в высеченных в камне нишах. Не так часто у нас бывают ночи, когда можно посидеть во дворе, и мы стараемся взять от них все возможное.

Я поднялась, и он оказался рядом со мной, взял меня под локоть и провел через дверь.

Во дворе стоял белый столик и два кресла, на которых лежали подушки.

Воздух был тих и неподвижен, и я ощутила, как меня охватывает волнение. Я думала о школе. Ужин, должно быть, закончен, и девушки устраиваются спать. Сейчас я делала бы обход и старалась определить, создадут ли Шарлотта или Юджини какую-нибудь проблему.

— Мы выпьем кофе, если вам он нравится, и, может быть, немного портвейна…

— Кофе, пожалуйста, не надо больше вина.

— Должно же быть что-то, что вам нравится. Бренди?

— Мне будет довольно кофе, спасибо. Мы сели, и нам вынесли напитки.

— Теперь, — сказал он, — нас не будут беспокоить.

— Я и раньше не чувствовала, что меня беспокоят.

— Мы живем в окружении слуг, — сказал он. — Иногда мы склонны забывать, что они — раса детективов. С ними следует быть осторожными.

— Возможно, если у вас есть что прятать.

— А кому нечего прятать? Даже превосходные молодые леди из Шаффенбрюккена могут иметь свои секреты. Я смолкла, и он налил себе вина.

— Мне хотелось бы, чтобы вы немного попробовали, — сказал он. — Это…

— Марочный портвейн, я уверена.

— Мы гордимся нашими винными погребами, мой дворецкий и я.

— И я убеждена, что в них у вас много такого, чем можно гордиться.

— И нам нравится, когда другие разделяют с нами наслаждение нашими сокровищами. Ну же, совсем немножко. Я улыбнулась, и он наполнил мою рюмку наполовину.

— Теперь мы можем выпить друг за друга.

— Но мы уже делали это.

— Нельзя получить слишком много счастья. За нас, мисс Грант… Корделия. Вы выглядите отчужденно. Вам не нравится, что я зову вас по имени?

— Я думаю, что это довольно… ни к чему.

— Мне кажется, это очень подходящее имя. Вы Корделия от макушки до кончиков пальцев. Я не мог бы представить вас ни с каким иным именем, только Корделией, и даже без вашего позволения буду им пользоваться. Вы не находите воздух Девона восхитительным?

— Да.

— Я всегда был рад, что наше Аббатство оказалось девонским. Оно могло оказаться на бесцветном севере. У них там тоже есть красивые. Фаунтинз, Ривол… и другие.

— Я слышала о них.

— Не думаю, чтобы какое-нибудь из них превосходило наше… или даже могло с ним равняться. Но, возможно, это то, что называется гордостью владельца. Мы — руины, не так ли… как и они, но мы также и Академия для молодых леди. Кто может с этим сравниться?

— Это кажется странным местом для школы.

— Среди всей этой древности? Какое же место может быть лучше для молодых людей, чтобы узнавать о прошлом?

— Именно это и говорит всегда мисс Хетерингтон.

— Прекрасная женщина. Я восхищаюсь ею. Я рад, что она свою школу устроила здесь. Это так удобно для моих подопечных, и без нее я не мог бы сидеть здесь, получая удовольствие от одного из восхитительнейших вечеров в моей жизни.

Я легко засмеялась.

— Вы мастер гиперболы.

Он наклонился вперед и серьезно сказал:

— Я говорю искренне.

— В таком случае, — парировала я, — не может быть, чтобы у вас была очень интересная жизнь.

Он ненадолго смолк. Потом сказал:

— Начинает спускаться темнота. Мы пока еще не будем зажигать свечи. Взгляните. Появляются звезды. Почему люди говорят, что звезды появляются, когда они там все время?

— Потому что они воспринимают лишь то, что видят.

— Не столь проницательны, как вы, Корделия. Нам с вами не нужно, чтобы все было очевидно бросающимся в глаза, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Жизнь, — сказал он. — Вы не будете судить меня по тому, что вам скажут другие, верно?

— Не мне судить.

— Возможно, я плохо сформулировал. Вы не станете оценивать мой характер по сплетням, которые можете услышать.

— Я лишь повторю, что не мне судить.

— Но вы это делаете… не отдавая себе в этом отчета. Вы слышите что-то о человеке, и если это не опровергается, вы верите этому во вред ему или ей.

— О чем вы говорите?

— Мне известно, что обо мне ходит много скандальных слухов. Я не хочу, чтобы вы всему этому верили. По крайней мере я хочу, чтобы вы понимали, как это произошло.

— Почему это должно меня касаться?

— Потому что после сегодняшнего вечера вы будете моим другом, не так ли?

— Дружбу не надевают как шляпу или пальто. Она развивается… растет… Это нечто, что нужно доказать.

— Она будет развиваться, — сказал он. — Она будет доказана.

Я на какое-то время смолкла.

— Смею сказать, — продолжал он, — что я за свою жизнь сделал очень много такого, что вы не одобрили бы. Мне хотелось бы, чтобы вы немного поняли кое-что о моей семье вы знаете, поговаривают, что мы — потомки дьявола.

Я засмеялась.

— А, — продолжал он, — вы считаете, что это очень вероятно, не так ли?

— Напротив. Я считаю, что это очень невероятно.

— Сатана принимает разные обличил. Он не обязан быть духом, вы знаете, или иметь раздвоенные копыта.

— Расскажите, каким образом дьявол стал одним из ваших предков.

— Очень хорошо. Это было третье поколение Веррингеров. Старая королева умерла, и на престоле был шотландец Яков. Вы знаете, что проклятием нашей семьи было то, что мы не иметь наследников мужского пола? Я знаю, это навязчивая идея многих семей. Но это было нашей особенной проблемой, а в те дни, когда семья была новой в рядах знати, она должна была построить себе прочный фундамент. Видите, даже и сейчас у меня нет сына, который наследовал бы мне; и у моего брата было две дочери. Хочется, чтобы была прямая линия наследования имени, а не потому что одна из дочерей заставляет своего мужа принять его. Так вот, тот Веррингер из Колби Холла, о котором идет речь, смог получить лишь дочь, и она была самым некрасивым созданием, какое только можно было найти во всем Девоншире… Настолько некрасивая, что несмотря на ее состояние, ей не удавалось найти мужа. Но ей нужно было иметь ребенка, а для этого она должна была выйти замуж и муж должен был хранить священное имя Веррингеров. Время шло. Ей было тридцать лет, и с годами она не становилась привлекательнее. Ее отец был в отчаянии и однажды послал своих вооруженных слуг с приказом спрятаться и привезти ему домой любого путника, который был бы относительно красив, в добром здравии и выглядел способным зачать ребенка.

— Вы это придумали.

— Могу поклясться, что это одна из семейных легенд. Хотите услышать, что случилось?

Я кивнула.

— Что ж, через некоторое время они привели молодого человека. Он ехал через лес в одиночестве. Он был красив, силен и выглядел очень привлекательно. Только потому что их было так много, а он один, они смогли его одолеть. Когда мой предок увидел его, он возрадовался. Его уродливая дочь тоже. «Женись на моей дочери, и у тебя будут земли и богатство», — сказал отец. «У меня есть земли и богатство, и я не желаю жениться на твоей дочери», — сказал молодой человек. Отец очень рассердился и приказал поместить его в одну из подземных темниц — да, у нас есть несколько. Их используют теперь для хранения продуктов в холоде. Его следовало там держать, пока он не согласится. Однако проходили недели, но молодой человек не соглашался. Никто не приходил его спасать. Мой предок не позволял морить его голодом или пытать, потому что хотел произвести на свет совершенного ребенка, а поскольку молодого человека нельзя было подкупить богатствами, казалось, что план провалится. Но Веррингеры всегда славились своим упорством. Узника вывели из подземелий и поместили в одну из лучших спален. В комнате горел огонь, ему дали лучшей еды и вволю вина. У Веррингеров всегда были хорошие винные погреба. Мой предок понял, что помещать молодого человека в подземелье было ошибкой. Приятные условия жизни гораздо больше способствуют соблазнению. И однажды ночью, когда молодой человек хорошенько вкусил всего того вкусного, что хитроумный Веррингер прислал к его столу, в его вино было вылито сильное возбуждающее половые инстинкты средство. Он был очень сонным, и когда он отправился в постель, дочь скользнула рядом с ним. В эту ночь они зачали ребенка.

— Вы говорите мне это, чтобы показать, насколько Веррингеры предприимчивые мужчины?

— Отчасти, но здесь есть большее. Послушайте продолжение. Как ни странно, когда молодой человек узнал, что его стараниями девушка забеременела, он согласился жениться на ней и в Холле были великие празднования. В положенное время она произвела на свет ребенка — мальчика, сильного, здорового и такого же красивого, как его отец. Тогда и начали случаться странные вещи. Над колыбелькой мальчика видели огонь, но настоящего огня там не было. Ребенок смеялся, как никогда раньше новорожденный не смеялся; и он хватался за все, что попадало ему под руку. Они хотели торжественного крещения и приготовили для этого часовню. Но за день до того, как это должно было произойти, молодой человек пошел к своему тестю и сказал: «Крещение не должно состояться. Вы не знаете, кто я. Вы думали, что играете со мной, но на самом деле это я играл с вами. Я знал ваши планы; я позволил схватить себя и привести сюда, чтобы я мог дать свое семя вашей семье. Догадываетесь, кто я?» История говорит, что мой предок в ужасе бросился на колени, так как не мог смотреть в лицо молодому человеку, ибо когда он это сделал, оно сверкало как солнце и чуть не ослепило его. «Я Люцифер, сын утра, — сказал молодой человек. — Меня изгнали с Небес. Я честолюбив. Я хочу превзойти самого Бога. Ты честолюбив. Ты хочешь сделаться могущественнее других. Для достижения этой цели ты попытался использовать меня. Вот я и дал тебе сына. Люцифер. И в любом ребенке мужского пола вашего клана в будущих поколениях буду я». Вот таким образом Веррингеры воистину порождение дьявола.

— Вы действительно очень хорошо рассказали историю, — сказала я. — Я как будто была там, видела этого молодого человека и развязку.

— Извиняет это нас?

— Конечно нет.

— Я полагал, что если у нас в крови дьявол, нам должно полагаться некоторое снисхождение.

— Думаю, подобные легенды связаны с большинством семей, которые могут проследить свою линию в далекое прошлое. Мне кажется, нечто подобное говорилось об Анжуйской линии, из которой произошло так много наших королей.

— История передавалась из поколения в поколение.

— И все вы, несомненно, считали, что должны жить в соответствии с ней.

— Похоже, нам для этого не надо было сильно стараться. Но я хотел, чтобы вы поняли, что когда мы плохо поступаем, это не совсем наша вина.

Что он хотел сказать? Что способен на безжалостный акт? Убийство? Я не могла выбросить из головы эту нежеланную жену, которая лежала на подушках, и о пузырьке со смертельной дозой опиевой настойки в руках ее мужа. Дал ли он ей выпить ее?

— Вы задумчивы, — сказал он. — Вы думаете о том, что не принимаете мои извинения.

— Вы правы, — ответила я. — Не принимаю.

Он вздохнул.

— Я знал, что не примете, но все равно хотел объяснить. Какая райская ночь! В воздухе запах цветов, и вы так прекрасны, Корделия.

— Это оттого, что уже почти темно.

— Вы всегда казались мне прекрасной и при ярком солнечном свете.

— Полагаю, мне пора попрощаться и поблагодарить за очень хороший обед.

— Нет еще, — сказал он. — Это такой чудесный вечер. Как тихо! Ни дуновения ветерка. Такое бывает чрезвычайно редко, и было бы просто стыдно не воспользоваться моментом. Вы отвергаете мою мистику. Но у многих людей в жизни есть элемент мистики. А у вас?

Я молчала. Он снова отправил мои мысли на то суффолкское кладбище, и прежде чем я успела себя остановить, я уже говорила:

— Со мной случилось нечто странное… однажды.

— Да? — он нетерпеливо склонился вперед.

— Я мало об этом говорила даже своей тете.

— Скажите мне.

— Это кажется просто абсурдным. Все произошло, когда мы были в Шаффенбрюккене. Нас было четверо, и мы услышали, что если сядем под одним деревом… определенным деревом… в лесу в определенное время… в полнолуние, а это как раз был период Охотничьей луны, которая считалась особенно подходящей… Ну, мы узнали, что если сядем под этим дубом, то сможем увидеть мужчину, за которого выйдем замуж. Вы знаете, какими глупыми бывают девушки.

— Я не думаю, что это глупо. Я считаю, было бы показателем очень летаргического и нелюбопытного ума, если бы человек не хотел увидеть свою будущую пару.

— Вот мы и пошли, и встретили мужчину…

— Высокий, темноволосый и красивый.

— Высокий, светловолосый и красивый на самом деле. И казался он странным, отстраненным — может быть из-за легенды. Мы поговорили с ним немного, а потом вернулись в школу.

— И это все?

— Нет, я снова его увидела. Это было в поезде по дороге домой в Англию… просто он мельком появился и исчез. Потом он был на пароме через пролив. Я в полудреме сидела на палубе: видите ли, было около полуночи, и потом… как мне показалось, он внезапно оказался рядом со мной. Мы разговаривали, и я полагаю, что была очень сонной, потому что когда я открыла глаза, его не было.

— Растворился в клубе дыма?

— Нет… просто ушел… естественным путем. Я снова видела его возле Грантли Мэнор, где мы тогда жили. Он говорил со мной, и я узнала его имя. Он сказал, что навестит нас, но не пришел. Потом… и вот это уже действительно странно, я поехала в то место, где, как он сказал, он живет, и нашла дом. Он сгорел больше двадцати лет назад. Я видела его имя на могильном камне. Вам это не кажется столь же странным, сколь интриги вашей семьи с дьяволом?

— Не казалось… пока вы не дошли до того момента, как вы посетили место, где он должен был предположительно жить. Это очень странно, должен согласиться. Остальное просто. В лес он пришел случайно. Вы наделили его всеми благородными и несколько сверхъестественными качествами, потому что молоды и впечатлительны и поверили легенде. Вы произвели на него впечатление, что нисколько меня не удивляет. Он увидел вас во время путешествия. Он сел рядом с вами и заговорил, но потом его совесть сразила его. Дома его ждала жена и шестеро детей. Так что он незаметно улизнул. Потом он не смог справиться с искушением снова вас увидеть, вот и подстерег вас. Он должен был нанести визит вам и вашей тете, а потом его лучшие чувства снова восторжествовали, и он отправился домой к семье. Я засмеялась.

— В каком-то отношении это звучит правдоподобно, но не объясняет имя на могильной плите.

— Он выбрал имя наугад, не желая называть вам свое собственное из страха, что слушок о его похождениях достигнет ушей его любезной и верной жены, которая его ждет. А теперь если я приму вашу встречу с мистическим незнакомцем, вы должны принять моего сатанинского предка.

— Не знаю, зачем я вам это говорю. Я никому раньше не рассказывала.

— Это все ночь… ночь для доверительных бесед. Вы это ощущаете? Чем темнее становится, тем яснее я вижу в вашей душе… а вы в моей.

— Но какое может этому быть объяснение?

— Вы разговаривали с привидением… или с человеком, который действовал как привидение. Знаете, люди совершают странные поступки.

— Я уверена, что существует логическое объяснение вашей истории… и моей.

— Возможно, мы найдем ответ на вашу. Моя несколько слишком давняя, чтобы что-то доказать, кроме того, что наши деяния — живое свидетельство существования нашего прародителя.

Я обнаружила, что снова смеюсь. Портвейн крепок, подумала я, сознавая приятную усталость и некоторое ощущение, что не хочу пока еще, чтобы этот вечер кончался.

Он сказал, словно читая мои мысли:

— Я сегодня очень счастлив. Хочется, чтобы это продолжалось и продолжалось. Знаете, Корделия, я ведь нечасто бываю так счастлив.

— Я всегда считала, что истинное счастье приходит в служении другим.

— Вижу, тут проглядывают предки-миссионеры.

— Я знаю, что это звучит сентенциозно, но я уверена, что это верно. Самая счастливая личность, какую я только знала, — моя тетя, и если вдуматься, она всегда бессознательно что-то делает для чьей-то пользы.

— Я хочу с ней познакомиться.

— Сомневаюсь, что это когда-либо произойдет.

— Конечно, произойдет, — сказал он, — поскольку мы с вами будем… друзьями.

— Вы так думаете? У меня такое чувство, что это единичный случай. Мы сидим здесь в темноте, над нами горят звезды, воздух благоухает цветами, и это все оказывает на нас свое действие. Мы берем слишком многое… слишком свободно… Возможно, завтра мы пожалеем о том, что сказали сегодня.

— Я ни о чем не буду сожалеть. Для вас, Корделия, жизнь была гладкой с тех пор, как вы избавились от своих миссионеров. Крестная-фея в образе тетушки обеспечила вам платье, чтобы вы могли идти на бал; она превратила тыкву в карету, а крыс в лошадей. Золушка Корделия едет на бал. Она как раз встречает Принца, и он не неуловимый дух, который оказывается всего лишь именем на могильном камне. Вы ведь знаете это, Корделия, не так ли?

— Ваши метафоры принимают столь неожиданный поворот, что они меня возвращают к реальности и напоминают, что пора желать доброй ночи.

— Видите ли, — настойчиво продолжал он, — у меня не было сказочной крестной. Детство мое было суровым. Нужно было все время быть на высоте. Нежности не было… никогда. Гувернеры должны были добиваться результатов. Наказание было всегда… в основном физическое. Я жил в тюрьме… как тот молодой человек, который потом оказался дьяволом. Я был необуздан, предприимчив, часто опасен, всегда в поисках чего-то. Не знаю, чего. Но, кажется, начинаю понимать. Потом я отправился в Оксфорд и вел там разгульный образ жизни, потому что считал, что ответ в этом. Меня женили… очень молодым… на подходящей молодой девушке, которая так же мало знала о жизни, как и я. Я должен был выполнить свой долг — тот же самый, что и моя уродливая прародительница. Я должен был произвести на свет мальчика. Мой брат женился молодым. Как вам известно, у него было две девочки. Мне же не досталось ничего, и с моей женой через три месяца после нашей свадьбы произошел несчастный случай во время верховой езды, после чего она не могла иметь детей. Не скажу, чтобы я был несчастен, но раздражен, вечно… неудовлетворен. Она умерла. Мы похоронили ее в тот день, когда вы приехали.

— Знаю, — мягко сказала я. — Вы возвращались с похорон.

— Я должен был оттуда вырваться. Не мог больше этого выносить. И потом увидел вас в аллее.

— И заставили меня пятиться назад, — легко ответила я.

— Проезжая мимо, я мельком увидел вас. Вы были чудесны, так отличались от всех, кого я когда-либо знал, словно какая-нибудь героиня из прошлого.

— Боудикка? [3] — беспечно подсказала я.

— С того самого момента я хотел с вами познакомиться. А потом, когда нашел вас заблудившуюся…

— Отвели меня в город длинной кружной дорогой.

— Я должен был как можно дольше говорить с вами. А теперь… это…

Тут я подумала о красивой женщине и ребенке, которых увидела в саду Грачиного Стана, и сказала:

— Кажется, я познакомилась с вашей хорошей приятельницей.

— О?

— С миссис Марсией Мартиндейл. У нее красивая маленькая дочка.

Он молчал, и я подумала: не следовало мне этого говорить. Я становлюсь неосторожной, не думаю, прежде чем сказать. Как вообще я могла рассказать ему о Незнакомце из леса? Что это со мной происходит?

Внезапно меня испугал темный силуэт, который пронесся над моей головой. Это было жутко, и меня вдруг охватило чувство, что в этом древнем жилище должны быть привидения, которые не могут обрести покой: духи тех, кто встретил насильственный конец. Возможно, его жена…

— Что это было? — воскликнула я.

— Всего лишь летучая мышь. Сегодня они летают низко.

Я вздрогнула.

— Невинные маленькие создания, — продолжал он. — Почему они внушают людям такой страх?

— Потому что они запутываются в волосах, и говорят, что у них паразиты.

— Они не причинят вам вреда, если вы их не тронете. О, вот она опять. Должно быть, это та же самая. Вы кажетесь действительно встревоженной. Думаю, вы и впрямь считаете их посланцами дьявола. Ведь так, верно? Вы думаете, я призвал их выполнить мои приказы.

— Я знаю, что они — летучие мыши, — сказала я. — Но это не значит, что они мне нравятся, Я говорила себе: пора возвращаться в дом, но что-то во мне просило остаться еще немножко. Мне хотелось побыть вне дома в эту волшебную ночь и больше узнать об этом человеке, поскольку он многое о себе открывал. Я думала о нем как о дерзком и высокомерном. Он был таким; но в нем было и нечто еще — грусть, даже уязвимость, нечто каким-то образом для меня трогательное.

А потом… мы больше не были одни. Она вошла во двор. На ней была амазонка, голова не была покрыта; ее красивые рыжеватые волосы были подняты чем-то типа сетки.

Я тотчас ее узнала.

— Джейсон! — воскликнула она сдавленным голосом, в котором прозвучали грусть, отчаяние и острая тоска. Он поднялся. Я видела, что он очень рассержен.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

Она отшатнулась и отступила, ее очень белые руки, на которых она носила несколько колец, были скрещены на груди, вздымавшейся от волнения.

Она сказала:

— Я слышала, что произошел несчастный случай. Я подумала, что может быть с тобой. Я обезумела от беспокойства.

Она выглядела великолепно, но в то же время умудрилась казаться жалкой. Я считала, что смотрю на когда-то дорогую любовницу, которая больше не мила как прежде, знает об этом, и это разбивает ей сердце.

Он очень тихим голосом сказал:

— Я должен представить тебя мисс Грант из Академии для девушек.

— Мы уже встречались, — сказала я. — Вы должны меня извинить. Мне надо идти к Терезе.

Я смотрела прямо на Марсию Мартиндейл, которая, казалось, выражала тревогу, печаль и отчаяние одновременно.

— Одна из наших девушек упала с лошади. Она спит в этом доме, и я здесь, чтобы присматривать за нею.

Я заметила облегчение на лице женщины. Это наверняка было самое выразительное женское лицо, какое я когда-либо видела.

— Я надеюсь… — начала она.

— О, ничего серьезного, — быстро сказала я. — Доктор опасался сотрясения мозга, и сочли лучшим оставить ее здесь на ночь. Миссис Кил присматривает за ней, пока я не поднимусь. Что ж, спокойной ночи и спасибо, сэр Джейсон, за ваше гостеприимство.

Я поспешно оставила двор и вошла в дом, пытаясь найти дорогу к Голубой комнате. Мой недавний восторг сменился депрессией.

Что же со мной случилось во дворе? В этом вечере были какие-то чары. Это были сумерки, еда, вино… его личность, возможно, моя неопытность… его речи, которые я нашла интересными. Должно быть, я была совершенно околдована, чтобы хоть на миг вообразить, что он не такой человек, как я полагала благодаря всему услышанному о нем.

Теперь ему предстояло объясняться со своей любовницей, которой он пренебрег ради вечернего приключения с кем-то для него новым.

Этого я как раз и ожидала бы от него!

Она, эта женщина, разбила что-то вдребезги. Но это было как раз кстати, поскольку она вернула меня к реальности. Я надеялась, что не была слишком неосторожной, и попыталась вспомнить, что же я говорила. Как удалось ему увлечь меня? Он почти начал мне нравиться.

На лестнице я увидела горничную и попросила ее показать мне Голубую комнату, что она и сделала.

Когда я вошла, миссис Кил встала с кресла.

— Она крепко спит. За все время не шелохнулась, — сказала она. — Вы теперь останетесь здесь?

— Да, — сказала я. — Я лягу спать на другой стороне постели. Она достаточно велика. Я ее не побеспокою, а если она проснется, я буду рядом.

— Правильно, — сказала миссис Кил. — Что ж, пожелаю доброй ночи.

Она бесшумно закрыла дверь. Я все еще чувствовала себя околдованной. Это все еда и вино, говорила я себе. К нему это не имеет никакого отношения.

В двери был ключ.

Я повернула его, закрывшись вместе с Терезой.

После этого я почувствовала себя в безопасности. Завтра, если Тереза будет достаточно хорошо себя чувствовать — а я знала, что так и будет, — мы уедем в школу, и мне не меньше чем Терезе нужно будет забыть о нашем маленьком приключении.

Я лежала рядом с Терезой, но сон оказался неуловимым. Я была возбуждена и заинтересована, и гадала, что же сэр Джейсон и Марсия Мартиндейл там внизу говорят друг другу. Мне хотелось бы объяснить ей, что нет надобности тревожиться из-за меня. Я не из тех, кто может попасться на удочку умеющего вкрадываться в доверие донжуана. И, однако, пока я с ним разговаривала — хотя я и была настороже и считала, что вижу его насквозь с величайшей легкостью — должна признаться, что была чуточку зачарована. Он был пресыщен, безжалостен — то, что называется «светский человек», и я поняла, так же, как и он, что у меня очень мало опыта общения с такими людьми. Нет сомнений в том, что он подчеркивал свой интерес ко мне. Но сколь бы я ни была невинна, я полностью сознавала, что мужчина типа Джейсона Веррингера будет таким определенным образом интересоваться одновременно многими женщинами.

Как глупо с моей стороны было подумать, даже на это очень короткое время, что у него ко мне особое чувство. Что поразило меня как особенно странное, так это то обстоятельство, что я рассказала ему о моем приключении с мужчиной в лесу, когда я даже тете Пэтти об этом не говорила. Это оттого, что мы сидели там, пока темнело все больше и над головой проносились летучие мыши. При ярком свете дня я никогда бы не стала так откровенничать.

Ладно, все уже позади. Все пришло к внезапному концу с драматическим появлением его любовницы.

Забудь об этом человеке, говорил мне мой здравый смысл. Спи.

Я закрыла глаза и попыталась это сделать. Я заперла дверь, поскольку подозревала, что он может войти в спальню, хотя бы под предлогом объяснения внезапного появления Марсии Мартиндейл. Но здесь Тереза… спящая дуэнья. Дверь заперта, и она лежит рядом со мной, погруженная в глубокий сон, вызванный лекарством.

Наконец я задремала.

Когда я проснулась, было темно. Несколько мгновений я не могла вспомнить, где нахожусь, затем нахлынули воспоминания.

— Тереза! — тихонько сказала я.

— Да, мисс Грант.

— Так ты не спишь.

Я почувствовала ее беспокойство и продолжала:

— Ты не очень пострадала, Тереза. Через день или два ты сможешь нормально повсюду ходить.

— Я знаю.

— Ну что ж, просто попытайся заснуть. Сейчас глубокая ночь. Беспокоиться не о чем. Мы останемся здесь до утра, а потом приедет Эммет и заберет нас.

Она сказала:

— Если бы только не лето.

— Да почему же! Только подумай о замечательном солнечном свете, прогулках, пикниках, каникулах…

Я смолкла. Как глупо с моей стороны, как бестактно! Последовало короткое молчание, и я продолжала:

— Тереза, что ты будешь делать во время летних каникул?

— Я останусь в школе. — Ее голос звучал совершенно безрадостно. — Полагаю, мисс Хетерингтон придется мне это позволить, но для нее это помеха. Я единственная.

Подчинившись внезапному импульсу, я сказала:

— Тереза, что если… только предположим… я смогла бы забрать тебя на каникулы с собой.

— Мисс Грант!

— Что ж, вероятно я могла бы. С тетей Пэтти все нормально… с Вайолит тоже. Мне нужно было бы разрешение мисс Хетерингтон.

— О мисс Грант… я увидела бы тетю Пэтти и пчел Вайолит. О мисс Грант! Я так хочу поехать… так сильно.

Я уставилась в темноту. Возможно, мне следовало тщательнее это обдумать, прежде чем предлагать. Но бедная Тереза. Она была так несчастна и в таком подавленном настроении после несчастного случая. Я просто должна была высказать это предложение, и чем больше я об этом думала, тем лучше оно казалось. Теперь Тереза не хотела засыпать. Ей хотелось поговорить о тете Пэтти и ее сельском доме.

— Я и сама о нем не очень много знаю. Я не была в нем, когда он стал обжитым. Для меня он всегда был пустым домом. Они въехали, когда я переехала в Колби, так что я о нем знаю только из писем тети Пэтти.

— Расскажите мне о тете Пэтти. Расскажите, как она пришла встречать вас из Африки в той шляпе с пером.

Так я и рассказывала ей, как уже делала это раньше, слушая, как она довольно смеется рядом со мной. Я поняла, что перспектива летних каникул сделает больше для ее выздоровления, чем что бы то ни было еще.

На следующий день Эммет прибыл, чтобы отвезти нас обратно в школу. Миссис Кил с двумя слугами проводила нас, и когда мы уже садились в карету, появился сэр Джейсон.

Я сказала:

— Спасибо за гостеприимство. Тереза, поблагодари сэра Джейсона.

— Спасибо, — послушно сказала Тереза. Глаза ее все еще сияли предвкушением летних каникул.

— Это было очень приятно, — сказал он. — Я получил такое удовольствие от нашего обеда.

— Кулинарный шедевр, — ответила я. — Еще раз спасибо вам и всем, кто участвовал. Пойдем, Тереза.

— Надеюсь, мы скоро встретимся снова, — сказал он, глядя на меня.

Я неопределенно улыбнулась и устроила Терезу, заняв свое место рядом с ней. Эммет хлестнул лошадь, и мы двинулись. Сэр Джейсон смотрел прямо на меня — довольно печально, как мне показалось — и я снова ощутила к нему тот порыв жалости, который наверняка его позабавил бы, знай он о нем.

Дейзи Хетерингтон ждала нас. Она приветствовала меня, и ее глаза тотчас устремились к Терезе.

— Кажется, ваше приключение вам не повредило, — сказала она. — Пойдемте. Что говорит доктор, мисс Грант? Терезе следует какое-то время отдохнуть?

— Да, сегодня. Я отведу ее. Сегодня ей следует полежать в постели, а завтра посмотрим.

— После того, как вы с ней разберетесь, приходите в мою гостиную, мисс Грант. Я хочу с вами поговорить.

— Разумеется, — ответила я.

Я отвела Терезу в ее комнату и помогла ей лечь в постель.

— Вы спросите у мисс Хетерингтон сейчас? — заговорщицки прошептала она.

— Да, — сказала я. — При первой же возможности.

— И вы скажете мне… сразу?

— Обещаю.

По дороге к мисс Хетерингтон я встретила Шарлотту и девушек Веррингер. Я сказал им:

— Тереза вернулась. У нее может быть легкий шок. Прошу вас быть очень осторожными. Не говорите об этой неудаче, если она сама не заговорит. Понимаете?

— Да, мисс Грант. Да, мисс Грант. Да, мисс Грант.

В голосе Шарлотты слышалось понимание и согласие. Порученная ей власть и ответственность совершили чудо.

— Вы трое ездите верхом очень хорошо, — продолжала я. — Получилось так, что вы очень хорошие наездницы, — я смотрела на Шарлотту, которая порозовела от удовольствия. — Но вы должны понимать, что все не могут быть одинаково хороши. Таланты ведь могут быть и в другой области.

Я пошла дальше. Не думаю, что Шарлотта станет дразнить Терезу, обвиняя ее в трусости, если та некоторое время откажется ездить верхом. Я действительно верила, что мне удалось задеть ее за живое благодаря ее любви к лошадям — может быть слегка, но это все-таки начало. Я задумалась о том, что многие люди нарушают принятые нормы из-за желания самоутвердиться, и когда их успех признается, такая необходимость отпадает. Это был вопрос, который мне хотелось бы обсудить. Конечно не с Дейзи Хетерингтон, но с Эйлин, тетей Пэтти… и интересно было бы услышать точку зрения сэра Джейсона. Дейзи ждала меня.

— О, пожалуйста, садитесь, мисс Грант. Как неудачно, что такое произошло! И надо же, чтобы именно там…

— Это лучше, чем если бы это произошло далеко от жилья, — напомнила я ей. — По крайней мере нам удалось сразу послать за врачом.

— Насколько я поняла, она только ушиблась.

— Переломов нет. Ей повезло. Конечно, она потрясена.

— Иногда я жалею, что вообще приняла Терезу Херст.

— Она очень милая девушка.

— Кажется, Корделия, она сосредоточена на вас. Будьте осторожны. Такая навязчивость может стать очень утомительной.

— Проблема Терезы в том, что она одинока. Из-за своей домашней ситуации она чувствует себя никому не нужной. Кстати, она очень огорчается из-за летних каникул, и я — боюсь, довольно необдуманно — пообещала взять ее с собой, если все согласятся.

— Взять ее домой! — воскликнула Дейзи. — Дорогая моя Корделия!

— Среди ночи, когда бедная девочка так горевала, это показалось хорошей мыслью, и после всего происшедшего я пообещала…

Дейзи медленно улыбнулась.

— Это было крайне доброе дело с вашей стороны, и я уверена, что Пэшенс не станет возражать.

— Значит, вы даете мне позволение?

— Моя дорогая Корделия, ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем возможность для девочки провести летние каникулы не здесь. Когда они остаются в школе, это дополнительная обуза… и не всегда стоит того, что за это платят. Представьте… дитя здесь все это время, и больше никого ее возраста. А ответственность? Что касается меня, я даю согласие всем сердцем. Есть еще родители.

— В Родезии.

— Я думаю о здешних опекунах. Родственники… Я напишу им и спрошу разрешения, чтобы Тереза могла побыть у вас. Мне придется сказать им, что ваша тетя — моя давняя подруга и я могу поручиться за то, что Тереза проведет каникулы в лучшем для нее месте, если уж она не может быть со своими родителями.

— О, спасибо, мисс Хетерингтон. Вы не возражаете, если я пойду к Терезе сразу. Она так беспокоится.

— Да. И еще одно, Корделия. Я была неспокойна по поводу того, что вам пришлось провести ночь в Холле.

— Я знаю, и очень мило с вашей стороны, что вы не отнеслись равнодушно.

— Я чувствую такую же ответственность за своих служащих, как и за девушек… Вы обедали с сэром Джейсоном?

— Да.

— У него репутация человека, довольно… свободно ведущего себя с женщинами.

— Легко представить.

— Я надеюсь, он никоим образом не был оскорбителен.

— Нет. К тому же после обеда зашла миссис Мартиндейл. Я оставила их и отправилась к Терезе, чтобы сменить миссис Кил, которая любезно предложила присмотреть за ней, пока я буду есть.

Дейзи явно почувствовала облегчение.

Я отправилась прямо к Терезе.

— Первый барьер взят, — сказала я. — Мисс Хетерингтон дает свое сердечное согласие. Теперь остаются родственники. Сегодня она им напишет.

— Они скажут: «Да, конечно». Нам нечего опасаться их. О мисс Грант, я проведу летние каникулы с вами и тетей Пэтти!