Глава пятая ЧЕТВЕРО НА ОДНОГО

Андрей очень боялся. Он понимал, что затеял предприятие почти безнадежное. В самом деле, что может сделать он, мальчишка, с несколькими взрослыми мужчинами? Он слышал, что у настоящих браконьеров есть и ружья, заряженные пулями, которыми можно убить медведя, а у некоторых — и пистолеты, и что, когда дело касается сохранения тайны, они отстреливаются и не останавливаются перед убийством.

По правде сказать, очень ему хотелось лежать в постели и слушать, как мирно посапывает Клаша, и не обращать внимания на то, что подвывает Барбос.

Что же заставило его бросить постель, дом, и маленькую сестру, и тепло, и покой, и безопасность; что же заставило его в темную, безлунную ночь выйти из дома и, напрягая все силы, спихнуть лодку в воду и торопиться в залив, где были неведомые враги, наверное, сильные, наверное, жестокие и беспощадные?

Трудно сказать. Есть в человеческой душе чувства, которые объяснить трудно, но которые живут и определяют поведение человека, которые называются благородством, честностью, мужеством и без которых, наверное, человек мало чем отличался бы от коровы или свиньи.

И чувства эти действуют на человека и в старости, и в юности, и в восемьдесят лет, и в двенадцать лет.

Так или иначе, лодка шла в темноте по озеру, и Андрей, щуря глаза, вглядывался вперед и старался, чтобы весла не плескали. По как он ни всматривался в темноту, ничего не было видно. Он напряженно вслушивался в тишину и долго тоже ничего не слышал, а потом услышал, как тихо плещет вода под веслами, и понял, что браконьеры здесь, и когда всмотрелся по направлению звука, то увидел неясный силуэт лодки и людей, которые что-то делали, шепотом переговариваясь, и понял, что они опускают сеть.

И тут Андрей совсем испугался. При чем тут ружья, пули, пистолеты! Достаточно одного удара веслом, чтобы он, Андрей, свалился в воду, и лодка с незаконно добытой рыбой ушла. Потом ищи, доказывай, отчего погиб молодой Сизов. Может быть, он даже браконьерствовал и сам погиб в результате несчастного случая. Тогда ляжет позор на семью Сизовых, и несчастье, гибель сына, будет вызывать не сочувствие, а осуждение.

Андрей начал грести назад и уже твердо решил, что вернется сейчас домой, ляжет в постель, укроется одеялом, запрет двери на все запоры, и иди доберись до него. Тем более он же мальчик, он не обязан ловить браконьеров. Его дело нехитрое: учись, получай пятерки или в крайнем случае — четверки. Когда вырастешь — с тебя спросят, а сейчас… как же можно с ребенка спрашивать!

Все это было так убедительно, что Андрей отошел от туманного силуэта лодки назад метров на пятьдесят, а потом вдруг остановился и энергичными гребками послал лодку вперед, потому что вдруг с огромной силою взыграло в нем то удивительное чувство, которое отличает человека от коровы или свиньи.

В это время люди, бывшие в той лодке, которая еле только проглядывалась в темноте, все продолжали шептаться и действовать, и Андрей, глаза которого к темноте уже привыкли, понял, что они вытаскивают сеть, и разглядел, что их было четверо, и стал еще сильнее грести, потому что подумал: «Вытащат они сеть, и рыба, может быть, задохнется, погибнет». Он подвел свою лодку вплотную к браконьерской, ударился своим бортом об их борт и сказал тоном, уверенным и властным:

«Объявляю вас задержанными как браконьеров!»

Дальше был разговор, который мы уже изложили в предыдущей главе.

С точки зрения логики, весь выигрыш был на стороне четырех взрослых мужчин. Их было четверо. И каждый из них был в десять раз сильнее маленького Андрея, который совсем недавно перестал увлекаться солдатиками, который совсем недавно запомнил, где в окончании «ться» надо ставить мягкий знак, а где не надо, который еще до сих пор путался в нехитрой теореме о том, что сумма углов треугольника обязательно равна двум прямым.

Да, противники были гораздо сильнее его. Но, с другой стороны, были некоторые преимущества и у Андрея. Все-таки он говорил своим собственным голосом и открыто назвал имя свое и фамилию, а Василий Васильевич, человек ответственный и почтенный, говорил почему-то женским голосом да еще говорил неумело, так что за женщину принять его было никак не возможно, но зато было совершенно ясно, что он страшно испуган, растерян и не знает, что делать.

Именно поэтому, вероятно, Андрей вдруг почувствовал, что он сильнее этих четырех мужчин. Крепко схватив рукою борт их лодки, он решительным голосом сказал:

— А ну-ка, давайте проедем со мной в рыбнадзор.

Четверо мужчин рассмеялись, потому что действительно с точки зрения логики это была совершеннейшая нелепость. Как это мальчишка, сопляк, школьник отведет четырех здоровых мужчин в рыбнадзор! И все-таки в смехе четырех здоровых мужчин звучала неуверенность.

Положение создавалось очень странное. С одной стороны, любой из четырех мог свалить Андрея одним взмахом руки. С другой стороны, не могли же они утопить или убить ребенка. Люди они были маленькие и боязливые. На такое преступление, как браконьерство, они решились, и то, как мы знаем, с волнениями и колебаниями, но уж на убийство, конечно, никто из них пойти не мог. Они были все-таки люди почтенные, каждый из них заслужил некое общественное положение, которым очень дорожил, которым очень гордился. Кроме того, все они понимали, что если произойдет убийство, то все пойдет совсем по-другому. Тут уж приедут настоящие следователи, начнутся допросы, сличение показаний, тщательный анализ улик, и, конечно, эти опытные следователи докажут по десяткам мельчайших подробностей, которые им, четверым рядовым работникам, никогда в жизни не предусмотреть, факт злодейского убийства.

Андрей Сизов был безоружен перед четырьмя взрослыми мужчинами, но, как ни странно, четверо здоровых, взрослых мужчин были тоже безоружны перед двенадцатилетним мальчиком.

Положение действительно создалось нелепейшее.

Разумеется, выход из этого нелепейшего положения нашли зрелые мужчины. Была короткая перекидка фразами. Еле слышным шепотом, намеками, которых Андрей не мог понять, словами, которых он не мог расслышать, четыре соучастника условились о дальнейшем развитии преступных действий.

Следует отметить, что руководящая роль принадлежала в этом Василию Васильевичу. Он хотя и говорил женским голосом, чем несколько снизил героический образ вожака, но все-таки в его душе таилась дерзость и смелость, не свойственные всем остальным.

Четверо здоровых мужчин, тихо перешептываясь, взяли Андрея за руки и перетащили в свою лодку. Андрей закричал «караул», но озеро было очень большое, и район Волошихинского рыбопункта населен был очень мало. Отчаянный вопль попавшего в плен Сизова услышал только Барбос, который в ответ завыл печально и безнадежно, Стрела, отозвавшаяся ржанием, смысл которого понять было нельзя, да Клаша, которая крепко прижимала к груди жирафа и вскочила, трясясь от волнения, но быстро успокоилась, решив, что ей это послышалось.

Второго крика не было. Андрей Петрович зажал своему тезке рукою рот, и четверо преступников начали обсуждать, что делать дальше.

— Связать! — сказал Валентин Андреевич Коломийцев, который, как владелец мотора, чувствовал, что на него падает большая доля ответственности.

Началась суетня. В темноте, отрывая веревки, никак не могли найти узлов, а если и находили, то не могли их распутать. Кто-то сказал «Нож!» — кто-то вытащил нож. В результате долгой и бестолковой суеты добыли кусок веревки. Никто не знал, как надо связывать. Все помнили по приключенческим романам, что человека в таких случаях связывают, но как это делается, никто толком не знал. Во-первых, все четверо читали мало, во-вторых, невнимательно, потому что думали о служебных делах. Да и авторы приключенческих романов мало занимались этими подробностями, очень существенными в практической жизни.

Андрей читал больше, чем четверо его противников. Поэтому он помнил, что связанные жертвы напрягают мышцы, чтобы потом ослабить их и постепенно развязать узлы.

Наверное, минут двадцать тянулась эта возня, но наконец Андрей был обвязан веревками, примерно так, как бывает закутан пеленками полуторамесячный ребенок.

— Кляп! — сдавленным голосом сказал заведующий горкомхозом.

Все помнили, что обезоруженному и связанному противнику положено засовывать в рот кляп, но, во-первых, никто не знал, что такое, собственно, кляп, потому что авторы приключенческих романов почему-то тоже опускают объяснения по этому поводу, а во-вторых, не было никакого подходящего материала. В конце концов, после споров и переругиваний, Степан Тимофеевич Мазин вытащил косынку, которой он обычно повязывал голову во время рыбной ловли, чтобы лысину не напекло солнце, и этой косынкой Андрею завязали рот.

Теперь можно было считать, что противник окончательно побежден и обезврежен. Но, как это ни странно, положение от этого не улучшилось. Ну обезврежен — ладно. А дальше что делать? Противник лежит беспомощный на дне лодки. Победители могут продолжать свою деятельность, они вытащат сеть, выгрузят рыбу, отойдя от залива на веслах, запустят мотор, придут в условное место, где есть запертый сарай и приготовленные весы. Но мальчишка-то будет все равно с ними. Не могут же они всю жизнь держать его связанным. Потом его надо кормить. Наконец, раньше или позже его хватятся и начнут искать. Вообще получалась какая-то ерунда.

Надо сказать, что Андрей в это время испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, ему было необыкновенно интересно оказаться как раз в том положении, которое постоянно описывается в приключенческих романах, но никогда не случается в жизни, как подсказывал ему пусть небольшой, но хорошо усвоенный опыт. С другой стороны, ему было все-таки очень страшно. Он понимал, конечно, что его противники растерялись и сами не знают, что делать, но кто знает, что им придет в голову. В конце концов, нож у них есть, он же слышал разговор о ноже и понимал, что веревку отрезали ножом. Удивительно неприятно быть зарезанным, как поросенок. Наконец, с третьей стороны, ему было просто очень неудобно лежать.

Было трудно дышать. Косынка пахла сырой рыбой, и это было противно, веревки натирали кожу. Хотелось подвигаться, а это было невозможно. И в то же время Андрею нравилось то, что он, как настоящий мужчина, пошел защищать государственное добро и хотя пока что многого еще не добился, но доставил преступникам немало неприятностей.

Преступники сидели на корме лодки и, близко склонив головы друг к другу, разговаривали.

— Надо положить его связанного в его собственную лодку и лодку отпихнуть. Он же никого из нас не знает. Лиц не видно, а говорили мы или чужими голосами, или шепотом. Тут не опознаешь. — Так предлагал Андрей Петрович Садиков.

Предложение это всем понравилось.

— Правильно, — сказал Валентин Андреевич. — Давайте лодку.

В темноте началась возня. Все четверо шарили руками и искали борт сизовской лодки. Но лодки не было. Тихая была погода, слабый был ветерок, а все-таки, пока продолжалась борьба браконьеров с Андреем Сизовым, лодку куда-то унесло. Может быть, она была и недалеко, да ведь разве в темноте разглядишь. Нащупать ее, во всяком случае, не удалось.

Все четверо чертыхались, обвиняли друг друга в неосмотрительности и легкомыслии, но это все равно не могло ничему помочь.

— Хорошо, — сказал Василий Васильевич. — Вытащим его на берег. Пусть полежит до утра. Но только я ставлю одно условие — сеть-то моя, и у меня ее видели, я ее и заведующему почтой показывал, и из рыбаков кое-кому. Это же улика. Так что надо сеть уничтожить. Черт с ней, с этой форелью! Подумаешь мне рыба! Сазан, между прочим, не хуже. А вегетарианская пища, говорят, даже полезнее. Но только расходы поровну. Сеть стоила пятьдесят рублей. Стало быть, на нос по двенадцать с полтиной. Даете слово, что отдадите?

— После получки отдам, — сказал твердо Степан Тимофеевич.

— И я после получки, — хором сказали Андрей Петрович и Валентин Андреевич.

— Тогда, значит, так, — мужественным тоном сказал Василий Васильевич. — Мальчишку сейчас выносим на берег и оставляем связанным. Сами отходим на километр на веслах, а потом запускаем мотор и едем на середину озера. Там накладываем в сеть камни и бросаем на дно. А форель выпускаем. Черт с ней, с форелью! Дурацкая, между прочим, рыба!

Следует заметить, что весь этот разговор велся тишайшим шепотом. Так что Андрей слышал только взволнованную интонацию собеседников, а слов не различал.

Решение было принято, и надо было приступать к исполнению.

Вооружившись ножом, Андрей Петрович стал искать веревки, на которых держалась сеть. Сеть следовало освободить от рыбы, вытащить из воды, свернуть, прикрыть на всякий случай чьей-нибудь курткой, потом вынести на берег этого проклятого парня, который погубил все предприятие, и потом направиться, набрав, конечно, на берегу камней, куда-нибудь в центр озера и там бросить сеть на дно. Никому уже не хотелось даже и думать о жареной, вареной, соленой и копченой форели. Черт с ней, с этой форелью! От нее всяких неприятностей не оберешься. Прийти бы спокойненько домой, проснуться от уютного звонка будильника, съесть чего-нибудь мясного или мучного и отправиться не торопясь на работу.

Снежные склоны на восточном берегу озера стали понемногу светлеть, но до рассвета еще оставалось достаточно времени. Важно вытащить мальчишку на берег, а сеть можно утопить и утром. Кто увидит, что делают в центре озера четыре человека, выехавшие в воскресный день покататься на моторной лодке?

Все несколько успокоились. Форели, конечно, не будет, да и кому она нужна, эта форель, но по крайней мере все выйдут сухими из воды.

И вдруг раздался отчетливый громкий шепот Андрея Петровича. Непонятно было, зачем он говорит шепотом. Андрею этот шепот был отчетливо слышен, и он разбирал каждое слово, а больше скрываться было не от кого.

— Товарищи, — сказал Андрей Петрович, — сети нет!

Кто его знает, как это получилось? Обрезали ли в суматохе веревки, когда искали, чем связать Андрея, или, может быть, веревки перетерлись, когда борт сизовской лодки терся о борт лодки Валентина Андреевича. Но, так или иначе, сеть, принадлежавшая Василию Васильевичу, которую знали и видели многие люди, сеть с незаконно выловленной форелью уплыла. Раньше или позже ее выбросит на берег, люди, которым она попадется на глаза, представят ее начальству — и все четверо будут уличены в преступлении.

— Конечно, сеть принадлежит мне, — сказал Василий Васильевич, — но имейте в виду, что один отвечать за всех я не согласен! Когда сеть опознают, я назову всех соучастников. Это я говорю откровенно. Я человек прямой и обманывать вас не буду.

Остальные трое молчали.

Загрузка...