Охотники за привидениями

Дмитрий Александрович Емец

ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ

фантастическая повесть

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ВСЕ ВОТ-ВОТ НАЧНЕТСЯ

Он был призрак.

Он ненавидел.

Ненавидел люто.

Уже много веков он думал лишь о мести. Единственным чувством, которое владело им и при жизни и особенно сейчас, когда он был мертв, была ненависть. Ненависть помогла ему не раствориться, перешагнув границу миров и пространств. Если бы он только мог вырваться! Он залил бы мир кровью, истоптал бы землю копытами своей конницы, раздробил таранами стены городов, заставил бы людей, этих жалких червей, трепетать перед собой и вновь с прежним ужасом полушепотом произносить его некогда грозное, но уже почти забытое имя...

А пока ему оставалось лишь ждать, и он ждал, расслабленный и одновременно собранный, как гремучая змея перед прыжком. Он ждал, пока многовековая преграда, заточавшая его, перестанет существовать, и его ненависть сможет наконец вырваться на свободу...

Они называли себя "великолепной пятеркой". Это была компания из пяти подростков - четверых ребят и одной девочки. Все они волей случая, а, быть может, указующим перстом судьбы жили в одном подъезде.

Их дом стоял в Москве, в черте Садового кольца, и был построен в начале ХХ века. Его архитектура была в стиле так называемого "нового модерна" - с башенками на крыше, узорчатыми ассиметричными пилястрами, лепными узорами, сводчатыми арками, ведущими во двор, в которых еще сохранились петли от когда-то висевших ворот. Уже один взгляд на этот дом наполнял смотрящего глубокой уверенностью, что с этим домом непременно должна быть связана какая-то загадка.

И он не ошибался.

Именно здесь, под этой крышей, в начале XXI века суждено было произойти событию, которое по своей важности имело для мировой истории значение куда большее, чем любая из войн.

Но познакомимся прежде с нашей "пятеркой".

"Великолепная пятерка" относится к весьма редкому типу компаний. Все пять ее членов удивительно дополняют друг друга, вместе составляя единый организм.

Головой, или точнее мозгами, этого организма является юный гений Егор Лопатин, для которого ничего не стоит с закрытыми глазами собрать компьютер, вклиниться в защищенную паролями сеть или собрать сложнейшую радиоуправляемую модель. Пару лет назад, когда ему было двенадцать, он сделал робота, который с голоса умел выполнять около двадцати команд и среди них такие сложные, как открыть дверь, включить телевизор или стащить из кухни что-нибудь вкусненькое. Правда, последнюю команду он выполнял чаще всего ошибочно и вполне мог схватить первую попавшуюся тарелку, а то и жидкость для мытья посуды.

Кулаками компании, ее вышибалой и телохранителем, а отчасти и "отрицательным персонажем", служит брат Егора - Федор. Как и большинство хороших спортсменов, умом Федор не блещет, но тут уж ничего не поделаешь. "И на солнце бывают пятны", - говорит Катя Большакова.

Обоим братьям Лопатиным по четырнадцать лет, они близнецы и внешне похожи как две капли воды. Однако это сходство только наружное, на самом же деле Егор и Федор абсолютно разные, настолько разные, что не будь они близнецами, легко можно было бы поверить, что одного из них подменили в младенчестве.

Если Егор часами может ковыряться с деталями и чертежами, то его брат Федор смутно представляет даже, как устроена батарейка и чем вольт отличается от ватта. Зато Федор уже пять лет занимается в секции карате и недавно сдал на черный пояс.

В раннем детстве родители одевали и стригли близнецов абсолютно одинаково, но как только Егору и Федору исполнилось по десять лет, они стали бурно протестовать против такого уравнивания. Вначале они отказались носить одинаковые вещи, потом же и этого им показалось мало. И вот в одно прекрасное утро Федор взял папину бритву и побрился наголо, а Егор разбил свою копилку, выгреб оттуда свои сбережения и отправился в инстутут красоты требовать, чтобы ему сделали пластическую операцию. "Я заплачу! Я не хочу быть похожим на брата!" - заявил он. Разумеется, никакой пластической операции ему не сделали, а только сказали: "Иди домой, мальчик! Никакой операции мы тебе делать не будем. Можем только дать по носу, чтобы он распух!"

Вскоре братья разделились и по интересам. Федор записался в секцию карате, а Егор обложился справочниками по электронике, программированию и высшей математике и начал самостоятельно грызть фундамент науки.

Кроме братьев Лопатиных, в "великолепную пятерку" входят еще Катя Большакова, Дон-Жуан и Паша Колбасин.

Дон-Жуан, романтик и музыкант, внук известного археолога, известен своей отвагой, независимостью и непредсказуемостью. Он вполне может среди ночи отправиться кататься на велосипеде, сочинить песню в десять куплетов или забраться на балкон к кому-нибудь из своих друзей по веревке. Имеется у него на этот случай даже специальная альпинисткая веревка - прочная и крепкая, с завязанными на ней узлами.

Есть в "великолепной пятерке" и своя красавица - Катя Большакова. Правда, ни под один из известных канонов красоты она как будто не подходит, но в то же время присутствует в ней нечто неуловимое, нечто такое, что проявляется в её движениях и улыбке. И вот это-то вместе с неуемной энергией и способностью быть сразу везде, и есть настоящая красота.

Катя носит короткую стрижку-каре и контактные линзы. Очков она не признает, считая, что они ей не идут. Никто не помнит, чтобы он когда-нибудь видел Катю сидящей на одном месте - для этого пришлось бы связать её. Да и то едва ли в мире нашлась бы веревка, способная удержать эту неукротимую комету.

Иногда, правда, Большакова перестает бегать и на несколько дней затихает, словно вулкан перед очередным извержением. Все эти дни она проводит на диване и жадно заглатывает книги. Круг ее чтения самый обширный - здесь и классика, и фантастика, и мистика, и любовные романы, и астрология, и книги по искусству, и описания ста крупнейших сражений. Читает она быстро, запоем, по триста-четыреста страниц в день, и все проглоченные книги образуют в ее голове взрывоопасную смесь. И вот в один прекрасный день очередная книга остается недочитанной, а саму Катю срывает с места и несёт, несёт куда-то, она сама не знает куда...

Пятый и последний член компании, официально и по полному ритуалу принятый в нее, - Паша Колбасин, личность весьма примечательная. Примечателен же Паша главным образом тем, что может в один присест съесть тридцать котлет и залпом, не отрываясь от горлышка, осушить две двухлитровые бутылки воды.

Разумеется, фигура у Паши Колбасина соответствующая, настолько соответствующая, что это дает ему право гордо утверждать, что когда он встает на напольные весы, то их стрелку зашкаливает в область высшей математики. Впрочем, Колбасин не комплексует, что он такой толстый. Он давно усвоил правило: если не можешь скрыть недостаток и не хочешь, чтобы над тобой смеялись, выставляй его напоказ. Именно поэтому Паша любит носить белую майку с надписью: "Если хочешь похудеть, спроси меня так!" Кстати, маек у Паши было великое множество и все с надписями, но об этом после.

* * *

Но вернемся к дню, когда всё началось...

Тогда на дворе стоял май. День был ярким и солнечным. Примерно в полдень Паша Колбасин стоял у окна и, жуя бутерброд, смотрел, как, помахивая сумочкой, к остановке троллейбуса идет Маринка Улыбышева, победительница предпоследнего конкурса красоты и фотомодель, живущая с ними в одном подъезде. Хотя Маринка шла как ходят все обычные люди - методом поочередного переставления правой и левой ног, но то ли ноги у нее были особенные, то ли вокруг самой Маринки распространялась какая-то аура, но Паша Колбасин смотрел на нее неотрывно, с тоской думая, что она вот-вот скроется за углом дома. "Не успею я досчитать до пяти, а она уже исчезнет, - размышлял Паша. - Раз, два..."

Внезапно Паша ощутил сильный удар по плечу, заставивший его вздрогнуть.

- Куда это смотрит наша худышечка? Ага, на Маринку! Кто тебе разрешил смотреть на Маринку? А ну колись: ты в нее влюбился? Неужели в этой жирной, как у мамонта, груди скрывается нежное и ранимое сердце? - услышал он голос Федора Лопатина.

Колбасин обернулся. Он ощущал себя, как человек, который был на небесах, а его взяли, обвязали веревкой и сдёрнули с небес на землю. Кроме Федора Лопатина и его брата Егора в комнате были еще Катя Большакова и Дон-Жуан - вся их компания.

- Отвяжись! Ни в кого я не влюблялся, - краснея, пробурчал Колбасин, предпочитавший скорее скрывать правду, чем признать очевидное: то, что он давно и безнадежно влюблен в красавицу Маринку Улыбышеву.

Федор подошел и покровительственно положил ему ладонь на плечо:

- Слышь, Паш, я тебе как друг говорю: забудь ее! Сам подумай: зачем Маринке парень на пять лет младше да к тому же еще и толстый? Да я съем свои брюки, если она тебя когда-нибудь хоть в гости пригласит!

- Перестань, Федор! То же мне нашелся - язва, летящая на крыльях ночи! вступился за Пашу Дон-Жуан. Он сидел рядом с Катей Большаковой и перебирал струны гитары.

Паша благодарно посмотрел на Дон-Жуана, которым он всегда втайне восхищался и на которого мечтал быть похожим. Еще бы, хорошо быть красивым и музыкальным! Такие девочкам нравятся. Вот у него, у Паши, нет ни малейшего шанса на взаимность. Даже если он будет любить Маринку всю жизнь, а именно это он и собирался делать.

- Отгадайте шифр! Что такое "очищение внутренней пятницы?" - спросил вдруг Егор.

- Загрязнение окружающей среды! - моментально откликнулась Катя.

- Правильно, - вздохнул Егор. - С тобой скучно играть. Ты слишком быстро всё отгадываешь.

"Великолепная пятерка" сидела теперь в комнате у Дон-Жуана, которая, равно как и вся остальная квартира археолога Штукина, была словно частью большого музея.

Всю жизнь Штукин-дед увлеченно собирал предметы, относящие к древней истории. В его коллекции можно было обнаружить и каменный топор, и фрагмент клыка саблезубого тигра, и костяные наконечники копий, и серебряные украшения II тысячелетия до нашей эры, и глиняные черепки с росписью и еще многое другое. Коллекция размещалась в стеклянных стелажах, которые тянулись по всей квартире. Стеллажей было так много, что часть их них пришлось поставить в ванной и на кухне. Как шутил Федор Лопатин, у кого еще в туалете можно рассматривать бивень мамонта и скифский меч?

Тем временем Дон-Жуан взял гитару и, перебирая струны, стал наигрывать романс собственного сочинения:

Ах сударыня, вы любите графа М.

Не могу я понять почему.

И луной вы любуетесь только затем,

Чтоб луну подарить ему.

Играл он великолепно, бегло, почти не глядя на гриф и на свою левую руку. Видно было, что он вслушивается в саму музыку, не спотыкаясь на отдельных нотах, как это делал бы новичок. Он играл и смотрел на Катю, а она, изящно склонив голову набок и широко распахнув зеленые глаза, благодарно слушала романс, зная, что он посвящен ей.

Дон-Жуан тоже был влюблен, влюблен в Катю Большакову уже третий год подряд, а это, когда тебе всего пятнадцать, срок немалый. Причем по-своему его любовь была не менее несчастной, чем у Паши Колбасина. Конечно, Дон-Жуан мог встречать и провожать Катю из школы, мог вместе с ней ходить в кино, играть на компьютере, списывать у нее уроки, но при этом чувствовал, что хотя Кате и нравится бывать с ним рядом, сердце ее по-прежнему свободно.

Как только Дон-Жуан за ней не ухаживал! Любая другая девочка, да не только девочка, даже железобетонная стена дала бы трещину и упала бы к нему в объятия. Он писал романсы, посвящал ей песни, совершал безумства - но всё было тщетно. Он нравился Кате, но не более того: в глубине души ей хотелось чего-то большего, хотя ни один другой парень и не нравился ей больше Дон-Жуана. Возможно, виной тому были те сотни книг, которые она прочитала, а, возможно, сердце ее пока не пробудилось для любви. Кто знает, кто знает...

Пока Дон-Жуан играл на гитаре, Егор сидел на краю письменного стола и задумчиво щелкал выключателем настольной лампы. Разумеется, в устройстве выключателя для него не было ничего загадочного, но все равно что-то в нем привлекло его внимание. С Гением часто так бывало: он мог надолго заинтересовываться самыми заурядными вещами: краном в ванной, батарейкой или мухой, ползающей по потомолку.

Катя, украдкой разглядывавшая обоих близнецов, решила про себя, что они не так уж и похожи. Движения Федора были более уверенными, в правом ухе у него красовалась серьга, а короткий ежик на голове был выкрашен в ярко-оранжевый цвет. У Егора же прическа была самой обычной, а движения были скорее неуклюжими, что особенно бросалось в глаза теперь, когда он стоял рядом с братом.

"Великолепная пятерка" уже довольно долго сидела в комнате безо всякого дела, и Федор, самый нетерпеливый из всех, начинал уже маяться от скуки. Он то бросался отжиматься на кулаках, то садился на шпагат, а потом вдруг, соскучившись, стал наносить по воздуху удары ногами. Катя, перед которой он главным образом и выставлялся, смотрела на него с неодобрением. Её совсем не тянуло влюбляться в парня, размахивающего ногами у нее перед носом. Флегматика Пашу Колбасина, мирно жевавшего бутерброд с сыром, это мелькание ног тоже беспокоило, тем более что нередко Федор начинал делать над его головой "милиметражи".

- Эй ты, Жан-Клод Как Дам, не разбей витрины! Сам будешь разбираться с моим дедом! - встревожился Дон-Жуан, отодвигая Катю подальше от разошедшегося каратиста.

- Ерунда, я чувствую дистанцию!- самоуверенно заявил Федор. - Вот смотри!

Он подпрыгнул, чтобы сделать вертушку, но в этот миг Паша подавился сыром, пытаясь отдышаться, резко нахлонился и зацепил Федора головой. Каратист не ожидал этого. Он потерял равновесие, и его нога врезалась в ближайший стеллаж. Зазвенело стекло, перегородка рухнула, и коллекция древностей посыпалась на пол вместе с осколками.

На несколько секунд в комнате повисла мертвая тишина, нарушаемая только звуками, издаваемыми подавившимся Колбасиным.

- Ну всё, можете писать мне некролог, - обреченно сказал Дон-Жуан. Теперь меня дед убьет. Посадит голым на муравейник как это делали атцеки, закопает в раскаленный песок как басмачи, или сбросит с Тарпейской скалы как древние греки.

- Я не хотел!.. Всего какой-то сантиметр! Если бы не этот... Кто тебя просил давиться? А, толстяк, кто? - Федор подскочил к Колбасину и начал его задиристо толкать.

- Отстань, ты что дурак, что ли? - огрызнулся Паша. Иногда и его всеобъемлющее терпение подходило к концу.

- Это ты мне? Кто "дурак"? Это что наезд или повод для драки? - закипел Федор.

- Хватит! Сиди и молчи! - решительно оборвал его Егор. Федор покосился на него и счел более выгодным послушаться. В конце концов виноват-то был он.

Гений наклонился и посмотрел на осколки. Затем достал из кармана рулетку и замерил разбитый стеллаж.

- Жуан, когда вернется твой дед? - спросил он.

В ответственных ситуациях его голос становился деловитым и решительным. Как и его брат он немедленно бросался на поиски: но Федор обычно искал виновных, а Егор искал выход.

- Не раньше пяти. Он принимает экзамены, - ответил Дон-Жуан.

- Отлично, тогда мы успеем. Убирайте осколки, а я скоро вернусь, - сказал Егор и куда-то умчался.

- Куда это он? - спросила Катя.

- Наверное, в стеклорезку, - предположил Дон-Жуан.

Он положил гитару на диван, присел на корточки и, отодвигая разбившиеся стекла, стал собирать с пола деревянные части луков, наконечники стрел и бронзовые чеканные украшения. Колбасин, пыхтя, слез с кресла, и стал ему помогать, а Катя, знавшая, что убирать стекла руками занятие опасное, отправилась за веником.

- Откуда это? - спросила она, возвращаясь и поднимая с пола бронзовый браслет.

- Там же где-то была бумажка... С раскопок могильника Аттилы, - спокойно пояснил Дон-Жуан.

- Ха! А я думал, они из каменного века! - фыркнул Федор.

- Тогда бы они были каменными, а не бронзовыми! - назидательно заявил Паша.

Федор, нахмурившись, уставился на него. Он терпеть не мог, когда его подлавливали.

- Не умничай, Колбасин! Лучше тебя знаю! - пробурчал он.

Дон-Жуан снисходительно посмотрел на каратиста:

- Предводитель гуннов Аттила был одним из самых известных завоевателей. Современники называли его "бичом Божьим". Ему первому удалось объединить разрозненные племена гуннов и напасть на Рим.

- А, гунны! Чего-то мы про них проходили! Кого-то они там гасили, ну были типа как татары! - обрадовался Федор, обводя всех торжествующим взглядом. "Ну что усекли, какой я умный?" - словно говорил весь его вид.

- Очевидно, ты хотел еще добавить, что гунны - кочевой народ из Центральной Азии, - с иронией сказал Дон-Жуан. - В эпоху великого переселения народов они двинулись на запад и в конце IV века вторглись в Европу. Возглавляемые Аттилой, они обосновались на берегах Дуная, откуда совершали набеги на соседние земли. В 451 году объединенное войско римлян, готов и франков разбило их на Каталаунских полях в Галлии. Но победа эта была временной, и, осознавая это, римляне попытались откупиться от Аттилы. Аттила золото взял, но продолжал готовиться к новому походу. Рим бы обязательно пал, если бы не неожиданная смерть Аттилы в 453 году. Ходили слухи, что Аттилу отравили. Другая тайна связана с его погребением. Вместе с предводителем гуннов по обычаю должны были похоронить награбленные им огромные сокровища. Естественно, могилу немедленно разрыли бы и сокровища украли, поэтому место захоронения держалось в тайне. Чтобы навечно спрятать могильник от посторонних глаз, гунны на время преградили течение Дуная, пустив его по другому руслу. В обнажившемся дне они выкопали огромный могильник, вымостили его камнями и положили в него мертвого вождя вместе с несметными сокровищами. Одних золотых украшений было больше тонны, и это не считая множества драгоценого оружия, изукрашенных конских седел и сбруи. Ты ведь это хотел сказать, а Федор?

- Не выпендривайся! - буркнул каратист. - Если бы мне было интересно, я бы еще больше всякой фигни выучил.

- Послушай, Дон-Жуан, а седла и сбруи в могиле просто так лежали? спросил Паша Колбасин.

Его богатое воображение нарисовало громадную гору сокровищ, на самой вершине которой, сжимая в окоченевших руках меч, лежит мертвец. "Брр!" - Паша даже содрогнулся от своей мрачной фантазии.

- Нет, конечно. Они были надеты на лучших жеребцах, которые принадлежали Аттиле. Разумеется, от них уже остались одни скелеты. Гунны, как и скифы, были язычниками. Они приносили богам кровавые жертвы и считали, что в загробный мир повелитель должен попасть вместе со своим богатством, оружием, лошадьми и любимой женой.

- А любимая жена что, по своей воле шла на смерть? - с ужасом спросила Катя.

- Вообще-то ее не спрашивали, - признался Дон-Жуан. - Когда все работы по сооружению могильника были закончены, все рабы, которые строили его и поворачивали Дунай, а их было больше пяти тысяч, были убиты. Такова была предсмертная воля самого Аттилы.

- Неужели он думал, что смерть рабов сохранит все в секрете? Ведь воины, которые убили рабов, тоже знали, где его могильник, - удивилась Катя.

- Аттила тоже так рассуждал. И этих воинов тоже убили. И тех воинов, которые убили этих воинов, тоже умертвили. Но даже если допустить, что чудом кто-то из тех, кто знал место погребения, уцелел, он уже не мог добраться до сокровищ. Изменить течение реки одному человеку не под силу, даже если он отыщет десяток помощников. Но объяснение того, почему могила так и не была разграблена в течении двух тысяч лет, не только в этом. Дедушка говорит: даже если бы течение и можно было снова повернуть, никто из древних не осмелился бы прикоснуться к останкам Аттилы. Даже самые отчаянные и бесстрашные воры обходили это место стороной.

- Но почему?

- Точно не знаю, но какая-то причина была. Аттилу боялись даже после его смерти. С его именем была связана какая-то очень важная тайна. Говорили, что он продал душу дьяволу, а тот взамен дал ему огромную власть над людьми. Сила убеждения Аттилы была столь велика, что он смог объединить даже разрозненные и вечно враждовавшие между собой племена гуннов. Его воины, не задумываясь, убивали и умирали за него, врагов охватывал такой ужас, что они даже меча не могли поднять против него. Говорят, люди умирали от страха, стоило Аттиле лишь пристально посмотреть на кого-нибудь.

- Даже когда он умер, его боялись?

- После смерти его стали бояться даже больше, чем при жизни. С этим связана какая-то непонятная тайна. Более того, через несколько недель после похорон Аттилы племена гуннов спешно снялись с места и сменили кочевье. Страх был так велик, что могилу не трогали почти две тысячи лет. Только лет двадцать назад один венгерский ученый обнаружил упоминание о могильнике Аттилы в греческой летописи и тогда же начались раскопки. Мой дедушка - специалист как раз по этому периоду, и его тоже был пригласили. Вначале они нашли место, где Дунай изменил русло, а потом спустились под воду в специальном басискафе. Под илом они обнаружили могильник, а в нем - золотые украшения, оружие, щиты, доспехи, бронзовую посуду и еще много чего. Вместе с Аттилой в захоронении лежали его жены, кони и несколько десятков слуг. Гробницу Аттилы удалось поднять на поверхность. Она была герметично запечатана смолой и абсолютно не тронута. Когда её открыли, то увидели, что лицо Аттилы отлично сохранилось. Злое такое, узкое, с искривленными губами, как будто он знал какую-то тайну и смеялся из гроба. А когда его попытались сфотографировать, оно вдруг в одно мгновение истлело, так что на фотографии получился только череп. Но это еще не всё. На другой день фотограф, сделавший снимок, умер при загадочных обстоятельствах и еще пять человек, которые вместе с дедушкой присутствовали при открытии гробницы, тоже умерли по самым разным причинам в течение года. Скорее всего могилу Аттилы защищало старинной проклятие.

- А твой дедушка?

- Месяца через два его укусила ядовитая змея, но он выжил. Правда, врачи говорили, что при таком укусе шанс выкарабкаться у него был один из ста. Но у меня дед везучий. Он думает, что это оттого, что он в церкви родился.

- Твой дед? Родился в церки? Как это?

- А так. Шел тысяча девятьсот тридцать второй год. Тогда утверждали, что Бога нет, а храмы закрывали или сносили. Моя беременная прабабка шла куда-то проселком, а тут гроза. Она побежала, выскочила на луг у речки прямо к храму Успения Богородицы. Его через две недели снесли, но и тогда уже двери были нараспашку, изнутри все ценное вытащено и никого нет. Прабабка забежала в церковь, снаружи гроза гремит, молнии полыхают. А тут еще у прабабки схватки начались. Она испугалась, молиться стала. Одним словом, дедушка так в этой церкви и родился, и теперь ему всю жизнь Богородица помогает.

Раздался нетерпеливый звонок в дверь, и на пороге возник Гений, прижимавший к груди стекла, завернутые в картон.

- Ничего еще не убрали? - возмутился он. - Что я негр, что ли, один за всех вкалывать?

С приходом Егора разговор об Аттиле оборвался. Паша, Дон-Жуан и Катя стали сметать осколки, Федор принялся было им помогать, но терпения у него хватило ненадолго, и уже через минуту он размахивал зазубренным ножом для жертвоприношений, ворча, что по сравнению с японским-мечом катаной - это просто фигня с постным маслом.

- Дай сюда, осел! - раздраженно заявил Дон-Жуан, протягивая руку за ножом.

- Это что наезд или повод для драки? - пробормотал Федор, но нож всё-таки отдал.

Наконец все было собрано, и на полу остался лишь глиняный кувшин с узким горлышком, закатившийся под стеллаж. Кувшин этот, фракийской или греческой работы, был покрыт мелкими рисунками, а его горлышко было залито воском с оттиснутой на нем печатью.

Катя взяла сосуд, собираясь поставить на прежнее место, но внезапно его нижняя часть, видно, давшая трещину при падении, откололась, и в руках у девушки осталось лишь горлышко.

- Ой, я не хотела! Он сам! - растерянно воскликнула Катя, с испугом рассматривая глиняные черепки у себя под ногами.

Из разбитого кувшина, змеясь, показался белый дымок, а в следующий миг ребят толкнула в грудь неведомая сила. Настольная лампа в комнате лопнула, стекла в рамах и стеллажах задребезжали, а по всему дому прокатился звук, похожий на торжествующий крик. Всё это продолжалось лишь мгновение, а потом всё затихло. Вздувшиеся шторы опали, стекла перестали звенеть, а люстра раскачиваться. В комнате остался лишь запах чего-то душного и затхлого, от которого слезились глаза и хотелось, зажав нос и рот ладонью, выбежать вон.

Ребята, не сговариваясь, придвинулись друг к другу.

- Не фига себе... Вы видели? Что это было? Слезоточивый газ, что ли? пораженным шепотом спросил Федор.

- Не знаю, - тоже шепотом ответил Дон-Жуан.

- Как не знаешь? Это же твой кувшин! - удивленно уставилась на него Катя.

- Не мой, а из могильника Аттилы.

- А, скажи пожалуйста, твой дедушка в него не заглядывал? - как всегда вежливо поинтересовался Паша Колбасин.

Присев на корточки, Дон-Жуан удрученно разглядывал глиняные черепки:

- В том-то и дело, что нет. В него невозможно было заглянуть, не нарушив печати. Дедушка был уверен, что в кувшине хранятся благовония, которые уже давно высохли.

- Да уж, благовония! Такими благовониями только танки взрывать! проворчал Федор. Зажав рукой нос, он добрался до балкона и настежь распахнул его.

- У меня идея, - предложила Катя, когда в комнате вновь стало можно дышать. - Пусть каждый опишет, что он почувствовал, когда треснул кувшин.

- Начинай ты, - сказал Гений.

- Ладно, - кивнула девушка. - Вначале я увидела, как кувшин трескается. Потом был дым, меня что-то сильно толкнуло и отбросило к дивану. А дальше всё то же, что и вы видели: взорвалась лампа, задребезжали стекла, а потом раздался какой-то странный звук. Вот и всё! Хотя нет, еще одно добавление: по-моему вначале был звук, а стекла задребезжали уже потом.

- А о чем ты подумала, когда всё это начало происходить?

- Вначале я подумала, что это я виновата, а потом подумала, как странно, что трещины на кувшине появляются еще до того, как он упал, - закончила Катя.

- Теперь моя очередь! - сказал Дон-Жуан. - Помните, нас что-то толкнуло? Я это очень хорошо почувствовал. Если бы меня, например, толкнул человек - это было бы одно ощущение. Если бы толкнуло сжатым воздухом - было бы другое. А этот толчок был каким-то особенным. Не тем и не другим, будто меня толкнуло что-то неведомое.

- Чтоб мне пяткой в нос засветили, а ведь он прав! Это было именно что-то неведомое! Помнишь, Егор? - Федор Лопатин потрогал серьгу в мочке уха.

- А? - когда его окликнули, Гений рассеянно поднял голову. Он сидел у разбитого кувшина и, составляя осколки, разглядывал узор.

- Ты нас не слушал? Что ты там увидел? - спросила Катя.

- Посмотрите-ка сюда. Вот здесь, внизу.

- Похоже на нарисованных человечков, - сказал Паша.

- А теперь вглядись, что эти человечки делают. Смотри по кругу, начиная отсюда, с синей черты.

На первом рисунке был человечек на коне, в одной руке которого было копье, а в другой нечто, похожее на сетку с дынями.

- Чувак какой-то. С арбузами. И на лошади, - сказал Федор.

- Это не арбузы, а человеческие головы, - заявил Дон-Жуан, более осведомленный в подобных вещах. - Это пиктограмма - письмо-рисунок. На них изображена вся жизнь Аттилы. Должно быть, рисунок означает, что Аттила был великим воином, убившим много врагов. А то, что он на коне, означает, что он предводитель.

Дон-Жуану было досадно, что не он, а Гений первым обратил внимание на эти рисунки. А ведь кувшин столько времени простоял у него в комнате! Но когда квартира полна древностями, очень скоро привыкаешь ко всему и перестаешь всматриваться.

- Эту пиктограмму ты верно истолковал, - согласился Егор. - А теперь смотри дальше!

На следующем рисунке тот же человечек скакал на коне, очевидно, предводительствуя войском. На третьем был на пиру. На четвертом - стоял у костра, а напротив него, преклонив колени, стояли совсем маленькие человечки.

- Это слуги или рабы. Они всегда на рисунках намного меньше господина, чтобы подчеркнуть его величие. Наверное, Аттила совершил удачный поход и захватил пленников, которых обратил в рабов, - объяснил Дон-Жуан.

На пятом рисунке маленький человечек, одетый в тогу, подсыпал в чашу с вином какой-то порошок и протягивал ее Аттиле.

- Его хотят отравить! Кажется, кто-то из римлян или из подкупленных ими слуг! - взволнованно воскликнула Катя.

- Скорее всего так и было. Аттила был главным врагом Рима, и римляне, естественно, пытались от него избавиться, - подтвердил ее догадку Дон-Жуан.

На следующем рисунке Аттила был уже мертв. Он лежал на деревянном ложе, а вокруг с распущенными волосами стояло несколько женщин-плакальщиц. На седьмой и восьмой пиктограммах был изображен обряд погребения с принесением жертв. Пылали костры, и рабы сносили в сокровищницу военную добычу господина, которая должна была послужить ему в загробном мире. Самым странным рисунком был девятый. На нем был изображен совсем большой человек со странным длинным лицом, который держал в руке Аттилу и заталкивал его в кувшин с узким горлышком в то время, как тело Аттилы продолжало лежать на носилках.

- Смотрите, опять кувшин! Похож на тот, что мы разбили, - воскликнул Паша. - Но почему нарисовано, что Аттилу кладут в кувшин? Может, его сожгли, а сюда ссыпали его прах?

- Нет, Аттилу не сжигали. Дедушка же рассказывал, что видел его в гробнице, - покачал головой Дон-Жуан.

- Тогда зачем было рисовать? - озадаченный Паша открыл рот так широко, что, казалось, в него вполне можно бросить целый батон хлеба, как бегемоту из зоопарка.

- Кажется, я знаю зачем, - сказал Дон-Жуан. - Дедушка давал мне почитать одну книгу. У гуннов существовал обычай обязательной мести, а убитый царь, видимо, остался неотмщенным. Тот, кто отравил Аттилу, наверное, успел сбежать. Тогда гунны каким-то образом поместили призрак Аттилы в этот сосуд, чтобы он не направлял свою посмертную месть против них. Конечно, это только предположение, но мне почему-то кажется, что все так и было.

Лицо у Кати Большаковой сделалось бледным как мел, и она отшатнулась от осколков, лежащих на полу.

- Разве можно поместить призрак в сосуд? - спросила она.

- Только не спрашивай, как они это сделали. Древние люди обладали многими знаниями, которые впоследствии были забыты, - назидательно произнёс Дон-Жуан.

Затаив дыхание, Катя подалась вперед:

- Ты считаешь, в этом разбитом кувшине было привидение?

- Другого объяснения я не вижу. Я не могу этого доказать, но я уверен, что разбив кувшин, мы выпустили привидение Аттилы из заточения, - сказал Дон-Жуан.

- И что оно теперь будет делать, это привидение? - спросил Паша, вспоминая торжествующий рев, вырвавшийся из разбитого кувшина.

- А это ты у него спроси. Чего ты у меня спрашиваешь? - пожал плечами Дон-Жуан. - Оно сейчас где-то поблизости, яростное и разгневанное. Ищет своего убийцу, чтобы ему отомстить, а так как убийцы давно уже нет на свете, то оно...

- Будет мстить нам. Ведь правда? Ты это хотел сказать? - тихо спросила Катя.

Сглотнув слюну, Дон-Жуан кивнул. Ребята настороженно огляделись. Шторы раздувались от ветра, а бронзовые наконечники стрел и жертвенный нож в витрине стеллажа никогда прежде не казались такими зловещими.

Внезапный резкий звонок в дверь заставил всех вздрогнуть.

- Кто это? Твой дедушка? - быстро спросила Катя.

- Для дедушки еще рано, да и потом у него ключи, - ответил Дон-Жуан.

Не сговариваясь, все повернулись к Егору, а это говорило уже о многом: значит, во всех ответственных случаях доверяли именно его решению.

- Думаю, привидение не стало бы звонить, а раз так, то можно открыть, сказал Гений.

Дон-Жуан подошел к глазку и посмотрел в него. Когда он вновь повернулся к друзьям, лицо у него было ошарашенным.

- Ну кто там? - нетерпеливо спросила Катя.

- Старик из тринадцатой квартиры. И как он только узнал? - озадаченным шепотом ответил Дон-Жуан.

ПРИЗРАК АТТИЛЫ

Трава не должна расти там, где прошел мой конь.

Аттила

Едва Дон-Жуан открыл, старик властно отстранил его сухой рукой с большим красным перстнем на указательном пальце и прошёл в коридор. Он был в коричневом войлочном халате, расписанном восточными узорами. На его плешивой голове была черная плоская шапочка, закрывавшая ее до кустистых бровей.

- Добрый день! Как ваши дела? - задорно обратилась к нему Катя.

Старик ничего не ответил. Он деловито осмотрелся, ведя себя так, словно ребят вообще не существовало, и, шаркая тапками, направился в комнату. Он увидел разбитый кувшин, поднял несколько черепков, поднес их в глазам, близоруко разглядывая, и внезапно лицо его перекосилось.

Отшвырнув осколки, старик повернулся к ребятам и, потрясая кулаками, что-то гневно крикнул им на непонятном языке. Потом со всей поспешностью, на которую был способен, потеряв один тапок и даже не остановившись, чтобы подобрать его, старик выскочил на лестницу и зашаркал к себе. Слышно было, как он захлопнул железную дверь и на несколько оборотов повернул в замке ключ.

- Не фига себе наглость! - первым подал голос Федор. - Взять вот так припереться, все посмотреть и уйти. И что вы обо всем этом думаете?

- Мне страшно. Откуда он узнал про кувшин? - с суеверным ужасом спросила Катя.

- Загадка природы. Может, он услышал звук разбившегося шкафа? предположил Гений.

Катя отбросила со лба волосы, подстриженные коротким каре. Случайно ей попалось на глаза зеркало в старинной деревянной раме, и, как всякая хорошенькая девушка, она, не удержавшись, бросила оценивающий взгляд на своё отражение. Но вместо симпатичного лица, знакомого ей до каждой черточки и уже изученного прежде в течение долгих часов самосозерцания, она вдруг увидела другое - страшное, вытянутое, с раскосыми глазами и длинным грубо зашитым шрамом, проходящим через переносицу. Это лицо, уставившись на Катю, многозначительно и злобно ухмыльнулось и исчезло, а там, где оно только что было, возникло другое, её собственное, - бледное, с расширенными зрачками. Теперь девушка сама не понимала, почему не завизжала - наверное, всё произошло слишком быстро и испуг пришел с опозданием, только когда всё уже закончилось.

Катя обернулась к ребятам, а те уже по одному её виду догадались, что ей пришлось пережить нечто особенное. Так часто бывает: попытайтесь сыграть испуг и никто вам не поверит, но в самые важные, решающие минуты достаточно одного взгляда, чтобы всё сделалось ясно. Сердце у девочки билось как сумасшедшее, во рту был какой-то сладковатый привкус, а перед глазами все прыгало.

- На тебе лица нет! - Дон-Жуан подскочил к ней и обеспокоенно схватил ее за плечи.

- Как нет? Совсем? - Катя в испуге схватилась за свое лицо, нащупала нос, рот и перевела дыхание. В этот миг нервы ее были так расшатаны, что она готова была поверить во что угодно.

- Ты его видела? - догадался Гений.

- Его, - выдавила из себя девочка.

- Ну всё! Сейчас я с этим призраком разберусь, как мужик с мужиком, -решительно сказал Федор, поворачиваясь в пустую часть комнаты. - Эй ты, привидение! Чего ты к нам привязалось? Ты нам должно еще спасибо сказать, что мы тебя выпустили. Катись отсюда и летай!

- Думаешь оно тебя послушается? - с тревогой спросил Паша.

- Не знаю. Может, и послушается, если конечно, русский язык понимает. Эй ты, паразит! Что в штаны наложил!

- Федор, берегись! - крикнул Гений.

Не оборачиваясь, Федор резко метнулся в сторону. Вот когда ему помогла отличная реакция. Едва не зацепив его, в стену врезалось тяжелое кресло.

- Кто это швырнул? - напружинившись, он повернулся к ребятам, готовый отразить новую атаку.

- Оно с-с-само. Я видел, как оно п-поднялось над п-полом и полетело в т-тебя, - сказал Гений. Он подошел к креслу, на всякий случай чуть пошевелил его ногой и поднял.

- Пропеллера нет, скрытой пружины тоже, - сказал Дон-Жуан, пытаясь пошутить, но вышло у него, мягко говоря, неубедительно.

В эту секунду висевшее на стене коллекционное оружие зазвенело, а тяжелая стрелецкая секира семнадцатого века, сорвавшись с гвоздя, вонзилась в пол совсем близко от ноги сидевшего на диване Дон-Жуана. Еще пять сантиметров, и он остался бы без ступни.

- Елки зеленые! - тихо ругнулся Дон-Жуан, прикидывая, хватит ли у него мужества спать сегодня в этой комнате, где летают кресла и вонзаются в пол секиры.

- Ну, блин, мы и влипли! - мрачно сказал Федор.

- А из-за кого влипли-то? Кто стеллаж разбил? - сказал Паша.

- Не высовывайся, жирный! Тоже мне критик нашелся! - поморщился Федор.

- Главное, не бояться. Я читала, что когда мы боимся, к привидению переходит наша энергия, и оно становится сильнее, - сказала Катя.

Дон-Жуан взял гитару и извлек из нее несколько тревожных аккордов.

- У кого-нибудь есть предложения, что нам делать дальше? - спросил он с таким важным видом, будто у него лично предложения были, но он чисто случайно о них забыл.

- Предложений сколько угодно, - насмешливо сказал Гений. - Чтобы сражаться с привидением, нужно больше о нем знать. Поэтому, Федор, живо дуй в библиотеку и тащи из нее все книги о призраках и об Аттиле, которые найдешь.

- Я и в библиотеку? Что я с ума сошел, что ли? А если я кого-нибудь из знакомых встречу? Меня же неправильно поймут! - выпалил Федор.

Раньше наш каратист использовал слово "библиотека" исключительно как насмешку, например, когда говорил кому-нибудь: "А не пошел бы ты в библиотеку!"

- Придется тебе всё-таки совершить этот геройский подвиг. Без библиотеки нам никак не обойтись, - твердо произнес Гений, и Федор вздохнул, сообразив, что ему не отвертеться.

* * *

Пока Федор мчится в библиотеку, у нас есть немного времени, чтобы посмотреть, кто еще, кроме наших друзей, живет в подъезде старинного четырнадцатиквартирного дома и вместе с ними попал в эпицентр событий.

В квартире No 1 живет Глеб Глебыч Поддувайлов, трубач. Когда он играет на трубе, а делает он это ежедневно после одиннадцати вечера, то так раздувает щеки, что они загадочным образом превращаются в два помидора, а нос делается точь-в-точь огурец. Когда Поддувайлов дует в свою трубу, то как глухарь не слышит ничего вокруг: ни стука в дверь разгневанных соседей, ни их возмущенных криков. "Ну вот, устроил трубный глас!" - ворчит в таких случах репетитор Ласточкин из квартиры No 6.

В квартире No 2 живет бывший спортсмен-штангист Василий Влобышев, человек серьезный и положительный, работающий барменом-вышибалой в кафе "Полянка". У него большой живот и маленькое чувство юмора. Достоверно известно, что на полу в его комнате лежит штанга, та самая, с которой он когда-то едва не установил мировой рекорд, и установил бы, если бы не развязался шнурок. С тех пор Влобышев шнурки люто ненавидит и носит обувь только на липучках. Если же при нем кто-то начинает разговор о шнурках, то из груди Влобышева раздается яростное глухое клокотанье, и пудовые кулаки сжимаются, так что говорящий немедленно замолкает. Лучший друг Влобышева, Кузьма Хихикин утверждает, что ночью Влобышев берет штангу в кровать и укрывает ее одеялом. Впрочем, скорее всего это домысел, потому что Хихикин и соврёт - недорого возьмёт, а самого Влобышева об этом никто спросить не решается.

В квартире No 3 живет пенсионерка Анна Яковлевна Чихун, длинноносенькая, бойкая и любопытная старушонка. Любимое занятие и даже больше - призвание Анны Яковлевны состоит в том, чтобы распространять слухи и сплетни по подъезду и близлежащим домам. В этой области она даст сто очков вперёд телевидению и радиовещанию. Анна Яковлевна знает всё: у кого подгорела картошка, кто купил новый музцентр, кто в кого влюбился и кто с кем целовался. К примеру, услышав утром, как Влобышев жалуется, что Поддувайлов мешал ему ночью спать, Анна Яковлевна крадется к Поддувайлову и шепчет: "Сосед-то твой говорит, если ты еще раз поднимешь его среди ночи, он тебе башку оторвет!" "Подлый завистник! Ничего не понимает в великом искусстве - музыке! Ничего, пусть только сунется, я его партитурой по голове отхожу!" - гудит возмущенный Поддувайлов. Анна Яковлевна кивает, сладенько улыбается и минутой позже всё передает Влобышеву. Помимо любви к сплетням, Анна Яковлевна считает себя очень болезненной и если в какой-то момент не шуршит кому-нибудь в ухо, то лишь потому, что измеряет давление или поплелась в поликлинику делать себе кардиограмму.

В квартире No 4 живет Кузьма Хихикин, остряк-самоучка. Он начал шутить в три года, когда поменял местами стиральный порошок и соль, и с тех пор всё шутит, шутит и никак не может остановиться. С тех пор, как его отодрали ремнем за первую шутку, прошло много лет. Хихикин вымахал до ста девяноста семи сантиметров, а шутки его остались прежнего качества и уровня. Он то измажет перцем мундштук трубы Поддувайлова, то сообщит Влобышеву, что неизвестные злоумышленники планируют похитить его штангу, забросив через форточку удочку с крючком, то позвонит Анне Яковлевне и скажет измененным голосом: "Вы Чихун А.Я.? Я дежурный врач из поликлиники. На меня возложили неприятную обязанность сообщить вам, что вашим анализам уже ничего не поможет!"

Любимая же шутка Хихикина, которую он повторяет почти ежедневно, следующая. Хихикин подходит к какому-нибудь малознакомому человеку и сочувственно спрашивает у него: "Ну как она, эта сволочь?" - "Вы о ком?" удивляется собеседник. - "Да о жизни!" - без тени иронии в голосе поясняет Хихикин и вдруг начинает ржать.

В квартире No 5 обитает семья Гавкиных. Гавкины, муж и жена - люди упитанные, с деловитыми глазками и быстрыми движениями, внешне очень похожие на сусликов. У них в трех комнатах живут четыре бультерьерихи, щенков от которых Гавкины продают по фальшивым родословным.

В квартире No 6 проживает репетитор Ласточкин, любящий рассуждать о Пушкине и Гоголе с такой запанибратской миной, будто лишь сегодня утром с ними завтракал. У него очень удобно одалживаться конвертами, которые достаются ему абсолютно бесплатно.

В квартире No 7 живет художник Емеля Кисточкин. Кисточкин - художник абстрактного направления. Кисти ему скучны. Порой он заряжает краской водяной пистолет и палит из него по ватману, наблюдая, что получится, а порой свинчивает из пустых пластиковых бутылок статую современной цивилизации. Свои работы он подписывает псевдонимом "Е м е л и а н К и с т о ч ч и". Самая известная картина Емелиана Кисточчи называется "Сожранный натюрморт". На ней рядом с пустым стаканом изображен рыбий скелет, причем по странной прихоти фантазии из донышка стакана точат ступни.

В квартире No 8 живет победительница предпоследнего конкурса красоты фотомодель Марина Улыбышева. Когда она идет по улице, стремительная, светловолосая, длинноногая, то все без исключения мужчины, приоткрыв рты, оборачиваются ей вслед, а с дороги то и дело доносится визг тормозов и глухие удары столкнувшихся машин. В Марину Улыбышеву влюблены и Поддувайлов, и Хихикин, и Кисточчи да и вообще всякий мужчина, которому довелось пройти от нее на расстоянии метра. Зато у большинства женщин Улыбышыва вызывает по непонятной причине жуткое раздражение. Они никогда не преминут вставить ей шпильку или сказать колкость, но обычно удары не достигают цели, ибо маринкина красота вместе с ее же самоуверенностью образуют непробиваемый бронежилет.

В квартире No 11 обитает грузчик магазина "Парфюмерия" Григорий Головастов. Головастов или просто Гриша, как его все зовут, человек тихий, робкий и пьющий. От его одежды и волос всегда пахнет мылом и стиральным порошком. Практически единственное развлечение Головастова состоит в том, чтобы закрывшись в ванной и включив на полный напор воду, распевать во весь голос русские народные песни, которых он знает такое множество, что никогда не повторяется. Еще Головастов - человек немногочисленных, но твердых убеждений. Этих убеждений у него два: первое, что все беды в мире от женщин, а второе, что водка убивает микробов.

В 13-й квартире живет очень странный человек, вполне соответствующий чертовой дюжине на своей двери. Это высокий сгорбленный старик с носом как у коршуна. Кожа на его лице, сухая и желтая, похожа на сухой пергамент, прорезанный не одной сотней морщин. Невозможно определить сколько ему лет, должно быть далеко за девяносто, хотя старик по-прежнему выглядит крепким и сильным.

Никто никогда не слышал от старика ни единого слова и никто никогда не переступал порога его жилища, хотя порой среди ночи из-за его двери доносятся странные скрежещущие звуки и запах не то серы, не то фосфора. Старик всё время сидит дома один, никому не открывает и выходит из квартиры только два или три раза в год - по пятницам, когда они приходятся на 13-е числа. Имя этого старика неизвестно, как неизвестно и то, чем он занимается по ночам за запертой дверью.

Пару лет назад, когда Емеля Кисточкин не был еще абстракционистом Кисточчи и даже еще не вылетел из художественно училища, он случайно столкнулся со стариком на лестнице (было это, разумеется, в пятницу 13-го числа) и, пораженный его необычной внешностью, предложил нарисовать его портрет. Старик с ужасом отшатнулся и, ни слова не сказав, с необычайной для его лет резвостью метнулся к двери. Позднее Кисточкин не раз вспоминал этот случай и всё не мог понять, что в его предложении так могло напугать старика.

Анне Яковлевне Чихун странный жилец 13-й квартиры давно не даёт спокойно спать. Безуспешно попытавшись разнюхать о нём по своим обычным каналам, она отправилась жаловаться на него в домоуправление, надеясь хотя бы таким способом получить о нем сведения. Но и из домоуправления она вернулась ни с чем. Оказалось, что там бумаги старика странным образом затерялись, а когда всё же после долгих поисков отыскались, то обнаружилось, что его имя, фамилия и год рождения - то есть главное, что интересовало Чихун - совершенно расплылось от пролитой на них воды. Анне Яковлевне так и пришлось уйти ни с чем.

В квартирах же No 9, 10, 12 и 14, не перечисленных в нашем списке, живут ребята из "великолепной пятерки" и их родственники.

* * *

Итак, время, начавшее свой отсчет с той минуты, как кувшин был разбит и Аттила оказался на свободе, неумолимо шло...

Следующие два дня Егор безвылазно просидел то перед мерцающим экраном компьютера, то за книгами. Дон-Жуан и Федор бегали в библиотеку и обратно, таская для технического гения все имеющиеся книги по параномальным явлениям и по истории первых веков нашей эры. Чтобы Егору не читать много лишнего, все книги просматривали Катя и Дон-Жуан и отмечали карандашом основные места.

Колбасин под влиянием пережитых опасностей почти утратил аппетит, зато еще больше влюбился в Маринку Улыбышеву, всё время торчал у окна, высматривая её, а как-то, набравшись смелости, положил ей под дверь письмо с признанием в любви и букет цветов, нажал на кнопку звонка и убежал.

- И знаешь, что она сделала? Она прочитала мое письмо, аккуратно запечатала его и переложила вместе с букетом под дверь Гавкиным! - жаловался он на другой день Кате.

- Откуда ты знаешь? - удивилась Катя.

- Сегодня утром Гавкин вернул мне букет и мое разорванное письмо, а смотрел так, будто бультерьеров вот-вот спустит. Морду, между прочим, обещал набить, если я буду и дальше писать его жене всякую чушь.

- Да ты что? - удивилась Катя. - А разве он не понял из текста, что это письмо Маринке?

- В том-то и дело, что нет! Письмо-то было адресовано "прекрасной королеве!" Я предлагал ей бежать со мной на край света, - вздохнул Паша и разгладил на животе майку.

Обычная пашина майка с надписью: "Если хочешь похудеть, спроси меня как?" в тот день была в стирке, и на Паше была новая майка, на которой было написана: "Осторожно! Злой дядя!"

- Бедняга, не повезло тебе! Женское коварство не знает границ! посочувствовала Катя, а по себя подумала: "Ну что тут скажешь? "Злой дядя" и есть "злой дядя"."

За эти два дня грозный призрак Аттилы дал знать о себе еще дважды или трижды. Один раз его силуэт увидел Колбасин, когда возвращался вечером по неосвещенной лестнице. Если в первый день, когда он только появился из кувшина, призрак имел только лицо, то теперь Колбасин клялся, что видел его шею и плечи, причем на плечах было сверкающие доспехи.

- И что он делал? - допытывался у Паши Дон-Жуан.

- Откуда я знаю? Думаешь, я его рассматривал? Проскочил мимо и дал дёру! сказал Колбасин и для самоуспокоения съел рисовую котлету, которую обнаружил у Дон-Жуана на столе, где она лежала в тарелке.

На другой день ночью призрак появился в комнате у Кати. Нависнув над ее кроватью мрачной молчаливой тенью, Аттила протиснулся к ней в сон, и девушка услышала приглушенные звуки битвы: звон мечей, топот конницы, свист стрел, боевые крики и хриплые стоны раненых, которых добивали легковооруженные воины заднего ряда. Увидев, как девушка, не просыпаясь, заметалась на простыни, призрак беззвучно усмехнулся и склонился еще ниже. Он пытался захватить контроль над ее сознанием и подчинить себе ее тело, чтобы оно стало послушно ему, как некогда его собственное, но сознание упорно сопротивлялось. Тогда Аттила выбрал другой путь...

Во сне девушка увидела широкую, заросшую травой степь. В смятой траве, лежали мертвые воины и бродили кони. На земле валялись щиты, торчали стрелы и обломки копий, раненая лошадь с жалобным ржанием пыталась встать, но ноги у нее подламывались и она все время падала.

По степи навстречу девушке шел человек. Он был средних лет, худой, немного сутулый, с выступающими скулами и редкой азиатской растительностью на подбородке и верхней губе. Его богатый, с серебряными узорами нагрудник был промят. Смешиваясь с потом, из глубокой ссадины у него на лбу текла кровь, а за его спиной просвечивала степь. В глазах мужчины, воспаленных от пыли, пылал неугасимый яростный огонь.

"Куда же он идет?" - подумала девушка и внезапно увидела, что она тоже стоит на поле, и призрак направляется к ней. Она попыталась убежать, но её ноги словно приросли к траве. Призрак остановился от нее на расстоянии полушага и стал что-то громко и требовательно говорить на языке, который Катя не понимала. Он словно обвинял ее в чем-то и одновременно что-то требовал. Потом он протянул руки к ее шее и, глядя ей прямо в глаза, стал медленно ее сдавливать. Катя чувствовала, как внутри нее начинает шевелиться холодная влажная змея, рожденная его взглядом. Собрав все силы, девушка рванулась. Освободиться из рук призрака она не смогла, но ей удалось проснуться. Она лежала на кровати, мокрая от пота, и тяжело дышала.

Наконец немного придя в себя, Катя пошла в ванную, чтобы умыться, и тут в коридоре, возле родительской спальни, снова увидела Аттилу, на этот раз уже не во сне. Призрак был виден уже почти по пояс, а его смуглое скуластое лицо было румяным как у живого. Несколько мгновений Катя и привидение смотрели друг на друга. Потом губы призрака презрительно скривились, он погрозил девочке пальцем и медленно поплыл по воздуху, удаляясь от нее. Чувствуя себя абсолютно опустошенной, девушка смотрела, как привидение постепенно растворяется в воздухе. Наконец оно совсем растаяло, и только особый душный запах сырости, разлившийся в воздухе, не оставлял сомнений, что призрак только что был здесь. Но вот исчез и они, и Катя поняла, что привидение ушло окончательно.

Утром первым делом она отправилась к Егору. Гений уже давно не спал. Книги были хаотично свалены на кровати, компьютер со снятой крышкой процессора стоял на полу, а сам Егор что-то паял, обложившись микросхемами. Катя видела только синеватый дымок, идущий от паяльника, и слышала приятный смолянистый запах припоя.

- Федор, я же просил: не мешай! - нетерпеливо крикнул он, не оборачиваясь.

- Это не Федор, это я, - сказала Катя.

- Я счастлив, что это ты. Если хочешь, сядь куда-нибудь и почитай, только, умоляю, не стой над душой и не отвлекай меня! - продолжая работать, Егор махнул ей рукой, что у него, вероятно, обозначало приветствие.

- Я видела Аттилу ночью во сне. Потом встала, а он в коридоре. Мне страшно, я чувствую, ему чего-то от меня нужно, - пожаловалась Катя.

- Да-да... - рассеянно откликнулся Егор, и Катя поняла, что он по своему обыкновению все прослушал.

- Я тут делаю одну штуковину. Всю ночь не спал, - сказал Гений, выискивая в картонной коробке микросхемы. - Сегодня к вечеру всё закончу. Тогда и покажу.

Вздохнув, Катя осторожно вышла и закрыла за собой дверь. В эту минуту она жалела, что Егор не влюблен в нее. Тогда бы он во всяком случае был повежливее. Подумать только, привидение ночью едва ее не прикончило, а ему хоть бы хны. Знай, паяет свои микросхемки.

"Ну ничего! Вот только влюбись в меня когда-нибудь! Я тебя тогда вдоволь помучаю!" - подумала Катя и взглянула на часы. На первый урок она уже опоздала, а еще чуть-чуть опоздает и на второй. Девушка заспешила было в школу, но на лестнице столкнулась с художником Кисточчи, который шел ей навстречу вместе с трубачом Поддувайловым. Проход был узким, и Катя остановилась на площадке, пропуская их.

- Что за картину я задумал! - восторженно говорил Кисточчи. - Прелесть что за сюжет! Представь крышку канализационного люка, а к ней посередине привинчен ботинок. Дырявый такой ботинок, ужасного вида, я его у одного бомжа на бутылку пива выменял. И называется всё это "Образы города"? Ну как?

- Ничего, - осторожно откликнулся Поддувайлов. - А где ты возьмешь люк?

- Сопру у кого-нибудь! Погружу на свой мотоцикл и подвезу к подъезду, а здесь-то уже втащить не проблема, - махнул рукой Кисточчи.

Художник-авангардист не рисовался - стащить канализационный люк и привезти его на своем "Урале-Соло", переделанном в "чоппер", для него действительно не было проблемой.

- Слышь, Кисточкин, а вдруг кто-нибудь упадет в дыру от люка и свернет шею? - спросил Поддувайлов.

- Да ладно тебе! Что люди слепые, что ли? - поморщился Кисточчи. - Уж скорее от твоей трубы кто-нибудь оглохнет. Кстати почему ты вчера не играл? Я уже и затычки для ушей приготовил.

Прежде чем ответить, Поддувайлов встревоженно покосился на Катю, мимо которой они в этот момент проходили, но девушка уставилась в окно и сделала вид, что ее занимают совсем другие мысли.

- Ты мне не поверишь, но вчера ко мне приходила тень отца Гамлета или что-то в этом роде! - сказал музыкант.

- Полный атас! - расхохотался художник. - Вот это клёво! Почему не поверю - поверю!

Кисточчи остановился на площадке у окна и стал рыться по карманам в поисках ключей. Это дало возможность Кате дослушать их разговор.

- Клянусь, я не вру! - горячо воскликнул трубач, обиженный равнодушием приятеля. - Я расскажу тебе, как всё было. Я репетировал позыв трубы "к бою!" Ты не мог его не слышать. Раньше его играли кавалерии. Вот такой: "ру-ту-ру-ту-ту!"

- Да знаю я его, знаю. Ври дальше! - поощрил его художник.

- Я сыграл этот позыв раза два и вдруг слышу запах, вроде кто-то трубку закурил, а потом прямо из стены - клянусь, из стены! - выходит человек. Высокий такой, плечистый, останавливается и смотрит. У меня, естественно, мундштук сразу изо рта вывалился. Он видит, что я не играю, и рукой мне нетерпеливо машет: мол, чего ты остановился? Играй!

"Аттила! Значит, он теперь всем показывается!" - затаив дыхание, подумала Катя, но дальнейшее течение разговора заставило ее сильно усомниться в первоначальном предположении.

- И как выглядела эта твоя тень отца Гамлета? В древнем королевском одеянии и в плаще? - заинтересованно спросил Кисточчи, невольно заражаясь увлеченностью приятеля.

- Нет, мой призрак был широкоплечий, в красном гусарском ментике и вот с такими усами, закрученными в колечки, а на боку у него висели ножны с саблей. Я набрался смелости, схватил фотоаппарат и щелкнул, а сегодня утром проявил и вижу, что на фото кроме стены ничего нет.

- Понятное дело. А что дальше было с твоим призраком?

- Ничего. Он постоял еще немного и всё показывал на трубу, но мне, сам понимаешь, было не до этого, и тогда он исчез недовольный.

- Напрасно ты ему не поиграл. Единственный, можно сказать, желающий захотел тебя послушать, и тот призрак, - смеясь, сказал художник. - В следующий раз, будь другом, позови меня. Я сделаю с твоего привидения карандашный набросок и назову его: "Портрет единственного преданного слушателя трубача Поддувайлова"... Вот куда я сунул эти дурацкие ключи! Пойдём я покажу тебе мою новую картину. Называется "Вид лысого человека из космоса в полдень, днем и на закате".

Приятели ушли, а Катя осталась размышлять о том, что услышала. Описание внешности Аттилы и того призрака, что навещал вчера трубача, разительно не совпадали. Чем это можно объяснить? Окончательно запутавшись в предположениях, девушка отправилась в школу.

Вечером, часов в семь, когда родители братьев Лопатиных, надев спортивные костюмы и кроссовки, умчались на пробежку в парк - они считали, что это помогает расслабиться после рабочего дня, - у них квартире собралась "великолепная пятерка".

Гений решительно смахнул всё со стола и выставил на него большой фонарь, к которому сбоку были припаяны какие-то катушки и схемы.

- А это что за лампочка? - насмешливо поинтересовался Дон-Жуан.

- Это не лампочка! - с обидой сказал Гений. - Это экспериментальный обнаружитель привидений. Но прежде чем объяснять, как он работает, я вам прочту лекцию о призраках вообще.

- Лекторий, значит, открываешь! Ну давай! - фыркнул его брат-близнец и встал на голову, уперевшись ногами в стену.

- А это еще зачем? - спросил Паша.

- Информация лучше усваивается, когда кровь приливает к голове, - пояснил Федор.

- Вы что-нибудь слышали о психической энергии? - продолжал Егор, не обращая внимания на выходки брата. - Ее вырабатывает каждое живое существо. Психоэнергию можно уловить специальными приборами, а некоторые экстрасенсы видят её в форме разноцветных нимбов или свечения вокруг головы. К старости психоэнергия постепенно растрачивается и когда человек умирает, она обычно уже на нуле. Разумеется, никаких призраков в этом случае не возникает. А теперь представим, что существует сильная личность, обладающая огромным запасом психоэнергии, и смерть настигает такую личность внезапно, в самом расцвете сил, причем смерть не естественная, а насильственная - от убийцы, на войне или в катастрофе.

- Я поняла, и тогда возникает привидение! - нетерпеливо воскликнула Катя.

- Не перебивай! Ничего ты не поняла! - рассердился Гений. - Привидение действительно появляется, но далеко не всегда, а, скажем, в одном случае из миллиона или из десяти миллионов. Что-то, сам не знаю что, мешает психоэнергии рассеяться, и возникают призраки. Они по привычке сохраняют прежние очертания тел, хотя тела их нематериальны и легко могут проходить через твердые предметы. Некоторые привидения существуют считанные часы, другие три, девять или сорок дней, но бывают и такие, которые сохраняют ядро своей прежней личности многие сотни лет. Но это, конечно, исключительные случаи. Чтобы существовать так долго привидению нужно очень сильное чувство, которое не даёт ему расстаться с этим миром и поддерживает в нем психоэнергию.

- А что это за чувства? - спросил Паша.

- Самые разные. Например, ненависть, любовь или жажда мщения, - пояснил Гений.

- А психоэнергия у привидений не расходуется? - спросил Федор, продолжавший стоять вниз головой, но при этом внимательно слушавший.

- Расходуется, но постепенно. Я бы на твоем месте на это не надеялся. Если Аттила сумел сохранить свою энергию две тысячи лет, значит, запас энергии у него огромный. Хватит еще на несколько сотен лет, а то и на несколько тысяч, сказал Егор.

- Расскажи про свой обнаружитель привидений! - попросил Дон-Жуан.

Егор, давно уже ожидавший, когда его об этом попросят, с гордостью схватил со стола свой фонарь.

- Вы что-нибудь слышали про инфракрасный свет? В инфракрасном свете, например, не засвечивается фотопленка, но есть у него и еще одно свойство. Он позволяет сделать видимым то, что нельзя увидеть при обычном освещении. Мой прибор является мощным излучателем инфракрасного света. Он способен обнаружить привидение по излучению его психоэнергии, где бы оно не пряталось. Даже если призрак в данный момент невидим, в луче моего прибора он появится.

- Вот и хорошо! - сказал Дон-Жуан. - Тогда почему бы нам не найти Аттилу прямо сейчас?

- Ну найдем мы его, а потом? - спросил Паша.

- А потом суп с котом и компот с потрохами, - ответил Федор и, убедившись, что лекция закончена, соизволил наконец встать на ноги.

О ТОМ, КАК МОЖНО ИСКАТЬ ОДНО, А НАЙТИ СОВСЕМ ДРУГОЕ

Егор щелкнул выключателем, но инфракрасный фонарь не загорелся. Он щелкнул еще раз - результат был тот же.

- И чего твоя штуковина? Не работает? - разочарованно спросил Дон-Жуан.

- Кажется, я контакт на источнике питания не замкнул, - неохотно сказал Гений, который терпеть не мог признавать свои ошибки. - Нужна отвертка, а она на кухне.

- Давайте я сбегаю! - вызвался Паша и выскочил из комнаты.

- Чего он такой услужливый? Его обычно домкратом с места не сдвинешь! удивилась Катя.

- Кажется, я догадался. Сейчас холодильником хлопнет! - прошептал Дон-Жуан.

В тот же миг из кухни послышался звук открываемой дверцы.

- Откуда ты знал? - поразился Федор.

- Психология! - самодовольно произнес Дон-Жуан, поднимая вверх палец.

Вскоре из кухни показался Паша. В одной руке он держал отвертку, а в другой тщетно пытался спрятать большой кусок колбасы, который не смог сразу затолкать в набитый рот.

- Чего это у тебя в руке? - строго как следователь спросил Федор.

- Отвертка! - стоически давясь, сказал Паша.

- А в другой?

- Ничего.

- А ну покажи! - потребовал Федор.

Паша торопливо сунул колбасу в карман и показал уже пустую ладонь.

- Его нельзя винить. Он человек несчастный. У него и фамилия колбасная, заметил Дон-Жуан.

- Да ладно вам, отстаньте от него! - сердито сказал Егор.

Гений взял у Паши отвертку, закрутил контакт и нажал на кнопку.

- Сработало! - сказал он удовлетворенно. - Теперь если на пути луча попадется призрак, то луч обтечет его со всех сторон, и призрак проявится.

- А, понятно! Помните фильм? Человек-невидимка становился видимым в дождь, потому что его обтекала вода! - сказал Паша.

Егор выключил обнаружитель и осторожно поставил его на стол.

- Боюсь, что батареи сядут, - пояснил он.

- Разве мы не сейчас идем? - удивился Дон-Жуан.

- Сейчас еще рано, в подъезде слишком людно. Встретимся часа в два-три ночи. В это время никого не будет, а уровень психоэнергии привидений ночью повышается.

Ровно в два часа ночи "великолепная пятерка" встретилась на лестнице. Кое-кто из ребят незаметно тёр глаза, в конце концов время было далеко не детское.

- Ладно, за дело! - отогнав зевок, произнес Гений. - Спускаемся на первый этаж и начинаем прочесывание оттуда. Катя идет первой, а сразу за ней с ней я с обнаружителем.

- Почему я первая? - жалобно спросила Катя.

- Ты будешь приманкой. Это самое ответственное дело! - успокоил ее Егор.

- Какой еще приманкой? - подозрительно спросила Катя.

Ее вопрос поверг Егора в смущение. Было похоже, он уже жалел, что употребил именно это слово.

- Ну как тебе сказать... видишь ли... э-э... я неудачно выразился, забормотал он.

- Кажется, я понял. Наш вундеркинд-переросток отвёл тебе роль червяка на рыбалке. Ты будешь приманивать Аттилу на себя, потому что именно тебе он показывался чаще остальных, - объяснил Дон-Жуан.

- Эх вы рыцари! - фыркнула Катя. - Скормят бедную девушку привидению, а потом скажут, что так и было.

- Если хочешь я буду приманкой вместо тебя! - вызвался Дон-Жуан.

- Ну уж нет! - подумав, отказалась Катя. - На тебя Аттила не клюнет. Ты не аппетитный и даже не хорошенький.

"Великолепная пятерка" спустилась на первый этаж. Егор включил обнаружитель, и инфракрасный луч заскользил по недавно окрашенной стене подъезда. Сам луч был невидимым, но в тех местах, куда он попадал, краска начинала едва заметно светиться. Осторожно, держась рядом, ребята двинулись вперёд. Рукой, в которой был зажат обнаружитель, Егор делал быстрые движения, шаря лучом по потолку, стенам, ступенькам и оконным проемам. Не знающее материальных преград привидение могло появиться отовсюду.

Прислушиваясь к ударам своего сердца, Катя шаг за шагом поднималась по лестнице. Она даже вошла в своеобразный ритм: один удар сердца - одна ступенька. Если действовать в ритме, то не так страшно, тем более, что совсем близко, всего в шаге за ее спиной, следовал Дон-Жуан, готовый устремиться к ней на помощь.

Внезапно инфракрасный луч стал то вспыхивать, то угасать, отмечая перепады потусторонней активности. На дисплее обнаружителя, который Гений переделал из игрушки "Томагоччи", появились какие-то цифры, и по изменившемуся лицу Егора Катя поняла, что происходит что-то важное.

- Оно где-то рядом! - одними губами прошептал Гений.

- Где? - так же шепотом спросила Катя.

- В трех-четырех метрах от нас... Скорее всего на этой площадке! Или, может, за одной из стен.

Они поднялись еще на несколько ступенек и стояли теперь перед изгибом лестницы. Обнаружитель потрескивал теперь как счетчик Гейгера, а расстояние на дисплее все уменьшалось.

3 метра... 2,7... 2,2 ... 1,9... 1,5 метра...

- Осторожно! Биоэнергетическая активность у него просто сумасшедшая! предупредил Егор. Он повернулся к Дон-Жуану, и тот увидел, что волосы на голове у Гения наэлектизовались и поднялись вверх. "Наверное, у меня то же самое," - подумал он и, одним шагом преодолев несколько ступенек, оказался рядом с Катей.

Девушка благодарно сжала ему руку. Хорошо, когда рядом с тобой есть человек, на которого можно положиться.

- Считаю до трех и освещаю площадку... - шепнул Гений. - Приготовились... Один... Два...

Внезапно за их спинами послышалось странное клококатье. Ребята круто обернулись и завопили. За их спинами, подняв над головой руки, стояло долговязое существо в спортивных трусах и в тапках. Лицо у него было уродливое, ужасного желтого цвета и вдобавок все покрытое шрамами. Изо рта у монстра торчали два желтых клыка. У ребят перехватило дыхание. Они не могли даже бежать: ведь впереди было привидение, а сзади этот монстр.

Неожиданно монстр протянул длинную худую руку и щелкнул Катю по носу. Катя завизжала, едва не потеряв сознание, а Дон-Жуан, собрав все мужество, заслонил собой девушку.

Монстр тоже дал Дон-Жуану щелбана и сказал гнусаво:

- Сайка за испуг!

Внезапно ребята все поняли. Этот гнусавый насморочный голос мог принадлежать лишь одному человеку в мире - остряку-самоучке Кузьме Хихикину, имевшему поразительную способность появляться именно там, где не нужно и тогда, когда не нужно. Хихикин снял с лица резиновую маску и продемонстрировал свое собственное, смахивающее на большую редиску лицо.

- Ну и что вы тут делаете? Колитесь! - потребовал он.

Гений взглянул на дисплей и с разочарованием убедился, что призрак удалился.

- Что хотим, то и делаем! Нельзя, что ли? - вызывающе ответил Федор, пряча пульт в карман.

- Не груби старшим! А то уши надеру! - рассердился Хихикин.

- Попробуй! - предложил Федор.

- Хватит, ребята! Перестаньте! - Дон-Жуан миролюбиво протиснулся между ними. - Хихикин, сколько тебе лет, что ты в маске бегаешь? Лет двадцать пять?

- А тебе какое дело? Двадцать шесть! - ворчливо ответил Хихикин.

- Подумать только, двадцать шесть лет! Какая глубокая древность! театрально всплеснул руками Дон-Жуан. - Значит, когда тебе будет девяносто три года, нам всем стукнет всего-навсего восемьдесят один!

- Ладно, салаги, можете продолжать маяться дурью дальше! А я пойду еще кого-нибудь попугаю! - отмахнулся от него Хихикин.

Он снова надел маску, расправил ее на лице и стал подниматься по лестнице. Он шел и поглядывал на двери квартир, очевидно, прикидывая, в какую квартиру позвонить в первую очередь. То, что все уже спали, видимо, не смущало великовозрастного шутника. "Спросонья они еще больше испугаются," - бубнил себе под нос Хихикин.

- Терпеть не могу эту здоровенную дубину! - сказал Федор, когда хохмач-самоучка скрылся. - Спугнул нам привидение! И где мы теперь будем его искать?

В этот момент сверху, примерно на этаж выше той площадки, на которой они стояли, донесся истошный вопль. Вопль был хриплым, душеразридающим, от него дрожали стекла, и леденящий ужас растекался по жилам.

- Интересно, кого это Хихикин напугал? Головастова или старика из 13-й? спросил Паша.

- Сейчас узнаем, - сказал Дон-Жуан, прислушиваясь к топоту на лестнице.

Через мгновение мимо них с безумными глазами пронесся Хихикин. На бегу он неловко, как насекомое-богомол, размахивал руками, в одной из которых была зажата маска. Проскочив мимо ребят, шутник промчался вниз и вскоре они услышали, как захлопнулась дверь его квартиры. Охотники за привидениями переглянулись.

- Похоже, Хихикина самого основательно напугали, - сказала Катя.

- Аттила? - понимающе спросил Дон-Жуан.

Через плечо Егора он взглянул на датчик и увидел, что расстояние все сокращается. 10 метров, 7 метров, 5 метров, 3... Привидение приближалось. "Великолепной пятерке" стало не по себе.

- Он идёт сюда! Приготовьтесь, сейчас мы его увидим, - облизывая губы, сказал Егор и резко направил луч обнаружителя на лестницу.

Но обнаружитель был не нужен. Привидение и не думало скрываться. На ступеньках появились очертания высокого широкоплечего человека, сквозь которого просвечивала стена подъезда.

Паша заорал было, но вдруг смолк. Федор плотно запечатал ему рот ладонью. Призрак сделал еще шаг, и тут завизжала уже Катя. Призрак поморщился: видно, визг был ему неприятен. Чем ближе он походил к ребятам, тем материальнее становился. Наконец наступил момент, когда стена за его спиной вообще перестала просвечивать, и мужчина выглядел теперь совершенно живым. Казалось, если протянуть руку, легко можно до него дотронуться. Ребята попятились, но уткнулись спинами в стену.

Призрак остановился в полуметре от них и, миролюбиво протянув вперед ладони, попросил визжащую Катю:

- Сударыня, не могли бы вы сделать небольшую паузу в ваших воплях? Признаться, я не большой любитель женского визга.

ВЛЮБЛЕННОЕ СЕРДЦЕ

Услышав обращенный к ней мягкий баритон, Катя от удивления перестала визжать и уставилась на призрака. Внешне он абсолютно не был похож на Аттилу. Новый призрак был высоким, плечистым, с уверенными и открытыми чертами лица. На верхней губе у него были роскошные пшеничные усы, концы которых завивались щегольскими колечками. Да и одет призрак был не как предводитель гуннов, а скорее как военный начала XIX столетия - в облегающие белые шаровары, сапоги со шпорами и красный распахнутый гусарский ментик, из-под которого выглядывала белая шелковая рубашка.

Приветствуя их, гусар щелкнул каблуками. Звякнули шпоры.

- Майор Лейб-гвардии Петровского гусарского полка князь Багрятинский! представился он. - С кем имею честь?

"Великолепная пятерка" нерешительно назвала свои имена. Не представился лишь Гений, который с пораженным видом смотрел то на гусара, то на инфракрасный фонарь у себя в руках. "Невероятно, - бормотал он. - Просто невероятно."

- Приятно, что вы держите себя в руках. Тот чудак в маске, навстречу которому я шагнул из стены, повёл себя иначе, - сказал гусар.

- Мы знаем... слышали, как он вопил... - сказала Катя и смутилась, вспомнив, что и она сама тоже вопила.

- Вас зовут Екатерина? Позвольте поцеловать вашу ручку. Целовать прекрасные руки - моя слабость.

Гусар шагнул вперед, галантно наклонился и поцеловал девушке руку. Катя не ощутила поцелуя, лишь едва заметное электрическое покалывание в том месте, которого призрак коснулся губами. Сама не зная отчего девочка покраснела и опустила взгляд. Стоявший рядом Дон-Жуан что-то пробурчал и неуклюже, как медведь, стал переминаться с ноги на ногу. Бедного влюбленного грызли муки ревности.

- Премного благодарен, сударыня. Вы меня душевно утешили. Признаюсь, в моем положении каждое новое знакомство - огромная удача, - поблагодарил князь Багрятинский.

- Нет никаких сомнений, это действительно привидение, - вполголоса, словно доказывая что-то самому себе, произнес Егор.

Услышав его слова, гусар пожал плечами, словно желал сказать: "Да, действительно я привидение. Отпираться бесполезно."

- Совершенно верно, черт меня возьми! Говоря по сути, я призрак, хотя признаться, я избегаю думать и говорить о себе подобным образом. Прежде всего я дворянин и гусар, - сказал он.

- Простите, а вы не Аттила? - набрался смелости Паша.

Гусар расхохотался. Хохот у него был басистым и заразительным. Слушая его, сложно было самому не засмеяться.

- Аттила? Неужели я так похож на этого исторического гунна?

- Мы разбили кувшин из могильника и случайно выпустили его призрак, хмуро объяснил Егор.

Князь Багрятинский перестал смеяться.

- Похоже, дело серьезное. И долго этот бедолага провел в кувшине?

- Почти тысячу семьсот лет... Со дня своей гибели, - сказала Катя.

- Тогда могу себе представить, в какой он теперь ярости, - покачал головой князь. - За две тысячи лет в кувшине можно возненавидеть весь мир, тем более, что Аттила и при жизни был далеко не ангелом.

Гусар повернулся к окну и выглянул на темный двор. Глядя на его спину, Катя подумала, что если бы не свечение, исходившее от его рук и плеч, его ни за что нельзя было бы отличить от живого человека. Словно прочитав мысли девушки, призрак повернулся к ней.

- Ты думала о том, что я похож на живого? - пытливо спросил он.

- Я? Нет... Хотя, да, думала... - призналась Катя.

Князь Багрятинский улыбнулся:

- Знаешь, что отличает меня от живого? Лишь то, что моё тело давно стало прахом, однако моя бессмертная душа, мои мысли и моя любовь по-прежнему со мной. Каждую ночь я снова и снова брожу по этим улицам и переулкам. Ведь здесь стоял когда-то ее дом.

- Ее дом? - переспросила Катя.

Князь Багрятинский кивнул:

- Это часть моей истории. Ее завершающая, самая грустная часть. Именно по этой причине, я полагаю, я и стал призраком, и это же мешает моей душе оставить землю и полететь на встречу с ее душой. Если хотите, я расскажу вам, как я жил и как умер.

- А вам не будет тяжело?

Гусар печально покачал головой:

- Какая разница? Разве такое можно забыть? Куда бы я ни шел, что бы ни делал ее лицо неотрывно стоит передо мной. Зачем судьбе угодно было так жестоко разлучить нас?

Внизу хлопнула дверь. Кто-то поднимался по лестнице. Судя по сочному бормотанию, которым сопровождалась каждая новая ступенька, это был жилец квартиры No 11 Григорий Головастов. Только он мог ни разу не повторившись проругаться все восемьдесят четыре ступеньки, ведущие от первого этажа до четвертого.

Князь Багрятинский негромко присвистнул от удовольствия:

- Хорошо набрался! Помнится, был у меня в полку ездовой из ярославских мужиков. Знаменитый был ругатель. Бывало как начнет кого-нибудь костерить, так все дела бросают и вокруг него собираются слушать. До самых костей пробирал, так пробирал, что даже старые служаки краснели.

Дон-Жуан достал из кармана ключ:

- Давайте пойдём ко мне, а то Головастов сейчас поднимется. Правда, дед дома, но он ночью всегда спит как убитый.

Ухитрившись не попасться на глаза Головастову, ребята расположились в комнате у Дон-Жуана. Катя присела на диван, Дон-Жуан рядом с ней, Паша прилег на кровать, а оба близнеца разместились на ковре, прислонившись спинами к стене.

Призрак неслышными шагами прохаживался по комнате. В начале своего рассказа он ходил медленно, потом все быстрее и быстрее, а под конец уже метался, как тигр в клетке. Вот его рассказ. Приводим его целиком.

РАССКАЗ ПРИЗРАКА

Я из рода князей Багрятинских. Наш род всегда был славен, но невезуч. Не преувеличу, если скажу, что не было войны, на которой не сложил бы голову кто-нибудь из моих предков.

Родился и вырос я в большом родовом имении Березово под Орлом. Я был единственным сыном своих родителей и ни в чем не знал ни отказа, ни ограничения. Родители безумно любили меня, дали мне отличное домашнее воспитание и мечтали определить меня на гражданскую службу. Однако у меня душа не лежала протирать штаны в судах или канцеляриях. С детства я мечтал о другой службе во благо царя и отечества - службе военной. Я воображал, как хорошо будет сидеть на мне военный мундир, как под звуки трубы я буду нестись в атаку, как ночью у костра стану курить длинную трубку с янтарным мундштуком и танцевать на балах кадрили с уездными барышнями.

Родители долго противились моему намерению, опасаясь препоручать мою жизнь превратностям военной службы, но под конец уступили и определили меня в Лейб-гвардии Петровский гусарский полк.

Поначалу служба моя в полку складывалась удачно. Я был баловнем судьбы, товарищи любили меня, начальство ценило и в каких-нибудь пять-семь лет я уже основательно продвинулся и стал майором.

Как-то один из товарищей пригласил меня в дом графа R., в котором велась крупная карточная игра. Надо сказать, что я не считал себя азартным игроком и, хотя играл иногда, но всегда мог вовремя остановиться и не проиграть больше, чем было бы разумно при моем небольшом состоянии.

Первую часть вечера я вообще не садился за стол, а прохаживался вокруг него, наблюдая как в одну минуту составляются и разлетаются в пыль целые состояния.

Серьезных игроков было трое. Первый - хозяин дома граф R., человек абсолютно лысый, с мешками под глазами. Его лицо во время игры было неподвижно. В карты он смотрел пристально, словно хотел пробуравить их насквозь, и лишь крупные капли пота выступали у него на лбу. Карточная игра была его страстью. Мне казалось, что он проигрывает и выигрывает огромные суммы не ради самих денег, а подчиняясь лишь страсти.

По правую руку от графа R. сидел молодой богатый повеса Оверков, видимо, примчавшийся сюда прямо с бала. Теперь его накрахмаленная манишка была сбита набок, а рукава фрака испачканы мелом. Он проигрывался в пух и прах, и уже, по-моему, потерял счет своему проигрышу. Желая отыграться, он всякий раз шел ва-банк и только увечивал сумму своего долга. Мне казалось, что, потеряв голову, он играет глупо и неосторожно.

Третий игрок, узкогрудый сгорбленный грек Фесандопулос был похож на черного ворона. Его кожа ссохлась, ее бороздили морщины и лишь нос обозначался на лице словно клюв хищной птицы. Этот Фесандопулос был темной лошадкой, о нем никто ничего толком не знал. Известно было лишь, что у него огромное состояние, он карточный игрок и порой снабжает повес из хороших семейств деньгами под большой процент.

Играл Фесандопулос небрежно, едва ли не с брезгливостью притрагивался к картам и лишь мельком взглядывал на них своими потухшими глазами. Однако удача шла к нему широким потоком. Возле него возвышалась уже пухлая кипа ассигнаций, а вымушторованный лакей - настоящее изваяние, а не человек - стоя за его стулом, сгребал золотые монеты особой лопаточкой.

Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали. Только порой, когда Оверков в полном отчаянии сжимал виски или, в момент, когда карта его бывала биты, из груди его вырывался стон, глаза старика вспыхивали, словно погасшие угли, на которые подули свежим воздухом. Казалось, немощная старость, уже почти повисшая над могилой, торжествовала и радовалась унижению юности.

Наконец наступил момент, когда ни граф R., ни молодой человек не могли больше поддерживать игру, и оба одновременно встали из-за карточного стола.

- Нынче вечером удача явно на вашей стороне, господин Фесандопулос! Если я и отыграюсь, то не в этот раз, - сказал граф R, доставая из шкатулки деньги и выплачивая свой проигрыш.

Затем тяжело ступая и морщась от подагры, граф R. отправился в залу.

- С вашего позволения я отдам свой долг завтра утром. Мне надо побеседовать с управляющим. А сейчас позвольте откланяться, - с трудом выговорил Оверков и быстро, ни на кого не глядя, направился к выходу. Наутро я узнал, что он не смог выплатить всей суммы и застрелился.

За карточным столом остался один Фесандопулос. Он сидел напротив свечи, а вокруг на столе лежали пухлые ворохи ассигнаций и столбики золотых монет. Его потухшие глаза - я вдруг это заметил - были устремлены на меня.

- А вы почему не играете, молодой человек? Не желаете ли попытать судьбу? - услышал я его голос. В нем чувствовался сильный акцент человека, выучившегося русскому языку уже в немолодые годы.

- Я не играю в карты, - сказал я. - Мое состояние не столь велико, чтобы я мог довериться слепому случаю.

- Как? Вы не верите в удачу? Вы же гусар, следовательно смелый человек. Неужели вам никогда не приходилось рисковать жизнью в бою?

- Приходилось и не раз, - сказал я.

- Тогда вы должны знать, что наша жизнь и так висит на волоске. Если так, то стоит ли бояться случайности?

- В бою я рискую жизнью ради царя и отечества, а это стоит того. Здесь же весь риск будет ради золота, - отвечал я.

- А что плохого в золоте? Будь у вас золото, вы бы снова могли возвысить свой захиревший род.

- Не сметь! Род князей Багрятинских никогда не был захиревшим! Будь вы моложе, я стрелялся бы с вами! - вспылил я.

- Простите, я не хотел вас обидеть. Я лишь хотел сказать, что золото отнюдь не повредило бы ни вам, ни вашему роду. Почему бы вам не попытать удачу? Поставьте хоть одну монету.

Фесандопулос явно бросал мне вызов... и я принял его. Я поставил одну монету и выиграл. Оставил весь выигрыш на столе, и выиграл снова, и снова. Я бил у Фесандопулоса одну карту за другой и не прошло и получаса, как все кипы лежащих на столе ассигнаций, всё что проиграли граф R. и Оверков, перешло ко мне. Меня охватил азарт, и я поверил в свою удачу. Фесандопулос ставил все больше и всякий раз проигрывал.

- Неужели вас не огорчает проигрыш? - спросил я, видя, что передо мною на столе лежит уже целое состояние.

- Отнюдь, - хладнокровно сказал он, - отнюдь. Для меня важен не выигрыш или проигрыш, для меня важны переливы удачи.

Он снял с пальца драгоценное кольцо и положил его на стол напротив моих денег.

- Это очень ценный бриллиант - подарок персидского шаха. Более дорогого перстня нет по всей России. Он стоит намного дороже, но я ставлю его против всего, что вы уже выиграли.

- Идет, - согласился я, вынимая из колоды карту. Как сейчас помню, это был червовый валет. Я был уверен, что выиграю, но я проиграл: Фесандопулос вытащил пикового туза. В одно мгновение я лишился всего своего новоприобретенного состояния.

- Ну что я говорил? - усмехнулся Фесандопулос. - Удача снова у меня! А теперь, молодой человек, советую вам остановиться. Не рискуйте больше. Ваша удача кончилась.

Но я, естественно, не послушал его. Тысяча за тысячей я ставил на карту своё состояние, но вскоре проиграл все подчистую. Теперь, чтобы выплатить долг, мне пришлось бы продать свое имение и оставить без крова свою мать и сестёр. Такой перепад от выигрыша к проигрышу совсем лишил меня выдержки.

- Еще! Еще! - воскликнул я, горя желанием отыграться.

- Я не стану больше играть с вами. У вас больше ничего нет. Прежде расплатитесь за то, что вы уже проиграли, - сказал Фесандопулос и попытался встать из-за стола. Но я схватил его за плечо и насильно усадил на стул.

- Я хочу отыграться! Слышите, отыграться! Я готов поставить на кон всё, что угодно! - крикнул я.

После этих моих слов Фесандопулос поднял на меня взгляд, и его бесцветные глаза снова вспыхнули.

- Вот как, сударь? Готовы поставить, что угодно? - спросил он. - Если так, я принимаю вашу ставку. Но погодите минуту! Семен, подай сюда пистолет!

Слуга подал ему пистолет. Фесандопулос зарядил его и положил на стол.

- Я предлагаю вам следующую игру, - сказал он. - Я ставлю все эти деньги и перстень, вы же ставите свою жизнь. Если вы проигрываете, вы здесь же, не вставая из-за стола, пускаете себе пулю в висок. Идёт?

- Идёт! - ответил я в горячности. - Идёт!

Я сам распечатал новую колоду и стал метать банк. Но и эта предосторожность не помогла. Первая же моя карта была бита.

- Вы проиграли, молодой человек, - с сожалением сказал Фесандопулос.

Я взял пистолет, взвел курок и медленно поднес холодное дуло к виску. Мне хотелось жить, но я не собирался нарушать слово. Я твердо посмотрел Фесандополосу в глаза и положил палец на курок. Но неожиданно старик остановил меня.

- Погодите! Я верю, что вы сможете это сделать, - сказал он. - Но я не хочу быть несправедливым. Я предлагаю вам еще одну ставку. Только на этот раз ставкой уже будет не ваша жизнь, вы ее уже проиграли, а ваша душа.

- Моя душа? - не опуская пистолета, я дико посмотрел на него.

Признаюсь, что сам факт существования души порой вызывал у меня сомнение, но в тот момент... в тот момент я готов был поверить во что угодно. Тем более что глаза старика буквально впились в меня, пылая как угли.

- Вы это серьезно?

- Серьезней чем когда-либо, - ответил он.

- Вы что черт? - спросил я, испытав внезапное озарение.

- Нет, я не черт. Не черт, - засмеялся он.

- И зачем же вам моя душа? - спросил я.

- А вот это уже не ваше дело, юноша, - ответил он. - Поверьте, для меня она лишь ставка на кону. Я же не спрашиваю, как потратите выигранные у меня ассигнации. Как мои деньги в случае выигрыша станут полной вашей собственностью, так и ваша душа, если повезет мне, станет моей. Ну так как, согласны или нет?

И Фесандопулос протянул мне через стол колоду. Теперь я и сам не знаю, что заставило меня поддаться искушению. Возможно, я не до конца верил в бессмертие, а, возможно, я был захвачен лихорадкой игры.

- Идет! - сказал я.

Мы снова метнули банк. Мне выпала восьмерка, ему дама, и... я проиграл свою бессмертную душу. С трудом, как уже очень старый человек, Фесандопулос встал со своего стула и сделал знак лакею убрать деньги. Затем он взял пистолет и, разрядив, тоже убрал его.

- Прощайте, молодой человек, мне пора, - сказал он.

- Постойте, а как же?.. - ошарашенно спросил я.

- Ах да, мой выигрыш... Я приду за ним и возьму его, когда мне будет нужно, а пока пускай он побудет у вас.

С этими словами Фесандопулос покинул дом князя R., а на другой день я узнал, что он выехал из Москвы в неизвестном направлении.

Прошло несколько лет. Все шло своим чередом - парады, сраженья, пирушки, мимолетные романы с уездными барышнями. Я почти забыл о Фесандопулосе и о нашей игре. Мало ли на свете безумных стариков?

А затем произошло то главное, ради чего я и начал свой рассказ. На летнее время государь приехал из Петербурга в Москву. За ним, разумеется, последовал весь двор - и в первопрестольной закипели балы, званые обеды и фейерверки. Наш полк, бывший на хорошем счету у государя, тоже был переведен в Москву, и мы, офицеры полка, что ни день были приглашаемы на балы, обеды и празднества.

На одном из балов в Московском дворянском собрании - как сейчас помню, это было 15 июня - я встретил ее и мгновенно потерял голову. Ах что это был за бал! Его оркестр до сих пор гремит у меня в ушах! В перерыве между танцами она стояла между колоннами и нетерпеливо обмахивалась веером. Рядом с ней, громко говоря по-французски и перебивая друг друга, толпились какие-то молодые люди, штатские и военные. Признаться, я даже не запомнил их - с этого момента и до самой моей смерти я видел лишь ее одну. Боже, как она была прекрасна! Намного прекраснее, чем бриллиантовые серьги у нее в ушах, прекраснее, чем любая женщина в мире. Она заметила, как я смотрю на нее, и улыбнулась. Ее улыбка... если бы вы только знали, что это была за улыбка!

Я не был ей представлен и не знал, как мне поступить, но тут мне помог случай. Один из стоявших возле нее кавалеров оказался моим хорошим знакомым.

- Позвольте представить вам, сударыня, князя Багрятинского... Восхищайтесь, князь, это наша гордость и утешение Ольга Полонская, - произнес он, подводя меня к ней.

Мне и раньше приходилось слышать это имя. Ольгу Полонскую считали одной из трех первых красавиц Москвы. Она блистала во всех столичных салонах. Она была не только красива и умна, но и сказочна богата - умершая недавно тетка оставила ей свое состояние. Неудивительно поэтому, что лучшие женихи России, весь цвет дворянской родовой знати, имели на нее свои виды. Куда уж тут было мне, небогатому гусару, хотя и знатному, но не принадлежащему к аристократическим столичным львам...

Однако, заверяю вас, что в тот вечер я произвел на нее впечатление. Во всяком случае на балу она с большей охотой танцевала со мной, чем с другими, и и мило улыбалась моим шуткам. Я не отходил от нее ни на шаг... Я, господа мои, был влюблен, влюблен в первый и последний раз в жизни.

С тех пор я стал самым верным, самым преданным ее поклонником, и, как мне порой казалось, встречал у Ольги взаимность. Я сопровождал ее на балы, на скачки и в театры, каждый день, когда выдавалось время, посещал их семейство на даче, которую они снимали здесь недалеко, в Петровско-Разумовском, и когда мы оставались одни, припадал к ее прохладной руке и начинал шептать о том, как я люблю ее. Она же слушала меня и улыбалась. Она всегда улыбалась, и очень трудно было понять, что она на самом деле чувствует.

Ее родители, оценив мое быстрое продвижение по службе, отнеслись ко мне весьма благосклонно, и не возражали против нашей свадьбы. Я сделал предложение, и оно было принято. Вскоре состоялась помолвка, а сама свадьба была назначена на весну следующего, 1834 года. Я кипел от любви и был полон самых радужных надежд.

Но зачем я буду рассказывать вам о любви? Любовь - такое чувство, что, если вам суждено его испытать, вы его испытаете, а если нет, тогда всякий рассказ о нем утрачивает смысл. Поэтому, пропустив всё, что было в те короткие месяцы, перейду сразу к печальному финалу.

После нашей помолвки все ее прежние поклонники отступили, признав свое поражение, но затем появился он - флигель-адьютант, блестящий, юный, стремительный как комета. Любимец двора, любимец государя, богатый, осыпанный чинами и наградами. При всем этом он был абсолютно некичлив и держался со всеми ровно и доброжелательно. Его любили все, а дамы, те вообще были от него без ума. Трудно было поверить, что он кого-то может оставить равнодушным.

Я тоже весьма неплохо к нему относился. Мы были с ним приятели, причем довольно близкие, и именно я - будь проклят тот день! - познакомил его с Ольгой. Он был ею очарован, она заинтересована. Надо сказать, вместе они прекрасно смотрелись, и даже я, как не был влюблен, почувствовал это.

Их чувство бурно развивалось, и вскоре я ощутил, что навсегда изгнан из ее сердца. Ольга по-прежнему неплохо относилась ко мне, но уже совсем не так, как прежде. Чувствуя это, я стал сухим и раздражительным с ней и портил всё больше и больше. С точки зрения приличий мне не в чем было их упрекнуть: они встречались на глазах у всех, говорили о самых обычных вещах, но при этом все остальные словно переставали существовать и даже на самом шумном балу они всегда были словно вдвоем. Не знаю замечали ли это остальные, но я замечал.

Однажды вечером я по обыкновению приехал на ее дачу. По пути мне не попался никто из слуг, и я прошел сразу в залу. Они стояли у окна, и он горячо объяснялся ей в любви. Меня они не могли заметить: я стоял в тени, и свечи были не зажжены. Потом он наклонился и поцеловал ее. Вначале она отстранила его, но потом ответила на его поцелуй и прильнула к его груди. Я замер, словно меня поразил гром. Потом опрокинув стул, не помня себя от гнева, я шагнул вперед.

"Мерзавец! - крикнул я. - Мерзавец! Вот вы как поступаете с чужими невестами!"

Она вскрикнула, он заслонил ее, а я дал ему пощечину. Он покраснел и схватился за щеку. "Такие оскорбления искупаются только кровью!" - запальчиво крикнул он. "Отлично! Я пришлю вам своих секундатов!" - бросил я, круто повернулся на каблуках и вышел.

У меня внутри всё кипело. Я немедленно отправился в казармы, отыскал двух надежных товарищей и обо всем с ними договорился.

"Я хочу, чтобы условия дуэли были как можно более жесткими! Пистолет или шпага - мне все равно. Биться будем до гибели или до тяжелого ранения одного из нас," - сказал я.

Товарищи не стали меня отговаривать, не стали даже спрашивать о причинах дуэли - это было не в их правилах, да они и так видели, что со мной происходит. Они отправились к моему недругу, встретились с его секундантами и вскоре вернулись. Стреляться решено было на Воробьевых горах завтра на рассвете. Условия дуэли, как я и просил, были самыми жесткими - барьер на шесть шагов и еще на шесть шагов мы расходимся. В случае если оба противника промахнутся, пистолеты перезаряжаются, и мы стреляемся снова.

Но я-то знал, что промаха не будет. Сомнений, что я убью его с первого выстрела у меня не было. В своем полку я считался одним из лучших стрелков. Попасть с тридцати шагов в карточного туза было для меня делом вполне обычным.

Естественно, о сне в ту ночь я не думал. Я то и дело вспоминал их поцелуй и то, с каким ужасом она посмотрела на меня, когда я вошел. Во втором часу я вышел из казарм и, сам не зная зачем, отправился в Петровский парк, в ту беседку, где мы всегда с ней встречались. В беседке я опустился на скамью и задумался, сам не помню о чем. Не знаю, сколько времени я так просидел. Я был в каком-то полусне, словно увяз в громадном черном облаке. Внезапно шорох заставил меня поднять голову. В беседку быстро вошла закутанная в плащ женщина. Она откинула капюшон, и я узнал Ольгу.

- Я знала, что вы здесь. Я искала вас в казармах, но не нашла! - быстро заговорила она.

- Зачем вы пришли?

- Я пришла умолять вас. Я знаю про дуэль, знаю, что вы хотите убить Александра. Прошу вас, сохраните ему жизнь! Сделайте это ради меня, ради той любви, что была между нами.

- Вы просите о невозможном. Завтра утром я застрелю его, - упрямо отвечал я.

- Но я прошу вас! Будьте милосердны!

- Вы не представляете, о чем просите. Отказаться от дуэли значит потерять честь. Этот человек мерзавец, и я убью его.

Неожиданно Ольга бросилась к моим ногам и обняла мои колени.

- Что вы делаете? Немедленно встаньте! - пораженный, я попытался поднять ее, но она вцепилась в меня что было сил.

- Не встану, пока вы не пообещаете, что сохраните ему жизнь!

Внезапно странное подозрение пронзило меня.

- Это он прислал вас? - спросил я.

- Что вы? Он гордый, он хочет драться с вами. Он ни за что бы этого не сделал... - сказала она с возмущением.

- Что ж, я рад, что он ведет себя достойно. Завтрашнее утро решит всё, сударыня. Имею честь откланяться.

Мой холодный тон отрезвил ее, и она поднялась с колен.

- Как вам угодно, - сказала она. - Знайте же, сударь, что я люблю его больше вас, больше жизни. Если вы его убьете, я в тот же час выпью яд. У меня есть пузырек с морфием.

В ее голосе было столько решимости, что я почувствовал: она не шутит. Она действительно любила его, любила настолько, что бросилась искать меня среди ночи, не страшась ни мрака, ни людской молвы. Ради этого недостойного человечишки она готова была убить себя. Но она не знала, что несмотря ни на что я любил ее как прежде, и волосу бы не дал упасть с ее головы.

- Постойте, сударыня, - сказал я, задерживая ее. - Пусть всё будет так, как вам угодно. Вы своим заступничеством спасли его. Клянусь, что не стану завтра стрелять.

- Даете слово чести? - горячо воскликнула Ольга.

- Слово дворянина! - сказал я.

Тогда она быстро наклонилась ко мне и поцеловала. Это был единственный поцелуй, который когда-либо у нас был. Потом она быстро повернулась и выбежал из беседки. Я бросился за ней, но Ольга уже исчезла в темноте.

Начинало рассветать, и я заспешил в казармы. Мои секунданты уже искали меня, не понимая, куда я пропал. Захватив с собой ящик с пистолетами, мы вскочили в открытую пролетку и помчались на Воробьевы горы.

Мой соперник уже ждал меня со своими секундантами. Он нетерпеливо прохаживался взад-вперед вдоль берега. Его лицо было бледным, и он избегал смотреть на меня. Мы бросили жребий, чьими пистолетами воспользуемся. Выпали мои, но это было уже неважно. Секунданты отсчитали шаги и вонзили в землю сабли, отмечая расстояние.

- В последний раз просим вас: помиритесь, господа! - громко, следуя обычному ритуалу, сказал один из секундантов.

- Никогда! - громко сказал мой соперник.

Я тоже покачал головой и, взяв пистолет, встал на рубеж. Когда секунданты крикнули: "сходитесь!" я направился к барьеру и остановился около него. Мой пистолет был направлен дулом вверх: стрелять я не собирался, помня о своем обещании. Мой противник тоже вышел к барьеру и, оказавшись от меня в двенадцати шагах, прицелился и выстрелил. Я почувствовал сильный удар в грудь, упал, но тотчас вскочил. Клянусь вам это было странное чувство. Я никогда не забуду его: я стоял и видел свое собственное тело, лежащее лицом вниз у барьера.

Я видел, как товарищи подбежали к нему и перевернули его на спину.

- Наповал! В сердце! - услышал я голоса.

Мой противник отбросил свой пистолет, сжал руками виски и быстро пошел к своей карете. А я оставался на поляне и видел, как мое тело осторожно переносят на шинели в пролетку. Я бежал следом за пролеткой, кричал, но никто не слышал меня.

И вдруг неизвестно откуда рядом со мной появился Фесандопулос, такой же старый и дряхлый, как в нашу последнюю встречу. Признаться, меня удивило, что старик еще жив. А, может, это был и не он, а лишь игра моего воображения.

Он погрозил мне сухим пальцем и сказал:

- Ах молодой человек, молодой человек... Как же так можно? Надеюсь, вы не забыли нашего договора?

- Я всё помню. Забирайте мою душу! - решительно сказал я, хотя и почувствовал, что она, душа, сжалась и затрепетала во мне.

- Еще рано, - покачал головой старик. - В настоящее время ваша душа мне не нужна. Я лишь хотел напомнить о нашей сделке. Когда будет необходимо, я приду за своим выигрышем. А пока, до встречи!

Старик исчез, а я остался в одиночестве, лишившись вдруг всего: тела, жизни, имения. Даже моя душа не принадлежала мне больше. Я был абсолютно одинок - растерянный призрак в этом огромном мире. У меня осталась только моя любовь. Только она держала меня на плову. Держит и сейчас.

Вот и вся моя история.

Князь Багрятинский замолчал. Он распахнул ментик и в неосознанном беспокойстве провел ладонью по своей белой шелковой рубашке. На его груди у самого сердца Катя увидела небольшое красное пятно - след когда-то ударившей в это место пули.

- А что было потом с Ольгой? - спросила Катя.

- Я продолжал любить ее даже после своей смерти. Возможно, именно эта любовь сделала меня призраком и не дала моей душе улететь в царство покоя. После дуэли она плакала, плакала очень горько, но одновременно радовалась, что погиб я, а не он. О нашем разговоре в беседке она никогда никому не рассказывала. У него же после моей смерти были неприятности, он несколько недель провел в крепости, но потом дело удалось замять. А весной была их свадьба. Я тоже был там... Стоял сразу за ее спиной, но она меня не видела...

С тех пор я уже больше не навещал ее. Я не разрешал себе ее видеть, потому что считал недостойным вторгаться в их личную жизнь, а потом мне невыносимо было знать, что с каждым годом она будет меняться: появятся морщинки, постепенно она состарится и под конец станет старухой, вроде тех старых сплетниц, что всегда сидят в салонах за ломберными столиками. Я был даже рад, что для меня она всегда останется юной и прекрасной, такой, как была в тот июньский день, когда я впервые увидел её.

От волнения призрак пошел рябью.

- Сам не знаю, отчего я с вами разоткровенничался. Всякий раз когда выпадает такая лунная звездная ночь и когда играют на трубе со мной что-то происходит. Мне кажется, что прошлое не исчезло, оно по-прежнему существует во мне и рядом со мной. Пока существую я, существует и моё время. Я его хранитель и его страж.

- Значит, вы живете в нашем подъезде из-за трубача? - спросил Егор.

- Я не живу здесь, но с тех пор как у вас поселился трубач, я стал часто здесь появляться. В отличие от многих привидений, я не привязан к одному месту и могу странствовать, где захочу. За последнее столетие я несколько раз побывал в Петербурге, много путешествовал по России, Европе, а однажды отправился в Америку на большом корабле. Но бедному кораблю не повезло, вскоре он отправился ко дну.

Дон-Жуан с Катей уставились друг на друга.

- Этот корабль был случайно не "Титаник"? Он врезался в айсберг! взволнованно спросила Катя.

- Кажется, именно так он и назывался. И ледяная глыба там тоже была. Грустная была картина, когда этот гигант погружался на дно. Я пытался успокоить одну переживавшую даму, но когда она увидела меня, то сразу бросилась за борт и даже не надела спасательного жилета, - вздохнул князь.

Неожиданно инфракрасный фонарь, который Гений вертел в руках, затрещал и на датчике замелькали цифры.

- Это он опять на меня срабатывает? - улыбнулся князь.

- Похоже, что нет. Расстояние другое, - покачал головой Егор.

- Но я же призрак!

- Направление луча совсем другое, и психоактивность более сильная. Это откуда-то с нижних этажей. Кажется, Аттила снова активизировался.

- Аттила, говорите? Это любопытно. Пойду посмотрю, - сказал князь и медленно, словно затягиваемый трясиной, стал погружаться под пол. Вначале он скрылся по колено, потом по пояс, а потом исчезла и голова с завитыми в колечки усами.

Ребята остались в комнате одни.

- Ну и дела! Можно подумать, нам одного привидения было мало, - сказал Федор.

- Разве тебе его не жалко? - с возмущением воскликнула Катя. - Ты же видел, какой он несчастный! А какие грустные и выразительные у него глаза!

Дон-Жуан ревниво завозился на диване.

- Не понимаю, что в них выразительного. Глаза как глаза! Две штуки. Расположены симметрично, - сказал он недовольно.

- А все-таки, согласись, дворянское воспитание чувствуется, - сказал Паша. - Рядом с этим князем любой современный мужчина просто хам трамвайный. А этот и ручки целует, и о любви говорит, и не грубит - и всё на автомате.

- Вы не о том говорите! - поморщился Гений. - Подумайте, мы первые в истории человечества столкнулись с миром привидений! Грандиозно!

- Почему первые столкнулись? В прошлом веке романтики каждые пять минут о привидениях писали: кладбищенский призрак, тень Наполеона, то да сё! возразил Дон-Жуан. В его голосе чувствовалось предубеждение против привидений, а точнее против одного из них, к которому он ревновал Катю.

- То, что они писали о привидениях, еще не значит, что они их видели, недовольно сказал Егор. - А если даже и видели, то не изучали с научной точки зрения. И вообще хватит об этом.

Обнаружитель привидений вновь заверещал, и в комнату из стены шагнул князь Багрятинский. Он непринужденно завис над креслом, закинув ногу на ногу, и стал пускать из призрачной трубки клубы призрачного дыма.

- Дело серьезное, - сказал он. - Я видел Аттилу. Мрачный тип, а психоэнергия у него такая, что мне даже жутковато стало. Прежде я никогда не сталкивался с подобными призраками. Правда, сейчас я припоминаю, что однажды слышал о них от одного кладбищенского пономаря.

- И что сказал пономарь?

- Он говорил, что сталкивался с призраками-вампирами, они тянут из людей энергию и месяц от месяца становятся все сильнее. Потом вампир вселяется в кого-нибудь, подавляет его сознание и начинает управлять его телом. В старину о таких людях говорили, что в них "вселился бес" или что они одержимые. В Аттиле, насколько я понял, кипит бешеная жажда власти. Со временем он скорее всего попытается захватить себе тело, пробиться к власти и устроить грандиозную резню.

- Разве такое возможно? - испуганно спросила Катя.

- Увы, сударыня, увы. Вам доводилось слышать хотя бы краем уха о Калигуле, Наполеоне или Гитлере? Да будет вам известно, это были лишь телесные оболочки, а управляли ими всеми призраки-вампиры. У Аттилы есть все шансы прорваться к власти, если он захватит тело.

- А когда это всё может произойти? - спросил Гений, у которого от такого рассказа мороз прошел по коже.

- Не знаю, друзья мои, не знаю. Пока Аттила еще не совсем освоился в вашем мире и поэтому осторожен. На сегодняшний день его сил хватает лишь на то, чтобы бросаться стульями или проворачивать ключи в замках. Он странствует по подъезду и понемногу выпивает энергию из всякого, из кого может. Очень скоро, я уверен, он отыщет того, кто ему нужен, и попытается в него вселиться. Не окончательно вселиться, а я бы сказал для тренировки. Призраки-вампиры всегда так поступают.

- То есть сделает кого-то из жильцов подъезда своим рабом, а мы даже не будем знать кого? - уточнила Катя.

- Увы, распознать такого раба будет очень сложно. Призрак умеет маскироваться, и в поведении человека внешне почти ничего не меняется, сказал князь и вдруг, насторожившись, резко повернул голову.

Гвоздь, поддерживающий бердыш шестнадцатого века, выпал из стены и оружие опасно накренилось, как топор, падающий на плаху. Теперь в его полукруглом лезвии отсвечивал красный плафон лампы и казалось, что оружие залито кровью. Ребята невольно отшатнулись. В тот же миг в комнате прозвучал знакомый хриплый хохот - и всё стихло.

- Надеюсь, никто не испугался? Он хотел похитить энергию вашего страха, сказал князь.

- Вообще-то я испугалась... немного... - робко сказала Катя.

Ребята промолчали, хотя почти у каждого из них дрогнуло сердце, а это означало, что Аттила не ушел без добычи, и стал еще сильнее, отняв у них частицу энергии. Осознав это, юные охотники порядком приуныли. Невозмутимым остался лишь гусар. Он выпятил грудь, провел рукой по усам и сказал громогласно:

- Выше голову! Эскадрон, к бою! Пики вперёд! За веру, царя и отечество ура!..

ИНСТИТУТ ПАРАНАМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ

Поздно ночью, уже после того, как "великолепная пятерка", сраженная усталостью, разбрелась по домам, Гений и его брат Федор сидели в комнате на кроватях.

- Нет, - уныло говорил Егор.

- Да, - ободрял его Федор. - Да!

- Нет, - снова говорил Егор.

- Да! - повторял Федор.

Говорят, между близнецами существует телепатическая связь, и именно поэтому они понимают друг друга с полуслова. В данном случае спор шел о том, удастся ли Егору изобрести ловушку для привидений. Егор не верил в свои силы, а Федор его ободрял.

- Да ладно тебе, не унывай! Придумай что-нибудь новенькое! Ты же можешь! сказал наконец Федор.

Обычно он не упускал случая хорошенько позларадствовать над неудачами брата, но сейчас даже он понимал, как нужна Егору его поддержка.

- Ты не понимаешь, - сказал Гений. - Найти привидение с помощью моего обнаружителя мы можем, а вот поймать его и обезвредить - нет.

- Почему? - удивился Федор.

- Ты ничего не смыслишь в технике! Представь, тебе дают сачок для бабочек и просят переделать его в капкан для слонов! Или дают пластмассовый пистолетик с липучками и просят сделать базуку, чтобы сбивать самолеты! Ты представляешь, что такое Аттила? Огромный, чудовищный сгусток психоэнергии! Что я тебе его в трубу пылесоса поймаю?

- А что если нам изучить гусара? - предложил Федор.

Гений усмехнулся. Слышать это "нам" из уст Федора было забавно. Федор до сих пор не запомнил таблицу умножения.

- А он разрешит себя изучать, ты об этом подумал?

Рядом послышался деликатный кашель, и в стоявшем у окна кресле проявился князь Багрятинский. Он сидел в кресле (точнее над креслом) и курил трубку с длинным янтарным мундштуком. Казалось, еще немного и можно будет услышать ароматный запах дыма.

- Прошу прощения, господа, но я оказался невольным свидетелем вашего разговора. И коль скоро уж речь зашла о привидениях... Поверьте, что привидения, как и люди, бывают разные. С одними я не побоялся бы пойти в атаку, а к другим лишний раз и спиной не повернешься без опасения на другой день случайно обнаружить в ней кинжал.

- Можно я буду вас изучать? Мне хотелось бы разобраться в механизмах вашего существования, - смущенно попросил Гений.

- Пожалуйста, изучай. Мне это нисколько не повредит, - великодушно разрешил гусар. - Можешь бегать за мной со своими проводками, фонариками и локаторами. Но имейте в виду, что вы не единственные, кто пытался изучать привидения. Такие попытки препринимались и раньше.

- Кем предпринимались? - жадно спросил Егор.

- Я толком не знаю кем, - пожал плечами гусар. - Причина же, по которой я это утверждаю, следующая. Как-то ночью я скитался по Москве, по тем местам, где мы когда-то прогуливались вдвоем с моей любимой, и вдруг вижу: из одного старого дома выходит старое привидение. Чисто случайно мы с ним оказались знакомы. Был в мое время известный ростовщик. Он зарыл под своим домом клад кажется, несколько сундуков с золотыми монетами - и вот уже вторую сотню лет его охраняет. Мы с ним разговорились, повздыхали о минувших временах, и он пожаловался, что несколько дней назад у его дома появился мужчина в белой странной одежде с какими-то непонятными штуками и стал водить ими по сторонам. Наш бедняга ростовщик решил, что это кладоискатель пришел за его сокровищем, и стал его пугать: выть, скрипеть, звенеть цепями, швырять старой рухлядью и показывать прочие фокусы, на которые некоторые из нас большие мастера. Но тот человек не испугался. Он сорвал с плеча что-то похожее на ружье, выстрелил и наш ростовщик почувствовал, что его начинает затягивать в большой ящик, висящий у мужчины на спине. Ростовщик стал вырываться, да куда там. Тащит и все тут, даже пошевелиться не дает. Беднягу уже почти затянуло, но тут у мужчины в баллоне что-то сломалось. Он стал его стаскивать, а ростовщик воспользовался этим и удрал.

- А дальше? - жадно спросил Егор.

- Что дальше? Дальше ничего. Через несколько дней он, разумеется, вернулся к своему кладу, но того охотника за привидениями уже и след простыл. Да и клад был на месте. Вот и вся история. Да, кстати, вот еще важная деталь: ростовщик говорил, что у того человека на рукаве была нашивка: "Институт потустороннего".

Гений вскочил и кинулся к компьютеру.

- Институт потустороннего! Вот где зацепка! - воскликнул он.

Он вошел в Интернет, вызвал режим "поиска" и набрал в строке "институт потустороннего".

- Такой страницы в Интернете нет, - разочарованно пробормотал он через некоторое время.

- Странно, очень странно, - откликнулся князь Багрятинский. - Ну, может, ростовщик перепутал. Поищи что-нибудь похожее.

Пальцы Егора быстро забегали по клавиатуре и внезапно на экране появилась яркая заставка с белыми буквами: "Институт параномальных исследований. Новый Арбат, дом 5, корпус 3."

Гусар заглянул ему через плечо, прочитал адрес и сказал мечательно:

- Арбат... Как я любил в пору моей влюбленности бродить по его переулкам! Помнится как-то вечером бродил я там и встретил Пушкина. Идет такой задумчивый, рассеянный. Заметил меня, раскланялся. "Признайся, говорю, элегию сочиняешь, друг Александр?" "Да нет, брат, - вздыхает он, - какие тут элегии! Тут чистая драма! У жены собачка убежала, вот хожу, ищу."

- Вы и с Пушкиным дружили? - удивленно спросил Федор.

- Не то чтобы дружил, скорее были приятели. А Нового Арбата тогда и в помине не было, сплошные переулки, переулки. Эх, всколыхнули вы во мне воспоминания! Пойду-ка полетаю, может, развеюсь! - призрак подошел к стене, раскинул руки и, пройдя сквозь стену, исчез.