— Привет, дружище! — заключил его в объятия Поль. — Сколько мы не виделись? Месяца два, если не больше?
— Около этого.
— Что не показывался?
— Дел, старик, по горло. А вот Марон подругу не забывает, заглядывает регулярно.
Боковым зрением Крид заметил, как напряглась жена, какой взгляд бросила на Лилиан. Что ж, ее понять можно: если подруга сейчас заявит, что не видела Марон в последние дни, неприятных объяснений той не избежать. Однако хозяйка дома, надо полагать, к вящему облегчению гостьи, в мужскую трепотню не вслушивалась.
— Давай я тебе помогу на кухне! — торопливо произнесла Марон и, несмотря на вялые протесты Лилиан, утащила ее прочь. «Уговаривает, если возникнет необходимость, соврать. Отныне они будут заодно», — догадался Крид.
— …медитируешь? — расслышал конец фразы.
— Не издевайся! Просто задумался на мгновенье.
— Какое там мгновенье? — возмутился Поль. — Не мычишь, не телишься уже добрые полторы минуты!
— Считай уже отелился! И давай выйдем, в комнате что-то душно. Тебе, кстати, давно надо купить кондиционер!
— Лилиан, ты же знаешь, эту хреновину не выносит. Чуть что — ангина.
Прихватив сигареты и пиво, Поль распахнул дверь на террасу:
— Проходи! Пока женщины занимаются закусками, перекурим.
Друзья, удобно устроившись в креслах-качалках и потягивая пиво, повели неторопливую беседу о том, о сем.
— Крид, — обратился к гостю хозяин, — не обижайся, но на каждую пятую фразу ты отвечаешь невпопад. Что-то случилось?
Поль был одним из ближайших, если не самым близким другом, поэтому Крид решил поделиться с ним наболевшим, правда, не в полном объеме.
— Понимаешь, последнее время меня тревожит Марон!
— Опасная болезнь?
— Что-то вроде этого.
— Как понимать «вроде»?
— Ты, старина, прав: никаких «вроде». Ибо любовь на стороне для замужней дамы и есть опаснейшая болезнь, передающаяся половым путем.
— Но от нее, как и всякой другой, существует лечение, о чем знали еще древние инки и ацтеки. Это длительный пост, переноска больших тяжестей, ходьба на длинные расстояния, изнурительная работа.
— Не кривляйся! Я серьезен, как никогда.
— Не могу поверить!
— Ну, в таком случае, я сейчас начну хохотать!
— Прости! Будем считать, что осел убежал и унес веревку. Видит Бог, я не хотел наступать тебе на мозоль!
— Знаю! Сам бы, поменяйся мы местами, извини за несколько неудачное сравнение, отреагировал бы аналогичным образом.
— И все равно: Марон и измена — в это верится с превеликим трудом.
— Я еще и сам пока не считаю подозрение истиной! Как говорится, надежда умирает последней. Так что она у меня еще жива, но пульс уже еле прощупывается и дыхание прерывистое. Иными словами, не надежда, а издыхающая кляча!
На террасу выглянула Лилиан:
— Не надоело сплетничать?! Приглашаю к столу!
Все двинулись в гостиную, украшенную множеством горро[18] — предметом особой гордости Поля.
— Ты знаешь, — перехватила ироничный взгляд Крида Лилиан, — сколько он ухлопал на два последних экземпляра своей драгоценной коллекции?
— Дорогая, прошу тебя, не начинай сначала! — взмолился Поль. — Не пойму, что тебе не дает покоя мое увлечение? Разве было бы лучше, если бы я просаживал деньги на скачках или петушиных боях?
— Ты еще скажи — на девушек! — начала было Лилиан, однако тут же осеклась и принялась, как показалось Криду, излишне поспешно усаживать компанию за стол.
«Наверняка в курсе шашней Марон, — сделал неутешительный для себя вывод. — А в доме повесившегося, как известно, о веревке не говорят».
Ужин прошел, если бы он удостоился официальной колонки в правительственном еженедельнике, «в теплой товарищеской обстановке». Разве что Крид немного меньше, чем обычно, острил, чего, впрочем, никто не заметил. Играть в карты сели семейными парами. Им с Марон на удивление везло и после пятого проигрыша Лилиан взмолилась:
— Так, пожалуй, мужу на очередной горро ни фига не останется! Прекращаем!
Кофе Поль, извинившись перед дамами, попросил подать в беседку, и мужчины вышли во двор якобы подышать свежим воздухом. На самом же деле обоим не терпелось закончить начатый разговор.
Не исключено, впервые за долгие годы тесного знакомства, а затем и крепкой дружбы, Крид не очень хорошо подумал о Поле. Жуком-древоточцем сознание точила мысль: искренне тот ему сопереживает или участие — лишь благопристойный камуфляж обычного в подобной ситуации любопытства? Зря, что ли утверждают: расскажи свою беду ближнему и ему сразу же станет немножечко легче.
— Давай, дружище, исповедуйся дальше! — сказал Поль, едва за Лилиан захлопнулась дверь.
— Понимаешь, — продолжил рассказ Крид, — несколько раз я совершенно случайно ловил Марон на лжи. В совершенно, казалось бы, безобидных ситуациях.
— Это еще не повод утверждать об измене! — перебил Поль.
— Однако что-то за этим все равно кроется! — возразил Крид. — Зачем, к примеру, утверждать, что вчера она провела уйму времени с Лилиан, если разговаривала с нею только по телефону?!
— А ты откуда знаешь?
— Твоя благоверная доложила!
И уточнил:
— Не по собственной инициативе! Просто утром, когда я звонил насчет переброситься в карты, будто ненароком спросил и про вчерашний день.
Еще окончательно не стемнело. Из беседки, в которой они сидели, открывалась фантастическая панорама на покрытую мощными ледниками вершину Ильимани. Где-то там, на его склонах, покрытых ставшей жесткой и колючей ичу, бродят стада гуанако, погоняемые людьми, живущими в полной гармонии с природой. Простота быта, чистота нравов — что может быть прекраснее? И, в самом деле, зачем индейцам-пастухам что-нибудь знать о «Международной службе нравственности», пропахших пороком отельных номерах, словах, которые нужно понимать совсем не так, о фальшивых улыбках и снедаемой душу ненависти? Оставаясь по духу детьми, как много они выигрывают в моральном аспекте.
— Ты что, приятель, уставился, будто впервые увидел Ильимани? — Поль кончиками пальцев осторожно коснулся плеча Крида. — Говорю, что могу с Лилиан на данную тему переговорить. Думаю, она скажет мне правду.
— Не стоит! Я хочу, чтобы об этой проблеме знало как можно меньше людей. Приятного-то мало!
— Как знаешь! И мой тебе совет: найми детектива!
— Еще одного?!
— Как «еще»? Ты что, уже одного нанял?!
— Имел в виду, — выкрутился из опасной ситуации Крид, — еще одного человека посвятить в не совсем красивую историю? Нет никакого желания!
— Наверное, ты прав! Никогда тебе об этом не говорил, но мне приходилось иметь с этими ребятами дело. Не скажу, что остался доволен.
— Ты нанимал детектива?! Зачем? Чтобы следить за конкурентами?
— Нет, Крид! Чтобы следить за женой!
— За Лилиан?!
— Мимо! За первой женой. С которой мы вот уже добрый десяток лет пребываем в законном разводе.
— О таких деталях ты никогда не упоминал.
— А зачем? Это в данный момент они в тему.
— Ну, и по какой причине ты остался недоволен ищейками с лицензиями?
— По какой? По самой что ни на есть ломовой. С детективом, которого я нанял следить за благоверной, она и сбежала!
— Воистину, взял да и высыпал перегной на чужое поле!
— Еще неизвестно, что на нем выросло, — выписал замысловатый пируэт рукой Поль. — Не исключено, горькая полынь.
— А может, сладкий виноград! — заметил Крид. — Не существует лотереи более банальной и более интригующей, чем взаимоотношения полов.
— Чем, чем, а интригами я был сыт вдоволь. Если бы ты видел мою первую жену, ни за что бы не поверил, что она на них способна. Наполовину блондинка, наполовину рыжая, с глазами, излучающими покой и добро. Без извечных жалоб на недостаток денег или внимания, умела обходиться малым и при этом сохраняла оптимизм и хорошее настроение. Наверное, именно такой видел идеальную немецкую женщину ефрейтор Шикльгрубер[19], провозглашая свои «три К» — кухня, кирха, киндер. И что эта святоша отмочила?!
Поль, прикурив новую сигарету от старой, продолжил, будто забыв зачем они уединились в беседке, собственную исповедь.
— С подозрением на дизентерию супруга попала в больницу. Как самый заботливый муж (коим, признаться, я тогда и был), проведывал ее практически ежедневно. Меня, как облупленного, знал весь персонал. И, надо же такому случится, в тот злополучный четверг одну из медсестер подменяла товарка из другого отделения. Захожу, а она так строго спрашивает:
— Вы к кому?
— К супруге, — отвечаю.
— Как ее фамилия? — уточняет медсестра, не ведая, какую бомбу под мое семейное благополучие закладывает.
Я дисциплинированно огрызаюсь.
— Вы ее супруг? — поднимает насквозь недоверчивые зрачки.
Возмущенно возражаю:
— А то кто же — сын, что ли?! Да меня здесь уже каждый таракан знает!
— Может, и знает! — невозмутимо парирует медсестра. — Зато я знаю другое: муж от нее недавно ушел. И это были не вы.
— Тут явно какое-то недоразумение!
Добавить что-либо медсестра не успела. На горизонте появился лечащий врач. И мы принялись обсуждать что-то важное, касающееся назначения дополнительных исследований моей благоверной.
С нею самой мы от души посмеялись над недотепой-медсестрой. И вскоре я отправился домой. И только по дороге задумался: а что если медсестра не ошиблась и у жены есть любовник в целях маскировки называющийся моим именем?
Вот тогда и пришла в голову идея нанять частного детектива. Первый же доклад не оставил ни малейших сомнений: супруга мне изменяет. Да не с одним, а сразу с двумя! Кроме посетившего больницу мойщика окон, неосмотрительно назвавшегося ее супругом, она трахалась еще и с врачом-анестезиологом — прямо в ординаторской. Ну, а потом очаровала и детектива. Что лишний раз подтверждает истину: очень часто женский рай находится в тени мужских рогов.
— А ты никогда не допускал мысли, что детектив изначально в нее по уши втрескался. И именно по этой причине составлял фальшивые отчеты, дабы вбить между вами клин, посеять ядовитую тень недоверия?
— Нет! Убежден: по своему естеству женщины — куда бесстыднее и низменнее мужчин. Много ли ты видел представителей сильного пола, зарабатывающих на жизнь продажей собственного тела? А упоенно сосущих в подворотне немытый клитор за десяток песо?
Вспомни, в тех же порнографических фильмах самцы всего лишь выполняют — лучше или хуже! — работу, предназначенную им природой. А представительницы слабого пола? Подставляют задницы, после чего член тут же, без малейшей гримасы отвращения, берут в рот. Их во все мыслимые и немыслимые дыры сношает одновременно несколько мужиков. Им в рот изливают сперму сразу пятеро или шестеро партнеров. И все это — крупным планом, в мельчайших деталях, включая лица «мадонн».
Мне иногда кажется, появись такая возможность, многие бы вывернули матку наизнанку, превратив ее в копилку или чашку для подаяния. И без малейшего стеснения выставили бы оную перед церковью. Да ради затасканных ассигнаций они готовы без устали трахаться хоть с обезьяной, хоть псом, хоть с крокодилом. Ибо… такова их природа.
Увидев, что Крид хочет что-то сказать, Поль жестом его остановил:
— Скажешь, обстоятельства вынудили? Проблему социального неравенства приплетешь?
Как бы не так! В прачечных полно вакансий. Предложи занять оную хоть одной из жриц любви! В лучшем случае обзовет тебя жертвой криминального аборта или недоношенным дебилом.
Значит, суть не только и не столько в деньгах. Она — в генетической порочности женщин. Все, что с ними вытворяют, им нравится! И чем безобразнее постыдное действо, тем больше оно по душе. Иногда складывается впечатление: любая из них, за исключением страдающих полной фригидностью, — сплошная эрогенная зона.
— Поль, да ты женоненавистник!
— Ошибаешься, я — мужчинореалист!
— Но ты ведь, смею утверждать, сам иногда смотришь «порнушку» и с немалым, замечу, удовольствием ложишься в постель не только с женой. Предполагаю, не против поиметь бабу и любым из вышеперечисленных тобой нетрадиционных способов.
— Если на рынке появляется товар, неизменно нарисовывается и потребитель.
— Извини, экономисты утверждают обратное: именно спрос формирует предложение!
— Но в то же время, уверен, ни один из ученых человека в разряд товара не относит. Женщины стали товаром по собственной воле. Заметь, ни топор, ни овца сами потенциальному покупателю не навязываются. Это делает продавец — независимый посредник.
— У большинства проституток он тоже имеется — сутенер!
— Да! И получается, что столь специфический товар с удвоенной энергией пробивается на рынок: самостоятельно и с помощью посредника. Это, во-первых. Во-вторых, женщины продавать собственное тело начали куда раньше, чем появились сутенеры! Да и сегодня их бизнес не сильно хиреет без посредников. А тот же топор заржавеет под лавкой, если о нем забудет продавец.
— Старик, ты этим топором с женщинами разделался, как заправский мясник! И все же я тебе хочу еще раз возразить.
— Давай!
— Ты в своем блистательном спиче упомянул обезьяну, пса и даже крокодила. Не понаслышке знаю, хоть, как говорят, сам в подобном замечен не был: подростки вовсю «дерут» и молодых лам, и коз, и овец. Тебе тоже это прекрасно известно.
— Еще бы! Однако в данном случае речь идет о недорослях, страдающих юношеским гиперсексуализмом и не имеющих возможности для нормального полового акта. По той же причине я не упомянул и о детской проституции — что возьмешь с не подозревающих, что они творят, девчушек? Я говорил о людях зрелого возраста, для которых не составляет труда найти сексуального партнера и которые прекрасно понимают, что такое хорошо, а что такое плохо.
А как представительницы слабого пола наряжаются? Все — наружу: та же реклама того же товара.
— Будь объективен: подавляющее большинство изделий, реализуемых то ли в секс-шопах, то ли в модных бутиках, разработали мужчины.
— Пусть так! Но что мешает женщинам объявить бойкот той или иной модной новинке? Ты хоть раз слышал о подобном?!
— И что, по твоему, из этого следует?
— А то, что мужчины-модельеры просто верно угадывают желания потребительниц. И им не остается ничего другого, как воплощать мечты (заметь, не свои!) в изделия.
— Ну, тебя, старина, понесло!
— Крид, почему ты не соглашаешься? Ведь, по сути, я не услышал от тебя ни одного вразумительного контраргумента. Пойми, большинство наших спутниц жизни вовсе не те, за кого себя выдают. О-о, они великие актрисы! И величайшие охотницы! Почитай женские романы, написанные отнюдь не худшими представительницами слабого пола. Какой они изображают главную героиню, а, следовательно, свой идеал?
Это непременно красавица с холодным надменным взглядом. Независимая. Гордая. Можешь не сомневаться, умная и сильная! Да, обязательно холеная и одетая по последней моде. Знающая себе цену. Неизменно достигающая заоблачных вершин.
С такою можно быть только врагом и никогда — другом. Если ты, конечно, не дырявая половая тряпка, которой дозволено в дождливую погоду «слизнуть» с пола грязь, оставленную Ее изящной туфелькой.
Извини, такая тебе по карману?! Даже, если иметь в виду всего лишь «карман чувств».
— А ты хотел бы, чтобы каждая носила в ухе серьгу покорности?
— По крайней мере, это лучше, чем носить барабан позора, громко в него стуча.
— Картина не из радостных! — заключил Крид.
— А ты что думал? Мы для них — тюбик губной помады или шнурок грации, призванные выгодно подчеркивать линию рта или изгиб талии. К нам внутренне всегда относятся, как к неодушевленному предмету. Используют — и выбрасывают. Мы — даже не вибратор, за который цепляются до последнего стона, зачастую обеими руками.
Надеюсь, ты не станешь отрицать: того, чего мужик обычно стыдится, женщина — нет. Простой пример — адюльтер. Если о нем узнает он, первое желание — набить морду ей. Второе — убить его. Третье — развестись. Согласен, чередование может быть иным, однако слагаемые останутся теми же.
Узнает об измене благоверного жена — в восьмидесяти случаях из ста! — немедленно начнет требовать в мельчайших подробностях рассказать, как выглядит соперница, чем она лучше ее, на какой стадии пребывает любовная интрижка.
Поверь, матриархат — штука куда как пострашнее патриархата, грешного разве что повсеместным распространением мата.
— Послушав тебя, невольно приходишь к выводу: женщины способны на все. И порядочных среди них нет.
— Я этого не говорил! Встречаются исключения.
— Но ты ловко ушел от главного: способна ли на измену Марон? В начале разговора эту точку зрения, как мне показалось, яростно отвергал. А потом такого наговорил о женщинах, что сам собственное мнение… высек.
— В ее измену не верится.
— Речь в данном случае — не о вере…
— Не нервничай! Ты мне не дал закончить мысль.
— Рассуждая о женщинах вообще, ты был куда красноречивее. Что, динамик заело?
— Нет, слишком тонкую материю зацепили. Ты же прекрасно знаешь: завтра вы с Марон помиритесь, а я, по крайней мере, для одного из вас стану врагом.
— Знаю, и все же закончи мысль.
— Она — банальна. И заключается в том, что, вера — верой, а против фактов — не попрешь. Я никогда не допущу предположения, что асы из «Службы нравственности» ошиблись. Они — не частная лавочка, созданная отставными полицейскими, а серьезнейшая структура с незапятнанной репутацией. Так что, подобно нанятому мной детективу, не станут «клеить» объект наблюдения или отделываться сомнительными рапортами.
— Выходит, мои тревоги не беспочвенны?
— Плохо, если оказываешься в дураках, но куда хуже, если тебе там нравится…
— Так что же я должен — набить морду, убить или развестись?
— Почему же? Можно оставить все, как есть…
— И до конца дней своих слизывать пыль с ее туфелек?
— Такова, дружище, реальность!
В открывшемся окне появилась голова Лилиан:
— Это уже становится неприличным! Оставить нас на столь долгое время. Зачем мы тогда собрались?
— Уже идем! — бодро отрапортовал Поль, подмигивая Криду. — Готовьте пиво.
Вечер покатил дальше по накатанной колее. За десертом посмотрели новости, обсудили перспективу зимней поездки в горы, перебросились еще несколько раз в карты — уже не на «интерес». Под конец пригласили Поля с Лилиан при первом же удобном случае нанести ответный визит.
Уже в прихожей, под утро, когда гости собрались уходить, хозяйка дома как бы невзначай заметила:
— Крид, сегодня утром я тебе сказала, что накануне мы с Марон общались по телефону. Это не так. Извини, но спросонок я все перепутала. Звонила она в один из предыдущих дней, а вчера мы долго бродили по городу, не преминув заказать по изумительной шляпке. Скоро вы нас в них увидите и не узнаете!
— Да ладно, Лилиан! Разве это имеет какое-нибудь значение, в какой день ты с подругой болтала по телефону, а в какой гуляла по городу? У меня этот наш разговор уже и из головы выветрился.
Однако по дороге домой Крид все время думал о том, как он был прав: подруги общий язык, как ОБВЕСТИ его ВОКРУГ ПАЛЬЦА, нашли быстро.