Реджиналд Ансуэлл был не совсем под охраной – когда пристав провожал его к свидетельскому месту, он выглядел свободным человеком. Но позади него я заметил знакомую фигуру старшины Карстерса, который охраняет вход в логово Г. М. в Уайтхолле. На лице старшины застыло выражение благодушия.
Глаза всех тут же начали искать Мэри Хьюм, но ее в зале не оказалось. Длинное, худое лицо Реджиналда было бледным, но решительным. Помню, я тогда подумал, что он выглядит хитрым субъектом и с ним лучше держать ухо востро, каковы бы ни были намерения Г. М. Впрочем, эта волна неприязни могла быть вызвана выражением холодного самообладания, присущего его чертам. Он принес присягу четким, приятным голосом.
Набрав воздуха в легкие, Г. М. приступил к допросу:
– Ваше имя Реджиналд Уэнтуорт Ансуэлл, вы не имеете постоянного места проживания, но, будучи в Лондоне, останавливаетесь в «Д'Орсе Чеймберс» на Дьюк-стрит?
– Да.
– Я хочу, чтобы вы поняли, – продолжал Г. М., – что вы не обязаны отвечать на вопросы, которые могут повредить вам. – Он сделал паузу. – Однако этот вопрос к таковым не относится. Когда полиция расспрашивала вас о ваших передвижениях вечером 4 января, вы сказали всю правду?
– Нет.
– А вы готовы сказать всю правду теперь, под присягой?
– Готов, – ответил Реджиналд как будто с неподдельной искренностью. Его глаза блеснули.
– Вы были в Лондоне в начале вечера 4 января?
– Да. Я ехал на автомобиле из Рочестера и прибыл к «Д'Орсе Чеймберс» в начале седьмого.
Странное чувство напряжения снова начало возрастать. Г. М. склонил голову набок:
– Та-ак. Насколько я понял, было десять минут седьмого, не так ли?
– Нет, немного раньше. Я четко помню, как посмотрел на часы на щитке автомобиля.
– Вы собирались повидать покойного тем вечером?
– Да.
– Когда вы подъехали к «Д'Орсе Чеймберс», то видели свидетеля Хораса Грейбелла?
– Видел.
– Он рассказал вам о визите покойного в вашу квартиру в пятницу?
– Да.
– А что покойный взял ваш пистолет и ушел с ним?
– Да.
– Что вы сделали тогда?
– Я не мог понять его поступка, но мне это не понравилось. Поэтому я решил не встречаться с мистером Хьюмом. Я… немного поколесил вокруг, потом вскоре уехал из города и… не возвращался допоздна.
Г. М. быстро сел. Слово «вскоре» прозвучало с какой-то странной интонацией, которую он наверняка уловил. Сэр Уолтер Сторм так же быстро поднялся.
– Вы сказали, капитан Ансуэлл, – начал он, – что «немного поколесили вокруг» и «вскоре» уехали из города. Как вскоре?
– Через полчаса или, возможно, чуть позже.
– Через полчаса? Колесили так долго?
– Да. Я хотел подумать.
– Куда вы ездили?
Молчание.
– Повторяю вопрос. Куда вы ездили, капитан Ансуэлл?
– К дому мистера Хьюма на Гроувнор-стрит, – ответил свидетель.
Какую-то секунду смысл сказанного не доходил до нас. Даже генеральный прокурор заколебался. Откровенность свидетеля напоминала «обаятельного» Реджиналда Ансуэлла, которого я видел вчера.
– Вы говорите, что ездили к дому мистера Хьюма?
– Да. Я надеялся, что вы об этом не спросите. – Он бросил взгляд на подсудимого, который в свою очередь уставился на него. – Я говорил им, что не могу помочь кузену. Я рассчитывал, что меня не будут вызывать свидетелем.
– А теперь вы осознали, что вам придется говорить правду? Отлично. Почему вы поехали к дому мистера Хьюма?
– Точно не знаю. Мне это казалось очень странным, каким-то шоу. Я не собирался входить в дом – только поездить рядом и понаблюдать… что там творится.
– В котором часу вы подъехали к дому? – осведомился генеральный прокурор. Даже он был не в состоянии говорить бесстрастным голосом.
– В десять минут седьмого.
Судья вскинул голову:
– Минутку, сэр Уолтер… – Он устремил маленькие глазки на свидетеля: – Получается, что вы прибыли туда одновременно с обвиняемым?
– Да, милорд. Фактически я даже видел, как он входил.
Вероятно, не существует степеней измерения человеческой неподвижности. Однако я ни разу не видел Г. М. более неподвижным, чем тогда. Его исполинская фигура в черной мантии застыла с карандашом в руке; казалось, он не дышал. Стул Джеймса Ансуэлла неожиданно скрипнул. Подсудимый сделал странный жест, как школьник, начавший поднимать руку в классе и внезапно передумавший.
– Что вы сделали потом? – спросил генеральный прокурор.
– Я не знал, что делать. Меня интересовало, почему Джим там. Когда я видел его в Фроненде, он не говорил, что собирается туда. Меня заинтересовало, не касается ли это моих былых отношений с мисс Хьюм. – Свидетель выпрямился. – Я не раскаиваюсь в том, что сделал. Любой на моем месте поступил бы так же. Я знал, что есть открытый проход между домом мистера Хьюма и соседним домом…
Сэр Уолтер Сторм прочистил горло. Он походил не на прокурора, ведущего прямой или перекрестный допрос, а на мыслителя, пытающегося добраться до истины.
– Вы бывали в этом доме раньше, капитан Ансуэлл?
– Да, несколько раз, хотя никогда не встречал мистера Хьюма. Я бывал там с мисс Хьюм. Ее отец не одобрял нашего знакомства.
– Пожалуйста, продолжайте.
– Я… я…
– Вы слышали, что сказал вам обвинитель, – вмешался судья. – Продолжайте ваш рассказ.
– Я много слышал о кабинете мистера Хьюма от мисс Хьюм и знал, что если он принимает Джима, то именно там. Выйдя из машины, я двинулся по проходу рядом с домом – без какого-либо конкретного плана, только чтобы быть поближе к ним. Справа я обнаружил короткую лестницу, ведущую к двери с кружевной занавеской на стеклянной панели. Дверь вела в маленький коридор возле кабинета мистера Хьюма. Заглянув сквозь занавеску, я увидел дворецкого, который подвел Джима к кабинету и постучал в дверь.
Казалось, подул сквозняк, разметав на столе обвинителя бумаги.
– Что вы сделали потом?
– Я… ждал.
– Ждали?
– За дверью. Я не совсем знал, как мне поступить.
– Сколько времени вы ждали?
– От десяти-двенадцати минут седьмого до немногим позже половины.
– И вы, как и остальные, – осведомился сэр Уолтер, – до сих пор ни при ком об этом не упоминали?
– Нет. Думаете, я хотел, чтобы моего кузена повесили?
– Это неподобающий ответ, – указал судья.
– Прошу прощения у вашего лордства. Я боялся, что это интерпретируют подобным образом.
– Что вы видели, стоя за дверью со стеклянной панелью? – снова заговорил сэр Уолтер.
– Я видел, как Дайер вышел из кабинета около четверти седьмого. Потом, около половины седьмого, мисс Джордан подошла к кабинету и постучала в дверь. Дайер вернулся, и я слышал, как она крикнула ему, что они дерутся…
– Одну минуту. Между четвертью седьмого, когда Дайер вышел из кабинета, и половиной седьмого, когда спустилась мисс Джордан, вы видели, как кто-нибудь приближался к кабинету?
– Нет.
– Вам было хорошо видно?
– Да. Хотя в коридоре не было света, но он проникал из главного холла.
– С того места, где вы стояли… передайте свидетелю план… вам были видны окна кабинета?
– Да. Они находились слева от меня, как вы можете видеть на плане.
– Кто-нибудь приближался к этим окнам в то время?
– Нет.
– А мог кто-нибудь подойти к ним незаметно для вас?
– Нет. Полагаю, меня подвергнут наказанию за то, что я не сообщил это…
Здесь я делаю паузу, ибо такая же пауза воцарилась в зале. Мы часто слышали о появлявшихся в последнюю минуту свидетелях защиты, но Реджиналд Ансуэлл, хотя и вызванный защитой, стал появившимся в последнюю минуту свидетелем обвинения, крепко затянувшим петлю на шее подсудимого. Лицо Джеймса Ансуэлла приобрело цвет, какой еще не приобретало ни разу во время процесса; он с недоумением смотрел на своего кузена.
Но в зале суда ощущалась также иная пауза или перемена – если, конечно, она не существовала только в моем предубежденном уме. До сих пор Реджиналд внушал веру в себя. Он привнес в это дело то, что отсутствовало в нем раньше, – свидетельства очевидца, подтверждающего косвенные доказательства. Но последняя фраза: «Полагаю, меня подвергнут наказанию за то, что я не сообщил это…» – представила его в несколько ином аспекте. На миг от его речи пахнуло лицемерием, которое уже давало о себе знать прежде. Я был уверен, что этот человек лжет и, более того, занял свидетельское место, намереваясь лгать именно таким образом. Он сознательно пытался навлечь на себя атаку сэра Уолтера Сторма.
Но знал ли об этом Г. М.? Был ли он к этому готов? Г. М. по-прежнему сидел неподвижно, прижав кулаки к вискам. Впечатленными казались присяжные, а не он.
– Вопросов больше нет, – сказал сэр Уолтер. Он выглядел озадаченным.
Г. М. поднялся для продолжения прямого допроса, который фактически являлся перекрестным допросом собственного свидетеля. Когда он заговорил, то использовал слова, которые не звучали в Олд-Бейли со времен судьи Арабина.[22] Но в них слышалась не только угроза, но и удовлетворение, казалось делавшее его на фут выше ростом.
– Я даю вам две секунды, – сказал Г. М., – на признание в том, что у вас произошел приступ белой горячки и что все сказанное вами на этом допросе – ложь.
– Откажитесь от вашего требования, сэр Генри, – сказал судья. – Вы имеете право задавать вопросы свидетелю по любому поводу, возникшему в процессе перекрестного допроса сэром Уолтером, но извольте выражаться подобающим образом.
– Как угодно вашему лордству, – отозвался Г. М. – Когда я начну допрос, станет понятно, почему я придерживаюсь этой линии… Капитан Ансуэлл, вы желаете отказаться от какого-либо из сделанных вами заявлений?
– Нет. Почему я должен это делать?
– Отлично, – кивнул Г. М. – Вы видели все это через стеклянную панель, не так ли?
– Да.
– Дверь была открыта?
– Нет, я не входил внутрь.
– Понятно. Когда вы последний раз посещали этот дом до 4 января?
– Должно быть, около года назад.
– Угу. Так я и думал. Но разве вы не слышали, как Дайер, давая показания вчера, говорил, что старая дверь со стеклянной панелью полгода назад была заменена целиком деревянной? Если у вас имеются сомнения на этот счет, взгляните на отчет официального землемера – это одно из вещественных доказательств, – и вы увидите, что он прямо заявляет об этом. А что вы собираетесь сообщить нам теперь?
Казалось, голос свидетеля звучит из бездны.
– Возможно, дверь была открыта…
– Это все, – кратко произнес Г. М. – В завершение допроса, милорд, я предлагаю принять меры по поводу происшедшего.
Сказать, что удар был сильным, было бы слишком мягко. Реджиналд возник из небытия, чтобы подтвердить виновность Джеймса Ансуэлла, и спустя всего восемь секунд был пойман на лжесвидетельстве. Но это еще не самое важное. Впервые я увидел, как некоторые присяжные с сочувствием смотрят на обвиняемого. Слово «подтасовка» почти физически ощущалось в атмосфере. Если Г. М. и ожидал такого трюка от Реджиналда, это не уменьшало эффект.
– Вызывайте вашего следующего свидетеля, сэр Генри, – мягко произнес судья.
– Милорд, если генеральный прокурор не возражает, я бы хотел повторно вызвать одного из свидетелей Короны – всего лишь с целью опознать некоторые предметы, которые я собираюсь предъявить в качестве доказательств. Лучше всего это мог бы сделать обитатель дома, чье знакомство с этими предметами было установлено.
– У меня нет возражений, милорд, – сказал сэр Уолтер Сторм, потихоньку вытирая лоб носовым платком.
– Очень хорошо. Этот свидетель присутствует в суде?
– Да, милорд. Я бы хотел повторно вызвать Херберта Уильяма Дайера.
Мы не успели подумать о новом обороте дела, когда Дайер занял свидетельское место. Но подсудимый выпрямился, и его глаза сияли. Серьезный Дайер, одетый так же аккуратно, как вчера, хотя и менее мрачно, внимательно склонил седую голову. Тем временем Лоллипоп раскладывала на столе таинственные предметы, завернутые в коричневую бумагу. Первым делом Г. М. продемонстрировал коричневый твидовый костюм для гольфа. Мы с Эвелин посмотрели друг на друга.
– Вы когда-нибудь видели этот костюм раньше? – обратился Г. М. к свидетелю. – Передайте костюм ему.
– Да, сэр, – ответил Дайер после паузы. – Это костюм для гольфа доктора Спенсера Хьюма.
– Поскольку вызвать доктора Хьюма не представляется возможным, полагаю, вы в состоянии его опознать? Превосходно. Этот костюм вы искали в вечер убийства?
– Да.
– Загляните в правый карман пиджака. Что там находится?
– Штемпельная подушечка и две резиновые печати, – ответил Дайер, вытащив их.
– Это те подушечка и печати, которые вы искали в вечер убийства?
– Да.
– Отлично. У нас имеется еще кое-что, – небрежным тоном продолжал Г. М. – Белье из стирки и пара турецких комнатных туфель, но это, так сказать, не ваша епархия. Их сможет идентифицировать мисс Джордан. А вот это вы в состоянии опознать?
На сей раз был предъявлен большой чемодан из черной кожи с инициалами, вытисненными золотом на клапане возле ручки.
– Да, сэр, – отозвался Дайер. – Несомненно, это чемодан доктора Хьюма. По-моему, его упаковала для доктора мисс Джордан в вечер… прискорбных обстоятельств. Мисс Джордан и я забыли о нем – она впоследствии тяжело болела, а когда спросила меня, что произошло с чемоданом, я не мог вспомнить. С тех пор я его не видел.
– Да, но здесь еще одна вещь, которую вы можете идентифицировать. Взгляните на этот графин из граненого стекла. Как видите, он наполнен виски, за исключением примерно двух стаканов. Вы когда-нибудь видели его раньше?
На секунду я подумал, что Г. М. держит в руке одно из вещественных доказательств обвинения. Предъявленный им графин был неотличим от представленного Короной. Очевидно, Дайер думал так же.
– Он похож на графин, который стоял на буфете в кабинете мистера Хьюма. Совсем как тот…
– Так и было задумано. Можете вы отличить их друг от друга?
– Боюсь, что нет, сэр.
– Возьмите оба графина в руки. Можете вы поклясться, что мой графин в вашей правой руке не тот, который вы купили у Хартли на Риджент-стрит, а первый экспонат в вашей левой руке не копия из стекла худшего качества?
– Не могу, сэр.
– Вопросов больше нет.
Три человека быстро сменили друг друга на свидетельском месте, пробыв там не более пяти минут. Мистер Рирдон Хартли из фирмы «Хартли и сын» на Риджент-стрит удостоверил, что графин, который Г. М. называл «моим», был оригиналом, проданным им мистеру Хьюму, а экземпляр обвинителя – копией, которую Эйвори Хьюм приобрел в пятницу 3 января. Мистер Деннис Мортон, химик-аналитик, подтвердил, что обследовал виски в «моем» графине и обнаружил в нем сто двадцать гран брудина, производного от скополамина. Доктор Эштон Паркер, профессор прикладной криминологии Манчестерского университета, дал более подробные показания:
– Я обследовал арбалет, который, как мне сказали, принадлежал Эйвори Хьюму. В желобке в центре, очевидно предназначенном для стрелы – вот здесь, – микроскоп обнаружил чешуйки засохшей краски. Я пришел к выводу, что они стерлись с деревянного снаряда, выпущенного из арбалета, вследствие внезапного трения. Анализ показал, что краска относится к типу «Лак Икс», используемому исключительно господами Хардиган, которые продали покойному стрелу, о которой идет речь. Я сделал письменное заключение по этому поводу.
Стрела была любезно предоставлена мне инспектором Моттрамом. Микроскоп показал, что чешуйки краски облупились вдоль стержня по неровной линии.
В зубцах ворота арбалета я обнаружил фрагмент голубого пера, который сейчас перед вами. Я сравнил его со сломанным пером на конце стрелы. Два фрагмента составили целое перо, за исключением исчезнувшего маленького кусочка. У меня здесь фотографии обоих фрагментов в десятикратном увеличении. Соединения волокон пера четко видны, и у меня нет сомнений, что оба фрагмента принадлежат одному и тому же перу.
– По вашему мнению, стрелу выпустили из этого арбалета?
– По моему мнению, безусловно.
Правда, на перекрестном допросе доктор Паркер признал теоретическую возможность ошибки.
– А я признаю, милорд, – заявил Г. М. в ответ на вопрос судьи, – что пока мы не объяснили, откуда взялись этот арбалет и другие предметы, и что произошло с исчезнувшим кусочком пера. Но сейчас мы это исправим. Вызовите Уильяма Кокрана.
– А это еще кто? – шепнула Эвелин.
Г. М. уже говорил, что в суде под председательством Чокнутого Рэнкина беспорядка должно быть не больше, чем на шахматной доске, но любопытство в зале приближалось к точке кипения, и было лишь стимулировано появлением на свидетельском месте скромно одетого пожилого мужчины.
– Ваше полное имя?
– Уильям Рат Кокран.
– Какова ваша профессия, мистер Кокран?
– Я управляющий камерами хранения вокзала Пэддингтон – терминала железной дороги Грейт-Уэстерн.
– Думаю, мы все знаем процедуру, – сказал Г. М., – но я кратко ее обрисую. Если вы хотите оставить на несколько часов чемодан, сумку, пакет или еще что-нибудь, вы передаете вещь через прилавок и получаете квитанцию, позволяющую забрать ее потом. Так ведь?
– Совершенно верно.
– Вы можете назвать дату и время суток, когда вещь была передана на хранение?
– Да. Они указаны на квитанции.
– Предположим, – продолжал Г. М., – вещь оставлена, но никто не заявляет на нее права. Что происходит с ней тогда?
– Зависит от того, когда ее оставили. Если вещь пробыла у нас очень долго, ее передают в камеру, специально предназначенную для таких целей, а если ее не требуют в течение двух месяцев, то могут продать и направить выручку в благотворительные железнодорожные организации, но мы прилагаем все усилия, чтобы найти владельца.
– Кто заведует этим отделом?
– Я. Все осуществляется под моим руководством.
– 3 февраля кто-нибудь приходил в ваш офис и осведомлялся о чемодане, оставленном на определенное время и в определенную дату?
– Да. Вы, – ответил свидетель с подобием улыбки.
– Кто-то еще присутствовал при этом?
– Да, двое мужчин, которых я теперь знаю как мистера Паркера и мистера Шенкса.
– Спустя неделю после нашего визита кто-нибудь еще приходил и справлялся об этом чемодане?
– Да, мужчина, который назвался…
– Имя не имеет значения, – быстро прервал Г. М. – Это нас не касается. Вы открывали чемодан в присутствии первых трех посетителей?
– Да, и убедился, что он принадлежит одному из них, – ответил Кокран, строго глядя на Г. М. – Содержимое чемодана – весьма необычное – было описано, прежде чем чемодан открыли.
Г. М. указал на черный кожаный чемодан с инициалами Спенсера Хьюма.
– Посмотрите на него и скажите нам, тот ли это чемодан?
– Тот самый.
– Я бы также хотел, чтобы вы опознали кое-какие предметы, которые тогда находились в этом чемодане. Попрошу секретаря поднимать их по очереди. Это?
Лоллипоп подняла костюм для гольфа.
– Да.
– Эти?
Последовали различные предметы одежды, включая пару красных кожаных шлепанцев.
– Это?
Одежду и обувь сменил неполный графин с виски, куда добавили наркотик.
– Это?
Следующим оказался сифон с содовой водой, чье содержимое уменьшилось на пару дюймов. Его сменили перчатки с именем «Эйвори Хьюм», написанным на подкладке несмываемыми чернилами, маленький штопор, два стакана и пузырек с экстрактом мяты.
– И наконец, этот арбалет был в чемодане? – осведомился Г. М.
– Был. Он идеально в нем поместился.
– А этот кусочек пера застрял в зубцах ворота?
– Да, вы привлекли к нему мое внимание. Это тот самый кусочек.
– Угу. Итак, вечером в субботу 4 января некое лицо явилось в камеру хранения и оставило там чемодан?
– Да.
– В случае необходимости это лицо могут опознать?
– Один мой подчиненный полагает, что может, так как…
– Благодарю вас, это все.
Поколебавшись, генеральный прокурор приподнялся с места:
– Вопросов нет.
Зал шумно выдохнул. Судья Рэнкин, чье запястье казалось неутомимым, упорно продолжал записывать. Наконец он сделал паузу и поднял голову. Г. М. окинул взглядом зал.
– Милорд, у меня остался только один свидетель. Я пригласил его с целью продемонстрировать альтернативную теорию того, как убийца проник в запертую комнату и вышел из нее. Этот свидетель, – продолжал Г. М., – находится в суде с начала процесса. Единственная беда в том, что он не может говорить. Следовательно, я вынужден дать кое-какие объяснения. Если есть возражения, я могу сделать это в заключительной речи. Но так как краткое объяснение может предъявить еще одно доказательство в пользу защиты, я прошу снисхождения суда, поскольку без этого доказательства наше дело не может быть завершено.
– Мы не возражаем против предложения моего ученого друга, милорд.
Судья кивнул.
– Я вижу за солиситорским столом инспектора Моттрама, – заговорил Г. М. после долгой паузы. Инспектор резко повернул к нему массивное лицо. – Я попрошу его предъявить одно из вещественных доказательств Короны. Нам показывали стальные ставни на окнах кабинета и тяжелую дубовую дверь. Давайте снова взглянем на дверь…
Инспектор и все присутствующие здесь полицейские, безусловно, слышали о маленьком приспособлении, именуемом «окном Иуды». Его использование считается ограниченным дверями тюремных камер. Это маленькое квадратное отверстие с панелью над ним, сквозь которое надзиратель может наблюдать за заключенным незаметно для него. В этом деле оно нашло свое применение.
– Я не понимаю вас, сэр Генри, – резко сказал судья. – В двери, находящейся перед нами, нет никакого «окна Иуды».
– Есть, – возразил Г. М. – Если вы немного подумаете, милорд, то поймете, что «окно Иуды» имеется почти в каждой двери. Я имею в виду, что у любой двери должна быть ручка. У этой она есть, и, как я уже указывал некоторым людям, очень большая!
Если вы удалите из этой двери ручку, что вы обнаружите? Стальной стержень квадратного сечения, проходящий сквозь квадратное отверстие, подобное «окну Иуды». С обеих сторон к стержню посредством винтика прикреплены ручки. Если вы извлечете ручки и стержень, в двери останется отверстие размером около половины квадратного дюйма. А если вы не сознаете, насколько большим может оказаться такое отверстие и как много можно через него увидеть, мы попытаемся продемонстрировать это через минуту. Вот почему я возражал против слова «запечатанная».
Предположим, вам нужно приготовить этот простейший маленький механизм заранее. Для этого вы отвинчиваете с наружной стороны двери ручку от стержня. Обратите внимание, что в чемодане, оставленном на вокзале Пэддингтон, есть очень маленькая отвертка, поэтому я попрошу инспектора проделать это для нас… Ага! Как видите, в конце стержня остается дырочка для винта. В эту дырочку вы продеваете длинный отрезок плотной черной нитки и завязываете его узлом. Потом вы пальцем проталкиваете стержень через отверстие на внутреннюю сторону двери, то есть в комнату. На стержне остается только одна ручка – с внутренней стороны, – а к другому концу привязана ваша нитка. Когда вы хотите вернуть стержень и ручку назад, вы просто тянете нитку. Вес ручки достаточен, чтобы нитка висела абсолютно вертикально, поэтому вы без труда втягиваете квадратный стержень в квадратное отверстие – он поднимается вверх и скользит внутрь, когда его край пересекает край «окна Иуды». Как только стержень входит полностью, вы отрываете вашу нитку, надеваете наружную ручку на стержень и привинчиваете ее назад… Все необычайно просто, но дверь теперь выглядит «запечатанной».
Снова предположим, что вы подготовили механизм заранее, уже продев нитку. Кто-то находится в комнате с запертой на засов дверью. Вы начинаете работать с вашим механизмом. Человек внутри ничего не замечает, пока внезапно не видит, что ручка и стержень начинают понемногу продвигаться внутрь. Вам нужно, чтобы он это видел. Вы даже обращаетесь к нему через дверь. Ему интересно, что происходит, – он подходит к двери и наклоняется, как сделал бы любой, стараясь взглянуть на ручку вблизи. Когда он склоняется вперед – цель находится всего в трех футах от вашего глаза, и вы не можете промахнуться…
– Милорд! – воскликнул сэр Уолтер Сторм. – Мы охотно предоставили защите свободу действий, но должен протестовать против подобного аргумента…
– …вы выпускаете через «окно Иуды» вставленную в него стрелу, – закончил Г. М.
На момент воцарилась мертвая тишина. Инспектор Моттрам застыл с отверткой в руке.
– Я был вынужден произнести все это, милорд, – виновато заговорил Г. М., – дабы сделать очевидным то, что я собираюсь вам продемонстрировать. Эта дверь была в распоряжении полиции с вечера убийства. Никто не мог ничего с ней проделать – она пребывает в прежнем состоянии… Инспектор, вы отвинтили одну ручку от стержня? Отлично. Не сообщите ли вы милорду и присяжным, что продето в дырку для стержня и привязано к нему?
– Пожалуйста, говорите, – сказал судья Рэнкин. – Отсюда мне ничего не видно.
В тишине голос инспектора Моттрама звучал жутко. Едва ли я забуду, как он стоял под белым куполом Олд-Бейли, переводя взгляд с отвертки на стержень, в желтом свете, среди желтой мебели и дубовых панелей, перед рядами людей, поднявшихся с мест. Даже фигуры обвинителей в белых париках и черных мантиях выпрямились, мешая нам видеть.
– Милорд, – заговорил инспектор, – в дырке для стержня остался кусок черной нитки.
Судья сделал запись аккуратным почерком.
– Понятно. Продолжайте, сэр Генри.
– А теперь, инспектор, – сказал Г. М., – просто толкните стержень внутрь пальцем – воспользуйтесь острием отвертки, если это удобнее, – и вытащите стержень из отверстия… Вот так! Мы хотим взглянуть на «окно Иуды» и… Кажется, вы что-то нашли, не так ли? Что-то застряло между стержнем и стенками отверстия? Что именно?
Инспектор Моттрам обследовал предмет, лежащий у него на ладони, и выпрямился.
– Похоже на маленький кусочек пера, покрашенного в голубой цвет, размером около четверти дюйма, треугольной формы, очевидно оторвавшийся от…
Каждая половица деревянного пола, каждая скамья, каждый стул, казалось, издали отдельный скрип. Эвелин неожиданно села, шумно выдохнув.
– Это, милорд, – вежливо произнес Г. М., – вместе с идентификацией последнего фрагмента пера завершит дело защиты.