Окно (сборник)

В повестке, которую Влюбленный вынул как-то утром из почтового ящика, было написано следующее:

«7 апреля с.г. Вам надлежит явиться к 7 часам утра по адресу Нагорная ул., дом № 10, имея при себе ценные личные вещи. Явка строго обязательна».

«Не может быть! Это, наверно, не мне, — подумал Влюбленный, — почтальон перепутал адрес».

Но — нет. Почтальон ничего не перепутал. В верхнем левом углу повестки была четко выведена фамилия Влюбленного и даже стояли инициалы.

«Как же так? Я думал — это еще далеко. Может быть, даже никогда… — он прочел повестку еще раз. — „Седьмого апреля“. — Влюбленный зачем-то взглянул на часы. — Половина одиннадцатого? Что же я стою? В одиннадцать она будет ждать, надо купить цветы!.. Ах да… Повестка… До седьмого двадцать два, нет, двадцать три дня. Целых двадцать три дня! Вечность! А ее я увижу через полчаса. И мы будем вместе весь день! И завтра. И послезавтра. Да что заглядывать так далеко!»

Влюбленный сунул повестку в карман, захлопнул дверь своего дома и побежал по улице, перепрыгивая через лужи и нарочно с хрустом наступая на упавшие сосульки. Стояла оттепель.

Начальник лаборатории просматривал утреннюю почту. Почему-то сегодня было очень много приглашений. Вот — на международный конгресс, именное, лично ему. «Почетному члену Академии, начальнику лаборатории, профессору…» — ишь, как торжественно. Конгресс будет через месяц в небольшом университетском городке на берегу моря.

«Говорят, там красиво. И доклад просят сделать меня. Нет. Это отнимет слишком много времени — подготовка к докладу, поездка… Послать заместителя. А это что? Пригласительный билет на конференцию. Я им нужен для президиума. Заместителя! Он молодой, ему даже приятно будет посидеть в президиуме… Письмо. Просят ускорить отзыв на диссертацию. Вот это нужно самому, и сегодня же. Взять работу домой — задержал на десять дней. Черт знает что!.. Открытка с лохматым желтым цветком. Смешно — у одуванчика морда, как у желтой болонки. Ага! От внука. И, конечно, опять: „Приезжай хоть на неделю, у нас уже весна. Мы пойдем с тобой в лес. Тебе нужно отдохнуть, имеешь же ты право…“»

— Право… — Начальник лаборатории улыбнулся и бережно убрал открытку в карман пиджака.

«Право-то я имею… Еще четыре пригласительных билета — все ребятам, пусть ходят. И этот… Нет, это не приглашение, повестка какая-то. „Нагорная, 10“».

Профессор быстро снял очки и надел их снова.

«Так… Вот, значит, какие дела…»

Он встал из-за стола и подошел к окну. На тонкой голой ветке качался воробей. Вверх-вниз.

«Листья на дереве появятся… после седьмого апреля… После…»

Воробей клюнул ветку.

«Кто же докончит Исследование?.. А в самом деле, сколько раз в жизни я видел, как распускаются листья? Или — как цветет одуванчик?.. А может быть, вызывают совсем не для этого? „Нагорная, 10“»…

Кто же в городе не знал, что находится в доме десять по Нагорной улице! На его дверях висела невзрачная вывеска:

ПРИЕМНЫЙ ПУНКТ

и дальше мелкими буквами:

Прием с 7 до 24 часов ежедневно.

Обеденный перерыв с 13 до 14. Вход по повесткам.

Вообще-то вывеска была не нужна. Всем в городе было известно, что в этом невысоком двухэтажном доме в самом конце улицы с незапамятных времен живет и работает Смерть. Люди не боялись Смерти, они привыкли, что она живет рядом, что ее можно встретить в магазине, на автобусной остановке, у портного. У Смерти было в городе много знакомых, и они охотно заходили к ней выпить чаю или поиграть в преферанс. Со Смертью о ее работе никто не разговаривал — она этого терпеть не могла.

— В свободное время я хочу отдохнуть и развлечься, — говорила Смерть, пожалуйста, не касайтесь производственных тем.

— А все-таки, как вы делаете… это? — не удержался однажды особенно любопытный гость.

Смерть пристально взглянула на него:

— Не торопитесь. В свое время узнаете.

И гость умолк, перепуганный.

Если к Смерти обращались родственники получивших повестку, она всегда отвечала так:

— Я — простой исполнитель. От меня ничего не зависит. Абсолютно ничего, вы же знаете.

Третью повестку получил Жизнелюб. Он завтракал и не услышал, как в комнату вошла жена.

— Там, в почтовом ящике, что-то лежит, — сказала она, — может быть, принести?

Жизнелюб с набитым ртом гневно затряс головой. Жена побрела было к двери, но в это время он проглотил кусок и окликнул ее:

— Постой! Иди сюда! Я бы дал тебе крылышко, но я знаю, ты не любишь есть. Насчет писем, — продолжал Жизнелюб невнятно, — я ведь уже говорил, что не терплю, когда трогают мою корреспонденцию. Это — неуважение к свободе, о которой мы условились. А что, холодно сегодня на улице?

— Сыро, — ответила жена.

— Ладно. Принеси, пожалуйста, газеты, — разрешил Жизнелюб.

Жена вышла и тут же вернулась.

— Там лежало еще вот это, — сказала она и протянула какую-то открытку.

Жизнелюб выхватил открытку у нее из рук, пробежал глазами и вскочил из-за стола.

— Что это?! — закричал он. — Почему? Где?!

— Что случилось? — испугалась жена.

— Повестка! Слышишь? Повестка — мне! — закричал Жизнелюб, мотаясь из стороны в сторону.

Жена молча смотрела на него.

— Молчишь? — простонал он. — Принесла и молчишь? Тебе хорошо! — он закрыл лицо руками и разрыдался.

— Почему?! — выкрикивал он. — Ведь это несправедливо! Почему — именно я? Вон, профессор из лаборатории, он целыми днями корпит над бумагой! Почему — не его? Почему не Влюбленного, этого дурака? Ведь он же не видит ни одной женщины, кроме своей белобрысой, зачем ему жизнь?

— Слушай, — сказала вдруг жена, — перестань плакать. Дай мне твою повестку, и я пойду вместо тебя.

— Правда? — вскинул голову Жизнелюб. — Правда пойдешь?

Жена кивнула.

— Ну что ж… — Глаза Жизнелюба блеснули, он вытер слезы. — Что ж, это правильно! Зачем тебе жизнь без меня? Ты была бы несчастна, я не могу этого допустить!

Последнюю, четвертую, повестку почтальон отдал прямо в руки адресату. Это была Одинокая Женщина. Она как раз выходила из дому, чтобы отправиться в музей на выставку деревянной скульптуры. Вообще-то Одинокая Женщина совсем не любила деревянной скульптуры. Ей гораздо больше нравилось печь пироги, шить, вязать. Она хотела бы, чтобы у нее была большая дружная семья, чтобы по вечерам все долго сидели за столом и пили чай, а за окном шумел ветер или шел снег. Но семьи не было, и Одинокая Женщина ходила на выставки, на концерты и в кино, чтобы люди не подумали, что она живет неинтересной жизнью, и не пожалели ее.

Почтальон столкнулся с Одинокой Женщиной на лестнице. Он достал из сумки повестку и сказал:

— Мне очень жаль, но вам вызов на седьмое апреля.

Почтальону было ни капельки не жаль, он уже много раз носил такие повестки и, отдавая их, каждый раз думал:

«Слава богу — не мне!»

Выражать соболезнование он был обязан по инструкции.

Одинокая Женщина взяла повестку двумя пальцами.

— На седьмое? — сказала она. — Благодарю.

И, повернувшись спиной к оторопевшему почтальону, стала быстро подниматься по лестнице к себе в квартиру.

«Сейчас сниму это платье, — думала она, — и туфли. Выброшу билеты на завтрашний концерт. И целых двадцать три дня буду жить, как хочу. И главное, не нужно делать прическу, улыбаться, хорошо выглядеть! Не нужно больше ничего ждать и надеяться зря! Не нужно жить интересной жизнью какое счастье!»

Сбросив туфли, Одинокая Женщина подошла к окну.

«Тает. Скоро снег сойдет совсем, на тополе раскроются почки!.. Но это будет… позже, и я не начну, как всегда, думать, что вот для всех весна…»

Одинокая Женщина улеглась на диван и закурила.

Вы думаете, двадцать три дня — это мало?

За двадцать три дня Влюбленный две тысячи тридцать раз поцеловался со своей девушкой, десять раз поссорился с ней и двенадцать раз попросил прощения. Двадцать один раз он лег спать с мыслью «она меня любит» и проснулся, уверенный в обратном.

За двадцать три дня Начальник лаборатории закончил статью, послал положительный отзыв на диссертацию, которая не очень ему понравилась, передал дела заместителю и написал длинное письмо внуку.

А потом он заперся в кабинете и до последнего дня круглые сутки работал над заключительной главой своего Исследования.

За двадцать три дня Одинокая Женщина прочла пятнадцать книг про шпионов, вспомнила все свои ошибки и порадовалась, что никогда больше их не совершит, а жена Жизнелюба двадцать три раза сбегала на Нагорную улицу, но получила отказ.

— Идите и ждите своей очереди, — сказала ей Смерть, — по чужой повестке никто вас обслуживать не будет.

Жизнелюб тоже ходил на Нагорную, десять. Он не поверил жене, подумал, что она просто испугалась. Вернувшись, он посмотрел на жену с ненавистью:

— Ты будешь жить! Чтоб ты сдохла!

А седьмое апреля между тем наступило. Снег в городе везде уже стаял, и тротуары высохли. Небо было высоким и бледным, в скверах пахло землей, голоса на улице звучали громко, а шаги по асфальту — четко.

Без пяти семь Смерть в накрахмаленном белом халате вошла в комнату приема и принялась наводить порядок: открыла форточку, полила цветы, накормила рыбок в аквариуме. Потом достала из ящика стола список вызванных на сегодня и большой рабочий журнал. Когда стенные часы показали ровно семь, она отперла входную дверь. Держа в руках повестки, четверо шагнули в комнату.

— Проходите и садитесь. — Смерть показала на ряд белых стульев, стоящих вдоль стены, — сейчас я начну вызывать вас по очереди, вы будете подходить сюда, к столу, и сдавать мне ценности. Кто первый? Вы? Прошу. Остальные могут пока заниматься своими делами.

— У меня нет с собой никаких вещей, — растерянно признался Влюбленный.

— Подойдите ближе, — сказала Смерть, — еще ближе. Так. Дайте-ка я вас послушаю.

Она достала из кармана стетоскоп, приложила его к груди Влюбленного, и все услышали, как стучит его сердце.

— О-о, — прошептала Одинокая Женщина, — я и не знала, что такое бывает. Пожалуйста, — попросила она у Смерти, — если можно, пусть оно бьется подольше! Да перестаньте же, наконец, чавкать! — и Одинокая Женщина толкнула локтем Жизнелюба, который сидел рядом с ней. Он держал на коленях большую корзину, вынимал оттуда один за другим бутерброды, яблоки, конфеты и, давясь, ел.

— Вот видите, — Смерть убрала стетоскоп и выпрямилась. — А вы говорили, что у вас нет с собой ничего ценного. Можете сесть. Следующий.

Следующим был Начальник лаборатории. С того самого момента, как Смерть велела всем ждать своей очереди, он, не поднимая головы от блокнота, что-то быстро писал, перечеркивал и писал снова.

— Следующий!

— Его очередь! Следующий — он! — Жизнелюб тыкал пальцем профессору в плечо.

Тот поднял голову:

— Если никто не возражает, я бы хотел пойти последним. Мне нужно еще немного поработать.

— Это еще с какой же стати?! — взвился Жизнелюб. — Почему я раньше него? Может быть, за мной еще придут. Жена хлопочет!

— Можно мне? — встала Одинокая Женщина. — Только у меня совсем ничего нет, никаких ценностей.

— А мечты?

— А-а, выдумки! — протянула Одинокая Женщина. — Разве они чего-нибудь стоят?

— Разберемся. Садитесь и рассказывайте. Если стесняетесь, можно про себя.

Одинокая Женщина кивнула и, не торопясь, пошла к столу. Она опустилась на стул, подперла щеку рукой и застыла надолго, лишь изредка шевеля губами. Смерть молча смотрела на нее, иногда качала головой, а один раз даже попросила:

— Еще раз, пожалуйста. Я хочу кое-что записать в мою личную тетрадку. Я много раз думала об этом и почти теми же словами.

Одинокая Женщина подняла голову и улыбнулась. Лицо ее стало вдруг красивым и молодым.

— Правда? А знаете, я ведь часто приходила к вашему дому, но все не решалась зайти. А теперь вижу, что зря — с вами так легко. Первый раз за много лет у меня хорошо на душе. Спасибо вам.

— Следующий! — позвала Смерть.

И в эту минуту профессор захлопнул свой блокнот:

— Я кончил. Все получилось. Я готов, куда нужно идти?

— Туда, к столу, — подтолкнул его Жизнелюб, торопливо обгладывая баранью косточку, — с ценностями.

— Вот, — сказал Начальник лаборатории и положил свой блокнот на стол, здесь самое ценное, что я успел сделать.

Смерть нерешительно полистала страницы.

— Скажите, — спросила она очень мягко, — а было у вас… счастье? Личное. Любовь, например. Или, может быть, дети?

— Разумеется, было. Как у всех людей, — нетерпеливо сказал Начальник лаборатории, не отрывая глаз от блокнота. — Но вы же просили — самое ценное.

Смерть вздохнула и склонилась над блокнотом. Начальник лаборатории стоял рядом и заглядывал ей через плечо.

— Ну, как? — спросил он, когда Смерть кончила читать.

— По-моему, очень хорошо. Вот только… я не очень сильна в математике.

Начальник лаборатории посмотрел на нее с жалостью.

— Математика тут — основное. Все изящество — в выводе. И вообще, как можно жить без математики? Дайте мне чистый листок, и я берусь за полчаса научить вас брать интегралы.

— К сожалению, в рабочее время я не имею права отвлекаться от своих прямых обязанностей, — сказала Смерть, — но я обещаю вам заняться математикой, а то можно попасть в очень неловкое положение.

— Ну конечно, — оживился профессор, — и дело не только в этом. Вы станете духовно богаче, шире. Знаете что: вы работайте, а я пока набросаю для вас список необходимой литературы.

— Следующий!

Жизнелюб делал вид, что не слышит. Он зачем-то копался в корзине, шуршал какими-то бумажками, не переставая при этом чавкать.

— Вы меня задерживаете! Идите и показывайте, что у вас с собой!

— Можно, — засуетился Жизнелюб, — я сбегаю за женой?

— Я спрашиваю, где ваши ценности? А корзину поставьте в угол, она вам больше не понадобится.

— Как — не понадобится? — испугался Жизнелюб и крепко прижал корзину к животу. — Сейчас придет замена. Где у вас тут телефон? Я позвоню…

— Так вам нечего мне предъявить? — спросила Смерть с раздражением. Тогда так и скажите, и не будем терять время.

Жизнелюб кинул на Смерть быстрый взгляд и, как будто поняв что-то, заспешил к столу.

— Как это — нечего? Как — нечего? — бормотал он, роясь в карманах. Наоборот! Это у них пустяки всякие, а у меня есть! Вот! И еще вот! — он вытаскивал из карманов смятые бумажки денег. — Что значит — нечего! Пожалуйста!

Он клал бумажки на середину стола, разглаживал ладонью, клал снова. Смерть, не отрываясь, смотрела ему в лицо.

— У меня дома еще есть, — шепотом сказал Жизнелюб, разглаживая последнюю бумажку. — Разрешите, я сбегаю. Я быстро — туда-назад!

Смерть отодвинула деньги на край стола.

— Так я и думала, — произнесла она, отмечая что-то в журнале. — Ничего. Обязательно хоть один такой, да попадется. Ну, а теперь… — И встала.

— Нет! Нет! Нет! — закричал Жизнелюб. — Не пойду! Не дамся! Делайте со мной, что хотите, только не это! Только не это!

Он упал на пол и задергался, вцепившись обеими руками в толстую ножку письменного стола.

— Да прекратите же наконец! — прикрикнула на него Смерть. — Никто ничего не собирается с вами делать.

Но Жизнелюб не поднялся, он только заполз под стол и затих там, сжимая ножку.

— А когда же? — спросил Начальник лаборатории. — По-моему, лучше не откладывать, раз уж все равно нельзя ничего изменить.

— Да. Давайте кончать, — поддержала его Одинокая Женщина, — я очень устала.

— Так все же кончено. Чего вы еще хотите? — рассмеялась Смерть.

Она взяла со стола рабочий журнал и прочла вслух:

— «Седьмое апреля. Семь часов утра. Задание выполнено в полном объеме. Работа проводилась в соответствии с технологической инструкцией».

— Но как же… Когда? Лично я ничего не почувствовал, — растерянно произнес Влюбленный.

— А вы хотели бы, чтобы ударил гром или у ваших ног разверзлась бездна? — смеялась Смерть. — Так вы это себе представляли?

— Врет! — прошипел из-под стола Жизнелюб. — Не пойду, не надейся!

— А что теперь? Куда нам? — спросила Одинокая Женщина.

— А вон туда, — Смерть показала на большую голубую портьеру в углу комнаты. — Боитесь? Откройте дверь и посмотрите.

Трое прошли в угол и отдернули портьеру.

— Я, пожалуй, пойду, — раздался голос Одинокой Женщины. — Мне пора.

— И мне, — это был Влюбленный.

— Прощайте. Мы ведь больше не увидимся! — Начальник лаборатории вышел последним.

Одинокая Женщина осторожно спустилась с заснеженного крыльца и двинулась по тропинке между сугробами. Тропинка бежала под гору к мостику через ручей и дальше, на холм, к самой калитке, за которой в надвинувшихся вдруг сумерках светилось окно деревянного домика. Над крышей неподвижной кошачьей спиной выгнулся дым.

Начальник лаборатории и Влюбленный шли следом.

«Сколько их тут!» — думал профессор, стараясь не ступать на одуванчики, а они так и лезли под ноги. А трава становилась все выше, и солнце светило совсем уже по-летнему.

Без четверти одиннадцать! Влюбленный бежал по асфальту. С карнизов со звоном осыпались сосульки. На углу, около автобусной остановки, продавали нарциссы. Он купил два букета.

Без четверти одиннадцать! Осколки сосулек хрустели под ногами. Около автобусной остановки Влюбленный купил два букета белых нарциссов и спрятал под пальто. Солнце светило прямо в глаза.

Без четверти! Осталось всего пятнадцать минут! Нет, уже четырнадцать. Если бегом, можно еще подождать ее и увидеть, как она покажется в конце улицы в своем светлом пальто и голубой вязаной шапочке. Можно смотреть издали и знать, что она идет ко мне.

— Два букета, пожалуйста! Благодарю!

…Какое солнце сегодня!

Без четверти одиннадцать! Влюбленный перепрыгнул через лужу и побежал по улице, нарочно с хрустом наступая на упавшие сосульки.

— Вы что — отпустили их? Отпустили? — в голосе Жизнелюба звучала угроза. Он вылез из-под стола и стоял теперь на четвереньках. — Им, значит, можно, а мне…

— Да идите! Кто вас держит! Давно пора, у меня через пятнадцать минут обед. — Смерть быстро убирала в стол свои бумаги.

Почему-то боясь подняться, Жизнелюб ползком добрался до середины комнаты и только тут, вскочив, бегом кинулся к двери, толкнул ее и перескочил порог.

— Тут же ничего нет! — завопил он. — Ничего-ничего! Совсем!

Но дверь уже захлопнулась.