Империи рождаются и умирают,
Но в глубине руин всегда таится мрак.
Он ждет и души падших подзывает,
Чтобы пожрать и превратить их в прах.
Когда-то мир был совсем иным. Но…
…Исчезли в непроницаемой дымке времен бесчисленные года, сложившиеся в тысячелетия, принесшие с собой ужасные катастрофы и волнения, изменившие лицо древнего мира. Там, где раньше устремляли к небесам свои острые вершины неприступные, покрытые шапками ледников горы, плещется теперь синее море, украшенное зубцами черных скал. Там, где на много дней пути раскинулись когда-то дремучие девственные леса, возникли непроходимые болота, чадящие в серые тучи ядовитыми испарениями, пролегли пустыни, землю прорезали глубокие каньоны. Некогда бурные реки изменили свои русла, проторив новые дороги к далеким морям, многие из них высохли, некоторые ушли глубоко в недра, пробив себе новый путь сквозь скалистые нагромождения.
Канули в пучину великие империи, блистательная Лемурия с ревом и проклятиями опустилась в пучину, и Древняя Резия превратилась в выжженную, опустошенную пожарами равнину. Великолепные города рухнули в бездну, кипели озера и дыбилась земля, отбирая у населявших ее поверхность народов последние куски плодородной почвы. Жители покидали руины некогда обширных поселений и рассеивались в чаще новых неизведанных лесов, поднявших свои кроны там, где раньше плескался Великий океан.
Храмы богов седой древности опустели, гробницы великий царей забыты или разграблены. Все спустилось к низам, к миру варварства и дикости. И жизнь на земле завернула на новый виток истории.
И никто уже не знает и даже не догадывается, что же так надежно попыталось укрыть от будущих поколений своенравное время…
Но пройдут года, что сложатся в столетия, и земля воспрянет вновь, расцветет и явит на свет сокрытые до поры тайны древности…
…Из под ноги, обутой в старый истертый кожаный сапог, посыпались мелкие камешки, и человек, случайно оступившись, упал на исковерканные плиты древних ступеней, покрытые толстым слоем пыли и пятнами желтоватых засохших мхов, разросшихся здесь во мраке за долгие годы полной изоляции. Тяжелый смоляной факел дернулся словно живой из рук и, мигающей во тьме подземелья кометой, умчался вниз по камням, и там, взметнув в воздух пыль древности, несколько раз мигнул и погас, тлея одинокой багровой искрой. Все вокруг погрузилось в душную непроницаемую темноту.
В этих веками не проветриваемых пещерах, скрытых на глубине среди скал, было тяжело дышать, воздух, насыщенный мельчайшими частицами песка, давил на натруженные легкие, заставляя кровь в жилах ускорять свой бег, громом отдаваясь в висках. Едкая пыль забивалась в нос, рот, скрипела на зубах и нещадно жгла неприкрытую тканью кожу, словно раскаленное железо, вызывая нестерпимый зуд и жжение.
Грязно выругавшись сквозь крепко стиснутые зубы, мужчина поднялся на ноги, держась одной рукой за стену, машинально, совсем не задумываясь над этим в темноте, стряхнул со штанов грязь и, обдирая крепкие мозолистые ладони об острые края треснутых каменных плит, начал осторожно спускаться вниз, нащупывая дорогу ногами.
С большим трудом добравшись до тлеющего огонька, он присел и, подняв факел, принялся его усердно раздувать. Огонь, потревоженный настырным человеком, затрещал и вновь вспыхнул, заиграл, разбрасывая вокруг красные искры.
Молодой статный мужчина в рваной просаленной одежде, покрытой пятнами от вина и засохшей крови, огляделся вокруг. Он стоял в тесной комнате с провисшим потолком там, где треснули каменные балки, стиснутой с двух сторон плитами серого с прожилками кварца камня, перед покосившейся, сорванной с нижней петли, сильно обгоревшей дверью из бронзы, ведущей в неизвестность. Странные гротескные фигуры извивались на ней, складываясь в причудливые изображения, игривые тени искажали то, что покрывала копоть и пыль времен. Изнутри струился мягкий голубоватый свет. Кажется, он наконец нашел то, что искал…
Все вокруг было словно поражено древним проклятием — стены сочились черной субстанцией, маслянистой и дурно пахнущей, на потолке и в щелях у пола расположились странные полупрозрачные растения с извивающимися нежными стеблями, увенчанными голубоватыми бутонами. Под ногами замерли сухие плети длинной ядовитой лианы, чьи багровые цветы давно опали, потеряв свой цвет во мраке подземелья, а хищные шипы растеряли свой смертоносный яд.
Человек в нетерпеливом предвкушении уже было хотел двинуться дальше, не найдя ничего полезного или опасного в поле видимости, как вдруг его взгляд выделил среди кучи щебня в углу облепленный зеленоватой слизью, полурассыпавшийся скелет, почти вросший в камень окружающих его стен. Мужчина отшатнулся, так как не ожидал увидеть нечто подобное здесь. Но это был не страх, а скорее присущий всему живому инстинкт. Бывалого воина трудно напугать чьей-либо смертью. Но все же тоненький холодок страха перед миром мертвых и обителью древности проскользил верткой змейкой по его позвоночнику, острой иголочкой впился между лопаток и засел там, не переставая напоминать о себе раздражающим покалыванием.
— Вот и первый обитатель этих недр, — проговорил человек тихо, перекрестившись и поцеловав болтающийся на цепочке на шее медный крестик. — Здесь кто-то жил раньше, книги Тара не соврали. Смерть и здесь побывала. Значит мои труды не напрасны.
Криво усмехнувшись, стерев грязным рукавом выступивший на лбу пот, он смело двинулся к двери и осторожно заглянул в зал за ней. И замер от удивления, забыв даже на несколько мгновений о процедуре дыхания. Глаза его раскрылись, рот самопроизвольно распахнулся, оттуда показалась тонкая струйка слюны. Человек словно впал в ступор.
Посреди изувеченного зала, заваленного грудами щебня и крошевом камней, возвышался, словно перст судьбы, невысокий резной постамент, окруженный легким голубоватым туманом, в котором то и дело вспыхивали яркие искорки, исчезая на миг с тихим треском. На нем покоился в небольшом углублении дивный, переливающийся оттенками фиолетового цвета, большой драгоценный камень, выполненный в форме сферы. Размеры его впечатляли — он был почти с голову довольно крупного мужчины — настоящее сокровище давно забытых времен. А вокруг него, скользя по гладкой поверхности, плыли розоватые облачка, скручиваясь в спирали, извиваясь и меняя свои очертания и формы.
От вида такого богатства у искателя сокровищ задрожали руки, он тяжело и с шумом задышал, в глазах замелькали тени жадности, — он никак не ожидал обнаружить в недрах гор такое сокровище, хоть и знал, что где-то в этих местах некогда находилась проклятая обитель черного мага. Но такое… такое…
Не помня себя от охватившего все его существо порочного чувства, он, словно завороженный, протиснулся в проем, едва не разорвав рубаху об острые края двери, чуть не обрушив себе на голову кусок оплавленной притолоки, и, отбросив в сторону факел, замер в нерешительности в шаге от постамента, тихонько поскуливая от безумной радости, окатывающей все его тело теплым водопадом. Он поднял исцарапанные, окровавленные ладони к сфере — глазу древнего божества — и ощутил исходящее от нее упругими волнами тепло. Невесомые искорки нежно покалывали грубую кожу, но он не замечал этого, полностью поглощенный созерцанием реликвии прошлого. Языки розоватого тумана коснулись его рук, и кисти словно охватило колдовское пламя, не приносящее плоти вреда, наполнив цветом и красками. Меж его пальцев танцевали языки огня, и это было поистине завораживающее действие.
Вот мужчина облизал сухим языком высохшие губы и, словно наконец-то решившись, шагнул к постаменту и жадно схватил камень, собираясь поднять его и спрятать в сумку. Громкий, полный счастья и радости смех пролетел по мрачному залу, чьи стены тонули в голубоватом свете. Слезы проступили на глазах человека, прочертив две блестящие дорожки по покрытым пылью щекам. Он ощутил прохладу драгоценного минерала и великолепную гладкость его поверхности.
Но вдруг свет камня стал ярче, налился странной силой. И казалось тонкие тени, что до этого тихо жались по темным щелям, с писком и шелестом зашевелились, с ехидством и предвкушением наблюдая за происходящим. Острая боль огненной волной окатила все тело неосторожного искателя сокровищ, скрутив его мышцы в страшной агонии. Он закричал, пронзительно и громко, так, как наверное кричат лишь падшие души, терзаемые в самых глубоких безднах ада. Боль тонкой раскаленной иглой вонзилась в мозг, наполнив его багровыми вспышками, из носа хлынули ручейки крови. Колющая резь в глазах сменилась жаром огня, выжигающим глазницы до кости, глазные яблоки вспучились и с противным шипением лопнули, погрузив сознание человека во тьму. Блеклые струйки сочились из развороченных орбит, стекая на грязную рубаху.
Но это был еще не конец. Боль не отступала, а сфера словно прилипла к ладоням и не отставала от них, проводя в тело человека все новые вспышки жара. Мужчина не устоял и, громко стеная, рухнул на пол, приземлившись прямо на чьи-то останки, которые не заметил сразу, когда вошел в зал, поглощенный невиданным зрелищем.
Осколки тонких ребер впились ему в бок, пронзая одежду и добираясь острыми краями до кожи. Кровь оросила каменные плиты пола, с жадностью впитываясь в сухую пыль. И тут же зашевелились кровожадные тени по углам и ринулись с воем всем скопом к ослепленному, умирающему человеку, наслаждаясь его мучениями, и в неудержимом безумии припали к сочащимся ранам, лакая теплую кровь. Они, будто сгустки вековой тьмы, туманным облаком облепили человека, стараясь не потерять ни единой капли драгоценной влаги. Их тела налились цветом, приобрели объем — впервые за много десятилетий они утоляли свою нестерпимую жажду. Со всех сторон лишь слышалось скрипучее чавканье, крики человека стихли.
Он уже не двигался, жизнь все быстрее покидала его обессиленное тело. Пальцы высохли, истончились и с треском осыпались в пыль, руки и ноги онемели и застыли. Живое тело, некогда наполненное жизнью и теплом, умирало, превращаясь в прах. Его последний хрип вырвался из высохшего горла и маленькой испуганной птичкой заметался под мрачными сводами, ища любой выход наружу, стремясь скорее покинуть это проклятое место, улететь, убежать, уползти, лишь бы подальше отсюда, чтобы не видеть печальную картину происходящего…
Последней мыслью, мелькнувшей в угасающем сознании искателя сокровищ, было: «Старина Хаор был прав, что отговаривал меня спускаться сюда, но ничего не изменить…» А когда адская боль достигла своего апогея, тело — то, что от него осталось — дернулось и рассыпалось черным пеплом, выпустив наконец проклятый камень.
Мрачные тени, насытившись, с тихим шелестом разлетелись по своим углам. Брошенный в темноту факел медленно догорал, исходя синеватой струйкой дыма.
И тут посреди зала сформировалась еще одна тень. Очертаниями напоминающая высокого человека в балахоне с накинутым на голову капюшоном, из темноты которого светились багровые глаза. Он склонился над прахом и медленно выудил из останков древний камень. Стряхнув рукавом с него пепел смерти, незнакомец водрузил сферу на алтарь и медленно растворился в воздухе.