Оковы счастья

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Бледные лучи осеннего солнца едва пробивались сквозь зашторенные окна гостевой комнаты пентхауса Аманды в Нью-Йорке, выходящие на Центральный Парк. Обычно солнечная комната была погружена в полумрак.

Аманда, стоя в дверях, наблюдала за сестрой. Карин с Эми на руках сидела в кресле и кормила ее грудью, вернее, пыталась накормить и, похоже, безуспешно. Аманда ласково прикоснулась к своему округлившемуся животу и с деланной улыбкой решительно вошла в комнату, включив свет.

– Ты сидишь, как в темнице, – весело произнесла она. Подойдя к окну, она раздвинула голубые бархатные портьеры. – Если так пойдет и дальше, придется здесь установить лампы дневного освещения.

Она подошла к Карин, но та была всецело поглощена Эми. Малышка нервничала, то и дело выплевывая сосок материнской груди, и Карин с отчаянием думала, что матерью она тоже оказалась никудышней. Аманда еще с минуту понаблюдала, затем не выдержала.

– Карин!

– Что?

– Дорогая, не лучше ли дать малышке бутылочку?

– Она уже пила из бутылочки утром.

– Ничего страшного. Сама видишь, что у тебя возникли… затруднения.

– Никаких затруднений. Сейчас все получится.

– Ты уже вполне можешь кормить Эми из бутылочки все время. В книге говорится…

– Я знаю, что говорится в книге. Это моя книга, помнишь?

– Да, но…

Карин посмотрела на сестру пустым взглядом. Спокойно, велела себе Аманда, надо быть дипломатом. Нужно быть терпеливой и все время улыбаться.

– Я верю, что ты лучше меня знаешь, что написано в книге. Но вдруг ты что-то забыла или не так поняла…

– Ради Бога, Аманда! Ты прочитала одну книгу по воспитанию детей, твой малыш еще не родился, а ты возомнила себя экспертом?

– Я – твоя сестра, – Аманда с трудом сдерживалась, – и я люблю тебя. И племянницу свою я тоже люблю.

Карин застегнула блузку и поднялась с кресла.

– Ладно, пошли на кухню и подогреем бутылочку.

Увидев, что сестра ее всерьез расстроена, Аманда помрачнела.

– Прости меня.

– За что? – Но улыбка Карин была слишком широкой, чтобы быть искренней. – Не стоит так меня щадить только из-за того, что я ушла от Рэйфа. Любовь не имела к нашему браку никакого отношения. Он женился на мне только из-за Эми.

– Ублюдок, – сказала Аманда и взяла Эми из рук сестры. – Ну вот, малышка, сейчас тетя накормит тебя ужином, вкусным и теплым.

– Не называй его так! – резко вспылила Карин.

– Как? Ублюдком? Ради всего святого, как я еще должна называть мужчину…

– Это ужасное слово.

– Это он ужасный человек…

– Разве я говорила, что он плохой человек?

– Если он такой святой, почему тогда ты решила развестись с ним?

– Я никогда не говорила, что он святой. Он… просто мужчина. Он такой, какой есть.

В комнату вошла няня.

– Извините. Я не помешала вам? Может быть, я отнесу девочку наверх?

Карин кивнула. Эми так и уснула с соской во рту. Осторожно взяв дочь из рук сестры, Карин поцеловала ее в макушку и передала няне.

– Она немного капризничала. Если она…

– Если она проснется, – вежливо перебила няня, – я немедленно вас позову.

– Спасибо, Тереса.

Дождавшись пока няня унесет ребенка, Аманда улыбнулась сестре.

– У тебя хорошая няня.

– Да.

– И очень ответственная.

– Да.

– Хочешь кофе?

– Да.

Аманда занялась приготовлением кофе, а Карин достала из холодильника кувшин со сливками, а из шкафчика – сахар. Спустя минуту сестры уже сидели за столом друг напротив друга и пили кофе.

– Отличный кофе.

– Это мой единственный кулинарный талант, – усмехнулась Аманда. – Наша кухарка спокойна, уходя на выходной, потому что знает, что я не сунусь в ее владения.

– У вас та же самая кухарка?

– Конечно. Она уже очень давно работает у Ника.

– Помнишь те печенья, которые ты пыталась испечь, когда мы были детьми?

– Помню. Как и то, что ты всегда мастерски увиливала от разговора. Особенно, если была огорчена или расстроена.

Карин отставила свою чашу и сложила руки на столе.

– Я не расстроена.

– Ты ушла от мужа.

– Я ушла от человека, за которого не должна была выходить замуж.

– Да?

– Да.

Аманда вздохнула.

– А я помню, – заметила Карин, – что ты всегда так выразительно вздыхала, когда совала свой нос в чужие дела.

– Но ведь мой вопрос вполне естественен!

– Я не считаю его таковым. Впрочем, можешь задавать любые вопросы, но вот отвечу ли я?

Аманда откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Ты говоришь, что не должна была выходить за Рэйфа…

– Не должна.

– Тогда почему вышла?

Карин засмеялась. Она встала, подошла к плите и налила себе еще кофе. Затем обернулась и посмотрела на сестру, но Аманда отрицательно покачала головой.

– Маленькому принцу вредно много кофеина. Карин улыбнулась.

– А вдруг там принцесса? – Она знала, что сестра решила не выяснять заранее пол ребенка.

– Точно принц. Только мальчишка может вести себя так, будто он играет в моем животе в футбол. Но я хотела сказать, что ты не выглядела, как женщина, вступающая в нежеланный брак.

– Просто я хорошо сыграла свою роль, но в конце концов поняла, что не могу позволить Рэйфу окончательно разрушить мою жизнь.

– Ты плачешь?

– Нет. – Слезы градом катились по лицу Карин. – С чего мне плакать? – Она уронила лицо в ладони и зарыдала.

– Кэрри. – Аманда обошла стол и обняла сестру за плечи. – Расскажи мне, что случилось, пожалуйста. Как скоро после свадьбы ты поняла, что совершила ошибку?

– В тот момент, когда сказала «да».

– Но я же много раз говорила с тобой по телефону. Поначалу твой голос звучал подавленно, но я решила, что у тебя послеродовая депрессия. Я даже хотела приехать, но спустя месяц…

– Шесть недель, – прорыдала Карин и выдернула несколько бумажных салфеток из коробки. – Шесть недель и одну ночь…

Она покраснела, Аманда, глядя на нее, покраснела тоже.

– Ладно, – сказала она и откашлялась. – Через шесть недель и одну ночь твой голос зазвучал… Может я, конечно, спятила, но он был очень счастливым.

– Я хорошая актриса.

– Ты отвратительная актриса, как и я. Поэтому в школьных спектаклях именно Сэм всегда доставалась роль Золушки, а нам – роли злобных сестер.

– Да, – сказала Карин с улыбкой. – Там мы могли меньше напортить.

– Именно. – Аманда выразительно посмотрела на мокрый комок бумаги в руках сестры, в который превратились бумажные салфетки. Взяв его двумя пальцами и бросив в мусорное ведро, она отмотала большой кусок бумажного полотенца и протянула Карин. – Сморкайся.

Карин послушно выполнила указание, затем промокнула глаза и вздохнула.

– Ладно. Я и была счастлива в то время.

– И?

– А потом перестала и уехала.

Аманда снова села на стул и взяла руку сестры.

– Значит, ты была счастлива, потом перестала, собрала вещи и уехала, так?

– Примерно. – Карин снова стала всхлипывать. – Он не любит меня. – И зарыдала так горько, как будто ее сердце разрывалось на части.

– А когда просил выйти за него замуж, любил? – осторожно спросила Аманда.

– Он не просил, он шантажировал меня. Иначе я бы никогда не согласилась.

– Ага…

– Что «ага»?

– Я была права. Я еще тогда сказала Нику, что вся эта история кажется мне подозрительной. Мама представила вашу историю как мелодраму со счастливым концом – страстный бразилец и прекрасная американка встретились в «Эспаде», провели ночь любви, затем их роман продолжился в Нью-Йорке…

– Все не так. Ночь любви в «Эспаде» была, а все остальное Рэйф придумал специально для мамы.

Аманда протянула руку и заботливо заправила выбившуюся у Карин прядь за ухо.

– Нечто подобное я предполагала, но думала, что это ты сочинила сценарий, чтобы успокоить маму. Мы же с тобой перезванивались, встречались, обедали вместе, и ты никогда не упоминала ни одного мужчины, тем более Рэйфа Альвареса.

– Он пригрозил, что отберет у меня Эми, если я не выйду за него.

– Что? Как бы, интересно, ему это удалось?

– Он оформил все бумаги. Он сказал о своих связях…

– Вот крыса.

– У меня не было выбора. Шесть недель после свадьбы мы прожили в состоянии хрупкого перемирия – отдельные спальни, у каждого своя жизнь. Но потом… одним словом, кое-что произошло, и все изменилось. Мне вдруг открылось, что он вовсе не холодный бессовестный негодяй, каким я его считала, а… а… Я полюбила его. Вернее, думала, что люблю. Разве женщина может полюбить мужчину, который не любит ее?

– Не знаю, – мягко сказала Аманда. – Это ты теперь знаешь, вот и скажи мне.

– Это был секс, – дрожащим голосом сказала Крин. – Секс, и больше ничего.

– Когда двое счастливы и любят друг друга, секс является чудесным дополнением.

– А у нас все было не так. – Карин до крови закусила губу. – Хорошо, хорошо, я влюбилась в него. Никогда не думала, что смогу когда-нибудь полюбить мужчину так сильно. Но он не любит меня, и женился на мне только из-за Эми… только ради нее.

– Но ты вышла за него по той же самой причине – ради Эми.

Карин стукнула ладонями по столу и вскочила на ноги.

– Ты что, не слушала меня? Я вышла за него потому, что он не оставил мне выбора. И вообще, я его больше не люблю. Я его ненавижу. Презираю. И всегда буду презирать! – Карин бросилась вон из кухни.

– Кэрри, подожди!

– Пусть идет, – раздался голос Ника. – Видимо, ей требуется побыть одной.

Аманда резко развернулась. В дверях, ведущих в столовую, стоял ее муж. Она бросилась в его объятия, поцеловала, успев подумать, что все женщины из семейства Брустер обречены идти к своему счастью через тернии.

Карин снова сидела в глубоком кресле, поджав ноги и обхватив колени руками.

На Нью-Йорк опустилась ночь. Дома тоже ночь, подумала она. Но там ночи совсем другие – без автомобильных гудков и ярких уличных огней. Дома небо черное, усыпанное мириадами звезд, единственные звуки – шорохи и тихое ржание лошадей в конюшне… Как же ей хочется домой… Домой? О чем она только думает? Ее дом здесь, в Нью-Йорке. А необозримые пастбища, горные цепи… эти места принадлежат Рэйфу.

Карин откинула голову назад. Все дело в том, что она устала. Вымоталась физически и эмоционально. Она вернулась только неделю назад.

– Я дома, – проговорила она в пустоту. Даже Рэйф наконец понял, что она принадлежит этому миру, а не его. Иначе почему бы он ее отпустил?

После их ссоры она больше не могла оставаться на ранчо. Вся ее любовь к Рэйфу превратилась в ненависть, такую горькую, что Карин вся дрожала, укладывая вещи Эми. Она уже почти все сложила, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Сердце ее неистово колотилось, пока она прислушивалась к шагам Рэйфа, поднимающегося по лестнице.

Мне надо было запереть дверь, подумала Карин, но было уже слишком поздно. Рэйф уже стоял на пороге – огромный разъяренный мужчина.

– Что это ты делаешь? – прогремел он. Сердце Карин продолжало колотиться, но голос был спокойным.

– А как ты думаешь? – спросила она, бросая в чемодан очередную порцию одежды. – Ухожу от тебя.

Рэйф лягнул дверь, и та с треском захлопнулась.

– Ты не уйдешь, – прорычал он.

– Уйду. – Карин повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. Лицо его исказилось от ярости, но он держал себя в руках. – И лучше не пытайся остановить меня.

Он подошел к ней – воплощенная угроза и опасность. Карин хотелось убежать и спрятаться, но она заставила себя остаться на месте. Рэйф захлопнул крышку чемодана.

– Ты моя жена.

– Больше нет. – Обойдя его, она подошла к комоду. – Как только я приеду домой…

– Ты уже дома.

– Как только я приеду в Нью-Йорк, я подам на развод.

– Я не позволю!

Карин посмотрела на него и рассмеялась.

– Не позволишь? Мне не требуется твоего разрешения, чтобы подать на развод.

– Я не дам тебе развод.

– Посмотрим.

– Кроме того, этот разговор не имеет смысла. Я запрещаю тебе покидать этот дом.

– Иначе что? – Карин сделала шаг к нему, дрожа от гнева. – Что ты сделаешь, Рэйф? Запрешь меня в комнате? Прикуешь к стене? Я ухожу от тебя. И чем раньше ты поймешь это, тем лучше.

Скрестив руки на груди, он наблюдал за ней взглядом, способным заморозить.

– Отлично, уезжай. Ты мне больше не нужна.

– Я никогда и не была тебе нужна. Его глаза сузились.

– Не говори за меня, Карин.

– Я просто сказала правду. Впрочем, ты прав, это уже неважно. Я уезжаю и забираю с собой своего ребенка.

– Нет! Амалия моя.

– Ее имя – Эми. И это я родила ее. Эми поедет со мной. – Схватив в охапку ворох одежды, она раскрыла чемодан и стала пихать ее туда. – Я – гражданка Соединенных Штатов, как и Эми.

– Эми также и гражданка Бразилии.

– Я не собираюсь спорить с тобой. Я сказала, Эми едет со мной. А если ты попытаешься воспрепятствовать мне, я позвоню в посольство. – Еще порция вещей запихнута в чемодан.

– Звони, куда хочешь. Это Бразилия, и ты – моя жена.

– Между прочим, на дворе двадцать первый век, и если ты считаешь, что я оставлю свою дочь с человеком, у которого нет сердца, ты просто сумасшедший.

– У меня есть сердце.

Что-то в его голосе заставило Карин взглянуть на Рэйфа, но лицо его было бесстрастным, словно высеченным из гранита.

– Значит, оно у тебя в неисправности и не работает. – Карин застегнула оба чемодана. – Уйди с дороги. Тереса уже собрала Эми, и самолет скоро прилетит.

– Какой самолет?

– Ника. Я звонила ему – твоему другу Николасу аль Рашиду. – Губы Карин искривились в улыбке. – Или лучше сказать, моему зятю? И почему я сразу не сообразила, что его связи могут быть посерьезнее твоих?

– Ты вовлекла в это чужих людей?

– Он не чужой. Он – член моей семьи. Я сказала Нику, что хочу уехать домой, и он послал за мной самолет. Я его предупредила, что если я не прилечу, значит, ты силой удерживаешь нас с Эми здесь.

Она не добавила, что Ник обозвал ее сумасшедшей и призвал одуматься.

– Позови к телефону Рэйфа, – убеждал он ее, а она утверждала, что это не имеет смысла. Наконец, с тяжелым вздохом Ник пообещал прислать самолет.

– Ты правда этого хочешь? – спросил Рэйф, сдерживаясь из последних сил. – Публичной битвы? Скандала, в который окажутся втянутыми многие люди? Войны, в которой не будет победителя?

– Я на все пойду, лишь бы забрать свою дочь отсюда. – Карин с высоко поднятой головой подошла к нему вплотную. – Ты всегда ратовал за то, чтобы поступать честно и правильно, говорил об ответственности и обязательствах, но ты никогда не говорил о том, что действительно важно. О любви.

– Любовь, ха-ха… – Он презрительно скривился. – Ее не существует.

– Да, в твоем сердце ее нет. – Глаза Карин наполнились слезами. – Вот поэтому я и уезжаю и увожу своего ребенка.

Одно долгое мгновение они смотрели в глаза друг другу. Затем Карин резко отвернулась и, обхватив себя за плечи, невидяще уставилась в окно.

– Я была бы благодарна, если бы ты позволил няне Эми полететь с нами.

Рэйф не ответил. Карин обернулась и то, что она всего миг видела в его глазах, чуть не заставило ее броситься к нему на грудь. Но она поняла, что увидела то, что мечтала увидеть, но чего на самом деле не было и быть не могло.

– Я хочу видеть свою дочь, когда захочу.

У Карин на миг остановилось сердце – он отпускает ее.

– Мы обговорим детали.

– Когда захочу, – угрожающе повторил он. – Ты поняла, Карин? Если ты попытаешься воспрепятствовать…

– Я не собираюсь вычеркивать тебя из жизни Эми, – спокойно сказала она, – и не из-за того, что боюсь твоих угроз, а потому что ты ее отец и имеешь право. У ребенка должны быть оба родителя – и мать, и отец. И я знаю, что по-своему ты любишь Эми. – Карин перевела дыхание. – Я сообщу тебе мой адрес, как только устроюсь. Пока же я буду жить у Ника с Амандой. Звони в любое время, когда пожелаешь увидеть Эми, и я все организую.

– Что организуешь?

– Встречу. Все должно происходить таким образом, чтобы мы с тобой не виделись. – Тут самообладание покинуло Карин. – Я больше никогда не хочу тебя видеть, Рэйф. Ни-ког-да, ты понял?

Он молчал и только смотрел на нее так, как будто видел впервые. Карин быстро отвернулась, чтобы он не заметил слез, струящихся по ее щекам, ожидая пока за ним захлопнется дверь.

Вместо этого у самого ее уха прозвучал его голос.

– Карин, ответь мне на один вопрос. Ты когда-нибудь представляла себе, что можешь… полюбить меня?

Карин не смогла ничего ответить. Через мгновение дверь за ее спиной открылась и закрылась, и Рэйф навсегда ушел из ее жизни.

Карин встала с кресла, подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу.

– О, Рэйф, – прошептала она. – Разве ты сам не понял? Я люблю тебя, всегда любила.

Она снова заплакала, а когда слез уже не осталось, легла, не раздеваясь, на кровать и свернулась калачиком. Она провалилась в глубокий, как колодец сон, а когда проснулась – бросилась искать Ника.

Она хотела попросить его о последней любезности. Попросить помочь ей сделать то, о чем Рэйф никогда не узнает. Она сделает это ради того мальчика, каким он был когда-то…

И ради мужчины, которого ей суждено любить всю жизнь.