Окрыленная мечтой

Глава 2

В комнате отдыха медсестер, где, к счастью, никого не оказалось, Керри отчаянно старалась успокоиться. Она пыталась сдерживать рвущиеся наружу всхлипы, но у нее не получалось. «Все это в прошлом, — убеждала она себя. — Я операционная медицинская сестра. Не бортмедсестра. Мне никогда больше не придется летать».

В этом была злая ирония. С самого детства она любила летать. Она относилась к отцовскому красному одномоторному самолету, с помощью которого он распылял яды против насекомых и сорняков, как к любимой гнедой лошади. Множество раз она взлетала вместе с отцом, визжа от восторга, когда они, перевалив через полосу высокого леса, резко снижались над садами и искусственными пастбищами. Керри казалось, будто у нее самой вырастали крылья — то же чувство свободы и радости.

Именно детские воспоминания, это ощущение, что ты в небе — дома, и заставили ее выбрать работу бортмедсестры в военно-воздушных силах. Это произошло на церемонии выдачи дипломов. Среди прочих там выступал полковник воздушных войск. Он говорил о том, что военно-воздушные силы нуждаются в дипломированных медсестрах. Для них, сообщил он, существует возможность, после окончания шестинедельного курса подготовке на базе в Бруксе, штат Техас, получить звание младшего лейтенанта. Их профессиональные обязанности будут заключаться в несении вахты на больших санитарных самолетах, курсирующих дважды в неделю через Атлантический и Тихий океаны. Эти самолеты забирают домой больных и раненых военнослужащих и членов их семей. И эти же самолеты будут использоваться при любой экстренной эвакуации по приказу правительства.

К тому времени, как полковник Мартин закончил речь, у Керри не осталось никаких сомнений относительно собственного будущего.. Служба стране и ее гражданам. О чем еще можно мечтать?

На базе военно-воздушных сил в Бруксе ей пришлось узнать так много за такое короткое время, что она почувствовала себя ходячей энциклопедией. Среди всего прочего во время прохождения этого ускоренного курса Керри изучала способы эвакуации на самолете, физиологию и психологию полета, процедуры ухода за пациентом во время полета. Она даже научилась водить джип. Как и все остальные девушки, учившиеся вместе с ней, она была уверена, что вылетит за неуспеваемость.

Однако спустя шесть недель Керри, вместе с еще девятью медсестрами, стояла в тени звездно-полосатого флага и ждала своих серебряных крыльев — вожделенного символа того, что стала бортмедсестрой. Голосом, дрожащим от переполнявших ее чувств, она начала читать Клятву военной медсестры: «Я положу все силы на то, чтобы смерть не победила жизнь…»

После того памятного дня темп жизни Керри немного замедлился. Девушки были распределены по комнатам — по две в каждую. Соседкой Керри стала Линда Лу Картер, улыбчивая блондинка из Южной Калифорнии. Керри не могла на нее нарадоваться — Линда была приятной в общении и жизнерадостной.

В военной жизни была еще одна приятная сторона, которой девушки, к сожалению, были лишены ранее. Став младшими лейтенантами, они имели право посещать офицерский клуб — центр общественной жизни базы и трамплин к началу любовных отношений.

— Все эти великолепные мужчины просто ждут, когда мы с ними познакомимся, — сказала Линда карамельным голосом.

Не теряя времени, она сделала это — и не только это. Она по уши влюбилась в капитана Джима Макфарланда, который ответил на ее чувства с неменьшим пылом.

— Ты уже летаешь, Линда, — дразнила ее Керри. — Ты не слезаешь с седьмого неба с тех пор, как Джим тебя поцеловал в первый раз.

— И не подумаю с этим спорить, — счастливо вздохнула девушка. — Ты подожди, и тебя укусит любовная муха, ягненочек. Тогда настанет моя очередь насмехаться.

Керри не верила ей. Не то чтобы она не ждала любви, брака, но это как-то не вписывалось в картину ближайшего будущего. Ей столько предстояло увидеть, столько сделать, столькому научиться.

Но жизнь редко придерживается расписания. Гораздо чаще она разрушает даже тщательно составленные планы. Как Керри убедилась через несколько недель, можно обуздать ум, но не сердце. Человеком, который открыл ей это, был майор Джон Бауман. Высокий техасец с белоснежными волосами, широкой улыбкой и дразнящими глазами. Большой Джон — так звала его вся база — был пилотом санитарного самолета, на который была распределена Керри.

Джонни был так же решительно настроен не влюбиться, как и Керри.

— Я небесный бродяга, — сказал он ей однажды вечером, когда они танцевали в офицерском клубе. — Я не тот человек, которого можно привязать к одному месту или одной женщине.

— Я рада, — ответила она и удивилась, почему в сердце у нее появилось сосущее чувство пустоты. — Я тоже не хочу серьезных отношений.

Он крепче прижал ее к себе:

— Итак, у нас с тобой роман без обязательств. Идет?

— Роджер, — легкомысленно ответила Керри, используя военный термин для подтверждения информации.

Потом были чудесные три месяца. Свидания в перерывах между полетами — на Гавайях, в Маниле, Японии, Германии. Танцы в офицерском клубе, поездки по побережью, пляжные вечеринки и пикники на острове Видмер. Они смеялись, и говорили обо всем на свете, и целовались с растущей жадностью. Джонни называл ее «мой маленький дружище», она звала его «бродяга».

А затем однажды ночью они оба больше не смогли быть просто друзьями. Нежеланная, нежданная, к ним пришла любовь.

— Мы обманывали себя, милая, — шептал Джонни и чувствовал щекой, как дрожат ее губы, — наша дружба превратилась в нечто большее. Нечто лучшее.

— Я знаю. — Она забылась в сладкой настойчивости его поцелуя. Затем наконец спросила со страхом: — Что же нам теперь делать, Джонни? Поблагодарить друг друга за хорошо проведенное время и попрощаться?

Он тихо ответил:

— Я не смог бы вырвать тебя из сердца, даже если бы захотел. Ты вошла в него, чтобы остаться. Мои цыганские времена позади, и я рад этому. Думаю, на ближайшие сто лет я бы выбрал камин и шлепанцы. Это в том случае, если ты выйдешь за меня замуж. Ну так что?

— Джонни! Джонни… — Она смеялась и плакала одновременно и изо всех сил прижималась к нему. — Если бы ты не сказал этого, я бы, наверное, умерла. Джонни, я так тебя люблю.

Он купил ей обручальное кольцо в Токио — изящное золотое плетение, украшенное бриллиантами и жемчугом. Они планировали пожениться в мае, когда у них обоих будет двухнедельный отпуск, и провести медовый месяц на Олимпийском полуострове. Керри была так невозможно счастлива, что это почти пугало ее.

Однажды в разговоре с Линдой она попыталась описать свои смутные ощущения:

— Это все так сказочно. Как во сне. Иногда я боюсь, что проснусь — и окажется, что Джонни исчез.

Линда, которая не могла думать ни о чем, кроме своей будущей свадьбы, сказала:

— Брось накручивать себя, милая. Этот парень так тебя любит, что ни за что не передумает.

Керри улыбнулась в темноте, позволяя словам Линды успокоить ее. И в самом деле, для ее смутного страха не было никаких оснований. Это все нервы. Перед свадьбой такое бывает.

Именно в ту ночь судьба готовилась вмешаться в ее жизнь и так ужасно изменить ее. В четырех сотнях миль от побережья Манилы в океане рождался тайфун. Он пока еще прятал свою ужасающую мощь, кипел, набирал силу и ждал подходящего сочетания воздушных потоков, чтобы выплеснуть свою ярость.

Следующим утром, на рассвете, Керри поднималась по самолетному трапу — хрупкая девушка в широких брюках и куртке, которые им разрешали носить в полете. За ней, напевая, шла Линда, то и дело оглядываясь назад, на летное поле. Она искала глазами Джима — он обещал увидеться с ней перед взлетом. Джонни уже был на борту, в кабине пилотов, вместе с другими членами экипажа. Керри знала, что после взлета он ненадолго передаст управление Фрэнку Альберту, второму пилоту, ровно настолько, чтобы выйти из кабины, поцеловать ее и вернуться обратно.

Пока они летели до Манилы, ничего особенного не произошло.

Первая причина для беспокойства появилась сразу после того, как последние из пятидесяти семи пассажиров были взяты на борт на манильском аэродроме. Передали, что тайфун изменил направление и увеличил скорость движения. Джонни вместе со штурманом решили изменить план полета. Если они уйдут дальше к северу, то обгонят тайфун с приличным запасом и без всякого риска.

Керри была благодарна. Одной из ее пациенток была семилетняя девочка с травмой головного мозга. Ей требовалась срочная помощь, и оказать ее можно было только в Соединенных Штатах. Если бы Джонни решил переждать тайфун, это могло бы стоить ребенку жизни.

Через один час сорок минут после вылета из Манилы Керри и Линде пришлось пристегнуть ремни безопасности, чтобы уберечь пассажиров от тряски. Несмотря на то что наручные часы Керри показывали 11.35, снаружи сгущалась темнота. Погода портилась с пугающей быстротой. Керри продолжала улыбаться и успокаивать начавших нервничать пассажиров.

Джонни намеренно будничным голосом вызвал ее по интеркому. Борясь с паникой, она медленно пошла в кабину пилотов.

— Мы в плотной облачности. — Джонни не стал терять времени на вступления. — Я собираюсь подняться еще на пять тысяч футов. Подготовь кислород.

Она кивнула. Затем спросила:

— Насколько все плохо, Джонни? Скажи правду.

— Бывало и хуже. Все будет в порядке, дружище. — В его голосе были нежность и спокойствие.

Керри положила руку ему на плечо, всего на мгновение, чтобы взять малую толику его силы, так как ее собственная была уже на исходе.

Керри вернулась к пассажирам. Они встретили ее обеспокоенными взглядами, а Керри пыталась удержаться на ногах — самолет начало сильно болтать. Беременная женщина тихо плакала, прижав руки к животу. Откуда-то доносился шепот молитвы.

На большей высоте Джонни не нашел ожидаемого затишья. Нисходящие воздушные потоки рвали самолет, словно гигантские пальцы, швыряли его в разные стороны, ревели в безумной радости, что им есть над чем поглумиться.

— Что это? — вскрикнула женщина.

Оранжевая вспышка осветила иллюминатор. Керри оцепенела от ужаса. Она не могла ответить испуганной женщине — она не могла ничего, кроме как внимать разрушительной панике.

Джонни, будто почувствовав ее страх, снова вызвал ее по интеркому. Она со всех ног бросилась к пилотам.

— У нас серьезные проблемы, — сообщил он ей. — Вышли из строя два двигателя. Еще один нестабилен. Я хочу, чтобы ты и Линда надели на пассажиров спасательные жилеты. Это мера предосторожности.

— Мы будем садиться на воду? — Керри не могла поверить. Сажать самолет в бурлящий океан, в ветер скоростью тридцать шесть метров в секунду — Господи, у них нет ни одного шанса. Это самоубийство.

— Нет. Не будем, пока можно удержать его в воздухе.

От его решительности, от его умения зависела жизнь всех на борту.

Керри снова дотронулась до плеча Джонни. На этот раз ей хотелось дать ему хоть сколько-нибудь оставшейся у нее силы. Как тяжело, должно быть, Джонни в эти ужасные мгновения, когда на его плечах оказался огромный груз ответственности. На долю секунды его жесткие пальцы накрыли ее ладонь. Он понял.

Керри плохо помнила, что было дальше. Она и Линда лихорадочно работали: пытались успокоить пассажиров, надевали на них надувные спасательные жилеты, объясняли, как ими пользоваться в случае приводнения. Затем они спрятали подальше все незакрепленные предметы, которые могли поранить людей при посадке. Объявили женщинам, чтобы те сняли колготки и обмотали ими запястья — спасателям будет за что ухватиться. Раздали подушки и одеяла.

Позже, когда самолет стал стремительно терять высоту, Керри легла рядом со своей тяжелой пациенткой — девочкой, которая была без сознания. Она хотела прикрыть ее своим телом.

Вдруг самолет задрожал и клюнул носом, за иллюминаторами проносились сгустки огня. По громкой связи раздался голос Джонни:

— Говорит капитан Бауман. Мы будем садиться на воду. Повторяю: будем садиться на воду.

«Нет. Мы будем умирать». Керри зарылась лицом в одеяло, которым была укрыта девочка. На фоне испуганных криков четко звучал голос Линды:

— Милостивый Господь, предаем себя в руки твои…

Удар. Он оторвал сиденья от пола и бросил людей вперед. Темнота наполнилась криками. Керри почувствовала, как смерть обволакивает ее. Она шарила в темноте, пытаясь нащупать ребенка, которого вырвало у нее из рук, и не могла сдвинуться с места. Ее придавило дверью, отделяющей салон от кабины пилотов.

— Помогите… — прошептала Керри и потеряла сознание.

Она ненадолго пришла в себя, когда кто-то буксировал ее к спасательному плоту. Открыв глаза, Керри увидела в воде тело в широких летных брюках, оставляющее за собой кровавый след. Она открыла рот, чтобы закричать, но захлебнулась. Ее легкие готовы были взорваться.

Когда сознание снова вернулось к Керри, все казалось каким-то пугающе нереальным. Она находилась на спасательном плоту, вокруг — тела, истекающие кровью, в основном без признаков жизни. Кто из них был уже мертв? Ветер все еще неистово ревел, волны вздымали плот вверх, чтобы затем бросить в пучину.

— Дружище…

Ей померещилось? Или это был голос Джонни? Обернувшись, Керри действительно увидела его — Джонни за бортом плота, с окровавленной головой и разбитыми губами, цеплялся за свисающий обрывок каната.

Она цеплялась за действительность, умоляя себя не терять сознания, преодолевая нечеловеческую боль, пыталась ухватить его за руки. Наконец у Керри это получилось.

— Помоги мне, Джонни. Помоги мне помочь тебе…

Она шептала, хрипела это, а его руки теряли хватку. Керри почувствовала, как его пальцы выскользнули из ее — онемевших, и увидела отчаяние в его глазах.

— Джонни! Джонни! Ее едва слышный крик был безумнее ярости океана. Джонни исчез. Его проглотила волна, лишь чудом не перевернувшая плот. Керри одновременно потеряла и сознание, и рассудок.

После того ужасного, парализующего момента Керри долгое время не могла прийти в себя. В ее одурманенный обезболивающими препаратами мозг просачивались воспоминания о Джонни, и она кричала каждый раз, когда не могла его удержать. Ее руки конвульсивно двигались, хватая пустоту. Тянулись к человеку, давно — и навсегда — исчезнувшему.

Чтобы вылечить тело Керри, военные медики приложили все свое умение, и еще больший профессионализм, помноженный на сострадание, потребовался от военного психиатра, чтобы полностью вернуть ей рассудок. Понадобилось очень много времени, чтобы у Керри появилось желание жить дальше и поверить в то, что она это сможет.

Из тринадцати выживших Керри пострадала сильнее всех: у нее были сломаны позвоночник и ребра, раздроблен таз. Казалось, лишь ее удивительное лицо осталось нетронутым.

Больше не было ни Джонни, ни Линды, никого из их замечательного экипажа. Остались только воспоминания, и они были невыносимо болезненны.

Керри была демобилизована из армии по состоянию здоровья. Для увольнения была и еще одна причина: у летной медсестры не может быть страха перед полетом. Летная медсестра не забивается в угол при мысли о нем, не покрывается ледяным потом и не хнычет, словно испуганный ребенок.

— Керри, здесь нечего стыдиться, — говорил ей военный психиатр. — Рассудок выздоравливает значительно медленнее, чем тело. Если ты перестанешь летать, воспоминания станут меньше тебя беспокоить. Но в то же время тебе нужно заняться каким-нибудь делом. Чем раньше ты вернешься к работе, тем лучше. У меня есть друг, который работает начальником отдела кадров в больнице Сан-Диего. Доктор Флинт Келлер. Я могу ему написать. Что скажешь?

Керри кивнула в знак согласия.

Ответ от доктора Келлера пришел со следующей почтой. Руководство Хартфордской больницы с удовольствием возьмет на работу медсестру с ее квалификацией. Как скоро она может приехать?

Доктор Келлер обещал войти в ее положение и сохранить прошлое в тайне. Ни один из сотрудников не будет ничего знать о последних одиннадцати месяцах ее жизни.

Керри постепенно адаптировалась в новых условиях. Ответив на объявление «ищу компаньона для совместного проживания, желательно медсестру», вывешенное на доске объявлений в больнице, она познакомилась с Джиной Росси.

Первые слова Джины были:

— Я надеялась, у тебя будет двенадцатый размер, чтобы мы могли одалживать друг другу одежду, но ты носишь максимум восьмой. Слушай, а ты не помолвлена? Не собираешься?.. — Когда Керри отрицательно помотала головой, та с облегчением вздохнула: — Слава тебе, Господи. За последний год я сменила трех соседок по комнате. Все вышли замуж. Издержки профессии.

— К счастью, у меня к этому иммунитет, — тихо сказала Керри.

Джина оценивающе оглядела ее с головы до ног своими блестящими черными глазами.

— С твоей внешностью тебе придется выслушать множество предложений. Руки и сердца и… других, — предупредила она.

Через три дня Керри уже освоилась в комнате Джины и даже была представлена ее многочисленным друзьям. Она была немного выбита из колеи такими резкими переменами в жизни, но сказала себе: «Забудь прошлое. Это теперь твоя жизнь. Ты соседка Джины. Не Линды. Ты работаешь в хирургическом отделении. А не летаешь через два океана».