Окские предания о разбойнике Рощине: от исторического факта к фольклору, литературе и массовой культуре

Атаман Кузьма Рощин — герой народных преданий, известных нам до недавнего времени лишь по записям, сделанным в деревнях и селах Выксунского р‑на Нижегородской обл. Первоначально предполагалось, что разбойник Рощин является исключительно местным фольклорным персонажем, ничем другим не отличающимся от многочисленных нижегородских разбойников, рассказы о которых записывались в различных сельских районах области.

Рассказы о Рощине, включенные в фольклорный сборник «Предания и сказки Горьковской области», составленный московской писательницей-фольклористом Н. Д. Комовской (1897—1986), побывавшей в Выксунском р‑не в 1937 г. по командировке Союза писателей СССР [Комовская 1951], а также зафиксированные фольклорными экспедициями Горьковского государственного университета, действительно представляли в основном типологические разбойничьи мотивы. В них говорилось о том, что Рощин «мужиков не обижал, к мужикам дружелюбный был», нападал на речные суда и «если богатого — грабил, если бедняка — помогал» [Комовская 1951, 57], одной старушке дал десять рублей на покупку коровы [Комовская 1951, 59]. Кроме того, «был он как наговоренный. Простая пуля его не брала. ⟨…⟩ Медью его убили» [Комовская 1951, 61], погиб он из-за предательства женщины [Там же], оставив много «заклятых» кладов [Комовская 1951, 64—66]. Типологичность мотивов рощинских преданий отмечали В. К. Соколова и Н. А. Криничная, упоминавшие их в монографиях [Соколова 1970, 147—166; Криничная 1991, 106].

В преданиях не сообщалось, в какое время жил и разбойничал атаман Рощин, однако чаще всего его похождения соотносились с деятельностью заводчиков братьев Ивана и Андрея Баташовых, основавших в 1750—1770‑х гг. выксунские металлургические заводы. Более того, на основании выводов, сделанных Н. Д. Комовской, было принято считать, что разбойник Кузьма Рощин — по большей части фольклорная фигура, так как «в архивах и различного рода исторических документах нет упоминания о Рощине» [Комовская 1951, 12], а в самом появлении этих преданий огромную роль сыграли образы Разина и Пугачева, «давшие основу для создания созвучного им образа героя чисто местного происхождения — Кузьмы Рощина» [Там же].

В то же время высказывались сомнения и по поводу сугубо выксунского происхождения преданий о Кузьме Рощине. Так, во время обсуждения доклада Н. Д. Комовской о фольклоре Горьковской обл. на заседании фольклорной секции Союза писателей СССР 16 апреля 1938 г. фольклорист Б. И. Богомолов заметил, «что очень рискованно заключать, на основании этих легенд, что Кузьма Рощин именно там жил и там разбойничал. ⟨…⟩ В осеннюю экспедицию в Белозерье по следам братьев Соколовых мы записали очень интересную песню о Кузьме Рощине» [РГАЛИ, ф. 631, оп. 19, ед. хр. 51, л. 44].

Следует заметить, что, несмотря на свою известность, фигура разбойника Кузьмы Рощина ни в XIX, ни в XX вв. нижегородских исследователей-фольклористов не привлекала. Таким образом, к моменту начала работы в 2002 г. у нас имелся только небольшой фольклорный материал из сборника Н. Д. Комовской и записи фольклорных экспедиций ГГУ 1958 и 1964 гг., а также повесть М. Н. Загоскина «Кузьма Рощин» (действие которой происходит, однако, в Рязанской губ.). Нам предстояло провести большую работу по изысканию и собиранию дополнительного фольклорного материала, изучению художественной литературы о Кузьме Рощине и поискам возможных исторических документов о деятельности разбойника Рощина в выксунских и муромских лесах предположительно на рубеже XVIII—XIX вв.

Поиски в местных архивах (ЦАНО) результатов не принесли, однако в фондах Арзамасской Провинциальной канцелярии (РГАДА) нам удалось обнаружить показания крестьянина Сергея Афанасьева, бежавшего с выксунского завода Баташовых «на реку Оку к разбойнику Муромского уезда из крестьян господ Салтыковых Петру Иванову сыну Рощину для общего с ним разбоя ⟨…⟩ в лес, называемый Рожнов бор» [РГАДА, ф. 419, оп. 1, ч. VI, №82, л. 8 об.], и его отца, Афанасия Никитина, побывавшего в отряде Рощина у своего сына [РГАДА, ф. 419, оп. I, ч. VI, №83], а также сообщение о нападении отряда Рощина на суда заводчика А. Р. Баташова между Касимовым и Елатьмой 22 апреля 1775 г. [РГАДА, ф. 419, оп. I, ч. VI, №85] и предписания в Кадомскую, Касимовскую, Муромскую и Темниковскую воеводские канцелярии о принятии мер к ликвидации отряда атамана Рощина [РГАДА, ф. 419, оп. I, ч. VI, №82].

Судя по этим документам, в 1774—1775‑х гг., в то время как регион был охвачен народными волнениями (особенно после приближения в июле 1774 г. к Арзамасу отрядов Е. Пугачева, а также после подавления восстания и казни Пугачева в январе 1775 г.), вооруженный отряд атамана Петра Рощина совершал возле Елатьмы и Касимова на реках Оке и Мокше нападения на речные суда и барские усадьбы. По показаниям С. Афанасьева, в начале лета 1775 г. отряд Рощина «пришел в Касимовский уезд в село, а как называется, не знает, и в селе разграбили дом господский и взяли денег сто рублев, да серебряной посуды, ⟨…⟩ и разделя по себе денег, ⟨…⟩ кому что разбойник Рощин дал, ⟨…⟩ ему досталось денег тридцать рублев…» [РГАДА, ф. 419, оп. I, ч. VI, №82, л. 8 об.]. Афанасий Никитин на допросе показал, что навещал сына в стане атамана Рощина в Рожновом бору, и сын «по уговору с ним дал ему и разбойных денег двадцать рублев ⟨…⟩, и пришед, те взятые у сына своего Сергея деньги двадцать рублев неподалеку работничьей избы зарыл потаенно в землю, а из земли уже неведомо кем вырыты и унесены…» [РГАДА, ф. 419, оп. 1, ч. VI, №83, л. 4 об.]. А задержанный в ноябре 1774 г. разбойник Елисей Рощин показал, что «имел он вместе с братом своим атаманом Петром Рощиным пристань Шацкого уезду у жительствующего в деревне Алферьево помещика Ивана Ермолова, то ему в разные времена по приходу их давали денег рублев до двухсот» [РГАДА, ф. 453, оп. I, ч. III, №2843, л. 1]. Сведений о ликвидации отряда Петра Рощина и о судьбе самого атамана обнаружить пока не удалось.

Известность атамана Рощина в народе была настолько велика, что с течением времени рассказы с описанием его «подвигов» получили большое распространение среди местных жителей и надолго определили сюжетный состав преданий. В 1843 г. городской глава г. Мурома А. А. Титов (1783—1848), основываясь на этих рассказах, упомянул имя разбойника Рощина в своем труде «Историческое обозрение города Мурома». Он сообщил, что ни одно судно не могло пройти по Оке без уплаты пошлины Рощину, которая составляла один серебряный рубль с шеста, т. е. с человека-рабочего, и «суднахозяева сумму эту, будто, выдавали рабочим еще при отплытии с Моршанской и др. пристаней, как бы законную повинность» [Титов 1991, 76].

Первые подробные записи народных преданий (из обнаруженных к настоящему времени) были сделаны во Владимирской губ. в середине XIX в. священником с. Шиморское Меленковского у. А. Н. Полисадовым [АРГО, VI, оп. I, №67, л. 57—76]. Он указывал, что по преданию старожилов лет сто назад в д. Тамболес (недалеко от Шиморского) жили три брата — Елис, Петр и Василий Ивановы, по фамилии Рощины, причем Василий, отданный в солдаты, сбежал и стал атаманом разбойничьей шайки, которая в течение семи лет грабила округу, в том числе и речные суда. Награбленное Рощин прятал в Рожновом бору и на Колодливом озере. Уже в этих рассказах сообщается, что Рощин был колдун: умел заговаривать ружья, и пуля его не брала. Местных жителей Рощин особенно не обижал, однако прославился своей жестокостью, очень часто его жертвы оказывались подвешенными со связанными руками и ногами над горящими вениками. Убили Рощина на Колодливом озере, когда отряду казаков и солдат, посланному для его поимки, помогли местные жители во главе с неким стариком из д. Старая Верея Артамоном, который был еще более сильный колдун, чем Рощин. Раненый Рощин упал с лодки в воду, ухватился за борт, но крестьяне отрубили ему обе руки топором, и он утонул. Местные жители в скором времени начали поиски кладов Рощина, которые оказались «заклятыми». А братья Василия Рощина «вдвоем близ Тамболеса и вверх по Оке долго еще пошалили, покутили и наконец пропали без вести». Таким образом, уже в середине XIX в. в народных преданиях о разбойнике Рощине отмечено появление типологических разбойничьих мотивов: Рощин — колдун, оставивший много «заклятых» кладов.

На основании исторических документов и рассказов о реальных событиях, упоминаемых в записях А. Н. Полисадова, можно предположить, что первоначально атаманом разбойничьей шайки, созданной в 1760‑е гг., был именно Василий Рощин, а затем, когда после семи лет грабежей Василий был убит, атаманом шайки стал Петр, переместившийся разбойничать вверх по Оке к Елатьме и Касимову. Его брат Елисей, видимо, с небольшой группой иногда действовал самостоятельно, в результате чего в ноябре 1774 г. был схвачен. Отряд Петра Рощина ликвидировали, скорее всего, во второй половине 1775 г., когда после подавления пугачевского бунта власти смогли перебросить часть войск для ликвидации многочисленных вооруженных отрядов, действовавших в охваченных народными волнениями районах. Сам же атаман Петр Рощин, вероятно, не был ни убит, ни схвачен, во всяком случае какие-либо сведения об этом отсутствуют.

Разбойные действия братьев Василия, Петра и Елисея Рощиных и послужили, как мы полагаем, исторической основой для создания впоследствии народных преданий о разбойнике Рощине, широко распространившихся уже в начале XIX в.

Популярный писатель М. Н. Загоскин (1789—1852), опубликовавший в 1836 г. в журнале «Библиотека для чтения» повесть «Кузьма Рощин», в первой ее части «Разбойник» рассказал о том, как «лет восемьдесят тому назад в верстах восьми» от Касимова, в с. Зыково, шайка знаменитого в то время разбойника Кузьмы Рощина разграбила имение некоего помещика Ильменева, причем Рощину оказывал помощь бедный помещик Зарубкин, получивший от Рощина за услуги шестьдесят рублей [Загоскин 1987, 619]. После боя с отрядом драгун «вся шайка Рощина была истреблена, но он сам пропал без вести», и долго «крестьяне пугали еще Кузьмою Рощиным детей своих и рассказывали им, как он выжег их село, как разграбил барский дом» [Загоскин 1987, 667—668], как разгромили всю его шайку, «кроме самого Рощина, который обернулся серым волком и, как слышно, убежал в Брынские леса, где и теперь рыскает по ночам и воет так, что кругом его верст за десять по всему сырому бору стон идет, земля дрожит и птица со страстей гнезда не вьет» [Там же]. Не вызывает сомнения, что М. Н. Загоскин при написании повести использовал народные рассказы о действиях отряда атамана Петра Рощина в Касимовском у. в 1770‑х гг., тем более что писатель был родом из с. Рамзай Пензенской губ. в верховьях р. Мокши, притока Оки, где находилось родовое имение его отца.

Во второй части повести, «Суд Божий», М. Н. Загоскин описывает события Чумного бунта в Москве (1771 г.). По подозрению в участии в бунте был арестован Кузьма Рощин, который, оставив к тому времени разбойное ремесло, жил в Москве под видом богатого купца. Приговоренный по жребию в числе каждого десятого к смерти, он был опознан как именитый купец. Потеряв во время чумы свою семью, Рощин понял, что его настигла Божья кара за совершенные злодеяния, и сознался в том, что он разбойник. Согласно народным рассказам, известным М. Н. Загоскину, атаман Рощин «пропал без вести», поэтому автор придумал свой финал жизни атамана Рощина. Имя Кузьма М. Н. Загоскин дал своему герою либо потому, что не знал настоящего имени Рощина, либо по каким-то иным соображениям.

Новый литературный персонаж, атаман Кузьма Рощин, был с восторгом принят читающей публикой. По мотивам повести на сценах московских театров в 1836—1847 гг. шла пьеса драматурга К. А. Бахтурина (1809—1841) «Козьма Рощин, рязанский разбойник», а в 1897 г. была написана пьеса Н. В. Чиркина «Смерть или позор» [ГТБ, №42825]. Неоднократно переизданная еще при жизни автора повесть «Кузьма Рощин» обрела вторую жизнь в начале XX в., когда произведения М. Н. Загоскина стали вновь популярными.

С 1870‑х гг. получили широкое распространение разнообразные лубочные повести о похождениях разбойника Кузьмы Рощина (в настоящее время нам известно около 15 различных лубочных изданий). Они разнообразны по содержанию, однако совершенно не повторяют мотивов фольклорных рассказов о братьях Рощиных, являясь результатом художественного вымысла писателей-лубочников. Исключение составляют лишь лубочные переделки повести М. Н. Загоскина, такие, как «Атаман Кузьма Рощин, или Перст Божий» (изд. А. Д. Сазонова. М., 1900; 1903) или «Атаман Кузьма Рощин, или Суд Божий» (изд. И. Д. Сытина. М., 1900; 1917), сохранившие некоторые детали касимовских событий 1770‑х гг. Незамысловатые по сюжету рассказы о зверствах Рощина, созданные, видимо, на потребу читающей публики, сменяются экскурсами в давние времена, вплоть до эпохи Ивана Грозного («Козьма Рощин, рязанский разбойник. Повесть из 17‑го века». Изд. Н. А. Ерофеева. М., 1876; 1890), а место действия из Среднего Поволжья переносится или в некую северную, или в Астраханскую губ., и даже на Кавказ («Атаман Кузьма Рощин, или история одного перстня. Повесть времен Кавказской войны». К. К. Голохвастов. Изд. Холмушина. СПб., 1900).

Следует заметить, что тема разбойничества в лубочной литературе еще не была предметом специального рассмотрения исследователей, притом что значение лубка и лубочной книги как культурного феномена уже достаточно изучено[1]. Исследование же содержания повестей о Кузьме Рощине позволяет отметить одну характерную особенность: несмотря на обилие сцен жестокости (особенно в ранних изданиях) повести всегда имеют одинаковый финал — смерть или арест разбойника, получавшего возмездие за свои злодеяния. В некоторых повестях Кузьма Рощин сам раскаивался в своих преступлениях и прекращал разбой (в первую очередь в переделках повести Загоскина, а также в стихотворной повести «Атаман Кузьма Рощин, волжский разбойник. Воспоминания слышанные. Иван Суслов». Изд. В. Г. Шагаева. СПб., 1879; 1884). Некоторые издания повести М. Н. Загоскина были осуществлены в С.‑Петербурге Училищным советом при Святейшем Синоде. Кроме того, в начале XX в. наметилась явная тенденция лубочных издателей к героизации образа Кузьмы Рощина, когда в одном случае он оказался героем Кавказской войны («История одного перстня…»), а в другом («Атаман Кузьма Рощин, повесть Волгина». Изд. Е. Н. Коноваловой. М., 1901; 1914) превратился в героя Смутного времени, в рядах нижегородского ополчения защищавшего от поляков Троице-Сергиеву лавру и освобождавшего Москву. Всё это говорит о том, что лубочная литература, имевшая, при всей ее простоте, огромное влияние на народное сознание, была идеологически направляема властью через издателей и цензуру.

Лубочная литература о Кузьме Рощине оказала влияние на фольклор. Один из первых собирателей нижегородского фольклора писатель П. И. Мельников-Печерский (1818—1883) в романе «На горах» (1875—1881) упоминает уже знаменитого разбойника Кузьму Рощина, грабившего во второй половине XVIII в. и зарывшего много кладов в муромских лесах [Мельников 1878, 10].

В 1895 г. во «Владимирских губернских ведомостях» были опубликованы рассказы о разбойнике Василии Рощине, записанные в д. Старая Верея владимирским краеведом Н. Г. Добрынкиным [Добрынкин 1895, 33—38]. В них, наряду с упоминанием о реальных событиях и фольклорными мотивами колдовства Рощина, известными нам по записям А. Н. Полисадова, присутствуют также и следы лубочного влияния. Сообщается, например, что Василий Рощин, будучи арестован, принимал участие в составе арестантской команды в уборке трупов на улицах Москвы во время чумы (это вполне может являться отголоском загоскинской версии).

В архиве РЭМ нами были обнаружены рассказы о безуспешных поисках рощинских кладов, которые записал в 1899 г. священник с. Домнино Меленковского у. Владимирской губ. П. И. Каманин для этнографического бюро В. Н. Тенишева [АРЭМ, ф. 7, оп. I, №31, л. 69—71]. Жители этого села рассказали, что «дух, охраняющий клады, называется кладохраном или „сторожем разбойника Рощина“. ⟨…⟩ К каждому кладу Рощин приставил сторожа из своих подчиненных и заклял их. Каждому сторожу Рощин отрубил голову. Головы сторожей он положил на крышки сундуков с золотом. ⟨…⟩ Чтобы добыть клад, крестьяне в ночь на Иванов день (24 июня) ходят добывать цвет орешника» [АРЭМ, ф. 7, оп. I, №31, л. 69—71]. О самом Рощине П. И. Каманин сообщил, что тот был «замечательный колдун и чародей. О нем рассказывают, что его пуля не брала и сабля не рубила» [АРЭМ, ф. 7, оп. I, №31, л. 69—71]. Имени Рощина П. И. Каманин не указал, называя его «окским атаманам». Таким образом, в конце XIX в. магическая составляющая народных преданий о разбойнике Рощине продолжала усиливаться и дополняться рассказами о духах, охраняющих клады Рощина.

В Нижегородской обл. первые записи преданий о разбойнике Рощине, как уже отмечалось выше, были сделаны в 1937 г. Н. Д. Комовской. В их числе повторялись многие мотивы, известные по записям XIX в., а также появились некоторые новые, в том числе и о предательстве Рощина женщиной, о том, что Рощин был крепостным у Баташова, не выдержавшим издевательств барина, и о том, что Рощин грабил только богатых, а бедным помогал. Следует отметить, что в издании Н. Д. Комовской Рощин представлен исключительно как «благородный» разбойник, защитник бедных, социальный мститель. Он практически ни разу не называется ни разбойником, ни атаманом. Излишняя ориентированность Н. Д. Комовской на предания о Степане Разине, отмеченная в ее комментариях, привела к некоторым искажениям образа, что выразилось в подборке публикуемых текстов [Турусов 2004, 79—80]. Рассказы, не соответствующие разинскому типу, остались за пределами публикации, хотя и отмечены в комментариях. И напротив, присутствуют такие, которые аналогичны разинским, например о плавании Рощина по воде на платке или кафтане, о перетягивании им веревки через реку для остановки судов, но нигде, кроме издания Н. Д. Комовской, более не встречаются. Составитель приводит даже рассказ о том, как Разин, прослышав, что Рощина убивают, полетел к нему на выручку, но не успел, заплакал и пошел прочь [Комовская 1951, 63]. Подобные аргументы позволяют высказать предположение об искажении фольклорного репертуара. Вместе с тем в записях Н. Д. Комовской отмечена одна характерная особенность рощинских преданий: два имени Рощина — Василий и Кузьма («Кузьму Рощина по-настоящему Василием звали» [Комовская 1951, 55]), демонстрирующая пересечение двух традиций — фольклорной и лубочной.

После выхода в свет издания Н. Д. Комовской запись преданий о разбойнике Рощине стала обязательной задачей фольклорных экспедиций Горьковского государственного университета, работавших в Выксунском р‑не в 1958, 1964, 1972, 1981 и 1985 гг. Во время экспедиции 1964 г. под руководством К. Е. Кореповой было записано интересное предание о том, как Кузьма Рощин раскаялся в своих злодеяниях и уехал жить под видом купца в Москву, где был схвачен во время чумного бунта и сознался, что он разбойник [ФА ННГУ, колл. 27, 1964, ед. хр. 6, №222], что является пересказом второй части повести М. Н. Загоскина.

Пристальное внимание к персонажу местных народных преданий не оставило безучастными и выксунских журналистов. В 1964 г. была издана повесть Н. П. Ключарева (1910—1990), уроженца с. Шиморское, «Железная роза», одним из героев которой был рабочий баташовских заводов Василий Рощин, поднявший под влиянием пугачевских агитаторов бунт на заводах и организовавший вооруженный отряд, нападавший на речные суда. Кроме того, Н. П. Ключарев ввел в повесть мотив личной мести: Рощин стал мстить Баташову за то, что тот отобрал у него невесту. Во второй части дилогии «Работные люди» (1984) Н. П. Ключарев сделал Рощина солдатом суворовской армии, погибшим при штурме турецкой крепости Измаил.

Фольклорные экспедиции ГГУ 1981 г. (под руководством В. Н. Морохина) и 1985 г. (под руководством Н. В. Морохина) зафиксировали в рассказах местных жителей (среди прочих известных сюжетов [Турусов 2004, 77—79]) уже элементы пересказа сюжета повести Н. П. Ключарева: «Какой же он есть разбойник, если он борец за свободу рабочих на деле-то. ⟨…⟩ И вот он рабочий народ-то и поднял, и повел на подмогу Пугачеву» [ФФ КЭО, ед. хр. 1985‑3, №19 (4)]; «Была у Василия Рощина невеста. Ехали они со свадьбы. Навстречу им Баташов. Остановил. Невеста была красивая, отнял» [ФФ КЭО, ед. хр. 1985‑7, №17 (2)].

В конце XX — начале XXI в. предания о Рощине были включены в состав нескольких нижегородских фольклорных сборников [Морохин 1971; 1998; 2002; Шустов 2001], однако составители зачастую некритично относились к публикуемому материалу, а порой допускали искажения и фальсификацию фольклорных текстов.

В июле 2004 г. под руководством автора этих строк состоялась фольклорная экспедиция ННГУ, побывавшая в пограничных районах трех соседних областей — Выксунском р‑не Нижегородской обл., Меленковском р‑не Владимирской обл. и Касимовском р‑не Рязанской обл.[2] Во время экспедиции были записаны предания, носящие следы влияния как ключаревской повести (о рабочем Василии Рощине, особенно в Выксунском р‑не), так и «лубочно-загоскинского» варианта (о Кузьме Рощине в дореволюционных книжках, долго хранившихся у сельских жителей). Кроме того, в Рязанской обл. (р. п. Елатьма) был записан рассказ, являющийся результатом влияния соседнего разбойничьего цикла: повествуя о разбоях шайки Рощина, рассказчик настаивал, что атамана звали Кудеяр. Вместе с тем в Меленковском р‑не Владимирской обл., менее затронутом влиянием повести Н. П. Ключарева, удалось записать предания, восходящие к историческим событиям: о нападении отряда Рощина на судно с казенными деньгами, о его укрывательстве в Рожновом бору и Колодливом озере, о поисках его кладов. Был также записан рассказ о том, как Рощин сжег на вениках девушку (считается, что данный мотив характерен исключительно для севернорусских разбойничьих преданий [Криничная 1991, 21]).

В д. Нижняя Верея мы побеседовали с А. Н. Ивановой, которая происходит из семьи Ворожеиновых, враждовавшей во второй половине XVIII в. с атаманом Василием Рощиным. Она помнит рассказы матери об этом конфликте и о своем далеком предке — колдуне Ворожеинове.

Проведенные исследования позволили установить исторический факт существования вооруженного отряда атамана Петра Рощина, действовавшего на р. Оке в 1774—1775 гг., выявить целый пласт разнообразной лубочной литературы, посвященной разбойнику Кузьме Рощину (издававшейся со второй половины XIX в. вплоть до 1917 г.), обнаружить фольклорные записи об атамане Василии Рощине, относящиеся к середине XIX в., а также существенно расширить границы ареала народных преданий о разбойнике Рощине.

Предания о Кузьме Рощине наглядно демонстрируют, что формирование и развитие устной исторической прозы является сложным процессом. В нем первоначальные народные рассказы, основанные на исторических сведениях, дополнялись типологическими фольклорными мотивами и в то же время послужили источником литературных произведений, в частности лубочных разбойничьих повестей, в которых, в свою очередь, разрабатывались вполне самостоятельные сюжеты, возвращавшиеся затем в фольклор и дополнявшие его.