Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Весной 1958 года молодой инженер-геофизик Куваев приехал работать на Чукотку, в Чаунское районное геологоразведочное управление. Оно базировалось в посёлке Певек, расположенном на побережье Чаунской губы Восточно-Сибирского моря – иначе говоря, на берегу Северного Ледовитого океана.

Отвечая в 1970 году на вопросы своего друга, писателя Альберта Мифтахутдинова (очерк «О себе», записки «Два цвета земли между двух океанов» да вот эта «анкета Мифты» – куваевские исповедь, автобиография, манифест и формулировка жизненного кредо одновременно), Куваев сказал: «Я всегда верил в то, что для каждого индивидуального человека есть его работа и есть его географическая точка для жизни. Человек, который из каких-то престижных или корыстных интересов занят нелюбимой работой, обкрадывает себя ровно на половину жизни. Точно так же и с тем местом, где человек живёт. Здесь никогда не поздно начать сначала… Я знаю многих людей с великолепными и любимыми специальностями, которые работают клерками в каких-то конторах, лишь бы не уезжать из Москвы. Это было бы можно понять, если бы они любили именно этот город. Они его не любят, но престижно жить в центре… В поисках смысла своей работы и своей точки жизни человек не должен бояться затрат ни моральных, ни материальных. Жизнь не на своём месте и не в своей роли – одна из худших бед, на которые мы обрекаем сами себя».

Точкой Куваева, его литературной территорией и главной «делянкой» была Чукотка, куда он и потом, уже из Подмосковья, постоянно старался вырваться. В той же анкете писал: «Отношение к Чукотке очень простое. Там я сформировался как личность и посему считаю её Родиной не меньшей, чем то место, где родился». Незадолго до смерти писал сестре: «Чукотка моя вторая родина, и она даёт мне всегда уверенность в жизни». Осваивая городской (незавершённый рассказ «…И в человецех благоволение»), среднерусский, южный или кавказский материал, он всё время возвращался к Чукотке, к этому, если вспомнить одноимённый рассказ Юрия Казакова, «проклятому северу». Куваев считал этот рассказ (и ещё книгу «Обыкновенная Арктика» Бориса Горбатова) той «шинелью» или, скорее, кухлянкой, откуда вышла вся современная ему северная проза.

Посёлок

Чукотка – единственный субъект РФ, для посещения которого вплоть до июня 2018 года даже российским гражданам было необходимо оформлять пропуск у погранслужбы ФСБ, потому что регион граничит с США, пусть и аляскинского извода. Теперь пограничный режим сохранён лишь для иностранцев, российские же граждане могут посещать Чукотский автономный округ беспрепятственно, за исключением островов Врангеля, Геральд и Ратманова.

Ещё одна уникальная особенность Чукотки – 180-й меридиан, «восточный Гринвич» (отсюда – название куваевского рассказа «Где-то возле Гринвича»). Непросто представить, но восточная часть Чукотки лежит уже в западном полушарии Земли.

Территорию вокруг Чаунской губы называют Чаун-Чукоткой или Чаунским районом. Здесь и расположен заполярный Певек, фигурирующий в «Территории» как «Посёлок», а ныне носящий звание самого северного города России (центр Чукотского автономного округа Анадырь, в свою очередь, – самый восточный).

Название посёлку дала гора, у подножия которой он расположен. Чукотское «пээкиней» или «пагыткенай» переводится как «гнилое место» или «пахучая гора»; говорят, в древности здесь произошло сражение между чукчами и юкагирами с неимоверным числом погибших. Впрочем, есть и иные версии происхождения топонима.

Официальная дата основания Певека – 1933 год. Автор знаменитого в своё время романа «Алитет уходит в горы» Тихон Сёмушкин вспоминал, как в 1926 году прибыл сюда в качестве главы статистико-экономической экспедиции: «Мы с каюром с трудом нашли землянку охотника-колымчанина Шкулёва, промышлявшего пушного зверя. Здесь же стояла чукотская яранга, в которой безвыходно жила одна старая женщина-чукчанка. Вот и всё население тогдашнего Певека». Вскоре здесь основали Чаунскую культбазу для снабжения и советизации побережья. На берегу Чаунской губы выросли десять круглых домиков. Их спроектировал военный инженер Владимир Свиньин (1877–1940), взяв за образец традиционные жилища северных народов. В этих фанерных сборных ярангах – «домиках Свиньина» (увы, впоследствии репрессированного и умершего в результате добровольной голодовки) – расположились радиостанция, школа, библиотека… «В те годы легко намечали новые города», – пишет Куваев в «Территории».

А в повести «Весенняя охота на гусей» (написана в 1961-м, переработана в 1965-м, впервые вышла в «Сельской молодёжи» в 1967 году под названием «Куда улетали гуси») он цитирует «печально знаменитые» стихи «ошалевшего от одиночества и полярной тоски» работника фактории посёлка Усть-Китам, наделённого чертами «досвиньинского» Певека. Жертва чаунской хандры вырезала на стене такую жалобу экзистенциального характера:

Эти строчки впервые прозвучали в рассказе Бориса Горбатова «Торговец Лобас» (1938), вошедшем затем в знаменитый цикл «Обыкновенная Арктика». Томимый бездельем на далёкой северной фактории Костя Лобас почти ежедневно пьёт спирт и, едва охмелев, изливает свою печаль в поэтической форме, почти полностью совпадающей с той, что присутствует в «Весенней охоте на гусей»:

Не исключено, впрочем, что, воспроизводя эти ламентации, Куваев имел двойную «ориентировку», учитывая не только хорошо ему известный рассказ Горбатова, но и материалы «дебютного» пленума Чаунского райисполкома, состоявшегося в 1933 году (до этого советской власти в районе не было). На нём первый секретарь райкома партии Наум Пугачёв (в «Территории» – Марк Пугин, бородатый гном в шинели, «святой XX века») докладывал о поведении Кругляка – инструктора райисполкома и парторга, который в пьяном виде сочинил экспромт, посвящённый неизбывной тоске «зимующего» сознания:

Больший объём этого текста, возникшего к тому же раньше и «Весенней охоты на гусей», и «Торговца Лобаса», даёт основания предположить, что он и является тем «протографом», к которому восходят соответствующие изводы в произведениях Куваева и Горбатова (последний, будучи в 1930-х годах собкором «Правды» в Арктике, наверняка знал о случае с Кругляком). Допустимо, правда, и другое объяснение интертекстуальных перекличек. Вполне возможно, что стихи о «скуке-суке» входят в общий фонд полярно-арктического фольклора, включающего в себя, разумеется, не только анекдоты и полуфантастические истории, но и подобные образцы доморощенного стихотворчества. Как бы то ни было, у всех трёх вариантов лирической медитации на тему вынужденной безысходной скуки есть только один источник – популярнейшее стихотворение Сергея Есенина «Сыпь, гармоника! Скука… Скука…», написанное в 1923 году и отмеченное запоминающейся рифмовкой хорошо знакомых нам слов:

Расцвет Певека связан с геологией (прежде всего оловом) и развитием Северного морского пути.

Конечно, геологи на Северо-Востоке работали задолго до XX века. Ещё в 1669 году торговый человек Жданко Григорьев сообщал, что «есть-де по той же Ковыме реке и по речкам в горах каменье лазуревое и красное, и он-де Жданко того каменья набрал мешочек и отвёз в Москву». В 1853 году чиновник особых поручений по горной части военного губернатора Камчатки Карл фон Дитмар провёл первые геологические исследования Приохотья, тремя годами позже Колымский бассейн изучал геолог и географ Пётр Чихачёв. Изучение «северов» ускорилось после создания в 1882 году Геологического комитета, задачами которого стали планомерная съёмка и составление геологической карты страны. В конце XIX века состоялись Колымская экспедиция Черского и Охотско-Камчатская экспедиция Богдановича. В те же годы на Чукотке появились первые старатели с Аляски. Но всё-таки вплоть до конца 1920-х, указывает заслуженный геолог России, автор монографии «Геологическая служба Северо-Востока России. 1931–2014» Юрий Прусс, Северо-Восток был наименее изученной областью на всём земном шаре: «На геологической карте, составленной в 1922 г., это выглядело как огромное белое пятно, обрамлённое и расчленённое редкими маршрутами, выполненными во второй половине XIX – начале XX в. А. Л. Чекановским, И. Д. Черским, А. А. Бунге, Э. В. Толлем, И. П. Толмачёвым, К. И. Богдановичем, П. З. Казанским, П. И. Полевым». Лишь с начала 1930-х геологическое изучение Северо-Востока приобрело системный характер, а наука стала сочетаться с производством. Первая геологическая карта СССР без белых пятен масштаба 1:2500000 была создана под руководством академика Наливкина только в 1956 году.