Оловянная корона

Мёнемейстер

Кудрявый тощий Мишка Канторович нетерпеливо почесал свой горбатый длинный нос.

— Руслан, ну чего? Пора ведь уже.

Руса спокойно посмотрел на этого выхолощенного «комсомольца». Они, кинетики, вообще к телепатам относились с предубеждением, а Мишку почти все недолюбливали. Скользкий он, в любую щель без мыла влезет и вылезет, да еще со своей выгодой. И нашим и вашим за копейку спляшем. Но теперь уже делать нечего, теперь в одной связке. Слишком далеко все они зашли.

— Спокойно, еще пару минут.

Его люди тоже уже начали нервничать. Планировали все на восемь, а сейчас стрелки показывали две минуты девятого. Даже Гоша подошел, один из двух психо в его группе.

— Руса, ну что, решаем, нет?

— Не суетись. Еще пара минут.

Он сам уже начинал психовать. Сколько же можно? И в тот самый момент, когда Руслан уже хотел сжать кулак и ударить по столу, в кафе зашла она. Стряхнула капли со своих длинных каштановых волос и обезоруживающе улыбнулась. Обнажила свои идеально ровные сахарные зубки, наклонила голову набок. Как на нее можно обижаться? Но для проформы, конечно, он сдвинул брови.

— На сколько договаривались?

— Русик, ну чего ты? И так мчалась со всех ног, — она недовольно принялась стягивать мокрое пальто.

— На сколько договаривались? — сурово переспросил он.

— Русик, ты же должен понимать, что дело серьезное. Надо было приготовиться, накраситься в конце концов. У меня и так предчувствие какое-то недоброе. Будь моя воля, отменила бы все.

— Если не сейчас, то уже никогда, — принялся объяснять Руслан ей уже спокойным голосом. — И ты нам нужна, у нас всего психокинетиков: ты и Георгий… Ты мне нужна, — тихо добавил он.

— Ну ладно, влюбленные, пора выдвигаться уже, — подошел к ним Канторович. — Теперь-то уже можно?

— Да, можно, — кивнул Руслан.

Они вышли из кафе и к ним сразу присоединились остальные, ожидавшие снаружи. Так было задумано. Если собрать всех внутри, то на них точно бы обратили внимания. Руслан оглядел громаду, двигавшуюся в сторону огромного здания облицованного черным мрамором. Да уж, как тут не привлечь внимания?

Человек со стороны формально мог разделить их на две группы: ботаники и качки. Действительно, так и выглядело. Телепаты, за редким исключением, все как один худые, сухие, с живыми бегающими глазами шли, прижавшись друг к другу. Кинетики двигались свободно, неторопливо переваливаясь с одной мускулистой ноги на другую и медленно покачивая мощными плечами. И взгляд у них был другой — спокойный, уверенный в себе. Хотя Руслан знал, многие боялись.

Не каждый день приходилось идти против закона, против системы, которую они сами создали. Против человека, возведенного ими на вершину Олимпа, но в итоге оказавшегося жестоким тираном.

Канторович притормозил перед самым крыльцом, поджидая Руслана. Не хотел своей шкурой рисковать, но сейчас действовать должен был он и именно его люди. На первом этаже у охраны защиты быть не должно.

Они шли мимо громадных высоких черных колонн, в которых отражались собственные искаженные вытянутые фигуры. Дождь, молотивший всю дорогу, внезапно затих, едва морося, словно потратил все свои силы и теперь безвольно наблюдал за странной процессией. Кинетики чуть отстали, хотя были готовы вступить в бой в любую минуту. На первый план вышли телепаты. Ну все, начиналось…

— Прошу прощения, сегодня Отдел не работает, — встретил их вооруженный охранник, нерешительно подняв руку. Конечно, испугало его число «посетителей».

Возле него стояло еще два человека, тотчас схватившихся за кобуру. Но Руслану они были неинтересны. Эти даже не прошли Сеанс, просто люди, без способностей. Легкая добыча для Канторовича и его парней. Руса смотрел дальше, где за спинами охранников висела бордовая табличка с вызолоченными буквами «Отдел по Сверхспособностям Российской Федерации», сплюнул на пол и повернулся к Канторовичу.

Судя по напряженному лицу телепата, Миша работал, как и еще пара его человек.

— Пошли, — сказал Канторович то ли Руслану, то ли секьюрити.

Все трое охранников с тупыми лицами развернулись на сто восемьдесят градусов и в ногу вошли внутрь. Канторович с ребятами последовали за ними.

Руслан раньше ни разу тут не был. До этого они работали совсем в крохотном крыле НИИ, все вместе — он, Канторович и Штольц. Когда все было по-другому, когда все было хорошо. А теперь… Руса посмотрел на красный ковер, тянувшийся к параллельно расположенным лестницам с правой и левой стороны. Около двери находился внушительных размеров пост охраны с дежурными и несколько рядов металлоискателей.

— Руслан, у него защита! — встревожено крикнул Канторович.

Он не сразу понял, про кого сказал Миша. Лишь, как только по ушам резанула сирена, и дежурный ловко вскочил на ноги, выудив из кобуры пистолет, понял. Взмахнул рукой и секьюрити с защитой от телепатов пролетел прямо до дальней стены, с хрустом впечатавшись в нее. Черт, черт, черт. План начинал лететь в тартарары.

— Теперь надо быстро, — кинул он Канторовичу. — Куда идти?

Миша сосредоточился — снова полез в голову к охранникам, понял Руслан — а потом показал в сторону левой лестницы. Теперь уже не шли, а бежали.

Больше всего пугала пустота. Несмотря на ревущую сирену, на своем пути они никого не встретили. Неужели такое возможно? Неужели самое главное учреждение в стране так слабо защищено?

— Этаж какой? Последний?

— Третий, — ответил Канторович. — Там кабинет Штольца.

— Но тут какая-то ловушка, — говорил запыхавшийся Миша. — Тут тридцать человек охраны, плюс спецы с защитой, кинетики. Где-то они должны быть.

И они были. Как только группа вывалилась в узкий стеклянный коридор, соединявший два корпуса, их встретили. Точно знали, куда побегут нападавшие. Специально ждали здесь. Скрыться в проходе между зданиями было попросту негде, поэтому бежавшие впереди сразу стали удивленно падать, подкошенные треском автоматных очередей.

— Гоша! — закричал Руслан.

Но тот уже сам все понял. Выставил руки и вышел вперед. Слава богу, его не задело, а то бы им несдобровать. Руслан примерно знал, что делает Гоша — управляет атомами азота, кислорода, аргона, водорода… Попросту, меняет структуру воздуха, чтобы пули вязли в нем. Не достигали цели. Это, конечно, уже высший пилотаж, на то он и психо девятой категории. Простым кинетикам такое не дано.

Психо… Ведь их у Руслана всего двое — он и Кира. Но его жена была слабее, всего четверка. Где же она? Бывший глава Отдела Телекинетики стал оглядываться, и недоброе чувство кольнуло его сердце. Вот впереди лежат незадачливые охранники, Миша их пустил вперед, как пушечное мясо. Правее — двое его ребят, Илюха и Марат, последний, вроде, даже жив. Чуть поодаль закатил глаза худой парнишка — это Канторовича пацан. А возле него… Руслан вздрогнул.

Лицо Киры сохранило последний отпечаток эмоций — тревоги. Ни страха, ни удивления, как у остальных, а именно тревоги. Так смотрят матери на надвигающуюся грозовую тучу над головами играющих во дворе детей. С таким лицом умерла Кира. Он не успел сказать ей последнего слова. Как любит ее, как ценит, как они счастливо будут жить, когда не станет тирана Штольца. Он ничего не успел. Руслан снова, как и много раз подряд, стоял в пустом уже стеклянном коридоре один на один со своим горем. И как много раз подряд проклятое сознание, вконец поиздевавшись над ним, выбросило его из сна. Руслан сел на кровати и вытер мокрый лоб.

Он вышел на улицу почти не одетый, подышать. Там, дома, в апреле ночью холодно, а тут теплынь совсем. Вообще с погодой тут не пойми что — зима ни зима, лето ни лето. Руслан по-стариковски сел на скамеечку и провел рукой по бритой с редкими щетинками голове. Сколько воды утекло, а ведь легче и не стало. Говорят, что время лечит. Как же. Бытовая жизнь и повседневные проблемы помогают забыть о боли, но вот когда остаешься наедине с собой, куда от нее скроешься?

Лощина спала или почти спала. Кое-где горел свет, хотя Руслан и говорил о тотальной экономии — река мельчала, а ветряки все остались у телепатов. Конечно, можно было пройти выше и попросту повернуть русло сюда, но как же принцип максимального невмешательства? Одно дело выдолбить пару ниш в горе, где никто не живет, а другое — поворачивать реки вспять.

Конечно, будь у него хоть один психокинетик, так все решилось проще. Зарядил бы Гоша генератор минут за пятнадцать, он умел. А теперь… Убил его таинственный Айвин, как понял Руслан, тоже психо. Вот только откуда такому тут взяться? «Откуда, откуда… откуда и ты взялся», — прошептало что-то внутри. Это, конечно, плохо. Мало того, что появился одиночка с такими способностями, что смог одолеть Гошу, так еще и шляется, непонятно где, меняет ход истории здешнего мира.

Не просто психо, а сверхпсихо. Ведь Георгий был девяткой. Никогда Руслан не видел человека со способностями выше. А если появился этот одиночка, да еще себе на уме, что от него ждать? Самое страшное даже другое, вдруг доберется до него Миша. Что сделает Канторович, обладая таким смертоносными оружием? И кинетики ему уже не помеха, так, грязь на ботинке. Стряхнет и дальше пойдет, не заметит попросту. Да уж…

В темноте послышались торопливые шаги, и перед Русланом точно из-под земли вырос Марат — его правая рука и по совместительству кинетик седьмой категории.

— Руса, хорошо, что ты не спишь.

— Хорошего в этом мало, — Руслан поглядел на запыхавшегося Марата.

— У нас ЧП. Там такое!

Марат округлил и без того большие глаза. Руслан в очередной раз удивился. Вот они оба с ним татары, причем на половину, по матери. Конечно, не родственники, но с одного города — Набережных Челнов. Только вот Марат ну совсем на татарина не похож — с волооким взглядом, светлыми волосами и девичьими пухлыми губами. И Руслан рядом с ним, самый что ни на есть настоящий потомок кочевников — раскосые глаза, выступающие скулы, мощный подбородок. Да теперь еще лысая голова с быстро отрастающим колючим ежиком.

— Руса, ну что? Идем?

— Идем, идем. Что за ЧП?

— На Женю напали.

— Что значит, напали? — нахмурился Руслан.

Времена, когда местные пытались бодаться с ними, пришельцами из другого мира, давно прошли. Про них ругались, обзывали «проклятыми» или «черными душами», но без острой надобности в лощину не лезли. А уж говорить о том, что кто-то вдруг решил напасть…

— Он на посту стоял, говорит, какой-то пацан подошел. По доспехам, вроде, стражник. Стал спрашивать про какого-то Айвина.

— Погоди, погоди, Айвина? — на ходу развернул Руслан Марата к себе. — Точно Айвина?

— Точно, того самого, — подтвердил зам. — Вот, сказал, что тот должен прийти сюда. А потом все, отрубился. Его молотом оглушили. Хотя Женя клянется, что рядом никого не было.

— Где он?

— В лазарете, у Ольги.

Небольшая землянка, отведенная под медицинские нужды, торчала несоразмерно высокой и острой крышей, справа. Вообще, эта постройка была еще до их прихода — «Проклятая лощина» выросла вокруг домика. А уже позже, чтобы землянка не пустовала, здесь решили разместить медчасть или, как именовали ее сами же кинетики, лазарет.

Руслан кое-как пролез внутрь, Марат остался снаружи. Нечего тут всем толкаться. Встретила Ольга — кинетик-пятерка с красивым мощным торсом и здоровыми руками.

— О, ваше вашество, — шутливо приветствовала она, однако лицо медика было сурово. — Теперь что, снова началось?

— Не знаю, — пожал плечами Руслан.

Ему всегда было неудобно разговаривать с Ольгой — та не раз делала недвусмысленные предложения и вполне открыто флиртовала с ним. Вроде, и не мальчик уже, а постоянно краснеть заставляла.

— Шеф, — приподнялся на локтях могучий Женя. На голове виднелась здоровенная шишка, а лицо было ободрано. — Ты уж извини, не знаю, как он меня…

— Да лежи ты, куда соскочил, — кинулась на него Ольга. — У тебя сотрясение.

— А с лицом что? — спросил Руслан.

— Ободрался, когда упал, — подняла голову медсестра и слишком уж долго задержала свой взгляд на Руслане. Пришлось спешно отводить глаза.

— Ты сам чего расскажешь?

— А чего, я говорю, значит, — попытался снова подняться Женя, но получил тычок от Ольги. — Кто такой? Чего надо? Он говорит, что зовут его… блин… Как Федя, вроде, Фейдис, Фейрис. Как-то так. Что он стражник лорда.

— Имя лорда тоже не запомнил?

— Неа, — с тупой улыбкой признался Женя. — Может, и запомнил, конечно, но потом забыл.

— А дальше что? — искоса поглядывал на Ольгу Руслан, та не сводила с него глаз.

— Сказал, человека ищет и, вроде, он у нас должен быть. Вот кренделя этого я запомнил — Айвин. Как тот… ну этот…

— Я понял, — почесал подбородок Руслан. — То есть, он искал Айвина.

— Ясно дело, искал, — кивнул Женя, но слишком усердно, поэтому схватился за голову. Пришлось ждать, пока станет полегче. — Вот, я этого дурачка в руки и сюда, значит. А меня сразу и того… ну этого…

— Больше ничего не помнишь?

— Неа, шеф. Очнулся уже тут, у Олечки нашей, — Женя потянулся к талии медсестры, но тут же отдернулся, получив по рукам.

— Ясно. Ладно, выздоравливай.

Ольге Руслан просто кивнул и вышел наружу. От свежего воздуха на долю секунды закружилась голова.

— Короче, Руса, я поднял всех наших, прочесали лесок, дорогу, но нет никого.

— Да и поздно уже, упустили. Ушли они.

— Ушли-то ушли, — заговорщицки улыбнулся Марат. — Да оставили кое-что.

Он вытащил из-за спины кузнечный молот и тот перекочевал в руки Руслана. Мёнемейстер внимательно осмотрел его, покарябал пальцем и внезапно забеспокоился.

— Марат, подсвети-ка.

Зам послушно приблизил факел к молоту и удивленно поднял глаза на него.

— Значит, наш?

— Наш, да не наш, — ответил Руслан. — Ну, хотя бы знаем, что это за Айвин такой и откуда он взялся. Теперь надо выяснить, где он и зачем приходил.

Он сжал молот в руке и отправился к себе, на ходу обернувшись и сказав.

— Собери мне пятерых к утру. Схожу к Мише, мне кажется это его рук дело.

— Думаешь, тебе хватит пятерых?

— Я не собираюсь являться к нему в гости. Но сходить надо.

— Хорошо, Руса, сделаем.

Руслан дошел до своего небольшого домика и задержался на пороге. Конечно, он сейчас не уснет, куда уж там. И даже не в кошмарах дело. В голове крутилось множество мыслей и предположений, которые налетали друг на друга, мешали, сбивали. Он еще раз внимательно посмотрел молот, вернее на выцарапанные на нем русские буквы «Иван», и еще сильнее сжал рукоять. Он этого Айвина-Ивана достанет, чего бы ему это ни стоило.

Правый тайный мастер

Красно солнышко взошло, петухи, очухавшись, сквозь сон закричали, а Молчан уже на ногах. До студенеца сходил умылся, лопоть чистую надел, бороду, вновь отпущенную, расчесал. Ныне оно как — всегда в должном образе выглядеть надобно, ныне Молчан уже не гридь обыкновенный, а княженецкий десный мастер заветных дел. Как же ижно на кантийском языку? А… правый тайный мастер. Вот оно. У него и самого этих самых гридней теперь больше дюжины, ладных, с тижелыми булатами. Сам для княжича отбирал.

Сплюнул Молчан, все попривыкнуть не мог. Не княжич Эдуар боле — самый что ни на есть настоящий царь. И смерды его признали, и бояре, и стар и млад. Так и зовут — король Эдвар Первый. Кланяются, в глаза смотрют, улыбаются. Ууу, сколии окаянные, где же вы были, кады Эдуар в помощи нуждалси?

А Эдуар ничего, смеется. Толкует, дескать, оно токмо так и просходит, никак иначе. «Дипламатия», говорит. Вроде все уже «дела давно минувших дней». Так оно, может, и есть, да вот Молчан за столько годов-то терпимость православную и растерял. Пусть Эдуар с Господом Богом простят и забудут, а уж он в памяти все придержит да спуску никому не даст.

Облачился в байдану Молчан — нагрудник теперь пылился в оружейной у Эдуара — поправил кольчугу, меч взял да из дому совсем уж выходить собрался. Жил теперь десный мастер вроде и подле господина, да обособленно. Причиной тому стала Алессандра, которая, впрочем, окликалась и на Саньку или Сашку. Молчан и думать перестал, чтобы бабою обжиться, да еще такой ладной, утробистой, румяной со всех сторон; а жизнь, она эвон как вывернула.

Сашка, она нездешней оказалась, с каких-то тама каганатов, бусурманка одним словом. Только уж больно покладистая: надобно тебе, чтобы Господу истинному поклонялась — нате вам на блюдице, нельзя в мужнины дела влезать — да не больно и хочица. Удивлялся Молчан — со всем Сашка всегда согласная, в любом деле ему уступит, стерпит, а все равно по-ейному выходит. Так и дом через нее у Эдуара выпросил, грамоту беспошлинную на торговлю — вот уж к чему еще у Саньки способность нашлась, да еще по мелочи всякого множеста.

Как Сашка с него веревки вить начала, Молчан так разумом и не дошел. Да пошто ему об том думать, жалко что ли? Все эти мелочи житейские, к чему у десного мастера особого ынтересу не было. Нравится бабе жить вольготно, так разве стоит ей запрещать? Вот коли лишнего вздумает учудить, тут уж сразу кулаком в зубы, шутить не будет. Да только Сашка с головой была, знала, чего можно просить, а об чем даже слово молвить не нужно, немедля муж осерчает.

Сразу докумекала, что Эдуар Молчану не просто господин, али как в здешних землях речевали — сениор, а вроде сына названого или племянника родного. Что любит его русич искренне и без корысти, любит, как только умеет. У мужика на бабу любовь, она другая: игривая, в мягко тело уложенная, сладостная, а с детьми по-другому. Тут сколько отдашь ребетенку, столько счастия и заберешь. Это вроде балакать все горазды, что любовь, она вроде как вещь несурьезная. Так поди сюда, мил человек, да послушай внимательно. Любить, оно тоже уметь надо. Коли научишься, так все у тебя в жизни будет, ну а нет, так и ходи болвашкой деревянной, скитайся по землям да смотри на чужие радости.

— Сашка! — Молчан сурово крикнул у самого порога.

Баба егойняя встрепенулась, тенью метнулась к нему, сдобная, вкусная, мукой перемазанная. Вот погляди: тож бусурманка по рождению, а раньше него встает. Опять же, православие приняла. Кое-как в этих землях праведного человека Молчан нашел, дабы окрестил. Поцеловал в лоб, вроде заведено у них так, а та, сосвоевольничала, на носки встала да в губы чмокнула. Десный мастер брови нахмурил, токмо на душе потеплело. На силу сдержался, дабы не улыбнуться. Вышел из дому. Кто ж мог подумать, что он кощеем с родных землей забранный, претерпевший и боль, и униженья всякие, на старости лет счастию обретет. Да и вот еще, не старый он вовсе. У него еще дел невпроворот, надо Эдуара женить, кто знает, может, и своих пострелят народить.

— Доброе утро, монсеньор, — вылетели на встречу два гридя.

Молчан чуть головой кивнул — с этими, значитца, так надобно себя вести. Вроде снисходительно, его об том сам Эдуар учил. Сами же говорят — он «монсиниор», господин, то бишь. А они вроде как смерды. Эти власть чувствуют, боятся ее и уважают. Попервой Молчану неловко было, а потом пообвык.

Таким образом — он впереди, гриди поодаль — рынок прошли. Все Молчана узнают, бошками трясут, лебезят. Все понятно, правый тайный мастер — фигура особливая, загадочная. Простой люд живет своей жизнию, не ведает, какие опасности королевству угрожают, али палитичиску ситуацию в стране в целом не представляют. А Молчан об всем знает. Все ему докладывают. Это сначала русич подумал, будто он теперь тот же гридь, только главный над всеми остальными. Накося выкуси. Оказалось, теперь надобно и заговоры предотвращать, шпионами управлять, сведения собирать. Наука особо не хитрая, только с виду казалась тяжелою.

А вот и детинец царский виден. Да уж, кремль тут высокий, не только с внешнего виду ладный, но и по воинской науке сооруженный. Но самое важно — Эдуаровский теперь.

Поздоровался со стражниками на входе, тоже головой мотнул, дошел до покоев мальчика. Там его же молодцы, стоят, дежурют. Они ему опять же докладывать: так и так, стоим, ни муха, ни блоха не проскочили, его величество спит. Молчан сам тихонько вошел, убедился — сопит Эдуар, ручки тоненькие раскинул, аж душа радуется и слеза наворачивается. Вернулся в небольшую залу, которую для него приспособили, и стал наушников по одному принимать.

Наука не трудная: сиди да слушай, что в мире происходит, о чем люди балакают. Иногда в сурьезном разговоре, иногда в кабаке по глупости хмельной. К примеру, Инграда-пекаря зарезали в подворотне вчера вечером. Уж не заговор ли, ведь Инград — брат жены капитана королевской стражи? Этого Молчан сразу прогнал, глупости какие. Другой с Данелага прибыл, дескать, свезли северяне к побережью камня видимо-невидимо да стену строить затеяли. Вот это уже интересно. Надобно будет Эдуару слово молвить.

Так и шло несколько часов кряду, пока мальчик не встал. Тогда уж Молчан всех разогнал, сам к его величеству, значитца, поспешил.

— А, Мойно, доброе утро, — улыбнулся Эдуар. — Ты когда спать-то успеваешь? Вроде, вчера ложился, ты еще тут был.

— Так мне и спать столько вредно, — отвечал он. — Жиром обрастать начинаю, да успокаиваться. Вредно оно, лишнее спокойствие.

Побалакали еще, в основном о наносном, ненужном, пустяках всяких, только и тут Молчан успел ввернуть все важное, что узнал. Эдуар хоть и возрастом молод был, но головою крепко кумекал. Помолчал немного, устами пошевелил, вроде жует чего, да придумку свою уже заимел. Вслух не сказал, только русич по очам егойным понял.

Вымылись, оделися, завтракать принялись. Перед этим Вельтерег, дед старый, попрошайством ранее питающийся, попробовал все по чуть-чуть — злым зельем порчены яства али нет. Это Молчан сам придумал. Вернее, Санька рассказывала, как в ее этих самых каганатах у каждого вельможи, значитца, такой человек имелся. Страсть у них там любят травить друг друга. Ну и Молчан решил — Эдуар у него один, можно и поостеречься. Тот сначала все противился, отнекивался, да потом сдался. Вот теперича ждал всегда, когда старик проверит все. А что? Вельтерегу этому самому тоже не жизнь, а сплошной медовый борт — ест с царского стола, обут, одет. Ну а помрет — так тоже невелика потеря. Человечишка он пустой, корыстный, жалкий. Хоть какая-то с него польза.

Теперича и они сели. Обычай такой у них пошел, что за один стол вместе садились. Молчан сначала отнекивался, неудобствовал, да Эдуар все настиавал, дескать, скучно ему одному. Раньше-то в походах всяких русич не больно стеснялся. Но то княжич малолетний был, а теперь царь! Король, то бишь. Робел Молчан поначалу, да пообвыкся.

Ел десный мастер много, но все еды попроще — мясу поболее, соленого больно охоч еще был, на всякие яства вычурные глаз даже не мылил, а Эдуар все подряд молотил — не посмотришь, что худой, как оглобля, ест — точно в бочку без дна скидывает. Оно с другой стороны понятно — тело растет, ему силы надобны.

Поели, теперь и государевыми делами заняться нужно. Это раньше Молчан все думал: вот сядет Эдуар на престол, наступят тишайшие времена. С черта лысого два кукиша на постном масле. Еще корону на чело не надели, а люд разный повалил. Больше простолюдинов: царь-батюшка, то бишь король-заступник, защити от притеснений разных, и давай жалобиться. Таких можно до вечору слушать, да особой пользы не сделать. Но бывали и другие.

В первые дни точно градом крупным накидало тут всяких лордьев да рыцарей. Были и те, что за Эдуаром к столице шли, другие вообще по домам-замкам сидели, таились-хоронились, ждали, чем все обернется. Трусили, значитца. Но имелся и другой сорт. Энти против короля будущего выступали, сражались, кто в начале самом, кто до конца. Да тоже бошки преклонили, хмурятся, супятся, да на коленах стоят. Всех Эдуар простил, наложил на них «амнистиию». Навроде местных жрецов, что за монету грехи отпускают. Но нашлись те, кто прийти новую власть признать отказался. Вот с такими сейчас и воевали. Да только воевали — слово одно. Королевских войск и лордьев их вона сколько, каждый выслужиться хочет, норовит подвиг исполнить. А как сказали, энтих бей — словно цепные псы они срываются. Никакогу шанса отступникам.

Также бывали еще и посланники разные. С Плоскогорья явился высохший худой старик, от Славии — пузатый мужичина с лицом выпивохи, от Саноры — крепкая баба, с кусками кожи заместо одежы. Много кого было. Не уставал Молчан удивляться люду разному, всякому друг на друга непохожему, но все же одним Богом созданному.

Вот и теперь, уселся, значитца, Эдуар на трон — Молчан ему подушек под задницу напихал, чтоб не отсидел али застудился — и пошли захожие-перехожие: смерды, монахи, странники. В обычное время, кто поблагороднее, вперед проходили, да токмо не было сегодня никого из лордьев или посланников-дипломатов. Гридни его, знамо дело, проверяют всех, оружью отбирают, еще четверо в зале самой стоят, если просителям дурное что в голову придет. Чай, дураков на свете много.

Открыли двирь, и первые просители пожаловали. Эти навроде монахов тутошних, в рясах темных, шнурком подпоясанным. Трое их, все немолоды, но вот впереди самый в годах преклонный. Пузатый, с проплешиной на голове, носище вперед выставил и очами хитренькими водит по залу, как рукой щупает. Не понравился Молчану. Русич людей тонко чувствовал, как собака лису по запаху видит, так и он. Вот энтон прохиндей, каких сыскивать будешь особым образом, так не найдешь. На спутников вниманья не обратил — волосы темные, лица самые что ни на есть обычные. Да и важности не представляют, вот плешивой тот, другое дело. Он и разговор первый завел.

— Приветствую, ваше величество, хоть и молодого, но мудрого сына самой могущественной и древней семьи Энтов.

Ладно говорил, да только глазом влажным все водит и водит по Эдуару, точно ищет чего. Молчан насупился.

— Меня зовут Михаэль, я странник.

— И что тебе нужно, странник? — Эдуар наклонил голову набок, внимательнее рассматривая просителя.

— Ничего, — улыбнулся плешивый. — Скорее, я кое-что могу предложить тебе.

Молчан челом побелел от такой наглости. Едва сам не кинулся охальника прочь выволочь, да очами встретился и смутился. Что-то было в страннике, некая сила заветная, от других скрытая.

— И что же ты можешь мне предложить? — мягко улыбнулся Эдуар.

— Самое дорогое, что может быть на свете, — оскалился в ответ Михаэль и развел руками. — Информацию.

От редкого слова Молчан весь сжался, как от внезапного удара оглоблей по спине, но вот мальчик заинтересовался.

— Что вы хотите сказать?

— Если вы правильно распорядитесь моими сведениями, ваше величество, то сможете предотвратить большую войну.

— Войну? — удивился Эдуар. — С кем? Северяне отброшены, варвары с востока враждуют между собой, с Плоскогорьем союз.

— Враг гораздо ближе, ваше величество, чем вы думаете. Он в вашем королевстве.

— Говори, — сказал мальчик.

— Знаете ли вы сира Айвина Победоносного, которого в ваших землях называют полубогом?

— Конечно, — улыбнулся Эдуар. У Молчана тоже от души отлегло, он ужо испугался. Думал, энтот Михаэль чего дурного скажет…

— А что если таки окажется, что он не один такой? Не один полубог. Что есть и другие. Равные ему по силам.

— На что ты намекаешь, странник?

— Скажите, ваше величество, если Айвин окажется среди подобных себе, то станет ли он по-прежнему верен вам?

— Мне не нравится твой тон, — нахмурился Эдуар.

— Но вы можете проверить мои слова, — отвечал странник. — Айвин со своим другом лордом Иллианом Лейтли идет на юг, и их дорога залита кровью, а деревни, встречаемые на пути, вырезаны.

— Лорд Лейтли никогда бы не предал меня, — холодно процедил сквозь зубы мальчик.

— А я слышал, что сир Иллиан был не доволен теми землями, которыми вы его наградили. Он был с вами с самого начала, но получил лишь проблемный кусок земли на отшибе королевства с кучей разбойников, без необходимых сил, чтобы разобраться с ними. Так разве тут будешь верным?

На что Молчан терпеливый был, ужо тут сжал кулаки так, что персты хрустнули. Ладно во дворе собаке брехать на прохожих — дело одно, но уж в царский дворец прийти и околесицу нести… Русич ждал только слова Эдуаровского, чтобы энту гниль за рясу приподнять да выкинуть прочь. Вот только мальчик молчал.

Заметил десный мастер, как смотрют друг на друга король малолетний и Михаэль, смотрют особым образом, точно без слов балакают, али в гляделки играют — кто бошку отвернет первый.

— Мойно, — наконец мальчик заговорил, значитца, сейчас мы эту мразь погоним отсюда. — Посели этого человека в восточном крыле. И отправь лорда Кайниса, лорда Бидирава и лорда Гуймира в Виргирдские земли. Мне нужен сир Иллиан.

Про Кайниса, Бидивара и Гуймира Эдуар ладно придумал. От энтих лордьев без земель хлопот было больше, чем проку. Нрава самого буйного и жестокого — что они, что люди ихние. Отослать их подальше, пусть и с поручением пустяковым — только на благо всем пойдет. Но вот с плешивым…

— Мой государь, — тихо заговорил, чтобы остальные не услышали. — Что значит поселить? Он речи такие говорит, его бы высечь хорошенько. А лучше голову с плеч…

Молчан не со злобы душевной так говорил — чувствовал опасность самую настоящую, что от Михаэля исходила. Такого, конечно, надобно на глазу держать, дабы не сотворил чего, но змею подле себя класть — тоже глупость. Забудешь — она зуб ядовитый в тебя и вонзит.

— Я сказал, — Эдуар сказал твердо, только взгляд пустой, точно и нет мальчика тут. Точно не он. — Посели его, он гость, — и тут вроде опять глаза оживились, блеснули, — И если его слова подтвердятся… То мне кажется, Мойно, я нашел левого тайного мастера.

Тридцать три несчастья

— Руса, прости меня. Прости, не знаю, как так получилось.

— Успокойся, — ответил Руслан.

— Ну серьезно, лошадь оступилась. Не знаю, может, устала или еще чего. Я среагировать не успел.

— Успокойся, говорю, чего-нибудь придумаем.

— Я смогу идти, смогу, Руса.

Антон, по прозвищу Сник, лежал, схватившись за ногу и лопоча без умолку, пока Люда накладывала шину. Поход из шестерых кинетиков, включая самого Руслана, целью которого было преследование таинственного Ивана, в кантийском миру Айвина, грозил с треском провалиться. А что делать? Отправь пару человек с Антоном обратно — отряд потеряет в боевой мощи. Продолжать путь не представлялось возможным. Бедолага не сможет сидеть в седле.

— Вот ведь, Сник ты и есть Сник! — кинул Антону в сердцах Марат.

Прозвище ему дал начитанный Лешка, когда еще был жив, произнеся фразу, ставшую роковой для Антона: «Ну, ты прям тридцать три несчастья Лемони Сникета». Постепенно из всей фразы за неудачливым кинетиком закрепилось Сникет, а еще через какое-то время и его обрубили до Сника. Что и сказать, прозвище свое Антон полностью оправдывал. Если что-то где-то случалось, то эпицентром этого был Сник.

— Делать чего будем, Руса? — спросил Марат негромко, чтобы остальные не слышали.

Руслан в задумчивости провел рукой по бритой голове. Чего тут делать? Сухари сушить.

— К Мяснику поедем.

— Ты уверен? — спросил Марат.

— Не уверен. Но деваться некуда. Либо поворачиваем все обратно, либо к Мяснику, чтобы отрядил людей Антона обратно доставить.

— Ясно, — кивнул Марат. — Эх, от этого Сника одни проблемы. Помнишь, тогда в Отделе?

— Помню, — кивнул Руслан.

Как такое забудешь?

Руслан перехватил поудобнее обессиленного Марат — повезло парню, пробило лишь плечо, да еще навылет — и они снова зашагали вперед. Теперь во главе отряда двигался Гоша, изредка оглядываясь на семенящего рядом Канторовича и спрашивая у того дорогу. Телепаты уныло плелись следом. Да уж, толку с них оказалось, как с козла молока — вся охрана выше первого этажа была с защитой.

— Руса, ты как? — Прошептал, с трудом разлипая губы, Марат.

— Нормально, меня не задели.

— Я про Киру… — Марат хотел сказать еще что-то, но замолчал.

Руслан скрипнул зубами, но ничего не ответил. Его до сих пор не покидало ощущение нереальности происходящего.

— Руса, мы, вроде, пришли, — окликнул его Гоша. — Чего, ломать?

Руслан осмотрел огромную псевдодубовую дверь с электронным замком и кивнул. Георгий с легкостью вырвал весь косяк вместе с куском стены и отбросил в сторону.

Когда-то давно, когда были молодые и глупые, они все хвастались, как прославятся и у каждого будет свой кабинет со столом, компьютером и обязательно кондиционером. Почему-то именно сплит-система являлась для ученых, заставших голодную перестройку, символом успешности. Но то, что увидел Руслан, не шло ни в какое сравнение с теми детскими мечтами.

Огромный зал скорее походил на помпезную библиотеку нувориша с пошлыми вкусами и примитивными потребностями — стеллажи из красного дерева, рабочий стол с бронзовой лампой, обитые бархатом стулья. Лишь едва заметные детали позволяли догадаться, что здесь. Во-первых, тот самый первый прототип Шлема, с которого все и началось, — теперь он мирно стоял в углу, покрытый пылью. Чуть поодаль на пьедестале Штольц поставил Антишлем. Тот сиял полиролью и даже был включен. Во-вторых, обычная зеленая грифельная доска, которую можно было переворачивать, валялась у окна. В-третьих, заметки и просто листки бумаги, исписанные размашистым, сильно наклоненным почерком, с формулами, схемами. Руслан хмуро осмотрел «владения узурпатора»: да уж, Штольц никогда особой аккуратностью не отличался.

— Ты же говорил, что он должен быть здесь? — сердито спросил он Мишу.

— Он должен быть здесь, — залепетал Канторович. — Руслан, таки неужели ты думаешь, я тебя обманываю? Мы ведь в одной лодке ко дну идем.

— Вот именно, что ко дну, — отозвался Гоша, проходя между книжными полками.

Остальные тоже разбрелись по покинутым покоям «короля», рассматривая и трогая вещи. Руслан усадил Марата на стул и подошел к Михаилу.

— Что делать теперь? Ты сказал, что единственный способ остановить Штольца — убить его. Ты сказал, что он здесь. Мы потеряли людей, чтобы прорваться сюда, но его нет. Его тут нет!

— Руслан, давайте говорить без нервов, — судорожно отступал Канторович.

— Без нервов, мать твою? После этого нападения Отдел не успокоится, пока нас всех не перебьют!

Руслан сжал кулак, и глаза сверкнули огнем. Еще минута и случилось бы непоправимое.

— Руса! — окликнул его Антон. — Руса, гляди!

Один из самых невезучих кинетиков крепко держал носатого брюнета в очках. Держал, как нашкодившего щенка над пролитой лужей.

— Под столом его нашел, представляешь? — светился от радости Антон.

— Я же говорил он здесь, — чуть не подпрыгнул на месте Миша. — Спрятался-таки, засранец!

— Ну, кто его…? — Гоша не договорил, но всем стало ясно, что он имел в виду.

— Подождите, подождите, — замахал руками Штольц. — Руслан, Миша, ну что вы в самом деле? К чему все это?

— А сам как думаешь? — спросил Руса. — Что мы будем сидеть и ждать, пока ты уберешь нас всех?

— Руслан, клянусь, я тут не причем.

— Серьезно? Считаешь, хоть кто-нибудь в это поверит?

— Руслан Альбертович, можно вас на минуту? — прервал его сморщенный старичок.

Романа Валерьевича, благообразного главу Ясновидения, единственного из всего нового отдела к ним примкнувшего, Руслан знал неплохо. Нрава тот был самого тихого, своими еще до конца не обкатанными способностями не кичился, в отличие от остальных ясновидческих оболтусов, а дело знал хорошо. Обычный книжный червь, в самом хорошем смысле этого слова.

— Антон, глаз со Штольца не своди. Что там, Роман Валерьевич?

— Я могу ошибаться, — посмотрел на него старик поверх плоских очков и снова уткнулся в бумаги, — но здесь что-то невообразимое.

— А конкретнее?

— Я, конечно, не специалист, но тут идет речь о магнитном колебании земли. И о своего рода дырах, разрывах, что ли, в нем. С одной стороны, там ничего не может быть, но вот исследования Григория Рюмовича говорят об обратном.

— Там что-то есть? — повернулся к Штольцу Руслан.

Гриша засопел, широко раздувая ноздри и выпучив глаза. Очки съехали по вспотевшему носу на кончик и грозили вот-вот упасть.

— Там… что-то… есть…?

Руслан говорил медленно, с каждым словом едва заметно поворачивая рукой в воздухе. Суставы Штольца затрещали, тело вытянулось, подобно струне, и Антон отскочил в сторону. Держать Гришу теперь не было надобности, он висел в воздухе, раскинув руки и ноги, подобно витрувианскому человеку, только вот лицо было не такое сосредоточенное и спокойное, как на рисунке Да Винчи. Штольцу было больно, очень больно. Все его мышцы, жилы, нервы сейчас неестественно растянулись. Руслану даже показалось, как затрещала кожа.

— Есть, есть. Пусти!

Руса сжал руку в кулак, и Штольц рухнул на ковер. Антон приподнял его и усадил на свободный стул.

— Говори! — приказал Руслан.

— Зачем? — взъерошенный Гриша со своим огромным носом и злобными глазами походил на гигантскую крысу. — Вы все равно пришли убить меня.

— Ты можешь жить. Какое-то время. Пока твое тело не начнет разрывать на куски, пока не станешь сходить с ума от боли, пока не начнешь умолять убить тебя.

Руслан снова разжал кулак, но Штольц замахал руками.

— Хорошо, хорошо. Там Окна, там есть Окна. Ну, я их так назвал.

— В Европу что ли? — Усмехнулся Марат, держась за плечо.

— Еще лучше, в другие миры.

— Чтобы мне в субботу работать, — охнул Миша. — Он свихнулся.

— Ничего не свихнулся, — зло посмотрел на него Штольц. — Настоящие параллельные миры. Я был в нескольких. Пройти в них можно строго в определенное время. Окна то появляются, то исчезают. Но я смог систематизировать кое-какую информацию.

— Бред какой-то, — покачал головой Руслан.

— Ничего не бред! — Телекинетику показалось, что Штольц был уязвлен их недоверием. — Я был там.

— Серьезно? Даже доказать можешь?

— Хи-хи-хи, — Гриша смеялся сдавленно, точно сдерживал себя. — Ты и есть мое доказательство, Руслан. И ты тоже, — ткнул он пальцем в Мишу, — да все вы доказательство.

— Точно крыша потекла, — подытожил Гоша.

— Но самое главное мое доказательство, — уже не слушал никого Григорий, — вот.

Руслан обернулся вслед за жестом и недоуменно посмотрел на Шлем.

— Погоди, ты хочешь сказать…

— Я прихватил его из одного мира. Ах, видели бы вы его. Что там происходит, как люди живут, — Штольц закатил глаза. — Шлемы там на каждом углу.

— То есть, ты попросту украл его? — уточнил Миша.

— Кража — если взять что-то ценное, — пожал плечами Штольц. — А этот никому не был нужен. Пылился в школе.

— Я все равно не могу поверить, — пробормотал растерянный Руслан.

— А ты вспомни, как мы первое время разбирались в этой фигне? Вспомни, что я сам не знал о процессорах, и только Мишка догадался. Вспомни, как обесточили несколько домов, попробовав запустить его.

— Руслан Альбертович, — вновь подал голос Роман Валерьевич. — Он говорит чистую правду. Я тут разобрался, смотрите.

Старичок принялся объяснять, меняя листки местами и тыча пальцем в разные таблицы. Вокруг него теперь сгрудились не только Руслан с Мишей, но почти все кинетики и телепаты, восхищенно ловя каждое слово. И именно это и нужно было Штольцу.

Когда вскрикнул Антон, у Руслана похолодело в груди. Он повернул голову и обнаружил своего невезучего кинетика на полу с рассеченной губой. Григория нигде не было.

— Он… он квик, Руслан, — принялся оправдываться Антон. — Я даже сделать ничего не успел.

— А ты держал его?

Парень покраснел и опустил голову. Гоша рванул в коридор, но Руслан остановил его.

— Георгий, нет смысла. Если он квик, то может быть уже где угодно.

— А почему этот, — палец Гоши уткнулся в хилую грудь Михаила, — не предупредил нас.

— Молодой человек, — побледнел Канторович, — вы меня гоем последним не делайте. Я откуда мог знать? Защита от телепатов — да, я сам ему ставил. А что до способностей, так Гриша говорил, что еще не определился…

— Гоша, оставь его. Теперь уже не имеет значения. Ничего не имеет значения.

— В смысле? — повернулся к нему психокинетик.

— Мы мертвы. Все мы мертвы. Минут через десять-пятнадцать здесь будут все московские силы Отдела. Даже если мы сможем выбраться наружу…

— Руслан Альбертович, нам и не надо наружу, — вмешался Роман Валерьевич. — Думаю, Григорий Рюмович неслучайно построил здание Отдела именно здесь.

— Что вы имеете в виду?

— По всем данным чаще всего так называемое Окно появляется здесь, только дайте подумать… судя по всему… если ниже уровня моря… Окно будет где-то внизу, скорее даже в подвальном помещении.

— Даже если так, — согласился Руслан. — Вряд ли можем вызвать Окно в любое время.

— Нет, конечно нет. Григорий Рюмович лишь изучил само появлений этих м… Окон. Но я же говорю, в этом месте они появляются очень часто. Следующее будет… через двенадцать минут.

— И что нам делать? — оживился Руслан. — Надо прочесать все этажи. Хотя, скорее всего, это в подвале. Надо достать схему здания.

— Руслан Альбертович, успокойтесь, пожалуйста, — положил ему на плечо руку Роман Валерьевич. — Есть более простой способ.

— Какой?

— Я же ясновидец, — сказал старичок таким тоном, будто речь шла о самой обычной специальности, вроде сантехника или электрика. — Мне просто надо сосредоточиться на этом самом Окне и предсказать, где оно появится.

— Таки, Роман Валерьевич, это бы решило все проблемы, — радостно откликнулся Канторович.

— Да, только не здесь, — помотал головой ясновидец. — Ощущение давящее, давайте в холл выйдем.

— Все, тогда уходим, — принялся поднимать Марата Руслан.

— Да нормально, нормально, я сам, — отозвался кинетик. — А ты чего сел, Сник? Шлем с Антишлемом захвати.

— Зачем?

— Антон, возьми, ты же справишься? — сурово посмотрел на подопечного Руслан.

— Да, — покраснел Сник.

— Ну тогда пошли, это Окно — наш последний шанс.

С лордом Феррингом Дуйне, более известным как Мясник, Руслану пришлось познакомиться почти сразу, как они обосновались в Проклятой лощине. Ферринг правил жестко, проявляя, впрочем, любопытство не только к тому, что происходило на его земле, но и поглядывая на дела соседей. Небольшое проявление силы перед рыцарями лорда было почти неизбежно. Впрочем, патологическая жестокость Мясника никак не повлияла на его умственные способности. Он понял, что с Мёнемейстером лучше дружить.

К счастью, за те несколько лет, пока Руслан с компанией жили здесь, встречались они нечасто. Все-таки до Мясника было несколько дней пути, тем более находился замок в стороне от главной дороги, а в гости друг к другу нечаянные соседи старались не соваться.

Сама цитадель спряталась среди скал, куда и вела добротная дорога, спускавшаяся в широкую теснину метров на шесть-семь. Стратегически путь был идеален. Взять замок приступом из ущелья не представлялось возможным из-за его узости, однако повозки здесь проезжали без труда. Обойти дорогу поверху никто не мог из-за гористой местности. Честно говоря, именно после первого посещения Мясника Руслан позаимствовал идею данной фортификации, вырубив лабиринт в камне и перенеся дорогу к лощине чуть левее, через него.

— Наш Мясник, похоже, стал еще кровавее, — показал Марат на странные сооружения наверху.

Руслан с интересом разглядел огромные клетки с людьми внутри. Они висели на высоченных вытесанных из цельного дерева брусьях с перекладиной наверху, чуть возвышаясь над провалом.

— Руслан, надо снять их, — подъехала к нему Ольга.

— Мы не будем снимать их, — коротко бросил он ей.

— Но Руслан…

— Мы не будем снимать их! — развернул коня он и, чуть успокоившись, продолжил, обращаясь уже ко всем. — Мы здесь не хозяева, это не наша земля, не наша эпоха. Когда-нибудь, возможно, кантийцы начнут ценить человеческую жизнь. Но не благодаря нам, они дойдут до этого сами или не дойдут совсем. Все ясно?!

Остальные промолчали. Даже Ольга, едва открывшая рот, не решилась ничего сказать.

Руслан с силой сжал зубы, пока не почувствовал боль. Иногда ему хотелось, как рассерженному выходками своих недалеких отроков, хорошенько надавать всем кинетикам по заднице. Сколько раз он им это все говорил, разжевывал, точно маленьким детям, вдалбливал в эти пропитанные гуманизмом головы, но случись какое-нибудь происшествие — и все начиналось снова.

— Когда мы вмешиваемся? — спросил он тоном сурового школьного учителя.

— Когда нашей жизни что-то угрожает, — вразнобой произнесли двое-трое.

— Все ясно? — Повернулся к Ольге Руслан. — Не устраивает такое положение дел, добро пожаловать к телепатам.

— Да ладно, Руслан, я поняла, просто спросила, — пожала плечами медсестра. Легонько провела по руке и тихо добавила. — Готова понести наказание, ваше мёнемейстерство.

Руслан почувствовал, как у него запылали уши и шея. Ну вот, опять началось.

— Поехали, — бросил он.

— Признаю свою вину: меру, степень, глубину. Приму любое наказанье: ссылку, каторгу, тюрьму, — тараторила под смешки ему в спину Ольга. — Но желательно в июле, и желательно в Крыму.

— Хорошо, что Филатов твоей декламации не слышит, — не оборачиваясь, громко ответил Руслан. — Так безбожно его еще никто не перевирал.

Оставшуюся часть пути проехали молча, напряжение, витавшее в воздухе, так и не спало. Руслан считал столбы с клетками и все думал, что могли совершить эти люди, раз Мясник так жестоко наказал их? Хотя… За то время, пока сначала Руслан, а уже потом Мёнемейстер Проклятой лощины, был здесь, он видел много жестокости: как с живых людей сдирали кожу, как провинившихся крестьян подвешивали за ребра на крюках, как преступникам делали разрезы, посыпали их солью и вывешивали привязанных к огромному колесу на солнце. Но это здесь подобное не считалось жестокостью. В его мире — возможно, но не здесь.

Конечно, дело было в нравах. Средневековый человек сжился с этим. Как люди в его мире привыкли к постоянным потопам, оползням и землетрясениям, транслируемым по всем каналам. Ни капли сострадания, ни грамма сочувствия, лишь цифры, отражаемые в глазах — погибло столько, ранено столько… Разве его соотечественники не более жестоки в своем равнодушии?

— Нас сам Мясник встречает, — вернул его на грешную кантийскую землю Марат.

Дорога пошла вверх, и теперь можно было разглядеть уже кусочек главных ворот, находившихся на самом выезде из теснины. У входа, вместе с десятком своих стражников, стоял сам Ферринг. Руслан в очередной раз удивился несоответствию внешности с характером Мясника. Желтушное узкое лицо с прямым аккуратным носом, женские пухлые губы, крохотные глазки. Да и сам он был весь маленький, худой, нескладный, никак не походил на тирана и деспота. Однако клетки с людьми говорили сами за себя.

— Не могу поверить, — воскликнул Мясник тоненьким голосом, как только Руслан подъехал достаточно близко, — его светлость Мёнемейстер.

— Вы же знаете, я не светлость, — спешился телекинетик и поклонился. — Приветствую вас, ваша светлость.

— Боюсь, вы не заехали ко мне просто поболтать, — указал Мясник худенькой ручкой, на носилки с Антоном. Один из концов недопаланкина привязали к лошади, а другая волочилась по земле.

— Нам некогда просто болтать, — передал поводья Руслан одному из людей Ферринга и последовал вслед за хозяином. — Особенно вам, вы ведь человек дела.

— Наверное, только вы, мой дорогой друг, это и понимаете, — улыбнулся Мясник.

Они прошли по внутреннему двору, необычайно чистому и тихому, несмотря на большое количество людей. Казалось, каждый, занимавшийся каким-то своим делом, нет-нет да и взглянет исподлобья на Ферринга. Подданных у Дуйне, несмотря на крутой нрав, было предостаточно. Более того многие сами приходили в эти земли, хотя «слава» о Мяснике ходила по всему королевству.

— Я сейчас готовлюсь к посевной, мой друг, — продолжил Ферринг, — редко бываю в замке. Вам повезло, господин Мёнемейстер, что вы застали меня здесь.

— А эти клетки на дороге тоже часть подготовки к посевной? — улыбнулся Руслан.

— Ну конечно, — искренне удивился Ферринг. — Я инспектировал своих людей, как и кто готов к работе. Вы же знаете, мой дорогой друг, у меня много земель.

Руслан кивнул. Что правда, то правда. Род Дуйне был весьма зажиточным.

— Оказалось, что эти лоботрясы решили пустить меня по миру. Вы ведь понимаете: хороший урожай — больше денег в казне, плохой… Так вот, я взял самых отъявленных мерзавцев, которые не хотят работать, и посадил их в клетки. И не поверите, как это приободрило всех остальных.

— И что же, никаких бунтов или недовольств?

— Какие недовольства? — удивился Мясник. — Подданные поддержали меня.

Руслан призадумался. Вот так вот. Он их режет, рубит им головы, сажает в клетки, а они только рады. Люди аплодируют ему и кричат, что так и надо. Кто здесь был больше чудовищем — Ферринг Дуйне или его подданные?

— Ваша светлость, вы, конечно, правы, я приехал к вам по делу. Один из моих людей сломал ногу и не может продолжить путешествие. — Телекинетик решил говорить откровенно. С таким человеком лукавить нельзя. — Возвращать его лично, значит, потерять время, которого у меня сейчас нет. Отправить своих людей — лишить отряд ценных воинов.

— Вы хотите, чтобы я отправил с ним своих? — приподнял брови Ферринг.

— Да, — ответил Руслан и тут же добавил. — Я щедро заплачу.

— Бросьте. Конечно я окажу вам такую небольшую услугу. Мы отправим его сразу после пира.

— Какого пира? — спросил кинетик.

— Как какого? Ко мне приехал сам Мёнемейстер Проклятой лощины! Такие события происходят не каждый день.

— Ваша светлость, мы правда очень торопимся.

— Надеюсь, не на столько, чтобы пренебречь моим радушием?

Внезапно в глазах учтивого и воспитанного Ферринга Дуйне проявились черты другой натуры. Той, за которую его и прозвали Мясником.

— К тому же, услуга за услугу. Мои люди доставят вашего человека в целости и сохранности, а вы доставите удовольствие своим присутствием мне. Или, если вас не устраивает, вы можете нанять повозку в любой деревеньке, заранее сказав им, что одна из «черных душ» едет домой, в Проклятую Лощину.

Руслан понял, что Ферринг попросту насмехается над ним. Рассказать кому-нибудь из местных, что Антон «черная душа», так их называли в народе, — его разорвут там же. Это двух-трех кинетиков боятся, а одного, да еще раненого… Не убьют, так по крайнее мере попытаются. Кинетик объяснял это тем, что их ненавидят за свой же страх.

— Хорошо, пусть так, — согласился он с Феррингом, уныло посмотрев на развивающийся стяг насаженной на копье головы — знак семьи Дуйне. Может, кровожадность у них в крови?

— Вот и хорошо, мой дорогой друг. Думаю, ты не скоро забудешь этот пир, — улыбнулся Ферринг, снова став радушным хозяином и воспитанным лордом. — А повезет, так и не вспомнишь.

— Надеюсь, все-таки вспомню, — с настороженностью оглядел Руслан воинов во внутреннем дворе.

Но Мясник уже не слушал его. Он хлопнул в ладоши, и стража открыла огромные двери, ведущие в замок.

Левый тайный мастер

Как только появился энтот Михаэль, так сразу завертелось-закружилось. Весь руспорядок проклятущий монах Молчану сбил. Теперича не поймешь, когда день, когда ночь. Бывает, что пополдничать толком не посидишь, вечно ему неймется.

Главно, Эдуар ему говорит, мол: «Ничего не изменилось, служи, как служил». Агась, а царевича, значитца, змию энтому на растерзание оставить? Ну, нетушки. Не бывать такому. Михаэль и так ужом вьется вокруг Эдуара, слово ласковое скажет, прихоть любую ублажит. Еще и луны полной не прошло, как явился перехожий со своими смердами — а все, суветник. По любой мало-мальской глупости Эдуар с ним общается. А Молчану, значитца, «служи, как служил».

У десного мастера заветных дел теперь хлопот поприбавилось. Днем и ночью, то он, то гридни его али наушники за Михаэлем ходили, в тень обернувшись. Токмо все зазря. Будто чувствовал незнакомец недоброе: тати к нему не захаживали, сам речи недобрые не говаривал, Троим Богам камешки складывал. Но знал Молчан, хоронится Михаэль, это с виду он смиренный, никто через эту смиренность проглядеть и не может. А вот ему вся суть людская видна, под какой бы личиной не пряталась, какою одежою не укрывалась.

Но не послушал его Эдуар. Не внял ему. Не речист был Молчан. Супротив каждого слово егойнего у Михаэля выходило два. Да и не только в энтом дело. Как только в очи ему глядел, так внутри все замирало. Такою властью над русичем обладал незнакомец, такою силою, что хотелось забраться в самый дальний уголок кремля Эдуаровского и не вылезать оттуда никогда. Не знал Молчан, что за сила такая. Сроду с ним подобного не было. Но как ни смотрел на Михаэля, особливо под вечор ужо или с утра раннего, возвращались мысли дурные, тревожные.

За это и с Сашкою разлад пошел. Баба, она же существо живое, навроде собаки, все чувствует, если неладное творится. Вот и Санька стала дознаваться, что и как. Видит же, на муже лица нет — не спит толком, а когда веки опустит, так сквозь сон зубами так скрипит, что мыши под половицами замирают.

А как посредь ночи гридни с донесениями стали приходить, так совсем уж осерчала. Это, мол, Молчану нужно знать, что Михаэль за день делал, когда спать лег. А ей, дескать, оно ни к чему. Дошло до этого, что разговаривать перестали, только очами друг на дружку злобно зыркают.

Молчан не сказать, чтобы уж особливо горделивый был — отбило в нем невольство всякие глупости — но замириться сам не хотел. Пусть лучше думает, что из дурного характеру он с жиру бесится. Ведь успокоит он ее, утешит, потом любиться они будут, а к завтрему что? Да ничего, также гридь какой али шпион поскребется в двирь ночью — и снова разлад. Нет уж, вот только он со змием энтим разберется, а там уже само собой все на места встанет.

Только вот как разобраться? Получалось, что Михаэль со всех сторон благочестием на младенца похожий. Только не бывает такого, за каждым, даже самым праведным, проступки имеются. Человек, он существо глупое, норовящее каждый раз в яму поглубже да попасть. Бывают люди, что помудренее, энти стараются жить, как Господь и завещал. Токмо и у таких грешки имеются. Человек с мудростию из утробы не вываливается, он ее в себе воспитывает, растит, значитца.

И уж он энтого злыдня на чистую воду выведет. Ой, как выведет. А потом лично прикажет — казнить стервеца, дабы не зыркал более очами своими бедовыми. Пытать он, конечно, не будет. К пыткам Молчан очень уж не охоч был, сердце все надрывалось на чужие горести смотреть. У него даже на такие случаи человек имелся особенный, работу всю пытошную и делавший. Как бы не хотел бы от этого отречься русич, но у десного дел мастера такому не бывать. Заговорщики по милости твоей и добрости на путь праведный не встанут и злодейства все свои не скажут.

В дверь тихонько постучали. Молчан вздрогнул, зазвенел кольчугой одетою, за меч схватился, но потом руку одернул. Коли уж открыто пришли, не таятся, то точно без злого умысла.

— Монсеньор, нам пора, — оказался за дверью один из гридней.

Вот пес старый, сидит тут себя жалеет, а работу заветную кто делать будет? Тоже ведь, десный мастер.

Потоптался Молчан, вроде собирается, а сам смотрит, подойдет Сашка, али нет. Та нарочно, гремит чашками, но выходить не собирается. Жили ладно, а тут как кошка с собакой. Нашелся бы умный ученый человек, чтобы взял да выспросил всех баб, что им надо, чего хотят, и записал. А мужики бы про то потом у него узнали, да жили все душа в душу.

Со двора почти ушел, да обернулся напоследок. Сашка, значитца, в окошко смотрит и знамением крестным его осеняет. Вот ведь, баба, чудное созданье. Она вроде и злится, и молчит, а все вон оно как — беспокоится. Чуть не прослезился Молчан. Но все же совладал с собой, не дело на виду у всех мягкосердечничать, за слабость примут. А как потом слабому господину власть над остальными иметь?

Прошел по обычаю в детинец, спросил обо всем, обо всем уведомился. Наушников всех выслушал, только время попусту потратил — будто издеваются над ними вместе с Михаэлем. Ни разговоров злых, ни даже бреду пьяного. Все, дескать, Эдуара чтят, уважают и любят. В другой раз бы порадовался, а теперь лишь в груди резануло.

Там уж время пришло царевича будить.

— Мойно, ты очень плохо выглядишь, — в очи посмотрел на него Эдуар.

Молчан к зерцалу подошел — и вправду, лицо серое, неживое, точно в пыли вываленное. Глаза внутрь провалились, глядят оттуда недобро, борода паклей в разные стороны торчит. Как есть тать дорожный, а не десный мастер заветных дел.

— Да нет, ваше высочество, в порядке я.

Конечно, а как он должен выглядеть? Еле на ногах стоит, в день на пару часов очи сомкнет — и то ладно. Соки жизненные из него уходят, да разве бросишь отрока теперь?

— Михаэль уже проснулся?

Вот те снова здорова. Он об мальчонке печется, душою волнуется, а тот только встал, сразу об Михаэле своем.

— Проснулся, — хмуро ответил царевичу. — В обеденной ждет.

Молчан Эдвару, конечно, не говорил, что за каждым шагом «гостя» догляд устроил. Ни к чему.

— Так пойдем скорее.

Ну что ж, мил ты мой человек, пойдем.

Михаэль и вправду уже в обеденной, сидит задом жирным, на яства позыркивает. Зашли, он по обычаю вскочил, Эдуару поклонился, на Молчана мельком глянул, но так, что ажно пот прошиб. И больше не смотрел. Русич Вельтерегу махнул, дабы пробовать начал — не потравлено ли что. Старик только того и ждал, но не кинулся, как в первые разы, а теперь ужо, как лебедь поплыл, с важностию, значимостию. Присмотрелся к нему Молчан — отяжелел Вельтерег, животом оброс, подбородком опять же. Оно и понятно. Что у старика за заботы — отведает яства царские, да на полати, бока отлеживать. А получится, так еще и чарочку пропустит. Знамо дело, за здоровье Эдуара.

Набил брюхо Вельтерег, то бишь каждо блюдо напробовал, теперь и их черед настал. Молчан почти не ел, кусок в горло не лез, а Михаэль с Эдуаром все балакают.

— Ваше величество, знали бы вы, какую моя мама делала мацу, — покачал головой гость.

— А что это?

— Лепешки. Ох, ни одно блюдо на этом столе не сравнится с ними.

— Я прикажу своему повару, и он сделает их, — воскликнул Эдуар.

— Нет, ваше величество, лучше не стоит. Ради памяти моей матери, не надо измываться над мацой. Кстати, — Михаэль хитро посмотрел на царевича, — таки как поживает ваша матушка? Стоит надеяться, что она нагрянет к нам с визитом?

— Нет, нет, — чуть не поперхнулся Эдуар. Молчана аж злость взяла, вот ведь ирод, нашел, когда такие вещи спрашивать. — Она в своем родовом замке.

— Таки какое мудрое решение, — всплеснул руками монах. — Ничего так не укрепляет родственные узы, как расстояние. И чем дальше, тем лучше.

— Да, наверное, — смущенно отозвался царевич.

— Это все хорошо, но я еще хотел поговорить за гешефт, — вкрадчиво произнес Михаэль, отправляя очередной кусок говяжьего языка себе в рот.

— О чем?

— О торговле, — пояснил гость. — Я бы вывалял в коровьем навозе того болвана, который у вас отвечает за казну, чтобы он болел в свое удовольствие. Вот смотрите, молодой… то есть, ваше величество. Возьмем, к примеру, Данелаг.

— Данелаг? — удивился Эдуар. — Но мы не торгуем с племенами.

— Таки в том и дело, — взвился Михаэль, хотя тут же успокоился и продолжил. — Эти гои в Данелаге только спят и видят, когда придет кто-нибудь и заберет все, что у них есть.

— Но у нас мирный договор на три года. Мы пообещали не нападать друг на друга.

— Что вы говорите? — Улыбнулся плешивый. — Таки для этого и есть торговля. У этих несчастных есть много шкур, рыбы и китовьего жира. Но, как я слышал, там плохо родится хлеб.

— Да, так и есть, — подтвердил Эдуар. — Северные земли очень суровы.

— Так почему бы не давать этим гоям то, что они хотят? Мы им такой курс зарядим, молодой человек, им не снилось. И все в плюсе.

— Мы никогда не торговали с ними, — нахмурился мальчик. — Кантия постоянно воюет с племенами.

— Таки потому и воюет, что торговли нет, — объяснил Михаэль. — А если бы был гешефт, то эти варвары тридцать раз подумали, прежде чем нападать.

— А это интересная мысль, — задумался Эдуар. — Мойно, ты что думаешь?

— Интересная, — только и выдавил из себя Молчан.

— Я подумаю над этим, — произнес царевич будто себе.

— Ваше величество, — Михаэль придвинулся еще ближе. Молчан нахмурился, насупился, вот ведь пристал, как банный лист к заднице. — Таки давайте за должность поговорим.

— Мы уже все обсудили. Как только у меня будут первые сведения…

Царевич затих, ибо в комнату вбежал один из гридней Молчана. Русич даже покраснел за своего слугу — вихры растрепаны, чело пятнами пошло, лоб в испарине. Хотел выставить наглеца, так тот лопотать стал, точно припадочный.

— Монсиньор, ваше величество, — гридь заметался, не зная, к кому обратиться, но все же остановился на Молчане. — Вы велели доложить, когда сиры Кайнис, Бидивар и Гуймир вернутся…

— Говори, — сменил десный мастер гнев на милость. — Все трое прибыли?

— Только сир Бидивар. Въехал в южные врата. Мы поняли по знаменам.

— Вот вам и первые сведения, — потер в ладоши монах.

— Не стоит торопиться, Михаэль. Сначала дождемся сира Бидивара.

Цирон Бидивар ввалился в зал спустя не более получаса, после появления грида. По запаху Молчан понял, успел по дороге набражничаться, песье семя. Бидивар обвел мутными очами залу, громко икнул и повалился челом в ноги государю. Энтот еще не пропащий, хоть и глядит вечно на вино, как кот на полную крынку. Однако ж супротив царя страх имеет, уважение то бишь. Это в ратном деле наиглавнейшее, первее, чем отличать, где у кобыли зад, где перед. Так и должно быть, сыновья в страхе живут перед отцом, отцы перед князем, князья перед царем. И не тот страх, когда в горячке мужик с оглоблей за дитями бегает, а те от него тикают. То дурость.

— Ваше… ваше величство, — поднял голову Бидивар, и Молчан испужался, как бы не сблевал, но ратник оказался крепким, лишь вновь икнул. — Ваше приказанье и… иии-к… исполнено.

— Что ты узнал? Говори, от этого зависит, появится у тебя свой надел или нет.

В жизни не видел Молчан, чтобы так резво трезвели. Точно в секунду Бидивар пропарился да в купель ледяную нырнул — в очах мысль заиграла, тулово твердость обрело.

— Две деревни, ваше величество, во владениях лорда Уринара. Вырезаны все. В одном поселении трупы похоронены по обычаям Трех Богов, а во второй… Просто закопаны в землю.

— Видите, молодой человек…

— Это еще ничего не доказывает, — возразил Эдуар. — Есть ли свидетели того, что там произошло?

— Да. Несколько местных крестьян. Они видели, как воины в деревне совершали погребение. Восемь человек. Но они запомнили лишь светловолосого великана и двух стражников в кольчугах с якорем.

Молчан опасливо взглянул на царевича — не случилось бы худа. Но тот лишь уста закусил, подлакитники так сжал, ижно длани напряглись и перста побелели. Однако ж сдержался, утихомирился и, как подобает государю речевать, ответил.

— Вы хорошо послужили мне, сир Бидивар. Вам это зачтется. Но вместе с вами я отправлял еще и сира Гуймира и Кайниса. Где они?

— Ваше величество, Джейвер и Глорис проявили… неблагоразумие. Они решили лично поймать виновников и принести их головы вам.

— Боюсь, они уже мертвы, — нахмурился Эдуар. — Благодарю вас, сир Бидивар. Подождите меня снаружи, я подумаю, как отблагодарить вас.

Подняться Цирону все же помогли гридни Молчановские и увели прочь. Царевич восседал, безмолвствуя, упершись очами в потолок. Даже Михаэль, уж на что паскуда болтливый без меры, да и тот уста сомкнул, сидел ожидаючи.

— Получается, все, что говорил Михаэль, правда, — произнес отрок.

Михаэль, сын песий, только энтого и ждал. Бошкой затряс, окаянный, забормотал странное, но царевич его одернул.

— Даже если так. Как победить полубога? Я видел, что он может в битве.

— Таки надо думать головой, — зашелестел монах. — Если этого нехорошего человека нельзя победить в равной схватке, то она должна стать неравной? И всего-то.

— Я не понимаю, — сказал Эдуар.

Молчан тоже нахмурился, ох не по нутру ему было это все, ох, не по нутру.

— Я имею в виду, этот самый Айвин когда-то же спит, ест. Так вот, надо дождаться, когда молодой человек попросту не будет нас ждать, и застигнуть его врасплох.

— Это коварство, — ответил царевич.

— Эх, мой дорогой. Сохранить жизнь своих подданных и порядок в королевстве не есть коварство. Таки коварство дать гоям убивать своих людей.

— Если честно, я до конца не могу поверить в это все. Что сир Айвин и сир Иллиан могли вступить в заговор с «темными душами» против меня.

— Коли уж такой разговор пошел, — подошел к отроку Молчан, — то и я молвлю. Как бы ни жалко было, как бы ни обидно, но уж больно на правду похоже. Тут письмо пришло, уж третий день будет как, ваше величество. От Ферринга Дуйне.

— От Мясника? — удивился Эдуар.

— Как есть от него, — десный мастер тихонечко достал бумагу. — Я быстро прочесть не смогу, все же в грамоте не силен. Дома-то разобрал, честь по чести, все помню.

— Думаю, здесь нужна дословность, — протянул руку Михаэль. — Давайте, молодой человек, я хорошо читаю на всех диалектах кантийского.

Молчан было заартачился, да царевич строго зыркнул, мол, не балуй, пришлось подчиниться.

— «Эдварду Первому Энту, сыну Гранквиста Энта, королю Кантии, протектору Соленых Островов, Победителю северных племен, Защитнику Побережья и Утеса Гроз.

Спешу сообщить Вам, Ваше Величество, что со времен Ирни Лойтелли в наших землях не было правителя достойнее и мудрее, несмотря на Ваши юные годы. Ваш острый ум и честное сердце являются главными добродетелями королевства. Но всегда доброе и светлое должно противостоять темному злу. Злу, у которого есть имя и которое знают в лицо.

Именно такой человек был у меня недавно в гостях. Правитель «Черных душ», называющий себя Мёнемейстером. С его человеком приключилось несчастье, и он вынужден был просить приюта у меня. Я не святой, Ваша Светлость, подчас мне приходится иметь дело с людьми разного сорта. Поэтому я принял его. Всех «черных душ». Я поил их несколько дней кряду крепким Уоргидским, хвала Вашему покойному брату Грегори, собравшему в прошлом году достойный урожай винограда, и вот, что узнал. «Черные души» ищут человека, они идут за ним, и имя ему Айвин. Признаться, когда я услышал это, то сразу понял, дело имеет государственное значение, поэтому пишу Вам.

К моменту отправления письма «черные души» пробыли у меня уже три дня. Я постараюсь задержать их и отправляю к вам самого быстрого гонца. Ваш преданный слуга, Ферринг Дуйне.

P.S. Я видел у Мёнемейстера молот, по описаниям похожий на тот, о котором слагают легенды и песни по всему королевству. Так или иначе, предводитель «черных душ» и полубог Айвин знакомы».

— Мёнемейстер — это главный мастер? — поднял задумчивые очи царевич, как только монах перестал речевать.

— Таки переводов огромное множество, — ответил Михаэль. — Но этот ближе всего.

— Почему ты не показал письмо сразу? — вопрошал отрок теперь у Молчана.

— Все же Мясник, государь, — ответил главный гридь.

— Да, этот соврет недорого возьмет, — согласился Эдуар. — Но не похоже это на ложь.

— Не похоже, — в голос согласились Молчан с Михаэлем.

— Что ж, Мойно, собирай все войска, мы выступаем.

— Таки молодой человек, — встрепенулся монах. — А как же мой план?

— Он будет основным, — кивнул мальчик. — Но солдат я возьму. Не ясно, что может там случиться. А вы, Михаэль, собирайте свое войско.

— Какое, ваше величество?

— Скрытное, — нахмурился царевич, перстом волосья почесал и вновь молвил. — Скрытное воинство соглядатаев и наемных убийц. Теперь, Михаэль, вы мой левый тайный мастер.

К югу через юго-восток

От Мясника они насилу вырвались лишь к исходу шестого дня. Все это время прошло в безбожной пьянке, которую русским языком можно было охарактеризовать тремя словами — «ты меня уважаешь?». Уехать сразу означало бы нажить смертельного… нет, не врага, скорее, недруга. Что в понимании Руслана было еще хуже. От врага знаешь, чего ожидать, ты всегда готов к его намерениям. А недруг… Он проявляется внезапно, неожиданно. Вроде жили двое соседей всю жизнь, конечно, особой любви не было, но и не ссорились. Но в один прекрасный день — бах, обрушиваются на тебя несчастья, а твой «товарищ» вместо помощи тебя и топить пытается. Многогранно и глубоко человеческое коварство.

Ферринг пять дней поил их каким-то крепким местными вином, а на шестой оказал одну «услугу» — приказал перековать всех лошадей для дальнего путешествия. Только под нажимом Руслана, и едва не поругавшись с хозяином, путники покинули чересчур гостеприимную крепость Мясника. За Сника кинетик не переживал. Для Ферринга тот интереса не представлял, скорее всего, не сегодня-завтра Дуйне отошлет его в лощину.

Так или иначе, на исходе шестого дня шесть крупных фигур, в одной из которых с трудом можно было узнать женщину, покинули цитадель лорда Ферринга. Однако они последовали не той дорогой, по которой прошли через теснину, а выехали с противоположной стороны, ступив на каменистую тропу, прижатую с одной стороны к неприступной горе Бед, а с другой — нависающей над пропастью Всех Ветров. Следовать этим направлением, да еще в сумерках, было по меньшей мере сумасбродством, но Руслан понимал, как много времени они потеряли. Возвращаться назад — минус два дня, а остаться в замке до зари означало не покинуть его на следующее утро.

Дуйне в широком порыве души отвел им провожатого и около десятка всадников в «защиту». Какие мысли крутились в голове у Мясника, Руслан даже предположить не мог, понимал одно — Ферринг лжет. Он не понаслышке знал, что «черные души», если и уязвимы, то только в одиночку, вместе же их победить практически невозможно. Тем более, чтобы кто-то напал даже на одинокого путника в землях Мясника? Такое представить трудно. Руслан поежился, подумав, что стало бы с этим бедным разбойником. Кинетик даже начинал жалеть о визите к Дуйне.

Всю ночь они провели в пути, до заката успев сойти с опасной горной тропы на широкую протоптанную дорогу, уходящую вниз к Талому озеру. Оно находилось в самом сердце дола, набирая силу именно сейчас, весной, от обилия талого снега. Здесь же на небольшом возвышении раскинулся Заячий городок с худенькими дощатыми домами на сваях, храмом Трех Богов, хибарами охотников и рабочими хижинами дубильщиков, большим старым трактиром и богатым по нынешним меркам, но убогом с точки зрения заезжих, особняке бурмистра. Заячий городок был не самым плохим из всех, что видел за все странствия Руслан. Да, жизнь здесь текла неспешно и монотонно, раскрашивая окружающие предметы и людей в темно- и светло-коричневые краски, казавшиеся единственно возможными в поселении близ Талого озера.

Теперь же Заячий городок спрятался под густыми клубами ночного тумана, будто замер, испугавшись нежданных гостей. Руслан въезжал в него с опаской, точно боялся разбудить, потревожить своим негаданным появлением.

Трактир оказался закрыт, но хозяин — пузатый мужичок с торчащими из ушей волосами, затравленно глядящий на незнакомцев — появился довольно скоро. Следом появилось еще несколько не менее испуганных аборигенов, бегающих с опущенными головами, уводящих коней в стойло, хватающих скудные пожитки путешественников, хлопающих дверьми и вновь появляющихся на пороге.

Мёнемейстер приметил между ними одного мальца, особенно грязного с едва пробивающейся растительностью в ушных раковинах, — не иначе сына самого хозяина — и подозвал к себе. Шкет подошел, то и дело оглядываясь на отца, и принялся слушать шепот незнакомца, сначала испуганно хлопая глазами, а потом натянув на чумазое лицо довольную улыбку и принявшись согласно кивать. В довершение ко всему кинетик вложил в худую ручонку несколько монет, и мальчишка бросился наутек, словно опасаясь, что странная просьба незнакомца может оказаться шуткой и тот вот-вот заберет деньги обратно.

Едва последние вещи унесли внутрь, появились стражники Ферринга со стягом проткнутого копьем человека — не самое лучшее знамя для семьи, но Мясник строго чтил традиции и переделывать его не собирался. Руслан сплюнул на землю и, не став дожидаться, пока подъедут воины, зашел внутрь. Он знал, что поспать ему сегодня не удастся.

Едва забрезжил рассвет, освещая пыльный и замызганный Заячий город, в трактире началась беготня. Руслан не слышал всех слов, что кричали стражники, но знал, они, если так можно выразиться, матерятся. Вообще, кантийский язык, несмотря на множество наречий, подчас друг на друга совсем непохожих, был довольно скуден на ругань. В большинстве случаев, все сводилось к перечислению слабостей человека, его неуважительной схожестью с животными и какой-то странной тяги к экскрементам — «вонючая песья шкура», «гнилой скунс», «смердящий старый кусок…». По сравнению с великим и могучим родным русским языком, кантийцы казались воспитанными детьми.

Вот и сейчас солдаты бегали из комнаты в комнату — где еще несколько часов назад «спали», как они считали, «черные души», а теперь никого не было — и зло переругивались. Руслан, к своему удивлению, впервые услышал узнаваемое на всех курортах мира слово на «б» из пяти букв. Вот бы узнать, как в лексикон кантийцев попало настолько знакомое всем русским выражение гнева, досады и сожаления, без которого не обходился ни один обстоятельный мужской рассказ? А может, это интернациональное? Впрочем, неважно. Главное другое — стражники нервничали, оно и понятно. Мёнемейстер очень смутно представлял, что с ними сделает Мясник, когда те вернутся с пустыми руками. Но ему до этого никакого дела не было. Их бы точно никто не пожалел.

Наконец один из прихвостней Мясника что-то крикнул, и все высыпали на улицу. Руслан обошел дом и осторожно выглянул из-за угла — так и есть, стражникам спешно выводили коней. Едва они сорвались с места, он, уже не таясь, вышел на дорогу и посмотрел вслед. Вдалеке по объездной проселочной тропе, образовавшейся только на период разлития Талого озера, на лошадях шагом двигались шесть фигур, укутанных в плащи. Едва они заметили преследователей, как пустили лошадей вскачь, направляясь к лесу и уводя солдат на северо-запад.

Вот и хорошо. Вот и замечательно. Шкет с волосатыми ушами, точно только и ждавший этого момента, появился перед Русланом и опасливо потянул его за руку, не произнеся ни слова. Они прошли несколько кривых улочек, утыканных многочисленными домами-близнецами, пока не остановились возле огромного хлева. Животный дух здесь был такой сильный, что кинетик задержал дыхание и зажал рукавом нос. Пацаненок удивленно посмотрел на странную выходку незнакомца и отворил огромные ворота. Точно только этого и ожидали, оттуда вывалились все телекинетики, ютившиеся в помещении вместе с лошадьми.

— Я думал, что умру.

— Как-будто в деревенском сортире искупался.

— Вонь адская.

— Вы бы заткнулись, тут девушка, как-никак, — сердито отозвалась Ольга.

— Держи, — протянул Руслан мальчику три серебряные монеты. Тот схватил, не веря своему счастью, собрался припустить что было духу, но телекинетик глазами остановил его. — Об этом никто не должен узнать. Ты понял?

— Да, да, ваша светлость.

— Я не светлость. Я Мёнемейстер «черных душ».

— Я знаю, милорд, знаю. Не убивайте меня, пожалуйста.

— Не буду, — успокоил его Руслан. — Отдашь два серебряных топора тем, кто увел солдат. Когда вернутся, один возьмешь себе. И намекни, что лучше держать язык за зубами. Понял?

Малец кивнул, после чего Руслан отпустил его. Еще секунда, и от отпрыска хозяина гостиницы остались лишь клубы поднятой пыли.

— Чего ж ты так с ребетенком строго? — лукаво спросила Ольга.

— А потому что на сто процентов в этом мире работает лишь один инструмент — страх, — сухо ответил Руслан. Несмотря на обманутых преследователей, настроение у него было поганое. — Все на лошадей. Надо ехать.

Покидали они Заячий город стороной, особо не спеша, чтобы не привлекать внимания. Отъехав на порядочное расстояние, кинетики пустились самым резвым галопом, пока не покинули дол. Лишь наверху, где дорога раздваивалась, Руслан взял вправо, и лошади перешли на рысь. Лжекинетики увели стражников влево, в леса, за которыми начинались владения сира Гейлехина, а им нужно было двигаться к Горе Богов. Через несколько километров дорога разошлась еще раз, только теперь в три стороны, одна из которых была вымощена камнем и вела в столицу. Но Мёнемейстера она не заинтересовала, он потянул поводья вправо и выбрал крайний проселок. Теперь больше сворачивать никуда не придется. Три дня пути, и они у Горы Богов.

— Таки даже название такое! Гора Богов!

Канторович возвел руки к небу, точно Зевс, требующий у грозовых туч молний. Руслан устало посмотрел на этого клоуна с идиотской короной на голове и вздохнул. Да уж, союзничек.

— Миша, ты когда успел Богом стать?

— Руслан, ты не понимаешь. Это знак, судьба. Мы приходим в мир и селимся на горе, у которой даже название такое.

— И чего это за знак?

Мимо проходили нагруженные поклажей его телекинетики, воротившиеся из очередного Окна, уже третьего по счету. Вернуться обратно на землю стоило немалых усилий. Эта Кантия оказалась в определенном смысле паркгаузом близ многочисленных железных путей — многие Окна вели именно сюда. А вот чтобы выпрыгнуть в свой родной мир, приходилось немало поплутатать по чужим мирам. Роман Валерьевич мог предсказывать появление новых Окон, подчас даже ждать долго не приходилось. Единственное и довольно весомое НО — ясновидец не знал, куда они ведут. Как он говорил, слишком много «исходных данных», которые не в состоянии был обработать даже он.

— Что мы должны, просто обязаны, изменить этот мир. Сделать его более цивилизованным.

— Миша, — Руслан приблизился к Канторовичу. — Мы сколько раз уже разговаривали. Мы здесь никто, гости, если можно так выразиться. Здесь все развивалось тысячу лет без нашего вмешательства, пусть так и будет.

— Это глупо! Глупо закапывать свой талант в землю, глупо сидеть сложа руки, когда реальная власть сама в них идет.

— К кому идет? К тебе? — усмехнулся Руслан.

— Таки хоть и ко мне.

— Миша, ты, конечно, неплохой руководитель, но мессию из тебя не строй. Тебе что, плохо живется?

— Руслан, неужели ты не понимаешь, можно жить еще лучше.

— Ага, и так до бесконечности. Чем больше получаешь, тем большего хочется. Это всегда так.

— Но Руслан…

— Мы закончили!

— Руслан!

— Миша!

Кинетик с телепатом стояли, смотря со злобой друг на друга. Руслан сразу не понял, какую ошибку он сделал, как подставился, думая, что находится на равных с этим лысоватым и толстеющим человеком, физически не представляющим для него опасности. Слишком многое они прошли вместе, такие разные, непохожие, разнополярные, но всегда действующие заодно. И Руслан перестал опасаться. Самого мощного и совершенного оружия, когда-либо созданного людьми. Ими созданного. Вместе. Руслан забыл, что перед ним Телепат.

В себя он пришел довольно скоро. На первый взгляд ничего не изменилось, все было как раньше — вот он, перед ним Канторович. Только странно как-то. Вроде злился минуту назад, а теперь вдруг остыл. Никаких эмоций, переживаний, нервов. Лишь странная обволакивающая апатия.

Руслан вытер уголок губы, где скопилась слюна, и до него дошло. Он взглянул на телепата и увидел в его глазах растерянность и вину. Вот ведь, сукин сын.

— В голову мне залезть решил? — Канторовича подбросило в воздух, крутанув несколько раз с такой силой, какой бы позавидовал аттракцион «Вихрь». Перед самой землей Руслан все же смягчил падение, но не по максимуму. Главное не дать этому засранцу сконцентрироваться на нем — если зазевается, тогда уже ничего не спасет. — В голову мне решил залезть!

Теплой волной Руслана сбило с ног, и он больно ударился левой лопаткой о камень. Кинетик удивленно смотрел на надвигающегося Марата, точно чужого, медленного, спокойного, с мертвыми безразличными глазами. Еще миг и… парень пришел в себя, растерянно глядя на шефа и не понимая, что происходит.

Кинетик поднялся на ноги и увидел, как позади Марата, наверху, уже давно идет битва. Десятки кинетиков и телепатов сошлись в немой схватке, самой страшной, которую мог только представить человек. Вот его Вовка, отличник-семерка, размозжил о гору сначала одного мозголаза, потом другого, но в следующее мгновенье, повернувшись, с непроницаемым лицом стал крушить бывших товарищей — одного, второго, третьего. Одни кинетики сражались между собой, другие — уничтожали телепатов, третьи — лежали уже мертвые, убитые собственными друзьями, в сознание которых вторглись враги.

И когда казалось, что единственным правильным и логичным итогом сражения станет смерть всех, раздался хлопок. По крайней мере, Руслану показалось, что это просто хлопок — воздух будто закипел, обжигая легкие, кожа покраснела и пошла волдырями, волосы обуглились и твердой коркой прилипли к голове. Кинетик видел источник этого необычного явления — он стоял в нескольких шагах от него. И имя ему было Гоша. Психокинетик-девятка Георгий.

Когда он опустил руки, все стало как прежде, только люди, опаленные этим маревом, как бабочки огнем фонаря, посыпались на землю. Живые и мертвые смешались в огромной багрово-красной куче тел, сплетенных меж собой. Руслан лишь угадывал уцелевших по едва заметным движениям — они точно агонизирующие антилопы после долгой погони, загнанные, с прокусанным горлом, чуть вздрагивали и замирали.

Единственной силой, способной вернуть к жизни всех их, была всего лишь напросто вибрация связок. Голос, зазвучавший не только над небольшим плато, но разлетевшийся намного дальше, обрел истинную мощь, заставил кинетиков подняться на ноги и более-менее прийти в себя.

— Это конец, — сказал Гоша. — Конец нашему симбиозу. Надеюсь, вы все это понимаете.

И они понимали. Руслан еще не успел все додумать, но сам знал — это конец. Как раньше теперь больше никогда не будет. Никогда.

— Руса, ты спать долго будешь? — бодрый голос Марата прозвучал над самым ухом.

Руслан вздрогнул и открыл глаза. Они двигались по ровному, выщербленному острыми булыжниками, точно здесь был недавно камнепад, широкому лугу. Дорога карабкалась к высокому холму узкой просевшей колеей, оставленной здесь множеством проехавших когда-то телег. Это был главный юго-восточный тракт, к которому, точно поросята к свиноматке, сиротливо тут и там примыкали узенькие проселки.

Руслан оглядел своих людей и тревожно взглянул на Марата.

— Костя с Ольгой где?

— Они чуть вперед поехали, типа разведки.

— Типа, — Руслан пожевал во рту прорвавшееся из его мира слово-паразит. — А кто приказал?

— Ты же Ольгу знаешь, она сама, кому хочешь, прикажет. А ты чего такой хмурый, как будто привидение увидел? Приснилось чего?

— Да меня в последнее время одолевают всякие призраки ушедших времен, — потер глаза кинетик. — Погода портится. Надо Олю с Костей догнать и крышу над головой найти.

— Надо, — согласился Марат, все еще настороженно глядя на шефа, словно догадываясь, какого рода призраки могут его тревожить.

Но догонять никого не пришлось. На пригорке показались две крепкие фигуры на лошадях, в которых Руслан узнал своих подопечных. Да, разболталась дисциплина у кинетиков. После смерти Гоши все еще как-то притихли, вспомнили о субординации, подчинении, не желая закончить так же, как психокинетик, полезший играться не в свою войну. Но прошел месяц, и все стало по-прежнему. Ведь не двадцатилетние сорвиголовы уже, всем за сорок перевалило, но рассуждают, как молодежь — со мной этого точно не случится, я так не закончу. И что сделаешь? Свою голову же им не поставишь. А закручивать гайки, как Канторович, ласковый для чужих и тоталитарный для своих, Руслан не умел.

— Кто разрешил уехать вперед? — сурово сдвинул брови Мёнемейстер, впрочем, не ожидая особого успеха от своего словесного выпада.

— Вот если бы не поехали, то в заднице бы полной оказались, — особо не церемонясь, отбила его выпад Ольга. — Встретили мы твоего психокинетика.

— Где? — У Руслана похолодело в груди.

— Там на тракте, идут они сюда. Он, и еще семеро.

— Телепаты? — Марат спросил, а сам растерянно повернулся к шефу.

— Не все. Там вообще шапито какое-то. Двое в кольчугах, вроде, местные. Один тоже местный, в смысле, с этого мира, но с востока. Ну, соответственно, остальные — наши.

Слово «наши» Ольга произнесла с такой миной, что стало ясно — с этими «нашими» она в одном поле не села.

— То есть, психокинетик и четверо телепатов.

— Да, Игоря я точно разглядела, хоть и далеко было.

— А они вас увидели?

— Нет, там вдоль дороги лесок небольшой. Мы в нем и спрятались. А они наоборот, на открытой местности были.

— Так, хорошо, — почесал Руслан свой ежик. — Надо думать, думать… Что нам надо? Завлечь их в ловушку. Так? — все кивнули. — Для этого нужен человек… Все было бы проще, не будь там этих гребаных телепатов. Тогда бы любой из нас подошел. Сейчас же нужен человек со стороны, желательно из местных. Спрашивается. Где его взять?

— Так деревню проехали совсем недавно, — встрепенулся Марат. — Она, правда, в стороне от тракта. Ты спал как раз, вот и не заметил.

— Я знаю, что делать, — заблестели глаза у Руслана. — Разворачиваем лошадей, быстрее.

Царский поход

Хоть и отрадны глазу шеломы ратников царских, что от края до края земли растянулись, но по сердцу Молчану точно ножом острым прошлись. Оно и понятно. Корнями прирос он в стольном граде, бабой опять же обжился — коли баба на дворе есть, так и со двора тягостно уезжать. Слышал русич, дескать, у варягов, что кметством пропитание добывали, на такой случай в каждом селенье по жинке — вроде легче так, сердце не рвется. Молчан подобного не понимал. Баба, она существо сложное, противуричивое, ее нахрапом не возьмешь. К ней подход нужен, понимание, опять же. Вот Сашка, к примеру, сколько с ней пробыл, а все равно чувствует, есть у ней нечто непостижимое, высокое. И в каждой бабе так, надобно только разглядеть. А с таким подходом как можно по несколько жинок иметь в каждом поселении? Этак голова лопнет их дознаваться, допытываться, тайну опять же энту в каждой искать. А на службу государеву откуда ж тады время брать?

Нет, ему его басурманки вдоволь хватит. Замирился с Сашкой пред отъездом — а как ж исчо? Негоже с тяжелым сердцем из дому уезжать. И вроде немолодой ужо, да и с Санькой не первый день живет, а вот накатила такая страсть пред походом. Цельный день любились да еще полночи, оттого десный мастер на утро как муха сонная ноги еле-еле перебирал. Ладно потом за столько дней пути худо-бедно отоспался.

Народу в поход собралось — страсть. Сам Молчан не ожидал, что на царский клич столько лордьев да рыцарей с простыми ратниками съедутся. Обычно оно как бывает? Князь какой вместо тысячи две сотни пришлет, дескать, жизнь царь-государь, скудная, денег нет, лошадей и пропитания уж подавно, не взыщи. А энти, кантийцы то бишь, наоборот. Каждый друг пред другом красуется, вроде хвастается, у того доспех лучше да чище блестит, у другого ратники ладные, крепкие, третий количеством берет. Дурные на голову, ей богу.

Но Эдуар радовался. Как ребенок игрушкам, что на ярмарках из дерева вырезают — птиц, зверей, свистулек всяких — так и царевич рантиками тешился. А злыдень, верней, шуйцый мастер заветных дел, Михаэль так ему поддакивает: «Посмотрите, милорд, какие у людей лорда Энриша забавные шлемы. А у сира Дрендримора такой яркий нагрудник, даже смотреть больно». Тьфу, дьявольское отродье. Прицепился, как паразит, теперь его токмо вместе с телом отрывать.

Энто Молчан царевича везде уберечь пытается, от опасностей схоронить, да разве тот слушается? Он и крохотным своевольный был, а все из-за стрыя, брата отца то бишь. Разбаловал мальчонку, думал, ему княжить в Долине Кричащих Сов наречено, не боле, а ноне как — царствует над всей Кантией.

— Сир Мойно, сир Мойно, — Молчан обернулся, к нему протискивался потный толстяк во броне да с мечом. Только явно не для ратного дела рожден был. Слишком толст, хотя лет всего нечего, руки махонькие, персты женские. Сам с виду румяный, как пирог с яблоками. Но человек важный, не из лордьев нищих, что каждому куску рады да друг дружку порвут, слово не обронят. То Валлиган Ферблун, Родитель, верней, Отец семьи Ферблунов, самый что ни на есть ревностный сторонник царевича.

— Сир Валлиган, — кивнул Молчан.

— Если вы не против, я хотел бы поговорить.

Русич артачиться не стал. Ферблун, он по нонешным временам птица полета высокого. У него и денег, и людей, и земель вдоволь. Опять же, одним из первых власть нового короля признал. Кроме пользы Молчан от него ничего не видел, чуть что, так энтон Валлиган тут как тут. И словом, и делом помочь сподобится, хотя вроде и просить у десного мастера ничего не просит.

— Лучше вечером, сир Валлиган, — отозвался русич, а сам прямо зыркнул, где через четверых гридней ехал Эдуар с Михаэлем.

— То-то и дело, сир Мойно, мне нужно поговорить именно с вами, — Ферблун речевал чуть не шепотом, еле слова егойные разберешь.

— Говорите, — кивнул Молчан. С ним они часто общались по разностным делам.

— Собственно говоря, — теперича Валлиган совсем зашептал. Десному мастеру даже слух пришлось напрячь. — Дело очень щекотливое и касается короля.

Ферблун башкой завертел, тудысь-сюдысь, никто ли не наушничает? Молчан сам посмотрел — нет никого. Вокруг лошади в поту, ратники королевские по шестеро едут, боле дорога не вмешает, позади них телеги да обозы, дале уже лордья со своими людьми — сначала богаче да влиятельней, дальше попроще да беднее. Все едут, переговариваются, хохочут, но без особой брани. А они, значитца, с Ферблуном с шуйцы верхом бредут. Кто ж тут наушничать может?

— Раз короля, то это ко мне, — кивнул Молчан.

— Прошу вас, не так громко, — округлил глаза Валлиган. — Если кто услышит, боюсь, у меня будут… большие неприятности. Дело касается сира Михаэля.

Русич взор потупил, желваками поиграл. Что за пес энтот Михаэль? То не было его, и все спокойно жили. То появился, так любая бедовина без него не происходит.

— Я знаю, что вам он тоже не по душе, — Молчан при этих словах так строго в очи Ферблуну посмотрел, что тот заквохтал хуже курицы, которую под нож сейчас пустят. Хотя опять же шепотом. — По крайней мере, так все говорят в столице.

— Так не говорят в столице, уж я знаю, — сурово молвил десный мастер.

Как тать, за руку пойманный, забегал Валлиган очами, рот раззявил, а речевать не стал ничего. Подобно рыбе устами шлепает, сказать чего силится. Наконец собрался с мыслию и продолжил.

— Как я выяснил, неважно. У вас свои люди и методы, у меня свои. Я о другом, — теперича Ферблун придвинулся так близко, что на Молчана пахнуло егойным смрадным дыханием. Но Русич не отвернулся, коли уж о деле государевой важности речь идет, можно неудобства-то и претерпеть. — Сир Михаэль оказывает слишком большое влияние на его величество. Слишком. А с тех пор, как он еще стал левым тайным мастером… — Ферблун замолчал, а русич с благодарностью свежего воздуха глотнул, но тот продолжил. — Есть мнение, что король со временем полностью попадет под его влияние. И этих времен боюсь не только я, но и другие лорды.

Молчан нахмурился. Признаться, ему и самому Михаэль не люб был, не по сердцу. Но чтобы через него на Эдуара гневаться? Глупо. Как если бы у тебя чирий на ноге выскочил, а ты возьми ее всю, да оттяпай.

— И вы пришли ко мне с этой новостью, ко мне, — русич на мгновенье смолк, вспоминая трудноречевальное свое звание, — к правому тайному мастеру?

— Вы не дослушали меня, сир Мойно, — Валлиган вновь заозирался. — Я к тому, что без сира Михаэля всем будет только лучше. Вы понимаете меня?

Чего ж непонятного? Молчан чуть не кивнул, да спохватился вовремя. Помыслить такое — ведь о смертоубийстве речь идет. Вона он как, Ферблун, намеками, намеками, значитца, да все понятно.

— Я не прошу способствовать нашему замыслу, — продолжил Валлиган. — Я просто прошу не мешать. Уже скоро этого паука не будет здесь, он исчезнет, и все станет, как раньше. Вы можете прямо сейчас сказать о заговоре против левого тайного мастера королю — и я погиб; а можете просто промолчать, ничего не делать, но это будет ответом.

Валлиган поворотил лошадь и отправился к своим ратникам. Вот сейчас бы Молчану крикнуть, возопить: «Держите его, татя проклятщуего». Но смолчал русич. Голову только поворотил за Ферблуном да очами с ним встретился, энтот тоже обернулся. Вот сейчас, сейчас, значитца, есть еще время. Надобно воротить его, царю рассказать все…

Да поздно, вот уже и Валлиган совсем махоньким стал, до людей своих добрался да вместе с ними поехал, будто и не говаривал ни о чем с Молчаном. Глупо себя десный мастер почувствовал, неужто теперь все раскрывать Эдуару? Да и опять, ему с энтого какой прок? Была б его воля, он этого самого Михаэля голыми руками придушил да не поморщился. Прав Валлиган, вскружил стервец голову мальчонке, мысли запутал, а через то и все государство пострадать может. Конечно, до государства Молчану плевать было, что ему энта Кантия? Чужбина, значитца. Но царство без царя немыслимо, а царь здеся Эдуар, как ни верти. И надобно его защищать. Если ради егойного убережения надлежит траву сорную подергать, Эдуара опутавшую, так тому и быть.

Поглядел Молчан случайно на Михаэля, да в дрожь его бросило. Поворотился шуйцый мастер в седле да назад взор устремил. Мимо ратников, мимо самого русича, далеко глядит. Молчан чуть не перекрестился да за взглядом проследил, тут ему совсем худо стало. А смотрел Михаэль далече, ой далече, на самого Валлигана Ферблуна, точно изучал его. Неужто слышал, неужто прознал?

Ходил-бродил как неприкаянный в затемках Молчан. Ижно дозорных по осьмому разу проверил, а все тревожность с сердца не проходила. Везде ратники балагурят, хохочут, брагу кантийскую пьют, а десному мастеру не весело. Вельми беспокойно на душе. Места себе не найдет, мается горемычный, точно пропойца без зелья диавольского. Бродил, бродил, да сами ноги его понесли к центру лагеря, к Эдуару.

Здесь шатры самые что ни на есть царские, пышностью и богатством окаймленные. Кажный размером больше избы русича, а убранством — точно со дворца и не уезжали. Энто кто, спрашивается, обо всем обеспокоился, все подготовил? Молчан, конечно. Мелочевку любую, тютельку, что царевичу люба, распорядился с собой взять. Чтобы Эдуару привычно было в походе. А он даже не заметил. Сидит с Михаэлем балясины точит. Ух, как им весело.

А у него кошки на душе. Уж третьего дня, как пропал Валлиган. Точно под землю провалился, аккурат после речи своей худой. Егойные люди говаривали, что по делам срочным уехал. Дескать, сам король приказал. Только Молчан сумневался, ох как сумневался. Да все как есть у царевича спросить боялся.

— Мойно, хватит там ходить, — заметил его царевич. — Пойдем к нам. Успокойся уже, здесь, среди моих людей, я в безопасности.

Делать нечего, не ослушаться же Эдуара. Мойно молча подошел и сел подле костра. Царевич знай себе сидит, палкой в угли тычет, а Михаэль руки на пупе скрестил да смотрит искоса, с хитрецой.

— Таки иногда опасность подстерегает нас как раз тогда, когда мы думаем, что в безопасности, — точно думу вслух потаенную обронил Михаэль. Неспешно, нараспев говорит, засранец эдакий. — Если я не ошибаюсь, молодой человек, ваш дядя тоже думал, что в Утесе Гроз ему ничего не угрожает.

Помолчали. Кажный о своем. Эдуар, значитца, дьядьку своего вспомнил — по глазам влажным ясно стало — мужика своевольного, вздорного, гневливого порой, а все же его как сына любившего. Молчан об временах подумал прежних, когда гридем обычным был, возвыситься не желал, когда вместе все были, все заодно — он, Иллиан, значитца, да Айвин. Теперь же по-другому. А Михаэль… черт разберет, о чем шуйцый мастер думал, но речевать дале стал он.

— Но вам, молодой человек, в любом случае повезло. Ваш тайный правый мастер вернее, чем люди сира Эдмона.

Получается, вроде и похвалил, да в глаза так глянул, что Молчан себя кутенком обоссавшимся почувствовал. Ночь везде, от костра свет слабый, чуть заметный, а глаза Михаэлевские во тьме так и пышут, и пышут. Вот-вот загорятся.

— Мойно не просто мой правый тайный мастер, — глянул на него Эдуар. — Он мой друг.

— Самое важное, молодой человек, правильно подбирать друзей. Таки что может быть важнее.

Говорит, злыдень, а сам на Молчана позыркивает. Вроде, знаю, об чем ты давеча с Валлиганом речевал. Все знаю, ирод. И пощады тебе не будет. Русича даже пот прошиб. Ижно у костра зябко, вона и Эдуар в плащ укутался, а у русича лбище все в мелких каплях. Десницей утер да искоса на Михаэля глянул. А тот сидит улыбается. Забавляется, значитца.

— Ладно, не будем засиживаться, молодые люди. Завтра рано утром в путь. Сир Мойно, не проверите мой шатер? У меня такое дурное предчувствие.

— Я правый тайный мастер короля, — почти не разевая рта да скулы сжав, ответил Молчан. — Не ваш.

— Мне всегда казалось, что если со мной произойдет неприятность, то это отразится и на короле. Так же, как и с вами, молодой человек. Иными словами, мы не можем позволить, чтобы с нами что-то случилось. Мы не можем подвести короля, разве не так, сир Мойно.

Ух, как в темени у Молчана застучало, как зубы заскрипели, да персты хрустнули, в кулаки сжавшися. Пред глазами все побелело от гнева, пламенем огненным отразилось. В свете этом увидел и чело Эдуаровское — тревожное, удивленное — и Михаэлевскую рожу. Тот вроде напротив, смущен, али чего более, напуган был. Стоял, уста разинувши да мелко трясся, собака плешивая.

Вот он лик его истинный, самый что ни на есть настоящий, маскою не сокрытый. Просто трус Михаэль, обычный трус, каких множество великое. Испужался настоящей силы, настоящей… Да тут Молчан и задумался. Столько времени шуйцый мастер над ним насмешничал, а теперича вдруг бояться вздумал начать. И перед глазами до сих пор белым-бело, как днем поздним, али вечером ранним. Так ведь и злость-то уже вся повыветрилась.

Поворотился назад да ахнул. Матерь Божья, хранительница да заступница всего и каждого, спаси и сохрани. Не иначе врата адовы отворились, да чрез них сюда диавол лезет. Во тьме, далече, точно к небу самому рука вздымается. То ангель павший к Богу назад тянется, да только десница та проклята, очернена, оттого только садов райских достигла, одернулась прочь да пламенем объялась.

Зело страшно Молчану стало, сердце заколотилось, как когда в полон его забирали. Плохой знак, дурной, видеть такое человеку. Раз уж скрытое наверх выворачивается, то, чего видеть не суждено в обычное время, жди беды.

Токмо царевич на свой лад рассудил. Чело у него все такое же тревожное было, да только не испуганное али растерянное. Повернулся к мастеру шуйцему, посмотрел внимательнее на пса, да вымолвил: «Это пожар. Пожар на Горе Богов».

Чужой среди своих

Молния обрушилась на землю раскидистой ветвью, разорвав темное небо в клочья и обнажив худенькую фигурку на дороге. Руслан успел разглядеть некрасивое скуластое лицо и несоразмерное ему тщедушное тело. Девочка быстро ступала по мокрой чавкающей жиже, поминутно оборачиваясь назад, то ли ища кого-то взглядом, то ли, наоборот, боясь найти. В следующую вспышку кинетик заметил, как по разорванной руке стекает и падает на землю бурый чуть заметный ручеек.

— Надеюсь, ее не сильно, — прошептал он, скорее, себе, чем своим людям.

— Нет, Марат сказал, что чуть заденет, не более, — отозвалась Ольга, и он кивнул.

— Надеюсь, в деревне никто не стал сопротивляться. Лишь бы местные не пострадали.

— Черным душам побоятся отпор дать, — решительно заявила Ольга.

«Пусть бы оно так и было», — произнес про себя Руслан.

План был, конечно, неплохой, вот только для его осуществления требовалось пойти на крайние меры. Крайние меры… Руслан провел языком по небу, словно счищая образовавшийся за ночь налет. Попробовал слова на вкус, и они ему не понравились. Так ли давно именно такими фразами говорил Канторович? Именно о том же самом. Только… только вот у него в мыслях, как все подмять под себя, а Руслан, наоборот, стремится не допустить этого.

— Желания разные, а методы одинаковые, — прошептал внутренний голос.

— Я никого не убил и на смерть ради собственного честолюбия не отправлял, — ответил Мёнемейстер.

— Не убил ради собственного честолюбия, а убивал, защищая своих. — Спокойно ответил кто-то внутри головы. — Так ты хочешь сказать?

Руслан не ответил — он мог обмануть себя, людей, но как обвести вокруг пальца Совесть? Он помнил пойманных телепатов — ведь никто не выжил. Потому что ни один не сломился, не сдался, не отступил от своих убеждений. Так ли хорошо Канторович промыл им мозги? Или это его вина, что не нашел к ним подход? «А чья же еще?» — прошептал голос?

Кинетик тряхнул головой, разбрасывая тяжелые капли с намокших волос. Не время для наваждений. Провалят сейчас дело — второго шанса может не представиться. Собрались…

— Похоже, сработало, — шепнула Оля. — Идут.

Руслан прислушался и действительно уловил шлепающие звуки, а еще через минуту на дороге показались темные фигуры, которые в сумерках походили на бесформенные тени. Кинетик обратил внимание на самого рослого призрака — сына полумрака — видимо, это и есть Айвин. Из-за сгустившейся тьмы, в которой вязли даже хрусталины дождя, он не мог разглядеть лицо. Существовал, конечно, риск ошибиться. Но с другой стороны, поздний вечер с плотно затянутым тучами небом был на руку — телепаты не могли разглядеть трех кинетиков, прятавшихся под разросшимся можжевельником.

Несколько раз рассвирепевшим раненым львом прогремел гром, но молния не блеснула. Не упала яркой бело-желтой полосой, все больше расходясь к земле, не осветила странную процессию на дороге. И Руслану пришлось довольствоваться полумраком.

Фигурку внутри с безжизненно висящей рукой он узнал сразу — та самая девочка, «сбежавшая» из деревни, на которую напали «черные души». И «удрать» она должна была именно в эту сторону, откуда шли телепаты вместе с прославленным Айвином, чтоб его…

Натурализм. Исключительный натурализм. Вот что должен был видеть, и видел, ребенок. Кинетик подозревал, что его люди переворачивали телеги, отбрасывали взглядом кинувшихся на них крестьян, может даже, кого-то… Ведь сама девчушка ранена, он видел кровь на руке. И все за тем, чтобы она поверила. Чтобы не подумала об излишней театральности. Потому что — вот в этом Руслан был более чем уверен — телепаты сейчас основательно покопались у нее в голове.

Но когда мозголазы, имеющие в своем отряде психо, узнали о присутствии кинетиков, дураку понятно — теперь они точно решат напасть. Главное, вовремя успеть захлопнуть ловушку. Не проморгать, успеть закрыть силки до того, как мозголазы пройдут насквозь и выскользнут из них.

Руслан перевел взгляд на таинственного Айвина — да уж, дал бог росточку. Он, похоже, и так от природы был не маленький, а тут еще психокинетизм свое добавил. Конечно, не такого крепкого сложения, как его ребята… и Ольга, но среди остальных выделялся. Мёнемейстер разглядел даже тех самых телепатов — четыре тощие тени в плащах, жавшиеся друг к другу и шагавшие поодаль от всех. А вот остальные, скорее всего, туземцы. На них даже внимание акцентировать не стоит.

Отряд прошел мимо. Причем, двигались люди неравномерно. Айвин и еще двое аборигенов чуть не мчались вперед, а вот оставшийся местный, поддерживающий девочку, и телепаты явно не торопились. Оно и понятно. Осторожничают, выжидают, словно чувствуют, что западня. Но так даже лучше, удобнее.

Руслан неторопливо выбрался из-за укрытия, подобрал несколько камней, приготовленных заранее, и те поплыли по воздуху за ним. Он выбрался на дорогу, теперь до ближайшего телепата оставалось шагов двадцать, и метнул четыре булыжника. Одновременный телекинетизм нескольких объектов всегда был скорее искусством, нежели умением, своего рода финтом в финтах, но на то он и Мёнемейстер, кинетическая десятка. Плюс опыт, опять же.

Камни пролетели быстро, не отклонившись и не изменив траектории, глухо ткнулись в затылки мозголазов и отскочили на землю. Четверка почти синхронно, лишь по-разному вскинув руки, повалилась на землю. Руслан быстрым шагом направился к ним, дав знак Ольге и Косте выбираться на дорогу.

— О, Игорь, — вполголоса сказала медсестра, узнав одного из телепатов. Причем в ее голосе слышалась некая грусть.

— Ольга, останься с ним, свяжи руки и…

— И глаза, — закончила вместо него Ольга. — Руслан, не первый год замужем.

Мёнемейстер кивнул. С завязанными глазами телепатам тяжелее сконцентрироваться на человеке, соответственно, залезть ему в голову. Хотя Руслан еще на родине читал небольшие заметки в газетах о слепых-телепатах, но это скорее из разряда «Очевидное-невероятное». В жизни такого не встречалось. Он слегка кивнул Ольге, она ответила тем же, и почти побежал вперед. Костя семенил следом.

Теперь предстояло самое сложное и одновременно легкое. Если они подберутся незаметно, то дальше все будет разыграно как по нотам. Но вот если Айвин-Иван их заметит… Куда теле- бодаться с психокинетиком? Даже десятке против семерки не выстоять. В порошок сотрет и не поморщится. Уж если он Гришу убил…

Камни привычно понеслись навстречу темным фигуркам, как если бы это являлось их каждодневной рутинной работой — врезаться в затылки проходящим людям, но вот только долететь не долетели. Кто-то из местных в самый неподходящий момент обернулся, словно почувствовал недоброе, и вскрикнул. А вместе с ним крутнулся на месте и гигант. По телу Руслана пробежала холодная дрожь, и причиной тому был не кусачий крупный дождь и не пронизывающий ветер, Мёнемейстер понял — психо заметил его.

Значит, вот так и вот здесь. Сначала умрет он, потом Костя. Ольга… Руслан знает ее, побежит на помощь, значит, и она. А потом Марат с оставшимися подтянется. И всех под нож. Ну или что там этот Айвин придумает? Кровоток может перекрыть или сосуды язлом перевязать. А может что-нибудь поизощренней? Разорвет на атомы, оставит вместо них прямо здесь, на дороге, кроваво-костные пятна. Руса сглотнул комок, вдруг образовавшийся в горле, и принялся ждать.

Иван жестом отогнал аборигенов себе за спину и взмахнул руками. С земли поднялся огромный ком, Руслан не успел заметить, то ли обычного чернозема, то ли собранных в одну общую кучу камней, и рванул в сторону кинетиков. Это… это не может быть правдой. Мёнемейстер с легкостью «разобрал» ком до мельчайших частичек, и добравшееся до него скопление земли, камней и мелких сучьев превратилось лишь в груду песка, засыпавшего ноги Руслана. Быть не может. Психо, одолевший Гошу, действует, как кинетик средней руки. Фигня какая-то. Руслан успокоился и разочаровался одновременно.

Герой битвы при Утесе Гроз вновь вытянул руки вперед (у него что, все способности к пассам культяпками сводятся?), и дорога буквально взорвалась под напором невидимого подземного монстра. Огромные куски взлетали в воздух и снова подали на землю, а таинственный вал был все ближе и ближе. Руслану вспомнился старый американский фильм «Дрожь земли» — там огромные черви передвигались под песком, нападая на людей. Только здесь никаких червей не было. Может, психо тоже когда-то видел это кино?

Кинетик спокойно смотрел на взлетающие куски земли и «нечто», приближающееся к нему с бешеной скоростью. А когда от «псевдочервя» до него оставалось метров пять, просто хлопнул в ладоши, и все прекратилось. Дорога снова стала лишь дорогой, разве что теперь сильно разбитой, заваленной кусками земли и камня. Но на этом все. Дождь с ожесточением принялся заливать эти вывернутые, местами сухие, куски, унося вместе с грязными водяными потоками частички гумуса и превращая все в плохо приготовленную кашу с комками.

Но пора удивляться все же пришла. Загадочный Иван взмахнул руками, и земля принялась вздыматься, подскакивать в воздух и прилипать к невидимому каркасу вокруг психо и его товарищей. Вот это да. Решил защититься? Руслан неторопливо пошел навстречу, теперь вовсе не опасаясь, даже чуть опустив руки. Его охватила некая раздраженность, перемешанная с досадой.

И этот «полубог» одолел сильнейшего психокинетика и вырубил не самого слабого кинетика Женю. За счет чего? Неожиданности и удачи? Похоже на то.

Руслан приблизился вплотную к темному ржаво-бурому шару — земля вперемешку с вязкой глиной — и провел по нему рукой. Мягко… Он даже не изменил структуру своего «глобуса», не сделал его неприступным. Какой этот Айвин психо! Будь он настоящим, истинным психокинетиком, то попросту мог защититься каплями дождя. Да что там, ему даже вода не нужна. Воздух. Обычный воздух. Когда-то именно так Гоша останавливал пули. А этот…

Теплая волна дрожи прошла по телу Мёнемейстера Проклятой лощины, взорвавшись на миллиарды осколков, пронзив каждый нейрон и отозвавшись жуткой головной болью. Руслан не бил в ладоши, не вытягивал руки, не делал никаких «вспомогательных» движений, которыми грешили начинающие кинетики. Он просто захотел. Так сильно, насколько мог захотеть. И защитный грязевой шар разлетелся в стороны. Исчез так быстро, будто его никогда и не было. А под ним пятеро — тот самый злополучный Айвин, странный старик в халате, явно восточного происхождения, укрывающий девочку из деревни, и двое совсем местных — в одинаковых доспехах с якорем на груди.

Руслан внимательно осмотрел с ног до головы Ивана, как хозяин в магазине осматривает породистого щенка, думая, стоит ли платить за него такие огромные деньги. Ну да, смазливый. Бабам молоденьким такие нравятся. Прямой нос, девчачьи глаза, аккуратный рот, даже щетина идеально ровная, будто электробритвой по ней прошлись, чуть неряшливые, но точно специально так уложенные русые волосы. Немного картинку портило родимое пятно на шее, похожее на высохшую кляксу. Но даже эта ложка дегтя не влияла на всю бочку меда. Иван был красавчик.

Руслан провел рукой по ощетинившемуся ежику на голове, поскреб пальцем небритые щеки. Да, против него он, Руслан Яникеев, кинетик десятого ранга, орк орком. Он, в принципе, никогда особым благообразием не обладал, даже не понимал, что женщины в нем находили. Но вот именно сейчас, перед этим эталоном мужской красоты, словно вышедшим из парижского музея мер и весов, сир Мёнемейстер почувствовал себя особенно ущербно. Может, отсюда накатила на него необоснованная злоба.

— Легли, живо! Лицом в землю.

Послушался только старик с восточным лицом. Он, кряхтя, приподнял полы халата, встал сначала на колени, а потом, опершись на руки, лег на мокрую холодную землю. Стражники в доспехах с якорем, девочка с деревни и «полубог» смотрели на Руслана. Казалось, что Иван даже слегка удивленно.

— Легли на землю! — медленно повторил кинетик.

Но его слова обратились в пустоту и не возымели никакого эффекта. Сзади уже подоспел Костя, но Мёнемейстер не обращал на него внимания. Он попросту начал давить. «Бульдозером», это кинетики между собой так называли. Давно, когда еще точных вычислений категорий не было да определяли все на глазок, эту штуку и придумали. Становились два кинетика между собой и давили, пока один не сдавался. Так и вычисляли сильного. Метод примитивный, но Руслан, почему-то, не придумал ничего лучше.

Именно сейчас он хотел просто раздавить этого лжеца, выдававшего себя за сильного воина, а на деле оказавшегося обычной пустышкой. Желал оставить от «полубога» лишь кучу шелухи, в которой и человека разобрать будет трудно. И того ему будет много. Был бы он психокинетиком, расщепил на атомы и развеял над всей Кантией. Чтобы ни одного следа больше, ни одного упоминания об этом сопляке. Ведь сколько ему? Похоже, тридцати даже нет. Поколение пепси, мать его.

Он усилил давление и сделал несколько шагов. Иван сопротивлялся, как мог, Руслан чувствовал это, но победа была лишь вопросом времени. Психокинетик даже вытянул руку, словно пытаясь спастись от возможного удара, — так защищаются маленькие дети: зажмуриваются, втягивают голову в плечи и выставляют крохотные ручонки. Мёнемейстеру внезапно стало стыдно за себя, за свою несдержанность и обиду на этого человека, за неоправданные надежды и его вдруг обнаружившуюся слабость. Руслан убрал «бульдозер» и отступил.

Иван рухнул на землю, как падает под ударом топора расколовшаяся трухлявая колода, все также вытягивая руку, но скорее инстинктивно. Руслана затошнило. «Психо» смотрел на него и одновременно сквозь, не сфокусировавшись, не зацепившись взглядом. «Отъезжает», — понял Мёнемейстер. У кинетиков это сплошь и рядом, особенно у начинающих — надорвутся, и пелена перед глазами, вот-вот сознание потеряют. По ощущениям как если просидеть несколько часов, почти не двигаясь, а потом резко встать. И тот же шум в голове, катарактная муть, полуобморочное состояние. Только раз в десять покруче. Прибавить сюда легкую панику и страх, вот тогда будет хоть как-то похоже.

Руслан подхватил Ивана и поднялся. Мышцы напряглись, вены под кожей вздулись. Здоров же, пришлось даже кинетические способности малость включать. Один из местных, как только Мёнемейстер прикоснулся к «полубогу», дернулся было его защитить, но Костя не дремал. Он легко отодвинул весь квартет сторону — старик в халате до сих пор лежал на земле, поэтому проехался прямо по жиже — и, не отпуская руку, спросил.

— С этими что? Они, вроде, вообще не нужны.

— Вместе с остальными, — только и ответил Руслан.

Он спокойно пожал плечами, мол, дело барское, и поднял всю троицу в воздух. Мёнемейстер с тоской смотрел за его манипуляциями. Когда они такими стали? Жесткими циниками, обращающимися с живыми людьми, как с тушами, безжизненными железками, просто предметами. Может, все из-за их чувства превосходства над остальными? Их кажущейся особенности? Ведь даже в их мире, даже в России, ясновидцы кичатся перед телепатами, телепаты перед кинетиками, кинетики перед магнетиками, магнетики перед эмпатами. И этому конца края нет. Никто не хочет равноправия, все хотят быть особенными.

— Вообще, по-хорошему, эту мразь надо в расход пускать.

Руслан обернулся. Даже не заметил, как к ним почти подошла Ольга. Кинетик важно шагала, таща по мокрой грязной дороге клубок из прижатых друг к другу четверых человек. Конечно, ей не составило бы особого труда поднять их воздух, как Косте, но она не хотела. Никто из кинетиков и раньше телепатов не любил, а после… после того случая. Руслан не стал делать мужчине замечания.

— А с психо что? — спросил наконец Костя. — Вообще он стремный какой-то.

— С психо я сам разберусь.

Не сказав больше ни слова, не дав никаких указаний, Руслан пошел в сторону деревни. Его подопечные, держа на кинетическом поводке пленников, поплелись за ним.