Оловянное царство

Солдат-император

За долгую жизнь к предательствам привыкаешь, как к размытым дорогам, ненастной погоде или прокисшему пиву – они вызывают лишь ругань и желание выбить обидчику зубы. И все. Чем больше зубов, тем легче станет на сердце. Двуличие друга, измена любовницы, ложь перекупленного командира – все это забывалось за месяц. Либо страдаешь, либо живешь – умные люди считали, что жить веселее. Доверие дарилось лишь равным, обман остальных объяснялся их дикой прогнившей природой. Амброзий Аврелиан знал эту истину с самого детства, она росла и крепла в его сознании все долгие годы армейской службы на острове, но редко когда он мог ее применить, а потому обман бритта Гилдаса, хитрость Вортигерна, предательство Утера – все это доводило его до истерики, рушило в голове стройный ход мыслей и порой ему хотелось стать диким волком с северных пустошей, что в безумии разрывает добычу. «Тебе сядут на шею и затянут удавку потуже». Так и случилось, ему говорили об этом.

Их с Утером не связывали узы, как в старых языческих песнях, когда выживший брат просит суровых богов забрать его следом за первым. Они редко делили добычу, разнились, как огонь и вода, и общества друг друга искали не часто. Но они сражались бок о бок всю жизнь, знали мысли друг друга и помнили, что они братья. Это казалось им нерушимым. До этого дня.

За шесть долгих дней по дороге в Повис Амброзию было над чем поразмыслить. Когда Утер предал его? Сколько лет прошло с этого? Как долго брат его ненавидел? Почему Вортигерн решил вести дела с тем, кто его презирает? Может это случилось пять лет назад, когда неожиданно в форте Банна стало комфортно жить. Появились исправные печи, деньги, даже поставки приличной еды – не только хлеба и дичи. Одежда Утера и его приближенных перестала походить на лохмотья, и тот стал играть в полноправного господина. Кто знает. Когда было тоскливей всего, Полу-бритт Амброзий думал, что в брате нет ненависти, он просто нашел ему применение, как любой вещи в своем новом доме. Это не предательство, всего лишь политика сильного. И каждый на разграбленных землях и он, Амброзий, в придачу, проклянет его за такую политику.

– Шевелись, ты!

Теперь сакс ехал верхом на лошади, а он со связанными руками волочил ноги следом. Первое время центурион шел, как в бреду, теперь же сознание прояснилось, сакс порой бил его на стоянках, но теперь ему это прискучило и большую часть ночи он пил. Пьяный храп варвара разносился по пустоши, а Амброзий складывал вместе кусочки загадки. Первая – кого он теперь ненавидит больше?

Амброзий не очень-то жаловал слово «ненависть», от него веяло беспросветной обреченностью и не было триумфа победы. Но иного слова он не придумал, хотя знал, что эта острая ярость в скорости притупится, оставив место брезгливости и вражде. Сейчас он совершенно не мог думать о брате – значит, это ответ. Утер его предал, Утер за это заплатит. Утер предал и тех, кого он хотел защищать. Что же до Вортигерна… Прошло девять лет, ему будет что обсудить с этой шелудивой собакой. И он до сих пор думал о нем, как о равном себе. Было в нем что-то слишком похожее – и за завесой нищеты и безродности, и за пологом власти и силы.

– Твое счастье, солдат, мы пришли, – сакс спешился, постучал в ворота, затем с силой пнул Амброзия под колени. Тот упал в дорожную пыль. – Открывай!

Лицо стражника появилось в крохотном окошке двери.

– Ты припозднился.

– Припозднился, значит так было нужно, – рявкнул сакс. – Открывай или отрежу тебе правое ухо, все равно оно плохо слышит.

Ворота скрипнули. Что ж, все повторяется в точности.

– Скажи самому, что я вернулся с подарком, как он хотел. Утер со Стены шлет ему горячий привет.

Краем глаза Амброзий осматривал внутренний двор крепости Вортигерна. Даже приди он сюда с сотней солдат, он бы за полгода не взял этот форт. Перед ним предстало действительно царство. Еще дикое и кривое, необузданное, провшивевшее, но уже безмерно богатое царство бывшего варвара. Вортигерну удалось. Повис, Дивед и южные земли теперь принадлежали ему. Сейчас было безопасней молчать.

Саксов здесь оказалось порядком, сомневаться не приходилось, что слова бриттов и прочих были правдивы. На огромном дворе на одного солдата из бывшего легиона Флавия Клавдия приходился десяток южных захватчиков и еще пара бриттов. Повсюду доносилось бряцанье кольчуг, лязг топоров и мечей. Тут и там над кузнями вился дым.

– Да, да, калека, – просвистел ему в ухо сакс. – Мы не чета твоим оборванным северянам.

Он был прав. Амброзий смотрел на эту плавильню нового мира и понимал, что проще быть с ней, чем против нее. Рим и его порядки остались далеко позади, вседозволенность пьянила и ударяла в голову тяжелой дубиной. Здесь не могло быть иначе, это царство, полное золота и зубов выросло бы из земли все равно. Только Вортигерн был первым, кому удалось его возвести. Повис, Дивед, Гвинедд – что еще он прибрал к рукам? Это олово успешно купило ему царский венец.

Он услышал негромкий шорох шагов за спиной и обернулся. За девять лет этот владыка не изменился ни капли.

– И вот ты здесь, – негромко проронил Вортигерн со странной улыбкой. – Столько лет прошло, и мы все же встретились. Полу-бритт.

Время его пощадило или судьба – тот у обоих считался любимчиком. Все то же широкое лицо, наивный открытый взгляд и сутулые плечи, эта маска сослужила ему отличную службу. Но вместе с тем у него теперь был облик царя – откуда взялись эти ткани, расшитые золотом, ножны, под стать старым мифам, венец, под тяжестью которого склонилась бы любая сильная шея – посреди серого весеннего дня Повиса он казался солнцем, вышедшим из-за туч, и старался казаться таким же любому. Обещание богатого сытого века. Не для всех, разумеется.

Вортигерн продолжал улыбаться. Не самая легкая встреча. Должно быть, он сам не знает, о чем говорить.

– О чем ты думаешь, Полу-бритт?

Амброзий почувствовал запах дорогих масел, каждое из которых стоило состояние. Им пахла вся одежда нового императора, будто на нее пролили целый кувшин.

– О царе Мидасе.

Улыбка Вортигерна сделалась шире.

– Только ты вряд ли слышал о нем.

Если нечем бить, то бей в родословную.

– Старый царь, известный своим богатством. Все вокруг него обращалось в золото – владыка должен многое знать, Полу-бритт. Я теперь не простой солдат, каким был когда-то.

– Еще он был жаден и глуп, и у него были ослиные уши. Наряди осла в пурпур, много ли пользы это ему принесет?

За эти слова его могли избить до полусмерти и на неделю оставить гнить в сыром погребе, сейчас Амброзию на это было плевать. К его удивлению, Вортигерн не спешил отдавать подобный приказ.

– Ну? – промолвил центурион, когда молчание затянулось.

Новый император расхохотался, затем надушенными и намасленными пальцами вытер пару выступивших слезинок.

– Я знал тебя слишком недолго, Полу-бритт, чтобы понять до конца, ты не перестаешь меня изумлять.

– Давай убьешь меня сразу, твое представление затянулось. На девять лет.

– Убить? – Вортигерн наконец перевел дух от смеха. – Ты думаешь, я правда хочу убить тебя, Полу-бритт? Что же мешало мне это сделать тогда?

Амброзий был изможден дорогой, злостью и голодом, решать загадки Вортигерна ему сейчас не хотелось, однако этот хитрый отщепенец был прав – в этой стройной картине что-то не ладилось и близкой смертью как-то не веяло в воздухе. Отчаянием – да. Бесконечной усталостью, звериной жестокостью – но не смертью. Он смотрел на ряженого императора в шелке и пурпуре с гладко расчесанными волосами и думал – ни один император, ни один вождь, ни один царь, ни один захудалый старейшина никогда не выйдет к своему пленнику лично. Вортигерн создал себе образ недосягаемой власти, но он сейчас здесь, а не в великолепных чертогах восседает на троне.

– Что тебе нужно? – грубо спросил он.

Вортигерн улыбнулся одними губами и положил руку ему на плечо.