Ом Свасти

9 Билет в иной мир. Король

Я крутил в пальцах матово-белый магазин к пистолету. Смотрел, как играют размытые блики на его совершенных гранях, вспыхивают и пропадают отблески ламп, перетекают дрожащие рубиновые огоньки – отражения сигнальных индикаторов с пультов. Иногда патрон ловил и цинично искажал висящую за большим обзорным экраном Землю. Тогда я, на время, приостанавливал пальцы, замирал и пытался разглядеть в искореженном пятне очертания укрытых циклонами континентов. Полыхающая боями Европа, огненная Америка, темная, мрачная Африка, Антарктида с отблесками взлетающих звездолетов битком набитых беженцами. Золотая, цвета бескрайних пшеничных полей, Сибирь, заснеженные Гималаи, Великий Тихий океан – пацифист переполненный армадами боевых кораблей. Горящие города Австралии... Патрон все переворачивал с ног на голову. Лишал виды подыхающей, перекормленной смертью цивилизации должной трагичности. Словно в архаичной карнавальной комнате смеха, планета представала то в виде рассеченного квадрата, то в виде массы мелких полосок. Ужас, страх и отчаяние. И безысходность Родины Человека патрон в единый миг делал ненастоящими, гротескными, бессмысленными и даже смешными.

Я расслабился и просто крутил в пальцах совершенное творение человеческой технологии. Мне было хорошо так сидеть. Мягкое интеллектуальное кресло, специально установленное позади ряда пультов пилотов, навигаторов и инженеров связи. Большое окно во внешний Космос, которое лучше всего было видно именно этого места. Легкое гудение и дрожь стальных плит пола от работающих генераторов. Я чувствовал себя Властелином. Я считал себя достойным Великих предков – Командоров. Я сидел в кресле, как Жоан де Кастро в 1535 году стоял на квартердеке остроносой каравеллы, отплывая к далеким берегам португальских колоний. Я тоже отправлялся в колонии, и тоже собирался навести там должный порядок...

Только у досточтимого предка не было в кармане личного Галактического банка и, следовательно, ему не нужно было спасать свое детище из осажденной коммунистами «цитадели» демократии.

– Командор, к нам приближается челнок с Земли. Опознавательные коды в порядке, – четко доложил офицер связи и, не дожидаясь ответа, вернулся к своим делам. Я кивком разрешил кораблику причалить. Хотя это скорее нужно мне самому – челнок втянули бы в крейсер и без моего согласия.

Через некоторое время в командную рубку буквально ввалился лейтенант Ван Ку. У него был такой вид, словно его только что вынули из какой-то гигантской мясорубки, а потом старательно сдобрили получившееся блюдо сажей.

– О, Господи, командор, – вскричал он, падая на колени рядом с креслом. – О, Господи!

– Что еще, приятель? – я успокаивающе положил руку на плечевую пластину брони, тут же об этом пожалев.

– Там Смерть... – зарыдал юнец, попытался утереть слезы грязными кулаками, но только добавил шарма в и без того богатую боевую раскраску. Моей руке тоже досталось...

– Она там везде... Красные, как черти, выскакивают, словно из-под земли и их нельзя убить. Они, как драконы... Десяток их валится замертво, а сотня встает...

– Он несколько преувеличивает, – покрутив рукой у виска, пришлось объяснять пилотам, пялящимся на лейтенанта с выражениями ужаса и сострадания на лицах. – Скорее всего, контузия.

– Где Танкелевич? Где Миха? – тихо спросил я, прежде слегка встряхнув бьющегося в истерике сосунка.

– Безденежных мертв! – снова принялся орать Ван Ку, брызгая на меня пеной с губ. – Снаряд попал ему прямо в живот. Его кишками перемазан целый квартал этого проклятого города! Он так хотел стать маршалом Франции...

– Где мой банк, скотина!? – я сорвался на крик и даже несколько раз ударил по щекам молодого ублюдка. Меня не оставляло ощущение, что участвую в каком-то цирковом представлении. – Где Танкелевич? Ты бросил их? Спасал задницу?

– И-ик, – всхлипнул Ван Ку, глаза закатились, и он рухнул под ноги без чувств.

– Твой отец мало тебя порол в детстве, – тихо, так чтобы это мог услышать только полудохлый лейтенант, проговорил я. – Старый полицейский так просил тебе помочь. Ты его опозорил!

– Уберите этот навоз! – громко приказал я, вставая. – И разбудите лежебок. Мы отправляемся вниз!

Меня верно поняли. Лежебоками на «Капитаньи» сразу стали называть закованных в бронекостюмы командос, которым тяжело было передвигаться из-за повышенной гравитации по переходам исполинского крейсера. Старая гвардия, кряхтя и матерясь, принялась грузиться в челноки. Я, обеспокоенный судьбой моего банка и Игора, тоже надел доспехи и уселся в противоперегрузочное кресло маленького кораблика.

– Данные визуального наблюдения и радиоперехвата, – сунул в руки целый ворох бумаг офицер связи и выскочил. За его спиной люк с лязгом захлопнулся, и я в последний раз в жизни отправился на свидание с Землей.

Я платил офицерам, чтобы они хорошо делали работу. Пока челнок, издеваясь над желудками пассажиров, совершал замысловатые маневры ухода от ракет ПВО, я тщательно изучил документы, снимки и расшифровки переговоров командиров комми. Обладай такими данными регулярная армия, выбить красных из Нью-Йорка не составило бы большого труда. Только вот правительство уже эвакуировалось на Марс и «цитадель демократии» ни кто оборонять не собирался.

Золото нужно любой власти. Золото – это и есть сама власть! Даже при их вожделенном коммунизме, где, как они заявляли, единственной ценностью является труд, золото все равно оставалось весьма и весьма ценным металлом. Поэтому комми одной из главных своих задач посчитали захват золотого запаса Содружества. Тысячи тонн желтого металла к тому времени сосредоточенные в подземных сейфах банка.

Из данных визуального наблюдения явствовало, что район города, где располагался центральный офис Всеземного Федерального банка был, словно бочка с соленым тунцом, набит боевой техникой. Посланный мною отряд попал под перекрестный огонь тысяч орудий. Понеся большие потери, люди были вынуждены укрыться в развалинах небоскреба. В других районах города спутники признаков идущих боев или сосредоточений войск красных не обнаружили.

Мы приземлились на площади, где под землей сходились несколько линий метрополитена. Я решил воспользоваться этим способом передвижения и выйти на поверхность в незащищенном тылу врага. По сути закованная в броню армия, числом без малого в три тысячи хорошо подготовленных и прекрасно вооруженных бойцов, должна была стать для комми настоящим сюрпризом.

Нью-Йорк встретил меня грязью. После почти стерильных помещений Буллиальда поверхность планеты показалась донельзя мерзостной. Неприятное чувство, словно ладони обволокло чем-то маслянистым, чем-то нечистым, не покидало с того самого момента, как я первым выскочил под низкое дождевое небо «цитадели».

Сотрясая мостовую на самом дне железобетонных ущелий мегаполиса, мы спустились в кишащее людьми подземелье. Я отдал приказ не стрелять, но не стал бы наказывать ослушавшегося солдата. Слишком уж бестолково, раздражающе валил народ к прибывающим с небольшими промежутками поездам.

Ньюйоркцы попросту сошли с ума. Многомиллионная армия кровожадных захватчиков входила в город, а миллионы горожан тупо, как стадо баранов, стремились на Континентальный стадион на финальную игру по флайболу. Ирония судьбы – финальная игра в финале государства....

Словно не было войны. Словно после окончания финала все пойдет по старому. Словно игра важнее жизни...

Нам пришлось применять силу, чтобы оттеснить вопящую от ярости орду болельщиков в сторону и загрузиться. И я подумал, что красные сильно рискуют, если попытаются прервать игру. Толпа просто разорвет щуплых азиатов на куски... или Нью-Йорк потеряет несколько миллионов жителей.

Фанатам флайбола пришлось подождать. Словно волны, состоящие из концентрированного безумия, толпы накатывали и разбивались о бронированные грудные пластины стоящих плечом к плечу командос. Пластилитовые трубы поездов, удерживаемые на станции в нарушение всех расписаний, проседали над рельсом, когда тяжелые гоплиты входили и пытались рассесться на узеньких сидениях.

Наконец последний состав дрогнул, тягач поднатужился и стронул трубу с места. Станция, где мы оттеснили фанатов, не была конечной и в вагонах оказались люди севшие раньше. Я садиться не стал и всю дорогу на меня, снизу вверх пялилась какая-то маленькая сухонькая старушка.

Труба летела мимо заполненных людьми перронов. Пистолет, приставленный к затылку оператора поезда, придавал составу дополнительную скорость. Немногочисленные пассажиры, которым довелось попасть в одни с нами вагоны, тихо злились, но открыто выражать недовольство не решались.

– Вы бы еще, молодой человек, на лошади сюда въехали, – вдруг укоризненно выговорила старуха.

– Ты ее хоть раз в жизни видела? – засмеялся я. – Мымра, ты, наверное, даже в Зоопарке ни разу не была!

– Хам! – закричала старушка. Солдаты заржали, поезд остановился. Если бы пришлось перед боем что-то говорить своим солдатам, я вряд ли сумел найти лучшие слова для поднятия их настроения.

От выхода до развалин было не более пятисот метров, но все это пространство было плотно забито. Горбатые панцеры, тягачи с ажурными фермами ракетных установок, грузовики, штурмовики, полевые кухни и санчасти. Суетливо мельтешащие среди серо-зеленых стальных монстров серо-зеленые люди с оружием. Мы вышли из-под земли и еще пару минут разглядывали излишне милиторизированный муравейник, прежде чем нас заметили.

Очаги растерянности возникали в толпе красных то тут, то там, пока вся эта армия не замерла с открытыми ртами. Тогда я подрегулировал микрофоны в шлеме и сказал так, что голос долетел даже до обгоревших развалин банка:

– Вы что? Решили их пересмотреть? Идите и убейте их. Будем потом смотреть на их трупы!

– Огонь! – запоздало выкрикнул какой-то красный командир, и площадь взорвалась. Огненные вихри пронеслись по беззащитным грузовикам, кухням и фургончикам медслужб. Бесполезные при большой скученности и суматохе панцеры крутили башнями и изредка стреляли, разрушая титанические здания нависающие над улицами. Тогда вздымались облака пыли, и оседающий небоскреб заваливал и моих солдат и комми.

Шквал гудящих пуль, словно брызги разлетался рикошетами от брони панцеров и моих солдат. Ни что, ни единое живое существо не имело шансов выжить в этом безумстве. Ряд за рядом, отряд за отрядом из подземелий метрополитена выходили все новые и новые солдаты, оттесняя красных к середине площади. Это уже не походило на бой, это было настоящее аутодафе. Последняя вспышка перед угасанием демократии, яростный предсмертный вопль умирающего мира.

Визжали пытающиеся взлететь штурмовики, но даже вой турбин заглушали вопли и стоны погибающих оккупантов. Излучатели моих бойцов не давали ни единого шанса. Лопающиеся, как орехи головы, фонтанирующие кровью обнаженные внутренности, оторванные конечности. Вопли ужаса, агония и ругань наполнили эфир, и мне пришлось отключить коммуникатор.

– Может быть, предложить им сдаться? – потрясенно выговорил один из стоящих рядом со мной, в арьергарде, солдат.

– Им сейчас не до того, – похлопал я его по плечу. – Они умирают, а это отвлекает от переговоров. Пошли...

Сотня специально отобранных солдат личной охраны выстроились в таран и, словно корабль в бурном море смерти, пошли к чернеющим выжженными окнами развалинам банка. Я, как капитан корабля, вместе с помощниками, Элсодом и Желссоном, шел в центре.

Не доходя каких-то полусотни метров до цели похода, я разглядел Игора среди жалкой кучки защитников банка. Он, весь изодранный, в крови и с перевязанной левой рукой, вопил, прыгал и стрелял в пробегающих мимо красных из огромного пистолета.

– Не поранься! – закричал я ему, и он приложил руку с оружием к бровям, изображая впередсмотрящего.

– Хо-хо! Берти! – воскликнул Игор, стоило отряду подойти ближе, так, чтобы он смог меня разглядеть. – Смотри! Он, как дикий мустанг!..

Щуплый банкир снова принялся стрелять по мечущимся в панике комми.

– ... Смотри, я обуздал этого бешеного зверя! – вопил коротышка, пуская пулю за пулей. – Ах, какая это сила!

Ошметки мозгов из разорванной пулями головы оккупанта медленно стекали вниз по стене, вызывая новый приступ восторга.

– Это просто СИЛА в чистом виде! Мощь, воплощенная в металле!

Стоящего невдалеке от нас с банкиром солдата вдруг вырвало. Меня весьма позабавили его попытки нагнуться в танкообразной одежде и извергать съеденную накануне пищу не внутрь своего облачения, а наружу.

– У твоих солдат слабые желудки, – засмеялся Игор. – А вот по мне, так это просто здорово!

Отпуская шуточку, банкир продолжал выпускать злые пули, почти не целясь, в толпу врагов.

– Сначала я тоже чувствовал себя не очень-то...

– Сознайся, ты уделал все коридоры моего банка! – пришла и моя очередь шутить. И по смущению на лице Игора, понял, что попал в самую точку.

– Да ладно! – улыбнулся я. – Не нервничай. С каждым бывает...

– С тобой-то этого не было, – завистливо выговорил Танкелевич. – Я сам опрашивал свидетелей... И ту черную бабу и копа из Луанды... Ты-то просто пристрелил доктора и уехал пить водку...

– Ну, так это же я, – самодовольно заметил я. – ... А это ты!

Я ткнул бронированным перстом в грязную грудь банкира. Он пригорюнился было, но тут же отошел. Попросту мимо пробегал очередной азиат-комми и коротышка не мог себе позволить упустить такую хорошую мишень. Парнишка, откуда-нибудь с отрогов Гималаев, пробежал еще не больше пяти шагов, а потом его спина расцвела алыми цветами, и он рухнул.

– Вот так-то! – удовлетворенно кивнул Игор.

– Командор, – простонал солдат со слабым желудком. – Предложите красным сдаться!.. О-о-о, я больше не могу...

Он мне солгал. Он мог еще. И в подтверждение этому его потряс новый приступ рвоты.

– Ну что опять? – нахмурился я.

– Там, там, – выдохнул несчастный и дрожащей рукой указал куда-то в переулок. Ожидая увидеть опять какую-нибудь мелочь, от которых падают в обморок школьницы, обернулся и увидел теряющуюся в городском смоге улицу. А на каждой решетке балкона, на каждой перекладине поддерживающей пешеходные уровни, на фонарных столбах, покачиваясь, висели люди.

– Полицейские... пожарные... чиновники.., – негромко сказал Танкелевич. – Комми не теряли времени даром... Они развлекаются таким образом. Это у них называется – социальная справедливость.

– Бросил бы пару кусков золота им для забавы, – коварно укорил я банкира. – Посмотрел бы на уровень их идейности.

– Еще чего! – взорвался Игор. – Золото!

– Ты, кстати успел его погрузить? – как бы невзначай напомнил я приятелю о делах. Что-то говорило мне, что безнаказанное убиение краснопузых гадов долго не продлится.

– Конечно, – поморщился тот. – Если не комми, мы сейчас были бы уже на полпути к Новой Океании... Но тогда пропустили бы веселье.

Последние слова коротышки растворились в апокалиптическом грохоте очередного разрушающегося небоскреба. Здание оседало, погребая под обломками сотни людей и бесчисленное количество техники.

– Чего мы пропустили бы? – пришлось уточнить мне, когда пыль осела и перестрелка возобновилась.

– Веселье, – неуверенно повторил Танкелевич и, как мне показалось, тревожно посмотрел на небо. – Давай-ка отсюда выбираться. Что-то это шоу затянулось.

– Золото в челноках? – еще раз переспросил я.

– Да, там. У нас есть поддержка с воздуха? – Игор был не на шутку встревожен, а я не мог понять, с чем же это связано.

– Сейчас организуем, – попробовал успокоить я приятеля, – если это для тебя так важно...

– Важно?! – неожиданно заорал прямо в лицо коротышка. – Для меня важно?! Да, это важно! Черт бы побрал эту войну!

– Успокойся, потребовал я и приказал одному из солдат связаться с оставленными на другом конце города челноками, чтобы они обеспечили нам прикрытие. А потом, уже сам, вызвал командира эскадры боевых звездолетов Содружества и потребовал того же.

– Выбирайтесь сами, – донеслось до моих ушей сквозь адские завывания помех заявление военного. – Президент Штайн отдал приказ не вмешиваться в ваши дела, чтобы не происходило. Даже если вы решите снести Нью-Йорк с лица Земли... Только я этого делать не советую! В этом городе у меня полно друзей осталось...

– Кретин! – заорал я на звездолетчика и прервал связь. – Уходим, скоро здесь станет жарко.

Из-под груды обломков зданий с помощью техники красных выкопали четыре груженых золотом челнока и грузовой кораблик с архивом банка. Тем временем прибыли пассажирские катера. По большому счету, дело было сделано и можно было грузиться.

Едва шасси наших судов оторвались от грешной Земли, едва каким-то чудом сумевшие остаться в живых красные повылазали из щелей, как над опаленным войной районом появились истерично визжащие, оскаленные кровавого цвета звездами, штурмовики.

Испуганный пилот челнока немного переборщил с балансом мощности и судно чрезмерно быстро, свечей, рванулось в низкое серое небо. Гравикомпенсаторы закудахтали от натуги, и перегрузка вмяла в спиновую броню костюма. Щеки прилипли к ушам, и я не мог выговорить ни слова. А пилоты остальных машин нашей эскадры тут же последовали этому примеру.

Красные повели себя не менее идиотски. Вместо того, чтобы попробовать сбить наши едва – едва взлетающие корабли, штурмовики принялись сбрасывать вниз, на головы своих же солдат, термитные бомбы.

– «Победить или умереть» они понимают буквально, – пошутил потом Игор. А тогда, я смотрел, как беззвучно вопят от ужаса сгорающие в пламени жарче адского сухощавые азиаты с красными звездочками на фуражках. Я хотел засмеяться над их глупыми, набитыми какими-то идиотскими идеями, головами, в которых, быть может, лишь за один миг до смерти появлялось понимание всей абсурдности их устремлений. Я хотел засмеяться над крушением их идеалов, но перегрузка стянула кожу и я смог только тихонько пыхтеть носом.

– А где, твою мать, Элсод, еще один челнок? – ехидно, словно красавчик должен был этот самый кораблик постоянно носить в кармане, поинтересовался я.

– Сбили, – тихонько выговорил тот и смущенно опустил глаза. Это выглядело настолько забавно, что я не смог удержаться от смеха.

– Там не было золота, – облегченно выдохнул он, поняв, что я не сержусь. – Это был пассажирский корабль. Только сто сорок семь солдат...

– У нас есть теперь свободные места, – просто сказал старший пилот Перелини, помогая мне выбраться из бронекостюма. – Можно продать билеты... На Океанию много желающих...

– Нам нужно пополнить запасы на Марсе, – сообщил я пилоту новость, которую ему можно было знать. – Там же нас ждет новая модель центрального мозга и гиперпилот. Там и продадим билеты.

– О'`Кей, командор, – покладисто согласился макаронник и, словно это была какая-то незначительная новость, обронил:

– Буллиальд выходил на связь. Профессор Хон там опять устроил бунт и хотел вам что-то показать.

Я так это и воспринял, как что-то незначительное. Мой звездолет висел на высокой орбите Земли полностью готовый к полету в новый мир. Все золото, весь архив, большинство финансовых специалистов с семьями, большая – лучшая часть моей армии заполняли обширные помещения «Капитаньи». Уходя из Буллиальда, я оставил там лишь несколько сотен наемников отказавшихся идти на Новую Океанию. Эти люди должны были дождаться официальных лиц из столиц Темной Стороны Луны, а потом, передав кратер правительству, разойтись на все четыре стороны. Так что у меня не было причин беспокоиться о Буллиальде и его населении. Гораздо более важным было правильное и быстрое размещение миллионов маленьких брусочков драгоценного металла в специальных каютах – сейфах. Потом наступила очередь размещения чиновников и командос на уровнях оборудованных криогенными камерами. Мы не собирались все несколько лет полета бестолково, изнывая от скуки, болтаться по звездолету.

Я снова вспомнил о профессоре Хоне только когда на «Капитаньи» наступила тишина. Не спали только я, мои лейтенанты, персонал корабля и Арт Ронич.

– Командир, – в обычной своей манере, словно даже Апокалипсис был бы для него чем-то вроде легкого сквозняка, обратился Пирелини. – Снова вызывает Буллиальд. Этот псих, Хон, грозит торпедировать крейсер в случае, если вы откажетесь с ним говорить.

– Уже иду, – не менее спокойно отозвался я. Впрочем, не слишком торопился. Сразу же пойти в командную рубку, дабы выслушать пожелания на дорогу от какого-то там лауреата древней и ничего не значащей Нобелевской премии я не мог. Мне сначала нужно было смыть с тела пену, которой покрылся в тщетной попытке отмыть земную грязь. Потом высушить волосы, и лишь десять минут спустя был готов взглянуть на чокнутого профессора.

– Здравствуйте, мистер Ким Са Хон, – вежливо поздоровался я и улыбнулся. Зараженный моей любезностью лунянин тоже было начал растягивать тонкие, обкусанные губы в некое подобие улыбки, но вдруг совершенно по звериному оскалился.

– Де Кастро! – прорычал он. – Молись, если ты еще во что-то веришь! Мы на Свободе!

– Поздравляю, – саркастично ввернул я, но Хон, похоже, слишком долго молчал и теперь решил наговориться от души.

– Смотри, сволочь... – сканер связи там, на Луне, плавно отъехал в сторону. – Что мы сделали с твоими шакалами.

Он хотел меня удивить, этот маленький безумный человечешко. Что ж, это уму удалось. Направляемый заботливой рукой Хона, сканер выхватывал все новые и новые картинки последствий звериной ярости вырвавшихся из клеток животных. Профессор специально тщательно придерживал принимающий объектив прибора, регулировал четкость изображения, чтоб я мог разглядеть во всех подробностях залитые кровью помещения жилой зоны кратера. На свое горе оставшиеся на Луне наемники, превратились в кровавые ошметки. Куски конечностей валялись в самых неожиданных местах. Пиршество львиного прайда выглядит более опрятно.

Хон, бормоча что-то, комментируя ускользающими от моего сознания словами, перенес прибор в другой отсек. Там попадались уже и целые тела. Но, Господи, что эти животные сделали с несчастными солдатами. Люди убитые стальным штырем через анальное отверстие, люди без пальцев, с обрезанными ушами и лишенные глаз. Люди, в горло которым влили концентрированную кислоту, люди с обнаженным мозгом... Комнаты, наполненные тенями ужаса и смерти...

– ... И они даже не сопротивлялись... – проник в мозг торжествующий голос лунного маньяка.

Наконец, захлебывающийся восторгом профессор-мясник решил продемонстрировать апофеоз своего варварства. Сканер вплыл в небольшую комнату, где, прикованный за руки и ноги к стене, содержался еще живой человек. Человек! Но как совершенно по-звериному он стонал...

Его кожа осталась на месте. Ни кто не вырывал ему ногти и не прижигал раскаленным железом. Кислота тоже была тут не причем. Просто полуголая, вся измазанная запекшейся кровью и нечистотами, с дикими, горящими яростью глазами, хохоча, замыкала проводки на клеммах аккумулятора. В мозг несчастного, через глазницы были введены электроды. Безумная включала ток, и бедняга вновь принимался визжать от боли...

– Очень изобретательно, – сквозь зубы процедил я. – Жаль, я не догадался проделать это с тобой, профессор.

Лицо азиата, вновь появившееся в кадре, заслонило картину мучений беззащитного человека, и я перевел дух.

– Тебе понравилось, де Кастро? – взвыл Хон. – Вот что ожидало и тебя, если бы ты не сбежал так трусливо...

– Кстати, Хон, – я был не в силах на него смотреть, но должен был с ним разговаривать. Было кое-что еще, о чем осатаневший раб и не догадывался. – Куда подевался твой гуманизм? Твое человеколюбие?

– В мире, где живут такие, как ты, командор, – почти бессвязно, словно давным-давно заученную оправдательную речь, сияя глазами и, кривляясь, выговорил азиат. – Гуманизм – это Смерть!

– Что здесь происходит? – бодро спросил Ронич, входя в рубку. Я отметил про себя его присутствие, но отвлекаться от разговора не посмел. Мы как раз проходили сектор наивероятнейшего попадания при обстреле ракетами из Буллиальда и я надеялся, заговорив зубы, проскочить опасный участок. Оставалось совсем немного. Через сто секунд мы должны были войти в «мертвую» для ракет обезумевшего кратера зону.

– Почему же вы не поступили гуманно и с самими собой?

– Око за око! – взвизгнул Хон. – Мы не Иисусы и не намерены подставлять другую щеку...

– Профессор Ким Са Хон, автор технологии использования в промышленных целях глубинного лунного вулканизма? – глядя на искаженное гримасами лицо лунянина, неуверенно выговорил Ронич.

– Крейсер Содружества готов поразить цель, – буднично, будто речь шла о детской забаве, доложил старший пилот. Оставалось каких-то десяток секунд...

– Хон. Я преклоняюсь перед вашим гением, – язвительно воскликнул я. – Гуманизм – это Смерть!.. Передайте на крейсер, что время пришло!

Луна поворачивалась под плоским брюхом «Капитаньи». Я не увидел, как маленькие, сияющие солнцами шары плазмы, достигнув тонкого атмосферного щита кратера, испарили последнюю преграду между упорядоченным миром людей и хаосом Космоса. Только недолгая вспышка выгорающего кислорода подсказала, что Буллиальд снова стал вотчиной холодного спутника, безжизненной дырой в теле каменного спутника.

– Гуманизм – это Смерть! – крикнул я, глядя в вылезающие от падающего давления глаза Хона. – Смерть – это так по-человечески! Вперед! В Космос! К новой жизни! И пусть будет проклят этот гниющий мир, где жизнь – это смерть! Я плюю на тебя! Я рад, что больше никогда тебя не увижу! Я знаю, что такое Ад! Ад – это Земля, населенная людьми! Вперед!!!