Омлет с сахаром

Рождество в горах

На рождественские каникулы мы поехали в горы.

– Вашей маме нужно подышать, – пояснил папа. – И малышу тоже необходим свежий воздух. А лучше морозной свежести гор ничего не придумаешь. Вот увидите, вам всем понравится.

Кстати, наш папа – врач. Ему видней. Нам же «морозная свежесть гор» ни о чем не говорила. Особенно когда выяснилось, что:

– Это, мальчики, мой вам рождественский подарок. В этом году Дед Мороз отправляет нас в горы. Между прочим, удовольствие не из дешевых. Так что бодро и весело готовимся к путешествию. И без разговоров!

Больше всего дулся Жан А. Немудрено, ведь телевизора нам теперь не видать как своих ушей.

– И мы будем кататься на санках? – радостно закричал Жан Г.

Похоже, радостно было ему одному.

– Вот сам и катайся, – не выдержал Жан А. – Если в отеле не будет телевизора, вы у меня все попляшете!

Как-то раз я составил черный список подарков на Рождество.

Он так и называется: «То, что НЕ надо мне дарить».

Я его пополняю каждый год.

Туда я вношу то, что ни в коем случае не хочу получить в подарок, как, например, галстук от бабушки Жанетт, который к тому же приходится напяливать, когда мы едем к ней в гости.

Так вот, НЕ надо мне дарить:

• развивающие игры, потому что Жан А. всегда мухлюет и, соответственно, выигрывает;

• 12 томов энциклопедии от тети Люси;

• набор юного химика – такой есть у моего друга Франсуа, и ничего интересного там нет;

• подписку на церковную газету.

Но больше всего меня бесит, что мало того, что подарки дурацкие, так еще надо улыбаться и говорить «спасибо».

Не раздумывая, я добавил в свой список:

• морозная свежесть гор.

Мы впервые ехали в горы все вместе, и пришлось одолжить теплую одежду у родственников. Представляете, сколько у нас было чемоданов? Даже мама, у которой всё под контролем, нервничала всю неделю.

И вот мы всемером на вокзале, в пуховиках и вязаных шапках. Папа пересчитывает чемоданы. Он, кстати, какой-то красный. Маме нельзя таскать тяжести, а папа у нас сильный. Но четыре чемодана и два рюкзака – это все-таки перебор даже для него. И мне показалось, что, несмотря на модную шапку-ушанку, которую ему одолжил дядя, папе не так уж весело.

Всемером можно было занять полвагона. Мы, конечно, подняли бучу в борьбе за верхние полки, и папе пришлось применить силу.

– Может, ты погуляешь со старшими по перрону, – предложила мама папе, – а я в это время разложу тут вещи.

Вечерело. Мы ходили с папой туда-сюда, пока он окончательно не успокоился и не стал показывать нам поезд. В это время малыши прилипли к окнам вагона и корчили нам рожи.

– Папа, а что это за антенка такая на крыше локомотива? – спросил я.

Папа с умным видом начал объяснять:

– Это однофазный пантограф, сынок. Он нужен, чтобы… Ну, это такая штучка, которой…

Мы дали папе выговориться и помчались в поезд, потому что тетя в форме уже вовсю махала флажком.

Когда поезд тронулся, мама спросила:

– А где наш Жан В.?

– Жан В.? – удивился папа. – Разве он не с тобой оставался?

– Нет, он ушел с тобой!

Папа пулей полетел в тамбур – там никого!

И тут он заметил Жана В. на перроне, в пижаме и с пальцем во рту. Он смотрел на нас через окно, как на экзотических рыбок в аквариуме. К счастью, поезд еще не успел набрать скорость. Папа с криками «извиняюсь, простите!» растолкал пассажиров, плечом толкнул дверь и повис в воздухе, стоя на ступеньке вагона…

…Держась за поручень, он схватил Жана В. за штанишки и одной рукой швырнул его в вагон, как плюшевого медвежонка. Я уже говорил, что папа очень сильный?

Ошеломленный Жан В., похоже, так и не понял, что с ним приключилось. Не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться, что в следующие пятнадцать минут нам всем влетело бы по первое число.

– Ты… Ты!.. – схватив Жана В. за воротник, кричал папа.

Спасло его только то, что вокруг папы столпились пассажиры и с восторгом аплодировали ему как герою. Подпихивая Жана В. вперед, папа с гордо поднятой головой шагал по вагону и, кивая в разные стороны, благодарил за внимание, бурча: «Спасибо, спасибо».

«Смертельный номер воздушных акробатов Жанов, – подумал я. – Невиданный цирковой трюк!»

Папа захлопнул за собой дверь купе:

– На сей раз, ребятки, вам точно не поздоровится…

И в эту минуту зашел контролер. Папа буквально побледнел, когда понял, что забыл удостоверение многодетной семьи и скидок нам теперь не видать. Пришлось договариваться… Наконец все улеглись, и наступила тишина.

Лежа на верхней полке, я наблюдал, как по потолку мелькают лучи фонарей. Такое ощущение, что мы в маленьком уютном домике, который бежит в темноте ночи. Волшебное зрелище!

– Ты спишь? – прошептал Жан А.

Я не отвечал. Я бы с радостью включил лампочку и почитал, но момент был явно неподходящий.

И вдруг надо мной склонилось нечто похожее на летучую мышь – голова болталась сама по себе и корчила мне рожицы.

– Так ты спишь или нет? – повторил вопрос Жан А., сжав руками губы в трубочку.

– Всем спать! – взревел папа в темноте. – Кто шевельнется, тому мало не покажется.

Жан А. живенько скользнул на свое место, и больше ничто не нарушало тишины, кроме стука колес мчавшегося в ночь поезда.

– Какой тут воздух! – вдохнув полной грудью, восхитился папа. – Дышите морозной свежестью гор!

Утро. Мы все дрожим от холода и хотим есть. Папа же снова пересчитывает чемоданы. Снег под ногами противный и грязный от следов автомобильных колес. Автобус, который везет нас в отель, то и дело выбрасывает в «морозную свежесть гор» темные от солярки выхлопы.

– Кажется, меня тошнит, – прошептал Жан А., позеленевший, как инопланетянин.

– Вот увидите, – продолжал папа, – нет ничего полезнее для здоровья, чем горный воздух.

Отель «Золотая гора», в котором мы остановились, напоминал обычный деревянный домик с островерхой крышей и резными балкончиками. Мы заняли две комнаты. Первая – с четырьмя кроватями для старших, а вторая – для папы с мамой и Жана Д. Из окон видно только сплошное снежное поле.

– Ну что, ребята! – радостно позвал нас папа, пока мама разбирала чемоданы. – Айда все вниз! Устроим конкурс на лучшего снеговика!

Папа в молодости часто был вожатым в лагере. Он обожает называть нас «ребята», устраивать конкурсы и пронзительно свистеть, заставляя нас ходить строем.

С криками восторга мы сбежали по лестнице.

– Оденьтесь потеплее, – успела добавить мама. – Холод на улице!

Мы вмиг разбрелись по полю, проваливаясь в снег.

Похоже, веселее всего было папе. Он первым начал бросаться снежками. Вскоре на поле разразилась настоящая снежная битва! Мы с Жаном А. одни сражались против всех. Дряхлые варежки родственничков мгновенно промокли, снег залетал за шиворот, и пальцы окоченели, но битва получилась просто супер!

А потом Жан Г. разревелся, прикрывая рукой глаз: мол, Жан В. специально засунул в свои снежки камни. Тогда папа сказал:

– Всем успокоиться. Теперь будем лепить самого большого в мире снеговика. За работу, ребята!

– Снеговика лепить? – возмутился Жан А. – А когда мы уже будем смотреть телевизор?

Папа руководил работой.

Жан Г. и Жан Д. отправились на поиски веток для рук, а мы катали туда-сюда снежные комья. Нужно было слепить два: один – для туловища, и еще один – для головы. Они были такими огромными, что удержать их в руках одному было невозможно. Мама умиленно смотрела на нас с балкона и фотографировала.

– Вперед, ребята! – подбадривал нас папа.

Он так гордился своей командой снеговикостроителей! Даже заледенелые уши его шапки гордо торчали в воздухе. Поскольку он был из нас самым сильным, то помог прикатить самый большой ком… и только тогда заметил…

– Что это? – испуганно спросил он, стягивая варежки.

Мы посмотрели на свои варежки и куртки. Везде, где на одежду попал снег, растеклись желтые пятна.

– Черт, – ругнулся папа, с отчаянием посмотрев на балкон, где все еще стояла мама. – Собачьи какашки.

Без вариантов. Катая снеговика, мы даже не заметили, как уделали одежду родственников скрытыми под снегом собачьими какашками.

И сразу стало не смешно. Мы вернулись в дом с опущенными от стыда головами.

Мама была вне себя. Она кричала, что так и знала, и что теперь ей с этим делать, и что вещи были почти новые, и что мы скажем родственникам… Вот так всегда.

Папа хотел было пошутить, но быстро понял, что лучше не стоит.

Мы молча разделись и, пока мама пыталась отстирать пятна в крошечной раковине, тихо сидели в комнате в одних подштанниках.

– Да, в жизни в горах есть своя прелесть… – попытался разрядить обстановку папа.

Но мама так на него посмотрела, что он тут же замолчал и уставился в окно, насвистывая что-то себе под нос и притворяясь, будто наслаждается видом заснеженных вершин.

– Вот и всё! Теперь будем ждать, пока это все высохнет. Так что сегодня без курток и варежек. Весь день насмарку. Молодцы!

– Ну и ладно, – сказал Жан А. – Тогда, может, посмотрим телевизор?

На следующий день у папы уже созрела новая мысль.

Он вернулся в отель довольный и с целой кучей туристических буклетов.

– Как? Ребята, вы еще не готовы? Погода на улице великолепная! Самое время покорять горные вершины. Сбор внизу через пятнадцать минут.

Куртки за ночь высохли. Мы натягивали их на себя, ворча и поднывая, но папа был непоколебим: «Мы, что, приехали в горы, чтобы целыми днями валяться перед теликом?»

Горные вершины обнаружились совсем недалеко от нашей деревушки. Пик назывался Большая стрела. Подниматься на самый верх нужно было по канатной дороге. Папа попытался было договориться о скидках, но без удостоверения пришлось заплатить за всех полную стоимость.

– Вам билеты туда-обратно? – спросил служащий, промокнув палец о маленькую губку.

– Представьте себе, только туда, – рявкнул папа. – Мы построим на вершине иглу и будем спать там голышом.

– Как хотите, – буркнул в ответ мужчина, оторвав билетики.

– Какой дурак! – прошипел папа, пока мы толпились у дверцы. – Что он себе вообразил? Что мы спустимся назад на парашюте?

Кабина была забита до отказа, и пришлось ждать следующего рейса.

Когда подошла наша очередь, мы всемером загрузились на платформу. Служащий зашел последним и закрыл за собой дверцу.

– Внимание, отправляемся! – объявил он.

Кабину качнуло, потом слегка тряхнуло, а затем под звук металлического скрежета мы зависли над пропастью.

– Ну как? Великолепно ведь, правда? – уточнил папа.

Все молчали. Казалось, будто нас заперли в яйце от киндер-сюрприза, будто кабина была не больше теннисного мячика. Жан Г. и Жан Д. прижались к маме, но проводник попросил:

– Рассредоточьтесь по кабине, ребятки, нужно сохранять равновесие.

Когда я осмелился посмотреть вниз, мы уже висели на умопомрачительной высоте. Сверху были едва заметны заснеженные крыши домов, по склонам скользили крохотные лыжники.

– Смотрите, верблюды! – закричал вдруг папа, показывая пальцем на темные пятнышки вдоль склона. – Видите, дети?

– Это коровы, – грубо поправил его проводник. – Обычные коровы.

Папа попробовал громко засмеяться, как будто только что удачно пошутил, но проводник даже глазом не моргнул. Хотя с такой высоты вообще вряд ли что-нибудь можно было заметить, особенно учитывая туман, который как раз поднимался над долиной.

– Ого! – произнес проводник.

– В смысле? – уточнил папа.

– Нет-нет, все в порядке.

– Вы только что сказали «ого!». Что-то не так?

– Нет-нет, все в порядке. Пока…

– В каком смысле «пока»? – начал нервничать папа.

Проводник еле заметно кивнул в сторону обволакивающего нас серого тумана:

– Плохой знак. Когда поднимается туман… Но еще хуже, если начнется буря.

Вам уже приходилось видеть, как молния пронизывает кабину, словно череда выстрелов?

– Какая, говоришь, погодка сегодня, милый? Великолепная? – не сдержалась мама.

– Что уж тут поделаешь, – успокоил проводник. – Это горы. Погода быстро меняется. Заметьте, эти кабины должны выдерживать штормовой ветер скоростью 200 километров в час.

– Папа, – заныл Жан В. – Я хочу вниз.

– Ну что ты? – успокаивающе улыбнулся папа. – Не бойся. Это просто застрявшее над долиной облачко. Наверху будет солнце.

Но чем выше мы поднимались, тем темнее становилось вокруг. То и дело из тумана, словно привидения, возникали какие-то металлические мачты, и каждый раз казалось, что мы сейчас угодим прямо в них.

И вдруг в кабине раздался звонок.

– Странно, – покусывая усы, сказал проводник. – Это сигнал о перегрузке подъемника. Но ведь он рассчитан как раз на восьмерых.

Мы молча пересчитались и взглянули на маму, которая тайком в своем животе перевозила еще одного пассажира. С малышом-то нас было девять. Нас семеро, почти восемь, плюс проводник. Ну сколько может весить этот несчастный малыш, который появится на свет только через полгода?

Похоже, достаточно много, раз проводник аж икать стал от страха.

– Папа, мне страшно! – промычал Жан Г.

– Спокойно! Без паники! – воспрянул духом проводник и проглотил жвачку. – Просто сверху замерзли провода.

– Мы упадем и лазобьемся? – заскулил картавый Жан Д.

Мы застряли между двух металлических столбов, кабина начала раскачиваться на ветру. Вцепившись в перила, я повернулся к нашему главному выдумщику Жану А., как будто тот мог чем-то помочь. Но он был крайне занят – его тошнило прямо в вязаную шапочку кузенов Фугас.

– Заметьте, – продолжал проводник, – с подобными кабинами редко что-нибудь случается. Последняя авария произошла в прошлом году: пассажиры всю ночь провели на высоте посреди снежной бури, пока до них не добрались спасатели.

– Прекрасная перспектива, – сглотнув, сказал папа.

– Но с вами профессионал. Вот, кстати, мой коллега в прошлом году, когда кабина была перегружена, пожертвовал собой. Он выпрыгнул и полетел вниз, как белый ангел.

– И что дальше? – полюбопытствовал папа.

– Шмякнулся с трехсотметровой высоты, как жалкая кучка птичьего помета.

– О, не обращайте на нас внимания, – папа еле сдерживался. – Мы бы не хотели, если что, лишить вас такой радости.

– Да вы что, это я просто так вам рассказал, – пожал плечами проводник.

– Тогда я бы все-таки попросил вас заткнуться. Здесь дети. Они впечатлительны…

Он не закончил фразу, потому что кабину шатнуло в сторону – и она поползла вверх.

Путешествие продолжилось в полной тишине. Когда дно кабины коснулось земли на вершине Большой стрелы, мои коленки ходили ходуном, а сердце выпрыгивало прямо изо рта.

Пока папа пытался развернуть карту местности, мы стояли на какой-то платформе и стучали ногами.

– Ну, вот мы и на месте! – попытался поднять наш боевой дух папа. – Это – вершина Большой стрелы. Ребята, приготовьтесь увидеть один из самых красивых пейзажей, которые только можно себе представить.

Да уж, разве что «представить». Туман здесь был еще гуще, чем внизу. Мы еле-еле различали носки своих ботинок. К тому же температурка была около минус 80 градусов: когда Жан А. захотел плюнуть, слюна застыла у него под губой, как прозрачный сталактит.

– Так… Судя по карте, отсюда мы можем увидеть сверкающие на солнце выступы горного склона… А в самом сердце лощины – крохотные домики живописной деревушки…

– Класс! – не выдержал Жан А. – А теперь все в укрытие…

Папа поспешил нас сфотографировать во время этой экспедиции. На снимке видна только его рука крупным планом, которая тщетно пытается укрыть фотоаппарат от сумасшедшего ветра, а сзади мы вшестером, слипшиеся, будто выжившие в авиакатастрофе сиротки.

Это все, что запомнилось мне о поездке на Большую стрелу: фотография и еще маленькая точилка в виде лыжной палки, которую Жан А. стащил в сувенирной лавке – мы укрылись там от ветра в ожидании обратного рейса канатной дороги.

– Хоть какая-то польза от поездки, – потирал ручонки Жан А.

Наутро у всех была температура 39. У всех, кроме папы и мамы, которые бегали из комнаты в комнату, разнося сироп от кашля.

Казалось, что мне в уши засунули вату, а буквы в книжке скачут перед глазами. Я проспал почти целый день.

Когда я проснулся, по моей кровати прыгал Жан А. и дико орал.

– Смотри, – кричал он, тыча мне в нос пустым рукавом пижамы. – Моя рука! Я ее отморозил, и папа отрезал ее маникюрными ножничками.

– Вот и хорошо, не будешь больше ковырять в носу, – буркнул я.

Он свалился на кровать, как будто корчась от боли:

– Я однорукий! Мне прикрутят щипцы для сахара к кровавой культяпке…

– Слышу, больные пошли на поправку, – неожиданно прервал этот цирк папа. – Уже скачем вовсю, как кузнечики!

Он протянул каждому из нас по термометру, и мы спрятались под одеяла мерить температуру.

– В среднем 38,2, – констатировал папа. – Понижается. Вот увидите, свежий морозный воздух поможет. Завтра вы все будете на ногах, прямо к рождественскому празднику.

Папа – очень хороший врач.

Вечером температура у нас поднялась до 40. Мне и Жану А., как самым взрослым, разрешили спуститься к ужину. На ужин была индейка в каштанах и рождественский пирог, но проглотить ничего мы так и не смогли. Жан А. был красным, как свекла, а у меня так кружилась голова, что казалось, что стоящая посреди ресторана елка упадет прямо в тарелку кому-нибудь из гостей.

Вскоре мы пошли спать. Это было странное Рождество, но папе с мамой все-таки удалось хорошо провести время в компании новых друзей Виермозов.

Вот уже сорок лет они приезжают сюда каждый год. Может, поэтому глава семейства Виермоз расхаживает по отелю в домашних тапочках и сообщает отдыхающим, какая погода будет сегодня на склоне. А его супруга усаживается в одно и то же кресло возле окна в фойе. Она беспрестанно вяжет из шерсти носки и подштанники, потом запаковывает их в посылки и отправляет бедным детям в Африку.

Эта тетя очень добрая. Каждый раз при встрече с мамой она говорит:

– Какая милая у вас семейка! А сколько, наверное, с ними хлопот!

– Да, – скромно соглашается мама. – Просто надо держать все под контролем.

Папа обожает слушать вечерние рассказы Виермоза о его коллекции минералов. У него в ней аж 253 экземпляра, и все аккуратно расставлены на полках в его доме в Париже. К тому же Виермоз очень добрый. Однажды папа, слушая его, заснул, а тот даже виду не подал и продолжил свое повествование.

Впрочем, чем еще можно заняться, когда постоянно идет снег.

– Небо скоро прояснится, – каждое утро предсказывает папаша Виермоз, уставившись на непрерывно падающие хлопья снега. – Я вам точно говорю.

Ну и привалило же счастья маме с папой с такими друзьями! В тот рождественский вечер они, должно быть, «отлично» провели время, потому что, вернувшись в номер, я слышал, как папа сказал:

– Еще одно слово, и я бы просто придушил его собственными руками.

– Не надо так говорить, – прервала его мама. – По крайней мере, не в этот вечер.

– Да, ты права, – согласился папа. – С Рождеством, дорогая! Только я мог додуматься притащить вас всех сюда! Дети заболели, на улицу нос не высунуть…

Мама парировала:

– А я думаю, что в этом году у нас замечательное Рождество. Много снега и этот домик… Мне кажется, что мы живем внутри сувенирного стеклянного шарика со снегом.

– А когда вернемся, я обязательно сыграю в радиовикторине. Я стал великим знатоком в области минералогии!

И все же мы выставили в кружок перед окном наши сапожки, а еще стакан молока и морковку. Так, на всякий случай. Вдруг все-таки Дед Мороз решит заглянуть на огонек.

– А у него есть наш адрес в горах? – заволновался Жан Г.

Жан А. пожал плечами, а потом спросил:

– А ты веришь в Деда Мороза?

– Конечно, – ответил Жан Г. – Я знаю, что его не существует, но верю.

– Кто тебе сказал, что Деда Мороза не существует? – решил уточнить Жан А.

– Один мальчик в школе. Он говорит, что подарки в сапожки под елкой кладут родители.

– Он дурак! – не сдержался Жан А. – Если он мне попадется, шею сверну.

– Почему? – поинтересовался Жан Г.

– Потому что он не имел права разбивать твои детские мечты.

– А я, я имею плава лазбивать его метьты? – вмешался Жан Д., ставя рядом с нашими сапожками свои маленькие тапочки.

– Ты – имеешь, – ответил Жан А., засовывая голову под подушку. – А теперь тишина. Я хочу спать.

Папа ясно сказал, что наш подарок в этом году – поездка в горы, но утром, когда мы проснулись, в каждом сапожке лежал маленький сверток.

– Ух ты! – крикнул Жан В., раскрывая свой сверток. – Точилка – лыжная палка!

– Класс! – поддержал его Жан Г. – У меня тоже!

Нам всем подарили по лыжной палке: с одной стороны был карандаш, а с другой – точилка для карандашей. Точь-в-точь такие, как Жан А. стащил из сувенирной лавки на Большой стреле.

Мы с Жаном А. переглянулись и решили промолчать. Надо было делать вид, что мы безумно счастливы, хотя на самом деле очень расстроились. Но родителей огорчать не хотелось – они смотрели на нас с таким умилением.

– Это так, безделушка на память, – оправдывался папа. – А настоящий подарок – это…

– Каникулы в горах! – хором закончили мы папину мысль.

Тем не менее, когда настал день отъезда, мы все немного загрустили.

Виермозы вызвались проводить нас до вокзала. Пока папа пересчитывал чемоданы, тетушка Виермоз подарила нам по паре шерстяных носков, связанных для детей из Африки.

На этот раз мы сразу проверили, зашел ли в вагон Жан В.

– Договорились! – кричал вдогонку папаша Виермоз. – Будете в Париже, заходите в гости. Покажу вам свою коллекцию минералов.

– Непременно! – ответил папа. – Мы обязательно к вам заглянем.

– Жалко, что вы уезжаете, – огорченно бормотал Виермоз. – Погода вот-вот наладится…