Он мой, а прочее неважно

Осень кончается быстро

О том, как летний день

Цигаркой

Угас в распахнутом окне,

О том, что этой ночью

Жаркой

На ушко ты шептала мне,

О том, как звёзды догорали,

О том, что тополь шелестел,

О том, как сладко

Умирали

Переплетенья наших тел,

О том, как за окном

Несмело

Июльский день рождаться стал,

О том, как ты смешно сопела,

И локон шею щекотал,

О том, как ты светла,

Нагая,

И как тобой я дорожу –

Не беспокойся, дорогая,

Я никому не расскажу.

Вадим Хавин

Я безмолвно сижу у окна, глядя на стекающие с крыши капли осеннего дождя.

Танцующие на кленовой ветви резные листья стараются двигаться в такт порывистому ветру, но осторожно, чтобы не сорваться с привычного места раньше времени.

Незадолго до этого дня я мог бы не обратить внимания на хмурое небо, грязь и слякоть на улице, ведь мою жизнь освещала твоя замечательная улыбка.

Ты снова не пришла, который день подряд. Но я всё равно жду и надеюсь, иначе, зачем жить?

Этот резной лист, в одиночестве репетирующий то ли менуэт, то ли вальс, во всяком случае, у него получается элегантно и чувственно, напоминает мне твой жизнерадостный, беззаботный характер.

Он крутится, совсем не опасаясь падения, хотя такая беспечная игривость может стоить больших неприятностей.

Совсем как ты.

Ты тоже относишься к жизни легкомысленно: не живёшь, а играешь с обстоятельствами, испытываешь восторг лишь оттого, что даётся без напряжения.

Возможно, это правильно, но я не такой, именно поэтому нам так сложно быть вместе. Я человек приземлённый, хоть и романтик, всегда просчитываю наперёд последствия каждого шага.

Вру, не каждого. Конечно не каждого, иначе, отчего приходится сидеть и ждать?

Я закрываю глаза под мерный звук капели о жестяной подоконник, пытаюсь представить, как ты заходишь: внезапно как всегда, без стука в дверь.

О твоём приходе сообщают цокающие о деревянный пол каблучки. Ты же так любишь туфельки на шпильках, думаешь, что они прибавляют твоей невесомой фигуре шарм и приподнимают над действительностью.

Намеренно не оборачиваюсь, чтобы дать шанс преподнести себя как сюрприз. Обычно это удаётся.

Ты стараешься ступать бесшумно, распахиваешь на ходу объятия и крадёшься. Для тебя очень важен элемент неожиданности. Не представляешь, как приятно тебе подыграть.

В ожидании, когда ты закроешь мои глаза нежными пальчиками, я всегда на мгновение опаздываю, потому что волнуюсь. И ещё оттого, что на меня волной накатывает аромат твоего присутствия, сбивающий дыхание.

Ради этих прикосновений, ради сладко-терпкого эфира твоего манящего запаха действительно стоит жить.

Как прелестны эти тонкие детские пальчики, к которым боязно прикасаться без опасения нарушить их хрупкую нежность. Сейчас я накрою руками твои ладони, согрею живым теплом и перецелую, дрожа от возбуждения, каждый их них в отдельности, пока ты порывисто, чувственно дышишь мне в затылок.

Вот я почувствовал прикосновение твоей упругой груди, самого удивительного живого сооружения на планете Земля. Говорят, что ежедневное созерцание обнажённой женской груди способно продлить жизнь на десять лет.

Увы, я видел божественные округлости лишь один раз, когда ты возбудилась настолько, что позволила себя раздеть до пояса. Невозможно передать словами, что я ощутил, насколько был счастлив.

О, эти спелые плоды с запахом антоновки. Я помню их изумительный вкус, податливую упругость восстающих, живых сосков. Непередаваемые ощущения, тревожащие сознание до сих пор, хотя с того дня прошло несколько месяцев.

Я намеренно не оборачиваюсь, жду, когда почувствую на шее тёплую влажность любимых губ. Этот поцелуй пронзает насквозь, проходит сквозь тело наподобие разряда молнии и исчезает, оставляя внутри химический след, напоминающий ощущения от порции хорошего коньяка, выпитого на голодный желудок.

Такое счастье не может длиться вечно. Это понятно. Приходится вставать, поворачиваться к тебе лицом.

Помогаю тебе раздеться, не в силах оторвать взор от тёмно-серых глаз, умеющих менять яркость и цвет, от мягких губ цвета спелой вишни, причудливо изогнутых, слегка прикрытых навстречу поцелую.

Намеренно оттягиваю это сладостное мгновение, желая насладиться совершенством пропорций твоего милого личика, такого родного и милого, что сложно себе представить наличие на Земле ещё одного такого же.

Ты даришь мне лучшую из своих улыбок, единственная на свете женщина, умеющая мимикой и жестами сделать меня счастливым.

Осторожно, чтобы не помять ненароком, укладываю на стол твоё пальто, на мгновение отвлекаюсь, вдыхая покровы, хранящие аромат твоего тела.

Ты ждёшь, чувственно обнажив влажные зубки, тоже любишь целоваться. Ещё бы, у нас это получается замечательно. Последний раз мы стояли, не размыкая уст, так долго, что едва не уснули от удовольствия. Вы разве не знали, что счастье весьма утомительно?

– Ты меня ждал, любимый, – прошепчешь ты мне, дотрагиваясь до ушной раковины холодным носом, самым милым носиком во Вселенной, а я отвечу, что иначе не может быть, потому, что ты и я одно целое.

Как же я хочу, чтобы именно сейчас ты была со мной.

Где-то в прихожей раздался стук. Я срываюсь с места в надежде увидеть мечту.

Игривая кошка уронила с тумбочки деревянную лопатку для обуви.

Обидно, что это не ты.

Всё же открываю входную дверь, дабы убедиться, что мои ожидания напрасны.

Нет, тебя нет нигде, во всяком случае, в моей жизни.

Лист, тот самый лист, что танцевал то ли танго, то ли фокстрот, медленно кружа, упал к моим ногам.

Я подобрал это резное чудо.

На память о нашей любви.

Он был такой же легкомысленный и доверчивый как ты.

Что ты нашла в этом эгоистичном юноше, что? Молодость быстро проходит, как и влюблённость.

Я буду ждать тебя несмотря ни на что.

Осень кончается быстро, как и зима.

Не представляешь, как я люблю лето. Лето и тебя, самую лучшую сказку на свете.