Она и Аллан

ПРЕДИСЛОВИЕ МИСТЕРА АЛЛАНА КВОТЕРМЕЙНА

Я должен кое-что сказать тебе, мой друг, в чьи руки однажды, я надеюсь, попадут все мои записи. Давным-давно я вкратце изложил историю, которая в деталях выглядит более или менее законченной. Сделал я это исключительно для собственного удовлетворения. Память подводит нас с годами, мы вспоминаем с почти болезненной точностью то, что пережили и увидели в юности, но то, что случилось в середине жизни, бледнеет, как равнинный пейзаж, покрытый серой туманной дымкой.

Эти обстоятельства восприятия прошлого привели меня к более тщательному исследованию отдельных эпизодов моего краткого знакомства со странным и прелестным созданием, которое я знал под именем Айша, или Хийя, или Та-которая-повелевает. У меня не было ни малейшего желания публиковать их, но перед тем, как я раз и навсегда забуду эту историю, я хотел бы вновь перечитать ее в старости, которая, увы, не за горами.

Итак, я записал основные факты, касающиеся этой экспедиции. Эти записи, простые и точные, насколько я мог это сделать, я отложил в сторону. Не могу сказать, что никогда не думал о них, поскольку среди них было нечто, что вкупе с проблемами, которые они повлекли за собой, не могло стереться из памяти.

Кроме того, когда бы ни вспоминалась мне история Айши, которая не сохранилась на этих страницах, я записывал ее и вставлял в свой манускрипт. Так, среди этих заметок ты найдешь историю города Кор, которую она рассказала мне.

Сказать по правде, мне немного стыдно за то, что я сыграл в изложенной истории столь малозначительную роль. Для меня совершенно очевидно, хотя моя природная честность вынуждает меня излагать все события максимально точно, ничего не прибавляя и не убавляя, необычная женщина, которую я встретил на развалинах древнего города Кор, без сомнения, очаровала меня и почти заставила поверить в то, что казалось невероятным.

Например, она рассказывала мне странные истории, ее беседы с языческими богинями, хотя подчас она отрицала или изменяла свои рассказы. Айша высказывала предположение, что ее жизнь продолжится гораздо дольше нашего земного существования, на многие сотни лет, что является абсурдом, по мнению Евклида. Кроме того, она намекала на свои сверхъестественные способности, что является еще большей нелепостью. Более того, умело используя гипноз, она притворялась, что может переместить меня в разные места вне земли, а в горах Гадеса[1] могла показать то, что скрыто от глаз человека, причем не только моих, но и жестокого воина Умхлопекази, которого еще называли Умслопогаас Топор. Он вместе с готтентотом[2] Хансом был моим компаньоном в этом приключении. Были вещи совершенно невероятные, например, появление Айши в битве с похожим на тролля Резу, когда все, казалось, было потеряно.

И я хотел бы взглянуть на того, кто, окажись в таком положении, как я, с честью вышел бы из него.

Свои бумаги я спрятал в дальнем ящике буфета, и вот однажды некто, а именно капитан Гуд, обожающий романтические истории, принес в мой дом книгу, которую по его настоянию я должен был прочесть.

Признаюсь, что я не любитель романтики. Мне нравятся факты в правдивом изложении.

Сначала книга мне понравилась, но это и все. Я изучаю Библию, особенно Ветхий Завет, из-за самого смысла Священного Писания и благородства языка, о чем напомнил мне прекрасный арабский Айши. Из поэзии я предпочитаю Шекспира, а с другой стороны — легенды Инголдзби[3], многие из которых знаю наизусть. О текущих делах я предпочитаю узнавать из газет.

Мне нравится перечитывать истории о Древнем Египте, поскольку искренне восхищаюсь этой землей и ее историей. Возможно, их корни лежат в происшествиях и снах. Я снова и снова перечитываю латинских и греческих авторов в переводах, поскольку с сожалением вынужден признать, что не владею этими языками. А вот современные книги меня не привлекают, хотя время от времени я читаю их в поездах и даже иногда восхищаюсь такими экскурсами в поэзию и нереальный мир.

Так получилось, что чем больше Гуд настаивал на том, чтобы я прочел эту книгу, тем больше я считал, что не хочу иметь ничего общего с подобной литературой. Однако, проявив настойчивость, он однажды пришел в десять часов вечера и сел рядом со мной. Я отвлекся от своего любимого занятия — изучения египетских иероглифов в уютном уголке комнаты. Мой друг пытался привлечь мое внимание с помощью краткого и таинственного слова — «Она».

Я открыл книгу, и первое, что увидел, был рисунок женщины в вуали. Ее вид заставил мое сердце замереть, так болезненно он напомнил мне об одной женщине в вуали, которую однажды мне посчастливилось встретить на своем пути. Я перевел взгляд с рисунка на подпись. Это был город Кор! Сколько бы женщин на земле ни носило вуаль, но двум Корам нет места под солнцем.

Затем я вернулся к первой странице и стал читать. Это случилось осенью, когда солнце восходит около шести утра, но миновал целый день, прежде чем я закончил или, лучше сказать, проглотил всю эту книгу...

Что случилось со мной? На страницах этой книги (не говоря о старом Биллали, который часто врет, например, говоря мистеру Холли, что в течение многих поколений ни один белый человек не был в его стране, и об этих мрачных людоедах, подлецах амахаггерах) я снова столкнулся лицом к лицу с Той-которая-повелевает или с Той-чье-слово-закон, что в ее случае одно и то же. Да, это была Айша, любимая, таинственная, переменчивая и властная!

Эта история более чем пронизана моим общением с таким таинственным, наполовину божественным созданием (хотя, я думаю, и достаточно безнравственным и аморальным), и все-таки это была настоящая женщина.

Основа ее характера, или характеров, поскольку в ее теле их было несколько, было то, как она сама говорила о себе: «Не одна, но много, не здесь, но везде».

Далее я нашел историю Калликрата, которую я поместил здесь как простую выдумку, изобретенную моим воображением. Мне Айша говорила о нем без энтузиазма, как о видном человеке, которому она была предана с юности и чье возвращение, к ее огорчению, она вынуждена ожидать. К моменту нашего прощания она призналась, что «любила только его одного» и «была предназначена ему священным выбором».

В книге я нашел еще кое-что, о чем и понятия не имел, например, об Огне Жизни с его фатальным даром «неопределенного существования», хотя я помню, что подобно гиганту Резу, с которым боролся Умслопогаас, она говорила о Кубке жизни, из которого отпила. Этот напиток мог быть предложен и мне, если я бы был политиком, преклонил колени и больше поверил в ее сверхъестественные намерения...

В завершение я увидел историю ее ухода. Признаюсь, я плакал, когда читал книгу, и все время думал, что она скоро вернется. Теперь я понял, почему она вздрогнула и даже задрожала, когда в моем последнем с ней разговоре я сказал ей, что, несмотря на всю ее силу, судьба может нанести ей один из самых страшных ударов. Дар предвидения предсказывал ей, что Правда говорит моими устами, хотя, и это самое ужасное, она не ведала, какое именно оружие может нанести этот роковой удар и когда и где настигнет ее судьба...

Я был восхищен и одновременно подавлен, но, как только я закрыл книгу, первым делом решил хранить молчание об Айше и наших с ней отношениях, поскольку был связан клятвой. И еще я понял, что не имею права уничтожать свой манускрипт в свете того, что уже было опубликовано. Наступит ли день, когда придется солгать, или нет — знает только судьба.

Я отдал книгу капитану Гуду без комментариев — и купил другой экземпляр!

В своих воспоминаниях я не открыл даже и части того, что представляет собой настоящая Айша. Множеством способов она злила и обманывала меня, поэтому я не смог постигнуть глубину ее натуры. Может быть, это моя вина, потому что с нашей первой встречи я почувствовал, что не верю ей, и она отплатила мне тем же, а возможно, у нее были свои причины хранить тайну. Конечно, ее характер, который она открыла мне, не похож на тот, что она показала мистеру Холли или Лео Винси или Калликрату, который, кажется, был единственным, к кому она обернулась всеми своими страстными чувствами.

Она рассказала мне ровно столько, сколько я должен был знать, — и не более!

Аллан Квотермейн Грейндж, Йоркшир

Глава 1. ТАЛИСМАН

Я верю в то, что египтяне — очень мудрые люди, гораздо более мудрые, чем мы думаем, поскольку за долгие столетия у них было время подумать над многими вещами. Именно они объявили, что каждый человек создан из шести или семи различных элементов, хотя в Библии имеются только три. Тело мужчины или женщины, если я правильно понимаю их теорию, всего лишь мешок плоти, который поддерживает эти элементы. А может быть, наше тело и не содержит всего этого, а является лишь домом, в котором они появляются время от времени и очень редко все вместе, хотя один или несколько элементов присутствует постоянно, чтобы согревать тело.

Однако кто я такой, чтобы с моими скудными познаниями осуждать теории древних египтян? Они своими текстами убеждают меня в том, что человек многолик, и это подтверждается Библией, говорящей о том, что человек — убежище демонов. Что далеко ходить — сами зулусы говорят о том, что их знахари населены «множеством демонов»!

Единственное, в чем я уверен, — это то, что мы не всегда одни и те же. Разные личности просыпаются в нас при различных обстоятельствах. Иногда хозяином становится та или иная страсть, а в другой ситуации мы оказываемся способны владеть собой... Подчас мы слепо следуем влекущим нас страстям, в другое время мы ненавидим их и наш дух просыпается сквозь завесу мрака и светит нам, как звезда. Иногда мы страстно хотим убить кого-нибудь, а иногда мы наполнены святым состраданием даже по отношению к насекомому или змее и готовы прощать подобно Богу. Зачастую нам кажется, а можем ли мы чем-то управлять, если сами настолько управляемы?

Цель этой сентенции показать, что я, Аллан, практичный и не склонный к рефлексии человек, простой малообразованный охотник и торговец, которому выпал шанс увидеть малую часть мира, в котором ему случилось жить, в какой-то период своей жизни стал участником духовной жизни.

Повторяю, я простой человек, переживший в своей жизни тяжелые утраты, которые иссушили мою душу, поэтому мои привязанности достаточно сильны, возможно, оттого, что у меня достаточно примитивная натура. Ни днем, ни ночью я никогда не забываю людей, которых я любил и которые, как я верил, любили меня.

В нашем тщеславии мы подчас считаем, что какие-то люди, с которыми мы были близки на земле, по-настоящему заботились о нас. Но иногда мы думаем — не сумасшествие ли это, что они продолжают заботиться о нас, уйдя в мир иной? Временами, однако, нас одолевают сомнения, потому что мы хотим знать правду: есть ли жизнь по ту сторону?

Всего несколько лет назад эти соображения волновали меня изо дня в день, пока я не захотел узнать обо всем подробно и оставить их в прошлом. Однажды в Дурбане[4] я встретил человека, медиума, которому сообщил о некоторых моих проблемах. Он рассмеялся и сказал, что их можно легко решить. Все, что мне нужно сделать, — это сходить к местному колдуну, который за гинею или две расскажет мне все, что я хочу знать. И хотя мне было очень жаль тратить гинею, которая в тот момент была нужна мне, как никогда, я сходил к этому человеку, но о результатах моего визита я умолчу.

Я поговорил со священником, хорошим духовником, но он лишь пожал плечами и отослал меня к Библии, сказав, что я все делаю верно. Я прочел некоторые мистические книги, которые мне рекомендовали. Там было множество слов, которые я не мог понять даже с помощью словаря, и они не продвинули меня вперед, поскольку в них я не нашел ничего, до чего бы не добрался сам. Я даже принимался за Сведенборга[5] и его последователей, поскольку многие копировали его, но не получил удовлетворительных результатов.

Несколько месяцев спустя я оказался в стране зулусов и находился возле Черного ущелья, где и остановился. Я нанес визит моему старому знакомому, о котором писал ранее, замечательному карлику Зикали, которого называли Тот-кто-еще-не-родился, или Открыватель Дорог — это более известное его имя у зулусов. Мы поговорили о многих вещах, связанных со страной зулусов, я встал, чтобы отправиться в свой фургон, потому что никогда не ночую у Черного ущелья, если это можно избежать.

— Есть что-то еще, что ты хочешь спросить у меня, Макумазан? — спросил карлик, откинув волосы со лба и посмотрев на — я чуть не написал «сквозь» — меня.

Я покачал головой.

— Это странно, Макумазан, потому что я вижу нечто у тебя в голове, связанное с духами.

Я вспомнил о проблемах, которые меня тревожили, хотя, по правде говоря, я никогда не думал обсуждать их с Зикали.

— Ага, что-то есть! — воскликнул Зикали, прочитав мои мысли. — Говори, Макумазан, пока у меня есть настроение отвечать. Ты мой старый друг и останешься им до конца, если я могу помочь тебе, я помогу.

Я набил трубку и снова сел на табурет из красного дерева.

— Тебя называют Открывателем Дорог, не так ли, Зикали? — спросил я.

— Да, зулусы всегда называли меня так, еще до того времени, как пришел Чака[6]. Но что такое имя, которое часто ничего не значит?

— Только то, что я собираюсь открыть дорогу, которая проходит через Реку Смерти, Зикали.

— О! — засмеялся он. — Это очень легко, — и, схватив маленький ассегай, который лежал перед ним, протянул его мне, добавив: — Смело бросай его. Я не успею досчитать до шестидесяти, и дорога будет открыта. Правда, я не могу сказать, увидишь ли ты что-нибудь.

Я снова покачал головой.

— Это против наших законов. К тому же я очень хочу знать, встречу ли я кого-нибудь на этой дороге, когда придет мое время пересечь Реку. Ты имеешь дело с духами, сделаешь для меня то, что никто другой не может?

— Что я слышу! Ты просишь меня, бедного зулусского шарлатана, как ты однажды назвал меня, Макумазан, показать тебе то, что неведомо великому белому человеку?

Я упрекнул его:

— Вопрос не в том, что тебя просят сделать, а в том, сможешь ли ты это совершить.

— Я не знаю. Каких ты хочешь увидеть духов? Одна из них — женщина по имени Мамина[7], которая меня любила...

— Она не одна из них, Зикали. Она же тебя любила, а ты отплатил ей за любовь смертью.

— Может быть, это лучшее, что я мог бы сделать для нее. О причинах ты можешь догадаться, Макумазан. Есть и другие вещи, но я не хочу тебя беспокоить. Но если это не она, то о ком ты думаешь? Дай-ка мне посмотреть. Кажется, я вижу двух женщин, хотя белому человеку можно иметь только одну жену. Лица других женщин скользят в водах твоего разума. Старый человек с седыми волосами и маленькие дети, возможно, это братья и сестры, какие-то друзья. А вот в самом деле Мамина, которую ты не хочешь видеть. Но, Макумазан, она — единственная, кого я могу показать тебе или показать дорогу. Если только ты не думаешь о других кафрских[8] женщинах...

— Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, что лишь ноги черного человека могут идти по дороге, которую я могу открыть, а над теми, в ком течет кровь белого человека, у меня нет власти.

— Значит, разговор окончен. — Я встал и сделал пару шагов к воротам.

— Вернись и сядь, Макумазан. Разве я единственный маг в Африке, которая, как я уже говорил, очень большая?

Я вернулся и сел, поскольку во мне проснулось любопытство.

— Спасибо, Зикали, — сказал я, — но я не имею дел с вашими шаманами.

— Потому что ты боишься их, ты считаешь, что все они болтуны, кроме меня. Я — последнее дитя мудрости, остальные от пяток до макушки забиты ложью. Великий Чака сказал, что убьет каждого, кого сумеет поймать. Но, возможно, есть белые шаманы, которые могут управлять белыми духами.

— Если ты имеешь в виду миссионеров... — быстро проговорил я.

— Я не имею в виду ваших священников, которые измеряют все одинаково и говорят только то, что их научили говорить, не думая о великом.

— Некоторые думают, Зикали.

— Ну, да, и тогда на них нападают с большими палками. Настоящий священник тот, к кому приходит дух, а не тот, кто отгородился от людских бед и говорит сквозь маску, которую носили отцы его отца. Я — такой, за что мои соплеменники меня ненавидят.

— Если так, то ты достаточно отплатил им за их ненависть, Зикали, но перестань ходить вокруг да около, как робкая гончая, и скажи, что ты хочешь сказать. О ком ты говоришь?

— В этом вся проблема, Макумазан. Я не знаю. Эта львица прячется в пещере, которая находится высоко в горах, и я никогда ее не видел.

— Как же ты можешь говорить о том, кого никогда не видел?

— Точно так же, как ваши священники вещают о том, кого никогда не видели, потому что они знают о нем. Все пророки, если они действительно великие, общаются друг с другом, потому что они родственники и их духи встречаются во сне или в мечтах. Поэтому я знаю, что королева нашего ремесла — львица среди шакалов, которая много тысячелетий спала в северных пещерах, и, насколько я понимаю, она тоже знает обо мне.

— Может, и так, — промолвил я, — но, может быть, Зикали, ты дойдешь до сути дела? Кто она? Как ее зовут и, если она существует, поможет ли она мне?

— Я отвечу на твои вопросы, Макумазан. Я думаю, что она окажет тебе услугу, если ты поможешь ей, правда, я не знаю, каким образом, потому что хотя белые знахари и работают иногда бесплатно, но знахарки — нет. А что до ее имени, знаю только, что в нашем кругу ее зовут Королева, потому что она первая из всех и самая красивая из женщин. Об остальном я ничего не могу тебе сказать, кроме того, что она всегда выступала в разных обличьях и будет всегда, пока будет существовать мир, потому что ей открыт секрет бессмертия.

— Ты имеешь в виду, что она бессмертная, Зикали? — улыбнулся я.

— Я этого не говорю, Макумазан, потому что мой слабый ум не может вынести мысль о бессмертии. Но когда я был младенцем, она уже жила так долго, что едва ли знала разницу между сейчас и тогда, и в ее груди была собрана вся мудрость этого мира. Я знаю это потому, что, несмотря на то что никогда не видел ее, временами мы разговариваем с ней в наших снах. Она разделила со мной свое одиночество, и прошлой ночью во сне она сказала мне отправить тебя к ней, чтобы ответить на некоторые вопросы, которые ты задал мне сегодня. Мне кажется, что она хочет, чтобы ты кое-что сделал для нее. Хотя я не знаю, что именно.

— Я спросил его сердито:

— Почему тебе нравится дурачить меня, Зикали, такими историями? Если в этом есть хоть капля правды, покажи мне, где живет женщина, которую зовут Королева, и как мне попасть к ней.

Старый мудрец взял ассегай, который предлагал мне, и его лезвием выгреб пепел из огня, горевшего перед нами. Проделывая все это, он рассказывал, может, для того, чтобы отвлечь мое внимание, о некоем белом человеке, которого я встречу в пути, и о своих делах, ни одно из которых не интересовало меня в тот момент. Пепел он разбросал прямо перед собой ровным слоем и нарисовал карту кончиком этого ассегая — с реками, кустарниками и лесами, проведя плавные линии для обозначения воды и болот и насыпав маленькие кучки, обозначающие мощные холмы.

Когда он закончил, то обошел со мной вокруг костра, чтобы я изучил нарисованную картину, а в самом конце провел борозду кончиком ассегая, чтобы показать реку, и собрал пепел в кучку на северном конце, чтобы обозначить большую гору.

— Смотри хорошенько, Макумазан, — сказал он, — и запоминай, потому что, если ты начнешь путешествие и забудешь эту карту, ты умрешь. Я сделаю так, что карта останется в твоей голове.

Внезапно он собрал весь пепел в руки и бросил мне в лицо, что-то повторяя про себя и громко добавляя:

— Теперь ты запомнишь.

— Конечно, запомню, — откашлялся я. — И прошу тебя — больше не повторяй подобных штучек.

По правде говоря, какой бы ни была причина, я никогда не забуду ни одной детали этой замысловатой карты.

— Эта большая река — Замбези, очевидно, — предположил я, — и если гора твоей Королевы так далеко, как я…