Гендерные роли в российском обществе

На протяжении почти всей своей истории российские социальные и политические структуры были в высшей степени патриархальными и иерархичными. Столь же патриархальной и иерархичной была и русская семья – в сущности, русское государство заимствовало ее модель, в которой милостивый, но авторитарный отец доминирует над покорными женщинами и детьми. Царь представлял собой ту же фигуру доброго отца, перенесенную в политическую сферу, – его власть была строгой и абсолютной, но при этом он всегда заботился об интересах своего народа [Engel 1991: 136]. Женщины подчинялись мужчинам – это был, по определению историков, «императив, основанный на представлении о женской природе и применявшийся ко всем женщинам вне зависимости от общественного положения» [Ibid: 3]. Патриархат был ключевой чертой русского общества с момента принятия христианства в X веке. Государство и Церковь всячески старались подчинить женщину мужскому авторитету и закрепляли за ней статус зависимого субъекта [Worobec 1991: 19].

Женщины, как правило, не допускались к участию в общественной жизни и низводились до сферы домашнего хозяйства, хотя случались и исключения, когда женщины, принадлежавшие к высшим классам и царской фамилии, играли видную роль в политике и обществе. Некоторым крестьянским женщинам разрешалось представлять свои домохозяйства на сельских сходах, но только в случае, если для этого не находилось подходящих взрослых мужчин. Замужние женщины не имели правового статуса независимо от своих мужей; у них даже не было паспортов (документы, удостоверяющие личность, требовались для передвижения по стране и за ее пределами). Юридически они не имели права жить отдельно от своих мужей, хотя незамужние женщины начиная с двадцати одного года могли селиться обособленно. Также по закону они были обязаны подчиняться мужьям и беспрекословно повиноваться их авторитету. В сущности, жизнь русской женщины почти всецело зависла от доминирующего мужчины; до брака это был отец, затем супруг. Даже когда во второй половине XIX века у женщин начали появляться возможности получать образование, посещение женщиной школы зависело от воли мужчины. Чтобы спастись от властных и деспотичных отцов, в конце XIX века молодые женщины часто вступали в фиктивные браки с сочувствовавшими им молодыми людьми, которые позволяли им самостоятельно распоряжаться своим паспортом и судьбой [Stites 1978: 17].

Как и в других европейских обществах, в дореволюционной России гендерные роли основывались на четко определенных моделях поведения и разделении труда по половому признаку. У мужчин и женщин были свои особые задачи, обязанности и сферы деятельности, которые пересекались редко или не пересекались вообще. Жизнь женщины вращалась вокруг замужества, рождения детей и домашних обязанностей. Однако социальный статус также имел большое значение в определении мужских и женских ролей и играл определяющую роль в поведении и деятельности русских женщин. Хотя патриархат и мужское доминирование неизменно господствовали во всех сословиях, жизнь русской дворянки была совершенно иной, чем у крестьянки или женщины из рабочего класса [McDermaid, Hillyar 1998: 11]. До революции в российских дворянских семьях мужчина – глава семьи обладал незыблемым авторитетом, и существовало строгое гендерное разделение сфер деятельности и полномочий. Образ жизни девушек и женщин из высшего сословия определялся формами деятельности, которые считались приемлемыми для женщин. До вступления в брак большинство девушек обитали в родительском доме и воспитывались преимущественно матерями, которые готовили их к жизни, сводившейся к домашним заботам и всецело зависевшей от мужчин. Молодые дворянки жили в мире, где над ними доминировали другие женщины, а мальчики с возраста приблизительно семи лет попадали под сугубо мужской контроль [Tovrov 1978: 17]. Соответственно, женские занятия ограничивались исключительно частной сферой – домом и семьей. Без покровительства со стороны мужчин им не позволялось вторгаться в публичную сферу. Они должны были следить, чтобы их мужья и дети были накормлены и одеты, и заботиться о ведении домашнего хозяйства. На практике женщины из высших классов играли существенную роль в управлении поместьями, особенно при отсутствии мужей [Worobec 1991: 24]. Начиная с середины XIX века русские женщины начали участвовать в делах за пределами дома, но это участие ограничивалось в основном благотворительностью, начальным образованием, сестринским делом и акушерством. Но даже такая ограниченная и сугубо «женская» деятельность не приветствовалась теми, кто полагал, что женщины не должны ни в каком качестве проявлять себя в публичной сфере [Engel 1991: 135–136].

Русское крестьянское хозяйство сходным образом скреплялось авторитетом доминантной мужской фигуры (так называемого большака). Главой семейства обычно был отец, дед или старший сын, но иногда, при отсутствии подходящих взрослых мужчин, эту роль брали на себя вдовы. Существовала аналогичная вертикаль власти, идущая от доминантной женщины (обычно жены большака) ко всем другим женщинам семейства. Но в крестьянстве и рабочем классе женские роли были иными, нежели в дворянстве и буржуазии. В низших социальных слоях женщины обычно привлекались к тяжелому физическому труду, как в доме, так и вне его. Они работали в полях, на фабриках, прислугой у высших классов, часто за деньги. Однако участие женщин в изнурительном ручном труде, даже если мужчины и женщины работали бок о бок, не свидетельствовало о гендерном равенстве среди русского рабочего класса и крестьянства. Подобное распределение трудовых обязанностей не было присуще исключительно России; в преимущественно крестьянских обществах большинства восточноевропейских стран женщины также выполняли тяжелую физическую работу. Более того, существовало четкое гендерное разделение труда. В русском обществе мужской труд оценивался выше, чем женский, как в социальном, так и в материальном отношении. Некоторые профессии и даже целые отрасли промышленности предназначались исключительно для мужчин (обычно это была более квалифицированная и лучше оплачиваемая работа). Другие занятия (в основном профессии, не требующие высокой квалификации и низкооплачиваемые) рассматривались как сугубо женские. Как и в высших классах, мужчины и женщины, в общем, не вторгались в сферы друг друга. И хотя для женщин было приемлемо – а по существу необходимо – работать за пределами дома, на них также возлагались заботы о хозяйстве. Домашние дела считались сугубо женской прерогативой. Женщина несла исключительную ответственность за выращивание овощей и фруктов на придомовом участке, за приготовление и хранение пищи, за уборку, заботу о скоте, пополнение запаса дров и воды, обработку льна и шерсти, пошив и починку одежды. Таким образом, крестьянки и представительницы рабочего класса, трудившиеся вне дома ради дополнительных заработков, несли двойное бремя, работая в полях, на фабриках или в цехах и выполняя обязанности по хозяйству [Matossian 1994: 7-33].

Впрочем, патриархат в России не был абсолютным и допускал некоторые ограниченные свободы и возможности для женщин. «Русские женщины могли примириться с патриархатом, достигнув наибольших возможностей в пределах предназначенных для них ролей», – утверждает историк Кристин Воробец [Worobec 1991: 20]. Женщины обладали полным контролем над всем, что связано с деторождением, и играли ключевую роль в устройстве браков своих детей. Русские юридические традиции издавна гарантировали женщинам определенные права собственности. Недвижимое имущество жены считалось отдельным от собственности ее мужа, и она могла располагать им по своему усмотрению, без вмешательства со стороны мужчин. Западные женщины не пользовались таким правом вплоть до XX века [Pushkareva 1997: 233].

Были и другие исключения из строгих правил, регулировавших гендерные роли и сферы деятельности мужчин и женщин в России. В ее истории издревле встречались выдающиеся женщины, чьи действия явно выходили за границы общественных соглашений, определявших женское поведение. Подобные примеры встречаются в истории начиная с первой христианской княгини Киевской Руси, Ольги. После смерти своего супруга Игоря в 945 году княгиня Ольга начала править в качестве регента при малолетнем сыне Святославе. Во время своего правления она вела борьбу с многочисленными внешними врагами и организовала оборону Киева от вторжения степных кочевников. В XV веке в Новгороде, в последнее десятилетие его независимости от Москвы, вдова посадника Марфа Борецкая предпринимала военные походы для расширения территориальных владений города. Возглавив сопротивление Новгорода Москве, она потерпела поражение. Марфа Борецкая была не единственным подобным примером. Историк Наталья Пушкарева указывает:

Марфа Борецкая была не единственной новгородкой, «выказавшей мужскую силу», как описывают сильных женщин средневековые источники. Новгородские хроники полны имен боевых женщин, как то боярыня Анастасия Григорьева, принимавшая участие в различных восстаниях и «сговорах», которыми полна история политическая история города [Там же: 23].

Старшая единокровная сестра Петра Великого, Софья, правившая в качестве регента во время его малолетства, была очень сильной личностью, известной своими «мужскими качествами» – политической ловкостью и стратегическим мышлением.

Петровские реформы существенно поспособствовали выдвижению на первый план выдающихся женщин в имперский период. За Петром I на российском престоле до конца XVIII века сменилось несколько женщин: императрицы Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II. Последняя проявила себя как один из крупнейших политических лидеров XVIII века. Была она и способным военачальником (хотя и не принимала непосредственного участия в военных кампаниях). В сущности, XVIII век был эпохой женского господства в самодержавии. Ближайшая подруга императрицы, княгиня Екатерина Дашкова, также обладала значительной властью и влиянием, будучи первой женщиной – президентом Российской академии наук.

Многие другие женщины, равно как и некоторые мужчины, отказывались мириться с ограничениями, установленными для женщин в патриархальном русском обществе. В XIX веке в России набрало силу движение за увеличение свобод и возможностей для женщин и равноправие полов. В 1850-е годы «женский вопрос», уже вовсю обсуждавшийся в Западной Европе, проник и в Россию, и многие – как женщины, так и мужчины – начали рассматривать возможности, чтобы улучшить положение женщин [Stites 1969: 178–179]. Сторонники подобных идей выступали за расширение доступа женщин к высшему образованию и их профессиональных возможностей и за следующие несколько десятилетий достигли значительных успехов в этой области. Многие женщины смогли выезжать за границу и изучать науки, ранее недоступные для них. К концу века профессиональные курсы и высшее образование для женщин стало возможным в самой России. Россия одной из первых дала миру женщин-врачей, естествоиспытателей, математиков и других выдающихся ученых и профессионалов. С повышением уровня образования возросло и нежелание подчиняться существовавшим ограничениям.

Женщины в России также становились видными представительницами радикальной интеллигенции и революционного движения и даже занимали руководящие позиции. Они стремились не только улучшить обстановку в России путем радикальной и революционной политической деятельности, но и создать условия для равенства полов. Многие участвовали в совершенно неженских, агрессивных и жестоких действиях, связанных с терроризмом, которым сопровождалось революционное движение в конце XIX века. Народница и марксистка Вера Засулич выстрелила в петербургского градоначальника после того, как тот незаконно приказал высечь розгами одного из политических заключенных. Софья Перовская, возглавлявшая революционную организацию «Народная воля», непосредственно участвовала в убийстве царя Александра II в 1881 году.

Значительные экономические и социальные перемены, происходившие в России в конце XIX и начале XX века, оказали воздействие и на патриархат. В частности, индустриализация и урбанизация привнесли изменения в традиционную крестьянскую жизнь, структуру семьи, занятия и поведение женщин. Накануне Первой мировой войны Россия заметно страдала от того, что историк Карен Петрон определяет как «кризис патриархального авторитета» [Petrone 1998:95]. В России индустриальное развитие началось с временной, или сезонной, миграции мужчин в города для работы на промышленных предприятиях. Там мужчины находили новые возможности заработка, дававшие им существенную независимость от семьи. Это, наряду с сельскохозяйственными реформами начала XX века, побуждавшими крестьян покидать сельскую общину и основывать независимые домохозяйства, приводило к тому, что многие молодые крестьяне выходили из-под родительского контроля. Когда младшие в семье мужчины бросали вызов отцовскому авторитету, они часто встречали поддержу со стороны своих жен, также желавших освободиться от власти родственников со стороны мужа, ставившей их на низшую ступень семейной иерархии. Кроме того, пока мужчины отсутствовали в деревнях, на женщин возлагалась ответственность за сельскохозяйственное производство. С увеличением рабочей нагрузки у женщин появлялась возможность повысить свой авторитет.

Женщины также начали чаще перебираться в города для работы на фабрике. Некоторые находили средства для достижения финансовой независимости (хотя одновременно лишались покровительства со стороны патриархального семейства) и могли заниматься деятельностью, недоступной для них ранее [Engel 1994]. Более того, возраставшая политизация рабочего класса затронула и женщин-рабочих. Несмотря на неоднозначное и даже враждебное отношение со стороны мужчин-рабочих, женщины все чаще принимали участие в рабочем движении, набиравшем силу в России конца XIX – начала XX века [Glickman 1977:63–82]. Барбары Клемент утверждает:

…женщины из всех слоев российского общества активно вовлекались в социальные и политические потрясения, сопровождавшие вхождение России в современный мир… и нестабильность, вызванная быстрыми социальными переменами, вызвала более сильное, чем раньше, противодействие патриархату [Clements et al. 1991: 8–9].

Также важно понять, что, хотя российский патриархат во многих отношениях напоминал западный, существовали значительные культурные различия в сексуальных обычаях и взглядах. Что особенно важно, как показывает Лаура Энгельстайн, русское общество не было пропитано чопорными викторианскими ценностями: «Викторианские представления о сексуальных приличиях и опасностях были поставлены под сомнение еще до того, как успели укорениться» [Engelstein 1992: 3–4]. В дореволюционной России не было и строгой нормированности семейной жизни. Она только начала проникать в высшие слои российского общества в конце XIX – начале XX века. Тем не менее она не укрепилась и не заняла господствующей позиции в русском мировоззрении, в отличие от западноевропейского, и оказала малое воздействие на низшие социальные слои, составлявшие подавляющее большинство населения России.

Загрузка...