Опасна для тебя (СИ)

Глава 11. Евгения

Объявлен перерыв. Мы с Михаилом Семёновичем покинули зал последними.

Я вся на нервах, кусаю свои губы настолько сильно, что кровь просачивается через трещины, приходится облизывать языком. Все ладони в следах от ногтей, когда я впивалась в них, чтобы сдержать слёзы.

— Евгения Константиновна, не волнуйтесь вы так. Максим Романович лучший следователь. Он обязательно найдёт улики и вас оправдают. Тем более, вы ему небезразличны.

Последнее предложение явно было лишним. Что значит небезразлична? Он ведёт себя со мной отвратительно: грубит, хамит, местами игнорит.

— Что вы хотите сказать? — недоумённо спрашиваю я.

— Девочка моя, я живу на этой земле уже много лет, и влюблённые глаза не спутаю ни с чем.

— Нет, вы ошибаетесь, — отрезаю я.

Он не стал отвечать, лишь посмотрел на меня с лёгкой улыбкой.

Час длился целую вечность. Эта неопределённость пугала больше, чем само заседание.

— Прошу всех войти, — сказал кто-то из страж.

Медленным шагом все начали проходить в зал и усаживаться на свои места.

Царёва нет. Где же он?!

До окончания перерыва оставалась минута.

Открывается дверь и в тёмном костюме с холодным, равнодушным взглядом входит Максим Романович. Уверенной, решительной походкой проходит вперёд. Рядом с ним идёт мужчина пожилого возраста, очень похожий на Царёва. А рядом у входа остановились два охранника. Неужели его отец занимает высокую должность?

— Всем встать, суд идёт.

Все послушно выполнили приказ. Судья огласила решение и дала слово Царёву.

— Мы отыскали человека, который скрыл улики. Но для начала я хотел бы продемонстрировать видео-доказательство.

Он поднёс флешку к ноутбуку секретаря, экран которого выводился на большой монитор телевизора. На записях с камер видеонаблюдения хорошо было видно, как Марина и Евгений, тот самый Женя, который был влюблён в меня с самого первого курса, но я сразу дала понять, что мы никогда не будем вместе, обливают здание керосином, поджигают бумагу. Чирк. Огонь.

— Это всё Иван, Иваан, — протяжно кричит Марина, — он уговорил нас с Женей на это преступление.

Как Марина и Евгений могли так поступить. Мы вместе учились четыре года, делали домашки, сдавали зачёты, готовились к дипломной работе и выпускному. В моей голове в этот момент всё перемешалось.

Иван пытался усадить её обратно, но она явно решила не отступать.

— Девушка, вы хотите что-то добавить? — спрашивает судья.

— Да, ваша честь.

Марина подошла к трибуне и начала:

— Иван собрал меня и Евгения у себя дома, и сказал, что хочет устроить поджёг и подставить Евгению, потому что она ему надоела, а избавиться от неё он не мог. Ну и ему хотелось развлечься…

— Она всё врёт, — выкрикнул Иван.

— Молодой человек, ещё одно слово, заключим вас под стражу, — строго ответила судья.

— Потом нам с Евгением стало стыдно и мы хотели рассказать всю правду, но Иван нам пригрозил своим отцом. Сказал, что он занимает высокую должность, и нам «влепят по полной», дословно цитирую, — сказала Марина.

— Почему вы согласились на это, вы, кажется, учились вместе?

— Евгений любил Женю долгое время, а она его отшила, он хотел отомстить. А я… я завидовала, потому что ей всегда всё легко доставалось: и учёба, и парни, и работа.

Тут она замолкла. На её лице виднелась злость, которая вырывалась через все её напряжение мышцы и скулы.

От этой правды у меня у самой все кулаки сжимались. Хотелось подойти и врезать ей, как следуют, и плевать на нормы морали.

— Вы отдаёте отчёт в том, что сейчас говорите?

— Да, — отвечает Марина.

Максим Романович подходит к секретарю и передаёт бумажку. Секретарь несёт её судье.

— На заседании приглашается Никитина Анастасия Дмитриевна.

В зал, в сопровождении двух охранников, тех самых, что стояли возле входа, входит женщина, лет тридцати. Хорошо одетая. В белоснежной блузке с воланами на руках, в бордовой обтягивающий юбке-карандаш, на высоких каблуках и дерзким взглядом.

Она подошла к трибуне и безразличным голосом ответила:

— Я не понимаю, что я тут делаю. Я спокойно обедала в нашем офисе, потом пришли эти, — указывая на Царёва и, по-видимому, его отца, — и забрали меня. В чём меня обвиняют?

Царёв передаёт другую флешку, на которой видно, как Анастасия, после разговора с Максимом Романовичем, заходит в его кабинет и через пятнадцать минут выходит, засовывая что-то в карман.

— Ваша честь, ключ от моего кабинета, есть только у меня. Никитина Анастасия Дмитриевна незаконным путём проникла в мой кабинет для удаления файлов с уликами, — произнёс Царёв.

— Анастасия Дмитриевна, что вы на это ответите?

— Я хотела приготовить сюрприз Максиму Романовичу, я давно в него влюблена и решила сообщить об этом оригинальным способом.

В этот момент мне стало грустно. Можно было и сразу понять, что такой взрослый мужчина встречается с женщиной. Она такая красотка…

— Господин Царёв, вам слово, — говорит судья.

— Это всё неправда, ваша честь, — произносит он.

— Нет доказательств, что это сделала Никитина, поэтому суд отклоняет данное заявление. А сейчас объявляется перерыв для дальнейшего оглашения решения.

Эти пятнадцать минут длятся вечно. Я стою рядом с Максимом Романовичем. Он разговаривает со своим, теперь уже точно, отцом и нервно злится, косясь на Никитину.

Возле Анастасии стоят два охранника и не дают ей уйти. Пока я любуюсь, как красиво одета Никитина, взглядом замечаю, как на меня смотрит отец Царёва.

— Сын, может, ты нас познакомишь?

— Да, отец, извини. Это Нелидова Евгения, а это мой отец Роман Кириллович.

— Приятно познакомиться, — вежливо представляюсь я.

Он как-то странно посматривает на сына. Может, я что-то не так сказала.

— Мне тоже, — лишь отвечает он.

Они ещё какое-то время болтали, прежде, чем войти в зал заседания. Периодически его отец смотрел на меня, чем очень смущал.

Мы вошли обратно в зал. Вновь встали, сели, как положено. Затем огласили решение.

— Суд решил Нелидову Евгению Константиновну признать невиновной. Для полного завершения дела к ответственности привлекаются Петриченко Марина Львовна и Абудаков Иван Сергеевич.

Как только Иван услышал своё имя, сразу двинулся к двери, чтобы сбежать. Стража вовремя спохватилась, скрутила его и надела наручники. Он начал кричать: «вы не знаете, кто мой отец», «позвоните ему».

Даже местами стало его жалко. Но я не должна ему сочувствовать, он со мной поступил очень плохо.

— Вы свободны, Евгения Константиновна, сейчас я отвезу вас в квартиру, чтобы собрать вещи.

— Спасибо большое вам, — говорю я Царёву и обнимаю его крепко. Как только понимаю нелепость ситуации, отхожу в сторону и извиняюсь.

— Всё хорошо, я рад, что дело закончилось благополучно. На одно дело меньше.

Сначала с улыбкой, а затем равнодушно ответил он.

Вот же сухарь, хорошо, что мы больше не увидимся.

Нас проводил до машины Михаил Семёнович и что-то с улыбкой сказал ему, когда тот наклонился правым боком к его губам. Отец Царёва, Никитина и охрана куда-то исчезли. Я их больше не видела.

Царёв сел в автомобиль и мягким голосом сказал:

— Можете, сесть вперёд, я не кусаюсь.

И улыбнулся мне.

И что это было?