Опасное наваждение

Глава 7 ИГРА В КАРТЫ

Поздним утром следующего дня в мою спальню, постучав, вошел Жюль. Он поставил поднос с завтраком на столик и подошел к окнам, чтобы отдернуть занавеси.

– Доброе утро, мсье Жюль. – Я села в постели и потерла глаза.

– Доброе утро, мадемуазель. Достаточно просто Жюль, я не привык к большему. – Если он и удивился отсутствию волос у меня на голове, то не подал виду. Образцовый слуга.

– Здесь нет ни одной горничной?

– Нет, мадемуазель. Я единственный из прислуги в доме. Остается еще Буше, но у него комната над конюшней. Пока здесь живет хозяин, каждый день приходят две женщины, чтобы убраться и постирать белье.

– Хозяин так скуп, что заставляет тебя одного делать всю работу?

– Хозяин не любит, когда в доме толпится много народу, особенно если это женщины.

– Не понимаю, – фыркнула я, – считать это комплиментом или угрозой для себя.

– Комплиментом, разумеется, мадемуазель. Прежде в доме никогда не жила женщина, по крайней мере за то время, пока я здесь работаю.

– Неужели? А как же мадемуазель Симона? Она ведь жила здесь.

– Да! – Жюль коротко рассмеялся. – Но очень недолго. И только пока отсутствовал мсье Гаррет. Он-то быстро положил конец ее пребыванию здесь.

– Да, об этом я уже слышала, – ехидно отозвалась я. – Спасибо за то, что ты распаковал мои вещи, Жюль. Вообще-то я не собиралась возвращаться, так что твои усилия могли пропасть даром.

– О нет, мадемуазель. Мсье Сет уверил меня, что вы вернетесь. Он сказал, что если потребуется, то сам притащит вас… – Жюль прикусил язык, но я уже и так услышала достаточно.

– Неужели? – переспросила я тихо. – Он сказал, что наткнулся на меня случайно. Когда он вчера вышел из дома?

Глаза Жюля весело сверкнули.

– Примерно через час после вас, мадемуазель. Он был очень сердит. Мне кажется, он не ожидал, что вы… убежите.

Он поклонился и оставил меня одну. Я даже не взглянула на поднос с едой. Плохой симптом. Раньше я всегда хотела есть. Я вылезла из кровати и накинула халат поверх ночной рубашки. Затем осмотрелась по сторонам.

Огромная комната выходила окнами на улицу. Мебель была очень элегантной, богато украшенной деревянной резьбой. Позже Сет сказал мне, что она вся была сделана во времена Первой Империи. Интересно, когда это было? Стены были обтянуты розовым шелком, того же цвета были занавеси на окнах и одеяло на кровати. Еще в комнате стояли маленькая оттоманка, несколько кресел, маленький туалетный столик, высокий платяной шкаф, комод и умывальник. Пол устилал ковер с узором из маленьких розовых бутонов и зеленых гирлянд по краю. «Премилая тюрьма», – подумала я.

В комнату без стука вошел Сет. Я знала, что это он, и даже не потрудилась повернуться.

– Еще не одета? – Он обошел кровать и растянулся на стоявшей рядом оттоманке. – К тому же и не завтракала. Лучше что-нибудь поесть. Нам сегодня предстоит большая работа.

– Я ничего не могу делать. – Я коснулась рукой своей обкромсанной головы. – Я не могу выходить… в таком виде.

– И как ты собираешься проводить время? Сидеть здесь безвылазно, пока не отрастут волосы? – Сет швырнул газету на кровать. – Возможно, тебя заинтересует маленькая заметка на четвертой странице. Похоже, ты вовсе не убила своего друга Луиса.

– Я не умею читать.

– Да? Ну что ж, самое интересное все равно узнаешь не из газет. Старикашка – один из самых известных сутенеров Парижа. Он сообщил полиции, что на него напал молодой мужчина, обычный вор, который скрылся с его бумажником и часами. Шлюха, которая тоже видела вора, и портье в гостинице полностью подтверждают его слова.

– Значит, полиция больше меня не ищет! Странно. – Я заметила, что Сет выглядит необычайно довольным. – Ты каким-то образом причастен к этому?

Он пожал плечами и скрестил руки на груди.

– Я просто поговорил с одним из чинов в полиции, только и всего. Он кое-чем мне обязан.

– А теперь и я обязана тебе, – горько произнесла я. – Ты спас меня, но мне все равно! Я даже жалею, что полиция больше не разыскивает молодую цыганку!

Сет рассмеялся.

– Ты бы так не говорила, если бы хоть раз побывала в женской тюрьме Святого Лазаря. – Он встал и распахнул дверцы шкафа. – Боже, Одетта – настоящая скупая ведьма. Я бы не позволил ходить в таких лохмотьях даже своей посудомойке. – Я поняла, на что он намекает, сдержалась и промолчала. Сет вытащил голубое платье для прогулок и бросил его на кресло. – Сойдет на первое время. Я отвезу тебя сегодня к Ирме и куплю несколько платьев для разных случаев.

Я уже слышала от мадам Одетты о мадам Ирме с рю де ла Раикс: платья, которые она шила, были очень дорогие. Говорили, что у нее во всем Париже только пять клиентов, хотя она с легкостью могла бы принимать и в сто раз больше, если бы захотела.

Сет подошел к кровати.

– Даю тебе полчаса, чтобы собраться. Потом усаживаю тебя в коляску в том виде, в котором застану через это время.

Опустив глаза, я уставилась на кончики своих туфель.

– Почему ты привел меня сюда? Почему просто не отпустил?

Сет коротко хохотнул и пальцами приподнял мой подбородок.

– Потому что, моя длинноногая цыганка-графиня, – сказал он с ухмылкой, – я не хочу, чтобы какой-либо другой мужчина гадил в мой колодец, пока я досыта не напился из него.

Услышав такую грубость, я нахмурилась и резко отвернулась.

– Ты скоро обнаружишь, – продолжил Сет, – что я живу по своим собственным законам и, где только это возможно, предпочитаю идти своим путем. Ни один мужчина или женщина мне не указ. И ни одна женщина не появляется в этом доме и не уходит из него без моего ведома и согласия. Ты останешься здесь, пока я сам не прикажу тебе уйти. Наслаждайся жизнью, Рони. Ты уже и так вызываешь зависть у обитательниц парижского полусвета. Со мной легко жить, и я не жаден. Ты получишь все, что захочешь, конечно, в разумных пределах: экипажи, одежду, побрякушки.

– Все, кроме свободы, – пробормотала я.

– Я не тюремщик! – отрезал Сет. – Рассматривай это как жизненный опыт. Я учитель, а ты ученица. И я должен сказать: до сих пор ты выказывала недюжинные способности к… любви.

Я провела рукой по голове. Стыд.

– Мне стоило бы вонзить ножницы себе в сердце! Сет засмеялся, и его смех звучал в комнате еще долго после того, как он вышел.

Я ненавидела его. Я ненавидела его за то, что он показал мне, какая я развратная, за то, что он стал распоряжаться моей жизнью. Но ведь именно так и предсказывала старая Урсула: его жизнь станет моей жизнью.

В тот вечер мы ужинали в ресторане. После возвращения домой я направилась прямиком к себе в комнату, разделась и легла, ожидая, пока придет Сет. Прошло два часа. Наконец я услышала его шаги на лестнице. Он шел очень медленно, и я подумала, что он, наверное, много выпил. Я внутренне сжалась, готовясь к неизбежному, но ничего не произошло. Сет прошел к себе в спальню и закрыл за собой дверь, даже не заглянув ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи. Я твердила себе, что благодарна за это судьбе, но если говорить правду, то я была чуть-чуть разочарована.

Прошла неделя. Сет Гаррет мог бы быть моим дядюшкой – нет, только не дядюшкой! – но старшим братом. Он ни разу не прикоснулся ко мне, кроме как подсаживая в коляску или помогая набросить шаль на плечи. Он не заходил ко мне в комнату, даже чтобы поболтать. Он ни разу не дал понять, что я живу в его доме не только для того, чтобы спрятаться от непогоды. Можно было подумать, что я его дорогая гостья, а не девушка, которую он сделал своей любовницей.

Меня это стало раздражать. Он, что же, уже не считает меня привлекательной? Не надо было мне обрезать волосы. Хотя даже теперь, если их завить, они выглядели вполне симпатично. Я уговаривала себя не быть дурочкой и радоваться, что меня оставили в покое. Но иногда мне казалось, что у него где-то есть другая женщина, и тогда я мучилась от приступов ревности. Как он смеет!

Первый наряд от мадам Ирмы оказался амазонкой – прелестным костюмом для верховой езды из зеленого бархата, отделанного черными полосками. Облегающий жакет подчеркивал фигуру, а юбки были длинными и пышными, но разрезанным посередине, так что я могла ездить верхом, как это делают цыгане. Сет сам принес этот костюм ко мне в комнату примерно через неделю после того, как я оказалась у него в доме.

– Примерь, – приказал он, затем сел в кресло. Он курил сигару, задумчиво наблюдая, как я снимаю ночную рубашку и натягиваю костюм. Потом Жюль принес еще две коробки: в одной была черная шляпка с маленькой вуалью, в другой – пара изящных сапожек, изготовленных из мягкой кожи.

Когда я полностью оделась, Сет приказал мне идти за ним.

Мы прошли в конюшню. Буше вывел нам огромного черного жеребца с белой отметиной на лбу. Это была самая красивая лошадь, какую я видела в своей жизни. Я остановилась как вкопанная, замерев от восхищения.

– Как он тебе? Нравится? – спросил Сет. Буше широко ухмыльнулся.

– Замечательный, – выдохнула я. Я прошла вокруг жеребца, потрогала бока, ощупала ноги, погладила нос, говоря с ним на цыганском языке – единственном языке, который понимают лошади. Мы с ним мгновенно стали друзьями.

– Он твой, – сказал Сет. Я удивленно взглянула на него, пытаясь определить, не шутит ли он. – Неужели тебе не хочется прокатиться? – Сет ловко подсадил меня.

Смеясь от радости, я рысью проскакала вокруг конюшни. Конь был нервным, с пылким темпераментом: он несколько раз попытался встать на дыбы.

– Я уже люблю его! – прокричала я. – Но он все еще немного необузданный!

– Как и ты, – ухмыльнулся Сет. «И как ты», – подумала я.

Я назвала огромного жеребца Блайзом, в честь лошади моего дедушки, которую я так любила. В то утро мы с Сетом отправились на прогулку верхом по Булонскому лесу. Днем прибыли еще три новых платья от мадам Ирмы, а вечером Сет повел меня на возобновленный спектакль «Три мушкетера». Что за история! Я влюбилась в Д'Артаньяна и тут же решила, что буду актрисой. После мы зашли поужинать в кафе. Был заказан отдельный кабинет, но Сет вел себя по-прежнему сдержанно и не пытался воспользоваться ситуацией.

Он пребывал в очень веселом настроении: поминутно разражался остроумными замечаниями, осыпал меня знаками внимания, отпускал шутки по поводу того, что я могу украсть хрустальные фужеры и столовое серебро.

– Надо было попросить Ирму сделать несколько потайных карманов, чтобы тебе было легче заниматься любимым делом, – говорил он.

– Я этим больше не занимаюсь, – сообщила я. – Да и зачем мне воровать, когда ты даешь мне все, что мне захочется?

– Затем, что украсть намного забавнее. И потому что в душе ты настоящая преступница. Интересно, купил ли Луис себе новые часы?

Я выпрямилась и сухо сказала:

– Я думала тогда, что эти вещи пригодятся мне на будущее. Откуда я могла знать, что ты найдешь меня? Кроме того, цыганам полагается красть – так написано в вашей Библии.

– Мне казалось, ты не умеешь читать.

– Мне рассказывали об этом. Неужели ты не знаешь, что, когда собирались распять Христа, приготовили четыре гвоздя, но римские солдаты нашли только три, потому что какой-то цыган украл гвоздь, который предназначался для Его сердца? После этого Христос сказал, что цыгане могут воровать.

– Ты придумываешь.

– Вовсе нет! Когда ты в последний раз читал Библию? Сет рассмеялся.

– Ты знаешь, Рони, для девушки, которая стала законченной воровкой в четыре года, ты удивительная пуританка в любви.

Я слегка покраснела.

– Это другое дело. Цыгане очень строги в этих вопросах. Мужчины не спят с женщинами, если они не женаты, – я имею в виду друг на друге. Молоденькие девушки старательно блюдут свою чистоту. Но ты ведь и так знаешь об этом.

– Знаю. Интересно, почему только женатым позволено веселиться вволю?

Когда мы вернулись на рю де Монморанси, Сет сказал:

– Беги в кровать, Рони. Это был трудный для тебя день. Спокойной ночи.

– А чем ты займешься?

– Напьюсь. Я еще не выполнил свою дневную норму. Я ушла в свою комнату и села на край кровати. Я была рассержена и обижена. Меня снедала досада. Что за игру он ведет? Я нравилась мужчинам – об этом говорили их голодные взгляды в театре и в ресторане. Подобный же свет иногда вспыхивал и в глазах Сета. Чего же он ждет?

Сет поднимался по ступеням, и я затаила дыхание. Он прошел мимо своей двери и остановился около моей. У меня быстрее заколотилось сердце. Но Сет вернулся к своей двери, открыл ее и зашел в свою комнату.

Я подождала еще несколько минут, затем выбежала в коридор, постучалась к нему в спальню и вошла. Сет только что снял сюртук и начал расстегивать рубашку.

– Я не могу снять платье, – пожаловалась я. – Мне нужна горничная.

Сет улыбнулся и покачал головой.

– Нет уж, одной женщины в доме вполне достаточно. Подойди, я сам помогу тебе.

– Это был очень хороший день, – сказала я, поворачиваясь к Сету спиной, чтобы он занялся сотней крючочков сзади лифа. – Сначала красивый костюм для верховой езды, потом великолепный жеребец. И еще платья, театр и ужин.

– Я рад, что тебе понравилось. – Сет очень ловко и быстро справился со своей задачей. – Вот, готово.

Я повернулась к нему, придерживая руками платье на груди.

– Мне кажется, ты хочешь, чтобы я доказала свою благодарность.

Сет слегка вскинул брови и улыбнулся.

– Я не стану заставлять тебя делать то, что тебе неприятно. – В его голосе прозвучал чуть заметный сарказм.

– О, я не возражаю, – расщедрилась я. – Это ведь неизбежно. Нет никакой причины откладывать на потом. Но может быть, глупо говорить об этом, и ты предпочитаешь, чтобы я изъяснялась в свойственном тебе стиле? И может быть, ты даже уже не хочешь меня… – Я слабо улыбнулась ему, пожала плечами и повернулась, словно собираясь уходить.

Сет рассмеялся и притянул меня к себе.

– Я рад, что тебе хватило ума признать свое поражение.

– Почему бы и нет? Цыгане знают, как наслаждаться жизнью. Я предпочла бы, чтобы мы были женаты, но я никогда не выйду замуж, этого нет в моей судьбе. Поэтому я должна научиться радоваться жизни, не будучи в браке. Я выполнила свое домашнее задание. – Я забрала выбившуюся прядь за ухо. – Каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, то вспоминаю о своей слабости и глупости. Но это все в прошлом. Я не могу бороться с судьбой, а моя судьба – это ты, Сет.

Его поцелуи были нежными и умелыми. Это совсем не походило на поцелуи того идиота Гастона или старика с седыми волосами. Здесь я словно купалась в счастье и радости, словно лежала на берегу реки, подставляя тело теплым солнечным лучам, или, безудержно смеясь, летела во весь опор на лошади, зная, что ничто не свете меня не остановит. Мне казалось, что я сижу у огня в прохладную ночь или лежу на мягких подушках внутри фургона, а дождь стучит по крыше и вымывает землю из-под колес. Это было лучше, чем пить чай вприкуску с сахаром, и так же хорошо, как наполнять пустой желудок вкусной пищей. Это было что-то очень простое, необходимое и правильное.

Когда бы мы ни занимались любовью, в ту ли ночь или позже, вся моя ненависть, злость и презрение, которые я испытывала к Сету Гаррету, таяли, как дым. Лежа рядом с ним, я чувствовала себя наполненной и счастливой. Сет научил меня некоторым из упомянутых им ранее других способов. Я преодолела свой инстинктивный стыд и застенчивость и хорошо усвоила преподанный мне урок. Я обнаружила, что мужчина, сходящий с ума от удовольствия, практически беспомощен в женских руках, и старательно испытывала свои чары на Сете. Единственным временем, когда я имела на него хоть какое-то влияние, наступало во время наших занятий любовью.

Я начинала понимать, как я могу отомстить ему, как могу наказать за то, что он сделал со мной. Я влюблю его в себя! Я стану так же необходима ему, как и выпивка. А потом – каким-то образом – я использую эту власть, чтобы уничтожить его!

Каждое утро, если позволяла погода, мы катались верхом. Вечерами ужинали в ресторане, ходили в театр или на концерт. Три или четыре раза в неделю Сет отсылал меня домой, а сам отправлялся играть в карты. Я не слишком интересовалась его игрой: на самом деле я даже недолюбливала это занятие, не знаю уж почему. Может быть, потому, что мой дядя сделал на меня ставку, а Сет ее выиграл? Или потому, что в карточной игре олицетворялось, по моему мнению, все, что я так ненавидела в Сете: холодность, грубость, беспечное и бесцеремонное отношение ко всей своей собственности, включая и меня.

Я жила с ним уже месяц, когда его веселое настроение вдруг как рукой сняло. За одну ночь он стал необычно молчалив и напряжен, стал таким, каким был во время нашего совместного путешествия по России. Я спросила, о чем он думает.

– Я вспоминаю одного умершего человека.

– Кого?

Сет бросил на меня злой взгляд.

– Это тебя не касается. Оставь меня в покое! Я слегка наклонила голову, глядя на него.

– Нельзя вспоминать мертвых со злобой и сожалением.

– Заткнись и оставь меня одного! – рявкнул он. Этот разговор состоялся днем, а вечером того же дня мы отправились в оперу на «Норму» Беллини. Я мгновенно влюбилась в Поллиона, римского солдата, и решила, что стану оперной певицей.

– Я могу петь намного лучше, чем та жирная корова, – сообщила я Сету, когда мы ехали после представления домой. – Да любая цыганка споет лучше. – Я всегда отличалась хорошим слухом и тут же напела первые ноты арии из первого акта. Я на самом деле пела лучше, чем та сопрано, что изображала Норму, но Сет так не думал.

– Заткнись, – сказал он. – Прекрати этот шум.

– Это не шум, – оправдывалась я. – Это пение! Когда я счастлива, то…

– Заткнись, я сказал! Иначе пойдешь домой пешком. Я подчинилась. Впрочем, той ночью, несмотря на его настроение, мы, как обычно, занимались любовью. Или, может быть, благодаря этому настроению. Я жила с Сетом под одной крышей уже достаточно долго, чтобы понять, что он относится к постели так же, как виски с бренди: для него это был путь к забвению. Сет действовал быстро и бесстрастно. Закончив, он молча вышел из моей спальни.

На следующее утро Жюль был занят каким-то делом и попросил меня отнести поднос с завтраком в комнату мсье Сета. Я постучала в дверь и вошла. Его кровать походила на поле боя: простыни сбиты, подушки и одеяло свалены в груду на полу. Сет, совершенно обнаженный, лежал на спине и храпел. В комнате стоял тяжелый запах перегара и сигарного дыма.

Поставив поднос на столик около кровати, я подошла к окну и отдернула шторы. Сет застонал и закрыл лицо ладонью. Как сейчас помню, на улице шел сильный дождь, и я несколько минут постояла, глядя, как вода ручейками сбегает по оконному стеклу и заливает кроны каштановых деревьев. Поездка верхом, как видно, откладывалась на неопределенное время.

Я повернулась спиной к окну.

– Доброе утро. – Улыбнувшись, я присела на край кровати. – Отвратительная погода. Ты что, собираешься спать вечно?

– Убирайся! – пробормотал Сет, отворачиваясь от меня.

– Тебе плохо, потому что ты напился вчера вечером, – сказала я. – Давай-ка, выпей горячего кофе и сразу почувствуешь себя лучше.

– К черту кофе, – прорычал Сет, – забирай его и проваливай!

– Сегодня ты похож на разбуженного медведя.

– Оставь меня в покое, дьявол тебя забери! – Сет резко сел и занес руку для удара, но я успела увернуться. Он схватил кофейник и швырнул его мне в голову. Я отшатнулась и быстро выбежала из комнаты.

Когда я вернулась на кухню, то вся пылала от гнева. Жюль только взглянул на меня и тут же спросил:

– Я вижу, сегодня у хозяина неважный день, да?

– Если ты имеешь в виду, что он похож на бешеную собаку, которой прищемили хвост, тогда да, – горько отозвалась я. – Я его ненавижу. Ненавижу!

Жюль покачал головой.

– Надеюсь, это не продлится долго. Прошлый раз он был в таком состоянии три недели.

– В таком состоянии? Не понимаю.

– У хозяина частенько случаются приступы меланхолии, – объяснил Жюль.

– Я и раньше видела эти приступы. Иногда он часами не разговаривал со мной.

– Могу поспорить, вы никогда не видели его таким, как сегодня.

Жюль оказался прав. В тот день Сет превратился в человека, которого я не знала. Он оставался в спальне до полудня, после чего наконец спустился в кухню, где я помогала Жюлю резать лук для жаркого. Сет был небрит и неряшливо одет – это так не вязалось с его обычной щеголеватой аккуратностью – и сильно хромал. «Вот еще одна причина для плохого настроения», – подумала я.

Он пил три дня, отказываясь от еды. И все это время я была вынуждена сидеть в доме, так как на улице шел сильный дождь. Он ни с кем не разговаривал, ни с Жюлем, ни со мной, ни даже со своим другом – забавным и жизнерадостным Франциско Нервалем, который заглянул к нам на второй день хандры Сета. Мы с Жюлем ходили на цыпочках и разговаривали шепотом. Я не осмеливалась петь, да вообще-то у меня и не было особого желания.

На четвертый день погода немного улучшилась, и я рассудила, что пора положить конец моему вынужденному затворничеству. Одев свой костюм для верховой езды, я направила Блайза в Булонский лес.

Я ненавидела размеренную рысь по дорожкам парка, но на восточной окраине леса было большое открытое поле, где мы обычно катались с Сетом. Выехав на опушку, я пришпорила Блайза, и мы понеслись галопом. Когда я все-таки осадила коня, то громко рассмеялась, настолько хорошо было вновь оказаться на воздухе в этот теплый июльский день.

Рядом послышался стук копыт, и я оглянулась. Из-за деревьев выехал всадник на великолепном гнедом жеребце и направился ко мне. Когда он подъехал поближе, я узнала Мартина де Верней, молодого герцога, который был так внимателен ко мне на балу у Делакруа.

– Графиня, – радостно воскликнул он, остановив лошадь. – Я увидел, как бешено скачет ваша лошадь, и испугался, что она понесла. Рад, что я ошибся.

– Да нет же, – неожиданно смутилась я. – Мы с Блайзом любим галоп.

– Необыкновенное животное, – сказал Мартин де Верней, окидывая восхищенным взглядом черного жеребца. Затем он взглянул мне в глаза. – Я надеялся увидеться с вами вновь, графиня.

– Я не графиня, – резко ответила я. – Простите меня, мсье, но я очень спешу… – Я пришпорила Блайза и ускакала прочь, унося в памяти выражение обиды в глазах молодого человека. «Что мне до него? – гневно подумала я. – Он для меня ничто. Ничто!»

Когда я вернулась на рю де Монморанси, Жюль ставил в вазы у входа букеты лилий.

– Не хотите взять немного цветов с собой в комнату, мадемуазель?

– О, Жюль, я уже говорила тебе раньше, что приносить в дом срезанные цветы – плохая примета! – Я качнула головой. – Но эти лилии так красивы… Может быть, только несколько цветков.

Жюль улыбнулся, а я, рассмеявшись, начала подниматься по ступеням на второй этаж. Внезапно я остановилась. На верхней ступеньке лестницы меня поджидал Сет. Он выглядел ужасно: бледный, заросший трехдневной щетиной. Глаза его покраснели и воспалились. Он тяжело опирался на трость.

– Где ты была? – спросил он хриплым голосом, с трудом ворочая языком.

– Почему ты спрашиваешь? – холодно осведомилась я. – У тебя закончилась выпивка и некому было сходить в винную лавку?

– Я спрашиваю, где ты была! – рявкнул он. Я попыталась пройти мимо, но он меня остановил.

– Каталась на Блайзе в лесу, – я указала рукой на свой костюм, – как это понял бы любой, будь он даже в твоем состоянии.

Сет облизал губы.

– Не смей никуда выходить без меня. Тебе запрещается выходить одной.

Я посмотрела на него со смешанным чувством жалости и презрения.

– Я не слушаюсь приказов пьяниц. Сет схватил меня за плечо.

– Я здесь хозяин! – выкрикнул он. – И ты, черт побери, будешь выполнять мои приказы! Иди в свою комнату.

– Убери от меня руки! Мне больно.

– Я причиню тебе еще большую боль, мисс Наглость. – Сет грубо встряхнул меня.

– Я не твоя рабыня. Пусти меня… Ой.

Сет вывернул мою руку за спину и подтащил меня ближе к себе. От сильного запаха перегара у меня заслезились глаза. Я подумала, что у меня сломается рука, если он ее сейчас же не отпустит, и стегнула Сета зажатым в другой руке хлыстиком. Удар был не сильным, но пришелся ему по шее. В следующее мгновение я почувствовала резкую боль и сразу потеряла сознание. Когда я очнулась, то обнаружила, что лежу на полу. В ушах звенело. Я осторожно потрогала свой нос и, отняв руку, увидела на ладони кровь. Сет стоял надо мной.

– Тебе полегчало? – тихо спросила я. – Особенно теперь, когда ты силой доказал, кто здесь хозяин.

Сет слегка качнулся.

– Вставай, – хрипло приказал он. – Ты ничуть не пострадала.

– И ты тоже, – сказала я, поднимаясь на ноги. – Ты просто любишь бить молоденьких женщин – так, ради удовольствия. Ты напомнил мне моего деда в то время, когда он умирал. Хорошие дни тогда чередовались с плохими, когда он едва отрывал голову от подушки, так он ослабел. Даже если он чувствовал себя хорошо, болезнь все равно оставалась в нем, она с каждым днем все сильнее пожирала его, отнимая у деда последние силы. В конце концов он умер.

– Заткнись, – оборвал Сет. – Меня не интересуют твои проклятия, чертова цыганка.

– Это не проклятия. – Я приложила к носу платочек. – У тебя болезнь не в теле, а в твоей душе, в твоем сердце. И виски не прогонит ее.

Казалось, Сет раздулся от гнева. Он надвигался на меня, размахивая поднятой тростью. Я смотрела на него твердо и осуждающе. Сет сделал движение, словно хотел ударить меня, но я даже не моргнула.

– Я тебя не боюсь, – хрипло сказала я, прошла мимо него и ушла в свою комнату.

Через несколько минут там появился Жюль, неся тазик с холодной водой и полотенце.

– Он сильно поранил вас, мадемуазель? – спросил он сочувственно.

– Да нет, – я пожала плечами, – но у меня трещит голова. – Я прилегла на оттоманку, и Жюль положил мне на лоб намоченное в воде полотенце.

– Скоро вам полегчает, – пообещал он. – Я знаю, что говорю, когда-то я был цирюльником. – В его голосе звучало сожаление. – Вы оставите хозяина?

– Оставлю? И куда же я потом подамся? У меня нет ни единой родной души в целом свете. Кроме того, мне приходилось выдерживать в жизни удары и посильней. По сравнению с теми этот ничто. Мне кажется, Сет скрывает что-то ужасное, это что-то постоянно точит его и причиняет боль. Ты не знаешь, что это такое?

– Нет, мадемуазель. – Жюль подхватил тазик и вышел. Я закрыла глаза. Но думала я не о Сете, а о Мартине де Верней, нежном, красивом и благородном. Он не знал, что я собой представляю, но относился ко мне по-рыцарски. Для него я была порядочной женщиной. А я ему нагрубила… Потому что смутилась. Я уже достаточно наслушалась сплетен, чтобы хорошо понимать, как называется мое нынешнее положение. Я была любовницей Сета Гаррета, его собственностью. Как только Сет от меня устанет, он выбросит меня на улицу. Или изобьет до полусмерти. Или изнасилует. Мою душу наполнило раздражение. Почему он не мог попутешествовать чуточку подольше? Тогда я была бы уже замужем за Мартином или еще кем-то, кто любил и защищал бы меня.

Но теперь об этом нечего было и думать. В глазах парижского света я стала падшей женщиной. Шлюхой. Но шлюхи отдаются многим мужчинам, а у меня был только Сет, так что в некотором смысле я была все-таки замужем. Если я буду ему верна, то меня не смогут называть ш… Даже произнесенное в уме, это слово причиняло мне боль.

Прошло еще два дня. Я не выходила на улицу. Не было смысла вновь злить Сета. Мудрый цыган всегда думает в первую очередь о своей шкуре. Однажды утром Сет вошел в мою спальню, чисто выбритый и одетый для прогулки верхом.

– Пошли, – коротко приказал он. – Я уже достаточно пропылился взаперти.

Я в этот момент причесывалась и так и застыла с расческой в руках.

– Ты действительно достаточно протрезвел, чтобы сесть на лошадь?

– Со мной не произошло ничего необычного, я же не болел.

Я взглянула на него. Лицо Сета было бледным и осунувшимся, одежда слегка висела на нем. Неудивительно, что он похудел, – он же почти ничего не ел в течение недели. Я молча сняла платье и надела костюм для верховой езды. Сет все это время сидел на кровати, подперев голову кулаками, и следил за мной усталыми глазами.

– Я готова.

– Я говорил серьезно, когда запретил тебе одной выходить на улицу.

– Неужели? – Мои слова прозвучали слишком резко. – А я-то думала, что ты шутишь.

Сет сжал губы, но, не сказав ни слова, вышел. Я последовала за ним.

Мы скакали рысью по дорожкам парка, пока не оказались на лугу, и я предложила Сету проверить, кто из нас быстрее.

Он отрицательно качнул головой.

– Мне кажется, у Хьюго ослабла подкова. – Хьюго был его огромный жеребец. – Сделай круг одна, а потом мы возвратимся домой.

Я кивнула и пришпорила Блайза, направив его к поваленному дереву. Блайз легко, словно у него выросли крылья, взял препятствие. Я с любовью потрепала его по холке, а когда подняла глаза, то заметила приближающегося ко мне всадника. Это был Мартин де Верней.

Я резко осадила Блайза, он недовольно всхрапнул и затанцевал подо мной.

– Я проводил здесь дни и ночи, – задыхаясь от волнения, проговорил подскакавший ко мне Мартин, – все надеялся, что ты снова приедешь сюда. Не могли бы мы поговорить?

Оглянувшись, я бросила взгляд на Сета.

– Нет, я не могу задерживаться. Пожалуйста, постарайся меня понять. – Я развернула Блайза и поскакала прочь, надеясь, что юноша не станет меня преследовать.

– Кто это был? – спросил Сет, когда я вернулась к нему.

– Да никто. – Я слегка пожала плечами. – Один из тех глупых мальчишек, с которыми я познакомилась на балу. Я даже не помню его имени. Он решил, что у меня понесла лошадь, и предложил помощь.

В тот вечер мы отправились в оперу. Давали «Лючию ди Ламмермур». Как обычно, при моем появлении стали раздаваться одобрительные восклицания, многие поворачивали головы в мою сторону, по крайней мере мужчины. Их спутницы, в свою очередь, начинали шептаться и усиленно обмахивались веерами, словно до них донесся какой-то неприятный запах. Они надеялись, что я взгляну на них, и тогда они смогут облить меня презрением, но я уже научилась здороваться лишь с теми, кто считался друзьями Сета. Даже женщины, которым я была представлена на балу у Делакруа, взяли за правило не говорить со мной, так как я теперь относилась к обитательницам совсем другого мира.

В перерыве несколько друзей Сета заглянули к нам в ложу, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Среди них был и Мартин де Верней, который, целуя мне руку, несколько дольше, чем это считалось приличным, держал мои пальцы у своих губ. Он сделал мне комплимент по поводу моего необычайного умения управлять лошадьми.

– Так это ты был в лесу этим утром? – спросил Сет. – Надеялся спасти Рони и помешать ей сломать шею? Я сам всегда предупреждаю ее, но она не хочет меня слушать.

– Думаю, нам не стоит бояться за мадемуазель Рони, – улыбнулся Мартин. – Она держится на лошади, как гусар.

Мартин оставался с нами в течение всего антракта. В его присутствии я ужасно нервничала. Сет и его друг Франциско Нерваль смеялись и болтали друг с другом, а Мартин провожал глазами каждое мое движение. Я же упорно разглядывала зрителей. Затем Сет сказал:

– Сегодня, Рони, я отправлю тебя домой одну. У нас с Франциско дела.

Дела, как я уже знала, означали карты. Я кивнула. Внезапно раздался голос Мартина:

– Может быть, вы позволите мне проводить вас домой, мадемуазель? Это будет большой честью для меня.

– Нет, пожалуйста, не беспокойтесь понапрасну, – быстро ответила я. – Можно мне пойти с тобой? – обратилась я к Сету. Он был явно недоволен, но согласился. Опечаленный Мартин тут же покинул ложу, грустно кивнув нам всем на прощание.

– Ты вела себя не очень-то вежливо, – сказал мне после его ухода Сет. – Не стоит разочаровывать богатых, титулованных молодых людей, из них со временем могут получиться отличные любовники.

– Ради Бога, оставь меня в покое! – прошипела я. – Он мне не нравится! Он зануда! И я не ищу… никого!

– Помни, – сказал Сет со смешком, – связи в высшем обществе могут быть чрезвычайно полезными.

Я полностью сосредоточилась на том, что происходило на сцене и великолепной музыке Доницетти. Как бы я хотела быть там, петь и срывать аплодисменты, чувствовать любовь зрителей.

Карточная игра велась в доме Франциско – элегантном особняке неподалеку от Лувра. Все игроки были уже знакомы между собой. Мужчины тепло приветствовали меня, заметили Сету, что они давно не видели его, и вернулись к прерванной игре. Женщины избегали меня, как прокаженной, так что я не стала присоединяться к ним, а осталась смотреть, что происходит за столом.

Играли в «фараона», все еще популярную игру в Европе. Правила показались мне довольно простыми: игрок делал ставку, что те или иные карты выиграют, а потом сдающий – они сдавали по очереди – раскрывал карты в двух колодах. Если загаданная карта оказывалась в первой колоде – выигрывал сдающий, если во второй, то игрок. Можно было также делать ставки на то, что определенные карты откроются раньше или позже других.

Сет постоянно проигрывал. Каждый раз, когда он делал ставку, его карта оказывалась в первой колоде. Я сразу же почувствовала, как у него ухудшается настроение.

– Тебя покинула удача, Сет, – рассмеялся Франциско. – Рони, ты слишком слабо вдохновляешь его.

– Может быть, я тебя отвлекаю, – сказала я Сету. – Лучше мне уйти. – Я перегнулась через его плечо, когда он собрался делать очередные ставки, и прошептала: – Выбери шестерку червей и короля крестей, потом десятку пик и королеву бубен.

– Что ты напридумывала? – буркнул Сет.

– Попробуй, сам увидишь. – Я ушла в гостиную в другом крыле дома. Собравшиеся в уголке за столиком женщины повернули головы, но, узнав меня, тут же укрылись за своими веерами. Я улыбнулась им и села рядом с пианино. Я вспоминала мелодии, которые хорошо знала и любила, и тихо их напевала. У Сета в доме не было пианино, он говорил, что не выносит музыку на близком расстоянии, но на самом деле он просто не выносил моего пения.

– Добрый вечер, мадемуазель. Вы уже устали от карт? Я подняла глаза. Рядом стоял высокий худой мужчина с большим носом и пышной гривой русых волос.

– Я не играю в карты, – ответила я с улыбкой. – Такое глупое занятие. Сначала ты выигрываешь деньги, а затем на следующий день их же проигрываешь. Вы тоже не любите карты?

– Боюсь, что нет. – Незнакомец одарил меня теплой улыбкой. – Пожалуйста, не стесняйтесь меня, продолжайте заниматься тем, чем вы занимались. – Его французский был хорош, хотя все-таки с еле уловимым акцентом. Я поняла, что он иностранец.

– Да ничего особенного. – Я пожала плечами. – Пела, чтобы убить время.

– И что вы пели?

– Песню, которую выучила, когда была маленькой. Цыганская песня.

– Спойте ее для меня, – попросил он, ослепительно улыбаясь. – А я попытаюсь подыграть.

Он сел на табуретку перед пианино и провел своими невероятно длинными пальцами по клавишам. На меня обрушился каскад звуков.

– Вы играете замечательно, мсье. Намного лучше, чем мадам Одетта.

– Благодарю. Теперь ваш черед.

Я спела грустную цыганскую песню о неразделенной любви, а человеку за пианино удивительным образом удавалось подбирать аккорды, которые создавали как раз нужное для песни настроение грусти и тоски.

– Великолепно, – вздохнула я, когда мы закончили. – Вы уверены, что не слышали эту песню раньше?

– Абсолютно уверен. Как насчет еще одной? Вы не знаете каких-нибудь песен венгерских цыган? Я их полюбил еще с детства.

Наш табор несколько раз проходил через Венгрию, поэтому я с удовольствием напела несколько песен. Мой аккомпаниатор бурно зааплодировал.

– Замечательное исполнение! У вас такой богатый тембр. У кого вы учились?

– Ни у кого. Пою как могу.

– Необыкновенный природный дар! – воскликнул незнакомец. – Вам повезло. Но будет еще лучше, если вы немного позанимаетесь с преподавателем. Я могу порекомендовать вам одного из консерваторских профессоров здесь, в Париже.

– Увы, я не могу посещать уроки, – рассмеялась я. – Кроме того, мужчина… эээ… человек, с которым я живу, не любит, когда я пою. Он говорит, что у него от этого болит голова.

– Просто невежа, – отозвался мой собеседник. – Вы знакомы с оперными ариями? Помните «Каста Дива» из «Нормы»?

Он сыграл мелодию, которую я очень любила. Я напела ее, хотя и без слов. Я слышала ее только однажды, но запомнила каждую ноту.

– Извините! – Над нами стояла пухлая блондинка. Незнакомец встал, и она сразу же взяла его под руку. – Дорогой Ференц, ты всегда убегаешь куда-то. Но я знаю, где тебя искать – у пианино. – Женщина бросила на меня холодный взгляд. – Пойдем вместе поужинаем. Вы простите нас, мадемуазель? – Меня она явно не собиралась просить присоединиться к ним.

Высокий джентльмен осторожно высвободил руку и сказал:

– Я уже поужинал, Луиза. Мы с этой прелестной девушкой питаемся музыкой, и думаю, что пора перейти к следующему блюду. Ты нас извинишь?

Женщина побледнела и, недовольно пожав плечами, вышла из комнаты.

– Ну что ж, соловей, – подзадорил меня мой новый друг Ференц, возвращаясь на свое место у пианино. – Вы знаете что-нибудь из Шуберта? Вот очень простая мелодия. Если хотите, я напишу вам слова…

– Не стоит беспокоиться, – произнесла я в легком замешательстве. – Я не слишком хорошо умею читать. Просто напойте мне, и я попытаюсь запомнить.

Он рассмеялся и принялся учить меня мелодии и словам «Соловья», очень простой и нежной песни. Пел он не слишком хорошо, но зато великолепно играл на пианино. Мы провели вместе два часа. Я сидела рядом с ним и пела. Я учила его русским и цыганским песням, а он меня – немецким и итальянским. В комнату постоянно заходили люди, чтобы послушать нас. Ференц говорил всем, что разрешает им остаться только при условии, что будет сохранена абсолютная тишина, и, как ни странно, никто не возражал. Когда я устала петь, он сыграл пронзительную, печальную композицию, которую, по его словам, написал сам. Мне она очень понравилась, и я сказала, что он играет так, словно у него шесть рук вместо двух.

Вечер подходил к концу. Игра в карты расстроилась, и мужчины собрались в гостиной. Я услышала шаги Сета и характерное постукивание его трости. Он подошел к пианино и сказал мне, что нам пора домой. Ференц встал и кивнул Сету.

– Это ваш друг? – спросил он у меня. Я, покраснев, кивнула. – Вам очень повезло, мсье, – сказал он Сету. – У вашей протеже огромный талант. Я бы и сам взялся за ее обучение, но, к сожалению, не могу остаться в Париже надолго.

– Очень любезно с вашей стороны, мсье Лист, – отозвался Сет. – К счастью, у Рони есть и другие таланты.

Я выбежала из комнаты, чтобы найти свою шаль, и слышала, как мужчины весело рассмеялись. Черт побери Сета, неужели обязательно быть таким откровенным? Я высказала свое недовольство, когда мы возвращались на рю де Монморанси.

Сет сухо рассмеялся.

– Нет другого такого человека в Европе, который ценил бы светлые стороны жизни лучше Ференца Листа. Он же самый большой ловелас на континенте. Можешь быть уверена, что уроки, которые он собирался тебе давать, не были бы уроками музыки.

– Ты все это придумал, – яростно заявила я. – Я тебе не верю!

– Нет? – Сет рассмеялся. – Если бы ты могла читать, я бы показал тебе статьи в газетах. Ну а поскольку ты вынуждена довольствоваться сплетнями, просто спроси любого. Франциско, например. Он знает Ференца много лет.

– Негодяй! – Я отвернулась. – Когда-нибудь я обязательно выучусь читать. Если бы ты по-настоящему заботился обо мне, ты бы уже давно сам научил меня!

– Вот уж нет! Ты мне больше нравишься необразованной. Красивой и необразованной. – Он наклонился и поцеловал меня в плечо. По моему телу мгновенно пробежала сладкая дрожь. – Не сердись, Рони. Разве тебе не приятно бы завоевать сердце самого известного пианиста в Европе?

– Думаешь, завоевала? – Я слегка наклонила голову. – Он сказал, что у меня очень красивый голос. Интересно, он действительно так думает?

– Нет, мне кажется, он лишь пытался соблазнить тебя. – Сет ухмыльнулся, когда я сердито нахмурилась, и произнес уже совершенно другим тоном: – Признайся, Рони, как ты узнала, какие мне следует выбрать карты?

Я пожала плечами.

– Просто знала, и все. У меня было предчувствие. Так ты выиграл?

– Да. На всех названных тобою картах. Как ты это делаешь? Снова цыганское волшебство? У тебя действительно дар предвидения?

– Да не было никакого предвидения. Мне просто повезло, только и всего. Глупая игра: карта должна выиграть или проиграть, ведь так? Это значит, что половина карт в колоде выиграет, а вторая половина проиграет. У меня были просто – как ты это называешь? – хорошие шансы угадать.

– Ты все ловишь на лету, – заметил Сет. Коляска замедлила ход и остановилась. Когда мы вошли в дом, я собралась уже пойти в свою комнату, но Сет подозвал меня к себе.

– Зайди сюда на минуту. – Я последовала за ним в маленький салон рядом со столовой, который он использовал для игры в карты с друзьями. Вечер был прохладным, поэтому Сет разжег огонь в камине и налил нам немного бренди. Помню, что в ту ночь он пил мало – видимо, устал от своего беспробудного пьянства.

– Садись, – сказал он. Я подчинилась. Сет принес две колоды карт. – Мы проведем маленький опыт. Выбери четыре карты. По одной каждой масти. Положи их перед собой вниз рубашками.

Я так и сделала. Сет начал тасовать две колоды. Все выбранные мною карты оказались выигрышными.

Мы еще дважды повторили все сначала. И оба раза мои карты выигрывали. Один раз Сет в последнюю секунду заменил колоду, пытаясь, как я решила, сбить меня с толку. Но я все равно выиграла.

– Невероятно. – Сет шумно выдохнул воздух и сел на кресло. – Как ты это делаешь?

– Я ничего не делаю, – сонно отозвалась я. – Не пора ли нам идти спать?

– Еще нет. Я хочу попробовать кое-что другое. – Сет выбрал четыре карты из колоды и положил их на стол рубашками вверх. – Скажи мне, какие это карты.

– Откуда мне знать, – вскинулась я. – Я же не читаю мысли.

– Заткнись и сконцентрируй внимание. Какие это карты? Я подскажу тебе: здесь по одной карте каждой масти.

Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Сет молча ждал.

– Восьмерка треф. Двойка бубен… нет, червей. Десятка пик. – Я нахмурилась и потерла лоб. – Десятка бубен.

Сет перевернул карты. Те, что я и назвала.

– Проклятие. – Сет допил свой бокал и встал, чтобы налить новый. – Ты сможешь еще раз повторить это?

Он выбрал другие карты. Я угадала половину, а потом сдалась.

– Слишком много картинок, – устало сказала я, подперев голову руками. – Они похожи друг на друга.

– Все равно довольно горячо. – Сет перевернул карты. – Проклятие! – выругался он. – Что ты еще можешь, цыганка? Что ты еще… видишь?

– Хочешь, чтобы я погадала тебе, горгио? – усмехнулась я, протягивая ему руку. – Давай свою ладонь и я предскажу тебе будущее.

Сет рассмеялся и взял меня за руку.

– Я не хочу знать будущее. Я хочу только выигрывать в карты. Ты гений, Рони! Я обожаю тебя! – Сет поцеловал кончики моих пальцев, и мое сердце пропустило удар. – Что ты хочешь в награду за то, что была такой хорошей девочкой? Бриллиантовое ожерелье? Мешок с золотом?

– Я хочу спать. С тобой.

– Надо выполнить твое желание. – Сет обошел стол, поднял меня с кресла и прижал к себе. Он провел пальцами по моей щеке. – Ты полна сюрпризов, цыганка. Что еще ждет своего часа? – Он ласково поцеловал меня, крепко прижав к себе, потом откинул назад голову и рассмеялся. – О, мы с тобой выиграем целое состояние! А сейчас пора спать.

Он помог мне снять платье и корсет и уложил в кровать. Потом погасил лампу и лег рядом, нежно обнимая меня, словно оберегал свою внезапно ставшую очень дорогой цыганку от всех невзгод и опасностей. Как он отличался в ту минуту от зверя, что ударил меня всего несколько дней назад.

На следующий день Сет учил меня делать ставки.

– Твой дар будет растрачен впустую, если ты не научишься, как обращаться с деньгами, – говорил он мне. – Если ты поставишь все на первые же четыре карты, то с тобой скоро никто не захочет сесть за стол. Нет, ты должна выучиться играть с другими людьми, выуживать из них деньги, да так, чтобы они и не чувствовали, что постоянно проигрывают. Вот, смотри. В «фараоне» ты можешь делать ставку, что определенная карта выиграет или проиграет, а также будет ли выигрышная карта больше или меньше той, что проиграет. Туз самый младший, король старший.

Я выбрала четыре карты, и Сет смешал колоду.

– Почему ты выбрал карты, чтобы зарабатывать себе на жизнь? – спросила я. – Ты всегда этим занимался?

– Нет. Какая разница, как я зарабатываю деньги, пока у меня их достаточно, чтобы купить все, что я захочу.

– Красивый дом, одежду и женщин, – тихо перечислила я. Сет бросил на меня пронзительный взгляд. – Не злись. Еще слишком рано, чтобы ссориться. Я просто хотела узнать.

– А тебе не надо ничего знать, – грубо рявкнул Сет. – Радуйся тому, что имеешь. Так, твой король победил и валет треф тоже. Какова вероятность, что валет будет выше, чем любая другая карта?

– Что ты имеешь в виду?

– В колоде пятьдесят две карты, по тринадцать каждой масти. Король самый старший, а это означает, что выше валета только две карты: дама и король. Десять карт – ниже: от туза до десяти. Поэтому ставка, что самым старшим будет валет, довольно надежна, только ты не найдешь много людей, которые примут эту ставку. Теперь возьмем восьмерку червей. Очень вероятно, что она проиграет другим картам, так?

Я хорошенько подумала.

– Нет, напротив, у нее хорошие шансы выиграть, потому что большее число карт ниже ее.

– Ставлю три франка, что она проиграет. Принимаешь мою ставку?

– И как это сделать?

– Поставь три франка на то, что восьмерка выиграет, но не как первая появившаяся в колоде, а как карта старше той, что будет в другой колоде. Шансы в твою пользу.

– Но у меня нет трех франков.

– Вот. – Сет вздохнул и швырнул мне пригоршню монет. Затем сдал колоду. Восьмерка проиграла при сдаче: она первой оказалась в колоде сдающего, но выиграла по старшинству, так как была выше, чем шестерка в моей колоде.

– Непонятно, – заметила я. – Я проиграла свои деньги?

– Нет, наоборот, я должен тебе три франка.

– Но восьмерка проиграла!

– Да, но ведь она выше шестерки. Запомни, ты можешь делать на восьмерку две разных ставки.

Я забрала свой выигрыш, три франка, и сказала:

– Мне понравилось играть в «фараона». Не труднее, чем воровать. А на что еще можно делать ставки?

– На что угодно. Поспорь, что завтра пойдет дождь, если ты встретишь человека, который станет тебя уверять, что этого не будет. Поспорь, что король выступит с речью или что Жюль подаст на завтрак баранину.

– Но это глупый спор, – запротестовала я. – Я знаю, что Жюль готовит говядину в винном соусе.

– Ага, ты знаешь то, чего не знаю я. Я мог бы принять твою ставку и проиграл бы. Не слишком честно, но большинство игроков не отличаются высокой моралью.

– Хм. Значит, игроки как цыгане. О, я могу делать ставки на лошадей!

– Разумеется. На лошадей, бойцовых петухов, собак. Ты можешь ставить на людей: боксеров, бегунов. Разве цыгане не любят делать ставки?

– Зачем? Для них и так вся жизнь игра.

Сет словно сошел с ума. Он заставлял меня играть с ним весь день напролет с утра до позднего вечера. Жюлю приходилось приносить нам еду в салон для карточной игры, и даже во время обеда мы продолжали играть. В конце концов я так устала, что швырнула колоду в лицо Сета и выбежала из комнаты. Он притащил меня обратно. Я громко протестовала, но он принялся целовать меня, пока я не обмякла в его руках.

– Я больше не хочу играть, – жалобно пробормотала я.

– Но ты же хочешь заработать много денег. У тебя дар, Рони, и если ты им правильно распорядишься, то получишь все, что ты хочешь. Абсолютно все.

– Но я ничего не хочу, – отчаянно запротестовала я. «Кроме Сета», – добавил вдруг внутренний голос. Я была поражена. Я не хотела Сета! Я обессиленно прислонилась к его плечу и взмолилась:

– Давай прервемся хоть на немного. Пожалуйста! – Я обхватила руками его шею и нежно поцеловала, чувствуя, как тает его решимость продолжать обучение. – Пожалуйста!

– Тебе трудно отказать.

– Именно на это я и рассчитывала, – сказала я.

– Я знаю. – Сет рассмеялся и слегка шлепнул меня по заду. – Возвращайся за карточный стол, малютка.

– Я не хочу! Я ненавижу карты! Я ненавижу тебя! Я никогда не буду играть, никогда! Ты хочешь, чтобы я обманывала этих людей и делала тебя богатым, а зачем мне это? Что я за это получу, скажи мне?

– Половину. С сегодняшнего момента все выигрыши делятся пополам. Половина тебе, половина мне. Мы стали партнерами, Рони.

– Партнерами? – Я тяжело села. – Ты имеешь в виду, что я стану богатой? Что ты будешь давать мне деньги? И когда?

– В вечер нашего первого совместного выхода.

– Ты дьявол, – обиженно заявила я. – Думаешь, что можешь заставить меня делать все, что тебе угодно. Думаешь, что я твоя кукла.

Сет окинул меня веселым взглядом.

– Ты права, Рони. Это именно то, чем ты являешься – моей куклой.

Он научил меня, как передергивать карты и как незаметно прятать карту в рукав.

– Эти трюки вряд ли понадобятся в приличной компании, но ты все равно должна знать их, чтобы тебя не обманули.

К немалому удивлению Сета, я быстро освоила все эти приемы.

– Это похоже на уловки цыган, – сказала я ему. – В четыре года я могла за двадцать секунд спрятать десяток яиц в свою блузку. Я даже начинала «чистить» карманы, но в это время меня забрал к себе дедушка.

Я грустно вздохнула.

– И ты училась, как припрятывать цыплят и ломти хлеба, – ухмыльнулся Сет.

– Ну и что? – Я вздернула подбородок. – Честная девушка должна каким-то образом жить, не так ли?

Всю следующую неделю Сет был ужасно занят моим обучением, но он все-таки выкроил один день, чтобы съездить со мной на скачки в Лонгчампс. В первый же заезд я выиграла кучу денег.

– Это вовсе не из-за дара предвидения, – сообщила я Сету, – просто я сразу поняла, что из всех лошадей вон та – самая быстрая. Неужели все остальные этого не заметили?

Сет, который поставил и проиграл, хранил молчание.

Он тщательно готовил меня, описывая воображаемые ситуации за карточным столом и обучая, как читать по лицам игроков, о чем они думают. Он говорил, что проигрывающий человек чаще делает высокие – и более глупые – ставки, чем тот, кто выигрывает. Он даже рассказал, как играл в «фараона» с моим дядей Алексеем.

– Он хотел поставить на кон свой дом, но я отказался. Сказал, что никогда не принимаю ставки, которые нельзя унести с собой в постель. Тогда он предложил мне одну девственницу. – Сет улыбнулся. – Я мог избавиться от множества проблем, если бы отказался продолжать игру.

– Мы все равно бы встретились. Так предназначено судьбой.

Сет беззастенчиво жульничал и ругал меня, когда я этого не замечала. Я тоже жульничала и довольно хохотала, когда он не мог поймать меня. В конце концов Сет объявил, что я готова и что вечером мы отправимся в игорный дом Альбера де Блазона на рю де Флер, около Бастилии. Это заведение было весьма популярно, и десятки богатых парижан и гостей со всего света каждую ночь отправлялись туда, чтобы сполна насладиться игрой. Сет сказал, что меня ждет состязание с лучшими игроками Парижа и что я обязательно выиграю.

Я надела платье из жемчужно-серого атласа с короткими рукавами, открывающими руки, и черные перчатки. Распущенные волосы тяжелой золотистой волной спадали на плечи, обрамляя лицо.

Сет в смокинге был совершенно неотразим. На манишке сверкала россыпь бриллиантов, а вместо запонок он выбрал настоящие древнеримские монеты. Он сказал, что это подарок от одной итальянской маркизы, которую он обучал тонкостям игры в «фараона».

– И тонкостям игры в любовь?

– Разумеется.

Наша коляска подъезжала к игорному дому.

– Волнуешься?

– Да, но это приятное волнение. Ты, наверное, очень рассердишься, если я проиграю?

– Ты не проиграешь. Ничего страшного на первый раз, если ты сделаешь несколько глупых ставок. Ты пришла сюда, чтобы учиться, а лучший способ обучения – это игра с самыми сильными противниками.

– Но ты же сам один из лучших, если по крайней мере судить по твоим словам.

– Нужно все проверять на практике, – ухмыльнулся Сет. – Поцелуй на счастье. – Он нежно коснулся губами моей щеки, и мы вошли в просторный вестибюль.

Мсье Альбер де Блазон был испанцем или португальцем и начинал свою карьеру в Париже официантом. Его игорный дом действовал нелегально, но взятки, щедро даваемые чиновникам, обеспечивали его существование, а поток богатых и влиятельных клиентов – его процветание. Здесь играли в кости, «фараона», рулетку, «баккара» и «очко». Сет пообещал, что потом научит меня всем этим играм, но сначала мне надо показать, как я освоила «фараона».

Среди посетителей встречались и знатные дамы, а не только увивающиеся вокруг денежных мешков куртизанки. Как сказал Сет, Альбер забирал у них половину их выручки. «Они тоже партнеры», – ехидно подумала я. Шикарно обставленные номера на втором этаже предназначались как раз для любовных утех, и таким образом после расслабляющей паузы в объятиях проститутки клиент обязательно возвращался к игре. Светские дамы, посещавшие это заведение, были преимущественно пожилого возраста, и их страсть к картам давным-давно перевесила страсть ко всему остальному в жизни. Мы встретили здесь и Одетту Морней. Увидев, как мы входим в салон, она отвернулась, стараясь сделать вид, что не заметила меня.

– Злобная старая карга, – шепнул Сет. – Не садись с ней за один стол, она передергивает.

Он провел меня через зал с рулеткой в тихую комнату, где играли в «фараона». Там он нашел свободное место за столом, где уже сидели три банкира и один министр. Я ослепительно улыбнулась игрокам и заняла место за стулом Сета. По нашему плану, Сет должен был начать игру, а потом, когда я уже немного освоюсь, поменяться со мной местами.

Я смотрела, как мужчины делают ставки. За игорным столом Сет казался совершенно другим человеком: внимательным, увлеченным, возбужденным – таким, каким он был на балу у Делакруа, когда преследовал добычу. Единственной его целью было выигрывать. Я видела, что он станет играть даже на камешки, пуговицы или спички – не важно на что, лишь бы делать ставки.

На крышке стола были изображены все карты колоды, и, чтобы сделать ставку, игрок клал фишки на соответствующее изображение. Сдающий доставал карты из маленькой деревянной коробочки: так никто из играющих не мог увидеть нижнюю карту в колоде.

– Что посоветуешь? – шепотом спросил Сет, когда он проиграл первые ставки.

– Дама треф. Десятка пик. Пятерка червей. Король бубен. Он кивнул и сделал новые ставки. Его карты выиграли.

Сет дотронулся до моей руки, а я сжала его плечо. После нескольких кругов он извинился и предложил мне занять его место. Я сказала, что согласна, если он не будет возражать против моих проигрышей. Сет ободряюще поцеловал меня и сунул в руку стопку фишек.

Заняв его место, я улыбнулась сдающему – красивому молодому юноше лет двадцати.

– Мадемуазель первый раз играет в «фараона»? – спросил он с улыбкой.

– Да, мсье. Может быть, что-нибудь посоветуете начинающей?

– Да, – пробурчал один из игроков, – не садиться за карты.

– Ничего, пусть мадемуазель играет, – отозвался второй. – Фишки ей купил Сет Гаррет, так что мне и дела нет, если она проиграет их все.

– Я бы посоветовал не плакать, если вам выпадут не те карты, – заметил сдающий. – Ну что же, мадемуазель, делайте свои ставки.

Я положила по двадцать франков на короля червей, валета бубен, десятку треф и пятерку пик. Я знала, что десятка проиграет, но другие карты выиграют и, значит, покроют потерю двадцати франков. Я только улыбнулась, слушая, как мои противники ворчат о том, что новичкам всегда везет. Следующий кон они поставили против меня, но все мои четыре карты выиграли, и я удвоила полученную сумму.

– Вы не побоитесь снова поставить против меня? – спросила я весело. – Клянусь, что больше не буду выигрывать.

Они решили, что удача должна рано или поздно отвернуться от меня, но ошиблись и снова потеряли свои деньги. Каждый раз я точно знала, на какие карты ставить, но старалась не выигрывать слишком часто. Рядом с нашим столом собралась уже небольшая кучка народу, наблюдающая за моей игрой. Сет держался поодаль.

Некоторые люди начали делать такие же ставки, как и я, и тогда сдающий объявил, что не может покрыть весь выигрыш и должен прекратить игру, чтобы возобновить запас фишек.

– Думаю, для одного вечера я выиграла достаточно, – объявила я и завязала свою стопку фишек в платок. – Еще немного, и я не смогу поднять их.

Мужчины предложили свои котелки и начали наперебой давать мне советы, как истратить мое маленькое состояние. Я весело попрощалась с ними и ушла искать Сета. Он играл в рулетку.

– Как дела? – спокойно спросил он.

– Как мы и планировали. – Я пожала плечами, стараясь говорить так же бесстрастно, хотя внутри у меня все кипело от возбуждения. – Я сорвала банк в «фараоне». А ты?

– Проигрываю. Может, что-нибудь посоветуешь?

– Пять и черное. – Колесо рулетки закрутилось. Наша ставка проиграла. Мы не сговариваясь рассмеялись и встали из-за стола. Сет обнял меня за талию.

– Значит, ты все-таки можешь и ошибаться! Я рад, иначе я бы не смог обходиться без тебя.

«Странное утверждение», – подумала я.

– Подержи, хорошо? – Я отдала Сету стопку фишек. – Мне надо поправить прическу.

Я прошла в дамскую комнату и там лицом к лицу столкнулась с мадам Одеттой.

– Добрый вечер, мадам, – вежливо поприветствовала ее я. – Надеюсь, вам сегодня везет.

– Я уже наслышана о твоем везении, – фыркнула мадам. – Не позволяй ему забирать все деньги. Они твои. Ты их выиграла.

– Я постараюсь быть осмотрительной, – пообещала я.

– По крайней мере у тебя будет хоть что-то за душой, когда Сет тебя оставит. – С этими словами мадам Одетта удалилась.

«Я не позволю ему покинуть меня, – поклялась я про себя. – Он никогда меня не оставит!»

Когда я вернулась в рулеточный зал, Сета там не было. Я заглянула туда, где играли в «фараона», потом решила, что он скорее всего прошел в столовую. Я вернулась в коридор, который отделял игорный зал от столовой и столкнулась там с Мартином де Верней.

– Поздравляю с удачей. – Он вежливо поклонился мне.

– О! – Я почувствовала, что краснею. – Я не ожидала встретить вас в подобном месте, мсье.

– Да и я, признаться, тоже не ожидал увидеть вас здесь. – Его голубые глаза смотрели мне прямо в лицо. Мне показалось, что он как-то повзрослел и стал привлекательнее.

– Надеюсь, вы простите меня, – сказала я сдержанно, – но я ищу мистера Сета Гаррета. Я живу с ним, – добавила я резко.

– Да, я знаю. – Он был необычайно серьезен.

– Думаю, что нам надо прекратить этот разговор, – тихо сказала я.

– Нет, не надо. Я должен поговорить с тобой наедине! Приезжай завтра в Булонский лес. Одна!

– Я не могу, он не выпускает меня одну. Пожалуйста, Мартин, не проси меня. Это невозможно.

– Я люблю тебя.

У меня подкосились ноги. Впервые в жизни мужчина заговорил со мной о любви.

– Нет, – прошептала я. – Нет!

– Да. Всем моим сердцем. – Его нежный голос проникал мне в самую душу, его глаза сияли. – Завтра, в лесу, в полдень. Пожалуйста, Рони. Я буду там каждый день начиная с завтрашнего.

Я услышала смех Сета в столовой и быстро отошла от Мартина. Сет со своим другом Франциско Нервалем стояли, держа в руках бокалы. Заметив меня, они приподняли их и чокнулись.

– За мадемуазель Рони, самую красивую и умелую любовницу, которую только может иметь мужчина, – громко объявил Франциско. Я поморщилась, так как не сомневалась, что Мартин стоит за дверью и, следовательно, слышит все, что говорится в столовой. – Послушай, Сет, когда ты устанешь от нее, отдай ее мне! Я буду обращаться с тобой как с королевой, Рони, – пообещал Франциско. – Клянусь Богом, на выигранные тобой деньги можно купить два Версаля.

Мужчины расхохотались. Я слабо улыбнулась в ответ.

– Если ты не против, – сказала я Сету, – я бы хотела вернуться домой. У меня немного болит голова.

– Разумеется, дорогая.

Удивительно, ведь раньше он редко употреблял ласковые слова, когда говорил со мной. Но в тот вечер Сет так и лучился от радости. Он много смеялся и не скупился на комплименты и шутки. Его так вдохновил «наш» успех за игрой в «фараона», что он не замечал моей подавленности. В ту ночь я заработала больше денег, чем за всю свою предыдущую жизнь, но мне было все равно. Встреча с Мартином де Верней испортила для меня весь вечер, уничтожив радость, которую я обычно испытывала, когда мне удавалось обмануть горгио.

Ночью Сет был необычайно нежен и старался доставить мне удовольствие. Я, однако, чувствовала себя не очень хорошо, так как все мои мысли были заняты Мартином де Верней.

– Ты, наверное, устала, – сказал Сет, ласково прижимая меня к себе. – Неудивительно, после такой напряженной подготовки и волнительной игры. Если хочешь, я уйду…

Он приподнялся в постели, но я остановила его.

– Пожалуйста, Сет, останься со мной, – попросила я. – Мне так не хочется сегодня ночью быть одной. Обними меня!

Два дня спустя Сет за завтраком упомянул, что собирается в одиннадцать съездить к портному. Он вышел за полчаса до назначенного срока, и мне удалось незаметно покинуть дом. В Булонский лес я отправилась пешком. Мартин де Верней уже ждал меня.

– Я знал, что ты придешь! – Он спрыгнул с лошади и бросился ко мне, протягивая руки. Я, однако, осталась на месте.

– Я пришла, потому что было бы недостойно с моей стороны позволить тебе и дальше питать надежду на что-то, Мартин. Пожалуйста, мне так трудно говорить… Я не могу остаться здесь надолго. Он скоро вернется…

– Почему ты вообще живешь с ним? – В голосе молодого герцога звучала горечь. – Все знают, что он за человек. Он не любит тебя, а я люблю!

– Нет, ты не понимаешь, Мартин. Куда я денусь, если уйду от Сета? И потом… я нужна ему. – Эти слова были ложью: Сету никто не был нужен, и я в том числе, но мне казалось, что лучше было сказать так.

– Ты нужна ему, чтобы согревать кровать и приносить деньги в карточной игре, – гневно объявил Мартин. Я закусила губу и отвернулась. – Нет, подожди, Рони! – воскликнул юноша. – Прости меня, я не хотел причинить тебе боль. Я знаю, что в случившемся нет твоей вины. Все, кто был там, на балу у Делакруа, сразу поняли, чем все закончится. Я слышал, как они отпускали разные грязные шутки. А я… я ничего не сделал! О, почему я не помешал ему тогда?

– Я больше не вынесу, – прошептала я. – Я должна идти…

– О, Боже, прости меня, Рони. – Он схватил мои пальцы. – Ты же знаешь, я готов лучше отрубить себе руку, чем обидеть тебя. Ты мне дороже всего на свете, я так люблю тебя!

– Нет! – воскликнула я, глядя ему в глаза. – Ты любишь меня, как мальчик любит свою мечту, свой идеал. Ты даже не знаешь меня как следует, Мартин. Ты не знаешь, что я такое. Откуда тебе знать, что я лгала, обманывала и воровала – и не раскаиваюсь в этом! Я родилась и выросла среди цыган, и я все еще цыганка! Сет это понимает, и ему все равно. Но для тебя это будет иметь значение. Тебе не нравится, когда я играю в карты, ведь так? А я наслаждаюсь этим! Я люблю делать ставки, выигрывать и получать легкие деньги. Я ничем не лучше Сета. Пожалуйста, Мартин, не мучай себя. Ты не любишь меня. Это невозможно. Мартин лишь покачал головой.

– Я знаю тебя, Рони. Я знаю, что ты добрая, любящая и хорошая. И я знаю, что Сет использует тебя. Скоро он устанет и…

– Нет! Он хорошо ко мне относится. Он сделает все для меня, я знаю!

Ну почему я лгала ему? Говорила то, во что сама хотела верить и не могла?

– Разве он женится на тебе? – спросил Мартин. Я отвернулась: на такую ложь я была не способна. – А я хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал от твердо.