Опасности вопреки

Глава шестая

Дженифер решила его помучить и принялась изучать меню, потом не спеша сделала заказ. Избегая взгляда Трева, она смотрела вниз, на обеденный зал. Она тянула время, не зная, как начать эту увлекательную сексуальную игру…

Трев не показывал никаких признаков волнения, ее молчание, казалось, не беспокоило его. Уж не подумал ли он, что она испугалась?

Дженифер разозлилась. Что он думает? О чем? Кровь застучала у нее в висках при мысли о возможностях. Безумных, порочных возможностях.

Тепло затопило ее при этой мысли, и она сделала большой глоток охлажденного вина. Трев наверняка трусит, вряд ли он осмелится на рискованный секс в общественном месте. Конечно, он всегда был восхитительно смел в любовных утехах, но это дома, в номере отеля или иногда в машине где-нибудь в укромном месте. Тот Трев был ярым сторонником соблюдения приличий.

Пожалуй, на этот раз надо его раззадорить. Покосившись на него, Джен признала, что это уже не тот мужчина, за которого она когда-то вышла. Этот мужчина жестче. Суровее. Циничнее. Но разве она та женщина, которую он любил? Пожалуй, они действительно незнакомые люди.

Она отложила вилку, не в состоянии больше съесть ни кусочка. Словно воспользовавшись ее намеком, он отодвинул недоеденный бифштекс и откинулся на сиденье, держа в руках бокал бургундского и наблюдая за ней. Его молчаливое разглядывание и осязаемая близость волновали ее.

Пытаясь избежать его взгляда, она смотрела в зал. Музыка стала громче. Софиты высвечивали алый бархатный занавес.

Пульс заколотился где-то в горле. Она готовилась к роли распутной женщины и оделась соответственно. Рассказывала немыслимые вещи, чтобы создать впечатление безнадежной испорченности.

«Докажи это мне, Джен, заставь меня поверить!»

Пожалуй, он раньше не был таким упрямым. Надо поставить его на место.

— Вот-вот начнется спектакль, — заметил он с чуть заметной самодовольной ноткой в голосе.

— Итак, что ты задумал для… первого акта? — с волнением прошептала она.

Ответом ей было молчание, словно она его удивила, потом, потом… она почувствовала прикосновение к затылку и медленное скольжение пальцев вниз. Он заговорил хрипло и томно:

— Я же не драматург, мы вместе сочиним сценарий по ходу. — Легкое покалывание пробежало по шее от его ласки, а щека потеплела от его дыхания. — Разумеется, буду рад любому предложению профессионалки.

Дженифер хорошо знала Трева, его можно зажечь почти без усилий. И поставить на колени.

Но, Боже, она же и сама загорится. Эта идея уже возбуждает ее, слишком долго она была праведной. Семь лет жила в страхе, анализируя каждый шаг. Как иногда хотелось вырваться на свободу, вновь испытать это безумие. С Тревом, единственным мужчиной, которого она хотела и любила.

— Я боюсь, Трев. — Она бросила на него взгляд соблазнительницы. — Ты такой строгий и правильный. Не хотелось бы шокировать тебя.

— Шокировать меня? — Он недоуменно усмехнулся. — Меня?

Она задумчиво склонила голову и вгляделась в его лицо, словно размышляя. Ей начинала нравиться игра.

— Тебя, кажется, расстроили интимные подробности, которыми я поделилась с тобой? Ты даже отказался поверить в них. Очень мило. Не хотелось бы оскорбить твою юношескую невинность.

Он уставился на нее в немом изумлении.

Итак, один — ноль в ее пользу.

Но Трев вдруг расхохотался — от души, чуть ли не во весь голос. Как давно она не слышала этого смеха! Какое блаженство слышать этот раскатистый, знакомый смех.

Отсмеявшись, он обхватил Джен рукой и притянул ближе, лаская ее взглядом.

— Пусть моя невинность не останавливает тебя, Джен. Действуй! Шокируй меня!

Его взгляд не оставлял сомнений, что он предпочитает ее общество кому бы то ни было. Как странно, что она прочитала так много в одном простом взгляде, и этот взгляд заставил ее снова влюбиться без оглядки.

— Но как я могу быть уверена, что от моих безудержных, порочных ласк ты не застонешь слишком громко и не выдашь нас?

Искры веселья все еще мерцали в его глазах, но с прикосновением ее пальца к губам в них зажглась и чувственность.

— Определенный риск, конечно, есть. Но разве не рискованная часть приключения как раз тебя «бодрит»?

Он всегда здорово умел обернуть ее собственные слова против нее самой, и она тут же попадалась на удочку.

Но, даже болтая чепуху, она не могла сообразить, что же такого способна придумать распутница в кабинке ресторана, куда в любой момент может войти официантка. И тут свет начал медленно гаснуть, и все погрузилось во мрак. Дженифер прижалась к Треву, и он без колебаний притянул ее в свои объятия. Постепенно глаза ее привыкли к темноте, и она стала гадать, что он думает о ее внезапном порыве. Подняв голову от его груди, она встретила его жаркий взгляд. Его страстность зажгла ее кровь, пробудила чувственность, подталкивая к безрассудству.

Вряд ли они заметили, что поднялся занавес и зрители зааплодировали. Оба были в любовной горячке.

Трев медленно водил ладонью по ее спине, и эта волнующая ласка еще сильнее их сблизила. Он припал к ее губам в глубоком, возбуждающем поцелуе.

Дженифер понимала, что должна собраться с мыслями и не забывать, в какую игру они играют. Какая уважающая себя распутница смутится от одного простого поцелуя? Выдавив улыбку, она легонько постучала пальцем по его груди.

— Эй, здесь я пишу сценарий, а не ты.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что она говорит. Снизу раздавались голоса актеров, смешки зрителей, но Трев и Дженифер отключились от реальности.

— Прошу прощения за экспромт, — наконец ответил Трев. — Поднимай занавес, когда будешь готова, Джен. Мне не терпится увидеть представление.

Она знала приемы, против которых он не сможет устоять, которые ускорят быструю, сильную кульминацию. И если они оба будут осторожны, высокие перегородки ложи, массивные перила балкона и стол со свисающей скатертью обеспечат им достаточное укрытие.

— Если ты готов к началу спектакля, — прошептала она ему на ухо, снова прислоняясь к его плечу, — считай это увертюрой. — Протянув руку, она провела пальцами по всей длине его твердой и мощной плоти, напрягшейся под джинсами, затем легонько поцарапала выпуклость ногтями, вырвав у него тихий удивленный возглас. Она ощутила, как выпуклость под пальцами увеличилась, натянув молнию джинсов.

Дыхание его стало частым и неровным, ладонь заскользила по ее спине, рассылая по телу горячие, чувственные искры.

— И вот, наконец, — сказала она, чувствуя, как кровь стучит в висках, — занавес открывается. — Она медленно потянула молнию вниз по тугой, внушительной выпуклости, пока не освободила его.

— Джен. — Он обнял ее сильнее и прижался подбородком к ее виску. — Если это тебя смущает, только скажи. Ты не должна…

— Смущает? Меня? — Она чуть отодвинулась, чтобы заглянуть в его лицо, напряженное и ждущее, потом медленно, дразняще потянула эластичный пояс вниз, пока не обнажила пульсирующую плоть. — Представление только началось. Актеры сейчас выйдут на сцену.

— Актеры?

Она подняла указательный палец.

— Звезда нашего шоу.

Сунув палец в рот, она пососала его, затем вытащила, влажный и блестящий, и медленно опустила руку под стол.

— Ты чувствуешь, как интрига нарастает?

— О, да, — выдохнул он.

Влажный палец скользнул по обнаженному бархатистому кончику. От интимного контакта каждый мускул в его теле затвердел. Потом она запечатлела успокаивающий поцелуй на его твердой, как гранит, челюсти… и пальцем стала рисовать круги на разбухшей плоти, спускаясь все ниже.

— Ну и как тебе хореография?

Он пробормотал что-то неразборчивое и, когда она сжала его ладонью, крепко схватил за руку и удержал.

— Ты говорила, что хочешь опасных приключений, — прошептал он сдавленно. — Где же возбуждение в одноактной пьесе?

— Это целиком и полностью зависит от силы кульминации.

— О, тут я согласен. — Он отпустил ее руку и опустился ниже на сиденье, потянув ее с собой, к себе в объятия, пока она не оказалась на нем полулежа. — Думаю, нам требуется вспомогательный состав, а?

— Вспомогательный?

Он поднял вверх два пальца. Два длинных, загорелых, сильных пальца, и когда он взял их в рот, его напряженный взгляд задержался на ней, и тепло растеклось у нее внизу живота. Затем он вытащил пальцы, и они порочно заблестели в тусклом свете.

— Партнеры-звезды, — прошептал он. Реакция не замедлила явиться в виде горячей вспышки в паху.

— Трев, п-постой. — Она с трудом выдавила слова. Он заводит эту игру слишком далеко. Одно дело опустить нескромную руку под стол — единственное, что ей нужно было сделать, чтобы довести его до кульминации, и единственное, что она готова сделать в общественном месте; но совсем другое — если нечто подобное станет проделывать он. Она не может позволить себе оказаться в таком уязвимом положении. — Ты… ты не должен, то есть я же не могу…

— Что ты не можешь?

Требовательность его тона напомнила ей, что, если она отступит, он одержит верх. Пока она лихорадочно пыталась отыскать благовидный предлог, чтобы обойти вызов, он вернул ее к игре поцелуем — горячим, настойчивым слиянием ртов, заставляя забыться, пока она не обхватила его руками за шею и не отдалась непреодолимой страсти. Поцелуй становился все настойчивее, смелее и чувственнее. Волна возбуждения накрыла ее с головой. Она никогда не умела устоять перед его поцелуями… или интимными прикосновениями.

Его рука тем временем заскользила вверх по бедру. Она не остановила его, даже обвила ногой его ногу под столом, облегчая ему доступ. Хрипло пробормотав что-то одобрительное, он костяшками пальцев стал медленно поглаживать красный шелковый треугольник, пока она не застонала.

Пока она пыталась задержать рвущиеся стоны, его пальцы пробрались под шелковую полоску и заскользили дразнящими дорожками. Огонь вспыхнул в ее крови. Спина выгнулась. Бедра задвигались. И со стоном нетерпения он глубоко погрузил пальцы внутрь, а большой палец оставался снаружи, лаская, гладя, дразня.

Раскаленная лава растекалась по ней с головокружительной силой по мере того, как наслаждение росло, а напряжение сгущалось. Она теряла контроль, и знала это. Тело извивалось по собственной воле, и невозможно было сдержать звуки, рвущиеся из горла. С каждым ритмичным скольжением пальцев ее страсть воспаряла.

— Трев, — прошептала она в отчаянии, вонзаясь пальцами в твердые мускулы его плеч. — Остановись. Мы должны остановиться.

Он сделал паузу, но не убрал пальцев.

— Почему? — спросил он низким, хриплым шепотом, возродившим в памяти жаркие ночи страстной любви. — Скажи мне, почему, Джен?

— Потому что я… мы… — Она с трудом говорила между неровными вдохами, оглушающим стуком сердца и сводящими с ума движениями его большого пальца. Стремительно приближаясь к краю, она заглушила вскрик и в отчаянии схватила его за запястье.

Они уставились друг на друга в горячем, напряженном молчании, пока где-то внизу под ними публика не зааплодировала.

Он медленно вынул пальцы из ее пульсирующей интимной сердцевины, и само это движение породило еще один всплеск ощущений.

— Ты не ответила мне, — прошептал он. — Зачем останавливаться?

Она, конечно, знала: он хочет, чтобы она призналась, как ей неловко и что все ее рассказы — ложь, никаких оргий не было, а она просто страстная женщина, любящая секс.

— Если ты боишься, что нас поймают, — сказал он, прокладывая ладонью медленную соблазнительную дорожку вдоль ее бедра, — или если смущаешься делать это в общественном месте, скажи.

Хотя его прикосновения не давали ей остыть, она пробормотала:

— Я не сказала, что боюсь или смущаюсь, но… но… — она лихорадочно подыскивала точку опоры, — но почему мне одной наслаждаться действием? Это несправедливо. Ты же сам говорил, что одноактная пьеса не может быть возбуждающей.

— Чертовски возбуждающая. — Его рука снова нацелилась вверх, когда он наклонился ближе и, губами прикусив мочку уха, прошептал: — Мне никогда не надоест быть внутри тебя, Джен. Чувствовать твой жар, твою тесноту. Держать тебя и наблюдать, как ты возносишься к вершине.

Она застонала от возбуждения, зажала его надвигающуюся ладонь между бедрами, пока он окончательно не погубил ее, и не дала ему сказать больше ни слова, заткнув рот поцелуем. Но поцелуй только ухудшил дело, подтолкнув их обоих дальше к головокружительному безрассудству. Его ладони сминали тонкую ткань платья под блейзером, он ласкал грудь, перекатывая между пальцами затвердевшие вершины.

Словно стрелы молний, ощущения пронзали и опаляли ее. Как легко было бы отдаться ему!

Взрыв смеха зрителей привел ее в чувство. Здесь не место предаваться страсти. Хотя снизу из зала видны лишь их головы, они могут не заметить, как официантка или кто-то еще будет подниматься по лестнице. Потрясенная своим грехопадением, она прервала поцелуй, перехватила руки Трева на своей груди и переплела с ним пальцы, надежно удерживая их.

— Ты восхитительный мужчина, Трев Монтгомери, — сказала она дрожащим, задыхающимся шепотом. — Мне не нужен фактор риска, чтобы получить наслаждение. Что скажешь насчет того, чтобы нам отправиться на поиски кровати? — Эта идея показалась ей просто блестящей.

Он слегка отстранился и напряженно уставился на нее. В этом взгляде было недоумение.

— Что случилось, Джен? — Кривая улыбка углубила морщинки вокруг рта, но не смягчила напряженность взгляда. — Струсила?

Ни один мужчина никогда так не раздражал ее! Правда, они всегда любили поддразнивать друг друга. Отдернув руки, она гневно зыркнула на него.

— Нет, я не струсила. Но я и не рехнулась. Почему, по-твоему, меня еще не арестовали, как других девушек «ночной смены», которых я знаю? Потому что я соблюдаю осторожность.

— Например, занимаясь сексом в лифте? — Он держал палец на кнопке! — Почему бы тебе не признаться, что ты не делала всех этих вещей — и никогда не сделаешь, — и если даже ты и продавалась кому-то, то только мне?

О, этому не будет конца. Он опять взбирается на своего белого коня, облаченный в сияющие доспехи, готовый мчаться ей на выручку, хочет она того или нет.

— Найди нам лифт, — бросила она вызов, — и посмотрим, кто первый пойдет на попятный.

— Я не намерен держать кнопку лифта, когда ты в моих руках. — Его взгляд прожигал ее насквозь. — Для моих пальцев найдется занятие получше.

Предательская волна жара прокатилась по ней, прихлынув к лицу, и она отвернулась, не уверенная, что темнота скроет ее яркий румянец. Он взял ее за подбородок и приподнял лицо.

— Ну, перестань, Джен. Ты же знаешь, нам не нужен лифт. Официантка сказала, что не потревожит нас во время спектакля, и никому снизу не видно, что делается под этим столом. Темно. Мы одни. И все, что нужно, у нас здесь. Ты, я, — он полез в задний карман и бросил на стол маленький пакетик из фольги, — и все необходимое.

Она разинула рот. Презерватив! С ума сошел! Дженифер посмотрела на него и поняла, что может отказать ему, тогда он поймет, где предел ее сексуальной смелости, и это будет означать, что она наврала про все свои похождения. Или, может, продолжить игру и найти предел его сексуальной смелости? То, что он проделал парочку дерзких штучек под столом, не означает, что он действительно займется сексом в кабинке ресторана, полного людей. Она в это не верит.

— Пока я подготовлюсь, — пробормотал он, беря пакетик со стола и окидывая ее намеренно непристойным взглядом, — почему бы тебе не снять эти хорошенькие красные трусики? Если ты, конечно, не хочешь подождать моей помощи.

Никто, кроме Трева Монтгомери, не умел так разжечь ее гнев и чувственность одновременно.

Ощущая себя горячей и возбужденной, она подцепила пальцами кружевную полоску и, немного поерзав, стащила шелковый треугольник вниз, сбросила туфли и наклонилась, чтобы поднять вещицу. Затем выпрямилась и помахала ею перед ним, словно победным красным флагом.

Она едва сдержалась, чтобы не заявить: «Шах и мат».

Легкая улыбка изогнула его рот, но глаза стали еще жарче и темнее, когда взгляд скользнул по ее телу, напоминая ей, что она обнажена под тонким платьем, прикрытым блейзером лишь до середины бедра. И он уже прикасался к ней интимно: кровь все еще бурлит от его дерзких манипуляций под юбкой.

Он забрал у нее трусики и бросил их рядом с собой на сиденье, смял пустой пакетик и положил его в пепельницу, затем обнял ее за талию и притянул ближе. Ее пульс участился. Кровь забурлила.

— Подтяни ноги под себя, — распорядился он коротко.

Удивленная подобным указанием, она подчинилась.

— Теперь обними меня за шею.

Она снова сделала, как он сказал, слегка приподнявшись на коленях. Оказавшись с ним лицом к лицу, она вглядывалась в его глаза, ища признаки того, что он скоро прекратит игру, но жар, пульсирующий между ними, был настолько напряженным, что она почти тут же упустила из виду свою цель.

— Перебрось колено через мои ноги, — приказал он хриплым, прерывистым голосом.

Тоже часто дыша, она перенесла одно колено через крепкие мускулистые бедра по другую сторону от него. Когда она оседлала его колени, сильные большие руки распластались на ее бедрах и усадили на себя. Потом он расправил ее юбку и блейзер, чтобы ничего не было заметно, по крайней мере со стороны.

Однако она остро сознавала, что они частично обнажены, сплетены воедино в тесном пространстве между сиденьем и столом, ее податливые изгибы сливаются с его твердыми мышцами, обнаженное лоно баюкает его твердое, пульсирующее естество. Сексуальная потребность, так долго сдерживаемая, теперь пылала внутри нее. Опьяненная, она крепче обняла его за шею и вдохнула мужской, возбуждающий запах его волос и кожи — запах, который у нее всегда ассоциировался с занятиями любовью.

— Теперь поцелуй меня, — пробормотал он, опаляя ее жгучим взглядом, — и мы перейдем к делу.

Никогда раньше это слово не возбуждало ее. Она закрыла глаза и прильнула к его рту.

Но едва их губы соприкоснулись, он застонал и оторвался от нее. Ее ресницы, затрепетав, поднялись в удивлении. Он отступает, идет на попятный, признает себя побежденным? Она не была уверена, рада ли этому или безумно разочарована.

— Единственная причина, по которой этого не произойдет, Джен, — прорычал он, явно раздраженный ее упрямством, позволившим зайти так далеко, и тем не менее, несомненно, возбужденный и такой греховно красивый, что было почти больно смотреть на него, — если ты скажешь, что хочешь остановиться.

Она не сказала ни слова.

С резким вдохом и взглядом, грозящим поглотить ее, он опустился ниже на сиденье, просунул руку между их телами и коснулся ее. Попробовал. Вошел. Она ахнула от этого интимного вторжения, выгнула спину, вонзила пальцы в мускулы плеч.

Он снова приподнялся, чтобы быть с ней лицом к лицу, глаза к глазам, входя с ней в близкий визуальный контакт, — довольно безжалостно с его стороны сделать это в то время, когда ее эмоции взлетели так высоко, а сопротивление пало так низко. Но ни за что на свете она не смогла бы отвести взгляда. Медленными, скользящими вращениями он стал погружаться в ее зовущее тепло.

Нахлынувшие ощущения настолько поразили их, что они замерли, широко раскрыв глаза, не дыша. Трев понял, что он окончательно и бесповоротно свихнулся. Он занимается любовью на людях, с женщиной, к которой поклялся не прикасаться! Он испытывал дикий восторг, оказавшись внутри нее снова. Важность того, что она сделала или чего не сделала, поблекла. Даже окружение не имело значения.

Сила собственной реакции, словно сигнал тревоги, ошеломила и напугала его.

— Что ты делаешь со мной, Джен? — Собственный голос показался ему хриплым и отчаянным. — Я так сильно хочу тебя. — Говоря это, он продвинулся еще глубже в ее тугое, манящее блаженство.

Она изогнулась и вскрикнула.

Погрузив пальцы в ее забранные наверх волосы, он притянул ее к себе.

— Ш-ш.

Энергично кивнув, она прижалась лицом к его шее, но тело извивалось, а внутренние мускулы сжимали его. Ему казалось, он умрет от наслаждения. Сквозь горячечный, чувственный туман он услышал ее прерывистый шепот:

— Ты хочешь меня только из-за нее, Дианы.

Слова не имели смысла. Или, может, он просто не мог думать из-за ослепляющего желания. Он продвинулся еще глубже в нее, стараясь делать минимум движений. Но даже эти едва заметные движения рассылали по нему взрывные волны ощущений. Когда он снова обрел способность говорить, он поклялся:

— Диана к этому не имеет никакого отношения. — И сам осознал, что это правда. Он совсем не думал о Диане. Только о Джен.

Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала — раз, второй, затем медленнее и глубже, разжигая в нем язычки пламени до тех пор, пока они не вспыхнули и не раскалились и его плоть не вздыбилась в ней.

Он силился сдержать напряженность и силу, струящиеся из его чресел, и головокружительный жар, бурным потоком несущийся к голове. Он должен помнить, где они, и о риске быть пойманными. Вдруг до него дошло, насколько будет невозможно скрыть, чем они занимаются, если кто-то поднимется по лестнице. Ее лицо слишком выразительно, движения слишком чувственны.

Он жаждал положить ее или прислонить к стене и яростно, безумно вонзаться в нее снова и снова.

И хотел, чтобы с каждым толчком, с каждым погружением она понимала, что он занимается любовью с ней, а не с кем-то другим. Его воспоминания о Диане слишком дороги, чтобы пробуждать их, а страсть к Джен владеет им слишком полно. Но он уже не мог говорить, не мог ничего доказывать. Все его силы уходили на то, чтобы сдерживать движения, приглушать стоны. Она разжигала его огонь своими мягкими волнообразными движениями, и напряжение вскоре стало почти невыносимым.

По ее участившемуся дыханию он понял, что она приближается к завершению. Он тоже. Еще один хороший, резкий толчок перебросит их через край. Не в состоянии сдерживаться больше ни секунды, он стиснул зубы, крепче обхватил ее бедра и приготовился к завершающему броску.

Но вдруг какое-то движение зацепило его внимание. Движение на лестнице. Рыжие волосы. Белая блузка. Кто-то поднимался по ступенькам.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, он попытался сдержаться.

— Джен. Кто-то идет.

Он стиснул руки вокруг нее, отчаянно пытаясь привлечь ее внимание и остановить вращения прежде, чем они оба потеряют контроль.

— Официантка.

— Официантка? — Растерянность в шепоте и взгляде вскоре уступила место панике. — Официантка!

— Ш-ш-ш. — Он силился успокоить беспорядочное дыхание и сдержать огонь в паху. — С ней какие-то люди!

Джен уставилась на него в ужасе.

— О боже! Думаешь, они увидели нас снизу? Они пришли за нами? — И Джен затихла в его руках, едва дыша, уткнув лицо ему в шею.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила официантка, приближаясь.

— Нет-нет. — Он вскинул руку, останавливая ее, внезапно вспомнив о красной шелковой вещице на сиденье и пустом пакетике в пепельнице… и, разумеется, была еще Джен, сидящая у него на коленях и интимно соединенная с ним. — Все в порядке.

Официантка остановилась в нескольких шагах от их кабинки и окинула взглядом Джен. Вернее, спину Джен.

— Что-то не так? — озабоченно спросила она Трева.

— Нет-нет, все хорошо, не беспокойтесь. — Расслышала ли она неровность и чувственную хрипотцу в его голосе? — Просто моя жена… расстраивается… во время таких спектаклей.

Официантка недоуменно заморгала, а зрители внизу снова засмеялись. Пьеса явно была комедией.

— Ведущий актер напоминает ей… безвременно ушедшего брата, — добавил он.

Официантка попросила его помахать, если они захотят чего-нибудь.

— Я буду поглядывать на вас снизу, договорились? — С этим она ушла.

— Думаешь, она поняла? — послышался страдальческий шепот у его уха.

— Думаю, нет.

— Она… видела мои… трусы?

— Она была далеко.

— Как тебе удалось втравить меня в это! — вдруг вспылила она. — Что нам теперь делать? Как я слезу с тебя, если люди сидят прямо здесь?

— Они не так уж и близко. И перегородки высокие. Это будет совсем нетрудно, по крайней мере пока темно.

Она в панике втянула воздух.

— А если будет антракт и они включат свет? Вроде бы для него еще не время, нет? А если сюда придут люди? О боже, Трев, — в ужасе всхлипнула она, прижавшись к нему лицом, — нас обязательно поймают!

Он погладил рукой шелковистые растрепавшиеся волосы в надежде, что она успокоится и дело не дойдет до истерики.

— Нет, не поймают. Официантка ушла. Все в порядке.

Ее неровное, прерывистое дыхание постепенно успокоилось, и, пока он держал ее, в нем росло чувство удовлетворения. Его таинственная леди отнюдь не такая распутница, какой хочет казаться. И если уж она расстроилась при мысли, что официантка могла увидеть ее трусы, значит, — он абсолютно уверен — она не танцевала на теннисном столе и не ублажала команду «Балтиморских иволг».

Но ведь в глубине души он это знал, просто хотел, чтобы она сама в этом призналась.

Сейчас же он хочет только одного: заняться с ней любовью. Поскорее и подольше. Хотел бы он, чтобы они были сейчас дома, без одежды и она лежала под ним. Как было бы хорошо — наблюдать за ее лицом, глазами, когда он будет погружаться глубоко, а она сжимать его в пароксизме страсти.

Снова возбужденный, он отклонил ее назад для поцелуя — горячего, проникающего и ничуть не сдерживаемого их рискованным положением. Скоро она утратила свою напряженность, растаяла на нем и застонала от возрожденного желания. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия. Она хотела его так же сильно, как он ее.

— Давай поедем домой, — пробормотал он нетерпеливо, — и сбросим одежду.

Она кивнула.

Трев сказал, что еще не видел ее обнаженной. В первый вечер они занимались любовью в темноте, сегодня — на людях.

Что-то в этих словах вызвало короткую вспышку тревоги в ее взгляде.

— Я… я всегда предпочитаю темноту. Так… интимнее. Яркий свет портит настрой.

Он недоуменно уставился на нее. Неужели она такая застенчивая, что стесняется показаться обнаженной или заниматься любовью при свете? Она, его леди ночи, его сумасбродная Мадам Икс… соблазнительница, которая даже сейчас остается с ним в любовном объятии, здесь, на людях?

Не может быть, дело не в застенчивости. Тогда почему?

Он выяснит это сегодня же!