Опасные заложники

Глава ПЕРВАЯ

Лето — не самое лучшее время года для работы. Вот если бы отдыхать на море или лечить свое здоровье в санатории, то оно было бы самым подходящим.

Валентина Ильинична Ломакина не могла позволить себе роскошь отдыхать но время трудового отпуска и находила работу на даче, что являлось для нее своего рода отдыхом. С мужем она расторгла брак двадцать лет тому назад, когда ее единственному сыну Ивану было всего лишь пять лет.

Получив развод, ее муж Василий "завеялся" в неизвестном направлении. Он не только не платил алиментов на содержание сына, но даже не стал поддерживать с ней письменной связи, словно Иван был ему совершенно чужой. Смирившись с потерей мужа, проплакан немало ночей, она не стала искать злостного неплательщика алиментов, а всю тяжесть по воспитанию и содержанию сына взвалила на свои плечи. К счастью, ей на свое здоровье жаловаться не приходилось, Из неудачного брака она для себя сделала определенный вывод, который выразился в том, что с того злополучного времени она в новый брак ни с кем не вступала, позволяя себе кратковременно увлекаться тем или иным мужчиной. Эти встречи с мужчинами ее ни к чему не обязывали, а поэтому, когда она считала нужным для себя, спокойно их прекращала.

В свои пятьдесят три года она выглядела здоровой и не совсем увядшей женщиной плотного телосложения. Крашенные в каштановый цвет волосы скрывали седину, которая показала бы, каким тяжким трудом ей удалось вырастить и поставить на ноги сына. Она жила с ним вдвоем в двухкомнатной квартире на пятом этаже девятиэтажного дома. Но, к сожалению, ей сейчас приходилось жить в квартире одной, так как Иван отбывал наказание за совершенное преступление в исправительно-трудовой колонии (ИТК). Из шести лет лишения свободы он уже отбыл четыре. Такую большую меру наказания ему дал суд потому, что ранее он уже был судим за такой же "подвиг", тем более что в последний раз хулиганил с применением ножа, что являлось квалифицирующим признаком и отягчающим наказание преступлением.

Рабочая в акционерном объединении "Прогресс" тепличницей, Валентина Ильинична, отрывая от своей скудной зарплаты кровные гроши, ежемесячно старалась посылать сыну в колонию или посылку, или денежный перевод, но не всегда она имела такую возможность, а поэтому ее помощь сыну, являясь обязательной, не всегда была регулярной. Сын Иван был смыслом ее жизни и постоянно мучавшей сердце болью.

Придя с работы, освежившись под душем, она стала на кухне готовить ужин. Раздавшийся звук электрического дверного звонка не только напугал ее, но и заставил оторваться от домашних хлопот.

“Интересно, кто бы мог ко мне пожаловать, если я сегодня гостей не жду", — подумала хозяйка.

Посмотрев в дверной глазок, она увидела на лестничной площадке незнакомого парня лег двадцати пяти. Открыв дверь, не снимая с нее предохранительной цепочки, она через образовавшуюся щель между дверью и ее коробкой спросила:

— Вам кого надо?

— Вы Валентина Ильинична Ломакина?

Внимательно посмотрев в лицо парня и убедившись, что ранее она с ним не была знакома, Валентина Ильинична сказала:

— Допустим, это я. Что тебе от меня надо? — С ровесниками своего сына, да к тому же незнакомыми, она выработала свою тактику поведения, не церемонилась и говорила грубо, чтобы они вели себя с ней скромнее и сильно не наглели, не зазнавались, считая ее старухой, не разбирающейся в современной жизни.

— Я только освободился из колонии. Сидел там с вашим сыном Иваном. Он мне говорил, что писал вам обо мне и вы ему дали согласие на то, что когда я освобожусь, то приютите меня на первое время.

— Как твоя фамилия? — помня такую переписку с сыном, уже с более мягкой ноткой в голосе поинтересовалась женщина.

— Климов Евгений Борисович, — на всякий случай сообщил ей еще свое имя и отчество гость.

— Заходи! — широко открывая перед Климовым дверь, разрешила она.

Когда Климов зашел в прихожую, то Ломакина, участливо посмотрев на него, вновь поинтересовалась:

— Так как ты сказал тебя звать?

— Евгений Борисович, а если проще, то зовите меня Женей.

Климов оказался высоким крупнокостным крепышом с накачанными мышцами груди и рук, с короткой стрижкой русых волос. Ему было лет двадцать семь. На нем были коричневые в мелкий рубчик вельветовые брюки, белый батник с вертикальными синими полосами, на ногах "красовались" не первой молодости коричневые босоножки. В руках Климов держал приличных размеров темно-синюю адидасовскую сумку на молнии, которая только наполовину была чем-то заполнена.

— Меня звать Валентиной Ильиничной. Оставляй, Женя, сумку в прихожей и проходи в зал, — предложила хозяйка гостю.

Усадив Климова за столом, она сама присела напротив него.

— Ваня через тебя письмо мне не передавал?

— А как же, конечно, передавал, — подхватываясь со стула, как бы только вспомнив о письме, ответил ей Климов. Сходив в прихожую и достав из сумки лист бумаги, он отдал его Валентине Ильиничне и вновь присел на стул,

Ломакина, надев очки, углубилась в чтение письма: "Мама, письмо тебе передаст Женька Климов, о котором я уже писал. Мы с ним вместе два года тянули срок. Пока не найдет он себе крыши, пускай поживет у тебя. Он тебя долго не будет обременять, поживет где-то с месяц и уйдет. Я жив, здоров, твою последнюю посылку получил аж в марте. Не забывай меня, мамуля. Целую и прощаюсь. Подробности о моей жизни спроси у Женьки Клима".

Прочитав письмо и последний раз бросив взгляд на знакомый почерк сына, Валентина Ильинична поинтересовалась у гостя:

— Вот ты поживешь у меня один месяц, а потом куда пойдешь и где будешь жить?

Пожав плечами, Евгений ответил:

— Не знаю, но за месяц думаю решить свою проблему.

— А как?

— Месяца мне за глаза хватит, чтобы найти работу, подругу с жильем. К ней я и мотану от вас.

— А жить как этот месяц будешь?

— Я в нахлебниках у вас не буду, За квартиру и питание заплачу вперед, — положив на стол две банкноты по пятьдесят тысяч рублей, сообщил он.

Взяв только одну купюру, Валентина Ильинична сказала:

— Хватит и половины.

— Нет, нет, Валентина Ильинична, пускай будет по-моему. Все равно у меня деньги в карманах не задерживаются. Пропью, а потом еще где-нибудь набедокурю. Так что уж выручайте меня от них.

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, Ломакина молча положила деньги себе в карман. Глядя на руки Климова, кожа которых была синей от татуировок, она благоразумно решила перевести разговор на другую тему:

— Я смотрю, Женя, у тебя все руки синие от наколок. Так же, как и у моего дурака.

— Традиция, Валентина Ильинична. От нее никуда не денешься, — как бы с сожалением, разведя руками, сокрушенно поведал он.

Сходив в кухню, Ломакина сказала:

— Иди, Женя, мой руки в ванной. Сейчас будем ужинать с тобой.

— От такого мероприятия не откажусь, — поднимаясь со стула и потирая руки, довольно сказал Климов. — Валентина Ильинична, как вы смотрите на то, чтобы за ужином нам пропустить по грамульке спиртного за мое освобождение и за знакомство с вами?

— Ну что ж, по такому случаю грех не выпить.

С удовольствием расправляясь на кухне с борщом, благоухающим разными специями, от которых у него во рту горело, Евгений не спеша делился с Валентиной Ильиничной своими невеселыми, но интересующими ее новостями.

Получив от Евгения ответы на все свои вопросы, касающиеся сына, она стала интересоваться личностью самого квартиранта:

— Сколько лет ты, Женя, сам-то просидел в колонии?

Климов молча продемонстрировал перед ее глазами ладонь с растопыренными в стороны пальцами.

— Пять лет? — удивленно спросила она.

— Да! — скучно, как о набившей оскомину кислой ягоде, ответил он.

— И за что тебе намотали такой срок?

— Не хотел идти служить в армию, пытался дать военкому взятку, а он меня за это упрятал в тюрьму.

— Я думала, что только у меня сын дурак, но и ты оказался не умное. Несчетное количество раз мне приходилось ездить к нему на свидания. За это время мне ни с одним толковым зеком не удалось поговорить. Все какие-то с ужимками, выкрутасами, корчат из себя черт знает что, а сами дураки дураками. Вот если взять тебя… Почему ты не захотел служить в армии, неужели сидеть в тюрьме более почетная обязанность, чем охранять Родину? Разве это не дурость с твоей стороны?

— В этом плане ты, мать, права. Все умные гуляют на свободе, а все дураки парятся у “хозяина".

— Почему ты так рассудил? — не считая своего сына совсем дураком, уже защищая его, недовольно поинтересовалась она.

— Только дураки сидят. Умным человек считается до тех пор, пока не попадет к "хозяину". Там мы все дураки, — более доходчиво объяснил он.

Такой его комментарий ее удовлетворил.

— Ну и как ты, совсем поумнел или через время опять к дуракам присоединишься? — улыбнувшись, поинтересовалась она.

— Кто захочет себя добровольно к дуракам относить? Никто! Поэтому, пока не попаду вновь к "хозяину", буду считать себя не совсем глупым.

— Ты женат?

— Нет! Не успел еще.

— А пора!

— Почему?

— Если не совсем уверен в своем уме, то найди себе такую подругу, которая смогла бы восполнить твой пробел.

— Вы как будто сговорились с моей матерью, которая не хуже вас тоже хочет захомутать меня бабой, — улыбнувшись, заметил Клим.

— Если не будешь прислушиваться к мнению своей будущей жены, то у тебя никогда семейной жизни не получится.

Сделав паузу в разговоре, как бы обдумывая ее слова, он, почесав пятерней ежик волос на голове, сказал:

— Валентина Ильинична, а вы, между прочим, толковую мысль подкинули мне. Я над ней подумаю и не исключено, что в этом году женюсь. Но если мне в женитьбе не повезет, то знайте и помните, кто толкнул меня на такой опрометчивый шаг и по чьей вине я вновь разочаруюсь в жизни.

— Нет уж, дорогой Женечка, меня ты оставь в покое и в своих жизненных ошибках разбирайся сам. Если не хочешь, так уж лучше не женись. Мне от своего Ивана нареканий хватает, а тут еще ты хочешь добавить к ним свои.

— А он в чем вас винит?

— Ты же знаешь, за что его посадили?

— За хулиганство!

— Не за какое ни хулиганство, а за тупость.

— Как так? — удивился Клим.

— Да очень просто. Он и его друзья стали в парке приставать к девушке, хватали за руки, хотели ее куда-то увести. Девушка стала кричать, звать людей на помощь. Нашелся один старичок, который, подойдя к ним, стал их стыдить и требовать, чтобы они оставили девушку в покое. Им надо было послушаться старика, понять его мудрость, а они его побили. За старика заступилась другая группа парней. У них, в компании сына, людей было меньше, вот сын и схватился за нож, которым одного парня порезал. Ведь если по-умному разобраться, то компании сына надо было сказать спасибо старику, что он спас их от группового изнасилования девушки, а они вместо этого, идиоты проклятые, вздумали бить.

— Действительно, Иван глупо сел.

— Пока молодежь не научится понимать и слушаться старших, поступать так, как они им советуют, у вас спокойной и счастливой жизни никогда не будет…

— Вы чего, Валентина Ильинична, так разволновались? С того события прошло столько лет, пора уже и успокоиться.

— В том, что Иван сидит в колонии, он винит не себя, а меня,

— Ваша в чем тут вина?

— Я виновата в том, что в детстве мало его била и не заставляла как надо учиться. Отчасти я его обвинение признаю, но он подумал, как я тогда могла заниматься надлежащим его воспитанием, если я всю жизнь целыми днями пахала на работе, как трактор, а он в это время был предоставлен сам себе, без родительского присмотра? При всем моем желании я тогда ничего не могла изменить в его жизни. Почему-то к родному отцу, который даже копейки не потратил на сына, он никаких претензий не имеет. Я же у него всегда под рукой, почему бы и не покритиковать меня, не сорвать на мне свою обиду…

Климу стало жалко женщину-труженицу. Он понимал обоснованность ее обиды, а поэтому решил как-то успокоить.

— Иван в отношении вас не прав. Если ему хочется высказать свое недовольство, то пускай ищет отца, предъявляет ому свои обоснованные претензии, а вы тут ни при чем.

— Если ты, Женя, это понял, то, возможно, и до моего Ивана дойдет такое понимание, — довольная таким его рассуждением, произнесла она.

После ужина Валентина Ильинична застелила диван чистыми постельными принадлежностями.

Когда Клим зашел в зал, она сказала ему, показывая на диван:

— Будешь спать здесь, но сразу давай договоримся, что разбирать и убирать постель за собой будешь сам. У меня не такие уж огромные апартаменты, а поэтому чтобы на диване не было днем никакой берлоги.

— Я вас отлично понял, сам люблю порядок, а поэтому можете не беспокоиться. Вместе с тем большое спасибо за оказанное мне внимание.

— Ладно уж, чего там, — смутившись, произнесла она, спеша покинуть зал и оставить его одного. — Отдыхай, я пойду к себе.

Раздевшись и укрывшись тонким одеялом с пододеяльником, Клим еще долго лежал с открытыми глазами, погруженный в размышления. А думать ему было о чем…

Глава ВТОРАЯ

За несколько дней до этого капитан милиции Примаков Игорь Сергеевич, выпускник академии МВД Российской Федерации, в пятнадцать часов пятьдесят пять минут сидел в приемной начальника УВД полковника милиции Томилко, который вызвал его на беседу к шестнадцати часам.

В приемной, кроме него, находилась секретарь-машинистка, девушка лет двадцати трех, миловидная, со вкусом и пониманием одетая, печатавшая на электрической машинке какой-то документ.

Неожиданно Примаков услышал властный мужской голос, раздавшийся из селектора:

— Вера Николаевна, Примаков прибыл или нет?

— Ждет в приемной, — оторвавшись от работы, поспешно ответила девушка,

— Скажите ему, пускай заходит.

— Капитан, проходите к Виктору Николаевичу, — показав рукой на дверь и вновь приступая к прерванной работе, сказала девушка. Происходящее для нее было до такой степени обыденным, что через неделю она, вероятно, уже не могла бы вспомнить личность данного посетителя.

Стол полковника был завален разными рапортами, донесениями… Отодвигая их от себя рукой в сторону, как бы отмахиваясь от надоевших мух, Томилко, поднявшись из-за стола, доброжелательно улыбнулся капитану, оторвавшему его от рутинной работы, с удовольствием пожал ему руку, предложив присесть на стул, находящийся рядом с его рабочим столом, на котором Примаков увидел свое личное дело.

— Я ознакомился с твоим личным делом и скажу, Игорь Сергеевич, что остался доволен прочитанным. У тебя получалась работа в уголовном розыске, с отличием закончил академию, каратист с черным поясом. Такие специалисты нам нужны позарез, и если бы ты не был спортсменом, то я бы тебя давно уже назначил на должность. Меня очень устраивает то, что твое прежнее место службы было во Владивостоке. Тебя на кубанской земле никто из преступного элемента не знает, да и из работников милиции тебя тут знают всего лишь единицы. При таких благоприятных обстоятельствах для нас я хочу тебе предложить принять участие в очень опасной для жизни, но такой необходимой для нашего управления, операции. Так как ее результаты трудно предсказать, то твое участие в ней дело добровольное. Даешь согласие?

— Прежде чем согласиться, я бы хотел узнать, в чем заключается операция и какая роль в ней отведена мне.

— Сейчас объясню. Как ты знаешь, наш город портовый, к тому же у нас на побережье множество санаториев. В городе орудует глубоко законспирированная банда, которой руководит пахан по кличке Капитан, очень умный и изворотливый субъект. До настоящего времени мы так и не смогли внедрить в его банду ни одного нашего агента. Его банда занимается рэкетом, контрабандой, если считает нужным, то идет и на убийство, пять таких преступлений у нас сейчас числятся в нераскрытых. Нахрапом расправиться с ним у нас до сего дня так и не получилось. Поэтому мы решили подступиться к Капитану с другой стороны, действовать более тонко и с дальним прицелом. Тем более что нам в этой части помогает счастливый случай. В ИТК отбывает срок за хулиганство член банды Капитана Иван Ломакин по кличке Лом. Там он снюхался с себе подобным зеком Климовым, кличка Клим. Так получилось, что Климу пришло время освобождаться из колонии. Ему было безразлично, куда отправляться из колонии, так как его нигде и никто не ждал. Лом дал ему письмо к своей матери, в котором он просил ее предоставить другу жилье на первое время. Клима Лом считал проверенным человеком. На него, безусловно, должны будут клюнуть дружки Лома, постараются привлечь в свою банду, запрячь в работу. Так бы оно и получилось, но Клим, освободившись из ИТК, "скооперировался" с двумя себе подобными бывшими зеками и совершил ограбление нескольких торговых точек, на одной из которых их задержали работники вневедомственной охраны. Сейчас он находится под следствием и не скоро выйдет на свободу. Мы изъяли у него письмо Лома к матери и решили им воспользоваться как пропуском для проникновения в банду. Именно тебе я предлагаю на время осуществления операции стать Климовым Евгением Борисовичем. Как ты относишься к моему предложению?

— Я, товарищ полковник, сейчас не готов ответить на ваш вопрос.

— Почему?

— Потому что предложение ваше для меня неожиданное. Я его хорошо не обдумал. Не подумайте, что я из-за трусости не хочу за него браться. Просто я еще не уверен, что могу справиться.

— Я тебя понимаю и считаю, что ты правильно делаешь, не спеша с ответом. Сколько тебе дать времени на обдумывание?

— Позвольте мне подумать до завтра.

— Что ж, не будем форсировать события и подождем до завтра.

Одно дело в совершенстве знать работу уголовного розыска и другое — выдавать себя за бывшего зека, вжиться в другой облик, начать проповедовать совершенно иные принципы и взгляды на жизнь. А хватит ли у него артистических данных и способностей, чтобы не переиграть, не выдать себя, чтобы зеки приняли его за своего? Ценой ошибки Примакова будет его жизнь. Другого наказания за провал в его работе пахан банды вынести ему не сможет. Так что Примакову было над чем подумать, прежде чем сообщить Томилко о своем решении.

Только на вторые сутки Примаков дал согласие своему начальнику на участие в операции, после чего началась интенсивная подготовка к исполнению взятой им на себя новой роли.

Со скоростью реактивного самолета у Примакова пролетела неделя подготовки. Запомнив пароли, адреса явочных квартир, познакомившись со связником, которым была миловидная девушка, мастер спорта по гимнастике, Примаков наконец-то приступил к осуществлению своего нелегкого и опасного задания.

Людьми, готовившими его к операции, вроде бы было предусмотрено все, Опытным мастером-художником ему были сделаны татуировки, какие были на теле Клима. Только если у Клима настоящего они были нанесены пожизненно, то у его двойника наколки через год пропадут сами по себе. Но наставники Примакова не могли все предусмотреть за него, а поэтому откровенно посоветовали ему больше всего опираться и надеяться на свои силы.

Глава ТРЕТЬЯ

Через Валентину Ильиничну, которая делала для дома покупки в магазинах, на базаре, о Климе узнали друзья ее сына. Они считали своей обязанностью нанести ему визит и познакомиться с ним. Тем более что Клим днем являлся полновластным хозяином квартиры. Официальным предлогом визита парней было желание узнать, как поживает их друг Лом в "тех отдаленных местах".

Постоянно и быстро растущая батарея бутылок из-под спиртного говорила Валентине Ильиничне, что ее квартирант "плодотворно" использует свое свободное время.

Благодаря своему гостеприимству и хлебосольству Клим в течение недели познакомился практически с большинством друзей Ивана, но всех их он знал только по кличкам.

В среду второй недели проживания у Валентины Ильиничны Клим вместе с парнем по кличке Лист отдыхал в баре "Арлекино". Как говорится, в люди после приезда в город он с новым знакомым выбрался впервые, так как сделать это раньше не давали затяжные пьянки.

Распив бутылку водки, Лист предложил Климу познакомить его с на все согласной девушкой, с которой тот мог бы весело провести свободное время. Он показал через плечо пальцем на девушку, сидящую рядом за столом с подругой.

Девушки были не из красавиц, но привлекали внимание парней тем, что были молоды, созрели для любви и своим поведением не скрывали этого от окружающих, — громким разговором, смехом, всеми своими манерами. Оценивающе окинув их взглядом, Клим, сделав на лице недовольную мину, сказал своему собутыльнику:

— Знаешь, дорогой, я свой инструмент не на свалке нашел, а поэтому на первую попавшуюся профуру бросаться не собираюсь.

— Как хочешь, — не настаивая на своем предложении, согласился Лист.

— Даму сердца я как-нибудь и сам смогу себе подыскать. Между прочим, я на них сильно привередливый.

— Когда ты найдешь себе подругу, я посмотрю на нее и скажу, понимаешь ли ты в них толк или только бахвалишься. Мое дело, как твоего друга, предложить тебе товар. Твое дело отказаться от его покупки, так что не обижайся на мою любезность. Я, между прочим, с удовольствием сейчас прошвырнусь с ее подружкой. Тебя проводить до дома?

— Не стоит.

— Смотри, будь ушлым, у нас в городе хватает шустряков. Будь осторожным, близко никого не подпускай.

— А то что будет?

— У нас в городе на улицах многих не только грабят, но и мочат, даже вырезают целыми семьями.

— Я не знал, спасибо за предупреждение.

Расставаясь с Климом, Лист поинтересовался:

— Ты дорогу до дома не забыл?

— Не волнуйся, не заплутаюсь, — заверил его Клим.

Доброжелательно пожав друг другу руки на прощание, они расстались.

Покинув бар, Клим посмотрел на наручные часы и с удовлетворением отметил, что было всего лишь одиннадцать часов вечера. С удовольствием вдыхая в себя прохладный воздух, который освежающе действовал на его организм, он не спеша побрел к себе домой.

Проходя через сквер, он обратил внимание на четырех парней, сидевших на скамейке и о чем-то громко беседовавших. Когда он, проходя по аллее мимо, поравнялся с ними, то услышал вопрос, обращенный к нему:

— Эй ты, не скажешь, сколько сейчас времени?

На парнях были рубашки и тенниски с короткими рукавами, что позволило Климу увидеть у всех на руках часы.

— Нет у меня курантов, чтобы по ним проверить ход ваших часов, — попытался шуткой ответить он.

— Ты, дорогой, не темни, что мы, не видим у тебя котлы на руке?

— У вас они тоже на руках имеются, — не останавливаясь для разговора и проходя мимо, заметил он.

Парни, поднявшись, догнали Клима и попытались окружить его, но он отступил к голубой ели и никого из них не подпустил к себе сзади.

— Если не хочешь говорить время, то угости сигаретами, — провоцируя драку, произнес плотного телосложения здоровяк, по-видимому, заводила в компании.

— Отваливайте, ребята, от меня по-хорошему, а то после моих сигарет у вас через задницу, как из трубы, повалит дым.

— Парни, вам не кажется, что этот говнюк напрашивается на харакири? — довольный появившейся возможностью поразвлечься, спросил своих друзей здоровяк.

— Теленок хочет, чтобы мы занялись его просвещением, — поддержал своего лидера один из троицы.

— Выворачивай свои карманы, снимай котлы и топай своей дорогой, — наконец-то выразил лидер грабителей свой интерес к личности Клима.

Поняв, что имеет дело с преступниками и посчитав здоровяка самой опасной фигурой в группе, Клим, не дожидаясь нападения, первым врезал ему кулаком в солнечное сплетение. Зная силу своего удара, которым он мог убить противника, Клим был вынужден несколько смягчить его. Однако его было достаточно, чтобы заводила, упав на дорожку, остался лежать без признаков жизни.

Увиден, что трое оставшихся противников ощетинились на него ножами, Клим из кармана брюк достал свой нож с выбрасывающимся автоматически лезвием. Продемонстрировав его перед глазами грабителей, он предложил:

— Давайте схлестнемся без ножей. Или у вас очко слабо передо мной одним? А если так, то нечего было пыркаться на меня, воевали бы с гимназистками.

Он первым спрятал в карман свой нож. Играя на самолюбии противников, он был убежден, что они последуют его примеру. Иначе им потом будет стыдно смотреть друг другу в глаза.

Гопсгопники поступили именно так, как он и предполагал. Но в завязавшейся драке Клим все-таки увидел у одного из нападавших на него парней в руке нож. Когда тот попытался им ударить, Клим, блокируя себя от удара левой рукой, правой нанес ему удар в горло. Опять же, не желая гибели противника, смягчил силу удара. Не останавливаясь, он, резко развернувшись, другому нападавшему нанес удар ногой в лицо. Если учесть, что он носил обувь сорок четвертого размера, то можно понять, до какой степени его удар был чувствителен для грабителя. Без особого труда он справился и с последним своим противником.

Забрав у неудавшихся грабителей ножи, разрезав каждому из них брюки сзади до самого гульфика, Клим пожалел, что не было настоящей драки, и продолжил путь домой. Он смутно догадывался, но точно не знал, что стал жертвой неудавшейся проверки и провокации.

Где-то в десятом часу утра Клим проснулся от назойливой трели дверного звонка. Быстро натянув трико, но поленившись надеть майку, он пошел открывать дверь, посчитав лишней для себя предосторожностью посмотреть в дверной глазок на человека, разбудившего его.

На площадке он увидел Листа, с которым был незнакомый ему мужчина лет сорока пяти, со вкусом одетый. Клим умышленно не стал задерживать на нем своего взгляда. Гости зашли в квартиру.

— Привет, Клим, — поздоровался Аист.

— Привет, дорогой, — здороваясь с Климом за руку и цепко окидывая его взглядом, произнес незнакомец, не считая нужным пока знакомиться.

— Ты говорил мне, что намерен подыскать себе не гнильную, но денежную работенку, — напомнил ему Лист.

— Было такое дело, — пропуская гостей в зал, согласился Клим,

— У тебя есть возможность у этого человека получить работу. Если, конечно, ты ему понравишься.

— Я не голубой, чтобы нравиться мужикам, — недовольно пробурчал Клим.

Не обращая внимания на его недовольство, Лист из принесенной с собой хозяйственной сумки стал извлекать на стол литровую бутылку водки, палку колбасы, две консервных банки "лосося", треугольную банку тушенки и многое другое. Наблюдая за действиями Листа, Клим довольно улыбнулся. В это время "наниматель" рабочей силы внимательно изучал не только фигуру Клима, но и наколки на его теле. Он увидел у Клима на правой части груди пиратский парусник, плывущий по волнам. Этот рисунок символизировал, что его обладатель — гастролирующий вор, за которым в местах лишения свободы требуется надзор. Рядом с парусником были изображены лев, топор, щит, колчан со стрелами, булава, лук. знамя, книга, лавровая ветка. Этот же рисунок расшифровывался как "Уважаю власть силы и разума". На плече был изображен тур с загнутыми в кольца рогами, за ним высились вершины гор, по одну сторону которых — снег, а по другую — могила с крестом. По воровскому гороскопу это расшифровывается как "Овен". Рожденный в этом месяце пройдет в жизни через огонь, воду и медные трубы. Характер сильный, властный.

На безымянном пальце левой руки был выколот перстень с черным квадратом, что расшифровывалось как "отсидел срок от звонка до звонка без условно-досрочного освобождения и амнистии". На указательном пальце этой же руки имелся перстень в виде ромба с двумя темными в виде треугольника сторонами, над которыми изображена корона. Это говорило о ее владельце, что он "отрицательный, враждебно относится к работникам правоохранительных органов". Другие наколки на теле Клима были тоже красивые, но они не имели никакой воровской символики.

Оставшись довольным внешностью хозяина квартиры, незнакомец, обращаясь к Климу, доброжелательно произнес;

— Ты зря на своего друга бочку катишь. Лист хочет тебе через меня помочь. — Он закурил сигарету, не спрашивая у Клима на то разрешения.

— Я так и понял, а поэтому у меня на Листа нет никакой обиды. Просто я дал вам понять, что я не какой-то там жмурик.

— Пока ты мне нравишься, но этого мало, чтобы я окончательно принял решение о приеме тебя на работу.

— А может, мне твоя работа не подойдет? Ведь я могу тебя обчистить и смыться вот на этом паруснике, — показывая пальцем себе на грудь, пошутил Клим.

— От калымной работы отказываются только дураки. А насчет того, чтобы обчистить меня и смыться втихаря, можешь даже и не мечтать. Такой номер у тебя по отношению ко мне никогда не прорежет.

Незнакомец так убежденно выразил свое мнение, что Клим сразу же поверил его словам.

— Лист у тебя работает?

— У меня.

— Чего тебе стоит поручить ему ту работу, которую ты припас для меня?

— Кажется, ты ищешь работу, а не он. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься. Но меня настораживает, почему ты свою работу хочешь взвалить на плечи чужака, тогда как у тебя уже есть проверенный человек?

— Лист против тебя здоровьем слаб, а поэтому твоя работа ему не по зубам и он ее не потянет.

— Что я должен делать?

— Я хозяин ресторана "Наш дом". В него я хочу взять тебя вышибалой тех шустриков, которые будут мешать моим клиентам культурно отдыхать, то есть я хочу, чтобы в моем заведении был полный порядок. Тебе в этом будет помогать такой же, как ты, накачанный амбал. Если вы вдвоем со своей работой не справитесь, то я ваш штат пополню.

— Чего-чего, а подраться я люблю.

— Так ты согласен работать на меня?

— От такого дельного предложения грех отказываться, но дайте мне возможность умыться. Предстоящее место работы обязывает меня быть культурным.

— Не возражаю, — улыбнувшись, согласился с ним незнакомец.

Возвратившись из ванной комнаты, Клим приступил к распитию с гостями спиртного, продолжив за столом разговор на интересующую их тему.

— Я буду пахать в твоем ресторане с условием, что будешь хорошо мне платить.

— Твое пожелание я учту, Но прежде ты должен мне ответить на вопросы, чтобы я мог окончательно принять в отношении тебя решение, чтобы сговор между нами состоялся.

— Давай поиграем в вопросы и ответы, — беспечно предложил собеседнику Клим.

— Это не игра, а мое требование, поэтому отнесись серьезно к нашему разговору, — строго поправил его незнакомец.

— Пускай будет по-твоему.

— Принеси свою ксиву, я хочу в первую очередь ознакомиться с ней.

— Из личных документов у меня есть только справка об освобождении из колонии.

— Мне хватит и ее.

Взяв у Клима справку с его фотографией, незнакомец стал знакомиться с ее содержанием.

— Значит, тебя кличут Климовым Евгением Борисовичем. Имеешь две ходки к "хозяину" за кражи…

— Я магазинный вор, — гордо вскинулся Клим, перебив незнакомца.

— Вижу, не слепой. А чего у тебя тут сто восьмая, часть первая фигурирует? Тяжкие телесные повреждения, что ли?

— Да! Один свидетель по моему делу был очень любопытный и ушлый. Из-за этого гада я и угодил к "хозяину".

— Ну и что?

— Я ему гляделки хотел бритвой ликвидировать, но, к сожалению, не получилось. Зато обезобразил ему харю. А это, оказывается, относится к тяжким телесным повреждениям, повлекшим за собой длительное расстройство здоровья, Вот так следователь к воровской статье подвесил мне вторую.

— Твое объяснение принимается.

— А Валентина Ильинична говорила нам, что ты был судим за дачу взятки военкому, — вступил в разговор Лист.

— Именно таким зеком я ей представился, — согласился с ним Клим. — Знай она правду, вряд ли решилась бы брать меня в квартиранты и жить со мной под одной крышей.

— Святая ложь лучше губительной правды, — заступаясь за Клима, произнес незнакомец. — Тут все понятно. Пойдем дальше, Как нам известно, в настоящее время большинство зеков у "хозяина" сидит без работы. Поэтому, освобождаясь на волю, бабок свободных за душой вы не имеете. "Хозяин" обеспечивает только проезд до места жительства. Так я говорю или нет?

— Так! Я же не спорю, — недоуменно сказал Клим.

— Если так, то где ты взял стольник, чтобы расплатиться с мамашей Лома за предоставленные ею тебе блага?

— Перед тем, как приехать сюда, в Краснодаре скооперировался с двумя жиганами, с которыми я там провернул пару операций по моей "специальности". Не мог же я приехать домой к Лому без бабок и жить на халяву, — резонно заметил он.

— Ты прав! Если не секрет, то какие вы там конкретно провернули дела?

— При всем моем уважении к тебе я на твой вопрос ответить не могу, так как это будет подлянкой не только в отношении меня, но и моих новых корешей. Когда я с тобой познакомлюсь поближе и посчитаю возможным, то мы поедем на место и я покажу интересующие тебя торговые точки.

— Ты знаешь, зачем мне это надо?

— Хочешь проверить, не травлю ли я тебе фуфло.

— Именно так.

— К сожалению, ни вы мне, ни я вам сейчас полностью доверять не можем. Тем более, что я не хочу ни у кого быть на кукане.

— Несмотря на возраст, ты рассуждаешь здраво, и мне против твоих доводов возразить нечего. Так и быть, я беру тебя на работу. Теперь можно и познакомиться. Меня звать Григорием Даниловичем.

— А еще проще — его можно величать Капитаном, — вступил в разговор Лист.

— Можно и так, — согласился с ним Капитан. — С завтрашнего дня с шести часов вечера приступаешь к работе в ресторане, — уже обращаясь к Климу, потребовал он.

— Я еще не прописался и не получил паспорт, — напомнил ему Клим,

— Такая формальность твоей работе не помеха, — успокоил его Капитан. — Завтра вечером Лист за тобой заедет на своей машине и доставит к месту работы, будь дома.

— Но учти, моя услуга будет разовая, в последующие дни на работу будешь добираться своим ходом, — уточнил Лист.

Допив спиртное, гости ушли. Так, быстро и без особых хлопот, Клим не только нашел себе работу, но и внедрился в банду Капитана.

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

В ресторане Капитан играл в бильярд со своим помощником по преступному бизнесу Яфаром Исламгалиевичем Шейхисламоным, имевшим кличку Яфар. Игра была не под "интерес", то есть не принципиальной, а поэтому противники меньше играли, а больше говорили, решая свои проблемы.

— Как тебе нравится наш новый вышибала? — задал Капитан Яфару беспокоивший его вопрос. Беспокоивший потому, что Клим еще но был им всесторонне проверен, а поэтому не внушал ему полного доверия.

— Можно сказать, отличный парень, находка для нас. Ты что, в нем сомневаешься? — удивился Яфар.

— Если бы сомневался, то на работу не взял бы. Поэтому я думаю о нем так же хорошо, как и ты. Хочу привлечь его к такой операции, где кроме кулаков потребуется умная голова.

— Конечно, среди "шестерок" его держать нечего, — Яфар сделал неудачный удар по шару, что заставило его поморщиться.

— Клим вроде бы по всем статьям свой парень. Но я тебе поручаю еще раз проверить его но всем возможным и невозможным каналам, чтобы потом не было сомнений, доверять ему или нет.

— У тебя он что, под подозрением?

— Нет. Но, как говорится, береженого Бог бережет.

— А как я буду его проверять?

— У матери Лома, благодаря Климу, завелись бабки. Она обязательно в ближайшее время поедет на свидание к своему чаду. Ты тоже поезжай с ней. Поговори с Ломом, писал ли он матери письмо в отношении Клима, если да, то направлял ли он его к ней. Узнай у Лома, какие у Клима есть на теле характерные приметы. Короче, ты сам знаешь, как делать проверку и без моей подсказки.

— Данилович, ты так рассуждаешь, как будто при проверке Клима мне будет все дозволено.

— Я же даю тебе на нее добро, — забивая шар в лузу, заметил Капитан,

— Я родственником в личном деле Лома не записан, а поэтому на свиданку с ним меня в "академии" не допустят.

— Само собой разумеется, — согласился Капитан.

— А поэтому проверку Клима я могу осуществить там только через мать Лома.

— Я тоже так полагаю. Этот Клим разрисован, как папуас. На нем наколки все настоящие, поэтому пускай Лом сообщит, если, конечно, помнит и знает, какие наколки были на теле Клима, сколько ему лет и за что он был судим. Конечно, ознакомиться с его арестантским делом было бы лучше, — мечтательно произнес он.

— Я думаю и нашей проверки ему будет вполне достаточно, — успокоил Капитана Яфар.

Глава ПЯТАЯ

Лом был здоровенным амбалом двадцати восьми лет от роду, активным членом банды Капитана. Он пользовался полным доверием своего пахана. Лом быстро поддавался внушению, а поэтому легко шел на совершение преступлений. Но у него в жизни было глубокое уважение к матери и к своему двоюродному брату Вячеславу Филипповичу Ломакину. Эти люди были для него непререкаемым авторитетом, поколебать который, при всем желании, не смог бы никто на земле. Иногда он все же позволял себе бурчать в адрес матери, но со стороны других в отношении ее он критики не принимал и не понимал. Благодаря своим физическим данным, он легко ставил на место тех знакомых, которые пытались позлословить в адрес его табу.

Лом не уклонялся от работы на мебельной фабрике, где был "бугром". Но его цех был загружен работой на двадцать-тридцать процентов, а поэтому дисциплину в бригаде, когда простои порождали лень и азартные игры, трудно было поддерживать на должной высоте.

Из-за отсутствия заказчиков на готовую продукцию ИТК числилась в задолжниках. У нее не было даже средств на обеспечение надлежащим питанием заключен-пых. Получалось так, что правительство практически самоустранилось от обеспечения работой заключенных и надлежащего их содержания в колониях, где условия быта и так уже стали катастрофическими, опасными для жизни. Тому являлось наглядным подтверждением то, что процент заболевания туберкулезом среди зеков в пятьдесят раз превышал уровень заболеваемости им остального населения страны.

Приезд матери на свидание для Лома был долгожданным праздником, благодаря которому он получал возможность не только встретиться с. любимым человеком, но и взять у нее передачу. Кроме этого Валентина Ильинична на его счет в ИТК положила двадцать тысяч рублей. А это, в свою очередь, давало Лому возможность экономно тратить их в лагерном ларьке.

Оказавшись с матерью в комнате для свиданий, Лом подробно ответил на все ее вопросы, поделился своими новостями.

Глядя на пышущего здоровьем сына, Валентина Ильинична осталась довольна его внешним видом, тем более что он не допускал даже мысли посвящать мать в условия своего быта. Зачем без толку травмировать ее душу. Ведь она все равно ничего не сможет изменить, а только расстроится.

Она рассказала сыну, что у нее на квартире сейчас живет его дружок Женя Климов, который дал ей сто тысяч рублей, похвалила его за внимательное и обходительное обращение с ней, не упустив заметить, что только благодаря его дружку она смогла приготовить и привезти ему такую большую и ценную передачу.

Слушая мать, Лом довольно подумал:

"Как хорошо, что я предложил Климу остановиться жить у матери. У него, засранца, при освобождении из колонии не было за душой и ломаного гроша, не иначе, занялся старым промыслом. А может быть, ему повезло с работой и он решил меня как-то отблагодарить за оказанную услугу".

Не выражая слишком своей симпатии к Климу, Лом поинтересовался у матери:

— Он долго думает жить на твоих харчах?

— К сожалению, скоро собирается меня покинуть, а с ним мне так стало легко жить, да и не скучно, — не удержавшись, призналась она.

— Он парень смазливый, на него бабы, как на мед, слетаются. Конечно, скоро к какой-нибудь из них слетит от тебя под ее крышу, — с нескрываемой завистью заметил он.

— Ты знаешь, меня сюда на своей машине привез твой дружок Яфар.

— Передашь ему от меня привет и благодарность, что оказал тебе такую услугу.

— Передам.

— Интересно, чего это он вдруг такой внимательный стал ко мне?

— Почему-то Яфара сильно заинтересовал твой дружок Климов. Пока мы ехали сюда, он мне о нем все уши прожужжал.

— Откуда Яфар его знает?

— Не знаю! — беспечно ответила она.

— Ты мне не сказала, где сейчас работает Клим и работает ли он вообще.

— Работает в ресторане "Наш дом" в качестве дружинника.

“Ясно! Хозяин взял его к себе в услужение и теперь через мать и Яфара проверяет", — догадался Лом.

— Что Яфару нужно от меня?

Удивившись его проницательности, Валентина Ильинична сообщила:

— Он хочет знать, сколько лет Евгению, какие у него на теле имеются наколки, хочет получить его фотографию, если, конечно, она у тебя есть.

Исчерпывающе ответив на первые вопросы и дойдя до последнего, Лом, усмехнувшись, сказал:

— Фотки Клима у меня нет. Скажи Яфару, что я сижу не в санатории, а поэтому у нас на каждом углу по десятку фотографов нет. Фотка Клима есть на его справке об освобождении из колонии. Если надо, пускай берет ее у Клима и любуется, сколько ему вздумается…

Беседа Лома с матерью проходила в заранее приготовленной комнате, оборудованной подслушивающим устройством. А поэтому весь их разговор был записан на магнитофон. Данный разговор для мнимого Клима никаких неприятных и непредвиденных последствий не имел.

По привычке побурчав на сына, что он у нее такой непутевый, простившись с ним, Валентина Ильинична покинула колонию. Возвращаясь с Яфаром домой в его машине, она подробно пересказала ему содержание беседы с сыном.

Так Примаков удачно прошел еще одну проверку на надежность. Если бы результат такой проверки оказался для него разоблачительным, то возвращение Валентины Ильиничны домой затянулось бы настолько, сколько потребовалось бы Примакову времени, чтобы выйти из начавшейся операции.

О том, что Капитан делает ему глубокую проверку, Примаков не только не знал, но и не догадывался. Перемещение Валентины Ильиничны находилось под наблюдением и контролем оперативных работников управления. Как бы там ни было, но о желании Валентины Ильиничны и намерении Яфара они смогли полностью узнать лишь после состоявшейся беседы Лома с матерью.

В этот же день Клим вместе с Листом был отправлен Капитаном в краевой центр, для чего и каких целей, он не знал. Климу все время приходилось находиться в машине, тогда как Лист посетил пять организаций и частных лиц. Домой из поездки они вернулись в десятом часу вечера. Уставший за день Клим лег дома отдыхать, не пошел дежурить в ресторан. Его голова была целый день занята решением задачи: зачем он ездил с Листом в Краснодар, если за все время нахождения его там у Листа надобность в нем так и не возникла? Только когда Валентина Ильинична вернулась из ИТК со свидания с сыном, узнав от нее об этом, он наконец-то нашел ответ к трудной задаче.

"Капитан продолжает меня проверять", — обеспокоенно подумал он.

В своем мнении он еще больше укрепился, когда в спальне на хозяйственной сумке, на ее замке, не обнаружил своего тайного знака — тонкой синтетической серебристой нитки. Открыв сумку, он увидел, что порядок расположения в ней предметов несколько нарушен. Значит, кто-то знакомился с ее содержимым в его отсутствие, Из сумки ничего не пропало. Семьсот пятьдесят тысяч рублей, которые им в компании бывших зеков были "украдены" из торговых точек, лежали на месте. Письмо от “матери" лежало в книге не между сотой и сто первой страницами, а между сто семьдесят восьмой и сто семьдесят девятой. Достав письмо из конверта, который был с адресом и со штемпелем, он перечитал его: "Здравствуй, блудный сын Женя. Получила от тебя письмо и сильно расстроилась. Да, я старая, одинокая и больная, но я твоя мать, ты меня не уважаешь и не нашел нужным приехать жить ко мне, а остановился у чужих людей. Думала, что на старости лет у меня будет опора в жизни, но ты меня разочаровал. Что поделаешь, если ты такой уродился непутевый, Прошу тебя, сынок, больше не воруй, а живи за счет своего труда. Мне можешь не помогать, я как-нибудь проживу на пенсию. Ты мне хоть сообщи, если заболею или умру, приедешь ко мне на похороны, посылать соседям тебе телеграмму или хоронить им меня без тебя?.."

"Вот, даже письмо к месту пригодилось", — подумал он.

Прасковья Сергеевна действительно проживала по указанному на конверте адресу, и если бы Капитан вздумал делать Климу через нее проверку, то она содержание письма, написанного ею собственноручно, обязательно подтвердила бы, так как действительному Климову не была матерью, а являлась оперативным работником.

В таком любопытстве Валентину Ильиничну он не мог подозревать, так как, пожив у нее на квартире, убедился в ее честности и порядочности.

Когда он был на работе, она могла в любое свободное для себя время, в его отсутствие ознакомиться с содержимым сумки, но она ранее итого не делала, его тайный знак не нарушался. Поэтому сегодня, уставшая с дороги, вместо того, чтобы отдыхать, она не стала бы проявлять любопытство к содержимому его сумки.

Валентина Ильинична передала Климу привет от сына. Они поужинали. Так как хозяйка квартиры устала за день, то не пожелала смотреть телевизор, как делала ранее, если у нее было свободное время, а легла отдыхать. Ее примеру последовал и Примаков-Клим.

Глава ШЕСТАЯ

Со своей работой в "Нашем доме" Клим справлялся успешно, Ему приходилось драться с хулиганами, выгонять их из ресторана, поддерживать в нем тот порядок, который требовал от него Капитан, В такой нелегкой работе ему помогал еще один вышибала Меркулов Николай Викторович, но кличке Тронутый. Вдвоем с Тронутым Клим составлял такую внушительную силу, поддержанную авторитетом Капитана, которую очень скоро все завсегдатаи ресторана стали понимать и уважать.

Постоянное присутствие в питейном заведении сделало Клима в короткое время известной личностью среди подручных Капитана. Неизвестно, через кого и как, но они узнали, что у Клима водятся бабки, с которыми он легко расстается. Поэтому его новые знакомые не только знакомились с ним, но при удобном случае старались подзанять у него на день-два кусков десять-двадцать, часто забывая их вернуть, тем более, если кредитор сам забывал напоминать о долге.

Если бывшие зеки присматривались к Климу, то и он тоже осторожно выбирал из них себе предстоящую жертву, чтобы опутать ее и заставить работать на себя. Это было частью его задания.

В процессе такого выбора он остановился на Листе. Лист был своим среди авторитетов, много знал и не дурак был выпить за чужой счет. Итак, жертва была выбрана. Теперь предстояло заставить ее сыграть в спектакле уготованную ей роль.

Как и в другие дни, в пятницу Клим дежурил с напарником в ресторане до полуночи. К этому времени буйные посетители заведения были укрощены или удалены из него. Довольный порядком в ресторане, Капитан разрешил Климу раньше времени уйти с работы.

Клим в тот вечер, который уже раз за педелю, проявил к Листу такое внимание, от которого тот был пьяно бодр, весел и беспечен. Именно в таком состоянии Климу и был нужен Лист: в предстоящей операции ему отводилась ведущая роль…

Когда Лист узнал, что Клим закончил работу и собирается домой, то в знак благодарности за оказанное "другом" внимание предложил отвезти его на своей машине.

— Я бы с удовольствием воспользовался твоей услугой, но ты на взводе и можешь нечаянно меня угробить, — играя на самолюбии Листа, пошутил Клим,

— Да я не помню, когда трезвым садился за руль! И ничего плохого со мной не случалось. Поэтому кончай дурака валять. Если со мной не поедешь, то я на тебя обижусь и вычеркну из списка друзей, — поставил условие Лист,

Скорость, с какой Лист летел на своей "семерке" по улицам города, действительно была опасной, а поэтому Клим строго заметил ему:

— Ты чего несешься, как угорелый? За смертью что ли? Давай немедленно сбавляй скорость.

Лист молча подчинился его требованию. Он не только сбавил скорость, но даже стал останавливаться перед светофором,

Когда Лист, дождавшись зеленого света, стал проезжать перекресток, то неожиданно для себя сбил девушку-пешехода, которая, разбив в машине лобовое стекло, перелетела через крышу автомобиля и упала позади него на асфальт дороги.

Дорожное происшествие напугало Листа, и он попытался на большой скорости уехать с места происшествия, но Клим, выключив зажигание и вытащив из замка ключ, заставил его остановить машину.

— Ты чего делаешь? — сердито зашипел на него Лист.

— А ты куда, дурила, собрался убегать? Видишь, подруга сбитой записывает в блокнот номер твоей машины. Давай лучше окажем помощь пострадавшей, может быть, и пронесет.

— Было бы кому ее оказывать. Я, кажется, эту девку убил, — со страхом в голосе промямлил тот.

Пострадавшей оказалась знакомая Листу девушка, за которой он одно время пытался ухаживать, но был категорически отвергнут.

Подбежав к пострадавшей, которая была без сознания, Клим, подняв ее на руки, отнес и посадил в машину, чтобы немедленно отправить в больницу. В это время Лист, стоя у своего автомобиля, растерянно наблюдал за всем.

— Скотина, нализался, как свинья, чуть такую девушку не убил, — сердито пророкотал в лицо Листу неизвестно откуда взявшийся здоровенный детина лег сорока, с которым конфликтовать было опасно, так как тот мог одним ударом сделать его инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Обращаясь затем к подруге пострадавшей, детина предложил: — Девушка, запиши меня в свой блокнот в качестве свидетеля.

— Вы с нами поедете в больницу? — поинтересовался у девушки Клим после того, как усадил потерпевшую в машину.

— Не вздумай ехать с ними, еще куда-нибудь завезут, потом твоя родная мама и костей от тебя не найдет, — посоветовал ей все тот же здоровяк. — Со мной ты можешь никого не бояться. Я тебя провожу до дома.

В больнице Лист с Климом узнали у хирурга, что у пострадавший сотрясение головного мозга, перелом нескольких ребер, которые не поранили внутренние органы. Врач высказал предположение, что через месяц девушка должна понравиться.

Клим, пользуясь информацией, полученной от подруги пострадавшей, сообщил хирургу, что последнюю зовут Распутина Кристина Викторовна.

Приехавшие в больницу работники ГАИ взяли у Листа с Климом объяснения, освидетельствовали Листа, установили, что он находится в алкогольном опьянении.

Из больницы домой они уехали тогда, когда убедились, что Распутина вне опасности, и что они ей больше ничем не могут помочь.

Рано утром Лист был уже у Клима, которого уговорил управлять своей машиной, так как ночью водительское удостоверение у него забрали работники ГАИ, и ехать с ним в больницу.

В маленькой палате Распутина лежала одна. Она была уже в сознании, Поставив на ее тумбочку пакет с коробкой конфет, яблоками и бутылкой апельсинового сока, Лист извинился перед ней за свою неосторожность.

— Я с тобой, пьяницей, ни о чем не хочу говорить. Ты меня сбил машиной специально, чтобы отомстить за то, что я не захотела с тобой крутить любовь, — убежденно высказала она Листу свою версию, касающуюся происшествия. — А поэтому, когда придет ко мне следователь, я ему обязательно сообщу свою точку зрения на случившееся со мной несчастье.

— Побойся Бога! Ты бредишь какой-то навязчивой идеей, тогда как это был всего лишь несчастный случай.

— Пускай будет гак, но я хочу, чтобы ты посидел в тюрьме и подумал: можно ли пить спиртное, когда находишься за рулем автомобиля?

Услышав такое заявление, Лист в растерянности стал озираться по сторонам, не зная, что делать, что предпринять. С мольбой в глазах он посмотрел на свою последнюю надежду — Клима.

Тот посчитал, что настало время вступить в беседу:

— Кристина Викторовна, вы извините меня, что я вступаю в ваш разговор, но я не могу молчать, так как ваше рассуждение мне не только неприятно, но и непонятно.

— А вы кто такой, что вступаете в наш разговор?

— Я тоже заинтересованное лицо.

— В каком плане?

— Я вам оказал первую помощь, нес на руках, доставил в больницу.

— Так это вы мой спаситель? — сразу подобрев и даже найдя силы для слабой улыбки, произнесла пострадавшая.

— Как вас зовут? — потеряв интерес к Листу, спросила у Клима девушка.

— Евгением.

— А по отчеству?

— Борисовичем.

— Так что вы хотите мне сказать, Евгений Борисович?

— Видите ли, Кристина Викторовна, я могу засвидетельствовать, что Николай Иванович без какого-либо умысла сбил вас. Это неприятное происшествие, но без всякого злого умысла. Я вас прошу поверить мне. Оттого, что вы посадите моего друга в тюрьму, вы здоровья себе не прибавите, а его жизнь можете поломать. Зачем вам брать, такой грех на свою душу? Если вы его простите, то в нашем лице приобретете двух преданных вам друзей. Свое мнение я высказал. Теперь все будет зависеть только от вас. Как вы посчитаете для себя и своей совести нужным, так и поступайте.

— Когда разламывается голова, а в груди, кажется, находятся чужие ребра, то трудно рассуждать объективно. Но я подумаю над вашими словами.

— Мы бы вас больше поняли и оцепили, если бы вы даже в таком болезненном состоянии постарались поступить объективно. Я бы сказал, тем выше вы поднялись бы в моих глазах.

— Это для меня сейчас несущественно.

— Я бы так в отношении себя не сказал.

— Вот даже как! — смутившись, произнесла девушка, укрывая грудь простынею до самого подбородка…

Перед тем, как посетители палаты должны были ее покинуть, Распутина попросила Клима оставить ее вдвоем с Листом. Оставшись с ним наедине, она сказала:

— Твое счастье, что у тебя есть такой друг. Придется мне тебя пожалеть и всю вину в дорожном происшествии взять на себя.

Увидев Листа, выходящим из палаты улыбающимся и окрыленным, Клим поинтересовался:

— Что оно тебе такое веселое сказала?

— Прощает меня благодаря твоему заступничеству. Разделив вместе с Листом его радость, Клим напомнил ему:

— А ты вчера хотел смыться с места происшествия!

— Пьяный был, а значит, дурной.

Глава СЕДЬМАЯ

В связи с тем, что хирургические палаты больницы были переполнены больными, пострадавшими в результате дорожно-транспортных происшествий, а также потому, что кризис у Распутиной миновал, лечащий врач выписал ее из больницы на амбулаторное лечение.

Дома Кристину часто навещали Клим с Листом. Постепенно Лист стал приходить все реже и реже, а потом и совсем прекратил, видя, что он — третий лишний.

Откуда ему, бедолаге, было знать, что Распутина вовсе не Распутина. Распутиной она стала на время операции. Настоящую ее фамилию не знал пока даже сам Клим. Он только знал со слов Томилко, что девушка работает в милиции, имеет звание лейтенанта и на время операции будет его связником. Так Клим под маркой влюбленного получил возможность встречаться с оперативным работником на конспиративной квартире, оборудованной телефонной связью.

Все и вся ставящий под сомнение и всех подозревавший Капитан очень скоро заподозрил в отношениях Клима и Распутиной что-то опасное для себя. Вызвав к себе Листа, он попросил рассказать ему, как и при каких обстоятельствах Клим познакомился с Распутиной. Тот подробно все ему изложил. Выслушав Листа, Капитан с сомнением заметил:

— Не может быть, чтобы человек, ударившись о машину, перелетев через нее, смог остаться в живых.

— Я и Клим своими глазами это видели.

— Вообще-то бабы живучи, как кошки, возможно, ты прав и все было так, как ты сказал… Ну а теперь слушай мое заключение. Если я еще хоть раз увижу тебя пьяным за рулем, то ты от меня, как от ментов, штрафом не отделаешься. Ты своей машины лишишься так же легко, как получил ее от меня.

— Капитан! К чему такие строгости?

— Вы, шалопаи, валитесь и попадаете к "хозяину" за разные дешевые выкрутасы — то хулиганите, то аварии совершаете, — но своими дурными головами не понимаете, что вместе с собой вы и меня под удар подставляете. Больше такого бардака я в своей вотчине не потерплю. Поучился бы у Клима жить. Он один из вас может самостоятельно бабки заколачивать и в трудную минуту не теряй головы.

— Ты его слишком перехвалил. А знаешь, что он по городу разъезжает на ворованном мотоцикле? Даже номер с него, дурбала, не снял.

— Не может быть! — не скрывая удивления, воскликнул Капитан.

— Если моим словам не веришь, то можешь проверить, — довольный произведенным эффектом, произнес Лист.

— Ну вот, среди нас появился еще один дурак, которого менты могут ни за понюх табака замести в "академию". С вами, шалопаями, не соскучишься! Сейчас же найди Клима и передай ему, чтобы немедленно явился ко мне.

— Только не говори, что я на него капнул

— Совсем меня дураком считаешь, — недовольный поучением Листа, пробурчал ему вслед Капитан.

В беседе с Климом Капитан убедился, что информация Листа в отношении украденного мотоцикла оказалась верной.

— Ну зачем тебе надо было воровать мотоцикл? — как ребенку объяснял Капитан Климу глупость совершенного им поступка.

— Сейчас век техники, а поэтому на одиннадцатом номере далеко не уедешь и не везде, куда хотел бы попасть, успеешь. С помощью мотоцикла я восполнил такой пробел.

— От кого-кого, но от тебя я такой глупости, дорогой, никак не ожидал, — недовольно произнес Капитан.

— А чем я лучше других?

— Теперь вынужден с гобой согласиться, что мне ума у тебя занимать не придется, — как бы сожалея, что такой возможности не будет, заявил Капитан. — Ты где хранишь свои колеса?

— Взял на год в аренду гараж.

— Надо же, оказывается, ты еще и предусмотрительный, — с нескрываемым ехидством произнес Капитан. — Немедленно отгони мотоцикл туда, где раньше его взял!

— И опять мне придется газовать на своем одиннадцатом номере, — как бы подчиняясь приказу и смиряясь с неизбежностью ходить пешком, вздохнул Клим.

— Я тебя возьму шофером на свою колымагу, — успокоил его Капитан.

— А буду я иметь возможность мотаться на ней по своим делам?

— Куда именно?

— Я же вроде бы пока не старик… Есть куда.

— Когда освободишься от работы, будешь докладывать мне, куда поедешь, зачем и на какое время.

— То есть, я стану твоим цепным псом, — недовольно бросил Клим.

— Дело не в этом. Я не хочу вместо тебя топать пешком по городу, когда мне срочно понадобится куда-то смотаться.

— Если мне не отведена роль собаки, то я согласен поработать шофером на твоей тачке.

— Ну вот и договорились. — Перед тем, как отпустить Клима, Капитан напомнил ему: — Так ты не забудь сегодня вечером отогнать мотоцикл хозяину.

Через знакомого офицера милиции Капитан установил, что в журнале регистрации преступлений мотоцикл Клима значится похищенным у жителя города Потапенко Виктора Константиновича, проживающего но улице Пролетарской в доме номер один.

Несмотря на то, что мотоцикл значился по журналу украденным, фактически у Клима на него имелись технический паспорт и водительское удостоверение на его имя. То есть, мотоцикл в розыске как ворованный не значился и в банк данных компьютера, регистрирующего похищенный транспорт, не был включен.

"Глупая" кража мотоцикла была специально запланирована Томилко, чтобы Клим выглядел в глазах Капитана и других новых знакомых не слишком умным. Таких людей не всегда и не все любят, а Капитан, безусловно, их боялся, остерегался и проверял.

Глава ВОСЬМАЯ

Только теперь настало время более подробно остановиться на личности связника Клима — Кристине, Если попытаться проявить себя в знании физиономики, то ее голову и лицо можно было отнести к типу "Венера". Ее пушистые темно-русые волосы были заплетены В короткую, но толстую косу, небольшой лоб гладкой стеной возвышался над густыми, дугообразными бровями, украшающими голубые глаза, иногда закрываемые завесой длинных ресниц. Прямой, небольшой по размеру нос и небольшие чувственные, пухлые, упругие губки пьянили ее собеседника без вина. Она была по-девичьи худощава, стройна. В свои двадцать два года она, как женщина, еще не вполне созрела, что подтверждали маленькие груди и совсем недавно начавшие развиваться бедра, но развитые мышцы ее длинных ног говорили, что данное упущение природы в ближайшее время будет восполнено. Походка ее была грациозно непринужденной и легкой.

Что говорить, в большинстве своем в молодости все люди красивы и неотразимы, тогда как старость, лишая нас этих качеств, в свою очередь делает всех некрасивыми, слабыми, неповоротливыми. Пускай простит читатель меня за такое отступление.

В результате происшествия на перекрестке у Кристины не было фактически тех телесных повреждений, о которых "врач" в больнице сообщил Листу и Климу, но, несмотря на длительные тренировки, каскадерский трюк обошелся ей довольно-таки сильными ушибами. За время нахождения в стационаре она смогла полностью восстановить свое здоровье.

Если первые встречи Клима и Кристины на конспиративной квартире носили чисто деловой характер, то постепенно, со временем они стали приобретать иной оттенок. Испытывая друг к другу чувство более сильное, чем симпатия, они, не веря в это и сомневаясь, а возможно, боясь вспугнуть его и потерять, робко и несмело преодолевали барьер, разделяющий их.

Неизвестно, как долго они занимались бы самоанализом и откладыванием на потом такого нужного обоим объяснения, если бы не счастливый для Клима случай.

Теперь Клим жил не у Валентины Ильиничны, а снимал отдельную комнату в многоквартирном доме у пожилой одинокой женщины, питаясь то в ресторане, то в столовой. Однажды, пообедав в столовой, Клим неожиданно для Кристины нанес ей визит. Он застал девушку в сильно подавленном состоянии, да к тому же еще и заплаканной. После долгого требования рассказать ему о причине такого ее состояния, он все же добился ответа на свой вопрос. Оказывается, ее волнение было связано непосредственно с его личностью. Кристина переживала за его безопасность и боялась его потерять. Облегченно вздохнув, довольный, что ничего плохого не случилось, ом обнял ее за плечи и, присев на диван, стал успокаивать:

— Мы с тобой в этой каше варимся не одни, нас страхуют и в трудную минуту всегда поддержат товарищи, а поэтому с нами ничего плохого не может случиться.

— Я это знаю, но боюсь, что когда ты окажешься в опасности и тебе потребуется помощь, она может прийти слишком поздно, — прижавшись к его груди, высказала она свое опасение.

Фактически так оно и было в действительности, и они оба понимали это, но Климу ничего иного не оставалось, как в меру своих сил попытаться переубедить Кристину и изменить первоначальное мнение, но его попытка так ему и не удалась. Поняв, что каждый из них остался при своем мнении, Клим, обняв девушку, неумело поцеловал ее в губы. Поднявшись с дивана, он сообщил:

— Сегодня Капитан предложил мне стать его личным шофером.

— Хочешь сказать, что мне надо поздравить тебя с повышением? — заметила Кристина.

— Выходит, так! — согласился он с ней.

— И когда ты будешь приступать к своим новым обязанностям?

— С завтрашнего утра,

— Если Капитан берет тебя личным шофером, значит, он стал тебе полностью доверять, — не очень-то обрадованно констатировала девушка, не поднимаясь с дивана и не меняя позы.

— Он знает, что я пользуюсь ворованным мотоциклом, — сообщил он ей.

— Кто ему донес на тебя, ты знаешь?

— Я тайны не делал, совершая кражу мотоцикла, а поэтому на меня мог донести любой, даже мой дружок Лист.

— Как Капитан отреагировал на эту новость?

— Потребовал, чтобы я сегодня вечером отогнал мотоцикл домой хозяину.

— А не лучше ли его куда-нибудь отогнать и бросить?

— Не думал, что ты так безрассудно можешь распорядиться государственной собственностью. Капитан оказался более экономным, чем ты, — пошутил Клим, вновь присаживаясь рядом с ней на диван.

— Новость хорошая, не сообщить ли мне о ней Виктору Николаевичу? — поинтересовалась Кристина.

— Я же тебе для того и сообщил о ней, чтобы ты передала ему, — улыбнулся Клим.

— А для чего ему эта информация?

— Я хочу предложить ему поставить подслушивающее устройство у Капитана в машине, кабинете и других, часто посещаемых им местах, где мне придется с ним бывать, чтобы потом пользоваться полученной информацией.

— Думаю, что ему твоя идея понравится… А почему я должна звонить Томилко и сообщать твои новости? Сейчас ты сам можешь их ему передать.

— Действительно! — Клим направился к телефону.

Передав Томилко свои новости и сообщив предложение, получив от того "добро" на все предстоящие начинания, Клим положил трубку на аппарат лишь тогда, когда услышал в ней частые гудки.

— Завтра в научно-технической лаборатории управления получишь пару "жучков". Когда я их установлю где надо, то подслушивать разговоры Капитана с клиентами будет специальная мобильная группа, которая станет подчиняться только начальнику управления и ОУР. Тогда нам работать станет легче.

— Возможно! — согласилась с ним Кристина, которая в оперативной работе была не очень сведуща. — Как, Евгений, ты смотришь на то, чтобы мы мотоцикл Потапенко отогнали вдвоем?

— Это что, приказ? — улыбнувшись, спросил он.

— Просто предложение, — смутившись, произнесла Кристина.

— Возражений нет! Отогнав мотоцикл, мы погуляем по городу, поговорим.

— А наше начальство не будет ругаться? — пошла на попятную Кристина, понимая, что так они поступать не должны.

— А мы ему о своих похождениях не скажем, — предвкушая приятное времяпрепровождение, ответил Клим.

— Если так, то считай, что ты меня уговорил, — доверчиво согласилась она, смирившись с неизбежностью нарушения дисциплины.

Глава ДЕВЯТАЯ

В десять часов вечера Клим вместе, с Кристиной поехал на теперь уже ненужном мотоцикле "Иж" к дому Потапенко, где тот должен был его принять. Здоровые, счастливые, довольные жизнью влюбленные были удивлены, когда на неосвещенной электрическими фонарями, безлюдной улице их остановили двое работников милиции, оба в звании сержантов. Они свое дежурство осуществляли на частной "пятерке". Один сержант был высокого роста, другой почти на голову ниже своего напарника, Ни Кристине, ни тем более Климу они не были знакомы. Сержант ростом пониже, не представившись Климу, потребовал от него:

— Предъяви документы!

Другой сержант недовольно сделал замечание:

— Почему, водитель, ваш пассажир без мотошлема?

— Виноват! — смиренно ответил Клим.

— Чего дал мне одни права? А где документы на мотоцикл? — задал Климу вопрос первый сержант.

Клим, мгновение подумав, подал ему технический паспорт на мотоцикл, оформленный в ГАИ на его имя. Сержант, подойдя к государственному номерному знаку мотоцикла и сверив его с данными в техническом паспорте, неожиданно для Клима заявил:

— Ого, дружище, оказывается твой мотоцикл ворованный и находится в розыске.

Такое мог заявить только лжемилиционер, не посвященный в тонкость порученного Климу задания. Это сразу стало понятно и Климу, и Кристине.

Стало попятно и то, почему “работники милиции" дежурили в таком темном месте и не на служебном автомобиле. Они охотились именно на них и если с фиктивными документами доставят свои жертвы к Капитану, то тому сразу станет понятно, кто есть кто.

Если "работники милиции" со слов пахана знали, что им поручено пасти своего парня, а поэтому к "преступнику" отнеслись без должной ответственности и осторожности, то такого отношения со своей стороны Клим допустить не мог.

Едва услышав разоблачающие его слова, он мгновенно выхватил из облегченной кобуры, находящейся под мышкой, газовый пистолет и выстрелил в растерявшихся и напуганных горе-"милиционеров". Надев им на руки их же наручники, Клим вместе с Кристиной усадил пленников на заднее сиденье "пятерки”.

— Ты машиной управлять умеешь? — поинтересовался Клим у Кристины.

— И мотоциклом тоже, — найдя в себе силы, шуткой ответила она,

— Я сейчас отгоню мотоцикл по назначению. Ты на машине следуй за мной. После того, как избавимся от мотоцикла, позвоним шефу и сообщим ему о происшедшем инциденте, — сообщил он Кристине свои ближайшие планы.

— Конечно, пускай Томилко сам решает, что делать с этими "милиционерами".

Вениамин Константинович Потапенко, сидя на лавочке около своего дома, ждал “похитителей" мотоцикла, чтобы принять от них свою "пропажу". Огонек его сигареты сразу привлек внимание Клима.

Потапенко ранее служил в милиции, был водителем у Томилко. Уйдя на пенсию, он в меру своих сил и возможностей помогал своему бывшему шефу, выполняя по его просьбе отдельные, не очень сложные поручения.

Так как кража мотоцикла у Потапенко Климом происходила с помощью самого "потерпевшего", то по этой причине Потапенко и Клим к настоящему времени уже были знакомы,

Клим вернул мотоцикл и документы Потапенко и спросил у него:

— Вениамин Константинович, у вас есть телефон?

— Конечно.

— Можно, я позвоню от вас?

— Никаких проблем.

Так как время было позднее, то Клим не стал звонить начальнику управления на работу, а сразу же позвонил ему домой. К его счастью, Томилко оказался дома и сам поднял трубку. Клим подробно доложил ему о чрезвычайном происшествии и возникших в связи с ним осложнениях, Выслушав от него указания, Клим по просьбе Томилко передал трубку Потапенко, уже зная, о чем сейчас начальник попросит своего бывшего водителя.

Переговорив с Томилко, Потапенко сказал:

— Вы можете топать со своей подругой домой, а я твоих гавриков отправлю куда надо.

Отдав Потапенко пистолеты лжемилиционеров, Клим с Кристиной покинули его дом. Когда они пешком добирались к себе домой, он сообщил девушке;

— Томилко мне сказал, что этой же ночью двух наших субчиков отправят в Ставрополь, где им будет проведено следствие, то есть на время нашей операции они бесследно исчезнут с нашего горизонта.

— А этого времени нам хватит для ее завершения?

— Хотелось бы надеяться.

— За что же будут судить этих парней? — проявляя некомпетентность в юриспруденции, поинтересовалось Кристина.

— За незаконное ношение огнестрельного оружия, присвоение звания, пользование подложными документами. Если наши оперативники с ними хороши поработают, то не исключено, что букет статей, по которым они будут привлечены к уголовной ответственности, значительно увеличится

— Так просто пропажу своих двух гавриков с машиной Капитан не оставит, — рассуждая вслух, обеспокоенно заметила Кристина.

— Нас его заботы не касаются. Мы ничего по этому поводу не знаем и наша хата с краю.

— Я буду твоим алиби перед Капитаном.

— В каком плане? — поинтересовался Клим.

— Ну то, что мы ездили с тобой на мотоцикле сегодня вечером, где мы его оставили, и что нас работники милиции не останавливали.

— Ты хочешь увидеть меня в гробу, в белых тапочках и с твоим алиби в придачу?

— Почему?

— Потому что ты не должна знать, как я украл мотоцикл, а потом сдуру вдруг решил вернуть его хозяину. Какой уважающий себя вор будет делиться со своей подругой такой тайной? Зачем ему лишние свидетели его преступления?

— Я об этом как-то и не подумала.

— Поэтому давай сейчас подумаем с тобой и обговорим подробно до минуты, где и как мы сегодня встретились, а уж в какое время мы расстанемся, тут даже и не требуется темнить…

Утром к Климу приехал Лист:

— Капитан требует тебя к себе, — сообщил он.

— Вроде бы еще рано, — потягиваясь, заметил Клим.

— Пропали двое наших ребят с машиной, вот он и бесится. Может, по этому вопросу и вызывает тебя.

— Ну а я тут при чем?

— Не знаю, он сейчас всех, не только тебя, поднял на ноги.

Когда Клим зашел в кабинет Капитана, тот в первую очередь поинтересовался:

— Мотоцикл отогнал хозяину?

— Как вы сказали, так и сделал, — беззаботно ответил Клим.

— Хвалю за послушание, — пытливо глядя в лицо собеседника, хмуро похвалил тот.

По сетке морщин на лбу Капитана Клим видел и понимал, как тот сейчас озабочен,

— У тебя вчера никаких эксцессов с кем-либо не было? — подозрительно уставившись ему в лицо, наконец-то задал Капитан мучавший его вопрос,

— Двоих очень шумных клиентов под задницу выпроводил из ресторана. Неужели скоты посмели пожаловаться на меня?

— От этих скотов жалобы на тебя не поступало, — успокоил его Капитал. — Больше у тебя конфликтов ни с кем не было, когда отгонял мотоцикл хозяину?

— Нет! Какой дурак будет шуметь, отгоняя ворованный мотоцикл домой его владельцу? Темными закоулками отогнал его и тихо ушел…

— Расскажи мне подробно, в какое время это было и когда вернулся домой.

Выслушав его исповедь, Капитан заявил:

— Сейчас на бумаге изложишь мне то, что сказал.

— Думаю, не стоит беспокоить историю такой информацией, — беспечно улыбнувшись, заметил Клим.

— Будешь делать то, что я тебе сказал! — сердито произнес Капитан, не разделяя беспечности Клима.

Прочитав объяснение Клима, пряча его в стол, Капитан сообщил ему:

— Я раздумал брать тебя к себе шофером. Будешь пахать там, где и был.

— А как же насчет колес? — недовольно пробурчал Клим.

— Обойдешься своим "одиннадцатым номером", — задумчиво произнес Капитан, озабоченный совершенно другими проблемами потирая пальцами правой руки подбородок, как бы проверяя, не пора ли побриться.

Изобразив на лице недоумение, пожимая плечами, Клим покинул кабинет Капитана. Всем своим поведением он пытался показать пахану, что вопросы того ему не понятны, а обманом, отказом в месте шофера, он просто недоволен.

“Куда подевались мои парни? Не обнаружено ни их трупов, ни машины. Клим с ними не встречался. Конечно, он шустрый парень и мог их завалить, но он был не в поле зрения моих парней где-то один час. В течение часа он отогнал мотоцикл и вернулся назад. За час убить двоих и замести следы одному ему не под силу. Так что я зря на него Полкана спустил. Но тогда куда они, сволочи, подевались? Где-нибудь решили чекалдыкнуть, а были в форме работников милиции и при оружии. Кто-то клюнул на них ради оружия. Их в море, а машину на запчасти. Мне, дураку, за ними тоже надо было следить. Теперь попробуй установи точно, где их надо искать, — оправдывая свое упущение, подумал он. — Но не могу же я за каждым своим человеком устанавливать слежку! Сволочи, если не умеют чисто работать, то пускай теперь рассчитываются своими головами. Если я их найду и они будут живы, тоже откручу им головы", — сдерживая в себе бешенство, размышлял он.

Капитан еще долго предавался такому размышлению, но оно не принесло ему ни облегчения, ни ответа на мучившие его вопросы.

Глава ДЕСЯТАЯ

Как долго еще Капитан находился бы в таком подавленном состоянии, трудно было предугадать, если бы к нему в кабинет не зашел Яфар.

— Чего невеселый, дорогой? — поинтересовался тот.

Капитан поделился с ним своими невеселыми и неприятными новостями. Выслушав их, Яфар удивленно произнес:

— В самом дело интересно, куда они могли подеваться? Не сквозь землю же провалились!

— Сквозь землю они провалиться не могут, но не исключено, что уже в ней находятся. Тебе надо основательно заняться их поиском.

— Считай, что я уже приступил, — заверил Яфар.

Удовлетворенный его ответом, несколько успокоившись, Капитан поинтересовался у компаньона:

— Ты по делу ко мне пришел или просто визит вежливости?

— По делу!

— Если по делу, то чего тянешь резину?

— Вчера вечером с чурками выясняли отношения, — поведал Капитану Яфар.

— Из-за чего вы с ними сцепились?

— Обнаглели скоты до того, что решили заняться нашим бизнесом и доить торгашей,

— Наших Иванов из своих ханств повыгоняли, доить там некого стало, теперь, вздумали у нас промышлять. Ну и чем кончилась ваша разборка?

— Оставил им бабок только на дорогу в один конец, до дома. Сегодня ни одного шустрика из их компании не останется в городе.

— Правильно определился! Давно ужо пора этих братьев всех мастей отвадить от наших кормушек, — закурив дорогую ароматную сигарету, заключил Капитан. Сделав несколько глубоких затяжек, наслаждаясь воздействием дыма на организм, Капитан неожиданно поинтересовался: — Послушай, Яфар, а наши пропавшие парни не могут оказаться на совести твоих чурок?

Подумав над его вопросом, Яфар сказал:

— Не исключено, но теперь мне у них ответ на твой вопрос не подучить, так как они разбежались в разные стороны, как саранча.

— Без них нам действительно не разобраться в своем вопросе,

— Хватит о пропавших трекать, у нас без них нерешенных проблем полон рот, — предложил Яфар.

— Ты о чем толкуешь?

— На турецком шоколаде мы с гобой сделали неплохой бизнес, заработали не меньше арбуза. Сейчас рынок завален разными "Сникерсами", "Марсами", жвачкой, а поэтому прежнего навара от шоколада ждать не приходится. Поэтому надо искать для продажи другой дефицит.

— Я знаю такой товар. У меня на него в Стамбуле есть оптовый покупатель. Беру на себя его переправку гуда. Тебе остается только его достать,

— Что за товар? — не скрывая заинтересованности, поинтересовался Яфар.

— Миноискатели!

— Не понял юмора, — удивился Яфар.

— Его нечего и понимать. Один миноискатель у нас на подпольном рынке идет за два зеленых куска. За кордоном он тянет уже на пять кусков. Моему оптовому покупателю их требуется целая штука. От одной такой операции мы получим пять зеленых лимонов.

— Результат впечатляет, но если мы займемся претворением его в жизнь и нас менты или таможня залакшают, то помимо контрабанды нам еще пришьют несколько статей, относящихся к государственным преступлениям, не считая того, что мы лишимся значительной части своего капитала. "Сапог" нам подыщет расстрельную статью. Стоит ли нам, в наших условиях, так сильно собой рисковать?

— Если риск большой, то не стоит, а если минимальный, то почему бы и не попробовать?

— Прежде чем начинать и пробовать, давай лучше обсудим, чем мы располагаем и что можем.

— Начинать такую крупную операцию без всестороннего ее обсуждения глупо и грешно, a поэтому я не против не только ее обсудить, но и тщательно подготовить. Ты сможешь закупить заказчику нужное количество товара?

— Надо будет поездить по военным заводам, связаться с местной мафией, только после разведки я смогу ответить тебе на твои вопросы. Поручение не из приятных, так как хочешь или нет, но светиться мне придется все равно.

— Почему?

— Речь идет не о единице, а о целой штуке миноискателей, поэтому втихаря вряд ли нам удастся их закупить…

— Можешь мне больше о своих проблемах не говорить Они мне самому известны, — перебил Яфара Капитан. — Если у тебя получится с покупкой миноискателей, то я их переправлю в Турцию на частном грузовом теплоходе "Добрыня", владелец которого с работниками таможни на "ты". Он для них свой парень.

— Чтобы быть своим среди таможенников, ему, наверное, приходится отстегивать им бабки.

— Если имеешь частный теплоход и не занимаешься контрабандой, то ломаного гроша не будешь стоить, так как сразу же разоришься.

— Ты в чем думаешь в Турцию отправлять свой товар?

— В пятитонном контейнере.

— Ты продумал, как на это посмотрит таможня?

— Считаю, что отнесется нейтрально.

— Будет знать, что мы вывозим запрещенный к вывозу товар и не станет его конфисковывать?! Такого не может быть.

— Почему же не может быть? Если танки вывозятся под маркой обыкновенных тягачей, то почему, скажем, миноискатели не сойдут за слуховые аппараты для глухих?

— Что-то мне не верится в твою затею. Не прорежет она на таможне…

— А мы с ней и кашу не будем варить на нашей таможне. У нас в крае помимо четырех таможен имеется более десятка таможенных постов. Неужели мы при таком их обилии не найдем хотя бы одного "толкового" таможенника, который на наш товар состряпал бы нужные документы и опломбировал бы своей пломбой наш контейнер? Такой контейнер на таможне не вскрывается, если только у ее работников не будет на него наводки или чем-то вызванного подозрения. Я потому и хочу привлечь хозяина "Добрыни", своего парня у таможенников, — еще раз напомнил Яфару Капитан.

— Ты будешь, сам на "Добрыне" сопровождать наш товар?

— Нет, дорогой, мне на Грузовом теплоходе таможенники не позволят плыть в качестве пассажира… Буду вынужден отправиться в Турцию на пассажирском теплоходе вместе с туристами.

— Ты туда прибудешь раньше, чем наш контейнер. Где остановишься?

— У своего клиента. Приемка груза и доставка его к себе домой будут его заботой. Вот посмотри…

Капитан подал Яфару визитную карточку турка. На ней в цветном изображении был портрет владельца. Золотыми буквами были указаны его фамилия, фирма, адрес, телефон, и, более того, на визитной карточке имелась схема, пользуясь которой, любой таксист, не блуждая, мог быстро доставить заинтересованное лицо в интересующую его фирму.

Внимательно изучим визитку, Яфар сказал:

— Я вижу, ты к выполнению своей части задания уже основательно подготовился… Мне осталось выполнить одну "мелочишку" — достать миноискатели. Мы на этой операции можем как нажиться, так и пригореть. Поэтому как ты решишь, так и будет. Но, честно говоря, к работе над этой операцией у меня особого вдохновения пег.

— Легче всего отказаться от моего предложения. Но ты сам недавно мне напомнил, что шоколад теперь не тот продукт, на котором можно прилично подзаработать… и сам без тебя нижу, что все торговые точки им завалены. Ты думаешь, у меня с: хозяином "Добрыни" все договорено, я с ним обо всем столковался и он у меня в кармане? Как бы не так! Он со мной о контрабанде и разговаривать не желает.

— А как же тогда ты думаешь на его теплоходе вывезти за кордон чертовы миноискатели?

— У меня есть козырь, который имеет на Ломакина Вячеслава Филипповича такое влияние, что легко бьет все его возражения против меня.

— Что это за козырь вдруг появился у тебя?

— Наш Лом, — улыбнувшись, сообщил Капитан.

— Так он парится сейчас у "хозяина"!

— Мог бы и не напоминать мне такую истину. Придется позолотить ручку начальнику "академии” и его освободить. В знак благодарности за услугу его брату Вячеслав Филиппович пойдет навстречу нашей просьбе.

— Будут траты.

— Хочешь не хочешь, а на них надо идти.

— А вдруг наш козырь не сработает, а мы уже потратимся?

— И такое возможно, но маловероятно. Как я разнюхал, Вячеслав Филиппович очень любит своего двоюродного брата и ради него готов на все. Когда мы сделаем лафу его брату, то надо быть скотом, чтобы не пойти навстречу нашему желанию.

— Эго слишком долгая и многоходовая комбинация, — разочарованно и недовольно произнес Яфар.

— А ты думал, как крупные дела проворачиваются? Их надо медленно, не спеша и с оглядкой готовить, чтобы все было наверняка. Тогда и брака в работе не будет. Я согласен с тобой, что операция сложная и опасная, даже готов от нее отказаться, если ты мне что-то более путевое предложишь.

— Ты думаешь, я к тебе пришел без идеи? — довольно улыбнувшись, поинтересовался Яфар.

— Сейчас узнаем, на что ты горазд, — ответил ему Капитан.

— В настоящее время развелось очень много разных банков, — от государственных, коммерческих до частных. Не каждый из них находится на высоте по обеспечению надлежащей охраны денежных знаков при их хранении, а уж при перевозке банком допускается столько грубых упущений, что дальше видеть такое "безобразие" мне не позволяет самолюбие… Приглядел один такой банк с приличным оборотом. Вот сейчас пришел к тебе со своим предложением. Почему бы нам не попытаться его очистить, если не полностью, то хотя бы на приличную сумму?

— Какой банк тебя так заинтересовал?

— КТС! Кредитно-товарный сервис, — расшифровал Яфар.

— Банк солидный, но сможем ли мы с ним справиться?

— Если постараться, то почему бы и нет?

— Выкладывай все, — потребовал Капитан.

— В этом банке работает наш человек. Он представит мне схему банка и в нужный день сообщит, когда лучше всего совершить на него нападение, чтобы взятка была приличной. Как смотрится мое предложение?

— После тоги, как разработаешь план и мы с тобой в деталях его обсудим, я сообщу тебе свое окончательное решение. Пока хорошенько подумай над ним. Работу по добыче миноискателей тоже не забрасывай. Занимайся решением двух задач одновременно, не но вред одного другому.

Обсудив и решив другие, менее значительные вопросы, они расстались. После такого серьезного разговора у Капитана уже не было ни времени, ни желания думать о пропаже двух бандитов, тем более что Яфар пообещал ему разобраться с этой головоломкой.

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Так и не получив продвижения вверх по служебной лестнице, Клим остался вышибалой в ресторане. В свободное от "работы" время он со своим помощником Тронутым в самой отдаленной, не пользующейся популярностью у посетителей части ресторана, сидя за столиком, не спеша пил пиво, бездумно разглядывая двухметровую пальму, растущую в деревянном бочонке,

Несмотря на то, что пальма укрывала их от глаз большинства посетителей ресторана, Клим через ее листву хорошо видел все, что происходило в ресторане.

Из своего укрытия он увидел четырех мужчин, зашедших в ресторан, которые, оглядевшись и не спеша пройдя к свободному столику, сели за него. По тому, как они непринужденно вели себя и разговаривали, можно было понять, что они не новички в данном увеселительном заведении. После того, как официант принял от них заказ, один из четверки, поднявшись из-за стола, сходил в бар и купил там сигареты. Возвратившись к столу, он вновь сел на свое место.

Личность крепыша, ходившего за сигаретами, Климу показалась знакомой. Что-то неприятное было связано с ним… Еще не допив бутылку пива, он вспомнил, что этот крепыш со своими друзьями несколько недель тому назад пытался его ограбить. Поставив пустую бутылку на стол, Клим, обращаясь к Тронутому, спросил:

— Николай, ты случайно не знаешь вон тех мужиков, что сидят рядом с кондиционером?

Тронутый не спеша повернул голову в сторону, куда показывал Клим, и беспечно сообщил ему:

— Кто у нас в городе не знает Кабана?

— Я не знаю, кто из них Кабан.

— Самый здоровый из четырех — это Кабан, а трое остальных — его подручные.

— Бабки позволяют им по ресторанам шастать? Интересно, чем они занимаются?

— Точно не знаю.

— Они что, вольные казаки?

— Куда там, — пренебрежительно произнес Тронутый. — Тоже, как и мы, пашут на Капитана. Но только в их работу никто из нас не посвящен.

— Выходит, они являются специалистами по особым поручениям пахана?

— Получается так. А чего вдруг ты ими заинтересовался?

— Думаю, а не станут ли они к закрытию ресторана нашими с тобой клиентами?

— Исключено! — убежденно заверил его Тронутый. — Во владениях Капитана гоношатся только фраера, тогда как Кабан со своими друзьями давно прошел их ступень.

— Спасибо за информацию, — поблагодарил его Клим, открывая вторую бутылку пива и приступая к "работе" с ней.

Вооруженный дополнительной информацией, Клим теперь, мог с уверенностью утверждать, что группа Кабана напала на него в парке не случайно, а по наводке Капитана. Для чего тому понадобился такой ход? После недолгого размышления Клим сам нашел ответ на данный вопрос: "Он проверял меня на прочность. Вот почему на другой день, сразу после драки в сквере, предложил мне место вышибалы в своем ресторане".

Удовлетворившись таким ответом на свой вопрос, Клим успокоился, а зря.

Перегрузив свой организм чрезмерным количеством жидкости и испытывая естественную потребность избавиться от нее, Клим из зала спустился в туалет. Гоняя струей по унитазу окурок, он, как ребенок, увлекся этим занятием и не обратил внимания на мужчину, тоже зашедшего в туалет. Сильный удар по голове лишил его сознания раньше, чем он упал на пол…

Очнулся он в служебной комнате, лежащим на жесткой кушетке. Около него с мокрым полотенцем хлопотал Тронутый.

— Наконец-то очухался, значит будешь жить.

Не доверяя такому "специалисту в области медицины, Клим осторожно ощупал пальцами голову, отчего те покрылись кровью, но отметил, что кости на голове целы.

— Кто меня шарахнул по башке?

— Не знаю, — пожал плечами Тронутый. — Когда ты ушел в туалет, то я обратил внимание на твое долгое отсутствие. Это меня насторожило… спустился туда и увидел тебя лежащим на полу без сознания.

— Кроме меня там еще кто был?

— Нет, только ты один.

— Где Кабан со своими друзьями?

Подумав, Тронутый сообщил:

— Когда я пошел в туалет, Кабан со своими друзьями уже покидал ресторан. Ты думаешь, что вавку на голове тебе могли сделать они?

— Мой чердак сейчас работает хреново, но я не исключаю, что именно Кабан оставил на мне свою отметину.

— Если Кабан посмел поднять руку на своего, то я помогу тебе его проучить.

— Почему ты хочешь мне помочь?

— Если уж своим нельзя верить и по одному ходить в туалет, так как они могут тебя пришить, то в гробу я видел таких своих.

— Между прочим, он со своими парнями на меня уже нападал, но в открытую у них со мной ничего не получилось. А втихаря, как видишь, повезло.

— Почему ты мне об этом раньше не сказал?

— Для чего?

— Я бы тебя подстраховал от Кабана, и ты бы сегодня по кумполу не получил.

— Тогда, когда они на меня нападали, они не знали, что я работаю на Капитана. Но если мы с ним в одной упряжке, то теперь он не должен был так жестоко поступать со мной. Спасибо за помощь, которую ты мне сейчас оказал, но помогать мне в выяснении отношений с ним не надо… с ним, гадом, сам управлюсь и успокоюсь лишь тогда, когда его башка будет висеть в моей спальне над изголовьем.

Проверив содержимое карманов, Клим убедился, что злоумышленник у него ничего не похитил. Даже цел был газовый пистолет.

О происшедшем Тронутый по телефону сообщил домой Капитану, не упустив сказать ему, что в случившемся Клим подозревает Кабана. После беседы с Капитаном Тронутый сказал Климу:

— Сейчас приедет Капитан. Он хочет с тобой поговорить, после чего отвезет тебя в больницу.

— Зачем?

— Ну надо же тебе оказать первую медицинскую помощь.

— Обойдусь и без больницы.

— Ну, тогда отвезет тебя домой.

Такая информация позволила Климу подготовиться к встрече с Капитаном и запастись необходимым сюрпризом.

Спустившись в туалет, Клим в меру своих сил привел себя в божеский вид. Стоя перед раковиной с горячей и холодной водой, он смыл с себя кровь, почистил одежду. Убедившись, что в своем гриме большего ему не добиться, он зашел в кабину, где присел на крышку унитаза. Сняв с правой ноги туфлю, он скрутил с нее каблук, достал из него подслушивающее устройство и положил его в карман брюк. Закрутил каблук, туфлю вновь надел на ногу.

"Если Капитан сегодня решит отвезти меня в больницу или домой, то у меня будет прекрасная возможность повесить "жучок" ему в машину", — подумал он.

В кабинете Капитана Клим подробно рассказал пахану о случившемся, увязав его с появлением в ресторане группы Кабана. Из стратегических соображений он не стал говорить Капитану о том, в каких отношениях он находится с Кабаном.

Выслушав его, Капитан сказал:

— Ты без моего разрешения никаких мер к Кабану не принимай. Я сам разберусь с этим инцидентом и виновного в нем должным образом накажу. Я знаю, что ты парень горячий, а поэтому помни, что твое подозрение в отношении Кабана, возможно, ошибочно. Позволь мне самому установить истинного виновного. Запомни: только я один имею право признавать кого-либо виновным и только я решаю, как его надо наказывать. Понял?

— Чего уж тут не попять, — недовольно произнес Клим.

— Ну, если так, тогда поехали в больницу, приведем там тебя в порядок. У тебя сейчас вид действительно никудышный.

Если на Западе руководители всех звеньев предпочитают в автомобилях сидеть на задних сиденьях, которые являются более безопасными в дорожных происшествиях, то у российских руководителей излюбленным местом является переднее сиденье, рядом с водителем.

Именно такую привычку имел и Капитан.

Сидя один сзади и ведя беседу с Капитаном. Клим под сиденьем впереди сидящего пассажира подцепил "жучка". В это время он совершенно не думал, куда его ставить, так как заранее облюбовал такое место.

После больницы Капитан доставил Клима домой. Прощаясь с ним за руку, сказал:

— Можешь пару дней не выходить на работу. Отдыхай, набирайся сил.

Придя к себе, Клим, переодевшись, внове, покинул дом. Сделав несколько ложных маневров и убедившись, что за ним нет слежки, он направился к Кристине,

Увидев Клима с марлевым тюрбаном на голове, Кристина всплеснула руками, как птица крыльями.

— Игорек, что случилось?!

Клим коснулся пальцами места ушиба на голове, почувствовал боль и поморщился.

— Кристина, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не называла меня Игорем. Я — Климов Евгений Борисович, и им останусь до тех пор, пока мы не исполним свой служебный долг, — закрывая входную дверь, отчитал он ее.

— Так мы же одни!

— Тебе так кажется. А вдруг на полпролета выше нас кто-то стоял и слышал, как ты назвала меня Игорем? Что бы за этим последовало?

— Я все поняла и постараюсь больше не допускать таких ляпсусов в работе, — нежно прижавшись к его груди, заверила она смиренно.

Пройдя в зал, он устало опустился в мягкое кресло, обитое красным плюшем.

— Ну расскажи мне наконец, что случилось?

— Опасность миновала, и о ней я тебе расскажу позже.

— Ужинать будешь? — растерявшись от такого ответа, спросила она.

— В два часа ночи-то? — посмотрев на настенные часы, улыбнувшись, заметил он

— Тогда я приготовлю кофе,

— Вот от него я не откажусь… Пока ты будешь его готовить, я позвоню домой Томилко.

— В такое позднее время беспокоить начальство не рекомендуется. Наверное, что-то важное?

— Я в машину Капитана поставил "жучок". Хочу Попросить шефа, чтобы он организовал опергруппу, которая только тем бы и занималась, что прослушивала разговоры Капитана со своими приближенными.

— А оправданы ли будут наши затраты по всей этой возне с ним?

— Сама должна понять, что получаемая от такого человека информация является очень интересной.

Сообщив Томилко о "жучке", Клим по настоянию Кристины рассказал ему о нападении в ресторане и своем подозрении в отношении Кабана.

— После такой прописки не отпало ли желание дальше участвовать в операции? — услышал Клим в трубке баритон Томилко.

— Никак нет, Виктор Николаевич. Наоборот, получил личную заинтересованность.

— Другого ответа я от тебя и не ожидал, а поэтому слушай мой приказ. Я знаю, что ты человек горячий и у тебя обязательно появится желание поквитаться с Кабаном за все его пакости, но ты должен сдержать себя, иначе всю нашу операцию сведешь к нулю. Наоборот, если у тебя появится возможность, подружись с Кабаном и другими, ему подобными животными. Помни: нам это надо в интересах большого дела, а поэтому пока погодим размениваться по мелочам.

Положив телефонную трубку на аппарат, Клим задумался: "У себя на Родине, среди своего народа, мне приходится жить, как агенту иностранной разведки. Боже мой, до какой степени у меня сейчас усложнилась жизнь! Но ты сам выбрал себе такую профессию, — напомнил он себе. — Она попахивает не юношеской романтикой, а скорее всего смертью. Даже когда отправляешься в туалет, нельзя увлекаться и думам» об окурке в унитазе, а надо, как карманный вор, постоянно оглядываться по сторонам и видеть все кругом. Скотина, и нашел же где меня подловить!"

Его мысли о прошлом и настоящем еще долго витали бы в голове, но их полет прервала Кристина, принесшая кофе.

Поглощая маленькими глотками пахучий кофе, Клим с сожалением подумал:

"Конечно, сейчас стаканчик водочки был бы в самый раз, но не хочется беспокоить Кристину новыми хлопотами. Она обязательно вздумает к этому стаканчику готовить закуску…"

— Уже поздно, а поэтому я тебя никуда не отпущу, останешься ночевать у меня, — сообщила она ему свое решение.

От такого толкового предложения было бы просто преступлением отказываться. Он был законопослушным человеком, а поэтому на преступление не пошел.

Постелив Климу на диване в зале, пожелав ему спокойной ночи, Кристина ушла в свою спальню. Логически девушка поступила в данный момент так, как поступают благовоспитанные люди, поэтому Климу на большее нечего было рассчитывать.

Отдыхая под тонким одеялом в пододеяльнике, благоухающем свежестью, Климу ничего не оставалось делать, как только думать:

“Ты все же хам, молодой человек. С зашитой хирургом рваной раной на голове, с горячительным уколом от столбняка в заднице, с кучей неприятностей по работе находишь еще время набивать себе голову дурными мыслями… Но почему ты думаешь, что они дурные? Если я люблю Кристину, нуждаюсь в ней, как в воздухе, и хочу со, то почему я не имею права думать о ней? А если мне пойти проведать ее? Подходящее ли сейчас время претворять свое желание в реальность? Не рано ли еще делать такие, попытки? Но кто может точно сказать, когда я могу и когда еще рано проявлять свои чувства к любимой? Кроме нас самих — никто! Поэтому нечего валяться в постели, надо идти решать свою проблему, никто другой за тебя ее не решит, тем более, такого подходящего момента впредь может и не быть"

В своей спальне Кристина была занята решением не менее сложной проблемы. Если к ней сейчас в спальню придет Игорь, то как вести себя, как поступить? На этот вопрос у нее не было готового ответа. Такая неопределенность волновала и мучила ее. Безусловно, в таком возбужденном состоянии она не могла уснуть. Неопределенность заставляла ее прислушиваться ко всем посторонним звукам, которые извне доходили в спальню.

Звук тихо открываемой двери, которую она "забыла" закрыть на задвижку, раздался в ее ушах тревожным набатом. Сжавшись в комок, Кристина вся превратилась в слух.

— Кристина, ты не спишь? — услышала она взволнованный голос любимого.

Только после того, как Примаков повторил свой вопрос, уже стоя рядом с кроватью, она испуганно сказала:

— Нет! Что случилось, Игорек? — она умышленно не хотела любимого называть чужим именем.

По-видимому, Примаков понял ее состояние, а возможно, ему сейчас было не до нравоучений, но он ее не поправил.

— Мне страшно одному в зале, — не смог он придумать ничего более убедительного.

Видя, что храбрость Игоря на пределе, понимая и разделяя его желание, Кристина решила подать ему руку помощи.

— Мне тоже сегодня одной страшно, — садясь на кровати в одной ночной рубашке, сказала она.

Присев рядом с ней, вдыхая приятные запахи, присущие только любимым, и возбуждаясь от них, Игорь обнял девушку, осторожно и нежно поцеловал ее в пылавшие жаром упругие знойные губы.

Когда его пиратские руки, преодолевая слабое сопротивление Кристины "сказали" ей, чего он от нее хочет, она, отстранившись, строго заметила:

— Игорек! Ты слишком далеко зашел и многого хочешь.

— Я думаю, что и ты тоже хочешь того, чего хочу я, — вновь обнимая и целуя девушку, возразил он.

Молча соглашаясь с его мнением, смущаясь и стесняясь, слабо сопротивляясь его желанию, скорее для очищения совести, она слилась с ним в любовной ласке, сразу же позабыв о всех своих сомнениях и возможных последствиях,

Невозможно установить, выпитый ли кофе, или что-либо другое не дали возможности двум любящим сердцам уснуть до утра…

К счастью для обоих, вновь зарождающийся день не заставил их утром вставать с постели и спешить на работу, а поэтому они могли отдохнуть от такой волнующей ночи.

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

Утром, приехав в ресторан, Капитан немедленно вызвал к себе Яфара.

— Ты знаешь, какой вчера вечером произошел инцидент в ресторане? — встретил он своего помощника вопросом вместо приветствия.

— Ты хочешь сказать мне насчет Кабана с Климом? — беспечно поинтересовался Яфар.

— Да!

— Наслышан!

— Ну, говори!

— А что говорить?

— Так ты не знаешь, о чем говорить? Тогда я буду тебя спрашивать, а ты отвечай. Это твой Кабан с кодлой пытался побить и ограбить в сквере Клима?

— Он, но они действовали по твоему заданию, которое я поручил им исполнить,

— Ту осечку я им прощаю, хотя им должно быть стыдно — вчетвером не справиться с одним. Я тебя хочу спросить о другом. Кабан, зная, что сейчас Клим работает на меня, игнорируя мой авторитет, вздумал в ресторане сводить личные счеты с Климом. Такой наглости от него я не ожидал. Ты беседовал с Кабаном по этому поводу или нет?

— Беседовал!

— Что он тебе сказал?

— Признал работу своей. Отомстил Климу за прошлое поражение.

— Трахнуть человека сзади кастетом по кумполу и дурак сможет. Он, дурила, так засветился перед Климом, что тот сразу вычислил, от кого он получил такой гостинец. Теперь пришла его очередь мстить Кабану. Климу не надо подкрадываться к нему сзади исподтишка. Он его, как бык, задавит голыми руками. В конечном итоге может так получиться, что все наши помощники уничтожат друг друга. Кто тогда будет на нас пахать? Ты видишь, к чему может привести простое сведение счетов?

— Я не думал, что Кабан посмеет сводить счеты с Климом.

— Тебе надо было не только предусмотреть такую возможность, но и ни в коем случае ее не допустить.

— Теперь уже ничего не исправишь, — с искренним сожалением заметил Яфар.

— Я бы так не сказал. Я потребовал, чтобы Клим без моего разрешения не смел сводить счеты с Кабаном. Как он ни гоношился, а в конечном итоге подчинился моему требованию.

— Клим парень горячий, и тебе повезло, что ты можешь его держать в узде.

— Повезло, но не очень. Я планировал привлечь его для участия в нападении на инкассаторов вместе с группой Кабана, Такой шустряк, как Клим, в деле не помешал бы. Теперь тебе придется искать ему замену.

— Конечно, Кабана и Клима сейчас на одно дело посылать нельзя, — согласился Яфар с Капитаном. — Но ты можешь не переживать. Ему замену я всегда найду.

План нападения на инкассаторов ими был уже давно разработан и до мельчайших деталей продуман. Благодаря Дачнику, работнику коммерческого банка, они нашли много слабых звеньев в работе службы банка. Одним таким упущением они решили и воспользоваться. Теперь им осталось лишь ждать сигнала Дачника, когда можно будет совершить нападение.

— Звонка тебе от Дачника еще не было? — поинтересовался Капитан.

— Был, посоветовал быть готовыми к его сигналу уже на этой неделе.

— Скорее бы отделаться от банка, сил нет ждать.

— И не говори, — недовольный долгим ожиданием, согласился с ним Яфар.

Как бы помяв их желание и идя ему навстречу, вечером Яфару позвонил Дачник, который сообщил: завтра в пятнадцать часов инкассаторы из Краснодара привезут в банк крупную сумму денег. Какую точно сумму привезут инкассаторы, Дачник не знал, но предполагал, что она должна быть около ста миллионов.

Веря Дачнику и полностью полагаясь на полученную от него информацию, утром следующего дня Яфар поручил группе Кабана приступить к подготовке предстоящей операции.

Яфаром было продумано все, вплоть до экипировки членов предстоящего бандитского нападения: чтобы они были обуты в обувь на резиновой или каучуковой подошве, чтобы у них в карманах ничего не звенело и не тарахтело.

Отключив сигнализацию на заборе, огораживающем территорию банка, двое злоумышленников из группы Кабана проникли внутрь, где у ворот пропускного пункта взяли сторожа, после чего через проходную во двор злоумышленники впустили еще четырех своих соучастников. У всех у них на лицах были резиновые маски с вполне нормальными лицами.

Приставив пистолет к виску сторожа, Кабан сказал:

— Хочешь жить и подчиняться моим указаниям, или сейчас угроблю? Не слышу ответа, — сердито произнес он, послав патрон в патронник. — Если мы решились на такое дело, то угрохать тебя для нас не составит никакого труда, Можно сказать, мы уже давно запланировали пустить тебя в расход, но я даю тебе шанс спасти свою шкуру. Так что используй свой шанс,

— Где гарантия, что ты сохранишь мне жизнь? — затравленно поинтересовался сторож.

— Только мое слово,

— Я ему не верю.

— Это твое личное дело — верить мне или нет. Если ты постараешься пас не запоминать и не станешь очень сильно распространиться о нас, если не будешь активно помогать ментам нас залакшать, то будешь жить. А если поступишь наоборот, то скрутить тебе башку мы всегда успеем. Так что решай.

— Что я должен делать? — спросил сторож, глубоко вздохнув.

— То, что делал всегда. Сейчас прибудет "уазик" с инкассаторами и бабками. Ты должен впустить их во внутренний двор. Мы тебе свяжем руки, чтобы не было никакой глупости с твоей стороны. Достаточно будет того, что ты выглянешь в окно, чтобы приехавшие увидели через него своего. Кнопки нажимать, чтобы открылись и закрылись ворота, мы и сами сможем. Со стороны власти к тебе не будет никаких претензий, так как ты действовал по принуждению. В знак благодарности за оказанную тобой услугу, я, как обещал, сохраню тебе жизнь. Мое условие тебя устраивает?

Подумав, сторож неохотно произнес:

— Пойдет!

— Мы у тебя не возьмем твоего табельного револьвера, так как он нам не нужен, — небрежно заметил Кабан, стараясь успокоить своего временного союзника и подготовить его к предстоящей встрече.

Насчет револьвера он сказал сторожу правду. Яфар объяснил ему, что похищенный у сторожа револьвер впоследствии, если будет у кого-либо из них обнаружен работниками милиции, станет той толстой ниткой, которая поможет ментам раскрыть преступление. Безусловно, Кабан таких последствий для себя не хотел, а поэтому полученную инструкцию не собирался нарушать.

Без пятнадцати три к ворогам банка подкатил “уазик" с металлическим кузовом. Его водитель, открыв дверцу и обращаясь к смотревшему на него из пропускного пункта через окно сторожу, сказал:

— Петрович, кончай спать, не ленись и быстрее запускай нас но двор.

Включенный электромотор заставил прийти в движение цепи, открывающие и закрывающие двухстворчатые ворота.

Когда машина заехала во двор, ворота за ней, как обычно, закрылись. Инкассаторы не видели, что за их машиной следом побежали бандиты, прячась за кузовом от зеркала заднего вида.

Инкассаторы, чувствуя себя дома, потеряли бдительность. Все трое вышли из машины, взяли по опечатанному мешку, чтобы отнести их в банк. Выскочившие из-за машины бандиты обстреляли их из газовых пистолетов, не забыв таким же "гостинцем" угостить и водителя. Побросав мешки с деньгами в машину, они на "уазике" выехали с территории банка через вновь открывшиеся ворота на улицу, где к ним подсел последний участник налета, наконец-то оставивший сторожа… Они поехали по заранее разработанному маршруту,

О случившемся ограблении инкассаторов служащие банка узнали уже тогда, когда бандиты были вне поля их зрения… Поднятая ими тревога была запоздалой и практически малоэффективной.

Отъехав от банка четыре квартала, бандиты, захватив из "уазика" мешки с деньгами, пересели в угнанный ранее для этой цели микроавтобус. Попетляв на нем по городу и убедившись, что никто их не преследует, они поехали к пляжу. По дороге уже не нужную им экипировку они сложили в мешок. На пляже, подъехав к "Волге" серого цвета, они остановились. Трое бандитов, Покинув микроавтобус, не смеша удалились в сторону города. Оставшиеся налетчики, погрузив четыре мешка в багажник "Волги" и сев в нее, тоже уехали с пляжа в город, оставив там молчаливого свидетеля преступления — микроавтобус, владельцу которого здорово повезло в этот день, так как он вернул свою пропажу,

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

Расследование разбойного нападения на инкассаторов было поручено старшему следователю следственного отдела управления майору Соколову, тридцатипятилетнему плотному шатену, имевшему за плечами уже солидный стаж оперативной работы.

Первоначальные следственные действия по уголовному делу, которое он принял к своему производству, ранее уже были выполнены следователем районного отдела милиции, а поэтому Соколов имел возможность внимательно изучить имеющийся в нем материал и представить картину совершенного преступления.

Несмотря на то, что очевидцев нападения на инкассаторов в лице потерпевших было более чем достаточно, они о налетчиках ничего существенного не сообщили, а поэтому у Соколова не было ни одной хорошей зацепки, с помощью которой ему удалось бы выйти на преступников.

Долгое размышление над планом работы по делу привело его к мысли, что злоумышленники должны быть сущими идиотами, чтобы решиться на ограбление инкассаторов во дворе банка, где они практически находились в западне. Но преступникам операция удалась, Значит, они были уверены в задуманном и с самого начала операции не сомневались в своем успехе, Так поступить могли только люди, досконально изучившие работу банка и исключающие любую неожиданность для себя со стороны банковских служащих. В результате такого обобщения у Соколова возникло убеждение, что у налетчиков в банке был один, а возможно и несколько сообщников

В банке работало двадцать девять сотрудников. Всех их теперь надо было проверить. Но методом исключения этот круг можно было сузить до минимума, так как только управляющий банком, его заместитель, главный бухгалтер и кассир заранее знали о предстоящем поступлении из Краснодара крупной суммы денег.

Следственная и оперативная работа с указанной четверкой Соколову никакого положительного результата не дала. Часто бывая в банке, он обратил внимание на двадцатилетнюю девушку — секретаря-машинистку. Стройная, симпатичная блондинка, сидящая в приемной управляющего, как царица на троне, была одета в декольтированное, со вкусом сшитое яркое ситцевое платье; длинная золотая цепочка ручейком убегала и пряталась в загадочной ложбинке на груди, золотые сережки с красным камнем, золотой перстенек на левой руке с таким же камнем завершали ее туалет. Девушка была ярка и Красива, как распустившийся бутон розы. Мужчина не мог не смотреть на нее, если находился в ее обществе.

Часто проходя мимо девушки в кабинет управляющего, Соколов старался как можно меньше на нее смотреть, на что у него была веская причина. Если он бросал взгляд на Софью, так ее звали, то помимо воли с вожделением фиксировал его на девичьей груди, на ее фигуре,

"Какой лакомый кусочек, вот бы закрутить с ней роман, но где уж нам", — думал он с сожалением.

Такие взгляды мужчин женщины понимают без слов.

Поэтому, боясь быть разгаданным, Соколову ничего другого но оставалось, как только меньше находиться в обществе Софьи, но совсем избежать контакта с ней он не мог.

За неделю работы с банковскими служащими Соколов перезнакомился со всеми и стал своим среди них, Во вторник, зайдя в приемную, он, поздоровавшись с девушкой, спросил ее:

— Софушка, Михаил Иванович у себя?

— Можете пройти к нему, Геннадий Трофимович, он сейчас один, — улыбаясь ему, как старому знакомому, показывая в улыбке полную коллекцию неповторимой белизны и красоты зубов, сообщила она.

"Ну и соблазнительная чертовка, прямо с ума меня сводит", — улыбаясь девушке, подумал он, проходя в кабинет управляющего и почти забыв, зачем он пришел сюда.

Поздоровавшись с управляющим, Соколов еще не приступил к изложению мотива своего визига, как заглянувшая в кабинет Софья деловито попросила начальника:

— Михаил Иванович, поднимите трубку телефона. На проводе начальник налоговой инспекции.

Пока управляющий говорил по телефону, у Соколова стали зарождаться новые мысли. Теперь он уже знал, о чем будет сейчас говорить с руководителем.

После того, как управляющий закончил телефонный разговор, Соколов поинтересовался:

— Вы информацию о дне получения денег в Краснодаре получили по телетайпу или по телефону?

На мгновение задумавшись, Михаил Иванович ответил:

— По телефону.

— Понятно! Вы не можете вспомнить, по какому телефону вы тогда говорили с Краснодаром? По своему прямому или по параллельному с секретарем?

— По параллельному, — убежденно ответил управляющий.

— Она могла вас подслушать?

— Да! Но что вы этим хотите сказать?

— Михаил Иванович, я пока ничего не, говорю, а только с вашей помощью пытаюсь выяснить интересующие меня обстоятельства. Очень просил бы вас наш разговор не выносить за пределы кабинета, тем более самостоятельно заниматься следствием, чтобы у меня не было основания обижаться на вас за то, что вы мне мешаете в работе.

В связи с тем, что расследование дела находилось на контроле у начальника управления Томилко, Соколов после того, как расстался с управляющим банком и вернулся к себе в кабинет, немедленно позвонил Томилко, попросив у него разрешения для деловой встречи.

Сообщив Томилко свои подозрения в отношении Эдкиной Софии Абрамовны, Соколов в завершение своего доклада заметил:

— Она у меня по делу уже допрошена. Второй раз допрашивать ее я воздержался.

— Почему?

— Если она соучастница преступления, то мой допрос насторожит ее, заставит попытаться замести следы преступления, обратиться к помощи друзей, обязательно поставить их в известность о возникшей опасности.

— Твое рассуждение вполне логично. Что ты предлагаешь, чтобы мы предприняли?

— Установить за ней наблюдение, прослушивать ее телефонные разговоры.

— Считай, что твоя заявка будет мною выполнена на сто процентов. Тем более, что остальные версии по твоему делу лопнули, как мыльный пузырь. Вдруг с ней нам повезет, — мечтательно произнес Томилко.

— Хотелось бы, — согласился с ним Соколов.

— Тогда иди, действуй.

Отработанным движением отдав честь, Соколов покинул кабинет Томилко.

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Вызов на новый допрос в управление внутренних дел, когда следователь Соколов мог бы допросить ее прямо в коммерческом банке, Софью Абрамовну сильно насторожил и напугал. Однако испуг не повлиял на се привычки. Одевшись модно и со вкусом, она явилась к нему в кабинет к назначенному в повестке времени.

Заполнив протокол допроса свидетеля, предупредив об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, Соколов предложил ей:

— Софья Абрамовна, давайте договоримся так. Я буду писать вам в протоколе письменные вопросы, а вы на них будете собственноручно отвечать. Согласны?

— Согласна! — настороженно ответила она.

Каждый следователь с большим практическим стажем работы, умеющий решать запутанные и кажущиеся неразрешимыми задачи, одновременно является и психологом, и гипнотизером, конечно, в меру своих сил и возможностей. Поэтому для него, а Соколов был именно таким, не всегда чужая душа являлась потемками,

Первоначально свой вопрос Эдкиной он задал устно, при этом внимательно смотря девушке в лицо. Ему надо было не только услышать от нее ответ, но и увидеть реакцию отвечающей.

Взяв бланк протокола допроса, Соколов записал в него свой первый вопрос:

— Софья Абрамовна, если из своего кабинета по вашему телефону разговаривает с абонентом Михаил Иванович, то, воспользовавшись вашим телефонным аппаратом, этот разговор можно услышать или нет?

— Нет, то есть да, — растерявшись от неожиданного вопроса ответила она.

— Я бы попросил вас, Софья Абрамовна, пояснить мне, какой смысл вы вложили в свой ответ, так как я его не понял.

— Я хочу сказать, что после того, как Михаил Иванович поднимет трубку и свяжется со звонившим ему человеком, я кладу свою трубку на аппарат и его разговор не прослушиваю.

— А если трубку не класть на аппарат, то его разговор с абонентом будет вам слышен или нет?

— Я же сказала, что не занимаюсь прослушиванием его бесед, — недовольно, пытаясь даже обидеться, заявила она.

— Но все же ответьте на мой вопрос: можно прослушивать или нет?

— Конечно можно, — наконец-то ответила она,

— Вот это я и хотел от вас услышать, — давая ей протокол для письменного ответа, миролюбиво пояснил он.

На месте, сделав следственный эксперимент, Соколов мог и без признания Эдкиной установить интересующий его момент, но ему нужно было у возможного подозреваемого пробудить тревогу и вывести его из равновесия.

Воспользовавшись тем, что девушка была занята писаниной, он имел возможность любоваться ею, как произведением искусства, одновременно чувствуя в себе неодолимое желание физического обладания ею. Вместе с тем ему было неудобно, что, воспользовавшись своим положением, он, как вор, проник в чужое царство.

Какие мы, мужчины, похотливые и странные существа. Почему мы стремимся обладать понравившимися нам женщинами? Возможно, в том, что мы такие, мы вовсе и не виноваты. Возможно, заложенные в нас гены далеких предков, поклонявшихся в жизни двум богам — силе и красоте, иногда так своеобразно проявляются в наших действиях и мыслях. Хорошо то, что у Соколова они выражались только во втором

Рассматривая девушку, он не хотел верить, что она уже испорчена жизнью, способна на коварство и подлость.

В процессе дальнейшего допроса ей пришлось отвечать и на другие вопросы, а именно: не подслушивала ли она по телефону разговор Михаила Ивановича с работником банка города Краснодара, не сообщала ли она кому-либо о дне доставки денег в банк, не исполняла ли чей-либо заказ по составлению схемы здания банка, не информировала ли кого-либо о порядке работы служащих банка…

На все вопросы Соколов получил от девушки однозначный ответ: "Нет!"

Оставшись один, Соколов, подводя итог состоявшейся встрече, посчитал ее вполне плодотворной. Своими вопросами он поставил под сомнение законопослушность свидетеля несмотря на то, что тот старался доказать ему обратное.

Он видел, как девушка была напугана, растеряна, давала сбивчивые ответы и, поняв, что совсем запуталась, ушла в глухую защиту, отвечая на все вопросы "нет".

Даже тот факт, что он давал понять, что подозревает ее в соучастии и преступлении, не вызвал с ее стороны негодования и возмущения. Это говорило ему о многом. Что это было? Незнание своих прав, простота и наивность или частичное признание преступления и раздумывание над проблемой: сознаваться ей в нем или нет? Вот на эти вопросы в ближайшие дни Соколов хотел получить информацию из неофициальных источников.

Глава ПЯТНАДЦАТАЯ

Покинув кабинет следователя, Софья Абрамовна сразу не стала спешить на работу, а, добравшись до первой телефонной будки, позвонила своему жениху Ломачу Якобу Абрамовичу, бармену ресторана "Наш дом".

Таким близким человеком она его считала, что в первую очередь при возникшей неприятности позвонила ему, а не кому другому. К сожалению, Якоба не оказалось на работе. Да он и не мог сейчас там находиться, так как было всего двенадцать часов дня, тогда как бар в ресторане начинал работать лишь с шести часов вечера. Только набрав его домашний номер, Софья смогла поговорить с Якобом.

За день до этого телефонного разговора Ломач был проинформирован Софьей, что ее вызывает на допрос: следователь. Сообщение подруги он воспринял вполне спокойно, так как ранее она уже была допрошена следователем, поэтому первоначальные страхи возможных неприятностей от такого допроса частично улетучились, но вместе с тем напряженность сохранилась. Поэтому после обмена приветствиями между ними состоялся следующий разговор:

— Ты откуда мне звонишь?

— Из автомата.

— Правильно поступила. Ты была у следователя?

— Была.

— Ну и как?

— Было очень страшно.

— Почему?

— Он задавал мне такие вопросы, как будто знал, что я совершила преступление!

— Ну а ты что ему говорила?

— Я в своих показаниях все отрицала, но мне кажется, что он не очень-то поверил,

— Если так, то почему он тебя не задержал?

— У него под свои подозрения на меня еще не приготовлен материал, — сделав паузу, чтобы дать возможность высказаться Ломачу, но так и не дождавшись ответа, она продолжала: — Что молчишь? Говори, как нам теперь быть?

— Я не знаю.

— Я тоже не знаю, — ответила она, впервые удивившись его растерянности.

— Вечером, часов в одиннадцать, я подъеду к твоему дому на машине, в ней обо всем поговорим и решим, — наконец-то нашелся он, думая до вечера посоветоваться с Яфаром и найти с ним приемлемый выход из возникшего тупика. — Ты куда пойдешь после разговора со мной? — поинтересовался он

— На работу, противный следователь в повестке отметил всего лишь два часа.

— Ну, тогда до встречи, дорогая.

— Смотри там у меня, не напейся, буду ждать, — предостерегла она его на всякий случай.

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Переговорив но телефону с Софьей, Якоб немедленно помчался в ресторан, где, найдя Яфара, сообщил ему о своем разговоре с невестой и появившихся у нее внезапных осложнениях,

Сидя в кабинете вдвоем, они дымили сигаретами, как две заводские трубы. Разговор был грудным и неприятным для обоих.

— Ведь твою Софушку ранее следователь уже допрашивал, — задумчиво заметил Яфар.

— Как и всех работников банка, — согласился с ним Якоб. — Следователь сам явился к ним в банк и там на месте всех допросил. А ее почему-то одну вызвал к себе в кабинет и, более того, без намеков, а прямо высказал свое подозрение, что считает соучастницей преступления.

— Это уже серьезно.

— Но у следователя на Софью нет никаких зацепок! — поторопился сообщить Якоб своему собеседнику.

— Если ты думаешь, что менты совсем дураки, то глубоко ошибаешься. Если они на кого-то положили глаз, то постепенно так обложат его компрой, что легко задавят, как щенка. Если менты заметут твою подругу, что они смогут из нее выцедить?

— Практически ничего,

— А все же?

— Даже я не знаю, кто был налетчиком на банк. Она же знает то, что делала, и то, что я ей за работу отвалил три лимона.

— Значит, у ментов выход на тебя только через твою невесту?

— Через нее у них выход на меня не получится.

— Почему?

— Она считает меня своим женихом, любит, и поэтому ментам ее не расколоть.

— Это хорошо, — как бы успокаиваясь и даже повеселев, произнес Яфар, — но с сегодняшнего дня ты должен на время прекратить с ней все виды контактов, а то менты и без ее помощи сами выйдут через нее на тебя.

— Но я уже договорился с ней сегодня встретиться в одиннадцать вечера около ее дома, — признался Якоб Яфару.

Тот, подумав и приняв решение, сказал:

— Так и быть, иди к ней сегодня, объясни ей, почему вам пока нельзя встречаться и даже беседовать по телефону. Успокой ее и убеди, что если будет вести себя умницей, то менты на ней свои зубы сломают, через пару месяцев они оставят ее в покос.

— Почему через пару месяцев, а не позже и не; раньше?

— Когда посидишь с мое или хотя бы найдешь время ознакомиться с уголовно-процессуальным кодексом, то узнаешь, что обычно расследование но уголовным делам длится два месяца. Если мы легавыми не будем в этот срок установлены, то расследование приостановится на неопределенный срок, значит, и надлежащей работы по нему не будет.

— Если надо переждать только два месяца, — не светиться у подруги, — то такой срок можно и потерпеть.

— Если к тому же есть другие подруги, не хуже ее, — с улыбкой заметил Яфар.

— Яфар Исламгалиевич, вы зря так шутите. У меня с Софьей отношения серьезные.

— Меня такие подробности не интересуют, но я требую, чтобы ты с завтрашнего дня прекратил все с ней контакты, — поднимаясь из-за стола, давая понять, что разговор закончен, произнес Яфар.

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

Обеспокоенный сообщением Якоба, Яфар благоразумно решил возникшую проблему свалить на плечи Капитана, Но его затея не удалась. Выслушав своего помощника, Капитан, подумав, дал ему поручение:

— Скажи Кабану, чтобы он со своими парнями незаметно попас подругу бармена. Если менты ее не пасут, то чтобы сегодня после свидания со своим хахалем они ее ликвидировали.

— А вдруг они не захотят пойти на "мокрое"?

— Не волнуйся! Эту работу они охотно исполнят, так как имеют личный интерес.

После работы Софья, морально уставшая, решила немного погулять по городу, отвлечься и отдохнуть от мучивших ее мыслей. В таких условиях оперативному работнику, молодому парню, одетому в гражданскую одежду, младшему лейтенанту Коровину не составляло особого труда следить за девушкой, фиксировать ее маршрут и не терять из вида.

Но в силу своей неопытности, Коровин не заметил, что сам попал в поле наблюдения двоих парней Кабана. Парни, проводив Софью и следовавшего за ней оперативного сотрудника до ее дома, оставив свои объекты наблюдения, на такси помчались домой к Кабану, которому рассказали о результатах наблюдения.

Отпуская своих "шестерок", Кабан потребовал, чтобы они собрали всю группу в доме у Гундосого и ждали его там, как бы долго им ни пришлось ждать.

Новость Кабана Яфару не поправилась. Она явилась для него сигналом тревоги. Он тут же решил посоветоваться с Капитаном и попытаться вместе с ним найти выход из возникшего затруднения, но шефа не оказалось дома. Яфар нашел его на даче.

Зная, что Капитан не любит прямых контактов с членами своей банды, Яфар, оставив Кабана в баре "Посошок", один поехал на дачу.

Приехав к Капитану, он застал его вместе с личным шофером за необычным занятием.

Они тяпками очищали картофельный участок от сорняков. По большому количеству начавшей увядать сорной растительности можно было сделать вывод, что Капитан с помощником уже давно занимаются прополкой.

Яфар знал слабость Капитана, который испытывал удовольствии от занятия физическим трудом на дачном участке. Осенью и зимой, гуляя в компаниях, Капитан не упускал случая, чтобы не похвалиться и не заострить внимания друзей на том, что картошку, лук, чеснок, находящиеся на столе в виде закуски, он вырастил собственными руками на даче. И если его продукцию хвалили, то Капитан, как ребенок, испытывал от этого неподдельную радость.

Увидев подходившего Яфара, Капитан оторвался от работы. С сожалением расставаясь с тяпкой он вместе с Яфаром зашел в беседку.

Сообщение о Софье заставило Капитана задуматься, закурить сигарету:

— Софью сейчас опасно ликвидировать, так как менты не только следят за ней, но и охраняют ее. Пока она нам не опасна. Без помощи Якоба ей нечем катить на нас бочку. Чтобы не допустить такую вероятность в будущем, нам надо будет сегодня вечером Якоба ликвидировать, пока менты не взяли его под свое крылышко. Лучше всего это сделать тогда, когда он поставит машину в гараж и оттуда пойдет домой. "Мокряк" должен выглядеть так, как будто он был совершен с целью ограбления.

— Честно говоря, мне его жалко, — не отказываясь от выполнения поручения, заметил Яфар.

— Почему?

— Ты же знаешь, что Якоб толковый парень.

— Я с тобой согласен.

— Если так, то, может быть, не стоит пускать его в распыл?

— Я на своем предложении не настаиваю, — спокойно ответил Капитан.

— Так, может, пускай живет?

— Если ты уверен в себе, то пускай он живет, а если сомневаешься, то я бы не советовал тебе заниматься экспериментами.

— Жалковато его.

— О том, что Софья — подруга Якоба, ни для кого не секрет, со временем это станет известно и следователю. С нее он переключится на Якоба. С Якоба очередь дойдет до тебя. Не я, а ты давал ему задание по банку. А значит, кроме тебя ему некого будет закладывать, чтобы как-то в суде смягчить себе наказание.

Подумав над доводами Капитана, Яфар сказал:

— Тогда действительно его надо пустить в расход, пока он не успел меня заложить, — удивленный таким неприятным и неожиданным для себя оборотом, решился Яфар.

— Я другого решения не вижу, а поэтому удивляюсь, почему ты еще у меня на даче, а не готовишься к ликвидации бармена.

Когда Яфар уже собрался уходить, Капитан попросил его:

— Дай знать, как пройдет ликвидация Якоба. Немедленно сообщи мне. Я буду у себя в ресторане.

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

После беседы с Капитаном Яфар поехал в бар “Посошок", где его должен был ждать Кабан. По дороге он с досадой и недовольством думал:

"Мой Капитан слишком хитрая устрица. Все время ставит меня под удар, а сам находится в стороне, при этом имея от всех темных операций и сделок самый солидный кути. И я, дурак, все время подставляюсь, из-за чего в любой момент могу свернуть себе шею вместе с Кабаном и подобными ему дельцами. Может быть, мне пора подумать и о твоей заднице, чем ее прикрыть в нужный момент, чтобы не "надуло и не заболеть"?

Являясь заместителем Капитана, Яфар проявлял инициативу, многие дела банды решал сам, не обращаясь за советом к Капитану. Теперь он решил особо щекотливые дела пропускать через шефа, чтобы, если вдруг придет время за них отвечать перед законом, разделить ответственность вместе с Капитаном, так как в его компании в суде ему будет гораздо легче, ибо тяжесть обвинения в первую очередь ляжет на плечи Капитана,

Поэтому Яфар с целью осуществления своей задумки уже подключил Капитана к контрабанде миноискателями. При этом Капитан изъявил желание принять в ней активное участие.

Выпив с Кабаном по рюмке коньяка и закусив, Яфар передал ему требование Капитана, после чего они, не задерживаясь больше в баре, расстались.

Вечером Кабан, собрав свою группу, дал ей возможность убедиться, что за Софьей и ее домом ведется наблюдение из "ушастого" "запорожца", в котором сидели парень с девушкой, изображающие из себя влюбленную парочку.

В своем подозрении они убедились окончательно, когда Якоб приехал на свидание с невестой…

Стоило Якобу, посадив Софью в свою машину, отъехать от ее дома, как водитель “запорожца" сел ему на хвост, Из-за того, что Якоб никуда не спешил, водителю "запорожца" не составляло особого труда не терять его из вида. Так же несложно было группе Кабана на своей машине не упускать "запорожец".

Прекратив наблюдение за “запорожцем", Кабан остановил свою машину под кроной клена, выключив зажигание.

— Кабан! Ты что делаешь? Мы же их так упустим, — удивился Гундосый.

— Нечего нам за ними таскаться, — Кабан задумчиво почесал пальцами подбородок. — Теперь вы убедились, что менты сели бармену на хвост? — сокрушенно произнес он, обращаясь к своим друзьям.

— Конечно! Козе понятно… — вразнобой подтвердили те.

— У нас только сегодня есть шанс наколоть Якоба, и то, если менты не взяли его под наблюдение и свою опеку, как его шмару. Возможно, завтра будет поздно…

— Если мы решили его мочить, то почему тогда остановились и упустили? — резонно заметил Шурик.

— Потому, дорогой, что мы не на бойне и показухой перед ментами не должны заниматься. Я знаю, где он живет, где его гараж. Там мы сделаем на него засаду, только в ней нам, наверное, долго придется дожидаться…

— А если за ним и тогда будет ментовский “хвост"? — вновь поинтересовался Шурик, перебив Кабана.

— Тогда придется свою работу отложить до более подходящего времени, — ответил ему Кабан. — Если же хвоста не будет, то расправимся с ним, инсценируем ограбление.

— Не передумал "мокряка" себе на шею подвешивать? — замучил его своими вопросами Шурик.

— И на твою тоже, если не хочешь за банк отвечать, — "успокоил" его Кабан.

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Встретив в оговоренное время около дома Софью, дождавшись, когда она сядет в его "Жигули", Якоб лихо развернулся и уехал с ней на железнодорожный вокзал.

Софья попыталась сразу же рассказать ему о своих неприятных новостях, но Якоб, прервав ее, сказал:

— Софушка, послушай музыку и помолчи. Сейчас остановимся, тогда и поговорим.

В увеселительном заведении ему с Софьей Яфар запретил появляться. Припарковав машину на стоянке, подальше от уличного фонаря, они получили возможность подробно поговорить. Выключив магнитофон, прервав легкую и приятную для слуха музыку, Якоб произнес:

— Ну а теперь, дорогая, можешь делиться со мной своими новостями.

По мере того, как она рассказывала, лицо Якоба становилось все более испуганным. Выслушав до конца, он затравленно произнес:

— Оказывается, наши дела хуже, чем я предполагал.

— Что теперь будем делать, Якоб?

— Веди себя на следствии так, как договорились раньше. Больше тебе и мне ничего не дано. Надеюсь, что гроза нас минует.

— Мне страшно, — прижимаясь к его груди, призналась она.

— Не бойся, будь умницей, и все кончится хорошо.

— Я тебе раньше говорила, что не надо было нам с тобой ввязываться в эту авантюру. Ты меня не послушался. Вот поэтому нам теперь приходится за все расплачиваться, переживать.

— Мы с тобой пять лимонов заработали?

— Заработали!

— Вот видишь, как хорошо. Бабки просто так на земле не валяются. Чтобы их заработать, приходится немного и попотеть.

— Да я понимаю, но у нас с тобой и так все есть: и деньги, и твоя машина, и где жить.

— Тебе что, денег не надо?

— Надо, но если из-за них так мучиться и переживать, то такой ценой они мне не нужны, — недовольно пробурчала Софья.

— Мы же с тобой собрались в октябре пожениться. Наши лимоны тогда не помешают.

— В этой части ты прав, — довольная сменой гемы разговора и предстоящим торжеством, она вынуждена была согласиться с ним.

Поцеловав парня нежно в щеку, Софья заметила:

— Наверное, нам с тобой придется свадьбу приблизить.

— Почему? — удивился он.

— Потому, что я уже беременна и не хочу с солидным животом всем бросаться в глаза, стоя под венцом.

Отстранившись как можно дальше от Софьи, чтобы иметь возможность лучше ее рассмотреть, Якоб спросил:

— Ты не шутишь? — так как примет беременности в фигуре девушки он не заметил.

— К сожалению, дорогой, мне сейчас не до шуток. Говори, что будем делать?

Якоб, подумав, сказал:

— Тогда нам придется с тобой пожениться в том месяце, который будет наиболее благоприятен для тебя и твоего здоровья. Ты не возражаешь?

— Шутить изволите, сударь? Разве я могу против этого возражать? — нежно касаясь пальцами его головы и наклоняя ее для поцелуя, благодарно произнесла девушка. После поцелуя она поинтересовалась: — Я могу сообщить предкам о твоем решении?

— А почему бы и нет? — с готовностью, не раздумывая, ответил он.

У влюбленных время летит гораздо быстрее, чем у других. Поэтому три часа встречи у Софьи с Якобом пролетели, как одно мгновение.

Когда Якоб повез Софью назад домой, то обратил внимание на следовавший за ним автомобиль. Сделав несколько незапланированных ранее поворотов, он убедился, что за ним увязался "хвост". Развернувшись и поехав навстречу преследователям, он установил, что за ним следили на "запорожце" устаревшего выпуска. Пренебрежительно улыбнувшись, Якоб, надавив педаль газа, пустил свою "семерку" на полную мощность в отрыв от преследователей.

Имея преимущество в скорости, он с легкостью профессионального гонщика ушел от надоевшего ему "хвоста", потеряв его из вида на первом десятке километров бешеной гонки,

Доставив Софью домой, еще раз напомнил ей, как надо себя вести на допросе и то, что им предстоит теперь реже встречаться, нежно поцеловал ее на прощанье.

Поставив машину в гараж, погруженный в размышления над проблемами дня и теми, которые его ждали впереди, Якоб неожиданно для себя метрах в двух увидел перед собой Кабана,

— Привет, Якоб!

— Привет, Кабан, — настороженно ответил он. По позднему времени и месту встречи он определил, что встреча не случайная. — Ты меня ждал?

— Да!

— Зачем я тебе понадобился?

— Ты вечером встречался со своей подругой?

— Допустим, встречался.

— Ты знаешь, что менты за ней установили наблюдение?

— На красном "запорожце", парень и девушка, — хвастаясь своей осведомленностью, сказал Якоб.

— Они самые. Ты не привел их сейчас к себе домой?

— Ты за кого меня принимаешь? Я его кинул сразу же на первом Батайском светофоре, — похвалился Якоб.

— Но все равно номер твоей тачки у них остался, — вразумил его Кабан.

— Не исключено, — теряя вдохновение, согласился с ним Якоб.

— Завтра и тебя постигнет участь твоей подруги, а за тобой и нас, — доставая из-за спины спрятанный за поясом газовый пистолет, как бы с сожалением констатируя неприятную истину, произнес Кабан.

Почувствовав опасность для своей жизни, Якоб решил объяснить бывшему другу неосновательность опасения в отношении себя, сообщить ему, что встреча с невестой ему была разрешена самим Яфаром:

— Я…

Раздавшийся выстрел оборвал его попытку. Сняв с упавшего на землю Якоба золотую цепочку, золотой перстень, наручные часы "Полет", забрав сто пятьдесят тысяч денег, Кабан сказал подошедшему Гундосому:

— Шлепни его камушком по височку, чтобы окочурился.

— Я раздумал идти на мокрое, — неожиданно для Кабана заявил тот.

— Тогда мне придется вас кокнуть тут обоих и погладить камушком.

Такая перспектива Гундосого не устраивала. Он молча подошел к Якобу, заранее приготовленным голышом ударил жертву по голове.

Критически проследив за его действиями, Кабан заметил:

— Я же тебе сказал, чтобы ты шлепнул его камушком по голове, а не погладил. Повтори! — направляя на Гундосого пистолет, потребовал он жестко.

Глубоко вздохнув, словно убивали его самого, Гундосый с силой ударил Якоба голышом по голове. Хруст ломаемых костей показал, что удар на этот раз был нанесен с силой.

Кабан тоже ударил Якоба голышом по голове, выполняя формальность, которая делала его соучастником убийства, а поэтому, так он считал, Гундосый не должен был на него обижаться.

— А теперь, дорогой, давай будем уматывать в сторону моря.

Обойдя темными закоулками гараж, они вернулись к своему автомобилю. Дождавшись, когда Гундосый сядет в машину, Кабан миролюбиво произнес:

— Ты на меня, дорогой, не сердись за недавнюю грубость. Честно говоря, мне и самому наша работа не понравилась, но ее, кроме нас, некому было делать. Теперь мы с тобой повязаны одной ниткой. И я знаю, что у тебя никогда не появится желание выдать меня…

Гундосый был так напутан свершившимся фактом, что не имел сил для разговора с Кабаном. Он только и мог, что молча слушать болтовню своего "кореша".

— …Давай свои перчатки, — потребовал у него Кабан, — я их вместе со своими выкину в туалет…

Гундосый молча исполнил его требование.

— Ты, Гундосый, не дрейфь. Теперь мы с тобой капитально замели свои следы, и ментам ни в жизнь не выйти на нас. Так что держи хвост пистолетом.

Доставив Гундосого домой и поставив машину в гараж, Кабан еще долго сидел в ней, размышляя о нелегкой доле и тех страхах, которых ему недавно пришлось натерпеться. Своему положению он сейчас не завидовал, но и выхода из него тоже не видел.

Глава ДВАДЦАТАЯ

Проведенные Соколовым обыски в домах Эдкиной и Ломача на предмет обнаружения крупных сумм денег, ранее похищенных бандитами из банка, положительных результатов не дали.

Убийство Ломача неустановленным злоумышленником с целью ограбления оборвало у следователя все нити, которые могли бы привести его к главным действующим лицам преступления. К одной трудной задаче но выявлению налетчиков на инкассаторов присоединилась вторая — кто убил Ломача. Эта задача по своему решению была не менее сложной, чем первая.

У Соколова были основания считать, что убийство Ломача крепко связано с расследуемым им преступлением. Эти основания опирались на тонкий расчет и логическое мышление; веских же доказательств, подтверждающих его версию, у него не было.

По логике вещей, Соколов должен был бы заняться расследованием убийства Ломача, так как он был очень опытным следователем, но уголовно-процессуальный кодекс категорически предписывал, чтобы расследованием убийства занимался следователь прокуратуры. Вот так логика к нашей жизни вступает в противоречие с действительностью.

Все гористы понимают необходимость объединения следователей милиции, прокуратуры, федеральной службы контрразведки в одном следственном комитете, но дальше теории эта мысль не пошла.

Расследованием убийства Ломача в прокуратуре занялся младший юрист, выпускник Кубанского университета, двадцатипятилетний прыщеватый самовлюбленный очкарик Лохматов, с которым Соколов, при всем своем желании, не мог найти делового контакта. Следователь прокуратуры Лохматов считал себя на голову выше следователя милиции, так как имел право расследовать все преступления, совершаемые работниками милиции, тогда как последним в отношении его этого не дано,

Толковый и профессионально грамотный план оперативно-следственных мероприятий, рожденный коллективно службами уголовного розыска и прокуратуры, бил красив, как букет роз, но не имел под собой ни живительных корней, ни благодатной почвы.

Боясь утечки информации в отношении Примакова, который работал не только по раскрытию ограбления инкассаторов, но и по убийству Ломача, Томилко в его деятельность в банде Капитана не посвятил не только следователя прокуратуры, о ней не знало даже большинство его оперативных работников.

Поняв психику самовлюбленного "индюка", Соколов прекратил с Лохматовым деловые контакты. Это привело к тому, что расследование двух дел ратными следователями шло параллельно, когда одни и те же моменты приходилось каждому из них выяснять у одного и того же свидетеля дважды. Безусловно, такая работа была неэффективной и имела много недостатков.

Во время своего посещения Томилко в его кабинете, куда тот пригласил Соколова для отчета, Геннадий Трофимович пожаловался ему на трудности в работе. Внимательно выслушав его, Томилко сказал:

— Очень прискорбно, что ты не смог с Лохматовым найти общий язык. Плохо также то, что таким сложным делом, как убийство, занимается новичок в нашем деле. Но это забота прокурора. Ты же занимаешься расследованием своего дела, и если нам повезет, то не исключено, что и убийство Ломача сможем раскрутить.

— А у нас есть шанс в этой части? — с надеждой в голосе поинтересовался Соколов.

— Вероятность большая, — загадочно улыбнувшись, ответил тот ему.

Покидая кабинет Томилко, Соколов подумал с завистью: "Конечно, Виктор Николаевич но инкассаторам располагает большей информацией, чем я, вот он и позволяет себе даже улыбаться, говоря о них, а мне сейчас из-за тупиковой ситуации не до смеха".

В свою очередь Томилко, оставшись один, подумал: “Надо будет встретиться с прокурором и поговорить с ним о его следователе, о налаживании должного контакта в работе". Лохматова он не считал таким уж никчемным специалистом. Годы, ошибки, полученные шишки заставят его пересмотреть свои взгляды на жизнь, сделать верную переоценку жизненным ценностям и не делить коллег на своих и чужих, научиться сотрудничать и работать со всеми, кто как-то может принести ему пользу в раскрытии тяжких преступлений.

“Жаль только, — подумал Томилко, — что это будет нескоро".

Глава ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Ломач Абрам Ишхакович, смуглый пятидесятидвухлетний, плотного телосложения мужчина, еще не успевший состариться, в два часа ночи один сидел в зале своего дома у гроба сына, беседуя и прощаясь с ним, так как утром должны были состояться похороны:

"Эх, сынок, сынок, разве в таком положении и состоянии я хотел тебя видеть? Благодаря моим связям и деньгам, ты закончил торговый институт. Ты мог бы стать директором торгового предприятия, но ты не послушался отца и стал барменом в каком-то задрипанном ресторане,

Наш род всегда славился рассудительными и умными людьми. Почему же ты так поступил? А вообще-то ты неплохо зарабатывал на своем месте. — У Абрама Ишхаковича не укладывалось в голове, что бармен может зарабатывать не меньше руководителей крупных предприятий. Потом его мысли пошли но другому руслу. — Кому помешал мой сын? Неужели, позарившись на его золотые безделушки и из-за каких-то грошей, находившихся у него в кармане, грабители решили пойти на убийство? Да я бы им, чтобы сохранить сыну жизнь, в стократ больше дал денег. Сволочи, как вы легко идете на убийство из-за мелочи, не понимая, какие за этим наступают трагические последствия, как для семьи погибшего, так и самих убийц.

Мне молодой следователь говорил, что убить Якоба злоумышленники могли не только из-за корыстных побуждений, но из-за желания занять его место в ресторане и по массе других причин. Но такое рассуждение несерьезное, так как оно есть не что иное, как плод его мальчишеской фантазии…"

Надежды на следователя Лохматова, что он найдет убийц сына, у него не было. Зацепок у того никаких мет, подозреваемых нет, пройдет некоторое время, и он распишется в своем бессилии, спишет дело в архив. “Я с таким результатом его работы не согласен, а поэтому не пожалею средств, найду толкового сыщика и проведу свое расследование, но обязательно докопаюсь до убийцы. Ему не избежать моей мести", — испытывая удовлетворение от такого рассуждения, думал отец, Являясь заместителем генерального директора российско-американской компании, он мог позволить себе предстоящие затраты.

"Жаль, что мы не успели породниться с семьей Эдкина. Софья мне вчера сказала, что беременна от Якоба, собирается теперь сделать аборт. Как бы мне ее уговорить, чтобы она родила мне внука? Вряд ли она захочет его рожать. Девушке предстоит еще выходить замуж, зачем ей теперь такай позор. Придется ей капитально заплатить, чтобы переубедить и сделать своей единомышленницей, Надо с ней сразу после похорон Якоба поговорить на эту тему. Если надо будет, то я не стану возражать против заключения с ней договора в этой части", — размышлял Абрам Ишхакович.

Жизнь заставляла его думать не только о прошедшем, но и о будущем, так как не стояла на месте…

Глава ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

После гибели Якоба на место бармена в ресторане Капитан назначил Листа. Слабо разбираясь в экономике, но обладая цепким мышлением, тот в течение недели втянулся, усвоил свою новую работу, понял ее преимущества и незамедлительно воспользовался предоставленными ему возможностями.

Если запустить козла в огород с капустой, то, безусловно, капусты в нем не останется. Точно так же, как козел расправлялся с капустой, так Лист стал поступать с огромной батареей бутылок спиртного. Безусловно, такое "руководство" в боре долго продержаться не могло, тогда как именно в этом качестве Лист нужен был Климу. Присмотревшись к "работе" Листа, Клим после двух дней его "геройства” решил дать ему толковый совет,

После окончания работы он взял в баре за свой счет бутылку "Наполеона", усадил за стол Аиста.

— Ты, дорогой мой, кончай обсчитывать клиентов и разбавлять водой спиртное, — строго потребовал Клим.

— Ты что, за мной хозяином приставлен следить? — возмутился Лист.

— Нет, — успокоил его Клим.

— Тогда какое тебе дело до меня? Я в баре делаю то, что мне нужно, и не намерен ни под кого подстраиваться.

— Колек, по-моему у нас с тобой хорошие дружеские отношения, а поэтому у тебя нет оснований переть на меня и не прислушиваться к моему мнению. Как-никак я уже здесь кое к чему присмотрелся и кое-какими нужными наблюдениями могу поделиться с тобой.

— Я к тебе, Клим, никаких претензий не имею, но когда мне начинают говорить, чтобы я никого не обсчитывал и не разбавлял спиртное, то такие дружеские советы меня начинают бесить.

— Почему?

— Так на хрена мне тогда все это барменство, если я за счет клиентов не имею права есть и пить?

— Я тебе этого не запрещаю и не советую, а предлагаю только умно проворачивать свои делишки, чтобы они не бросались посторонним в глаза. Если Капитан твою бяку обнаружит, то он тебе голову скрутит. Ты согласен со мной или нет?

— Не сомневаюсь! — вынужден был признать Лист. — Если ты такой умный, то давай, просвети меня, поделись своими познаниями, — наливая в рюмку “Наполеон" и выпивая его, разрешил Лист.

— Сейчас, Колек, народ пошел грамотный, а поэтому, когда ты его обсчитываешь, то он не только видит, но и делает соответствующие выводы. Люди без денег в ресторан не ходят. Они идут к нам их потратить. Когда ты их обсчитываешь на несколько штук, им этих бабок не жалко, но они, покидая бар, затаивают на тебя обиду…

— Почему? — удивился Лист, перебив Клима.

— Потому, ненаглядный, что ты их выставляешь в тот момент глупее себя. А это не каждому, уважающему себя человеку, понравится. Точно такое же отношение твоих клиентов к разбавленному пойлу. Путевый фраер, раз обслужившись у тебя, уже другой раз к нам не придет отдыхать. Согласен?

— Допустим, ты прав, но ты согласен со мной, что мне тоже жить надо? И как ты думаешь, я поступлю в этой ситуации? Конечно, в первую очередь подумаю о себе, а потом о твоих клиентах.

— Капитан скинет тебя из барменов, как муху со стола, так как ты лишаешь его постоянных посетителей. — Увидев, что Лист вновь попытался ему возразить, Клим, помахав у него перед лицом открытой ладонью, произнес: — Помолчи, дорогой, дай немому высказаться, Я хочу предложить такой выход, чтобы и тебе было хорошо, и клиенты ресторана остались довольными…

— И в чем же он заключается? — все же. перебив Клима, поинтересовался Лист.

— Если бы ты шире раскрыл глаза, то сам бы увидел и нашел путевый выход…

— Ты кончай читать мне нотации, а быстрее переходи к делу, — с нетерпением подогнал его Лист.

— Как я заметил, у тебя среди блатяг обширные связи?

— Еще бы! — подняв плечи, пренебрежительно согласился с выводами товарища Лист.

— Тебе ничего не стоит через них, а также через другие каналы, установить подпольных "директоров" винно-водочных цехов, где производятся различные спиртные напитки. Почему бы тебе не вступить с ними в сотрудничество и их “букеты" не пропускать через свой бар? Получаемого от этих сделок навара тебе хватит и на закусить, и на выпить, да и твоя марка, как делового человека, поднимется на должный уровень. Ты станешь не просто крохобором, а умеющим крутиться дельцом, который и сам живет, и другим помогает делать бабки…

По мере того, как Клим развивал свою мысль, интерес к ней со стороны Листа возрастал прямо на глазах. Дружески ударив ладонью по плочу своего наставника, Лист, вдохновленный появившейся возможностью разбогатеть, восхищенно произнес:

— А все же, Клим, ты молоток. Сколько бабок возьмешь с меня за свою идею?

— Ничего мне за нее не надо, Я тебе ее дарю. Но учти, если ты ее возьмешь себе на вооружение и будешь наглеть, как сибирский валенок, и залетишь на прием к ментам, то на меня не обижайся. Все решаешь ты сам, самостоятельно. Можешь раскручиваться, можешь не начинать. Короче, ты хозяин своего решения.

— Не волнуйся, претензий с моей стороны к тебе не будет. Идея толковая, и я от претворения ее в жизнь теперь не откажусь. Только честно признайся, ты до нее сам додумался или тебе- ее кто-то подсказал?

— Так делал покойный Якоб. Я только это усек и передал тебе.

— Считай, что я бросил обсчитывать и химичить, буду заниматься бизнесом, а поэтому своими наблюдениями больше ни с кем не делись.

— Заметано! — заверил его Клим.

— Как только я развернусь и ко мне потекут левые бабки, ты услугами моего бара будешь пользоваться бесплатно, — благодарный за "науку", пообещал Климу Аист.

Глава ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Впервые Кабан появился в ресторане с неизменными своими друзьями где-то через неделю после того, как избил Клима. Первые дни он вел себя настороженно, постоянно ожидая нападения со стороны своего заклятого врага или какой-либо подлости от него. Но неделя проходила за неделей, а Клим, имея возможность учинить драку с ним или в крайнем случае поссориться, такой возможностью не пытался воспользоваться Как мы знаем, на то у Клима были свои причины.

Мирное сосуществование Кабана и Клима стало фактором, молчаливо признанным обеими сторонами. Со временем компания Кабана, уверившись в нем, перестала остерегаться Клима, а поэтому чаще стала проводин» свое свободное время в ресторане. Теперь они приходили сюда не одни, а приводили с собой красивых и шумных девиц.

Постоянно шикарно сервированные их столы стали вызывать у многих посетителей ресторана черную зависть и нездоровые пересуды, на которые компания Кабана совершенно не обращала внимания. Среди немногих, кто не завидовал им, были Клим и Лист. Если Клим не был склонен к совершению преступлений и не завидовал преступникам, то Лист, воспользовавшись сонетом Клима и торгуя в баре левой продукцией, сам неплохо зарабатывал и думал лишь о том, чтобы его личный бизнес продолжался как можно дольше. Даже поведение Листа теперь стало иным. Он стал более уверенным в себе и независимым.

Клим, подойдя к бару, присел на вращающийся высокий стул. Отвернувшись от стойки, за которой находился Лист, он стал смотреть в зал. В течение рабочего времени он десятки раз встречался с Листом, а поэтому сейчас бармен для него не представлял интереса.

Положив руку Климу на плечо, Лист поинтересовался:

— Рюмочку чего-либо не желаешь пропустить? — свое обещание Лист держал.

— Нет! — не поворачивая головы в его сторону, через плечо бросил Клим.

— Поделись хоть со мной, чем ты так заинтересовался?

— Отстань! — небрежно отмахнулся от него Клим.

У Листа в данный момент не было посетителей. Ему было скучно, а поэтому оставлять Клима в покое он не собирался, так как за разговором рабочее время летит быстрее.

— Смотришь, как твой "дружок" Кабан шикует в зале?

— С каким удовольствием я бы ему сейчас шею свернул, — мечтательно произнес Клим.

— Его трогать нельзя. Он у Капитана в почете. Если решишься его тронуть хотя бы пальцем, то можешь головы лишиться, — предостерег Лист.

— С какой стати и с каких пор Кабан вдруг стал, неприкасаемым? — поворачиваясь лицом к Листу, поинтересовался Клим.

— Банк грабани и ты таким станешь, — понизив голос до шепота, вразумил его Лист.

— Да он на банк только посмотрит и сразу же в штаны наложит, — пренебрежительно заметил Клим.

— Там был верняк. Ему все преподнесли на блюдечке, поэтому у них все прошло ништяк.

— Ты не понтишь?

— Нет… А вообще считай, что я тебе ничего не говорил. Сам понимаешь, что если Капитан узнает о моей толконище, то свернет мне башку. Мы с тобой корешуем, а поэтому я рискнул поделиться новостью.

— Я понимаю твое беспокойство, но я не маленький и трепаться на эту запрещенную тему ни с кем не собираюсь. Мне только не верится в такие их способности. Сзади кого-либо оглушить они мастаки, а взять банк… Прямо не верится. Случайно ты мне не фуфло травишь?

— Сам слышал их разговор под мухой рядом с моей стойкой. Благодаря своему положению, я теперь практически в курсе всех событий, происходящих в нашем городе, — похвалился Лист.

— Даже знаешь, кто завалил твоего предшественника в сфере бизнеса? — подзадорил его Клим.

— Вот этого пока не знаю, но подозрение кое на кого имею… — начал отвечать ему Лист, но дальнейшей их беседе помешала веселая и шумная компания парней и девушек, которые, подойдя к стойке, засыпали Листа заказами.

"Больше мне выпытать нужных сведений из Листа сейчас не удастся, да и нельзя. Он и так здорово меня просветил. Если сегодня продолжу задавать ему вопросы, он почувствует с моей стороны вымогательство, может заподозрить неладное, замкнуться в себе и даже может проявить ко мне нездоровый интерес. Сказанное им шло от него. Парень сам похвалился своей осведомленностью, без всякой наводки с моей стороны. В другой раз я постараюсь подвести его к нужному мне разговору и тогда смогу почерпнуть от него новую информацию. Надо будет сегодня же после работы написать рапорт, отдать его Кристине для передачи Виктору Николаевичу. Теперь компанию Кабана оперативники возьмут в плотный оборот. Думаю, они смогут вывести ее на чистую воду", — размышлял Клим, покидая бар и направляясь к столику, за которым сидел его напарник Тронутый.

Глава ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В кабинете начальнике ИТК строгого режима подполковника внутренних войск Труфанова Александра Ильича, тучного, страдающего одышкой пятидесятилетнего добряка, кроме хозяина, находился его же возраста, но только худощавый мужчина, бывший подчиненный Труфанова, два месяца назад ушедший на пенсию, занимавший должность начальника отряда, майор Власенко Леонид Федорович.

Несмотря на то, что служебные отношения между ними прекратились, они продолжали поддерживать "деловые" контакты. Охлажденный кондиционером воздух, отсутствие посетителей в приемной начальника располагали к тому, чтобы не спешить расстаться и вдоволь поговорить.

— Александр Ильич, у тебя в колонии сидит Ломакин Иван Васильевич, — не спрашивая, а скорее информируя, произнес Власенко.

— Есть такой, работает в мебельном цехе.

— Именно о нем я хочу с тобой поговорить.

— Только я не помню, сколько ему еще осталось отпахать?

— Два года.

— Сколько оттянул?

— Четыре! — ответил Власенко, заранее подготовившись к разговору и "затарившись" нужной информацией.

— Перспективный малый. Что же ты хочешь?

— У меня на него есть хороший покупатель. Почему бы тебе с ним не потолковать о зеке, смотришь — и договорились бы. По такой жизни, я думаю, тебе лишние бабки не помешают.

— Как и тебе, — огрызнулся Труфанов, недовольный тем, что не имеет прямого контакта с клиентом и по-прежнему пользуется услугами посредника.

Поняв его настроение и как бы успокаивая, Власенко произнес:

— Ну чего ты сердишься? Считаешь, что я между вами лишний, а зря. Я проверяю всех клиентов, отсеиваю разную шушеру и только стоящих, с. бабками, направляю к тебе.

— Ладно, Федорович, не обращай внимания на мой срыв. Ты мужик толковый, с головой, и мне с тобой чертовски везет.

— Ив этот раз повезет, — повеселев, заверил его Власенко.

— Ты за клиента уверен, не подсадная утка?

— Меня с ним познакомил известный тебе авторитет Цыган, Он сказал, что мы будем иметь дело с паханом крупной банды. Уж кому-кому, а ему верить можно.

— Я тоже так думаю, — после некоторой паузы, понадобившейся ему для обдумывания информации, согласился Труфанов. Расписавшись на обороте своей визитной карточки, поставив на ней дату, он подал ее Власенко. — Пускай наш клиент явится с ней ко мне в указанный день. Она ему будет служить пропуском.

— Клиент очень солидный и серьезный, а поэтому желает встретиться с тобой на нейтральной территории, — заметил Власенко.

— Ну что ж, тогда воспользуемся запасным вариантом. Привезешь мне его в воскресенье на пруд в известное тебе место к девяти часам. Придется в этот день заняться рыбной ловлей, — пошутил Труфанов.

— Самая лучшая рыба — это колбаса. А самая лучшая колбаса — это мешок с деньгами, — ответил ему улыбающийся Власенко, довольный, что сговор состоялся, и он остался при деле.

Простившись с Власенко и оставшись один в кабинете, Труфанов достал из сейфа личное арестантское дело Ломакина и стал его просматривать. В глаза ему бросилось письмо начальника УИТК генерал-майора Очкася, в котором тот требовал вопрос об условно-досрочном освобождении (УДО) Ломакина в обязательном порядке согласовать с ним.

"Ни хрена себе закавыка! Как же мне теперь с этим зеком поступить? Неужели шеф тоже хочет на арестанте навариться? Но это уже наглость, и так придется делить пирог на двоих, — посмотрев на дату письма, он с удовлетворением отметил, что оно получено полгода тому назад. — Если я его изыму из дела и уничтожу, то кто докажет, что оно было в нем? Никто! Кто докажет, что именно я его ликвидировал? Никто! Значит, если предложение будет стоящее, я могу от него не отказываться. А может быть, для формальности все же поставить шефа в известность о своем намерении в отношении этого чертова Ломакина? Если хочешь для себя лишние хлопоты, то заводи переписку, обортай себя по рукам и ногам, тогда уж ты, дорогой, зека ни за что не сможешь освободить, — упрекнул он себя за такую "глупую" мысль. — Я ничем не рискую. Мне тоже уже пора на пенсию, и если насильно спровадят, то днем раньше, днем позже для меня не будет иметь существенного значения", — окончательно решил он.

Глава ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Закинув две удочки в пруд, Труфанов так увлекся рыбной ловлей, что напрочь забыл, зачем он на самом деле сюда приехал. Плотна постоянно клевала и ловилась на удочки. Находясь в спортивном, приятном для души азарте, он решил воскресный день и в самом деле посвятить рыбалке.

— Бог в помощь! — неожиданно для себя услышал он сзади мужской голос.

— Рыбу перепугаете, — поворачиваясь лицом на голос, ворчливо заметил Труфанов. Он увидел перед собой незнакомого мужчину. Окинув его взглядом, отметил, что, судя по одежде, какая была на том, он материально обеспечен и заботы завтрашнего дня его не волнуют, чем в настоящее время могут похвастаться немногие.

— Александр Ильич? — спросил незнакомец.

— Он самый, — подтвердил Труфанов.

— Тогда здравствуйте, — пожимая ему руку и возвращая назад его визитную карточку, не представившись, произнес Капитан. Дав возможность Труфанову ознакомиться с визиткой и убедиться в ее подлинности, он поинтересовался у "рыбака": — Вам известен мой интерес, который заставил меня прийти к вам?

— Доложили!

— Где его будем обсуждать?

— Можно в моей машине, а можно прямо здесь, на бережку. Бери удочку, поможешь мне ловить пескарей с окунями, а то они меня прямо замучили.

— Действительно, почему бы не вспомнить молодость, — принимая предложение Труфанова, произнес Капитан, снял с себя пиджак, бросил его на траву, засучил рукава рубашки.

Рыбная ловля увлекла Капитана, пробудила в нем мальчишеский азарт,

— Тебя ждут? — как бы между прочим поинтересовался Труфанов.

— Подождут, не слиняют и не растают, — успокоил его Капитан, — Что решил в отношении интересующего меня человека?

— Наш общий знакомый ничего мне не говорил о вознаграждении за мой труд, а поэтому я пока ничего не решил.

— Сколько ты за него хочешь?

— Первоначально хочу услышать твою цену, — сказал Труфанов.

— Полтора лимона.

— Мало!

— Так он все равно уже отпахал две трети наказания. Тебе ему досрочку сделать, как мне высморкаться.

— Это тебе так кажется с твоей колокольни, а я считаю, что моя работа стоит не менее четырех лимонов.

— Два лимона — и по рукам.

— Нет, дорогой, четыре и никаких гвоздей.

Положив на берег пруда уже мешавшие им удочки, они стали торговаться, как на базаре, в конце концов столковавшись на трех миллионах.

— Теперешние три лимона все равно как в застойные времена три куска, — стал успокаивать расстроенного Капитана Труфанов.

— Ладно, уговорил, пускай будет по-твоему. Когда тебе надо отдать бабки?

— Лимон сейчас, а остальные, когда твоего друга пропущу через суд.

— А судья пойдет на УДО?

— Это моя забота, — успокоил его Труфанов.

— Когда мне ожидать дома кореша?

— Не позднее, чем через две недели, — заверил его Труфанов.

— Сейчас мой Водила подкинет тебе аванс.

— Бабки ты мне привезешь сам. Зачем мне светиться разным шоферам? — поставил условие Труфанов.

Его замечание было резонным, у Капитана не нашлось возражений. На месте Труфанова он именно так и поступил бы.

Пока Капитан шел к своей машине, Труфанов сложил удочки, привязал к багажнику своего автомобиля, приготовился к отъезду с пруда. Увидев подъехавшего к нему на "Волге" одного Капитана, Труфанов удовлетворенно пробурчал:

— Так-то, дорогой, будет лучше.

Получив от Капитана целлофановый пакет, начальник ИТК, не разворачивая его и не пересчитывая деньги, сел в свою "четверку" и на большой скорости помчался с места рыбалки, поглядывая в зеркало заднего вида: а вдруг за ним увязался "хвост"? Но сзади за ним не было никакого транспорта. Чем ближе он подъезжал к своей даче, тем спокойнее становилось у него на душе. На даче он, пересчитав деньги, убедился, что его не обманули. Спрятав деньги в тайник, полностью успокоился, убедившись, что имеет дело с падежным клиентом. Сейчас он сожалел только о том, что не смог вдоволь порыбачить.

Глава ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В субботу в шестнадцать часов Капитан, приехав к себе домой, отпустил личного шофера по кличке Водила, сказав ему:

— Осмотри тачку, заправь ее, возьми с собой на всякий случай канистру с бензином. Ожидается дальняя поездка. Чтобы в три часа ночи был на мази и с тачкой стоял у меня дома под окнами…

Водила был приучен Капитаном к тому, чтобы не задавать, ему ни умных, ни глупых вопросов. Если Капитан сочтет нужным, он доведет информацию до его сведения. Подумав, Капитан пришел к выводу, что если сообщит Водиле о цели своей поездки в ИТК, то от этого только выиграет, поднимет свой авторитет.

— Поедем к одному хозяину ИТК выбивать УДО нашему Лому.

— Сейчас без бабок ничего нельзя выбить, — заметил ему Водила.

— Что я, не знаю? Придется раскошелиться, — вздохнув, согласился с ним Капитан. — Но что поделаешь, если надо выручать нашего брата.

— Если надо, то, конечно, куда деваться. — с пониманием кивнул Водила,

Сообщение радиста о том, что Капитан вместе со своим водителем собирается в три часа ночи ехать к начальнику ИТК добиваться у него УДО Ломакину Ивану Васильевичу, а короче Лому, если не потрясло, то страшно удивило Томилко. Немедленно связавшись по телефону с Очкасем, Томилко сообщил, что имеет большое желание встретиться с ним, а поэтому просит немедленно принять его.

Уже через пятнадцать минут после телефонного звонка Томилко в кабинете Очкася здоровался со своим коллегой. Присев на предложенный стул, стоящий рядом со столом Очкася, Томилко недовольно произнес:

— Не ожидал я от тебя, Александр Леонидович, такого невнимания к моей просьбе.

— Ты, Виктор Николаевич, на понт меня не бери. Сразу говори, в чем я перед гобой провинился. Только после этого я посмотрю, извиняться мне перед тобой или нет.

— Ты помнишь, я к тебе обращался с просьбой, чтобы отбывающего наказание в ИТК Ломакина не выдвигали на УДО?

— Как же не помнить, если я сам лично проследил, чтобы начальнику колонии Труфанову была направлена соответствующая бумага под грифом "секретно".

— А звонил ли ты ему по этому вопросу?

— Не звонил. Ты же не хотел, чтобы я на личности твоего Ломакина заострял внимание администрации колонии. Тем более что звонок — вещь ненадежная, а соответствующее требование, я бы сказал, указание начальника подчиненному — закон, который он обязан неукоснительно выполнять.

— Придется мне тебя, Александр Леонидович, с облаков спустить на землю и кое в чем просветить. Завтра "многоуважаемый" нами Капитан в три часа ночи поедет в колонию к твоему Труфанову и будет договариваться с ним, чтобы тот как можно быстрее условно-досрочно освободил Ломакина из своих "апартаментов".

— Не может того быть! — воскликнул удивленный Очкась.

— Я бы рад был тебя не разочаровывать, но, к сожалению, говорю горькую правду.

— Если твой сигнал подтвердится, то я этого Труфанова отправлю не на заслуженную пенсию, а в колонию, где парятся подобные ему дельцы…

— Меня твои заботы не интересуют. Ты мне скажи, что мне теперь делать? — прервал его сердитые высказывания Томилко,

— Я еще не созрел для ответа на твой вопрос, так как над ним не было времени подумать Ты сам, Виктор Николаевич, скажи мне, что намерен предпринять но этому вопросу?

— Завтра пошлю за Капитаном "хвост" — походную техническую лабораторию, чтобы иметь возможность не только зафиксировать факт возможной взятки, но и записать всю беседу, которая состоится между заинтересованными сторонами.

— Толково решил! А сам туда не думаешь поехать?

— С удовольствием бы, но помимо Капитана у меня завтра в городе еще масса проблем, которые срочно надо решать.

— Так завтра выходной, — напомнил Очкась.

— Что из того, если наши общие "друзья" не дают нам отдыхать даже в воскресенье? Черти, работают без выходных.

— Ты как хочешь, а я вместе с твоими оперативниками смотаюсь в колонию. Хочу своими глазами убедиться в том, что ты сейчас сообщил.

— Если ты решил туда ехать, то желательно, чтобы внимание заострил на своем подчиненном, а мы более плотно займемся Капитаном, Потом поделимся друг с другом своими мыслями.

— Разве мы не будем их задерживать на месте преступления? — удивился Очкась.

— Ни в коем случае! Мы только закрепим доказательствами это преступление. Когда мы полностью раздавим осиное гнездо Капитана, тогда только дойдет очередь до твоего подчиненного. Если мы поступим иначе, то свои планы не сможем довести до конца.

— Предпосылки для этого есть?

— Очень даже хорошие, — не удержавшись, похвалился Томилко.

— Ты не знаешь, зачем вдруг Капитану понадобилось устраивать возню с освобождением Ломакина? Если он ему так нужен, почему раньше не занялся решением проблемы с его освобождением?

— Мне самому интересно получить ответ на твои вопросы, но я пока такой информацией не обладаю, — с сожалением был вынужден признаться Томилко. — Ты попытался бы через "кума" колонии, а он через своих сексотов, узнать у Ломакина, чем он так внезапно заинтересовал своей персоной Капитана.

— Я такое задание дам, но результативность его не гарантирую, — ответил Очкась.

Расставаясь с Очкасем, Томилко предупредил по-дружески;

— Ты там смотри, не устрой разборку с пристрастием, иначе испортишь мне всю малину.

— До чего я докатился! Полковник начинает учить генерала, — улыбнулся Очкась.

Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Вручив Труфанову взятку, Капитан на "Волге" подъехал к стоящему под ивой своему водителю. Выйдя из машины, Капитан стал разминать ноги и размахивать руками, делая спортивные упражнения перед предстоящей дорогой. Глядя на поверхность пруда, во многих местах часто взрываемую резвящейся рыбой, он мечтательно произнес:

— Сейчас с удовольствием бы порыбачил.

— Ну как твоя “рыба", заглотнула приманку? — продолжая рыбную тему, поинтересовался Водила.

— Как миленький, — беспечно заявил Капитан.

— А он нас не обманет?

— В нашем деле очень трудно найти пути к нужному человеку, желающему взять на лапу. А уж если он взял, то потребовать ответ от него за свои обязательства мы всегда сумеем, — заверил водителя Капитан. После короткого раздумья, как бы спохватившись, он распорядился: — Ну, хватит распотякивать, отваливаем домой.

Откуда Капитан и Труфанов могли знать, что не только их встреча записывалась на видеокамеру, но даже их беседа была записана лазерным прибором, чутко улавливающим звуковые волны.

После расставания Капитана с Труфановым оперативным работникам тоже пришлось разделиться на две группы, Группа Томилко поехала за Капитаном, группа, возглавляемая самим Очкасем, последовала за машиной Труфанова,

За несколько часов интенсивной оперативной работы ими был собран достаточный материал, чтобы тут же "упрятать" и взяткодателя, и взяткополучателя на много лет в не столь отдаленные места, куда дорога очень широка, но выход очень узкий. Но еще не пришло время для применения к ним указанных карательных мер, поэтому доказательства по факту совершенного преступления остались лежать в оперативном деле, став фундаментом претворяемой в жизнь оперативниками разработки.

Глава ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

В воскресенье вечером дежурный УО-85/53, где отбывал наказание Ломакин, получил из своего управления телефонограмму, согласно которой заместителю начальника колонии майору Борисову Василию Григорьевичу предписывалось явиться в понедельник к девяти часам к начальнику УИТК генерал-майору Очкасю.

В назначенное в телефонограмме время Очкась принял Борисова в своем кабинете. Поздоровавшись с ним за руку и усадив Борисова за стол, разделявший их, Очкась сказал:

— Василий Григорьевич, я вас пригласил к себе, чтобы услышать информацию об интересующем меня заключенном, отбывающим наказание в вашей колонии. Вы всех своих зеков знаете?

— Практически да, если он не из новеньких.

— Тогда что вы можете скапать о старожиле колонии Ломакине Иване Васильевиче? Знаете его?

— Знаю его как облупленного и могу по нему ответить на любой интересующий вас вопрос.

— Очень приятно слышать о такой вашей готовности, — не скрывая удовлетворения, произнес Очкась. — Скажите мне, что он из себя представляет, можно ли его рекомендовать на УДО?

— Он пока не авторитет для зеков, но близкий к этому, уважаемый ими человек. Если кому-то захочет доказать свою точку зрения, то с большой вероятностью допускаю, что своего добьется. Не зря же ему дали кличку Лом. Из своего шестилетнего срока наказания он отбыл четыре года. Работает в мебельном цехе, отличный специалист, режим содержания не нарушает. Если коротко о нем говорить, то лично мной характеризуется положительно.

— Если он такой уж положительный, почему вы раньше не рекомендовали его на освобождение?

— Потому и не рекомендовали, что хороший специалист своего дела, а мы прежде всего думаем об интересах производства.

— Выполнение плана выпуска готовой продукции — важная задача, но не надо забывать о личности. Если человек исправился и есть достаточно оснований для его УДО, то негуманно заставлять человека париться в колонии лишь потому, что он хороший специалист. При этом вы должны помнить, что колонии переполнены зеками. Освобождая таких, как Ломакин, вы убиваете сразу двух зайцев — делаете человеку добро и разрежаете-контингент.

— Учту ваше замечание, Александр Леонидович.

— Не в отношении его в частности я говорю, а обо всех зеках колонии вообще, — уточнил на всякий случай Очкась.

— Я именно так и понял, — покривив душой, заверил Борисов.

— Будем считать, что разговор в отношении Ломакина исчерпан. Что можешь сказать о своем непосредственном начальнике Александре Ильиче как о человеке, о его деловых качествах?

— Александр Леонидович, вы меня ставите в неловкое положение. За глаза говорить плохое о своем начальстве нехорошо.

— Мы с вами — не бабки на базаре. Вы должны ответить откровенно на вопрос своего непосредственного начальника.

— Он работу свою знает досконально, но последнее время у него уже не то рвение к ней.

— Почему так?

— Точно не могу сказать, но не исключено, что уже смирился с уходом на заслуженный отдых.

— Ему пора на пенсию. Как смотришь на то, чтобы принять от нею руководство колонией?

— Если честно признаться, то не откажусь, — улыбнулся Борисов.

— О нашем разговоре с тобой в отношении Ломакина никому ни слова. А о должности начальника колонии… — подумав, он решил: — Считай это официальным предложением, но сейчас о нем тебе с Труфаноным тоже нельзя говорить, будет как-то некрасиво с твоей стороны. Если Труфанов поинтересуется, зачем я тебя к себе вызывал, а он обязательно это сделает, то скажи, что я предлагал тебе место начальника УО-73/01, но ты отказался, так как посчитал такое место службы для себя неприемлемым.

— А почему? — удивился Борисов.

— У тебя дети школьного возраста, а близлежащий населенный пункт со школой находится от колонии в пятнадцати километрах, — улыбнувшись, сообщил ему Очкась причину "отказа".

После беседы с Борисовым Очкась встретился с Томилко у него в кабинете и сообщил о состоявшемся разговоре. Выслушав его, Виктор Николаевич вместе с Очкасем стал искать выход из создавшейся ситуации.

— Я могу дать указание Труфанову, чтобы он не рекомендовал нашего "друга" на УДО, — подкинул Томилко мысль Очкась.

— Ты предлагаешь самый легкий, но не самый лучший выход из создавшегося положения, — возразил Томилко.

— Почему?

— На твой вопрос у меня имеется двоякий ответ. Прежде всего я не хочу, чтобы Труфанов, а особенно Капитан, всполошились от твоего силового решения. Во-вторых, Капитан, выложив миллионы за освобождение из колонии Ломакина, безусловно, делает это только из корыстной цели, считая, что цель оправдывает средства. А о ней мы ничего не знаем. Если у него с Ломакиным ничего не получится, то он где-то на стороне найдет ему достойную замену. Тогда мы не сможем проследить за его затеей и вовремя ее предотвратить, если она будет противоправна, а в том, что она должна быть именно такой, сомневаться не приходится. Поэтому я считаю: нам с тобой ни в коем случае нельзя мешать Труфанову и Капитану проворачивать свое грязное дело.

— Если иметь в виду твои планы на перспективу, то я с тобой согласен,

— Тогда тебе придется исполнить одну мою просьбу.

— Какую?

— Дня за три до освобождения Ломакина из ИТК предупреди меня, чтобы я имел возможность подготовиться к встрече с ним. Только не забудь, так как это кое-кому может стоить головы.

— Ты меня обижаешь, все же с генералом имеешь дело, поэтому никаких промашек с моей стороны не будет. Я понимаю, что у тебя есть свой человек в банде Капитана, через которого ты хочешь раскрутить пахана. Этому человеку встреча с Ломакиным нежелательна. Смотри, идешь на усложнение, как бы оно для нас, а особенно для тебя, не кончилось неприятностью.

— Лучшего выхода для себя я пока не вижу, а поэтому вынужден идти на риск.

Глава ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Перед закрытием ресторана в зал из своего кабинета проследовал Капитан вместе с седым мужчиной неопределенного возраста, одетым в поношенную, помятую одежду. Этот мужчина скорее походил на бомжа, чем на друга Капитана, завсегдатая ресторана. У незнакомца в руке была хозяйственная сумка,

Увидев Капитана в такой компании, Клим удивился, так как с низами преступного мира, тем более с бомжами, пахан дружбу не водил, презирал их и не опускался до такого низкого уровня, как пить с ними спиртное. Видно было по их внешнему виду, что они уже изрядно употребили горячительных напитков, наговорились друг с другом, и Капитан из уважения к своему знакомому продолжает оказывать ему знаки внимания.

Капитан подошел к Климу:

— Мой друг хочет еще погулять в ресторане, пускай отдыхает, сколько ему вздумается. Все отнесешь на мой счет. Потом передашь Листу, чтобы он отвез моего кореша туда, куда тот ему скажет,

— Все исполним чин чином, — заверил его Клим.

Обнявшись с незнакомцем и пожав ему руку, Капитан, расставаясь с ним, как бы оправдывая свой поступок, сообщил ему:

— Извини меня, дорогой, не знал, что ты придешь с визитом, а у меня сейчас предстоит такая встреча с нужным человеком, которую, при всем уважении к тебе, отложить не могу.

— Причину считаю уважительной и возражений против расставания с тобой не имею, но только мне одному пить водяру невдобняк, пускай твой человек составит мне компанию.

— Он сегодня полностью в твоем распоряжении, — посмотрев на наручные часы в нетерпении, ответил Капитан и оставил их вдвоем.

Пожимая Климу руку, мужчина представился:

— Меня кличут Сутулым.

— Клим, — в свою очередь представился Примаков.

— Я, Клим, только что откинулся от "хозяина", а поэтому от разных деликатесов, да притом на дармовую, которые ты сейчас для меня закажешь, не откажусь. Ну а из спиртного закажи мне какую-нибудь мягкую, хорошую водку. Я к ней однолюб, — как бы оправдывая свою слабость, пошутил он.

Усадив Сутулого за свободный столик, Клим пошел исполнять его заказ. Личность Сутулого для него представляла определенный интерес, поэтому от общения с ним Клим не уклонился. Делая заказ официанту на двоих, помимо всего прочего Клим для себя заказал две бутылки шампанского. Затем, подойдя к бару, сказал Листу:

— Мне пахан поручил шефство над своим корешом, — кивнул головой в сторону Сутулого, — Тебе он поручил отвезти его домой после байрама у нас. Так что, дорогой, ты после работы от нас никуда не уматывай.

Внимательно посмотрев на Сутулого, Лист с удивлением заметил:

— Что-то я этого друга не знаю.

— Как будто ты всех друзей пахана знаешь! — пренебрежительно бросил Клим.

— До сегодняшнего дня я так и считал, но сейчас убедился, что ошибался.

— Если захочешь с ним познакомиться, то подсаживайся за наш стол. Капитаном за все заплачено.

Последнее сообщение Клима пришлось явно по душе Листу:

— Какой дурак откажется от выпивки задаром?

— Ты чего, Клим, пьешь эту кислятину? Пей водку, — пренебрежительно глядя, как тот наливает себе в фужер вино, посоветовал Сутулый.

— Я в этом заведении пашу вышибалой и если над собой потеряю контроль и не смогу справиться со своими обязанностями, то завтра же Капитан вышвырнет меня с работы.

— Ну, если ты при деле, то насиловать тебя на водку не буду, — удовлетворенный его ответом, произнес Сутулый.

Выпив две рюмки водки и с аппетитом закусив, Сутулый как-то сразу потерял былую бодрость. По-видимому, "дозы" спиртного отрицательно подействовали на его психику. Окинув пьяным взглядом беспечно танцующую публику ресторана, он, не обращаясь ни к кому, произнес:

— Сил нет! Дыхать нечем!

— Почему?

— Не понимают!

— Кто?

— Никто.

— Не врубился, что вы хотели мне сказать? — недовольный состоявшимся разговором, отчего чувствовал неловкость, поинтересовался у него Клим.

— Ничего, кроме того, что сказал, — мысленно находясь где-то далеко, пробормотал Сутулый.

Хотелось Климу или нет, но ему надо было сидеть за одним столом о Сутулым и стараться поддерживать с. ним довольно-таки своеобразную и непоследовательную беседу.

— У меня от параши аллергия. Мне нельзя больше попадать к "хозяину". Я там в первый же день подохну или наложу на себя руки, — тяжело выдавил из себя Сутулый…

Что мог сказать Клим, выслушав такой "диагноз" болезни? Ничего! Поэтому он благоразумно решил промолчать.

— …Мне пришлось кое за кого оттянуть срок. Правда, я сегодня получил столько бабок, — показал рукой на сумку, сообщил Климу Сутулый, — что с ними меня примет любой пансионат для престарелых, где я смогу припеваючи коротать свое свободное время, пока за мной не придет чернявая с косой. Та жизнь, когда я мог резвиться козленком, уже прошла, Сейчас я не живу, а существую, а поэтому такой жизнью не дорожу. Вот такие пироги, парень, и от этого факта мне уже никуда не деться. Давай, Клим, выпьем за прямую дорогу в жизни.

Клим налил Сутулому в рюмку водки, а в свой фужер вина. Выпив, они закусили. Потом к ним подсел Лист. Сутулый выпил с ним за знакомство.

Чувствуя, что пьянеет, он обратился к ним:

— Ребята, следите за моей сумкой. В ней до хрена бабок. Я могу отключиться и где-нибудь ее забыть. Помните, она и ее содержимое на вашей совести.

Клим и Лист заверили Сутулого, что его сумка от него никуда не денется, и он может о ней не беспокоиться. Удовлетворенный их ответом, Сутулый, расслабившись, попросил:

— Ребята, вы сможете для меня сделать доброе дело?

— Смотря какое, — осторожно заметил Лист.

— Попросите у музыканта гитару, хочу сыграй, и спеть.

— Это мы сейчас: провернем, — вдохновенно заверил его Лист.

Вместе с Листом и гитарой к столу подошел сам гитарист. Попросив разрешения у Сутулого и получив его, он тоже присел за их стол.

На расстоянии полюбовавшись гитарой, держа ее гриф на вытянутой руке перед своими глазами, Сутулый обнял ее любовно и нежно, как невесту. Внешне он сразу преобразился. Как будто у него появились крылья, и он, обрадованный таким открытием, не раздумывая, собрался в полет.

Пробежал пальцами правой руки по струнам, левой нажал нужные аккорды на грифе… В его руках гитара была послушным инструментом. Сыграв несколько аккордов, он запел:

— Вот такие, парни, пироги, — отдавая гитару ее хозяину, подытожил Сутулый. — Теперь я стану частым гостем вашего ресторана. Клим, скажи хозяину гитары, чтобы он не жадничал и давал мне на ней играть, когда моей душе захочется выйти наружу.

— Женя, запомни: Сутулый — друг нашего пахана, а поэтому, когда он обратится со своей просьбой, постарайся его уважить, — попросил гитариста Клим.

— Я не против, но желательно, чтобы он играл на гитаре и пел тогда, когда мы уходим на перерыв, — поставил условие гитарист. — Ты, батя, нам еще что-нибудь спел бы из своего репертуара, — попросил он Сутулого.

— Я, "сынок", не артист и на заказ не пою, — недовольно осадил его Сутулый, которому не понравилось, что его назвали батей и, как уличного музыканта, попросили играть и петь.

— Да я не хотел вас обидеть, — растерялся гитарист.

— Я именно так тебя и понял, а поэтому не обиделся. Давайте, парни, выпьем, чтобы глаза у нас никогда не западали, — перегруженный спиртным до самого предела, устало предложил Сутулый…

Уже будучи сильно пьян, он попросил Клима и Листа отвезти его домой. Те, изрядно поплутав по городу из-за неточной информации Сутулого, все же нашли дом, в котором ом жил. На звонок дверь открыла худая, болезненного вида женщина, возраст которой трудно было определить. Ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет. Клим не успел сказать ей и слова, как она включила свой "громкоговоритель":

— Не успел еще и дома побыть, а уже новых дружков себе нашел и нализался, как собака, — сердито высказала она свое недовольство.

— Закрой хавальник, профура! — пьяно рявкнул на нее Сутулый. — Не твое собачье дело поучать меня с кем пить.

— Сутулый, в присутствии этой женщины мы отдаем тебе твою сумку, чтобы потом у тебя не было к нам никаких претензий, — заострил внимание пьяного на этом факте Клим.

— Спасибо, ребята, за услугу. Я ваш должник, — поблагодарил Сутулый. Открыв замок сумки, полюбовавшись пачками денег, он вновь закрыл ее.

Увидев деньги, женщина подобрела, сразу исчезли ее суровость и недовольство.

— Ребята, может, зайдете к нам? Наливочкой угощу…

— Я за рулем, мне пить нельзя, — отказался Лист.

— Я спешу, — отказался в свою очередь Клим.

Почувствовав изменение отношения женщины к его новым знакомым, Сутулый, обращаясь к ней, заметил:

— Парни мне доброе дело сделали, а ты начинаешь всех собачить.

Довольные, что наконец-то избавились от пьяной обузы, Клим и Лист, бросив через плечо привычное "до свидания", побежали по лестничным пролетам с пятого этажа на выход.

Лист доставил Клима до дома, где тот жил, и, лихо развернувшись, уехал. Посмотрев на наручные часы со светящимся циферблатом, Клим увидел, что уже два часа ночи. Несмотря на позднее время, ему не хотелось спать. Почему-то тоскливая песня Сутулого не выходила из головы, жалость к ее исполнителю переполняла душу. Постигнув истину в конце жизненного пути, Сутулый уже не имел сил и возможностей, чтобы идти дальше прямым путем,

Закурив сигарету и проводив взглядом удаляющиеся от него габаритные огни машины Листа, Клим не спеша отправился домой. С лавочки поднялась темная фигура и направилась к нему. Он еще не успел насторожиться, как обрадованно узнал в ней Кристину.

— Заждалась тебя совсем, — поведя плечами, как бы пытаясь согреться, проворчала она вместо приветствия.

Обняв девушку за плечи, поцеловав в щеку, он пояснил:

— Ты же видела, я только что от работы освободился.

— Видела, что тебя Лист привез домой и чувствую, что ты сегодня спиртным баловался.

— Зачем в такое позднее время гуляешь одна по городу? Так можно на неприятности нарваться.

— Я ведь тоже нахожусь на службе, — напомнила она ему. — Проводи меня до квартиры, чтобы я не нарвалась на неприятности, а по дороге я тебе кое-что сообщу,

— Как редко мне перепадают такие приятные подарки, — довольно произнес он, обняв Кристину за талию.

Кристина последовала его примеру, отчего их руки переплелись. В таком удобном и приятном для них положении они тронулись в путь, По дороге она сообщила ему:

— Виктор Николаевич просил тебе передать, что в ближайшее время из колонии досрочно освободится твой "знакомый" и “кореш" Ломакин Иван Васильевич.

Остановившись и повернув Кристину к себе лицом, Клим удивленно спросил:

— Ты что, шутишь?

— Мне сейчас не до шуток.

— Так он меня сразу разоблачит и выведет на чистую воду!

— Вот поэтому я тебя предупреждаю о возможной опасности.

— Выходит, мне уже надо смываться из кодлы Капитана, в которой я как надо еще и не успел раскрутиться?

— Твоя миссия в банде пока не закончилась. За три дня до освобождения Ломакина из колонии ты получишь от своей предполагаемой “матушки" телеграмму, посланную ее соседями. В ней будет говориться, что она находится в тяжелом состоянии и, если ты хочешь увидеть ее живой и потом похоронить, чтобы немедленно приезжал. Показав Капитану телеграмму и получив от него разрешение, ты получишь законное право исчезнуть из банды. Может быть, нам разрешат с тобой отдохнуть некоторое время на море в каком-нибудь милицейском пансионате, откуда Виктор Николаевич сможет тебя в любое время задействовать в своих планах, касающихся банды Капитана, если тебя можно будет в них задействовать.

— Зачем Виктору Николаевичу понадобилось идти на такое усложнение, если уже сейчас Капитана можно взять за жабры?

— Когда станешь начальником управления, тогда и будешь решать такие вопросы, а пока нам с тобой итого права не дано.

Ее ответ не обидел его.

— А все же ты ближе к начальству, чем я. Может быть, что-то знаешь о плане нашего Шефа? — продолжал он любопытствовать.

— Я мельком слышала, что Виктор Николаевич предполагает через Ломакина узнать о преступных планах Капитана,

— Почему именно через Ломакина, а не кого-либо другого, он надеется просветиться в отношении Капитана?

— Капитану для своей операции нужен Ломакин. Ради этого он дал кому-то взятку, и это лицо способствует освобождению Ломакина из колонии.

— Ну и как мы думаем узнать о планах Капитана?

— У нас. надежда только на Ломакина, за которым будет установлено постоянное наблюдение…

Сообщение Кристины расстроило Клима, застало его врасплох. Ему надо было все осмыслить и понять. Поэтому, проводив девушку, он не остался ночевать у нее, а возвратился домой.

"Если я буду вынужден временно покинуть банду Капитана, то мы лишимся той информации, которую я постоянно черною в ней. Наружное наблюдение за Ломакиным может дать многое, но при этом внутренняя жизнь банды так и останется для нас загадкой. Чтобы такого не случилось, мне надо оставить себе замену. Надо получит»» разрешение Виктора Николаевича на вербовку в агенты Листа. Заставить его работать на нас. Он заложил мне Кабана с его подручными, совершившими ограбление инкассаторов. Благодаря его "сотрудничеству" с работниками винзавода большая группа должностных и материально ответственных лиц завода арестована и привлечена к уголовной ответственности. Крапы рок спирта, вино, водки, текущих в разные коммерческие и государственные торговые точки, перекрыты. Только я являюсь препятствием на пути ареста Листа как соучастника преступлений. Так что ему сотрудничества с нами не избежать", — думал Клим, ворочаясь в постели и мучаясь от бессонницы.

Разрешение Томилко на вербовку Листа в агенты Клим получил. Не откладывая решение этой задачи в долгий ящик, он после очередного дежурства в ресторане, подъехав до своего дома на машине Листа, сразу его не отпустил, а попросил не уезжать, поговорить с ним.

Беседа получилась бурной, долгой, даже со взаимными оскорблениями, но потом оба успокоились, придя к общему знаменателю. Ошарашенный состоявшимся разговором, Лист потерял агрессивность, затравленно ушел в себя. Успокаивая его и пытаясь наладить с ним прежние дружеские отношения, Клим решил действовать методом убеждения:

— Ты, Лист, на меня не сердись и не обижайся. Ведь я никакой личной корысти от той работы, которую выполняю в банде Капитана, не имею. Я служу интересам народа, государства в целом, при этом рискую только своей головой, Как ты можешь после всего этого считать меня трусом или подлецом?..

— Уж в чем, в чем, но в трусости тебя не обвинишь, — согласился с ним Лист.

— Ты же служишь всего лишь своим и Капитана интересам. В противовес моим интересам ваши интересы эгоистические. Помнишь Сутулого, что нам пел в ресторане песню про "Три дороги, три пути"?

— Помню! Что из того?

— Он когда-то прикрыл собой Капитана, отбухал за него срок. Годы прошли, Капитан отвалил ему кучу бабок, но Сутулый остался несчастным человеком, без семьи и детей. У тебя возраст не тот, что у нею, и еще не поздно перейти с кривой дороги на прямую.

Подняв голову, Лист посмотрел на Клима:

— Ты веришь в то, что говоришь?

— Если бы не верил, не говорил.

— Красиво и к месту ты напомнил мне о Сутулом. Он мне, гад, тогда тоже сильно в душу запал со своей песней. Скажи, Клим, только честно, — неужели ты такой идейный, каким представило мне?

— На твой вопрос я не буду отвечать, ты сам мне на него сейчас ответишь Неужели человек без принципов и идеи, находящийся на моем месте, решился бы в мирное время рисковать своей шкурой? Ни за какие-то там сказочные блага, а за обычную зарплату, которую я могу получать и сидя в служебном кабинете, протирая брюки на заднице?

— Наверное, нет, — как бы прислушиваясь к своим словам, ответил Лист.

— Не наверное, а точно бы не решился. Вот так, дорогой мой человек.

— Ты хочешь сказать мне, что являешься героем?

— Это ты так сказал. Я же о себе могу сказать, что мне приходится переживать, бояться, рану на голове зашикать, но, преодолевая страх, я продолжаю выполнять свой служебный долг.

— Ну ладно, не будем на эту тему больше говорить. Ты меня убедил, что занимаешься нужным делом. Никогда не думал, что когда-нибудь стану сексотом, а теперь оказался в его шкуре. Можно было бы умереть со смеху, если бы не хотелось плакать. Теперь давай поговорим обо мне. Тех, что следователи замели с винно-водочного завода, безусловно, осудят, а как вы, сыскачи, намерены поступить со мной?

— Как ты на заводе получал спиртное, на себя или на подставное лицо?

— Там за наличные бабки спиртное самому черту продавали. Чтобы в грязном деле своим паспортом не светиться, у меня была и есть хорошая ксива. Ее я и предъявлял там.

— Значит, по паспорту тебя следователю не найти, а сообщники знают тебя только в лицо, но они лишены возможности гулять по городу и искать с тобой встречи.

— Выходит, так.

— Тогда вот что, дорогой, мы предпримем: ты свою ксиву отдаешь мне, чтобы больше ею не пользоваться. Я ее уничтожу. Сообщники твои закрыты, а поэтому случайно тебя на улице не встретят.

— Да меня один завскладом и знал-то, — заметил Лист.

— Я тебя покрою по хищению, но чтобы больше ни на какой криминал не подписывался. Считай мое требование приказом.

— Ну вот, теперь мне уже начали приказывать, — пошутил Лист.

Записав на вырванном из блокнота листке номер телефона и отдавая его Листу, Клим потребовал:

— Запомни номер телефона, после чего листочек порви. Его в справочнике нет. По нему ты можешь звонить в любое время, когда меня не будет, и сообщать ту информацию, которую считаешь важной и которую нам необходимо знать.

— Я должен вашему сотруднику как-то представиться, чтобы он знал, что имеет дело со своим?

— Конечно! Можешь называться Листом.

— Нет, Листом я называться не хочу. Моя кликуха в городе довольно-таки известна. Среди вашего брата таких шаромыг, как я, не идейных, тоже хватает. Они могут заложить меня Капитану. Пускай я буду числиться у тебя как агент под кличкой Веник.

— Твое рассуждение не лишено здравого смысла. Против Веника, выметающего разный мусор из нашего общества, я возражений не имею.

Простившись, они расстались, каждый обремененный своими заботами и проблемами.

Убедившись, что условно-досрочное освобождение Лома из колонии решится в ближайшее время, одновременно понимая, что на свободе тот для оперативных работников будет представлять огромный интерес, уже на другой день после беседы с Листом Клим нанес визит Валентине Ильиничне.

Встрече с ним Ломакина была рада. К ней редко кто заходил, так как она слыла малообщительной, но Клим был для нее приятным гостем.

Они пили чай с клубничным вареньем, смотрели телефильм, наговорились вдоволь. В один из многочисленных ее походов из зала на кухню и обратно Клим, улучив свободную минуту, облюбовал к зале отопительную батарею, на которой со стороны глухой стены прикрепил миниатюрного "жучка", работающего на еще более миниатюрной батарейке, так что работникам передвижной радиостанции работы прибавилось.

Когда в девятом часу вечера Клим собрался уходить, Валентина Ильинична, понимая, что ему с ней скучно, с сожалением рассталась с ним, не посмев уговаривать его, чтобы он подольше задержался у нее в гостях.

Глава ТРИДЦАТАЯ

Капитан не имел намерения афишировать свое знакомство с Вячеславом Филипповичем, хотя ради сближения с ним пошел на ощутимые материальные затраты и освобождение из колонии его двоюродного брата Лома.

О своих издержках и хлопотах он поведал лишь Валентине Ильиничне и возвратившемуся из ИТК Лому.

На четвертый день после возвращения Лома из колонии, когда Валентина Ильинична ушла на работу, а Лом продолжал отсыпаться, в десятом часу его разбудил звонок,

В одних трусах и майке Лом открыл дверь — разбудившему его посетителю. В дверном проеме он увидел улыбающегося Капитана.

— Принимаешь гостей, соня? — поинтересовался он, заходя в прихожую с зеленой хозяйственной сумкой в руках.

— Заходите, Григорий Данилович! Таким гостям я всегда рад. Проходите в зал, я сейчас что-нибудь накину на себя и умоюсь. Спасибо, а то я и до вечера мог бы дрыхнуть.

Умывшись в ванной и заскочив в спальню, Лом через минуту выскочил из нее в синем адидасовском костюме.

В это время Капитан выложил в зале на стол две бутылки коньяка "Ришелье", палку колбасы, банки с лососем, печенью трески, с осетровой икрой.

— Я думаю, у тебя хлеб и рюмки найдутся? — улыбнувшись, спросил он.

— Только это от вчерашнего пиршества и осталось, — довольный визитом пахана, признался Лом.

— Я так и предполагал, а поэтому и загрузил свою сумку шамовкой и выпивоном под самую завязку, — снисходительно ответил Капитан Лому,

Когда сервировка стола была завершена. Лом сокрушенно произнес:

— Если бы с нами сейчас за столом сидел мой кореш Клим, то было бы совсем хорошо.

— Я же тебе говорил, что он уехал по телеграмме домой к матери. Она у него вроде помирать собралась.

— Я это помню. Просто соскучился по нему. Его мамаша всю дорогу болеет, жалко будет, если окочурится.

Наполнив рюмки коньяком, Капитан, подняв свою и дождавшись, когда Лом последует его примеру, поинтересовался:

— За что будем пить?

— За что скажете, — уступая первый тост пахану, ответил Лом.

— Тогда выпьем за твое УДО, что ты возвратился домой живым и здоровым.

Следующий тост произнес Лом:

— Выпьем, Григорий Данилович, за вас, моего благодетеля…

От такого тоста отказаться и не выпить Капитан не мог. Осушив рюмку и закусив, Лом сокрушенно проговорил:

— Прямо не знаю, когда и как смогу отработать ваши три лимона.

— Честно сказать, задача для тебя не из легких, — не желая отказываться и прощать долг Лому, произнес Капитан. — Но у тебя есть возможность не только за один мах погасить долг, но еще столько же заработать.

— Что надо сделать? — охотно согласился Лом, пережевывая крепкими челюстями кусок сухой колбасы.

— Ты скажи своему двоюродному брату Вячеславу Филипповичу, какую услугу я оказал тебе, и попроси его побеседовать со мной по душам и исполнить мою просьбу.

— Какую?

— Тебе о ней не стоит знать. Зачем забивать себе голову? Я ее сообщу ему.

— Григорий Данилович, я готов исполнить любую вашу просьбу, но заставлять брата поступать против своих интересов и принципов не могу, — решительно заявил Лом.

— Почему?

— Потому что он живет своей жизнью, а поэтому просить его ни о чем не буду даже для вас.

— Почему?

— Я не хочу быть виновником тех неприятностей, которые могут возникнуть у него от общения с вами.

Убедившись, что его авторитета для Лома оказалось недостаточно, чтобы сделать его беспрекословным своим союзником, Капитан на ходу изменил тактику беседы.

— Ты меня неправильно понял. Я вовсе не хочу неприятностей ни тебе, ни твоему брату. И почему вдруг ты решил, что я буду толкать его на преступление? Ты обо мне слитком плохо думаешь, — как бы обидевшись, заметил Капитан,

— Я о вас, Григорий Данилович, плохо не думаю, иначе не сидел бы с вами за одним столом. Но я уже тертый калач и кое-что усвоил в этой жизни.

— И что, ты думаешь, толкает меня на беседу с твоим братом?

— Только не желание пообщаться с ним.

— Допустим, а конкретнее ты можешь сказать?

— Если бы вы что-то из задуманного вами могли сделать официальным путем, то, безусловно, давным-давно воспользовались бы имеющимися возможностями. Но на пути вещего желания есть препятствие, которое вы намерены преодолеть незаконно, воспользовавшись услугами моего брата.

— В логике тебе не откажешь, но в отношении моих намерений ты глубоко ошибаешься. Я не стану толкать Вячеслава Филипповича на противоправные действия, и если он увидит их в моем предложении, когда мы с ним встретимся и побеседуем по существу, то сможет от него отказаться. Тебя такое условие моей встречи с ним устраивает?

— Тогда не понимаю, зачем понадобилось вам с ним встречаться?

— В моем деле твоего понятия и не требуется. Сидя на казенных харчах, шибко грамотным и умным не станешь. Отвечай мне прямо: принимаешь мое условие или нет?

— Если дело будет обстоять так, как вы сказали, то у меня нет возражений против нашей встречи с ним.

— Ну вот, наконец-то договорились, — вздохнув полной грудью, с облегчением произнес Капитан, не думавший, что получится такой трудный разговор. Цель его визита была достигнута. Расставаясь с Ломом, он сказал: — Встречу мне со своим брательником назначай у себя дома на любое время, только не забудь заблаговременно меня о ней уведомить.

Проводив Капитана, Лом возвратился в зал и присел за стол.

“Я-то, дурак, думал, что Капитан освободил меня из колонии из чувства долга и солидарности. Но, оказывается, я ему понадобился для какой-то махинации, которую без моего участия он не может провернуть. Что же ты думал, дурбола? Сейчас в миро ничего не делается задаром и за "спасибо". За все надо платить. И за свое освобождение Капитаном из колонии мне теперь тоже приходится платить", — к такому неутешительному выводу пришел Лом.

В состоянии досады и разочарования он один выпил оставшуюся полную бутылку коньяка, после чего уснул.

Глава ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Двадцативосьмилетний, из молодых, но ранних, бизнесмен Ломакин Вячеслав Филиппович отказать брату в просьбе встретиться и побеседовать с его “благодетелем" никак не мог, И вот в четырнадцать часов в квартире Лома состоялась такая желанная для Капитана встреча. Лом, покинув их, сел в машину Водилы, в разговоре с которым стал коротать время, ожидая, когда же между заинтересованными лицами закончится беседа.

Встречи между Григорием Даниловичем и Вячеславом Филипповичем носила деловой характер и была без пышного застолья и распития спиртного.

— Мне брат сообщил, что вы хотите со мной побеседовать, — присаживаясь на диван рядом с Капитаном, сказал Ломакин.

— Такое желание у меня не пропало и сейчас, — подтвердил Капитан.

— Чем оно вызвано?

— Я, как и вы, занимаюсь бизнесом. Вы перевозите товары на своих теплоходах. Я же достаю товар для последующей его перевозки и продажи. Так что у нас интересы в бизнесе переплетаются.

— В чем заключается ваша просьба ко мне?

— У меня в Турции есть клиент, заказавший лабораторное оборудование. Его я приобрел. Теперь осталась одна проблема — отправить товар покупателю. Оборудование очень тонкое и хрупкое. Если его перевозить грузовым теплоходом, принадлежащим государству, то я уверен: в Турцию привезу вместо оборудования кучу битого стекла. Пятитонный контейнер с оборудованием уже прошел таможенный досмотр, опломбирован таможенными работниками. Осталось только в грузовом порту погрузить его на теплоход для отправки. Я оплачиваю владельцу теплохода дорогу в оба конца, но с условием, чтобы при перевозке по морю мой товар не превратился в мусор. На моих условиях вы согласитесь подрядиться выполнить такую тонкую работу?

— Сложного и невыполнимого в вашем предложении я пока ничего не вижу. Ваши условия оплаты труда меня устрашают, но вместе с тем и настораживают.

— Чем?

— Почему вы именно ко мне обратились с такой просьбой? Между прочим, ее может выполнить любое пароходство с не меньшей гарантией сохранности перевозимой груза.

— Вы родственник моего товарища, значит, и отношение к моему товару на вашем теплоходе будет более бережным, чем на другом судне.

— Сейчас трудно найти бизнесмена, который по собственной инициативе, не поторговавшись с перевозчиком, согласился бы оплачивать проделанную работу в двойном размере.

— Значит, я такой еще неопытный торгаш, но все равно я от своего обещания не отказываюсь, — улыбнувшись, заверил Ломакина Капитан.

— Ну если так, то будем считать, что предварительное соглашение между нами достигнуто. Окончательно мы сможем с вами договориться у меня в офисе в любое угодное вам время, только прошу предварительно уведомить меня о встрече по телефону, — подавая Капитану свою визитную карточку, попросил Ломакин.

Зная, что Лом оставил их одних в своей квартире, они, закрыв ее, оживленно беседуя, покинули дом.

Глава ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Доктор технических наук, академик Ростислав Всеволодович Першин с большой неохотой прилетел в Лондон на научно-практическую конференцию, куда был лично приглашен Английской академией наук. Работая в секретном НИИ, он не печатал и нигде не издавал материалы о своих научных открытиях. Поэтому его личность как ученого была известна очень узкому кругу коллег.

Все то, что открывал Першин, а потом претворял в конкретные дела, было до такой степени важно для обороноспособности страны, что все его открытия хранились в строжайшей тайне.

Однако чрезмерная, преступно-халатная дозволенность обсуждения журналистами в печати любых тем сделала возможным появление в нескольких центральных газетах информации о работе академика Першина над новым видом оружия. Эти статьи, безусловно, не остались незамеченными на Западе, да и ЦРУ обратило на Першина внимание.

Ничего не сообщить ученым на симпозиуме Ростислав Всеволодович не мог, этого не позволял авторитет страны, которую он представлял, а поэтому был вынужден осветить ряд принципиальных моментов своей научной деятельности. В своем докладе он не раскрывал основных положений своего открытия, но и той информации, которую ученые услышали от него, оказалось достаточно, чтобы их интерес к нему и его открытию еще больше возрос. Одни ученые изъявляли желание подольше с ним побеседовать, другие — подискутировать, а третьи попытались узнать от него болтано информации, чем он нашел нужным с ними поделиться.

Среди присутствовавших на симпозиуме был англичанин русского происхождения Вениамин Захарович Арканов, десять лег назад работавший в руководимом Першиным НИИ младшим научным сотрудником и эмигрировавший на Запад в поисках лучшей жизни.

Уступая настоятельной просьбе Арканова, проявляя интерес к его жизни с целью познания психики эмигранта, а также помня, что подающий надежды молодой ученый хорошо играет в шахматы, а игра в шахматы была слабостью Першина, он согласился принять приглашение на уик-энд.

Вместе с двумя телохранителями Першин приехал к Арканову. Разглядывая дом-дворец, являющийся архитектурной достопримечательностью, он поинтересовался у Арканова:

— Интересно, сколько стоят такие хоромы?

— Два миллиона фунтов стерлингов, — гордо ответил Арканов.

— И ты смог его купить за свои деньги? — вновь удивился Першин.

— Моих денег в этом доме нет. Этот дом достался моей жене по наследству, — ответил Арканов, предлагая гостю первым пройти в дверь своего дома. Там он познакомил его с: о своей женой — костлявой, высокой, плоской, как доска, тридцатипятилетней шатенкой и семилетней, похожей, на мать, дочерью.

Уик-энд веселым и оживленным не получился. Миссис Елизавета и ее дочь Мария не говорили на русском языке, а Першин не считал нужным хвастаться знанием английского и говорить с соотечественником на чужом языке. Ему было обидно за Арканова, который не счел нужным научить если не жену, то хотя бы дочь своему родному языку. Не исключено, что у него и не было такой возможности, так как хозяином в доме была жена.

После знакомства миссис Арканова, посчитав свою миссию хозяйки выполненной, сославшись на недомогание, оставила мужчин одних.

— Ростислав Всеволодович, как вы смотрите на то, чтобы вспомнить молодость и сразиться в шахматы?

— Не откажусь, — охотно согласился Першин.

За игрой они разговорились, беседа стала более непринужденной.

— Когда я работал под вашим руководством, уже тогда вы испытывали установку, которая на расстоянии ста метров своей аккумулирующей энергией в листах металла делала отверстия различной величины.

— Было такое дело, — не желая опровергать факт, делая ход пешкой, согласился Першин.

— Как далеко у вас сейчас продвинулась эта работа?

— Вениамин Захарович, ты же когда-то работал в секретном НИИ и давал подписку о неразглашении секретной информации, а поэтому не будь наивным и не думай, что я пожелаю ответить на твой вопрос.

— Другого ответа я от вас и не ждал. Теперь позвольте мне, Ростислав Всеволодович, перейти к откровенному разговору.

— И кто же уполномочил тебя на ведение его со мной?

— Одно самое могущественное ведомство.

— Случайно не Пентагон ли?

— Пока не будем его конкретизировать. Но ему известно, что вы завершили создание очень нужного нашей стране оружия. Эго ведомство, его страна предлагают вам остаться на Западе, они покупают вам такой же дом, какой есть у меня, полностью обставляют его за свой счет и кладут на ваше имя десять миллионов фунтов стерлингов. Так что ваша жизнь, жизнь вашей семьи и даже потомков будет обеспечена на многие поколения.

— Все, что ты мне сейчас предложил, — плод твоей фантазии, не имеющей под собой никакой реальной почвы, — подзадорил Арканова Першин,

— Можете не сомневаться в моих словах. Если мы с вами сейчас договоримся, то уже завтра компетентные люди смогут с вами заключить соответствующий контракт. Вы убедитесь в серьезности наших намерений в отношении вас.

— Как я понял, ты разведчик какой-то могущественной державы?

— Нет, Ростислав Всеволодович, вы сделали ошибочный вывод, Я не разведчик и занимаюсь только научной деятельностью, но представители этой страны установили, что когда-то я работал под вашим руководством, и они решили через меня наладить с вами контакт. С этой целью был назначен и проведен сегодняшний симпозиум ученых.

— Какой размах! Какие возможности у страны, чьи интересы ты представляешь! — усмехнулся Першин.

— Вы так и не поверили тому, что я вам сообщил?

— Очень даже Поверил, но какими бы заманчивыми ни были твои предложения, я их принять не могу.

— Почему? Сейчас тысячи ученых из бывших социалистических стран, особенно из России, работают на Западе, получая за свой труд такое вознаграждение, какое не снилось даже вашему президенту. Чем вы хуже их?

— Каждый человек живет своим умом, имеет свои взгляды на жизнь, свои принципы, поступиться которыми он не может. Ты правильно сказал, что выходцы из бывшего СССР сейчас составляют костяк научных кадров как США, так и других развитых стран Европы и Азии. В настоящее время между нашими странами нет военного противостояния, но каждая держава хотела бы иметь у себя в руках дубинку потяжелее, чем у соседа. Поэтому нам, ученым России, оставшимся преданными ей, приходится трудиться и за себя, и за тех, кто перешел на сторону соседа,

— Вы же в России имеете нищенскую зарплату, которую не всегда вовремя получаете, а у нас вы будете жить в роскоши. Неужели вы не понимаете, что отказываетесь от шанса, который выпадает одному из десятков миллионов человек? Вам этого наши дети не простят.

— Кому ты, Вениамин Захарович, это говоришь? Посмотри на себя и свою семью, сделай глубокий анализ увиденному и тогда ты начнешь завидовать мне.

— Почему же? — удивился Арканов.

— Потому что я с членами своей семьи, своим народом разговариваю на языке предков, потому что не тебе, а мне "богатый дядя" предлагает выгодные для меня условия работы… Почему именно я, а не ты или кто-то другой из моих учеников, ушедших Пса Запад, сделал открытие, которое сейчас всех вас заинтересовало? Ты но сможешь ответить на мой вопрос, так как для ого решения еще но созрел. Я тебе сам на него отвечу. Я работал над своим изобретением не ради денег. Я чувствовал и видел, как оно нужно не кому-то вообще, а именно моему пароду. Мы сейчас экономически ослабели и кажемся бедными, но мы живем единой семьей. У нас есть неисчерпаемые ресурсы, и такие головы, как у меня, еще не перевелись, а это дает нам веру в реальность нашего светлого будущего. Наша держава до революции была одной из самых развитых стран мира. Даже как социалистическая держава наша страна могла противостоять всему капиталистическому миру. Подумай, какая другая страна мира способна была бы к такому противостоянию? Никакая. Теперь нам, устраняя свои прошлые ошибки да имея умное правительство и президента, не составит особого труда своим детям построить светлое будущее. Я горжусь, что в одной упряжке со своим народом несу свою ношу, какой бы ухабистой ни была дорога. Может быть, поэтому среди нас много таких, как я, "чокнутых", поступающих, на твой взгляд, нелогично.

— Вы рассуждаете, как ярый коммунист.

— Я тебе, Вениамин Захарович, вот что скажу. Идея построения коммунизма очень толковая, но взяточники, карьеристы и расхитители, из тех же коммунистов, стоявшие у руля власти, ее выхолостили, извратили и испохабили. Не будем на этой теме останавливаться, так как в настоящее время нет смысла о ней говорить, она исчерпала сама себя.

— Жаль, что вы не захотели со мной найти общий язык.

— Не всегда и члены одной семьи говорят на общем языке, а уж нам с тобой простительно, — улыбнувшись, заметил Першин.

Доставив Першина и его телохранителей обратно в отель, где они остановились, Арканов, расставаясь с ученым, с нескрываемой грустью в голосе сказал:

— Я не испытываю сожаления, что вы отказались от выгодного и лестного для вас контракта. Я не имею права гордиться вами как подданным своей страны, но как русский горжусь, что среди нас есть такие, как вы. Не обижайтесь на меня за то, что я говорил вам. Мне за это хорошо заплатили и я честно отработал свой хлеб. На прощание я хочу вас предупредить и предостеречь. Берегитесь у себя дома, чтобы вас не убили или не выкрали.

— Так меня спецслужба, на которую вы работаете, может здесь убить или попытаться выкрасть, — заметил Першин.

— В Англии вы находитесь под защитой ее авторитета и закона.

— Ну, а дома меня всегда родные степы защитят, — беспечно заверил Першин.

— Дай Бог, чтобы было так, как вы говорите. Другого я нам больше ничего не могу пожелать.

Беседа с Першиным нарушила душевный покой Арканова, пробудила "нездоровые" воспоминания об оставленных на Родине без внимания и заботы старых родителях. Боль, осуждение себя как подлеца кольнули его самолюбие, но жизнь в Англии приучила думать прежде всего о личном благополучии, а поэтому, освобождаясь от гипноза воспоминаний, он решил: "Поезд домой давно ушел без меня, и нечего мучать себя угрызениями совести. Лучше бы я не соглашался на беседу с Першиным. Жди теперь, пока успокоюсь и перестану бередить свои раны".

Содержание своего разговора с Аркановым Першин передал оперативным работникам, которые охраняли его. Те, в свою очередь, по инстанции доложили выше. Першина теперь стали охранять не два, а три чекиста…

Прошел целый год после неприятного разговора. О том, что он состоялся, Першин не жалел. Он умышленно тогда не пошел на конфликт с Аркановым, дал ему возможность высказаться и только после этого сообщил свое отношение к его предложению. Арканов понял его такт и в знак благодарности позволил некоторую откровенность. У себя дома он на это не пошел ввиду того, что их разговор прослушивался и записывался на магнитофон. Вот почему Арканов сообщил ему о грозящей опасности около отеля.

Постоянно находясь под охраной телохранителей, которая старалась как можно реже попадаться на глаза, Першин смирился с ее присутствием, признан ее такой же необходимой, как одежда, еда и воздух, поэтому старался находить с ней общий язык.

Даже в отпуск к родителям, проживающим на Кубани, он приехал не только с женой и двумя сыновьями, но и с неизменной охраной, в распоряжении которой были оперативный автомобиль и рация,

Глава ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

По случаю приезда в гости сына Всеволод Гаврилович поручил двум сыновьям и зятю забить кабана. С детства знакомое и приятное "мероприятие" даже Ростиславу Всеволодовичу не было в тягость Большая и дружная семья Першиных, не мешая друг другу, занималась своими делами. Пока мужчины разделывали тушу кабана, женщины кипятили воду, готовили ящики и холодильники под мясо и сало.

Свекровь Пелагея Васильевна первоначально пыталась предложить повестке Светлане Даниловне и внукам отдохнуть с дороги, но получив категорический отказ и видя, что гостья переоделась в рабочую одежду, разрешила ей включиться в хозяйские хлопоты, при выполнении которых они взаимно обменивались новостями.

Дети Ростислава Всеволодовича, двенадцатилетний Иван и десятилетний Михаил, крутились около мужчин, по их требованию подавая то нож, то солому, то поднося воду в ведрах.

Всеволод Гаврилович с членами семьи, занявшись фермерством, получил сто гектаров кубанского чернозема в личное пользование, Теперь он занимался выращиванием и откормом крупного рогатого скота. Фермерское хозяйство Першина было крепкое, прибыльное, и Всеволод Гаврилович гордился им. Поэтому неудивительно, что перед тем, как сесть за стол ужинать, отец повел сына с внуками на ферму, чтобы показать свое хозяйство.

Один оперативный работник ФСК остался в доме, а двое других пошли охранять свой "объект". Отец и сын привыкли к такой процедуре, а поэтому принимали ее как необходимость.

— Ну как, отец, ты относишься к фермерству? — похлопав отца по крутым мощным плечам, ласково спросил Ростислав Всеволодович.

— Во сто крат, сынок, приходится сейчас больше работать, чем я работал в колхозе. Но этот труд мне в радость, так как я не только вижу, но и пользуюсь плодами своего груда. Поначалу было невыносимо трудно. Теперь вроде бы мы все втянулись и легче стало работать. Да и внуки с внучками уже начинают помогать.

— А что они делают?

— Дома все хозяйство лежит на них: кормят свиней, птицу, чистоту наводят. Мы же, вес взрослые, трудимся на ферме, в поле, — после некоторой паузы, видя, что сын не задает ему вопросов, он спросил: — Ну а у тебя, сынок, как идет жизнь?

— Лично у меня, отец, все вроде бы идет ничего. Но в целом отношение власти к пауке и ученым если не преступное, то безответственное.

— В газетах пишется, по телевизору говорится, что зарплата у вас маленькая, даже атомщики бастуют, многие из вас уезжают за рубеж искать счастья.

— Вот видишь, даже ты осведомлен о наших бедах, а правительство не хочет ни слышать, ни понять. Поэтому не приходится удивляться, что многие, притом очень сильные в своих областях знаний, чтобы не протянуть ноги с голода, бегут на Запад.

— И осуждать их, сынок, что они так делают, как-то язык не поворачивается. Каждый бежит туда, где легче и лучше жить. Я вот взял и ушел из колхоза в фермеры. Почему я так сделал? Потому, что решил работать на себя, а не на дядю. Вот такие пироги, сынок… Ты к нам надолго в гости пожаловал?

— Мы у вас погостим недельку, а потом поедем на море отдыхать. Каникулы мои пацаны побудут у тебя. Перед школой за ними приедет жена, заберет. Только смотрите, не закормите их тут, — пошутил Ростислав Всеволодович.

— Наоборот, буду кормить, как на убой, — ласково заверил его отец. — Хлопцы в этом году у вас не болели?

— Нет.

— Ну, слава Богу.

Управившись по хозяйству, выпустив сторожевых собак, охранявших ферму, Першины возвратились домой, где из свежатины было приготовлено и жареное, и вареное мясо. Стали подходить родственники, школьные друзья Ростислава Всеволодовича. Воспоминания о сладком и невозвратимом детстве, шутки, песни продолжались во дворе Першиных до глубокой ночи.

В шумной и пьяной компании трезвыми были всего три человека — это находящиеся постоянно при исполнении служебных обязанностей оперативные работники, которые, наевшись и напившись парного молока, сейчас с удовольствием прикорнули бы на пару часиков, но видя в гостях у Першиных множество незнакомых лиц, они себе такой роскоши позволить не могли. Только когда гости разошлись и Першины ушли на покой, двое оперативных работников сочли возможным тоже пойти отдыхать, доверив охрану "объекта" своему товарищу.

Глава ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Дни отдыха у родителей для Ростислава Всеволодовича пролетали в приятных встречах с друзьями, добрых и теплых воспоминаниях о далеком беззаботном детстве.

В один из таких солнечных дней он предложил жене Светлане и детям пойти на речку под скромным названием Грязнуха и показать им там места, где он в детстве "тарзанил" на деревьях, ловил рыбу, раков, где прошла его юность, С высоты прожитых лет они были для него сейчас милы и дороги.

Река Грязнуха называлась так потому, что весной, получив ощутимую подпитку водой от освобождающихся от снега гор, страшным драконом, неся в своем теле глину, ветки и все, что попадалось у нее на пути, устремлялась с горы, холмов в долину. Имея в ширину всего четыре-пять метров, она в это время года была опасной, губившей немало жизней “храбрецов" — подростков, пытавшихся покорить се на глазах своих сверстников. Летом же она была тихой и спокойной, превращаясь в ласкового и доброго змея, отдыхающего под яркими лучами солнца: как бы искупая свой грех перед людьми за свое весеннее безобразие, она давала людям возможность купаться в себе, ловить рыбу, раков, спокойно отдыхать, не боясь за свою жизнь. Но как бы летом река ни пыталась искупить свою вину перед людьми, они все равно за своенравность и жестокость прозвали ее Грязнухой.

Наступает время, гости перестают быть гостями, а становятся обычными членами семьи, когда хозяева уже не могут уделять им столько внимания, как в первые дни, и должны заниматься своими повседневными заботами. Поэтому инициативу сына о походе на речку Всеволод Гаврилович одобрил.

Прихватив с собой топор, ведра и рыболовные снасти, семейство Ростислава Всеволодовича вместе с племянниками и племянницами на “уазике" отправилось на речку.

В ожерелье деревьев и кустарников Грязнуха представляла живописное зрелище. Остановившись под кроной огромной ивы, Першины устроили лагерь.

В ловле рыбы и раков не принимала участия лишь Светлана Даниловна. Ростислав Всеволодович как старожил этих мест информировал членов своей "бригады", где лучше всего ловить раков, а где рыбу. За час они сеткой наловили около ведра плотвы, ершей, окуней — так называемой сорной рыбы. Раков они наловили немного больше.

Когда на костре варилась уха, на предложение сына Ивана сварить и раков Ростислав Всеволодович, отказан ему в просьбе, нож пил:

— Раков сварим дома, их очень любит мама, твоя бабушка.

На древесных углях, оставшихся после приготовления ухи, Першин поджарил шашлыки с ребрышками из недавно забитого кабана.

Расправляясь с ухой, шашлыками, распивая спиртное с женой и телохранителями, Першин делился своими воспоминаниями, связанными с Грязнухой. Домой они вернулись под вечер, уставшие, но довольные приятно проведенным днем. Однако приготовление раков и новое застолье дома с родственниками было неизбежной процедурой.

Ростислав Всеволодович был физически развитым и здоровым мужчиной. Гемы предков хлеборобов, запорожских казаков, имели в нем крепкие корни, но в распитии спиртных напитков он сильно уступал своим родственникам, включая даже отца, который уже давно был пенсионного возраста. Если в городской компании людей никто не понуждает и не заставляет пить больше, чем тебе хочется, то у станичников, если сосед не выпил, как он, рюмку горилки, это вызывало недовольство и обязательно замечание. "Проблема" исчезала только с выпитой нарушителем установленного правила рюмкой.

Чтобы не нарушать этого правила, Ростислав Всеволодович под благовидным предлогом, в которой раз за вечер, сумел покинуть стол, где родственники и гости уже начали петь и как-то ослабили к нему внимание. Присев около дома на лавочке, вдыхая приятный прохладный чистый воздух со знакомыми с детства запахами, Першин, обращаясь к оперработнику, тоже сидевшему на лавочке, добродушно заметил:

— Больше двух-трех дней я такого гостеприимства не выдержу.

— С такими быками вам бесполезна соревноваться — кто больше зальет водки за воротничок, — засмеявшись заметил тот.

— Да я с ними и не пытаюсь соревноваться. Они никак не могут понять, что я их гостеприимством уже сыт по горло.

— Вы для родичей находка, по поводу и ради которой грех не выпить.

— Что поделаешь, так уж у нас заведено, — согласился с ним Першин.

На мопеде подъехал Евгений, пятнадцатилетий племянник Першина. Поздоровавшись с ними ломающимся голосом, он собрался закатывать мопед во двор.

— Постой, Женя, дай я на твоем коне покатаюсь, — попросил Першин.

— Берите! — доброжелательно улыбнувшись, согласился тот, отдавая мопед.

— Зачем вам такое катание? — недовольно пробурчал оперативник.

— Давно мечтал на мопеде с ветерком покататься. Сам подумай, где я еще смогу получить такую возможность, как не тут, дома.

Считая бесполезной затеей спор с начальством, оперативник сказал ему:

— Без меня никуда вы не поедете, буду сопровождать вас.

— Виктор Иванович, посиди, отдохни. Тут тебе не город, здесь все свои, бояться некого и нечего. Я туда и назад по улице крутанусь на твоих глазах.

Подумав, глубоко вздохнув, оперативник неохотно согласился:

— Вы меня, Ростислав Всеволодович, толкаете на нарушение инструкции.

— Ничего страшного, твой грех я беру на себя, — успокоил его Першин.

Взревев мотором двурогого "скакуна", имевшего мощность две лошадиные силы, улыбающийся Першин помчался по улице. От езды на мопеде он испытывал не сравнимое ни с чем удовольствие.

Вместо обещанного одного квартала он проскочил несколько, выскочив на окраину хутора. Когда Першин, сбавив скорость, стал разворачиваться назад, на него напали двое здоровенных мужчин, неизвестно откуда взявшихся. Его попытка сопротивления результата не дала. Повалив свою жертву на землю, они приложили к его носу мокрую марлю. Ростислав Всеволодович потерял сознание.

Пришел он в себя в темной, зарешеченной комнате, лежащим на кровати. Вскочив с нее, как ужаленный змеей, Першин руками и ногами застучал по решетке, поняв, что стал жертвой похищения. Под потолком в металлической кольчуге загорелась лампочка, после чего в комнату зашли его похитители. Першин бросился на них с кулаками, но похитители, парируя его удары, скрутили ему руки за спину и надели на них наручники. Першин понял, что драться с такими натренированными громилами ему бесполезно, шансов на победу у него совершенно не было.

Усадив его на кровать, громила с перебитым зигзагообразным носом, которого Першин уже окрестил Курносым, миролюбиво сказал:

— Драться с нами, Ростислав Всеволодович, не стоит. Мы всегда успеем вам переломать ребра и свернуть шею. В наручниках сидеть — тоже не самое приятное занятие. Общаться нам с вами придется очень долго. Если вы пообещаете вести себя цивилизованно, то мы снимем с вас наручники.

— Принимай наши условия, пока мы добрые, — поддержал Курносого второй громила, ниже Курносого ростом, но зато шире в плечах. В нем чувствовалась недюжинная сила. Его Першин условно назвал Здоровяком.

— А вы со мной цивилизованно поступаете? — возмутился Першин.

— Когда вам в Лондоне предлагали цивилизованный путь решения проблемы, вы не захотели. Поэтому теперь нам пришлось на вас охотиться и несколько грубо воспользоваться вашей неосмотрительностью.

После такой информации Курносого Першину стало понятно, зачем и кто его похитил.

— Ну, допустим, вы захватили меня. И как вы в дальнейшем намерены со мной поступить?

— Вам это и без нашей подсказки известно, — ухмыльнулся Здоровяк.

— Вам не удастся переправить меня через границу. Если же вы и сможете это сделать, то все равно там от меня ничего не добьетесь.

— Если бы наша затея была безнадежной, мы бы за нее не брались, — возразил Курносый. — Мы выполняем всего лишь ту часть операции, которую нам поручили, а заговорите вы там или нет, нас это совершенно не касается, Но как нам, так и вам, известно — сейчас разработаны и применяются такие препараты, которые развязывают язык любому, и вы не будете исключением. Не думайте, Ростислав Всеволодович, что вы имеете дело с дилетантами. Наши хозяева рассчитали, продумали и предусмотрели в отношении вас все варианты, так что ни на какие осечки и просчеты с паевой стороны можете не надеяться.

Откровенность похитителей, их развязность и уверенность в себе подтверждали Першину, что сказанное ими — не бравада, а профессиональная, опирающаяся на надежный фундамент реальность. В бессильной ярости вскочив с кровати, Першин ударил головой стоявшего ближе к нему Курносого. Тот вместе со Здоровяком усадил Першина на кровать и с учительскими нотками в голосе сказал:

— Вам, Ростислав Всеволодович, свою голову нельзя зашибать ни о какой предмет. Ваша голова очень дорого стоит, а поэтому мы вас бить не будем. Но если вы будете по-прежнему буйствовать, то мне придется сделать вам "успокоительный" укол, после которого вы станете послушным барашком в наших руках. Даже наручники на вас не надо будет надевать. Так что я вас предупредил, к чему может привести непослушание, чтобы потом не обижались на меня.

Быть послушным и безвольным существом в руках похитителей? Довольно-таки неприятная перспектива. Но пока он в здравом уме, у него есть шанс как-то потягаться бежать от злоумышленников. Для начала он решил припугнуть их.

— Если вы такие грамотные, то вам должно быть известно, что от применения ко мне вашего препарата в качестве “успокаивающего" средства моя голова, когда она попадет к вашим хозяевам, не сможет работать так, как сейчас. Поэтому именно с вас будет тогда спрос, почему вы вместо ученого привезли к ним дебила. За свою работу вы вместо вознаграждения получите наказание. Вам вспомнят все убытки и издержки, которые были сделаны напрасно.

Такой экскурс в область медицинских знаний озадачил Курносого и Здоровяка, заставил их задуматься. А вдруг то, чем Першин им сейчас пригрозил, действительно может с ним произойти? Тогда хозяин снимет с них головы. Они не исключали возможности, что Першин просто их шантажировал, но в медицинском учреждении России по интересующему их вопросу брать справку было опасно. С другой стороны, такой умной голове, стоящей десятки миллионов долларов, трудно было не поверить.

В конечном итоге стороны пришли к компромиссу: пленник не будет буянить и предпринимать попыток к бегству, в свою очередь похитители пообещали как можно реже делать ему наркотические уколы.

Глава ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Прослушивание магнитофонной записи беседы Капитана с бизнесменом Ломакиным дало основание Томилко прийти к выводу, что Ломакин законопослушный человек и к махинациям Капитала не причастен. Но по своему недомыслию он может быть втянут отпетым негодяем в такую авантюру, тяжесть последствий которой даже он, начальник управления, не может сейчас предугадать, а значит, и предотвратить возможное преступление с его стороны.

Томилко решил не допустить обстоятельствам замарать доброе имя Ломакина, а потому счел необходимым вывести его из-под возможного удара закона.

Дозвонившись в офис Ломакина с четвертой попытки, Томилко, представившись бизнесмену, сказал:

— Вячеслав Филиппович, как вы смотрите на то, чтобы нам встретиться у меня в кабинете?

— Для чего?

— Мне надо с вами побеседовать на интересную для нас обоих тему.

— Говорить вам, что я занят, бесполезно. Сами понимаете, что мне от приглашения отказываться нельзя, да я и не имею такого намерения…

— Будем считать, что вы мое приглашение приняли, — перебив Ломакина, уточнил Томилко.

— Да, да! Конечно! — быстро согласился Ломакин.

— О предстоящей встрече, кроме пас с вами никто не должен знать, — предупредил Томилко.

— Понял.

— Сейчас отправляйтесь к стоянке транспорта у драм-театра. Там вы оставите свою машину и сядете в "москвич" с тремя пятерками, его водитель будет с черной бородой. После беседы со мной он вас доставит назад к драмтеатру.

— К чему такая конспирация? — удивился Ломакин.

— Так надо. После беседы со мной вы все поймете.

— Понятно, но не совсем. Вы звоните из своего служебного кабинета?

— Да, — ответил ему Томилко.

Закончив разговор, Ломакин, взяв телефонный справочник, нашел в нем номер служебного телефона начальника управления и позвонил ему:

— Виктор Николаевич?

— Да.

— Вы узнаете, с кем беседуете?

— Если не ошибаюсь, то с тем человеком, с которым несколько минут тому назад имел телефонный разговор.

— А точнее?

— С Вячеславом Филипповичем, я не ошибся?

— Не ошиблись. Извините, что был вынужден еще раз вас: побеспокоить, так как нет желания быть жертвой чьей-то грубой шутки.

— Я ваш звонок именно так и понял. Считаю, что он благоразумен и необходим. Так что я продолжаю вас ждать.

— Как меня информировали, на вас, Вячеслав Филиппович, у нас нет компрометирующего материала, — продолжая ранее начатый разговор, сказал Томилко Ломакину уже у себя в кабинете.

— Это хорошо или плохо? — поинтересовался Ломакин, довольный таким известием.

— Для вас это очень хорошо, так как в противном случае настоящей беседы между нами не было бы.

— Допускаю такой расклад.

— Мне, наверное, не стоит вам говорить, что из себя представляет личность Григория Даниловича?

— Капитана что ли?

— Да.

— Его личность многим в городе известна.

— С положительной или отрицательной стороны?

Подумав, Ломакин произнес:

— Лично мне он ничего плохого не сделал, но я о нем наслышан больше с отрицательной стороны.

— Если так, то меня удивляет тот факт, что вы решили с ним сотрудничать.

— В каком плане?

— Помочь ему вывезти из страши в Турцию контейнер с товаром.

— Не нелегально же, а документально оформленный, проверенный таможней, — не считая нужным опровергать уже известный начальнику управления факт сделки, одновременно удивляясь его осведомленности, ответил Ломакин.

— Лишь поэтому мы с вами так мирно и дружески беседуем.

— Спасибо за доверие.

— А вы доверяете мне?

— Хотелось бы.

— Если так, то давайте договоримся, что вы, доверяя мне, никого не будете информировать о нашем разговоре. Это вы мне можете обещать?

— Вполне!

— Так получилось и так приходится констатировать, что практически нет служб, где не было бы взяточничества, коррупции и злоупотреблений. Поэтому мы не исключаем, что Капитан, пользуясь содействием подкупленного им работника таможни, хочет на вашем теплоходе вывезти за рубеж контрабанду. Представьте себе, что мы ее обнаружим на вашем судне после того, как вы получите "добро" таможни на ее вывоз.

— Вы хотите сказать, что Капитан ради своих корыстных интересов пошел на то, чтобы подставить меня?

— Не исключено!

— Если такое произойдет, то мне на моем бизнесе можно смело ставить крест, — сокрушенно заметил Ломакин.

— Чтобы не допустить такой ошибки, я предлагаю вам свое сотрудничество.

— Что я должен делать?

— Вы от заключения с ним контракта не отказывайтесь. Когда он придет к вам с этой конкретной целью, постарайтесь просмотреть первичные документы, запомнить номер контейнера, кто является его отправителем…

— То есть вы хотите, чтобы я стал стукачом и работал на вас? — перебив Томилко, поинтересовался Ломакин.

Осуждающе улыбнувшись, — Томилко произнес:

— Если откровенно говорить, кто на кого работает, то получится, что не вы, а я работаю в ваших интересах.

— Как это? — удивился Ломакин.

— Когда мы с вашей помощью в порту узнаем все о контейнере Капитана, то не на теплоходе, а в пакгаузе вскроем и все узнаем о его содержимом. Если это будет контрабанда, то заранее отведем от вас нависшую беду. То есть за преступление будет отвечать тот, кто непосредственно в нем замешан.

Внимательно выслушав его доводы, Ломакин, смутившись, произнес:

— Вы извините меня за "стукача", как-то сорвалось с языка. Я вижу, что не сотрудничать с вами мне нельзя,

— Многие молодые люди страдают тем, что не сдерживают, когда надо, свои эмоции, и, не дослушав, перебивают собеседника. Вы меня поймите правильно. Мы работаем не на себя и не в своих интересах, а на таких, как вы и вам подобных граждан. И не помогать в таких случаях нам будет с вашей стороны просто глупостью, — беззлобно-поучающе проворчал Томилко, прощая ему бестактность.

— Виктор Николаевич, я к вашим услугам, — с готовностью сказал Ломакин.

— При заключении сделки с Капитаном от его условий не отказывайтесь, какими бы они ни показались для вас подозрительными, но о подробностях я обязательно должен знать. Запомните! Только я буду принимать окончательное решение — когда и где пресечь дальнейшее развитие преступления. Капитан в задуманной им игре сделал на вас большую ставку и, безусловно, постарается не допустить в ней проигрыша. Чтобы обезопасить себя от возможных с вашей стороны неожиданностей, он может организовать за вами постоянную слежку. Людей у него для этого достаточно. Поэтому нам с вами придется после очередной встречи в порту подумать о более безопасном канале связи.

— Может быть, по телефону?

— Хотелось бы иметь с вами телефонную связь, но ее могут прервать, подслушать, а поэтому лучше иметь связника, не вызывающего со стороны Капитана никаких подозрений.

Подумав некоторое время, Ломакин сказал:

— Есть у меня такой человек.

— Кто же он?

— Мой двоюродный брат — Ломакин Иван Васильевич.

— Так он же в банде Капитана! — удивил Ломакина Томилко своей осведомленностью.

— Он недавно освободился из колонии и действительно состоит в банде Капитана, но брат в моем конфликте с Капитаном примет только мою сторону.

— Доверяться вашему брату мы не можем, а поэтому вам пока открывать наши карты ему не стоит.

— Я за него ручаюсь как за самого себя, лучшей замены ему не будет.

Погладив пальцами невидимую щетину на подбородке, Томилко, обдумав только ему известный вариант задачи, произнес:

— А что, можно и рискнуть. Значит так, Вячеслав Филиппович. В банду Капитана нами внедрен и работает наш оперативный сотрудник. Вечером он прибудет к вам домой. Вы его там на время укройте от постороннего глаза. На это время пригласите к себе своего брата и поговорите с ним по душам. Сами понимаете, при этом разговоре жены и детей дома быть не должно. Если он станет нашим сторонником, то слава Богу. Если же не поймет вас и захочет выслужиться перед Капитаном, то, извините меня, нашему сотруднику придется его задержать, и мы его изолируем на время проведения операции, чтобы он ее не сорвал. Другого выхода я не вижу.

— Я принимаю ваши условия и понимаю, что иначе вы поступить не можете, но надеюсь, что предусмотренные вами меры предосторожности в отношении моего брата не понадобятся.

Расставание Томилко с Ломакиным было более теплым, чем встреча. Пожимая друг другу руки, они доброжелательно улыбались.

Возвратившись к себе в офис, Ломакин застал там Капитана, приехавшего заключить с ним контракт.

Ознакомившись с представленными документами на подлежащий к перевозке в контейнере груз, Ломакин убедился в их подлинности и надлежащем оформлении. Без каких-либо проволочек он, подписав контракт, поручил бухгалтеру взять с Капитана двойную провозную плату за предстоящую работу.

Довольный удачно складывающимися отношениями, Капитан но преминул поинтересоваться у Ломакина:

— Когда вы думаете произвести погрузку контейнера на теплоход?

— Послезавтра в грузовом порту на теплоход будут грузить рис, тогда же заодно возьму на борт ваш контейнер.

Получив ответы на все свои вопросы, Капитан, добродушно улыбаясь, простился с Ломакиным.

Ломакин, стоя у окна, задумчивым взглядом проводил автомобиль Капитана, набрал номер телефона Томилко и сообщил ему результаты недавнего разговора с Капитаном.

В грузовом торговом порту контейнер с товаром Капитана был вскрыт начальником таможни Пилипенко в присутствии Томилко и Ломакина. В нем они обнаружили вместо медицинского оборудования, как было указано в документах, миноискатели.

— Теперь вы понимаете, в какое болото пытался затащить вас клиент? — довольный результатом вскрытия контейнера, спросил Томилко Ломакина.

— Вот негодяй, как он меня провел! Да я его после всего этого на пушечный выстрел не подпущу к себе, возмутился в свою очередь Ломакин.

— Как мы с вами договаривались, Вячеслав Филиппович, вы должны с клиентам вести себя так, как будто ничего не знаете о его контрабанде. Не забудьте о встрече, которая предстоит нам кое с кем вечером.

Дождавшись, когда Пилипенко вновь опломбирует контейнер, Томилко вместе с ним прошел на таможню. Там Пилипенко, сказав секретарю, что он занят и чтобы она к нему никого не пускала, уединился с Томилко в кабинете. Они продолжили ранее начатый разговор.

— При всем уважении к вам я не могу, Виктор Николаевич, допустить, чтобы миноискатели были вывезены в Турцию.

— А я и не настаиваю на этом, — не желая спорить, миролюбиво ответил Томилко.

— Но вы мне недавно говорили, что хотите, чтобы теплоход Ломакина покинул порт с контрабандой, — напомнил Пилипенко.

— Именно так, но теплоход из нашего порта отправится не в Турцию, а…

— Какая в этом необходимость? Зачем вы себе и мне усложняете работу?

— Как вам известно, Артем Тарасович, хозяин контрабанды не отправляется за рубеж вместе со своим грузом. Он отправится в Турцию на пассажирском теплоходе, когда убедится, что его товар прошел таможенный досмотр и теплоход с ним покинул порт. Вы, Артем Тарасович, уж не лишайте меня возможности и удовольствия выявить и арестовать с. поличным контрабандиста. Не забудьте о том, что мы помогли вам выявить и избавиться от служащего, который не смог отличить медицинское оборудование от миноискателей.

— За такую помощь с меня магарыч. Но все равно я не могу тебе предоставить прав больше, чем дают мне инструкции.

— Пойми меня правильно, приманка в виде контейнера еще до конца себя не исчерпала, и мы не можем исключить, что на нее больше никто не клюнет.

— Я тебя как оперативник понимаю, но мы так можем слишком далеко зайти. Не лучше ли в свои планы посвятить вышестоящее начальство?

— Боишься ответственности?

— Скорее неприятных последствий.

— Их не может быть, так как мы полностью владеем ситуацией.

— Если так, то тем более необходимо поставить в известность руководство,

— Я в корне против твоего предложения, — категорически заявил Томилко.

— Почему? Неужели не желаешь делиться с нами своими лаврами? — улыбнувшись, спросил Пилипенко.

— Скорее не хочу, чтобы о нашей операции знал больший круг людей, чем знает сейчас. Не забывай, что мы можем подставить под удар Капитана наших помощников. Ты на горьком опыте убедился, что как среди вашего брата, так и среди наших сотрудников могут быть тайные помощники противника.

— Против такого довода возражать не имею права. Ты меня убедил, пускай будет по-твоему.

Глава ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Настроение у Капитана было приподнятое. Как сообщил ему Лом, контейнер с "медицинскими приборами" наконец-то в грузовом порту погрузили на теплоход Ломакина. Достав из холодильника жестяную банку с пивом и открыв ее, он, стоя у окна, стал выливать содержимое в горло, глотая малыми порциями, так как пиво было холодное, а он страдал хронической ангиной, боялся простудить горло, но любовь к такому виду прохладительного напитка побуждала его идти на определенный риск. Чтобы как-то "смазать" горло, согреть его, он положил в рот столовую ложку осетровой икры, с наслаждением стал ее пережевывать.

Осторожный, но настойчивый стук в дверь прервал приятное занятие.

— Войдите! — недовольно бросил он незваному посетителю, допивая пиво, понимая, что дальше при постороннем ему не удастся его смаковать, придется беседовать, и тогда ему будет не до пива.

В кабинет вошел среднего роста крепыш, с накачанными мышцами и наглыми цепкими зелеными глазами. После того, как эти глаза обежали помещение и не обнаружили в нем посторонних, посетитель любезно произнес:

— Здравствуйте, Григорий Данилович.

— Здравствуй! — не очень любезно ответил ему Капитан, ставя на подоконник пустую жестяную банку, удивляясь, зачем вдруг он понадобился незнакомцу.

— Вы уж извините меня, Григорий Данилович, что я по своему неведению оторвал вас от такого приятного занятия…

— Кончай трепаться, приступай ближе к делу, вали, зачем прикантовал ко мне, — прервал гостя Капитан.

— Ну, если вы так настаиваете, то я перейду сразу к делу. Мы предлагаем вам сотрудничество с нами. Оно принесет вам навар в несколько лимонов.

— Присаживайся к столу. Говори, кто такой и чего тебе от меня надо? — уже более доброжелательно, проявляя интерес к посетителю, произнес Капитан.

Посетитель, присев на стул рядом со столом, поставил у ног кожаный дипломат черного цвета. Чтобы дальше не интриговать читателя, сообщу ему, что посетителем был Здоровяк.

— Кто я такой и чьи интересы представляю, пока замнем для ясности. Если вы, Григорий Данилович, сочтете для себя возможным сотрудничать с нами, то тогда я как-то смогу открыться вам.

— Ты кончай со мной темнить и ходить вокруг да около. От лимонов, да к тому же в зелененьких, я никогда не отказывался. Только что-то мне не верится, что у такого хмыря, как ты, водятся в достаточном количестве лимоны.

Поставив на стол дипломат и открыв его, Здоровяк показал его содержимое Капитану. Расширившимися от удивления глазами тот увидел пачки банкнот в американских долларах.

— Заяц трепаться не любит, можешь убедиться своими глазами, — Здоровяк только тогда закрыл свой дипломат, когда по глазам Капитана убедился, что он произвел на хозяина кабинета гипнотизирующее действие.

— Ты меня убедил в том, что я имею дело с серьезными людьми. Может быть, распорядиться, чтобы нам сервировали стол в кабинете ресторана? Там за рюмочкой и продолжим наш разговор.

— Когда мне приходится решать важные вопросы, спиртное не пью, — категорически произнес Здоровяк,

— Похвально! — отказываясь от своего намерения, согласился с ним Капитан. — Я готов выслушать твое предложение.

— Нам известно, что твоя организация, если тебе это более приятно для слуха, закупила приличную партию миноискателей, которую в контейнере уже погрузила на теплоход "Добрыня" для последующей ее отправки в Турцию. С хозяином "Добрыни" у тебя очень доверительные отношения…

Ошарашенный такой осведомленностью гостя о своем секрете, Капитан, как выброшенная на берег рыба, только молча открывал и закрывал рот, не зная, что сказать. В этой ситуации он не придумал ничего лучшего, как попытаться вызвать своих громил из ресторана и с их помощью захватить посетителя, забрав у него одновременно деньги.

Предугадывая его намерение, Здоровяк заметил:

— Ты своих мордоворотов не спеши сюда вызывать. Они помешают нашему разговору. Мне придется их вместе с тобой отправить к праотцам, — показал он Капитану под мышкой левой руки облегченную кобуру с пистолетом. — Давай сначала потолкуем, а потом решим: или нам полюбовно разойтись или мы начнем тесное сотрудничество.

Для себя Здоровяк уже решил, что если между ними сговора не получится, он обязательно уничтожит Капитана, который будет знать слишком много.

— Что тебе от меня надо? — отказавшись от намерения захватить посетителя, спросил Капитан.

— Не мне, а нам, — поправил его Здоровяк, чтобы Капитан не принимал его за дурака-одиночку, с которым легко можно расправиться без неприятных последствий для себя. — Мы хотим с твоей помощью переправить на Запад, само собой разумеется, нелегально, двух человек.

— Какие вы шустрики! Как будто в таком перевале для меня нет проблем!

— Нас твои проблемы не интересуют, Мы платим деньги, а ты решай все свои задачи.

— Если даже я соглашусь сотрудничать с вами, то не исключено, что хозяин "Добрыни" станет в позу.

— Хорошим куском его можно поставить в любую позу, какую мы захотим, — убежденно заверил его Здоровяк.

— Нет, дорогой, тут о куске не может быть и речи. Ты его не знаешь, он на твой кусок и не взглянет.

— Если кусок будет в лимон баксов, то он быстро станет сговорчивым.

— Если ему лимон за работу, то сколько же я получу за свои услуги?

— Ты получишь столько же, сколько и он.

Сумма была внушительной, но Капитан не был бы тем, кем являлся, если бы не устроил торг, видя, что клиент попался денежный и есть возможность его подоить.

— Мне лимона мало, меньше чем за два я не соглашусь.

— Наша фирма очень серьезная. За вашу работу предложена хорошая плата. Торговаться с тобой я не буду, больше, чем я сейчас предложил, ты не получишь ни пенса. Если мои условия ты не примешь, то за свои бабки мы всегда сможем найти другого охотника, который выполнит нужную нам работу, но тогда ты на своих миноискателях поставишь крест, так как уже сегодня они будут у тебя конфискованы таможней. Как видишь, от несостоявшейся сделки с тобой мы практически ничего не теряем, тогда как ты не только понесешь значительные убытки, но и потеряешь в лице хозяина "Добрыни" канал связи с заграницей.

— Ты что, говнюк, решил меня шантажировать?

— Допустим! — улыбнувшись, согласился Здоровяк, довольный, что Капитан крепко сидит у него на крючке.

— Ничего из твоей затеи не выйдет, — удивил его Капитан.

— Почему, дорогой?

— Потому, "дорогуша", что не на того напал. Я тебя тоже раскусил, как гнилой орех, и увидел твое настоящее нутро. За мою информацию о тебе в управлении федеральной службы контрразведки мне все простят и не исключено, что еще медаль дадут за разоблачение шпиона.

— Почему ты считаешь, — перестав улыбаться, нахмурился Здоровяк, — что имеешь дело со шпионом? Может быть, мы уголовники, которым из-за своих грехов надо сматываться за кордон.

— Я не совсем дурак, чтобы не отличить урку от шпиона. Но я не собираюсь заниматься проверкой ваших личностей. У пас в стране есть учреждение, которому вменено в обязанность этим заниматься. А теперь можешь уматывать от меня на все четыре стороны. Посмотрим, чьи козыри окажутся выше, твои или мои, — стараясь сохранить самообладание, заявил Капитан, проверяя крепость нервной системы собеседника и своей тоже.

Его эксперимент удался. Впервые Здоровяк растерялся, почувствовав себя не в своей тарелке, потерял наступательность и инициативу в разговоре. Видя такое его состояние, Капитан злорадно подумал: "Будешь знать наших".

Здоровяк не предполагал, что в лице главаря воровской банды встретит такого опасного противника. На выяснение его преступной деятельности им была потрачена не одна неделя. Был собран отличный компрометирующий материал, плодами которого он решил воспользоваться, Но кто знал, что Капитан окажется таким крепким орешком,

"Он, негодяй, так упирается, как может поступать только дурак, не видящий нависшей над ним беды. Хуже того, он даже посмел перейти на меня в атаку, — которая, как он сейчас убедился, оказалась не такой уж безуспешной, — я умнее его и не имею права рисковать, как он, а поэтому должен уступить ему", — решил Здоровяк. — Больше двух лимонов у нас сейчас средств нет, чтобы оплатить ваш труд. Когда вы переправите в Турцию наших двоих, то там вы от нашего представителя получите чек на третий лимон.

Капитан кивком головы дал понять Здоровяку, что он его условие принимает.

"Если я не приму его предложения, то ему ничего другого не останется, как ухлопать меня. Мне соревноваться с ним в ловкости и умении владеть оружием не приходится, поэтому хватит заниматься вымогательством, а то еще доиграюсь. Конечно, обещанный лимон я вряд ли получу от его друга в Турции, но и того, что получу, мне вполне хватит", — довольно подумал он, а вслух сказал:

— Вот на этих условиях я согласен с вами сотрудничать и больше не пытайтесь меня пугать. Я этого не люблю, могу обидеться, задавлю вас своей кодлой, не помогут ни “дуры", ни ваше мастерство.

— Ты тоже должен зарубить себе на носу, что имеешь дело не с шутниками, и мы нанесенных нам обид тоже не прощаем. Как бы там ни было, но я доволен, что мы с гобой наконец-то договорились. Два лимона баксов я сейчас же оставляю тебе, — вновь беря инициативу разговора в свои руки, повеселел Здоровяк. — Они тебе нужны на подкуп хозяина "Добрыми”. Не жадничай, его услуга стоит нашего куша. Он пользуется доверием работников таможни, и ты правильно поступил, что сделал на него ставку.

— Потому и сделал на него ставку, что до вас знал то, о чем вы вздумали мне сейчас сообщить, — с гордостью за свою дальновидность небрежно пробурчал Капитан.

— Если операция провалится, то тебе придется не только вернуть нам баксы, но мы еще подумаем, что делать с твоей шкурой, то ли натягивать ее на барабан, то ли делать из нее перчатки, — не удержавшись, вновь высказал угрозу Здоровяк.

— Я же тебе говорил, что не люблю, когда меня путают.

— Обязан тебе напомнить, что ты имеешь дело не с уголовниками, а с профессионалами, которые могут вправить мозги многим таким группировкам, как твоя.

— Я знаю, в какое дерьмо влезаю, и чувствую, как оно будет вонять, если у нас с вами все путем не получится.

— Вот теперь я вижу, что ты меня правильно понял, а значит, между нами будет хорошее сотрудничество, — констатировал Здоровяк.

— Ну что, обо всем мы с тобой переговорили? — поинтересовался Капитан.

— Нет еще, — возразил Здоровяк. — Тебе надо немедленно встретиться с Вячеславом Филипповичем, вручить ему не менее миллиона баксов и подробно обговорить с ним, когда ему удобнее всего взять на борт наших пассажиров, когда таможня будет его проверять и на какой день она дает ему разрешение покинуть порт приписки.

— Это для меня сделать особого труда не составит. Но скажи мне, кто из нас возьмет на себя обязательство по доставке пассажиров на борт теплохода?

— Эту заботу мы берем на себя, только скажешь, к какому времени и к какому борту теплохода их доставить.

— Среди ваших пассажиров больных нет?

— Тебе не все ли равно? — насторожился Здоровяк.

— Если бы было все равно, то не спрашивал, — окрысился на него Капитан. — То ли придется им опускать трап, то ли достаточно будет и того, чтобы катнуть веревочную лестницу,

— Поднимутся с лодки по лестнице, — удовлетворенный пояснением Капитана, успокаиваясь, заверил его Здоровяк.

Так состоялся сговор уголовника с агентом иностранной разведки.

Глава ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Даже без предупреждения Томилко, в силу своей наблюдательности, Ломакин сначала почувствовал, а потом обнаружил за собой слежку. События текущего дня полностью выбили его из повседневного трудового ритма. Фактически он из бизнесмена в одночасье превратился в оперативного работника, поглощенного разгадыванием ребусов, которыми ранее никогда не увлекался.

Особенно его удивило да и потрясло то, что Капитан вступил в сговор с иностранными агентами, более того, “вовлек" его в сферу своих интересов, не пожалев на подкуп целый миллион долларов. От таких новостей можно было легко получить инфаркт, но, спокойный за свой тыл и зная, что его страхуют, он смог вытерпеть и перенести бурю новостей, сделок и предложений. Вот и сейчас: у него дома должна состояться встреча с братом. К ней все было готово, сотрудник Томилко укрылся в темной кладовке. Как пройдет встреча, сохранятся ли у них с братом родственные отношения или они расстанутся врагами? Здесь середины не могло быть. Или они встанут по одну сторону баррикады, или она их разделит. Жизнь сейчас проверяла его на зрелость. В своем решении, его верности он не сомневался, но сможет ли брат правильно понять и точно так же верно определиться? Вот что сейчас мучало Ломакина.

Начитавшись детективной литературы и насмотревшись видеофильмов, Ломакин, когда к нему пришел Лом, из предосторожности пригласил его не в зал, а в ванную комнату. (Вдруг в комнатах установлены подслушивающие устройства?).

В ванной, не скрывая от брата волнения, он открыл краны с водой, прислушавшись к ее журчанию, сказал:

— Из-за твоего Капитана у меня сейчас предвидятся большие неприятности.

— Но он мне говорил, что у тебя с ним все чин чином!

— Брехня! Он мне подсунул самую настоящую контрабанду. Если таможня ее обнаружит, я не только буду банкротом, но и залечу в тюрьму где-то на десяток лет.

— Пока не поздно, верни ему назад товар. Пускай ищет другого козла отпущения, — предложил Лом.

— Если бы можно было так просто решить мою проблему… Но все гораздо сложнее.

— Значит, у тебя еще есть проблемы?

— Похлеще первой!

— Какие?

— Как ты смотришь на измену Родине в интересах даже не знаю какого государства?

— Отрицательно! Неужели эта сволочь хочет втянуть тебя в шпионаж?

— Дал мне за согласие целый миллион зелененьких, — открывая хозяйственную сумку и показывая ее содержимое, сказал Ломакин.

— Так что, Капитан, оказывается, шпион?

— Выходит, что так, и меня за собой тянет.

— Вот уж не думал, что он такая дрянь! Но его судьба мне до лампочки, а вот как тебя вытянуть из этого дерьма, просто не знаю, — растерявшись, задумчиво произнес Лом.

— Ты тоже в дерьме, — напомнил ему Ломакин.

— Чего ты путаешь кислое с пресным? Я уголовник, а не изменник Родины. Меня предателем ни за какие деньги не сделаешь, Я тебя считал умнее себя. У тебя все есть, чего пожелаешь, — и квартире, и дача на море, и машина, и жена, и дети, и даже корабли. И вот при таких возможностях как ты согласился продаться за какой-то гнилой лимон?

— Я, Иван, не захотел становиться предателем, и обо всем, что я тебе сейчас рассказал, сообщил куда надо.

— Тогда зачем ты меня сейчас дурачил говоря, что стал чуть ли не шпионом? — обиженно пробурчал Лом.

— Я тебя не дурачил и не дурачу. Я верю в тебя и хочу, чтобы ты помог нам разобраться со всем змеиным клубком, в который Капитан меня затащил.

— Ну если так, то считай, что я на тебя уже не обижаюсь и даю согласие на помощь вам.

— Спасибо! Только, брат, учти, что если мы станем помогать работникам милиции и чекистам, то рискуем своими головами.

— Всю жизнь по-дурному рисковал ею, а уж за благое дело не жаль будет ее положить. Ты меня, Славик, прости, что я затянул тебя в ловушку Капитана.

— Но он для нас уже отрезанный ломоть и давай о нем больше не будем говорить. Ты сейчас тут в ванной побудь один, а я приведу сюда одного оперативного работника, в присутствии которого мы потом продолжим наш разговор. Не возражаешь против такого предложения?

— А не тесно ли нам будет втроем в ванной? — только и мог спросить Лом,

— Зато никто не подслушает, — увидев на лице брата скептическую улыбку, Ломакин пояснил ему: — Запомни, мы имеем дело не только с твоим паханом, но и с профессиональными иностранными разведчиками, а их брат очень способный на разные финты.

Ломакин привел Примакова. Лом познакомился с ним и согласился признать в нем своего кореша по колонии — Климова Евгения Борисовича, но кличке Клим,

Братья внимательно выслушали требования Примакова:

— Мы с вами будем работать по раскрытию тяжких преступлений. Чтобы не было никаких неожиданностей и неприятностей, с данной минуты — никакой самодеятельности. Без согласования со мной не принимать никаких решений, тем более не совершать какие-либо оперативные действия. Значит так, Иван Васильевич, впредь я буду звать тебя только по кличке, мы с тобой вместе тянули срок. Постарайся нашу встречу в ресторане представить как можно правдоподобнее, чтобы все видели, что мы с тобой действительно кореши.

— Сделаю в лучшем виде. Теперь все менты мои кенты, — пошутил Лом, показав в улыбке белые зерна крепких красивых зубов.

— Сейчас, Иван Васильевич, нам не до шуток. Если кто-то из пас будет действовать не по инструкции, а по своему усмотрению, то такому нарушителю это может стоить больших неприятностей, если не самой жизни, — продолжал поучать своих новых помощников Примаков.

— Мы понимаем, что из этой бяки нам без вас не выбраться, — заметил Ломакин.

— Моей доброжелательности к тебе, Клим, хоть отбавляй, а поэтому я думаю, что мы с тобой сработаемся, — заверил Лом.

— Я сейчас поеду доложу начальству о вашей готовности, Вячеслав Филиппович, Какое от него последует указание, я, возвратившись в ресторан, вам передам через своего кореша, — доброжелательно похлопав по крупным плечам Лома, сказал Примаков. — Ну что, друзья, будем разбегаться?

— Что мне делать с "зелененькими"? — поинтересовался Ломакин.

— Мне бы твои проблемы, — пошутил Лом.

— Спрячь подальше, пускай они пока побудут у тебя дома, — распорядился Примаков.

Сначала Ломакин проводил из квартиры своего брата, а потом Примакова. Тот, прощаясь с ним, сообщил:

— Мы проверили твою квартиру на наличие в ней подслушивающих устройств, ничего подозрительного не обнаружили, но твои меры предосторожности мне понравились.

Спустившись по лестнице, Примаков нырнул в дверь подвала. Пройдя по подвалу три подъезда, он вышел в первом. Закурил сигарету и как бы от нечего делать осмотрелся: никакого наблюдения за собой он не заметил. Пройдя к "девятке", оставленной ранее на стоянке, он сделал на ней несколько поездок но разным маршрутам. И только убедившись в отсутствии "хвоста", поехал в управление.

Глава ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Информация Примакова о состоявшемся сговоре Капитана с агентами иностранной разведки и "вербовке" им в соучастники своей грязной операции Ломакина, явилась для Томилко полной неожиданностью. В информации новости были как приятные, так и плохие. Он был доволен, что Примаков нашел с Домом общий язык и теперь вновь сможет вернуться в ресторан под личиной Клима.

Интересы государственной важности заставили его заняться прежде всего ими, отложив решение других дел. Подняв телефонную трубку, он набрал номер начальника управления федеральной службы контрразведки полковника Качанова.

— Сергей Георгиевич, у меня в кабинете сейчас находится меж оперативный работник, который по интересующему тебя вопросу может дать очень важную информацию… — Да, я буду с ним у себя в кабинете ждать твоего прихода.

Качанов оказался темно-русым здоровяком высокого роста, плотного телосложения, на вид не старше пятидесяти лет. На нем были коричневые брюки, такого же цвета рубашка с короткими рукавами и кремовые туфли. По своему внешнему виду он скорее походил на коммерсанта, ну, в крайнем случае, на борца в прошлом, но только не на человека, которому была поручена борьба с иностранной разведкой в крас. Почему о нем первоначально складывалось такое мнение? Потому что он был слишком подвижен и неусидчив.

Томилко познакомил Качанова с Примаковым, сообщил ему, чем тот в последнее время занимается. Качанов с нескрываемым интересом попросил Примакова поделиться с ним имеющейся у него информацией относительно иностранного агента.

Выслушав Примакова, сказал:

— За такое известие вам обоим большое спасибо. Оно меня не только обрадовало, но и вдохновило на активизацию работы по поимке иностранных разведчиков. Вы в моей работе продвинулись очень далеко и на скорую руку я вас своими сотрудниками заменить не могу, не причинив вреда нашему общему делу, а поэтому я попрошу вас: делая свою работу, помогайте нам.

— В каком плане? — решил уточнить Томилко.

— Если иностранный агент вступил в контакт с Капитаном, то он и его сообщники отлично знают все его окружение. Появление в нем новых личностей, в лице моих сотрудников, может насторожить их и заставить отказаться От дальнейшего сотрудничества с ним, воспользоваться другим каналом переправки своих людей через границу…

Ранее Качанов сообщил им о похищении ученого Ростислава Всеволодовича Першина иностранными агентами, а поэтому, не останавливаясь на этом факте подробно, а только касаясь вскользь, он продолжал дальше развивать мысль.

— …Я думал, что они нашего ученого вывезли из края в другой регион страны, где попытаются переправить за рубеж. Сейчас вы меня приятно обрадовали — он находится где-то рядом. Теперь мы не можем позволить себе еще одну глупость и вновь потерять его след. Мы берем на себя выявление места нахождения базы иностранных агентов, Постараемся их там всех захватить, а на вашей совести, Виктор Николаевич, захват на судне, и только живыми, нелегальных пассажиров. Особенно прощу вас: принять все меры к тому, чтобы враг в последнюю минуту, почувствовав опасность, не пошел на крайность и не убил нашего ученого.

— Хозяин теплохода Ломакин — молодой и здоровый человек, но в захвате опытного иностранного разведчика мы не можем воспользоваться его услугами, так как из-за неопытности он будет больше мешать, чем помогать. Поэтому мы не можем Пойти на такой риск, — заявил Качанов.

— В чем ты видишь риск? — поинтересовался Томилко.

— Слишком мало в нашей стране осталось самородков-ученых, подвижников в своей работе, преданных своему народу, чтобы рисковать их головой, — пояснил Качанов.

— Тогда мы можем привлечь в помощники кого-то из членов экипажа, — вновь подкинул мысль Томилко.

— Тоже не пойдет, — возразил Качанов.

— Почему?

— У них тот же недостаток, что и у Ломакина. Они не профессионалы и могут допустить оплошность, из-за которой нас будет ждать трагедия.

— Неужели мы не найдем выхода из этого чертового лабиринта? — сокрушенно спросил Томилко.

— Я хочу предложить вам следующее: вместе с работниками таможни, в их форме, на теплоход прибудут два моих оперативника. Они останутся на судне, а вместо них его покинут в форме работников таможни два матроса Ломакина. Второй вариант следующий: Ломакин заявляет Капитану, что у него на теплоходе нет сообщников, которые помогли бы ему в отсеке трюма, где уложены мешки с рисом, сделать тайник для двух "зайцев. Поэтому пускай он попросит Капитана, чтобы тот выделил ему и доставил на судно Лома и Клима для выполнения этой деликатной миссии. Если наши задумки осуществятся, то обе группы захвата на судне объединятся и выполнят задачу.

— Вячеслав Филиппович имеет слабость и большое доверие к своему брату и его другу, а поэтому Капитану других парней на судно Ломакина не удастся протолкнуть, — догадливо заметил Томилко. — Я твой план полностью одобряю.

— Я его тоже считаю самым приемлемым, — вступил в разговор Примаков. — Меня смущает в нем только то, что я не знаю в лицо ученого, а поэтому мне на месте трудно будет определить, кого в первую очередь надо ненавидеть и обезвреживать, а кого защищать.

— У Виктора Николаевича есть фотография Першина. Он вас с ней, Игорь Сергеевич, обязательно познакомит, — заметил Кочанов.

— Не сейчас, немного попозже, — сказал Томилко.

Получив от Примакова необходимые данные обо всех интересующих его лицах, Качанов оставил своих помощников в кабинете и поспешил к себе в управление, чтобы дать соответствующие распоряжения оперативным работникам,

А Томилко продолжил свой разговор с Примаковым.

— Теперь ты можешь смело возвращаться в ресторан и включаться в свою плодотворную работу, — улыбнувшись, заметил он.

— Фундамент для моего появления там подготовлен внушительный, — согласился Примаков. — Я бы вас просил, Виктор Николаевич, передать Кристине, чтобы она уже сегодня проведала меня в ресторане. Если там что-то случится важное для нас, то я смогу через нее передать вам информацию.

— Ha свою помощницу не обижаешься?

— Нет. А почему вы вдруг спросили?

— Если плохо помогает тебе в работе, то могу заменить другой, — охотно пояснил ему Томилко.

— Мы с ней, Виктор Николаевич, не только сработались, но и подружились, а поэтому заменять ее ни в коем случае не надо.

— И как долго ты думаешь с ней “дружить", если не секрет?

— Пока не поженимся, — не раздумывая, как давно решенное, сообщил Примаков.

— Ну что же, дай Бог, чтобы ваши планы свершились, — расставаясь с капитаном, пожелал Томилко.

Глава ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Увидев Клима на работе, Капитан сердито поинтересовался:

— Ты почему, засранец, так долго отсутствовал?

— Вы же знаете, ездил к матери по телеграмме.

— Ну как там она, живая или умерла?

— Живая! Вроде бы здоровье пошло на поправку. Но сами понимаете — семьдесят восемь лет такой возраст, что…

— Без тебя знаю, какое здоровье в таком возрасте, — перебил его Капитан. — Я тебя хочу спросить, почему ты такой задирака? Или на работе тебе приходится редко кулаки точить? Почему ты такой необузданный?

— Это вы о чем? — сделал удивленное лицо Клим.

— Ты не корчи из себя невинную девицу. Из ментовки Пугачева пришла на тебя компра, что ты там за мелкое хулиганство получил десять суток. Теперь требуют, чтобы я из твоей зарплаты удержал определенную сумму за оказанные тебе услуги и переслал им. Ты что, тогда совсем был на мели и у тебя не было бабок, чтобы с ними, говнюками, расплатиться?

— Я не просил и не заказывал их дурацких услуг, а поэтому принципиально за них платить не буду.

— Я, как ты, принципиально с ними поступить не могу, а поэтому, чтобы не воняли, уже рассчитался с ними за тебя. Скажи хоть, что ты там сделал?

— Один пьяный козел в ресторане стал на меня катить бочку, потом к нему подписались ого друзья. Менты должны были мне спасибо сказать за то, что я хулиганов на место поставил, а они меня, шакалы, упукарили в изолятор. Не было на земле справедливости и не будет.

— Если ты и у меня в ресторане так необдуманно будешь устраивать драки, то сразу же выгоню с работы к едрене фене, — беззлобно, скорее формально, пробурчал Капитан.

Кристину и ее подругу Клим усадил в ресторане за служебный столик, за которым обычно сидел он с напарником Тронутым. Девушкам поставили две бутылки шампанского, коробку шоколадных конфет и вазу с крупным розовым виноградом.

Попивая не спеша вино, беседуя с девушками, не забывая поддерживать в ресторане порядок, Клим и Тронутый весело и беззаботно проводили свое рабочее время.

В десять часов вечера Клима позвал к себе в кабинет Капитан. К тому времени у него там находились Здоровяк и Лом. Капитан обратился к Климу:

— У Лома есть брат, который выручил его из тюряги. Сейчас тому в свою очередь срочно понадобилась ваша помощь. Лом согласен ее оказать, но ему нужен еще один человек. Ты не поможешь?

— Вы за кого меня принимаете? — попытался обидеться Клим.

— Вот видишь? Я тебе говорил, что от них отказа не будет, — обращаясь к Здоровяку, произнес Капитан. — Бери их и мотай на теплоход.

Вместе со Здоровяком и Курносым, который ждал их на "четверке" около ресторана, Клим и Лом выехали за город, где проехали к незаметной маленькой бухте. Там их уже ждала байдарка. На байдарке Здоровяк, Лом и Клим подошли к теплоходу "Добрыня", По спущенной сверху веревочной лестнице они все трое поднялись на палубу, где встретились с Вячеславом Филипповичем. В трюме, загруженном мешками с рисом, в указанном Ломакиным месте, они стали делать тайник, для чего пришлось переместить кучу мешков. Работа оказалась тяжелой, и поэтому на первом часу работы они вспотели. Первым разделся до пояса Лом, потом его примеру последовал Клим.

Увиден на телах своих помощников целую картинную галерею из наколок, зная со слов Капитала, что они вместе отбывали наказание в колонии, Здоровяк получил наглядное подтверждение, что имеет дело с бывшими зеками, проникся к ним доверием и тоже разделся до пояса.

Во время совместного труда Клим имел массу возможностей обезоружить и захватить Здоровяка, но он такой возможностью решил не пользоваться, так как пленение Здоровяка ому ничего не давало. Ученый по-прежнему оставался бы в руках иностранных агентов. Задержание Здоровяка только вспугнуло бы их.

За два часа работы они среди мешков сделали схорон для двух человек, при этом внешнее расположение мешков выглядело не нарушенным.

Довольный, Здоровяк заметил:

— Отличную работу проделали вы, парни. Теперь давайте сматываться на берег.

На трассе, куда Дом с Климом поднялись из бухты, уже стояли два автомобиля. На одном из них Курносый отвез их в город к ресторану "Наш дом". Перед расставанием Курносый каждому вручил по пачке российских десятитысячных банкнот со словами:

— Это вам за работу. Но если вы хотите дожить до старости, то должны немедленно забыть все, что сегодня пришлось проделать.

Проводив взглядом умчавшийся от них автомобиль и разглядывая пачку денег, Лом довольно пророкотал:

— Целый лимон отвалил за работу. За такие бабки я готов пахать без выходных.

— Сильно-то на них не рассчитывай. Они являются вещественным доказательством, а поэтому из твоей пачки, да и моей, не должно пропасть ни одной банкноты.

— Так что, выходит мы зря с тобой пахали? — недовольный перспективой расставания с деньгами пробурчал Лом.

— За что мы с тобой пахали и в чьих интересах, я тебе подробно расскажу позже, а сейчас пошли к такси, пока оно не уехало, — сказал Клим, увидев на стоянке автомобиль с горящими шашечками и зеленым "глазом".

В такси они увидели, помимо незнакомого водителя, Кристину с подружкой.

— Думали, что до утра не дождемся вас, — с облегчением в голосе поведала им Кристина.

Они отвезли домой Лома, йотом подругу Кристины, и "Только после этого водитель открылся Климу, что является оперативным работником:

— У вас есть что передать шефу?

На недоуменный взгляд Клима Кристина сказала:

— Петрович наш человек.

— Информация очень важная, поэтому, Петрович, извини, даже тебе я не могу ее доверить.

— Тогда поехали на конспиративную квартиру и оттуда но телефону передашь, а мы с Кристиной подождем в машине, — не обидевшись, спокойно предложил Петрович.

— Нам с Петровичем не привыкать то ждать, то догонять, — смиренно произнесла Кристина.

После телефонного разговора с Томилко Клим, вернувшись к машине, вручил Петровичу запечатанный конверт с коротким донесением.

— Отвезешь его домой шефу. Он тебя ждет. На сегодня ты нам не нужен.

Оставшись вдвоем, Кристина заметила:

— А ты, оказывается, порой бываешь занудой.

— Ты так обиделась за Петровича?

— И за себя тоже.

— Ради пользы деда пускай каждый знает об операции столько, сколько ему положено. Слишком многое и важное поставлено на карту, поэтому мы не должны допускать ошибок.

— С тобой на эту тему спорить бесполезно, пошли лучше отдыхать…

Глава СОРОКОВАЯ

Резиденту агентурной группы иностранной разведки, прожившему в России четырнадцать лет под фамилией Фокина, работавшему в собственной студии фотографом, за все время пребывания в России здорово везло. Ему не изменила удача и тогда, когда из полученной шифровки он узнал, что его группе поручено похитить и переправить на Запад крупного ученого-атомщика Першина.

Сейчас Першин находился у него дома под надежной охраной. Задание выполнялось легко и успешно. Осталась последняя, не самая сложная, его часть — переправка Першина за кордон. Такое везение в осуществлении задуманного другого человека радовало бы и вдохновляло, но Фокина оно настораживало и выводило из равновесия. Он понимал: не может человеку постоянно везти, когда-то должно наступить время неудач. Но когда? Этот вопрос стал его Постоянной головной болью. И на то били веские причины, не учитывать которые он просто не мог, При выполнении нового задания приходилось вступать в контакт с новыми лицами, которые были еще недостаточно изучены и проверены. В силу незначительного и ограниченного количества агентов, находящихся у него в подчинении, ему невозможно было за всеми новичками установить надлежащее наблюдение, проверять их связи, прослушивать разговоры. Тем более что дело не терпело отлагательств: необходимо было форсировать переправку Першина на Запад.

Он видел недостатки в своей работе, но был вынужден смириться с ними. Чем дольше ученый находился у него дома в заточении, тем большей вероятности он подвергался быть раскрытым чекистами, которые шли по его следу. Он не знал, как далеко оторвался от них, но чувствовал: если остановится сейчас и даст себе передышку, то будет настигнут преследователями. Такого финала в своей работе Фокин боялся больше смерти.

После развала СССР ему в России стало работать очень легко. Как будто у россиян в один миг исчезли все ценности и государственной важности документы, которые уже отпала надобность охранять. Неизвестно куда подевались все знающие и все видящие чекисты.

Выполняя задание, Фокин знал, что идет но заминированному полю, уверен был, что должен подорваться, но удачно пройдя через него, не верил в свою удачу. Доставив на своей машине за город Першина, напичканного разными препаратами, под воздействием которых его психика была подавлена и он стал послушным, как ребенок, Фокин сейчас ждал наступления одного из сложных моментов операции, когда можно будет переправить тайно на теплоход ученого с сопровождающим его агентом. Томительное ожидание нервировало не только его, но и трех агентов, помогавших резиденту.

Только одного человека в бухте не волновало ничто. Этим человеком был Першин, Тупо уставившись взглядом в одну точку, он безучастно относился ко всему происходящему на берегу, ничего не понимая и ничему не давая оценки. В нем трудно было узнать прежнего жизнерадостного и целеустремленного человека. Только внешний вид говорил, что перед нами сидит Першин, тогда как внутренний мир его стал другим. Они покорили его психику и волю, а поэтому, как таковой, личности сейчас перед нами не было,

Возвратившись с теплохода, Здоровяк подробно доложил резиденту о результатах своей поездки, не забыв отпустить несколько лестных слов своим случайным помощникам, которых Курносый отвез в город.

Было уже три часа ночи, приближался рассвет. На байдарке Курносый, Здоровяк и Першин отправились к теплоходу. Первым на палубу по веревочной лестнице поднялся Здоровяк. Там его встретил Ломакин. Держа конец страховочного капронового троса в руке, Здоровяк, натянув его, дернул. Трос был привязан к поясу Першина. Получив таким образом сигнал, Курносый помог Першину подняться по лестнице на палубу, после чего. спустившись на байдарку, быстро отвалил на ней от судна, направившись к берегу.

Ломакин вместе со Здоровяком подняли на борт лестницу. Здоровяк, в последний раз мимолетным взглядом проводив уделявшуюся от судна байдарку, поинтересовался у Ломакина:

— Вы не сможете нас проводить к себе в каюту?

— Зачем?

— Мне надо сделать другу укол.

— От чего?

— Его внешний вид мне не нравится. По-видимому, обстановка повлияла на него — испугался, а сердце слабоватое, — пояснил Здоровяк.

Такому объяснению Здоровяка трудно было поверить, Першин скорее походил на запрограммированного робота, чем на человека, у которого разболелось сердце.

Позволить иностранному агенту издеваться над земляком, да еще у себя на глазах, Ломакин никак не мог, такое мероприятие и не входило в его план, разработанный чекистами.

— Каюта у меня есть, но я бы не советовал вам пользоваться ее услугами, — поучительно заметил он.

— Почему? — насторожился Здоровяк, оглядываясь по сторонам, как бы почувствовав опасность.

— Моя каюта — как штаб армии, куда часто приходят члены команды для решения тех или иных вопросов. Что я им скажу, когда они увидят у меня в каюте двух посторонних субъектов? Им даже моих комментариев не потребуется, чтобы понять что почем.

— Вы правы. Я ляпнул, не подумав о последствиях. Но мне надо немедленно сделать ему укол!

— В трюме есть освещение. Там вы в спокойной обстановке окажете другу медицинскую помощь.

Лучшего варианта в данной ситуации Здоровяк не смог бы придумать.

— Пускай будет по-вашему. Вы хозяин судна, вам виднее, — согласился он, про себя отметин, что они и так долго задержались на палубе, занимаясь болтовней.

Когда Ломакин открыл люк к трюм, Здоровяк на мгновение замешкался, определяя, кому первому спускаться вниз, ему или Першину. Пропустив к лестнице Першина, он сказал:

— Полезай вниз.

Спускаться по лестнице надо было где-то на два метра. До такого уровня в трюме были уложены мешки с рисом.

Чекисты с Ломакиным заранее обговорили: если первым в трюм начнет спускаться Здоровяк, то Ломакин, оставив на палубе Першина, закрывает в трюме с чекистами Здоровяка, где они без риска для жизни Першина задерживают агента. Если же случится так, как определил Здоровяк, то чекисты, обеспечив безопасность жизни Першина, должны были приступить к задержанию Здоровяка, то есть в любом случае жизнь ученого не должна была подвергаться опасности.

Когда Здоровяк собрался спускаться в трюм, Ломакин, отвлекая его от ожидавшей ловушки, решил дать последний совет:

— Свое нахождение в трюме вы ничем не выдавайте, замаскируйтесь, и все будет окей. Вы у меня не первые такие пассажиры и, надеюсь, будете не последними.

— Не волнуйся, как вести себя в таких ситуациях, обучены, — успокоил его Здоровяк.

Он начал спускаться по лестнице в трюм и неожиданно для себя услышал:

— Вы задержаны работниками контрразведки. Руки от поручней лестницы не отнимать. Если не подчинитесь нашим требованиям, ваши действия сочтем за сопротивление, а значит, будем вынуждены стрелять на поражение.

Посмотрев вниз, он увидел двух мужчин с накачанными бицепсами, не уступавших ему в силе, но у них к тому же в руках были пистолеты, чем он похвастаться не мог. Увиденная картина ему не понравилась, а поэтому он с надеждой посмотрел вверх. Он увидел Ломакина, своего "сообщника", у которого в руке тоже был пистолет, направленный в его голову.

— Не будь дураком и не сопротивляйся. Ты в нашей ловушке. У тебя нет даже одного шанса, чтобы обмануть нас, — "успокоил" его Ломакин.

— Медленно спускайся вниз, руки от поручней не отнимай, — послышалась снизу новая команда.

Заскрипев зубами от злости, бессилия и мгновенно определившись, Здоровяк понял, что попал в западню, устроенную ему такими же профессионалами, как он сам. Рассчитывать на их ошибку в момент его задержания было бы глупо, и если он не выполнит полученную от чекистов команду, его ожидает немедленная смерть. Чтобы спасти жизнь своего ученого, они легко пойдут на убийство. Поэтому он был вынужден признать свое поражение. Когда он встал на мешок с рисом, последовала новая команда:

— Расставь ноги шире плеч, держась за поручни лестницы, сделай шаг назад.

Оглянувшись еще раз назад, Здоровяк увидел, что чекисты для него недосягаемы, если бы он вздумал сделать к ним бросок. Стоя от них в двух метрах, он был стопроцентной мишенью. Не видя шансов на победу в схватке с противниками, он вновь подчинился их требованию.

Стоя спиной к своим противникам, Здоровяк приготовился к личному обыску. Он не услышал, как к нему подошел один из чекистов и резко ударил пальцем в нижнюю часть черепного изгиба, где начинается первый шейный позвонок. Потеряв сознание, Здоровяк, падая, разбил бы себе лицо о металлическую лестницу, но чекист успел подхватить и поддержать его. Как заботливая мать, тот бережно положил его на верхний ярус мешков с рисом. Оба чекиста, надев на руки Здоровяка наручники, изъяли у него из карманов все, что там находилось, извлекли из подплечной кобуры пистолет, сняли с плеч вещмешок, забрали у него все, что представляло для них интерес, даже туфли, так как в них могла содержаться масса сюрпризов — от тайников, где могла храниться секретная информация, до холодного и огнестрельного оружия.

После выполнения неотложных формальностей, связанных со Здоровяком, парии позволили себе отвлечься от него и обратить внимание на Першина, который, молча наблюдая происходящее, плакал. Трудно было предположить два месяца тому назад, что такой здоровый, сильный и волевой мужчина способен так расслабиться, чтобы заплакать, но происходящее было фактом.

Парни, подойдя к Першину, тоже расстроенные его видом, обняв, стали успокаивать. Першин, обнимая их и целуя, говорил:

— Я уже потерял надежду на свое освобождение и приготовился к худшему. Большое вам спасибо, ребята, от меня и моей семьи.

— А вы уж простите наших сотрудников за то, что они не уберегли вас, что повлекло за собой такие мучения, — попросил его один из чекистов, белокурый, крупноголовый гигант.

— В случившемся не их вина, а моя беспечность. Я знаю, что их ваше начальство будет наказывать, но я постараюсь за них заступиться. Вы хоть мне представьтесь, чтобы я знал, кто меня спас, — блаженно улыбаясь, еще полностью не избавившись от воздействия наркотиков, попросил чекистов Першин.

Белокурого гиганта звали Валерием Михайловичем, его напарника — Николаем Владимировичем.

— Ростислав Всеволодович, как вы себя сейчас чувствуете? — поинтересовался у него Николай Владимирович,

— А что такое?

— Мы беспокоимся о вашем здоровье. Как вы считаете, вам сейчас нужна скорая медицинская помощь или можете потерпеть?

— У вас сейчас из-за меня какие-то проблемы?

— За судном ведется наблюдение его друзей, — показав большим пальцем правой руки через плечо на Здоровяка, заметил Николай Владимирович. — Судно в три часа дня покинет порт. Нежелательно, чтобы мы высадились в порту. Где-то в открытом море нас возьмут на борт пограничники, а до того времени нам придется побыть на судне.

— Конечно, мне надо показаться врачу, так как "лекарства" этого шакала и его друзей мне здоровья не прибавили. Но если я мучался и терпел два месяца, то уж денек как-нибудь перебьюсь на судне без опасных последствий для своего здоровья. Только, парии, пускай радист теплохода передаст на берег моим родственникам, что я жив, здоров и скоро увижусь с ними.

— Это мы сможем осуществить, — пообещали ему чекисты в два голоса.

Несмотря на то, что парии годились Першину в сыновья, они сейчас разговаривали с ним как медицинские работники, — нежно и доброжелательно, с: некоторой виноватостью в голосе, как бы беря на себя часть вины в том, что позволили Першину подвергнуться такой опасности…

Оставим Першина и его окружение на судне и обратимся вновь к группе иностранных агентов.

Возвратившись на берег, Курносый доложил резиденту о выполнении возложенного на исто задания. Довольный приятным сообщением, Фокин поручил водителю и Курносому загрузить байдарку камнями. Те, выполняя его указание, отбуксировали лодку от берега метров на пятьдесят и утопили ее в море. Выйдя на берег, они, не стесняясь резидента, поснимали с себя трусы и стали выжимать из них воду, тогда как Фокин, не теряя зря времени, продолжал давать им указания:

— Ты, Леонид Васильевич, останешься здесь на дежурстве, дождешься отправления теплохода. Он должен в три часа дня покинуть бухту. Алексей Иванович за тобой прибудет в шестнадцать часов.

Он мог данного указания Курносому и не делать, так как ранее уже дал такую команду. Поэтому Курносый, одевшись, прошел к своему автомобилю и взял из багажника огромный сверток, в котором находились принадлежности аквалангиста, продукты питания и другое. Проходя мимо Фокина, Курносый деловито произнес:

— Дай Бог, чтобы все прорезало, как мы хотим.

— Дай Бог, — согласился с ним резидент, на всякий случай даже суеверно перекрестившись.

Когда машина с резидентом ушла, Курносый немедленно распаковал свой сверток. Взяв из него прибор и включив его, он удовлетворенно констатировал, что прибор подает устойчивые, постоянные ровные сигналы. Облюбовав под скалой, у самой воды, удобное для себя место, рассчитанное на многочасовое дежурство, как бы застолбив его, он кинул на него кусок брезента.

В том, что в назначенное время за ним приедет товарищ, чтобы отвезти домой, Курносый нисколько не сомневался, но до шестнадцати часов надо было еще продержаться, и тут на товарища никакой надежды не было. Надо рассчитывать только на себя. Не считая чекистов профанами и страхуя себя от возможной неприятной неожиданности, он надел костюм аквалангиста, приготовил баллон с кислородом, чтобы тот был постоянно под рукой.

Только после выполнения этих мер предосторожности он позволил себе плотно позавтракать. Не спеша пережевывая пищу, вспоминал, что из того, что они должны были сделать, он еще не выполнил. Прервав завтрак, он прошелся по бухте, подобрал два окурка. С удовлетворением отметил, что в бухте не осталось следов пребывания его друзей. Положив окурки под камень, он вернулся к месту своего привала и продолжил завтрак.

С трассы его "гнездо" не просматривалось. Обнаружить его практически можно было только со стороны моря. Возвышающаяся над ним козырьком скала не давала посторонним возможности видеть его, наблюдать и контролировать его действия.

Закончив завтракать, Курносый по привычке посмотрел на приемник, довольно отметил, что принимаемые им сигналы с теплохода постоянные. Обстановка благоприятствовала отдыху, можно было бы немного поспать, но Курносый отогнал от себя такой соблазн. Перебарывая в себе, желание уснуть, подкрепляясь из термоса глотками крепкого кофе, он, бдительно нес возложенное на него дежурство, не завидуя Здоровяку, которому на теплоходе со своим пленником было менее уютно.

"Там, на теплоходе, Здоровяк находится, как в ловушке. Правда, если у него все пройдет гладко, то он раньше меня попадет домой, но зато я меньше подвергаюсь риску. Кругом — горы и камни. Ко мне никто не сможет подойти незаметно, не вызвав камнепада", — успокаивая себя, думал Курносый.

Глава СОРОК ПЕРВАЯ

Несмотря на то, что Томилко слишком поздно проинформировал Качанова о намерении иностранной агентуры тайно вывезти из страны российского подданного, тот к вечеру уже успел установить за Капитаном плотное наблюдение, из которого тот, как из-под колпака, уже не смог бы выбраться.

Предположение Качанова, что агенты намерены вывезти из страны ученого-атомщика Першина, соответствовало действительности, а поэтому размах принимаемых им в операции мер был вполне оправдан.

Через Капитана оперативники Качанова вышли на Здоровяка, окружив его своим "вниманием и заботой". Когда у резидента Фокина началась операция по высадке "десанта" на теплоход Ломакина, она тоже проходила под наблюдением чекистов.

По тому, как энергично она проводилась, Качанов понял, что ему и его подчиненным ночью спать не придется. Понимая всю ответственность, которая сейчас автоматически была возложена на его плечи, Качанов вместе с оперработниками был на передовой позиции, где на месте без проволочек немедленно давал подчиненным необходимые указания, Работы у него было столько, что о сне не приходилось даже думать.

По рации Качанов получил сообщение от своего сотрудника, пост которого находился в непосредственной близости от тайной бухты иностранных агентов. Тот сообщил, что к ранее находящимся на берегу агентам на "москвиче" подъехала новая группа из трех человек. Среди прибывших он опознал ученого-атомщика Першина.

Не успев завершить разговор по рации с оперработником, Качанов был побеспокоен радистом походной лаборатории, который, остановившись рядом, молча ждал конца разговора, чтобы сообщить какую-то новость.

— Ну, чего там у тебя случилось? — спросил его Качанов.

— В квадрате сорок пять, — то есть там, где находится бухта, — заработал маяк, подающий устойчивые, одинаковой силы однообразные сигналы.

— А ну пойдем посмотрим.

Поднявшись в походную лабораторию, начиненную сверхсовременной радиотехникой, Качанов замедлил свои движения, боясь повредить какой-либо прибор по неосторожности. Предназначение находящегося в автомобиле оборудования даже он полностью не знал, так как не был узким специалистом в этой области знания. Радист показал ему прибор, в котором тревожно мигала красная лампочка индикатора.

— Видите, Сергей Георгиевич, прибор фиксирует работу маяка.

"Интересно, зачем он им понадобился?", — не находя ответа, подумал Качанов.

Когда иностранные агенты повезли Першина на теплоход, о чем Качанов узнал из сообщения по рации с поста рядом с бухтой, пришедший к нему из лаборатории радист вновь побеспокоил его своим сообщением:

— Товарищ полковник, импульсы на приборе стали более слабыми.

Разгадав ранее нерешенную задачу, Качанов сообщил ему:

— Передатчик из бухты доставили на судно.

— Я понял, увеличилось расстояние между нами, а значит, слабее стал сигнал, — довольно подытожил радист.

Такого огромного количества иностранных агентов Качанову никогда не приходилось задерживать. Однако сейчас он видел проблему в другом. Он ещё не определил, то ли задерживать агентов сейчас — немедленно, то ли установить за ними наблюдение и попытаться выяснить как можно больше об их связях. В том, что он имел дело с целой агентурной группой, он не сомневался. Взвесив все "за" и "против", он остановился на первом варианте.

"Агентов надо задерживать, но только не в бухте и не в городе, а где-то на трассе", — определившись таким образом, он дал своим подчиненным соответствующее распоряжение.

Проехав от бухты по серпантину трассы около трех километров, Фокин почувствовал, что его автомобиль стал трудноуправляемым, его вело все время к круче, невозможно было держаться прямого направления. Удивленный таким открытием, он был вынужден сбавить скорость, а затем совсем остановиться. К его удивлению, переднее правое колесо "москвича" было не только спущено, но от долгой езды оказалось пожеванным. Подъехавший следом за ним агент, выйдя из машины, подошел к нему. Они не успели переброситься и двумя фразами, как оказались в окружении группы автоматчиков в пятнистой защитной форме, неизвестно откуда и как появившихся. Автоматчики, — набросившись на агентов, молча обезвредили их.

Подошедший к ним полковник сказал:

— Мы работники федеральной службы контрразведки. Вы нами задерживаетесь…

Пока обескураженные агенты, слушая Качанова, приходили в себя, на них были надеты наручники, их обыскали, после чего в двух автомобилях увезли в управление. На трaсce остался всего лишь один оперработник, чтобы заменить на "москвиче" пробитый скат на запасной.

Задержание Курносою оказалось не таким легким, как это произошло с его руководством. Качанов поручил чекистам захватить Курносого только живым, что, безусловно, усложнило их задачу. Курносый звериным чутьем почувствовал надвигающуюся опасность. Внимательно осмотревшись и не увидев ничего, он, не поленившись, выглянул из своего секрета и посмотрел на бухту. Там он увидел трех парией с автоматами, которые, не замечая его, медленно двигались в его направлении, осматриваясь по сторонам. Моментально спрятавшись за выступ скалы, Курносый водрузил на спину баллон с кислородом, надел на голову маску, вставив в рот мундштук, стараясь меньше производить шума, на руках стал спускаться из своего секрета в море.

Как он ни был осторожен, звук его погружения был все же услышан преследователями. Они увидели Курносого погружающегося в глубину моря.

— Виктор глушанул его гранатой? — поинтересовался автоматчик у старшего группы.

— Нам дано задание захватить его только живым, — ответил тот строго.

— Нам его живым не взять. Он от нас уйдет.

— Пускай уходит. Мы не имеем права поднимать шум. Это категорическое требование полковника.

— Понятно, — с разочарованием в голосе, прикрепляя гранату к поясу, пробурчал автоматчик.

Так Курносому удалось избежать смерти.

Уведомленные с берега по рации чекисты, находящиеся на теплоходе “Добрыня", знали, что у Здоровяка должен быть при себе передатчик. Однако при самом тщательном обыске и досмотре его вещей злополучный передатчик не был найден.

Здоровяк божился и клялся, что у него интересующего их прибора нет, и он ничего о нем не может сообщить.

Объяснив Першину свое затруднение, они попросили позволить им обыскать его одежду, не исключая, что передатчик может быть зашит в ней. Но и обыск Першина не дал положительного результата, о чем они с сожалением были вынуждены сообщить по рации полковнику Качанову.

Так как постоянное наблюдение за судном со стороны иностранных агентов было снято, Курносый, чтобы не быть задержанным чекистами, успел сбежать. Теперь ему надо было думать, как спасти свою шкуру, а не выполнять указания резидента. При поспешном бегстве со своего наблюдательного пункта Курносый оставил там все свое имущество, в том числе и принимающее сигналы с судна устройстве Теперь уже можно было не бояться открыто на катере посетить теплоход "Добрыми".

Качанов поручил работнику научно-технической службы лейтенанту Подроманцеву с прибором Курносого прибыть на теплоход. Там Подроманцев с помощью прибора должен был разрешить связанную с передатчиком проблему.

На судне Подроманцев установил, что передающее устройство находится… в теле Першина. Рентгеновский снимок показал, что передатчик — в пищеводе профессора.

Когда чекисты сообщили это академику, тот, искренне удивившись, сообщил им, что не помнит, когда резидент принудил его проглотить миниатюрный передатчик. Впоследствии тот естественным путем вышел из организма.

В затею с передатчиком Фокин членов своей агентурной группы не счел нужным посвящать. Каждый из них знал столько, сколько ему положено было знать в пределах выполняемой им работы.

Для чего Фокиным была реализована в жизнь данная идея? Прежде всего для того, чтобы иметь возможность на расстоянии контролировать и наблюдать перемещение интересующего его "объекта".

Не будучи осведомлен о затее резидента, Здоровяк, попав в руки чекистов, не имел возможности выдать секрета своего руководителя А тот имел бы возможность установить, куда с судна чекисты увезут и спрячут от него своего ученого. Однако предусмотрительный ход Фокина не получил того продолжения, на которое он рассчитывал. Все сложилось не так, как ему хотелось. И вины его в том не было совершенно. Просто на нуги осуществления его задания встал противник, который по своим деловым и профессиональным качествам оказался на голову выше.

Глава СОРОК ВТОРАЯ

Проявив весь свой профессиональный опыт и звериное желание выжить, Курносый не только вырвался из приготовленной ему западни, но и незамеченным проник и город, избежав проверки личности появившимися, как грибы, многочисленными постами ГАИ, ВАИ и других служб.

Взяв такси, он проехал мимо дома резидента. На крыше дома телевизионная антенна стояла повернутой с юга на север, что говорило об отсутствии Фокина. Но его фотоателье тоже было закрыто, чего раньше в рабочее время никогда но было, ибо в отсутствие Фокина его обязательно замещал Криворотой, тоже член их агентурной группы, работавший у резидента помощником.

"Не исключено, что их схватили чекисты, — сделал Курносый неутешительный вывод. — Если так, то, пока не поздно, мне надо отсюда уматывать".

Приняв такое решение, Курносый поехал в филиал торгового турецкого объединения “Пионер-Кавказ", где работал по контракту бухгалтером Джексон Кристонсон. Хозяин объединения взял его к себе на работу потому, что Кристонсон хорошо владел турецким, русским, английским языками, а поэтому помимо основной работы еще выполнял функции переводчика при официальных встречах его представителей с русскими деловыми кругами.

Оправдывая свое название, объединение "Пионер-Кавказ" первым из турецких фирм пустило корни сотрудничества на российской земле.

Встретившись с Кристонсоном и пройдя с ним в мужской туалет, где кроме них никого не было, Курносый потребовал:

— Завтра в десять часов в Турцию отправляется теплоход "Ломоносов", закажи и восьми на него мне один билет на имя Ричарда Оуэна, подданного Великобритании.

— Я сейчас занят, — недовольный поручением, попытался отказаться Кристонсон.

— Ты дурака не валяй. Мы тут пашем, рискуем головой, а у тебя нет времени выполнить дерьмовое поручение. Вечером я забегу за билетом, — не терпящим возражений тоном потребовал Курносый.

— Давай деньги!

— Купишь на свои, шеф нотам долг вернет. Ты до какого времени работаешь?

— До шести вечера.

— Я к концу работы к тебе подъеду.

— Постараюсь к этому времени выполнить закат. У вас что-нибудь случилось? — обеспокоенно спросил Кристонсон, почувствовав что-то неладное.

— Ничего страшного, мне поручены кое-какие курьерские обязанности. Одно домой отвезти, а другое из дома доставить сюда. Если хочешь, то можешь вместо меня выполнить поручение. Я возражать не буду.

— Ты же знаешь, что я не имею права без разрешения сверху менять место работы, — несколько повеселев после такого ответа Курносого, напомнил ему Кристонсон.

— А я думал, что тебе нравится путешествовать на теплоходе в люксовской каюте, — зная трусливый характер собеседника, подшутил над ним Курносый, тем самым пытаясь его взбодрить и убедить, что ему дано простое, обычное поручение.

Когда его попытка удалась, Джексон разговорился и уже не спешил на свое рабочее место.

— Ты так и живешь в гостинице? — поинтересовался у него Курносый.

— Да.

— В триста восемнадцатом номере?

— Да.

— Дай мне ключи от своего номера, — потребовал Курносый.

— Зачем?

— До вечера я хочу отдохнуть в твоем номере.

Увидев подозрительный взгляд Кристонсона, обращенный на него, Курносый успокоил Джексона:

— Не бойся, я тебя не обкраду. Мы же свои люди и должны друг Другу помогать. Возможно, буду ночевать у тебя в номере, а поэтому сегодня на ночь не приводи к себе никаких баб. За внимание к моей персоне перед расставанием ты получишь от меня кусок баксов.

Являясь поклонником слабого пола и кутилой, Кристонсон сразу увидел явную выгоду для себя но осторожность все же взяла верх над жадностью.

— А чего ты не хочешь ночевать у себя дома?

— Таково желание шефа. Поговори с ним: если он посчитает возможным изменить свое первоначальное мнение, то я с удовольствием воспользуюсь твоим советом, тем более что и баксы останутся при мне.

— Что-то в последнее время наш шеф стал слишком много чудить, — недовольно сказал Кристонсон.

— Если ты за ним заметил что-то плохое, не стесняйся, скажи мне сейчас. Я дома канну на него кому следует, сославшись на твое донесение, и его от нас заберут. Честно говоря, он действительно стал нудным мужиком и перестал мне правиться, а поэтому я твое недовольство всегда подержу.

— Ты неправильно меня понял, — отдавая Курносому ключи от своего номера, стал оправдываться Кристонсон, боясь, что Курносый может дома все свалить на него. — Мне просто не нравится его скрупулезность и чрезмерная опека, как будто мы дети и не можем сами принимать умные решения.

— Когда доживешь до его лет и его уровня знаний, будешь занимать его пост, тогда и ты будешь рассуждать иначе. Он принимает решения, руководствуясь имеющейся у него информацией, а поэтому ни ты, ни я не доросли, чтобы его критиковать, — перестав подыгрывать Кристонсону, строго заметил Курносый.

— По-видимому, так оно и есть, — поспешно согласился с ним Джексон — Поэтому забудь наш разговор о шефе.

— Считай, что я его не слышал, — успокоил Курносый. — Пока, до вечера.

В номере Джексона Курносый, сидя перед зеркалом, не спеша, старательно, со знанием дела накладывал на себя грим, перевоплощаясь в совершенно другого человека. В заключение он водрузил на переносицу массивные очки в роговой оправе. Довольный своей работой, он вспомнил, что сегодня совершенно не ел. Заглянул в холодильник, достал колбасу, сыр, лимонный напиток, тушенку. Набросившись на еду с аппетитом здорового человека, не уверенного, что ему в ближайшем будущем придется еще так поесть, он стал насыщаться про запас.

Съездив в универмаг, он купил там себе приличествующую денежному иностранцу одежду. Не желая привлекать к себе внимание работников торговли, он не стал переодеваться в универмаге, предпочел это сделать R номере Джексона.

В половине третьего он был на лодочной станции, где находился до пятнадцати часов. Теплоход "Добрыня", как в застойные времена, ровно в пятнадцать часов, подняв якорную цепь, подав несколько прощальных гудков, покинул порт.

"Слава тебе Господи. Кажется, на нашей улице не так уж и плохо, — довольно подумал Курносый. — Плохо только, что все лавры и награды за ученого достанутся Здоровяку, но я постараюсь не упустить своего шанса и часть сдобного пирога заберу у него", — завистливо, но с надеждой на восстановление справедливости подумал он.

Вечером перед концом работы Кристонсона он нанес ему визит в контору, где взял купленный на теплоход билет. Поблагодарив агента за оказанную услугу, Курносый и не подумал дать обещанную тысячу долларов. Уже ненужному ему агенту он сказал:

— На прощание я тебе в виде платы за оказанную услугу дам добрый совет: заболей или куда-нибудь смойся на пару дней.

— Для чего? — удивился Джексон.

— Кажется, наш корабль дал трещину. Если не хочешь утонуть вместе с ним, то надо бежать с него. Если будешь сидеть у себя в номере, то не исключено, что уже сегодня тебя заметут чекисты.

Оставив растерявшегося агента с его проблемами, Курносый ушел, не- желая и дальше говорить с ним на неприятную тему. Он не стал бы предупреждать Джексона о грозящей ему опасности, но если того оставить в благодушном настроении, то чекистам не составит особого труда найти и задержать трусливого агента, которого могут выдать резидент со своим помощником. Джексон, в свою очередь, поспешил заложить его со всеми потрохами. Тогда у него пропадет шанс выехать домой на теплоходе. Такая перспектива его не устраивала. Предупредив и напугав Джексона, Курносый знал, что он заставил того немедленно "заболеть" и залечь на дно, где будет находиться до лучших времен или пока его не задержат чекисты. К тому времени он уже сможет покинуть пределы России. Такой вариант был самым приемлемым.

В десять часов вечера Курносый вновь проехал на такси мимо дома Фокина. В окнах горел свет, что говорило посторонним о том, что хозяин дома, но телеантенна по-прежнему стояла повернутой с юга на север, указывая посвященным на его отсутствие.

"Шефа чекисты задержали, но пока не успели расколоть». Сейчас чекисты ждут меня в доме, но, дорогие мои, вам меня не дождаться. Шеф дает нам шанс выбраться за кордон и выполнить задание", — впервые с благодарностью к резиденту подумал Курносый.

Сев в такси, Курносый попросил таксиста, чтобы тот отвез его в ресторан "Наш дом". Стоя на улице перед зданием ресторана, он закурил сигарету и стал анализировать события прошедшего дня:

"Урки не могли задержать моего шефа. Если бы они это сделали, то на теплоходе "Добрыня" таможня обязательно обнаружила бы моего друга с ученым, но теплоход беспрепятственно и без задержки отправился в Турцию. Я ничем не рискую, если сделаю поход в ресторан. Там я, возможно, смогу получить ответы на мучающие меня вопросы. Только я не должен никому задавать эти вопросы, а опираться на свою интуицию",

Зайдя в зал ресторана, он опытным глазом окинул столики и сразу же увидел парня, которого ему пришлось подвозить от бухты до ресторана. Как читатель догадывается, это был Клим.

Присев за свободный столик в противоположной стороне от Клима, Курносый сделал заказ официанту. К плотному ужину он заказал две бутылки шампанского, которое не очень жаловал, предпочитая ему русскую водку, но сейчас не время было напиваться допьяна. Он стал коротать вечер в ресторане, ко всему приглядываясь и прислушиваясь. Спешить было некуда.

Его терпение было вознаграждено. Перед закрытием ресторан покинул Капитан вместе со стройной девушкой, которая с улыбкой соловьем что-то "пела" ему на ухо.

"Путана старается набить себе цену перед этой рухлядью, — пренебрежительно подумал Курносый о девушке. Но увиденная картина его здорово обрадовала. — Значит, "землетрясение" урок не коснулось, и Капитан завтра поедет в Турцию получать деньги за свой товар. Мне его нечего бояться, так как он меня не знает в лицо", — успокоенный таким выводом, довольно подумал он.

Залпом осушив бокал шампанского, расплатившись с официантом, Курносый покинул ресторан.

Глава СОРОК ТРЕТЬЯ

Согласовав свое решение с Качановым, Томилко поручил оперработникам задержать Охрименко и Шайхисламова, после чего немедленно у них дома и на работе произвести обыски.

Если через Шайхисламова Томилко имел намерение установить лица, занимавшиеся хищением миноискателей с завода, то Охрименко ему нужен был для выполнения не менее важных оперативных действий. Безусловно, теперь-то уж Томилко счел для себя возможным и целесообразным задержание группы Кабана, участвовавшей в нападении на инкассаторов. Какие еще грехи имеются на совести этой группы, следователь разберется в процессе расследования их уголовного дела. В свою очередь Очкась тоже получил возможность от оперативной работы с Труфановым перейти к официальному предъявлению обвинения Кабану, так как время кропотливого сбора материала кончилось, вступив в новую фазу, когда каждый правонарушитель должен знать, в чем он конкретно подозревается и чем доказана его вина во вменяемом ему "грехе".

В кабинет Томилко Капитан был доставлен уже после допроса его следователем Соколовым, которым он был уведомлен, в совершении каких преступлений подозревается. А он подозревался в бандитизме, даче взятки, контрабанде, измене Родине, незаконном хранении огнестрельного оружия, — вот далеко не полный перечень статей, по которым Капитану теперь предстояло нести ответственность. За эти преступления ему полагалась смертная казнь с конфискацией имущества.

Ознакомившись с мерой наказания по каждой статье уголовного кодекса, по которой он был привлечен к ответственности, Капитан был вынужден признать, что выбирать ему не приходится. Если он хочет остаться после суда в живых и "заработать" наказание в виде лишения свободы, то должен немедленно воспользоваться обстоятельствами, смягчающими наказание, указанными в статье тридцать восьмой Уголовного кодекса: в частности, активно способствовать раскрытию всех совершенных им преступлений.

Придавленный ношей тяжкого наказания и видя, что следователю его преступная деятельность досконально известна, он, обреченно посмотрев на Соколова, сказал:

— Я сейчас никаких показаний давать не буду. Мне надо подумать. Пускай меня отведут в камеру.

Однако из следственной комнаты Капитан попал не в камеру следственного изолятора, а в кабинет начальника управления. Томилко, зная, что ему предстоит встреча с "важным" гостем, был одет в форменную одежду.

Томилко предложил Капитану присесть. Тот сел с такой осторожностью, словно боялся, что стул под ним провалится в преисподнюю. Найдя силы поднять голову и посмотреть в лицо Томилко, он вновь уронил ее на грудь.

— Как мне доложили, Григорий Данилович, вы не пожелали давать показания своему следователю? — Видя, что Капитан не желает с ним вступать в беседу, Томилко продолжил: — Правильно меня информировали или нет?

— Да.

— Чем вызвано такое ваше поведение?

— Жизненным опытом и склерозом, — глубоко вздохнув, выдавил он из себя шутку.

— Я вас, Григорий Данилович, считал и считаю умным, рассудительным и дальновидным человеком.

— С чего вы это взяли? — впервые не формально, а заинтересованно спросил он,

— Вы не знаете, но мы с вами давно плечо в плечо сотрудничаем, и я по результатам вашего труда смог сделать такой лестный вывод о ваших способностях.

— Гражданин начальник, я зги приманки, поддавки и разную лесть так хорошо изучил, что давно уже перестал на них клевать.

— И правильно сделали. Иначе при таком опасном профиле "работы" вы давно бы были разоблачены и сидели бы передо мной гораздо раньше.

— Сейчас я жалею, что раньше не попался вам.

— Вот здесь я с вами полностью согласен.

— Почему?

— Потому что не успели бы натворить тех глупостей, которые совершили сами и на которые толкали своих "шестерок".

— Какие же я совершил глупости? Я же говорил вам, что у меня склероз.

— Вам о них говорил следователь Соколов, а поэтому я не буду повторяться.

— Одни намеки, одни слова — этого мне мало, Вы бы, гражданин начальник, чем-нибудь меня реальным, толковым удивили.

— У меня есть чем вас удивить, но эти новости будут для вас опять неприятными.

— Мне теперь не привыкать к неприятностям. Уж лучше горькая правда, чем сладкая ложь, — заметил Капитан русской пословицей.

— Я человек гостеприимный, а поэтому вынужден удовлетворить вашу просьбу, — улыбнувшись, сказал Томилко. Соединившись по селектору с нужным ему кабинетом, он приказал: — Капитан Примаков, возьмите видеокассету и немедленно зайдите ко мне, — Закончив разговор но селектору, он, обращаясь к Капитану, пояснил: — Мы сейчас с вами документальный видеофильм посмотрим.

— Сейчас мне в моем положении не хватало только заниматься просмотром каких-то документальных видеофильмов, — недовольно заметил Капитан.

— В некоторой степени вы правы, но этот фильм вас должен заинтересовать, — заверил его Томилко.

Повернувшись на звук открываемой двери, Капитан увидел зашедшего в кабинет Клима но только тот был в форме работника милиции, в звании капитана и с академическим значком на груди.

Улыбнувшись ему, как старому знакомому, Примаков деловито поздоровался:

— Приветствую вас, Григорий Данилович, у нас в гостях.

Удивленно захлопав ресницами, но быстро справившись с растерянностью, Капитан произнес:

— Теперь мне понятно, где ты насобачился драться.

— С детства, Григорий Данилович, занимаюсь каратэ. Занимаюсь спортом не для кого-нибудь, а для себя. — Вставив кассету в видеомагнитофон, Примаков вопросительно посмотрел на Томилко, ожидая от него распоряжения.

— Включай, Игорь Сергеевич. Григорий Данилович так любит сюрпризы, что томить его ожиданием будет просто грех.

Демонстрируемым на экране кадрам Томилко давал пояснения:

— Перед вами, Григорий Данилович, на берету пруда находился начальник колонии строгого режима подполковник Труфанов Александр Ильич. Если вы думаете, что он приехал на пруд ловить рыбу, то сильно ошибаетесь. Он приехал туда на встречу с вами. Вы же прибыли туда не только поговорить, но и передать взятку. Какую цель вы преследовали своей взяткой? Вам надо было освободить из ИТК Ломакина Ивана Васильевича…

"Вот, оказывается, с каких пор я нахожусь у них под наблюдением, Значит, следователь меня не обманывал, говоря, что мою вину будет легко доказать", — затравленно подумал Капитан.

— Выключи эту "шарманку". — грубо потребовал Капитан, не желая дальше смотреть на свою оплошность.

Однако Примаков его требованию не подчинился, но увидев кивок Томилко, выключил видеомагнитофон.

Состоялся долгий и откровенный разговор. Теперь Капитан известные Томилко факты не отрицал, а при знавал и сожалел, что пошел на них.

— Ну как, помог я вам восстановить память? — спросил Томилко.

— Немного.

— Вы, Григорий Данилович, совершили огромную ошибку, вступив в сговор с агентами иностранной разведки. Что вас за это ждет, вы знаете?

— В курсе дела, — понуро ответил тот.

— Нам с чекистами удалось задержать почти всю агентурную группу, но одного агента чекисты упустили, и он где-то тут у нас должен обитать. Не поможете ли нам поймать его? У вас есть возможность смягчить себе наказание.

— Черт меня попутал связаться с ними! Конечно, я согласен вам помочь, но я знаю из них только одного.

— Его мы задержали на теплоходе.

— Значит, я вам ничем не смогу помочь, — разочарованно произнес Капитан.

— Вы ошибаетесь, — возразил Томилко. — Мы подумали и нашли вам применение.

— Что я должен делать?

— Вам надо сегодня утром сесть на теплоход "Ломоносов" и отправиться на нем в Турцию. Тем более что билет туда у вас есть.

— Вы не боитесь, что я от вас сбегу?

— Нет.

— Почему вы так поступаете? Неужели поверили в мою порядочность?

— Мы вам не верим, но вынуждены пойти на определенный риск. Однако, чтобы исключить с вашей стороны какую-либо неприятность, вас будут сопровождать Игорь Сергеевич, известный вам под кличкой Клим, и его "кореш" Иван Васильевич, больше известный вам под кличкой Лом…

— Даже Лома смогли перетянули на свою сторону! — удивился Капитан.

— Кроме этого чекисты, в свою очередь, обеспечат вам второй эшелон "охраны", — завершил свою мысль Томилко.

— Такие хлопоты в отношении моей персоны, а к чему, не пойму, — удивился обескураженный Капитан.

— Мы вас — в свои секреты, по известным причинам, посвящать не будем, достаточно того, что рискуем, ставя на вас: и обращаясь к нам за помощью.

— Спасибо за доверие, — грустно улыбнувшись, произнес Капитан.

Подводя итог состоявшейся беседы, Томилко поинтересовался:

— Так вы согласны с нами сотрудничать?

— Только в отношении шпионов, — поставил условие Капитан.

— Все необходимое из одежды для отправки в Турцию мои сотрудники взяли у вас дома и доставили в управление. Отсюда вы в сопровождении своей охраны отправитесь на теплоход. Запомните, что все указания Игоря Сергеевича для вас закон и обсуждению не подлежат. Если вы такие условия не принимаете, то нам придется отказаться от нашей помощи.

— Чего уж гам со мной либеральничать. Я полностью к вашим услугам,

Глава СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

За двадцать минут до объявления посадки на теплоход "Ломоносов" Капитан со своей почетной охраной приехал на пассажирский вокзал. Там они примкнули к группе отъезжающих на теплоходе "Ломоносов". Лом, Клим и Капитан одними из первых поднялись по трапу на теплоход и сразу прошли в свою каюту. Приказав Лому и Капитану до его возвращения не покидать каюту, на всякий случай еще закрыв ее на ключ, Клим поднялся на палубу и с ее высоты стал внимательно рассматривать отъезжающих, которые после соответствующей проверки служащими таможни не спеша поднимались по трапу на теплоход, скрываясь в его утробе. Курносого среди пассажиров он не заметил. Подошедший к нему чекист сообщил неприятную новость:

— Видишь, девушка поднимается по трапу?

— Вижу.

— Это последний пассажир.

У Примакова было такое состояние, как будто в душе скреблись кошки. По кислой физиономии чекиста он понял, что его коллега находится не в лучшем состоянии.

Примаков был вынужден констатировать, что задуманная ловушка на Курносого не сработала.

Лому, как и Капитану, в каюте было жарко. Они как бы находились в теплице с микроклиматом. Поэтому Лом не стал возражать, когда Капитан открыл иллюминатор, в который устремился чистый и прохладный морской воздух. Лом не боялся того, что Капитан может его обмануть, физически расправиться с ним и убежать. Лом был намного сильнее Капитана, да и в два раза моложе, что тоже было немаловажным фактором в его пользу. Присев за стол у иллюминатора, наслаждаясь свежим воздухом, но не забывая курить сигарету, Капитан завел "дружескую" беседу с Ломом:

— Я тебя вытащил от “хозяина". Вместо благодарности ты продался ментам и сейчас бессовестно продолжаешь работать на них. Уж о ком бы я не подумал, что он станет сексотом, так это о тебе. Я не скажу, что мне стыдно за тебя, но ты меня здорово разочаровал.

— Ты, Капитан, кончай давить на мою любимую мозоль. Если кто кого и разочаровал, так именно ты меня, — присаживаясь за стол напротив Капитана, заметил Лом.

— Чем же я тебя так разочаровал, что ты пошел на предательство?

— Ты своими миноискателями подвел моего брата под статью. Если бы он знал, что ты хочешь вывезти из страны контрабанду, то он ни за что не стал бы идти на сотрудничество с тобой. Ты не считаешь разве это своей подлянкой по отношению к нему?

— Что нам его интересы, если он для нас чужой человек?

— Но он мой брат!

— Видишь ли, ты думаешь только о себе и о брате, а мне приходится своим чердаком кумекать за всех вас. К примеру, выручая тебя, мне пришлось отстегнуть "хозяину" несколько лимонов. Ты думаешь, они добыты праведным путем? Нет, дорогой, мне тоже пришлось где-то фраернуться и нарушить закон.

— Честно говоря, я тебя за твою химию не осуждаю, сам не из благородных и с паршивым душком. Но как ты додумался продаться иностранным агентам и помогать им тайно вывезти из страны нашего ученого? Это у меня и сейчас в голове не укладывается. В таком дерьме я тебе не помощник. Ты хоть знаешь, на разведку чьей страны работаешь?

— Нет! — раздавливая окурок в пепельнице, бросил Капитан.

— А зачем тебе это знать, лишь бы хорошие бабки платили. И ты не один с такой идеологией. Ты же видишь, до чего довели нашу страну разные правители. Исконно русские земли росчерком пера раздали бывшим союзным республикам, обворовываем, обижаем свой парод, делаем десятки миллионов россиян беженцами или малыми нациями в теперь уже суверенных странах. Даже Крым умудрились отдать Украине, так Многоуважаемому Хрущеву вздумалось своей бывшей вотчине сделать приятный подарок. И все это у нас делается под лозунгом нерушимости границ и территориальной целостности. Блевать хочется от политики таких перевертышей.

— Ты сам додумался до такой истины или тебя просветили менты?

— Я в зоне не поленился посмотреть несколько документальных фильмов кинорежиссера Станислава Говорухина. Я услышал тревожный набат патриота страны, беспокоящегося о будущем своей нации. Жаль, что бывшие коммунисты, теперешние демократы, глухи к его голосу, но истинные патриоты его услышат и не допустят ослабления и развала России.

— В том, что я сглупил и сьякшался со шпионами, хотел помочь им выкрасть ученого из страны, я признаю свой грех, а поэтому согласился помочь Климу в его затее. Только пока не вижу никакого смысла в ней и никакого результата…

— Теперь ты сам ответил себе, почему я согласился помочь Климу в его работе. Я, к твоему сведению, не сексот, а патриот, который в меру своих сил и возможностей защищает интересы своей Родины. Если такие, как я и мне подобные, этого не будут делать, то такие, как ты, ее распродадут по частям…

— Все равно ты сексот, — чтобы обидеть Лома и вывести его из равновесия, заявил Капитан.

— Пускай даже будет так. Может быть, это единственное нужное дело, которое я выполняю в своей жизни осознанно и с удовольствием.

— Ну ты прямо совсем в патриоты записался,

— А я им всегда и был, — убежденно заявил Лом.

— Куда уж тебе, урке, рассуждать о высоких материях.

— Будешь наглеть и заводить меня, получишь по рогам.

— Неужели ты посмеешь поднять на меня руку? — удивился Капитан.

— Я теперь хезаю на таких паханов, как ты. Честно говоря, я тебя уже в упор не вижу.

— Быстро ты перелицевался.

— Запомни, что одно дело магазины грабить и другое дело Родину предавать. Эту истину ты сам поймешь, когда зеки в зоне начнут вправлять тебе мозги через одну точку…

Они, ведя нелицеприятный разговор, совершенно забыли об осторожности, говорили порой на высоких тонах, поэтому с находящейся выше их каюты палубы стоящему там Курносому содержание беседы было хорошо слышно. Поняв, что попался в западню, что не может тайно покинуть теплоход, что бывшие "союзники" могут его опознать, он принял решение немедленно расправиться с ними…

Подойдя к своей каюте, Примаков, остановившись, прислушался. Из нее не раздавалось никаких звуков. Примаков, настороженный тишиной, стоя за дверью, стал медленно открывать ее, одновременно по оперативной привычке цепко изучая взглядом каюту.

Каюта была слишком мала, чтобы не заметить произошедших в ней изменений. Он увидел поломанный стул, стоящий в вертикальном положении только потому, что своей спинкой упирался в стол, торчащие из-под кровати ноги в туфлях сорок пятого размера. Увиденное дало Примакову основание не торопиться заходить в каюту, тогда как Курносому это было нежелательно. Стоявший в коридоре Примаков мог привлечь к себе внимание чекистов. В том, что они были сейчас на судне, сомневаться не приходилось. Поэтому Курносый решил действовать первым. Спрыгнув с дивана, где он прятался, Курносый, наставив на Примакова пистолет, приказал:

— А ну заходи в каюту, красавчик, закрывай за собой дверь, посидим, поговорим.

Примаков понял, что у Курносого в руке не пистолет, а сделанная под него зажигалка. Такой обман мог пройти в отношении цивильного, сугубо гражданского человека, но только не у выпускника милицейской академии, Сделав такой вывод, Примаков уже совершенно не боялся противника. Более того, он даже не позвал на помощь чекистов для задержания иностранного агента. Эту задачу он решил осуществить собственными силами. Однако благоразумие взяло верх и, зайдя в каюту, он за собой дверь не прикрыл,

— Закрой за собой дверь, иначе буду стрелять, — грубо и жестко потребовал Курносый.

— Кончайте блефовать, зажигалки пока еще не стреляют. Положите ее на стол, Я капитан милиции. Вы мною задержаны на месте преступления.

Курносый, проникнув через иллюминатор в каюту, без особого труда убил Лома и Капитана. Оружия при нем не было, иначе он не смог бы пройти таможенный досмотр, поэтому вместо пистолета ему пришлось применить свои руки.

Если бы ему удалось убить так же и Клима, то его личность еще долго была бы не установлена, пока арестованные чекистами его товарищи не дали бы показания в отношении его, но к тому времени он был бы далеко за границей, в полной безопасности. И вот сейчас на пути к его благополучию стоит какой-то сопляк.

Не считая нужным скрывать своего истинного лица, это было бы сейчас бесполезно, Курносый, усмехнувшись сквозь сжатые губы, произнес:

— Вот уж не думал, что меня будет задерживать какой-то мент.

— Повернитесь лицом к иллюминатору, облокотитесь руками на стол и сделайте шаг назад, — потребовал Примаков, не желая воспользоваться находящимся в его плечевой кобуре пистолетом.

Какая была необходимость так вести себя Примакову? Никакой! У молодежи много положительных качеств — она сильная, смелая, отважная, но не всегда ее поступки до конца продуманны и последовательны. Именно так себя повел Примаков.

Его ошибкой немедленно решил воспользоваться Курносый:

— Даже и не подумаю. И что же ты тогда сможешь сделать со мной?

— Сейчас увидишь, — психологически настраивая себя к предстоящей схватке ответил Примаков, не забывая о необходимости контролировать все движения противника. Он понимал, что сейчас имеет дело не с пьяным дебоширом в ресторане, а с иностранным агентом, который, безусловно, должен владеть многими приемами ручного боя. Убийство Курносым Лома и Капитана дало основание Примакову сделать вывод, что перед ним опасный противник. Тем более ему хотелось на нем проверить свое мастерство.

Примаков подошел к Курносому но расстояние, с которого можно было нанести чувствительный удар. Тот метнул вперед правую ногу, пытаясь ударить его но коленной чашечке, но Примаков, сделав ножницы руками, осуществил захват его ноги. За ногу потянув Курносого на себя, заставив противника перенести всю тяжесть тела на левую, Примаков так крутанул ногу, находящуюся у него в захвате, что если бы Курносый не подчинился его силе и не повернулся к нему спиной, то правая нога его была бы сломана. Отпустив ногу Курносого, Примаков с огромной силой припечатал к полу лицо противника. Хруст ломаемой переносицы показал Примакову, что его прием завершен успешно.

На звериный крик Курносого, лицо которого представляло кровавую маску, прибежали не только чекисты, но и некоторые пассажиры теплохода.

В наручниках, поддерживаемою с обеих сторон чекистами, Курносого по трапу свели с теплохода. Трудно было определить, почему он так сильно кричал. Или был слишком чувствительным к физической боли, или его бесило то, что его обманула самонадеянность и он неожиданно поддался какому-то работнику милиции. А может быть, он уже сейчас понял, что за убийство российских граждан военный трибунал может приговорить его к исключительной мере наказания — расстрелу. Возможно, все эти три фактора подсказали ему, что было бы гораздо лучше, если бы он действовал благоразумно, не шел на обострение с представителями власти и сдался им, когда понял, что попал в ловушку и сопротивляться бесполезно. Но теперь сожалеть ему о содеянном было поздно. И не нам его жалеть.

Из-за случившегося на судне чрезвычайного происшествия отправление теплохода было задержано на два часа.

Глава СОРОК ПЯТАЯ

Томилко понимал, что задержание управлением ФСК в городе иностранной агентурной группы вместе с ее резидентом загрузило работой Качанова под самую завязку, не оставив ему свободного времени для отдыха. Поэтому, когда он увидел зашедшего в кабинет Качанова, то был более чем удивлен его визитом.

"Интересно, теперь-то, когда он во мне не нуждается и занят, зачем Сергей Георгиевич пожаловал ко мне?” — отвлекаясь от работы, подумал Томилко.

В том, что Качанов пришел к нему по делу, Томилко нисколько не сомневался. Слишком хорошо он его знал, чтобы ошибиться в своих прогнозах.

Обменявшись крепким рукопожатием с Томилко, Качанов сказал, показав рукой в потолок:

— Мое высокое начальство очень довольно результатами нашего с нами сотрудничества. Не исключено, что кое-кому из твоих сотрудников придется сверлить дырочку в кителе для высокой награды.

— Я согласен, что кое-кто ее достойно заслужил. Жаль только, что погиб Ломакин.

— В том, что погиб по-глупому, виноват он сам. Зачем ему надо было открывать иллюминатор в каюте?

— От этого его матери легче не станет. Человек не знал специфики нашей работы. За несколько дней общения с Примаковым, безусловно, он никак не мог постичь все наши премудрости, — заметил Томилко.

— Давай мы с тобой напишем в свои министерства ходатайства, чтобы его мать получила компенсацию от государства, как если бы он был работником правоохранительных органов и погиб при выполнении своего служебного долга.

— Согласен и одобряю твое предложение, Хотя теперь уже никакие деньги не заменят матери погибшего сына,

— Что можем на данный момент, то и делаем. Чтобы видно было всем, в том числе и нам, что Иван Васильевич погиб не зря.

— Похороны, памятник, поминки наше управление взяло на себя, — сообщил Томилко.

— За это тебе спасибо. Я так закрутился, что просто упустил это из головы.

Обсудив и разрешив с Томилко все вопросы, Качанов, задумавшись, по-прежнему продолжал сидеть за столом, не собираясь уходить. Будучи занят и загружен работой не меньше Качанова, Томилко, желая скорее завершить встречу, сказал:

— Сергей Георгиевич, если у тебя ко мне нет других вопросов, давай будем заканчивать беседу и разбегаться.

— То есть, попросту говоря, ты, батюшка, показываешь мне на дверь? — удивился тот.

— Что поделаешь — дела, — разведя руками, не смутившись, согласился с ним Томилко. — У меня, как и у тебя, сейчас по делам возникли такие проблемы, которые на потом откладывать никак нельзя,

— За что я тебя люблю, так это за прямоту. А поэтому не буду тоже крутить вокруг да около и перейду непосредственно к тому разговору, из-за которого в сущности я и пришел к тебе.

— Интересное слышу вступление! Что тебя еще беспокоит?

— Скажи, как ты характеризуешь по работе капитана Примакова?

— Зачем тебе на него данные? Пока он мой подчиненный, и его личность тебя интересовать не должна.

— Ну ответь мне, будь друг ом, — попросил Качанов.

— Я его характеризую с отрицательной стропы.

— Это еще почему? — удивился такому вступлению Качанов.

— Хвалить его особенно не за что. Вместо того, чтобы позвать твоих сотрудников и вместе с ними провести задержание иностранного агента, он, как мальчишка, вступил с ним в единоборство. Ведь оно могло для него кончиться так же плачевно, как и для Ивана Васильевича.

Чтобы впредь не допускал на службе таких вольностей, хочу его наказать в дисциплинарном порядке.

— Ты к нему необъективен. Парень спортивный, имеет черный пояс по каратэ, смелый, находчивый. Уверенный в своих силах, он решил не упустить шанс и проверить свою спортивную подготовку в контактном бою. Конечно, он немного лихачнул, но когда-то ему надо было проверить себя и убедиться, что он уже не пацан, а настоящий боец.

— Интересно, с чего вдруг ты нанялся ему в защитники?

— Хочу попросить тебя, чтобы ты не возражал и не препятствовал его переходу в мое управление.

— Еще как буду возражать! — возмутился Томилко. — Мы растим, холим свою кадру, а ее такие, как ты, покупатели, приходят и уводят. Мы тебе так здорово помогли в работе, а ты теперь в знак благодарности угощаешь меня такой горькой пилюлей!

— Виктор Николаевич, не надо так со мной разговаривать, все равно ты меня не разжалобишь. Мы с тобой друзья и до сегодняшнего дня понимали друг друга. Только поэтому я не действую через твою голову и пришел к тебе на поклон. Ты меня пойми правильно. Ваша работа необходима государству. Не мне доказывать тебе эту истину. Но если проникнешься и поймешь важность нашей работы для безопасности страны, то должен меня правильно понять, что в первую очередь в нашем ведомстве должны работать такие самоотверженные и преданные делу люди, как Игорь Сергеевич, который к тому же такой сильный спортсмен.

— Ты с ним на эту тему беседовал?

— Пока еще нет.

— А вдруг он не пожелает с нами расставаться? — с надеждой в голосе спросил Томилко.

— Если я уговорил тебя, то его постараюсь как-нибудь переубедить. Хотя надеюсь, что мне его переубеждать не придется.

— Опасный ты человек, — оттаял Томилко. — Если тебе удалось меня сделать своим союзником, то уж о парне и говорить не приходится. Ты его быстро перетянешь на свою сторону.

— Надеюсь! — довольный состоявшейся беседой, согласился с ним Качанов.

Расставаясь, Качанов напомнил:

— Завтра в одиннадцать часов встречаемся на кладбище.

— Неприятная, ни необходимая процедура, — соглашаясь с ним, заметил Томилко.

За многие десятки лет впервые на траурной церемонии похорон Ломакина Ивана Васильевича вместе находились его родственники, его друзья — бывшие зеки, работники милиции и контрразведки. Общее горе и печаль оба, единили разных людей в одну траурную процессию…

Глава СОРОК ШЕСТАЯ

Посещение управления ФСК, долгая беседа с его начальником Качановым, заботы текущего дня не дали Примакову возможности днем встретиться с Кристиной и Побеседовать с ней на волнующую его тему.

Если бы несколько месяцев назад Качанов предоставил ему работу в своем учреждении, то Примаков, не задумываясь, принял бы его предложение, сочтя это для себя высокой честью. Но встреча с Кристиной, взаимная любовь внесли существенные коррективы в его личные планы. Теперь ему приходилось думать не только о себе, но и о невесте. Он уже полностью принадлежал себе. Поэтому, несмотря на доводы и уговоры Качанова, Примаков не дал ему сразу согласия на работу в его ведомстве. Самое большее, чего Качанов смог добиться у Примакова, так это подумать над его предложением и через сутки дать окончательный ответ.

Вечером, придя на явочную квартиру, Примаков с ужасом установил, что Кристины там нет. Да ее и не могло там быть, так как операция с бандой Капитана завершилась и Кристина, являясь работником паспортного стола в одном из райотделов милиции, приступила к работе по прежнему месту жительства. Где Кристина работала, где она жила, он не знал, но встреча с ней ему была нужна позарез. После долгого раскачивания и раздумий он пришел к выводу, что его беде может помочь только начальник управления. Но звонить Томилко домой но личному вопросу было если не смелостью, то приличной наглостью. Однако у Примаков.) не было выбора, и он решил воспользоваться имеющимся шансом. Из телефонного автомата Примаков позвонил домой Томилко:

— Виктор Николаевич, ни извините меня за беспокойство, но мне срочно необходимо встретиться с Распутиной, чтобы через нее выяснить некоторые важные для меня обстоятельства. Вы не подскажете, как ее найти?

— Я знаю, как ее найти, но позволь мне поинтересоваться: она тебе нужна по службе или имеешь личный интерес?

— Имею личный интерес.

— Ну что ж, так и быть, помогу твоему горю.

— Спасибо!

— Ты где находиться?

— У дома, в котором она жила.

— Тебя устроит, если я ей передам, чтобы она к тебе туда подъехала.

— Конечно! — обрадовался Примаков.

Минут через тридцать томительного ожидания на такси подъехала Кристина, на которой были белая блузка с глубоким вырезом, черная юбка, такого же цвета туфли. В руках — черного цвета сумочка. Отпустив таксиста, она легкой походкой приблизилась к Игорю. Поцеловав его в щеку и получив в ответ такой же подарок, она капризно произнесла:

— Ты где целый день пропадал? Я никак не могла тебя найти.

— Сейчас скажу. У меня огромная куча новостей, — обнимая ее за талию, сказал он.

Довольная таким его пояснением, Кристина, озабоченная уже другой проблемой, произнесла:

— Как сегодня жарко и душно!

— Градусов за тридцать было днем, — согласился он.

— Так чего же тогда ты паришься в куртке? — удивилась она.

— У меня пистолет под мышкой, — пояснил он.

— Сейчас оставим твою куртку у меня на квартире и пойдем гулять, — предложило оно.

— А как же быть с пистолетом? Его я на квартире оставлять не могу.

Подумав, она предложила:

— Положим его в мою сумочку.

Прогуливаясь по городу с Кристиной, Игорь поделился с ней своими новостями, в том числе он сообщил ей о разговоре с Качановым.

— Ну и как ты решил? Примешь его предложение?

— Наверное, откажусь, — задумчиво сказал он.

— Почему?

— А вдруг меня отправят служить в другое место или пошлют за границу с заданием?

— Ну и что тут такого?

— Я же могу тебя потерять…

— Ну и что тут такого? — снова повторила она, озорно блеснув глазами.

— Ты не вредничай. Мне сейчас не до шуток. Я обращаюсь к тебе как к самому близкому человеку. Скажи, как я должен поступить?

— Я тебе только близкий человек и это все? Может быть ты мне еще что-то забыл сказать?

— О том, что я тебя любил и люблю, ты знаешь,

— Сейчас впервые услышала. Неужели ты меня любишь?

— Еще как.

— И даже будешь прислушиваться к моему мнению?

— Конечно!

Остановившись, Кристина поцеловала Игоря в губы.

— Пускай все остается пак, как есть. Мы с тобой и так находимся на передовом фронте и от опасности, которая у нас появляется в работе, не уклоняемся. Страна наша огромная, и тебе в службе контрразведки всегда найдется достойная замена. Тем более что мы, с трудом встретившись, при неблагоприятных обстоятельствах можем легко потерять друг друга,

— Я подумал именно так, как ты сейчас сказала, поэтому другого решения у меня не будет, — заверил он ее,

В одиннадцатом часу ночи они забрели в бар "Арлекино", где под открытым небом за столиком сидели две пары молодых людей. Приятная музыка и вечерняя прохлада располагали к лирическому настроению.

Официант, он же и бармен, выполнив их заявку, вернулся к бару. Расправляясь с сочным шашлыком, попивая сухое красное вино, беззаботно смеясь, они дали возможность уставшим от ходьбы ногам отдохнуть.

Занятые друг другом, они не заметили, как попали в поле зрения парня, подъехавшего к бару на "Жигулях". Увидев Игоря и Кристину, парень, быстро развернувшись, уехал. Через, некоторое время он вернулся снова, но с ним было еще четверо, Они с гомоном поднялись в бар.

Игорь, повернув голову в сторону шумной компании, увидел среди парней забияку и задиру по кличке Волчок. Ему было где-то двадцать два — двадцать три года. Он был среднего роста, худой и слабосильний. Несмотря на свой возраст, уже успел дважды побывать в местах лишения свободы, куда попадал за хулиганство. В силу своего характера, а может быть, от нехватки ума, Волчок, употребив спиртное, начинал приставать к окружающим, поддерживаемый себе подобными хулиганами, упиваясь временной вседозволенностью.

Примакову в роли Клима несколько раз приходилось в "Нашем доме" пресекать хулиганские действия Волчка и его компании. Результатом стало то, что Волчок перестал посещать ресторан Капитана. И вот сейчас он со своим постоянным окружением зашел в бар.

Его компания сразу же проследовала к столу, за которым сидели Игорь с Кристиной,

К официанту, подошедшему, чтобы принять от него — заказ, Волчок отнесся грубо. Небрежно отстранив его от себя рукой, он с угрозой в голосе бросил ему:

— Отвали! Нам сейчас не до тебя. — Представ перед Примаковым, он, довольно улыбнувшись, заметил: — Ну что, Клим, вашу лавочку развалили? "Ваш дом" теперь стал ментовским. Я вижу, тебе с подругой уже стало негде выпить. Пришлось переться из центра аж в "Арлекино".

— Топай своей дорогой, куда хотел. Я раньше с гобой вдоволь наговорился, — недовольно поморщившись, попросил ого Примаков, почти уверенный, что разговором общение с Волчком не закончится и тот сейчас испортит ему вечер.

— Только дурак откажет себе в удовольствии поговорить с тобой, когда у тебя за спиной не стало Капитана. Ты уж но ломайся, дорогой, сделай милость, поговори со мной.

— Официант, скажите этому молодому человеку, чтобы он оставил нас в покое, — решил заручиться свидетелем Игорь.

Обдумав просьбу клиента, официант решил ее удовлетворить и даже успел сделать два шага в сторону Волчка, чтобы приступить к ее осуществлению.

Повернувшись к официанту, Волчок прошипел ему:

— Пошел вон, козляра, а то я мигом сделаю из тебя клоуна.

Посчитав свои возможности исчерпанными, официант благоразумно решил не связываться с Волчком и вернулся к бару, откуда стал наблюдать за происходящим,

— Ты чего, Волчок, разгоношился? Опять хочешь себе срок намотать за хулиганство?

— За такую гниду, как ты, меня судить не будут, — заверил его Волчок.

— Чего тебе от меня надо?

— Мы хотим тебе вправить мозги так, как ты недавно вместе с Тронутым вправлял их нам у себя в ресторане.

— Как я понял, вы впятером хотите заняться моим воспитанием? — вытирая губы салфеткой, уточнил Примаков.

— Мы все, и притом одновременно, хотим вернуть тебе затянувшийся долг, — пояснил Примакову здоровенный парень из компании Волчка.

Все парни были совершеннолетними, рослыми. По их агрессивному поведению Примаков понял, что его первоначальное предположение подтверждается.

Такое количество противников Примакова не вывело из равновесия и не напугало. Его сейчас волновал лишь один вопрос: вооружены они или нет? Если вооружены, то чем?

Нагнувшись к Игорю, Кристина прошептала ему:

— Возьми пистолет!

— Обойдется, — также шепотом ответил он,

— Ты чего, шмара, ему бормочешь? — недовольно заревел на Кристину Волчок.

— Ты девушку не оскорбляй, а то я тебе уши надеру, — строго потребовал Примаков.

— Тоже мне шустряк нашелся, Пойдем за баром поговорим, — предложил Примакову Волчок, наученный жизненным "опытом", что драться в общественных местах нельзя, за хулиганство потом приходится платить годами лишения свободы.

— Пойдем! — сердито бросил ему Примаков. — Только потом не жалуйся на меня, шакал вонючий, что я с тобой неласково обошелся.

— Давай топай и не набивай себе цену. Все равно нам потом придется ее с тебя сбивать.

Внутренний настрой Примакова был таков, что он сразился бы сейчас не с пятью, а с целой армией противников.

— Я тоже с вами пойду, — поднимаясь из-за стола, сказала Кристина,

— Сиди и не пыркайся. Нам свидетели не нужны, — бросил ей Волчок, вместе с Примаковым и друзьями покидая бар,

Следовавшей за ними Кристине, отставшей от них на несколько метров, никто не мешал наблюдать за дракой. Вообще она в настоящее время, кроме. как для Игоря, ни для кого не представляла интереса, а зря. Достав из сумочки пистолет, дослан патрон в патронник, она, укрыв правую руку с пистолетом левой рукой, в которой была сумочка, стала наблюдать за дракой, незаметно, шаг за шагом приближаясь к ее эпицентру.

Отразив ногами первое нападение на себя наиболее активных хулиганов, среди которых был Волчок, позволив им подняться с земли, Игорь сказал:

— Давайте, парни, будем жить мирно. Запомните, что чем дальше в лес, тем больше будет дров. Идите своей дорогой и забудьте, что я с вами встречался.

Размазывая по лицу кровь рукой, один из побитых зло заявил:

— Ничего, говнюк, как-нибудь доберемся до тебя. Вот тогда уж мы на тебе попляшем.

Видя, что первое сумбурное нападение не принесло ожидаемого успеха, каждый из хулиганов стал доставать из своей "заначки" оружие. У одного из них в руке оказалась велосипедная цепь, у другого швайка, у третьего нож. Среди них не оказалось ни одного, у кого не было бы холодного оружия.

Хулиганы не видели, что Кристина держала пистолет уже открыто, готовая стрелять из него. И только отсутствие сигнала и просьбы Игоря удерживали ее от этого.

— Остановитесь, ребята, вы слишком далеко зашли.

— Ты смотри, как сразу соловьем запел, — произнес один из хулиганов, с велосипедной цепью в руке,

— Зайца гоняет, — согласился с ним другой парень, с кастетом на правой руке.

— Нападем на него сразу все, — подал команду Волчок своим сподвижникам, играя правой рукой колодочкой финского ножа.

Игорь, постоянно перемещаясь, не давал возможности своим противникам окружить себя, сгруппироваться и всем сразу напасть. Волчок так надоел ему со своим ножом, постоянными попытками ударить им или в живот, или в грудь, что он, не удержавшись при последнем нападении Волчка, ребром ладони перебил ему кисть правой руки. Хруст ломаемой кости не подействовал на остальных хулиганов отрезвляюще. Волчок, поддерживая левой рукой перебитую правую, нянчась с ней, как с ребенком, присел на корточки и стал по-щенячьи выть от нестерпимой боли.

Поймав конец цепи, Игорь, подскочив к ее владельцу, коленом правой ноги так ударил по подбородку противника, что голова хулигана едва не соскочила со своей оси. Вырвав у падающего на землю цепь, конец которой у того был намотан на кисть руки, Игорь вооружился ею и стал поворачиваться к оставшимся хулиганам, чтобы продолжить с ними драку. Но секунд, которые он потратил на завладение цепью, хватило одному хулигану, чтобы ударить его ножом в ягодицу, В знак "благодарности" Игорь огрел его цепью по голове, не забыв потянуть ее на себя, разрывая кожу на голове…

Видя, что драка приближается к своему завершению и Игорь так и не попросит о помощи, Кристина решила дать о себе знать. Она трижды выстрелила из пистолета вверх.

Трое хулиганов, прекратив драку, убежали к машине. Двоих побитых задержал Игорь. Кристина, в свою очередь, стала преследовать убегавших. Сев в машину, хулиганы попытались скрыться с места преступления. Прострелив в машине два передних ската и открыв дверцу в салон со стороны водителя, Кристина строго потребовала:

— Если не хотите быть застреленными, то сидите в машине и не двигайтесь. Буду стрелять без предупреждения.

К месту драки, услышан пистолетные выстрелы, сразу подъехали две патрульные машины с нарядами милиции, которые одних хулиганов отправили в милицию, а тех, кто нуждался в медицинской помощи, вместе с Примаковым отвезли в больницу.

Несмотря на то, что рана на ягодице у Примакова была большой, она не была опасной, так как находилась в мягких тканях и кость была не задета. Поэтому, вытерпев серию уколов, без наркоза позволив врачу зашить рану, Игорь не согласился ложиться в больницу и покинул ее.

Уже под утро, выйдя из здания больницы, он увидел Кристину, которая со слезами на глазах бросилась его обнимать.

Такого нападения на себя Игорь отразить не мог. Только, не удержавшись, застонал, так как резкие движения тела резонансом отдались в ране.

Бережно ощупав его руками и убедившись, что на этот раз Игорь легко отделался от хулиганов, пытливо смотря ему в глаза, она поинтересовалась:

— Ну, что сказал врач?

— Сказал, что до свадьбы заживет.

— А ты ее хочешь?

— Хочу!

— Пока тебя не убили и совсем не изуродовали, завтра подаем заявление в загс. Нечего нам с тобой по улицам болтаться и искать себе приключений.

— Так что, выходит, мы с тобой вчера плохо провели вечер?

— Если бы не драка, то неплохо, — заметила она с оговоркой.

— Я с тобой не согласен. Пускай будут конфликты хулиганов с работниками милиции, но не с гражданскими лицами. Я тебе гарантирую, что вчерашние хулиганы после отбытия наказания вряд ли вновь пожелают совершить аналогичные "подвиги".

— Почему ты так думаешь?

— Слишком дорого для собственной шкуры они им обошлись.

— Игорь, как ты смотришь на то, чтобы на время твоей болезни ты пожил у меня дома, чтобы я могла за тобой ухаживать?

— Ни в коем случае!

— Почему?

— Я очень стеснительный, да и не знаю, как твои родители отнесутся к инвалиду-жениху.

— Можешь быть уверен, мои предки к тебе настроены очень хорошо.

— На основании чего ты сделала такой вывод?

— Папа о тебе отзывается очень доброжелательно, — улыбнувшись, сказала она.

— Откуда твой отец меня знает?

— По работе.

— По какой работе? Кто он такой?

— Твой начальник управления.

— Виктор Николаевич, что ли?!

— Да.

— Так ты же Распутина, а он Томилко.

— Игорек, не будь наивным. Я Распутна только по легенде.

— И он тебе позволил участвовать в операции, бросаться на машину?

— Что здесь такого? Я же действительно мастер спорта по гимнастике и более подходящей кандидатуры для той роли у нас в управлении не оказалось.

— Я бы на такой риск с участием своей дочери не пошел, — убежденно заявил Игорь.

— Я что, плохо выполнила свои обязанности?

— Нет. Но мне только сейчас вдруг стало страшно за тебя. Вдруг каскадерский трюк у тебя не получился бы и ты погибла?

— Ничего, это пройдет, — как бы успокаивая его, довольно улыбнувшись, заверила она.

Увидев подъехавшую к ним черную "Волгу" и вышедшего из него Томилко, Игорь испуганно спросил у Кристины:

— Это ты его вызвала?

— Да!

— Что я ему скажу о своем ранении?

— Я засвидетельствую, что ты не трус и от хулиганов не бегаешь,

— Скажи ему, что я не провоцировал хулиганов на драку, а то как в прошлый раз опять начнет на меня бурчать, — обратился он с последней просьбой к Кристине перед тем как к ним подошел Томилко.

Черная "Волга" со своими пассажирами умчалась с территории больницы, скрывшись в предутреннем тумане. Впереди у Игоря и Кристины была целая жизнь с ее печалями и радостями, Встретимся мы еще с ними или нет, никто не знает. Но если верить научному утверждению, что Земля круглая, то такая встреча главных героев с читателями, но только в другом романе, не исключается.