Опасный лорд

Глава 20

Если мы не будем сдерживать прискорбную тенденцию излишне напиваться в рождественские праздники, она принесет обществу опустошение.

Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 25 декабря 1820 года

Фелисити никак не могла проснуться: сквозь закрытые веки просвечивало утро. Открыв глаза, она увидела знакомый лепной потолок. Она дома, в своей постели, на ней нижняя рубашка. Но как она сюда попала? Последнее, что она помнила, — это как она в детской рассказывает Джорджу сказку. Потом странное забытье, ее поднимают сильные руки, кто-то что-то тихо бормочет, такое ощущение, будто она плывет.

Йен! Она подскочила на кровати и увидела, что он сидит в кресле. Босой, без рубашки, в одних трусах, вытянув волосатые ноги, скрестив руки на голой груди. Под его» мрачным пристальном взглядом Фелисити задрожала.

— Спящая красавица наконец проснулась! — прорычал он и потянулся. Необычайно бледное лицо исказила боль.

— Тебе плохо? — встревожилась Фелисити.

Он поднял с пола бутылку бренди и помахал ею.

— Бога ради, ты напился!

— К сожалению, нет. Когда я ее нашел, она была полупустая.

Странно. Почему ему захотелось напиться?

— Случилось что-то такое, чего я не помню?

— Ничего не случилось. — Он поставил бутылку на пол. — Вы с братьями праздновали Рождество, развешивали чулки и распевали гимны. Ты не позволила мне пойти вместе с тобой, болтала какую-то чушь, что это последняя ночь, которую ты проводишь с братьями. И я, как дурак, пришел сюда тебя ждать.

Он взболтал бутылку, допил бренди и вытер рот тыльной стороной руки.

— Ты не пришла, и я пошел тебя искать и нашел спящей в кровати Джорджа.

Фелисити улыбнулась:

— Это из-за шампанского, мне всегда после него хочется спать. А вчера я встала чуть свет.

— Я пытался тебя разбудить, но тщетно. Тогда я отнес тебя на кровать. — Взгляд блуждал по ее телу; остановился на груди.

Тут Фелисити обнаружила, что рубашка распахнута. Быстро завязала завязки, избегая встречаться с ним взглядом.

— Ты раздел меня?

— Разумеется.

При мысли, что он расстегивал пуговицы и стаскивал с нее платье, ее бросило в жар. Но он не переспал с ней, в этом она была уверена. Она бы запомнила. Случись такое, он не напился бы пьяным.

Он посмотрел бутылку на свет и отбросил.

— Черт возьми, пустая. В этом доме найдется бренди?

— Даже если найдется, я тебе его не дам. Нельзя напиваться в столь ранний час.

— Любой мужчина, который провел брачную ночь, глядя, как его жена тешится с кодлой неблагодарных сорванцов, а потом валится с ног и спит как убитая, напьется «в столь ранний час».

Он выглядит таким несчастным, бедняжка. Его измотала ночь, когда он пытался преодолеть ее сопротивление. Ласки украдкой от близнецов, пожатие руки, рука на талии. Два беглых поцелуя в холле и один под омелой. Он заслужил провести брачную ночь в одиночестве после всего, что натворил!

На губах Фелисити играла улыбка.

— Тебе смешно, да? — прорычал он. — Ты очень гордишься собой, что изобрела тактику отсрочек?

— Нет, я это не спланировала, так что мне нечем гордиться. Так получилось. Но я рада. — Она соскользнула с кровати, накинула халат и отперла дверь.

— Ты куда? — Он поднялся с кресла.

Она посмотрела на него, и у нее пересохло во рту. Белье из тонкого батиста не скрывало его возбужденной плоти. Плюс обнаженное, совершенное тело. Сердце бешено забилось. Пропади он пропадом!

Но на этот раз она не допустит, чтобы он отвлек ее от цели. Зажав в кулаке ключ, чтобы он не мог отпереть дверь, она сказала:

— Пойду принесу тебе что-нибудь от головной боли. Мальчики вот-вот проснутся, и…

— Запри дверь, — приказал он и подошел к ней. — Может, мы пропустили брачную ночь, жена, но никто не сказал, что у нас не может быть брачного утра.

С бьющимся сердцем она открыла дверь, но он ее захлопнул и прижал Фелисити к себе.

— Дай ключ! — скомандовал он.

Она швырнула его в дальний угол комнаты.

— Возьми сам.

Он медлил, видимо, гадал, как достать ключ и при этом не дать ей сбежать. Потом улыбнулся и положил руку ей на бедро.

— Не беда. — Он наклонился, собираясь поцеловать Фелисити, но она вывернулась.

— Ты не в том состоянии, чтобы это делать, — сказала она и попятилась.

— Ни один мужчина не был в лучшем состоянии, чтобы делать это, querida. — Он неторопливо направился к ней. — Ты моя жена. И вспомни о супружеском долге.

В дверь постучали. Раз, другой, третий.

— Лиззи! — послышался из-за двери громкий детский шепот. — Ты спишь?

— Молчи, и эти чертенята уйдут! — прорычал он. Она рассмеялась.

— Йен, сейчас утро Рождества. Они не уйдут. Радуйся, что они не ворвались без стука, как обычно.

Он метнулся к двери, прислонился к ней и крикнул:

— Малыши, уходите! Как только ваша сестра оденется, она выйдет к вам.

Фелисити усмехнулась:

— Они не уйдут. Утро Рождества!

— Лиззи, ты здесь? Мы хотим посмотреть, что нам положил в чулки Рождественский дед!

— Так пойдите и посмотрите! — крикнул Йен.

— Мы не можем! Лиззи заперла гостиную! Он бросил на нее взгляд.

— Правда?

— Я всегда так делаю, не то они просидят там всю ночь. Йен нахмурился.

— Вели им подождать, пока мы выйдем.

— Ни за что! — Она крикнула: — Мальчики, я через минуту! Только оденусь!

— Скорее! Это Рождество! — крикнул из-за двери Джордж.

Йен чертыхнулся. Посмотрел на дверную ручку, потом на нее. Она пошла к комоду в другом конце комнаты. Она догадывалась, о чем он думает: открыть дверь и приказать мальчишкам уйти. Но они могут ворваться. Отпустить дверь и поискать ключ? Тогда она сбежит.

Так ему и надо, злорадствовала Фелисити, вспомнив, как накануне вечером Йен насмехался над ней в карете. Фелисити вытащила свежую рубашку, панталоны, чулки, платье с застежкой спереди, чтобы не потребовалась его помощь. Пошла было за ширму, но передумала. Сняла халат, помедлила. Увидела, что он плечом подпирает дверь, и поняла, что она в безопасности.

Не мешает также ему напомнить, что он теряет, продолжая считать ее породистой кобылой, а не женой. Она неторопливо развязала тесемки, спустила с плеча один рукав, потом другой. Он округлил глаза.

— Какого черта ты делаешь?

— Переодеваюсь. — Она сбросила рубашку на пол.

— Подойди, я тебе помогу, — хрипло сказал он; голос царапнул по сердцу.

О, как ей хотелось! Но она не уступит. После вчерашнего — ни за что!

— Мне не нужна помощь. К тому же ты должен держать дверь. А то мальчики ворвутся.

Она взялась за завязки панталон, и он зарычал:

— Не смей!

Наслаждаясь своей властью над ним, она развязывала их очень медленно.

— Фелисити, это не смешно.

— Не смешно? Боишься, что не получишь наследника ко Дню архангела Михаила? — с вызовом произнесла она и сняла панталоны.

Он с проклятием отошел от двери.

— Мальчики! — громко позвала она.

Ручка завертелась, Йену снова пришлось подпереть дверь плечом.

— Убирайтесь! — прошипел он, не сводя с нее глаз.

Ее развеселил трепет, охвативший тело под его рыскающим взглядом. Она вела себя дерзко, нагло. Ей бы устыдиться, но стыдно не было. Нисколечко. Пусть пострадает за то, что вчера подверг ее пытке.

— Имей приличие хотя бы зайти за ширму.

— А ты закрой глаза.

— Не могу, — прохрипел он.

Она взяла чулок, подержала на весу, поставила ногу на кровать, чтобы удобнее было его надеть. И взору Йена открылся темный треугольник.

Послышалось что-то среднее между проклятием и стоном. Она завязала подвязку и взяла второй чулок.

— Хватит! — зарычал он. Она изогнула бровь, он выпрямился. — Если будешь продолжать свои штучки, querida, я начну рассказывать, что собираюсь с тобой сделать. Громко. Так, чтобы твои братья слышали. Пусть учатся.

Она заколебалась. В коридоре было подозрительно тихо. Фелисити хорошо знала своих братьев, они так просто не уйдут.

— Ты не посмеешь. Он прищурился.

— Над подвязкой видна полоска кожи. Я хочу лизнуть ее, а дальше…

— Ладно, ладно! — Она подхватила свою одежду и скрылась за ширмой.

А когда оделась и вышла из-за нее, увидела, что он натягивает рубашку и брюки. Под дверную ручку Йен подставил стул, но явно отказался от своих планов, поскольку мальчишки за дверью так трещали, что было ясно: они не уйдут.

Когда она проходила мимо него, он схватил ее за руку и прошептал:

— До ночи, моя веселая жена. Когда мальчишки не будут ломиться в нашу дверь.

Ее пробрала дрожь. Пожалуй, она зашла слишком далеко в осуществлении своей мести.

— Ночью у меня будет собственная спальня.

— Только для того, чтобы спать. — От его плутовской улыбки Фелисити почувствовала жар во всем теле. — Вообще-то я хочу, чтобы ты повторила это представление в моей спальне в Честерли.

Она подняла на него честнейшие глаза.

— С радостью, Йен. Как только ты расскажешь мне то, что я желаю знать.

Он перестал улыбаться.

— Ты никогда не сдаешься?

— Никогда. Я и минуты не проведу с тобой в постели, зная, что для тебя это не больше чем спаривание.

Йен проигнорировал ее слова. Сказал лишь:

— Открой дверь, пока эти озорники ее не сломали.

Нет никакого сомнения, он женился на шлюхе, размышлял Йен, сидя в гостиной, где близнецы потрошили коробки и пакеты. Он не сводил глаз с молодой жены, вспоминая, какое представление она устроила в спальне. Ее пышные волосы рассыпались по плечам. Вместе с братьями она сидела на полу, утонув в оберточной бумаге и лентах, и рассматривала его подарки. Ее легко было принять за ребенка.

Хорош ребенок. Он вспомнил, как она снимала панталоны, и застонал. Любая куртизанка позавидовала бы. Не лиши он ее девственности, не поверил бы, что она невинна. То, что Фелисити вытворяла, было для нее так же естественно, как собирать сплетни для своей колонки и преподносить их читателям в собственной интерпретации.

Он усмехнулся. От его самонадеянности не осталось и следа. Ведь он не сомневался в том, что ему не составит труда подчинить ее своей власти. Как же он ошибся! Если не принять мер предосторожности, она доведет его до того, что он выболтает не только секреты прошлого, он сделает все, что угодно, чтобы снова овладеть ею.

Черт! Надо избрать новую стратегию. Открытые попытки соблазнить ее только увеличивают сопротивление, так же как и завуалированные.

Уильям скакал на деревянной лошадке, которую получил от Рождественского деда — палка с лошадиной головой, на которой была грива из настоящего конского волоса, Йен думал именно об Уильяме, когда выбрал эту игрушку. Ансел и Джордж выскочили за дверь опробовать своих лошадок на лестнице, а Джеймс, сидя рядом с сестрой, сиял, держа в руках набор для вырезания по дереву.

Уильям «прискакал» к Иену и со смущенной улыбкой сказал:

— Лорд Сен-Клер, посмотрите, у нее кожаная уздечка! Восторг ребенка смыл чувство обиды на мальчиков, нарушивших его планы на медовый месяц.

— Знаешь, Уильям, теперь, когда я женился на твоей сестре, мы с тобой стали братьями. Так что называй меня Йен, хорошо?

Уильям просиял:

— Честно?

— Честно. — Йен посадил его себе на колено и, как обычно, почувствовал прилив нежности. — А когда мы с твоей сестрой через неделю вернемся и отвезем вас в Честерли, возможно, купим вам настоящих пони.

— Здорово! — Уильям повис у Йена на шее. — Вы самый лучший в мире брат!

— Во всяком случае, самый богатый, — уколола Фелисити. И когда Йен улыбнулся ей, добавила: — Ты их избалуешь.

— Я просто придумываю, чем их занять по утрам, чтобы они не барабанили в двери спальни.

— Ты чересчур щедр. — Она обвела взглядом комнату. — Рождественский дед повел себя неразумно.

— Возможно. В последнее время он пренебрегал Тейлорами, так что задолжал им. — Он подбросил Уильяма на колене. — Тебе не кажется, что Рождественский дед принес слишком много подарков, мой мальчик?

— Нет! — крикнул Уильям.

— Вот видишь? — засмеялся Йен. — Мужчины не возражают. Только ты недовольна.

Она фыркнула.

— Потому что я среди них единственный здравомыслящий человек.

— Но я и для тебя приготовил подарок. Надеюсь, ты не откажешься?

Она зарделась от удовольствия.

— Подарок? Для меня?

— Конечно. Ведь ты моя жена. Она отвернулась и пробормотала:

— Д-да, но у меня для тебя… то есть… не было времени и…

— И денег. Все нормально.

Он снял Уильяма с колен, и тот ринулся в коридор, вопя:

— Джоржи, представляешь? Йен купит нам пони! Йен подошел к окну, достал из-за шторы кучу свертков и протянул Фелисити.

— Мне ничего не надо. А вот тебе… Ее глаза сияли.

— Не знаю, что и сказать.

— Сначала посмотри. Может, не понравятся.

Она взяла прямоугольную коробочку, и он напрягся. Ему редко приходилось делать подарки женщинам, но он почему-то думал, что Фелисити не похожа на его любовниц, что ей не нужны безделушки, украшения и кружева. Но сейчас заколебался, может, он ошибся, может, она разозлится?

Она открыла коробочку и вынула серебряный цилиндрический предмет. Растерянно повертела в руках.

Подошел Джеймс, скрестив ноги, сел рядом с ней.

— Это авторучка, — объяснил Йен. — Некто Джон Шеффер в прошлом году получил на нее патент. С ней не нужна чернильница. — Он взял у нее авторучку и показал, как она работает — нажал на кнопочку, и на кончике пера повисла капля чернил. — Я инвестировал компанию Шеффера, по-моему, его изобретение будет иметь успех. Я попросил его сделать ручку специально для тебя, на прошлой неделе, как только мы вернулись от Уортингов. Видишь? На ней выгравированы твои инициалы.

Он вытер кончик пера оберточной бумагой и отдал ей авторучку. Она не произнесла ни слова. Ручка ей не понравилась? Черт, напрасно он рискнул.

Перо — это слишком заурядна для ее страстной натуры. Фелисити — женщина необыкновенная.

Молчание затягивалось, и Йен небрежно сказал:

— Посмотри, что в других коробках. Ручка — скорее эксперимент, чем подарок, я думал, ты опробуешь ее и скажешь, как она работает.

Фелисити подняла голову, в глазах у нее блестели слезы.

— Это самый лучший подарок в моей жизни!

— Тебе нравится?

— Еще бы! Теперь у меня не будет чернильных пятен на пальцах. — Утирая слезы, Фелисити бережно положила ручку в коробочку. — Я буду беречь ее, как сокровище.

Йен протянул ей вторую коробочку.

— Не надо было так много покупать. Ведь у меня для тебя ничего нет.

Йен подарил ей кружевной веер, шелковые чулки, рубиновые серьги, за которые он заплатил огромные деньги. Каждую вещь она встречала восторженным восклицанием. Просмотрев все подарки, Фелисити снова взяла авторучку и, просияв, черкнула по бумаге.

Вдруг она подняла на него глаза.

— Погоди! — Она что-то прошептала Джеймсу на ухо, и тот выбежал из комнаты.

— Что ты задумала?

Она загадочно улыбнулась.

— Сейчас увидишь.

Джеймс принес картину, отдал сестре, а та вручила ее Йену.

— Любимая папина картина. Я не могла ее продать. Но раз мы поженились, теперь будешь ею наслаждаться.

Йен с удивлением разглядывал картину. Легко понять, почему ее беспутному отцу она так нравилась. На картине был изображен гарем; видимо, ее рисовали по заказу кого-то из любителей эротики. Голый по пояс смуглолицый султан стоит на помосте, со скрещенными на груди руками, оглядывая полуодетых красавиц, возлежащих в разных позах.

— Ты даришь мне эротическую картину? Она вспыхнула и бросила взгляд на Джеймса.

— Это не… Нуда, но я… Ее нарисовал испанец. Вот почему я подумала о тебе. Художник малоизвестный.

— Известность ему не грозит. — Йен внимательнее рассмотрел картину, не в силах сдержать улыбки. Только Фелисити могла подарить мужу явно скандальную вещь.

— Папа ее купил, потому что восхищался красками и линиями, — стояла она на своем.

— Не сомневаюсь, что он ею восхищался. — Йен хохотнул. — Особенно обнаженными телами и их линиями.

— Йен! — Она с беспокойством посмотрела на Джеймса, но тот уже потерял интерес к их разговору и разглядывал авторучку. — Султан тоже очень хорошо получился, правда?

Султан? Он еще раз посмотрел на фигуру султана и вдруг понял, почему она решила подарить ему эту картину. У него поднялось настроение.

— А что? Неплохо.

— Сразу видно, что художник — испанец, — промолвила она. — У него султан похож на испанца. Черты лица как у кастильца.

— Да, это кастилец. — Он понизил голос. — Как я. Она опустила голову.

— В общем, я подумала, что картина может тебе понравиться. Ладно, пойду помогу миссис Бокс проследить за тем, как готовят обед. А ты присмотри за мальчиками…

— Разумеется. — Она ошеломила его и теперь хочет сбежать. — Позже обсудим с тобой эту картину.

— Что ты имеешь в виду?

— Любопытно узнать, что привлекает в этой картине тебя.

— Меня? Н-ничего, — ответила.она заикаясь и покраснела. — Я, пожалуй, п-пойду.

Едва сдержав смех, Йен посмотрел ей вслед. Теперь он знает, как одержать победу над ней! Он ни на йоту не продвинулся, наступая с деликатностью артиллерийского дивизиона. Она хочет его также страстно, как он ее, но угрозы тут не помогут, Фелисити не сдается, гордость ей не позволит.

Надо провоцировать ее, искушать. Она с восторгом приняла его подарки, с трудом поборола смущение, вручая ему картину. Ей трудно смириться с тем, что он ухаживал за другими. Ее мучила ревность. А теперь пусть посмотрит, как он заботится о ее братьях.

Ему, конечно, не терпится затащить ее в постель, но он не будет торопиться. Никаких приставаний, только ухаживания. Пусть на коленях умоляет его овладеть ею.

Через неделю Фелисити придет к нему в постель. Или он ничего не смыслит в психологии женщин.