Операция «Б»

Хуторской вариант

Двухдневные сборы по подготовке к новому заданию проводили в лесу, в трех километрах от аэродрома Беззаботное. Штаб авиагруппы особого назначения разместился в доме лесника, летчики и штурманы жили в палатках, по звеньям. Командирами звеньев Преображенский назначил командира 1-й эскадрильи капитана Ефремова, командира 2-й эскадрильи капитана Гречишникова, командира 4-й эскадрильи капитана Беляева и помощника командира 4-й эскадрильи старшего лейтенанта Фокина. Звено управления возглавил командир 3-й Краснознаменной эскадрильи капитан Плоткин.

Из Москвы, из штаба военно-воздушных сил ВМФ, прилетели флагманские специалисты для проведения занятий с летным составом. Вместе с ними занятия проводили полковник Преображенский и капитан Хохлов. Стрелки-радисты, воздушные стрелки, техники самолетов, мотористы и оружейники готовили машины и вооружение к дальнему перелету.

Каждый понимал, что задание предстоит сложное и ответственное, недаром же за подготовкой летчиков и штурманов наблюдал сам командующий ВВС Военно-Морского Флота. Но куда именно будет перебазироваться авиагруппа, какие объекты предстоит бомбить, — никто не знал. Предположений было много. Одни говорили, что с эстонского аэродрома Палдиски придется защищать главную базу Краснознаменного Балтийского флота город Таллинн. Другие — систематическими бомбовыми ударами уничтожать военно-морской флот Финляндии, в первую очередь броненосцев береговой обороны «Вяйнемяйнен» и «Ильмаринен», спрятавшихся в шхерах Ботнического залива. Кто-то уверял, что в Балтийском море появилась мощная фашистская эскадра, в состав которой входят два карманных линкора типа «Тирпиц». Нашлись и такие, кто утверждал о целесообразности постоянных налетов с эстонских аэродромов на морские порты Мемель, Пиллау, Данциг, Свинемюнде и Штеттин с целью срыва бесперебойной доставки морем пополнения, вооружения, боеприпасов и техники группе армий «Север». Ведь в Эстонию уже отправили на автомашинах группу технического обеспечения со всем необходимым имуществом, запасными частями, оружием и боеприпасами. О бомбардировке Берлина никто из летчиков и штурманов даже и не подумал. В том числе и сам капитан Хохлов, за день до этого прокладывавший боевой курс от аэродрома Беззаботное до столицы фашистской Германии.

Преображенский на все вопросы отвечал многозначительной шуткой:

— Каждому овощу придет свое время!

На третий день утром командир авиагруппы произвел последнюю проверку экипажей первых тринадцати самолетов. Кажется, все в порядке, все учтено, все сделано. Приказ, составленный по распоряжению Преображенского начальником штаба 1-го минно-торпедного авиационного полка капитаном Бородавкой, гласил:

К полудню экипажи и технический состав разместились на ДБ-3.

— Лететь за мной, — распорядился Преображенский. — В полете радиопередатчиками пользоваться категорически запрещаю.

В 12 часов 30 минут первым поднялся в воздух дальний бомбардировщик командира авиагруппы. За ним взлетели остальные двенадцать ДБ-3. Сделав круг над аэродромом, флагман взял курс на запад. Справа медленно проплыл Ленинград, остался Кронштадт. Высота три тысячи метров. Авиагруппа особого назначения летела над центром Финского залива.

Штурман Хохлов морщил лоб, недовольный молчанием командира. И скрытен же полковник! Ведь в полете уже, пора бы сообщить конечную точку маршрута.

Миновали острова Лавенсари, Гогланд. Справа, вдалеке, виден Хельсинки. Слева вырисовываются контуры Таллинна. Но самолет летит строго на запад.

— Курс на остров Сааремаа, — наконец услышал Хохлов в шлемофоне голос Преображенского. — Посадка на аэродроме Кагул.

— Так там же посадочная полоса с гулькин нос! — вырвалось у Хохлова. Он знал все аэродромы Прибалтики. Кагул предназначался лишь для легких самолетов. Как сажать туда громоздкие ДБ-3?

— Аэродром для нас подготовлен, — успокоил штурмана Преображенский.

Дальние бомбардировщики повернули на юг. Слева в дымке растворился Таллинн. Проплыл мимо приморский городок Палдиски. Под крыльями — Моонзундский архипелаг. Второй по величине остров — Хийумаа, неширокий пролив Соэла-Вяйн. За ним, весь покрытый зеленым лесом, — остров Сааремаа. Хохлов точно вывел группу ДБ-3 на Кагул. Вот уже видно овальной формы поле аэродрома с серой грунтовой взлетно-посадочной полосой. На границе аэродрома с окружающим лесом видны маленькие самолетики — «чайки». Ярко светится посадочное «Т».

Преображенский с ходу пошел на посадку. Внешне неуклюжий бомбардировщик мягко коснулся грунта, чуть подпрыгнул и плавно покатился по полосе. Затем он свернул на траву, освобождая полосу для садящегося следом самолета.

Заглушив моторы, Преображенский соскочил на землю, огляделся. Вот, оказывается, каков этот небольшой аэродром Кагул, откуда предстоит им теперь действовать. «Мал золотник для наших ДБ-три, да, как говорится, дорог!» подумал полковник.

Все самолеты произвели посадку благополучно.

Генерал-лейтенант Жаворонков прилетел на Сааремаа с экипажем старшего лейтенанта Фокина. Этому смелому, лихому и решительному человеку он симпатизировал с того памятного для всех морских летчиков случая в первые дни войны, когда Фокин, рискуя жизнью, спас экипаж боевого товарища. Было это так…

…Эскадрилья дальних бомбардировщиков 1-го минно-торпедного авиационного полка нанесла бомбовый удар по скоплению танков противника. Гитлеровцы встретили ДБ-3 плотным зенитным огнем и подожгли самолет капитана Есина, который, не дотянув до линии фронта, сделал вынужденную посадку поблизости от вражеского гарнизона. Фокин, не задумываясь, посадил свою машину рядом, чтобы спасти товарищей от гибели.

У капитана Есина оказались обожженными ноги, а стрелок-радист и воздушный стрелок были ранены. Не пострадал лишь штурман.

Экипаж Есина быстро разместили в самолете Фокина. И вовремя! К месту посадки уже мчались гитлеровские мотоциклисты.

Фокин мастерски поднялся с небольшой площадки и на бреющем пролетел над дорогой, приказав стрелкам «проучить фрицев». Стрелки расстреляли мотоциклистов из пулеметов, отомстив за погибший самолет.

Капитан Есин быстро поправился, и его тоже включили в состав авиагруппы особого назначения.

Аналогичный подвиг совершил и командир 1-й эскадрильи капитан Ефремов. 10 июля, когда его эскадрилья бомбила вражеские моторизованные колонны, зенитки подожгли самолет старшего лейтенанта Селиверстова. Выйдя из боя, Селиверстов повел горящий ДБ-3 к линии фронта, но дотянуть до нее не смог, пламя охватило всю машину. По радио Ефремов приказал ему немедленно посадить самолет и спасти экипаж.

Селиверстов сел на лесную поляну. Ефремов засек это место на карте, вернулся на аэродром, доложил обо всем командиру полка и попросил разрешения слетать за попавшими в беду боевыми товарищами.

Непросто было разыскать их в лесу, нелегко было посадить на небольшую поляну самолет, но Ефремов нашел друзей и сел рядом с пострадавшим самолетом. У летчика оказались большие ожоги, у стрелка-радиста сломаны руки, ранен и штурман. Вдвоем с воздушным стрелком Ефремов перенес раненых в свой самолет.

Подняться с такой маленькой поляны с мягким мшистым покровом было труднее, чем сесть на нее. Двенадцать раз измученные Ефремов и воздушный стрелок разворачивали машину, и только на тринадцатой попытке удалось наконец взлететь.

Вот каким отважным летчикам было поручено задание бомбить фашистскую столицу!

Жаворонков с беспокойством думал о предстоящем первом ударе по Берлину. В летчиках и штурманах он не сомневался, они не подведут. Волновало его другое: как надежно обеспечить полеты? Обеспечение это включало широкий круг вопросов: наличие удобной, скрытой от наблюдения с воздуха стоянки ДБ-3, их охрана; прикрытие истребительной авиацией взлета и посадки самолетов, создание достаточной плотности зенитного огня при отражении налетов на аэродром вражеских бомбардировщиков; разведка погоды; служба наблюдения, оповещения и связи; организация аварийно-спасательных работ; тщательная подготовка экипажей к вылетам; ремонт самолетов; снабжение горючим и боеприпасами; размещение летно-технического состава и еще многое, многое другое.

От размышлений Жаворонкова отвлек подошедший с докладом командир 12-й отдельной Краснознаменной истребительной авиационной эскадрильи майор Кудрявцев. Жаворонков внимательно его выслушал.

— Сколько у вас истребителей? — переспросил он.

— Пятнадцать «чаек» осталось…

— Не густо!

— Было двадцать семь. До начала войны…

— Летчики как?

— Ребята воюют отважно. Не новички. Боевую закалку получили солидную…

В мастерстве летного состава эскадрильи Жаворонков был уверен. До сих пор «чайки» успешно наносили удары по вражеским кораблям, пытавшимся через Ирбенский пролив прорваться в Ригу. Но ведь истребитель И-153, или «чайка», вчерашний день авиации. Он тихоходен и по своим тактико-техническим данным значительно уступает немецким «мессершмиттам». А гитлеровцы, узнав о базировании в Кагуле дальних бомбардировщиков, наверняка бросят сюда свои лучшие самолеты. И невзирая на опыт и отвагу наших летчиков, тягаться с высокоманевренными и скоростными самолетами врага стареньким «чайкам» будет очень трудно.

— Пару раз встречались с «мессерами», — догадываясь, о чем думает командующий, сказал Кудрявцев.

Жаворонков с любопытством взглянул на майора.

— И как?

— Ничего. Приноровились. Одного «мессера» отправили на корм рыбам. Правда, и нашей «чайки» недосчитались.

— Нельзя позволить «мессерам» хозяйничать здесь, майор. Никак нельзя! Задание у бомбардировщиков очень важное. И ваша эскадрилья должна обеспечить их безопасность, — внушал генерал Кудрявцеву.

Подрулил к опушке леса последний, тринадцатый, бомбардировщик. Трехлопастные стальные винты замедлили свое вращение и с затихающим свистом остановились. Над Кагулом воцарилась тишина.

Преображенский построил летно-технический состав, доложил Жаворонкову:

— Товарищ генерал, авиагруппа особого назначения построена. Командир авиагруппы полковник Преображенский.

— Объявите личному составу о предстоящей задаче.

Преображенский вопросительно посмотрел на командующего: почему он сам не сообщит летчикам причину их перебазирования на остров Сааремаа? Ведь это же такое важное и радостное сообщение! Предстоит летать в само логово Гитлера!

Жаворонков понял, о чем думал полковник.

— Командир группы — вы, вам и боевую задачу ставить, — разрешил он его сомнения.

— Есть!

Преображенский вышел на середину строя. Обычно спокойный и порой даже несколько флегматичный, сейчас он явно волновался. Это не ускользнуло от стоящих перед ним людей, и они не сводили с командира глаз.

— Товарищи, — голос командира дрогнул, надломился, точно горло сдавила спазма. — Товарищи! — он уже овладел собой и говорил спокойно и четко. — На нашу авиагруппу особого назначения лично товарищем Сталиным возложена ответственная боевая задача: в ответ на бомбардировку Москвы нанести бомбовые удары по столице фашистской Германии городу Берлину!..

Несколько секунд строй сосредоточенно молчал, осознавая услышанное. Потом над аэродромом разнеслось дружное ликующее «Ура!». Преображенский, которому самому хотелось кричать от радости, сдерживался и терпеливо ждал, когда все успокоятся. А затем торжественно, как слова присяги, произнес:

— Мы клянемся, что с честью выполним ответственное задание нашей любимой Родины, Коммунистической партии!

И снова далеко разнеслось многоголосое «Ура!».

Теперь, когда летно-технический состав авиагруппы особого назначения знал, какую боевую задачу предстояло решать, надо было готовиться к первому полету. План работы уже был составлен. Самым важным делом было обеспечение сохранности дальних бомбардировщиков на стоянке. Противник, который знает тактико-технические данные ДБ-3, быстро сообразит, где они базируются, разыщет островной аэродром и, конечно же, будет пытаться его уничтожить. От его бомб не спасет простое рассредоточение ДБ-3 по аэродромному полю: цель крупная, не спрячешь здесь. Значит, надо искать надежные способы маскировки.

Жаворонков предложил Преображенскому, командиру 12-й отдельной эскадрильи майору Кудрявцеву и командиру авиабазы майору Георгиади осмотреть окружающую местность. На машине они проехали по периметру аэродрома, по проселочным дорогам, останавливались на заросших травой лужайках, возле полей, разделенных на маленькие участки. Где же разместить бомбардировщики? Куда ни поставь, с воздуха они будут заметны.

Остановились на хуторе, у колодца. Из радиатора повалил пар, и шофер решил добавить холодной воды. Все вышли из машины и осмотрелись. Деревянный дом, крытый потемневшим от старости камышом, был окружен фруктовым садом. Поодаль разбросаны сараи, баня и еще какие-то постройки.

Из дома вышел хозяин, высокий пожилой эстонец.

— Тере, — склонил он голову.

— Тере, тере, — ответил Кудрявцев и разъяснил генералу: — По-эстонски это означает «здравствуйте».

Хозяин хутора пригласил гостей в дом, жестом показывая на открытую дверь. Жаворонков поблагодарил за приглашение.

— Время! — показал он на ручные часы. Командир авиабазы ходил между построек, будто что-то вымеряя шагами.

— Если подогнать самолеты к хуторским постройкам и замаскировать, то с воздуха можно будет принять их за сараи, например, — сказал Георгиади.

— Интересно! — Преображенский сразу же оценил идею командира авиабазы, Немецким летчикам и в голову не придет, что мы гостим у эстонцев.

Подумав, Жаворонков согласился. Пожалуй, «хуторской» вариант самый подходящий. Если ДБ-3 поставить рядом с сараем и накрыть маскировочной сетью, то с воздуха не различишь, где что стоит. Но как подогнать самолет к хутору? Ведь через все эти поля и огороды от границ аэродрома до хуторов нужно прокладывать рулежные дорожки. А некоторые хутора отстоят от аэродрома больше чем на два километра… Земля тут, правда, сухая, каменистая, утрамбовывать ее не надо. Зато нужно заравнивать многочисленные ямы и канавы, снимать изгороди. Это все непросто. Да и как сами эстонцы посмотрят на такое беспокойное соседство? Без согласования этого вопроса с местными партийными и советскими органами не обойтись.

Высадив Преображенского, Кудрявцева и Георгиади на аэродроме, генерал поехал в городок Курессаре, чтобы встретиться с начальником островного гарнизона и первым секретарем уездного комитета партии. Нужно было решить с ними вопросы, связанные с обеспечением полетов авиагруппы особого назначения.

Комендант Береговой обороны Балтийского района генерал-майор береговой службы Елисеев и командующий ВВС Военно-Морского Флота генерал-лейтенант авиации Жаворонков встретились как старые знакомые. Они хорошо знали друг друга по совместной службе на Тихоокеанском флоте: один возглавлял береговую оборону, а другой — морскую авиацию.

— Здравствуйте, дорогой Алексей Борисович! — сказал Жаворонков, пожимая Елисееву руку. — Вот не думал, что вы с Дальнего Востока переберетесь на крайний запад!

— Превратности войны, — произнес Елисеев, по привычке кончиками пальцев теребя клинышек седой бородки. — Вот уж поистине — «крайний запад». Дальше некуда — море. Кругом море.

— Видел, когда подлетал к Моонзунду. Сверху, между прочим, острова сказочные.

— Так оно и есть, Семен Федорович, — склонил большую голову Елисеев. — Места здесь красивые. Второй раз вот любуюсь.

Жаворонков недоуменно поглядел на коменданта. Елисеев улыбнулся.

— Я здесь начинал службу. Еще до революции…

…Район Моонзундского архипелага Елисеев давно и хорошо знал. Был он сначала рядовым матросом-комендором на крейсере «Россия», затем артиллерийским унтер-офицером на линейном корабле «Слава». Оттуда за революционную деятельность его списали на береговую батарею, находившуюся на острове Муху. Осенью 1917 года ему довелось участвовать в боях с кайзеровскими войсками, высаженными на остров Сааремаа.

В начале 1918 года Елисеев стал членом партии большевиков. Участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, за что был награжден орденом Красного Знамени. Его, как опытного командира-артиллериста, направили на Волгу для создания речной военной флотилии. Закончил он гражданскую войну на Каспийском море.

Потом Елисеева снова переводят на Балтику, назначив комендантом самого мощного форта — Красная Горка. Затем он становится комендантом Кронштадтской крепости, а позднее — комендантом и комиссаром Береговой обороны Краснознаменного Балтийского флота.

В предвоенные годы Елисеева, как большого специалиста в области использования береговой артиллерии, посылают на Тихоокеанский флот. Но в 1940 году он опять возвращается на Балтику, служит командиром военно-морской базы Ханко, а за месяц до начала войны назначается комендантом Береговой обороны Балтийского района…

— Никак не думал, что спустя двадцать четыре года во второй раз доведется сражаться за Моонзунд, — закончил свой рассказ Елисеев.

— Да, войны никто из нас не хотел, — сказал Жаворонков. — Но раз уж довелось воевать, я рад, что рядом будете вы, Алексей Борисович. Ваши знания этого района, ваш огромный опыт здесь будут очень нужны.

И Жаворонков рассказал Елисееву о том, зачем к нему приехал.

— Ждем от вас помощи, Алексей Борисович. Дело это большое, важное. Наше общее дело.

Елисеев не торопился с ответом. Обеспечение полетов на Берлин — дело многоплановое и непростое. Зависит оно к от условий на архипелаге, и от обстановки, складывающейся на всем Северо-Западном фронте. А ему, как коменданту Береговой обороны, нужно не только помочь летчикам, но и обеспечить оборону всего Моонзунда.

Обстановка же к этому времени сложилась очень тревожная. Немецко-фашистские войска, заняв Литву, Латвию и большую часть Эстонии, рвались к Ленинграду. Гарнизон Моонзунда в первые же недели войны оказался отрезанным от Большой земли.

Жаворонков уже знал от вице-адмирала Трибуца о тяжелом положении на отдаленных островах. Но обстановка здесь складывается, по словам коменданта БОБРа, гораздо серьезнее. Немцы в любое время могут начать форсирование из района Виртсу семикилометрового пролива Муху-Вяйн. Малочисленный гарнизон моонзундцев едва ли долго сможет противостоять превосходящим силам противника. Значит, налеты на Берлин прекратятся, ДБ-3 всегда базируются на тыловых аэродромах, а Кагул даже не прифронтовой аэродром — фактически он находится в тылу противника.

Больше всего Жаворонкова беспокоило воздушное прикрытие Кагула. Комендант Береговой обороны из своих противовоздушных средств выделил 12-ю отдельную Краснознаменную истребительную авиаэскадрилыо майора Кудрявцева в составе пятнадцати «чаек» и две из четырех зенитные батареи. Обслуживание авиагруппы особого назначения возлагалось на 15-ю разведывательную авиационную эскадрилью МБР-2, базирующуюся на морском аэродроме у поселка Кихельконна. Все посты ВНОС (Воздушное наблюдение, оповещение и связь) переключались на обеспечение полетов дальних бомбардировщиков. Два инженерных батальона перебрасывались с оборонительных работ на восточном побережье острова Муху на строительство второго аэродрома в Асте, куда вскоре должна была прилететь вторая группа ДБ-3 в количестве двадцати самолетов.

— А чем же вы собираетесь прикрывать вторую авиагруппу? — поинтересовался Жаворонков.

— Придется отдать остальную зенитную артиллерию, — вздохнул Елисеев. — Да, вот еще что, Семен Федорович, — продолжал он. — Нельзя сбрасывать со счетов немецкую агентуру на островах. Она будет рыскать везде, пока не найдет ваши бомбардировщики. А ее помощниками станут кайтселиты. Это кучка местных националистов. Возможно нападение на стоянки самолетов. Потребуется круглосуточная охрана.

— Час от часу не легче, — озабоченно проговорил Жаворонков. — И так забот хоть отбавляй. А тут будь начеку каждую минуту.

— Мы выделим вам на усиление роту из эстонского оперативного батальона, обещал комендант. — Да и эстонский истребительный отряд будет в постоянной готовности. Я дам распоряжение начальнику особого отдела старшему политруку Павловскому.

— Спасибо, Алексей Борисович.

Елисеев вызвал в кабинет начальника штаба Береговой обороны подполковника Охтинского и начальника политотдела полкового комиссара Копнова, представил их командующему военно-воздушными силами ВМФ. На начальника штаба комендант возложил общее руководство обеспечением авиагруппы особого назначения, а начальника политотдела просил оказать помощь политработникам новой части гарнизона. Охтинский и Копнов обещали утром приехать в Кагул и на месте решить все необходимые вопросы.

Жаворонков стал прощаться, надо было еще заехать в уездный комитет партии.

— Возьмите с собой начпо, — посоветовал Елисеев. — Лаврентий Егорович — друг Муя, первого секретаря уездного комитета партии.

Дорогой Копнов рассказал генералу о первом секретаре Курессарского уездного комитета партии…

Александр Михайлович Муй — старейший коммунист Эстонии. В 1925 году за активную революционную деятельность буржуазное правительство арестовало его. И только летом 1940 года, когда к власти в республике пришел народ, революционер обрел долгожданную свободу. ЦК компартии Эстонии предложил Мую вернуться на свой родной остров Сааремаа, где он и был избран первым секретарем Курессарского уездного комитета партии.

В первые же дни войны по его инициативе из добровольцев был создан эстонский истребительный отряд, предназначавшийся для борьбы с немецкой агентурой. Потом, зная о малочисленности островного гарнизона, предложил создать эстонский оперативный батальон. Для новых формирований Береговой обороны Балтийского района — велосипедной роты и кавалерийской группы — Муй конфисковал у населения сто пятьдесят велосипедов и триста лошадей. На работу по созданию оборонительных укреплений он мобилизовал почти все трудоспособное население острова. На себя Александр Михайлович взял и обеспечение гарнизона овощами и рыбой.

Жаворонкова первый секретарь уездного комитета партии встретил очень приветливо. Муй понравился генералу своей рассудительностью и пониманием военной обстановки. Бросались в глаза его тонкие поджатые губы, открытый чистый лоб и большие роговые очки, из-за которых внимательно смотрели на собеседника пытливые голубые глаза.

Копнов представил Мую командующего военно-воздушными силами ВМФ, сказал о цели его прибытия на Сааремаа.

— О, это будет достойное возмездие за удары гитлеровской авиации по Москве! — заулыбался Муй.

— Требуется ваша помощь, Александр Михайлович, — заговорил Жаворонков.

— Все, что в наших силах, сделаем, товарищ генерал, — заверил Муй.

Они быстро обсудили вопросы, касающиеся обеспечения действий авиагруппы особого назначения, и в том числе «хуторской» вариант стоянки самолетов. Постройки в районе аэродрома и здание сельской школы для размещения летного состава передавались морским летчикам.

— Я сегодня же буду в Кагуле и все улажу, товарищ генерал, — заверил Муй.

Довольный встречей с комендантом Береговой обороны генералом Елисеевым и с первым секретарем Курессарского уездного комитета партии Александром Михайловичем Муем, Жаворонков вернулся в Кагул.