Когда начиналась лагерная смена, казалось, что впереди уйма длинных дней. На все хватит их и еще останется! Девать некуда будет, особенно последние, перед отъездом домой, дни. А они сразу покатились, как барашки по морю, и, как барашки на море, исчезали один за другим. И дела, которые представлялись далекими, которые вроде могли подождать, как-то внезапно становились близкими и неотложными. И для благополучного завершения заранее намеченного не хватало всего-навсего дня, а то и нескольких часов! Так и с концертом получилось.
Пятый отряд готовился не спеша, основательно готовился потрясти лагерь своим исключительно талантливым номером. И тем же номером устыдить несправедливую Лионелу Карповну. А срок подошел, и все в номере было сырым, неотработанным. Пытались повторить его целиком, от первого слова до последнего, но все через пень-колоду. То исполнитель роли Мальчиша — Санька Багров слишком громко отвечал Главному Буржуину, визжал вовсю и сам же смеялся над собой. То Олег Забрускин — Главный Буржуин — валился со стула. То бойцы Красной Армии слишком рано выбегали на сцену и открывали пальбу. То хор звучал нестройно.
Артисты злились. А так как в отряде артистами были все, то злился весь отряд.
— Надо использовать для репетиций каждую свободную минуту, — призывала Орионовна. — И как можно серьезнее работать, серьезнее!
Валерий Васильевич, будто он на стадионе был перед ответственным соревнованием, успокаивал:
— Ничего, на старте соберемся и выиграем!
Старт — сегодня вечером.
Сегодня!!
Но белые рубашки ребят еще сохнут на веревках возле прачечной.
Но — Бастик Дзяк, которому быть на концерте глашатаем, так волнуется, что стал заикаться. Все ждали, что он научится четко произносить звук «р», а теперь его надо лечить еще и от заикания!
Но — бойцы никак не договорятся с Полторасычем об автоматах: во время военной игры один автомат исчез, и, пока он не найдется, других завхоз никому не выдаст.
Но — начальник лагеря не соглашается даже на самую малость изменить распорядок дня, чтобы выкроить дополнительное время для репетиций…
Пантелей Кондрашин жил в этот день с двойной нагрузкой. Вместе со всеми готовился к концерту и вынашивал мысль. Именно во время концерта, когда на эстраде увлекутся борьбой талантов (разумеется после победного выступления пятого отряда, когда счастливая Орионовна потеряет бдительность), сделать попытку провести операцию «Дозор». Незаметно скрыться, взять гранату, автомат, веревку и отнести в лес, в район явки нарушителя. И засесть там, где может появиться радистка. И пятый отряд станет в этот вечер самым знаменитым отрядом на побережье.
Пантелея в дрожь бросало от этих мыслей. Страха не было. Ну, возможно, были опасения, что упустит момент и не достигнет внезапности или в азарте потеряет голову — заспешит, засуетится. Пантелей приказывал себе: «Соберись!»
«Соберусь! — клятвенно обещал он сам себе. — Как на старте, соберусь и — выиграю!» Он должен был действовать решительно, смело, самоотверженно и верил, что будет так действовать!
После тихого часа, который, конечно, не получился тихим, и после полдника пятый отряд направлялся на свое место в лесу — на последнюю генеральную репетицию. Ребята шли разгоряченные и задиристые: ожидали упорную борьбу и предвкушали трудную, но славную победу.
Пересекая главную аллею, увидели, что в лагерь спешит сержант-пограничник. Навстречу ему выбежал начальник лагеря, принял белый пакет, украшенный пятью яркими сургучными печатями, разорвал его, извлек и пробежал глазами письмо.
Не ожидая команды, отряд остановился.
Обеспокоенный начальник крикнул:
— Идите на дружинную линейку! Сейчас объявим, чтоб все отряды собрались там!
Минуты не прошло — заиграл горн и заговорило радио. По тревоге со всех сторон сбегались пионеры, становились на привычные места. Никто не знал, что ожидает их, но все понимали: предстоит что-то важное, необычное.
Когда начальник лагеря появился на трибуне, установилась небывалая тишина:
— Товарищи пионеры! Получены разведданные о том, что ночью враг попытается нарушить государственную границу нашей страны. В каком именно месте, к сожалению, пока не установлено. Командование погранвойск просит нас оказать помощь: перекрыть тропы, ведущие на перевал. Задача сложная и, не скрою, опасная. Но отказываться мы не имеем права. Первый и второй отряды, взяв все необходимое, выходят на выполнение задания, третий отряд — в резерве. Тот, кто в себе не уверен, вправе остаться в лагере. Никто не упрекнет. Лучше сразу отойти в сторону, чем потом подвести товарищей и сорвать операцию…
Раздался такой вопль возмущения, что начальник прикрыл руками уши, а затем поспешил извиниться:
— Рад, что вы такие отважные!.. Значит, у вас идут все!.. А четвертый, пятый и шестой отряды отдыхают, занимаются повседневными делами, сохраняют спокойствие и бдительность. Не исключается, что командование погранвойск попросит подкрепления…
С линейки было видно, как к домику-кладовой подкатил автобус, и Полторасыч вместе с дядей Витей стали загружать его палатками, одеялами, кастрюлями и разным другим имуществом. Из столовой на склад и из склада в столовую забегали молодые поварихи.
Меланья Фаддеевна ждала ребят на крылечке камеры хранения: в походе понадобится теплая одежда.
По радио передавали марш.
«Это мой шпион!» — в такт маршу тревожно стучало в голове Пантелея.
Старшие отряды, как перед уходом на фронт, двинулись к камере хранения. У ребят были сосредоточенные и суровые лица.
«Это же мой шпион!» — хотелось крикнуть Пантелею.
Бородатый плаврук Эммануил Османович в шерстяном спортивном костюме, в куртке-штормовке с капюшоном и неизменной фуражке-мичманке развернул карту, повел по ней пальцем — видно, показывал начальнику лагеря маршрут. На карте — путь, которым уйдут в горы ребята, чтоб закрыть врагу доступ в наш тыл.
«Это мой шпион», — растерянно думал Пантелей.
В этот день больше никаких вестей не поступало. Даже от старших отрядов не было донесений. А если и были, то очень секретные — по радио об ушедших ребятах ни слова.
После отбоя легли покорно, и многие, утомленные переживаниями, немедленно заснули.
Пантелей отвернулся к стене.
Митя зашептал:
— Как ты думаешь, нас поднимут по тревоге? Ведь начальник обещал! Как ты понял его слова?
— «Не исключено» — это не обещание. Спи. Если придется нам идти, то надо быть свежими.
Митя отвернулся, сунул голову под подушку.
«Это мой шпион, — подумал Пантелей. — Мой, и я его прозевал. И пограничники опередили меня. Разве они обязаны дремать, пока я готовился взять радистку и нарушителя? Я копался, а они делали свое дело, как им положено… Но почему решено перекрыть перевалы?… Шпион выходит из моря, встречается с радисткой и снова — в море. А радистка — в горы. Может, ее ищут? Так она не из-за перевала появляется! Из-за перевала она не успела бы! А что же тогда встревожило заставу?
Могли получить сведения о том, что нарушитель на этот раз не вернется в море, а отправится в горы. Могли узнать, что вместо разведчика, выходящего на связь, к нам направят диверсанта. Могли выяснить, что теперь нарушитель перейдет от связи к вредительству…
А если это не мой шпион, если это еще один, совсем другой? Пограничники проведали о том, другом, а о моем им ничего не известно. Такое возможно? Возможно. Не всегда ведь действия одного шпиона связаны с действиями другого. Бывает, что один и не подозревает о другом. Так специально делается, чтобы пойманный шпион не выдал того, который остается на свободе. И вдруг мой шпион будет продолжать свою враждебную работу, тем более что пограничники заняты кем-то еще?… Поскольку я не сообщил пограничникам о своем шпионе, я обязан теперь обезвредить его. Взять и его и радистку! Иначе я подведу пограничников. И они никогда не простят мне того, что я знал о нарушителе и молчал… Я не могу спать! Я не имею права спать! Я должен выждать! И как только все заснут, я поднимусь и пойду на завершение операции «Дозор». Так решено — так будет!»
В голове становилось тяжело. Пантелей боролся с усталостью и отгонял сон. Часов у него не было, и он не знал, сколько времени прошло после отбоя. Вставать было рано: в палате кто-то вскрикивал, кто-то шумно ворочался. Хорошо, если во сне. А если хоть один не спит? В такую ночь, как эта, любой шаг вызовет подозрение. Ждать… Ждать…
Горн протрубил подъем, и заговорило радио:
«Оперативная группа пионерского лагеря «Братство» приближается к перевалу. В горах прошли дожди, и сухие промоины наполнились водой. Стремительные потоки преграждают дорогу. График удается выдерживать с огромным напряжением сил. Все здоровы и полны решимости в срок добраться до перевала!»
Значит, ребята всю ночь были на марше, карабкались по горным тропам, форсировали бурные потоки. Мутная, холодная вода сбивала их с ног, а они шли и шли вперед. Цель близка, но не отдых предстоит, а напряженное дежурство, непрестанное наблюдение и разведка. А то и схватка с нарушителем. С вооруженным и тренированным врагом.
Концерт перенесли на неопределенный срок. О репетиции и речи быть не может. После завтрака Орионовна созвала девчонок и устроила на веранде занятия по санитарному делу. Девчонки перевязывали друг друга, накладывали шины на конечности, с помощью зеркальца определяли: дышит или не дышит пострадавший?
Мальчики ушли за прачечную, накололи дров и учились раскладывать костры. Если придется идти в горы, да еще провести там ночь, то нахолодаешься! Без костра не обойтись!
Каких только костров не раскладывали. Валерий Васильевич оказался большим знатоком этого дела. Всем понравился костер «нодья»: положи два бревна рядышком, а третье сверху, запали с помощью сушняка и грейся с вечера до утра.
Днем лучше звездный костер разложить. Его таежники изобрели. По названию видно, что это такое: бревнышки лежат концами друг к другу и расходятся по радиусам. От таежного — жара много, картошку печь хорошо. Если ветер, ставь костер с отражателем: вбей колья, к ним одно на другое привали сырые обрубки, и под этой стенкой, в затишке, запаливай сухие дрова.
Потом ориентировались на местности: где север, а где юг определяли. На краю леса ходили гуськом, след в след, стараясь не наступать на сухие ветки, обходить, не задевая, камни.
Радио передало по лагерю, что оперативная группа частью сил заняла перевал и выслала вперед разведку. В долине, в сырых зарослях, на разведчиков напало стадо диких кабанов. Атаку зверей удалось отразить. Есть раненые. Им оказали первую помощь, и они остались в строю. Пойман небольшой Кабанчик.
Пантелей ни на минуту не мог отлучиться из отряда. Он понимал, что в эту пору на явке пусто, но ему хотелось побывать там, посмотреть — нет ли новых следов, в каком состоянии знак, выложенный из камешков?
Мальчиков из пятого отряда назначили в патруль, который должен был прикрыть лагерь с востока и оседлать дорогу, что вела в Кристинину погибель.
Так прошел день. На вечерней линейке дежурная вожатая зачитала сообщение: «Оперативная группа закрепилась в указанном районе. Выставлено охранение. Непрерывно ведутся наблюдение и разведка».
Начальник лагеря огласил распоряжение: третьему отряду немедленно выйти в район действия опергруппы и пополнить ее; четвертому отряду подняться в поход на рассвете.
Сразу после линейки в лагере появились два пограничника. Они обходили берег моря и завернули по пути. Они сообщили, что на берегу все спокойно, но если что-нибудь случится и понадобится подмога, с заставы прибудет нарочный.
Пятый и шестой отряды напряженно ждали вестей и настораживались от каждого пустяка. Засигналит машина, щелкнет радио, озабоченно пройдет по лагерю начальник, ребята гадают: не наш ли черед настал?
Пантелею не давали покоя слова пограничников «на берегу все спокойно». Значит, на заставе ничего не подозревают? А выходил ли нарушитель на связь? Не спугнул его маневр оперативной группы? Радистка могла засечь передвижение у границы и передать шифром: свидание отменяется.
Что делать? Как быть? Выжидать или предпринять что-либо? Ответа не было. В душе росло чувство вины перед пограничниками и ребятами, ушедшими в горы. Он, как наяву, видел ночь в сырой долине, густые заросли и травянистую тропу, залитую холодной водой; хрипя и рыча, к тропе проламываются клыкастые кабаны, и ребята выбиваются из сил, хлюпая по грязи, отгоняя кабанов. Пока они мучаются внизу, выше, по склону, крадется нарушитель. Не исключено, что он-то и спугнул зверей и направил их на оперативную группу. А сам устремился в глубь нашей земли…
А, может, ребята бредут в темноте, взбираются на крутизну, поддерживая раненых. Вокруг — темнота, свистит ветер, холод пробирает до костей, накрапывает дождь, который нагнало с дальних гор. Нельзя разложить костер: по нему нарушитель сориентируется и обойдет опасные для него посты. Он жмется к скалам, но разведчики напали на его след и перекрывают пути отхода. Вот-вот схватят вооруженного до зубов нарушителя. А тот, понимая, что пришел конец, достает бесшумный пистолет и готовится разрядить его в ближайшего из разведчиков…
Пантелей охотно отдал бы свою теплую и сухую постель любому из ребят, мерзнувших в эту ночь в горах. По небу бежали облака. Порой они закрывали окна, и в палате воцарялась плотная тьма. Порой они проносились, задевая луну краем, и в палате играл переменчивый свет, от которого кружилась усталая голова.