Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»

Часть 2 Забыт и найден

В начале 1946 года Моррис переехал в Нью-Йорк и начал выполнять обязанности редактора «Дейли уоркер». В 1947 году он выехал в Москву для освещения открывавшейся там конференции министров иностранных дел.

В Нью-Йорке ходили слухи, что Сталин возобновил преследования евреев, и Пол Новик, редактор еврейской газеты «Морнинг фрайхайт» настоятельно просил Морриса призвать Советы прекратить репрессии. Он также дал Моррису пенициллин и другие лекарства для передачи еврейским артистам и интеллектуалам в Москве.

Моррис вылетел в Москву в компании тридцати четырех других корреспондентов, среди которых были такие известные журналисты, как Уолтер Кронкайт, Говард К. Смит и Кингсбери Смит. В гостиницу, где разместились корреспонденты, приехала южноафриканская коммунистка Молли Перлман, которая сообщила Моррису, что Советы поручили ей быть его секретарем. Она передала ему билет на балет и сказала, что там обязательно нужно быть.

На следующий вечер в театральной ложе к нему присоединились два представителя Международного отдела (ранее известного под названием Коминтерн). Они настоятельно хотели услышать детальный рассказ обо всем, что происходило в американской компартии после 1943 года, оценку ее сегодняшнего состояния и характеристики ее ведущих лидеров. Еще они просили оценить президента Гарри Трумэна. Моррис охарактеризовал того как «крепкий орешек» и сказал, что далеко не разделяет мнение американской прессы, будто бы тот проиграет выборы 1948 года.

Днем Моррис занимался обычной корреспондентской работой, посещал пресс-конференции и брифинги, работал над репортажами. Большую часть вечеров он тайно совещался с Советами. Когда он поднял вопрос о преследовании евреев, хозяева притворились шокированными тем, что кто-то кроме злобных империалистов мог вообразить нечто подобное. Ничего похожего не было, и они будут рады направить советских евреев в Нью-Йорк, чтобы те заверили в этом еврейскую общину. Что же касается артистов и интеллектуалов, для которых он привез лекарства, те находятся либо на дачах, либо в санаториях и получают достаточную медицинскую помощь.

В подарок старым друзьям еще по годам учебы в Ленинской школе Моррис привез виски «Кентукки», сигареты «Кэмел», лекарства, духи, нейлоновые чулки и американские консервы – мясную тушенку, ставшую в Москве популярной со времен американской военной помощи. Эти подарки обеспечили ему приглашения в русские дома с привычной обильной выпивкой. Как правило, он не пил спиртного, но среди русских пересиливал себя, показывая, что был и остается одним из них.

Во время этих долгих пьяных застолий ему довелось услышать кошмарные откровения. Еврейские артисты и интеллектуалы пребывали не на дачах и нe в санаториях; они томились в тюрьмах в ожидании почти неизбежной казни. Многие общие знакомые исчезли. Моррис уже знал, что Карл Радек, Лев Каменев, Григорий Зиновьев и Николай Бухарин, читавшие лекции в Ленинской школе, расстреляны. Та же участь постигла бесчисленных верных партийцев, генералов, ученых, интеллигентов и разведчиков. Миллионы крестьян с семьями были депортированы в трудовые лагеря, где работали как рабы, а на Украине Сталин сознательно уморил голодом сотни тысяч, а может быть, и миллионы людей. Больше того, Сталин вовсе не стратегический гений, который выиграл время для укрепления обороны Советов, заключив сделку с Гитлером, а глупец, который доверял фюреру и верил, что благодаря союзу немецкой промышленности и советских природных ресурсов коммунисты и нацисты вместе смогут добиться мирового господства. Его доверие было настолько полным, что он решительно отвергал все предупреждения советской и британской разведок об угрозе немецкого вторжения в 1941 году. Когда предсказанное вторжение началось, оно буквально лишило его дара речи. Несколько дней он скрывался, переживая потрясение, и министру иностранных дел Вячеславу Молотову пришлось первым призвать нацию к оружию.

Эти признания, полученные от надежных людей и собранные вместе, подтверждали самые ужасные антисоветские высказывания и били в само основание его веры. Моррис понимал, что почти двадцать лет был проповедником всего этого кошмара.

В Нью-Йорке Моррис вновь столкнулся с враждой и склоками. На заседании Национального комитета в июне 1947 года Моррис просто не поверил своим ушам, когда новый партийный лидер Деннис официально предложил предоставить Моррису бессрочный отпуск, а на время его отсутствия назначить редактором «Дейли уоркер» Джона Гейтса. Фостер поддержал это предложение, и оно прошло единогласно. Все товарищи фактически проголосовали за его увольнение и вывели его из партийного руководства.

Незадолго до того Морриса оставила жена, забрав с собой их сына: она чувствовала, что муж пренебрегает ею ради партии. А теперь партия – его божество – забыла про него, как и все прочие, кроме его братьев. У него не было работы, не было сбережений, не было постоянного дохода, не было будущего и не осталось веры. Он не мог обратиться за поддержкой к своим покровителям в Москве, так как партия могла сообщить им, что он выбыл из строя. Так оно и случилось. Он снял комнату в общежитии в Гринвич-виллидж, и вскоре обширный инфаркт поставил его на грань между жизнью и смертью.

Джек, который организовал свое дело по торговле электротоварами и красками, заботился о нем как мог и оплачивал его медицинские счета. Бен тоже присылал деньги. И тем не менее, если не считать визитов Джека, он был отчаянно одинок до тех пор, пока о его состоянии не услышала Соня Шлоссберг. Бывший член партии из Чикаго всегда восхищалась Моррисом и глубоко его уважала, поэтому она перевезла его из Нью-Йорка к себе и принялась за ним ухаживать.

Если бы не увольнение и болезнь, Морриса, несомненно, арестовали бы. Конгресс в 1940 году принял так называемый закон Смита, согласно которому призывы к насильственному свержению правительства США считались преступлением. После начала «холодной войны» администрация Трумена принялась использовать этот закон против коммунистов, и ФБР арестовало двенадцать ведущих лидеров партии: Денниса, Фостера, Гейтса, Гэса Холла, Бена Дэвиса, Джона Уильямса, Роберта Томсона, Джека Сатчела, Ирвинга Поташа, Джила Грина, Генри Уинстона и Карла Уинтера.

Власти собирались арестовать и Морриса, но следившие за ним агенты ФБР видели, что он почти лишился сил. Пройдя каких-то полсотни шагов, он был вынужден присаживаться на бордюр, чтобы набраться сил и подняться вновь. Учитывая его состояние и тот факт, что он отошел от активной работы в партии министерство юстиции приняло решение обвинения против него не выдвигать.

Судебное преследование Фостера также отложили, потому что тот тоже был очень серьезно болен, но остальных одиннадцать человек осудили. Верховный суд шестью голосами против двух в июне 1951 года подтвердил конституционность закона Смита и вытекающие из него обвинительные заключения. Холл, Гейтс, Томсон и Грин бежали, остальных отправили в тюрьму. Распаленное страстями военного времени ФБР при поддержке Верховного суда задержало по всей стране больше сотни партийных функционеров рангом пониже, и скорее всего всем им предстояло пойти под суд. Остальных партийных функционеров затравили со всех сторон. В значительной степени лишенные руководства, они ушли в подполье.

В надежде поймать бежавших лидеров и разгромить подполье ФБР создало программу под названием «Топлев» и сформировало в Нью-Йорке и Чикаго подразделения по борьбе с подпольем. Чтобы выяснить, с кем чаще всего контактировали Холл, Гейтс, Томсон и Грин, начали с анализа имевшихся разведданных. Потом занялись выявлением бывших членов партии, имевших с ними связи. Эта работа навела на досье Джека Чайлдса, где было указано, что тот не ведет активной работы в партии с 1947 года и поэтому может быть настроен оппозиционно к коммунистам.