Операция «Возмездие».

Глава XII. Обретение флота.

— Нужно как можно плотнее закупорить Фермопилы с нашей стороны и не дать возможность русским танкам пройти в Локриду. Необходимо продержаться только одни сутки. Потом сюда подойдет крейсер и своими пушками заставит русских отступить в глубь территории. Всем все ясно? — Мальзебар грозно посмотрел на подчиненных. Связавшись через десятые руки с полковником Фортескью и получив от него энергичное вливания, он щедрой рукой передавал её всему окружению. Что поделать, закон соединяющихся сосудов ещё никто не отменял, ни в армии, ни на гражданке.

Среди подчиненных ему офицеров, майору особенно не нравился, командир минометной батареи второй лейтенант Йен Столпенберг. За вчерашний день, его подопечные трижды вели обстрел русских позиций, израсходовали почти весь запас мин, а толку от их огня не было никакого. Русские солдаты как вели, так и продолжали вести стрельбу, не ослабляя при этом плотность своего огня.

К тому же, майор подозревал Столпенберга в тайном пороке. В тот период истории «голубизна» считалось недопустимым пороком в британском офицерском корпусе и всячески негласно преследовалась. У Мальзебара не было веских фактов способных обличить неподобающее поведение своего подчиненного, но подобно таксе, он чуял наличие порок за версту. Или считал, что чует его.

— Вам все понятно, лейтенант? — специально повторил майор, всем видом демонстрируя своё недовольство Столпенбергом.

— Так точно, сэр — пробормотал офицер, извиваясь под взглядом Мальзебара как уж на сковородке.

— Хочется в это верить. Будем надеяться, что ваши бравые бомбардиры на этом этапе сражения будут нам более полезны, чем вчера. И позволят вам проявить свое мужское мужество — от этих слов лейтенант покрылся пятнами и затравленно втянул голову в плечи, чем только ещё больше поднял градус ненависти со стороны майора.

— Ну прямо как гимназистка. Осталось только по головке погладить, дать конфетку и посадить на коленку — с брезгливостью подумал Мальзебар и перевел свое внимание на командира самоходок капитана Джойса.

— Честно говоря, в основном я рассчитываю на вас и ваших парней, капитан. Только им под силу заставить русские танки встать в проходе и подождать прихода флота.

— Можете не сомневаться, сэр. Мои «пономари» и «епископы» хорошо знают своё дело. Русские танки встанут и будут стоять как миленькие там, где им скажут. А кто будет себя плохо вести, получит свинцовую маслину, которую вряд ли сможет переварить — отозвался капитан и его ответ понравился Мальзебару.

— Вот с кого вам следует брать пример лейтенант Столпенберг, для поднятия собственного мужества и мужества ваших подчиненных — метнул очередную «парфянскую стрелу» майор и насладившись духовными мучениями стяжателя порока, распустил собрание в хорошем расположении духа.

В том, что русские получат хорошие маслины, Мальзебар не сомневался. Природный рельеф полностью исключал возможность обходного маневра. Русским танкам можно было наступать только в лоб, а там их ждали многочисленные сюрпризы. В виде минного поля напичканного противотанковыми минами как рождественская булочка изюмом. Восемь самоходных установок Джойса, три уцелевших «Валентайна» и две противотанковые батареи капитана Роджерса. Их, вместе с пехотным пополнением, Мальзебару прислал Фортескью поздно вечером. Самого полковника вместе с прибывшим подкреплением не оказалось. Высокое начальство, туманно обещало прибыть позднее.

С одной стороны подобное положение было на руку майору. Никто не стоял над душой и не давал совершенно ненужных советов. С другой стороны, в случаи прорыва русских танков, вся ответственность полностью ложилась на плечи Мальзебара и только на него одного. Это несколько напрягало майора, но воспоминания о собственных силах и выгодном расположении отряда, отгоняло грустные мысли.

— Драться, драться и победа будет за нами — приободрял себя майор пока денщик снимал с него сапоги. Едва эта процедура была исполнена, как он моментально провалился в сон без всяких сновидений.

Обсуждался план дальнейших действий и в штабе подполковника Масленка, чья бронированная конница уткнулась в горный массив Фермопил.

— В нашем распоряжении товарищи только одни сутки для прорыва позиций врага и его разгрома. Вторых может и не быть. Ожидается прибытие вражеских кораблей, с орудиями которых мы тягаться не можем — лондонский канал разведки по-прежнему работал без сбоев и о планах Черчилля, Москва была информирована.

— Что же прикажите идти напролом!? Да там у бриттов наверняка уже каждый метр пристрелян! Только высунемся и они нас раскатают как Бог черепаху! — бурлили командиры рот и батальонов, — лишь зря людей и технику положим!

— Что вы предлагаете? Сидеть и ждать прихода британского флота? Так его корабли нам ещё больше наваляют. Что прикажите доложить товарищу Леонтьеву, ваше несогласие? — гневно вопрошал Масленка. Сам он не был танкистом и попал на должность комполка в связи с убытием прежнего комполка Трифонова.

— Полковник сам все поймет когда приедет! — зашумели танкисты, но подполковник был неумолим, — полковник неизвестно когда приедет, а план должен быть готов к двум часам и представлен на утверждение.

Масленка многозначительно вытянул указательный палец, чем вызвал новый шквал негодование у командиров.

— Тише, товарищи, — поднял руку Вагранов, — есть тут одна идея, которую нужно обсудить. Говори комиссар, твое предложение.

Замполит неторопливо встал с места, одернул на себе стеганную телогрейку и ухватившись пальцем за портупею, заговорил.

— Есть тут товарищи танкисты одна дорога в обход Фермопил. Дорога горная, старая но все же есть. Во время нашего сегодняшнего боя, греки её стерегли опасаясь выхода противника к нам в тыл, но этого не случилось. Англичане или не знали о ней, или не рискнули ей воспользоваться. Хотя если бы они против нас роту — другую бросили, смяли бы они нас. Не хватило бы сил на два фронта сражаться.

— Как вы сражались мы знаем, спасибо. Что конкретно хотите сказать товарищ комиссар — поставил вопрос ребром Масленка.

— Предлагаю нам самим воспользоваться этой тропой, если короче — обиделся замполит.

— Глупость! — решительно отрезал подполковник, — сколько мы сможем незаметно перебросить по ней солдат? Роту, в лучшем случаи две и ничего не решим, только людей погубим.

— А вот и не глупость, — заступился за своего замполита Вагранов, — я эту дорогу перед боем смотрел и после него греков расспрашивал. И считаю, что комиссар говорит дело. Да дорога горная, с осыпями и камнями, но наши танки смогут по ней пройти и ударить с тыла по врагу.

— Ерунда! Ни тридцатьчетверки, ни сушки пройти по горной тропе. Только при помощи тросов и лебедок, а их у нас нет. Я это ответственно заявляю.

— Средние танки не пройдут, но малые, шестидесятки пройдут. Со скрипом, но пройдут, я в этом уверен — настаивал Вагранов, но подполковник не хотел его слушать.

— Это только ваши красивые рассуждения, товарищ комбат и не более того. А если они сорвутся в пропасть и разобьются. Кому за это отвечать, мне прикажите?

— Танки пройдут, — гнул свою линию комбат. — Если нужно, я готов взять за ответственность за их проход.

— Вот спасибо, только вы не танкист, товарищ Вагранов, и с вас, что называется взятки гладки.

— Я согласен с предложением комбата и готов попробовать пройти в тыл врагу — подал голос командир отряда «тэшек».

— И что ты там сможешь сделать, геройски погибнуть? — язвительно спросил Масленка.

— Бить врага, как того требует устав и наша советская совесть — поддержали командира «тэшек» ротные тридцатьчетверок.

— Десантники дело говорят! Если есть возможность надо ударить англичанам в тыл и распечатать проход — высказал свое мнение парторг полка и подполковник скис, — надо с командованием посоветоваться, как оно скажет.

— А что советоваться? Время протянем, потом поздно будет. Закроют англичане проход и будем их позиции в лоб штурмовать. Вы требовали план, товарищ подполковник, мы вам его дали. Сообщайте его в штаб, а мы пошли машины готовить и дорогу смотреть — решили танкисты и на этом собрание закончилось.

Когда прибыл полковник Леонтьев, подготовка к операции шла полным ходом. Первыми, под покровом темноты, по тропе двинулись две роты десантников, на скорую руку разбавленные пехотинцами танкового авангарда. Вслед за ними встали на изготовку два взвода «тэшек». Выстроившись цепью, они ждали когда ночной сумрак посветлеет, будет видно дорогу и можно будет выступать.

Увидев полковника, Масленка страшно обрадовался и обвинять танкистов в самоуправстве. Хитрый представитель людского вида «как бы чего не вышло» приготовил целую обличительную речь, но все его потуги, были разрушены комбатом Ваграновым. Он четко и ясно доложил полковнику о целях операции и получил его полное одобрение.

— Все верно, комбат. Если есть возможность избежать лобовой атаки, ею следует воспользоваться — изрек Леонтьев, после чего Масленка моментально изменил позицию и стал поторапливать танкистов.

Готовясь к отражению атак противника, англичане проявили преступную халатность. Приготовив все к отражению лобовой атаки, они совершенно не позаботились об охране флангов, посчитав окружавшие их горы непроходимыми. Единственным оправданием подобных действий был тот факт, крупномасштабных карт у майора Мальзебара не было. В основном использовали простые географические атласы, а контакт с местным населением был поставлен из рук вон плохо. Греки не могли простить оккупантам расстрел мирной манифестации в Орхоменосе, где погибло свыше ста пятидесяти человек.

Все это вместе взятое, привело к тому, что у англичан не было выставлено боевое фланговое охранение, что весьма сильно удивило Вагранова. Выйдя в первой половине дня в тыл противника во главе колонны, он никак не мог поверить в отсутствие охранения. Комбат дважды посылал людей на разведку, но оба раза разведчики упорно докладывали об отсутствии противника.

— Все внимательно проверили? Вот-вот танки подойдут и если вы засаду проморгали, себя погубим и людей зазря положим — пытал разведчиков комбат, но те упорно стояли на своем.

— Да что вы, Павел Иосифович как маленький, все что скажем не верите — обиделся сержант Матушкин, чью грудь украшали ордена и медали.

— Что мы не понимаем, все что сказали, проверили, нет англичан. Нам не верите, Макрополуса спросите, он подтвердит — сержант ткнул пальцем в седого старика, исполнявшего роль проводника отряда. Немцы сожгли его дом, англичане убили обоих его дочерей и старик числился в надежных сторонниках.

— Ответственность у меня за вас большая, перед матерями и женами. Поэтому и нужно, чтобы все точно было, не обижайся — комбат помолчал и отбросив в сторону сомнения сказал. — Значит вот какое кино получается. Думали засада, заманивают. Пригляделись повнимательнее — оказалось глупость. Бывает.

Глупость англичане конечно сделали ужаснейшую, ибо во второй половине дня в их тыл вышел отряд советских десантников вместе с шестью танками «Т-60». К огромному огорчению Вагранова мотор у идущей предпоследней машины заглох. Она встала на узкой горной полу-дороге полу-тропе, перекрыв дорогу ещё одному танку и в бой пришлось идти имея всего лишь шесть «тэшек».

Организовывая свою оборону, Мальзебар старался максимально укрепить свой передний край. Именно туда он отправил противотанковую артиллерию, самоходки, а также пехоту вместе с гранатометчиками. В тылу остался взвод охраны, минометчики Столпенберга и танки «Валентайн». За потерю их собратьев майор получил жесточайший выговор от Фортескью и теперь берег их как зеницу ока.

Отведенные в резерв танкисты позволили себе немного отдохнуть и пока враг начал наступление, они решили немного полежать в тени. Хоть стояла вторая половина сентября, солнце днем ещё припекало.

Появление «тэшек» было для англичан подобно грому среди ясного неба. Маленькие невзрачные танки издавали мало шума, благодаря чему смогли приблизиться к противнику незамеченными на довольно близкое расстояние. Но и тогда, часовые не подняли тревогу, приняв их за подкрепление идущее из тыла.

Когда же ошибка была обнаружена, было уже поздно. Хлесткие тугие пулеметные очереди в два счета покосили сначала охрану, затем обрушились на танкистов и тут в полной красе проявился принцип «каждый сам за себя». Вместо того, чтобы попытаться взобраться в танк и огнем своих пушек раскатать и уничтожить маленькие «тэшки», танкисты бросились в рассыпную.

Нет, конечно два человека попытались заскочить в башню, но делали это без той отчаянной храбрости, которая присуща людям осознано играющие в догонялки со смертью. Когда вскакиваешь и бежишь без всякой оглядки ради одной только цели, уничтожить врага. Этого у англичан не было и в помине. Как результат, едва только пули защелкали по броне танка, они дружно спрыгнули с танков и уткнулись в землю носом.

О том, что под пули их танков попали экипажи «Валентайнов» наши танкисты не знали и даже не догадывались. Разогнав оказавшуюся на их дороге людей, они принялись стрелять по корме танков из своих 20-мм пушек, стремясь поразить их моторы или бензобаки.

В результате внезапной атаки один танк загорелся от прямого попадания в топливный бак, у другого был поврежден мотор. Третий «Валентайн» сильно пострадал от рук десантников следовавших вслед за «тэшками». Имея приказ на уничтожения, один из десантников подбежал к танку, вскочил на его броню и не долго думая метнул в открытый люк гранату.

Под удар советских танков также попали минометчики Йена Столпенберга. На свою беду они оставили свои позиции для приема пищи, что оказалось для них роковым. Только два расчета смогли добежать до своих труб и открыть огонь по «тэшкам». Один из танков получил повреждение от разрыва мины и превратился в отличную мишень, но большего минометчики добиться не смогли. Все они полегли от огня пулеметных расчетов комбата Вагранова, в отличие от своего «голубого» командира. Как только смерть дыхнула на него своим ледяным дыханием, как он дал такого стрекоча в горы, что его не смогли догнать, ни пули советских десантников, ни грозные окрики майора Мальзебара.

Каких только проклятий не посылал он вслед своему трусливому подчиненному, но сам при этом не спешил выказать мужество. Посчитав, что он полностью выполнил своё служение королю Георгу, майор с чистой совестью сдался в плен, не оказав при этом никакого сопротивления.

С пленением бравого майора Мальзебара, организованное сопротивление английских войск под Фермопилами, закончилось. Ещё оставались не подавленными артиллеристы и самоходчики, яростно огрызались огнем пехотинцы, но все это была уже агония. Каждый из них бился по собственному разумению и пониманию сложившейся обстановки.

Поддержи пехотинцы атаку самоходок Джойса и возможно англичане праздновали победу, однако этого не случилось. Напуганные внезапным окружением, они разом скисли и отлеживаясь в укрытиях, ждали когда грозные самоходки раскатают русские танки в пух и прах.

Комендоры Джойса действительно не подкачали. Число активных «тэшек» сократилось до одного танка, но оборону комбата Вагранова они не прорвали. Без поддержки пехоты, плюющие огнем самоходки в одночасье превратились в опасных, но вместе с тем уязвимых хищников. С которыми можно было бороться, а у советской пехоты такого опыта было не занимать. При помощи гранатометов и связок противотанковых гранат они остановили натиск противника и сократив численность машин врага ровно наполовину, они заставили его отступить.

Злобно урча моторами, побитые самоходчики отползли обратно и только в этот момент, набравшаяся храбрости пехота начала свое наступление. Конечно батальон больше двух рот и скоротечном бою у него есть хорошие шансы взять вверх, но этого не случилось благодаря храбрости и отваги советских солдат, а также мужеству танкистов.

Экипаж единственной, чудом уцелевшей от огня самоходок «тэшки», мужественно дрался с врагом до конца, не покинув поля боя. Не отстали от своих боевых товарищей и те танкисты, что лишились своих танков. Под непрерывным обстрелом врага, они добрались до брошенного англичанами «Валентайна» и завладели машиной.

Имея повреждение ходовой части, танк не мог ездить, но мог свободно вести огонь. Развернув башню в сторону наступающего врага, танк обрушил на атакующие цепи британской пехоты град снарядов. «Но пасаран!» вспомнив времена героической юности кричал командир отряда «тэшек», посылая очередной снаряд по врагу.

Внесла свою лепту в попытке прорыва и британская артиллерия. Долго принимая решение что делать, капитан Роджерс приказал развернуть большую часть орудий в сторону тыла и открыть огонь по противнику. Пушки послушно загрохотали, но эффективность их стрельбы была очень мала. Дым от подбитых танков и самоходок застилал панораму наводчикам и они вели огонь большей частью наугад.

В этот самый момент, полковник Леонтьев предпринял попытку атаки позиций англичан в лоб, чем вызвал сильную панику в их рядах. Минные поля не позволили советским танкистам ворваться на оборонительные позиции противника и раздавить их. Два танка подорвалось на заложенных противником минах, но их наличие не смогло остановить советских танкистов. В этот момент, как нельзя лучше проявилось способность советских воинов, принимать самостоятельное решение в трудный момент.

Обнаружив перед собой препятствие в виде минных полей, часть танкистов остановилось и вступив в смертельную схватку с вражескими артиллеристами. Другие боевые экипажи, демонстрируя отличную проходимость своих машин, двинулись в атаку вдоль полосы прибоя. Ход был очень рискованный, но вполне оправданный. Счет времени шел на минуты и любая задержка могла стать роковой.

Возможность самостоятельно принимать важные решения показали в этот момент и подчиненные комбата Вагранова. Обнаружив брошенное хозяйство господина Столпенберга, они без раздумий развернули свои боевые трофеи в сторону противника и открыли огонь.

Не имея точных координатов, десантники били исключительно по площадям и результативность их была ниже средней. Однако их огонь усилил и без того сильную сумятицу среди канониров противника и подарил танкистам полковника Леонтьева несколько драгоценных минут, благодаря которым они одержали победу.

Сумев прорваться на батарею, советские танкисты быстро передавили боевые расчеты капитана Роджерса и занялись уничтожением самоходок Джойса. Занятые стрельбой по «тэшкам» Вагранова, они слишком поздно заметили новую для себя угрозу, за что и поплатились.

Солнце уже начало свой путь к закату, однако мирной тишине, ещё не было суждено воцариться в Фермопилах. Ровно через два часа как свыше трехсот пятидесяти англичан сдались на милость победителя и не дожидаясь полного разминирования дороги, танкисты полковника Леонтьева двинулись вперед, у берегов Фермопил появился новый персонаж. Это был итальянский крейсер «Евгений Савойский».

Опоздав к главным событиям у легендарного прохода, он все же внес свою лепту. Не зная точно место расположение британских сил, капитан крейсера прибег к простой логике. Зная из последних переговоров, что русские находятся по северную сторону прохода, он решил открыть огонь именно по ней. Посчитав, что в случаи ошибки британцы найдут способ известить его об этом. «Дружественный огонь» очень частое явление на войне и от него никто не застрахован. К тому же, капитан Конти не очень сильно любил своих новых хозяев.

Подойдя к берегу, крейсер принялся неторопливо обстреливать северные подходы к Фермопилам, давая британцам возможность обозначить свое присутствие. Носовые орудия крейсера лениво выплевывали в сторону берега своих 152 мм поросят, но никакой реакции на них не последовало, хотя присутствие людей на берегу, было хорошо видно в бинокль.

Никто не подавал обусловленный сигнал в две белых ракеты и не пытался связаться с крейсером на условной волне. Из чего Конти сделал вывод, что ведет обстрел русских и приказал усилить огонь.

К моменту прибытия «Савойского», советские танки с десантом на борту уже миновали Фермопилы, но оставались различные вспомогательные соединения, в том числе и бензовозы. Именно их, как самый ценный элемент, полковник Леонтьев приказал первыми перевести в безопасное место при первом появлении крейсера.

Благодаря вовремя поступившим сведениям из Лондона, итальянца, что называется ждали. Разведывательные самолеты внимательно патрулировали проливы Эвбеи, а на аэродроме под Ларисой находилась усиленная эскадрилья пикирующих бомбардировщиков ТУ-2 с истребительным прикрытием. По первому сигналу, они были готовы вылететь на перехват корабля противника.

Эскадрилья капитана Сумарокова появилась над Фермопилами в тот монет, когда «Савойский» принялся обрабатывать северное побережье по полной программе. В отряде полковника Леонтьева уже появились первые жертвы и он уже начал подумывать об отступлении когда появились «горбачи».

Многочисленные зенитные установки, а также грамотное маневрирование серьезно осложнили работу советским летчикам. Не имея практики бомбометания по морским целям, они не нанесли серьезного урона кораблю.

Большинство их бомб легло на разном удалении от бортов крейсера, перед его носом или позади кормы, засыпая британский трофей фонтами брызг и осколков. Всего лишь дважды корпус «Евгения Савойского» вздрогнул от прямого попадания. Первая бомба основательно исковеркала капитанский мостик, который вовремя успел покинуть Конти. Вторая же, разнесла в щепки левый борт крейсера в районе второй кормовой башни, повредив её поворотный механизм.

Казалось, что госпожа Судьба благоволит крейсеру, но упавшая под самой кормой бомба, полностью развеяла эту иллюзию. От её взрыва были повреждены рули, «Савойский» потерял возможность маневрировать и описывая циркуляции и со всего хода наскочил на прибрежную отмель.

Случись это в начале атаки или в её средине, судьба крейсера была бы предрешена, но к счастью для команды крейсера, это произошло во время последнего налета «тушек». Исчерпав свой запас бомб, они были вынуждены покинуть поле боя, дав на прощание по кораблю несколько очередей из пулеметов.

Убедившись, что самолеты противника улетели, капитан Конти занялся работой по снятию крейсера с мели, благо он задел её только носом. Одновременно, экипаж приступил к ремонту рулей. В том, что русские бомбардировщики постараются добить поврежденный корабль, ни у кого из моряков не было никакого сомнения.

Сомнений не было, но были совершенно противоположные взгляды на дальнейшие действия. Конти намеривался сняться с мели, починить рули и в зависимости от обстановки, либо уйти вдоль берега в Афины, либо продолжить блокаду Фермопил.

Действия капитана были просты и понятны. Перейдя на службу его величества Георга, он стремился заработать побольше очков, но у его старшего помощника Тано Карриди, было иное мнение. Уроженец Сицилии посчитал, что его служба на «Евгении Савойском» затянулась. Присяга данная им королю Виктору Эммануилу уже давно утратила свою силу, а рисковать своей жизнью ради британских интересов он не хотел.

Примерно такого же мнения была большая часть команды крейсера, которая не очень спешила с проведением спасательных работ. Поэтому когда между капитаном Конти энергично подгонявшего матросов словами и кулаками завязалась перепалка, Тано Карриди не раздумывая встал на сторону большинства.

Видя, что господин капитана занял непримиримую позицию, он применил простой, но весьма действенный аргумент. Вытащив из кармана пистолет, он разнес голову новому подданному Британской империи и прекратил всяческие дискуссии. Тело несговорчивого капитана было сброшено за борт, британский флаг был спущен с мачты и последовал вслед за Конти. Вместо него был поднят знак терпящего бедствия корабля и началась эвакуация.

Все кто был согласен с действиями старшего помощника, а таких оказалось абсолютное большинство, спустили шлюпки и вместе с незамысловатым скарбом съехали на берег. Там Тано Карриди быстро нашел понимание с представителем СМЕРШ полковником Климуком. Итальянцам были гарантированы все права лиц подвергшихся интернированию, а также было обещана отправка в Италию после завершения боевых действий в Греции.

Так итальянская эскадра господина Черчилля уменьшилась на одну боевую единицу, а тем временем, события в Центральной Греции развивались по нарастающей.

Полковник Фортескью по совершенно непонятным причинам не успел вовремя подставить свое плечо майору Мальзебару в сражении при Фермопилах. Согласно отчетам полковника, во время своего движения он испытывал постоянное противление и саботаж со стороны местных жителей. Правда злые языки утверждали, что все это противление было только на бумаге, а сам Фортескью просто боялся противника. Если это так, то эти страхи сожрали своего хозяина.

Находясь в одном дневном переходе от Фермопил, полковник узнал, что русские танки вторглись в Локриду и идут ему навстречу. Перед Фортескью возник выбор; навязать противнику встречный бой и попытаться отбросить его за Фермопилы или повернуть назад и отступить к Фивам, и дать бой используя выгодное положение местного рельефа. Фортескью выбрал второе, за что был подвергнут нещадной критики со стороны генерала Скоби.

— Идиот! Русские наверняка не успели перебросить через Фермопилы все свои силы! В худшем случаи батальон танков не более! Их было можно и нужно остановить! Хоть в горах, хотя на равнинах под Орхоменосом! — неистовал генерал отправляя Фортескью одну радиограмму за другой, но все было напрасно. Полковник неудержимо отступал к Фивам, объясняя свои действия агрессивным поведением греков. Скоби обрушивал на его голову очередную порцию праведного гнева, однако в глубине души признавал относительную правоту Фортескью. За последние дни, афиняне дважды закидывали камнями его машину, несмотря на присутствие конвоя.

Отношение к англичанам со стороны местного населения, стремительно ухудшалось и они ничего не могли с этим поделать. Одно дело когда ты имеешь дело со слабым противником которому можно заткнуть рот и совсем другое дело, когда у него возникает сильная защита.

Скоби очень надеялся на прибытие в Афины итальянских кораблей, чьи могучие орудия заставят местных бунтарей приутихнуть и восстановят статус кво. Обещанная Лондоном сила появилась в последних числах сентября, день в день с известием о разгроме полковника Фортескью под Фивами.

В распоряжении полковника Леонтьева было чуть больше батальона танков. Благодаря успешным действиям на Босфоре, командование смогло пополнить число десантников, перешедших в подчинение полковника. На аэродром Орхоменоса была переброшена неполная бригада, в вооружение которой входили и орудия малого калибра. Однако бригада не успевала за продвижением танков, не хватало транспортных средств.

Поэтому, при удачном стечении обстоятельств, полковник мог если не разбить, то серьезно затруднить продвижение советских танков. Основательно накрученный высоким начальством, Фортескью собрался дать русским «второе Ватерлоо», благо местный рельеф к этому очень благоприятствовал. Полковник лично руководил построением обороны, но в один момент все его намерения и начинания рухнули в один момент. То, чем он так хорошо прикрывал свое отступление, свершилось.

Греки действительно сопротивление Фортескью да ещё какое. Это было не кидание камней, мелкие кражи оружия солдат или протыкание колес у машин. В самый ответственный момент, фиванские греки напали на англичан с оружием в руках.

Конечно, у полковника хватало сил, чтобы подавить этот бунт, но к городу уже подходили советские танки и Фортескью запаниковал. Оказавшись между двух огней, он только дождался первого удара танков противника и тут же отдал приказ к отступлению.

К огромному счастью или возможно несчастью для Фортескью, русские танки наступали на Фивы имея последнюю заправку топливных баков. Поэтому они не смогли организовать полноценное преследование бегущего противника, ограничившись лишь обозначением движения в сторону Платей.

Стоит ли говорить, что разгром Фортескью под Фивами вверг англичан в сильное уныние. Все больше и больше людей стало открыто сравнивать нынешнее наступление русских с наступлением немцев в 1941 году и находили, что «ученики» действовали лучше своих «учителей». Поэтому, когда генералу Скоби доложили, что итальянских кораблей вошли на внешний рейд Пирея, то он возрадовался от получения столь целительного бальзама на свои кровоточащие раны.

Так как «Кай Дуилио» и «Джузеппе Гарибальди» прибыли в порт вечером, то встреча новых союзников была перенесена на следующий день. Соблюдая гостеприимство, генерал сначала пригласил капитанов и их помощников на обед и только потом стали обсуждать дела. Обе стороны уже успели обсудить положение в Греции и приступили к высказыванию предложений по дальнейшему сотрудничеству, как в кабинет генерала вбежал всклокоченный адъютант и сообщил ужасную вещь.

— Прибывшие в Пирей корабли подняли красные флаги! — выкрикнул он, затравленно озираясь то на капитанов, то на генерала.

— Что за ерунда! Быть того не может! Откуда у вас эти идиотские новости? — взревел Скоби вперив в бедолагу мощнейший взгляд ненависти, — что вы молчите? Я вас спрашиваю!

— Об этом мне только что доложил по телефону комендант Пирея. Он все ещё на проводе, сэр — испуганно пролепетал адъютант, ибо впервые видел генерала в таком гневе.

— Немедленно переключите телефон! Сейчас выясним, что это за красные флаги! — пророкотал Скоби и с треском захлопнул дверь своего кабинета. Злость душила англичанина, но он ничего не мог сделать против правды. Комендант порта полностью подтвердил слова сказанные адъютантом. На обоих кораблях были спущены британские и итальянские флаги, а вместо них поднят красный стяг. Кроме того, на крейсере и линкоре, была пробита боевая дробь и корабли навели стволы орудий на портовые строения.

От этой новости генералу стало плохо с сердцем. К нему был вызван врач и совещание было прервано на неопределенное время.

Что и говорить, удар со стороны Сталина был нанесен мастерски и очень точный. Опасаясь жульничества со стороны Черчилля относительно справедливого раздела кораблей итальянского флота, советский вождь по линии Коминтерна, приказал внедрить в экипажи больших кораблей коммунистов. Все они имели задание войти в контакт с экипажем корабля, завоевать среди простых моряков доверие и по сигналу из центра попытаться захватить корабль.

Объявленная англичанами в Таранто мобилизация итальянских моряков, очень облегчила задачу коммунистам. Легче всего обстояло дело с линкорами, где требовалось много людей. Почти на каждый из линкоров, удалось пристроить по два-три человека, которые сразу по выходу кораблей в море занялись агитацией.

С одной стороны работа была сложная и опасная, при малейшей угрозе агитаторов ждал арест и скорый суд на юте. Но вместе с тем, насильственно мобилизованные моряки охотно слушали шёпот пропагандистов, за спиной которых маячил сам Сталин. Чей авторитет среди простых итальянцев к этому моменту достиг огромных размеров.

Кроме экипаже линкоров, тайные помощники Сталина не оставили без внимания и крейсера, но там дело обстояло несколько хуже. Из-за меньшего числа вакансий, агитаторов удалось внедрить не везде и в неравномерном количестве. Так на крейсере «Джузеппе Гарибальди» агентов Коминтерна оказалось сразу трое. На крейсере «Дюке д, Аосте» агитатор был один, а на «Евгении Савойском» их не оказалось ни одного, что впрочем не помешало англичанам лишиться этого крейсера.

Совсем отвратительное положение было с «александрийскими линкорами». Сразу после сдачи в плен, эти новейшие корабли, как самая ценная часть добычи, были отведены англичанами в Египет и дотянуться до них, итальянские коммунисты никак не могли.

После прибытия в Пирей, воспользовавшись отплытия капитанов на берег, заговорщики стали действовать. Дождавшись, когда офицеры кораблей собрались за обедом в кают-кампании, вооруженные припрятанными пистолетами, бунтовщики изолировали их, но по разному. Если на «Джузеппе Гарибальди» офицеров просто связали, то на «Кай Дуилио», для наведения революционного порядка, коммунистам пришлось пустить в распыл, несколько особо рьяных и опасных офицеров.

Получив двойной удар судьбы, бедный генерал Скоби держался из последних сил, но едва только богиня Эос окрасила пурпуром небесные своды, последовал третий, роковой удар. Решив не изобретать велосипед, маршал Малиновский приказал высадить в районе Коринфа воздушный десант, как в свое время сделал фельдмаршал Лист.

Приказ командира Южной группы советских войск был успешно выполнен. Отход английских войск на Пелопоннес стал невозможен и образовался так называемый «аттический котел». К этому моменту генерал Манагаров закончил ликвидацию английской группировки войск под Александрополюсом и на Афины была брошена почти вся бомбардировочная авиация 5-й воздушной армии.

Известие о захвате Коринфа, по времени идеально совпало с первым налетом советской авиации. И хотя ущерб от этого налета был не очень большой, опасаясь попасть по мирным гражданам советские летчики били очень избирательно, сердце генерал Скоби не выдержало обрушившего на него позора и он умер. Скоропостижно и очень своевременно.

В сложившейся обстановке, вступивший во временное командование британскими войсками в Греции полковник Каннингем, отправил Уинстону Черчиллю радиограмму, с просьбой разрешить немедленную эвакуацию на Крит. Благо транспортные средства и малые корабли прикрытия для этого имелись.

«Железный боров» очень долго переваривал столь неудобоваримую пилюлю от госпожи Судьбы, но к концу дня был вынужден дать свое согласие. Меньше года назад, британские солдаты ступили на греческую землю, принеся её народу не мир и спокойствие, а горе и страдания. С благословления британского премьера началась гражданская война и вот теперь, англичанам пришлось самим испить горестную чашу.

Едва только британские войска стали отступать к портам Рафти и Рафинам, со всех крыш и чердаков, из-за угла и подворотни, по ним стали вести огонь. Иногда попав под обстрел, англичане останавливались и принимались прочесывать дома и строения пытаясь найти стрелков. Однако чаще, они ограничивались ответным огнем из пулеметов и пушек, стремясь побыстрее покинуть опасный участок дороги.

Желая избежать выстрелов в спину, покидая Афины, полковник Каннингем сумел заключить с местными греческими патриотами обоюдовыгодную сделку. Греки давали англичанам возможность спокойно покинуть столицу, в замен британцы передавали власть в городе именно им, а не сторонникам греческого короля.

Выгода от подобного соглашения была сомнительна, но не желая напрасных жертв среди гражданских лиц и разрушения города, греческие коммунисты согласились с полковником. Британцы без помех покинули Афины, но движение к восточному побережью Аттики не было спокойной прогулкой. Выпустив врага из столицы, греческие патриоты продолжали клевать бегущую лису.

Весь вечер и всю ночь, грузились сыны Британии на эсминцы, сторожевики, тральщики, баржи и прочие транспортные средства в Рафти и Рафинах. Всего, англичане смогли вывезти на Крит, чуть более одиннадцати тысяч человек. Все остальные либо погибли под бомбами советских самолетов или пушками и пулеметами танков генерала Кравченко, либо попали в плен.

Проявляя чудеса находчивости и сообразительности, главные силы соединились с отрядом полковника Леонтьева и мощным ударом сбросили англичан в Эгейское море. Естественно тех, кто не успел поднять руки, с кусками белой материи, в крепко стиснутом кулаке.

В день памяти святой Софии и трех её дочерей, танкисты Георгия Николаевича въехали в очищенные от врага Афины, где их приветствовали как настоящих героев-освободителей. Размахивая красными знаменами и оливковыми ветвями, греки радостно приветствовали советских воинов, точно так же, как их ранее приветствовала Прага, Вена, Белград и София.

Все это время, Уинстон Черчилль внимательно следил не только за судьбой Греции, но и в не меньшей, а можно сказать и большей степени, наблюдал за черноморскими проливами. Ради их удержания, британский премьер вскрыл свои стратегические запасы и отправил два итальянских линкора; «Литторио» и «Витторио Венето». Два главных бриллианта, своих итальянских трофеев.

Для их прикрытия генерал Скоби бросил всю свою авиацию, в ущерб интересам английских войск в центральной Греции. Истребители встретили линкоры на южных подступах Крита, а бомбардировочная авиация расчищала им дорогу от всяких подозрительных объектов. Обжегшись с потерями британского флота в Северном море, опасаясь, что русские лодки смогут напасть на его линкоры и даже потопить их, Черчилль энергично дул на воду.

Со столь внушительным эскортом линкоры дошагали до Измира, в порту которого сделали краткосрочную стоянку. На скорую руку пополнив запасы воды и получив благословение турецких властей на войну с русскими, линкоры двинулись к Лесбосу, а затем стали вползать в Дарданеллы.

Ввиду того, что к этому моменту британские самолеты уже не могли использовать греческие аэродромы по причине их утраты, Анкара любезно разрешила им пользоваться своими, в районе Бурсы.

Появление линкоров в Мраморном море, по мнению Черчилля должно было застать советское командование врасплох. Трезво оценивая боеспособность Черноморского флота, британский премьер надеялся повторить успех 1878 года, когда появление английских броненосцев в Мраморном море заставило русского царя отступить от Стамбула. Планы у отпрыска герцога Мальборо были наполеоновские, их свела на нет советская разведка. Получив сообщение из Москвы, маршал Малиновский, что называется ждал «гостей» во всеоружии.

Линкоры были засечены ещё на подходе к Дарданеллам. Британцы успели сбить наблюдателя прежде чем он успел сообщить о своем открытии, но даже пропажа самолета, стало своеобразным сигналом. Обеспокоенное пропажей наблюдателя, командование послало ещё одного, на этот раз под прикрытием пары истребителей.

Корабли противника были обнаружены воздушной разведкой на подходе к Гелиболу. Британцы вновь сбили наблюдателя и его сопровождение, но летчики успели передать важное известие. В воздух сразу же было поднято всё, что могло летать и двигаться, и на траверсе островов Мармара, две враждующие силы встретились.

Из-за трудностей связанных с перебазированием на аэродром Бурсы число английских истребителей заметно уменьшилось, но те кто остались, вели линкоры плотно, оберегая их как зеницу ока. Едва только советские «лавочкины» и «кобры» обозначили свое присутствие, как британские летчики вступили с ними в бой, несмотря на то, что немного уступали им в численности.

И завязалась над хмурыми водами моря смертельная схватка. Закрутилась неистовая карусель, в которой всё решалось за какие-то секунды и мгновения, где счастливчик получал главный приз жизнь, а неудачник безжалостно сбрасывался с блистательных высот вниз.

Идущие первыми, советские истребители привычно навязали британским джентльменам бой «равных с равными» и оттянув их сторону, открыли дорогу идущим следом бомбардировщикам.

Зная какой солидный куш сулит грядущее сражение, командование 5-й воздушной армии бросило на линкоры всё, что только можно было бросить, не в ущерб общей обстановке на фронте. В этот момент объединенные советско-болгарские войска взламывали турецкую оборону на подступах к Галлиполи.

Большое число «пешек», «тушек» и «бостонов» обрушилось на итальянские линкоры, но даже лишившись воздушного прикрытия, они не были легкой добычей.

Наряду с англичанами и немцами, итальянские верфи хорошо наладили производство морских судов различных типов от линкоров до миноносцев. У всех у них, вместе с главным калибром имелась хорошая зенитная артиллерия, которая делала итальянские корабли схожими с хищницей росомахой. При небольших размерах, она могла не только больно укусить своими острыми зубами, но и нанести смертельный удар.

У итальянских линкоров зенитная артиллерия была на высоком уровне. Не один и не два советских самолета были сбиты свинцовым веером очередей и объятые пламенем рухнули в морские просторы. Не одна и не две машины получили повреждения, которые не позволили им в этот день взлететь ещё раз. Среди общего числа пилотов сидящих за штурвалами самолетов, были и такие, кто испугался вида плотного зенитного огня и сбросил свои бомбы и торпеды не точно на цель, а лишь только в её сторону. Все было в этот день, однако смелость и отвага советских пилотов смогли склонить чашу весов в свою строну.

С первых минут боя, русским очень повезло. Воспользовавшись тем, что увлекшись отражением атак «пешек» и «тушек», зенитчики линкора «Литторио» проморгали «бостон», ведомый гвардии капитаном Каплуновым. Приблизившись к кораблю на расстояния атаки, он сбросил торпеду, целясь под кормовую башню.

Поздно заметив слет от летящей на линкор торпеды, капитан попытался подставить под удар бронированный борт, но маневр не удался. Торпеда попала в корму, серьезно повредила рулевое управление и винты корабля. Скорость линкора моментально упала и он превратился в плавучую мишень.

Обрадованные этим фактом, советские бомбардировщики дружно навалились на «Литторио», но не смогли воспользоваться свалившейся им удачей. Бомбы падающие с самолетов привели к молчанию орудия носовой башни главного калибра, повредили одну из труб, вызвали пожар в районе капитанского мостика и более ничего.

От близких разрывов бомб лопнули сварочные швы, в бортах появилась течь, но линкор уверенно держался на плаву. Словно извиняясь перед экипажем корабля, Судьба ревностно отводила от экипажа «Литторио» любую угрозу. Азартно очищая свои погреба, зенитчики отражали одну атаку самолетов противника за другой, но на 31 минуте боя везение закончилось.

Достойно выдержав удары бомб, линкор оказался беззащитен против торпеды сброшенной «бостоном» лейтенант Кванторишвили. В результате её попадания произошло затопление погребов носовой башни. Корабль принял свыше трех тысяч тонн воды и дал крен на поврежденный борт.

Быстрое затопление противоположного борта позволило избежать опрокидывание линкора, но не облегчало его общего положения. В сложившейся ситуации, капитан линкора Эмилио Данот посчитал лучшим выходом выброситься на берег вблизи острова Мармара. Находившийся на борту корабля британский представитель бурно протестовал против этого решения капитана, требуя затопить линкор, чтобы он не достался русским.

В тесном пространстве боевой рубки завязался яростный спор, который был разрешен сильным ударом кулака младшего офицера Джованни Мауро. Линкор выбросился на берег и экипаж смог покинуть свой корабль.

По схожей схеме развивались события вокруг второго итальянского линкора «Витторио Венето». Главными героями этого сражения вновь стали «бостоны» сумевшие всадить борта линкора две торпеды. От полученных повреждений корабль основательно просел и как не пытался капитан выровнять крен, в полной мере это ему не удалось.

После обмена радиограмм с Бургосом, находившиеся на борту линкора, британские представители приняли решение вести корабль в Бандарма, ближайший турецкий порт. Для прикрытия отхода «Витторио» в воздух были подняты все истребители, какие только были в Бургосе, как английские, так и турецкие.

Получив новый приказ, отчаянно дымя трубами, линкор стал огибать остров Мармар держа курс на зюйд-ост, к спасительному турецкому берегу. Там в случаи крайней необходимости можно было приткнуться на мелководье и при поддержке истребителей отбиться от пикировщиков противника, ещё не успевших истратить свой бомбовый запас.

Чтобы не допустить подобного исхода боя, у советских бомбардировщиков атаковавших линкор оставалось чуть больше двадцати минут и они справились с этой задачей.

Невзирая на яростный зенитный огонь линкора, они набросились на поврежденный корабль подобно охотничьим собакам, которыми травят раненого во время облавы лося или кабана. Бомбы градом сыпались с небес на гордость итальянского флота, безжалостно разнося в клочья его могучий корпус, сильно накренившегося над поверхностью моря.

Какой ущерб они нанесли кораблю неизвестно, но на шестнадцатой минуте интенсивной бомбежки, «Витторио» стал стремительно тонуть. Прошло всего девять минут и морские волны поглотили корабль, едва-едва прикрыв его мачту.

Эксперты, изучавшие потом этот бой, так и не смогли прийти к единогласному мнению, относительно причин быстрой гибели линкора. Часть из них была склонна считать, что корабль затонул из-за открытия экипажем кингстонов.

Подтвердить или опровергнуть эту версию могли только водолазы, но это было делом далекого прошлого. На этот момент было куда важнее, что новая дарданелльская операция британского премьера потерпела провал и его главный козырь на дестабилизацию черноморских проливов провалилась.