Оперативная деятельность и вопросы конспирации в работе спецслужб Т. 2

Этика сотрудничества

«Вечером Релинк вызвал к себе агента по кличке «Беглец». Допрос «Беглеца» продолжался менее часа. Релинк прекратил его, чувствуя брезгливую неприязнь к агенту, что ему захотелось быстрее поехать домой и принять горячую ванну».

«Это вы хорошо сказали, Вячеслав Рудольфович. Нам нужны в ЧК только настоящие коммунисты. Владимир Ильич мне как-то говорил, что хорошим чекистом может быть только хороший коммунист. Да не все коммунисты соглашаются к нам идти. Кое-кто считает нашу работу грязной и боится испачкаться». Наша работа сейчас самая необходимая. И не всякий, конечно, за эту работу возьмется. Но и не всякому эту работу можно поручить. Она по плечу только самым стойким, самым убежденным, кристально чистым, иначе грязь, с которой приходится возиться, может прилипнуть» (Ф.Э.Дзержинский).

«Другие глаза — тоже голубые, но мутные, бегающие, блудливые — глаза агента охранки примечают все вокруг».

«Провокация, это коварное и гнусное оружие, создающее жертвы, было возведено в постоянную систему, во-первых, для того, чтобы придать видимость законности репрессивным мерам, во-вторых, для того, чтобы разузнать и карать мнения отдельных лиц или масс».

«Что касается провокаторов, то их использование ФБР — это наиболее отвратительное издевательство над правами человека».

«Поскольку величина вознаграждения зависит от «инициативы» секретного агента, некоторые из них устанавливают своеобразные рекорды в оговорах невинных людей».

«Пользуясь определением Лопатина, мы заглядываем в «архивы людской гнусности», сталкиваемся с предателями и провокаторами».

«По ночам бесшумно отворяются двери, ведущие в общий коридор. Кто-то торопливыми шагами направляется в одну из камер и остается там по часу, по два. Не утешитель ли явился? Нет, здесь нет места добру, здесь рыщут шакалы и гиены — сюда является представитель известного учреждения, и горе человеку, к которому направляются его шаги. Человек этот уже не принадлежит самому себе, он уже совершил запродажу своей совести, своего доброго имени, жизни друзей и знакомых. Покупщик явился за своей добычей».

«Его побег был мнимым; его освободила полиция, чтобы замаскировать его предательство, и, начав с измены, он сделался провокатором, чтобы, вовлекая в революционное движение десятки новых людей, отдавать их тайно в руки правительства. Испытать такую измену — значило испытать ни с чем несравнимое несчастье, уносящее моральную красоту людей, красоту революции и самой жизни».

«Предатель, предавая, случается, сохраняет некую цельность натуры — гнусную, но цельность. Провокатор, провоцируя, раздвоен и переменчив. Иногда он достигает той изощренной искренности, когда и сам-то вроде бы верит себе и в себя; ему ведомы лжепереживания, будто он и вправду рискует, и вправду болеет за революционное дело. Все это замешано на паучьем сладострастье, на почти истерическом упоении собственным «я», на нервическом удовольствии от своей изворотливости, на своем умении быть тонким психологом».

«Весьма вероятно, провокация претила юридическому мышлению Лопухина, как она претила его бывшему начальнику, министру юстиции Н.В.Муравьеву, который еще в 1895 году официально заявил о «неприличии провокации».

«Изобличение провокаций Лопатин не отождествлял с увлекательной разгадкой ребусов. Его не прельщало рассмотрение грязного исподнего».

«Баглай подбирал их по своему образу и подобию. Какие-нибудь тупорылые шавки, от которых на километр разит предательством».

«Сегодня опять был у меня полковник. Во время этого непродолжительного разговора я чувствовал, что по мне как бы ползет змея, осматривает меня и ищет, за что зацепиться, чтобы овладеть мной. Я не опасался, что не выдержу этого испытания. Я чувствовал только физическое отвращение и испытывал ощущение, обыкновенно предшествующее рвоте…

Я почувствовал на себе грязь, человеческую грязь» (Ф.Э. Дзержинский).

«Я всегда считала назойливое любопытство к личной тайне одним из самых уродливых человеческих пороков».

«Судьба послала ему темную долю: быть частью самой презираемой группы человечества в мире — стукачей».

«Поллер презирал людей, услугами которых пользовался. С удовольствием разделался бы с ними, если бы кому-то удалось их разоблачить как агентов гестапо или они оказались бы уже бесполезными для него».

«Презренная фигура платного осведомителя проникла сегодня в университетские городки и студенческие общежития».

«Я должен вам сказать, товарищ, что в нашей институтской среде и позже, в среде инженеров, фискальничание или доносительство всегда считались и считаются одним из мерзейших пороков человека».

«Товарищи социал-демократы ограничиваются тем, что оповещают в своей прессе о провокаторстве открытого ими агента охранки и предупреждают остальных от общения с выродком».

«Черт с ним, ваше превосходительство. Убили, — значит, поделом. Не умел работать — и провалился. А провокаторов нам с вами защищать не положено».

«Быть доносчиком — слишком подло для офицера».