Глава 2

Дронго положил газету на столик перед собой, поднялся. У незнакомки были красивые глаза, ровные, правильные черты лица. Волосы аккуратно уложены.

– Простите, вы меня о чем-то спросили?

– Про господина Зингермана, – сказала женщина, – я не ошиблась? Это был он?

– Нет, вы не ошиблись. Это был именно он. Вы с ним знакомы?

– Нет, – улыбнулась женщина, – извините, что я вас побеспокоила. Я представитель компании «Тиффани» во Франции и хорошо знаю его родственников, которые обосновались в Париже и Ницце. А с господином Зингерманом, который возглавляет их семейное предприятие в Антверпене, я лично незнакома, хотя много слышала о нем от его родственников. Жаль, что я не подошла к вам. Просто меня несколько смутил его наряд ортодоксального еврея. Ведь его родственники во Франции очень даже светские люди.

– Вы считаете, что его одежда свидетельствует об обратном? – усмехнулся Дронго.

– Ни в коем случае, – возразила незнакомка, – просто я ожидала увидеть несколько другого человека. Но услышала, как вы назвали его по фамилии, и поняла, что это именно тот Зингерман, о котором я подумала. Он удивительно похож на своего двоюродного брата из Парижа.

– Вы, очевидно, только недавно стали представителем компании «Тиффани»? – предположил Дронго.

– Как вы догадались? – удивилась женщина.

– Если бы вы работали давно, то вы бы наверняка знали, как именно выглядит и одевается Зингерман. Но вы, зная его кузена, ни разу не видели самого Зингермана и даже не представляли, как он одевается.

– Верно, – согласилась женщина, – извините, что я не представилась. Меня зовут Мадлен Броучек. Вот моя визитная карточка. – Она протянула белую карточку с логотипом известной ювелирной фирмы.

– Меня обычно называют Дронго, – пробормотал он.

Она замерла. Недоверчиво взглянула на своего собеседника.

– Вы шутите? – спросила Мадлен.

– Я не совсем вас понимаю, – признался Дронго, – или вы обо мне слышали?

– Вы тот самый эксперт, который в восьмидесятые сумел ограбить ювелирный магазин Зингермана в Париже? – изумленно уточнила госпожа Броучек.

– Вы об этом тоже слышали? Странно, но за сегодняшний день уже второй человек напоминает мне об этом забытом случае.

– Как это забытом? – почти восторженно сказала она. – Об этом преступлении до сих пор говорят во всех ювелирных магазинах мира. Это было просто гениально. Позвонить от имени комиссара полиции и попросить не оказывать сопротивления грабителям, так как магазин находится под контролем и оба преступника будут арестованы, как только выйдут с награбленным. Представляю, как радовались сотрудники магазина, предвкушая арест грабителей! А те благополучно уехали. Просто потрясающее ограбление. Неужели это действительно были вы?

– Кажется, да, – кивнул Дронго. – Может, мы присядем?

– С удовольствием, – согласилась она, – я даже не могла представить себе, что когда-нибудь познакомлюсь с таким легендарным человеком, как вы.

– Это в основном за счет разных слухов, – пробормотал Дронго. Ему не хотелось признаваться самому себе, что подобная восторженность молодой женщины была ему приятна.

В конце вагона появился разносчик кофе, чая, различных напитков и сэндвичей с тележкой. Сидевшие в другом конце вагона Гиттенс и его спутник попросили для себя кофе. Чуть ближе сидела незнакомая пара молодых женщин, которые, отказавшись от кофе, взяли себе минеральную воду. Рыжеволосый попросил дать ему чай. Говорившие по-русски Геннадий и Эльвина, сидевшие ближе других, тоже взяли для себя кофе. Тележку подкатили ближе, и Дронго спросил у своей собеседницы, что из напитков она желает. Мадлен Броучек выбрала апельсиновый сок. Он попросил воду без газа.

– Неужели действительно вы тот самый эксперт? – не могла успокоиться Мадлен. – Это просто невероятно. Я столько о вас слышала. У меня есть знакомая журналистка, которая столько про вас рассказывала. Она из Праги и однажды даже брала интервью у вас. Тогда вы ее поразили.

– Я понял по вашей фамилии, что вы родом из Чехии, – кивнул Дронго.

– Как только моим родителям разрешили официально покинуть тогда еще Чехословакию, они уехали сначала в Германию, потом во Францию.

– Они были ювелирами? Или имели отношение к этому бизнесу?

– Это догадка или интуиция? – спросила Мадлен.

– Ни то, ни другое. Судя по возрасту, вам не больше тридцати. А вы уже представитель одной из самых известных и консервативных фирм в мире. И в такой стране, как Франция. Извините, но даже с выдающимися способностями такие места не занимают без особой протекции. И тем более без нужных родственных связей. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Мой отец работал в нашем Министерстве торговли, а потом торговым атташе в Австрии и Германии, где у него было много друзей. А когда мы переехали в Мюнхен, он стал сотрудничать с известными ювелирными фирмами. И даже стал одним из представителей компании «Де Бирс» в Африке. Ну, а потом они начали сотрудничать с «Тиффани», и я тоже пошла по стопам отца. Хотя надеюсь, что меня все-таки утвердили из-за моей работоспособности и репутации, а не только благодаря родственным связям…

– Не сомневаюсь в вашей деловой хватке, – согласился Дронго, – судя по тому, как вы сами подошли ко мне, я понял, что вы достаточно смелый и независимый человек.

– Что еще вы поняли? – поинтересовалась Мадлен.

– Судя по кольцу, вы замужем, – предположил Дронго, – притом интересно, что ваше обручальное кольцо из белого золота как раз от фирмы «Де Бирс». Очевидно, ваш супруг решил сделать вам подарок, учитывая место работы вашего отца. Возможно, они даже знакомы…

– Все правильно, – улыбнулась она, – они работают вместе.

– Достаточно взглянуть на ваш багаж, чтобы оценить степень вашего состояния, – продолжал Дронго, – даже в некоторых деталях. Платок на вашей шее от «Эрме», ваш багаж от самой известной французской фирмы. Не буду перечислять все детали, которые выдают, с одной стороны, ваш изысканный вкус, а с другой – вашу обеспеченность. Вместе с тем вы достаточно независимый, сильный, уверенный в себе человек. Судя по тому, что вы едете из Антверпена в Брюгге на поезде, я могу судить, что вы либо не любите сидеть за рулем, либо в вашей недавней жизни что-то произошло. На левой руке у вас есть шрам, на который я обратил внимание. Шрам достаточно свежий. Возможно, вы попали в автомобильную аварию, когда управляли машиной. И попали в аварию в Европе, где управляли правой рукой, повредив левую.

– Да, – почти весело согласилась Мадлен, – это было в прошлом году. На меня вылетел грузовик, и я чудом увернулась, содрав кожу с пальцев левой руки. С тех пор не люблю сидеть за рулем. Предпочитаю, чтобы меня возили другие. Неужели вы действительно об этом сейчас догадались. Или вы что-то знали раньше?

– Я впервые в жизни услышал вашу фамилию, – сказал Дронго. – Теперь насчет фамилии. Вы сохранили фамилию своего отца, хотя и вышли замуж. Отсюда вывод – ваш отец достаточно известная фигура в ювелирном бизнесе и вам было выгодно сохранить эту фамилию. Очевидно, ваш супруг не возражал против сохранения вашей фамилии. С одной стороны, это характерно для очень независимых женщин, самостоятельно зарабатывающих себе на жизнь и успевших зарекомендовать себя до замужества, состоявшихся в своем бизнесе или на работе. А с другой, – извините за откровенность, некоторая отстраненность от вашего нынешнего супруга, при котором вы все-таки сохраняете свою фамилию, не решаясь брать фамилию мужа. Очевидно, брак был во многом не столько в силу бурных чувств, сколько по трезвому расчету.

Она покачала головой, но никак не прокомментировала его слова.

– Я мог бы подумать, что детей у вас нет, – сказал Дронго, – но когда вы доставали свои вещи, зазвонил ваш телефон, и я случайно увидел на панели фотографию ребенка. Значит, у вас есть маленький ребенок, чью фотографию вы разместили на своем телефоне.

– Верно, – рассмеялась Мадлен, – моей дочери три года.

– Значит, вы вышли замуж примерно четыре или пять лет назад.

– Четыре года, – тихо сообщила она, – мне было тогда двадцать четыре. Отец считал, что мне пора выходить замуж, и рекомендовал своего сотрудника, который был гражданином Германии. Из очень известной аристократической семьи. Его родители тоже мечтали о нашем браке. Вы правы, господин эксперт. Это был брак по взаимному согласию и расчету. Хотя он человек положительный, выдержанный, воспитанный, и мне не в чем его упрекнуть. Любая женщина мечтала бы иметь такого супруга…

Она замолчала. Сидевший рядом с еврокомиссаром темноволосый незнакомец достал из кармана телефон и о чем-то громко спросил. Дронго услышал, на каком языке говорит собеседник Гиттенса. Очевидно, он разговаривал с кем-то из своих родственников. Он увидел, как обе молодые женщины, сидевшие вместе, услышав голос незнакомца, повернулись в его сторону. Рыжеволосый тоже поднял голову, но почти сразу уткнулся в свой ноутбук, который он успел до этого вытащить. Только пара, говорившая по-русски, продолжала негромко о чем-то спорить.

– Я думала, что такие эксперты, как вы, бывают только в кино или в книгах, – призналась после некоторого молчания Мадлен, – чтобы обращать внимание на такие мелочи, как мой шрам на левой руке, фотография ребенка в моем телефоне или мое кольцо. Вы действительно интересный человек, господин Дронго, и все, что про вас говорили, соответствует действительности.

– Люди обычно невнимательны к деталям, – пробормотал Дронго, – не обращают внимания на очень характерные черты своих собеседников, не замечают интонаций в голосе, другие детали одежды или багажа. Можно очень многое узнать даже по внешнему виду человека.

– Теперь вижу, что это правда, – согласилась Мадлен, – вы тоже едете в Брюгге?

– Да. Там должна состояться конференция по вопросам развития Евросоюза с европейскими странами, не входящими в его состав, – сообщил Дронго, – думаю, что я задержусь в городе только на два дня. А вы тоже направляетесь в Брюгге?

– У нас встреча региональных представителей, – сообщила она. – Где вы собираетесь остановиться?

– Кажется, забронировали номер в отеле «Кемпински», – вспомнил Дронго.

– Разумеется, – улыбнулась госпожа Броучек, – ведь это лучший отель в городе. Вы бывали раньше в Брюгге?

– Два раза бывал.

– Я тоже была там два раза. Говорят, что все должно быть по три раза. У русских есть даже такая пословица: «Бог любит троицу». Думаю, что вы должны понимать по-русски.

– А вы говорите по-русски?

– Конечно. У меня мать наполовину украинка. И она учила меня русскому и украинскому языкам. Хотя иногда я их путаю.

– И еще вы знаете чешский, английский, немецкий и французский. – Он не спрашивал. Он утверждал.

– Это тоже дедукция или интуиция? – рассмеялась она.

– Просто расчет. Со мной вы говорите по-английски, чешский вы могли знать как язык вашей семьи. Много лет прожили в Германии и должны были понимать немецкий, а без французского вас бы не сделали представителем фирмы в этой стране. Или я не прав?

– Абсолютно правы. – Она прикусила губу.

В вагон поднялись двое молодых журналистов. Первый был Элиа Морзоне, а второй, более коренастый, плотный, с характерным разрезом азиатских глаз и широким лицом, был, очевидно, его напарник Рамас Хмайн. Они поднялись по лестнице с той стороны, где сидел Дронго и его спутница, сразу подходя к ним.

– Здравствуйте, господин эксперт, – усмехнулся Рамас, – как хорошо, что вы едете вместе с нами. У нас полно времени.

– Что вы думаете о предстоящей конференции? – сразу поддержал своего друга Морзоне, не давая времени на ответ.

– Я сейчас нахожусь в поезде и беседую с представителем европейского агентства по развитию, – показал Дронго на сидевшую рядом Мадлен, – мы как раз обсуждаем эти вопросы. Может, вы разрешите нам закончить наш разговор?

– Да, конечно, – согласился Морзоне и сразу обратился к Мадлен Броучек:

– Что думаете вы по поводу этой конференции? Нам интересно будет узнать ваше мнение.

Дронго уже собирался ответить за свою собеседницу, когда она остановила его жестом руки.

– Наш разговор носит конфиденциальный характер, господин журналист, – пояснила Мадлен, – и я не вправе его комментировать, пока не начнется сама конференция. Надеюсь, что вы понимаете нашу позицию.

– Тогда пообещайте, что дадите нам эксклюзивное интервью сразу после завершения конференции, – потребовал Морзоне.

– Разумеется, – согласилась Мадлен, с трудом сдерживая смех, – я дам интервью только для вас двоих.

Оба согласно кивнули, направляясь к еврокомиссару. Мадлен весело взглянула на Дронго.

– Вы еще и актриса, – негромко произнес он.

– Просто хотела вам подыграть, – призналась она, – это было достаточно интересно. Ненавижу таких наглых журналистов, которые считают, что им все позволено.

– Большинство журналистов полагают, что имеют право бесцеремонно копаться в жизни других людей, – заметил Дронго, – тем более такие, как эти. У Морзоне отвратительная репутация.

– Теперь буду знать.

– Но вы отлично мне подыграли. Спасибо.

Оба улыбнулись друг другу. Морзоне и Хмайн подошли к еврокомиссару и его спутнику. Судя по тому, как голоса говоривших становились все громче, Гиттенс и его собеседник категорически отказывались от любых интервью, тогда как журналисты настаивали. В какой-то момент сидевший рядом с еврокомиссаром его спутник просто громко и решительно потребовал оставить их в покое, когда Морзоне пробормотал какую-то гадость, попытавшись снять обоих собеседников на свой телефон. Реакция неизвестного мужчины была мгновенной. Он вскочил и оттолкнул от себя журналиста. Тот упал на пол, и телефон, выпав из его рук, ударился о ручку кресла, разбившись. Морзоне пробормотал проклятье.

– Это переходит всякие границы, – строго произнес Гиттенс, – уходите, господа журналисты.

– Какой мерзавец, – заметила Мадлен.

Морзоне, забрав свой телефон и бормоча какие-то ругательства, сошел с другой стороны вагона. Следом за ним удалился и Рамас Хмайн. Гиттенс недовольно пожал плечами. Было очевидно, что подобные журналисты просто доставали его своими бесконечными вопросами.

– Достаточно посмотреть на этого типа, чтобы все о нем понять, – сказал Дронго.

– Похоже, вы правы, – согласилась Мадлен, – здесь было слишком просто и ясно. Можно я задам вам еще один вопрос?

– Конечно.

– Как вы считаете, как именно я отношусь к вам? Ведь мы познакомились только сейчас. Или этого вы не сможете сказать?

– Смогу, – ответил Дронго, – думаю, что смогу.

Она с интересом взглянула на него.

– Не знаю почему, но я сумел вам понравиться, – спокойно сказал эксперт. – Более того, очевидно, что моя биография и тот забавный инцидент в Париже произвели на вас очень сильное впечатление. Как и наш сегодняшний разговор. Чем я могу только гордиться. Вызвать интерес у такой красивой и образованной женщины, как вы, не каждому по силам…

Она прикусила губу. Молчала. Пять секунд. Десять. Двадцать. И только затем произнесла:

– Это правда. Ваши наблюдения верны и на этот раз. Вы, как всегда, сказали все правильно.

Загрузка...